Оказывается, распрощаться очень просто, — надо лишь соскользнуть в воду с форштевня, с письмом Генерал-капитана под жилетом и с зашитым в воротник свернутым трубкой Наставлением о мерах по спасению на тот случай, если вдруг на полпути забудешь, как устроить жилье в ковчеге. Но нигде не видно плавучих обломков, не говоря уже о поплавках. Потому что корабли уходят все дальше и дальше… Да ты слушаешь ли?

— Да, слушаю, только у тебя опять все перепуталось. Никуда корабль не уходит он стоит на якоре, это мы плывем куда-то, носимся по волнам, вцепившись в пустой бочонок из-под вина, в котором нет места двоим. Значит, одному из нас суждено утонуть, тому, кто до сих пор не знает, что надо сложить перед собой ладони и то разводить, то сводить руки и ноги, пока не достигнешь спасительного пролива.

— Брось! Ты же рассуждаешь в точности, как наша сестра и как епископ. Это всего лишь небольшая прогулка, через несколько часов вернемся домой. Я уже ясно вижу огни города, нашего Гамбурга, «Звезды севера», дальше там — туннель, а вот и Институт рыбного хозяйства, а в самом центре ярко светится Опера, идет пятый акт, последняя сцена, гремит хор домоседов и заик, мелькают свежевыглаженные платочки, матери выхватывают из рук наши грязные рубахи, с гордо поднятой головой они понесут их стирать. А мы смотрим в глаза матери и на ее губы, мы же вернулись и обещаем, что никогда больше не уедем из дома. Наконец мы решаемся рассказать о том, что земля круглая, но, прежде чем начнем врать, мы устало привалимся к стене и слова заструятся как песок или соль. Чего уж там, лучше отнесите нас наверх, счастливых и мокрых, дайте нам наконец поспать, но мы шапку не снимем, чтобы никто не увидел, какие длинные у нас уши — одним ухом мы накроемся, как одеялом. А во сне будем говорить, говорить, говорить, слова польются потоком, и мы расскажем обо всем без утайки, но только не будите нас до утра, потому что при виде чужаков мы вскакиваем в испуге и с визгом бросаемся наутек.