Посвящается Валерию Гридасову

Вы ошибаетесь, если думаете, что Будо -

это средство стать сильным и побеждать всех врагов.

Для истинного Будо нет ни противников, ни врагов.

Истинное Будо - это быть одному со вселенной.

                                                  (Морихей Уесиба)

На фото – основатель Кёкусинкай Каратэ-до Масутатсу Ояма

 

От редактора

Выход в свет этой книги представляет собой явление знаковое. Особенно символично, что издание увидит свет на рубеже веков и тысячелетий.

В середине девяностых годов мне довелось на семинаре услышать слова одного из самых авторитетных мировых преподавателей айкидо, которые запали в память. Он говорил, что потрясён тем, как Россия за восемь лет достигла того уровня подготовки спортсменов, на который Европе понадобилось тридцать. Эта книга свидетельствует о том, что сейчас наша страна в области развития единоборств находится на мировом уровне.

Впервые выходит в свет сочинение отечественного автора, представляющее собой плод личного опыта. Почти четвертьвековой стаж собственных занятий и пятнадцатилетний опыт преподавательской деятельности позволяют В. Хореву делать выводы и формулировать закономерности, общие практически для всех видов восточных единоборств. Очень важно то, что в богатом жизненными ситуациями материале присутствует уникальный опыт именно нашей страны.

Многие из читателей даже не представляют, сколь рискованным были в советские годы соприкосновение с культурой стран Дальнего Востока и занятия единоборствами. Юридическое запрещение преподавания карате и других единоборств в 1982-1987 гг. сломало судьбу многих талантливых спортсменов. К этому надо прибавить и широко известную закрытость советского общества, когда учебный материал собирался по крупицам, из «самизда-товских» перепечаток и личного общения. Когда и помыслить о прямой передаче опыта от учителя было смелой мечтой, а рассказы о «подпольном» семинаре заезжего японца (китайца) годами пересказывались ученикам, обрастая многочисленными подробностями. Когда в любой момент тренировка могла прерваться визитом милиции и разбирательством с далеко идущими последствиями. Когда за «незаконное преподавание карате» можно было получить реальный тюремный срок, а «законного преподавания» в природе не существовало.

Понятно, что развитие единоборств в этих условиях изобиловало такими изгибами судьбы, которые трудно и представить. Прибавьте к этому ещё и очень своеобразную ментальность российского народа, и станет ясно: ценность опыта нашего отечественного мастера трудно переоценить.

Большим достоинством книги является тот слегка ироничный и по-настоящему литературный язык, которым она написана. Этим она выгодно отличается от тех гибридов комикса и армейского устава, которыми изобилуют полки книжных магазинов.

Интересной особенностью, которую, наверное, до конца не осознал и сам автор, является само построение

книги, когда в духе китайцев и японцев всеобщее выводится из единичного, а общее – из частных примеров. Эта особенность изложения так образно иллюстрирует дзэнское мышление, что для меня уже является гарантией подлинного мастерства автора.

В. Хорев приводит прекрасный материал по технологии изготовления традиционного оружия окинавского кобудо, точно выверенные словари терминологии и методические материалы. До своего типографского воплощения многие главы книги очень активно обсуждались в среде единоборцев, а их ксерокопии зачитывались до дыр. Даже те, кто никогда не интересовался собственно кобудо, находили в тексте массу точных и полезных указаний, которые воплощали в своих тренировочных занятиях. Книга посвящена живому искусству, освещает самые важные его аспекты, которые обычно опускаются другими авторами из-за сложности изложения, и свободна от мифов и «школьных легенд». Это – ещё одно её достоинство.

Хочется ещё раз повторить, что эта книга безусловно необходима тем, кто во всём хочет «дойти до самой сути».

М. Ингерлейб, президент спортивного клуба единоборств «Молодой лев» г. Ростов-на-Дону

 

Предисловие автора

Скрипи, мое перо,

мой коготок, мой посох,

Не подгоняй сих строк,

забуксовав в отбросах.

Эпоха на колесах

нас не догонит, босых… (И. Бродский)

Кто позволил себе эту дьявольскую шутку?

Схватить его и сорвать с него маску, чтобы мы знали, кого повесить поутру на крепостной стене!

(Эдгар По,«Маска Красной смерти»)

Перед вами не исторический обзор и, тем более, не учебник. К счастью, сегодня на книжных полках магазинов имеется полное изобилие и тех, и других. Но мне никак не удавалось одной короткой фразой определить -о чем, собственно, эта книга. И лишь в самом конце работы стало ясно, что она целиком посвящена тонкостям и мелочам боевого искусства, тем самым тонкостям, которые напрочь отсутствуют во всей учебно-методической литературе по «востоку», и до которых редко доходит в своих пояснениях большинство инструкторов. Откройте наугад самую лучшую и самую дорогую книгу, например, фундаментальный труд Мицуги Саотомэ «Принципы Айкидо» (изд. «Папирус», Санкт-Петербург, 1996 г.). Воистину, большего грех и желать. Но, наряду с подробным и отлично иллюстрированным разбором технических комбинаций и связок, даже здесь остались за кадром неброские, но крайне важные нюансы, разъяснение которых должен брать на себя добросовестный инструктор. Как ставить на землю ступню и переносить вес с ноги на ногу, как дышать и куда направлять свои глаза, какова роль поясницы и бедер в тех или иных движениях, и еще многое другое – все это имеет некие общие принципы, одинаковые для любых разновидностей будо. Именно к таким тонкостям я всегда чувствовал особенный интерес на протяжении многолетней практики в ушу и кобудо, с первого дня и по сию пору. Какая-то часть этих мелких загадок неизбежно отпадает сама собой в процессе долгих усердных тренировок, но основная их доля должна быть просто изложена учителем, и иного пути не существует. Поэтому само собою получилось так, что от первоначального замысла рассказать о феномене окинавского кобудо как об одном из наиболее жизненных и эффективных направлений боевого искусства мало что осталось. Коготок увяз и потянул за собой всю птичку. Словно от камня, брошенного в тихий пруд, от этой идеи пошли все более расширяющиеся круги, вовлекая в себя новые, порой неожиданные аспекты и горизонты. Оказалось, что тема восточных единоборств очень напоминает большой моток колючей проволоки. Невозможно равномерно и постепенно вытягивать какую-то отдельную нить, так как за неё тотчас цепляются и другие, и третьи – до бесконечности. И я вдруг столкнулся с совершенно иной проблемой – попытаться упорядочить весь этот вал информации, накопленной более чем за два десятка лет преподавания и личной практики, отсеять лишнее, а оставшуюся часть разложить на более или менее отчетливые разделы. Вполне возможно, что это в конце концов получилось.

И потом, никакие рассуждения не поддаются ограничениям рамками отдельного стиля или даже целого направления, особенно когда речь заходит о кобудо. Никогда на Окинаве собственно работа с оружием не рассматривалась в качестве дисциплины, отделенной от рукопашных техник – ни двести лет назад, ни сегодня. Мастер «китайской руки» не признавался таковым, если он столь лее виртуозно не владел основным набором традиционного оружия, прежде всего – шестом. Поэтому немыслимо говорить о каких-то аспектах техники, имея в виду исключительно пустые руки или, наоборот, только работу с предметами.

Однако, несмотря на существование целого ряда специфических вопросов, требующих внятного объяснения и абсолютно не затронутых в русскоязычной «боевой» литературе, подавляющая её часть до сих пор пишется в расчете на дилетанта, впервые переступившего порог додзё. Удивительное количество книжонок, исполненных в стиле: «Знакомьтесь – Каратэ (Айкидо, Ушу, и т. д.)» повторяют одна другую и в лучшем случае дают набор комиксов базовых форм и связок в максимально упрощенном виде. Вероятно, считается, что прозанимавшемуся два-три года и постигшему азы школы ученику и объяснять-то нечего, да и незачем (ученого учить – только портить). Лишь в последние годы стали появляться действительно драгоценные переводы с языка оригиналов (отнюдь не с английского) известных трудов основоположников и признанных преемников многих легендарных традиций и школ, написанных не для каждого. Эта книга также не рассчитана на широкую публику, и я вполне сознательно не разжевывал то и дело выплывающие китайские и японские термины. Кто отзанимался лет пять, успел накопить ряд нормальных, серьезных и неординарных вопросов, и на деле интересуется многогранной культурой Востока, тот поймет, а прочим и знать не надо.

К сожалению, сегодня ни в одной из секций восточных единоборств не учат правильно дышать, смотреть, чувствовать и так далее. Даже самым основополагающим разделам техники, например, умению перемещаться, уделяется лишь приблизительное внимание. Оно и понятно – кому охота вместо увлекательных комплексов и спаррингов часами накатывать шаги и повороты? Секции-то сплошь коммерческие, и учеников приходится держать постоянной погоней за блуждающим огоньком интереса. По сути дела, обучение построено по принципу тех же брошюрок: «Знакомьтесь -…» Я, скорее всего, утрирую ситуацию, и наверняка существуют клубы, дающие своим воспитанникам весь объем знаний, но мне такие не встречались.

Есть еще одна, печальная, причина тому, что книга названа «Круги на воде», поскольку, на мой взгляд, окинавское кобудо как реальная боевая система попросту тонет в суете современного мира, не находя практических точек приложения техникам, рожденным совершенно в иных исторических и социальных условиях и вовсе с другими целями. То, что сегодня несметное число спортсменов виртуозно «крутят» нунчаку и демонстрируют отточенные комплексы с различными видами традиционного оружия, лишь усугубляет проблему, ибо окинавские техники не рождены быть спортом.

Поскольку в каждом из нас живет проповедник, то и я, узрев перед собою тучную ниву, попросту закусил удила, предпринимая время от времени вялые попытки возвратить повествование в лоно окинавского кобудо. Увы, их безуспешность видна невооруженным глазом. Поэтому заранее приношу извинения за то, что книга, мягко говоря, не вполне соответствует своему названию, и дотошный энтузиаст меча и дубинки тщетно будет выискивать в ней рецепты боя с шестом или описание какого-нибудь мудреного перехвата нунчаку. Правда, в самом конце я постарался реабилитироваться перед исходным замыслом и поместил отменные, проверенные на деле чертежи и описания традиционного оружия Окинавы, а также достаточные словари соответствующих терминов и методики аттестации по поясам, что может пригодиться желающим открыть клуб кобудо.

Также я хочу извиниться перед доблестными представителями тех школ и направлений, по которым я нелестно «проехался» безо всякой хитрой мысли. Но быть одинаково хорошим для всех невозможно, а здание воинских искусств столь велико, что, хваля одно, невольно уязвляешь другое. Я изо всех сил старался избегать чеканных формулировок, памятуя древний афоризм: «Чем человек невежественнее, тем он категоричнее», и порой это даже удавалось. Как бы там ни было, написанное здесь есть всего-навсего мое личное мнение, и каждый имеет полное право плевать на страницы или осыпать их розовыми лепестками. Как говорится, я сделал то, что сумел. Кто может, пусть сделает лучше.

 

Глава 1

 Удар фатальный  был печатью смерти…

Принципы окинавского Кобудо

Что бы ни стало Делать твоей руке -

Делай это со всей мощью!

(Экклезиаст)

Так бью я – не так, как тот, Который бьет воздух! 

(1 посл. к коринфянам, гл. 9) 

Чудесно! – подумал Сунь У-кун -Будь у тебя хоть чугунная башка,

Я проломлю её своим посохом!

(У Чэн-энъ,«Путешествие на Запад»)

В первую очередь эта книга посвящена кобудо – искусству обращения с оружием, в особенности – со всевозможными подсобными хозяйственными орудиями, которые изначально оружием не являются, и лишь злые обстоятельства вынуждают использовать их для самозащиты. Именно так (согласно популярной версии) зародилась наиболее яркая и впечатляющая ветвь кобудо – окинавская. Исторические факты изложены отдельно, а здесь хотелось бы всего-навсего определить место, занимаемое окинавскими техниками в огромной семье боевых искусств мира, показать его сильные и слабые стороны.

Прежде всего необходимо повторить, что собственно кобудо на Окинаве никогда не выделялось в обособленную дисциплину и не развивалось в отрыве от чисто рукопашных форм боя. Поэтому мы вправе говорить о нем лишь как об одной из граней искусства «окинавской руки». Как известно, не существует плохих и хороших школ, и в любом направлении и стиле нетрудно отыскать обе стороны медали. Однако хотя все (или почти все) они рождены стремлением побеждать одного или нескольких противников, потенциал эффективности их техник довольно-таки различен. Причина этого проста – необозримое разнообразие стилей легко укладывается всего в три основных русла: боевое, спортивное и оздоровительное. Безусловно, каждая конкретная школа несет в себе полный набор данных черт, вопрос лишь в преобладании того либо иного. Невероятно распространенная и досадная ошибка занимающихся состоит как раз в неумении отличить и ясно представить себе возможности и перспективы избранного направления. Именно в этом неумении таятся корни неизбежных драматических ситуаций, когда человек, прозанимавшийся три года (всего-то три года!) спортивным ушу или каратэ, оказывается абсолютно беспомощным в ситуации реальной уличной агрессии.

Поэтому прежде, чем бежать записываться в приглянувшуюся вам секцию или клуб, необходимо честно ответить самому себе на простой вопрос: «Зачем мне это все надо и чего я жду от длительных, тяжелых и нудных занятий?» Несомненно, можно извлекать удовольствие (хотя и несколько мазохистского плана) и какие-то общеукрепляющие моменты даже из тренировок по самой что ни на есть жестокой боевой системе, но совершенно излишне строить иллюзии относительно собственной защищенности, подвизаясь, скажем, в однозначно гимнастическом Чань-цюань. Если коротко, то насчет упомянутых трех путей можно сказать следующее.

К боевым, действенным и эффективным направлениям относятся немногие старинные, пережившие века школы, жизненность которых проверена в тысячах и тысячах абсолютно реальных боевых схваток с вооруженными профессионалами. Их перечисление не заняло бы много времени, поскольку таковых осталось, увы, всего чуть-чуть. Это, конечно же, традиционные клановые стили самурайского дзюдзюцу – Дайто-рю, Катори Синто-рю, Ягью-рю и некоторые другие. Это почти все без исключения разновидности окинавского (не путать с японским) каратэ, но только почти, так как и в оплоте неподдельности встречается откровенная мишура, особенно среди осовремененных стилей.

И это, несомненно, подлинный Шаолинь. Не тот, урезанный и оспортивленный, что преподают иностранцам за деньги практичные китайцы, а настоящий, сокровенный и многотрудный, во многом все еще закрытый от любопытных глаз досужих «энтузиастов» восточных единоборств.

Вместе с тем, существует также ряд современных разработок, которые убедительно демонстрируют замечательную эффективность наряду со столь же замечательной простотой. Возглавить этот перечень мог бы, скорее всего, ставший ныне чрезвычайно популярным стиль Кадочникова. В мастерском исполнении эти мягкие незамысловатые движения сводят к нулю любую направленную на Них ударную, бросковую или какую угодно иную технику, оставляя нападавшего либо в недоуменном, либо в бессознательном состоянии – по выбору исполнителя.

Все подобные системы рождены путем упрощения и рационализации старых школ (чаще всего – того же дзюд-зюцу), что бы там ни фантазировали приверженцы России как «родины слонов». К сожалению, при таком подходе под сокращение попадают в первую очередь духовная, философская и этическая составляющие стиля, вкладывая в руки адепта лишь голую технику атак и защит. Экономя на наиболее глубинных и тонких аспектах искусства, человек в минимальный срок получает незримое оружие, эффективность которого зависит только от собственного таланта и усердия. Поэтому современные боевые системы находят применение во всевозможных охранных структурах, элитных спецподразделениях, разведках и так далее. Несомненно, матерый самурай или шаолиньский монах старой закалки в мгновение ока убили бы любого из нынешних профессионалов. Но! И монах, и самурай имели обычно за плечами 15-20-летний стаж тренировок и боев, суровость которых сегодня даже трудно себе представить, тогда как современный спецназовец обязан в сжатые сроки овладеть обширным ассортиментом дисциплин, и «рукопашка» среди них далеко не самая главная. Разумеется, при этом ни о каких десятилетиях не может быть и речи. Конечно, героем наших рассуждений является некий средний специалист, поскольку никогда нельзя брать для сопоставления уникумов, подлинных фанатиков своего ремесла, каких предостаточно во все времена.

Подводя краткий итог сказанному, будет нелишне в который уже раз подчеркнуть, что претендовать на хорошую боевую эффективность можно исключительно как на результат усердных, неимоверно тяжелых и длительных занятий под руководством опытного наставника по любому из приведенных тут или оставшихся «за кадром» стилей боевой направленности. К счастью для всех нас, доступ к подобным знаниям для широкой публики пока что закрыт или, во всяком случае, затруднен.

Вторым разделом воинских искусств можно считать оздоровительный. Он имеет чрезвычайно древние, но не повсеместные корни. Тогда как в той же Японии, и особенно на Окинаве, силы и время затрачивались почти исключительно с целью стяжания непобедимости, за многие и многие столетия до этого в Поднебесной даосские отшельники практиковали свое хитроумное мастерство для достижения бессмертия, как минимум – долголетия, и обретения Великого Дао. Феноменальная эффективность этих систем в плане самообороны являлась побочным продуктом и никогда не рассматривалась в качестве хотя бы промежуточной цели. Все эти «цветы у дороги» не стоили внимания, как само собой разумеющиеся – настолько грандиозна была конечная цель, хотя говорить о конечной цели в данном случае нелепо.

С сегодняшней точки зрения, к оздоровительным можно было бы отнести те стили китайского ушу, плавность и мягкость которых позволяет практиковать их людям любого возраста и физических кондиций – от малых детушек до почтенных старцев. Нисколько не претендуя на обретение боевой мощи, сторонники этих приятных стилей находят покой и отраду, безмятежность духа и крепость тела в недрах гармоничных и, как правило, старинных школ.

Наиболее яркими представителями раздела являются, конечно, стили «великой внутренней тройки» – Тайцзи-цю-ань, Багуа-чжан и Синьи-цюань, а также родственные им многочисленные эмэйские и уданские вариации. Сюда же примыкают их японские реплики типа Найка-кэн и Таики-кэн, практикуемые выучившимися в Китае мастерами. Хотя боевая эффективность этих древних традиций поистине беспредельна (если не абсолютна), достигнута она может быть лишь десятилетиями ежедневной упорной работы над собой, причем под надзором искушенного учителя, и непременно при наличии некоей «Божьей искры», которая встречается у одного из сотен, если не тысяч. Поэтому все данные стили с небольшой натяжкой можно считать решающими чисто оздоровительные задачи, тем более, что базой им служит тонкое искусство цигун (дословно – «работа с Ни»). Цигун сегодня живет в сотнях разнообразных форм, но наиболее мощные, углубленные и проработанные из них принадлежат, опять-таки, к древнейшему даосскому семейству, в противовес несколько более жесткому и «внешнему» буддийскому.

Где-то посередине между боевыми и оздоровительными нашли свое место чрезвычайно многочисленные и разнообразные спортивные стили. В эту обширную и пеструю когорту входят как почти все недавно созданные, современные, так и выродившиеся традиционные школы. Характерный пример – соответственно, Чань-цюань и спортивное Дзюдо. Если оздоровительно-физкультурный потенциал всех таких стилей весьма высок, то возможности их в боевом отношении вызывают изрядные сомнения, что и подтверждается массой примеров из нашей жизни – как занимательных, так и вполне печальных. В свою очередь спортивные стили могут быть разделены на чисто спортивные и состязательные, то есть турнирные. В первом случае мы имеем продолжение благородных традиций, когда спорт понимается как в доброй старой Англии лет 150 назад – достойное времяпрепровождение джентльменов, где аспект состязания и соперничества отодвинут на вторые и третьи роли. Тренировка ради тренировки, без азарта, борьбы и погони за призом – такой подход сближает современные спортивные направления с их исходными прототипами. Однако, как ни крути, спорт немыслим без соревнований, и элемент состязания непременно находит свою нишу. Но когда такой подход становится единственно определяющим, тогда полностью отпадает необходимость в какой бы то ни было духовной базе, и занятия превращаются в потное натаскивание к очередному турниру, с четкой и ясной целью – занять определенное (лучше – первое) место.

Если школа или стиль не имеют явно прикладного боевого характера, и ученики занимаются просто с целью обретения гармонии духа и тела, упорно постигая всю полноту традиции – техники, ритуалов, медитативных и дыхательных комплексов, при отсутствии явного желания или необходимости участвовать в бесконечной череде соревнований самого разного уровня, то такую школу можно назвать спортивной в самом лучшем смысле этого слова.

Когда же основной или единственной целью тренировочного процесса является количество призовых мест, завоеванных на всевозможных чемпионатах, а бесспорным мерилом мастерства становится число выигранных схваток, тогда-то и происходит губительная подмена ориентиров, после которой ни о каком следовании традициям, равно как и об искусстве вообще, говорить не приходится. Диапазон отрабатываемой и применяемой техники катастрофически сужается буквально до нескольких самых ходовых и хорошо оцениваемых судьями элементов – какой смысл такому бойцу тратить время и силы на освоение удара или связки, если это заведомо не принесет желаемых баллов? Да плюс еще жесткие турнирные правила, накладывающие табу на обширную часть технического арсенала во избежание травм и увечий, что абсолютно справедливо.

Великолепной иллюстрацией сказанному служат чемпионаты по различным видам каратэ-до. Возьмем для примера наиболее массовый из них – Шотокан (или, если угодно, Сётокан). Девять из десяти побед присуждаются за обыкновенный удар «цуки» в корпус. Наиболее выигрышная связка – «пародия на подсечку + цуки» – немедленно обеспечивает проворному участнику вожделенный «иппон». Конечно, находит применение еще целый ряд техник, но все они либо не оцениваются судьями вовсе, либо приносят жалкое очко, не более. И все это притом, что те же самые молодцы у себя в додзё демонстрируют замечательно отшлифованные наборы элементов нападения и защиты в самых неожиданных сочетаниях. Однако при появлении незначительного фактора риска дутое мастерство улетучивается, как дым на ветру, оставляя несколько максимально надежных и испытанных «коронок». Между прочим, подобная метаморфоза характерна не только для каратэ. Этой болезни подвержены в равной степени представители всех прочих единоборств – боксеры, борцы, и так далее. Реальная возможность нарваться на ответный удар или бросок заставляет делать то, что как раз категорически недопустимо – рассчитывать, прикидывать и прогнозировать свои и чужие действия. В спортивной схватке это проигрыш, в настоящем бою -смерть. Раскрепостить разум, сбросить оковы и отпустить свое тренированное тело на волю, отдав его во власть мгновенных и безошибочных инстинктов можно только одним способом – путем совмещения физических аспектов с не меньшими (если не с большими) по интенсивности медитативными практиками. Но, как мы помним, именно эта составляющая совершенно отброшена «за ненадобностью» всеми современными соревновательными школами. Результат налицо. А поскольку вместе со всякой там медитацией удалены заодно и специализированные дыхательные техники, требующие отдельных, вдумчивых, утонченных и самых тщательных тренировок, то всем несогласным с данной точкой зрения предлагаю посетить первые же соревнования любого ранга, сесть поближе к татами и, как говаривал X. Насреддин, «открыть свои уши», особенно после трех – пяти минут схватки. Все, что нужно, услышите сами.

И все же турнирно-ориентированные стили восточных единоборств еще не самое скверное, ибо лукавый человеческий разум в союзе с жаждой наживы породил уж вовсе отвратительное явление, – всевозможные шоу, «восьмиугольники», «бои без правил» и тому подобные чисто коммерческие предприятия. Именно там находят, образно говоря, свою смерть поддавшиеся искусу мастера и целые направления, поскольку отбор техник происходит по ранее вообще немыслимому параметру – зрелищности и эффектности. Неодолимые законы шоу-бизнеса требуют от участников хорошо видимых, амплитудных, размашистых и «страшных» движений, доступных пониманию жующей поп-корн и пьющей пиво публики. Требуют прыжков, кувырков, подсечек и «вертушек» – короче, всей той мишуры, за которую, собственно, и платятся деньги. Нокауты и кровь также обязательны, ибо кому интересно вместо захватывающего шестираундового побоища наблюдать тихое падение тела в результате незаметного глазу мгновенного движения на первой минуте схватки?

В общем, с такими течениями все понятно, и они не заслуживают долгого разговора. Можно добавить лишь то, что в подобных игрищах никогда не принимают участия сколько-нибудь значительные мастера, имеющие вес и имя в соответствующих кругах. Уровень шоу – это средний уровень, не более. Если на арене современный гладиатор безо всякого вреда переносит десяток «сокрушительных» атак с тем, чтобы тотчас самому ринуться в наступление, то незачем пускаться в рассуждения об искусстве держать удар, поскольку держат^, увы, нечего. Когда Ояма бил быков в лоб, те послушно валились наземь и не помышляли о реванше, а когда Кончи Тохэй, уже будучи маститым дзюдоистом, в ответ на приглашение Уесибы «атаковать любым способом» попытался его схватить, то вдруг с удивлением осознал себя лежащим на татами, и притом никак не мог вспомнить, каким образом он занял горизонтальное положение. Подобных увлекательных историй существует великое множество, но все они укладываются в простую схему – подлинное мастерство всегда молниеносно и однозначно, вариантов нет, а реальная схватка с настоящим мастером заканчивается, не успев начаться.

Когда сегодня такое количество школ гордо объявляют себя практикующими «полный контакт», тем самым они признаются либо в явной лжи, либо в явной неэффективности своих методик тренировки. Действительно полный контакт при правильной (то есть традиционной) реализации несет увечья и смерть, что, конечно же, абсолютно недопустимо. Конкретная техника не играет при этом особой роли, так как любые перемещения своего тела в пространстве легко заполнить тем или иным содержанием, четко поставив перед собой соответствующую задачу – «чего я хочу?» Научиться, грубо говоря, бить морды? Убивать? Подтянуть здоровье и привести в гармонию тело и дух? Б зависимости от цели придется подобрать соответствующие ей методы и настроиться на более или менее длительный период вроде бы безрезультатных занятий, пока идет процесс внутреннего накопления и сортировки материала, который когда-нибудь, в единый миг (а это всегда происходит именно так) не обернется новым качеством.

Специально для тех, кто охоч до «тайных знаний» и волшебно эффективных «секретных» приемов, овладев которыми в кратчайший срок можно без особого труда и затраты сил сделаться грозным бойцом, хотелось бы привести старинную вьетнамскую притчу.Один юноша был прямо-таки помешан на изучении упражнений. Не было учителя, которого он не замучил бы своими расспросами, не было приема, который бы он не отрабатывал. И вот, после многих лет занятий он решил, что постиг все существующие приемы и отправился странствовать, чтобы найти равного себе и померяться с ним силами. Забрел он как-то в лес и увидел старика, который, не замечая ничего вокруг, наносил удары кулаком по дереву – то быстро, то медленно, то сильно, то слабо. И так все время без перерывов, без устали. Удивившись, юноша подошел к старцу.

– Дедушка, чем это вы занимаетесь?

Не прекращая своего дела и даже не обернувшись, старик спокойно ответил:

– Отрабатываю удары, сынок.

Обрадовавшись, будто он напал на клад, юноша подошел поближе и торжественно произнес:

– Остановитесь, дедушка! Испробуйте лучше на мне свое искусство!

– Можно. Не будем терять слов!

И вот два бойца стали друг напротив друга. Первый стоял прямо и твердо, как дуб, второй же легко передвигался, проделывая сложные красивые движения.

– Держись! – крикнул вдруг старик и с быстротой молнии нанес молодому удар в грудь, от которого тот свалился на землю. Считая, что поединок закончен, старик повернулся к дереву и продолжал молча бить по стволу, словно бы ничего не произошло. Юноша пришел в себя, поправил одежду и почтительно обратился к старику:

– Скажите, каким приемом вы меня свалили?

– Какой там прием! Отрабатывай лучше удар, он должен быть быстрым и сильным. Ударишь быстро -попадешь в цель, ударишь сильно – собьешь с ног!

Вот в этом и состоит простой секрет, в котором, как в волшебном зеркале, отражается самая суть окинавского понимания техники и тактики поединка. К сожалению, этот испытанный веками путь показался для сегодняшних адептов слишком примитивным, а потому скучным. В ходу принципы, которые исповедовал наш юноша, то есть процесс направлен не вглубь, а как бы вширь, и рассчитан на увлекательное постижение все новых и новых приемов, связок, комбинаций и техник. Ничего плохого или зазорного в этом нет, и большинство из нас занимается, скажем прямо, ради удовольствия. Это не более чем хобби, без претензии на достижение каких-то великих рубежей. Нужно лишь не обманывать себя и отчетливо сознавать, что тем самым мы получаем в руки деревянное ружье, не способное защитить в минуты опасности, но очень похожее на настоящее.

Может быть, ответ на наши сомнения заключается в строчках из «Дао Дэ Цзин»:Великое совершенство похоже на изъян, Великая полнота похожа на ущерб, Великое мастерство похоже на неумение, Великое красноречие похоже на косноязычие. Однако там же читаем:

Сложное и простое завершают друг друга, Длинное и короткое вымеряют друг друга, Высокое и низкое друг друга определяют…

Увы, чаще всего дорога к простому.пролегает через непростое, и, как гласит древняя пословица, «чтобы расслабиться, нужно вначале напрячься, а чтобы напрячься, нужно сначала расслабиться». Кстати, любопытно, что почти все создатели «мягких» гуманных школ в молодые годы прошли через сущий ад силовых стилей, и были очень даже неслабы физически (например, тот же Морихэй Уесиба).

Чтобы яснее понимать различия, существующие между окинавскими техниками боя и всеми прочими воинскими искусствами, достаточно обратиться к истокам. Совсем нетрудно заметить, что истоки эти различны.

Как в Поднебесной, так позднее и в Японии, все подобного рода навыки в абсолютном большинстве случаев предполагали схватки на равных условиях. Попросту говоря, витязь бился с витязем, самурай – с самураем, а крестьянин схватывался с крестьянином. Не беря в расчет исключений, схема именно такова. Свидетельством тому служат многочисленные примеры батальных сцен, которыми пестрят станицы «Повести о доме Тайра»,«Троецарствия», «Речных заводей», и так далее. Вот характернейшая:

«…в груди Цинь Мина вспыхнуло пламя ненависти и он, пришпорив коня и размахивая палицей, ринулся на противника. Со Чао тоже припустил своего скакуна. Враги яростно сражались. Их кони, словно бешеные, набрасывались друг на друга. Уже более двадцати раз сражались воины, но так и нельзя было сказать, на чьей стороне перевес».

(«Речные заводи», гл. 63)

Повторимся – в обычных повседневных условиях схватки всегда носили более или менее равный характер, и редко когда простолюдину приходила в буйную голову безумная идея нападать с голыми руками на вооруженного профессионала. Исключения же имели вполне предсказуемый исход. Опять-таки, не станем принимать в расчет редкостных удальцов, виртуозов, гениальных мастеров драки, каких немало во все времена по белу свету – ведь рассуждения наши носят обобщенный характер. Конечный результат схватки, скажем, двух самураев был вовсе неоднозначен, и увлекательный благородный поединок мог завершиться просто пленением менее искусного или неудачливого бойца с последующим выкупом – отнюдь не отсечением головы. Иными словами, подобные игры всю свою многовековую историю велись, худо-бедно, по правилам. Эти неписаные законы были жестоки, грубы, и зачастую вообще иллюзорны, но они были. Мечу противостоял меч, алебарде – топор, копью – доспехи, а на всякий хитрый ход отыскивался еще более' хитрый ответ. Как бы там ни было, во всем тогдашнем мире никому не приходило в голову лишать простонародье его кос, цепов или вил. В той же доброй старой Англии вольные крестьяне лихо орудовали своими короткими мечами, а уж лук и стрелы водились в каждом доме.

Увы, совершенно не так обстояли дела на маленькой Окинаве, да и вообще на всем архипелаге Рюкю, где уже с XII века чаши весов никогда не находились хотя бы в приблизительном равновесии. Перед абсолютно безоружным островитянином здесь всегда стоял самурай при всем своем инфернальном мастерстве и смертоносной оснастке. Конкретные исторические обстоятельства изложены отдельно, здесь же нас больше интересует их результат, а именно то, что специфические условия породили уникальные последствия. Неимоверно беспощадные законы создали в ответ не менее безжалостные и предельно эффективные методы боя. Никогда на Окинаве никого не прощали и не брали в плен – с какой стати самураю пленить простолюдина, нарушившего запрет, скажем, иметь при себе нож? Наказание предусматривалось одно, и голова отрубалась тут же, мгновенно, мастерски и с удовольствием. Помимо самураев, многочисленные разбойники и морские пираты также являлись вполне квалифицированными головорезами, заметно поджимая окинавцев со своей стороны. Естественно, что в подобных милых условиях, когда ни о каком паритете и речи быть не могло, техники рукопашного боя, занесенные на архипелаг китайскими переселенцами и остатками разгромленного клана Тайра, были подвергнуты самой критической переоценке, претерпев достаточно ощутимые изменения. Сперва интуитивно, а затем уже в рамках возникших школ, и весьма целенаправленно, приемы прошли жесткую фильтрацию с единственной целью – максимального приспособления их к нестандартным местным условиям. Что было приемлемо где-то, здесь несло неминуемую смерть от меча, копья или нагинаты.

Наглядно представить себе соотношение сил и средств «во дни оны» нам, живущим в эпоху спутников и компьютеров, поможет простая картинка. Вообразите себе пусть даже очень крутого уличного громилу* сошедшегося с еще более ужасным спецназовцем при бронежилете, «сфере», электрошокере, «черемухе», пистолете и прочей профоснастке. Ну, и вдобавок ежедневный опыт усмирения лихих парней. На Окинаве такая пропорция являлась расхожей реальностью.

В целом техника была предельно упрощена, из нее ушло множество чисто ритуальных, вычурных и растянутых во времени элементов, пассов, изящных позиций и – прочего в том же духе. Экспертом была смерть, и только безумцу могло прийти в голову разводить руками, вдыхать и выдыхать, шипеть и приседать перед абсолютной машиной для убийства при доспехах и мече. Обыкновенная палка также не добавляла шансов на спасение, поскольку уникальные характеристики клинков не позволяли использовать примитивные блоки-подставки. В чем же тогда секрет эффективности окинавских техник, дававших своим владельцам немалые шансы на победу в заведомо проигрышных ситуациях? Формула работы, как с предметами, так и без них, выражалась и выражается до сих пор короткой старинной фразой: «Одним ударом -наповал!» (иккэн-хиссацу). Именно в ней начало и конец окинавского подхода и к тактике, и к технике боя, самая суть отличия окинавского «пути» от большинства всех прочих традиций.

В описанной выше ситуации, характерной для Окинавы на протяжении столетий, сохранить жизнь возможно было, лишь доведя свою технику до абсолюта и превратив собственные руки и ноги в оружие, не уступающее самурайскому, научиться проскакивать буквально между секундами, чтобы до (!) начала движения меча успеть нанести единственный роковой удар. В полном соответствии с дзэнским афоризмом, вторая попытка не стоила ломаного гроша: любой контакт с клинком означал гибель. Кстати, нелишне помнить также о том, что каждый опытный воин был всегда заодно и мастером не менее смертоносного дзю-дзюцу. Следовательно, простой уход с траектории удара или проникновение в плотный ближний бой не сулили удачи. Убивать надлежало мгновенно, сразу; именно отсюда берут начало формы коротких, сжатых порой до намека ударов и малоотличимых от них блоков, рассчитанных на безусловно летальный исход или, в самом крайнем случае, на тяжелое увечье. Никакого сражения с обменом атаками и контратаками, нырками и скачками не могло быть в принципе, все решалось в секунду и окончательно. Малейшая задержка, сомнение, оплошность – и бритва весом в полтора килограмма ставила точку в жестоком спектакле; либо такую точку ставил гранитной твердости кулак.

Невозможно не сделать отступления, чтобы снова не повторить все того же: коль скоро вы избрали для себя традиционный окинавский стиль (с оружием ли, без него), никогда не пытайтесь деформировать технику, смягчать её н приспосабливать под нынешние реалии. Она рождена в иных условиях и с иными целями, ей нет и не может быть места в современном спорте, иначе чемпионаты ознаменовались бы похоронами. Коль скоро каратэка целенаправленно и осознанно оттачивает тысячекратными повторениями однозначно фатальный для противника удар, он никогда не должен в угоду правилам поединка или чему-либо иному менять и сдерживать наработанные рефлексы, иначе в действительно критической ситуации подобное разночтение сослужит ему весьма дурную службу. Если вы не согласны с таким подходом, или же он «ступает в противоречие с вашими моральными установками, тогда вообще нет никакого смысла практиковать традиционные стили, а стоит подумать о своей реализации на спортивном поприще.

Вторым ключевым моментом в окинавской системе ценностей являлась еще более милая с сегодняшней точки фемия фраза: «Поднял руку – убей!» В те давние времена никакю: побед «по очкам» не признавали, и обычный поединок двух мастеров завершался чаще всего смертью или увечьями одного из них – во избежание проблемы нечестного или неквалифицированного судейства. Этот своеобразный обычай в известной степени способствовал воспитанию миролюбия и вежливости в отношениях между людьми, поскольку заставлял постоянно и зорко следить за своим поведением и речью. Говоря современным жаргонным языком, «за базар» приходилось отвечать полной, подчас высшей, мерой. Привыкший давать волю гневу и рукам долго не жил, так как даже вполне квалифицированный задира рано или поздно нарывался на гораздо более искушенного бойца, а подбитым глазом дело не ограничивалось.

Какому-нибудь психологу было бы любопытно именно в такой плоскости поискать причины того, почему пресловутая японская вежливость никоим образом не присуща россиянам. Чем на протяжении всей нашей истории рисковал буйный мужик, ввязываясь в драку с себе подобными? Об этом очень любят рассуждать приверженцы «русского стиля», живописуя сцены стеношных боев, которые якобы велись по строгим правилам – «лежачего не бить», «в спину и ниже пояса не бить», и так далее. Вполне возможно, что так оно и было, и ничто не мешало раз за разом выходить и тешить удаль молодецкую чесанием кулаков, расплачиваясь за потеху максимум выбитыми зубами. Отсутствие тормозящих факторов давало возможность беспрепятственно процветать буйству «широкой души», не сдерживаемой страхом и сомнениями. С тогдашней (да и с нынешней) точки зрения почти все окинавские техники почитались бы изуверскими и запретными. Но ведь побиение физиономий на Масленицу и борьба за собственную жизнь – вещи немного разные, не так ли?

Именно отсюда берут свое начало моральные заповеди и кодексы чести почти всех современных школ традиционной (реже – спортивной) направленности, ибо когда-то за несдержанностью могло последовать самое суровое наказание. Но уж если ты осознанно сказал «А», то будь готов указать «Б» и идти до конца. В этой связи встает непростой вопрос об адекватности ответа на агрессию. В привычном для нас виде речь идет о такой схеме развития событии, хорошо знакомой почти каждому: он обозвал – я обозвал, он толкнул – я толкнул, он кулаком – я кулаком, он ногой – я ногой, и так далее, вплоть до валяния по земле или использования всевозможных палок, булыжников, и прочих подвернувшихся предметов. К сожалению, при всей кажущейся логичности, подобный алгоритм поведения никак не способствует укрощению агрессии, не говоря уж о пресечении иной еще на стадии зарождения. Лесенка адекватности отпета на «вопрос» лишь порождает все новые «вопросы» и дает возможность нападающей стороне контролировать процесс, форсируя или тормозя ход событий удобным для себя образом. Но это бесперспективно и в корне неверно! А в  деле хулиган и хам, привычно запустив механизм развития конфликта, должен вдруг с удивлением осознать, что вовсе не владеет ситуацией, а предвкушаемая стычка развивается в геометрической прогрессии, и самым неприятным образом. Корейский афоризм гласит: «С противником не следует драться, его нужно бить!» Попросту говоря, толк-пук и ударив вас, агрессор должен получить в ответ настоящий ураган предельно сконцентрированных, жестких и неожиданно серьезных действий. Не следует задавать глупых вопросов, осознал ли он свою неправоту, и «может, хватит?» Бейте его вдребезги, чтобы у него не было даже сил помолиться о пощаде. Ваши возможности в подобном благом начинании – это ваше личное дело. Не умеете – не беритесь вовсе. Именно поэтому настоящие мастера, вполне сознавая свой потенциал и вероятные последствия, всегда проявляли и проявляют в кризисных ситуациях безграничное терпение, и готовы порой на изрядные уступки, лишь бы оттянуть или предотвратить роковой момент начала стычки, после которого остановки быть уже не может. Зато, решившись вступить в битву, идут до конца без компромиссов и колебаний, что всегда является для любителя «просто подраться» крайне неприятным сюрпризом. В какой-то мере такой психологический настрой может служить показателем глубины постижения традиции и мерилом вашей зрелости как мастера.

Умелый боец не драчлив.

Тот, кто умеет сражаться,

Не дает волю ярости.

Тот, кто умеет побеждать,

Не вступает в схватку! (Дао Дэ Цзин).

По этой же причине столь нелегко шел процесс адаптации старых, реальных и жестких стилей к современным условиям – зачастую путем деформаций и замещений как в методике тренировок, так и в техническом арсенале школ. В первую очередь это коснулось целевых ориентиров и моральных принципов, в меньшей степени – используемой базы приемов, откуда «всего лишь» ушли крайне эффективные, но, с сегодняшней точки зрения, безусловно зверские действия, позволявшие в свое время мгновенно умертвить закованного в доспехи самурая или лихого, вооруженного до зубов разбойника. Когда из-за спины исчезает тень худого «арбитра с косой», то вместе с ней исчезает единственно верный тренер и советчик, не позволявший когда-то убрести в дебри поверхностной фальши и циркачества.

Разумеется, вырождение коснулось не только окинавской традиции, но решительно всех истинно старых, действенных направлений. Ярким примером тому служит скорбный путь, пройденный достославным дзюдо от своего зарождения до нынешних олимпийских высот. Когда доктор Дзигоро Кано модернизировал традиционное дзю-дзю-цу школ Синьё-рю, Кито-рю и Сэкигути-рю, он вполне сознательно и основательно сместил акценты, сделав упор на физкультурную и воспитательную сторону в ущерб реальной боевой эффективности. Тем не менее, дзюдо оставалось хорошей практичной школой, включавшей, между прочим, обширный раздел ударных техник, взятых создателем отчасти в каратэ. Не забывалась и работа с оружием. Но дальнейший «прогресс» все дальше уводил дзюдо от старых корней. В итоге оно- превратилось в обыкновенную борьбу, не хуже и не лучше той же греко-римской.

Аналогичная судьба постигла многие направления боевого (когда-то) искусства по всему белу свету – от китайского ушу до корейских, малазийских, индийских и прочих традиций, в которых очень постепенно, будто песок сквозь пальцы, оказался вымыт почти весь практический смысл движений, что неизбежно превратило их в ординарные формальные гимнастические комплексы, никак не работающие и условиях мало-мальски реального поединка, не говоря уж I сражении с несколькими вооруженными головорезами.

Худо-бедно, традиции еще теплятся в недрах до сих пор во многом закрытых клановых школ дзю-дзюцу и тому подобных «тихих омутах», а также в среде современных профессионалов, по долгу службы вынужденных вступать В рукопашные схватки. И хотя ничего особенно хитроумного методики их тренировок не содержат, есть целый ряд технических и тактических тонкостей, которые не следует выставлять на обозрение широких народных масс. Поэтому не нужно радоваться полноводному потоку некогда совершенно закрытых и доступных исключительно «для служебного пользования» пособий, наводнивших сегодня книжные прилавки. Коммерческое рвение опубликовать всё и вся, что только может иметь потребительский успех у публики, способно обернуться бедой, и бумерангом ударить по любому из нас.

Когда-то попасть в школу каратэ,, а тем более дзю-дзюцу, было не так просто, как в наши дни, а уж зазывать учеников и вовсе почиталось абсурдом. Претендент (разумеется, мы говорим о хороших традиционных школах) проходил через сито хитроумных тестов, которыми в первую очередь определялся его этический, моральный и психологический уровень, оценивались духовные качества. Это позволяло сразу отсеивать людей незрелых, не готовых без вреда для себя и окружающих воспринять любую из подлинно эффективных техник. Некоторые мастера во время предварительного собеседования имели привычку неожиданно выплескивать чай в лицо кандидата, внимательно наблюдая за его реакцией. Излишне самолюбивым и вспыльчивым тотчас указывали на дверь.

В современных условиях всеобщей изнеженности и лени наряду с открытостью и доступностью большинства древних традиций подобный отбор происходит, к счастью, автоматически. Нам, детям стремительного века, попросту невмоготу неторопливо, год за годом, тащить огромный и тяжкий воз тренировок по освященным веками методикам. А потому лишь истинно целеустремленные, упорные и здоровые натуры способны обрести желаемые боевые возможности. Даже когда такая личность и не вполне соответствует поначалу строгим моральным критериям, то в процессе нелегких продолжительных занятий неизменно происходит ломка старых и обретение новых, куда более возвышенных ценностей. Как говорится: «Мы делаем каратэ – каратэ делает нас». До некоего предела успешно продвигаться способен практически каждый, поскольку на первых этапах всякая техника является всего-навсего телесной геометрией и аэробикой, имитацией традиции, если таковая вообще присутствует. Но наш герой не должен строить на свой счет иллюзий, осознавая себя носителем волшебных знаний. В стычке с обыкновенным уличным хулиганом он неизбежно будет жестоко, да еще и с обидными прибаутками, побит. Печальных примеров топу известно великое множество, а желающим потешить свое распаленное воображение подобной тематикой можно порекомендовать известную книгу А. Тараса «Боевая машина».

Применительно к кобудо все вышесказанное приобретет особое значение и остроту, в первую очередь в плане отбора учеников, поскольку изучаемые дисциплины предполагают работу с оружием, относящимся, по определению органов правопорядка, к ударно-дробящему типу. А коль скоро есть чем, найдется и что раздробить. И если даже неумелый и случайный удар простой палкой может привести к весьма печальным последствиям, что же тогда говорить о тщательно отработанном ударе вовсе не простой, а очень даже специальной палкой из твердой породы дерева, наподобие тонфа или незаслуженно популярной нунчаку?

Исходя из своего многолетнего опыта преподавания и практики окинавского кобудо могу сказать, что в критический ситуации, однозначно угрожающей здоровью, а тем более жизни, я попросту не стану, да и физически не смогу сдержать недурно отработанных ударов по максимально уязвимым зонам с максимально возможной в данный момент концентрацией. Не будучи согласным с упомянутым А. Тарасом по очень многим вопросам, я безоговорочно-солидарен с ним в одном – уж лучше сидеть в темнице, чем отдыхать от земной суеты в могиле. Тот же, кто склонен и излишне задумываться о последствиях, зачастую в нее и попадает.

Целый ряд углубленных и пристальных исследований современных специалистов в области истории окинавских и японских боевых традиций говорит о том, что на деле китайское влияние было гораздо более заметным, чем считалось, ранее. Скорее всего, начиная с середины XVIII века шло плотное проникновение южно-шаолиньской ветви китайского цюань-фа в среду древних, исконно окинавских стилей Тэ. Шаолиньское семя пало на добрую почву, так как именно эта традиция своими корнями наиболее близка окинавским. Если островитяне силою произвола властей были лишены возможности защищать себя при помощи оружия, то монахи «Молодого леса» находились в аналогичных условиях, подчиняясь строгому монастырскому уставу. Принужденные обходиться, помимо собственных рук и ног, простейшими обиходными предметами, они выжили среди бесчинства маньчжуров и лихости разбойничьих банд исключительно благодаря простой и действенной технике кэмпо, а также своему усердию в постижении оной. Излюбленным подспорьем монахов был вполне легальный и мирный шест, обычный предмет экипировки большинства странников той эпохи. Но документально известно, что тычковым ударом своего посоха умелый монах спокойно пробивал бок коня. И по сей день этот замечательный инструмент является визитной карточкой воинственных питомцев Шаолиня, равно как и их окинавских коллег, по праву считаясь «матерью» всех остальных видов оружия.

Но коль скоро окинавские стили каратэ и кобудо есть лишь часть неизмеримо более глубокой китайской традиции, их соприкосновение пролегает, наряду со многим иным, по одному своеобразному аспекту, характерному для Шаолиня и Окинавы в гораздо большей степени, чем для большинства всех прочих направлений восточных единоборств. Речь в данном случае идет об отношении к закалке ударных частей рук и ног, используемых в качестве природного естественного оружия. Пожалуй, на Окинаве проблема стояла даже острее, чем в Поднебесной, поскольку противником простолюдина выступал, как правило, хорошо защищенный доспехами воин, причем броня была рассчитана и проверена на реальный удар копья, меча или стрелы. Непросто вообразить сегодня степень подготовленности рук или ног древнего бойца, если он умудрялся проламывать подобную защиту. Конечно, владение техникой предполагало поражение слабо защищенных, а то и вовсе открытых мест. Никто отнюдь не стремился всаживать кулак в самый центр кирасы, но бой есть бой, и удобной возможности могло не Представиться. Поэтому расчет велся по наихудшему варианту, и крепость рук обязана была соответствовать надежности пробиваемой защиты. Следует, кстати, иметь в виду, что японский доспех, кроме упомянутой грудной кирасы, являл собою эластичный и подвижный покров, набранный и:: множества отдельных стальных пластинок, а потому нашему окинавцу вовсе не требовалось проделывать дыру в металле – гибкая поверхность неплохо передавала проникающее воздействие в глубины вражеского тела.

Нужно также оговориться относительно принципиальна различий в методах закалки конечностей в шаолиньской и окинавской традициях. То ли древнее китайское учение было передано или воспринято не во всей полноте, то ли по каким-то иным причинам, только островитянам по сей день присуще достижение поставленной цели напрямую – нанося десятки тысяч ударов по стволам деревьев, доскам, камням и специальным макиварам. Однако их великие учителя практиковали более разумный и мудрый подход, следуя через жесткий «внешний» цигун. Считалось неукоснительным и категорическим, что переход к полноценной практике собственно набивания рук и ног о твердые предметы допускался лишь тогда, когда «Ци начинало сочиться через поры кожи». Проще говоря, освоение грубых ударных техник шло с запозданием по отношению к практике освоения малой и большой «небесных» орбит циркуляции энергии в теле. Только так возможно было избежать сиюминутных травм и пагубных отдаленных последствий для здоровья в целом. Существовали также специальные секретные рецепты многокомпонентных бальзамов и растирок, изготавливаемых по всем канонам бездонной медицинской премудрости и направленных на ликвидацию неизбежных энергетических блоков и «пробок», и общую гармонизацию протекания Ци.

Сегодня, когда страсти улеглись, и мода на восточные боевые искусства прочно вошла в свое нормальное естественное русло, уже не встретишь на улицах ражих молодцев с ужасными белыми «копытами» на костяшках указательного и среднего пальцев. Но лет двадцать назад, когда я впервые прикоснулся к экзотическому миру каратэ, накал энтузиазма был неимоверно высок, и все мы без устали молотили кулаками в разнообразные самодельные приспособления, погружали руки в горячий песок и крепкий рассол, дабы придать им легендарную всесокрушающую прочность. К счастью, я никогда не переступал в этих забавах некоей разумной границы, и теперь, оглядываясь на пройденный путь через призму своего и чужого опыта, могу лишь искренне пожалеть приверженцев «стальных» кулаков, чье безумное усердие заложило основательный фундамент для множества костных и суставных заболеваний.

Нетрудно понять, что древние окинавцы были вынуждаемы к подобной практике жестокими условиями своего Лития, и проделывали все это, надо полагать, без особого удовольствия, уж тем более не задумываясь о туманных последствиях. Но сегодня, в нормальном современном мире, нам нет нужды проламывать доспехи, а для надежного гарантированного поражения незащищенного тела вполне достаточно умеренной закалки своего природного «орудия». Будучи лично знаком со многими мастерами чрезвычайно высокого уровня (и спортсменами, и «практиками») могу свидетельствовать, что ни один из них не носил и не носит на своих кулаках упомянутых «печатей глупости». Более того, их руки совершенно неотличимы от сотен тисяч других – во всяком случае, внешне. Но если кому-то не терпится преуспеть на данном поприще, могу дать несколько испытанных практических советов.

Снаряд для набивки не должен быть твердым, но лишь плотным, с мягким поверхностным слоем. Лучше всего зарекомендовали себя большие тяжелые мешки с гранулами полиэтилена, поскольку горох и фасоль слишком быстро разбиваются в труху, а песок превращается в камень. Под внешний, несущий ударные нагрузки слой, следует положить  войлок, который исключит наиболее болезненный  контакт кулака с наполнителем. Не стоит делать  мешок уж слишком тяжелым, так как может возникнуть привычка работать с почти неподвижной массивной целью, тогда как реальный противник легок и увертлив, значительно компенсируя этим направленную на него мощь. Но излишне легкая снасть еще хуже, она провоцирует наработку лихой, скоростной, но изначально пустой техники, максимальным достижением которой будет подбитый глаз или расквашенный нос. Легкие мешки и груши не позволяют «поставить» запястье, то есть сложить в единую жесткую систему всю руку, от плеча до ногтей, а тренировки с ними приводят к обычным итогам самой банальной драки – вывихнутым суставам да выбитым пальцам.

Количество важнее качества, и полезнее нанести тысячу слабых ударов, нежели сотню сильных. Кости должны не деформироваться, а перестраиваться, дайте им достаточно времени для этого.

До и после каждой тренировки со снарядами обязателен тщательный уход за ударными зонами. Он состоит в разминании и растирании до нагрева, скажем, костяшек кулаков. Великолепные результаты дает при этом применение растительных масел (для укрепления кожи) и снадобий типа «Троксевазин» или «Индовазин» (для подлечивания травмированной надкостницы). Набивка есть процесс долгий и постепенный, где одна минута перебора легко оборачивается месячной нетрудоспособностью. Результатом правильной методики через три-пять месяцев работы будет слегка уплотненная, гладкая, эластичная кожа без малейших следов поверхностного омертвения, шелушения или перемены своего натурального цвета. При всем этом даже очень сильные удары по мешку не вызовут каких-либо болезненных ощущений.

Классическая окинавская макивара служит отнюдь не для набивки рук, как принято считать у нас, а для отработки техники ударов, точнее – их резкости. Так как тонкая упругая доска, являющаяся основой данного приспособления, чутко пружинит при малейшем усилии, то этим она способствует постановке классического скоростного удара, но главное -учит возвращать руку в исходное положение до того, как волна отдачи нанесет ответный щелчок. В японской терминологии этот принцип именуется «хики-тэ», дословно – «уходящая рука», и считается базовым.

Желающим вопреки здравому смыслу приобрести мертвенно-белые мозоли на костяшках кулаков советую изготовить подушку макивары из 3-5 сантиметрового войлока  покрытием из разрезанного пожарного брезентового рукава. Он имеет грубую крупнозернистую поверхность, отменно дубит руки, а порвать такую оболочку не удавалось еще никому. Тем же., кто дорожит своим здоровьем и внешностью, рекомендую аналогичной толщины пенополиуретан и обтяжку из натуральной кожи типа «шевро».

Набивка ребра ладони требует большего времени и производится двумя путями. Собственно набивание – на толстой деревянной плахе, сидя, положив её на колени, а постановка удара с формированием единственно правильного положения всей руки – на описанных выше увесистых мешках.

Закаливание гребня ладони (хайто) и передних костяшек плоского кулака (хиракэн) есть процесс еще более сложный, долгий и болезненный, а бездумно набивая о доску кончики пальцев, очень просто посадить себе зрение, гак как это уже напрямую связано с расположением акупунктурных точек. Не владея малодоступными методиками восстановления тока Ци по меридианам, о чем упоминалось выше, не стоит пытаться практиковать опасные упражнения.

Единственная часть руки, способная нести огромную ударную мощь и почти не требующая закалки – это основание открытой ладони. Большинство так называемых «энергетических» ударов наносится именно ладонями, поскольку и центре их располагаются точки Лао-гун, являющиеся двумя из пяти «ворот», через которые возможен как забор, так н выброс Ци. Именно поэтому в спортивных поединках запрещены удары открытой ладонью как потенциально опасные для здоровья.

Вплотную к спорному вопросу о закалке конечностей примыкает своеобразный и отчасти самостоятельный раздел боевого искусства, известный как тамешивари (испытания на разрушение предметов) и тамешигири (испытания на рассечение предметов). Хотя наш разговор, в основном, о кобудо, невозможно пройти мимо «пустой руки», так как в основе того и другого лежит отнюдь не мозолистость кожных покровов, но в первую очередь крепость суставов и связок. Что толку всаживать свой дубовый кулак в доску, если в следующую секунду запястье подогнется и вся сила уйдет на его перелом или разрыв сухожилий? Наличие шеста или палки в руках не меняет дела, наоборот, проявляет этот эффект со всей очевидностью, демонстрируя необходимость позаботиться о прочности рук как шарнирной системы. Если вы попытаетесь нанести боковой удар шестом по достаточно тяжелому инерционному мешку, то при слабом запястье и неправильной технике отдача так вкатится вам в руку, что вы присядете от боли.

Слегка забегая вперед, привожу правильный способ нанесения реальных концентрированных ударов по объекту палкой, шестом, тонфа и нунчаку, причем в последнем случае отдача может сыграть еще более жестокую шутку. Дело в том, что шесты да палки надежно сидят у нас в ладонях и полностью подконтрольны. Самое большее, чего от них следует ожидать – той самой болезненной отдачи. Не такова капризная и своевольная нунчаку. При неверном ударе она отскакивает от предмета и вполне способна выбить вам «правый глаз со косицею». Во избежание всех этих неприятностей любой удар (ну, почти любой) следует наносить так, чтобы из точки касания оружие как бы сдергивалось на себя, по своей круговой траектории. То есть его не следует всаживать строго перпендикулярно поверхности мишени, но проводить будто по касательной. Это так и называется – «сдернуть» или «сорвать» удар. Самое парадоксальное состоит в том, что наше оружие успевает-таки послать в цель весь наличный запас кинетической энергии, уходя прочь уже «пустым».

Разумеется, в случае использования кулаков и ладоней таких проблем не возникает, зато в полный рост встает иная – зачем вообще ломать и крушить предметы?

Исходя из собственных многолетних наблюдений, могу достоверно сообщить, что простой здоровый мужик с намозоленными рабоче-крестьянскими ладонями тракториста способен на такие штуки, что у бывалых каратэистов перехватило бы дух от зависти. Да вот, например: давным-давно, еще в армии, когда я только начинал изучать Кёкусинкай-каратэ, к нам в группу пару раз заглянул огромадный солдат с кулаками величиной в детскую голову. Очевидно, вдохновившись диковинным искусством, он не стал терять времени зря, а, дежуря на одиноком степном КПП, за одни сутки голыми руками переколол буквально в щебень несколько тысяч штук кирпича, заготовленного рачительным начальством для строительства нового помещения поста. Нам рассказывали, что командир вырвал у себя остатки волос от горя и бешенства, а неукротимый Конан-разрушитель был низвергнут до конца службы в свинари. Но случай, тем не менее, показательный. Мне еще не раз доводилось сталкиваться с эпизодами, когда природная российская силища шутя творила такое, что какому-нибудь окинавцу далось бы годами самоотверженного труда. В этом плане правы приверженцы славянизма как антитезы окаянному «востоку», когда разглагольствуют о национальных особенностях боевых искусств. Несомненно, что рост и физическая мощь не могут не влиять на технику, тактику и результаты боя.

Отдав в свое время положенную дань модному увлечению, я также переколол немало кирпичей и перебил ребром ладони немало всевозможных палок, пока не поумнел и, наученный целым рядом болезненных уроков, не понял, что наношу себе этим элементарный вред, играя в разновидность «русской рулетки». Ушибы и травмы проходят медленно, прерывая тем самым увлекательный тренировочный процесс, а краткий миг торжества не стоит месяца вынужденного безделья. В назидание легкомысленным почитателям экранных подвигов любимых киногероев могу привести два вполне реальных и грустных эпизода, имевших место очень давно.

В то время я лихо и безошибочно ломал лежащие кирпичи ударом пятки сверху («фумикоми»), легко разрушая даже стопку из трех-четырех изделий местной промышленности. Это меня и погубило. Однажды под моей командой солдаты разбирали старый, еще послевоенной постройки котел, и коварно попросили продемонстрировать дивное искусство, на что я простодушно клюнул. Жертвой должен был стать один-единственный кирпич темно-свекольного цвета с неразборчивым клеймом – добротнейшая вещь сталинской выделки. Я положил его на две подкладки, собрался с духом и привычно вонзил в него пятку (к счастью, обутой ноги). С тех пор прошло двадцать лет, но проклятая пятка до сих пор дает о себе знать. Тогда же я еле-еле сохранил лицо и чудом доковылял до общежития. Кстати, сохранности лица помогло то обстоятельство, что славный кирпич лопнул лишь после второго удара большущим тяжелым ломом, который я нанес с вполне понятной яростью, если не сказать – бешенством. После этого случая я раз и навсегда прекратил уничтожение стройматериалов как руками, так и ногами.

Отучили же перешибать палки меня два маленьких (и, несомненно, злых) мальчика пятью годами спустя, когда в пустой раздевалке школьного спортзала, умело скрыв ехидство под маской наивности, попросили перебить ребром ладони рукоятку швабры. Имей я тогда нынешний опыт в смысле знакомства с механическими свойствами древесных пород, я бы никогда не стал прикасаться к этой березовой рукоятке, ибо нет в наших широтах дерева более упругого и менее всего склонного к поперечному разрыву волокон (ну, разве что еще ясень да акация). Но в то время я был самоуверен и технически необразован, а потому, став в киба-дачи, изо всех сил рубанул правой рукою довольно тонкую, сантиметра в два, жердь. Та, естественно, не сломалась, чего не скажешь о руке. Рентгена я не делал и гипса не носил, но то, что кость приобрела хорошую трещину – несомненно.

Более подробно свойства древесины рассматриваются н главе, посвященной изготовлению традиционного окинавского оружия, но коль скоро мы упомянули березу, то я должен со всей ответственностью заметить, что ни секунды не верю в россказни об удальцах, перебивающих голой рукой черенки от лопат. Мифов-то множество, есть даже люди, самолично видевшие, как легендарный Кадочников проделывал вышеупомянутый фокус. Никак не могу это прокомментировать, разве что в подобных случаях в ход идет самая что ни на есть настоящая внешняя Ци, ибо на физическом уровне перешибить качественный прямослойный березовый черенок диаметром тридцать пять миллиметров возможно только положив его на опоры и нанеся сверху сильнейший удар ломом. Да и то велика вероятность, что ваш недостаточно тяжелый инструмент просто отскочит, будто от рессоры.

Специально для любителей душистых историй о таинственной Ци могу рассказать два эпизода, имевших место с одним моим дальним знакомым.

Итак, этот приятель сидел как-то на репетиции ансамбля и поджидал своего друга-музыканта. Он сидел в сторонке и от нечего делать постукивал пальцами по большущему барабану, положив на него руку. Те, кто видел такие барабаны, знают, из какой поистине железной кожи выполнена их обтяжка. И вдруг он, ни с того ни с сего, почувствовал, как по руке от плеча покатилась словно горячая волна, а в следующую секунду барабан с пушечным громом лопнул, и кисть провалилась в его гулкие недра. Думаю, дальше последовал очень оживленный обмен мнениями.

Второй инцидент настиг его дома, когда он мирно сидел на диване и ничего худого не замышлял. Внезапно по руке пошла уже знакомая волна, и он абсолютно машинально взялся за стоявшую поблизости пустую бутылку от «Шампанского». Раздался сухой щелчок, горлышко отделилось, будто срезанное, а само пристанище змия осталось на месте, даже не шелохнувшись.

Решительно не ведаю, как сложилась его дальнейшая жизнь, и какими еще чудесами наградило или наказало его Небо, но хочу подчеркнуть только одно – оба исхода Ци были абсолютно спонтанными и несознательными, но главное – в подобных случаях материал и прочность объекта не играют ни малейшей роли.

Однако самое парадоксальное в вопросе отношения к тамешивари заключается в его полнейшей бесполезности в практическом смысле. Замечательное мастерство сокрушения досок, камней и черепиц можно считать дельным лишь с точки зрения отработки навыка концентрировать духовные и физические силы на поставленной задаче, какие бы внешние факторы этому не препятствовали. В жизни сплошь и рядом случается, что привычка убивать прочно закрепленные предметы оказывает своим владельцам медвежью услугу, так как подвижность настоящего противника сводит к нулю четко сфокусированную пробивную силу. Хрестоматийная формула: «Если уж попаду, то ого-го!» является очередной иллюзией – никто никуда не попадает. В какой-то мере то, что проделывают прыгучие таэквондисты, разбивая дощечки, которые их товарищи держат в высоко поднятых руках, имеет гораздо больший смысл, нежели провал до земли целого штабеля шлакоблоков. Это тем более дико и странно, когда исполняется головой. Хотя о чем горевать, мозгов-то в ней нет, одно слово – кость!

Если у читателя сложилось впечатление, что я отрицательно отношусь к тонкому и интеллектуальному искусству тамешивари, то так оно и есть. Начав свой путь в восточных единоборствах с Кёкусинкай каратэ-до, я со временем напрочь отверг немаловажную составляющую популярного стиля, а наблюдения последних лет окончательно убедили меня в никчемности и вредности подобного ремесла. Судите сами – не так давно у нас проводился шоу-фестиваль, посвященный дню рождения Морихэя Уесибы. Мы выступали на нем со своей показательной программой кобудо, а попутно имели возможность поглазеть на собратьев по увлечению. Там были представители разных клубов, от «внучат» дедушки Джуна Ри с их аэробикой, до суровых последователей Масутатсу Оямы. Разумеется, последние демонстрировали, главным образом, искусство разрушения. Когда здоровенный сэнсэй одной из школ играючи переколол все полагающиеся доски и брусья, это было еще ничего. Но стоило выйти на ковер весьма худощавому представителю другого клуба, как тотчас начались неприятности. Их апогей наступил в тот момент, когда проворные ученики, слегка похожие своей деловитостью на чертей в аду, вынесли и утвердили в вертикальном положении сосновую балку, без малого десять на десять сантиметров в сечении. Клянусь, я никогда не рискнул бы ударить по ней даже мечом, побоявшись за его сохранность, тем более на публике. Не знаю, какие демоны толкнули вроде бы нормального и симпатичого каратэку на чудовищный подвиг, но только он сконцентрировался, вдохнул, выдохнул – и всадил в страшное бревно их любимый лоу-кик, а попросту – гэдан маеаши-гери. Да ни чем иным, как передней поверхностью голени! Зал содрогнулся от ужаса. Возможно, будь это полено намертво забетонировано в пол, его самоубийственный демарш достиг бы цели. Но жесткость конструкции обеспечивалась четырьмя безалаберными учениками, двое из которых держали низ, а двое упирались в верхнюю часть бруса. Как бы там ни было, полено сорвало с места и отбросило на добрых полтора метра – увы, неповрежденным. Между прочим, втрое более дородный предыдущий исполнитель также потерпел фиаско на этом поприще, но благоразумно не стал искушать судьбу, и на вторую попытку не пошел. Публика была сплошь своя, понимающая и великодушная, а потому никто его не попрекнул. Теперь же нашему герою под хвост попала вожжа, и он решил победить любой ценой. Но, как говорится в сказке: «Пришлось Кощею помереть!» Если после первого тура он лишь слегка захромал, то второй рывок просто поверг его в прах, заставив всех нас буквально стонать от искренней жалости. Получасом позже, уже переодевшись, он покидал ассамблею, повиснув на руках верных учеников. Вероятно, читатель с медицинским образованием сможет легко прокомментировать всю дальнейшую клинику. Но кому и зачем это вообще нужно?

Мне посчастливилось лично знать множество замечательных мастеров, за всю свою жизнь не сломавших и карандаша. Но если всех тех, кто имел несчастье на своей пустой голове испытать силу их кулаков и ног, выстроить в затылок друг другу, то такая шеренга протянулась бы от рассвета до заката, словно Великая Китайская стена.

Совершенно иное дело, когда речь заходит о работе с оружием. Как бы сильно мы не били своими палками хоть о скалу – вреда не будет, разве что испортим инвентарь. Поэтому подвизаться таким образом в тамешивари не только можно, но абсолютно необходимо, если мы не собираемся в своих занятиях застрять на этапе «танцев с саблями». Это особенно касается техники рассечения предметов мечом, тамешигири, поскольку никакая иная тренировка или игра воображения не в состоянии дать реального чувства клинка, пролетающего сквозь цель. Чтобы поставить руку на подлинный удар, требуется одно – бить, крушить и рассекать. Я очень лихо тренировался в зале с катаной, и пропитался иллюзией достоверности своих движений. Но стоило мне на даче попробовать рубить поставленные вертикально жерди толщиною в руку, или косить задубелый бурьян высотой в человеческий рост, как немедленно проявились катастрофические ошибки, стоившие изрядного I труда по их устранению.

Кроме того, необходимо ясно осознавать и чувствовать меру достаточности вкладываемой силы для достижения искомого результата, например – перебивания палки, которой пьяный сосед желает проломить вам голову. Такое знание приходит исключительно с опытом, и никакие умозрительные построения или рассказы очевидцев его не заменят. Выло бы поистине замечательно, имей мы возможность проводить тренировки по кобудо в хороших армейских бронежилетах, которые позволяют без малейшего риска наносить полноценные концентрированные удары любым оружием, кроме сай, кама и меча (то есть имеющего заточенную кромку). Небольшим, но достаточно ощутимым слабым местом здесь остается то, что опять-таки выпадает работа по конечностям, причем полностью. А жаль: как раз она-то и есть сама воплощенная эффективность. Любые иные средства защиты, кроме традиционной кирасы До, не годятся для оружейной работы, поскольку легко проминаются тычковыми ударами, и почти не держат круговых, передавая телу практически всю энергию полета тяжелых палок. И абсолютно все они, включая До, оставляют незащищенной спину, тем самым лишая нас целой группы действенных приемов. Относительно защиты головы картина вовсе безрадостная: нет и не может быть каски, шлема или «сферы», которые бы позволяли вынести удар тяжелой дубины. Конечно, кости и кожа останутся целы, но вот сумеет ли несчастный после пережитого так же легко, как раньше, подсчитывать в магазинах положенную ему сдачу?

Вероятно, о закалке конечностей и мастерстве в тамешивари и тамешигири, равно как и об их целесообразности, можно рассуждать еще долго, приводя доводы и контрдоводы ярых сторонников и непримиримых противников данного аспекта боевых искусств, а также тешить душу сочными эпизодами из своего и чужого опыта. Но и без того уже выдано достаточное количество информации к размышлению, вполне позволяющей отыскать некий срединный путь между сонмами миражей, заблуждений и откровенных тупиков.

Хотя несколько ранее мы говорили о том, что собственно технический арсенал не играет решающей роли в вопросе определения стиля как боевого или спортивного, необходимо все же подчеркнуть следующее: все боевые системы предполагают, прежде всего, получение максимального поражающего эффекта от своих техник, а потому используют такие положения ударных частей тела, которые концентрируют вложенные силу и скорость на минимальных площадях. Отсюда обилие в традиционных окинавских школах ударов ребром и гребнем ладони, кончиками вытянутых пальцев, плоским кулаком, а также кулаком с выставленным углом вперед суставом среднего или указательного пальца. Под стать оружию и выбор целей: поражению должны предпочтительно подвергаться пах, голень, глаза, горло, области жизненно важных органов (сердце, печень, почки), позвоночник и так далее. Пройдя еще дальше от такой грубой к гораздо более утонченной и эффективной схеме боя, мы получаем атэми - сложное искусство оказания определенного воздействия в строго определенное место и и соответствующее время, что предоставляет специалисту полный спектр желаемых результатов – от шока до легального исхода, причем как мгновенного, так и весьма отдаленного по времени.

Любители подобного жанра без труда отыщут в сегодняшней литературе изрядное число таких эпизодов со всеми милыми их сердцу подробностями. Обыкновенно там же дается полный курс, как всего за неделю овладеть искусством, скажем, «отравленной руки».

Совершенно ясно, что ни одна из упомянутых техник не может быть использована в лоне спорта, и уж тем более и спортивных соревнованиях, где выбор справедливо ограничен ударами кулаком вообще в корпус и вообще в голову, исключая висок и затылок, причем движения обязаны быть строго контролируемыми и ни в коем случае не «проносными».

Таким образом, подводя итог сказанному, вырисовывается следующая картина:

1. Боевые стили и школы являются, как правило, наиболее древними из существующих сегодня. Цель их техник – максимально быстрое и однозначное выведение противника из строя, под чем подразумевается смерть или тяжкие увечья, реже – шок. Тактика схватки изначально предполагает наличие двух или более опытных, вооруженных, активно действующих оппонентов. Средством достижения победы служит комбинированная техника, включающая жесткие разрушающие удары по наиболее уязвимым зонам тела, а также эффективные скоростные броски и болевые захваты, исключающие какое-либо дальнейшее сопротивление. В полной мере под это определение не попадает ни одна из ныне здравствующих традиций в силу естественного вырождения вне питавшей их некогда жестокой среды нескончаемых смертельных стычек. Но максимально близко к блестящему идеалу стоят такие направления, как ряд школ самурайского дзю-дзюцу (Дайто-рю Айки дзю-дзюцу, Катори Синто-рю, Косима-рю, Ягю Синка-гэ-рю и некоторые другие), традиционный неоспортивленный и некоммерческий Шаолинь (и северный, и южный), отдельные современные разработки и компиляции старых техник (стиль Кадочникова, боевое Дзюдо), а также многие сохранившиеся на архипелаге Рюкю древние стили Тэ и окинавского каратэ и кобудо, в отличие от вполне модифицированных японских аналогов.

Да простят меня знатоки-энциклопедисты, если я безо всякой хитрой мысли не упомянул каких-то баснословно замечательных корейских, вьетнамских и прочих школ, но в мою задачу не входило составление исчерпывающего перечня стилей со сравнительным анализом их достоинств и недостатков. Кроме того, такой обзор был бы весьма затруднен из-за наличия решительно в каждом направлении великих мастеров, виртуозов, способных продемонстрировать свои техники в любых условиях и с любой степенью убедительности. Но, повторюсь, такие живые раритеты никак не характеризуют стиль в целом, поскольку их удел -совершенство, вне зависимости от чего бы то ни было. История знает массу примеров того, как один человек достигал высот мастерства сразу в нескольких, порой диаметрально противоположных школах.

Пытливым любителям знать все обо всем рекомендую обзавестись ставшей уже хрестоматийной, выдержавшей массу переизданий книгой А. Долина и Г. Попова «Камни – традиция воинских искусств», а также замечательным своей полнотою энциклопедическим справочником «Боевые искусства» А. Тараса.

Своего рода экологической нишей, давшей пристанище боевым направлениям, стали в наши дни закрытые и полузакрытые подразделения всевозможных разведок, спецназов и полиций, хотя чисто полицейские техники стоят в пом ряду несколько особняком в силу специфики своих задач, требующих не мгновенной смерти или увечий, но иммобилизации, обезоруживания и конвоирования преступника, по возможности, не очень сильно поврежденного. Пол-ому и арсенал приемов здесь подбирается соответствующим образом, задействуя в меньшей степени удары, и в Польшей – болевые замки и заломы. В полной мере такие пели достигаются использованием, например, айкидо как наиболее гуманной системы при всей неоспоримой её эффективности.

Но в первую очередь боевая ориентация гнездится в |.мубинах психики каждого занимающегося, в том хитросплетении личных моральных и духовных ценностей, которое и определяет подбор целей и установок, откуда, порой неосознанно, следует предпочтение конкретным стилям и техникам. Проще говоря, кого-то абсолютно бесполезно натаскивать по программе самого что ни на есть суперспецназа, но одновременно кто-то другой, занимаясь обыкновеннейшим таэквондо, вырастает бойцом хоть куда. 11 последнее – освоение любой из упомянутых истинно боевых традиций по классической методике есть заведомо Жестокий, болезненный и длительный процесс, который никоим образом не может являться чем-то вроде хобби с необременительными тренировками несколько раз в неделю. Подготовка идет за счет использования физических, духовных и энергетических ресурсов организма на грани их истощения, и априори требует железного здоровья и молодости. Только при таком подходе возможно ожидать приобретения боевого потенциала, когда ежедневный, привычный, кромешный ад занятий низводит самую ужасающую реальную ситуацию до разряда ординарной, запросто решаемой задачки.

Как. бы там ни было, но именно традиционные боевые школы остаются сегодня единственно верным компасом, сверяться с которым время от времени полезно всем, посвятившим себя воинским искусствам Востока, хотя бы для того, чтобы не заблудиться в дебрях иллюзий о собственной значительности.

2. Спортивное направление представлено в наши дни огромным количеством стилей, и являет собой довольно пеструю картину смешения национальных традиций, в то же время включающую изрядное число чистых стилевых линий, берущих начало в глубинах веков. Их конечная цель, как и всего спорта, есть гармоничное развитие тела и духа, обретение крепости первого и чистоты второго. Разумеется, мы говорим о спорте в его лучшем, первозданном смысле. Как правило, при подобном подходе рано или поздно пробуждается интерес не только к техническим тонкостям стиля, но и к породившей его культуре – национальному изобразительному искусству, музыке, кухне, философии и прочим её граням. Всем нам знакомы такие «завернутые» на Китае или Японии наши соотечественники, способные приятно удивить глубиной своих познаний даже седовласых патриархов.

Диапазон изучаемых приемов и связок чрезвычайно широк; огромное, а порой решающее значение придается многочисленным комплексам формальных упражнений (ката, тао-лу), которые непременно демонстрируются перед широкой публикой, зачастую синхронно множеством исполнителей. Сами по себе технические элементы весьма эстетичны, так как главная цель учебного процесса – не смертельная битва, а просто шлифовка динамики и геометрии движений, рисунка и ритма. Разумеется, при этом все же остается в активе значительная доля прикладного потенциала форм, и продвинутый ученик в состоянии вполне адекватно защи-I ить себя, хотя вряд ли он одолеет вооруженного дубиной или финкой отчаянного противника. В лучшем случае победоносная стычка с безоружными хулиганами будет представ-лить собой достаточно продолжительный обмен ударами, а максимальным итогом станут нокауты.

Для спортивных стилей характерно использование какого-то одного вида действий – или удары без бросков, или наоборот. Яркой иллюстрацией тому служат, соответственно, кик-боксинг и дзюдо, хотя следует отметить, что целый ряд современных спортивных школ исповедует в последнее время возврат к традиционной комбинированной технике. Подобный дележ берет свое начало в правилах проведения соревнований. Несложно вообразить реакцию судей па удары дзюдоиста или бросок через плечо в состязаниях по таэквондо. Таким образом, наиболее далекими от исконных традиций следует признать заведомо соревновательные, турнирные стили. Их цель – победа по строго заданной схеме правил и запретов, их техники – минимально возможный набор из хорошо оцениваемых арбитрами приемов, поле битвы – ярко освещенный, сухой и теплый ринг г гладким безопасным покрытием. Противник всегда один, в большинстве случаев – соответствующий вашему весу и степени мастерства (цвета пояса), время схватки невелико и так далее. К сожалению, в этих тепличных условиях у спортсмена не возникает ощущения реальной опасности для здоровья и жизни, а цена каждого конкретного действия невысока. Двадцать три века назад Чжуан-Цзы сказал:

Искусный в игре на черепицу,

Теряется, играя на застежку,

И совершенно дуреет,

Играя на золото!

Оценивая себя с точки зрения пригодности к настоящему бою, нелишне помнить о том, что весы не врут лишь в одном случае – когда на второй их чаше сидит бледная мадам в саване и с косой.

Печальный итог: почти полное нивелирование и усреднение техники с утратой ею стилевых особенностей, что мы и видим сегодня на всевозможных чемпионатах какого угодно уровня. Для полноты картины остается добавить абсолютное отсутствие даже зачатков философско-этической базы и её ритуальной составляющей, очевидно, за ненадобностью.

Увы, и это еще не самый низкий горизонт падения традиций, так как совсем уж недавно вошли в моду развлекательные шоу и танцы, в которых используется базовая техника «боксерских» стилей. Действо происходит под ритмичную музыку (отнюдь не восточную) и отличается от обычной аэробики только наличием кимоно. Таково, к примеру, популярное среди молодежи Джун Ри-До. А поскольку суммарная польза от таких занятий не большая, чем от добротной физкультурной разминки, то вернее всего было бы отнести их к оздоровительным.

3. Оздоровительные разновидности боевого искусства (хотя в подобном сочетании звучит явный парадокс) гораздо менее многочисленны, нежели первые две его ветви. В чистом виде к ним можно отнести, пожалуй, искусство Цигун и некоторые известные внутренние стили ушу. Однако же Цигун, строго говоря, вовсе не боевое искусство, но лишь его обязательный фундамент, а оздоровительный эффект упомянутых стилей есть всего-навсего побочный продукт многолетних упорных занятий. Без понимания того, как реально работают те или иные формы (например, в Тайцзи-цюань), немыслимо постичь их сокровенный смысл, да и попросту правильно исполнить саму «геометрию». В отличие от первобытной жестокости подлинно боевых школ и почти обязательного изнурительного мытарства спортивного тренировочного процесса, практика оздоровительных стилей является исключительно приятным и благостным занятием. Даже такое физически тяжкое упражнение, как «стояние столбом», предполагает некоторое насилие над собою лишь на самых первых этапах. В дальнейшем утомительная борьба с собственным телом будет означать только то, что вы гребете против течения, и самое время искать скрытые ошибки.

Вся работа строится не на эксплуатации ресурсов организма, а на их пробуждении и укреплении. Цель – накопление энергии и создание обширного резервного «фонда» Ци как залога нормальной жизнедеятельности. Такой подход позволяет не «выщелкивать» одно заболевание за другим, а разом лишить их естественной питающей среды, поскольку приводит в норму сам фундамент телесной оболочки.

При взгляде со стороны исполнение отдельных форм и целых комплексов производит впечатление удивительной гармонии, неразрывности и цельности движений. Их мягкий природный ритм перетекания одного в другое не требует от исполнителя грубого мышечного напряжения, оставляя тем самым раскрепощенному разуму возможность отслеживать мельчайшие перемены внутреннего состояния. 15 то время как спортивные тренировки используют молодость и здоровье словно некое сырье, а боевой путь способен по достижении поставленных задач и вовсе их отнять, оздоровительные стили безо всяких ограничений принимают под свои знамена и старых, и малых. Здесь нет места тлетворной атмосфере соперничества – соревнования всегда происходят только с самим собой, с собственной ленью и закостенелостью, а участие в чемпионатах ограничено показательными выступлениями и демонстрацией внешней стороны техник. Кстати, любопытно смыкается круг – в самых суровых боевых школах также не может идти речь о соревновательных схватках в силу «убойности» изучаемых приемов. Например, за все годы практики окинавского кобудо мы в нашей ассоциации использовали исключительно отрепетированные до сантиметра и секунды показательные связки с тонфа, ханбо и шестами. Лично мне трудно представить, как мог бы выглядеть относительно реальный поединок с традиционным оружием, если даже легкий титановый бронежилет и массивная омоновская «сфера» не очень-то спасали от весьма смягченных ударов, а добротных черенков для лопаты, использовавшихся нами в качестве расходного материала, переломано бывало по несколько штук за выступление. О нунчаку же и говорить не приходится, так как сама динамика работы с данным предметом предполагает скоростные проносные (то есть абсолютно неконтролируемые) движения. Если в случае с той же тонфа одной из форм тренировки является парная работа, скажем, против ханбо, то с нунчаку в руках мы можем позволить себе исключительно одиночную шлифовку элементов, да еще тамешивари. Ну, разве что блокирование нарабатывается в паре, однако контратакующий удар – всегда по воздуху, зато с максимальной концентрацией. Хитроумные же выдумки с мягкими полиуретановыми дубинками есть попросту извращение идеи нунчаку. С неменьшим успехом наши чада практикуют в домашней тиши суровые битвы на экране персонального компьютера, и даже становятся настоящими мастерами и рекордсменами в этом нелегком деле.

Итак, цель занятий стилями оздоровительного направления есть максимальное развитие двигательных функций тела, его пластики и силы, а также стяжание способности ощущать, контролировать и направлять энергетические потоки внутри и снаружи. По мере продвижения этим путем одновременно достигается чистота и ясность мышления, выход на иные, более возвышенные ценностные ориентиры, а в конечном итоге – обретение общей гармонии духа и тела с окружающим миром. Здоровье и долголетие всегда расценивалось при этом как естественный побочный результат, а прикладной смысл техник и форм принимался в расчет сугубо в качестве подсобного средства, своеобразных перил на лестнице, ведущей в бесконечную высь.

Если у читателя сложилось впечатление, что здесь говорилось о чем угодно, кроме окинавского кобудо как искусства обращения с оружием, то необходимо в который раз повторить: не существует оружейных техник самих по себе, отдельно от общего искусства перемещения в пространстве, то есть умения ходить и прыгать, поворачиваться и приседать, бить и уклоняться. Оружие – это продолжение тела, его часть и дополнительный инструмент, как рука или нога. Не умея наносить ударов кулаками и держать элементарное равновесие, не стоит пытаться подпереть свою убогость костылем из шеста, нунчаку или даже меча – ничего, кроме вреда себе и окружающим из этого не выйдет. Оружейные и безоружные техники есть всего-навсего две стороны одной и той же медали мастерства, и каждая из них дополняет и подпитывает другую. Нельзя стремиться к совершенству, зацикливаясь на чем-то одном, такой путь неизбежно заведет в тупик. Старые, подлинно великие мастера поощряли своих учеников в их желании дополнительно посещать других учителей, однако, при непременном условии самых усердных и успешных занятий в изначально выбранном направлении. Традиционные школы отличались и отличаются от современных, во-первых, использованием одинаково и бросковой, и ударной техник, во-вторых – целостным нераздельным подходом к наработке приемов с оружием и без. А в ряду традиционных школ старой закалки вся окинавская традиция занимает весьма почетное место как равная среди равных.

У каждого из нас разные причины и поводы для занятий восточными единоборствами, но коль скоро кто-то поставил своей целью выйти однажды живым из какой-либо отвратительной кровавой переделки, то именно «окинава» послужит незаменимым эталоном для правильного понимания своих возможностей в этом деле.

Пусть я заблуждаюсь и немного перегибаю палку в плане порицания нынешнего оспортивления старых боевых традиций, но дадим слово великим и поглядим, что говорил по этому поводу О Сэнсэй Уесиба:

Занятия будо – это изучение действительности, жизни и смерти, и оно ищет духовную силу, которая позволяет посмотреть в лицо этой действительности. Сердце, которое полно вопросов о победе и поражении, не может испытать истины действительности. Когда целью тренировки является победа, развивается спортивное сознание. Это становится игрой, а не реальностью. Возникает необходимость в правилах защиты участников состязания, и результат ничего не решает. Единственное, что интересует соревнующихся – кто сильнее согласно правилам? Чья техника быстрее согласно правилам? С помощью соревнований вы никогда не узнаете своего истинного Я, только свою стратегию. Когда же вы находитесь на грани абсолютного наказания, когда речь идет только о жизни и смерти, ваша реакция, а следовательно, и результат будут совсем другими. Не связанный правилами, когда единственное соображение – это желание выжить, очень слабый может стать очень сильным, и очень сильный может в страхе потерять свою силу. Когда ставкой не является жизнь, слишком легко забыть, что физическая сила и техническое умение не безграничны.

 

Глава 2 Оружьем на солнце сверкая

традиционная оснастка кобудо

Затем рыжий разбойник ухватил

а ногу курицу и всей этой курицей

плашмя,крепко и страшно так

хватил по шее Поплавского,что…

он полетел вниз по лестнице.

(М. Булгаков, «Мастер и Маргарита,)

Когда стрелой без древка

Выстрелят из лука без тетивы-

Она поистине пронзит гору!

(Судзуки Тантаро)

Как совершенно справедливо заметил Михаил Афанасьевич, при известной сноровке даже вареная кура может стать победоносным оружием. Иными словами, в этом небольшом отрывке нашла свое точное отражение самая суть древнего искусства кобудо как умения применять в бою всевозможные вспомогательные или даже случайно попавшие в руки предметы, подчас вовсе для этого не предназначенные. Строго говоря, дословный перевод термина звучит как «путь старинных воинских искусств», но традиционно в это понятие не принято включать основные разделы боевой подготовки воинов, то есть работу с табельным оружием -мечом, копьем, луком, и так далее, ибо каждая из упомянутых дисциплин давным-давно обособилась в независимую отрасль со своим названием, историей, мифологией, словарем, школами и патриархами стилей. Поэтому смысл кобудо точнее отражает его понимание как «пути малых (вспомогательных) воинских искусств», хотя это и не вполне верно с точки зрения написания.

Как бы там ни было, по возрасту кобудо намного древнее любой иной разновидности или способа ведения боя, поскольку уже в безмерно далекие доисторические времена суковатая дубина в лапах нашего предка заметно повышала сто статус в первозданном и недружелюбном внешнем мире. Вероятно, поэтому и принято именно палку (шест) считать «матерью» всех прочих видов оружия, и именно с неё начинают постижение многоликого кобудо в абсолютном большинстве традиционных школ.

Если ограничиться рамками японского архипелага, то все многообразие стилей и разновидностей кобудо легко уклады вается в две большие группы – кобудо самурайское и простонародное. При этом внутри самурайского «семейства» также можно отчетливо выделить обширный пласт полицейских техник, получивших наибольшее развитие в почти трехвеко вую мирную эпоху Токугавского сёгуната (1603-1868 г.), а также примыкающее сюда же самым тесным образом огромное, таинственное и вполне суверенное царство зловещих нип-дзя. Замечательно ярким и характерным примером просто народного кобудо служит целый букет окинавских техник работы с простейшим оружием, родственным обиходным предметам крестьянского быта, и почти не измененным в угоду боевому использованию. Теперь рассмотрим подробно каждую из разновидностей.

* * *

и. задрожав,булат холодный

Вонзился в дерзостный язык…

(А. С. Пушкин)

Итак, самурайское кобудо. Как всем нам отлично известно из фильмов и книг, главным и наиболее зловещим спутником любого самурая всегда оставался его большой меч -поначалу Цуруги, позднее Дайто. Исторически это не совсем точно, поскольку вплоть до Токугавской эпохи отнюдь не меч, но лук и копье считались своеобразными символами воинственного сословия. Лишь с прекращением многовековой мясорубки почти непрерывных гражданских войн, когда славным доспехам и тяжелому полевому вооружению пришло время обратиться в семейные реликвии, их эстафету подхватил меч, став отныне единоличным средоточием души самурая и знаком принадлежности к гордому племени Буси (хотя для этого, строго говоря, требовалась пара мечей, большой и малый, плюс характерная прическа). Но так или иначе, и мечи, и луки, и копья относятся к штатным видам вооружения, мастерство владения которыми в состав кобудо не входит. В этом плане столь популярное сегодня параллельное изучение тонкого искусства иай-до совместно, скажем, с тон-фа-дзюцу, выглядит немного странно.

Вместе с тем любой самурай, не стремившийся почетно пасть на поле брани в расцвете сил, непременно овладевал целым набором дополнительных техник, прибегать к которым случалось не так уж редко. В пылу благородного сражения в чистом поле воин вполне мог лишиться своего мощного меча либо копья, сломав их или просто выронив от молодецкого удара противника. После такой неприятности оставалось лишь прибегнуть к спасительной помощи малого меча (вакидзаси), ножа или какого-нибудь иного оружия. Довольно популярными среди самураев были различные варианты цепей, железные веера тэссэн и гумбай-утива, а также всевозможные метательные лезвия и пластины, в том числе всем известные «звезды» (сякэны), необоснованно относимые к монопольной и чуть ли не главной принадлежности ниндзя.

Далее – не всегда и не везде дозволялось размахивать любимым клинком, а порою вовсе недопустимо было и обнажать его, не говоря уж о копье или нагинате. При входе в дом (за исключением откровенно враждебного визита) полагалось оставлять бесценный фамильный меч «в дверях», надеясь, случись что, на вакидзаси, да на припрятанные под одеждой мелкие приспособления, овладеть которыми не поленился ранее. Ножны малого меча, ножей танто и айкучи, всегда содержали в боковых карманах небольшой обиходный ножичек – когатану и стальную шпильку – когай, назначение которой весьма туманно. Очень часто когай состояла из двух половинок, каждая из которых могла быть пущена опытной рукой точно в цель, как и любой из аналогичных предметов. Собственно говоря, хороший самурай бс: труда, молниеносно и четко, способен был метнуть в противника всякую снасть из своего богатого арсенала, что замечательно правдоподобно демонстрирует Тосиро Мифуне в фильме «Красное солнце».

Аналогично европейским шестоперам и булавам, ставшим, помимо утилитарного предназначения, своеобразными символами атаманской власти, стальные боевые веера в Японии прижились в среде князей и полководцев. Те, кто видел старую японскую ленту «Знамена самураев», могут припомнить эпизод, в котором знаменитый Такэда Сингэн отбивает наскоки Уэсуги Кэнсина именно таким веером.

Полицейские техники и соответствующие типы вооружения расцвели, как и многое другое, в мирную Эдосскую эпоху. Обусловлено это было не только организацией мощной разветвленной полицейской сети, при помощи которой бакуфу* контролировало ситуацию во всей стране, но и значительным упадком мастерства буси. По прошествии многих безоблачных десятилетий совершенно сошел с исторической сцены старый тип сурового непобедимого солдата, идущего по пояс в крови через непрерывные жестокие битвы «эпохи войн»-, со всеми его невероятными рефлексами, переходящими в «шестое чувство», и поистине инфернальной ударной мощью,, „

Излюбленным оружием полицейских стали длинные цепочки с грузилами на концах, позволявшие обездвижить противника, не убивая его, а также дзиттэ - стальной пруток с одной крюкообразной половинкой гарды, нечто вроде урезанного окинавского сай. Пусть легенды о мастерах, способных одним поворотом такой ловушки переламывать клинок меча, останутся на совести их-сочинителей; реально дзиттэ, имевший на рукоятке шнурок с кистью различного цвета, соответствовавшего рангу полицейского, играл ту

* Бакуфу – военно-административный аппарат управления страной в средневековой Японии. (Прим. редактора)

же роль, что в наши дни жетоны и удостоверения. Хотя, безусловно, хватало по-настоящему сильных мастеров, творивших чудеса со своим нехитрым орудием.

В целом Эдосский период японской истории можно сравнить с эпохой европейского Ренессанса. Пришедший на смену нескончаемым войнам почти трехвековой мир возродил к жизни огромное количество всевозможных разновидностей изящных искусств, а профессионалы клинка получили возможность заняться в спокойной обстановке систематизацией бездонного практического опыта и созданием постоянных школ. Именно в эти годы множатся новые и укрепляются старые «рю», в стенах которых обретают отчетливый облик здравствующие по сей день стили кэн-дзюцу и дзю-дзюцу. Исподволь поменялся сам характер техник, так как отсутствие доспехов сместило акценты в сторону быстроты и ловкости движений. На смену ужасной сметающей мощи копья, нагинаты и длиннейшего «полевого» меча пришла виртуозная работа более легкой катаной и всем обширным арсеналом малого вооружения, вышедшего из тени своих могучих собратьев.

Кобудо, понимаемое теперь как искусство боя с использованием разнообразных предметов, входит в качестве обя-|л тельного раздела во все без исключения современные школах дзю-дзюцу, каратэ и так далее. Разумеется, речь идет о школах традиционной, а не спортивной направленности.

Если попытаться обобщить все вышесказанное, то можно утверждать, что самурайская разновидность кобудо включает в себя искусство обращения с различными вариантами < ильных предметов, в том числе цепей, а также некоторые специфические техники наподобие ходзё-дзюцу (приемы с впаивания противника веревкой). В отличие от окинавского, самурайские разновидности кобудо не сведены в единую (истему, и изучаются обычно порознь в рамках тех или иных школ как самостоятельные дисциплины.

Подкрался сзади,размахнулся,

Как вихорь свистнул острый меч,

И прежде,чем я оглянулся,

Уж  голова слетела с плеч. (А. С. Пушкин)

Из содержания эпиграфа ясно, что речь пойдет о коварных и безжалостных шпионах японского средневековья, любимцах нынешней детворы во всем мире – ниндзя. Хотя здесь описывается именно сцена убийства, главным смыслом деятельности «воинов ночи» была всё же добыча, сохранение и передача информации, а уж во вторую очередь -диверсионные акции в тылу врага, резня и поджоги. Собственно говоря, принципиальная ошибка приверженцев, исследователей и историков ниндзюцу на сегодняшний день состоит в том, что древний феномен рассматривается как разновидность боевого искусства. Это совершенно неверно, ибо сами по себе боевые техники составляли лишь малую часть в обширной программе подготовки лазутчиков, тогда как гораздо большее внимание уделялось вопросам маскировки и скрытого перемещения, приемам проникновения в дома и замки, способам взлома, подкопам и прыжкам, плаванию и бегу, умению часами сохранять неподвижность в самой немыслимой позе (например, повиснув на ветке) и множеству иных навыков. Помимо чистой «физики», досконально прорабатывались также психические аспекты – гипноз и самогипноз, умение запоминать колоссальные объемы информации, способы концентрации внимания, обострения органов чувств, мобилизации энергетики, и так далее. Как следует из другого их наименования – синоби (крадущиеся), практика ночных оборотней строилась прежде всего на соблюдении абсолютной незаметности, бесшумности и безликости. Поэтому очень красивый рассказ Виктора Попенко на страницах его книги «Древнее оружие Востока» о том, как гордые своей профессией ниндзя для пущей славы раскрашивали в разные яркие цвета клинки мечей (причем цвет соответствовал той или иной конкретной школе), заставляет вообрать себе штандартенфюрера Штирлица с полным набором советских орденов и медалей, вплоть до знака об окончании академии РККА. Согласиться с подобными вымыслами невозможно, если принять в расчет обыкновение шпионов даже уродовать свое лицо в случае поимки, дабы лишить врага возможности какой-либо идентификации. При этом странно иметь при себе клинок, на котором, так сказать, «синим по белому» написано о причастности к Котто-рю. Если еще учесть, •по другим показателем достоверности подобных сведений служит утверждение автора о хромировании клинков (в XVII веке!) для пускания зайчиков в глаза противнику, то вообще не стоит принимать всего этого всерьез.

Самое большее, что могли проделывать ниндзя со своим оружием – это копчение его в пламени свечи или костра для ликвидации малейшей возможности световых бликов, каждый из которых мог привести к обнаружению, гибели и, что несравненно важнее, к провалу всей операции. На сегодняшним день в нашей стране вышла в свет первая и пока единственная достоверная работа по истории шпионского промысла в Японии – это две книги Алексея Горбылёва: «Путь невидимых» и «Когти невидимок». Только в ней интересующиеся реальной картиной возникновения и развития ниндзюцу отыщут ответы практически на все вопросы.

Нас же хитроумные проныры интересуют лишь постольку-поскольку все их невероятное мастерство и фантастические деяния напрямую зависели от умения обращаться с разнообразнейшим арсеналом специальных приспособлений, от самых простых до весьма сложных и остроумных.

Сегодня, с легкой руки писателей и сценаристов, у широких слоев общественности сложилось впечатление, будто ниндзя только и делали, что убивали направо и налево, причем исключительно при помощи мечей, серпов и сюрикэнов. Между тем этот зловещий образ имеет к реальной практике ниндзя примерно такое же отношение, как блистательный Джеймс Бонд к деятельности настоящей британской разведки. Как отмечалось выше, истинный синоби был в первую очередь мастером скрадывания, проникновений и похищений, а вовсе не рукопашного боя. В наши дни, с этой точки зрения, опытный домушник или карманник в гораздо большей степени имеет право отождествлять себя с ниндзя, чем все те члены клубов и секций, что рядятся в черные одежды, мечут «звез ды» и размахивают прямыми мечами тайваньской выделки, не будучи в состоянии даже выкрасть бумажник у прохожего. Я не воспеваю и не оправдываю воровство, но факт остается фактом – хороший ниндзя есть прежде всего хороший жу лик. Огромное число увлекательнейших историй повествуют нам об испытаниях мастерства, что учиняли шпионам их наниматели или учителя. Почти все подобные задания представляли собой изощренные кражи предметов (меча, свитка, подушки из-под головы) у заранее предупрежденного и изготовившегося к отпору владельца. Даже когда дело касалось боевых подвигов в расположении противника, звону стали всегда предшествовало незаметное проникновение на тщательно охраняемую территорию. В полном соответствии с тематикой работы шел подбор вспомогательных средств, причем каждый предмет мог служить одновременно множеству целей, и оружия в чистом виде почти не применялось – даже пресловутый сино-би-кэн с квадратной цубой представлял из себя целый арсенал, обеспечивая весьма далекие друг от друга задачи. «Невидимка» попросту не мог позволить себе быть обвешанным грудой тяжелого громоздкого инвентаря, словно Арнольд Шварценеггер в фильме «Коммандо», поэтому компактность и универсальность были первым и решающим критерием в подборе снаряжения. Даже когда наниматель жаждал смерти оппонента, дело чаще всего обходилось без серпов и мечей. Подлинный мастер своего мрачного ремесла использовал, как свидетельствуют исторические документы, невероятные ухищрения и выдумки – опять же с помощью  незаметности и стопроцентной эффективности акции. Ведь целью являлся, как правило, не рядовой воин, а полководец, князь, то есть личность всегда неординарная, искушенный во всех тонкостях схваток, да к тому же тщательно охраняемый. Такой человек обладал развитой интуицией и знаменитым гоку-и («шестым чувством»). Всем хорошо известен хрестоматийный эпизод с (предположительно) Ягью Мунэнори и его слугой (учеником?), когда нищий мастер мгновенно уловил мелькнувшую у того мысль о с моей беззащитности, и в следующую секунду уже стоял с мечом в руках. Поэтому очень трудно было просто зарубить или зарезать намеченную жертву – скорее всего, тот почувствовал бы врага заранее, что бы там ни писал о мастерстве ниндзя скрывать эманации своего мозга известный Эрик Ластбадер в сериале о похождениях тандзяна Николаса Линнера. Кроме того, не стоит приписывать ночным пройдам абсолютного совершенства решительно во всех видах боевого искусства. Универсал всегда проиграет узкому специалисту в его излюбленной области, и средний ¦ амурай безусловно превосходил среднего шпиона в технике меча и копья. Не стоит заострять внимания на выдающихся представителях профессии с той и другой стороны. В любом деле встречаются уникумы, и наша речь не о них.

Как сегодня нормальный разведчик в чужой стране не крадется по темным улицам с пистолетом в руке, так и триста лет назад ниндзя предпочитали обходиться без меча до самого последнего предела, когда на него обрушивалась подоспевшая охрана или погоня. И обыкновенно результат подобной схватки бывал предрешен. Некоторое преимущество состояло в использовании нетрадиционных, малоизвестных приемов боя, атак в неожиданных ракурсах, обилии акробатических элементов и так далее. Все это приносило победу в быстрой стычке, но только при наличии фактора неожиданности. В тех же случаях, когда прохиндей был вынужден схватиться в открытую, используя свой более короткий и легкий меч, результат, повторяю, был известен заранее. Кроме того, замечательные клинки самурайских катан и тачи чаще всего превосходили по своим характеристикам шпионское оружие. Это легко объяснимо, так как меч самурая делался долго и на века, являясь нередко фамильной драгоценностью. Меч ниндзя (в тех случаях, когда он предпочитал «специзделие») был всего-навсего рабочим инструментом, одним из многих и далеко не главным, который не жалко было выбросить в случае чего. Это отнюдь не значит, что клинок был из рук вон плох. Он вполне обеспечивал круг своих задач, но никакими выдающимися свойствами не обладал. Разумеется, опять же не стоит говорить об исключениях. И, кстати, только кинониндзя везде и всюду экипированы своим прямым мечом, который постоянно прилаживают за спину. На деле нет ни одного исторического свидетельства существования прямых шпионских мечей – ни записей, ни сохранившихся экземпляров. Настоящие лазутчики пользовались чаще всего самыми обычными самурайскими клинками, причем носили их, как и полагается, сбоку. Строго говоря, между самураями и ниндзя вообще не существовало четкой границы, поскольку самураи были сословием, а ниндзя – профессией, и ничто, кроме бусидо*, не мешало бедному служаке пробавляться на ниве шпионажа и заказных убийств. Большинство известных кланов ниндзя – самурайские. Множество самураев действительно посвящало себя «иньскому ремеслу», а корни знаменитых школ будзюцу уходят в почву монастырских техник боя, породивших также превосходные шпионские системы. Сами ниндзя также не изобретали велосипедов, перенимая в полном объеме превосходные, проверенные временем, методики самурайской выучки.

Принимая в расчет все вышесказанное, можно утверждать, что в нормальных рабочих условиях наши проныры

* «Будо сёсинсю», или «Путь воина» – свод правил и наставлений, созданный Юдзаном Сигесуке, потомком рода Тайра. См. книгу «Кодекс Самурая».

мечу и рубке предпочитали орудия тихие и несравненно более эффективные ~ отравленные иглы, метательные предметы, ядовитые дымы, порошки, жидкости и прочие дьявольские штучки. Как там у Владимира Высоцкого:

Добрый молодец он был,

Бабку-ведьму подпоил,

Ратный подвиг совершил -

Дом спалил!

Поистине, шпионская акция! Недаром именно ниндзя первыми оценили и использовали в деле все преимущества пороха, да и вообще старались держаться на гребне научно-технического прогресса тех лет, обращая любое изобретение и свою пользу. Потому-то ассортимент их подручных средств выл чрезвычайно широк, хотя главенствовало в нем не оружие, а средства проникновения и маскировки, подслушивания и доставки информации, преодоления препятствий, и тому подобное. Все те, кого интересуют конкретные описания и иллюстрации шпионского инвентаря, могут обратиться к многочисленным изданиям на эту благодатную тему – от брошюрок доморощенных экспертов до упоминавшегося двухтомника А. Горбылёва.

Я сознательно не хочу касаться здесь откровенно информальных техник психо-энергетического тренинга «невидимок», поскольку уж это-то наверняка никоим образом не входит в тему нашего разговора. Все их излюбленные кинематографические «пальцовки» и черная магия отлично вписываются в знакомые строчки того же Высоцкого:

Пили зелье в черепах, ели бульники,

Танцевали на гробах, богохульники…

Гораздо примечательнее, что ниндзя являлись выдающимися мастерами импровизации, настоящими профессорами по использованию любых подсобных предметов, так как изменчивый калейдоскоп нештатных ситуаций требовал молниеносных решений и точных действий. Что бы ни попало в опытные руки, могло превращаться и в оружие, и в отмычку, и во что угодно. Насколько бы ни был обширен перечень носимого снаряжения, всего предусмотреть невозможно. Всегда могли проявиться неожиданные факторы, заставляющие на ходу сочинять и конструировать что-то новое из имеющегося или найденного поблизости. Трудно вообразить себе лазутчика, вышедшего на задание с пустыми руками. Разведка и диверсии всегда есть работа с теми или иными предметами, от сноровки обращения с которыми напрямую зависел успех или провал дела, и именно здесь лежат точки соприкосновения ниндзюцу и кобудо.

* * *

Царь обезьян в сраженьи был свиреп

И Царь-волшебник тоже был силен-

Друг друга меч и посох отражали…

(У Чэн-энъ, «Путешествие на Запад»)

Коль скоро профессиональные шпионы, оснащенные множеством заранее сконструированных и изготовленных инструментов, зачастую вынуждены были использовать простейшие, подвернувшиеся под руку предметы, что же оставалось делать крестьянам и горожанам для защиты от лихости разбойников и самурайского буйства? Наиболее остро эта проблема стояла не в центральных провинциях, где мощная власть даймё мгновенно подавляла малейшее неповиновение, и где бесконечные междуусобные войны давали возможность безо всякого труда собирать на полях сражений мечи, копья и даже доспехи, что наглядно продемонстрировал Акиро Куросава в знаменитом фильме «Семь самураев». Гораздо хуже обстояли дела на окраинах империи, особенно на самом юге, где наиболее крупный остров архипелага Рюкю, Окинава, расположен на стыке двух могучих культурных традиций – Японской и Китайской; причем бездонная китайская культура питала свою младшую сестру, и влияние это шло, в значительной мере, именно через Окинаву. Местные жители всегда отличались суровым нравом, а близость Поднебесной оказывала существенное влияние на все стороны жизни, включая боевые искусства. Официальная версия возникновения окинавского кэмпо относит его ла рождение к XIV веку, когда король Рюкю признал вассальную зависимость от Китая, и с континента на Окинаву прибыла дипломатическая миссия, в составе которой были мастера цюань-фа. Но реально знакомство с передовыми техниками боя произошло еще раньше. Как известно, XII век принес погибель огромному клану Тайра. Спасаясь бегством от победоносных Минамото, остатки разгромленных войск откатились на юг, осев в том числе и на Окинаве, принеся с собой полный багаж военных знаний и практических наработок, в корне отличных от классических китайских систем. Именно в этом заключается причина того, что древнейшие окинавские стили Тэ более всего напоминают как раз дзю-дзюцу, а не китайское ушу, да и культивировались они отнюдь не в простонародной среде, а в правящих самурайских семействах острова. То, что сегодня принято считать настоя-щнм окинавским каратэ есть гораздо более поздняя переделка южно-шаолиньского цюаня, преподававшегося в середине XVIII столетия легендарным мастером Кусянку, хотя по сей день не ясно даже, имя это, прозвище или некая должность. Именно от него пошли все современные стили и разновидности «китайского кулака», как испокон веку именовали данное искусство на Окинаве, пока, с подачи Фунакоши, оно не превратилось в «пустую руку». Разумеется, задолго до рождения этого самого Кусянку, китайские формы не могли не влиять на развитие Тэ. Исподволь шел непрерывный процесс взаимообогащения, результатом которого явилось чрезвычайно практичное, жесткое и бескомпромиссное окинавское кэмпо, в котором мастерство владения простейшим оружием неразрывно связано с работой голыми руками, и попросту две эти составляющие никоим образом не могут быть отделены друг от друга. Вся дальнейшая история острова лишь подтверждала древнюю истину, что любой запрет только усиливает сопротивление и будоражит дремавшие дотоле силы. «Сухой закон» тридцатых годов породил американскую мафию и расплодил гангстеров, а когда в XV веке королю Сё Ха-си вздумалось объединить север и юг Окинавы и ввести первый запрет на свободное ношение оружия, это лишь подхлестнуло развитие кэмпо и дало отменный стимул к поиску методик использования в качестве оружия безобидных сельскохозяйственных инструментов. Не стоит верить сказкам о том, что традиционное оружие Окинавы напрямую родилось из цепов и тяпок. Идея и техники пришли, опять-таки, из Китая, уже имея многовековую историю и традиции. Они всего-навсего обрели новую родину и претерпели незначительные изменения, оставившие нетронутой сердцевину искусства.

Окончательно подлил масла в огонь великий Иэясу Токугава в конце XVII века, издав повторный указ о категорическом запрете на ношение и даже хранение клинкового оружия. Словами дело не ограничилось. Была тотчас проведена первая (но не последняя) катана-гари, то есть «охота за мечами», прокатившаяся волной по всей империи и выразившаяся на своенравной Окинаве в самых жестоких и крайних формах. Доходило до того, что на всю деревню оставляли единственный нож, прикованный цепью к столбу на площади. Как и следовало ожидать, эта политика привела к созданию тайных сообществ, окончательной систематизации старых и появлению новых стилей кэмпо, а также к лавинообразному росту качественного уровня школ, оживленных идеей сепаратизма. Уже не интуитивно, а вполне сознательно и целенаправленно анализировался и обобщался опыт Китая и Японии.

Строго говоря, полный перечень вооружений окинавского кобудо достаточно обширен и включает в себя как деревянные, так и стальные предметы – сай, кама, тэкко и прочие. Однако это исключение из правил. Те же серпы являются оружием изначально, и вопрос лишь в технике работы с ними, тогда как палки и шесты – вещи мирные, требующие очень специфических навыков для превращения их в грозные орудия нападения и защиты под стать смертоносным мечам.

Из наиболее известных «инструментов» окинавского Кобудо можно назвать бо (палки всевозможной длины и толщины), нунчаку, тонфа, кама (серп), сай (трезубец), тэкко (кастеты), сурутин (цепь или веревка с грузами на концах), фундо (цепь длиной 2 сяку с рукоятками на концах), и так далее. Самой оригинальной из этого списка является снасть, представляющая собою нечто вроде узкого полотенца из сыромятной кожи, которое позволяло мягко гасить смертельные удары острого как бритва меча, и давало шанс для последующей контратаки. Практически на сегодняшний день реально живущими можно признать лишь традиции работы с бо, дзё, ханбо, сай, нунчаку, кама, тонфа и кай (веслом). Рассмотрим подробнее каждую из техник.

Сунь У-кун начал проделывать

Разные фокусы со своим посохом-

То  он размахивал им над головой,

То вращал вокруг тела,

То подбрасывал его вверх,

То опускал вниз…

(У Чэн-энъ, «Путешествие на Запад»)

Бо-дзюцу представляет собой искусство ведения боя с помощью палок различной длины. Существует несколько более или менее канонизированных размеров оружия, в зависимости от чего меняется и само название. Ориентировочно такой перечень выглядит следующими образом:

Тамбо… зачастую суковатая палка длиной около 50 см;

Ханбо… «половинный Бо», от 30 до 110 см;

Дзё… несколько более тонкая палка, от 120 до 150 см;

Рокусяку Бо… классический шест длиной 182 см (6 сяку);

Хассяку Бо… длинный шест, до 240 см (8 сяку).

Как мы видим, длина предмета не ограничена строго, и зависит от личных вкусов владельца, его роста, телосложения, принадлежности к тому или иному стилю и так далее. Обозначение длинных шестов является производным от японской меры длины сяку (30,3 см) с указанием количества этих единиц. Наиболее популярной является работа с ханбо, дзё и рокусяку бо. Соответственно, и техники для дан ных разновидностей оружия проработаны полнее и глубже.

Обращение с ханбо внешне слегка напоминает кэндзю цу – в том случае, когда палку держат двумя руками за один край, словно меч, нанося ею все известные круговые и тычковые удары. Однако уступая клинку в способности рассекать препятствия, наша дубинка дает и немалые преимущества, позволяя совершать массу скользящих движений руками по всей своей длине, что сильно расширяет спектр приемов нападения и защиты. Например, это дает возможность совершать непредсказуемые и коварные тычковые удары «с выносом», значительно и неожиданно увеличивая рабочую дистанцию и поражая противника на расстоянии до двух шагов, а также выполнять ряд перехватов, характерных для нунча-ку-дзюцу, атакуя в нестандартных ракурсах. Также можно удерживать ханбо точно за центр, что породило массу оригинальных вариаций. Нелишне заметить, что сам Миямото Мусаси в зрелые годы почти полностью отказался от стального меча, предпочитая деревянный бокэн, который в целом аналогичен ханбо, если не принимать близко к сердцу легки а прогиб и овальность сечения. Причем, он не раз одерживал этим оружием блестящие победы над противниками, чьи руки ласкали великолепные мечи работы знаменитых мастеров.

Техника дзё (джо) пользуется традиционной популярностью у приверженцев айкидо и дзю-дзюцу, где приемы с этой палкой составляют отдельный раздел айки-джо и является необходимой частью квалификационных требований. Вся олза дзё-дзюцу детально проработана как в варианте атак и защит, использующих палку в качестве оружия, так и прошв неё.

В целом рисунок движений заметно отличается от практики иных окинавских школ и внешне повторяет манеру айкидо, имея явно круговой характер и плавный стремительным ритм. Очень подробно разработаны броски с помощью дзе, а также болевые замки и фиксации уже лежащего противника. Акценты сдвинуты с внешней «физики» движений на глубинные внутренние моменты и требуют постепенных вдумчивых тренировок, как, впрочем, и все, что относится к.древнему искусству дзю-дзюцу.

Рокусяку Бо – наиболее известное и популярное оружие, почитаемое несметным числом школ самой разнообразной ориентации. В обязательном порядке изучается почти во всех традиционных стилях окинавского каратэ, именуется обыкновенно просто «бо», и представляет собою круглый или граненый шест диаметром 3 сантиметра, изготовленный из дерева твердых тяжелых пород. Технический арсенал приемов с тестом настолько обширен, что позволяет сосуществовать целым направлениям и школам, весьма непохожим друг на друга. Очень грубо и приблизительно можно попытаться выделить две разновидности техник – окинавского и китайского типа, хотя первая и является вполне законнорожденной дочерью второй. Те, кто видел фильмы о похождениях шаолиньских монахов, легко поймут, о чем идет речь. Для китайской боевой традиции вообще характерна склонность к сложным, многоплановым и хитроумным построениям, которые при всем своей бесспорной эффективности чрезвычайно эстетичны. Работа с шестом здесь строится на обилии круговых движений, часто с оборотами вокруг тела. Шест, который нередко держат за один край, совершает стремительный полет по широким спиралям, восьмеркам и эллипсам, то взлетает, то опус кается, то выходит на тычковый удар. Много подсечек. Порою оружие используется как опора для совершения прыжка или высокого удара ногой.

Шест вообще являлся и является до сих пор фирменным оружием монахов, а также адептов ушу стиля обезьяны, традиционно восходя в этом к легендарному царю обезь ян Сунь У-куну, Великому мудрецу, равному Небу, с его знаменитым железным посохом толщиной с чашку.

Окинавская работа отличается, как и все остальное, большей простотой, лаконизмом и жесткостью, если не сказать – жестокостью. Причины тому были уже оговорены, и возвращаться к ним не стоит. В окинавских стилях преобладают короткие тычковые и компактные, неразмашистые круговые удары и защиты, несущие в себе, тем не менее, смертельную мощь. Значительно уступая китайским техникам в эстетике, они безусловно надежны и действенны, что проверено веками схваток с вооруженными противниками. Существует великое множество разнообразнейших и весьма колоритных ката с шестом – наследие великих мастеров прошлого, закодировавших и донесших таким образом до наших дней традиционное искусство работы с этим прекрасным предметом, по праву названным «матерью всего оружия».

Хассяку Бо и Кюсяку Бо – длинные шесты, соответственно, по 240 и 270 сантиметров. В наши дни они гораздо менее популярны, чем универсальный двухметровый цв'ст. Хотя эдакая оглобля и предоставляет своему владельцу известные преимущества в бою на длинных дис-ынциях, вместе с тем она требует обширного свободного пространства, и практически бесполезна в лесу, на улице среди заборов, и в других подобных местах.Техника работы не отличается какими-либо особенностями, разве что несколько чаще используются широкие круговые движения, сметающие подсечки с хватом двумя руками за один конец, да ещё очень длинные выносные удары по всем уровням. В отличие от стандартного шеста, такие удары несут в себе гораздо большую силу из-за изрядного веса предмета и оттого, что путь разгона его в руках длиннее, чем в случае с коротким оружием.

В разных регионах и школах применялись и применяются различные типы шестов. Так, если на Окинаве классическим считается именно рокусяку Бо, тяжелый и жесткий, то в китайской традиции характерен более длинный (свыше двух метров), эластичный и гибкий шест, совершающий в моментфиксации удара изрядные упругие колебания, что даже используется в качестве технического элемента.

Вообще о всевозможных разновидностях палок и об искусстве боя с ними можно говорить почти бесконечно,

как именно палка, какой бы длины и толщины она не была, абсолютно бесспорно является древнейшим из всех Прочих видов оружия, ведя свою родословную от темных доисторических времен. И ничто другое не представляет само по себе оружие в меньшей степени, нежели обыкновенная палка, легко приобретающая в опытных руках почти абсолютную эффективность.

Прохор, принеси-ка пистолет,

Да костыль чугунный не забудь!

(Л. Сергеев)

Тонфа (реже – туйфа) олицетворяет собою как бы некую визитную карточку окинавских боевых искусств, являясь оригинальным и уникальным оружием, присущим почти исключительно данному региону. Конструктивно это все та же короткая палка, но с добавочной поперечной рукояткой. Чаще всего происхождение тонфа выводят от рукоятки мельничного жернова. Вполне возможно, что на Окинаве существовали в точности такие рукоятки, однако гораздо достовернее выглядит версия исхода идеи тонфа опять же из Китая, где задолго до появления проблесков цивилизации на островах Рюкю уже вовсю дрались с использованием ору жия, именуемого гуай (боевой костыль), или «костыль свято го Ли». Но китайский прототип длиннее, тоньше, и не имеет явно выраженной «головки» на рукояти, что очень существен но влияет на технику движений и их арсенал в целом. Кро ме того, на Окинаве с самого начала тонфа стали использовать в парном варианте для обеих рук, тогда как на континенте длинный костыль часто подхватывался второй рукой за дальний конец. Это давало целый ряд сложных скруток, подстя вок, зацепов и перехватов, каковые почти полностью отсутствуют в окинавских стилях из-за иной геометрии оружия и его парности. Зато мощь и эффективность островных техник несравненно выше, ибо приемы боя рождались, отсеивались и шлифовались в ожесточенных схватках с лихими рубаками, где единственная неточность стоила жизни, а бить следовало однозначно наповал. Мастер тонфа вполне мог выйти на бой с несколькими вооруженными противниками и победить (то есть поубивать) их всех до единого, чему существует немало исторических свидетельств.

Как все прочие палки, тонфа изготавливаются из тяжелой твердой древесины, способной противостоять ударам меча, и могут различаться между собой формой сечения, весом и пропорциями, хотя и в небольших пределах. Гораздо заметнее отличаются друг от друга школы и стили работы с этим оружием, но и то лишь преобладанием каких-то одних элементов над другими. Перевес в сторону тычковых, круговых либо полнооборотных движений с прокруткой рукояти в кулаке всегда создает неповторимый пространственный рисунок и может служить отправной точкой идя идентификации стиля. Также в некоторых случаях применяется тонко проработанная техника перехватов тонфа, а длинный или короткий конец с использованием рукояти для остроумных зацепов, заломов, болевых замков и удушений. Именно этот раздел с успехом взят на вооружение полицией многих стран, применяющей его для фиксации и конвоирования задержанных преступников.

Для тех, кто знаком с техникой каратэ любого стиля, не составит особого труда освоение работы с тонфа, поскольку все манипуляции с зажатыми в кулаках брусками полностью повторяют классическую базу блоков и ударов «китайской руки». Дополнительной проработки потребует лишь фури-вадза, сиречь обороты оружия вокруг рукояти как оси вращения, да нехитрые перехваты, зацепы и скрутки. Данный раздел предоставляет обширное поле деятельности для любителей изобретать собственные комбинации и сочетания известных приемов, так как довольно сильно зависит от личных особенностей телосложения и склонностей к тем или иным способам убеждения противника.

Однако, как и во всех боевых искусствах, кажущаяся простота скрывает под собою необходимость многолетнего упорного труда, и даже вполне элементарное движение типа прямого удара цуки или блока агэ-укэ требуют тысячекратных повторений при самом внимательном, критическом и вдумчивом отношении. Только при таком подходе незамысловатые рукоятки дадут своему владельцу стопроцентную возможность побить любого противника – хоть с ножом, хоть с ломом в руках. Остается добавить, что издревле особенным мастерством в изготовлении и применении тонфа славились на Окинаве район Цукэнситахаку и близлежащий островок Хамахига, что нашло отражение в названии одной из самых популярных ката – Хамахига-но-тонфа. В настоящее время тонфа-дзюцу входит как обязательный раздел в программу ряда школ традиционного каратэ.

Скованные одной цепью,

Связанные одной целью…

(«Наутилус Помпилиус)

Нунчаку в современном мире завоевала столь гром кую популярность, что трудно отыскать на Земле уголок, где всякий мальчишка не знал бы этого простого восточного оружия. Ничто более не может соперничать с нунчаку по известности, основу которой положил, как принято считать, победоносный Брюс Ли, продемонстрировавший всему миру с экрана виртуозную работу дотоле неведомым инструментом. Начавшийся вслед за этим повальный бум привел в итоге лишь к тому, что уголовные кодексы большинства стран признали нунчаку холодным оружием, со всеми вытекающими юридическими ограничениями. В глазах неискушенной публики этот нехитрый предмет предстает сегодня чем-то вроде «абсолютного оружия», хотя в действительности дело.обстоит совершенно иначе. Этот факт нашел свое отражение даже в специальной (для служебного пользования) справочной литературе, где работникам следственных органов и судов рекомендуется в каждом конкретном случае учитывать степень владения данным предметом, поскольку эффективность и опасность нунчаку находятся от этого в самой прямой зависимости. Человек, впервые взявший в руки финку, может спокойно уложить на месте и двоих, и троих, но ,где он размахнется нунчаку, то наверняка прибьет лишь самого себя. Попав же случайно по противнику, в худшем варианте оставит того с огромной болезненной шишкой на самом красивом месте – неприятной, но безопасной для жизни Убийство в данной ситуации может носить исключительно непреднамеренный характер. Однако с ростом тренированности эффективность действий с нунчаку растет так стремительно, что очень скоро начинает значительно превосходить любые ножи, ломы, топоры и прочий страшный инвентарь. Умелая работа «палочками на веревочке» производит гипнотическое впечатление, способное отрезвить самого отпетого агрессора, не говоря уж о том, что первый реальный улар вдребезги разбивает кисть вооруженной руки, а второй проламывает кости черепа, что не раз проделывали окинавские жители, разделившие нелегкую судьбу своего острова.

История нунчаку аналогична и параллельна истории тонфа Первоначально идея соединения двух или более дубинок гибкой связкой зародилась, как и многое другое, в древнем Китае, где нашла воплощение во множестве вариантов этого, так называемого, «секционного» оружия. Поведя свой жизненный путь от обыкновенного крестьянского цепа для обмолота рисовых снопов, оно вскоре превратилось в самостоятельное и обширное семейство в длинном ряду боевых приспособлений. Но китайцы не были бы китайцами, не создай они бес численного разнообразия таких предметов, хотя основных разновидностей не так уж много. Прежде всего, секционное оружие возможно классифицировать по числу элементов в связке -от двух до двенадцати и более. Однако наращивание количества переводит снасть в иное качество, приближая её к цепям и лишая существенных преимуществ. Реально заслуживаю! внимания только двух- и трехзвенные варианты. Длина каждой отдельной дубинки и их взаимные пропорции не играют особой роли и слабо влияют на технику использования в бою Здесь можно упомянуть двухзвенный шест лянцзегунь с дли ной плеч до одного метра, а также чрезвычайно популярный, эффективный и знакомый нам по многочисленным китайским фильмам трехзвенный саньцзегунъ с 60-сантиметровы ми секциями. Известными мастерами орудовать им были всё те же шаолиньские монахи.

Окинавцы, поставленные в невыносимые условия категорическим запретом на ношение любого режущего оружия, как никто сумели оценить и развить идеи китайцев, воплотив их в незначительно измененном виде в то, что известно сегодня решительно всему человечеству как нунчаку. Китайский прототип отличается чуть более длинной (два-три кулака) связкой между брусками, и именно его мы наблюдаем в руках Брюса Ли. Окинавский стандарт составляет один кулак (около 10 см) при длине брусков до 34 см. Классической островной нунчаку, вероятно, следуем признать восьмигранные дубинки с небольшим конусным сужением от конца вовнутрь, соединенные тонким шелковым (теперь капроновым) шнурком указанной длины. И прежние века окинавское простонародье не знало токарных станков, а тем более – по металлу. Поэтому популярные и весьма удобные в работе современные изделия с вертушками на шарикоподшипниках, да еще с возможностью угловых компенсаций, никак не могут считаться традиционными, равно как и точеные круглые нунчаку с поясками для удобства удержания. Оружие, оснащенное цепочкой, юраздо тяжелее, так как требует для баланса нагружать внешние концы брусков заделкой свинца или насадкой массивных стальных (латунных, бронзовых) колец. Зато такая штука позволяет уверенно ловить цепью ножи и другие пстрые предметы, способные перерезать шнурок, а также формирует существенно более жесткий захват руки противника – вплоть до перелома. Увы, именно «цепные» экземпляры приводят служителей закона в особенно гневное состояние и навлекают на бедовую голову неосторожного носителя кары гораздо более тяжкие, чем в случае с якобы безобидными веревочками.

Таким образом, повсюду мы видим и сильные, и слабые стороны. Если же принять во внимание индивидуальность пропорций тела, физического потенциала и личных вкусов, то перед желающим освоить своенравные нунчаку открывается самый широкий выбор.

Техника работы, как и в случае с шестом, также может быть условно поделена на окинавскую и китайскую, характерные особенности которых нам уже известны. Китайский метод – это виртуозная ловкость непрерывных эллипсов, восьмерок, перехватов и переводов оружия с одного уровня па другой, из плоскости в плоскость, а в целом – явное преобладание скоростных круговых ударов в самых немыслимых ракурсах. Движения сливаются в один нескончаемый полет, сопровождаемый только шелестом воздуха. В окинавском подходе заметна большая доля тычков как одним, так и двумя брусками одновременно, очень часты захваты Зуки противника в замок, удушения с забросами шнурка вокруг шеи (дзимэ-вадза), и прочие вариации ближнего боя. Обусловлено такое отличие все той же разницей исходных исторических условий. Вести бой на средних и дальних дистанциях с вооруженным мечом самураем означало смертный приговор. Оставалось одно – отведя скользящим движением фатальный клинок, тотчас входить в ближний бой с максимально концентрированным цуки либо захватом. Внеш не окинавская работа выглядит лаконичней, жестче и основательнее, хотя на деле ни то, ни другое течения не уступают друг другу. В конечном итоге, гораздо больше значат личные качества мастера, нежели стилевые нюансы техники, тем более, что отчетливой границы провести невозможно.

Однако практика показывает, что существует изрядный, но малозаметный для неопытного глаза разрыв между действительным и мнимым мастерством. Очень многие из тех, что приходят сегодня заниматься в группы кобудо, уже владеют в какой-то степени техникой нунчаку из-за её популярности и простоты изготовления, а также наличия достаточного числа брошюрок с описанием базовых приемов. Опять же, видеопрокат предоставляет массу кинофильмов, в которых посвист цепей и дубинок заполняет большую часть экранного времени. Но, как и полагается, такие фильмы оказывают доверчивым энтузиастам скверную услугу, поскольку кино и жизнь есть вещи диаметрально противоположные, и мы видим на экране не реальную эффективную технику, а увлекательное трюковое шоу. При этом актер вполне может быть первоклассным мастером – просто он действует по законам жанра.

И вот, хотя человек способен ловко и замысловато вращать и перехватывать из руки в руку свое оружие, при ближайшем рассмотрении обычно выясняется полнейшее отсутствие четко поставленного удара, а уж о блокировках и говорить не приходится. То есть налицо всего-навсего недурно отработанное умение жонглировать данным предметом. Результатом подобных движений может быть лишь подбитый глаз, ушибленная рука, да лиловые шишки на поверхности вашего оппонента. Реальная техника нунчаку требует долгой, монотонной, скучной, болезненной и вдумчивой тренировки на месте и в перемещениях, с открытыми глазами и вслепую, быстро и медленно, и так далее. Особенно Тщательно следует прорабатывать кистевые движения, ибо сильная кисть и гибкое запястье – единственный ключ к сердцу капризных палок. Но как раз это и отсутствует у большинства доморощенных мастеров. Нелишне помнить о том, что без овладения «точкой» и тандэном нечего и думать о достижении истинной мощи в ударах и неуловимой легкости в блоках и перехватах. Также не стоит заниматься нунчаку и только нунчаку, это тупиковый путь. В Старину каждый мастер являлся универсалом, одинаково успешно орудуя как голыми руками, так и любыми предметами. Невозможно достичь успеха в одном, игнорируя все Детальное. В китайской песне говорится:

Сын хорошего лучника

Сначала должен плести корзины,

Сын хорошего литейщика

Сначала должен шить шубы.

На практике отличные результаты дает нехитрый метод. После двух-трех месяцев напряженных занятий, скажем, шестом, следует на какое-то время позабыть о нем и переключиться, например, на тонфа, ханбо или что-нибудь иное. Зато потом, вернувшись к технике шеста, вы будете приятно удивлены качественным прогрессом, возникшем Словно ниоткуда. На самом деле внутренняя подсознательная работа никогда не прекращается, продолжая где-то в глубине шлифовку и фильтрацию усвоенного материала. Он неспешно сортируется и раскладывается по полочкам, обогащаясь одновременно иными, но родственными элементами. Поэтому, усиленно тренируясь с нунчаку, вы тем самым точите технику ханбо, и наоборот – ведь базовые перемещения, позиции и работа с «точкой» одинаковы для тех стилей кобудо и каратэ.

Особенное значение в нунчаку-дзюцу имеют упражнения на снарядах, так как, в отличие от иных разновидностей оружия, секционные предметы слабо контролируемы и опасны даже для владельца. Все современные защитные приспособления в комплекте с легкими пластиковыми нунчаку, помимо того, что стоят немыслимых денег, способны лишь испортить ученику реальную традиционную технику. Скорее всего, такая оснастка годится исключительно для спортивных соревнований, и не имеет к подлинному боевому искусству Окинавы ни малейшего отношения. Из упомянутых же снарядов наилучшим образом зарекомендовали себя набитые песком (пополам с опилками) отрезки пожарного рукава большого диаметра, длиной полтора-два метра. Будучи подвешенным, такой рукав позволяет наносить все типы ударов на любом уровне – от верхнего до самого нижнего, а также производить удушающие захваты. Но особенно хороши в этом качестве отрезки гимнастического каната, связанные параллельно в жгут, по несколько штук вместе. Разумеется, идеальной мишенью мог бы служить борцовский манекен из натуральной кожи, полностью имитирующий человеческую фигуру. Беда в том, что через пару недель интенсивных тренировок дорогостоящая снасть расползется на лоскуты.

Вообще же, при занятиях с нунчаку основной упор следует делать не на дубовую силу ударов, а на ловкость, скорость и точность. Такую точность, чтобы вы могли чувствовать дистанцию до сантиметра, и были бы способны снести огонек сигареты, не повредив её. Тренировки с напарником сводятся к отработке блоков от любого холодного оружия, включая ножи, а также захватов его рук и шеи. Искусство это весьма хитрое, требующее тонкого понимания противника и отменной проворности в движениях. Лучшим подспорьем здесь служит базовая техника айкидо и дзю-дзюцу. В бою против нескольких противников, да при наличии обширного пустого пространства, известные преимущества может дать умение работать с двумя нунчаку, но это уже высший пилотаж, доступный лишь искушенному мастеру. Стоит заметить, что при такой круговерти он будет лишен возможности совершать перехваты из руки в руку (поскольку обе заняты), а ведь именно «стянутое» положение типа мусо-камаэ или маки-камаэ обладает наибольшим потенциалом для нанесения сокрушительных ударов.

Таким образом, стремление овладеть нехитрой окинавской игрушкой оборачивается на деле необходимостью  освятить ей часы, дни и годы самоотверженного, порой болезненного труда – к счастью, вполне благодарного.

* * *

Взял он  вилы и топор,

И отправился в дозор.

(П. Ершов)

Из металлического оружия Окинавы самым известным является стальной трезубец сай с длинным, до 40 см, центральным клинком (или, скорее, прутом) и отходящими от Гнего в стороны двумя фигурными усами ёки, образующими нечто вроде гарды. Рукоятка длиной в один кулак заканчивается овальной либо заостренной шишкой, позволяющей наносить мощные точечные удары. Традиционный окинавский сай изготавливается цельнокованым из одного куска металла, но современные фирмы, производящие восточное оружие на продажу большими сериями (например, «Квон»), Попросту приваривают ёки к выточенному на токарном станке клинку с последующей термообработкой, шлифовкой и хромированием. Несмотря на удобство в работе и превосходный внешний вид, такие сай нельзя считать традиционными.

Сай-дзюцу как обязательный раздел входит, наряду с бо, тонфа- и нунчаку-дзюцу, в программу большинства старых школ окинавского каратэ. Прежде мастера носили обыкновенно сразу три сай – два для фехтования обеими руками, и один в качестве запасного либо метательного оружия. Техника работы с этими, довольно увесистыми, предметами требует весьма гибких и крепких кистей, и строится во многом на переходах клинка с прямого на обратный хват посредством проворота вокруг большого пальца. Именно этой цели и служат плавные изгибы и пропорции «усов», позволяя к тому же захватывать, словно в ловушку, любое оружие противника. Наиболее действенными атакующими приемами являются прямые тычковые удары и мощные круговые выбросы изнутри наружу, то есть из базового обратного хвата на прямой. Для блокирования чаще всего используется взятый, опять-таки на обратный хват, сай, клинок которого лежит вдоль предплечья от кисти до локтя.

Будучи кованы из добротной стали, такие трезубцы в руках мастера давали ему шанс не просто выжить в бою с опытным фехтовальщиком, но одержать уверенную победу в схватке с несколькими противниками. История умалчивает, откуда возникла идея такого оружия и техника работы с ним, но большинство источников непосредственным предком сай называют металлическую вилку для рыхления почвы либо ритуальные трезубцы, бывшие религиозным атрибутом.

Полезно помнить, что человек, задавшийся целью овладеть искусством сай-дзюцу, не добьется решительно ничего, если для начала не освоит хотя бы базовой техники любого стиля каратэ, так как никогда за всю историю Окинавы эти дисциплины не существовали отдельно одна от другой.

Менее известным, хотя даже более грозным, чем сай, является классический боевой серп кама - вероятно, самое эффективное оружие после меча. Недаром его так любили рациональные и предусмотрительные реалисты ниндзя. Сегодня многие имеют возможность познакомиться с этим предметом и техникой работы с ним, наслаждаясь кровавыми боевиками о похождениях «ночных демонов». В отличие от сай или нунчаку, серп представляет собой крестьянское орудие труда в чистом виде, без каких-либо изменений или пополнений в конструкции. Даже отдаленно не напоминая привычный нам европейский серп, окинавский кама более неего похож на миниатюрную косу для одной руки, или на ледоруб с заточкой нижней части клюва.

Арсенал приемов с серпами обширен и замысловат, но пазовый принцип всего один – передняя рука отводит орудие противника в сторону, а вторая тут же атакует круговым движением, с протяжкой на себя или без таковой. Следовательно, поражающее действие серпа проявляется в мощном клевке, способном пробить стальной шлем (что успешно делали в средневековой Европе с помощью клевцов и чеканов) или в подрезающем ударе, особенно эффективном, когда целью были руки, ноги или шея противника. Из-за неприятной особенности серпов обходить препятствие своим длинным клювом, их размахи чрезвычайно трудно блокировать. Если же добавить к этому высокую мощь, обусловленную плотной посадкой короткого древка в ладони, и парность оружия, то становится понятным, отчего мастера боя с кама довольно легко побеждали рядового самурая, вооруженного одним лишь мечом.

Коварные ниндзя модернизировали серп, добавив к нему длинную цепочку с грузом на конце, и сразу получили иное оружие, именуемое гусари-кама. Его невозможно было использовать в паре, зато возникли неожиданные варианты с хи трыми захлёстами цепью ног и рук врага, а также обратный вариант, когда сам серп раскручивался широкими кругами, поражая всё и вся на значительном расстоянии. Правда, остается неясным вопрос, каким образом происходила ориентация клинка острием строго по ходу движения.

Помимо чисто боевого применения, эта снасть могла использоваться в качестве дополнительной точки опоры как вбрасываемый наверх якорь, что характерно для «невидимок», стремившихся к максимальной универсальности своего зловещего инвентаря. Кстати говоря, вслед за ниндзя и многие самураи успешно освоили гусари-кама в качестве подсобного оружия, компактного и легко маскируемого в одежде.

К сказанному остается добавить лишь то, что более нигде в мире, а уж в Европе и подавно, мы не встречаем применения подобного оружия. Да и на всех японских островах, включая Окинаву, подлинных мастеров кама-дзюцу совсем не много, во всяком случае, гораздо меньше, чем знатоков прочих традиционных техник.

Помимо перечисленных разновидностей «древнего искусства» обращения со всевозможными предметами, как превращенными в оружие, так и бывшими им изначально, существует преизрядное число других «дзюцу», в том числе вполне экзотических. Японцы не были бы японцами, не доведи они каждое из таких направлений до абсолютного совершенства, при котором решающее значение придается даже самым не значительным нюансам и деталям движений, что и породило в итоге феноменальную эффективность подобных систем. К качестве иллюстрации можно назвать танто-дзюцу (работа с ножами), сюрикэн-дзюцу (искусство метания предметов), яви ра-дзюцу (работа с короткой ладонной палочкой), тэкко-дзюцу (работа с кастетами), ходзё-дзюцу (искусство связывания противника) и многое другое. Причем в каждом конкретном случае мы имеем дело с развитой традицией, школами, патриархами, и так далее, чего никогда не знал Запад.

* * *

Так или иначе, но большую часть своей долгой истории человек прошагал с оружием в руках, и это является такой же неотъемлемой частью бытия, как еда, питье или строительство жилищ. А потому и искусство обращения с ним ценилось всегда и повсеместно. Вероятно, так оно и будет впредь – пока не изменится сама наша грешная натура.

 

Глава 3  Как вихорь свистнул острый меч…

Кое-что о самурайском мече

 Он был плавлен в огне небывалом,

 Он стократную испытал закалку,

 И в сраженьях непобедимым стал он,

 От такого меча помереть не жалко!

(У Чэн-энъ,«Путешествие на Запад»)

 Он видит множество мечей,

 Но все легки да слишком малы,

 А князь красавец был не вялый…

(А. С. Пушкин, «Руслан и Людмила»)

Своеобразие и уникальность японских клинков вообще, и больших самурайских мечей – в особенности, настолько общеизвестны и очевидны, что представляется весьма соблазнительным посвятить этому вопросу отдельную главу, хотя объем материала просто безграничен, и никакая (публикация не в состоянии полностью вобрать в себя этот многовековой феномен. Поэтому мы лишь попытаемся, хотя бы вскользь, прикоснуться к некоторым основным аспектам легендарного оружия. Это абсолютно необходимо, так как вся вышеописанная оснастка традиционного окинавского кобудо создавалась и совершенствовалась исключительно как средство борьбы против меча – главного оружия самурая. Немыслимо в полной мере овладеть тонфа или, скажем, шестом, слабо представляя себе возможности и характеристики их основного соперника в бою, некоторое понимание которых может дать отрывок из «Сказания о Ёсицунэ» (перевод А. Стругацкого):

«С этими словами он подскочил к Нагасаки Таро и одним ударом меча перерубил ему правый набедренник, коленную чашечку, седло и пять ребер его коню. Конь вместе со всадником зашатался и рухнул на землю.»

Наряду с, казалось бы, всенародной кино-осведомленностью в вопросах восточного оружия, реально процветает восхитительная безграмотность, которая проявляется тотчас же, стоит завести более или менее детальный разговор с любым из нынешних «знатоков», умело скрывающих скудность познаний за стеной апломба. Уловив растущий интерес к японским клинкам, множество оружейников по всему свету (включая крупные немецкие, испанские, тайваньские и прочие фирмы) принялись серийно производить и продавать огромное количество своих изделий, имеющих броский внешний вид (издали) и не имеющих к подлинной японской традиции ни малейшего отношения. Не вдаваясь в дебри металлургии, процессов ковки и термообработки, можно легко заметить, что упомянутые клинки изготовлены из листового проката и полностью лишены всех основополагающих характеристик, в том числе и чисто внешнего, геометрического порядка. Иными словами, за солидные деньги покупателям предлагается некая фантазия на заданную тему.

Между тем в самой Японии традиция выделки настоящих «японских» клинков живет и здравствует, а отдельные мастера даже объявлены живым государственным достоянием. Регулярно проводятся общенациональные конкурсы оружейников, полировальщиков, изготовителей ножен, рукоятей, цуб и прочей мелкой фурнитуры, которая входит в состав букэ-зукукри, то есть полной монтировки меча. Здесь следует оговориться относительно того, что в понятие «японский меч» включается также и малый меч вакидзаси, и всевозможные ножи, и даже нагината, представляющая собой своеобразный тяжелый меч на длинной (до 2 метров) рукояти, ибо все они, не принимая в расчет размеров и нюансов формы, обладают идентичными структурными параметрами. Кривой и длинный тачи в парадных лаковых ножнах, при драгоценной цубе, и прямой короткий клинок, спрятанный в простой дорожной палке -оба одинаково великолепны и смертоносны, неся под узорной зеркальной гладью полированной стали весь многовековой опыт, прошедший наилучшую проверку в горнице непрерывных войн, набегов и просто мелких стычек, когда между жизнью и смертью стояли лишь мастерство кузнеца да собственное проворство и хладнокровие.

Давайте поглядим как бы сверху на необозримо долгую историю японского меча, и тогда, может быть, этот феномен станет для нас понятнее и ближе.

Начало эпопеи тонет в бездне ушедших времен, и достоверным считается лишь тот факт, что до середины Хэйянской эпохи, то есть почти до X века, в древней Японии употреблялся прямой меч китайского типа, именуемый цуруги или чокуто. Иногда его именуют кэн, хотя этим словом принято обозначать прямой меч с односторонней заточкой, тогда как цуруги были обоюдоострыми. Как уже говорилось, прямой меч ниндзя (синоби-кэн) есть не более чем выдумка кинематографистов, поскольку неизвестно ни единого подлинного экземпляра этого фантастического оружия. Лишенными прогиба (му-зори) выполнялись исключительно потайные виды клинков, предназначенные для скрытого ношения во всевозможных палках и древках. При этом они, естественно,  оснащались пресловутой квадратной цубой, ставшей сегодня словно верительной грамотой «ночных демонов». Цуруги имеет безусловно китайское происхождение, как формой, так и прочими характеристиками вполне напоминая классический цзянь, на острие которого держалось могущество Поднебесной империи уже за тысячу лет до описываемого периода. Сохранилось много изображений знаменитых героев древности, сжимающих в руках именно такие мечи.

Цуруги с обвившимся вокруг него драконом был излюбленным инаиболее часто употребимым сюжетом граверов и художников, украшавших клинки и прочие аксессуары мечей. Такая гравировка даже имела собственное наименование – «Гё-но-Курикара».

Принято считать, что. знакомый нам сегодня слегка изогнутый клинок с односторонней заточкой проник в Японию из Кореи, и до конца эпохи Хэйян (на протяжении Х-ХП веков) полностью вытеснил чокуто с исторической сцены. Почти сразу обретя современные габариты и форму, он благополучно прошествовал через восемь столетий непрестанных кровавых боев, доказав на практике абсолютное и беспрекословное совершенство своих пропорций и технологии. Аналога подобной живучести невозможно отыскать более нигде в мире.

Конечно, никто не вправе принижать достоинств индийских или дамасских булатов, толедских клинков, и некоторых иных, отдельно взятых порождений феноменального мастерства, однако здесь есть два существенных «но».

Во-первых, секреты изготовления и ковки подлинных восточных булатов давно утеряны, что бы там не мудрили хитроумные американцы при помощи своих могучих прокатных агрегатов и вакуумных печей. При всей внешней красоте их клинки отнюдь не обладают теми выдающимися боевыми качествами, что воспеты в веках и, собственно говоря, составляли самую суть легендарного оружия. О так называемых «дамасках» или, попросту говоря, стальных многослойных полосах, изготовленных при помощи кузнечной сварки металла с различным содержанием углерода, и вовсе не стоит упоминать. Современные изделия (чаще всего ножи) из подобного материала ничуть не лучше простых клинков добротной высокосортной стали, и превосходят их исключительно великолепием поверхностного узора. Одному лишь Петру Аносову удалось в прошлом веке воссоздать в полном объеме утраченный технологический комплекс булата, но и эти знания ушли в небытие, несмотря на подробнейшую документальную фиксацию всех, казалось бы, деталей процесса. Вероятно, кухня эта вообще не поддается четкой регламентации и поверке «гармонии алгеброй», потому что слишком многое здесь зависит от личности мастера, его интуиции и еще многого другого, чему нет и названия.

По-вторых, никогда и нигде в мире клинок не соединился с прочими составляющими меча настолько жесткими и нерушимыми узами, как это было в Японии, повторяю, на притяжении всех восьмисот лет. Японский меч – это симфония, из которой невозможно выбросить ни единой ноты, не разрушив всего произведения. Каждый, абсолютно каждый шаг и этап в создании меча имел и имеет за собой глубокие традиции, школы, течения, великих мастеров и огромное множество фамильных секретов, передаваемых исключительно «от сердца к сердцу» немногим избранным ученикам, являющимся зачастую сыновьями мастера. Если в Европе центральной и, как правило, единственной фигурой в процессе рождения меча был кузнец, осуществлявший весь цикл операций, от черновой проковки полосы до окончательной полировки готового клинка, заточки и оснастки для своего детища рукоятью и гардой, то в Японии подход к данному вопросу изначально был совершенно иным - изделие переходило из рук в руки по цепочке узких, невероятно изощренных в своем деле специалистов, неспешно поводивших его до полного совершенства.

И очень сжатом, лаконичном виде весь долгий путь создания классического нихон-то может быть разделен на несколько этапов. Разумеется, как и повсюду в мире, центральной фигурой остается кузнец. Именно он начинает таинство, выплавляя в традиционной печи, именуемой татара, исходный слиток стали. Плавка ведется исключительно на древесном угле, а сырьем служит черный песок, почти целиком состоящий из окиси железа. Иной руды в Японии просто нет, и этот факт играет немаловажную роль, так как невзрачный песок содержит микроколичества молибдена, вольфрама и некоторых других элементов из тех, что именуются в современной металлургии легирующими присадками. В итоге уже древние японцы, сами того не ведая, получали превосходную легированную сталь.

Готовый слиток мастер на глаз (!) разделяет на части, одна из которых (с содержанием углерода до 1,5%) идет на изготовление жесткой оболочки клинка, а из металла с содержанием углерода до 1% создается пластичный сердечник. Как та, так и другая, заготовки проковываются, оттягиваясь и сгибаясь, много раз, приобретая в результате мелкослоистую плотную структуру, чрезвычайно повышаю щую все прочностные характеристики стали и дающую, кроме того, изумительно тонкий кружевной поверхностный узор хада, проявляющийся, однако, лишь после долгой, профессиональной и сугубо традиционной полировки.

На словах все просто и быстро – сердечник заковывают в центр высокоуглеродистого бруска, и полученный пакет оттягивают в полосу, отдаленно напоминающую клинок. После этого специальным ручным стругом производят грубую формообразующую обдирку, придавая полосе требуемый профиль. Завершают работу напильником и черновой шлифовкой на крупнозернистом камне. На данном этапе клинок уже вполне похож сам на себя.

После этого начинается главное волшебство, не поддающееся никакой математике – термообработка. Производится она исключительно мастером (хотя обдирка обыкновенно доверялась ученикам), и состоит из закалки (яки-ирэ), отпуска (яки-модоши) и старения клинка. Основной секрет японской закалки состоит в том, что металл предварительно покрывают слоем специальной обмазки на основе глины. Процесс, именуемый тсучиоки, требует поистине адского терпения, осторожности и огромного опыта, но зато позволяет получить в итоге не просто сочетание таких полярных свойств, как пластичность и твердость одновременно, но порождает феномен невиданной красоты – мерцающую кружевную дорожку хамон, отделяющую закаленную кромку якиба от основной эластичной зоны джи. Этот аспект является абсолютно уникальной, сугубой принадлежностью японских клинков, не встречаясь более нигде и никогда, но проявляется, как и хада, только в результате многотрудной специальной полировки.

Если отбросить в сторону неизъяснимые тонкости интуитивного порядка, то сама по себе закалка проста и незамысловата. Покрытый обмазкой клинок разогревают в горне на древесном угле до необходимой температуры и погружают затем в чистую, холодную, слегка подсоленную воду. То, что температура, время выдержки в горне и скорость погружения клинка в воду, равно как и угол погружения, определяются мастером на глаз – очевидно, но при этом огромную и даже основную роль играет его внутреннее духовное состояние, так как в единый миг дух творца сливается со стихиями огня и воды, порождая чудо оружейного искусства, и характер меча является отражением и от духа. Поэтому ни один настоящий художник не приступал и не приступает к работе, не очистив себя постом и молитвой, и не облачившись в торжественные церемониальные одежды, без соответствующего обряда. Важность такого подхода и его результаты великолепно иллюстрируются многочисленными и вполне достоверными легендами о мечах, имевших свой собственный норов, как бы чинность, не менявшуюся десятками и сотнями лет, кто бы ни былих хозяином в данный период времени. Известны мечи, «несущие жизнь», словно распространяющие вокруг себя ауру спокойствия и безмятежности, но точно также известны и мечи-злодеи, которые постоянной жаждой убийства толкали своих владельцев на безрассудные и опасные выходки. Худшие из подобных созданий «любили» причинять боль и страдания именно тем, кому призваны были служить верой и правдой, и часто доводили их до смерти.

Документальное подтверждение сказанному мы находим в истории жизни знаменитого мастера Мурамаса Сандзо. Он работал и жил, по японским меркам, не так уж давно – в середине XIV века, обучившись искусству у совсем уже легендарного Масамунэ. Интересно, что клинки последнего, при всей своей феноменальной остроте и прочих боевых характеристиках как раз славились миролюбием и словно бы «нежеланием» разрушать и убивать. Мурамаса же, бывший по свидетельствам современников человеком вспыльчивым и раздражительным, невольно накладывал отпечаток своей души на творения рук – его мечи заслужили репутацию «жадных до крови». Владеть таким клинком опасно, поскольку он «притягивал» ситуации, буквально вынуждавшие хозяина вступать в схватки. Нередко они ранили собственного владельца. Известно, что члены семьи Токугава очень боялись мечей Мурамаса, ибо и сам Иэясу Токугава, и его дед Киёясу, и его отец Хирота-да – все пострадали от них, будучи ранеными или убитыми. Старший сын Иэясу, приговоренный к сэппуку, также был в процессе ритуала обезглавлен клинком Мурамаса. Токугава настолько ненавидели творения этого мастера, что при любой возможности уничтожали его мечи.

Все сказанное относится, разумеется, не только к мечам, но к любым изделиям рук человеческих. Просто в данном случае влияние личности творца проявляется максимально наглядно и самым ужасным образом. Всякому оружию вообще присуща некая мистическая особенность или свойство – создавать вокруг себя ситуацию, требующую его применения. Когда на это накладывается соответствующая склонность владельца, то наихудшие последствия не заставят себя долго ждать, и висящее на стенке ружье обязательно выстрелит. Но вернемся к нашему технологическому процессу.

По завершении описанных операций кузнец производил соринаоши (правку искривлений клинка) и каиджи-„юги (предварительную шлифовку поверхности), наносил на хвостовик своего рода штриховой код ясуримэ в виде сетки тонких линий, что являлось как бы подписью мастера, сверлил отверстие для шпильки мэкуги, крепящей клинок в рукоятке, и ставил имя и дату. Также он мог прорезать хи (долы) вдоль спинки клинка, зачастую поручая эту работу ученикам, хотя большинство японских мечей имени простой гладкий профиль ромбовидного сечения. На этом труд кузнеца считался завершенным, поскольку заходить далее не позволяла профессиональная этика, а гото-Ш.1 II клинок поступал в чуткие руки полировальщика, которому суждено было после многодневных кропотливых Глопот придать ему зеркальный блеск и остроту бритвы.

Стоит, однако, оговориться о подходе японцев к отделке хвостовика накаго. Повсюду в мире черенок клинка являлся третьесортной, ровным счетом ничего не значащей деталью, на которую насаживались гарда, рукоять и тыльник. Никому и в голову не приходило обрабатывать его каким-то особенным образом. Японский же меч совершенен в любой, самой малозаметной мелочи, и доводке накаго отводилось не меньше времени, чем самому клинку. По чистоте отделки судили о мастере, тем более, что рисунок ясуриме точно указывал на принадлежность-к той или иной школе, а четкий столбец иероглифов являлся подробной личной подписью, называя порой, кроме имени и даты, массу дополнительных сведений. Вдумайтесь: даже задний срез, торец хвостовика, оформлялся в каком-то определенном, присущем данной школе стиле, и  участвовал добрый десяток их разновидностей. То же относится и к общей форме накаго, канонизированной в ряде типов. Некоторые из них имеют весьма поэтичные названия – «фазанья ножка», «днище лодки» и тому подобные. Поистине, скрупулезность и пристальность подобного отношения вызывают восторг!

Что касается собственно полировки, то вновь, в который раз приходится повторять – традиционный японский метод отделки поверхности клинка является совершенно уникальным как по изощренности технологии, так и по своим результатам. Только он в состоянии извлечь из небытия неземную феерию хада и хамон, ниои и утсури. Здесь бессильны современные абразивы, алмазы и карбиды, станки и шлифкруги. Только природные камни (обычно песчаники), взятые из веками проверенных заповедных мест, только чистая вода и нечеловеческое терпение, недели однообразного утомительного труда. Но все это не принесет никакой пользы без особенного, Богом данного чутья и таланта, который встречается лишь у одного из ста одинаково усердных учеников, если не реже.

На сегодняшний день в Японии существуют две основные школы традиционной полировки – Хоннами и Фудзи-широ, в каждой из которых практикуется свой метод подготовки кадров. По свидетельству Кенджи Мисины, одного из ныне здравствующих знаменитых представителей Хоннами, для того, чтобы из абитуриента получился первоклассный полировальщик, требуется первоклассный учитель и не менее пяти лет упорного труда. Затем – еще около восьми лет стажировки, плюс строгий экзамен. Дипломов как таковых не существует, но в узком кругу профессионалов цена каждого мастера хорошо известна, и никогда музей или частный коллекционер не доверит бесценного клинка сомнительному умельцу. Дело в том, что безграмотная полировка способна невозвратимо погубить меч, после чего никакое мастерство уже не вернет его к жизни.

Настоящий искушенный художник способен с первого взгляда оценить свойства клинка, район и место его выделки, школу, и даже мастера. Этими исходными данными определяется сугубо индивидуальный подбор камней и последовательность их применения. А камней этих, заметим, не один десяток, и неверный ассортимент неминуемо приведет к «смерти» изделия, от былого совершенства останется лишь острая полоса закаленной стали, каких тысячи по всему миру. В то же время хорошая полировка сохраняется (при надлежащем уходе) до ста лет и более, повергая знатоков в священный трепет.

Помимо создания идеальной зеркальной поверхности мастер производит заточку ха – режущей кромки. Далеко пс всякая сталь способна принять и, самое главное, сохранить заточку длительное время. В этом плане свойство японского металла «держать жало» не знает равных, и находится на одном уровне с легендарными персидскими булатами лучших сортов. Нет ничего удивительного в том, что прекрасный меч работы известного кузнеца, отполированный и заточенный столь же известным полировальником, да еще в руках искусного воина, с пугающей легкостью рассекал дерево и сталь, кожу и кости, разделяя препятствие будто лучом лазера.

Разумеется, исключительный клинок нуждается в подобающих ножнах, рукоятке, гарде и многих других аксессуарах, делающих его мечом. Поэтому после полировки он поступал к цукамаки-ши, то есть к специалисту по изготовлению и оплетке рукояток. К этому моменту над ним успевали также потрудиться ювелиры и литейщики, изготовившие мелкие предметы металлической фурнитуры - хабаки, кашира, менуки, фучи и так далее. Сама рукоятка выделывалась и выделывается по сей день из продольно колотой древесины магнолии, после чего она оклеивается бугристой, жемчужно-белой кожей морского ската и оплетается шелковой тесьмой ито. Любителям цифр будет интересно узнать, что стилей оплетки существует более семидесяти, хотя популярных и ходовых не более десятка.

Сама же процедура плетения есть не меньшее волшебство, чем закалка и полировка, имея свои секреты, школы, вековые традиции и знаменитых мастеров. Искусству цукама ки также обучаются годами, а на регулярных общеяпонских национальных конкурсах оно проходит как самостоятельный раздел программы.

Жесткие рамки традиции регламентируют буквально все аспекты этого своеобразного ремесла – от общего стиля до ширины и цвета ито и формы финального узла. Какое же изощренное мастерство требуется для того, чтобы в подобных тесных границах суметь проявить свою индивидуальность как мастера.

Учитывая эстетические моменты, не существует более практичной и удобной в обращении рукояти, чем классическая японская цука. Трудно вообразить, чтобы она могла провернуться или выскользнуть из ладони, что запросто происходит с любой шашкой, ятаганом, кинжалом или мечом. Я позволяю себе утверждать это с полным основанием, так как в силу своей основной профессии (реставрация антиквариата) повидал и «покрутил» великое множество самых разнообразных подлинных клинков. Всякий, кто хоть раз в жизни держал хорошо исполненный нихон-то, с готовностью подтвердит его несравненное удобство.

Итак, мы имеем в руках чудесный, идеально сбалансированный и заточенный до бритвенной остроты клинок, и его зеркальная гладь то струится кружевом неповторимого узора, то слепит глаза голубыми вспышками бликов. Понятно, что такое изделие нельзя доверять обыкновенному столяру, а потому искусство создания сайя (ножен) неразрывно связано с историей японских мечей.

Ножны призваны не только сохранять клинок в целости и неприкосновенности, но они также предоставляли обширное поле деятельности для всевозможных художественных ухищрений, оставаясь притом в жестких рамках традиции. Когда говорят о классических сайя, то имеют в виду деревянные ножны, покрытые невероятно стойким и прочным японским природным лаком разных оттенков, с инкрустациями или без таковых, хотя самым изысканным п торжественным всегда почитался простой черный лак.

Конструктивной особенностью нихон-то является совершенно свободное размещение клинка в глубине ножен. И безусловно, он не имеет ни малейшего люфта, не болтается и не дребезжит, но в то же время, будучи сдвинут с мертвой  точки давлением большого пальца левой руки в цубу, вылетает на волю легко и беззвучно. Излюбленный кинематографистами зловещий скрежет и шипение обнажаемого меча есть не более чем их собственная фантазия.

Очень трудно добиться плотной посадки оружия в ножны одновременно с простотой его извлечения. Недопустимо, чтобы меч вываливался наружу, стоит только опустить сю рукояткой вниз, но при этом малейшая заминка из-за трения или даже лишнее усилие на выходе означают молниеносную смерть от руки хладнокровного противника. Проблема эта была решена японцами изящно и красиво при помощи небольшой детали, именуемой хабаки. Легкая, чаще всего латунная, муфта, надеваемая на клинок перед цубой, настолько точно подгонялась к устью ножен, что весьма жестко и надежно фиксировала в них меч, одновременно препятствуя попаданию внутрь пыли и воды. Выхватывая оружие, достаточно было упереться большим пальцем левой руки в цубу и выдавить его на один-два сантиметра, после чего клинок скользил абсолютно беспрепятственно.

На такой легкости основывается любопытное искусство иай-дзюцу, суть которого заключена в умении неожиданно и мгновенно обнажать свой меч и наносить удар, не прерывая движения, то есть без дополнительного замаха.

К сказанному остается добавить, что ножны танто и вакидзаси содержали, помимо основного клинка, еще два предмета – маленький подсобный ножичек когатана для всевозможных повседневных хозяйственных нужд, и стальную шпильку когай, точное назначение которой весьма туманно. Говорят, втыкая её на поле битвы в прическу убитого врага, самурай тем самым подтверждал свою по беду. Также этот штырь отлично приспособлен для мета ния. Часто когай сложен из двух тщательно подогнанных друг к другу половинок, составляющих вместе как бы единое целое. Наличие дополнительной оснастки превращало ножны в сложную конструкцию, сочетающую в себе компактность, надежность и удобство пользования. Лишь тот, кому хотя бы раз доводилось изготавливать даже самые простые ножны (например, для казачьей шашки), сможет в полной мере оценить скромную красоту и великую целесообразность классических сайя.

И последнее, что заслуживает не только особого внимания, но и вообще отдельного разговора. Речь идет о гарде японского меча, именуемой цуба. В отличие от остальных составляющих монтировки, эта небольшая металлическая пластина для защиты руки практически с самого начала восьмисотлетней истории нихон-то выдели лась в совершенно самостоятельный объект творчества великого множества кузнецов и ювелиров всех уровней квалификации. Необозримо разнообразие технологических и художественных ухищрений, применяемых цубако для воплощения своих фантазий в диске, не превышающем по размеру ширину ладони. Эта, казалось бы, чисто функциональная деталь прошла удивительно богатый путь развития от простых кованых изделий, которыми изготовители клинков комплектовали каждый вновь созданный меч, до неимоверно утонченных композиций с применением драгоценных металлов и самых изощренных приемов их обработки.

На сегодняшний день изготовление цуб является абсолютно независимым жанром творчества и коллекционирования решительно во всех странах мира. Целая армия почитателей и энтузиастов маленького японского чуда неизменно находит среди великого разнообразия его форм такую, что отвечает индивидуальным вкусам каждого – от суровых стальных образцов «эпохи войн» до прочувствованных кружевных узоров и сложнейших многоплановых инкрустаций, использующих фантастические цветовые переходы древних сплавов сякудо, сибуити и других.

Бесполезно пытаться единым разом перечислить все разнообразие школ и стилей цубы – Овари и Акасака, Кюнихиро и Хоан, и многие, многие другие, похожие или непохожие друг на друга, но одинаково прекрасные в ненавязчивой завершенности своих изделий. Нелишне помнить, что каждый, даже самый незаметный элемент цубы строжайшим образом учтен, классифицирован и буквально разложен «по полочкам». Существует специфический словарь, насчитывающий не один десяток терминов, охватывающих решительно все без исключения аспекты изготовления, декора и монтажа цуб. Достаточно подробный его вариант помещен в приложении. Чтобы яснее представить себе предмет разговора, взгляните на четыре наиболее характерных образца, начиная с сурового XVI и заканчивая благополучным XVIII веком. Соответственно, их внешний вид претерпевает на этом долгом пути значительные перемены – от военной простоты защитной летали до утонченного изыска самодостаточного произведения искусства. Мы также видим наиболее распространенные формы цубы – круглую, квадратную, мокко и пои (или «кабаний глаз»). Существуют еще овальные, шести и восьмигранные, трапециевидные формы, включая множество произвольных, как, например, в виде лошадей или свернувшихся драконов.

Постепенно, наряду с изменением практических требований, изменяется и материал цуб – от железа к мягкому, но исключительно декоративному сякудо (разновидность бронзы). Размер зависит от того, для какого клинка предназначено данное изделие. Разумеется, показанном здесь маленькой квадратной цубой оснащался никак не длинный меч, но вакидзаси или большой танто.

Хотелось бы сделать одно важное замечание специально для сегодняшних любителей и умельцев-делателей японского оружия. Хотя на красочных страницах художественных альбомов представлены обычно богато украшенные, колоритные, резные и сказочно инкрустированные шедевры середины и конца периода Эдо, следует знать, что истинная боевая цуба, в которой дышит грозный дух былых сражений и воинской доблести самураев – это лаконичный, суровый стальной диск, лишь слегка тронутый резном мастера. Он может быть сплошным или иметь сквозной узор сукаши – но это всегда реальная, практичная вещь, предназначенная для смертной битвы, где между жизнью и царством теней пролегает только узкая полоска сияющей стали. Поэтому все те отвратительные драконы и демоны с распахнутыми шипастыми крылами, занявшие место традиционных кружочков и овалов на сувенирных мечах испанского, тайваньского и еще, Бог знает, какого производства, попросту извращают саму идею цубы и не могут вызывать у человека с хорошим вкусом ничего, кроме брезгливости и неприязни.

Помимо того великолепия, о котором рассказано выше, нее без исключения японские мечи обладают таким внешне незаметным, но чрезвычайно важным практическим качеством, как простота разборки и сборки. Достаточно выдавить тонкий бамбуковый штырек мэкуги, проходящий поперек через рукоятку и отверстие в хвостовике клинка, как и сама рукоять, и цуба, и хабаки беспрепятственно обретают полную свободу, позволяя производить сушку (если меч побывал в воде), чистку и смазку всех деталей оружия. Обратная сборка столь же незамысловата, причем точность подгонки такова, что полностью исключает какое-либо дребечжание элементов монтировки относительно друг друга. Хороший меч (не принимая в расчет старые разбитые экземпляры) вообще никогда не должен бренчать, лязгать и клацать своими частями, хотя эти звуки и ласкают слух малограмотных знатоков холодного оружия.

В отличие от европейской традиции, японский клинок отнюдь не «повенчан» навсегда с прочими деталями монтировки. Напротив, за свою долгую жизнь рабочая «жене ц<а» может не раз и не два поменять одеяние, повинуясь как чисто утилитарным требованиям (износ оплетки, ножен и так далее), так и прихотям владельца, ибо душою самурая признавался лишь собственно клинок, но никак не его обрамление. Цубы и вовсе изготавливались мастерами независимо от чего бы то ни было, и поступали в свободную продажу в широком ассортименте, либо могли быть результатом спецзаказа для какого-нибудь особенного случая. Исключение составляют только дайшо - пара из малого и большого мечей, где все аксессуары исполнялись в едином стиле, и замена чего-то одного требовала менять весь комплект (что, впрочем, также не представляло проблемы – было бы желание да деньги).

Итак, наконец-то вы стали счастливым обладателем замечательного, полностью укомплектованного подлинного японского меча в превосходных лаковых ножнах. Каковы же свойства и боевые характеристики этого легендарного оружия, делающие его столь смертоносным в умелых руках? Исключительная эффективность дайто обусловлена золотой гармонией противоречивых качеств, что свел воедино восемь столетий назад гений безвестных мастеров, найдя единствен но верное соотношение толщины, ширины, веса, кривизны и формы сечения клинка, его центровки и общего баланса. Как известно, все клинковое оружие можно условно поделить на режущее и колющее. Чистопородными представителями указанных типов служат, соответственно, кривая персидская сабля и европейская рапира. Геометрия же японского клинка такова, что делает его идеальным комбинированным инструментом, одинаково удобным для всех видов деятельности.

Кроме того, принято различать оружие по весу и габаритам – от полупудовых двуручных спадонов до почти неощутимых в руке французских шпаг и тех же рапир. Вес боевых тачи или катаны колеблется в пределах полутора килограммов, что, учитывая своеобразную центровку, позволяло уверенно фехтовать как одной, так и двумя руками. Если же вспомнить, что матерый казак мог своей 700-граммовой шашкой развалить противника до седла (это не выдумки, а документальный факт), то какова же разрушительная мощь вдвое более весомого клинка, да еще отточенного несравненно тщательнее, чем рядовая «кубанка»? Хотя расхожую байку о том, как табельные шин-гунто (мечи личного состава японской армии времен Второй Мировой войны) легко рассекали надвое американские винтовки, поднятые над головой для защиты, можно отнесли к разряду красивых фантазий, на деле меч в руках мастера оставлял противнику мало шансов на жизнь, вздумай тот просто закрываться чем-либо от концентрированных ударов. Любая прямая подставка под клинок, направленный твердой рукой с целью фатального исхода (если только это не лом), способна лишь ускорить этот самый исход. Поэтому, когда на киноэкране герой храбро обороняется от свистящей катаны попавшейся под руку палкой, посмейтесь и не принимайте увиденного всерьез. Из своего личного опыта могу сообщить, что меч далеко не бизенской работы, при моем отнюдь не самурайском мастерстве абсолютно неощутимо проносится сквозь поставленную вертикально жердь толщиной в. руку среднего человека, да еще и с приличным запасом скорости. А если клинок все же бизенский, да плюс восьмой дан или двадцатилетний опыт непрестанных сражений?

Несколько слов об упомянутом свисте. Всякий, кто пробовал размахивать настоящим оружием, подтвердит, что отчетливый шелестящий звук издает лишь клинок, имеющий прорезанные по всей длине долы. Причем, чем они уже, тем выше тон. Меч с глубокими узкими долами не требует больших скоростей и поет почти при любом движении. Не зря именно такие клинки пользуются особенной популярностью у любителей иай-до. Напротив, традиционный гладкий ромбовидный клинок практически беззвучен, и нужна исключительная быстрота и резкость, чтобы заставить его издать едва уловимый тонкий свист, от которого кровь стынет в жилах. По характеру звучания легко судить о правильности ориентации меча в пространстве, так как даже при самом незначительном завале полосы набок вместо четкого свиста слышен вялый шорох, шелест и фырканье. Чем больше крен, тем грубее звук.

Но способность клинка преодолевать преграды зависит не только от его скорости, остроты, массы и точности удара. Проблема в том, что далеко не вся кинетическая энергия перейдет в препятствие, разделяя его. Большая или меньшая часть, обратившись в злокачественную вибрацию, попросту «сгорит» на месте, либо откатится назад в руку, пронзив её словно ударом тока. Сознательно или нет, специально или интуитивно, но оружейники всего мира стремились одолеть вредное явление, склонное проявляться тем сильнее, чем тоньше, легче и пружинистее клинок Классический булат, не имевший по своей природе этой рессорной упругости, подобных вибраций не порождал и «прилипал» к цели, отдавая всю энергию без остатка – с соответствующим результатом. Черкесы, по свидетельству современников, перекаливали трофейные казачьи шашки «насухо», получая хрупкий, но жесткий металл, также не дававший упругих колебаний при ударах. Мне доводилось реставрировать любопытный экземпляр шашки кавказского типа, чей жестоко иззубренный в боях клинок был странно эластичным, будто резина. Он начинал сопротивляться изгибу нехотя и не сразу, но мягко и упрямо возвращал себе исходную форму, не порождая никаких паразитических вибраций. Самурайский меч, изготовленный по всем канонам, имеет сложное строение и вдобавок изрядную (до 10 мм) толщину в зоне цуба-мото (первая треть длины от цубы), что полностью исключает появление каких-либо упругих колебаний или отдачи в рукоять. Именно поэтому хороший клинок пролетает через препятствие легко и неощутимо, давая своему владельцу огромные возможности для реализации мастерства.

* * *

Вот все, что можно вкратце рассказать о «загадке» классических японских дайто – больших мечей. Теперь, пиал всю их инфернальную мощь и невероятные боевые возможности, нам станет более понятным скромное величие простых разновидностей «малого» оружия окинавского кобудо, сумевших стать достойными соперниками своему зловещему и прекрасному оппоненту.

Терпеливому читателю предлагаю в качестве приза приведенный в приложении подробнейший словарь по всем аспектам японского меча, а также достаточно полный словарь цубы, что несомненно поднимет уровень его эрудиции в данном вопросе на недосягаемую высоту. Эти термины собраны буквально по крупицам из великого множества источников, подвергнуты перекрестной проверке, и абсолютно достоверны по своему звучанию и расшифровке. Я совершенно сознательно и специально привожу их в латинской транскрипции – во избежание надоевших споров о правильности произношения тех или иных названий из-за эффекта двойных и тройных переводов.

 

Глава 4 Вдох глубокий, руки шире…

Методы постановки дыхания

Человек лежит, не дышит,

 Ручкой, ножкой не колышет…

Дышите глубже! Вы взволнованы!

(Ильф и Петров. Двенадцать стульев)

Помнится, в фильме со странным названием «Малыш-каратэ» (о, снова вездесущее кино!) старый учитель этого cамого малыша говорит ему: «Если ты растерян и не знаешь что делать – дыши!» Разумеется, речь шла о дыхательных упражнениях. Поистине, золотые слова! Коль скоро что-то и можно назвать основой основ всего нашего существования, так это дыхание – хотя бы потому, что без воздуха человек умирает в считанные минуты, а без воды и пищи живет и живет.

Никакие хитроумные боевые техники не могут претендовать на эффективность, если в их арсенале не нашлось места специальным дыхательным упражнениям. Тем более удивительно, что на сегодняшний день этот фундаментальный аспект пребывает в полнейшем забвении. В лучшем случае добросовестный тренер (определения типа «наставник», а тем более «учитель» тут не подходят) вкратце разъясняет ученикам, что дышать следует носом и, по возможности, животом, а также демонстрирует способы быстрого восстановления дыхательного ритма после интенсивных физических нагрузок. Это вполне понятно и простительно, так как для спортивных занятий и выступлений па чемпионатах большего не требуется. Но мы-то с вами ведем речь о традиционном понимании воинских техник как искусства выживать в реальной и напряженной схватке, а потому не можем позволить себе ограничиться поверхностным подходом. Однако прежде, чем излагать те или иные конкретные методики, совершенно необходимо уясним, исторические, физиологические и энергетические аспекты того, чем мы собираемся заниматься.

Вдыхая и выдыхая, мы не просто обеспечиваем организм кислородом и выводим наружу «бесполезные» азот и углекислый газ, но совершаем сложный многоплановый энергообмен с окружающим миром, в котором гармонично сочетаются Ци земли и неба, воды и металлов, флоры и фауны. Поэтому, говоря о дыхании, в первую очередь следует име и. в виду не атмосферные газы, а работу с энергетическими потоками и ручейками, которые могут быть чистыми или мутными, холодными и теплыми, входящими и выходящими, благотворными или скверными.

Понятие Ци неизмеримо сложнее, нежели просто «энергия», хотя такое определение и составляет самую его суть. Вот что говорится по этому поводу в специальной литературе:

«Термин Ци - достаточно многозначная категория ки тайской философии. Большой толковый словарь китайских иероглифов предлагает свыше тридцати различных его значений. В целом, Ци - это фундаментальная субстанция, лежащая в основе устройства вселенной, где всё существует благодаря её видоизменению и движению. Каноны уподобляют движение Ци кругу без начала и конца, и предупреждают, что законы её циркуляции не позволено нарушать никому.» (Д. А. Дубровин, «Трудные вопросы классической китайской медицины», Ленинград, 1991 г.)

Применительно к живым существам различают «прежденебесную» и «посленебесную» Ци. Первая из них дается нам от родителей (то есть Небом) и её запас ограничен, точно вложенная батарейка. Полнота заряда определяет продолжительность жизни, так как запас постепенно расходуемся с момента рождения, а по его исчерпании человек неизбежно умирает, даже если выглядит абсолютно здоровым.

К «посленебесной» Ци относят те её виды, которые могут восполняться и формироваться уже после рождения – из воздуха, солнечного света, пищи и так далее. Энергетические вампиры (вольные или невольные), о которых любят рассуждать современные знахари и экстрасенсы, подпитываются за счет окружающей публики, которой подобное кровопускание отнюдь не идет на пользу.

Вопросу коловращения Ци посвящены десятки громадных фолиантов; нас же интересуют лишь те аспекты, что могут быть поставлены на службу боевому искусству в достаточно упрощенном виде, поскольку в противном случае нам пришлось бы досконально изучать не окинавское кобудо, а тонкую науку цигун в полном объеме. Поэтому не стоит особенно ломать голову над тайнами «загадочной Ци», а просто понимайте её как некую энергию, циркулирующую в теле некими путями, именуемыми каналами или меридианами. Если вы напрямую свяжете Ци с дыханием, го будете совершенно правы.

Согласно принятому в индийской йоге делению, можно различить три вида дыхания – верхнее, среднее (грудное) и нижнее (брюшное). В первом задействованы лишь плечи и самая верхняя часть грудной клетки и легких. То есть, две трети полезного объема остаются невостребованными, что приводит к застою со всеми вытекающими малоприятными последствиями. К счастью, почти никто не пользуется исключительно верхним дыханием, естественно и неосознанно комбинируя его с грудным, при котором в работе участвует вся грудная клетка, расширяясь при вдохе и сжимаясь на выдохе, обеспечивая тем самым вентиляцию уже двух третей легочного объема. Это получше, тем более что именно подобным образом дышит абсолютное большинство цивилизованного человечества. «Цивилизованного» – означает испорченного с природной точки зрения, поскольку многочисленные отсталые и вовсе дикие народности продолжают дышать как полагается, животом, ничуть не заботясь о механизме происходящего.

Возможно, внимательный читатель успел заметить, что до сих пор не сказано ни слова по поводу упомянутой энергетики. И не удивительно, ибо в случае двух первых способов дыхания говорить в этом плане-не о чем. Ни в верх нем, ни в грудном дыхании абсолютно не принимает участия важнейший энергетический насос – наша диафрагма, расположенная ниже легких и отделяющая грудную зону от брюшной. Но как раз диафрагма и призвана играть решающую роль в наиболее естественном, исконно природном способе дыхания – нижнем. Так дышат все животные и новорожденные младенцы, а уж они свое дело знают. Хотя дыхание животом и является вполне самодостаточным, реально нижние ребра никогда не остаются в покое, в боли шей или меньшей степени присоединяясь к движениям диафрагмы, поэтому на деле мы всегда используем комбинированное дыхание, что идет нам только во благо. При вдохе животом воздух заполняет весь объем легких, вентилируя их снизу доверху, но главное – энергия извне по ступает непосредственно в самый низ живота, в нижнее «киноварное поле», то есть в тандэн (даньтянь). Для достижения полноты картины от нас требуется в этот момент не только физическое, но и ментальное усилие по проводке Ци, ибо «где ум – там и Ци». Стоит сразу оговориться относительно того, что Ци полностью подобна воде. Она не может вдруг возникнуть в каком-либо месте, но обязательно должна течь будто бы струйкой. Другое дело, что происходит это порой мгновенно, так как, в отличие от воды, Ци не обладает инерцией и массой, легко следуя за мыслью. Обратите внимание: именно следуя, поскольку невозможно толкать энергию – только манить, направлять и слегка «тянуть», указывая ей дорогу.

Когда бы дело ограничивалось просто брюшным дыханием, все бы выглядело совершенно понятным, и ни о каких особенных методиках речь бы не шла. Но на деле этот вопрос более запутанный, что дает почву для существования, как минимум, двум направлениям или школам, каждая из которых подходит к проблеме своим оригинальным путем и имеет свои сильные и слабые стороны. Обыкновенно принято говорить о буддийских и даосских способах дыхания, равно как вообще об этих двух взаимозависимых и взаимопроникающих, но таких изначально непохожих традициях. В целом буддийскую традицию можно определить как более «внешнюю» и жесткую, а даосскую – как «внутреннюю» и мягкую. Соответственно, обе имеют целую плеяду собственных школ боевого искусства, где упомянутые раз-.пиния проявляются заметно и ярко.

В плане дыхательных техник (если не принимать в расчет энергетику) самое принципиальное отличие состоит в том, что буддийская традиция использует так называемое «прямое», а даосская – «обратное» дыхание. Суть дела такова: в прямом дыхании вдох происходит естественным образом за счет расслабления и выпячивания вперед нижней части живота. При этом диафрагма опускается вниз, ребра слегка (!) расходятся, и воздух замечательно вентилирует легкие, наполняя их целиком. Выдох следует обратным порядком – живот напрягается и подтягивается, диафрагма поднимается вверх, межреберные мышцы сокращаются, и выдыхаемый воздух изгоняется прочь. Повторяю, это естественный природный рисунок дыхания, и именно так дышат животные, дикари и младенцы – до тех пор, пока тесная одежда или дурацкое воспитание не приучат их держать.живот «элегантно» втянутым, вынуждая переключиться на второй, а то и первый способ общения с атмосферой. Тот, кто хочет с нуля начать заниматься медитацией или цигун, должен освоить сначала данную методику как наиболее простую, способствующую достижению глубоких уровней релаксации без опасности наделать себе каких-либо энергетических застоев и «пробок». Это так называемый «буддийский однодыхательный цикл», при котором наш разум направляет Ци из носа через нижний даньтянь в копчик (вдох), далее от копчика вдоль позвоночника обратно к носу (выдох) – цикл завершен. Остается добавить, что способ назван буддийским, поскольку его практиковали монахи буддийских монастырей в Китае, в частности – знаменитого Шаолиня, успешно продолжая традицию по сей день. Подобным образом дышат приверженцы всех жестких стилей, в которых реализация техники происходит за счет мышечной силы и резких скоростных движений. Издавать какие бы то ни было крики также удобнее на таком цикле ибо как же иначе вытолкнуть воздух из легких, если и» подтягивая живот? Впрочем, за желающими остается обширное поле деятельности для экспериментов над собой; ¦ в обратном (даосском) дыхании движения живот» противоположны естественным, поэтому метод часто называют парадоксальным. На самом деле такая техника естественна ничуть не менее буддийской, просто в обычной жив ни она словно бы скрыта от глаз и применяется изредка, когда мы заняты работой, требующей значительных усилий – выталкиванием застрявшего автомобиля или поднятием тяжестей. При вдохе низ живота слегка напрягается и подтягивается вверх и к себе, а диафрагма при этом, па против, расслабляется и опускается вниз, позволяя воздуху наполнить легкие. На выдохе живот расслабленно расширяется вперед и вниз, диафрагма же поднимается, выдавливая воздух. Понятно, что таким образом не очень-то по кричишь, хотя и можно. Зато даосский метод позволяет чудесным образом высвобождать огромные физические ресурсы, что мы неосознанно и делаем, когда тащим холодильник на восьмой этаж. Но не следует впадать в заблуждение и путать физическую мощь первого и втором, способа. В буддийском варианте мышечная сила является средством и целью, в даосском – лишь результатом неких глубинных процессов, которым мы просто пользуемся. Графически «даосский однодыхательный цикл» совершенно совпадает с буддийским. Техника вдохов и выдохов заменена на обратную, но Ци благополучно шествует тем же путем – от носа в копчик и обратно. 

Такая траектория проводки Ци называется  Малым Небесным кругом» («Сяо чжоутянь»). . Энергия при этом циркулирует по двум меридианам – переднесрединмому и заднесрединному. Несмотря на кажущуюся простоту и доступность техники, требуется не менее трех лет упорных занятий для освоения движения Ци по малому кругу, причем начинать какие-либо попытки такого движения допустимо не раньше, чем ваш даньтянь переполнится энергией, только и ожидающей, когда с ней начнут работать. Существует целый ряд нюансов и специфических тонкостей на пути открытия  «малой орбиты», связанных с прохождением нескольких узловых точек (ворот») вдоль позвоночника на что следует обратить самое пристальное внимание. В этом деле нельзя полагаться на субъективные ощущения, а совершенно необходимо следовать рекомендациям опытного учителя либо подробного пособия китайского автора.

Освоение циркуляции энергии по большому «Небесному кругу» предполагает, что ваша Ци беспрепятственно скользит по всем двенадцати основным каналам тела, тщательно прочищенным до того длительной практикой цигун». Но это уже такие высоты мастерства, достичь которых способны буквально единицы из тысяч и тысяч.

Существуют также и двудыхательные циклы, в которых проводка энергии осуществляется не в две, а в четыре фазы (вдох, выдох – вдох, выдох), и сама орбита Ци также поделена на четыре отрезка. Однако нашей задачей не является дотошное изучение методик цигун во всех тонкостях. Те же, кто весьма заинтересовался данной тематикой, легко отыщут нужную информацию в чудесных книгах Ян Цзюньмина «Знаменитые стили Цигун» и «Корни китайского цигун» (издательство «София», 1997-98 г.)

И ещё – в литературе о боевых искусствах вам может повстречаться описание метода, при котором вдох проводят из носа вверх, через макушку и шею, далее следуя вниз вдоль позвоночника, прямиком в даньтянь. Это не ошибка и пи дезинформация, а всего лишь изложение достаточно редкой и не вполне нормальной техники. Уж если что-то и заслуживает эпитета «парадоксальная», то это она. Дело в том, что приведенное ранее направление циркуляции энергии, при котором она всегда поднимается вдоль позвоночника («Пуп Огня») или внутри него («Путь Воды»), есть издревле примятое естественным решительно всеми школами йоги и цигун на Востоке. Направление же, при котором Ци вынуждена течь по спине сверху вниз, именуется «Путем Ветра». Очень многие мастера склонны полагать, что подобное направление вызывает проблемы и неприятности. Описывается «Пути Ветра» буквально в нескольких источниках, но даже там дают лишь фрагменты полного цикла – обычно от нижнего-даньтяня к среднему (то есть от живота к груди). Именно этот отрезок орбиты используется адептами цигун в описаном режиме, но только с целью решения каких-то специфических, неординарных и утонченных задач для корректировки энергетической картины, и это воистину поприще гигантов и корифеев.

Что касается реального применения прямого или обратного дыхания, то на самом деле жестких границ и правил не существует, и каждый может всласть практиковать полюбившуюся ему технику независимо от избранного стиля. Исходя из личного опыта, могу сообщить, что когда в горах ползешь на подъём с тяжеленным рюкзаком, даосский метод подходит как нельзя лучше, давая возможность глубоко и спокойно дышать, буддийский же и данном случае пасует. И наоборот – при выполнении комплексов тайцзи-цюань я успешно дышу естественным образом, хотя до этого использовал обратный, нажив лишь пленение в груди и пренеприятные ощущения распирают в области солнечного сплетения. А дело было всего-навсего в том, что я по неведению нарушил вышеупомянутое правило – приступать к практике даосского дыхания не раньше, чем будет в совершенстве освоен и отшлифован буддийский метод. Стоило вернуться к истокам, как то проблемы постепенно исчезли сами собой. Так что, дышать-то дышите как угодно, но лишь полностью впитывайте сокровища древних знаний, в правильной последовательности и не забегая вперед.

По поводу специфических позиций для делания дыхательных упражнений и неразрывно с ними связанных манипуляций с энергиями (осознанно или нет – неважно) следует сказать, что различные цели предполагают и различные положения тела в пространстве – стоя, сидя или лежа, а также неподвижные или в динамике. При этом статические позиции используются для глубокого расслабления, сосредоточения и отслеживания тонких аспектов дыхания и подвижек Ци, тогда как динамические формы применяются для интенсивных прокачек воздуха, выброса отработанной и собирания чистой энергии, равно как просто для восстановления дыхательного ритма после физических упражнений или с целью разогрева перед оными. В первом случае мы имеем чистый цигун, во втором – тайцзи-цигун, поскольку большинство динамических форм представляют собой попросту фрагменты комплексов тайцзицюань и выполняются в характерном ритме.

Если вас удивляет, что здесь слишком много и часто говорится о китайских техниках, то это объясняется очень просто. Окинава расположена достаточно близко к материку, и китайское влияние всегда было сильнее японского, так что боевые искусства попадали в первую очередь на Рюкю, а уж потом продвигались севернее. Но главное – коль скоро окинавские дыхательные методики являются упрощен, ной переделкой несравненно более утонченных и древних' китайских, то логично вернуться к истокам, чтобы практиковать неискаженные формы. В этой связи вспоминаются многочисленные исторические эпизоды, повествующие о том, как различные крупные мастера тэ, кобудо и даже кэн-дзюцу рано или поздно отправлялись в путешествие на континент, бывали там потрясены глубиной и величием боевых традиций, благоговейно изучали ту или иную их часть, после чего возвращались домой, где воспаряли на новые горизонты мастерства и создавали новые школы. Подобных примеров имеется несметное число, от седой древности до наших дней. Само по себе качество, многообразие и проработанность, а также многовековой опыт делают китайски* техники манипулирования с дыханием и энергиями абсолютно уникальными и незаменимыми никакими другими.

Тем же, кому неймется перейти от слов к делу, предлагаю несколько простых и чрезвычайно эффективных классических базовых форм. Следует всегда помнить, что лучше сто раз повторить одну из них, чем двадцать – по пять раз. Количество освоенных (даже до тонкостей) упражнений ни в коей мере не является показателем успеха. История знает некоего даоса, великого мастера тайцзи, который всю жизнь практиковал лишь одну-единственную форму, Дао нянь-хоу («Пятясь, отогнать обезьяну»), но достиг этим путем сказочных высот в искусстве в целом. Итак:

1. Начнем со статики. Самое устойчивое и простое положение тела – сидячее. Возможно, заниматься лежа было бы еще приятнее, но спокойное медленное дыхание на фоне расслабления мышц быстро предаст нас в руки Морфея, и вместо плодотворной тренировки мы погрузимся в сладкий здоровый сон. Поэтому отбросьте сомнения и садитесь поудобнее. Разумеется, это не приглашение развалиться в кресле – вам предстоит сесть на пол, подложив под себя мягкий теплый коврик. Если вы предпочитаете положения «лотос», «полулотос» или «по-турецки», то обязательно поместите под зад плотный предмет толщиной от пяти до восьми сантиметров (валик, подушку, свернутое одеяло, и т. п.). В противном случае вам не избежать изгиба позвоночника, что недопустимо. Позвоночник должен быть прям, как струна, и абсолютно вертикален. Внимание: не мудрите и не впадайте в слепую аскезу. Самобичевание и спартанство в данном случае неприменимы. Не пытайтесь заниматься на голом полу или без подкладки, поскольку в этом случае вы будете не столько следить за дыханием и расслаблением, сколько переживать и страдать из-за болезненных ощущений в ногах и спине. Техника и условия сидения испытаны тысячами и тысячами на протяжении многих веков, и не нам с вами изобретать велосипед, заявляя, будто квадратные колеса лучше круглых. Удобство позиции – непременное условие успеха. Для пущей прямизны слегка подайте бедра и ягодицы вперед («поджать хвост»), а подбородок подберите на себя, словно макушкой вы упираетесь в небесную твердь, но также слегка. Это и будет искомым классическим положением для занятий, «ныне, и присно, и во веки веков». Если же ни одна из предложенных форм вас не удовлетворит, то сядьте на пятки в сэйдза-хо (по-японски). Так удерживать спину вертикальной несравненно проще, а ступни скоро привыкнут и перестанут болеть. Руки можно просто расслабленно поместить на колени или сложить одну с другою перед животом, ладонями вверх, или слегка прижать ладони к области дантянь так, чтобы левая оказалась под правой (женщинам – наоборот), а центры бы их совпали. Для дотошных учеников могу пояснить, что следует совместить точки лао-гун и ци-хай. Далее просто расслабьтесь и дышите ровно, глубоко и спокойно, самым низом живота. Остальные тонкости прояснятся сами собой в процессе длительных упорных занятий.

Совершенно аналогично обстоит дело с положением «стоя». Требования к позвоночнику остаются неизменными. Поставьте ноги вместе, на ширину плеч или немного шире. Внутренние части ступней должны быть строго параллельны, отчего возникает ощущение, будто ступни завернуты внутрь. Слегка согните ноги в коленях, как бы «сбросив» свой вес вниз, в землю. Расслабьте и ноги, и тело. Руки можно наложить на живот, как описано выше, но лучше принять освященную веками позу «Трех кругов» (Саньтиши), при которой полусогнутые руки будто охватывают толстый ствол дерева. Ладони вертикальны и повернуты к себе, слегка разведенные пальцы почти соприкасаются, кисти на уровне солнечного сплетения или немного выше. Так возникают три условных круга – между большими и указательными пальцами обеих рук, между самими руками и грудью и, наконец, самый большой круг – между руками, животом, коленями и поверхностью земли.

Какие бы то ни было дополнительные пояснения абсолютно излишни, так как правильное соблюдение перечисленных параметров вкупе с длительным (от 20 минут до 3х часов ежедневно) пребыванием в саньтиши станут для вас лучшим, причем персональным, учителем, который понемногу все расставит на свои места и ответит на десять тысяч вопросов.

Кое у кого неизбежно возникнет естественная проблема выбора, чем лучше дышать – ртом или носом? Ответ стар и очевиден – ни при каких условиях нельзя вдыхать, через рот. Даже не принимая во внимание тонких материй, связанных с энергетикой, на элементарном физико-механическом уровне вдох носом очищает, согревает и увлажняет поступающую порцию воздуха, ибо хитроумные лабиринты носоглотки созданы природой как раз для этого.Вдыхая ртом, вы глотаете грязный, холодный и излишне сухой воздух, предопределяя свои излюбленные респираторные заболевания. А вот выдыхать можно хоть так, хоть эдак – в зависимости от конкретной ситуации и применяемых техник. Только одно условие должно соблюдаться неукоснительно – в момент вдоха кончик языка обязан коситься верхнего нёба позади зубов, замыкая цепь между задне- и переднесрединным меридианами (Ду-майи Жень-»и). Прикосновение легкое, без силы. Оно сохраняется постоянно в том случае, когда выдох происходит также через нос. Когда же мы выдыхаем ртом, то язык столь же легко ложится на свое место позади нижних зубов, либо принимает участие в формировании свирепого боевого клича. Но, вообще-то, наиболее употребимым, базовым и естесственным является способ дыхания исключительно через нос. Рот при этом надлежит без напряжения прикрыть. Хотя некоторые мастера (Вон Кью-Кит) рекомендуют даже в спокойных формах цигун выдыхать ртом, в этом случае такой выдох отнюдь не интенсивен и резок, а плавен и тих. Жесткость внешних движений не может быть оправданием для огрубления дыхания, и самые ужасающие свирепые приемы можно проводить, дыша при этом нежно, тонко и незаметно. Кроме того, не одни только яростные вопли приводят к пустой растрате Ци. Многократные форсированные выдохи ртом уносят энергию столь же успешно, если не быстрее.

Вот все, что я хотел рассказать относительно статических форм тренировки дыхания и энергетики. Кто рвется к большему – приобретайте специальную литературу по цигун, коей сегодня имеется великое множество. Но любой из приведенных схем более чем достаточно для того, чтобы достичь высот и глубин, обуздать Землю и Небо, стать подобным Лазурному Дракону и Огненному Фениксу, вместе взятым. Во всяком случае, величайшие мастера и патриархи почитали «стояние столбом» (саньтиши) основой основ, единственно необходимым и достаточным условием для стяжания обильной Ци и виртуозного управления ею.

2. Если статических форм не так уж густо, то динамических поистине тьма египетская. Причина проста – здесь подключается такое множество переменных факторов и вариаций с движениями рук, ног, головы, корпуса, что решительно каждый старый традиционный стиль или школа имеют свой специфический цигун и методы регулировки дыхания. Тем не менее, вполне реально выделить несколько общих схем, одинаково успешно применимых как для разгона в начале тренировки, так и для усмирения дыхания между упражнениями и в конце занятий, независимо от изучаемого направления. Более того, для успешной практики можно и вовсе не изнурять себя боевым искусством, поскольку эти методы замечательно вписываются в простую повседневную жизнь, работу и отдых. Но прежде, чем приступить к изложению конкретных технических моментов, хочу еще раз подчеркнуть, что вы держите в руках не пособие по цигун, поэтому я ограничиваюсь описанием упражнений сугубо в качестве дыхательных. Рекомендации по тонкостям энергетических проводок ищите в специальной литературе; самое первое, с чего принято начинать исполнение абсолютного большинства комплексов почти во всех старых школах – это чудесная форма, направленная на пробуждение Ци в теле. В разных стилях она встречается под разными, чаще всего поэтическими, названиями, наиболее характерные из которых: «Открыть Великий Предел» (Бао Тайцзи),«Подъем воды» и уже упомянутое «Пробуждение Ци».

Станьте так, как в форме саньтиши, мягко осев на расслабленных, слегка согнутых ногах. Ступни на ширине плеч, подбородок поджат, спина совершенно прямая, будто вы подвешены за макушку на невидимой нити. Расположим естественно подсогнутые руки перед собою на уровне низа живота, начинайте мягкий тихий вдох любым полюбившимся способом. Тело при этом будто становится легче и как бы «всплывает» за счет едва заметного выпрямления ног в коленях. Руки от плеч плавно-поднимаются до уровни глаз (не выше). Ладони направлены вниз, словно они лежат на поверхности воды (впрочем, существуют варианты, при которых всплывающие ладони обращены друг к другу под любым углом). На выдохе и тело, и руки, будто потеряв запас плавучести, тяжелеют и «тонут» вниз в исходное положение.

Ограничение только одно – не поднимать ладони выше глаз и не опускать ниже даньтяня. Ци движется своим обычным порядком, описанным ранее. Повторять упражнение следует с кратностью 3-6-9-12-18-36 и так далее, до многих сотен (и более) раз, в зависимости от целей и опыта. Один мой ученик как-то сделал около тысячи циклов и рассказывал, что испытал при этом дивные ощущения. Но для разгона перед любыми другими формами достаточно трех-шести раз. Форсировать работу несложно – для этого достаточно принять стойку «всадника» (киба-дачи, ма-бу) и развести руки чуть шире плеч, расположив ладони над коленями. Вертикальные просадки и «всплытия», равно как и само дыхание, производятся более явно и интенсивно, со значительной амплитудой, не меняя лишь ограничений для рук по высоте. Аналогичным образом мы поступаем, когда хотим восстановить дыхание между силовыми или резкими упражнениями, либо вообще в конце тренировки, как бы подводя черту и ставя точку. В таких случаях форма именуется «Хэ Тайцзи» («Закрыть Великий Предел») и отличается от предыдущей тем, что на вдохе ладони направлены под углом к груди, словно охватывая большой шар, а с выдохом они подтягиваются поближе к себе и опускаются вниз вдоль живота, как бы надавливая на некую плоскость. Пальцы при этом обращены вовнутрь навстречу друг другу. В зависимости от нашего состояния выполняется один-три повтора, не более. Строго говоря, любая работа должна заканчиваться этой формой, и нельзя просто так перескакивать от одного упражнения к другому. Даже если вас отвлекли во время тренировки, то следует вначале «закрыть Великий Предел», а уж потом пускаться в разговоры. Это элементарная техника безопасности; в качестве следующего, более интенсивного упражнения, предлагаю форму, известную как «Чжань сюн цзин шэнь» («Расширить грудь, очистить тело»). Поставьте ноги чуть шире плеч в обычное, слегка подсогнутое расслабленное положение. Руки, поднимаясь ладонями вверх вдоль живота и груди, перекрещиваются, взмывают над головой и опускаются через стороны вниз, уходя на второй цикл, и так далее. Соответственно, на подъеме производится вдох, а на опускании – выдох. Глубокое дыхание и амплитудные движения рук раскрепощают межреберные мышцы. Выполняя упражнение, нужно отчетливо представить, как вы освобождаетесь от «мутной» отработанной Ци и вместе с воздухом изгоняете её вон. В момент скрещивания левая рука накрывается правой (для женщин – наоборот). Просадки корпуса можно делать, а можно и не делать, пребывая в приятной релаксации; после того, как ваше тело очистилось, самое время заполнить его новой чистой энергией, и «небесная» Ци подходит для этого наилучшим образом. Не меняя стойки, пустите руки обратным вращением, поднимая их через стороны ладонями вверх, словно охватывая всю бездонную синеву небес. Сведя их над макушкой, опустите вдоль лица и груди обратно к животу, как в форме Хэ Тайцзи, будто уплотняя собранную лазурь благотворной Ци. Проведя энергию без задержки через даньтянь, направьте её в ноги и далее в землю через точки Юнцюанъ (центры ступней). Внимание! Поднимая руки вверх, не следует сопровождать их взглядом и задирать лицо к небу. Эта форма называется «Байхуэй Гуань Ци» {«Вливание Ци в точку Байхуэй»). Означенная точка является центром макушки, как бы вершиной тела, а потому залить в нее что-либо возможно только при нормальном, ровном положении головы, как описано выше. Корпус оставьте в покое, не поднимаясь и не опускаясь в такт дыханию; следующую форму можно практиковать в качестве элемента разминки, с помощью которого великолепно прорабатываются ноги и поясница, облегчая в дальнейшем выполнение всевозможных уходов и уклонов от атак противника. Это базовая форма комплекса багуа-цигун, именуемая «Туймо-ши» («Толкание жернова»).

Сделайте шаг левой ногой вперед, приняв классическую стойку зенкутсу-дачи (гун-бу), и слегка «закройте» её, довернув переднюю ступню внутрь. Пустите руки по горизонтальному кругу перед собой, будто вращая на оси большой тяжелый жернов. Ладони, естественно, направлены вниз параллельно земле. Во время вращения плоскость воображаемого жернова не должна перекашиваться или наклоняться. Выдох соответствует толчку вперед, вдох – уходу на заднюю ногу в позицию кокутсу-дачи (сюй-бу) и подтягиванию рук к животу. Диаметр круга около одного метра, направление вращения любое, но число оборотов в одну сторону должно быть равным числу оборотов в другую, дабы не нарушить тонкой внутренней гармонии. Вероятно, вы уже заметили некий общий алгоритм чередования вдохов и выдохов. Его естественный, освященный веками строй таков: – вдох сопутствует движениям вверх, раскрытию, отступлению, откату, расслаблению и так далее; – выдох же почти всегда есть проход вперед, атака, закрытие, опускание, сжатие и тому подобные действия. Но, как и всякое правило, наш алгоритм допускает всевозможные исключения, диктуемые реальной ситуацией. Несмотря на то, что работа рук и ног может быть сколь угодно мощной и амплитудной, колено передней ноги не должно выходить за линию пальцев ступни, а при откате таз не должен выдаваться за линию пятки. Но самое главное – это постоянно поддерживать естественное, глубокое и мерное дыхание. Образно говоря, на внешнем физическом уровне ваше тело может бесноваться, как разгневанный дракон, но в глубинах всегда тишина, сумрак и неспешный ход течения Ци. Понятно, что требование симметрии в полной мере относится и к самой стойке. Всласть покрутив жернов в одну сторону, следует поменять позицию и столь же усердно потрудиться в обратном направлении. 

Помимо горизонтального, существует вертикальный вариант вращения, когда руки описывают круги перед собой, будто вы протираете большой тряпкой зеркальную отрину. Стойка при этом – «всадник» или простая высокая, ноги на ширине плеч. Руки вверх – вдох, руки вниз -выдох. Необходимо тщательно поддерживать вертикальность невидимого стекла и не позволять его плоскости наклоняться пула бы то ни было. Ладони обращены наружу, пальцы не сгибать – ведь они скользят по твердой непроницаемой поверхности. Остается только добавить, что описанные формы являются базовыми, поэтому каждый может на их основе построить собственные обширные дыхательные комплексы, включающие большинство классических ударных и защитных действий.

Однако существует момент чрезвычайной важности, соблюдение которого абсолютно категорично, и никакого самоволия и отступлений просто не допускается, если, конечно, вам дорого ваше здоровье. Речь идет о задержках дыхания. К сожалению, очень многие источники безответственно предлагают неискушенным любознательным натурам испробовать на себе эффективные дыхательные практик с элементами таких задержек на различных фазах вдоха и выдоха. Но следует знать, что подобные приемы всегда относились к самым сложным и утонченным, использование которых допускалось исключительно на высших стадиях мастерства, да и то со специальными целями, для решения каких-то редкостных проблем, связанных с изощренными и не вполне естественными манипуляциями с Ци. На нашем же дилетантском уровне любые задержки дыхания неизбежно приведут к возникновению энергетических застоев. Те, кому довелось испытать подобное, могли бы порассказать немало душераздирающих подробностей о том, что это значит и как проявляется.

В то же время необходимо четко отличать задержку дыхания от его замедления. Например, упоминавшийся Вон Кью-Кит в своей дельной книге «Искусство цигун» постоянно рекомендует задерживать дыхание в конце вдоха и выдоха на одну-две секунды. Разумеется, это допустимо, так как на самом деле речь идет не о задержке, а всего-навсего о притормаживании дыхания на переходе одной фазы в другую. Под настоящей задержкой следует понимать кондовый «замок» длительностью от пяти секунд до минуты, а то и больше, при котором вдобавок усилием И (воли) начинают повелевать энергией. Будучи неумело запружен таким обращением, поток Ци, скорее всего, устремится в совершенно неожиданное место, пройдя, подобно воде, путем наименьшего сопротивления, или же вовсе остановится, превратившись из хрустальной струи в зловонное болото. Какова перспектива? Поэтому никогда, ни при каких обстоятельствах не пытайтесь задерживать то, чему надлежит быть ровным и спокойным, глубоким и непрерывным.

Если не разгуливать по минному полю экзотических и парадоксальных дыхательных техник, то больше на этом поприще ничего особенно страшного нам не угрожает. Из мелких неприятностей, которые иногда способны отравлять нашу практику, можно отметить всевозможные ощущения распирания и теснения в груди и в области даньтяня. Подобные явления всегда есть результат чрезмерного усердия или же нарушения последовательности этапов тренировочного процесса. Коль скоро такое случилось, не нужно пугаться; достаточно слегка притормозить в занятиях и дать организму возможность самому разобраться в своей кухне. Эту чашу дано испить почти каждому, кто склонен форсировать дыхание и умственную концентрацию, тогда как мудрые китайцы рекомендуют во всем держаться будто бы на острие ножа и не рваться почувствовать что-либо «весомо, грубо, зримо». Любые ощущения должны оставаться в режиме «то ли есть, то ли нет». Напор и героизм в данных вопросах недопустимы.

И последнее – решительно все вышеописанные и прочие дыхательные техники прекрасно соединяются с любым традиционным оружием, кроме гибкого и секционного, поскольку эти разновидности изначально требуют довольно высокой скорости, вступающей в противоречие с динамикой вдохов и выдохов. Поэтому не стоит пытаться выполнить, дыхательные упражнения с нунчаку в руках. При правильной, неторопливой, вдумчивой и последовательной работе с соблюдением проверенных временем правил и ограничений ваш успех будет поистине блистательным, в чем бы вы ни подвизались – от Дайто-рю Айки Дзю-дзюцу до кикбоксинга! 

 

Глава 5  Кошка выскочила, глаза выпучила

специальная тренировка взгляда

 И внял я неба содроганье,

 И горний ангелов полет,

 И гад морских подводный ход,

 И дольней розы прозябанье.

(А. С. Пушкин)

 Видит горы и леса,

 Облака и небеса.

 Но не видит ничего,

 Что под носом у него.

(детская песенка)

Любой из нас, кого природа или злой случай не лишили чудесного дара зрения, даже не задумывается о том, что «смотреть» и «видеть» суть вещи несколько разные. То есть, и обыденной жизни, конечно, никаких специальных талант не требуется, но в полных неожиданностями дебрях боевого искусства нужны некие особенные техники для тренировки особенного умения воспринимать переменчивым калейдоскоп бытия и реагировать соответствующим образом, как говорится – адекватно. Именно поэтому с первых дней возникновения стабильных школ вопросам отработки правильного взгляда, и вообще «постановке глаз» уделялось самое пристальное внимание. Что происходит с нами сплошь и рядом каждый день? Любое резкое движение возле лица, взмах неожиданно возникшей на пути ветки или. ильный порыв ветра, а то и попросту внезапный громкий звук (хлопок, гром) заставляют непроизвольно зажмуривать очи. В быту эта инстинктивная реакция то и дело спасает наши глаза от повреждений. Рефлекс чрезвычайно силен, будучи призван стоять на страже самого тонкого и ранимого инструмента общения с окружающим миром. Но в суровом бою или даже в элементарной драке он неизменно оказывает своему хозяину настоящую медвежью услугу, на целый долгий миг делая его слепым и беззащитным. Хуже того, происходит нарушение энергетического баланса посредством неконтролируемого броска Ци. Как известно, весь наш резервный запас энергии заархивирован в восьми так называемых «чудесных» меридианах и, главное, в области нижнего даньтяня, то есть, попросту, в нижней части живота, центром которой является точка Ци-хай («Морг энергии»). Когда мы помещаем разум в это место, то обретаем удивительную устойчивость, сбалансированность и центрированность в пространстве. Пока наше внимание (а, следовательно, и Ци)пребывает в даньтяне, нас очень трудно повалить, а все движения приобретают дивную силу и живость. Но как только что-то заставляет нас резко, от всей души зажмурить глаза, тотчас упомянутое внимание в обнимку с неразлучной Ци одним мгновенным скачком ударяют в голову, покинув положенное место. Происходит то, что издревле зовется «потерей Ци» или «потерей точки». Последствия нетрудно вообразить, и лишь неопытность и нерасторопность противника оставляют шанс на спасение. В Японии матерые фехтовальщики могли бесконечно долго ходить вокруг да около опасного противника без единого движения клинком, ожидая такого мгновения, именуемого «суки» («разрыв Ки»). Далее все понятно. И хотя «потеря точки» может произойти от великого множества причин, неправильная работа с собственными глазами и их неподготовленность занимают в таком перечне отнюдь не последнюю строчку. Поэтому в схематичном виде план работы над техникой взгляда мог бы выглядеть следующим образом (в порядке очередности):

1. Раз и навсегда искоренить инстинктивную реакцию зажмуривания глаз по причине резких физических движений, происходящих непосредственно возле лица. При этом крайне желательно оставить сию реакцию в полной силе при манипуляциях с огнем, едкими веществами и тому подобными опасными субстанциями.

2. Обрести путем целенаправленных тренировок способность видеть далекое как близкое и наоборот, а также воспринимать окружающий мир расфокусированным, рассеянным зрением, схватывая всю картинку целиком, без целения частных фрагментов. 3. Научиться осознанно менять остроту, ширину охвата и глубину восприятия, понимая оптическую составляющую лишь незначительной внешней формой взгляда как некоего прожектора внимания», куда входят все без исключения сигналы от прочих органов чувств. Имеется в виду так называемое гоку-и или «шестое чувство», а попросту – интуитивное восприятие направления и степени опасности.

Поскольку круг задач очерчен, нам остается лишь подробно разобрать каждый пункт, с изложением конкретных техник и упражнений для овладения искомыми навыками.

***

1. Когда вблизи наших бесценных «зениц ока» случается резкое и неожиданное физическое мановение, то происходит не только зажмуривание глаз. Неизбежно напрягается лицо целиком, а зачастую и вообще все тело. Поэтому первым шагом должно стать умение оставаться полностью расслабленным посреди громов и молний. Искусству расслабления посвящены толстые тома десятков и сотен авторам, так как именно расслабленность является краеугольным камнем, той «печкой», от которой танцуют все без исключения системы самонастроя – от древнейших разновидностей  йоги и цигуна до современного аутотренинга. При огромном разнообразии подходов суть их одна – ежедневные настойчивые занятия. Не нужно ни о чем думать и прикидывать, просто делайте это без перерывов и выходных, и результат не заставит себя долго ждать.

Глаза – это обыкновенный оптический прибор, управляемый такими же мышцами, что и руки-ноги, а потому, начав постигать искусство расслабления с наиболее ощутимых крупных мышечных масс, мы в конце концов научимся расслаблять и высокоточные зрительные приводы.

Вспомните, как часто, пытаясь получше разглядеть некий объект, мы строим настоящую обезьянью гримасу. Мы не только напрягаем все нужные и ненужные глазные мышцы, но стягиваем лицо в ужасающую маску, скалим зубы, морщим нос и лоб, и застываем в таком противоестественном виде, вытянув вперед закаменевшую шею, будто черепаха Тортилла. Возможно, картинка получилась несколько утрированной, но в той или иной степени каждый из нас мог бы припомнить за собою нечто подобное. Говорят, что желающему избавиться от милой привычки поминать черта, достаточно не делать этого в течение, скажем, трех дней – и всё! Так же и с гримасами. Как советовал дон Хуан небезызвестному Карлосу Кастанеде, необходимо постоянно «выслеживать самого себя». В нашем случае это означает еже минутное пресечение паразитической мышечной активности на лице. Как всегда, поначалу это будет довольно утомительно, но с течением времени (и очень скоро) контроль станет привычным и необременительным, а потом и вовсе автоматическим. Древнее чаньское изречение гласит:

Он видит только,

Как петляет река и вьется тропинка,

И не замечает, что он уже

В стране Персикового источника…

Просто работайте каждый день и не задумывайтесь, скоро ли достигнете результата, и достигнете ли вообще -в свой срок желаемое подступит тихо и незаметно, как лунный свет.

Сказанное отнюдь не означает, что наше лицо должно приобрести неподвижность каменной маски, будто у Чингачгука. Мимика дана нам в качестве одного из средств коммуникации с себе подобными, и было бы глупо рубить под корень это чудесное дерево с золотыми листьями. Напротив, освободившись от груза беспорядочной эмоциональной шелухи, мы сможем осознанно (!) и ясно проявлять на раскрепощенном лице действительно нужные и адекватные моменту мимические реакции, искоренив лишь спонтанные, неуправляемые механические проявления. Когда вы научитесь контролировать мышечный тонус лица и, хотя бы приблизительно, освоите тонкое искусство расслабления, можно переходить непосредственно к отработке умения «держать взгляд». Последовательность упражнений (по нарастающей сложности) такова:

*  станьте прямо, расслабьтесь и смотрите вперед, «в никуда» расфокусированным взглядом. Ваш напарник при этом должен наносить удары кулаком прямо в лицо (само собой, без контакта). Задача – просто стоять и смотреть сквозь него. Чем меньше расстояние от кулака до глаз, тем труднее не моргать и оставаться расслабленным. По мере роста мастерства напарнику придется начать «давить на психику», проявляя при этом настоящие актерские способности То есть бить следует не равнодушно и вяло, но выказывая (чисто внешне, разумеется) предельную ярость и агрессию, стараясь генерировать подлинное ощущение опасности для глаз и лица. Когда возможности кулака будут исчерпаны, аналогично работают со скрюченными в когтистую лапу пальцами или с тычковыми колющими движениями, и так далее. Рано или поздно даже этого станет недостаточно, и тогда можно вместо пустой руки использовать всевозможные опасные, непременно пугающие предметы -палку, вилку, нож, кирпич и тому подобное. Принцип понятен. а собственная фантазия подскажет вам десятки иных вариантов, исходя из имеющегося под рукой. Пройдя до конца этим путем (а то и несколько ранее, так сказать, параллельно), можно переходить к следующим упражнениям;

* в качестве снаряжения нам потребуется маска для подводного плавания. Все просто – вы надеваете эту маску, а напарник резкими движениями бросает вам прямо в глаза (в стекло) пустые спичечные коробки, теннисные шарики или любые иные легкие (!) предметы. Задача остается прежней – не моргать и смотреть вдаль, сохраняя притом полную расслабленность решительно во всем теле, от им ток до макушки, особенно лицевых мышц. Так как предмет уже не только пугает, но вполне ощутимо стукает нас и полный контакт, задача не столь проста, как может показаться. Далее фантазируйте сами. Хотите – стойте на мое те, хотите – перемещайтесь под обстрелом, сохранял безмятежный взор и ясный лик. Исчерпав до конца возможности и этой игры, испытайте себя в последнем, еще более садистском упражнении;

* налейте в широкий тазик теплую воду с температурой около 36 градусов (температура тела). Бросьте в центр на дно мелкую монетку. Наклонившись над тазом, смотрите на монету или сквозь неё расслабленным взглядом. Редким движением вперед погрузите лицо в воду, стараясь ни на мгновение не терять монетку из виду. Моргание, понятное дело, исключается. Момент перехода из воздуха в подводное положение и шлепок поверхности воды по лицу и есть искомый тренирующий фактор.

Постепенно, день ото дня, делайте воду все холодце… пока она не станет (в идеале) ледяной. Если вы умудряетесь не упускать монету из виду ни на единый миг, можете сверлить в ней отверстие и вешать себе на шею как золотую олимпийскую медаль, ибо ваше обучение искусству «держать взгляд» подошло к триумфальному финишу. Конечно, человек с фантазией легко изобретет массу иных, гораздо более изощренных методов. Но могу с полным основанием утверждать, что трех предложенных схем вполне достаточно для блистательного решения данной задачи.

И последнее. Завоеванный с таким трудом специфический навык не размывается, к счастью, беспощадным  током времени. Подобно единожды обретенному умению езды на велосипеде, он способен лишь несколько утрачивать былую четкость и глубину, нуждаясь в редких эпизодических «подпитках».

Сеть нужна,

Чтобы поймать рыбу.

Когда рыба поймана,

Про сеть следует забыть.

(Чжуан Цзы)

2. В совершенстве овладев нехитрым искусством «держать взгляд» не моргая, можно приступать к шлифовке самого  взгляда. Работа эта утонченная и деликатная, она требует поистине медитативного, вдумчивого подхода, и не приносит столь быстрых и явных плодов, как предыдущая. Чтобы хорошо понять сказанное, обратимся вновь к мудрости древних, а именно – к одной из притч Ле Цзы (Ле Юйкоу), жившего всего-то в V веке до нашей эры:

Гань Ин в старину преуспел в стрельбе из лука: натянет, бывало, тетиву – и звери сами валятся наземь, а птицы падают с неба. Ученик по прозванию Фэй Вэй учился у него стрелять и в мастерстве превзошел наставника. А некий Цзи Чан хотел учиться у Фэй Вэя.

- Сперва научись не моргать, – сказал Фэй Вэй, – а затем можно будет потолковать и о стрельбе.

Вернувшись домой, Цзи Чан улегся под жениным ткацким станком и стал провожать взглядом каждое движение. Через два года не моргал – даже когда ему совали шило в глаз, и доложил о том Фэй Вэю.

– Это ещё не всё, – сказал Фэй Вэй. – Теперь научись смотреть, а там уж можно будет и стрелять. На малое смотри как на большое, на смутное – как на ясное. Потом доложишь мне.

Цзи Чан подвесил у себя в окне вошь на конском волоске и, обратясь лицом на юг, принялся её разглядывать. Через десяток дней вошь расплылась, разбухла, а через три года казалась уже с тележное колесо. А прочие предметы, когда он на них глядел, величиной казались с холмы и горы. Тогда он взял лук из яньского рога и бамбуковую стрелу, пустил её – и поразил вошь прямо в сердце, не оборвав волоска.

Когда он доложил об этом Фэй Вэю, тот высоко подпрыгнул, ударил себя в грудь и воскликнул:

– Вот теперь ты овладел мастерством!

(«Из книг мудрецов. Проза древнего Китая», Москва, «Художественная литература», 1987 г.)

Как видите, здесь очень ясно показано всё то, о чем мы говорили выше, а также дана методика тренировки «видеть далекое как близкое» или иначе – «малое как большое».

Также во все времена были популярны техники, основанные на длительном созерцании чрезмерно ярких объектов – закатного или восходящего солнца, луны, пламени свечи и так далее. Этим достигалась двоякая цель – уже описанное искусство не моргать и некое «воспитание глаз», результатом коего должен стать отменно чистый и острый взор, способный улавливать ничтожные перемены в окружающей обстановке. Обратимся к проверенной веками хатха-йоге:

* упражнение, предлагаемое йогами для «чистки» глаз называется тратака, что дословно означает «сосредоточение». «Йогашастра» под наименованием тратака описывает любые упражнения, исполнение которых требует пристального вглядывания в соответствующий объект. Чисто физически упражнение представляет собой устремление взгляда к кончику носа, в направлении солнца, луны и тому подобных предметов. Проще всего тренировать глаза при помощи горящей свечи.

Сядьте прямо в удобную устойчивую позу (лотос, полулотос и т. п.), поставив горящую свечу на расстояние вытянутой руки на уровне глаз. Вглядывайтесь широко открытыми глазами в центр пламени, пока они не начнут слезиться. Закройте глаза и попытайтесь спроецировать возникший светлый фантом от возбужденных зрительных нервов в точку Инь-тан, расположенную между бровей над переносицей. Точнее, не в саму точку, а в зону под ней, известную приверженцам оккультизма как «третий глаз».

Поначалу ваш фантом будет ярким, затем станет бледнеть, менять цвет и понемногу исчезнет. Повторите упражнение несколько раз. Работайте ежедневно, пока не, достигнете способности глядеть на пламя, не моргая, в течении 10-15 минут. Тогда вы обнаружите, что центр светлого фантома окружен множеством более тусклых пятен. Не отвлекайтесь на них. Когда вы уже не будете видеть ничего кроме одного светлого пятна на месте свечи, можете с тать, что достигли желаемого результата и полностью овладели упражнением. Но на самом деле окончательным э пом является эффект «утопания» в этом пятне и как слияния с ним. От этого ваши глаза станут блестящими взгляд – острым, словно гвоздь. Используя в качестве объекта солнце, помните, что категорически нельзя глядеть на него позже, чем через полчаса после восхода, и ранее, чем за полчаса до заката, так или иначе вы рискуете потерять зрение. Считается, что путем длительной концентрации на «третий глаз» можно достичь его «раскрытия», то есть обрести способность напрямую видеть явления тонкого мира -речь всевозможных духов, бесов, инопланетян, ауры, боле: и тому подобные соблазнительные вещи. Но если у вас голове имеется хоть капля здравого смысла, берегитесь этого и не пытайтесь ослиным упорством и силой заполучить то, что совсем не зря сокрыто от нас. Подобное видеть  есть чудесный, редчайший дар, посылавшийся Создателем лишь немногим великим святым, избранным из избранных коих за всю историю рода людского не набрать и сотни. Притом очень многие из них молились об отнятии этого дара, не считая себя вполне достойными его. Тонкий мир закрыт от нас не прихоти ради, и мы не в состоянии во разить, что предстанет любопытному взору за этой запретной дверью. Тем не менее, исполнясь самонадеянной гордыни, мы, как глупые дети, тычемся отмычками хитроумных техник, пытаясь во что бы то ни стало взломать запоры волшебного сундучка, хотя и допускаем в душе мысль, что дивный ларец может оказаться шкатулкой Пандоры. Когда детишки ловко вскрывают буфет с целью добраться до банок с вареньем, то любящие, но строгие родители сурово карают подобную предприимчивость. Так чего же ожидать нам, коль скоро мы, в обход запретов и барьеров, лезем и лезем «голыми руками в трансформаторную будку»? Не удивительно, что изрядная часть наиболее энергичных духоловов оканчивают дни в уютных загородных резиденциях для содержания им подобных. Как сказано у классика: «И в желтый дом, и на цепь посадили!»

Поэтому, пожалуйста, давайте ограничимся в данной работе простой «чисткой» глаз и не будем совать нос, куда не следует.

Чтобы научиться воспринимать окружающий материальный мир как целостную картину, нам потребуется использовать расфокусированное обобщенное зрение, при котором центр не отличим от периферии, и даже наоборот, предпочтение отдается именно периферическому зрению как наиболее восприимчивому ко всяким мелким движениям и переменам. Вспомните – экран телевизора и люминесцентные лампы излучают вроде бы ровный поток света. Но стоит поглядеть на них уголком глаза, то есть задействовать периферическое зрение, как тотчас мы замечаем мелькание кадров и характерное для «трубок» мигание, абсолютно не воспринимаемое прямым взором. Этот эффект имеет чисто оптическую природу, обусловленную строением глаза, однако здесь мы не станем углубляться в анатомию и физику процесса видения.

Чудесная способность периферии замечать быстротечные микроскопические движения используется в ходе схватки для отслеживания действий противников – именно противников, поскольку для битвы с одним-единственным субъектом никакого особенного контроля за окружающим пространством не требуется. Специальных упражнений для обретения такой способности мне не известно, но если попытаться дать наглядный образ, то можно вспомнить, как всем нам не раз доводилось застыть в глубокой задумчивости, устремив совершенно пустой взгляд «в даль светлую». При этом зрительные и мимические мышцы пребывают в полнейшем покое, горизонты сознания чисты, и ни единое облачко не омрачает бездонную лазурь внутренних небес. Подобное состояние и будет тем идеалом, по достижении которого никакие прыжки и ужимки врага не найдут отклика в безмятежности нашей души, а все молниеносные движения будут зафиксированы и расшифрованы, едва успев родиться. В плане восприятия это может выражаться в некотором его «замедлении». То есть он будет казаться снулой рыбой, просто неспособной действовать проворнее вас.

Ах, будь в реальной жизни все так же просто, как на бумаге! На деле столь поэтично описанный идеал восприятия почти недостижим, как и полагается настоящему идеалу. Мы можем лишь бесконечно приближаться к нему, но каждый следующий шаг дается труднее, а каждая следующая ступенька – все круче. Однако:

Дерево в обхват рождается из ростка.

Башня в девять ярусов

Поднимается из кучки земли,

Путь в тысячу ли начинается под ногами.

(Дао Дэ Цзин)

Любители фильмов с участием победоносного Брюса Ли наверняка заметили его своеобразную манеру смотреть на противника не прямо, а словно бы исподлобья, и даже искоса. Именно такая манера дает возможность держать ситуацию периферическим зрением, со всеми вышеизложенными преимуществами.

Итак, вы уже не моргаете, даже если ткнуть вас шилом в глаз или ударить палкой по лбу. Вы подолгу наслаждаетесь созерцанием светил, и научились бросать на противни ка такие косые взгляды, что его мороз продирает по коже Взор ваш безмятежен и ясен, будто у новорожденного, и вы легко различаете взмахи крылышек стрекозы над сосен ним домом. Словом, ваш зрительный инструмент отличии настроен, отточен и вполне готов к работе. Осталось научиться мастерски использовать его на благо себе и на ни гибель врагам.

3. Некоторые действительно крупные мастера воинских искусств советуют во время схватки пристально сверлить взором глаза противника, подавляя таким образом его и разум и легко читая коварные замыслы последующих атак. Возможно, их воля, интеллект и личные гипнотические способности позволяли им проделывать подобные вещи, но и бы не рискнул рекомендовать сугубо индивидуальные выдающиеся дарования в качестве универсального образна, чтобы не получилось, как в известном анекдоте, где прапорщик тужился подавить золотых рыбок в аквариуме силой своего духа, но вместо этого сам начал разевать рот и таращить глаза. Проще говоря, нет гарантии, что, скрестив взгляды с соперником, именно вы не будете повержены и опустошены его внутренней мощью.

«Не смотри в глаза противника, иначе твой ум утонет в его глазах!» – вероятно, вы слышали об авторе этих слов Это основатель айкидо, Морихэй Уесиба. Но есть кое-что похуже, нежели привычка бороться взглядами, словно мартовские коты на залитой лунным светом крыше. Это поистине самоубийственная манера глядеть на оружие противника. Под оружием здесь нужно понимать все то, чем он старается нас уязвить – кулаки, локти, колени, ступни и любые ударные, колющие или режущие предметы. Тот же Уесиба далее пишет: «Не смотри на его меч, иначе ты будешь убит его мечом. Не смотри на него, иначе дух твой будет рассеян…» Поскольку у читателей немедленно возникает резонный вопрос – куда же тогда смотреть? – необходимо, слегка опережая события, ответить: нужно направить глаза на противника, смотреть при этом внутрь самого себя, а видеть и чувствовать решительно все, что происходит вокруг. Тогда действия противника станут невеликой частной мелочыо на фоне общей картины коловращения событий ни внешнем пространстве, и не составит труда их расшифровка и пресечение с любым желаемым исходом.

Как только мы приклеимся взглядом к ужасному, такому опасному острию его меча (или к его каменным кулакам), тотчас наше текучее сознание будет сковано необходимостью отслеживать все перемены положения, дистанции, и еще тысячи всевозможных параметров. Целостность восприятия будет потеряна, и уже в следующее мгновение мы будем повержены в прах тысяча первой неучтенной этапов. Поэтому расслабьтесь и просто взгляните сквозь того, юс находится против вас, будто через пустое место. Смотри гс вдаль, на те деревья, что растут где-то за стенами зала, и лучше – еще дальше, за город, за леса и моря, куда угодно. Постарайтесь равнодушно (!) отмечать, что происходит внутри всей полусферы, фиксируемой зрением (глаз – чрезвычайно широкоугольный оптический прибор). Китайцы говорят, что «дух глаз» должен быть сокрыт, то есть «его не выпускают», в результате чего глаза смотрят, но не рассматривают.

Спиной, кожей, костями почувствуйте, что делается вокруг нас. Это на самом деле не так уж трудно. Осознайте слышимые тихие и громкие звуки, запахи и сквознячки воздуха вокруг. Вся эта рассеянная информация после целенаправленной тренировки превращается в пресловутое гоку-и,* шестое чувство» самурая. В нем нет ничего мистического, таинственного или загадочного. Есть лишь обыкновенные природные органы чувств, освобожденные от зажимов и поставленные служить определенной цели. А раскрепощенный разум вполне в состоянии улавливать тонкие эманации чужого мозга и вовремя подавать сигнал опасности, если вблизи появился её источник, так и пышущий смертью вспомните хрестоматийный пример случившегося межму Ягью Мунэнори и его слугой.

Зловещие ниндзя умудрялись в рамках подобной схемы  так  навострять свой воспринимающий аппарат, что дали этим пищу огромному множеству самых фантастических легенд о своих нелюдских способностях.

Итак, смотрите подобным образом сквозь противника  на уровне его груди. При этом ваш взор не будет задран вверх, будто у взнузданной лошади, и вы не упустите из виду нижнюю зону, в которой наш антигерой горазд орудовать ногами. В то же время ваша голова сама собою займе! единственно правильное положение, когда подбородок приближен к груди, а макушка подпирает небесный свод.В  этом случае шейные позвонки выпрямляются, и энергии течет несравненным образом.

Вот еще несколько простых упражнений:

*обязательно практикуйте ежеутреннюю гимнастику для глаз, которая состоит во вращении ими вверх-вниз, вира во-влево и по кругу, как в одну, так и в другую сторону Также необходимо слегка постукивать указательными и средними пальцами по глазным яблокам, и тихонько надавливать на них в течение минуты-двух. Эти нехитрые манипуляции улучшают кровоснабжение глаз, их подвижность и  остроту зрения, и предотвращают сползание к близорукости и дальнозоркости. Ряд источников приводит данные упражнения как излюбленное занятие злых ниндзя, хотя на самом деле их корни уходят в глубины даосской и индийской йоги;

*  Возьмите в руки палку длиной один метр, а лучше -  бокэн, деревянный меч. Приведите его в позицию сэйгш, но-камаэ, когда передний торец или острие смотрят в лицо противнику. Сфокусируйте взгляд на острие. Обратите внимание: это принципиально отличается от фиксации на оружии противника. Меч в наших руках, и нам нет нужды следить  за  его полетами, ожидая подвоха. Поэтому разум остается свободным и подвижным, а коль скоро взгляд прикреплен к собственному оружию, противник со всей своей амуницией отступает на второй план, на периферию, что и требуется. Сохраняя полнейшую цельность позиции, старайтесь не допустить даже ничтожных колебаний острия по высоте и горизонту (для чего мысленно направьте поток Ци  из  даньтяня через руки и меч в бесконечность), начинайте любые перемещения – вперед и назад, вправо и влево, и главное – повороты на 90, 180 и 360 градусов, с сохранением полной устойчивости и равновесия. Повороты должны выполняться легко, живо и стремительно, разумеется, в классических   стойках из богатого арсенала китайского ушу или японских будо. Потренировавшись всласть подобным образом, измените фокусировку зрения, перенеся её центр ни окружающий мир, видя притом ваше острие несколько размытым и нечетким. Сделайте взгляд максимально бессрастным и всеохватным. Во время поворотов замечайте в мелькании предметов их детали и частности, но – абсолютно  отрешенно, не позволяя разуму прилипать к чему бы то ни было. Только вы – центр сферы и единственно устойчивая точка отсчета, а потому все остальное суть преходяще, эфемерно и полностью подвластно лишь вам;

• последняя методика также направлена на овладение Искусством фиксации внимания по глубине, теперь уже с голыми руками. В полной мере эта работа проделывается в тайцзи-цюань, но с успехом и пользой практиковать её могут представители иных направлений.

' Вам просто требуется медленно и свободно, будто плавая  в густом масле, выполнять фрагменты известных вам комплексов (тао-лу или ката). Китайские техники предпочтительнее в силу своей естественной пластичности и текучей взаимосвязанности. В идеале, повторяю, подходит любая из форм тайцзи. На фоне такого движения отрабатываются три режима взгляда и внимания, причем переход на следующий, более глубокий уровень, допустим исключительно после овладения предыдущим.

А. Первый уровень знаком всем, практикующим какие   угодно формальные комплексы – упомянутые ката и таолу. Обычно мы тренируемся в спортивных залах и волей, неволей привыкаем ощущать себя словно бы в сетке координат. Ведь никто не становится наискосок по отношению к стенам и окнам, но непременно лицом вдоль или поперек помещения. Более того, абсолютное большинство комплексов (если не все) предполагают перемещения и повороты исключительно вдоль таких взаимно перпендикулярных осей, и редко когда встречается движение, делящее прямой угол пополам, по 45 градусов. При этом мы, скользя взглядом по окружающим конструкциям, словно привязываемся к ним незримыми нитями, которые поддерживают наше равновесие и позволяют вовремя замечать и исправлять всевозможные отклонения.

Чтобы увидеть всю силу такой зависимости воочию, попросите своего товарища, искушенного в ката, выполни и свою самую отработанную форму в чистом поле, на стадионе или на круглой полянке, окруженной хаотично растущими деревьями и кустами. Можно биться об заклад, что если он и не запутается катастрофически и безнадежно, то уж точно не явит былую чистоту и отчетливость исполнения. Впрочем, трибуны стадиона послужат, скорее всего, неплохим ориентиром, а вот в голой степи ему придется  туго.

Будет еще лучше, если подобный опыт вы произведете над самим собой, ибо в этом случае станут заметны внутренняя пустота и потерянность в отсутствие привычных точек привязки формы к местности. Так нехитрый эксперимент выявляет иллюзии о собственном мастерстве, показывает полную зависимость от окружающей обстановки и запустение там, где следует находиться «внутреннему компасу». Понятно, что при таком унылом положении вещей ничего и мечтать о действенности вроде бы отточенных техник в мало-мальски реальной ситуации.

Б. Чтобы избавиться от пресса окружающей обстановки, нам придется хорошенько освоить работу зрения и сознания во втором режиме. Как и раньше, основой будут неторопливые плавные движения – шаги, повороты и какие либо технические действия. При этом требуется сместить, центр восприятия, обратив внимание на кисти рук. Не следует фокусировать взгляд и пытаться увидеть их четко и ясно, наоборот – совершенно необходимо видеть ваши руки словно бы полупрозрачными, продолжая следить сквозь них и общим планом. Но в то же время нельзя ни на миг терять  их из виду, забывая об их существовании. Если в режиме «А» наше внимание целиком и полностью отдано окружающим декорациям, то теперь следует поделить его пополам, слегка углубившись во внутренний мир с помощью ненавязчивого слежения за собственными руками. Этим удается немножко ослабить путы, ставившие нас в зависимость от местности и загромождавших её предметов. Вполне возможно, что теперь мы будем в состоянии блестяще исполнить хитроумную каверзную форму посреди «поляны ровныя».

В Последний, еще более трудный режим состоит в полной фокусировке зрения и внимания на собственных руках. При этом суета окружающего мира сдвигается на тридесятый   план, а все его атрибуты в виде стен, деревьев, агрессивных молодцев и бешеных собак размываются, теряют четкость очертаний, и в дальнейшем присутствуют лишь в виде туманных нематериальных объектов. Мы их прекрасно видим, но нам они неинтересны, поскольку никак не могут повлиять ни на движения, ни на внутреннее состояние.Разум центрован на даньтянь, тело висит на идеально вертикальной игле позвоночника, более того – на центре тяжести, что именуется в японской терминологии сэйка-т< иттэн («одна точка»). Заметьте: внимательное отслеживание  рук есть ни в коем случае не самоцель, а только средство, прием, с помощью которого мы загоняем наш лукавый прыгучий разум в упомянутую точку, как в дом родной. До тех пор, пока он пребывает в сих уютных пенатах, мятежный внешний мир мало что в состоянии сотворить с нашим бренным телом, так как реальные ресурсы даже нетренированного человека огромны, а уж свободный от цепей командир всегда сумеет вовремя задействован, достаточную их часть.

Теперь для безупречного исполнения самой заковыристой формы нам не нужно ничего, кроме самих себя. Не требуется даже ровной площадки, поскольку неукоснительно отрабатываемый чертеж заложен глубоко внутри, и по реализации не помешают ни восторженный рев зрителей, ни хохот, ни дождь со снегом, ни пролетевший над головой дракон. Послушаем, что говорят об этом классики:

Когда сознание деятельно,

Оно может принять тень от лука за змею,

А камень в траве – за лежащего тигра.

Для покоя и сосредоточенности

Не нужны горы и воды.

Когда сознание умерло,

Даже огонь приносит прохладу.

Пусть тело будет подобно

Отпущенной с привязи лодке,

Которая то плывет по течению,

То застревает в затонах.

Пусть сердце будет подобно

Засохшему дереву,

Которому не грозит, что его

Будут резать ножом или покрывать лаком.

Если хочешь быть

Безмятежным в минуты волнений,

Прежде всего научись

Быть собой в час покоя.

(Хун Цзычен, «Вкус корней»)

После того, как вы в совершенстве освоите тонкое искусство пребывания «внутри» себя, вам потребуется сделать  еще один маленький шаг, чтобы парить, будто золотой феникс над грешной землей. А именно – овладеть «слепой» техникой, то есть научиться проделывать комплексы любой сложности с закрытыми глазами. Тот, кто думает, что по пустое дело, пусть попытается выполнить один-два поворота с какими-нибудь ударами и блокировками. Будет странно, если он при этом не потеряет равновесие. Исполним, предложенное в быстром темпе с произвольными углами и направлениями действительно несложно, однако с понижением скорости трудности вырастают в геометрической прогрессии. В условиях полного отсутствия зрительных ориентиров в нашей бедной голове смерчем взлетами целые полчища фантомных ощущений и сигналов, способных напрочь лишить нас чувства низа, верха, азимута и расстояний. Поэтому уверенная работа с закрытыми глазами является показателем того, что вам удалось достичь, предела самодостаточности в гармонии Инь и Ян. Теперь никакие вихри сумасбродного мира не в состоянии выбить вас из колеи.

Работа вслепую элементарна – тренируйтесь обычным порядком, но с закрытыми глазами. Главное требование -  не хватать все сразу. Начните с базовых вещей и переходите к последующим, лишь в совершенстве отточив предыдущие Применительно к оружейным техникам все справедливо в десятикратном размере, так как любой посторонний предмет в руках есть попросту дополнительный фактор, требующий обуздания.

Эта специфическая утонченная работа поглощает много времени и требует полной самоотдачи, упорства и спокойной, несуетливой обстановки. Одно дело – под счет инструктора раз за разом долбить и долбить блоки да удары, и совсем иное – пытаться уловить и закрепить некие эфемерные нюансы восприятия, которые проявляются поначалу настолько смутно, что сразу и не скажешь, есть они или нет. К тому же успех тренировок напрямую зависит от личной принадлежности каждого к одной из двух категорий, на которые изначально разделен род людской – это интроверты и экстраверты.

Интровертам легко, поскольку они самой природой «завернуты» внутрь. Самосозерцание, медитация, размышлении и отрешенность от окружающего мира – их стихия. Будучи самодостаточными от рождения, им остается лишь огранить сей алмаз, придав чудесному дару некоторые специальные моменты – и вот перед нами невозмутимый герой, достойный служить самому Нефритовому императору.

Экстраверты же пребывают в невыгодном исходном положении, ибо люди данной породы будто распахнуты наружу, а бескрайний, суматошный окружающий мир во всем его многообразии и есть их внутренний космос. Какое такое созерцание, какая безмятежность? Тысячи событий, сотни, бесед и дел уносят их, подобно горному потоку. Пять минут одиночества для них нестерпимы. Попав на необитаемый остров, они через месяц сходят с ума, тогда как интроверт в подобной ситуации решит, что взят живьем в рай.

Но терпение и труд все перетрут, и при наличии непоколебимого усердия даже самый крученый дискжокей может стать завзятым пустынником. Вопрос лишь в упорстве да в количестве затраченного времени.

Птица, которая долго томилась на земле,

Непременно взлетит высоко.

Цветок, который распустился первым,

Непременно рано отцветет.

Вода сама находит себе дорогу.

Созревший плод сам падает наземь.

Те, кто хотят познать истину,

Должны быть упорны!

(Хун Цзычен, «Вкус корней»)

 

Глава 6  Прыг-скок, с пятки на носок

Позиции и техника перемещений

 

 Не косись пугливым оком,

 Ног на воздух не мечи,

 В поле гладком и широком

 Своенравно не скачи.

(А.С. Пушкин)

Лев Абалкин сделал движение,

и вдруг сразу оказался возле стола…

(А. Стругацкий, Б. Стругацкий, «Жук в муравейнике»)

Это мы, дети машинного мира, едва обучившись нехитрой науке переставления ног, считаем программу исчерпанной и всю оставшуюся жизнь просто эксплуатируем примитивные навыки, шагая из дома в магазин или с работы домой, так как в действительности ничего большего от нас не требуется. Но, между прочим, исторические записи гласят, что отпрысков дворянского сословия во времена оны довольно скрупулезно и придирчиво обучали, наряду со многими иными дисциплинами, также искусству передвижений, в том числе ходьбы, дабы не выглядело чадо ни чересчур скованным, ни расхлябанным. Само собой, есть индивиды, от рождения наделенные Небом кошачьей грацией, но таких мало. Всем остальным приходится либо постигать сие искусство самостоятельно, либо оставаться, как есть. Однако если в очереди в кассу можно стоять по-всякому, то вряд ли это допустимо, когда на тебя несется громадный пьяный детина с ломом наперевес. Кстати, здесь любопытным образом смыкается круг, поскольку истинный мастер в щекотливой ситуации назревающей битвы как раз и будет стоять (чисто внешне) как ни в чем не бывало, новичок же непременно опустится в какую-нибудь «стойку дракона» и зашипит паровозом.

Каждая школа и стиль предполагают свой собственный рисунок скачек по ристалищу, вытекающий из общей концепции и арсенала используемых техник. Самые характерные построения такого рода – преобладание круговых (айкидо, багуа-чжан) или прямолинейных (синьи-цюань, каратэ) движений, работа руками или, наоборот, ногами, и так далее. Но какие бы изыски и выкрутасы ни оставили нам в наследство отцы-основатели, порядок обучения мастерству перемещения бренного тела в пространстве остается одним и тем же для всех действительно старых школ. Вначале следует научиться стоять, а уж потом – ходить, бегать и прыгать. В традициях, где счет ведется, как и века назад, не месяцами, но годами и десятилетиями, а усердно отзанимавшиеся три-пять лет считаются лишь подступившими к вратам учения, все эти года безропотные абитуриенты проводят, в основном, в различных статических позах, закладывая основу основ, без которой дальнейшая работа над собой лишена смысла. Разумеется, спортивные направления не могут позволить себе такой роскоши, поэтому уже на второй тренировке доблестные гладиаторы вовсю носятся, сражаясь с тенями и друг с другом. Очень может быть, что для светлого ринга с единственным противником и массой прочих льгот и запретов вполне достаточно уметь подпрыгивать, будто мячик, легко смещаясь вправо-влево и вперед-назад. Но традиционные стили изначально ориентированы на предполагаемый бой со многими вооруженными противниками, окружившими со всех сторон и нападающими одновременно. В такой ситуации «попрыгунчик» будет убит в мгновение ока в спину, и его смятенная душа понесется ввысь, горюя, что не пришлось вовремя научиться подлинному многотрудному искусству передвижений вместо того, чтобы набивать кулаки и доводить растяжки до стадии «шпагатов».

Реально одна большая задача освоения принципов перемещения может быть методически разбита на несколько вполне отчетливых последовательных этапов. Хотя на деле их изучение и допускает известную «надвижку» друг на друга и параллельность, в полной мере окунаться в стихию последующего можно, лишь с блеском впитав предыдущий.

Вот эти этапы:

1. Искусство стоек.

А. Овладение прямизной позвоночника.

Б. Сохранение и восстановление равновесия.

В. Овладение хара, тандэном и «точкой»

2. Искусство шагов, поворотов и прыжков.

А. Движения вперед-назад, вправо-влево и наискось.

Б. Прыжки, подскоки, провалы и прочее.

В. Повороты на месте и в движении.

3. Превращение искусства в безыскусность, внешних форм – во внутренние.

Возможно, я что-то упустил или позволил себе вольную трактовку методики, но в целом последовательность такова, и дает терпеливому ученику все карты в руки, чтобы изрядно поднять свой уровень на новые горизонты. Приступим по порядку:

1 Искусство стоек

А. Несомненно, где-нибудь в дебрях до сих пор загадочного Востока найдется целый ряд стилей, исповедующих преимущество кривой спины над прямою, и согбенных позиций – над всеми прочими. Но мы, грешные, всё же постараемся придерживаться определенных общепринятых норм постановки тела, каковые для абсолютного большинства школ подразумевают прямизну позвоночника в качестве наиважнейшего отправного пункта всех дальнейших действий. Здесь сразу следует четко оговориться, что прямизна спины вовсе не означает её непременную и постоянную вертикальность, хотя в девяти случаях из десяти так оно и есть. Мы вольны наклоняться вперед, вбок или откидываться назад, но – сохраняя (по возможности) ровный позвоночник. Это достигается не прогибом оного дугой, а использование поясничной степени свободы в качестве шарнира. К счастью, подобные изыски редки, и основную долю времени наш спинной хребет надлежит располагать не только прямо, но и строго вертикально, как будто мы подвешены за макушку на невидимом тросе. Новичкам поначалу требуется неусыпное внимание в слежке за собою, но этот этап короток, и скоро нарабатывается устойчивая и необратимая привычка держаться прямо в любых ситуациях. Как правило, «изнутри» такой переход отмечается как внезапное обретение приятной легкой раскрепощенности, при которой походка становится быстрой и невесомой, а повороты завершаются быстрее, чем успеваешь это осознать. Если внимательно поглядеть на фотографии, запечатлевшие для нас поучительный облик известных мастеров, то первой бросается в глаза именно прямизна спины, и именно она чаще всего позволяет с первого взгляда отличить специалиста от замаскированных дилетантов. Однако заметим, что выгнутая колесом грудь и распахнутые плечищи совсем не означают искомой прямизны, напротив, этого следует всячески избегать как другой стороны той же медали, не меньшего извращения, чем сутулость, просто с иным знаком.

Формула прямизны позвоночника простая и ясная: для достижения идеала поясницу необходимо слегка подать назад, а бедра сдвинуть вперед, под себя, словно «поджимая хвост». Этим мы ликвидируем поясничный лордоз. Затем (опять же слегка) нужно сдвинуть лопатки друг к другу, выдавив тем самым среднюю зону позвоночного столба вперед и убрав грудной кифоз. Напоследок несильно притяните подбородок на себя, будто вы макушкой собрались подпереть небо. Таким едва уловимым «сбычиванием» низводится к нулю шейный лордоз. Если вдобавок ко всей этой занимательной анатомии вам удастся задействовать образ подвески за макушку, то ваш хребет станет прямым, как струна, подарив вам в награду неведомую дотоле легкость и поворотливость в движениях.

Разумеется, так выглядит лишь элементарная, упрощенная схема, на деле имеющая гораздо большее число всевозможных нюансов, требующих шлифовки и соблюдения. Но даже этого более чем достаточно для плодотворной и благодарной работы на многие годы. Те же, кто жаждет копать глубоко и самостоятельно, могут обратиться к литературе по тайцзи-цюань, список которой приведен в конце книги, поскольку отчего-то все прочие авторы, пишущие о разных направлениях (в основном – японских) бу-дзюцу, считают проблему позвоночника как бы несуществующей и не стоящей внимания.

Начинать, несомненно, лучше всего с твердокаменной статики, проводя в каждой из своих базовых стилевых стоек не менее 5-10 минут в абсолютной неподвижности, сканируя при этом мысленным взором геометрию тела на предмет соответствия идеалу, и концентрируя свой прыгучий ум если не в тандэн, то хотя бы на область хара вообще. В этой работе неоценимую услугу окажет большое стенное зеркало, отражающее фигуру целиком, от головы до пят, что позволит легко корректировать неизбежные ошибки, ибо внутренний взор дает, как правило, картинку, разительно не похожую на реальность. Только не увлекайтесь использованием зеркал, чтобы вовсе не потерять свой «автопилот», поскольку летать-то предстоит как раз на нем.

После того, как вы достигнете успеха в статике, переплюнув всех шаолиньских монахов вместе с их наставниками, переходите к шагам и поворотам, имея главной и единственной (до поры) задачей одну только прямизну спины. Когда вы станете перемещаться в любых направлениях и любым способом, постоянно ощущая вертикальную ось хребта как иглу, на которой свободно вращается компасная стрелка тела, можете поздравить себя с маленькой победой и, как в компьютерных играх, переходить на следующий уровень.

Б. Если под воздействием какой-либо неодолимой внешней силы (или не справившись с собственной инерцией) вы начинаете терять равновесие и чувствуете, что вот-вот рухнете наземь, то спасение возможно получить двумя разными способами.

Первый положен в основу тайцзи-цюань, айкидо, большинства школ дзю-дзюцу и прочих «непротивленческих» систем. Его суть состоит в несопротивлении атакующей силе, каковая может являться в двух ипостасях – толкающей и тянущей. Здесь, опять же, возможны варианты. Так, я могу полностью отдаться во власть стихии, в какую бы сторону она меня ни несла, и попросту уйти на укэми, что и проделывают миролюбивые айкидоки, навлекая на себя подозрения в игре в «поддавки». На самом деле человеку, поднаторевшему в искусстве кувырков, гораздо проще улететь мягким кубарем далеко в сторону и начать игру снова, заняв оборонительную позицию и внеся соответствующие поправки. Обычно так поступают при мощных рывках и протяжках, ибо, строго говоря, лучшего выхода тут не существует. Толчки также можно воспринимать как своеобразную помощь для разгона перед укэми, но можно и пропустить мимо себя в пустоту путем легкого поворота на месте или отшага вбок – сочетаний и вариаций предостаточно. Именно такая игра в Инь-Ян характерна для прикладного тайцзи-цюань, когда атакующий противник внезапно обнаруживает бездонную яму там, где только что стояла каменная стена. Но что делать, когда вы цепко схвачены за одежду, и вас начинают заламывать вперед, назад или куда угодно, либо вы сами попались на толчке с перспективой неконтролируемого полета?

Второй вариант восстановления утраченной стабильности предполагает активные действия, я бы даже рискнул сказать – противодействие, хотя ни о какой борьбе «сила на силу» речи быть не может. Коль скоро между вами и противником сложился плотный контакт, то не только ему позволено воздействовать на ваш центр тяжести, но и вам -на его, что и следует немедленно реализовать. В подавляющем большинстве случаев агрессивное усилие направлено параллельно земле, а потому мы можем легко изменить вектор, внеся вертикальную составляющую, направленную либо вверх, либо вниз. При этом равнодействующая сила, как и положено, рванет нападавшего наискосок в ту же сторону.

Запускать усилие вверх выгодно не всегда, а лишь в тех случаях, когда вы подверглись резкому воздействию без образования жесткого захвата. То есть речь идет о коротком толчке или рывке, после которого противник предоставляет вам полную свободу падения. Ваш ответ при этом является обыкновенным подскоком – вы мягко приземляетесь на новом месте, словно подброшенная кошка, и начинаете люто мстить.

Гораздо чаще приходится обретать потерянное равновесие посредством просадки вниз в любую из широких устойчивых стоек. Данный маневр способен выручить, если обыкновенный сильный человек (о монстрах речи нет) крепко ухватил нас за одежду или даже за горло, и хочет начать борьбу. Неважно, тянет он при этом, толкает или крутит -главным здесь является неразрывный контакт, на обеспечение которого именно он затрачивает часть своих сил и внимания. Вам остается в этой ситуации лишь неожиданно и глубоко просесть вниз, как он тут же неминуемо потеряет устойчивость, ибо удержать на вытянутых руках все ваши десятки килограммов веса не сможет никто, разве что исчадие ада во плоти. Если же вы одновременно с просадкой скользнете немного вбок или добавите вращательный момент, то песенка его спета окончательно, но – лишь на доли секунды, за которые вам предстоит надежно нейтрализовать агрессивный запал любым доступным способом, в полном соответствии со своей квалификацией и моралью.

К сказанному могу добавить только то, что вам незачем устраивать проверку эффективности предлагаемых действий – они испытаны множество раз и замечательно работают в самых неблагоприятных условиях, ввергая противника в вашу власть казнить либо миловать. Кстати, если вас сгребли за грудки, то можно искренне порадоваться удачному повороту событий, поскольку в этом случае хвататель совершенно беспомощен и открыт для любых неотразимых (ручки-то заняты) и действенных контрмер с неограниченной степенью поражения, от мягкого дружеского пинка до смертельного удара в жизненно важную зону.

Итак, подводя краткий итог, можно сформулировать закон восстановления равновесия следующим образом:

Любые сбивающие горизонтальные усилия нейтрализуются своевременно приложенными вертикальными, а всякая неожиданная горизонтальная подвижка гасится и преобразуется подъемом или опусканием центра тяжести, чаще всего – резким прыжком вверх или расслабленным сбросом вниз.

Строго говоря, упомянутый «сброс» является краеугольным камнем правильного водворения в ту или иную стойку, когда движение на какое-то время сменяется тихой статикой. Ведь мы не всегда крутимся и катаемся, будто ртуть по столу, и как раз в момент остановки необходимо расслабленно и автоматически «сбрасывать» свой вес в слегка обмякшие ноги, обретая тем самым дивную устойчивость и получая мимолетную передышку. Это элементарно проверяется на практике, стоит лишь попросить приятеля внезапно и сильно толкнуть вас в спину или грудь. Если вы одеревенеете в самой стабильной и низкой стойке, изо всех сил вцепившись в земную твердь, то вас ждет конфуз: даже средний толчок низвергнет «статую Командора», опрокинув напряженное тело, как вырванный бурей дуб. Когда же вы расслабите нижнюю часть вашей тленной оболочки от пояса до ступней, позволив ногам слегка «поплыть» под весом и «укорениться», то потуги толкача пропадут всуе, как будто он задумал опрокинуть громадную, тяжеленную, подтаявшую снежную бабу.

Каждый без труда может повалить стоящую бутылку или даже основательную широкую скамью, прочно утвердившуюся на расставленных ногах. Не особенно сильный маэ-гери сносит прочь кряжистого гимнастического коня, который падает с грохотом на пол, бесстыдно задрав к небу стальные копыта. Но еще никому не удалось опрокинуть брошенную комом мокрую тряпку или домашнюю любимицу Мурку, вполне подобную своей мягкой уступчивостью той же тряпке. Кошка – вот идеальный объект для наблюдения и подражания. В пучинах её непротивления вязнет и глохнет абсолютно любое внешнее усилие, но очень многие знают, с какой пугающей быстротой сонная уступчивость превращается в слиток железных мышц, зубов и когтей. Поиграйте с кошкой, потолкайте её так и эдак, и вы воочию увидите идеал, к которому надо стремиться.

У одного моего приятеля был старый огромный кот поводы «Бирманский крысолов», вполне похожий на сиамца, только раза в два крупнее. Это ужасное животное больше всего любило отдыхать на перекладине оконной рамы при раскрытой форточке. Он умудрялся развесить свое мясистое тело на узкой рейке так основательно и уютно, что мог часами спать в этом положений с полным комфортом. Будучи мастером айкидо, приятель одно время ставил над своим любимцем коварные опыты на предмет определения пределов кошачьей цепкости. Подкараулив Альфошу спящим на окне, он подкрадывался и тихонько пихал его в бок, надеясь радикально нарушить абсолютно неустойчивое с виду равновесие. Какое там! С таким же успехом можно было бы толкать прилипший ком смолы или саму оконную раму. В ответ на посягательства глинобитное чудовище, мгновенно убившее однажды не в меру наглого соседского добермана, приоткрывало глаз и тихим урчанием извещало хозяина, что тот услышан, но сладкие грёзы сна милее. В то же самое время наш герой панически боялся пылесоса. Стоило неожиданно включить адский агрегат, как беспробудно спящий зверь в неуловимую долю секунды единым махом взлетал на шифоньер (стоящий у противоположной стены) и ненавидящими глазами жег проклятую машину.

Бросив мимолетный взгляд на то, как гордый носитель соответствующего пояса принимает самую элементарную исходную позицию, скажем, перед исполнением ката, можно рассказать почти все о его прошлом, настоящем и, отчасти, будущем на избранном поприще. Коль скоро наш «первый Кю» утвердился в сидзен-тай на прямых деревянных ногах, будто некий циркуль, то не стоит тратить нервы на просмотр его дальнейшего выступления, а самое время, как говориться, «сдирать лычки», низводя его в ранг новичков, в пучину желтых и оранжевых поясов. Естественность и расслабленность (прежде всего в ногах) должны стать вторым «Я» каждого серьезного ученика буквально с первых же шагов, будь он каратэкой, ушуистом или статным «меченосцем» в хакама.

Напряженный человек постоянно борется с самим собою, его «сгибатели» при каждом движении вынуждены преодолевать усилия «разгибателей», а в результате он подобен мухе, попавшей в липкую паутину собственных мышц. Поэтому, не научившись расслабляться, не стоит двигаться далее по технике и формам, чтобы не превратиться в итоге в очередного карикатурного «мастера» с грацией Буратино.

Помимо чисто внешней, мышечной расслабленности, куда важнее культивировать в себе расслабленность внутреннюю. Это отнюдь не какое-то сонное состояние, как могли бы подумать слишком прямолинейные натуры. Это скорее образ расслабленности, отсутствие шальных порывов и бесконтрольных эмоциональных всплесков, непременно влияющих также и на внешнее обрамление, заставляя дергаться и скакать в такт подобным же выкрутасам противника. Упоминаемый «сброс» предполагает, помимо физического расслабления ног и вообще низа тела, также мощную ментальную составляющую. Необходимо всем своим нутром ощутить мягкую волну, идущую от макушки до ступней и дальше в землю, в результате чего то, что выше пояса, остается легким и быстрым, а от пояса и ниже – тяжелым и устойчивым, но не закостенелым. Это не гранит или чугун, а словно пузырь со ртутью, неподъемной и одновременно отзывчивой на любое воздействие.

Кроме того, в большинстве традиционных стилей ушу используется термин «укоренение», означающий именно это самое. Неотступно преследуя образ того, что ваши ступни не просто касаются поверхности земли, но буквально прорастают в её глубины сотнями и тысячами цепких корней, вы рано или поздно стяжаете-таки немыслимую ранее устойчивость, при которой противнику будет казаться, что он имеет дело с кряжистым деревом, не поддающимся никаким налетам и атакам. Излишне уточнять, что такое укоренение отнюдь не предполагает древовидной же неподвижности. Это всего лишь некое мимолетное состояние, стоп-кадр, сменяемый в следующую секунду фривольной легкостью стрекозы.

Вплотную к сказанному примыкает также формула, именуемая «погружением». Сие означает, что ваш вес никогда не должен распределяться абсолютно равномерно на обе ноги, за исключением каких-то специальных и осознанно допускаемых моментов, наподобие «стояния столбом» или скоротечных мгновений усадки в стойки типа «всадник». Собственно «погружение» есть то, о чем говорилось выше – мысленное «стекание» веса в ноги для обретения стабильности.

На деле происходит постоянная игра в «пустое-полное», при которой ваш вес наполняет поочередно то одну, то другую ногу, хотя центр тяжести располагается посередине, и его проекция никогда не должна выходить за площадку стояния ступни. Поскольку ЦТ практически совпадает с тем, что именуется сэйка-но-иттэн или просто «точкой», самое время перейти к рассмотрению этого фундаментальнейшего аспекта всех боевых искусств, к какому бы направлению они ни относились.

В. Прежде всего необходимо еще раз уточнить термины, так как довольно часто приходится сталкиваться с путаницей в вопросе, где никакая двусмысленность совершенно недопустима.

Итак, словом хара принято называть живот вообще, хотя реально все же имеется в виду его нижняя часть. Известная всему миру процедура «харакири», являющаяся частным случаем «сэппуку», то есть ритуального самоубийства, переводится просто как «рассечение живота». Таким образом, «харакири» есть один из вариантов выполнения «сэппуку».

Собственно нижняя часть живота именуется искаженным китайским словом тандэн, которое у себя на родине известно как даньтянь, точнее, нижний даньтянь, поскольку есть еще его средний и верхний собратья. Однако к подобным тонкостям простые окинавские и японские парни не воспаряют.

Самым центром тандэна является весьма иллюзорная точка сэйка-но-иттэн («одна точка»), которую не следует путать с акупунктурной точкой Ци-хай, лежащей на линии переднесрединного меридиана Жень-май, на 1,5 индивидуального цуня ниже пупка. Хотя её название и переводится как «море энергии», она находится на поверхности тела, а гипотетическая сэйка-но-иттэн гнездится в его глубинах, прямо-таки в недрах, примерно посередине между кожным покровом и позвоночником. Можно сказать, что она является проекцией Ци-хай вовнутрь и неразрывно с нею связана.

Что же такого чудесного кроется во всех этих точках и зонах, что заставляет считать владение «животом» поистине альфой и омегой боевых техник, да и вообще любых перемещений тела в пространстве? Конечно, даже ничегошеньки не зная ни о каких «хара», добры молодцы вполне способны на впечатляющие демонстрации своей удали, но кто скажет, каких бы высот они достигли, обратив взор на эти туманные понятия? Несомненно, что все легендарные витязи прошлого и настоящего, а также великолепные олимпийские герои попросту применяют соответствующие механизмы, даже не подозревая об их существовании, иначе они никогда бы не достигли сколько-нибудь заметных успехов на избранном поприще.

В этой связи вспоминается примечательная беседа, имевшая место давным-давно на Кавказе, в Чегемском ущелье. Мы возвращались с прогулки к леднику Шаурту, и по дороге нагнали интересного мужичка. Путь предстоял еще долгий, поэтому сам собою завязался увлекательный разговор, поскольку наш попутчик оказался старшим тренером сборной по дзюдо, уж не помню, какого, но весьма значительного уровня, типа республиканского или поболе. И я был несказанно поражен, когда выяснилось, что специалист высочайшего класса в сугубо японском виде единоборств понятия не имеет ни о каких «точках» и «животах». Я не стал развивать скользкую тему, но до сих пор не понимаю, как можно реально достичь успехов в дзюдо, формально практикуя его чисто внешние составляющие. Вот это, очевидно, и есть самое настоящее, рафинированное вырождение.

Собственно практика стяжания «точки» не имеет физического начала. Невозможно сказать ученикам, чтобы они двигались так-то и так-то, и вот тогда наступит вожделенное состояние цельности и устойчивой легкости. Уловить «точку» можно лишь путем неустанной, ежеминутной и ежедневной концентрации на ней разума. Существует также словесная формула, применяемая в айкидо. Мысленно выделив и сумев почувствовать в теле искомую зону, следует постоянно повторять: «Это – центр моего разума». Безусловно, поначалу придется преодолевать неимоверные трудности по удержанию верткого, скользкого и прыгучего, как намыленная обезьяна, сознания в нужном месте. Но постепенно капризная мартышка присмиреет и тихо усядется там, куда вы ей все время указываете. Словесная оболочка как бы сама по себе истает, обнажив голую суть, и вместо повторения надоевшей фразы вы станете просто «думать» её, создавая мгновенный смысловой образ. Незаметно для себя вы вдруг обнаружите, что вся эта скучная работа ушла куда-то на подсознательные горизонты, исподволь продолжая свою тайную шпионскую деятельность, в результате чего вы постоянно и безо всяких усилий сможете удерживать разум в тандэне, осознавая свои перемещения как перемещения «точки», независимо от всяких там тридесятых рук и ног. Любое направленное на вас усилие

также будет восприниматься как направленное непосредственно в «точку», хотя чисто внешне речь может идти о захвате, скажем, пальцев или толчке в плечо. Более того, привыкнув ощущать себя в окружающем мире через «точку», вы и с другими людьми станете автоматически поступать аналогичным образом. Применительно к ситуации схватки это означает то, что эффективность ваших атак и защит возрастет многократно, поскольку все ресурсы будут направлены в самую суть процесса, минуя внешнее обрамление, недостоверное и обманчивое. Но самым первым, зримым и приятным сюрпризом по обуздании «точки» будет ощущение замечательной устойчивости, уверенности, что никакие силы не заставят вас принять горизонтальное положение помимо вашей воли.

Наиболее расхожим образом для трансформации самосознания учеников является образ шара, точнее – упругого шара. Но это лишь начальный этап, первая фаза. Следующим, более продвинутым шагом, должен стать образ такого же упругого, но слегка обмякшего шара, словно погрузившегося в свое собственное основание. Каждый из нас хотя бы раз в жизни видел эту форму – именно так выглядит лежащая на гладкой поверхности крупная капля ртути. По сути дела, такова капля любой жидкости, сфотографированная за миг до того, как эффект смачивания заставит её растечься маленькой лужей. Но ртуть не смачивает стола, а легко и стремительно катается по его плоскости при малейшем внешнем усилии.

Если вообразить, что наша капля покрыта невероятно тонкой, прочной и эластичной пленкой, по всем свойствам, кроме стойкости, идентичной пленке поверхностного натяжения, то мы получим идеальный образ для подражания. Это будет некое пространственное образование колоссального веса, но вполне живое и подвижное, с центром тяжести, положение которого не меняется никогда, какие бы внешние силы ни направляли в него свои стрелы. Оно имеет идеально центрированную, оптимальную форму. Любое агрессивное воздействие может быть либо пропущено по касательной в пустоту, либо воспринято и отражено в обратную сторону упругостью поверхности. Такой и только такой образ культивировался на протяжении веков традиционными школами самурайского дзю-дзюцу и родственными им окинавскими стилями тэ (не путать с каратэ), поскольку лишь он давал шансы выйти живым из схватки с несколькими вооруженными противниками. Скольжения и повороты – вот формула успеха! Разумеется, это никак не подходит для современных спортивных «прыгунов» на их ярко освещенных рингах, где иным является решительно все, от целей и методов до конкретных техник.

Французская пословица гласит: «Если будешь бить молотом, станешь кузнецом». Для нас это означает, что если неустанно и ежедневно концентрироваться на тандэне, то рано или поздно обретешь «точку», и все попутные вопросы и неясности отпадут сами собой. Но берегитесь – процесс нельзя форсировать. Упорство и постоянство вовсе не означают необходимости прилагать чрезмерные психические усилия, доводя концентрацию до появления навязчивых галлюцинаций. Такой подход будет опасной и бесперспективной гонкой событий, коим надлежит протекать естественно и неторопливо. Китайцы, имеющие в данном тренинге тысячелетний опыт и знающие о нем всё, однозначно рекомендуют держаться на грани «то ли есть, то ли нет», не бить лбом в стену, которая сама пропустит вас в свой час, дать себе время на изменения. Законом жизни является эволюция, постепенность, а быстротечные революции – всегда катастрофы. Знак эволюции – созидание, революции – разрушение. Тот, кто изо всех сил рвется к цели, никогда её не достигнет, отталкивая цель все дальше и дальше бешенством своего напора. Волшебный блуждающий огонек нельзя догнать и схватить, как трофей безумной охоты. Можно лишь тихо сесть и дождаться, когда он сам зажжется у самых ног.

Вдоль горного ручья, поросшего соснами,

Пройдись в одиночестве с посохом в руке.

Замрешь и почувствуешь -

Облака наполнили складки халата!

Подремли с книгой у окна, заросшего бамбуком.

Проснешься и увидишь -

Луна забралась в истертое одеяло!

(Хун Цзычен, «Вкус корней»)

* * *

Недеянием небо достигает чистоты,

Недеянием земля достигает покоя.

(Даосский афоризм)

Прежде, чем перейти к вопросу о собственно перемещениях, нужно немного подробнее остановиться на формах стоек, а точнее – на их «открытых» и «закрытых» разновидностях, чего не только не преподают, но зачастую и сами не знают большинство инструкторов, взлелеявших свое мастерство в современных спортивных секциях. Между тем вопрос это тонкий и немаловажный. Слишком многие, даже очень хорошие специалисты, применяют и учат применять те или иные позиции, даже не задумываясь о целесообразности выбора. И это отнюдь не святая безыскусность великих мастеров, вернувшихся по витку спирали к полному растворению стилевой геометрии в естестве обыденных движений. Это простое невежество.

Если попытаться разделить все многообразие позиций по некоему общему принципу, то, помимо оборонительных и наступательных (что, кстати, спорно), каждую конкретную стойку можно назвать либо открытой, либо закрытой. Быть ей той или иной зависит от расположения ступней по отношению к фронтальной плоскости тела. Проще говоря, если ступни развернуты носками вовне, то такая позиция будет открытой, и наоборот. В чистом виде примерами обеих групп могут служить, соответственно, шико-дачи и санчин-дачи. Жесткая и силовая, санчин завернута сама на себя, словно плотный цветочный бутон, а устойчивая и низкая шико распахнута навстречу миру и войне, как майская роза. Но основная масса стоек не так откровенно демонстрируют свою открытость либо закрытость. Позиции типа зенкутсу- или кокутсу-дачи определяются положением передней ступни по отношению к линии, соединяющей центры – наш и противника. Доворачивая ступню вовнутрь, я слегка закрываю позицию, и наоборот.

И тот, и другой варианты имеют свои плюсы и минусы. Закрытые стойки прочны и основательны, в них всегда присутствует тенденция к мышечной концентрации, желание принять атаку на себя и отбросить её прочь превосходством своей силы. Победить или умереть, не сходя с места -вот девиз закрытых позиций.

Открытые стойки уязвимы, зато предоставляют возможность легко и быстро перемещаться, особенно – крутясь и поворачиваясь. Классическая открытая позиция ханми, являющаяся базовой в айкидо, кэн-дзюцу и дзю-дзюцу, как раз и служит для стремительных скольжений и поворотов, своим внешним рисунком олицетворяя словно некую визитную карточку упомянутых направлений. Строго говоря, ханми не есть конкретная стойка, предполагающая такие-то положения рук и форму постановки ног. Это просто принцип разворота передней ступни вовне относительно центральной линии (дословно – «пол-оборота»), а прочие составляющие не имеют существенного значения. «Луна за облаками – та же самая луна», и даже карикатурно широкая ханми останется собой при наличии породного признака – разворота ступни и корпуса. Некоторые специалисты, говоря о подобных вещах, имеют в виду не ступни, а направленность коленей. Вероятно, это справедливо, поскольку колени «главнее» стоп, и именно они определяют в конечном итоге тип стойки.

Другим немаловажным фактором, влияющим на подвижность, является высота стойки. Даже неподготовленному человеку понятно, что из неимоверно устойчивой позиции «всадника» довольно непросто перейти во что-либо иное или даже сместиться в каком-то направлении. То есть сместиться-то можно, но для этого потребуется совершить изрядную мускульную работу, поэтому низкие и широкие положения считаются энергоемкими. Попробуйте сами хотя бы пять минут походить в утрированно глубоких позициях -ваше дыхание немедленно сообщит вам, что это «не есть гут». Низкие стелющиеся стойки не дают своему хозяину никаких особенных преимуществ, кроме возможности легко выполнять круговые подсечки да работать в непривычном для противника нижнем уровне. При стремительной мощной атаке растянутый над самой землей «дракон» будет вынужден либо искать спасения в кувырке, либо заставить свои бедные ноги отчаянным толчком катапультировать тело ввысь. Кроме того, выставленные далеко вперед конечности представляют собой лакомую приманку и цель для нападения, а кто даст гарантию, что вы успеете выдернуть драгоценную часть тела из-под сокрушительного «фумикоми»?

В схватках с использованием оружия и вовсе нет резона широко раскидываться в пространстве. Если даже противник не раздробит или не отрежет вашу ногу, то это вполне можете проделать вы сами, слишком лихо махнув мечом или цепом. Печальных примеров имеется великое I множество.

Внимательный любитель Востока наверняка замечал, что работа в низких позициях характерна для людей молодого возраста. Сила мышц и гибкость суставов здесь ни при чем – просто опыт и мастерство делают такие экстремальные вещи излишними. Пресловутым «дедушкам» нет нужды выстилаться, будто ночной туман над землей, поскольку все задачи они успешно решают из естественных высоких позиций. Это нормальная и общепризнанная тенденция – рост мастерства всегда сопровождается стиранием стилевой геометрии, которая никуда не исчезает, а просто уходит вглубь. На деле легкая высокая стойка, весьма отдаленно напоминающая классическую зенкутсу-дачи в исполнении, скажем, мэтра Канадзавы, ничуть не хуже своей моложавой канонической сестры, выполненной каким-нибудь «первым даном».

Также необходимо сказать пару слов о так называемых «одноногих» позициях, к которым в японской традиции относятся сагиаши-дачи, цуруаши-дачи и ганкаку-дачи. Разумеется, все они являются перепевами или просто репликами соответствующих китайских аналогов. Никаким особым потенциалом они не обладают, разве что дают возможность сходу задействовать для ударов свободно поднятую ногу одновременно с работой рук. Их ценность гораздо нагляднее проявляется в ходе тренировочного процесса, когда требуется основательно пошлифовать умение держать равновесие, так как в данном случае требования к центровке и мастерству владения «точкой» находят свое наиболее яркое воплощение. Довольно часто кратковременные выходы в эти позиции используются при действиях с тонфа и нунчаку, когда мы убираем из-под атаки противника свою ногу, но не тратим времени на её постановку, а сразу наносим оружием удар по вражеской конечности. Чаще же всего «одноногие» стойки собственно «стойками» не являются, а просто используются в качестве обькновенной переходной фазы между какими-то перемещениями. Как отмечалось ранее, именно присутствие оформленных таким образом переходов и отличает рисунок движений мастера от скачков дилетанта, хотя сами по себе они могут и не нести реальной боевой нагрузки.

Помимо открытых и закрытых форм стоек наиболее очевидное их различие состоит в степени разворота по отношению к противнику. Реально существует лишь три вида позиций – фронтальная, правая и левая, причем две. последние как раз и являются воплощением принципа ханми, то есть положения «вполоборота». Неважно, как именно мы при этом стоим – высоко или низко, широко или узко, на двух ногах или уподобясь цапле. Если не принимать в расчет крайние изощренные формы ориентации чисто боком или задом к неприятелю, то все многообразие мира стоек укладывается в обозначенный алгоритм. Естественно, за каждым пунктом притаились свои плюсы и минусы. Немногие рискнут стоять прямо, лицом к опасному субъекту, хотя такое положение и позволяет одинаково ловко задействовать весь спектр техник, без размышлений о правом и левом. Подобную вольность могут позволить себе только исключительно хладнокровные и опытные мастера с мгновенной реакцией, да и то лишь тогда, когда опасность не слишком серьезна и реальна. На деле мы почти всегда принимаем либо правостороннюю, либо левостороннюю ханми, выводя вперед соответствующую руку. Хотя при этом и возникает некоторая асимметрия в выборе ответных действий, но она слишком незначительна, и при качественной подготовке вообще не должна приниматься в расчет. Зато налицо известные преимущества в смысле защищенности большинства внутренних органов и уязвимых зон тела (пах, горло, солнечное сплетение), которые в данном ракурсе малодоступны для непосредственных атак противника. Но во всем есть разумная мера, а новичкам как раз свойственно хватать через край в деле разворота, превращая лаконичную ханми в излишне растянутую стойку, когда противник оказывается где-то сбоку, перед неестественно и далеко выставленной напряженной рукой. Я знавал одного товарища, который заканчивал большинство жестких принципиальных спаррингов, так сказать, «детским матом» уже на первых секундах боя, пребольно ударяя по выставленной вперед руке.

И последнее, на что требуется обращать самое пристальное внимание: если позиция, насколько хороша она бы ни была, хоть чуть-чуть мешает легкости перемещений, значит нужно срочно искать затаившуюся ошибку, так как отнюдь не статика, а динамика тела в пространстве несет своему обладателю либо победу, либо поражение. Позиции – лишь мимолетные фазы в вечно живой круговерти разнообразных движений.

Искусство шагов, прыжков и поворотов

А. Возможно, для того, чтобы совершать шпацир по бульвару, и не требуется ничего большего, чем умение неторопливо переставлять ноги да не наступать на пальцы своей подружки. Но когда перед тобою располагается отпетый и умелый противник, то невольно хочется чего-то поэффективнее. Когда джентльменов несколько, а руки их отягощены холодным оружием, планка требований к собственному поведению и вовсе взлетает в поднебесье.

Придерживаясь японской терминологии, подавляющее большинство наших передвижений может быть отнесено к одной из следующих категорий:

Аюми-аши… обыкновенный шаг типа «нога за ногу»

Цуги-аши… приставной шаг с подтягиванием ноги

Тенкай, шенкан… повороты

Тоби… прыжки, подскоки

Сколь хитро бы мы ни переставляли наши ноги, паря над грешной землей или прилипая к ней, будто ящер, мы всегда используем какую-то из данных техник. Самая повсеместная и распространенная из них – первая. В стиле аюмиаши движется все дееспособное человечество, от зеленого ада тропиков до безмолвия полярных пустынь. Но то, что хорошо для лесов и полей, не всегда подходит для боя. Будучи одинаковыми по форме, техники цивильного и военного шага в корне отличаются внутренним содержанием и механикой исполнения. Именно поэтому так трудно, но абсолютно необходимо в самом начале занятий раз и навсегда переучивать каждого новичка, прививая ему устойчивый навык осознанной ходьбы перед лицом опасности, который с течением времени плавно и незаметно пропитывает вообще все двигательные рефлексы, переводя человека в некое новое качество. После пересечения этой незримой границы наш прежде неуклюжий и угловатый воспитанник приобретает легкость вышколенной балерины в сочетании с кошачьими повадками. При этом решительно невозможно сказать, что именно переменилось в его поведении. Так, все автомобили движутся вроде бы одинаково, но «Мерседес» отличается-таки от «Запорожца», а чем – неясно.

На самом деле, запрятанный вглубь технический принцип, делающий возможными эти волшебные преобразования, не столь сложен, и вполне может быть сформулирован обычными словами и отработан в чистом виде. Суть в том, что все наши движения, в первую очередь – ног, должны совершаться пустой (!) конечностью. То есть, категорически нельзя двигать ногу, находящуюся под весом тела или переносить на неё вес до того, как ступня (или её часть) коснется поверхности земли. Посмотрите, как ходят по улицам окружающие люди: их центр тяжести будто плывет над дорогой, только успевай переставлять под него то одну, то другую ногу. Стоит возникнуть какому-либо неожиданному препятствию – камню, веточке, некстати метнувшейся поперек дороги кошке – как наш герой уже летит вниз головой, так как центр неодолимо тянет его вперед, а предательские ноги остались где-то позади. Вся беда в том, что вливание веса тела в вынесенную ногу начинается еще до её контакта с землей. Этот вес уже имеет вектор и скорость, хотя никто пока не гарантировал качественного завершения постановки ноги. Мы тем самым опережаем события, посчитав незаконченный шаг сбывшимся фактом. Малейший сбой на этой фазе приводит к почти неминуемому падению, разве что ловкий господин умудрится сохранить лицо, извернувшись в воздухе не хуже той самой роковой кошки.

Выход из мнимого тупика найден достаточно давно, несколько тысячелетий тому назад, естественно, в Китае. Не берусь утверждать, сами они додумались до такого или подсмотрели что-то у хитроумных индусов, но нам мало дела до авторских прав. Шаг должен осуществляться исключительно пустой ногой, так, чтобы вы могли отдернуть её или изменить положение ступни даже в самый последний момент. Каждый, кто хорошо владеет техникой подсечек и не раз применял их на практике, знает, что лучше всего выбивать ногу в момент её постановки, в краткий миг касания земли, когда вес на неё уже пошел, а плотного контакта еще нет. Самонадеянный удалец, застигнутый такой подсечкой, мешком валится прямо в ваше распоряжение.

Совершенно иная картина возникает, когда шаг пустой. Нога уже там, в его обороне, и перемещение потенциально как бы свершилось, но при этом никакое воздействие на нахальную ногу ни к чему не приведет. Самая лихая подсечка пропадет впустую, словно пытались подбить свободно висящий канат. Нога легко пропустит ужасное движение и благополучно возвратится на свое место. Недаром наиболее катастрофическими по своим последствиям считаются подсечки опорной (то есть полностью нагруженной) ноги. При хорошо сконцентрированном ударе здесь возможны два варианта – либо ломается кость, либо противник вонзается в землю в перевернутом вниз головою виде. Немудрено, что подобная работа строго запрещена в спортивных стилях.

Манере посылать вес в еще не утвердившуюся ногу очень способствует привычка работать в излишне широких стойках, поскольку иначе-то их и не примешь.

Кстати, нужно отчетливо различать понятия глубины и ширины стойки. Глубина – это степень просадки вниз. Даже при достаточно узком разведении ног можно опуститься хоть до земли. Ширина стойки подразумевает расстояние между ступнями, и чем оно больше, тем, соответственно, шире позиция. Как правило, на практике широкие стойки являются одновременно и низкими, а узкие – высокими.

Техника пустого шага предполагает достаточно умеренный вынос ноги, который может быть слегка увеличен за счет небольшой просадки вниз, но несильно. Сама по себе геометрия пустого шага представляет собой обыкновенный маятник, имеющий несколько шарниров, или центров вращения. Основных два – коленный и тазобедренный суставы. Дополнительно выполняется небольшой горизонтальный доворот в пояснице. Абсолютно расслабленная, как веревка, нога должна качнуться вперед в тазобедренном шарнире, но – за счет предварительного поясничного толчка. Когда это движение начинает угасать, эстафету подхватывает колено, затем ступня. Потянув носок на себя, мы касаемся земли пяткой, выигрывая еще сантиметров пять. Общее правило таково: при шагах вперед (прямо и по диагоналям) касание происходит пяткой, а при шагах только вбок и назад (прямо и по диагоналям) -оттянутым носком, самыми пальцами. Осознав, что продолжение шага не грозит неприятностями, мы плавно вливаем нужную долю веса в эту ногу, переходя в следующую позицию и фазу боя либо ката. При этом плавность не означает замедленности. Кошкин шаг фантастически мягок, но молниеносность кошачьего племени известна всем.

Разумеется, существует масса.приверженцев принципиально иных способов передвижения, но если присмотреться к представителям самых древних, практичных и уважаемых школ, то окажется, что за несущественными внешними особенностями кроется та же самая чудесная вышеописанная схема. В рафинированном виде данную технику шага мы наблюдаем во всех «внутренних» стилях ушу, особенно в тайцзи-цюань, что само по себе говорит в пользу её достоверности. Перемещаясь подобным образом, мы оказываемся на нужном месте еще до того, как наступает осознание этого факта противником, в полном соответствии с |древним афоризмом:

Прежде, чем сделать первый шаг, ты уже у цели.

Прежде, чем открыть рот, ты уже все сказал.

(Умэнь)

Возможно, описание выглядит на бумаге слишком длинным, но это обычная история. То, что практически укладывается в десяток секунд, не умещается порой и в страницу Убористого текста. Реальное же применение техники «пустого шага» чрезвычайно просто, приятно и молниеносно, вы поистине движетесь, будто гонимые ветром струи тумана.

Существует некий принципиальный момент, соблюдать который надлежит неукоснительно и ежесекундно. Речь идет о точке приложения внимания, о том, как мы осознаем (если вообще осознаем) свои ноги, точнее, ступни. Только зеле-¦ые новички да великие мастера могут позволить себе роскошь не уделять часть внимания ногам. Для первых это *ще пустой звук и никчемные мелочи, для вторых – естественным образом пройденный этап, растаявший извне и >/шедший вглубь. При этом фиксация есть, но она не видна и машинальна, словно дыхание, с каковым, кстати, происходит точно такая же эволюция. Говоря о фиксации, не следует понимать её как некую привязку текучего и живого разума к чему бы то ни было. О ступнях достаточно помнить, знать, что они есть, и ощущать их как часть тела, но не вообще, а как бы одной точкой. Эти точки, именуемые Юнъ-цюань, располагаются в центре подошвы, чуть ближе к пальцам, примерно на одной трети длины стопы. Они соответствуют ладонным точкам Лао-гун, являясь вместе с ними четырьмя из пяти «ворот», через которые возможен забор и вынос энергии. Пятые «ворота» – лицо (в целом).

Когда ступня прилегает к земле всей поверхностью, то мы должны ощущать этот контакт через точки Юнь-цю-ань. Если форма шага предполагает поднятую пятку, носок или всю ногу, то такой контакт сохраняется в нашем воображении, а значит, он реально существует. Как общее положение тела в пространстве мы обязаны осознавать исключительно как положение «точки», тандэна, так и ступни мы осознаем описанным образом. Если этого нет, мы не в праве говорить о качественных перемещениях или стойках, насколько красивыми и геометрически правильными они бы ни казались со стороны.

Между тем любые толчки, передающие энергию земли в противника посредством нашего тела, должны осуществляются пяткой и только пяткой. Излюбленная и трудновыводимая ошибка всех новичков – постановка толкающей ¦ноги на носок и отрыв пятки, что создает в итоге слабое звено в жесткой механической цепочке передачи усилия. (Отрывая пятку, мы просто подрессориваем ногу, получая упругую подвижную связку, не способную к полной передаче толчка от земли к противнику. Поэтому на первых [этапах обучения аспекту плотной постановки пятки следует отводить достаточное количество тренировочного времени и самое пристальное внимание. Передняя часть ступени при этом должна быть разгружена, но не оторвана от ^поверхности, сохраняя мягкий контакт и то самое ментальное родство точки Юнь-цюань с землей. Особенно явно и метко пяточный толчок дает себя знать в зенкутсу-дачи, однозначно определяя её качественность либо ущербность, и именно в данной позиции все огрехи и неточности проявляются со всей очевидностью. Вопрос же полного или неполного выпрямления колена в момент собственно толчка есть вопрос второстепенный, имеющий чисто стилевой Характер и почти не влияющий на мощь выпада. В различных традициях эта проблема решается своими специфическими методами, дающими в итоге практически одинаковый Результат. Тогда как в каратэ-до предполагается идеальная прямизна и напряженность задней (толчковой) ноги, в тайцзи-цюань подобная жесткость приведет лишь к неестественности и угловатости движений, а потому нога до конца не выпрямляется.

Относительно доворота таза в момент выноса ноги также следует подчеркнуть, что мало кто до конца понимает важность этого элемента и огромный вклад, вносимый  в качество шага. Поскольку позвоночник является нашей вертикальной осью, а ноги соединяются с ним как бы через поперечину таза, то самый незначительный её дово-рот выносит бедренный шарнир вперед на соответствующее расстояние, иногда до десяти сантиметров. Согласитесь, неплохая добавка к длине шага, но главное – задаром! Увы, почти никто не спешит использовать заветный источник скорости и легкости. Практически все двуногие прямоходящие (во всяком случае, городская их часть) при движении гордо несут свой таз над землею абсолютно неподвижно.

Закоренелым скептикам я предлагаю проделать нехитрый эксперимент над собой. Когда вам случится достаточно долго и равномерно шагать по гладкой дороге, постарайтесь сознательным усилием добавить к каждому шагу фазу поворота в талии. Это вовсе не будет вилянием задом, и со стороны ваша походка никак не изменится, но вы вдруг заметите, что окружающий пейзаж полетит назад, будто сорвавшись с цепи. То есть, ваша скорость безо всяких видимых причин и усилий внезапно возрастет процентов на двадцать-тридцать. Лично я постоянно применяю этот волшебный прием, когда требуется долго и быстро идти куда-то пешком. Стоит поймать необходимый ритм поворотов, как тотчас возникает интересное ощущение полета, и при тех же самых, отнюдь не размашистых, шагах дома и деревья так и мелькают по сторонам.

Хорошенько натренировавшись в выносах бедра на прямых перегонах по гладкому асфальту, вы без труда сможете включать этот полезный механизм где угодно, легко дозируя степень выноса в зависимости от конкретной ситуации, шагая хоть по ледниковым моренам, хоть по болоту.

Итак, еще раз:

вынос ноги производится «пустым маятником», маховым движением в тазобедренном и коленном суставах, плюс три добавки – за счет просадки (10 см), за счет доворота таза (10 см) и за счет активного посыла пятки путем «взятия» носка на себя (около 5 см).

В итоге мы имеем легкий, быстрый и малозаметный шаг изрядной длины, притом совершенно пустой, а потому безопасный. Малозаметность же его вытекает из кажущейся неподвижности тандэна, корпуса в целом. Там, где статный европеец отважно ринется грудью вперед, напугав противника и заставив его изготовиться к обороне (если не сразу же нанести упреждающий удар), хитрый китаец словно невзначай качнет расслабленной ногой – и горе самонадеянному грубияну, не обратившему внимания на фактически состоявшийся шаг.

Разумеется, при обычной повседневной ходьбе все эти составляющие как бы свернуты до минимума, и мы вовсе не приседаем на каждом шагу, крутя бедрами и выставляя пятки. Но перед противником нет нужды соблюдать видимость обычной походки, поэтому наши ноги должны двигаться в соответствии с ситуацией и опытом. Хотя все вышесказанное и относится в равной мере к любым типам перемещений, наиболее ярко и зримо оно применяется и проявляется как раз в аюми-аши. Но именно данный тип шага менее всего используется в круговерти реального боя в своем классическом виде. Перед лицом атакующего противника чаще происходит слияние и взаимопроникновение форм шага и поворота. Когда же нам требуется отступить или быстро догнать убегающего врага, то проделать такие маневры гораздо лучше позволяет не аюми-, а цуги-аши. Эта форма весьма редко употребляется в повседневной жизни, зато сторицей искупает подобную нелюбовь в бою, где без неё практически невозможно достичь каких-либо успехов ни в погоне, ни в бегстве.

Техника цуги-аши проста и естественна. Подчиняясь псе тому же поясничному маятнику, скажем, вперед, передняя нога делает подшаг примерно на длину ступни. Само собой разумеется, этот подшаг совершенно «пустой». После касания земли пяткой следует мягкий посыл «точки» и переливание веса. Опустевшей задней ноге не остается ничего другого, как подтянуться вслед за «точкой» и завершить формирование той же самой стойки, но уже на новом месте. Хотя описание заняло невесть сколько места и времени, па деле такой шаг совершается легко и молниеносно, без малейших затрат энергии. Из-за того, что его воплощение достигается без привлечения широких амплитудных движений, он зачастую не «прочитывается» противником вовремя, позволяя нам без помех сократить дистанцию. Отход назад производится по той же схеме, только наоборот. Он выручает нас в тех неприятных случаях, когда нужно срочно ретироваться или просто дать себе простор, например, для последующего удара нунчаку. Цепочка последовательных цуги-аши может быть сколь угодно длинной (в разумных пределах) как в ту, так и в другую сторону, позволяя стремительно преследовать либо проворно убегать без потери контроля и устойчивости. Аюми-аши вовлекает тело в излишне мощное инерционное движение, а с остатками неиспользованной инерции приходится бороться. Техника цуги-аши лишена подобного недостатка, оставляя нам свободу стабилизации в любой удобный момент. Именно поэтому незамысловатый подшаг является основной формой перемещений в таких бесприкословно практичных и древних разновидностях искусства, как дзю-дзюцу и кэн-дзюцу.

Особенное значение форма цуги-аши имеет для работы с оружием, любым оружием, будь то меч, цепь, финка или садовые грабли. Никакие тычковые удары, хоть палкой, хоть копьем, невозможны без любимого «маятника». Только он вовлекает в движение всю массу тела, сосредоточенную в центре тяжести, и посылает её через оружие в противника. Самого перемещения ног при этом может почти не быть, но решительно все необходимые фазы и компоненты цуги-аши должны присутствовать. Без них ваш удар останется пустым и безопасным толчком, с ними – поистине пронзит гору!

Б. По глубинной сути и технике исполнения к форме цуги-аши вплотную примыкает тоби-коми, перемещение подскоком. Это не прыжок на месте и не прыжок куда-либо. Это именно подскок, имеющий свою специфическую технику исполнения, простую и тонкую одновременно. Я так и не смог до конца понять, отчего новичкам не сразу удается освоить, казалось бы, элементарное действие. В нем заложены те же инерционные и маятниковые механизмы, только порядок ног обратный. Если в случае цуги-аши пер' вой трогается с места нога, являющаяся «передней» с точки зрения направления движения (вперед – передняя, назад -задняя), то в тоби-коми все происходит наоборот. Например, если я стою в левой позиции и собираюсь сместиться вперед, то моя правая (задняя) нога, подчинившись поясничному импульсу, должна буквально «выбить» левую с точки её стояния и занять её место. Бездомная, как изгнанный лисою заяц, левая нога проскакивает вперед, формируя ту же позицию. В отличие от мягкого вкрадчивого цуги-аши, энергичный тоби-коми однозначно заявляет о ваших намерениях, но противнику от этого не легче. По сути дела, это есть та самая «А», после которой вы обязаны произнести «Б», и так далее. Так как подскок мгновенно разгружает переднюю ногу, грешно было бы просто поставить её на землю вместо того, чтобы нанести отменный удар любого типа, вложив в него всю живую инерцию тела без остатка. Это же самое проделывается и с оружием в руках. Факт) чески тоби-коми чаще всего и используется как первая фаза мощной атаки, решительной и безапелляционной. При отходе данным способом мы имеем все то же самое за вычетом массы тела, зато можем чрезвычайно резко и внезапно пригвоздить ринувшегося в погоню неприятеля.

Хотя техника цуги-аши и тоби-коми вполне элементарна, новички склонны допускать в её исполнении обычную ошибку, а именно – чрезмерно напрягаться, скача упруго и жестко, как литой резиновый шар. Эта напасть берет свое начало, опять-таки, в непонятном пристрастии к боксерскому «попрыгунчеству», пустившему глубокие ядовитые корни в спортивных направлениях восточных единоборств. Но что хорошо для бокса на ринге, в настоящей схватке непременно подложит свинью. Прыгающий, словно резиновая бомба из анекдота, человек никогда не задействует всей полноты своих ресурсов, заодно лишая себя возможности применения огромного числа прекрасных техник, попросту невыполнимых в режиме «прыг-скока». Но выход, к счастью, есть. Наглядно увидеть искомую модель поведения помогут образы живых существ, давным-давно сделавшие её нормой в борьбе за существование.

Итак: передвигаясь в цуги-аши, мы должны мягко и расслабленно катиться и скользить по поверхности, как ядовитый змей, который умудряется совмещать неразрывную связь с землей с подчас ошеломляющей скоростью. Цуги-аши. есть скользящий шаг, и пусть светлый образ холодной рептилии освещает наш тренировочный путь. Если же вам более по душе кролики, чем удавы, тогда забудьте о цуги-аши, а заодно и о большей части традиционных стилей и школ.

Говоря о тоби-коми, нам следует тотчас представить себе прекрасную речную лягушку, сильную и бодрую. Как известно, лучшие представители этих земноводных способны на удивительно быстрые и дальние прыжки, часто «многосерийные», но еще никто не встречал лягушку, которая бы упруго отскакивала от земли, словно теннисный мячик. В движении наша царевна – сама легкость и скорость, по приземлении же – воплощение устойчивости и основательности. Так же обязаны поступать и мы с вами, если хотим преуспеть в тоби-коми. Лишь расслабленная «погруженность» в фазе между двумя скачками предоставляет максимально благоприятные возможности бить, блокировать или смещаться в сторону. Завершение одного прыжка отнюдь не предполагает начало следующего. Может быть, я вообще вынужден буду совершить кувырок, спасаясь от чего-то нежданного и опасного. Хотя движения и переходят одно в другое без перерыва, как череда облаков, тем не менее каждая предыдущая фаза должна однозначно «умереть», прежде чем обернуться новой формой. Нельзя позволять нашей инерции (в том числе ментальной) катиться и катиться бильярдным шаром, безостановочно и автономно. Рано или поздно такая вольная гулянка будет учуяна и подхвачена внимательным противником, а использована, соответственно, не в нашу пользу. Пусть нить вашей Ци струится непрерывно и бесконечно, но – внутренне! Со стороны «танцы» должны иметь точки разрыва и мнимой неподвижности, как у сидящей лягушки или застывшего на одной ноге петуха. В жизни такие разрывы внешней формы ставят прозорливого «вычислителя» в тупик, лишая возможности прогнозировать дальнейшее развитие событий. «Попрыгун» предсказуем, будто отбойный молоток, но кто скажет, что вы учудите в следующий момент, если вы и сами этого не знаете?

Что касается боковых и диагональных ракурсов в перемещениях, то решительно все перечисленные аспекты остаются в силе и тут. С точки зрения техники, подвижки наискосок, а тем более вбок, предполагают использование всех вариантов позиции «всадника» как наиболее устойчивой и мощной. Именно просадкой в эти позиции достигается высвобождение максимальных энергетических ресурсов и, как следствие, нанесение самых действенных, поистине сногсшибательных ударов, вертикальных и горизонтальных.

Сами по себе прыжки в чистом виде не могут претендовать на главенство в обширной семье перемещений, а изначально обречены играть вспомогательные роли. То,;что в спортивном каратэ или (особенно) таэквондо приносит скорый и блестящий успех, в бою против вооруженного хотя бы палкой недруга принесет столь же скорую гибель, так как в свободном полете мы не в состоянии, подобно летучим тварям, подруливать и менять траекторию. Даже видя, что навстречу двинулся роковой клинок, нам остается наскоро попрощаться с зеленым миром и бодро вступить в царство теней. Речь идет, повторяю, о высоких и далеких прыжках. Вышеописанный тоби-коми в счет не идет, поскольку там практически нет потери контакта с землей, а сам «полет» слишком короток и непредсказуем заранее.

Даже всем известное порхание шаолиньских монахов в китайских фильмах есть не более чем увлекательный трюк. Реальная братия, работающая в.традиционной манере, предпочитает без особой нужды не отрываться от земной тверди и не рисковать бритыми головами.

Если оставить эффектные тоби-гери с разбиванием дощечек лишь для показательных выступлений, то из «чистых» прыжков оправданным можно считать только подскок на месте для того, чтобы пропустить под собою круговой удар по ногам или длинную подсечку. Но как раз в случае с подсечками вариант подскока вызывает большие сомнения. Пока вы будете приземляться, стремительный противник успеет, пожалуй, не прерывая движения, зайти на второй круг и встретить вас хорошим звонким ура-мава-ши, вобравшим в себя скорость и силу несостоявшейся подсечки. Дело, как вы понимаете, только в его удали, а мне доводилось наблюдать мастеров крутить «вертушки».

Спасение от подсечек настолько же примитивно технически, насколько красиво и сокрушительно по результа-

там, и остается удивляться, отчего его так редко применяют на тех же чемпионатах, ибо нехитрое действие при всей свой безопасности способно принести мгновенный и бесспорный «иппон». Все просто: когда нога противника двинулась на круговое подсекающее движение, вам только и нужно, что коротким расслабленным цуги-аши вовремя (!) подшагнуть прямо в центр его круга, где окаянная конечность не имеет скорости и силы. Занятый мыслями о собственной железной ноге, противник вряд ли сумеет качественно отреагировать на возникшую вдруг опасность. Такова наша падшая натура – чем страшнее и могущественнее собственная атака, тем крепче мы верим (пусть безотчетно) в то, что жертва непременно пустится наутек или хотя бы отскочит. Только опытный и коварный боец, искушенный во всяких нестандартных ситуациях, сумеет встретить ваш проход чем-либо малоприятным. Но, как правило, вам ничего не грозит, и чем ниже вытянется неприятель, надеясь подкосить вас своей длинной ногой, тем легче пригвоздить его сверху обыкновеннейшим цуки.

Иное дело – оружие. Скорости боевых деревяшек таковы, что чисто вписываться в их круги, мягко говоря, затруднительно. Поэтому, если природа-мать была столь великодушна, что наградила вас рессорами вместо ног, при всякой круговой (и не только круговой) атаке «по низам» лучше подпрыгнуть, подобрав повыше «шасси». Независимо от того, в каких отношениях вы со своей энергетикой, в момент прыжка следует переместить фокус внимания с дань-тяня на макушку. Это способствует легкости и помогает на краткий миг ослабить путы земного тяготения. Так же точно мы опускаем разум вниз, когда хотим обрести устойчивость. Собственно, мгновенные «провалы» в низкие глубокие позиции есть своего рода антитеза прыжкам как по технике исполнения, так и по результатам.

Возможно, мастер к-ого-нибудь «прыгучего» стиля порассказал бы еще много интересного о полетах по воздуху, причем в более поэтических тонах, но для реальных оружейных техник и этого вполне достаточно, даже слишком. Всякий, кто желает на собственном опыте убедиться и достоверности рекомендаций, может пригласить приятеля, изять в руки палки и всласть попрактиковаться для того, чтобы в следующий раз отказаться от изобретения велосипедов.

В. Всеобщая беда любителей спортивных единоборств состоит в том, что они занимаются именно «единоборствами», то есть борьбой с единственным противником. При этом не требуется уметь ловко поворачиваться, поскольку соперник всегда находится перед лицом, а все его маневры, имеющие коварную цель выхода вам в тылы, легко компенсируются минимальными доворотами на 3-5 градусов. Уж совершенно фантастический его трюк может заставить вас развернуться под прямым углом, не более.

Когда нападающих двое и действуют они одновременно, вам неизбежно придется вертеться, как сороке на колу, оберегая спину. Если их трое, четверо, да с оружием, то ринговые наработки неизбежно принесут скорую, хотя и небезболезненную кончину под градом ударов. Увы, в наши дни разве что приверженцы айкидо практикуют на своих тренировках вращательные перемещения, справедливо предполагая наличие где-то сбоку и сзади нескольких противников, пусть и воображаемых. Даже в адрес кэндо трудно сказать несколько хвалебных слов, так как здесь, в отличие от старого доброго кэн-дзюцу, задействован единственный персональный противник, опутанный многими нелепыми ограничениями и вовсе не склонный к хитрым проходам в тыл.

С технической точки зрения все разнообразие поворотов укладывается в три базовые группы. В наиболее ходовом японском варианте они называются: тэнкай, тэнкан и тай-сабаки (ирими-тэнкан). Строго говоря, под тай-сабаки подразумевается вообще любое движение с поворотом и уходом с линии атаки, но мы не станем вдаваться в терминологические изыскания, поскольку четко сформулированное наименование приема отнюдь не прибавляет ему эффективности, к тому же в различных школах одни и те же формы носят порой удивительно непохожие имена. Итак:

* тэнкай есть поворот на месте без движения ног относительно друг друга. При этом ступни поворачиваются на нужный угол, а стойка естественно и автоматически меняется на противоположную;

* тэнкан отличается заносом задней ноги вокруг опорной передней, чаще всего – широким круговым движением. Стойка при этом остается той же самой, правая – правой, а левая – левой;

* таи-сабаки образуется посредством прибавления поворота (тэнкан) к предварительному шагу вперед (прими), что и позволяет именовать данную форму «ирими-тэнкан». Это свободное, широкое, летящее движение, дающее возможность единым махом сместиться на значительное расстояние, да еще и с разворотом.

Все три типа маневра предполагают поворот на 90-180 градусов, так как для меньших углов никакая особая техника вообще не требуется, а пируэты в 270 градусов и более есть либо никчемное баловство, либо редкостная жестокая необходимость, говорящая о том, что ваша песенка все равно спета. Прыжки с полным оборотом и всяческие «вертушки» на одной ноге имеют в оружейной работе столь ничтожное представительство, что без особой натяжки их можно отнести к упомянутому баловству. Любой выпускник балетного класса или циркового училища даст в этом вопросе сто очков вперед завзятому буси, но дивное искусство не принесет, случись что, удачи, и жизни не спасет.

Для всех без исключения поворотов, в каком бы стиле они ни выполнялись, незыблемым остается следующее правило, покрытое паутиной веков: движение зарождается в ступнях, проявляется и обретает силу в пояснице и бедрах, а реализуется с помощью рук или тех же ног. Мы никогда не имеем права действовать конечностями, оставаясь неподвижными в талии и ступнях, будто проштрафившийся гангстер, зацементированный собратьями в тазик с бетоном. Посылая руку вперед, мы одновременно направляем равноценный толчок ногой в землю, получая от неё обратный импульс. Вы можете об этом не догадываться и ничегошеньки не чувствовать, но это так. И тот, кто не хочет осознавать и использовать физику процесса, просто обкрадывает самого себя.

До того, как начать разворот хотя бы на сантиметр или градус, в тандэне должен возникнуть мгновенный образ искомого действия, его пространственный трехмерный скелет, который и будет отработан послушным телом. Старинное, тысячекратно испытанное правило гласит, что ни одна часть тела не может пребывать в покое, пока не обездвижено все тело (или наоборот), и ни одна часть тела не смеет даже пошевелиться, если все тело не пришло в движение.

Иными словами, мы либо движемся целиком, от пяток до макушки, либо стоим, как мраморный идол. Под словом «движение» следует понимать не только поступательные или вертикальные смещения, но вообще всякую динамику – круговую, вибрационную и т. д.

На деле полная неподвижность допустима только при выполнении комплексов статического цигун, при котором качество работы напрямую зависит, прежде всего прочего, от глубины расслабления и «зависания» всех мышц, включая глазные и мимические. В бою нельзя допускать и секунды подобной глухой статики. Как бы твердокаменно мы не водворились в позицию, внутри хара продолжается движение Ци, а в такт ему слегка «плавают» бедра и поясница. Кто хоть раз выталкивал из ямы застрявший автомобиль, хорошо знают, что труднее всего сдвинуть его с мертвой точки. Когда же упрямый агрегат приобретает хоть малейшее движение, управиться с ним гораздо легче. Главное – поддерживать минимальную инерцию и не давать махине приостановиться даже на миг.

Абсолютно то же самое происходит и с нашей массой. Если позволить ей обрести стопроцентный покой, то сорвать её с места будет затруднительно, а лишняя доля секунды равноценна жизни. Поэтому не позволяйте вашей «точке» замереть во сне, пусть она легонько колышется над землей, отзываясь на каждое дуновение мысли, словно стрелка компаса, уравновешенная на острие иглы. Она может казаться неподвижной, но при внимательном рассмотрении становятся заметны едва уловимые живые токи и колебания, пронзающие чуткую систему.

Также существует один чрезвычайно важный аспект или технический элемент, заметно ускоряющий и сглаживающий выполнение поворотов. Строго говоря, без него вообще немыслимо качественное воплощение их классических форм. Речь в данном случае идет о том, что передняя ступня должна поворачиваться в ту сторону, куда направлен сам поворот, притом еще в начале движения, как бы возлагая на себя роль некой путеводной звезды, за которой последует остальное тело. На самом же деле приоритеты расставлены в обратном порядке, и наша ступня попросту первой начинает реализацию того внутреннего чертежа или образа поворота, который мгновенно возникает в глубинах тандэн. Это особенно заметно при совмещении форм шага и поворота, то есть в ирими-тэнкан. Пустая нога, находясь в полете вперед, должна загодя принять то положение, которое ей следует обрести по завершении разворота. Попросту говоря, нужно завернуть ступню, насколько возможно, до её постановки на землю, чтобы не проделывать это под нагрузкой. Ступня при этом как бы повторяет очертания воображаемого круга, вписываясь в его кривизну. Всякий, кто хоть раз наблюдал движения адептов стиля Багуа-чжан, отлично поймут, о чем идет речь, так как именно приверженцы этой системы наиболее полно и отчетливо придерживаются правильной горизонтальной окружности, а их ступни неотрывно следуют заданной траектории. Благодаря этому ни одна школа не может состязаться с Багуа в живости круговых перемещений и разворотов, даже построенное на аналогичных принципах айкидо.

То же самое происходит в формах тэнкай и тэнкан -формирование направления ступни осуществляется до переноса на неё веса тела, после чего нам остается лишь довернуть поясницу и принять новое положение. Если при этом учесть, что малозаметные повороты ступни не пугают противника, а зачастую и вовсе проходят мимо его восприятия, то неудивительно, что последующий разгром застает его врасплох.

* * *

О превращении искусства в безыскусность трудно сказать что-либо определенное. Не существует методик и техник перехода из одного состояния в другое, и человек обычно не замечает этого момента, поскольку такового попросту нет. Если во всех прочих случаях постепенное накопление материала рано или поздно дает прорыв, скачок, мгновенное превращение количества в качество, когда неуклюжее еще вчера движение внезапно обретает чеканность новой монеты, то с перемещениями и позициями дело обстоит совершенно иначе. Здесь мы имеем процесс в самом прямом смысле этого слова, и ни о каких революционных переменах говорить не приходится. Как мглистый северный день постепенно сменяется сумерками, а те, в свою очередь, незаметно переходят в ночь, так необходимость и желание выполнять стилевые формы стоек и перемещений вытаивает незримо и тихо, словно кусочек льда в стакане воды. Просто в какой-то момент вы осознаете, что для успешной реализации той или иной техники вам абсолютно незачем принимать специальную позицию или приводить руки и ноги в соответствующую камаэ. Перед лицом грозного противника вы становитесь свободно и спокойно, но никто не сможет определить вашей стойки, потому что вы и сами этого не знаете:

Встречаюсь с ним, но не знаю, кто он.

Говорю с ним, но не знаю его имени.

Вся наработанная с таким трудом боевая геометрия тела никуда не исчезает и не забывается наглухо, а лишь погружается в глубину обычных житейских движений, наполняя их своим светом и содержанием. Естественно, что чисто внешне неопытный глаз нипочем не отличит одно от другого:

В гуще белых облаков

Не видно белых облаков.

В журчании ручья не слышно,

Как журчит ручей.

Всякий круг обязательно должен замкнуться, и всё, что двигалось этим путем, возвращается к истокам. Хитроумная техника становится безыскусной, и необычайно красивые экзотические движения и приемы постепенно утрачивают мишурный блеск и становятся с виду примитивными и неуклюжими, повергая неискушенного зрителя в пучину скепсиса. Но поскольку туманные чаньские изречения наподобие приведенных выше могут показаться не вполне убедительными, то логично подкрепить наши рассуждения примерами, абсолютно понятными каждому, кто не раз убивал свое время просмотром боевиков (автор, увы, преуспел в этом не хуже остальных). В призрачном мире кино существуют два замечательно показательных образа, идеально воплотивших обе стороны медали – мыльный пузырь внешних форм с одной стороны, и полнейший приоритет внутреннего и действительно эффективного – с другой. Речь идет о сногсшибательно красивой, зримой, размашистой, броской (и столь же пустой) кинотехнике блестящего Ж.-К. Ван Дамма с его поперечными шпагатами и «вертушками», в сравнении с неуловимыми и наполненными движениями Стивена Сигала, добравшегося на сегодняшний день, если я не ошибаюсь, уже до седьмого дана в айкидо. Говорили, что в начале съемок первого фильма у него даже были проблемы с режиссером, считавшим его технику слишком простой, малозаметной и непонятной зрителям. Сегодня студенты театральных училищ в обязательном порядке изучают технику сценического фехтования, и в огнях рампы оно выглядит просто блестяще, но доблестного шевалье Д'Артаньяна подобные упражнения наверняка повеселили бы от души. Поистине искусство и жизнь – вещи диаметрально противоположные.

Разумеется, чтобы слегка озадачить или ввести в заблуждение противника, совсем не вредно припасть к земле, скрючить пальцы куриной лапой и зашипеть, как мартовский кот. Вы можете даже закатить глаза, поднатужиться и ухнуть филином, но все эти актерские трюки никак не должны касаться мира внутреннего, а тем более влиять на него. Только покой, тишина и великая Пустота (не путать с просто пустотой) допущены в сокровенные чертоги души, а остальное пусть безнадежно стучит г запертые двери. В противном случае вам нипочем не высветить своей интуицией мрачных приготовлений неприятеля, и любое его действие станет для вас неприятным (если не финальным) сюрпризом:

Облака плывут

И птицы кружат в пустоте небес.

Благодаря пустоте

Превращения могут совершаться без конца,

(из «Гуань инь-цзы»)

На самом деле никакая исходная стойка не плоха и не хороша для последующих перемещений, атак и защит, но при условии, что весь многотрудный путь от самых низов ученичества пройден усердно и заложен в двигательные рефлексы основательно. Кто-то из великих сказал: «Не тот мастер, кто способен проделать нечто, не свойственное другим – может, те просто никогда не пробовали. Настоящий мастер тот, кто может повторить все, что могут другие». Понятно, речь идет не о физических извращениях наподобие тысячекратных приседаний, подтягиваний на перекладине или поднятия рекордного олимпийского веса. Но что касается всяких мудреных техник, приемов и позиций, то здесь наличие качественного внутреннего «багажа» позволяет с легкостью продемонстрировать на вполне пристойном уровне дотоле совершенно неведомые элементы. Проще говоря, мастер каратэ пятого-шестого дана может без труда выполнить любое из наиболее утонченных построений хапкидо или танлан-цюань, даже при условии полнейшего предварительного незнакомства с ними, а специалист по работе с китайским цзянем успешно разберется в хитросплетениях кэн-дзюцу. Пусть он не прорисует все детали и мелочи, но основа формы будет схвачена верно, без искажений и накладок. Когда в наличии есть замечательный, прочный и обширный фундамент, то возведение на нем чего угодно – от камышовой хижины до Тадж-Махала – не составляет проблемы. Исходная школа не играет никакой роли, и настоящий мастер в чем-то одном является, фактически, не меньшим мастером всего многообразия единой боевой традиции. Подлинная внутренняя полнота не нуждается во внешних проявлениях и, уж во всяком случае, в их геометрическом воплощении:

Воды реки бегут,

Не останавливаясь ни на миг,

А на берегу не слышно ни звука.

(Хун Цзычен, «Вкус корней»)

Но, как уже говорилось, нет методики приобретения «внутреннего», минуя «внешнее», и нам предстоит перелопатить горы пустой породы в поисках горсти золотого песка, а самородки крайне редки, да и относится это понятие, в нашем случае, не к благодатному прииску, а только к личности старателя. И как тут не вспомнить слова основателя Шотокан каратэ-до Гичина Фунакоши, которые стоило бы написать пылающими буквами над входом в каждый додзё:

«Самое главное – регулярность занятий. Иного пути овладеть тем или иным искусством боя не существует. День за днем, месяц за месяцем, год за годом – тот же зал, те же люди, те же упражнения. Бывают моменты, когда хочется все бросить. Такие минуты посещают всех без исключения. Но мы так же хорошо знаем, что однообразие это кажущееся, и жизни без него не мыслим».

 

 Глава 7 То как зверь она завоет...

Боевые выкрики и концентрация

Княжна с постели соскочила,

Седого карлу за колпак

Рукою быстрой ухватила,

И в страхе завизжала так,

Что всех арапов оглушила!

(А. С. Пушкин)

Хоть ты пой, хоть не пой -

В тебе голос не такой!

Есть такие голоса,

Що вздымають волоса!

(прибаутка)

Как следует из названия главы, посвящена она боевым выкрикам, или кэнсэй. Благодаря вездесущему кинематографу, у абсолютного большинства простодушных почитателей восточных единоборств сложилось прочное мнение, будто нет и быть не может никакой схватки без мяукающих воплей а-ля Б. Ли или самурайского рычания и уханья. К тому же сегодня не отыскать ни единой школы или клуба, где такому важному аспекту уделялось бы хоть чуточку внимания. В лучшем случае ученикам выдается экспресс-информация о том, что выкрик зарождается в нижней части живота, а затем на выдохе и реализуется. При этом, разумеется, обходят стороной непростой вопрос о характере выкриков, тонкой технике исполнения и, собственно, о результатах, которых мы хотим всем этим достичь. Между тем, вопрос криков напрямую связан с дыханием, а, соответственно, и с энергетическими потоками, из чего становится очевидной его сложность и глубина. Для различных деяний подходящими будут не всякие, но строго индивидуальные формы выкриков. Нет и не может быть единого универсального звучания наподобие всем уже надоевшего «ки-я-я». Проще говоря, для успешного проведения броска или протяжки никоим образом не подходит резкий короткий выкрик, отлично работающий с ударами, и наоборот. Кстати, сам по себе выбор «кричать или не кричать» вовсе не имеет однозначного решения. Например, те же, не к ночи будь помянуты, ниндзя в силу своего тихого ремесла вполне обходились совершенно беззвучными действиями, но кто возьмет на себя смелость провозгласить их результаты неэффективными? Как говорится, уж чего-чего!…

Разумеется, в полной мере и величайшем разнообразии тонкое искусство крика получило свое,развитие в Китае. Как и остальное наследие Поднебесной, эти техники были восприняты, впитаны и модернизированы японцами в соответствии с их идеалами простоты и безыскусное™, что отчасти позволило достичь неких новых рубежей и высот, но также повлекло невосполнимые утраты цельности древней системы. Чтобы осветить вопрос с различных точек зрения, предлагаю фрагменты материала, как раз и посвященного жгучему вопросу: «Зачем кричать?»

В старину шаолиньские монахи обучались специальным крикам в течение нескольких лет. Да и теперь в Китае можно встретить людей, обычно пожилых, которые занимаются акустическим цигуном – протяжно кричат, то понижая, то повышая голос и вызывая любопытство окружающих.

«Крик истинного бойца подобен вспышке молнии в темноте летней ночи» – подчеркивается в китайской поговорке. Правильно изданный возглас предназначен не столько для испуга противника, сколько для стимуляции собственных сил и пробуждения Ци. Он должен зарождаться в поле даньтянь и как бы исходить из всего тела, быть звуковым воплощением внутреннего настроя на удар. Ошибочен крик, произведенный лишь гортанью.

Боевые крики различаются, прежде всего, тональностью и выражением. Описать звук трудно: здесь тот случай, когда лучше один раз услышать, чем сто раз прочитать. Рассказывая о каком-то возгласе, его можно, допустим, характеризовать как испуганный или гневный, но это вовсе не означает, что боец испугался или пришел в ярость. В зависимости от разновидности удара обычно используется один из пяти базовых типов крика.

Первый – Хэн – очень короткий и резкий. Он издается с плотно сжатыми губами и зубами. Это даже не крик, а скорее звучный выдох через нос. Тональность изменяется с низкой на более высокую. «Хэн» извлекается резким напряжением и втягиванием живота, а также напряжением межреберных мышц. Он сопровождает удары снизу вверх. Мастера говорят: «Хэн» подобен стреле, взмывающей в небо. Он, как гром, врывается в уши!»

Второй – Хэ - также короткий и резкий выкрик. Он издается напряженным ртом и сопровождается поджатием живота. Звучание – нисходящее, с высокого к более низкому, будто вы что-то приказываете.

Третий – И. Растяните рот в улыбке, резко напрягите живот и межреберные мышцы, представляя, что Ци выталкивается вверх. Оставьте меж зубов небольшую щель, кончик языка уприте в нижние зубы. Издайте ровный короткий звук «И». Он часто используется вместе с предыдущим, причем первый может переходить во второй. Такие комбинированные крики обычно используются при ударах сверху вниз, при боковых ударах, при ударах ногой сверху вниз в прыжке. Верно извлеченный звук может напугать или даже парализовать противника, который почувствует, «будто его молотком ударили по макушке».

Четвертый – Кэ – более долог, чем предыдущие. Растяните немного губы, касаясь языком нижних зубов. Издайте звук – необязательно громкий, скорее гулкий, как глухой раскат грома, затихающий вдали. «Кэ» сопровождает удары с дальней дистанции, удары из низких растянутых стоек.

Пятый – Вэй. Его роль отлична от предыдущих. В основном он используется в заключительной позиции тренировочного комплекса или по завершении поединка. Издается негромко, протяжно, с некоторым угасанием в конце, как ровный спокойный вздох. «Язи» успокаивает Ци, возвращает её в даньтянь, расслабляет мышцы и умиротворяет сознание. При его выполнении губы сначала неплотно сжаты, но с нарастанием выдоха под напором воздуха немного размыкаются. Живот расслаблен. Представьте, что Ци поднимается от ног, омывает все тело, очищая его, и спокойно выходит изо рта.

Вот что рассказывается об искусстве крика в старинных книгах:

«Издавай крик вовремя, не спеши и не медли. Выражай всего себя, не делай его бездушно. Крики бывают яростными, пугающими, гневными, горестно-протяжными, будто в высоте кричит журавль. Всем пяти шаолинь-ским крикам можно придавать одно из этих выражений. Если ты издал правильный крик, из живота поднимается горячая волна и выплескивается через рот или нос. На твоем лице должны выступить капельки пота, а противник либо застынет, не в силах сойти с места, либо сделает неверное движение. Отрабатывай крики и не ленись потратить на это время. Тренируй их утром, поначалу отдельно, а затем в составе упражнений. Крик – не просто проявление голоса, а излияние Ци, поэтому истинный крик стимулирует её циркуляцию. Ци, в свою очередь, удесятеряет физическую силу, и удар становится поистине разрушительным.» *

(А. Маслов, «Техника – молодежи» № 8, 1992 г.)

Как видим, здесь замечательно просматривается вся сложность и многоплановость необычного искусства. Кроме того, внимательному читателю наверняка бросилось в глаза упоминание об «акустическом цигуне». Этот феномен достаточно важен для того, чтобы остановиться на нем подробнее, поскольку без понимания таких вещей невозможно до конца уразуметь гораздо более элементарные, проявления, к которым и относятся боевые выкрики.

Один из фундаментальных методов в семействе техник акустического цигуна, метод «Шести иероглифов» (Лю цзы цзюэ), известен с давних времен. Его использовали в качестве эффективного средства лечения и профилактики заболеваний и даосы, и буддисты, и конфуцианцы. Суть метода заключается в последовательном беззвучном (!) произнесении шести различных слогов (иероглифов), каждый из которых напрямую связан со своим конкретным органом, стихией, цветом, временем года и так далее. В упрощенном виде последовательность выглядит так:

СЮЙ… дерево, печень, весна, зеленый цвет

ХЭ… огонь, сердце, лето, красный цвет

ХУ… земля, селезенка, бабье лето, желтый цвет

СЫ… металл, легкие, осень, белый цвет

ЧУЙ… вода, почки, зима, синий цвет

СИ… «тройной обогреватель»

Когда появился этот метод, точно не известно. Однако в письменном памятнике «медицинской школы» цигун «О пестовании природы и продлении жизни», принадлежащем перу Тао Хунцзина и относящемся к эпохе Южной и Северной династий (5-6 век) дважды упоминается метод «шести иероглифов» и описывается его воздействие. Исходя из этого, можно предположить, что возник он еще раньше. Как бы там ни было, нас сейчас интересует другая проблема, а потому всем тем, кого заинтересовала древняя система, рекомендую обратиться к источникам, в которых она изложена весьма основательно. В первую очередь, это статья Мо Вэньданя в журналах «Цигун и спорт» (№№ 2-3 за 1993 г.), а также версия Мантэка Цзя, представленная в книге «Трансформация стресса в жизненную энергию», («София», Киев, 1996 г.), хотя автор и предлагает несколько иной порядок и «звучание» иероглифов. Со своей стороны могу заметить, что никакой разновидностью цигун категорически недопустимо просто баловаться «из спортивного интереса», хаотично и бессистемно. Действенность методик проверена тысячами и тысячами приверженцев как в древности, так и в наши дни. Поэтому, коль скоро вы решились на себе испытать их эффективность, то отнеситесь к занятиям со всей возможной серьезностью.

Из всего сказанного в свете интересующих нас вопросов можно сделать вывод, что как беззвучное, так и громогласное произнесение различных акустических форм способно оказывать прямое физиологическое воздействие на отдельные органы и весь организм в целом. В полном соответствии с древним афоризмом: «Все – яд и все -лекарство», с помощью звуковых колебаний возможно как лечить, так и побивать людей. Коллекционерам подобной экзотики будет интересен эпизод, представленный небезызвестным Джоном Гилби (он же Роберт Смит) в книге «Секретные боевые искусства мира», ксерокопия которой попала ' в мои руки еще в 1979 году, задолго до нынешней информационной волны. Предлагаю здесь самую суть рассказа «Мастер киай-дзюцу», так как весь он слишком пространен и не столь интересен:

– Эта редкая система называется киай-дзюцу. Слышали ли вы о ней?

Я сказал, что слышал, но мне казалось, что она сверхчеловеческая и не подлежит научному пониманию.

– Нет, ответил он, не сверхчеловеческая. Скажите лучше – сверхнормальная. В воинских искусствах очень много такого, что требует длительной практики для того, чтобы понять, что это не небесное, а земное. Киай-дзюцу искусство хотя и редкое, но известно не только в Японии. Я думаю, есть китайцы, владеющие этим. А троянец Гектор – разве у него не был ужасающий крик? Я слышал, древние ирландские воины с помощью героического крика гнали неприятельские армии назад. Говоря о легендах, вспомним древнегреческий миф о Пане, чьи вопли в лесах пугали людей, отчего и произошло слово «паника».

Киай-дзюцу – не сверхчеловеческое искусство, однако, оно требует врожденного таланта. У некоторых он есть, но они не осознают его в достаточной степени, чтобы развивать. Я знал одного буддийского священника, который зашел однажды в конюшню спросить дорогу. Он произнес несколько слов – и крыша обвалилась. Это случалось с ним так часто, что он разговаривал только шепотом.

Киай-дзюцу заключено в тональности, артикуляции, вибрациях, а самое главное – в духе или воле. Но я обещал демонстрацию, а не лекции.

С этими словами он дал знак ассистенту, который встал и подошел к нему. Хироса резко ударил его по лицу. Из носа у того хлынула кровь. Она шла примерно пятнадцать секунд, как вдруг я услышал странный звук, будто из-под низа раздался удар грома. Кровь остановилась одновременно с киай.

– Я говорил, что у меня нет претензий к этому искусству. В киай-дзюцу случайностей не бывает, с его помощью можно ранить и убивать на расстоянии. Сейчас уже поздно, но у нас хватит времени для последней демонстрации. Можно ли попросить вас быть моим партнером?

Не слишком охотно я согласился.

– Хорошо, вы находитесь за десять футов от меня. Мистер Лэнси будет считать до трех. При счете «три» вы должны атаковать меня!

Иен начал считать. При счете «три» я вскочил и рванулся в атаку, но в следующее мгновение вернулся на место, так как понял, что Иен еще не произнес «три». Я ничего не почувствовал и не услышал, но что-то случилось. Хироса и его помощник стояли и разговаривали на низких тонах. Я очень плохо соображал, голова была как в тумане…

Я повернулся к Иену. Он по-идиотски засмеялся.

– Кончай смеяться и говори «три», – сказал я. Он засмеялся еще сильнее, потом остановился: «Так ведь, Джон, я уже сказал!»

– Но он не кричал?

– Он кричал! Боже, как он кричал!

Не нам судить о доле правды в этом рассказе (к которому лично я отношусь более чем скептически), но то, что искусство киай-дзюцу практиковалось в самурайской среде, и существует в ряде традиционных школ по сей день -реальный факт.

Коль скоро мы то и дело употребляем специальные японские термины для обозначения весьма расплывчатых понятий, необходимо уточнить их содержание, тем более, что налицо восхитительная путаница, царящая в среде любителей и даже профессионалов-«восточников». Я заранее прошу прощения у маститых японистов и мастеров будо, чьи глубокие познания в данной области дадут им справедливый повод не согласиться с интерпретацией некоторых терминов. Во всяком случае, я надеюсь, что нахожусь достаточно близко к истине. Итак:

Кокю… дыхание

Ки (Ци) … энергия вообще, в том числе жизненная

Киме… концентрация, фокусировка энергии

Хара… живот вообще

Тандэн (Даньтянь) … низ живота, средоточие Ки

Сэйка-но-иттэн… «одна точка», центр Тандэн

Киай… «гармония Ки», душевные силы, наполняющие нас

Кэнсэй… выкрик, звуковая реализация Киай

Как видите, всеобщая привычка именовать зычный вопль словом «киай» является ошибкой, поскольку киай - явление гораздо более глубокое, энергетическое, а не звуковое. Он может найти слышимое воплощение в том или ином выкрике, но может проявлять свой потенциал абсолютно беззвучно, как это ловко проделывали те же ниндзя. В упомянутом методе «шести иероглифов» недопустимо как бы [го ни было озвучивать «произносимые» слоги – их скорее [«думают», то есть прилагают не физическое, а ментальное усилие. Если отсутствует переполненный котел внутренней мощи (киай), то самый ужасный крик прозвучит глазом вопиющего в пустыне, и не окажет на окружающих 'злодеев никакого впечатления, разве что насмешит. Таким образом, боевой кэнсэй представляется маленькой верхушкой огромного айсберга, не имеющей никакого права на автономное существование.

Относительно техники выкриков можно сказать следующее: звук зарождается глубоко внутри хара, пролетает транзитом через грудь и вырывается из горла на простор, слегка задев голосовые связки. При этом он никак (или в очень-очень малой степени) не формируется при помощи языка и губ. Если кто-то «произносит» выкрик ртом, будто какое-нибудь слово, то нечего и грезить о присутствии киай. Более того – в нужный момент времени кэнсэй должен вылетать Почти неосознанно, бесконтрольно, словно бешеный дракон из пещеры. Только тогда это будет настоящий нутряной крик, Повергающий неприятеля наземь, как быка на бойне. При этом весь живот изрядно напрягается, но грудная клетка, шея, Плечи и горло обязаны быть расслабленными. В противном случае вы рискуете на какое-то время обратиться в окаменелую статую, дав тем самым противнику долгожданный шанс покончить с певцом одним надежным ударом.

Характер производимых звуков может быть каким угодно, поскольку он зависит не только от специальных приемов воздействия на органы или стимуляции своих ресурсов, но в значительной степени и от персональной комплекции, темперамента или привычек. Худой и жилистый Брюс Ли предпочитал подвывать и мяукать, а основательный и кряжистый Томисабуро Вакаяма – рычать тигром. Каждый из них достигал при этом намеченных целей своим собственным, присущим и близким ему одному путем.

Обобщая личный опыт практики окинавского кобудо, могу для примера предложить два различных вида кэнсэй, каждый из которых вполне хорош и соответствует своему назначению:

1. При работе шестом и короткой палкой ханбо используются различные варианты движений, но самыми эффективными из них следует признать короткие мощные тычки (цуки) и столь же лаконичные круговые удары во всех плоскостях, идущие не замахом, а просто от груди, с резким выпрямлением одной или обеих рук. Собственно говоря, приведенная формула являет самую суть окинавского подхода и его отличие от прочих традиций. Это же относится и к технике блокировок. Так вот, все подобные действия великолепно фокусируются при помощи выкрика «Ха». На самом деле сочетание этих двух букв всего лишь максимально близко передает звучание резкого, идущего снизу выдоха, спонтанно озвученного уже на излете. Тот, кто даст себе труд немного попрактиковаться в подобном упражнении, сразу поймет, что большего о нем не скажешь, и сам отыщет массу индивидуальных оттенков и нюансов. Могу лишь добавить, что таким выкриком можно сопровождать буквально каждое свое движение, но можно и приберечь его для чего-то особенного, последнего и решающего. Вместе с тем хочу категорически предостеречь от употребления данной техники в учебных спаррингах с приятелями, так как она значительно снижает контроль, что рано или поздно приводит к неизбежной травме, а поскольку палка – не кулак, то потрудитесь сами оценить степень опасности.

2. Тренируясь с бокэном, который предполагает наличие бритвенно острой режущей кромки, неизбежно придется заменить слишком короткий и резкий выкрик «Ха» на что-то более протяженное, соответствующее своим звучанием иному характеру ударов. Одним из вариантов такого выкрика может стать несколько удлиненный звук «И-и-ить», хотя, как и в предыдущем примере, это всего лишь схематичное изображение достаточно сложного по технике кэнсэй.

Его первая, наиболее продолжительная часть «И-и-и…» следует прямо из тандэна за счет не очень сильного напряжения брюшных мышц – только их, и никаких более. На слух она выглядит несколько хрипловато, почти как рычание, финальная нота которого запирается звуком «Ть!» Он получается оттого, что мы просто прикрываем рот, прижав язык к верхнему нёбу сразу за зубами, и до предела напрягаем брюшной пресс. Часть воздуха при этом остается в легких и сжимается буквально в камень. Это и будет последняя фаза, скажем, рубящего удара, неся в себе всю мыслимую концентрацию, подчеркивая её, и ставя на этом точку.

Возможно, кто-то не согласится с предложенной схемой – это его право. Тренируйтесь и ищите свои варианты, потому что на этом поприще достаточно неведомых или попросту забытых тропинок, по которым хаживали, быть может, великие мастера, и никто не мешает вам пройтись тем же путем.

Есть еще один фактор, который нельзя не учитывать в практике кэнсэй - абсолютно любой озвученный (!) выкрик происходит за счет нашей внутренней энергии, то есть – влечет её потерю. Вероятно, вам доводилось слышать в школе на уроках физики кое-что о законе сохранения энергии. Как только мы позволяем нашему киай реализовать себя во внешнем мире посредством акустических колебаний, немедля часть нашей драгоценной Ки теряется безвозвратно, а ведь её резервы хотя и могут быть огромными, но вовсе не бездонны. Кто знает, за счет каких ресурсов наш организм восполнит потерю? Проделайте несложный опыт – покричите вволю во время учебного спарринга. Несмотря на то, что ваши действия наполнятся силой и обретут скорость и жесткость, после боя вы неизбежно почувствуете странную опустошенность, будто вместо сильного тяжелого тела осталась лишь кожа, надутая воздухом. Это и есть «потеря Ки». Хроники рассказывают нам, как от крика Ричарда Львиное Сердце приседали кони. Можете вообразить, какой при этом происходил выброс энергии!

В то же время, практикуя беззвучный киай, мы запираем энергию внутри, отдавая нужную часть удару или броску, а часть эта не столь велика. Проведя бой в подобном режиме, мы ощутим наполненность нерастраченной мощью, а, согласно древним источникам, только изрядный резерв свободной Ки является залогом здоровья и долголетия.

Кроме всего прочего, я заметил, что при беззвучном киай имеет место любопытный феномен «замедления» противника. Он словно зависает на миг в неподвижности, давая нам возможность буквально ждать его следующего движения при абсолютно полном, ясном контроле над ситуацией.

Таким образом, если кому-то по прочтении этой главы показалось, что я ратую за беззвучную работу, то так оно и есть. Пусть ваш противник кричит сколь угодно громко и страшно, словно дикий олень во время гона. Если внутри у вас царит великая тишина, и ни единый вихрь не нарушает зеркальной поверхности моря Ки, то вам остается лишь наблюдать, как он выдавливает самого себя, будто тюбик, не нанеся вам ни малейшего ущерба. Прямым подтверждением такой точки зрения служит многовековая практика великих реалистов ниндзя, и еще более древний опыт «мнемонического» цигуна.

Впрочем, пусть каждый выбирает свой путь самостоятельно, исходя из собственных целей и ресурсов. В конце концов, история учит нас тому, что ничему не учит, и отыскать этот самый путь возможно лишь одним способом -продравшись через бурелом личных горьких ошибок и промахов.

 

Глава 8 Когда в товарищах согласья нет 

Искусство поединка

Ужасной злобой лица исказились, 

И в ход его пустили без боязни.

 (У Чэн-энъ,«Путешествие на Запад»)

Заурчал кот, зашипел,

Когти точит, на царя их ладит,

Хочет из живого сердце выкуть!

(русская народная сказка)

То Тотошенька Кокошеньку тузит,

То Кокошенька Тотошеньку разит!

(Корней Чуковский)

Если кто-то искренне считает, что практика спарринга есть некое состязание для определения степени собственного величия, то пусть скорее идет на ночные улицы, раздразнит там походящую банду и отводит душу в кровавом побоище до полного удовлетворения (той или иной стороны), потому что задачи и цели спарринга совершенно иные. Любая парная работа прежде всего является инструментом для шлифовки собственной техники и лабораторией, в горниле которой проходят испытания одни приемы и связки и нарождаются новые композиции, свойственные лично каждому из участников такой тренировки, ибо этот процесс всегда носит обоюдный характер. Какой бы ни была ваша схватка по своей природе – быстрой или медленной, резкой или плавной, обусловленной или свободной – она должна представлять сотрудничество с партнером, а не перетягивание одеяла на себя. Партнеры и напарники, а не соперники или противники – вот определение ваших ролей в этом дуэте. Чисто внешне такое отношение заметнее всего в айкидо, где любая другая установка немедленно повлечет за собой увечья различной степени тяжести. В «ударных» стилях ситуация всегда размывается и сдвинута обыкновенно (к сожалению) в сторону соревнования, поскольку, в отличие от броска, удары легче дозировать вплоть до полностью бесконтактной работы. Интересно, слышал ли кто-нибудь о бесконтактных бросках? С этих же позиций следует подходить к использованию так называемых «сбросов» (см. главу об образах). Даже без возникновения энергетического выброса, просто по своему характеру, «сбросовый» удар расслабленной конечностью или оружием не поддается дозировке и вылетает, как говорится, «на все сто». Разумеется, такая техника не должна использоваться в корректных учебных или спортивных поединках, где в качестве оппонента выступают ваши же приятели и коллеги. Примерно по этой линии и пролегает разлом между боем учебным и реальным, ибо это принципиально разные вещи, никак не связанные друг с другом. Слишком многие склонны расценивать тренировочный спарринг (или даже сражение с несколькими противниками) смягченным вариантом, моделью реальной битвы. Но это абсолютно не так, начиная от арсенала используемых приемов и заканчивая вашим личным отношением к ситуации вообще и к сопернику в частности. Положа руку на сердце и не впадая в кокетство, сознайтесь честно хотя бы самому себе, что потенциальная гибель напавшего темной ночью хулигана не заставит вас зарыдать от ужаса и стыда, а удары по глазам и в пах не вызовут внутреннего протеста. Но то же самое, будучи перенесено в нормальную человеческую атмосферу спортивного зала, всякого повергнет в бездну отчаянья.

В главе, посвященной истинно окинавскому подходу к технике, тактике и психологии смертельной схватки, достаточно подробно рассматриваются все её составляющие. Но если задаться целью назвать одно-единственное, самое главное и характерное её отличие от любого иного боя, то таковым можно считать скоротечность происходящего. Тогда как чрезвычайно яростный поединок с коллегой может продолжаться и десять, и пятнадцать минут, а бои на чемпионатах растягиваются порой на три-пять раундов, настоящая фатальная стычка умещается в секунды, причем результат очевиден и не требует созыва арбитров на совещание. Речь идет, ясное дело, о непосредственной реализации техники, а не о предварительной психологической борьбе, которая вполне может длиться хоть час и вообще не привести к стычке. Разумеется, если ваш «марсов» потенциал не превышает среднего бытового уровня, и недруг также не ушел в этом вопросе к высотам мастерства, то вы будете биться с ним сколь угодно свирепо хоть целый день, как кумушки за чаем. Но сейчас речь идет об иной ситуации, где каждое лишнее движение стоит слишком дорого, а пропущенный удар легко оказывается финальным. Когда же накал страстей или [безысходность момента вложат в ваши умелые руки какое-либо оружие (как минимум пресловутого «ударно-дробящего действия»), то здесь и вовсе драма жизни и смерти будет решена, едва успев начаться. Либо вы, шагнув через I остывающее тело, устремитесь в ночь метаться между раскаяньем и самооправданием, либо останетесь лежать, устремив немигающие глаза на колючие звезды, куда только что унеслась ваша смятенная душа. Но давайте оторвемся от всей этой мрачной и крайне нежелательной стороны в деле увлечения боевыми искусствами, и возвратимся в сухой, теплый и светлый спортзал, где ваш милейший друг подходит и предлагает «немного поработать». Тут перед нами распахивается поистине безграничный простор в сладостном процессе по шлифовке привычных техник, а также подбору, составлению и пробе I новых связок и «примочек». Возможно, для кого-то это будет новостью, но большинство посвятивших боевым искусствам достаточно много времени хорошо знают, что вся наша братия вполне отчетливо делится на «ручников» и «ножников», причем в работе с оружием, как ни странно, тенденция сохраняется, так как прирожденный «ножник» и здесь непременно постарается между двумя взмахами шеста воткнуть какой-нибудь свой излюбленный «ёко-гери». Разумеется, речь не идет о направлениях, изначально предполагающих перевес в ту или иную сторону, как, например, таэквондо, которое порой именуют «боксом ногами». В идеальном варианте хороший боец с равным успехом орудует любыми частями тела. Есть даже экзотическая школа, славные представители которой используют в качестве смертоносного оружия собственный зад. Но идеал встречается в повседневной жизни нечасто, и мы всегда видим перед собой противника, склонного либо к боксу, либо к ляганию.

Как и положено, наши руки и ноги взаимно дополняют друг друга, поскольку каждая из сторон имеет свои сильные и слабые стороны. Если для рук преимуществом является скорость и возможность захватов, то ноги выигрывают в силе и дальнобойности. Как Инь не представимо без Ян, так безоглядное предпочтение чего-то одного в ущерб другому попросту ведет к снижению боевого потенциала. «Ножник» вы или нет, но, коль скоро руки заняты оружием, грешно было бы не использовать оставшиеся без употребления части тела в качестве «вспомогательного калибра». Вспомогательного потому, что при пустых руках ногою можно нанести более мощный и дальний удар, но оружие меняет положение дел на обратное, оставляя ногам подсобную роль. Здесь в полный рост встает другая, специфическая задача, выполнить которую способны исключительно наши стройные, мускулистые и длинные ноги. Речь не об ударах, которые лучше оставить на долю твердых палок или клинка, а о создании оптимальных условий для этого инвентаря. Поэтому, взяв в руки меч или тонфа, мы можем, разумеется, влепить противному агрессору крепкий маваши, но куда как лучше сделать ногой останавливающее движение или толчок, поставив его на подходящую дистанцию. В этой связи употребление техники ног (аши-вадза) приобретает некоторое своеобразие, где почти нет места хлестким скоростным ударам, а сплошь и рядом используется принцип поршня. На долю первых остается лишь небольшая часть малозаметных мгновенных «щелчков» по ногам противника с целью отвлечь его внимание от основного театра военных действий, как говорится – «переключить Ки».

Особенно важно уметь с помощью манипуляций ногами (в кои входит, прежде всего, культура перемещений) ставить «мишень» в нужное место при работе с нунчаку, так как этот капризный инструмент любит исключительно точное соблюдение дистанции, и способен полностью «показать страсть» в довольно узком её диапазоне – ни дальше, ни ближе. Вспомните, что взломать ужасающую (на первый взгляд) круговерть в исполнении лихого «жонглера» можно очень просто, войдя с ним в тесный контакт ближнего боя. Впрочем, это относится ко всем разновидностям оружия. Чтобы с вами не проделали подобного фокуса, следует активно задействовать ноги, остановив ринувшегося на сближение противника там, где удобнее всего будет достать его дубиной. Кстати, именно в силу способности почти всего оружия проявлять максимум возможностей на средних и длинных дистанциях, необходимо приучить себя свято выполнять базовый принцип любого боя – хоть товарищеского, хоть смертного. Он состоит в том, что ни при каких обстоятельствах нельзя бегать от противника, отступая и отступая назад, и разрывая тем самым дистанцию. Если в безоружной работе этим вы только оттягиваете проигрыш, позволяя ему «набирать обороты» и подавлять вас волной своего напора, то при палке или клинке ваш приговор, считайте, подписан, и незамедлительно будет приведен в исполнение. Разрыв дистанции, коль скоро вы пошли на него, всегда должен выполняться сознательно, спокойно и с конкретной целью, дабы вы не уподобились гонимому ветром кусту «перекати-поля», какой бы яростной и пугающей ни была атака.

Противник, вынужденный устремиться в погоню, также попадает не в лучшее положение. Быстрое смещение вперед затягивает его, подчиняет себе и наделяет достаточно своевольной инерцией, которую можно и нужно использовать себе во благо. А для этого следует сохранять ясное осознание ситуации и деловито отступать, не убегая сломя голову.

Мы можем поступать двояко, отвечая на агрессивные поползновения: либо утвердиться на месте с последующим сокращением дистанции (что зачастую проделывает за нас атакующая сторона), либо слегка отступить, уходя с линии атаки с тем, чтобы дать ей полностью развиться и, в конце концов, исчерпать себя и оставить нападавшую сторону в уязвимом состоянии. Оба пути хороши и оба имеют как сильные, так и слабые стороны.

В первом случае мы вынуждены взаимодействовать с мощью противника в пору её расцвета, когда наши ухищрения могут попросту не выдержать полноты его Ян – блокировка будет сломана и пробита насквозь вместе с головою и всем остальным. Зато изрядно сокращается время схватки, а в случае боя с несколькими злодеями лишняя доля секунды сплошь и рядом стоит слишком дорого. Техническая сторона данной тактики проста и реализуется по примитивной схеме «блок – контратака», но в этой простоте скрыта пагубная ловушка, в которую валятся и валятся неисчислимые когорты бойцов кулачного фронта. Фокус в том, когда и как выполняется блокировка. Если мы уподобимся этому самому большинству, то должны будем в момент завершения атаки противника, когда намерения его отчетливо обозначились, а сила и ракурс атаки вполне проявлены (на все это – доли секунды), принять классическую позицию и отточенным движением выполнить неимоверно красивый блок (пауза, блики фотовспышек). Затем следует подшаг и разящий удар в открывшееся уязвимое место (аплодисменты!). Если же ловкий соперник, в свою очередь, отбивает лихой демарш, то далее события развиваются в ритме маятника с поочередной сменой атак и защит. Это  та ситуация, когда взвинченный тренер начинает кричать бесталанному питомцу: «Не фехтуй!…»

Режим обмена ударами априори является тупиковым и процветает исключительно в условиях состязательных спаррингов невысокого уровня. Единственным плюсом здесь является то, что мы реагируем на вполне развившуюся атаку, которую на данной стадии уже почти невозможно преобразовать во что-либо иное, хитроумное и неожиданное. Самым же слабым звеном в цепи указанных событий будет как раз блокировка – не просто блокировка, а с выходом (отходом, просадкой) в устойчивую оборонительную позицию, в качестве каковой принято использовать киба-или кокутсу-дачи. Некоторые исхитряются даже отходить в сугубо наступательную зенкутсу.

Разумеется, на этом пути нам никогда не стяжать лавров, а в реальном бою наградою станет царство небесное (если не кое-что диаметрально противоположное). А все потому, что все наши перемещения, какими бы сложными они ни были, всегда проходят через фазу центровки, которая непременно присутствует между любыми двумя смежными позициями, хотя порой и в чрезвычайно завуалированном виде. Припав в оборонительную стойку и блестяще отбив злобную атаку, мы ринемся в наступление, но при этом неизбежно должны будем проскользнуть через центр, истратив на сию операцию драгоценные мгновения и отчетливо показав противнику свои планы.

Но выход есть – блокировать его удар еще на фазе собственной центровки, когда все тело собрано на вертикальной оси, опорная нога подсогнута и готова вытолкнуть вас в любом направлении, а другая нога пуста, поджата к опорной и вольна проделывать вообще что угодно – шагать вперед, вбок, назад или наносить удары. Это центр, «ноль», который легко превращается в соответствующее обстоятельствам действие. И это же есть кульминация фазы блока, начатого одновременно с центровкой. Далее, не позволяя инерции погаснуть, мы воплощаем её в какое-нибудь контратакующее движение, ответить на которое ваш противник никак не успеет, поскольку пребывает в заключительной стадии так и не нашедшей цели атаки. Реально такая схема срабатывает ошеломляюще быстро, и агрессор словно бы сам напарывается на ответный удар, не успев погасить своего.

Слабое место состоит здесь в том, что, так или иначе, мы встречаем напор лоб в лоб, в расцвете его силы и скорости, уповая лишь на собственные резервы. Но сила может оказаться чрезмерной, неодолимо снося наши оборонительные построения, будто карточный домик. Вдобавок, подобная тактика абсолютно недопустима против некоторых видов оружия, слишком острых или слишком тяжелых. Я бы не дал и гроша за жизнь безумца, рискнувшего использовать прямые блокировки против доброго самурайского меча или нашего российского лома.

Конечно, есть ряд ухищрений, позволяющих работать по схеме «блок-удар», не подвергая себя столь однозначному риску. Одно из них состоит в некотором сдвиге на упреждение, когда мы гасим его движение еще в зародыше, не позволяя набрать скорости и мощи. Для этого достаточно «всего-навсего» обладать интуицией, реакцией и моторикой, значительно превосходящими противную сторону. А пытаясь поймать и умертвить движение на первых этапах развития, мы здорово рискуем ошибиться в оценке последующего направления и типа удара либо клюнуть на заведомый обман. Это особенно касается симметричного, двустороннего оружия наподобие ханбо.

Не полагаясь на ясновидение, вы можете избрать иной способ – встречать развитую атаку не совсем в лоб, а слегка сместившись вбок с линии удара, чтобы ваша блокировка приобрела некие соскальзывающие формы, при которых энергия, направленная на вас, гасится лишь частично, уходя в рикошет. В случае пролома обороны вы почти ничем не рискуете, так как смертоносный обвал пронесется где-то в стороне, а не вгонит вас по уши в землю. Но, как бы там ни было, подобная тактика во всех своих ипостасях и вариациях требует крепкого тела, непреклонной решимости и абсолютной безоглядности в действиях. Это игра «ва-банк» без права на вторую попытку. На таком подходе зиждятся все без исключения жесткие прямолинейные школы и, конечно |же, вся окинавская традиция.

Другой путь разрешения конфликта куда более утончен, и позволяет достичь впечатляющих результатов с волшебной грацией и изяществом, порой наводящими на мысль о мистификации и обмане. Для своей реализации он требует несравненно большего количества тренировочного времени, а также непременно известной талантливости в форме той самой обостренной безошибочной интуиции, быстроты реакций и молниеносной легкости перемещений, вытекающей из отменной общей культуры движения.

Этим путем следуют величайшие направления боевого искусства, одни только названия которых вызывают благоговейный трепет – Дзю-дзюцу (большинство школ), Айкидо и Хапкидо (что, впрочем, есть все то же старое доброе Дайто-рю Айки-дзю-дзюцу), Тайцзи-цюань, Багуа-чжан, Синьи-цюань (и множество аналогичных «внутренних» стилей), ряд древнейших школ Кэн-дзюцу и некоторые другие.

Данный принцип отвергает прямое столкновение и противоборство. Мы никак не должны мешать атаке противника, наоборот, помогать ему, распахивать ворота и двери, за которыми его поджидает замаскированная яма (зачастую с колом посередине). Как известно, все явления, достигнув зенита, обращаются в свою противоположность. Согласно этому стародавнему постулату, неодолимая атакующая мощь рано или поздно обернется феноменальной слабостью, глубина которой тем больше, чем выше вздымался «девятый вал» напора. На деле хладнокровный боец, постреливающий отдельными сухими движениями и караулящий нужный момент для финального приема, куда опаснее звероподобного чудовища, что опрометью бросается на вас с целью порвать, как мойву – разумеется, если вы способны свалить его хорошим ударом, скажем, в затылок, а то ведь, пожалуй, и порвет.

Когда безумная Ян, подчиняясь закону Неба, сменяется податливой Инь, самое время брать весла в свои руки и направлять развитие событий в нужную сторону, ибо какие-то краткие мгновения ваш противник совершенно беспомощен, послушен малейшему усилию и слаб, как будто сам Дракула целую ночь пил из него кровь. Понятно, что для достижения полноты его атака не должна встречать сопротивления. Правда, существует коварный иезуитский вариант, при котором мы создаем иллюзию противодействия, заставляя тем самым вкладывать еще большую силу и истощать последние резервы.

Но говорить легко, а выполнять как-то не очень. В нашем случае это означает годы и годы упорных занятий, причем не только физических, но и направленных на воспитание совершенно определенных душевных качеств. Когда перед носом свистит острый меч или тяжелая суковатая палка, непросто воплотить в жизнь главную особенность данной техники, которая требует, чтобы оружие проскакивало буквально впритирку, а отнюдь не в полуметре от тела. Иными словами, его «пули» должны прошивать нам шляпу, складки одежды, и даже царапать кожу. Промах на сантиметр остается промахом, а все остальное – пустые эмоции. Реально же такое хождение по лезвию и висение на волосках предполагает неординарную крепость духа и ледяное хладнокровие, которыми славились лишь самые отпетые самураи. Зато и результат того стоит, не оставляя противнику ни единого шанса.

Технически задача решается двумя основными приемами, в зависимости от его действий. Когда атака носит вертикальный круговой (татэ) или тычковый проникающий (цуки) характер, очень просто уйти с линии удара шагом в сторону (можно с подходом или отходом) или поворотом на месте, плюс легкий уклон. Такие маневры не представляют труда даже для новичков, и быстро входят в плоть и кровь, обретая стойкость привычки, поскольку они естественны и присущи от природы всякому живому существу. И кошка, и курица, и маленький ребенок абсолютно бездумно и четко уворачиваются от налетевшей опасности. На долю тренера остается лишь подкорректировать и огранить существующий рефлекс, придав ему осознанные стилевые формы.

Куда как сложнее нейтрализовать горизонтальные (ма-ваши) и диагональные (кеса, нанамэ) атаки, так как обыкновенно такие удары имеют глубокий проносной характер, и убегать по ходу их движения бесполезно. Подобным бегством возможно смягчить контакт, но никак не «обнулить» его вовсе.

Проще всего обходиться с двумя видами идеально горизонтальных маваши – с направленными точно в голову (дзёдан) и точно по ногам (гэдан) ударами. В первом случае мы проседаем под траекторией, во втором – выпрыгиваем над ней. Оба способа хороши и эффективны, но лишь тогда, когда мы однозначно правильно уловили характер движения, поскольку ошибка имеет печальные последствия, а допустить ее легко, ибо смена уровня удара быстра и малозаметна, а скорость его велика.

Гораздо неприятнее удары на среднем уровне, а также весь веер диагональных ракурсов, оставляющие нам всего две возможности – либо разорвать дистанцию в надежде, что оружие проскочит мимо, либо стремительно войти внутрь круга, где движение не обладает губительной скоростью. Однако, отскочив назад, мы лишаем себя шанса на легкую контратаку, поскольку для её осуществления придется гасить собственную инерцию отхода, затем возвращать себе центровку, и только после этого двигаться вперед. За этот огромный промежуток времени опытный противник трижды достанет вас своим мечом или шестом, а в лучшем случае он просто получит вторую попытку и начнет атаку снова. Увы, абсолютное большинство из нас именно так и реагирует, повинуясь коварному инстинкту самосохранения. Победить душегуба можно только мгновенным входом в «центр циклона», но не прямо, а вращаясь согласно с ним в ту же сторону. Таким образом, наш «вход» будет иметь спиралевидный характер, что позволит немедленно контратаковать любым приемлемым способом (например, локтем), либо пойти на болевой замок с броском, если вы исповедуете соответствующую технику. Ничего хитрого или трудноисполнимого здесь нет, и единственным препятствием на пути к виктории остается наш собственный страх, не позволяющий вот так, прямо, идти навстречу опасности. Следовательно, упор в тренировках нужно сместить в сторону психологии, поскольку нам предстоит не просто раскрепоститься, но наработать устойчивый двигательный рефлекс «входа» при малейшем агрессивном поползновении. Однако нельзя не отметить, что чистый спасительный вход без немедленных нейтрализующих действий элементарно опасен и чреват тем, что вы попросту оказываетесь в лапах врага в прямом смысле слова. Всякий, имеющий хотя бы базовые борцовские навыки, тотчас задавит вас или воспользуется своим оружием для какого-нибудь удушающего приема (ну, разве что вы сильны; как медведь, и только мечтаете сойтись вплотную).

Хочу еще раз подчеркнуть, что подобная тактика именно в силу своей неестественности требует длительной осознанной наработки с целью загнать её в подсознание и в рефлексы до самых глубинных пластов, вытеснив при этом привычку к беготне, так как именно горизонтальные и косые удары являются самыми излюбленными при нападении.

Умея проделывать все вышеописанные маневры и понимая связанные с ними опасности и ловушки, стоит подумать о характере своих собственных наступательных действий, чтобы вы не были коварно пойманы в упоительный момент азартной атаки. Золотое правило тут одно -не отдавайте свой центр, «точку», во власть инерции, чем не преминет воспользоваться ловкий оппонент. Пусть в сознании ваша атака умрет до своего завершения, не нужно любоваться красотой и четкостью собственных действий, хоть бы они и были само совершенство. Забудьте о них уже в момент их рождения. Пусть ваш удар летит туда, куда был направлен, не занимая места в голове, потому что позади вас и сбоку толпятся (такое должно предполагаться всегда) новые неприятели. Если вы начнете, будто паук муху, обрабатывать первую жертву, её ассистенты мигом пресекут вашу возню и злорадное самолюбование. Желание растерзать недруга, хоть и понарошку, закрепощает разум и загоняет его словно в туннель, тогда как ему всегда надлежит оставаться центрованным, непредвзятым и отрешенным.

На внешнем, физическом плане, излишество в устремлении приводит к «провальной» технике, когда центр следует за бешено летящей ногой, рукой или нунчаку, раздергивая вашу пространственную твердыню и отдавая вас во власть хладнокровного противника. Когда мы говорим о том, что позвоночник всегда должен быть вертикальным, в первую очередь это нацелено на пресечение безумной и крайне распространенной привычки дотягивать удар до цели за счет провала корпуса из-за того, что не обеспечена подходящая дистанция посредством перемещения. В первую очередь следует ходить и поворачиваться, а уж потом – бить и хватать, но абсолютное большинство предпочитают поступать наоборот, как будто их подошвы намазаны клеем. Я много раз внимательно наблюдал за поведением приверженцев айкидо на тренировках, проводимых моими друзьями, и заметил поразительно устойчивую манеру выполнения ударных атак. Девять из десяти нападающих производят не удар, а просто медленный длинный толчок почти вытянутой рукой, причем кулак движется вперед вместе с корпусом и находящейся в фазе шага, «полета», передней ногой. Тело при этом сохраняет эфемерную связь с земной твердью через единственную точку – оставшуюся где-то позади толчковую ногу. Общая динамика такова, что достаточно малейшего бокового или тянущего усилия, чтобы наш агрессор полетел далеко и быстро. Вероятно, это зло происходит оттого, что в айкидо приходят зачастую «с нуля», не имея никакого представления о технике атаки вообще и ударов в частности. Строго говоря, обязанностью добросовестного тренера является предварительная качественная постановка этой самой техники, задолго до подачи основного стилевого материала – захватов, укэми, бросков и так далее.

Если вы снимете эмоциональное наполнение техники и вспомните о вероятных опасностях, поджидающих вас со всех сторон, тогда волей-неволей придется вертеться, как вошь на гребешке, смещаясь и озирая окружающее пространство, что немедля скажется на качестве собственно приемов. Даже сражаясь с единственным противником, не следует забывать о «дядьках с вилами», притаившихся за спиной. Только таким путем можно достичь удивительной живости и неуловимости в схватках, что достойна цитаты из «Путешествия на Запад» У Чэнэня о похождениях Великого мудреца, равного Небу, царя обезьян Сунь У-куна:

Казалось, будто тигр ворвался в овечье стадо, или сокол влетел в курятник…

Не стоит вкладывать всю душу в технические действия, оставьте её при себе, и пусть ваш разум парит над полем битвы, одинаково беспристрастно отмечая успехи и неудачи. Если вам хотя бы раз удавалось достичь этого волшебного состояния, то вы наверняка заметили ту удивительную легкость, с которой предугадывается поведение противника и следуют собственные ответные манипуляции. Когда ум отцентрован на «точку», и вы осознаете любые перемещения в пространстве как движения центра, то абстрактные определения типа «право-лево» или «верх-низ» теряют смысл. Остается парение в трехмерном мире над условной плоскостью пола или земли, послушное малейшему дуновению мысли либо инстинкта. Если, к тому же, вам удается столь же отчетливо воспринимать противника в виде некоего «центра» без тела, рук и ног, то никакие его трюки не смутят вашего спокойствия, ибо вся информация о возможных действиях будет считана до начала их реализации просто в форме ясного знания, как будто не он, а вы сами стоите перед собой. При этом конкретные приемы в том виде, к которому мы привыкли, лишаются жесткой внешней формы, а зачастую и вовсе не походят на базовый прототип.

Один мой приятель, дьявольски талантливый подвижник ушу, с огромным стажем практики (особенно во «внутренних» направлениях), добрался-таки до почти контролируемого ощущения присутствия Ци в теле во время парной работы. Если опустить туманные образные описания, с помощью которых он пытался передать на словах это своеобразное и трудно поддающееся переводу в привычные формулировки ощущение, то суть происходящего состоит в том, что в такие моменты само понятие «техники» бессмысленно. Противник явно «замедляется», и в восприятии движется, будто лунатик, с которым посредством обычных житейских манипуляций можно делать все, что угодно. При этом собственное тело наливается такой мощью, которая при желании позволяет наносить увечья любой степени тяжести, не принимая в расчет вялых попыток сопротивления.

Что касается впечатлений от всего этого у противоположной стороны, в качестве каковой мне доводилось бывать достаточно часто, то ощущения действительно не из приятных, словно вы со своей силой и техникой сцепились с какой-то машиной.

Прекрасное описание аналогичного состояния дает Иосиф Линдер, имевший подобный опыт во время одной из своих поездок в Японию:

…И вдруг сильная волна пробегает по позвоночнику, заставляя меня вздрогнуть. Тело мгновенно меняет осанку, взгляд устремляется в бесконечность. Я перестаю ощущать собственное тело, есть только ощущение теплого потока, в котором я несусь, не испытывая ни удивления, ни страха, ни радости. Мастер делает шаг в сторону, и в то же мгновение один из учеников бросается в атаку. Поток, в котором я плыву, несет меня сквозь атакующих, и мне кажется, что прошло уже много часов, но я не испытываю ни усталости, ни боли, хотя их удары достигают тела, но как-то странно отскакивают от него…

К сожалению, все эти чудеса требуют не просто многих лет упорнейших целенаправленных тренировок, но и постоянного поддержания формы, так как даже небольшой перерыв в занятиях приводит к тому, что ваше умение тает незаметно и тихо, уходя, будто вода сквозь пальцы.

Вернувшись из небесных чертогов на грешную землю, мы увидим, что на обыкновенном физическом уровне любая парная работа может быть отнесена к одной из следующих разновидностей:

А. Четко обусловленная отработка техники нападения и защиты при заблаговременном распределении ролей.

Б. Обусловленный, полусвободный спарринг, имеющий целью шлифовку приемов путем их многократного повторения.

В. Свободный спарринг для проверки набранной техники в режиме, максимально приближенном к реальному бою.

Г. Принципиальная схватка для выяснения рейтинга участников, протекающая на грани риска и, как правило, с неизменными травмами.

Как видите, сюда не входит самый настоящий, реальный поединок или смертная битва со многими нападающими, поскольку весь этот ужас, как было сказано, происходит по абсолютно иным физическим и моральным законам, не имеющим ничего общего с учебным процессом.

Итак, отточив до какого-то уровня отдельные компоненты стиля, неизбежно возникает желание проверить, как они работают на самом деле против живого движущегося партнера. Опыт построения тренировочного процесса даже в таком, казалось бы, индивидуальном и самодостаточном занятии, как изучение базовых форм тайцзи-цюань показывает, что без их парной проработки невозможно достичь понимания внутренней сути движений, а это приводит в итоге к пустому, формальному исполнению комплекса. Если же практикуемый вами стиль заведомо предполагает грядущие победоносные стычки, то парной работе надлежит уделять более чем серьезное внимание и любое потребное количество времени.

А. Конкретных разновидностей обусловленной учебной парной работы существует безмерное множество, но всю их массу легко разделить на две основные группы: выполняемые на месте и в перемещении.

Самый элементарный вариант заключается в том, что вы с партнером становитесь на определенном расстоянии друг от друга в заданную позицию и начинаете исполнять каждый свою роль. Обычно кто-то атакует раз за разом одинаковыми движениями, позволяя напарнику шлифовать реакцию и технику защиты. На первом этапе оба участника дуэта остаются на месте, что позволяет сконцентрировать внимание на чистоте приемов. Каждая сторона при этом «поет» свою партию и преследует свои цели. Ошибочно понимать это так, будто нападающий «пашет» на своего приятеля. Он также сосредоточенно отрабатывает заданный удар или связку, не очень-то отвлекаясь на реакцию напарника. Требуется лишь минимальный контроль, дабы не влепить милому другу «фонарь» под глаз. Подобная осторожность и внимание возрастают в цене стократ, когда работа протекает с оружием в руках. Даже самые корректнейшие и добросердечные мои ученики время от времени умудрялись рассечь друг другу то бровь, то пальцы, а однажды я сам, показывая блокировку от тычка ханбо, отвлекся на долю секунды для какого-то попутного объяснения, и немедленно получил ошеломляющий удар прямо в переносицу. К счастью, последствия оказались минимальными, но «с копыт» я слетел с удивительной легкостью. Поэтому, приступая даже к самой незамысловатой парной работе, всегда имеющей потенциальную возможность плотного контакта, нужно отбросить любые посторонние размышления и бдить весьма чутко.

В этой связи следует особенно отметить некий психологический момент, а именно – никогда нельзя улыбаться во время какой бы то ни было тренировки с партнером. Никогда! Я не знаю, в чем тут дело и почему именно улыбка обладает таинственной ядовитостью в деле обмена ударами, но если она озаряет лица в столь неподходящий момент, то рано или поздно кто-то непременно получит по зубам. Возможно, будучи лишь поверхностным проявлением сложного психологического состояния, улыбка просто знаменует собой общую благодушную расслабленность и дружеское расположение, совершенно в данный момент неуместные, переводя тем самым дух и разум отнюдь не в нужное русло? Так или иначе, опыт со всей очевидностью показывает – где улыбки, там вскоре будут стоны и слезы. Вообще любая внутренняя (и, как следствие, внешняя) несобранность очень быстро приводит к весьма серьезным травмам даже тогда, когда характер заданной работы никоим образом их не предполагает.

В моей тренерской практике был неприятный эпизод, когда (давным-давно, преподавая ушу) я в самом конце тренировки расставил учеников парами для привычной, обыкновенной, легкой и мягкой работы, способной доставить лишь удовольствие всем её участникам. И вот один из них вяло и безалаберно махнул (даже не ударил) ногой вперед, а второй столь же сонно выставил перед собой растопыренную (сто раз предупреждал, что это опасно) пятерню. Результат – он подходит ко мне и с некоторым даже изумлением показывает вывернутый в обратную сторону средний палец с торчащей сквозь кожу белой косточкой. Открытый перелом, «скорая» и гипс (почему-то на два месяца).

Оттого и говорится, что никогда нельзя «играть в каратэ», даже когда против вас стоит ваш самый нежно любимый друг. Корректность работы и контроль над техникой предполагают отнюдь не внутреннюю, а внешнюю мягкость. Если схватка изначально жесткая и суровая, то вы и сами не расслабитесь, боясь заполучить «и в нюх, и в дыхало», но когда речь идет о своеобразных «пятнашках», мы попадаем в эмоциональную ловушку, загодя отвергая наличие опасности там, откуда она и не думала исчезать.

Один из моих самых близких друзей, человек необыкновенно улыбчивый и обаятельный, становясь напротив, чтобы «немного поработать», преображался столь разительно, будто его подменили. Он просто превращался в холодную бездушную машину, настолько бездушную, что становилось индо страшно. Но ни я, ни кто-либо из великого множества его знакомых и учеников не припомним случая, чтобы он влепил кому-то синяк или расквасил нос. И это при том (скорее, именно оттого), что мастерство его достигало чрезвычайно высокого уровня, и длиннейшая когорта самолюбивых дурачков, возомнивших о себе слишком много, и порою заявлявшихся к нему в зал на предмет принципиальной драки, уползали битыми вдребезги, как говорили классики, «в слезах и соплях».

Поэтому для спарринга любого уровня, с кем бы то ни было, от нас требуется полнейшая концентрация духа, разума, воли и самоконтроля, независимо от целей и задач такой работы. Когда дело касается оружия, все эти требования удесятеряются в цене и должны выполняться неукоснительно. Я надеюсь, никто не путает расслабленность тела с вялостью духа, так как первая является неотъемлемой составляющей всякой действительно эффективной техники, тогда как вторая поистине подобна смерти. Китайцы очень четко различают две схожие внешне, но принципиально различные по содержанию формы или состояния, именуемые «расслабленной рукой» и «мертвой рукой». Разумеется, под «рукой» следует понимать всё тело или какую угодно его часть.

Расслабленность, например, руки предполагает наличие в ней Ци при полном контроле и осознании на фоне релаксации мышц. Напротив – «мертвая» конечность словно позабыта нами, а там, где нет разума, нет и Ци. Именно такая рука получила открытый перелом пальца в приведенном выше эпизоде, чего никогда бы не случилось, присутствуй в ней хоть капля жизни.

Если на вашу долю выпало стать нападающей стороной, от вас как минимум требуется выполнение однозначно стандартных, однотипных движений, дабы партнер не стоял перед необходимостью ежесекундно бороться за жизнь, а спокойно и методично нарабатывал заданный рефлекс, превращая его в инстинктивное действие. Конечно, речь здесь не идет о заведомо оговоренной работе с финтами, сменой уровня атак и порядка их чередования с целью натаскивания ученика на скорость реакции и оценки нештатных действий. Коль скоро сказано выполнять, например, чудан-цуки (хоть кулаком, хоть палкой), то и первое, и сто первое движения должны быть совершенно идентичными по высоте, глубине, скорости и всем прочим параметрам. Вместе с тем обязательным является наличие так называемой «обратной связи» с партнером, которая подразумевает некто вроде слежки вполглаза за его готовностью отреагировать на атаку. Он живой человек, и вполне может зазеваться, спутаться, не успеть и так далее. В конце концов, вдруг ему на мгновение сделалось дурно, а вы тут как тут со >своим ударом. Поэтому не стоит уподобляться бесчувственному чурбану и молотить, как паровая машина. Ни пользы, ни радости подобная работа не принесет, став рано или поздно причиной травмы.

Все вышесказанное, понятно, имеет отношение лишь к ^нормальным людям, а вовсе не к тем, не столь уж редким, даунам, которые приходят на тренировки самоутверждаться. Такой, как правило, неслучайно «въедет» ногою в голову напарнику – и давай извиняться, хотя самого буквально распирает от гордости.

Обычно умение дозировать глубину и скорость удара приходят сами собою с опытом, но существуют нехитрые упражнения для наработки величины «проноса» вашего кулака или бокэна в строгой зависимости от желания. Успех данной работы напрямую связан со способностью концентрировать разум на том или ином объекте, образе, точке пространства. Один из вариантов выглядит так.

Станьте друг напротив друга, чтобы для достижения полного контакта вам не требовалось полностью вытягивать руку, то есть оставьте некоторый запас глубины проникновения. Начинайте наносить концентрированные удары (неважно, кулаком или оружием, лишь бы движение имело тычковый, а не круговой характер) точнёхонько по поверхности кимоно партнера в том месте, где оно образует выступающую складку. Подчеркиваю, удары наносятся в полную (!) силу таким образом, чтобы максимальная концентрация совпадала с касанием ткани, но не более того. Складка не должна сминаться.

Достигнув успеха на первом этапе, немного сместите удар в глубину, каждый раз проваливая ткань до тела. Потом добейтесь легких щелчков по коже, не причиняющих напарнику сколько-нибудь заметной боли.

Разумеется, градаций глубины можно придумать и больше, но этих трех вполне достаточно. Если же вы хотите перейти к более плотному контакту с углублением фокусировки в мишень от сантиметра до сквозного «пробоя», то по вполне понятным соображениямвам придется заменить живого партнера на манекен или тяжелый подвесной мешок.

Круговые атаки несравненно менее контролируемы, поэтому переходить к ним можно лишь по достижении отменных успехов на поприще цуки. По той же причине мы лишены возможности использовать в контактной тренировке гибкое и секционное оружие, ибо они в момент соприкосновения с целью сразу и полностью отдают весь наличный запас кинетической энергии, наплевав на ваше мнение.

Сказанное о парной работе на месте одинаково справедливо и для всех без исключения разновидностей перемещений – прямолинейных, круговых и комбинированных. Собственно говоря, если партнеры действуют в ритме маятника, при котором атака выполняется с выпадом, а защита – с отходом назад, вбок или с «входом», то никакой разницы нет. Определенные сложности возникают тогда, когда дело доходит до сравнительно протяженных «дорожек», на которых нужно учитывать всевозможные переменные факторы типа роста, длины и скорости шага, общего баланса и так далее. Впрочем, эти проблемы умирают в зародыше, если партнеры качественно отцентрованы на «точку» и способны плавно скользить над землей в любом направлении, независимо от выполняемых приемов. Когда же один из них (или оба) перемещаются, словно ожившая статуя Командора, то работа постоянно прерывается либо столкновениями лоб в лоб, либо разрывом дистанции на целые метры. В этом-то и состоит главный фокус и цель «дорожек» -научить людей сохранять заданную дистанцию, а уж потом бить, хватать и блокировать.

Когда наша «дикая парочка» трудится в поте лица на 1 месте, без беготни, всякий раз возвращаясь в исходную точку после очередных выпадов и уходов, то необходимо тщательно соблюдать требование возобновления первоначальной позиции. Недопустимо начинать следующее действие непосредственно из предыдущего. Если представить себе каждую отдельную связку в виде отрезка туннеля определенной глубины, то центральная позиция дает возможность заскочить в любой, поскольку все они «расходятся» от неё словно бы веером. Находясь в таком «нуле», вы вольны в каждое мгновение сотворить что угодно, тогда как нахождение среди определенных «стенок» накладывает на свободу выбора известные ограничения. К сожалению, большинство учеников склонны игнорировать фазу возврата в «ничто», предпочитая корявые и неудобные связки порой абсолютно не стыкующихся друг с другом технических действий.

Еще по поводу обусловленного спарринга можно добавить, что количество здесь важнее качества, и лучше вполсилы сделать двести повторов упражнения, чем с полной выкладкой _ двадцать. Процесс закрепления в сознании и в двигательных стереотипах тела какого-то нового навыка совершенно идентичен нарезанию резьбы при помощи лерки или метчика по металлу. Тот, кто торопится вложить в это занятие всю душу и силы, непременно сломает инструмент и погубит заготовку. Только время и терпение приводят упорного и настойчивого трудягу к цели. Невозможно заскочить на утес единым прыжком, однако, продвигаясь мелкими неотступными шагами, мы и не замечаем, как вдруг оказываемся на желанной вершине, одной из тысяч и тысяч ей подобных.

Слива в прошлом году,

Ива в нынешнем…

Их краски и ароматы те же,

Что и в старину.

(Чаньское изречение)

Б. Полусвободный спарринг с заблаговременным распределением ролей или арсенала приемов вполне напоминает обыкновенный поединок за исключением того, что его участники не вправе переступать намеченных границ, а вынуждены держаться в заданном русле темпа, плотности контакта и всех прочих оговоренных параметров. Целью всего этого является более живая и реальная проверка в действии освоенных техник, а также «дегустация» новых связок. Разумеется, ни о каком топтании на месте или хождении челноком в дорожках речи уже не идет. Перемещения по площадке абсолютно ничем не стесняются, и каждый из участников сам выбирает подходящую манеру шагов, прыжков и всего прочего, вплоть до акробатики. Конечно, любые вольности здесь допустимы постольку, поскольку они не вступают в противоречие с заданной программой, ибо работа все же учебная, и главной задачей остается шлифовка или проба какой-нибудь техники, а отнюдь не вальсирование по залу.

Тем не менее существует ряд ситуаций, когда именно перемещения выступают на первый план. Дело в том, что по многолетним моим наблюдениям за повадками учеников во время парной работы, абсолютное их большинство склонно к прямолинейным челночным движениям типа «выпад-отход-выпад». Оттого волей-неволей приходится навязывать некую искусственную модель поведения и буквально заставлять их совершать различные круги, повороты и циркуляции, порой позабыв о кулаках и шестах.

Также может возникнуть необходимость «привить вкус» к определенной позиции, редкой, но весьма полезной, наподобие нэкоаши-дачи или всевозможных стоек на одной ноге. Для концентрации внимания на нужном аспекте в этом случае дается задание постоянно вплетать в канву спарринга искомый элемент; впрочем, этот методический ход используется применительно к любым приемам, а не только к стойкам.

Самой элементарной формой работы является знакомый режим, при котором один партнер атакует, а другой обороняется. Если схватка безоружная, то можно договориться об использовании, скажем, только рук или только ног, исключить подсечки или задать какой-то один высотный уровень. Вариантов бездна, и каждый волен попросить напарника поработать в той или иной манере для выправления собственных недочетов и шлифовки излюбленных трюков. Оружие вносит свои особенности, но не принципиальные. Оно просто «уводит в тень» одни аспекты (технику ног) и выдвигает другие, присущие своей разновидности. Понятно, что нунчаку, сай и меч предъявляют различные требования к играм с ними, в первую очередь – к технике безопасности.

Едва наши гладиаторы сподобятся получить разрешение на свободный бой, как тотчас проявляется самая на-I вязчивая и неотступная из ошибок, свойственная почти каждому: начинается поочередный обмен ударами и блоками, именуемый «фехтованием». Обычно проигрывает в нем тот (при прочих равных условиях), кто первый «зевнет» и пропустит внезапную или чересчур хитрую атаку. Чтобы такого не происходило, требуется задолго до вступления в свободные бои (то есть на стадии обусловленных схваток) приобрести устойчивый навык работы связками, когда на одно действие противника мы отвечаем, как минимум, тремя контратаками. Это нисколько не противоречит базовой установке окинавских школ: «Одним ударом – наповал». Просто наша «тройка» выполняется как одно целое, с единым энергетическим выбросом и единым же ментальным образом. С точки зрения стилевой «геометрии» отдельные составляющие такой связки должны отменно стыковаться друг с другом и не вступать в противоречия. Это достигается тем, что конечная фаза одного удара является одновременно началом или замахом для следующего. И тут вклинивается очень тонкий момент, без понимания и соблюдения которого вам нипочем не иметь успеха на данном поприще. Суть его известна – между любыми смежными элементами нужно обязательно вставлять фазу центровки и расслабления. Движение в ней ни в коем случае не останавливается, а лишь замедляется (порой настолько, что вполне походит на остановку, которой нет), позволяя обрести дополнительную устойчивость и «зачерпнуть» очередную порцию Ци для последующего удара. Без таких вставок мы обречены на один из двух вариантов развития событий.

В первом из них происходит полный сброс энергии в самом начале контратаки, не оставляя ни капли для завершения связки, оставшиеся элементы которой становятся «пустыми». Хорошо, коли ваш «первенец» достиг цели со стопроцентным эффектом. А если вы промахнулись, нарвались на блок, или ваш противник оказался с девятью жизнями, словно кот?

Во втором случае мы просто делим исходный заряд Ци на количество приемов в связке, что для стандартной «тройки» обесценивает каждый из них на две трети. С таким же успехом можно колотить противника по голове поролоновой дубиной.

Но если вы умело и расторопно перемежаете свои контратаки упомянутыми фазами «новолуния», то получаете почти беспроигрышный шанс всадить вашему корсару в борт серию полновесных фатальных ядер. Как говорится: «Один раз Инь, один раз Ян – таков путь Неба!» То есть -невозможно лететь вперед и вперед, настегивая несчастную Ян без передышки. К сожалению, именно так поступают почти все на спортивных аренах многочисленных чемпионатов, демонстрируя тем самым «цветочные руки и парчовые ноги».

Чтобы не быть голословным, приведу пример обыкновенной расхожей связки подобного типа применительно, скажем, к технике ханбо.

Итак, противник что есть силы бьет вам в корпус мощнейшим и наиболее употребимым движением чудан маваши-учи. Будь в его руках меч, он рассек бы вас пополам на уровне пояса. Но ваш глаз остер, дух крепок и крепка палка в ладонях – вы слегка отходите вбок по ходу удара, чтобы немного смягчить контакт и обеспечить себя нужной дистанцией, одновременно делая подставку ёко-укэ вертикальным ханбо. Далее вы, разумеется, нисколько не любуясь своей классической нэкоаши-дачи и намертво остановленной атакой, сами переходите в наступление, использовав в качестве начального толчка воспринятый неприятельский импульс. В полном соответствии с приведенной выше формулой успеха, вы наносите удар сверху по его рукам, дробя кости, затем другим концом ханбо - в голову, а напоследок прихлопываете уже падающего противника широким круговым татэ-учи, с посадкой и понижением центра тяжести. Финал, фанфары, лавровый венок! Как сказал поэт:

Лукавый пал, пощады запросил,

И в темный ад едва нашел дорогу…

Хотя после реализации подобных связок ожидать прошения о пощаде уже не приходится.

Когда работа носит обоюдный характер, вы просто воюете потихоньку, стараясь соблюдать заданные ограничения или, напротив, постоянно используете один и тот же элемент, о котором попросил ваш партнер или инструктор. Несомненно, характер таких боев принципиально и разительно отличается от настоящей схватки, поскольку здесь отсутствует фактор риска заполучить гибельный удар или попасться на захват. Так или иначе, но и первый, и второй варианты обусловленной парной работы есть скорее игра с определенными правилами и целями. Это одна из форм учебного процесса, направленного на постоянный рост мастерства и некое «воспитание тела» для исполнения им не совсем ординарных функций.

Тем не менее вся подобная возня, а особенно довольно скучная парная проработка техники на одном месте очень постепенно, исподволь перестраивает наши двигательные стереотипы определенным образом, давая возможность перехода уже к совершенно свободным формам боя хоть с одним, хоть с несколькими противниками.

 В. Многие, прочтя эти рассуждения, перекосят физиономию в ухмылке типа: «Чего там мудрить, выходи да бейся, сколько душе угодно», тем более, что самые расхожие и примитивные комбинации отлично знакомы по фильмам, эпизодическим посещениям какой-нибудь секции и по дракам с себе подобными. И все это будет чистой правдой, исключая лишь такую мелочь, как истинная эффективность навыков, дающих своему гордому обладателю потрясающую возможность расквасить недругу «портрет», а то и отправить его в нокаут. Однако стоит показать нашему вундеркинду хорошо отточенный, сверкающий кухонный ножик или суковатую нунчаку на звенящей собачьей цепи, как весь его пыл улетучивается невесть куда. Но не будем спешить с мудрыми усмешками, так как очень и очень немногие способны сохранить всю полноту своих физических, технических и духовных возможностей перед лицом нешуточной реальной угрозы. Это доступно в единственном случае – когда ситуация по какой-то причине не выходит (лично для её участника) за рамки скучной обыденности. Причин тому сыщется не так уж много, а точнее – всего две.

Первая – если наш герой сталкивается со всем этим чуть ли не ежедневно, что свойственно нормальным уличным громилам и бандитам. То, что для кого-то представляется экстраординарным ЧП, для них – лишь привычный ход жизни. Именно поэтому пресловутые «уличники», даже не обладая специальными техниками, чаще всего лихо побивают гордых носителей синих, коричневых и черных поясов, скованных тисками стрессовой ситуации. Это все равно, что сражаться с крокодилом в его родной нильской пучине. На положительном полюсе данной когорты размещаются славные представители оперативного состава правоохранительных органов, большинству из которых эмоциональная уличная грязь со всей её агрессией и накалом страстей служит, силою обстоятельств, всего лишь ареной нелегкой службы. Говоря проще, ситуация не выбивает нас из колеи, если она привычна. Второй вариант появления чудесного иммунитета возможен тогда, когда человек в лоне своего любимого клуба и стиля подвергается на тренировках таким терзаниям, перед которыми меркнет ужасный рогатый венец любого уличного Минотавра. В прежние годы, в легендарные времена безграничного энтузиазма, встречалось довольно много секций, члены которых буквально выползали из своих подвалов, с ног до головы покрытые почетными синяками от жестоких кумитэ. Как рассказывал мне один случайный знакомый, прошедший через ад подобных тренировок, поначалу он «чувствовал, что его просто убивают, но потом привык и сделался будто железный». Несомненно, такого монстра мало что способно вышибить из седла, и он, скорее всего, сработает «как учили» в любой ситуации. Разумеется, здесь описаны, так сказать, чистые варианты, хотя реальная жизнь сплошь и рядом перемешивает их самым причудливым образом. Только безнадежный глупец мнит себя носителем эксклюзивных, волшебных знаний, коль скоро дома на стенке висит диплом, а чресла стянуты ярким поясом. Как водится, всякое правило имеет свои исключения. В нашем случае в качестве таковых скромно выступают внешне ничем не примечательные люди, коим от природы свойственно ледяное самообладание, хоть земля разверзнись у ног. Эти не ослабнут телом, даже если на них направить ствол, а потому вполне способны на адекватную реакцию, превосходя технически натасканных собратьев. Такими они родились и такими проходят по жизни – заведомо ко всему готовыми бойцовыми петухами, для которых мир и покой поистине скука смертная, а всякие драки и стычки – как рыбе вода. Их много по обе стороны добра и зла.

Всем прочим остается одно – нарабатывать изначально чуждые человеческому естеству движения до тех пор, пока они не станут такими же привычными, как еда и питье. Ведь никакая конфликтная ситуация не заставит вас сунуть ложку в ухо вместо рта, что говорит о хорошей практике в этом непростом (не смейтесь, вспомните детство золотое) деле. Так что секрета нет, вернее, он есть и состоит в превращении количества в новое качество. Когда сплошь и рядом мы сталкиваемся с ситуацией, при которой замечательно техничные ученики, демонстрирующие в родных стенах потрясающее совершенство, выходят на ринг (даже не реальный бой) и оказываются столь же потрясающе беспомощными, то не нужно бранить стиль, школу, инструктора и все прочие внешние факторы. Гораздо справедливее поглядеть в зеркало и честно констатировать «кривизну собственной рожи».

По моим многолетним наблюдениям, абсолютное большинство нынешних «восточников» (как правило, подросткового возраста) склонны к некоему школярству, которое выражается в том, что они воспринимают тренировку в группе будто школьный урок физкультуры, навязанный им извне. То есть они весело и с охотой приходят в зал, переодеваются в кимоно и встают в строй, ожидая, что же им предложат делать. Но при малейшей слабине со стороны инструктора следует полный разброд, баловство и «сач-кизм». Я сознательно выделил их принадлежность к категории тинэйджеров, ибо лицам после двадцати присуще совсем иное отношение к занятиям. Тот, кому доводилось самому вести тренировки, отлично знакомы с разницей между атмосферой присутствия и отсутствия учителя в зале. Так стоит ли после этого удивляться горьким плодам подобных тренировок, всю несъедобность которых обязательно вкушают вроде бы прилежные (пока стоишь у них над душой) ученики?

А дело в том, что боевому искусству невозможно никого научить, ему можно только научиться, причем только самостоятельно. Инструктор и школа лишь предоставляют необходимую информацию и подсказывают испытанные способы её усвоения, но скушать это блюдо каждый должен сам. По-настоящему хорошему ученику не требуется ни зал, ни компания, ни иное внешнее обрамление. Правильная методика подачи материала со стороны учителя, немного достоверной литературы и сотни литров пролитого пота -вот и все компоненты успеха. Если такому мальчонке дать какое-нибудь задание и выйти из помещения хоть на час, хоть на два, то можете быть уверены, что по возвращении вы застанете его полуживого, но все так же молотящего воздух или мешок. К сожалению, подобные ученики редки, словно подарок судьбы – как и полагается.

Спешу подкрепить вышесказанное живыми примерами из своего и чужого опыта.

Вот что пишут о знаменитом Ли Лянье, известном всем любителям боевиков под именем Джета Ли: «Восьмилетним мальчиком он начал заниматься ушу в пекинской любительской спортивной школе, и с тех пор начался его трудный путь восхождения к вершинам мастерства. Прыжковые элементы обычно повторяют 50 раз, а он делал это по 100- 200 раз, удары ногами отрабатывают 30 минут, он – 60 минут, комплексы Тао-лу все шлифуют 10 раз, он же – несколько десятков раз.

Ли Лянье был упорным не только на тренировках, но и требовательным к себе в отработке базовых техник. Прием «нога-вихрь» изучить довольно просто, но весьма трудно качественно исполнить. Нашему герою долго не давался этот прием, так как сказывалась недостаточная сила ног, а в комплексе элемент выходил совсем плохо. И тогда Ли начал многократное повторение слабых мест – до нескольких сотен раз. Такой жесткий режим принес результаты. Выполняя элемент «нога-вихрь» на своих первых соревнованиях, Ли вызвал бурные овации на трибунах. Даже специалисты ахали от восторга: "Техника этого мальчика словно отполирована!"»

Специально для тех, кому далекий Китай не указ, расскажу о делах более домашних.

Один мой близкий друг, которого я уже не раз упоминал на этих страницах, в давние годы юного энтузиазма уходил в ботанический сад, где предавался тренировкам зачастую по шесть-восемь часов в день. Судить о суровости этих занятий можно хотя бы по тому, что любимым его упражнением было прохождение, мягко говоря, длинных дорожек в гору (с крутизной до 30 градусов) и обратно. Будучи прирожденным «ножником», он особенно налегал на всевозможные «гери», причем так: например, сто восемь «маваши» поочередно каждой ногой, двигаясь вверх, затем вниз – и так далее, на разных уровнях, с разной концентрацией, в связках с руками и тому подобное. Подобным образом он ежедневно прорабатывал всю базовую технику ног и, отчасти, рук. Стоит ли удивляться, что он шутя наносил шесть полновесных ударов, не опуская ноги, и при собственном росте в сто шестьдесят сантиметров вонзал свой коронный «маваши» двухметровым молодцам так, что те валились наземь, будто расстрелянные, даже не поняв, что произошло. Это не байки и не легенды; как говорится, все было, было…

Другой, более современный пример, буквально из наших дней: у моего знакомого инструктора по редкому теперь ушу есть в учениках парнишечка вполне худосочного сложения. Обидную недостачу он компенсирует совершенно фантастической истовостью в работе. По ходу тренировок не раз и не два бывало, что, дав задание бить, скажем, «ёко-гери» (не самое легкое занятие) в поставленного на бок гимнастического коня, приятель вынужден был покинуть зал и вести где-то в коридорах длинные переговоры с администрацией ли, с родителями учеников – неважно. Вернувшись, порою через пятнадцать-двадцать минут, он неизменно заставал юное создание, сосредоточенно бьющим окаянный инвентарь, тогда как все прочие коротали время в приятных беседах. Причем он заметил, что чем больше промежуток времени и, соответственно, сильнее усталость, тем жестче и быстрее наносились удары. А результат таков: после просьбы нанести этот самый «ёко» в поставленную на высоте лица ладонь следует некое малозаметное движение – и ошеломляюще резкий сухой удар, начисто лишающий руку чувствительности на добрую минуту. Единственная и постоянная просьба, с которой обращается встревоженный учитель к редкостному ученику – никогда, никогда не использовать подобных ударов в драке.

Также общеизвестен и документально зафиксирован в назидание легкомысленным последователям знаменитый распорядок дня легендарного Масутатсу Оямы, которого он придерживался во время своей продолжительной аскезы в горах:

4 часа утра… подъем, медитация (10 минут), бег

по горам (2 часа);

7 часов утра… приготовление пищи;

8 часов утра… завтрак, совмещенный с обедом;

9 часов утра… 10 раз выполнить комплекс из пяти упражнений:

1 – поднять 20 раз шестидесятикилограммовую штангу;

2 – отжаться на пальцах 20 раз;

3 – отжаться в стойке на руках 20 раз;

4 – подтянуться на перекладине 20 раз;

5 – нанести по 20 ударов кулаком (каждой рукой) в макивару.

Между комплексами – дыхательные упражнения.

11 часов утра…ежедневное повторение по 100 раз какой-то одной ката;

14 часов… поднятие тяжестей: поднять 60-килограммовую штангу 20 раз, ежедневно наращивая вес. Выполнить 1000 отжиманий – 200 раз на двух пальцах, 200 раз на трех, 200 раз на четырех и 400 раз -на пяти. Иногда для разнообразия отжиматься 1000 раз на кулаках с перерывом после 500;

15 часов… разработка теории спарринга, работа на макиваре, разбивание камней, лазание по канату, упражнения для брюшного пресса -200 раз;

17 часов… приготовление пищи, ужин;

18 часов… медитация и отход ко сну.

Великолепно известны и впечатляющие результаты подобного упорства, которые детально описаны в бесчисленных вариантах этой необычайной биографии, открыв страницы которой, любители чужих подвигов смогут вдоволь насладиться сценами убиения быков, сокрушения камней и прочими экстраординарными эпизодами.

Вопрос добросовестности учеников вообще является одним из самых насущных и болезненных – разумеется, для преподавателя, который хоть немного озабочен конечными результатами своей работы, а не только денежным вознаграждением. По моей обширной статистике, из трех десятков произвольно набранных новичков лишь двое-трое способны действительно качественно заниматься и успешно двигаться вперед и вверх, но только один из пятидесяти достигнет мастерства, неважно, в силу своего таланта, упорства или того и другого вместе. Остальные нужны исключительно для оплаты аренды спортзала и поддержания жизненных сил любимого инструктора. Однажды в разговоре на эту тему один из моих друзей, мастер 4 дана Шотокан каратэ-до и фактический зачинатель этого стиля в нашем регионе, с тоскою сказал что-то вроде: «Эх, мне бы настоящую, старую самурайскую молодежь – я бы из них такое мог сделать…»

Отношение учеников к тренировкам во многом определяет – подогревает или охлаждает – и энтузиазм учителя, так как каждое занятие всегда есть в какой-то степени |импровизация, эксперимент, оно всегда пишется с нуля, и ¦ри подлинно неравнодушном отношении обычно трудно |заранее сказать, чем оно завершится. Часто бывает так: Случайно всплывший в ходе тренировки стародавний элемент или связка тянут за собой настолько прочную цепочку технических ассоциаций, что заводят в итоге в непролазные дебри форм и вариантов, никак в начале не запланированных.

Когда преподаватель ведет занятия строго по-писанному, по раз и навсегда устоявшемуся, известному до мелочей Алгоритму, не позволяя ни малейшего отклонения куда бы то ни было, это говорит, что перед нами представитель одной из двух категорий:

* великий методист, абсолютно отчетливо видящий полную картину тренировочного процесса в перспективе (за все годы лично я встречал только одного такого уникума);

* полноправный член многочисленной команды равнодушных болванов, озабоченных исключительно пополнением своего кошелька.

А упомянутое отношение со стороны учеников, со всей наглядностью проявляющееся в ходе занятий, особенно Отчетливо дает себя знать по их завершении. Если человек истязает вас вопросами решительно по всем аспектам (не только техническим) изучаемого стиля, да еще остается в пустом зале, чтобы сразиться с приятелем или и в спокойной обстановке пошлифовать ката, значит, он имеет все необходимое для достижения высот мастерства. И лучшей наградой действительно умному и увлеченному своим ремеслом инструктору станет момент, когда он сам (как и окружающие) поймет, что ученик превзошел своего старого учителя и уходит все дальше, уже собственной дорогой.

Настоящий энтузиаст не ждет пояснений, а буквально вытягивает их всеми доступными способами из великого множества источников. Любая литература, фильм (не обязательно учебный), сценки из жизни дарят пытливому взору жемчужины опыта, неожиданные подсказки и озарения, но при одном непременном условии, состоящем в том, что ваше каратэ, ушу или кобудо продолжают интересовать вас двадцать четыре часа в сутки, независимо от прочей деятельности.

Например, тот самый любитель «ботаники» регулярно дрался во снах (наяву, впрочем, тоже) и нередко выносил из царства Морфея удивительные находки. А решительно каждая наша встреча уже на пятой минуте неизменно сводилась к фразе: «Слушай, я тут одну «примочку» увидел (придумал, вычитал). Сделай движение…» Я выполнял требуемую атаку, а он демонстрировал, как правило, нечто восхитительно простое, неожиданное и крайне эффективное.

Но если ученик, покидая стены зала, немедленно и полностью переключается на иные заботы и дела, то ничего путного ждать от него не приходится. Увы, бывают редкие, но от этого не менее грустные исключения, когда человек всей душой, что называется, рвется и горит любимым занятием, изводит вас вопросами и изводится физически сам, но ничего у него не выходит. То есть абсолютно. Не дано – и все! У меня было в разное время несколько таких горемык, для которых даже базовые позиции и перемещения так и остались марсианской грамотой. Притом я совершенно уверен, что никакие индивидуальные занятия не дали бы результата – природу не обхитрить.

На другом, более радостном полюсе, расположились столь же редкие самородки, на лету впитывающие любую незнакомую информацию и тут же претворяющие её в жизнь с завидной легкостью. Один мой знакомый обладает феноменальной способностью буквально «с листа» схватывать и разучивать сложнейшие и хитроумнейшие китайские тао-лу, на которые у меня уходят недели и месяцы кропотливого труда. Ему же достаточно нескольких дней -и готово. Не идеально, конечно, но всё на месте, форма верна, и динамика – совершенно как у пекинского дедушки. А если добавить к этому счастливый талант достоверно улавливать глубинную суть каждого элемента (по-японски -бункай) и большой практический опыт, то подобному сочетанию можно лишь позавидовать.

Вернувшись к позабытой было теме о практике свободного учебного боя, нельзя не затронуть весьма существенный вопрос ритма и скорости, а также арсенала применяемых техник. Подчеркиваю, речь все еще идет об учебном, хотя и вольном, поединке, который никак не подходит на роль модели или ослабленного штамма реальной битвы. Оставаясь испытательной лабораторией собственного мастерства, он дает возможность более или менее приблизить ситуацию к реальной, но граница не может быть нарушена никогда, в противном случае вы или ваш напарник покинете зал на носилках. А коли так, то и уровень настороженности остается невысоким, что прямо сказывается на рисунке движений.

С перечнем используемых приемов все просто – из него удалены любые воздействия на жизненно важные зоны (не говоря уж о точках) и всевозможные болезненные и травмоопасные удары по костям, суставам, глазам и ушам. Спешу заметить, что оставшегося в нашем распоряжении достаточно для самой убедительной демонстрации своего превосходства, но далеко не над каждым, пославшим вам вызов на бой.

В этой связи к месту будет вспомнить и проанализировать хрестоматийную ситуацию спора «кто лучше?» между представителями ударных направлений (бокс, каратэ, таэквондо и т. д.) и борцами. Это всегда крайне щекотливый и некорректный спор. Со стороны борцов попросту некрасиво вызывать на поединок (с любой степенью дружественности) адептов кулака и ноги, поскольку в распоряжении первых – полный набор бросков и захватов, подкрепленных обычно изрядной массой и физической мясной мощью, на долю же вторых остается, за вычетом запретных приемов, совсем немного, ибо не станете же вы с полной концентрацией бить человека, который пока еще не сделал ничего плохого, за исключением желания швырнуть вас через бедро. А ведь только полновесным нокаутом и можно остановить звероподобную машину. Он хочет и может все, а вы не можете (без членовредительства) почти ничего. Он вас заломает, размажет по ковру – и будет молодец, а вы расквасите ему физиономию или сломаете ребро – и сделаетесь в глазах болельщиков дураком и бякой. Обозначать же, как это принято в каратэ, свои, пусть потенциально убойные, удары нет смысла, так как ни зрители, ни противник этого не оценят. Проблема, как видим, не имеет решения цивилизованным путем. Это особенно заметно в полуприятельской возне мальчишек, когда один, обычно крупный, тяжелый и наглый, тискает и ломает другого, выкручивая тому руки, защемляя голову под мышку и сгибая в три погибели. Несчастная жертва чаще всего только пищит и безуспешно тужится освободиться, поскольку бить в морду нельзя – это уже самая настоящая драка, а дело-то как бы шутейное, хотя и мучительное, и выхода просто нет.

Резюме: изначально состязательные традиции наподобие греко-римской борьбы, эволюционировавшие как спортивно-зрелищные, цирковые и олимпийские, не могут быть сопоставлены с искусством убивать, кастрированным до полной недееспособности. Еще более наглядно можно продемонстрировать нелепость таких сравнений на примере гипотетической схватки борца с мастером меча, которому категорически запрещено резать, рубить, колоть и вообще касаться противника сталью, а само оружие на всякий случай затуплено до полной потери боевых качеств. Вот и состязайся!

Но если ситуация безвыходная, «отнекаться» не удается, а греко-римское чудовище роет ногой землю, то плюньте на приличия, с помощью въедливых замечаний обостряйте накал страстей и выводите все это на уровень принципиального поединка, чтобы получить моральное, заранее оговоренное право действовать как угодно. А уж затем собирайте весь ваш наличный запас И, Ци, Шенъ и всего прочего -и бейте каналью так, словно он только что изжарил и съел вашу любимую таксу. Но повторяю, подобное развитие событий должно быть трижды оговорено заранее и доведено до сведения всех присутствующих. Я, разумеется, всячески прошу прощения у глубоко уважаемых мною представителей дзюдо, самбо и прочих видов борьбы, но попросту не существует иных, более гуманных способов сравнения разнородных систем. Да и вообще, только полные глупцы или зеленые новички склонны вечно задаваться вопросами о превосходстве той или иной школы, и говорить об этом более не стоит.

Коль скоро наш учебный (хотя и свободный) бой не может быть разом завершен жестким приемом, он естественным образом превращается в непрерывный и продолжительный обмен техниками и контртехниками, причем главной задачей для обоих его участников становится неусыпный контроль за соблюдением изначального темпа. Фокус в том, что этот самый темп имеет волшебную тенденцию к лавинообразному нарастанию, и приходится затрачивать изрядные душевные силы к его обузданию и удержанию в нужных границах. 

Обычно работа начинается мягко и корректно, но не успеешь глазом моргнуть, как приходится буквально бороться за целостность кожных покровов и органов. Тут важно не срываться самому. Если вам удается поддерживать нормальный, неторопливый темп, то напарник также будет лишен отправных точек для его ускорения. Принцип стар и понятен: каков вопрос, таков и ответ. Одно резкое движение порождает другое, еще более резкое, и наши единоборцы

буквально срываются с цепи. Умение сохранять ровный, без изломов, строй спарринга является достоверным показателем опытности и мастерства, тогда как новичкам свойственна судорожная, напряженная манера поведения, в которой затянутые периоды выжидания и высматривания уязвимых брешей в обороне сменяются внезапными бросками, дабы успеть всадить в эту брешь кулак, ногу, тонфа или меч. Бывало, охрипнешь, ежеминутно напоминая то одной, то другой паре: «Мягче! Не ускоряйтесь!»

Помимо этого, существует любопытный психологический эффект, заставляющий без привычного скепсиса подумать о дедушке Дарвине и его теории о происхождении человека от обезьяны. Как известно, нашим волосатым предкам больше всего на свете нравится обезьянничать, повторяя действия окружающих. Не потому ли и мы так склонны копировать движения противника, да и вообще работать в его манере? Понаблюдайте за спаррингующими каратэистами: стоит одному поднять ногу для удара, как второй немедленно повторяет движение, причем старается проделать это еще быстрее в погоне за упущенной инициативой.

Разумеется, далеко не все попадают под влияние своего оппонента, процесс имеет обоюдный характер, но в какой-то степени взаимный гипноз поражает почти каждого. В обиходе это называется «вязаться на технику противника». Исключение составляют разве что абсолютно железобетонные личности с устоявшейся техникой, тактикой и огромным опытом боев. Таким вообще наплевать, кто стоит перед ними - человек, страус или марсианин со щупальцами. Но именно подобное состояние психики и является заветным идеалом и целью всякого настоящего мастера. К сожалению, слишком часто, особенно на чемпионатах, приходится наблюдать картину, когда громогласный титул и общеизвестное «имя» какого-нибудь участника уже загодя, до начала схватки, валит его противника в прах, хотя тот и по технике, и по силе явно способен провести бой на равных. Если же к официальным регалиям добавляется негласная зловещая слава нокау-тера и зубодробителя (одним словом – потрошителя), то она и вовсе раздвигает направо и налево зыбкие ряды претендентов, словно ледокол. Все это продолжается до тех пор, пока перед нашим венценосцем не предстанет никому не известный «юноша бледный со взором горящим», спокойно, деловито и проворно реализующий весь свой наличный капитал техник, наплевав при этом как на телеса, так и на регалии «лорда смерти». Именно поэтому на тренировках жизненно важно работать не просто с различными партнерами, но обязательно с более маститыми коллегами вплоть до инструктора. Если же последний всячески, без видимых причин, уклоняется от робких приглашений, то стоит задуматься о действительной его компетенции в отличие от провозглашаемого (или кажущегося) мастерства. Скорее всего, перед нами представитель многочисленного и трудноопределимого племени «любителей свободных ушей».

Впрочем, один мой друг в молодые годы с легкостью выводил на чистую воду излишне заносчивых и неприступных «сэнсэев», склонных полагать себя звездами, как минимум, районного масштаба. Он скромно приходил к ним на тренировку в оттянутом линялом трико и просился позаниматься. Дальнейший ход событий зависел только от поведения хозяина зала. Если он проявлял нормальное человеческое радушие и безо всякого вел уважительную и заинтересованную беседу на тему «кто есть кто», то в конце занятия они слегка спарринговали и расходились, удовлетворив взаимное любопытство, вполне довольные друг другом. Часто подобные встречи перерастали в добрые приятельские отношения на долгие годы.

Когда же воспаленное самолюбие и едкая гордыня застилали «маленькому дракону» глаза, и он буквально сквозь зубы цедил снисходительные ленивые фразы, а на вопросы о школе и стиле (речь идет о благословенных годах расцвета ушу в нашей стране) не отвечал вовсе или провозглашал себя преемником древней, таинственной и недоступной всяким разным традиции, а потом милостиво разрешал стать в самый конец строя, то участь его бывала печальной. Под конец тренировки при всех ему делалось предложение «немного поработать» (причем, в форме, исключающей отказ без «потери лица»), после чего весь его дутый авторитет вместе с ординарной убогой техникой втаптывался в пыль настолько просто, красиво и однозначно, что, будь он человеком чести, ему оставалось бы только застрелиться или сделать харакири (насколько мне известно, ни один не стал резать себе живот, напротив, еще долго продолжали тренировать ни в чем не повинных учеников, глядя на них бесстыжими глазами).

Отсюда мораль – никогда не веди себя заносчиво с незнакомцами, особенно с пришедшими к тебе на тренировку. И вообще никогда не веди себя надменно, будь ты хоть Б. Ли, М. Ояма и А. Шварценеггер в одном лице.

Конечно, советовать легко, но по мере сил постарайтесь воспринимать стоящего перед вами противника лишь как некий движущийся объект, способный совершать те или иные манипуляции и перемещения. Он не друг, не враг и вообще никто. Он не человек и не живое существо. Он просто субстанция, меняющая свое положение в пространстве, а потому нам незачем как-либо к ней относиться. Ведь не задумываемся же мы о дереве, когда отклоняем от лица одну из его ветвей. Будет действие – будет и противодействие, не будет – и ладно.

Налетит ветер – и бамбук зашумит.

Умчится ветер – и бамбук смолкнет.

(Хун Цзычен, «Вкус корней»)

Г. Между тем разговор сам собой, незаметно, перешел в иную плоскость, а именно – в область поединка уже не учебного и приятельского, а вполне жесткого и принципиального, в котором предстоит четко выяснить, кто лучше (или кто не прав). Здесь самое время обратиться к гигантам духа, к классикам, сумевшим в форме притч и афоризмов показать верное отношение к конфликтным ситуациям:

Цзи Син-цзы взялся обучить для царя бойцового петуха. Через десять дней царь спросил:

– Ну как, готов петух?

– Нет еще, – ответил Цзи Син-цзы, – чванлив, кичится попусту.

Через десять дней царь спросил его о том же.

– Пока еще нет, – ответил Цзи Син-цзы, – откликается на каждый звук, кидается на каждую тень.

Через десять дней царь спросил его о том же.

– Все еще нет, – ответил Цзи Син-цзы, – смотрит злобно, так и пышет яростью.

Через десять дней царь снова повторил вопрос.

– Вот теперь почти готов, – ответил Цзи Син-цзы, -услышит другого петуха – даже не шелохнется. Посмотришь на него – как деревянный. Достоинства его достигли полноты. Ни один петух не решится откликнуться на его вызов – повернется и сбежит!

(Из Чжуан-цзы)

Незачем уточнять, что целью воспитателя была отнюдь не физическая закалка и без того могучего бройлера, а становление его духа. Личность, жадная до битв и всяческих стычек, рано или поздно нарывается-таки на вожделенные неприятности, а склонность уповать на собственные силы и умение присуща исключительно глупцам, ибо мир и населяющие его создания непостижимы и непредсказуемы.

Ставят невод на рыб, а попадается дикий гусь.

Богомол, хватая добычу, не замечает сзади воробья.

На каждую хитрость найдется другая хитрость.

Всякое происшествие ведет к неведомым событиям.

Так можно ли уповать на свое знание и разумение?

(Хун Цзычен. «Вкус корней»)

Пусть внешний мир наполнен борьбой и неотступно стремится втянуть нас в омут противостояния и конфронтаций – не следует клевать на эту удочку и вступать на бесконечный скользкий путь побед и поражений. Тот, кто изо всех сил пытается сделать грязную воду чистой, лишь усугубляет положение вещей.

Если воду не мутить, она сама станет чистой.

* * *

Если в сердце не гуляют ветер и волны,

То где бы ты ни был, тебя будут окружать

Голубые горы и зеленые рощи.

(Хун Цзычен, «Вкус корней»)

Неуемное желание постоянно выяснять свой рейтинг в табели о рангах родной школы, города, региона, как и страстная погоня за очередным ярким поясом или шевроном на кимоно, не имеют ничего общего с подлинным пониманием цели всех наших нелегких трудов.

Соревнования и связанные с ними победы и поражения

Не есть истинное будо.

Настоящая победа – это победа над самим собой!

(Морихэй Уесиба)

Нестерпимое желание победить способно лишь приблизить проигрыш, ибо оно сталкивает дух и разум в пучину мелких страстей, заставляет исчислять варианты и шансы, ловить фортуну или полагаться на авось, «Не имеющий гармонии в душе проигрывает с самого начала», – совершенно справедливо заметил все тот же дедушка Уесиба, не знавший, между прочим, ни одного поражения. Что же касается силы духа, позволяющей обходиться без мордобоя и звона стали, то лучше дать слово Джерому К. Джерому:

Жертвой Монморэнси был большой черный кот. Я никогда не видел такого большого и непрезентабельного кота. У него не хватало половины хвоста, одного уха и значительной части носа. Это было длинное жилистое животное. Вид у него был спокойный и самодовольный.

Монморэнси мчался за этим бедным котом со скоростью двадцать миль в час, но кот не торопился – ему, видимо, и в голову не приходило, что его жизнь в опасности. Он трусил мелкой рысцой, пока его возможный убийца не оказался на расстоянии одного ярда. Тогда он обернулся и сел посреди дороги, глядя на Монморэнси с кротким любопытством, словно хотел сказать: «В чем дело? Вы ко мне?»

У Монморэнси нет недостатка в храбрости, но в поведении этого кота было нечто такое, отчего остыла бы смелость самого бесстрашного пса. Монморэнси сразу остановился и тоже посмотрел на кота. Оба молчали, но легко было себе представить, что между ними происходит такой разговор:

Кот. Вам что-нибудь нужно?

Монморэнси. Н-нет… Благодарю вас.

Кот. А вы знаете, не стесняйтесь, говорите прямо.

Монморэнси (отступая). О нет. что вы… Не беспокойтесь. Я… боюсь, что ошибся… Простите.

Кот. Не за что! Рад служить! Всего хорошего!

После этого кот поднялся и пошел дальше.

Но дух духом, а техника и тактика также играют не последнюю роль, поскольку именно с их помощью реализуется во внешнем мире вся сила нашего Шень. Предположим, что никакие эмоциональные факторы вовсе не вышибли вас из равновесия, потому что «вы твердый имеете дух, и обидою не сочтете, если осел вас улягнет или свинья смрадным до вас коснется рылом», как сказал когда-то А. Радищев, поэтому в предстоящем сражении вы намерены спокойно и деловито пустить в ход весь наличный запас мастерства. Вероятно, не стоит уточнять, что на сей раз ни о каком продолжительном обмене любезностями речи быть не может, поскольку цена всякого пустого или неловкого движения возросла до решающих величин. Баталия, скорее всего, закончится после нескольких обманных действий од-ним-двумя финальными ударами (руками ли, ногами или оружием) либо броском с последующим удавлением.

Самое лучшее и эффективное с тактической точки зрения, равно как и самое убедительное для зрителей и противника – это выведение из строя его конечностей. Но так как внушительный спектр данных техник априори, раз и навсегда, объявлен запретным в спортивном мире, то и умельцев его применения насчитываются единицы. Это странно, ибо никаких специальных форм поражения рук и ног не существует, кроме одного только желания нанести удар именно туда. В ряде школ традиционного кэн-дзюцу активно используется множество элементов атаки в кисти и предплечья, имеющих целью подрезание сухожилий, но движения эти слишком элементарны, и язык не поворачивается называть их приемами.

Как ни парадоксально звучит дальнейшее утверждение, но именно травмирование конечностей наглому, решительному и опасному противнику представляется самым быстрым и гуманным решением проблемы поединка. Точно так – гуманным, потому что лучше размозжить хаму пальцы или перебить голень, чем в пылу борьбы за собственную целостность всадить торец тонфа в височную кость или провалить нос основанием кулака. Пальцы и ступни заживут, дав буйнопомешанному время и возможность подумать о смысле жизни и свеем предназначении. Идя на поводу народной традиции, все отчего-то стараются атаковать непременно голову, точнее, лицо, рискуя при этом повредить себе драгоценные кулаки (что сплошь и рядом происходит с боксерами, лишенными привычных мягких перчаток) либо сесть в тюрьму за нанесение тяжких телесных повреждений. Нокаут не лучшее окончание боя, особенно, если он связан с лужами крови.

Атаковать ноги и руки противника до смешного просто, и те, кто пренебрегает наработкой таких действий, обрекает себя на несостоятельность в щекотливых ситуациях. Помните спор между борцом и боксером? Так вот, разбив ему нос, вы будете людоедом и мерзавцем в глазах очевидцев, а вогнав стопудовый цуки в бедро или бицепс, и лишив его тем самым всякой возможности продолжать бой, сохраните свое лицо и честь стиля.

Оружие в руках еще больше усугубляет строгость подхода к ситуации, так как над полем грозной сечи теперь незримо парит худощавая дама с известным сельскохозяйственным инвентарем в руках. В конце Концов стоящий напротив орангутанг ни в чем особенном не виноват, за исключением своей природной самонадеянности, и не нам выносить ему какой бы то ни было приговор, тут же приводя его в исполнение. Напоминаю, речь идет, хоть и о принципиальном, но не смертном бое темной ночью в камышах, а вокруг не дружки-убийцы вашего противника, а просто охочие до острых ощущений зрители, которые вряд ли станут набрасываться и добивать вас всей толпой. Поэтому ни они, ни органы правосудия не поймут, зачем вы лихо проломили ему череп или перебили позвоночник своей ясеневой нунчаку. Выход один – слегка травмировать кисти рук и ступни, колени и локти, бедра и плечи. С юридической точки зрения, все это зовется «легкими телесными повреждениями, не представляющими опасности для жизни», а практически этим однозначно завершается неприятный конфликт, в котором тот «сам напросился». Чем искреннее и усерднее вы будете отговариваться и отнекиваться «до», предупреждая всех о последствиях, тем чище останется ваша совесть и репутация после того, как агрессора увезут на рентген и гипсование. Но главное – работая по конечностям, мы не скованы в силе и технике никоим риском, и вольны от души применять полный арсенал приемов с полнейшей концентрацией и всяческими «сбросами».

Справедливость и жизненность вышесказанного блестяще подтверждается анализом технической базы наиболее древних и уважаемых школ, например, Катори Синто-рю, Ягю Синкагэ-рю и некоторых других. Большинство их атак направлено отнюдь не в голову, а в руки, сжимающие меч, и не предплечья становятся главной мишенью, как это принято в спортивном кэндо, а именно кисти, кулаки, поскольку они-то и являются наиболее уязвимыми в краткий миг стычки. Приведу выдержки из перечня связок Ягю Синкагэ-рю, находящегося в знаменитом памятнике «Хэйхо кадэн сё»:

…взмахни мечом и нанеси удар ему по кулакам……и нанеси удар по кулакам…

…подшагни и нанеси удар по левому предплечью……нанеси удар по его рукам косым взмахом снизу-вверх…

…и обратным движением наносишь удар по его правой руке…

Подобное перечисление можно было бы продолжать до бесконечности, но суть ясна – самыми эффективными (с прикладной точки зрения) являются атаки рук, держащих оружие, так как противник после этого для нас почти безопасен.

Но совершенствованию нет предела, а потому возможен еще более гуманный вариант, отменно работающий в случае нападения на вас с оружием – это разрушить, разбить само оружие, что гораздо проще, чем кажется на первый взгляд. Особенно удобно перебивать всевозможные длинные предметы – мечи, шесты, палки. Против коротких и компактных разновидностей оружия данный подход себя не оправдывает; наоборот, именно короткими дубинками удобнее всего лишать врага его оснастки. Разумеется, если вы гений нунчаку-дзюцу, то вы без труда, со звоном, выбьете финку из бандитских лап, но во всех остальных случаях лучше не рисковать и атаковать саму руку. Любимый же еще со времен Василия Буслая всенародный дрын типа оглобли или черенка от лопаты перешибить легко, нужно лишь знать, куда наносить удар, и какая часть собственного оружия подходит для этого лучше всего. В наиболее универсальной форме рецепт выглядит следующим образом: наносите максимально быстрый, сфокусированный, проносной удар дальней (передней) третью своего орудия по средней (ближе к рукам) трети его палки, шеста или меча. Длинный передний участок, остающийся при этом свободным, сыграет роль противовеса, инерционной опоры, а второй опорой явятся его руки – и наш удар перебьет его оружие в зоне контакта как лежащее на двух подставках. Мы на тренировках не раз из спортивного интереса проделывали подобные фокусы в сочетании «ханбо на ханбо» или «нунчаку на ханбо», а на показательных выступлениях это было своеобразным «фирменным блюдом» – к вящей радости зрителей. Хорошая тяжелая нунчаку без труда перешибает или расщепляет на полоски отнюдь не бракованный черенок от лопаты, сделанный из чего угодно, кроме волокнистой и вязкой березы, ясеня или граба.

Введение небольшой дозы контроля над силой удара позволит не ломать костей, а попросту «отключать» ноги-руки в том случае, когда перед вами находится какой-никакой, а приятель, которому вдруг тараканы ударили в голову, слышать он ничего не желает и рвется в драку до победного конца. Массивы мышц бедра и плеча содержат достаточное количество уязвимых и крайне болезненных точек, удар в которые надежно шокирует соответствующую конечность, после чего злому сопернику остается только плевать в вашу сторону и выкрикивать бессвязные угрозы, теряя лицо и Ци. Вы же скромно и сочувственно удаляетесь с ристалища, сокрушенно покачивая головой и повторяя про себя (можно вслух) чаньский афоризм:

Когда добрый человек

Проповедует ложное учение,

Оно становится истинным.

– имея в виду, разумеется, себя. Или даже известные слова Уесибы:

Когда кто-либо пытается сражаться со мной,

Он нарушает гармонию Вселенной.

В тот момент, когда он задумал напасть -

Он уже потерпел поражение.

До сих пор речь шла о совершенно свободных, реальных, пусть принципиальных и жестких, но вовсе не смертельных боях. Разница между двумя этими категориями баталий состоит не в технике или тактике поведения, а исключительно в нашем внутреннем отношении к происходящему и в оценке допустимости тех или иных действий. Проще говоря, в случае настоящей угрозы здоровью и жизни вопрос допустимости и моральности перестает существовать. Об этом частично уже говорилось в главе об окинавском понимании сути битвы. Тот, кто перед лицом нешуточной угрозы принимается просчитывать варианты и шансы, непременно будет разгромлен вдребезги, и притом моментально. Вспомните: ни один хищник не нападает на бешеную собаку или загнанную в угол крысу. Маленькая кошка, защищая свое потомство, способна обратить в бегство свору крупных дворовых псов, а все почему? А потому, что в каждом из этих случаев полностью снимается проблема прогнозирования собственного будущего, и наши гладиаторы идут в «последний и решительный бой» без оглядки. Неважно, какая причина ввергла их в это состояние, вирус бешенства или доведенное до предела отчаянье, но результат всегда один и чрезвычайно впечатляющий. История знает примеры такой одержимости в бою у азиатских хашишинов, само наименование которых подсказывает, что достигалась она с помощью употребления гашиша, а также у европейских берсерков, сызмальства склонных к безумию и сознательно забритых «во-солдаты». Но это все суть беснование, темная сторона процесса. Подобный же, но вполне осознанный психологический режим достигался в прежние века доблестными самураями практикой дзенской медитации, без чего не стоило надеяться выжить в мясорубке нескончаемых войн.

Этой проблеме целиком посвящена великолепная работа Судзуки Тантаро «Дзен и фехтование», отдельные выдержки из которой вполне уместно привести в завершение разговора о сражениях:

* * *

Достигая совершенства, фехтовальщик не обращает никакого внимания на личность врага или на себя. Он безразличный наблюдатель фатальной драмы жизни и смерти, в которой, однако, принимает самое активное участие.

Совершенный фехтовальщик избегает ссор и схваток. Схватка означает убийство. Как можно довести себя до того, чтобы убить ближнего? Все мы хотим любить друг друга, а не убивать.

* * *

Вовсе не самое лучшее – побеждать в каждой схватке. Самое лучшее – побеждать, не думая победить. Вот совершенная победа!

* * *

Ме (мею) – это такая деятельность, которая исходит прямо из глубины личности без помех все разделяющего интеллекта. Это действие происходит настолько прямо и незамедлительно, что интеллект не находит места, куда бы он мог влезть и разделить целое на части.

* * *

Достаточно малейшего ощущения страха смерти или ничтожнейшей привязанности к жизни – и ум теряет свою текучесть. Текучесть – это беспрепятственность.

* * *

Искусство фехтования различает меч, несущий жизнь, от меча, который несет смерть. Меч, используемый владельцем только в техническом аспекте, дальше убийства не идет: ведь его используют только тогда, когда собираются убивать. И совсем другое дело там, где вынуждены поднять меч. В этом случае не человек убивает – меч.

* * *

Конечная цель овладения искусством есть тот момент, когда достигнутые познания есть потерянные познания.

* * *

Любая идея становится болезнью, когда ум ею одержим. Болезни, от которых должен избавиться фехтовальщик, следующие:

– желание победить;

– желание продемонстрировать все, что знаешь;

– желание прибегнуть к техническим трюкам;

– желание держать противника в страхе;

– желание играть пассивную роль;

– желание избавиться от какого-то из перечисленных желаний.

* * *

Лучше всего вернуться во времена своего детства и [вспомнить, как ведет себя ребенок. Земля может расколоться, а ребенок и внимания не обратит. Убийца ворвется в дом, а он ему только улыбнется. Будет ли дитя радоваться, если его сделают императором и наградят самым высоким орденом? В ответ на это младенец даже не повернет глазом.

* * *

Когда несовершенный мастер вызывает на поединок настоящего мастера «непребывающего меча», он совершает самоубийство. У настоящего мастера нет намерения убивать, но ситуация вынуждает его стать лицом к лицу с противником. Враг исполнен злым духом убийства, и его ум не свободен. Когда он встречается с мастером «непребывающего меча», его же дух его и убивает. ¦Мастер может даже и не подозревать, что его меч сра-рил противника.

Если фехтовальщик возбужден ситуацией и думает, что противник сильнее его – он уже почти побежден.

* * *

От технически несовершенного фехтовальщика духовных достижений ожидать не приходится, но если он настроился на то, что живым ему не уйти, он может стать грозным соперником даже очень опытному мастеру.

Когда воля собрана воедино, даже неискусная рука

становится неотразимой. Иди на бой убежденный - и вернешься без единой царапины. Бросайся в битву, готовый умереть. Покидая дом, знай, что больше его не увидишь – только тогда вернешься в него. Лишь задумаешься о возвращении – и уже никогда не возвратишься.

* * *

Если человек решился умереть и совершенно готов к смерти, тогда пробуждается некая дотоле неизвестная сила, которую он ощущает полностью. Эта сила позволяет совершать необыкновенные вещи. Эта сила называется «Мею». 

И напоследок еще две чудесные документальные истории, иллюстрирующие все то, о чем говорилось выше применительно к смертельному бою.

Это произошло в феодальной Японии. Простой слуга вызвал раздражение одной важной персоны. Тот потребовал, чтобы хозяин примерно наказал слугу, а в то время это означало смерть.

Хозяин не мог ослушаться. Он вызвал слугу и сказал: «Я очень сожалею, но вынужден исполнить желание обиженного и казнить тебя. Выхода нет. Единственное, что я тебе посоветую – это взять меч, сразиться со мной и убить меня в поединке».

Слуга ответил: «Какой смысл мне браться за меч? Вы первоклассный фехтовальщик и преподаватель фехтования, а я никогда в жизни меча в руках не держал. Как же я могу вас победить?»

А учитель фехтования, надо сказать, давно уже хотел сразиться с тем, кто махнул рукой на жизнь и находится в безвыходном положении. И он сказал слуге: «Бери меч и испытай удачу! Посмотрим, вдруг судьба тебе улыбнется».

Они стали друг против друга с обнаженными мечами, и тут учитель заметил, что позиция у него вроде хуже и надо её поменять. Он отступил назад, потом еще и еще, пока спиной не уперся в стенку. Отступать было некуда и пришлось принимать бой. Загнанный в угол, он не мог больше менять позицию, и тогда мастер с криком нанес удар, сразивший слугу.

Потом он признался своим ученикам: «Это была отчаянная схватка. Меня чуть не убил мой собственный слуга, его дикое наступление с мечом было почти неотразимо. Но если необученный слуга может стать таким опасным противником, что же тогда говорить о первоклассном фехтовальщике в подобном состоянии?»

Один из учеников спросил: «Где смысл того, что вы отступали? Было ли это тактикой или вызывалось силой давления?»

«Он так отчаянно наступал, что мне ничего другого не оставалось, как отходить», – ответил учитель.

«И когда вы крикнули и ударом свалили слугу, вы увидели у него суки (остановку)?»

«Нет, суки не было. Было мею (чудо), и оно вело его мечом!»

Второй эпизод очень похож на предыдущий, хотя дело в нем так и не дошло до звона клинков. Это история о мастере чайной церемонии, который принял на себя роль фехтовальщика и сразился с головорезом. Обычно те, кто занимается чайной церемонией, фехтованием не увлекаются и никак не могут быть соперниками людям меча. Чайная церемония – дело мира и покоя. События рассказывают нам, что может человек, не умеющий обращаться с оружием, если он решился рискнуть собственной жизнью.

В конце семнадцатого века правитель Яманоути провинции Тоса решил взять своего чайного мастера в официальную поездку в Эдо. Чайному мастеру эта поездка вовсе не улыбалась, ибо самураем он не был, а Эдо вовсе не такое спокойное место, как Тоса. В Эдо легко было попасть в такую переделку, где досталось бы не только его господину, но и ему самому. Но чайный мастер был вынужден подчиниться приказу, однако решил сменить свою одежду чайного мастера, который ходил без оружия, на одеяние самурая с двумя мечами.

По приезду в Эдо чайный мастер не выходил из дома своего господина, пока тот не разрешил ему выйти погулять. Одетый как самурай, он посетил Уэно у пруда Сино-бадзу, где заметил, что на него сердито смотрит какой-то самурай, отдыхающий на камне. Самурай вежливо обратился к чайному мастеру и сказал: «Вы, я вижу, самурай из Госа. Окажите мне честь испробовать свое искусство в поединке с вами!»

С самого начала путешествия чайный мастер пред-¦увствовал какую-то неприятность – и вот теперь он стоял лицом к лицу с ронином, бродячим самураем, наемником самого худшего толка, и не знал, что ему делать. Чайный мастер понял, что. поединка ему не избежать, и настроил себя на неизбежную смерть. Но он не хотел умирать с позором, потому что позор лег бы на его господина, правителя Тоса. И тут он вспомнил, что несколько минут назад проходил мимо школы фехтования, расположенной возле парка Уэно. Он решил зайти туда на минутку и спросить у учителя, как правильно пользоваться мечом, как употреблять его в таких случаях и как ему с честью встретить неизбежную смерть. Он сказал ронину: «Если ты так настаиваешь на поединке, тогда подожди меня немного, я должен сначала кое-что сообщить моему господину, у которого служу».

Ронин согласился, и чайный мастер поспешил в школу фехтования. Учитель спокойно выслушал чайного мастера, который рассказал ему всю историю и выразил непреклонное желание умереть, как подобает самураю. Учитель сказал: «Все приходят ко мне узнать, как пользоваться мечом, чтобы жить, а ты пришел узнать, как умереть. Но прежде, чем я научу тебя искусству умирать, будь добр, научи меня готовить чай и угости чашечкой чая. Ведь ты же чайный мастер!»

Чайный мастер был очень рад. В последний раз он мог исполнить чайную церемонию, дело, столь дорогое его сердцу. Забыв обо всем, он со всей искренностью, с полной самоотдачей принялся готовить чай. Он выполнял все, что необходимо, как будто сейчас это было для него самое главное в жизни. Учитель фехтования испытал глубокое чувство, увидев, с какой сосредоточенностью, с каким вдохновением совершается чайная церемония. Он упал на колени перед чайным мастером, глубоко вздохнул и сказал: «Вот ты! Тебе не нужно учиться умирать. То состояние ума, в котором ты находишься, позволяет тебе сразиться с любым фехтовальщиком. Когда будешь подходить к ронину, сначала подумай, что ты готовишь гостю чай. Благородно приветствуй его, извинись за задержку и скажи, что теперь ты готов к поединку. Сложи свое хаори, аккуратно положи сверху свой веер, как ты обычно делаешь это за работой.

Затем повяжи голову, веревкой подвяжи рукава, подбери хакама. Теперь ты вполне можешь начинать. Вынь свой меч, высоко подними его над головой, будь готов сразить им противника и, прикрыв глаза, соберись мысленно для битвы. Когда услышишь крик, ударь его мечом. Это и будет конец, взаимное убийство.»

Чайный мастер поблагодарил учителя за наставления и пошел обратно. Он тщательно последовал советам, выполняя все в том состоянии ума, которое бывало у него во время чайной церемонии для своих друзей. Когда он твердо стал перед ронином и поднял свой меч, тот внезапно увидел совершенно другого человека. Он никак не мог издать крик перед нападением, потому что совершенно не знал, как ему нападать. Перед ним было само воплощенное бесстрашие! И вместо того, чтобы броситься на чайного мастера, ронин стал шаг за шагом отступать и, наконец, закричал: «Сдаюсь, сдаюсь!» Бросив свой меч, он простерся перед чайным мастером, прося прощения за грубость, и быстро покинул поле сражения.

Комментарии, как говорится, излишни. Начни чайный мастер взвешивать и прикидывать свои шансы остаться в живых, и он неминуемо был бы убит на месте. Об этом и сказано в песне Буккоку Кокуси, дзенского учителя в эпоху Камакура:

Лук сломан,

Стрел больше нет.

Настал критический момент.

Не лелей робеющего сердца,

Стреляй без промедленья!

 

Глава 9…И образ твой окутывает дым 

Работа с ментальными образами

Вот не везет, так не везет -

Сказал Чжу Ба-цзе,-

Среди бела дня повстречали привидение!

* * *

Я бесов самых закаленных

Умею побеждать в бою,

И оборотней вероломных

Мгновенной смерти предаю!

(У Чэн-энъ,«Путешествие на Запад»)

Человеческое мышление построено, в отличие от машинного, на работе со сложными цельными образами, и в этом состоит фундаментальное и огромное его преимущество. Именно поэтому использование всевозможных образов нашло такое широкое применение в мире воинских искусств, поскольку издревле замечено, что один-единственный, вовремя возникший или специально воспроизведенный I уме образ способен вскрыть такие потаенные резервы, докопаться до которых иным путем просто нереально.

Вероятно, самым простым и наглядным примером эксплуатации образов с прикладными целями могут служить разнообразные, так называемые, «звериные» или «подражательные» стили китайского ушу. Вряд ли в наши дни требуется особое пояснение, что это означает. Кинематограф и телевидение честно отрабатывают вложенные в них средства, а феноменальный бум популярности китайских единоборств, накрывший страну в 80-е годы (и благополучно усопший в 90-е), заставил тогдашнюю молодежь полагать, что богомол, обезьяна и леопард – вовсе не животные, а хитроумные стили ушу.

Поистине безгранична сила образов, на подражании которым смогли зародиться и благополучно процветать из века в век целые школы боевого искусства, причем школы отнюдь не театрализованные, но самые что ни на есть эффективные и практичные. Достаточно сказать, что вся окинавская традиция возникла как отголосок одной лишь ветви шаолиньского кэмпо, а именно – «журавлиного» стиля, который и в домашнем-то варианте отличается жесткостью, силой и резкостью, а уж попав на неласковую окинавскую почву, дал всходы, подробно описанные в главе со зловещим названием' «Удар фатальный был печатью смерти».

Разумеется, мы не станем пускаться здесь в увлекательное путешествие по безграничному миру подражательных школ ушу, ибо есть масса наглядных и вполне достоверных кинолент о похождениях «пьяной обезьяны», «безумной лошади» и «молодых драконов». Отдав в свое время положенную дань модному течению, могу из личного опыта и первых рук рассказать кое-что о результатах использования характерных зрительных образов в практике спарринга.

Прослышал я как-то, что некий товарищ повадился во время поединка «выводить» у себя над головой образ кобры с тем, чтобы, отрешась от суеты боя, внимательно наблюдать за ней и как бы её глазами одновременно. Кобра при этом живо реагировала на движения противника, а наш серпентолог просто повторял её поползновения посредством собственных рук и ног. И, как говорили, получалось довольно лихо; во всяком случае, его уровень возрастал при этом весьма ощутимо.

Я решил двинуться по стопам гигантов и попробовал «выводить» над головой виртуальную обезьяну. Во-первых, змея – тварь холодная, неприятная, да еще лишенная конечностей, отчего её движения не могут быть сразу же скопированы в скоротечной схватке. Обезьяна же, напротив, нам почти родня, а её цепкие мохнатые лапы замечательно приспособлены для драки. Ну, а во-вторых, сам обезьяний стиль очень нравился мне (и нравится до сих пор), и я понемногу практиковал его, насколько это было возможно в условиях отсутствия достоверных источников. К слову сказать, при нынешнем обвальном их количестве и ассортименте по >всем мыслимым школам и направлениям (включая тайные и семейные), с подражательными стилями дела обстоят точно так же, как и пятнадцать лет назад, то есть никак. А [занимательные художественные фильмы из Китая и Гонконга, при всей их красочности, не могут служить в качестве методических материалов для сколько-нибудь серьезного изучения.

Так вот, сотворив обезьяну, я отрешенно повторял все [её ухватки, блокировки и атаки. В редкие минуты полного [слияния с образом мой противник оказывался совершенно беспомощным в сравнении с ловкой бестией, но, увы, подобное состояние бывало недолгим, и могучее человеческое эго в союзе с беспокойным умом быстро ставили животное на место. Вероятно, на этом пути вполне можно было достичь каких-то высоток и высот, но я начал эти эксперименты уже на излете своего интереса к ушу, постепенно переключаясь на айкидо и кобудо, а потому не могу точно сказать, куда в итоге заводят подобные пути.

О соотношении животного и человеческого в практике боевого искусства однажды чудесно высказался мой первый учитель по ушу, большой мастер дивных, ироничных и въедливых замечаний и фразочек. А выразился он в том смысле, что сколь бы ни были эффективны звериные манеры и способы боя, человек всегда остается на ином, несравненно более высоком, уровне. Самую ужасную ядовитую змею он хватает пальцами за горло и расшибает оземь или отрывает ей голову. Никакая тварь не в состоянии причинить вред человеку, который осознанно и правильно применяет свой истинно «человеческий» стиль. Все подражательные формы есть просто его отдельные составляющие, как цвета спектра, сливающиеся в итоге в чистый белый свет. Каждый из подобных стилей может быть баснословно хорош, но он никогда не превысит статуса обыкновенного кирпичика в великолепном человеческом здании. Те же шаолиньские монахи последовательно изучали целый ряд имитирующих стилей (как минимум пять) только для того, чтобы переплавить их в единый практичный Шаолинь-цюань.

И потом – разные противники требуют различного подхода. То, что оказывается несостоятельным против одного, другого разит наповал, как гром. Я специально испытывал это со всевозможными партнерами и могу засвидетельствовать, что только лентяи предпочитают оставаться в единственной удобной и привычной для себя манере и технической базе. Даже один и тот же приятель в разное время «вскрывается» порой диаметрально противоположными связками; очевидно, это зависит от некоего внутреннего настроя или физического состояния.

Разумеется, смешно доискиваться «секретных приёмчиков», чтобы с их помощью повергать во прах всех и вся. Таковых в природе не существует. Если вы правильно сумели почувствовать алгоритм движений вашего противника, и мгновенно интуитивно (либо путем быстрого подбора) нашли для него персональную «отмычку», то самая банальная техника развалит его тактические построения, словно карточный домик. Именно в таком плане полезно изучать и нарабатывать различные стилевые линии, в том числе подражательные.

Чем больше вы изучите таких «матриц», тем большее число «отмычек» окажется в вашем кармане. Вместе с тем подобный подход категорически требует углубленной и пристальной шлифовки классических базовых форм вашего излюбленного стиля и небольшого числа «коронных» элементов, на которые вы можете положиться душой и телом даже тогда, когда из вас дубиной вышибут память вместе с половиной жизни.

Однако все, о чем говорилось выше, предполагает наличие некоего объемного, всеохватного образа, накладывающего отпечаток и на технику, и на психику, и на тактику вместе со стратегией. Вовсе не обязательно при этом иметь перед глазами яркую анималистическую картинку наподобие хитрого пластичного леопарда или проворной макаки. Благородные айкидоки или величавые приверженцы кэн-дзюцу ничуть не меньше оплетены своими собственными ассоциативными нитями – просто их образы более туманны и не могут быть представлены в столь конкретных очертаниях. Например, кто из «внучат» дедушки Уесибы станет отрицать, что они никогда, ни при каких условиях не | должны терять образ сферы, центр которой совпадает с их сэйка-но-иттэн? А крученые адепты багуа-чжан привязаны к образу горизонтальных кругов точно так же, как их собратья из синьи-цюань – к кругам вертикальным. И так повсюду. Решительно каждая школа имеет свой особенный геометрический и ментальный образ, который часто сливается с образом отца-основателя, точнее, с его пониманием стиля, насколько сумела все это сберечь и передать по эстафете порой весьма длинная цепочка преемников.

Если фундаментальный стилевой образ помогает и заставляет удерживаться в рамках некогда созданной гением мастера техники, то для успешного освоения собственно приемов нападения и защиты каждый может подобрать уже персональные, доступные и яркие образы, тем более, что в современных клубах и секциях преподаватели не обременяют себя излишней поэзией. В этом плане любители «китайщины» находятся в лучшем положении по сравнению с «японистами» или «корейцами», поскольку до сих мор, к счастью, абсолютное большинство техник ушу носит старинные, образно-точные наименования, которые сразу дают ясный облик движения, его канву, «вкус» и «запах». Судите сами, насколько приятнее звучат формулы типа: «облачные руки», «два ветра врываются в уши» или «старый орел хватает добычу», нежели просто «котэ-гаеши», «гияку-цуки» и «кеса-гири». Безусловно, последние сразу дают информацию о том, как и чем бить, рубить или куда бросать, но зато хитрые китайские заклинания, будучи пару раз увиденными в хорошем исполнении, одним своим звучанием застрянут в мозгах навсегда.

Теми, кому приходится много работать с учениками, давно было подмечено, что настоящих высот в боевом искусстве достигают лишь люди с тонкой душевной организацией. Наличие или отсутствие высшего или какого угодно иного образования никакой роли при этом не играет. Перефразируя известные строки, можно сказать: «Бакалавром можешь и не быть, но поэтом быть обязан». Примитивные черствые натуры, как бы ни блистали на первых этапах обучения благодаря своим великолепным физическим данным, со временем безнадежно отстают, уступая пальму первенства тем, кто способен любоваться сосновой веткой в снегу, гравюрами Хокусая или строчками Басё. Это отнюдь не мое личное наблюдение, хотя на протяжении всей своей практики я постоянно убеждался в абсолютной его правоте, так и не встретив ни единого исключения. Это сказал когда-то, давным-давно, один мой знакомый, личность в нашем городе легендарная, известный решительно каждому в соответствующих кругах. Многие и многие нынешние преподаватели и просто мастера «востока» являются учениками его учеников, и уж у него-то было достаточно времени и материала для наблюдений.

Не зря говорят, что в единоборстве силы и техники первая всегда проигрывает, а в схватке техники и разума побеждает разум. Самые эффективные разновидности боевого искусства, по праву считающиеся его вершинами, например, айкидо и тайцзи-цюань, почитают тело лишь исполнительным инструментом в игре текучего ума. Поэтому человеку с тренированной подвижной психикой и послушным телом достаточно в мгновение ока создать необходимый образ, чтобы он тотчас был воплощен в жизнь с ожидаемым результатом. На деле всяческие задержки и проволочки происходят исключительно на этапе выбора, и злосчастный комплекс «Буриданова осла» загубил немало жилистых бойцов, мысливших в режиме последовательной машинной логики вместо того, чтобы попросту бездумно реализовать победоносный пространственный образ. Так что слова о борьбе разумов – это не пустой звук, а описание высшей формы борьбы, в которой физические аспекты не играют никакой роли так же, как пишущего человека мало волнует, каким образом грифель карандаша или шарик стержня оставляют след на бумаге. Поэтому, повторяю: гибкий подвижный ум, способный мгновенно генерировать «картинки» любой степени сложности и яркости, как раз и есть истинный двигатель и фундамент мастерства.

Спустившись с величественных высот общих рассуждений, для повседневной практической работы можно рекомендовать некоторые элементарные приемы создания, удержания и использования образных построений.

Самыми простыми из них будут хорошо всем известные из курса школьной геометрии плоские и трехмерные фигуры – всевозможные круги, овалы, эллипсы, восьмерки, а также плоскости во всех мыслимых наклонах и ракурсах. Как упоминалось выше, образ сферы является одним из основных, если не самым основным, ибо только он помогает нам правильно организовать пространство вокруг себя и самому уютно расположиться в нем же. Всякий айкидока или адепт кэн-дзюцу, потерявший хоть на миг ощущение этой незримой сферы, подчиняющей и приводящей к общему знаменателю любые его действия, именно в такой момент становится уязвимым. Пресловутая фатальная «потеря Ци» в первую очередь означает потерю ведущего образа. Немалое число самураев лишилось головы, так и не осознав до конца всей важности обычного «мячика». Опуская туманные рассуждения о неисповедимых путях энергий, можно отметить, что и на обычном, физическом уровне лишь приемы, воплощаемые с осознанием подчиненности закону сферы, могут быть признаны эффективными и жизненными. Вообразите себе беспомощность и отчаянье человека, который изо всех сил сражается с упругим и легким шаром примерно двухметрового диаметра. Ни толкнуть, ни схватить, ни ударить – при малейшем воздействии на оболочку центр смещается в сторону, и наш гладиатор валится в Великую Пустоту. Разумеется, это идеальный случай, доступный единицам из тысяч, но стремимся-то мы как раз к идеалу!

Поскольку образ сферы является всеобъемлющим, то совершенно понятно, что различные круги будут всего-навсего его частными составляющими. Но именно с кругами всевозможных диаметров нам чаще всего приходится иметь дело в процессе тренировок. Возможно, для кого-то станет откровением азбучная истина, что не существует абсолютно прямых линий, и любая прямая есть участок кривой с тем или иным радиусом. Никакой удар рукой, ногой или оружием, кажущийся на первый взгляд прямолинейным, никогда таковым не является, и может быть назван «прямым» лишь условно. Пусть ваш удар летит из точки А в точку Б, как по струне, – но начало такого движения, как и его завершающая фаза, непременно должны быть скруглены, иначе зародившаяся в ступнях и пояснице сила попросту не пройдет в руку и не будет «сброшена» в противника, превратив ужасный роковой цуки в смехотворную конвульсию.

Чуть ранее уже упоминалось о том, что некоторые, исключительно эффективные древние стили целиком зиждятся на своем «фирменном» образе. Окинавское кобудо, как и любая работа с предметами, напрямую зависит от умения видеть внутренним взором и буквально всем телом чувствовать реальные и предполагаемые траектории не только своего оружия, но – что важнее – поползновения злого соперника со всеми его дубинками, цепями и мечами. Именно в этом, вероятно, состоит известный эффект, когда работа с оружием помогает поставить и отточить мало с ней связанные рукопашные техники. Обретя привычку зримо ощущать круги и петли свистящих опасных предметов, ка-|русель кулаков и ног противника будет расшифрована с [куда большим успехом. Можно сказать, что искусство об-|разной манипуляции с шестом или мечом в руках есть высшая математика в сравнении с нехитрой арифметикой безоружной драки.

Каким бы ни было наше движение – простой шаг, блок, удар или их комбинация – сначала его мгновенный и отчетливый образ должен возникнуть внутри, в области тандэна. Если такого не произошло, то вам не иметь успеха: равновесие будет потеряно, кулаки поразят воздух, а блокировка не спасет.

Когда мы говорим о мгновенности образа, то подразумевается именно это самое. Волшебный чертеж не выписывается линия за линией, а возникает сразу во всей красе, от качала до конца, будто светящиеся нити во мраке. При этом вторым планом, почти подсознательно, проскакивает ощущение направленности движения по этим линиям, также Одновременно по всей их длине, как электрический ток в цепи. Но не путайте подобные «вспышки» образов с пагуб-1шм и решительно всеми критикуемым обдумыванием собственных действий. Обдумывание и прожектерство есть шроцесс в прямом смысле слова – растянутый во времени и имеющий начало и конец (обычно совпадающий с кон-ком самого мыслителя). Возникновение же образа не имеет временной протяженности, он просто возникает сразу и целиком, чтобы уже в следующую неощутимую долю секунды смениться другим, третьим и сто тридцать третьим. Нечто подобное происходит во снах, когда упавшая на [лоб холодная капля способна генерировать за миг до пробуждения настоящий широкоформатный приключенческий сюжет длинной в половину жизни с точки зрения самого сновидца).

Наше тело представляет собой чудесный, самонастраивающийся механизм, который совсем не обязательно тащить за ручку шаг за шагом к намеченной цели. Достаточно ясно и четко поставить ему конечную задачу, введя её с помощью какого-либо образа, после чего предоставить полную свободу действий. Если подготовительный этап был выполнен качественно, то будьте спокойны – тело само отыщет максимально быстрые и рациональные пути её выполнения.

Те, кто увлекался метанием дартов или в детстве бросал и бросал камни, сидя на морском берегу, имели возможность воочию убедиться в справедливости сказанного. Дело в том, что совершенно бесполезно поднимать руку с мета-

тельным снарядом на уровень глаз и прицеливаться, словно из винтовки. Все равно таким образом ничего не добиться. Напротив, необходимо полностью расслабиться, позабыть о руках, ногах и всем прочем, а затем спокойно и зорко посмотреть в то место, куда вы хотите попасть. Нужно словно бы впитывать цель глазами, соединяться и сливаться с нею, помещая образ в тандэн. Поначалу для этого потребуется до десяти и более секунд, но затем будет много и одной. Когда слияние с целью станет физически ощутимым, запустите ваш камень (или что у вас там) волнообразным импульсом от живота через руку. Не думайте, как это сделать, просто швырните – и вы наверняка попадете точнехонько в «десятку». Этот номер пройдет и во второй, и в третий раз – до тех пор, пока ваше внимание не утомится и не ослабнет концентрация. По мере тренированности ваши успехи станут достигаться все легче и легче, а коварная граница «посадки батареек» отодвинется куда-то к сороковому броску. Эта методика неоднократно проверена в деле и надежно обеспечивает до девяноста процентов точных попаданий вместо средневероятностных пятидесяти. И что любопытно, в ней нет никакой «физики», никаких особых способов метания – одно лишь чистое умственное усилие.

Совершенно так же действует наше тело и во всех остальных случаях, включая кровавые схватки и дружеские спарринги. Незачем строить схемы и размышлять, как ловчее шагнуть вперед, повернуться и ударить. Создайте в один миг конечный образ ситуации таким, каким вы хотели бы его увидеть – и отпустите тормоза. Этим достигается известное состояние «наблюдения со стороны» за своими собственными действиями, при котором раскрепощенный и освободившийся от оков разум легко и просто дирижирует процессом схватки, разумеется, при наличии тренированного и должным образом подготовленного к послушанию тела.

Помимо эллипсов и кругов, чрезвычайно ходовой ментальной фигурой является «восьмерка» в различных плоскостях, однако самыми употребимыми служат всего две -горизонтальная и вертикальная. Некоторые школы, базу которых составляют короткие прямолинейные движения, успешно обходятся и без подобных выкрутасов, но гораздо большее число стилей буквально вырастает из таких траекторий; например, работа с нунчаку без «восьмерок» просто невозможна. Все оружейные приемы так или иначе используют этот элемент для придания непрерывности и слитности манипуляциям с предметом, поскольку лишь одна «восьмерка» позволяет переводить горизонтальные круги в вертикальные, вязать воедино длинные цепочки разноплановых движений и перехватывать оружие из руки в руку. Китайские стили насыщены этими штуками до предела, что создает оригинальный и узнаваемый их рисунок в отличие от более рваных и угловатых окинавских и японских форм.

Качественное, то есть четкое и стремительное исполнение «восьмерок» не дает потоку энергии изламываться или прерываться, порождая к тому же небесполезный психологический феномен устрашения, поскольку противник постоянно видит перед собой одно размытое движение в сопровождении грозного шелеста и свиста. Беда в том, что слишком многие увлекаются этим жонглированием как самоцелью, полностью игнорируя отдельные концентрированные приемы в угоду внешней эффектности. Хладнокровный и опытный неприятель с легкостью взламывает эти воздушные замки, проходит на ближнюю дистанцию и ставит точку. Поэтому в использовании всякого элемента, независимо от того, насколько он хорош, абсолютно необходимо соблюдать меру. Впрочем, как и во всем.

Помимо двухмерных и пространственных фигур, изображаемых линиями, очень важно чувствовать также плоскости, которые лучше всего визуализируются в виде неких прозрачных, как бы стеклянных поверхностей, проходящих через нас и имеющих все мыслимые углы наклона. Не счесть упражнений, напрямую эксплуатирующих светлый образ плоскости, начиная от практики цигун и заканчивая прикладными, боевыми стилями, в которых комбинированная техника использует богатый арсенал бросков. А броски, как известно, выполняются каждый в своей собственной, строго заданной плоскости, без соблюдения каковой ваш противник останется непоколебим, точно скала. Занятно, что порой при этом с плоскостью поступают не как со стеклом, а как с эластичным пластиком, перекручивая её невероятным образом, чего обычно не требуется при ударах.

Бесконечное число вариантов расположения плоскостей в пространстве ограничено разумными рамками, обусловленными ассортиментом приемов, которые использует противник, и коими мы сами стремимся поставить его на место. Главными будут лишь три взаимно перпендикулярные плоскости, соответствующие осям координат – две вертикальные, проходящие через нашу ось симметрии и руки-ноги, и одна горизонтальная, разрезающая нас по сэйка-но-иттэн. Две первые в своем пересечении дают вертикаль, пронзающую тело от макушки до копчика. Всякий, желающий научиться перемещаться легко и стремительно, словно небожитель по облакам, прежде всего должен обрести навык чувствования и сохранения этой волшебной оси от малейших наклонов и колебаний. Классический вспомогательный образ при такой работе – представить, будто тело подвешено за макушку на незримой нити, и абсолютно прямой позвоночник свободно плывет по воздуху. Привыкнув пребывать в этом замечательном положении, вы тотчас отметите, что все перемещения, особенно повороты, сделались гораздо мимолетней и устойчивей, а заодно исчезла паразитическая инерция, приводящая сплошь и рядом к потере равновесия. Любой, кто хотя бы немного занимался дзю-дзюцу или кэн-дзюцу по одной из традиционных школ, подтвердит, что наиважнейшим принципом всех техник является неукоснительное соблюдение центрованности в том плане, что любые движения подчинены вертикальной плоскости, проходящей через центры – свой и противника. Проще говоря, мы всегда должны воздействовать на его центр, а отнюдь не на руки или оружие, причем воздействовать также центром, используя собственные конечности в качестве передаточного звена, и только. Удар, бросок или болевой ключ лишь тогда разовьют всю вложенную в них силу, когда они направлены из центра к центру. Если вы, например, крепко схвачены за руку, то неистовые попытки освободиться пропадут втуне, пока вы не догадаетесь развернуться фасадом к противнику и совместить свою «точку» и руки с его «точкой». Но вспомните, что делает большинство из нас в подобных случаях? Любой мальчишка, сцапанный за руку надоедливым приятелем, тотчас делает поворот на 180 градусов, после чего дергается, как свинья на веревке, в тщетном стремлении вырваться и убежать. Кроме того, подавляющее число самых эффективных ударов есть удары центральные, лежащие в той же волшебной плоскости – все типы цуки, татэ-учи, татэ-гири и так далее.

Есть еще две вертикальные плоскости, проходящие параллельно центральной через плечи и колени. Хотя они и служат в качестве вспомогательных, без отчетливой их визуализации вам никогда не достичь правильной геометрии тела в оружейных техниках, поскольку большинство приемов либо проводится в указанных плоскостях (замахи, перехваты, боковые круги), либо завершаются остановкой оружия в них после выполнения связки. Это, к примеру, ёко-кайтэн и мусо гаеши-фури в технике нунчаку, или блоки шестом типа хараи-укэ, при которых ваше движение сбивает оружие противника с траектории вбок, останавливаясь над коленом. Также ряд исходных позиций предполагает размещение предмета в боковой плоскости – ваки-гамаэ, хассо-но-камаэ и другие. Разумеется, при этом сохраняется полное подчинение центру и его безусловное главенство.

Горизонтальная плоскость, пересекающая тандэн и строго параллельная земле, служит для контроля качества перемещений, при идеальном выполнении которых наш центр не скачет вверх-вниз, а плавно и быстро скользит над поверхностью. Это достигается компенсирующими движениями всегда подсогнутых, расслабленных ног.

Также и всевозможные горизонтальные круговые удары следует четко подчинять горизонтальной же плоскости, проходящей на требуемой высоте – дзёдан, чудан, гэдан и все промежуточные. Даже начавшись невесть где и как, ваш лихой маваши-учи на подходе к рабочему сектору должен стать строго горизонтальным, чтобы вектор силы при встрече с целью был бы параллелен земле, если, конечно, вы не проводите намеренно наклонный восходящий или нисходящий удар.

Но самую заметную роль играет образ плоскости в работе с мечом (не только японским, а вообще каким угодно), поскольку малейшее несовпадение плоскостей клинка и удара приведет к неэффективности приема, а то и к поломке вашей драгоценной железки. Одним из способов контроля правильности выполнения, скажем, кеса-гири, равно как и всех прочих «рассечений», является оценка тональности издаваемого клинком звука. В идеальном случае это будет едва уловимый, тонкий, леденящий душу свист. Но по [мере увеличения завала клинка родившийся звук становится все грубее и грубее, в нем появляются шелест и фырчание, переходящие в итоге (при ударе плашмя) в обычный шум. Точно так же возрастает и вибрационная отдача в руку в момент встречи с целью. Если при полном совпадении плоскостей ваш меч пролетит через препятствие, будто |Сам собой, незаметно, то лишь слегка завалив его вбок, вы Обеспечите себе болезненное и небезопасное приключение. Вероятно, как раз в идеальности формы, независимо от ситуации и вида удара, и состоит отличие мастера от дилетанта, а под умением обращаться с клинковым оружием это подразумевается в первую очередь.

Последним из минимально необходимого нам «джентльменского набора» базовых образов станет не имеющий отношения к геометрическим фигурам образ так называемого «сброса» энергии, без использования которого вы до конца дней будете обречены на изумление от неэффективности вроде бы отточенных приемов. Ничего хитроумного или сверхъестественного во владении «сбросом» нет, а единственным требованием является неукоснительное соблюдение расслабленности в момент удара, так как энергия протекает исключительно через расслабленные конечности, любое же мышечное напряжение есть застой, пробка, Настоящая плотина на пути вашей Ци. Помнится, в каком-то из старинных советских фильмов о буднях милиции пожилой бандит, наставляя молодого коллегу, говорит ему: <Если хочешь убить – бей слабой рукой». И как ни гадко это звучит, так оно и есть. Многие могли бы припомнить, насколько болезненны шлепки маленького ребенка, а все оттого, что дети идеальны в своей расслабленности. Это же в полной мере относится ко всему славному семейству кошачьих, чья обманчивая вялость подвела неисчислимую плеяду куда более габаритных агрессоров.

Ястреб сидит так, словно он спит.

Тигр ходит так, словно он болен.

Но именно поэтому они могут

Схватить и растерзать человека.

(Хун Цзычен, «Вкус корней»)

Если не брать в расчет достаточно туманные рассуждения о путях энергий в организме, то с физической точки зрения наш «сброс» представляет собой просто вибрационную волну, которая пролетает в момент удара от источника силы, через корпус и руку (ногу, оружие), прямиком в противника. Свое гордое имя «сброс» получил благодаря своеобразному ощущению, возникающему в тот миг, когда этот импульс покидает конечность, унося с собою все то, что вы успели в него вложить.

На не столь уж недостижимых продвинутых этапах непосредственный контакт с целью вовсе не обязателен. Путем усердных целенаправленных занятий многие рано или поздно способны превзойти искусство передачи оного импульса на некоторое расстояние через воздух. В истории Китая подобные штучки известны давным-давно и носят название «испускание внешней Ци*. Трудность не в том, чтобы раза два продемонстрировать этот фокус к удивлению зрителей и самого себя, а в достижении контролируемого постоянства, при котором вопроса «выйдет – не выйдет?» просто не существует, и вы бьете, что называется, сто из ста. Для этого уже требуется либо невероятный, фантастический талант, либо годы и годы исступленных тренировок (что, впрочем, также не отменяет известной талантливости). Подвизаясь достаточно долго на данном поприще, вы непременно будете вознаграждены отдельными спонтанными проявлениями внешней энергетики, повторить которые, тем не менее, удается крайне редко.

Не могу не вспомнить в этой связи замечательный эпизод, имевший место с одним моим близким другом на заре его бойцовской биографии, когда все мы занимались с упорством и рвением, почти утраченным нынешними приверженцами «востока».

Дело было, как и полагается, в спортзале, где наш герой просто стоял на месте и сосредоточенно отрабатывал»прямой удар кулаком в форме своего излюбленного «татэ-цуки», то есть «вертикального кулака», что больше напоминает базовое движение из популярного стиля Вин-чунь. Он стоял и усердно долбил раз за разом на высоте груди, а метрах в пяти-шести сидела на куче матов его молодая жена и терпеливо дожидалась конца тренировки. Она сидела и ни о чем не тревожилась, находясь, на свою беду, прямо на оси удара. В один прекрасный момент мой друг внезапно и отчетливо ощутил, будто чугунный шар прокатился от толчковой ноги через тело и сошел с руки, и в ту же секунду его супруга слетела с насеста, словно её лягнул мул. Далее были слезы, упреки и допрос – зачем, а главное, как юн её ударил? То есть, «что» произошло, было ясно, оставалось выяснить – «почему?» Совершенно понятно, что имел вместо спонтанный, неконтролируемый «сброс» энергии, и притом отменного качества. Могу лишь добавить, что у безвинной жертвы на лбу долго не проходило красное пятно, а наш громовержец, сколько ни изнурял себя, добился лишь Имения четко гасить подобным движением свечу с расстояния один метр, а иногда, под настроение, и полтора-два. Ни о какой воздушной волне здесь речи быть не может, так как Невозможно сфокусировать достаточно плотный ударный фронт и обеспечить его полноценность на дистанциях свыше полуметра. И потом, широко известен эффект точно такого же гашения свечи, находящейся за стеклом, равно как и (аналогичное сбивание спичечного коробка, чему есть великое множество очевидцев.

Принимая во внимание вероятность подобных неожиданных выбросов энергии в момент хорошо поставленного концентрированного удара, нежелательно расставлять учеников точно друг напротив друга на время отработки фокусированных движений, а также самому располагаться на траверзе предполагаемых «сбросов». Хотя вышеописанные сокрушительные проявления крайне редки, даже весьма слабые энергетические всплески, поневоле бьющие и сто, и двести раз в одну точку, могут нанести вполне осязаемый и конкретный вред здоровью.

Разумеется, никакие физические действия не в состоянии обеспечить реализацию «сброса», а создают ему лишь подходящие внешние условия. Настоящим и единственным фактором, влияющим на зарождение, протекание и выброс Ци, остается сконцентрированный разум (Шэнь). Соединение же воедино ментальных и физических аспектов достигается лучше всего в удачном, емком образе требуемого «сброса». При соответствующей подготовке достаточно в момент выполнения удара выудить этот образ из небытия, а все остальное произойдет само собой. Разумеется, это просто и понятно на словах, но на деле каждый должен подыскать для себя сугубо индивидуальные «картинки» и зацепки. Неизменным остается только требование абсолютной расслабленности и синхронизации удара с фазой выдоха, поскольку на вдохе никакие выбросы энергии невозможны. Тем не менее образ катящегося по телу шара или волны можно назвать универсальным и одинаково пригодным для всех.

Источником сбрасываемой энергии является, конечно же, тандэн. Однако, строго говоря, энергия в нем только сохраняется и накапливается, а собственно ударная волна зарождается в ступнях, хотя это и не заметно. Лишь тогда, когда вы сумеете проследить эту волну от самой земли, через ногу, живот, грудь, плечо и кисть до её срыва в нужном направлении, только тогда можно говорить о состоявшемся «сбросе».

С точки зрения методики наработки выбросов Ци (да и вообще качественного удара), наилучшим тренажером будет все та же многострадальная свеча, так как её пламя очень чутко реагирует на все неточности – и геометрические, и энергетические, а по его поведению легко отслеживать процесс тренировки, свои успехи и провалы. Вашей целью и триумфом будет эффект мгновенного срыва пламени, когда оно словно сдергивается или сбивается с фитиля с легким звуком «пок». Попробуйте дуть на огонь с различной силой и резкостью – и вы убедитесь, что простое гашение не имеет с искомым «толчком» ничего общего.

Для работы поместите свечу на уровне вашего солнечного сплетения, лучше всего – на отдельно стоящем посреди комнаты высоком подсвечнике. В помещении должен царить абсолютный штиль, чтобы пламя тянулось вверх спокойно и непоколебимо. Займите любую, милую вашему сердцу позицию, расслабьтесь, опустите плечи, проверьте вертикальность позвоночника, легкость хода поясницы и бедер. Поначалу необходимо почувствовать, как вращение бедрами волной прокатывается через корпус в руку и сходит с неё в пространство. В дальнейшем вам удастся отследить более тонкий процесс прохождения импульса от земли через ногу – и далее как обычно. Здесь нечего подробно разжевывать, поскольку после первых нескольких тысяч повторений большая часть вопросов отпадет сама собой. Форма кулака не играет особой роли, но его вертикальная постановка (татэ-кэн) предпочтительнее, так как он четче ставит руку и является в целом более естественным, нежели классический горизонтальный сэйкэн.

Начинайте с дистанции в 30 сантиметров, а по достижении стабильного результата постепенно отодвигайтесь все дальше и дальше. Вместо свечи можно использовать свободно подвешенный лист тонкой бумаги (например, газету), но печатная продукция не настолько чутка, как пламя, отклонятся неохотно, а пробой возможен лишь при плотном контакте. При всем желании, на бумаге вам удастся наработать лишь внешнюю геометрию формы удара, но никак не энергетику.

По мере успешного продвижения тернистым путем обуздания Ци следует переходить от статических форм работы к динамическим, то есть – ко всевозможным шагам, поворотам и маневрам, дабы разить неприятеля зевсовой молнией из любого положения и ракурса, независимо от ситуации. В качестве ободряющего напутствия могу заметить, что в наших суетных условиях подобное совершенство практически недостижимо.

Присутствие оружия в руках ничего не прибавляет и не убавляет, а все компоненты сбросовой техники остаются на месте в своем обычном виде. Нет нужды что-либо менять на физическом или ментальном уровне, взяв тонфа, меч или нунчаку. Любое оружие является частью тела так же, как руки и ноги, поэтому импульсу абсолютно безразлично, сойдет он в пространство с пальцев или с торца посоха. Но не прочувствовав и не отработав «сбросы» в чистом, так сказать, виде, не стоит хвататься за дополнительный инвентарь, так как вовсе не умеющему ходить не помогут никакие протезы и костыли. Только в одном аспекте оружие может оказать начинающему своеобразную услугу – показать, как примерно должно выглядеть ощущение «сброса». Поскольку любая палка обладает весом и инерцией, то расслабленный удар (особенно тычковый) словно бы дергает корпус через руки вперед, указывая правильный путь. Но берегитесь – стоит увлечься приятным впечатлением, как вы тотчас попадете в коварную ловушку, когда тяжелое орудие работает за вас, сохраняя иллюзию замечательного удара. Я в полной мере испил эту призрачную чашу, когда отрабатывал технику ног (да и вообще проводил все тренировки от начала до конца) со свинцовыми утяжелителями, и вдобавок в увесистых резиновых полукедах. Удары были просто волшебными, ноги вылетали, как пушечные ядра, и длилась эта эйфория почти год, пока совершенно случайно я не обнаружил, что без отягощений мои ноги пусты и слабы, будто тряпичные. На самом деле все это время за меня трудились резина и свинец; достаточно было дать хороший начальный толчок, как ступня устремлялась к цели, не требуя никакой концентрации и энергетики. К счастью, возвратиться к исходному состоянию оказалось не так уж трудно, но с тех пор я отношусь к любым утяжелителям с большим недоверием.

Дополнительный вес хорош и полезен для выработки легкости перемещений, шагов и прыжков, умения долго удерживать высоко поднятую ногу, и так далее, но не стоит нагружать конечности во время освоения и шлифовки ударной и защитной техники, чтобы не свести к нулю и без того невеликий энергетический багаж. Между прочим, шаолиньские монахи только таким образом и пользовались железными накладками, выпрыгивая с ними из все более и более глубокой песчаной (!) ямы. К сожалению, история учит тому, что ничему не учит, и скольким еще предстоит изобретать все те же велосипеды и спотыкаться о те же самые грабли!

Так что, уловив пару раз при помощи оружия искомое ощущение, немедленно поставьте вашу дубину в угол и далее работайте исключительно пустыми руками, пока не ухватите в момент удара аналогичное состояние.

Есть еще один специфический фактор, который делает недопустимым применение «сбросов» в любых формах боя, кроме последнего, решительного и однозначно смертного. Дело в том, что качественный «сброс» вполне подобен выстрелу из ружья, и не может быть выполнен чуточку слабее или сильнее. «Тихо-тихо постреляем, тихо бомбочку взорвем» не проходит. Как и выстрел, «сброс» не поддается дозировке и контролю, и так же непредсказуем по результату. Говорят, что великие старцы способны были точно отмерять кванты своей энергии, исцеляя, парализуя или убивая на месте, но в наши дни и в наших широтах на подобное мастерство рассчитывать не приходится. Поэтому ни при каких обстоятельствах не следует пробовать сбросовую технику в спортивных поединках или в парной' работе с товарищами, если только вы не тайный человеконенавистник.

Но прежде, чем поставить последнюю точку и закрыть тему образов, абсолютно необходимо предостеречь пытливого соискателя паранормальных способностей от некоего рокового пути, на который его могут подтолкнуть недалекие или, хуже того, злонамеренные наставники. Речь идет вот о чем – никогда, ни за что, ни при каких условиях не создавайте и не пытайтесь использовать зловещие демонические образы, источающие агрессию и лютую ярость. Многоопытный А. Тарас, изобразивший на обложке своей книги «Боевая машина» отвратительного киборга-убийцу с огненными глазами, на полном серьезе рекомендует медитировать на этот инфернальный лик с целью полного ментального слияния с ним для того, чтобы впоследствии, оказавшись в острой ситуации, можно было бы мгновенно произвести временное замещение своей хлипкой личности сущностью из стали и пламени – и всех победить. Вполне возможно, подобный психологический кунштюк отменно сработает. Остается маленький вопросик – не случится ли так, что спасая этим экзотическим способом бренное тело, вы потеряете нечто неизмеримо большее?

Если припомнить историю, тотчас на ум приходят славные парни ниндзя. Как известно, тотемным образом ночных оборотней, чьи деяния однозначно лежат за рамками человеческой морали и общепринятых ценностей, был отнюдь не светлый ангел с белыми крылами, а омерзительный лешак Тэнгу. Мудрые китайцы, тысячелетиями привыкшие строить свой быт с учетом требований столь же древней науки Фэн-шуй, давно и отчетливо поняли, что любое изображение или вообще творение духа (хотя бы и не воплощенное) будоражит соответствующие энергии в окружающем пространстве и притягивает родственные эманации. Поэтому в традиционном китайском интерьере вы не встретите статуэток, картин и иных предметов искусства, изображающих что-либо, кроме навевающих покой и умиротворение жанровых сценок, красивых цветов и птиц или гармоничных пейзажей. Дадим слово эксперту:

К числу опасных предметов, которых лучше сторониться, относятся картины и фигурки диких животных. Мне приходилось видеть прекрасные статуэтки леопардов и тигров очаровательно свирепого вида, и мне всегда хотелось, чтобы эти прекрасные дикие кошки украшали мою гостиную. Но я отлично знаю, что приглашать таких диких животных в дом – значит искать неприятностей на свою голову. Такие звери распространяют энергию смертоносного дыхания. Помещать в доме изображения свирепых хищников – табу!

(Лиллиан Ту, «Основы Фэн-шуй». Киев, 1999 г.)

Но если с такой осторожностью рекомендуется обходиться с простыми земными и вполне симпатичными хищниками, что же тогда говорить о порождениях царства тьмы? Очень характерный и показательный эпизод имел когда-то место с одним моим другом. В те далекие годы он, невзирая на молодость, уже успел достичь степени кандидата в мастера спорта по дзюдо, и несколько лет фанатично отдавал душу и тело новомодному тогда каратэ, стяжав немалые успехи и определенную известность. Обладая к тому же тонкой душевной организацией и умелыми руками, он как-то взял, да и вырезал из дерева маску индийского демона. Вы представляете, о чем идет речь – все эти выпученные бельма, клыки, ожерелья из черепов и прочие атрибуты.

И вот, начиная со дня торжественного водружения беса па стену, в его дотоле относительно спокойной жизни пошло нечто совершенно невообразимое. Редкий день обходился без двух, а то и трех драк. Победоносное их завершение утешало слабо, и через какое-то время, изведясь до предела, он принялся доискиваться причин напасти. Когда зыбкая догадка переросла в уверенность, поганый идол был подвергнут официальному сожжению, после чего неприятности будто обрубило.

Все без исключения патриархи боевых искусств и основатели дошедших до наших дней школ и стилей писали и говорили только одно, и это «одно» отнюдь не состояло в методах выработки у себя сатанинской ярости, бешенства в бою и ненависти к противнику. Тот, кто думает, будто подобные качества весьма хороши в схватке и способны приблизить сладостную викторию, либо находятся на самых первых ступенях ученичества, либо просто обделены разумом, а это уже надолго. Напротив – мастера и создатели чрезвычайно эффективных, порою безмерно жестоких и смертоносных систем боя, словно сговорившись, толковали о любви и мире, душевном покое и безмятежности, добросердечии и взаимоуважении, а пляскам на черепах предпочитали аранжировку цветов, живопись и чайную церемонию. Попытайтесь вообразить себе Такеда Сокаку или Санда Канагусуку, вырядившимися в кимоно с изображениями оскаленных морд, когтистых лап и прочей дряни! Зависимость очень проста: чем ниже духовный и умственный потенциал человека, тем сильнее его тянет к подобной символике, поскольку этим он как бы восполняет собственную неполноценность через приобщение к миру больших энергий и могучих сущностей. Беда лишь в том, что всякая сила имеет единственный и совершенно определенный источник, лежащий либо на светлой, либо на темной стороне бытия. Третьего варианта, разумеется, не дано. Каждая из сторон имеет свой собственный набор образов (графических, звуковых и так далее), инициируя которые, мы словно приникаем к соответствующей чаше. Далее по пословице: «Несчастный, ты получил, что хотел!»

Всякий, кто хотя бы раз имел дело с сажей, хорошо помнит, что любые предосторожности бесполезны, и где-нибудь, да измажешься, а отмывается эта гадость неохотно. Визуализируя демонические образы, несущие лютую силу и всепобеждающую ярость, мы с головой окунаемся в сажу и заключаем союз с тем, кого не принято поминать к ночи. Умные рассуждения насчет овладения необычайными способностями и подчинения своей воле сил и стихий похожи на детский лепет. Предполагаемые компаньоны древнее и могущественнее всего человечества как такового – так кто и кем станет управлять? Охотно идя на контакт с несмышлеными духоловами, они легко и быстро отпускают в кредит весьма неожиданные таланты, но одновременно «включается счетчик», и не успеешь глазом моргнуть, как тебя пригласят к оплате, просто зацепив крюком под ребра. Давно известно, что нельзя заигрывать с силами тьмы, а тем более садиться перекинуться с ними в картишки. Игра всегда пойдет в одни ворота, хотя поначалу, как водится, и дадут сорвать куш.

Разумеется, подобные рассуждения лишь насмешат сознательного искателя запредельного мастерства. Но я и не собирался никого ни от чего отговаривать, поскольку всяк волен губить душу, как ему заблагорассудится. У каждого психа, как говориться, своя программа, но, выбирая тот или иной путь, нужно действовать осознанно, обладая хоть какой-то информацией относительно своей дальнейшей судьбы на избранном поприще.

Коль скоро Небеса наделили вас от рождения буйной фантазией и способностью быстро вызывать и стабильно удерживать какой угодно образ, то пусть ими станут плывущие облака, бесконечная водная гладь, ревущий водопад или капля росы на кончике сосновой иглы. Пользуясь таким набором, вы не только избежите малоприятных контактов с исчадиями ада, но вскоре с удивлением обнаружите несомненный рост своего технического мастерства, на первый взгляд никак не связанного с этой поэзией.

Но не следует думать, будто ловушка заключена только в цельных, емких, «портретных» образах наподобие инфернальных ликов или полных фигур, налитых потусторонней силой. Кроме этого паноптикума существует масса более частных, но ничуть не менее ядовитых эмоциональных картинок, использование которых способно завести глупца в те же самые трясины. Их коварство проглядывает уже в том, что слишком многие школы рекомендуют применение таких установок на занятиях, тем более в учебных и прочих боях. Речь идет о воображаемом проламывании, разрывании, протыкании, выдираниях и переломах. Подключение таких ментальных схем к обычной базовой технике действительно способно поднять её прикладной аспект на новый уровень и достичь ощутимого повышения боевой мощи. Например, при исполнении прекрасной энергетической ката Санчин (ката «твердости») в стиле Годзю-рю, в одной из позиций ясно рекомендуется отчетливо представить себе, как при движении моротэ нукитэ-цуки («рука-копье», двойной удар) ваши пальцы пронзают грудь противника, после чего следует «захватить» его потроха и вывернуть их вон. Очень симпатичный образ, несомненно способный обогатить внутренний мир ученика! И подобных примеров насчитывается не десять и не сто, однако, их содержание остается все тем же, вполне изуверским и подходящим для «Пособия юному прозектору». Если нормальный с виду человек раз за разом на тренировках осознанно генерирует аналогичные образы, то ему стоит подумать о визите к психиатру.

Само собою, наши технические приемы должны выполняться безупречно, со всей возможной концентрацией. При реальной встрече с реальной целью в условиях настоящей схватки они однозначно обязаны и проламывать, и сносить, и вонзаться (коль скоро вы практикуете соответствующий стиль), но вовсе ни к чему сопровождать всю эту грубую «физику» сладострастной игрой ума, анимируя кровавые картинки силой фантазии. Наше отношение к происходящим событиям должно оставаться абсолютно отрешенным, будто мы в тысячный раз вынуждены смотреть надоевший фильм.

Мы неустанно стремимся к вершинам мастерства, постоянно соотнося свой нынешний уровень с неким идеалом. Но там, в заоблачных высях подлинного искусства, нет места вообще никаким эмоциям, не говоря уже о низменных. Опытный хирург во время операции проделывает такое с распростертым телом больного, что от одного только взгляда на это нашего лихого ратоборца вынесли бы бездыханным прочь, но он выполняет свою работу спокойно и профессионально, не смакуя деталей и не воображая всякой всячины. В этом и состоит отличие истинного специалиста от дилетантов – в умении выполнять все, чего требует ситуация, без каких бы то ни было личных симпатий или неприязни. Делать, никак не относясь к происходящему -вот единственно допустимый подход и психология боя. Дикий гусь не имеет намерения отразиться в озерной глади, морская пучина вовсе не жаждет никого поглотить, а падающий камень не собирается проламывать голову. Если такое происходит – оно просто происходит. Почитайте классиков, отыщите изречения патриархов, и вы поймете, что все они говорили именно об этом, хотя каждый на свой манер: 

Если в сердце не гуляют ветер и волны,

То где бы ты ни был,

Тебя будут окружать голубые горы

И зеленые рощи.

(Хун Цзычен, «Вкус корней»)

 

Глава 10 Два шага налево,два шага направо

Формальные упражнения-ката и тао-лу

Сунь У-кун взмахнул своим посохом.

Три раза он поднял его вверх.

Четыре раза опустил вниз,

Пять раз взмахнул влево

И шесть раз вправо.

Движения полностью

соответствовали

Древним военным уставам

И были совершенны и необычны.

(У Чэн-энь,«Путешествие на Запад»)

В этой главе речь пойдет о формальных упражнениях, точнее, комплексах, всем нам знакомых под названием «ката», что дословно переводится как «форма». В китайской воинской традиции этот раздел практики именуют «тао-лу», то есть «цепочки», поскольку такие формы почти всегда представляют собой более или менее протяженные последовательности защит, атак и перемещений, следующих одна за другой, подобно бусинам в четках. В разное время и в разных школах отношение к подобным комплексам изменялось в довольно широких пределах. Есть стили, в которых освоение десятков хитроумных ката составляет суть и стержень всего учебного процесса, но целый ряд школ (как правило, старых и ортодоксальных) признают лишь несколько древних комплексов, зато отрабатывают их до немыслимого совершенства, до абсолюта, находя все более и более тонкие аспекты в простых движениях.

Несомненно, рациональное зерно присутствует как в той, так и в другой методике, хотя для большинства современных направлений наиболее привлекательным представляется первый путь. Это объясняется нашим сегодняшним менталитетом, избалованным скоротечностью бытия, когда попросту скучно и тягостно день за днем, месяц за месяцем и год за годом шлифовать одно и то же вместо того, чтобы на каждой тренировке блистательно и вдохновенно постигать новые горизонты, знакомиться с неведомыми движениями и экзотическими формами. Такой путь интересен, как всякое путешествие, но одновременно он, подобно любому круизу, дает лишь поверхностные знания о предмете, развиваясь всегда вширь и никогда вглубь. Как вдумчивому этнографу совершенно необходимо остановиться и пожить хотя бы год-два внутри облюбованной им народности, так и жаждущему мастерства настырному ученику следует ограничивать свой репертуар, направляя пыл души на понимание глубинных пластов древней мудрости, зашифрованной в уже, казалось бы, неплохо изученных ката.

Однако существует и нижний предел. Если технический арсенал школы достаточно сложен и разнообразен, то обойтись парой комплексов затруднительно, так как в этом случае не удастся проработать даже основные базовые компоненты стиля. Нельзя разом объять необъятное, включив в несколько форм все варианты стоек, поворотов, перемещений и так далее, не говоря уже о чисто боевых элементах. Но и заучивать тридцать три ката бессмысленно, ибо количество всегда питается качеством. Если проанализировать исторический опыт методики преподавания в наиболее старых и уважаемых традициях, то набор из десяти-двенадцати формальных комплексов представляется оптимальным. Он вполне может быть немного ужат или расширен в зависимости от богатства стиля и личной установки на глубину его постижения, хотя в этом случае ваши желания, скорее всего, вступят в конфликт с программными требованиями клуба. Мечтая достичь, скажем, второго дана в Шотокан каратэ-до, вам волей-неволей придется заучить и отшлифовать до блеска исполнение всего объемистого сонма положенных ката – либо оставаться гордым носителем никак не аттестованных знаний и навыков, что, впрочем, также имеет свои положительные стороны. Вместе с тем существует очень своеобразный, утонченный путь, позволяющий почти наповал бить всех зайцев – это проработка уже разученных и блестяще отточенных форм в зеркальном варианте. Тот, кто думает, что ничего хитрого в этом нет, пусть топробует исполнить самую элементарную подготовительную ката подобным образом. Просветление наступит очень ^быстро. Многие великие мастера рекомендовали ученикам этот метод, в частности, он является практически обязательным этапом на высших горизонтах изучения тайцзи-цюань, оставаясь притом исключительно тренировочной (уловкой. Я никогда не слышал о «зеркальном» исполнении форм на публике и не видел ничего подобного своими глазами. Но, повторяю, в качестве учебного «обратный» вариант не имеет равных.

Мне доводилось знать блестящих мастеров каратэ, искушенных и реальных бойцов, не ведавших ни единой ката. Одновременно я встречал столь же виртуозных и артистичных исполнителей самых сложных, изысканных форм, Кравших призы за четкость и чистоту исполнения на чемпионатах высокого уровня, но несомненно оказавшихся бы |очти беспомощными перед лицом настоящей злобной агрессии. Подобное деление характерно для всей массы «восточников» и обусловлено персональной склонностью каждого, порождая в итоге два обширных лагеря – «катистов» и «кумитистов». То ли в силу неведомых безотчетных симпатий, то ли еще отчего, но только кому-то гораздо приятнее в светлом и чистом зале неторопливо постигать премудрости формальной хореографии, другому же все это скука 1мертная, ему подавай бурю. У одного моего друга есть знакомый, который с раннего детства хотел лишь одного – драться. И дрался! Теперь он работает в ОМОНе, где обрел, наконец, полное счастье.

Хотя, с житейской точки зрения, позиция драчуна представляется целесообразной и даже полезной, духовный уровень «катистов», несомненно, более высок, приближаясь к некоему идеальному пониманию боевого искусства как средства достижения всеобщего мира. Во всяком случае, каждый решает данную проблему самостоятельно, и в конечном итоге находит свою собственную нишу и свой компромисс между чистым искусством и грубой реальностью.

Существует целый ряд мнений о том, как следует понимать формальные комплексы. Кто-то считает, что это всего-навсего идеальное исполнение технических приемов, характерных для данного стиля, другие полагают, будто ката есть своеобразный «бой с тенью», вернее, с несколькими виртуальными противниками, атакующими с разных сторон. Третьи же рассматривают процесс исполнения формы как некую динамическую медитацию, находя скрытый мистический смысл там, где его не углядел бы и сам создатель. Некоторые доходят до преподавания традиционных комплексов в качестве массовых танцев под ритмичную музыку. Вполне возможно, что как аэробика такой танец не имеет себе равных, но говорить о нем как о разновидности воинской практики было бы смешно.

Что касается интерпретации ката как модели боя с несколькими противниками, то подобная точка зрения не выдерживает элементарной практической проверки, поскольку наши противники должны были бы при этом стоять в строго определенных местах в соответствии с геометрической раскладкой данной формы. Несложно заметить, что подавляющее большинство комплексов имеет одинаковый «скелет», состоящий из поперечных «полок» и продольных «дорожек», а все шаги, повороты и прыжки предполагают в конечном итоге возврат в исходную точку. Согласитесь, что для модели «боя с тенью» подобные комбинации выглядят несколько неестественно. Окончательно убедиться в сказанном сможет любой, владеющий какой-либо формой (независимо от стиля), если уговорит приятелей стать, подобно шахматным фигурам, в условные пункты и проделывать соответствующие движения.

В этом свете китайские тао-лу выглядят несравненно жизненнее японских ката, поскольку изобилуют множеством разноплановых, не привязанных к строгой координатной сетке перемещений и приемов, и в целом стоят гораздо Влиже к динамике реального боя, нежели их чересчур формализованные японские собратья. Но как бы там ни было, и ката, и тао-лу вернее всего было бы рассматривать в качестве незаменимого средства шлифовки и демонстрации технического арсенала школы в идеальном исполнении, что делает возможной передачу знаний новым поколениям учеников почти без искажений, а также позволяет отрабатывать плавный ритм перемещений и поворотов синхронно с ритмом вдохов-выдохов, то есть попросту осуществляется постановка дыхания в процессе достаточно интенсивной и длительной работы.

Несомненно и то, что медитативный аспект является важной составляющей хорошего исполнения, если понимать термин «медитация» дословно, то есть как «сосредоточение». Всякий, кому доводилось видеть настоящих мастеров ката, не могли не заметить ту особенную отрешенность всего их облика, при которой перестает существовать и галдящая [публика, и стены зала, и само Небо с Землею. Относительно такого состояния древний китайский рецепт гласит: «Не оглядывайтесь на летящего дракона!» Это всего лишь означает, что во время исполнения комплекса даже пролетевший в блеске молний лазурный дракон не должен отвлечь ваше внимание и рассеять концентрацию. Если вы, находясь в процессе работы над формой, способны мимоходом ответить на внезапно заданный вопрос, значит ваше «погружение» не состоялось, и силы будут потрачены впустую. Абсолютная потерянность во времени и пространстве – вот единственное допустимое состояние для качественного «делания» форм.

Но все вышесказанное, так или иначе, относится к внешней стороне практики, наряду с которой, естественно, существует сторона внутренняя, то есть энергетическая. Разброс приоритетов в данном вопросе очень велик и колеблется от почти полного отсутствия энергетической составляющей в огромном количестве современных «программных» ката и молодежных гимнастических тао-лу, до столь же полного размывания внешних форм в комплексах, скажем, тайцзицюань стилей У и Сунь. Традиционные окинавские школы оказались в этом вопросе (как и во всем остальном) на пограничье, удачно совмещая внутренние и внешние аспекты. Вероятно, их спас здоровый консерватизм и приверженность исконным методикам тренировок, а также ортодоксальное понимание места и целей боевого искусства в современном мире, до сих пор сдерживающее экспансию новомодных веяний. Отличной иллюстрацией сказанному может служить стиль Годзю-рю каратэ и, в частности, его пресловутая ката «твердости» Санчин. Существует еще целый ряд аналогичных форм, в которых интенсивная дыхательная и энергетическая работа гармонично накладывается на отчетливые стилевые манипуляции и перемещения. Что любопытно, подобные ката почти всегда относятся к разряду мастерских и знаменуют собой высшие степени проникновения в технику школы.

Если во «внешних» формах любые личные фантазии, перестановки и нововведения, мягко говоря, нежелательны, то в случае вдумчивой и углубленной проработки форм «внутренней» ориентации всякая самодеятельность вполне способна причинить отнюдь не воображаемый, а самый настоящий и немалый вред здоровью. Каждая одиночная форма, входящая в цепочку комплекса, имеет свой собственный механизм воздействия на протекание энергии по каналам тела и, соответственно, тем или иным образом реально влияет на скорость и направление этих потоков. То, что мы зачастую никак не ощущаем работу этого механизма, совершенно не сказывается на его эффективности, и плавный ход бестелесных колес делает свое дело, осознаем мы это или нет.

Соединение одной формы с другими – задачка посложнее трехмерного пространственного «Тетриса». Любая старая «цепочка» создавалась патриархами стиля на основе глубокого внутреннего чувствования всей полноты взаимодействия Ци, Цзинь и Шэнь, поэтому самонадеянные попытки улучшить или изменить что-либо в устоявшейся структуре тао-лу и ката равносильны стремлению отредактировать симфонию Моцарта. Все мы, дети атомного века, в данном вопросе не более чем карлики, стоящие на плечах былых гигантов, а потому самое большее, что мы можем себе позволить – это благоговейно и старательно изучать бездонное наследие времен, когда у людей хватало времени и таланта неторопливо проникать в утонченные аспекты земного бытия. Увы, вектор мастерства направлен в прошлое, в полном соответствии с китайским мировоззрением, подразумевающим движение отнюдь не к светлому царству радости из бездны мрака ушедших столетий, а наоборот – от чертогов «золотого века» к сумеркам, хаосу и разрухе. Возможно, когда-нибудь на новом витке эволюционной спирали и произойдет новый всплеск мастерства в боевых искусствах, но вряд ли нас утешит перспектива нескольких веков ожидания. Все, что остается на нашу долю – созерцать упадок, стараясь, по мере сил, сберегать немногие крупицы тающих знаний.

Если кому-то показалось, что я хватил через край, могу подкрепить сказанное примерами из жизни. Вот слова современного мастера тайцзи-цюань Чжоу Цзунхуа:

«У Яна Чэнфу было четверо сыновей. Все они до сих пор преподают тайцзи в Гонконге и на Гаваях. Для нынешних времен их мастерство очень даже неплохое, но, сравнивая их с предшественниками, можно только глубоко вздыхать.

Один из учеников Яна Чэнфу – Чжэн Маньцин (19011975 г.) – достиг высочайшего уровня для нашего времени. Однако Чжен всегда напоминал ученикам, что точно так же, 1ак для них велико его мастерство, для него было велико мастерство его учителя. Он демонстрировал, как никто не мог положить на него руку. Но сам он не мог увернуться от пальца Яна Чэнфу или стряхнуть палец, когда тот его уже коснулся».

Кэтому можно было бы добавить лишь то, что сам Ян Чэнфу не представлял ровным счетом ничего в сравнении со своим отцом, Ян Цзянем, который, в свою очередь, был слабым эхом легендарного Яна Лучаня.

Если вас не убеждают примеры из истории тайцзи, возьмем развитие каратэ. Скажите, кого из лучших теперешних мастеров можно поставить рядом с Тётоку Кья-ном или даже с не так давно канувшим в царство теней Ямагути Гогэном? Шагнув еще глубже в прошлое, мы тотчас поднимаемся на следующую ступень мастерства, и видим имена Мацумуры Сокона, Кодзё Уэката, а уж совсем в тумане мерцают неведомые нам китайские реликты, передавшие крохотную частичку информации ученикам-островитянам. Такая же картина наблюдается во всех без исключения направлениях и школах. Насколько непостижимым для нас является искусство Морихэя Уесибы, настолько же великим для него самого было мастерство его учителя, Такеда Сокаку.

Список можно продолжать до бесконечности, но вывод останется тем же: самое большее, что мы в состоянии сделать – это сохранить с минимальными искажениями наследие ушедших времен.

Итак, практика формальных комплексов дает нам возможность отработки техники в её чистейшем, эталонном виде, развивает культуру перемещений, учит сосредоточению в движениях и ставит ритмичное дыхание. В итоге все вместе создает каркас для нашего мастерства, своеобразную форму в смысле некоей внешней оболочки, собирающей воедино разрозненные приемы и связки и накладывающей на них неповторимый стилевой отпечаток, что позволяет тем самым передавать навыки и знания другим поколениям. Само по себе воинское искусство подобно воде и, строго говоря, едино и неделимо ни по каким признакам.

Но сохранять и передавать воду как есть, саму по себе, никто не в состоянии, так как для этого требуются сосуды и емкости. Стили, школы и направления как раз и выступают в роли таких сосудов, каждый из которых имеет свою собственную форму, непохожую на прочие, а форма эта определяется оригинальными регламентированными комплексами стандартных (для данной школы) действий. Форма без содержимого лишена смысла, отсутствие же формы приводит к расползанию вашего мастерства, сколь заоблачных высот оно бы ни достигало.

Крайние, а потому особенно очевидные проявления неразрывности формы и содержания мы то и дело встречаем в повседневной жизни. Посмотрите, как схватываются, будто кумушки за чаем, дюжие мужики на автобусных остановках или под пивной. Ярости и физической силищи хоть отбавляй, но без формы весь их пыл пропадает впустую, выливаясь в безобразные сцены с криками, оскорблениями и хватанием за грудки. Как сказал в какой-то книге один персонаж, старый дед: «Цельный день, как кочета, бьются, а ударов нетути».

Обратный случай прижился на чемпионатах по восточным единоборствам, где в разделе ката большинство участников демонстрирует абсолютно безжизненные, лишенные наполнения формы, заученные явно бездумно и удручающие своей пустотой, что немедленно и проявляется в кумитэ. Вероятно, почти каждый любитель «востока» отмечал про себя труднообъяснимые метаморфозы стилевых особенностей и различий. В показательных программах всякая школа ярко и отчетливо преподносит свою неповторимость, и даже неискушенный зритель легко отличит Чань-цюань от Таэквондо, а знатоки радостно дифференцируют Кёкусинкай и Вадо-рю. Но подходит время схваток -и вот уже нет ни тех, ни других, ни третьих, все просто дерутся в каком-то усредненном кикбоксерском стиле, и лишь редкие участники очень высокого уровня явно придерживаются заявленной школы. Так отсутствие упомянутой целостности содержания и формы оборачивается потерей то одного, то другого – в зависимости от ситуации.

Специально для тех, кому кинематограф представляется истиной в последней инстанции, могу припомнить неплохой фильм (вернее, три фильма) о похождениях «уличного бойца» в исполнении блистательного Сонни Шиба. Там очень наглядно и убедительно показано, как гениальный и могучий доморощенный каратэист, вдребезги побивающий всех и вся, терпит унизительное поражение от маленького квадратного руководителя школы, в которую он заявился было с целью погрома.

Впоследствии, в третьей части эпопеи, столкнувшись с необычным и сильным противником, он приходит к этому же учителю за наставлением, и получает его в виде демонстрации короткой силовой ката. Урок пошел впрок, победоносный «уличник» всех сразил и стал на путь добродетели.

Кроме того, вспомните, что говорят порой о каком-нибудь спортсмене или художнике. Хорош, говорят, но нет школы, техника «сырая». Желающие воочию увидеть воплощенное отсутствие школы должны отправиться воскресным утром на местный Монмартр, где самодеятельные художники продают свои полотна. Там розовые фрегаты несутся по бирюзовым волнам, белоснежные пики пронзают ультрамариновые небеса, зефирные девы возлежат на изумрудных травах, и еще много всего в том же духе, но нет лишь одного – школы, а потому самодеятельность остается сама собою, без надежды разорвать порочный круг.

Как тут не вспомнить слова, авторство которых не оставляет шансов на сомнения в их истинности:

Если вы отказываетесь изучать анатомию,

Искусство рисунка и перспективы,

Математические законы эстетики и колористику,

То позвольте вам заметить,

Что это скорее признак лени, чем гениальности!

(Сальвадор Дали, «Дневник одного гения»)

Само по себе исполнение ката и тао-лу есть настоящее искусство и, как всякий инструмент для работы над собой, юно требует умения, осознания и постепенности, так как неистовое стремление с налета овладеть даже самой простенькой подготовительной формой оборачивается крахом |и неизбежным унынием с падением интереса к предмету. [Странно: никто не претендует на то, чтобы за месяц-другой обучиться игре на гитаре, но в то же время многие полага-|ют двухмесячный срок более чем достаточным для освоения нескольких мастерских ката. При этом как-то упускаются из виду, что даже их создатели тратили на то же самое годы и годы самозабвенного труда.

Не существует двух похожих комплексов, каждый из иих индивидуален, словно отпечаток пальца, и дело тут не в [длительности или пространственной структуре формы. Отличие состоит в разной динамике и ритме, с какими стыкуются друг с другом отдельные приемы и связки. Если попытаться сформулировать самые характерные ошибки в Исполнении формальных упражнений и целых комплексов, ¦¦о такой перечень будет состоять из нескольких пунктов:

1. Наглядным показателем движения в неверном направлении является уже упоминавшаяся «пустота», ненаполненность приемов, из которых складывается ката. Это классический случай формы без содержания. Каким бы точным и красивым ни было подобное исполнение, оно не принесет пользы своему хозяину и радости искушенным зрителям. Но беда не столь велика и вполне поправима, так как влить в добротный сосуд хорошее содержимое есть Вишь вопрос времени, разумеется, при наличии опытного наставника, достоверной литературы и желания самого подвижника не скользить по поверхности, а нырять в самую глубину стиля.

К сожалению, такое положение вещей является самым Распространенным у абсолютного большинства учеников, вне зависимости от принадлежности к конкретному направлению. Заполнять же форму следует двояко – технически и эмоционально. Техническое осмысление приходит во время упорной шлифовки отдельных фрагментов при работе с партнером, когда невольно всплывает прикладной аспект связок, без которого истинная чистота исполнения недостижима. Эмоциональная составляющая лежит на совести каждого ученика и зависит от его морального и духовного потенциала, а также от тех образов, которые он «видит» в момент атак, защит и перемещений. Более подробно сей эфемерный вопрос затронут в главе, посвященной образам. Опять-таки, к сожалению, большинство отчего-то предпочитает использовать злобную и агрессивную часть эмоционального спектра, излучая во время работы ярость и жажду убийства, почерпнутую, вероятно, из поганых боевиков вместо того, чтобы обратить свой взор к наследию великих мастеров и патриархов, где никаким темным эмоциям нет места. Как бы там ни было, насытив вашу форму всеми необходимыми компонентами, вы наверняка станете проделывать привычные манипуляции и маневры совершенно по-другому, хотя, казалось бы, в точности как раньше, но опытный глаз сразу найдет отличия, а неожиданные успехи в поединках подтвердят правильность избранного пути.

2. Другая невероятно живучая и всеохватная ошибка – исполнение формы «на одном дыхании», в едином ритме и с одинаковой скоростью, да еще как можно более высокой. Я даже и не знаю, откуда пошло это чумное поветрие, будто ката следует выполнять настолько быстро, насколько это вообще возможно. Скорее всего, корни зла отыщутся у истоков советского каратэ, в далеких семидесятых годах, когда при полном отсутствии достоверной информации (не говоря уже о семинарах с японскими инструкторами) мы попросту не ведали, как правильно «крутить» загадочные комплексы. Понятно, что мутные ксерокопии с раскладкой движений ничем помочь не могли, а байки о молниеносности таинственного каратэ были у всех на слуху. 

Между тем правильные ритм и темп исполнения ката так же сложны и индивидуальны, как и для всякого музыкального произведения или чтения со сцены художественного отрывка. Хорош был бы пианист, который, едва усевшись за рояль, понесся бы вперед и вперед, без пауз и полутонов, соблюдения громкости и полноты звучания. Точно так и любая форма имеет свои запятые и многоточия, «форте» и «пиано», замедления, ускорения и акценты. Одни движения делаются плавно и растянуто, будто накручивается пружина, которая срывается в резких ударах или блоках, чтобы снова притормозиться и снова сорваться, и так без конца.

Старое китайское изречение гласит: «Один раз Инь, один раз Ян – таков путь Неба». Понимать это следует буквально: нельзя нарушать небесную гармонию Инь и Ян, выполняя жесткое действие без предварительной фазы расслабления, поскольку одно является матерью другого. Коль скоро не было слабости, неоткуда ждать и силы, и наоборот. Чем полнее мы хотим проявить сконцентрированную мощь в атаке, тем полнее должна быть исходная фаза релаксации. По-русски это звучит так: «Хочешь напрячься – расслабься, хочешь расслабиться – напрягись».

Упомянутое неправильное исполнение форм как раз использует какую-то одну из двух категорий – либо неистовая гонка на всех парах с выжатой до пола педалью газа, 1 либо вялое колыхание нехотя шевелящихся рук и ног. Чаще всего действие разворачивается по первому сценарию под девизом «Sturm und Drang», то есть «штурм и натиск». Если присмотреться к гордому исполнителю сразу после 1 «бури», то слегка загнанный облик и сорванное дыхание расскажут о качестве проделанной работы гораздо больше, чем аплодисменты публики. При нормальной работе с формой любой интенсивности и длительности наше дыханиие просто обязано оставаться спокойным и ритмичным, разве что немного глубже обычного. Этого не столь трудно достичь, как может показаться; нужно лишь соблюдать технику дыхания строго низом живота и помнить о чередовании Инь и Ян, а внешние проявления обретенной гармонии не заставят себя долго ждать. Тем не менее самостоятельно понять сложную мелодию конкретной формы совсем непросто, это как раз тот случай, когда объяснить и показать всё обязан хороший наставник. Лишь обладая изрядным и разносторонним опытом проработки множества несхожих комплексов, можно дерзать самочинно «раскручивать» что-то новое.

Также существует один весьма любопытный и полезный практический фактор, действующий надежно и однозначно помимо нашего сознания или прилагаемых усилий. Это фактор «больших чисел», то есть количества повторений отдельного упрямого элемента и формы в целом. Если какой-нибудь особенно хитроумный переход или нюанс вызывает затруднения, не поддаваясь объяснениям учителя и потугам старательного ученика, то его следует отдать на волю стихии многократных повторений, исчисляемых сотнями и тысячами. Спросите у любой балерины или танцора из ансамбля, по скольку часов в день они отрабатывают одни и те же фрагменты -и нам станет стыдно от собственной лени. Человеческое тело и разум обладают волшебной способностью к самонастройке на оптимальный лад, и если мы последуем совету древних китайцев и проделаем несносный прием десять тысяч раз, то все проблемы разрешаться сами собой. Закоренелому скептику, уверенному в том, что лишь изысканные и хитрые методы могут принести настоящую пользу, советую испытать на себе этот примитивный ход, и попробовать нанести элементарный удар (например -цуки) всего тысячу раз поочередно каждой рукой, без остановки. Можно не сомневаться – к концу экзекуции он решит, что в этом что-то есть, а через три дня у него не останется и тени сомнений.

Помимо своеобразного и строго индивидуального ритмического рисунка каждая конкретная форма имеет также свою, присущую ей одной общую скорость исполнения. Одни ката требуют стремительности и легкости, другие же (особенно силовые и энергетические) – замедленности и предельной ментальной и физической концентрации. Пояснять что-либо на бумаге совершенно бессмысленно, ибо, сколько существует форм, столько же и скоростных режимов. Показать и объяснить все это обязан добросовестный наставник, роль которого в последние годы с некоторой долей успеха выполняют видеоматериалы. Во всяком случае, порой для изрядного качественного скачка достаточно бывает посмотреть на работу мэтра на экране, не говоря уж о семинарах и демонстрации живьем.

Увлечение скоростью происходит от мечтаний о стяжании молниеносного, неуловимого удара как средства скорейшего и надежного обретения победы в схватках с неотесанными противниками. Такие мечты – простая попытка решить проблему грубой лобовой атакой. Скорость приема достигается отнюдь не через его резкость, а лишь через расслабление и тысячекратные замедленные (!) повторы одного и того же. Раз за разом, как во сне, как в густом масле, как в рапидной киносъемке. И только в самом конце можно позволить себе несколько предельно концентрированных и безупречно правильных движений, которые и останутся в памяти мышц и связок.

Во время гонки исполнение форм приобретает словно бы размазанный вид, когда отдельные мелкие детали стираются и проскакивают бездумно и лихо вместо того, чтобы осознанно воплотиться с нужной геометрией и содержанием. Скорость обладает чудесным качеством прощать многие грубые ошибки. Если кому-то доводилось наблюдать соревнования по спортивному скалолазанию (особенно на  «живой» скале, а не на искусственной стенке), то они могли  заметить, что опытный спортсмен как бы «летит» вперед и вверх, проскакивая на динамике те участки, малейшая задержка на которых ведет к неминуемому срыву. То же самое происходит и в ката. Заставьте лихого каратэиста наступить себе на горло и, скрепя сердце, выполнить свою излюбленную форму в стиле «замедленной съемки» – он тотчас начнет терять равновесие там, где стремительная инерция проносила его вперед без малейшего изъяна.

3. Последний тип распространенных ошибок заключается в том, что абсолютно первостепенное значение в освоении ката уделяется собственно приемам нападения и защиты, всем этим блокам и ударам, напрочь забывая при этом, что наши технические манипуляции есть всего-навсего мишура и елочные украшения, висящие на веточках. Стволом же и несущими ветвями дерева являются шаги и повороты, отходы и наскоки, то есть всевозможные передвижения в пространстве. Что толку резко и сильно бить кулаком или палкой, когда неверно сделанный шаг и куцый доворот оставили противника вне досягаемости? Но главное – всякая защита или атака лишь тогда могут претендовать на выполнение своих функций, когда они подкреплены динамикой всего тела. Можно попусту тыкать в воздух ручками и ножками, но если за этим не стоят подвижки всей вашей наличной массы, такие действия будут словно бумажными, и вызовут смех. В Китае об этом говорят: «Цветочные руки, парчовые ноги»,

Поэтому разучивание каждой новой формы должно начинаться с шагов и поворотов, а отнюдь не блоков и ударов. Причем полезно отрабатывать всю цепочку до конца вообще без подключения рук, оставив их, например, на поясе. К тому же это позволит лучше прочувствовать работу бедер и поясницы. Когда подобная хореография станет привычной и безупречно правильной, наложение любых технических действий произойдет легко и безо всяких проблем. Посмотрите, как опытный художник берется за портрет. Для начала он тонкими штрихами схватывает общую композицию, нанося осевые линии, размечая лист, и лишь котом приступает к прорисовке деталей – ушей, глаз, носа и всего остального. Только дилетанты и безумные гении сходу начинают мелочную возню в светотенях и рефлексах; но ведь они не лучший образец для подражания.

Все сказанное и перечисленное выше относится к нормальному, базовому исполнению формальных комплексов. Однако, чтобы должным образом наработать и отшлифовать подобное исполнение, приходится пускаться на различные хитрости и применять разнообразные, порой странные >и диаметрально противоположные друг другу методы. Все они основаны на одном принципе – прогонять каждую форму в самых экстремальных и нехарактерных для неё режимах. Их на самом деле не так много, как кажется.

Режим «замедленной съемки»

Этот замечательный метод подобен волшебному зеркалу, поскольку сразу предельно ясно и объективно выявляет решительно все скрытые дефекты техники, включая неосознанные. Как сверкающее, идеально острое лезвие под Микроскопом предстает безобразной зубчатой пилой, так и Привычно красивое исполнение формы оборачивается вдруг набором невразумительных движений, разваливаясь на главах. Но уж навострившись проделывать вашу ката медленно и вязко, вы возвратитесь к её нормальному виду – в Полном блеске вновь обретенного мастерства совсем иного уровня.

Режим этот настолько прост, что не заслуживает пространных объяснений. Вам только необходимо удерживать в голове образ рапидной киносъемки и прокручивать форму как можно более плавно, скругленно и мягко, без острых углов» и остановок. В исполнении комплексов, как и в реальном поединке, вообще не должно быть остановок, а то, что кажется таковыми, есть лишь до предела замедленное движение. Как Инь и Ян никогда не замирают в своей извечной круговерти, так и ваши энергия, тело и разум должны постоянно струиться. Неважно, быстро или медленно, главное – безостановочно. Только в процессе плавного движения раскрепощенный ум успевает отслеживать внутренним взором чрезвычайно тонкие нюансы приемов, совершенно утерянные ранее, а необходимость совершения шагов и поворотов в подобном режиме тотчас откроет глаза на всю сложность работы поясницы и бедер по переносу веса и удержанию равновесия там, где лихая динамика прощала всё и вся. Тут снова уместно провести аналогию между отработкой ката и нарезкой резьбы на стальном прутке. Всякий, кому доводилось сталкиваться с этой нехитрой операцией, знает: спешка неизменно приводит к тому, что инструмент просто изуродует заготовку. Проходка резьбы – дело медленное и постепенное, но зато потом гайка будет летать по ней весело и свободно. Накатывая десятками раз свою форму в плавном режиме, мы тем самым нарезаем резьбу и создаем колею для исполнения приемов. После.этого достаточно отпустить вожжи, чтобы ваша ката зазвучала, как хорошо настроенная скрипка. Хотя универсальное условие работы звучит как «чем медленнее, тем лучше», существует все же нижний предел, индивидуальный для каждой конкретной формы, заходить за который не следует во избежание деформации техники, всегда предполагающей хоть какие-то инерционные и динамические моменты. Как видите, схема подразумевает творческий подход и оставляет широкий выбор для экспериментов.

Максимально скоростной режим

Это своеобразная антитеза, обратный случай по отношению к предыдущему. Эмоциональным образом здесь может служить установка на исполнение формы за наименьшее время. Но ни в коем случае нельзя переходить к подобной работе, перескочив через первый, «замедленный» этап, поскольку это грозит вам тем, что радисты называют «срывом руки».

В армии у меня был один знакомый связист, который еще в училище отличался феноменальной скоростью работы «морзянкой», но однажды «сорвал руку», и к моменту нашего знакомства мог едва-едва работать в самом унылом темпе. От него-то я и узнал о таких, мало кому известных, опасностях. Как говорится, под каждой крышей свои мыши.

И еще. В раннем детстве, лет четырех-пяти от роду, я пытался писать письма, как взрослые, для чего брал карандаш и быстро-быстро чиркал по строчкам. С виду было очень похоже, будто я действительно пишу, но это была, естественно, муляка без букв, просто волнистая линия. Тот, кто сразу бросается выполнять форму быстро и лихо, поступает подобно пятилетнему ребенку, и с тем же результатом.

Однако когда ваша ката отшлифована как полагается, скоростная проработка принесет несомненную пользу, так как проявит, подобно замедленной, некоторые тонкости, скрытые туманом общепринятого исполнения.

Тем не менее быстрота отнюдь не предполагает смазывания техники в угоду чему бы то ни было. Абсолютно все аспекты приемов должны присутствовать в своем самом полном виде, а сверхнормативная скорость обязана быть плавной, но никак не дерганой, словно у марионетки. Именно в этом состоит главная цель и обучающее начало скоростного режима – умудриться сохранить плавность и цельность приемов на запредельной скорости.

Но если отработке замедленного исполнения можно и нужно уделять сколь угодно долгое время, то скоростными гонками не стоит особенно увлекаться, двух-трех раз для одной тренировки будет вполне достаточно. Это как акцент, как некий пикантный штрих в общей канве учебного процесса.

Помимо всего остального, несоблюдение вертикальности позвоночника и неряшливая «развеска» рук и ног относительно центра, совершенно незаметные при малых скоростях поворотов, в данном режиме немедленно приведут к такой разбалансировке всего тела, что вам уже будет не до техники – лишь бы не упасть! Следовательно, «реактивное» исполнение, как ничто иное, заставляет думать о «точке» и дает в конечном итоге то, что японцы называют «наличием хара».

Режим «стоп-кадра»

Это еще один замечательный, неординарный тренировочный метод. Хотя выше мы однозначно подчеркнули, что ни о каких остановках не может быть и речи, относится это лишь к нормальной, естественной работе. Здесь же имеется в виду нарочно утрированный учебный процесс выполнения формы с полными (и весьма длительными) остановками в каждой отдельной фазе, как правило, после очередного поворота или шага с какими-либо действиями.

Поистине не существует другого столь же эффективного метода постановки идеальной стилевой «геометрии». Необходимо только соблюдать единственное условие – абсолютную, эталонную чистоту формы. Неоценимую помощь при этом оказывают большие зеркала, в которых ваш несравненный облик отражался бы целиком и полностью, от макушки до пяток, поскольку внутреннее видение порой разительно отличается от того, что наблюдают окружающие. Замирая, будто мраморный Аполлон, в самых замысловатых ракурсах, мы тем самым задействуем наиболее результативный и мощный инструмент – статику. Если, для примера, взять столь излюбленную всеми «восточниками» практику растяжек, чаще всего навязанную экранными похождениями Чака Норриса с его знаменитыми ударами «выше крыши» (ныне эстафету подхватил блистательный балерун Ван-Дамм), то легко заметить, что динамические упражнения, все эти махи да вращения, способны поднять усердного ученика лишь до определенного, не очень высокого уровня. Достичь же полного блеска и абсолюта в виде пресловутых «шпагатов» (особенно поперечного) можно исключительно через долгую, болезненную, мучительную статику. Так, наработка поперечной растяжки производится следующим образом: нужно разместиться напротив стенки (лучше шведской), чтобы в случае чего оставалась возможность подтянуться на руках, разгрузив ноги, а потом просто расползаться в шпагат, постепенно «отпуская» до разумного предела скованные болью связки. Чем дольше вам удастся вытерпеть, тем лучше. Проявив достаточное упорство, вы имеете шанс уже через десяток месяцев посрамить самого Жан-Клода.

Не верьте коварной рекламе, приглашающей вас за неделю растянуться в нитку на ужасных электровибраторах. Быстро делаются, как известно, только злые дела, и достигнутое за семь дней исчезнет через десять, оставив после себя, вполне возможно, какое-нибудь трудноизлечимое заболевание связок. «Поспешность есть свойство дьявола», -говаривал Ходжа Насреддин, а для растяжек это справедливо втройне. Слишком многие на собственном горьком опыте могли почувствовать, как небольшой рывок в погоне за блуждающим огоньком близкого успеха оборачивается месяцами боли и ограниченной подвижности. Лишь то, что добыто постепенным, скрупулезным усердием будет жить и радовать своего хозяина столь же долго.

Все дифирамбы, пропетые здесь чудесной статике, в полной мере относятся не к одним лишь растяжкам, а вообще к любому виду тренировок, особенно к отработке различных формальных приемов и целых комплексов. Пребывание в какой-либо позиции, соединенное с застывшим движением руками или оружием, несравненно врезается в мышечную память, чего никогда не происходит в движении. Насколько чисто вы принимаете и «настаиваете» каждую форму или фазу, настолько четко вы проявите, её во время обычного исполнения пред суровыми и взыскательными очами. Не зря шаолиньские монахи, отнюдь не склонные к пустой трате времени, проводили многие часы в изнурительном стоянии, особенно в позиции «всадника» (киба-дачи,ма-бу).

Реально именно с «покадрового» режима начинается освоение всякой новой ката, ибо только в этом виде наше тело и разум воспринимают, переваривают и запоминают

незнакомую информацию. И лишь потом, когда каждая из форм станет удобной и привычной, можно переходить к замедленной динамике перевоплощений, к перетеканию из фазы в фазу. Затем это плавное движение пропитывает и сами фазы изнутри – и вот уже нет ни малейшей остановки, а только одно неразрывное течение, будто череда облаков в небе.

Кстати, в этой связи нельзя не отметить один любопытный и показательный феномен, который заключается в том, что абсолютно любой «стоп-кадр» настоящего мастера всегда совершенен по форме, независимо от того, когда вы приказали времени остановиться. Каждая фаза, примороженная в произвольно выбранный момент, непременно будет служить образцом гармонии и целесообразности. Вам нипочем не отыскать в ней каких бы то ни было случайных, нелепых или просто неэстетичных фрагментов.

Напротив, всякий, кто фотографировал на соревнованиях и тренировках работу учеников средней руки, согласится, что на один сколько-нибудь привлекательный сюжет набирается добрый десяток настоящего «мусора». Чем ближе подобралась наша «модель» к вершинам мастерства, тем большим будет процент удачных кадров. Но лишь редкие, истинно великие мастера совершенны в любую секунду и в любом ракурсе. Такое положение дел служит нам хорошим эталоном и поверочным инструментом для визуальной оценки если не эффективности, то хотя бы стилевой геометрии освоенной техники.

Сколько времени конкретно пребывать в каждой из форм – зависит от степени их «неестественности» и вашего личного терпения. Разумеется, излишне каменеть, словно под взглядом Медузы Горгоны, на целый час или даже на пятнадцать минут. Исходя из собственного и чужого опыта, могу рекомендовать интервал от одной до пяти минут. Этого времени, проведенного в каждой из двух-трех десятков одиночных форм, будет вполне достаточно, чтобы к концу тренировки свалиться без чувств от усталости.

Единственное, на чем следует концентрировать внимание в фазе «замри» – это соблюдение идеальной геометрии тела в соответствии со стилевыми особенностями, удержание «точки» и медленное, глубокое и ритмичное дыхание низом живота. Строго говоря, это не что иное, как разновидность медитации, но не «пустой» дзенской, а активно созидательной, при которой ум и тело находятся в состоянии «делания», причем весьма интенсивного.

Принцип «ниже и шире»

Следующий метод тренировки основан на чисто силовых моментах и воплощается под названным девизом «ниже и шире». Это всего-навсего означает, что уже разученную и отшлифованную всеми предыдущими способами форму следует исполнять в утрированно низких и широких позициях, насколько позволяет растяжка. Так как подобная работа связана с естественными трудностями, последующий возврат к нормальному штатному исполнению покажется вам просто блаженным отдыхом после жестокой каторги. И, кроме того, перемещения и повороты в низких стойках потребуют дополнительной культуры в работе с «центром», с устойчивостью и «укоренением». Если вы попробуете выполнить свою самую привычную ката в данном режиме, то сразу обратите внимание на множество незамеченных прежде шероховатостей и нюансов именно в технике передвижений, в построении позиций и переходов из одной фазы в другую.

* * *

Не составляет большого труда разработать еще массу занимательных и крайне полезных режимов тренировки, но среди них есть один, практиковаться в котором категорически необходимо даже в том случае, когда вы не жалуете ни один из вышеописанных способов. Метод состоит в обкатке той или иной формы в качестве сугубо дыхательного комплекса. То есть все ваше внимание должно быть направлено не на приемы и перемещения, а на сопровождаемое ими чередование вдохов и выдохов. Именно так, ибо дыхательный ритм всегда первичен по отношению к внешним физическим манипуляциям, будто стержень или ось, без которой любые действия теряют силу и вообще, какой бы то ни было смысл. Неправильно говорить, что «удар сопровождается резким выдохом», так как в действительности все происходит (должно происходить) наоборот – выдох сопровождается ударом, каковой служит просто внешним обрамлением для выдоха. Впрочем, на деле оба процесса переплетены настолько тесно, что провести отчетливую границу не представляется возможным, ибо она пролегает скорее в ментальной, нежели в физической области.

Независимо от метода дыхания, который вы предпочитаете (буддийский или даосский), чередование вдохов и выдохов всегда подчиняется одной и той же нехитрой схеме, повторяя коловращение Инь (вдох) и Ян (выдох). На вдохе происходит забор энергии, и в этот момент мы наиболее открыты для внешней агрессии. На физическом, двигательном плане вдоху соответствуют (как правило, но не всегда) откат, отступление, повышение центра тяжести, раскрытие, притягивание и повороты.

Выдох – это выброс энергии, напряжение, атака или силовая защита, движение вперед, шаги и прыжки, понижение центра с «укоренением», закрытие и сжатие. Такова наиболее естественная и нормальная система действий, которая проверена веками и не нуждается в дополнительной ревизии. Вместе с тем существует целый ряд «обратных», парадоксальных техник, предназначенных для решения узкого круга специальных задач на высших уровнях мастерства.

Как бы там ни было, каждый, желающий достичь вершин не только в исполнении формальных комплексов, но и в боевом применении стилевых форм, никоим образом не должен игнорировать целенаправленный дыхательный тренинг во всех его разновидностях – и статических, и динамических. Ни один мастер не может позволить себе роскоши дышать, как дышится; это либо показатель высочайшего искусства, перешедшего в безыскусность, либо (что чаще) удел новичков и лентяев.

Относительно боевого применения форм следует оговориться особо, так как без понимания реального предназначения буквально каждого фрагмента комплекса он никогда не будет отработан и выполнен должным образом. Это как раз тот случай, когда собственное усердие оказывается бессильным, потому что показать и раскрыть суть той или другой фазы (по-японски бункай) обязан всякий добросовестный инструктор. Заменить такой показ может только обширный личный опыт, да и то не полностью. Опытный глаз легко отличает действительно прочувствованное и понятое до конца исполнение формы от порой куда более эффектного, но пустого «танца», в котором движения подобны воздушным шарикам, где под яркой оболочкой нет ничего, кроме воздуха. Те, кто излишне увлекается коллекционированием ката, следуют именно таким путем, поскольку на раскопку глубинных горизонтов «геометрии» у них просто не хватает времени, хотя, повторяю, внешне их работа выглядит подлинным совершенством.

Таким образом, мы видим, что методика проработки тао-лу и ката весьма и весьма непроста, и уж никак не ограничивается беспрестанным механическим повторением форм в одном и том же усредненном режиме. Задача достижения эталонной «классики» неразрешима посредством лобовой атаки, какое бы усердие или талант вы к этому ни приложили. Здесь, как в тайге: прямо ходить – долго ходить, в обход ходить – быстро ходить, однако.

Абсолютно все, что сказано выше по поводу искусства ката, целиком и полностью относится к формам с оружием, хотя «предметные» комплексы обладают целым рядом специфических особенностей, отнюдь не упрощающих нашу жизнь. Любая палка, а тем более острый меч или копье, вносят в исполнение сразу несколько дополнительных переменных факторов, которые приходится учитывать, подчинять и вплетать в общую гармонию, притом безо всяких «изломов» и шероховатостей. Секрет успеха кроется в отношении к предмету. Оружие не есть нечто чужеродное и строптивое, оно должно стать частью нашего тела, а принципы работы с ним те же самые, что и без него. Это даже не сотрудничество, поскольку сотрудничать можно с чем-то внешним и посторонним, но не со своей же собственной, скажем, немного удлинившейся и ставшей острой рукой. Это должно быть прочувствованно как абсолютное единение и слияние в новую сущность «оружие-человек». В противном случае ваши отношения рискуют навсегда остаться союзными вместо родственных, и протекать по одному из двух возможных сценариев:

1. «Человек насилует оружие»

Такая разновидность взаимоотношений встречается чаще всего, но особенно склонны к ней люди физически сильные и жилистые, способные без труда подчинить своей воле какой угодно предмет вместе со всеми его характерами, нравами и тонкостями обхождения. Но насилие есть насилие, дальше рабской покорности дело не продвинется, и ожидать полного раскрытия всех потенциальных возможностей от такого раба не приходится. Исполнение ката в подобной манере (с точки зрения стороннего наблюдателя) всегда отличается напором, энергичностью и своеобразным ухарством. Траектории движений чаще ломаные, состоящие из прямолинейных отрезков или неестественно сопряженных кривых, а в целом такое действо оставляет неприятное ощущение старательно выполняемой нелюбимой работы.

Между тем различные виды оружия по-разному подчиняются несладкой доле. Если простодушный шест готов, точно спаниель, терпеливо сносить любые ваши фантазии, то злонравная нунчаку довольно быстро обучает вежливому обхождению по известной схеме: «битие определяет сознание». А уж острый меч и вовсе не располагает к помыканию. Мне доводилось не раз с удовольствием наблюдать боязливое почтение, которое вдруг обнаруживалось у самых громадных ражих молодцев, стоило им взять в руки хорошо заточенный клинок.

2. «Оружие подчиняет человека»

Это другая крайность, едва ли не худшая, чем предыдущая, поскольку в первом случае мы хотя бы можем рассчитывать на некоторую практическую, боевую эффективность, и уж худо-бедно, но сумеем огреть противника дубиной, невзирая на её (дубины) отношение к происходящему. Когда же оружие ведет и тащит за собою излишне пугливого, [деликатного или просто хилого телом владельца, то лучше ре ввязываться ни в какие потасовки. Впрочем, это действительно лучший выбор в любом варианте.

Точно так же, как для «рабовладельца» характерны мощные проносные движения, в которых всего чересчур много, для «либерала» определяющим признаком будут не-проносы и недоводки, вялые, нерешительные траектории, лишенные фокусировки удары и едва обозначенные, стертые блоки, а общее впечатление от подобной работы – как от чего-то блёклого, выцветшего и безвольного, как говорится, «красиво, но вяло».

Оружие непременно и тут явит свои повадки, причем даже в большей степени, чем в неволе первого варианта,когда как «номер один» обязательно вгонит шест перед собою в землю, ахнет себя нунчаку в темя до потери сознания или снесет клинком половину ноги, «номер второй» упадет, не удержав молодецкого полета шеста на повороте, предоставленная себе нунчаку тюкнет его в глаз или захлестнет пальцы, а неконтролируемый меч порежет драгоценные хакама. За свою практику я вдоволь насмотрелся печальных и комичных примеров, как того, так и другого рода.

Если попытаться подобрать слово или образ, которые наиболее полно отразили бы совокупность «человек-оружие», то, пожалуй, «теплые братские отношения» подошли бы лучше всего, поскольку лишь в этом случае возникает устойчивая обратная связь, необходимейший ингредиент действительно качественной и эффективной работы. Говоря по-простому, всегда нужно чутко прислушиваться к тому, как реагирует оружие на прилагаемую силу, и соответствующим образом корректировать свои действия. Это очень хорошо знают владельцы крупных, злых и умных собак наподобие кавказских овчарок или нервных доберманов. Такой зверь требует безусловно властного, но одновременно серьезного, уважительного отношения, без сюсюканья и оскорбительных реплик. Хорошая служебная псина сама выполнит возложенную на неё задачу, ей не нужно переставлять ноги или скакать с гиканьем рядом. Забота хозяина -вывести её в исходную точку и дать команду. Оружейные техники полностью укладываются в этот кинологический образ. Нам достаточно лишь помогать предмету раскрыть присущие ему особенности и сильные стороны, а он в благодарность и отобьет, и отведет, и проломит, и разрубит все, на что направит его дружеская рука.

Тем-то и хороши истинно древние, традиционные школы наподобие знаменитой Тэнсин Сёдэн Катори Синто-рю, что в их техниках и в их стилевой геометрии дается оптимальный вариант взаимодействия с оружием. Если по канону предписывается держать меч или нагинату таким-то образом, то это всего лишь означает, что остальные девяносто девять вариантов заведомо хуже, и сей факт, проверенный в тысячах кровавых боев, вовсе не нуждается еще и в нашем одобрении или порицании.

Для начала научитесь рисовать и писать,

Как старые мастера,

А уж потом действуйте по своему усмотрению -

И вас всегда будут уважать!

Вам наверняка знакомо имя автора этих проникновенных строк, некоего Сальвадора Дали. Любителям цитат могу предложить еще одно чудесное высказывание из книги Судзуки Тантаро «Дзен и фехтование»:

«Пусть фехтовальщик держит свой меч, как вилку за завтраком. Если он думает, что схватка требует чего-то большего – значит, он еще не кончил учиться и ему рано покидать стены школы».

* * *

Ниже вниманию любителей кобудо предлагается ряд ката различной степени сложности, выполняемых с разным оружием. Все они отлично «обкатаны» в нашем клубе в течение многих лет по приведенной выше методике и с замечательными результатами. Начальные подготовительные формы являются упрощенным вариантом классических старых комплексов и позволяют ученику плавно подойти к техникам более высокого уровня, хотя, как показывает опыт, постоянный возврат к самым безыскусным базовым ката вскрывает в них новые и новые пласты и нюансы, совершенно незаметные поначалу. В этой связи полезно вспомнить, что Фунакоши Гичин незадолго до смерти сказал ученикам что-то вроде: «Как жаль! А я только-только понял, как следует выполнять цуки!» Мой учитель по ушу любил повторять нам (где-то через полгода занятий):

«Того, что вы уже знаете, вполне достаточно, чтобы стать великими мастерами». Это все говорится для тех, кто усердной практике в рядовых элементарных формах предпочитает увлекательную погоню за призраками посредством разучивания все новых и новых сложных и виртуозных комплексов.

К сожалению, не представляется возможным дать полную графическую раскладку ката ввиду чисто технических сложностей создания таковой на художественной или фотооснове. Остается надеяться, что для подготовленного читателя, на которого и рассчитана данная книга, не составит труда шаг за шагом «раскрутить» любой из предлагаемых комплексов, отталкиваясь от вполне отчетливого и проверенного на читабельность описания. Разумеется, предполагается совершенное знание японской терминологии кобудо, как общей, так и специальной, которая дана в отдельной главе, а также владение всей базовой техникой обращения с традиционным оружием – бо, ханбо, нунчаку и тонфа.

В раскладке комплексов сдвижка нескольких позиций вправо относительно общей вертикали означает, что это «дорожка», и сделано это только для пущей наглядности.

Формы с шестом

Как известно, шест (бо) принято считать «матерью» всего остального холодного оружия. Так повелось не оттого, что в силу своей простоты, если не сказать примитивности, именно он послужил человеку во времена, когда простой лук со стрелами предоставлял своему владельцу боевую мощь, сравнимую сегодня разве что с эффективностью автоматической винтовки. Однако разнообразие возможностей и потенциал шеста делают его в умелых руках поистине всесокрушающим, одинаково пригодным как для битвы на длинных дистанциях, так и в тесном контакте, стоит лишь поменять технику в соответствии с ситуацией.

А потому нет ничего удивительного в том, что именно шест вдохновил бесчисленное множество мастеров Китая, Окинавы и Японии (и Кореи, и прочих стран региона) на разработку огромного числа самых разнообразных комплексов. Ни одно иное оружие Востока не может похвастаться таким богатством форм.

Мы в своей практике ограничились четырьмя ката с бо – одной подготовительной и тремя классическими. Этого более чем достаточно, имея в активе еще и регулярную работу в кихоне, и обязательные парные тренировки. Кроме того, изучение окинавского кобудо во всей полноте предполагает, помимо шеста, освоение прочих видов традиционного оружия, поэтому включение в программу большего количества комплексов неизбежно повлечет за собой весьма поверхностное ознакомление вместо основательной проработки, либо ущемление других разделов программы.

Бо-но-ката ити

Или, говоря по-русски, первая форма с шестом. Она построена по элементарному принципу на базе общеизвестной классической Хэйян Шодан, и позволяет ученику отшлифовать минимально необходимый набор базовых [элементов в рафинированном виде.

Исходное положение – стандартное, то есть стойка хэй-ко-дачи, шест горизонтально перед собою, в опущенных, слегка подсогнутых руках. Хват обычный, разноименный, левая рука сверху, правая – снизу. Думаю, нет нужды пояснять, что и выход в начальную точку, и приветственный поклон проделываются единственно допустимым образом – с шестом справа подмышкой, после чего уже следует переход в хэйко-дачи, перехват оружия и просадка вниз с «укоренением», чтобы не стоять на прямых напряженных ногах, точно циркуль. Затем следует внятное объявление ката, вдох, выдох – и вперед:

1. Поворот влево 90° – ХИДАРИ ЗЕНКУТСУ - ГЭДАН ХАРАИ-УКЭ влево

2. Шаг вперед – МИГИ ЗЕНКУТСУ – ЧУДАН ЦУКИ * (* – смена захвата)

3. Поворот вправо 180° – МИГИ ЗЕНКУТСУ - ГЭДАН ХАРАИ-УКЭ вправо – оттянуть правую ногу

в МОТО-ДАЧИ – связка АГЭ-ОТОШИ ТАТЭ-УЧИ

4. Шаг вперед – ХИДАРИ ЗЕНКУТСУ – ЧУДАН ЦУКИ

5. Поворот влево 90° – ХИДАРИ ЗЕНКУТСУ -ГЭДАН ХАРАИ-УКЭ влево

6. Шаг вперед – МИГИ ЗЕНКУТСУ – ОТОШИ-УКЭ

7. Шаг вперед – ХИДАРИ ЗЕНКУТСУ – АГЭ-УКЭ

8. Шаг вперед – МИГИ ЗЕНКУТСУ - ЧУДАН УЧИ-КОМИ

9. Поворот вправо 270° – ХИДАРИ ЗЕНКУТСУ -ГЭДАН ХАРАИ-УКЭ влево

10. Шаг вперед – МИГИ ЗЕНКУТСУ – ЧУДАН ЦУКИ

11. Поворот вправо 180° – МИГИ ЗЕНКУТСУ - ГЭДАН ХАРАИ-УКЭ вправо

12. Шаг вперед – ХИДАРИ ЗЕНКУТСУ - ЧУДАН ЦУКИ

13. Поворот влево 90° – ХИДАРИ ЗЕНКУТСУ -ГЭДАН ХАРАИ-УКЭ влево

14. Шаг вперед – МИГИ ЗЕНКУТСУ -ЧУДАН МАВАШИ-УЧИ вправо

15. Шаг вперед – ХИДАРИ ЗЕНКУТСУ -ЧУДАН МАВАШИ-УЧИ влево

16. Шаг вперед – МИГИ ЗЕНКУТСУ -ЧУДАН МАВАШИ-УЧИ вправо

17. Поворот вправо 270° - ХИДАРИ КОКУТСУ -ЁКО-УКЭ

18. Поворот вправо 180° МИГИ КОКУТСУ -ЁКО-УКЭ

Поворот влево 90° – И. П.

Следует иметь в виду, что блоки гэдан хараи-укэ выполняются здесь в варианте, когда шест идет под мышку, а при ударе агэ татэ-учи он ложится на правое плечо. В переходе от позиции 7 к позиции 8 блок агэ-укэ следует делать как бы с шагом, мимолетно, не фиксируя его, а проскакивая броском вперед, чтобы успеть ударить противника, пока его оружие отбито вверх. Сам удар чудан учи-коми выполняется с максимальной концентрацией и с кэнсэй. Смена захвата оружия не является самостоятельным элементом и делается походя, как предварительная фаза очередного движения. Инерция, набранная при перехвате, гармонично перетекает в это движение в качестве I некоего стимулирующего импульса.

В целом ката великолепно сбалансирована по Инь-Ян и позволяет действовать в соответствии с любым избранным, помимо штатного, сценарием, включая дыхательный вариант. Ни в коем случае не следует переходить к изучению иных форм, пока ваши действия в этой простейшей ката не станут привычными и отчетливыми: Но, даже воспарив в позлащенные высоты мастерства, не забывайте регулярно возвращаться к этому комплексу, ибо, как показывает опыт, делая его и в тысячный раз, вы непременно отыщете в нехитрых построениях нечто, созвучное вашему новому уровню.

Бо-но-ката ни (она же Ханбо-но-ката ити)

Из названия видно, что эта форма второго уровня с шестом также может быть использована в качестве первой, подготовительной для ханбо, однако при этом необходимо соблюдать некоторые особенности техники «половинного бо», которые заключаются в иной исходной позиции (гиякутэ-но-камаэ), а главное – в постоянном скольжении палки в руках для увеличения выноса ударной передней части, чего совершенно нет в случае с шестом. Зато полностью отсутствуют перехваты для смены положения рук. Диапазон приемов расширен новыми блоками и ударами, и, что важнее всего, – появлением связок из двух различных действий, требующих своеобразной динамики и распределения силы.

1. Поворот влево 90" отходом правой ноги назад - ХИДАРИ КОКУТСУ – АГЭ-УКЭ

2. Отвод вправо-вниз – шаг вперед - МИГИ ЗЕНКУТСУ – КЭСА-УЧИ влево

3. Поворот влево 180° – ХИДАРИ КОКУТСУ -АГЭ-УКЭ

4. Повтор поз. 2

5. Повтор поз. 1

6. Повтор поз. 2

7. Шаг вперед – ХИДАРИ ЗЕНКУТСУ - ДЗЕДАН ХАРАИ-УКЭ вправо

8. Шаг вперед – МИГИ ЗЕНКУТСУ – ТАТЭ-УЧИ -связка УШИРО-МАЭ ЦУКИ

9. Поворот влево 180° – ХИДАРИ КОКУТСУ -ЁКО-УКЭ

10. Повтор поз. 2

11. Повтор поз. 7

12. Повтор поз. 8

13. Поворот вправо 270° – ХИДАРИ КОКУТСУ -ЁКО-УКЭ

14. Поворот вправо 180° – МИГИ КОКУТСУ -ЁКО-УКЭ – Поворот влево 90° – И. П.

(исполняется без перехватов)

Легко заметить, что форма изобилует повторными действиями, что дает возможность выполнять её стремительно и плавно, как бы на одном дыхании. Первая связка, идущая непосредственно за блоком агэ-укэ и записанная столь длинно (см. поз. 2) на деле очень проста. Из левосторонней кокутсу-дачи (шест горизонтально над головой) шагните правой ногой вперед, одновременно отводя воображаемое оружие противника вправо-вниз, словно бы зависая на нем в фазе шага. Без малейшей остановки, лишь слегка замедлившись и «забрав» себе его энергию и напор, завершите переход в миги-зенкутсу с мощным [ударом кеса-учи влево.

Вторая связка, которой замыкается «дорожка», и вовсе элементарна. Это обыкновенный сдвоенный цуки «назад-вперед» на среднем уровне, идущий как бы в продолжение вертикального удара татэ-учи, на остатках его маховой динамики (в случае с ханбо удар назад отсутствует).

Опять-таки за видимой простотой формы кроется изрядное число весьма утонченных моментов, которые невозможно передать без непосредственного личного показа, но которые непременно всплывут сами по себе в процессе усердных длительных тренировок.

Бо-но-ката сан

Данная форма третьего уровня построена несколько иначе, нежели привычные комплексы. Проявляется это уже с самого начала, когда первым действием становится перехват шеста с поворотом вправо, а не влево, как обычно. Далее, ката состоит не из отдельных приемов или простейших парных связок, а из целых блоков, включающих до четырех действий, каждое из которых выполняется с фокусировкой силы и черпает энергию от предыдущего, передавая, в свою очередь, эстафету «наследнику». Все блоки выполняются на одном дыхании и очень быстро, замедление и накопление энергии происходит лишь между ними, на поворотах и шагах. Также необычным элементом является длинная «дорожка» с отступлением назад.

1. * Поворот вправо 90° – МИГИ ЗЕНКУТСУ -КЭСА-УЧИ вправо – УШИРО-МАЭ ЦУКИ – отход в МИГИ НЕКОАШИ – ЁКО-УКЭ

2. * Поворот влево 180° – ХИДАРИ ЗЕНКУТСУ -КЭСА-УЧИ влево – УШИРО-МАЭ ЦУКИ – отход в ХИДАРИ НЕКОАШИ – ЁКО-УКЭ

3. Поворот вправо 90° – МИГИ ЗЕНКУТСУ -ОТОШИ-УКЭ – АГЭ-УКЭ – КЭСА-УЧИ влево -УШИРО-МАЭ ЦУКИ

4. * Шаг назад – ХИДАРИ ЗЕНКУТСУ - ОТОШИ-УКЭ – АГЭ-УКЭ – КЭСА-УЧИ вправо - УШИРО-МАЭ ЦУКИ

5. * Шаг назад – МИГИ ЗЕНКУТСУ – ОТОШИ-УКЭ – АГЭ-УКЭ – КЭСА-УЧИ влево – УШИРО-МАЭ ЦУКИ

6. * Повтор поз. 4

7. * Шаг вперед – МИГИ ЗЕНКУТСУ – КЭСА УЧИ влево

8. * Шаг вперед – ХИДАРИ ЗЕНКУТСУ – КЭСА-УЧИ вправо

9. Повтор поз. 1

10. * Повтор поз. 2 – поворот вправо 90° – И.П.

(* – смена захвата)

Ввиду своеобразной крупноблочной конструкции эта форма позволяет действовать чрезвычайно сжато и быстро, в полном соответствии с окинавской традицией. Вполне приемлемую рисованую раскладку графики вы сможете отыскать в стародавней брошюре «Нунчаку и Бо» (изд. «Уральское дело», 1991 г.), где кряжистый человек со злым лицом проделывает данную ката шаг за шагом. К сожалению, авторский коллектив не приводит традиционного наименования формы, но мне сильно сдается, что именно её я встречал когда-то, в 70-е годы, на страницах книги Масутат-су Оямы «Аdvanced Кагаtе». 

Вообще же подлинно окинавских форм с шестом известно великое множество, и старательный ученик, освоив приведенные здесь комплексы, волен отработать в свое удовольствие пару-тройку других или даже больше – в том случае, если он увлекся именно техникой бо. Вот далеко не полный перечень наиболее известных и популярных:

Сакугава-но-Кун

Ёнэгава-но-Кун

Сиротаро-но-Кун

Тёун-но-Кун

Тинэн Ситиянака-но-Кун

Суэёси-но-Кун

Соэйси-но-Кун

Цукэн Сунакаки-но-Кун

Урасоэ-но-Бо Тятан Яра-но-Кун

Сэсоко-но-Кун

Симадзири Бо

Куниси Куми-Бо

Уфугусику-но-Бо

Как видите, практически все они названы по именам своих почтенных создателей, что вообще характерно для японской и окинавской традиций, но гораздо реже встречается в Китае. Добавка кун означает «наставление» или «учение». Разумеется, отыскать качественную литературу, в которой были бы достаточно подробно представлены перечисленные формы, так же немыслимо сегодня, как и в благословенные ушедшие времена; но положение нынешних энтузиастов кобудо значительно облегчается тем, что в их распоряжении имеется фонд видеоматериалов, где в исполнении опытных мастеров представлена изрядная часть древнего наследия, позволяя работать с минимальными деформациями техники.

Чтобы вы могли наглядно представить отличие мастерских ката от ученических, предлагаю освоить классичес-

кий комплекс Суси-но-Кун дай. В нашем случае «дай» означает «большой», то есть форма длинная. Великолепную графику вы отыщете в знаменитой книге «Кобудо» не менее знаменитого мэтра Роланда Хаберзетцера, очень хорошо известного первому поколению советских каратэистов.

Суси-но-Кун дай

1. Переход в ХЭЙКО-ДАЧИ (вправо) с выносом БО на правое плечо

2. Отход в МИГИ ЗЕНКУТСУ – КЭСА-УЧИ влево

3. Подшаг левой ногой – КИБА-ДАЧИ – связка УШИРО-МАЭ ЦУКИ

4. Перенос веса на правую ногу – ГИЯКУ ЗЕНКУТСУ – ГЭДАН-УКЭ слева – ГЭДАН-ЦУКИ (с выносом) влево над ногой

5. Доворот влево 90° – ХИДАРИ КОКУТСУ -ДЗЁДАН ГАЕШИ влево

6. Поворот вправо 180° – МИГИ КОКУТСУ (положение рук то же) – переход в МИГИ ЗЕНКУТСУ -КЭСА-УЧИ влево – отход в МИГИ НЕКОАШИ -УЧИ ЧУДАН-ГАЕШИ вправо

7. Поворот влево 90° отходом правой ноги в ГИЯКУ ЗЕНКУТСУ – ГЭДАН-УКЭ слева – ГЭДАН-ЦУКИ (с выносом)

8. Шаг вперед – МИГИ КОКУТСУ – ДЗЁДАН-ГАЕШИ влево – переход в МИГИ ЗЕНКУТСУ – КЭСА-УЧИ влево – отход в МИГИ НЕКОАШИ – УЧИ ЧУДАН-ГАЕШИ вправо

9. Шаг левой ногой – ХИДАРИ ЗЕНКУТСУ -замахнуться справа – шаг вперед – МИГИ ЗЕНКУТСУ -КЭСА-УЧИ влево – отход в МИГИ КОКУТСУ -ДЗЁДАН-ГАЕШИ влево – переход в МИГИ ЗЕНКУТСУ - КЭСА-УЧИ влево – отход в МИГИ НЕКОАШИ -УЧИ ЧУДАН-ГАЕШИ вправо

10. Повторить поз. 9

11. Поворот влево 90° с отходом правой ноги в ГИЯКУ ЗЕНКУТСУ – ГЭДАН-УКЭ слева – ГЭДАН-ЦУКИ (с выносом) влево над ногой

12. Шаг вперед – МИГИ КОКУТСУ – ДЗЁДАН-ГАЕШИ влево – переход в МИГИ ЗЕНКУТСУ -КЭСА-УЧИ влево – просесть в КИБА-ДАЧИ – УЧИ ЧУДАН-ГАЕШИ вправо

13. Поворот влево 180° – ХИДАРИ НЕКОАШИ -ДЗЁДАН-ГАЕШИ влево

14. Выдвинуть левую ногу вперед – ГИЯКУ ЗЕНКУТСУ – ГЭДАН-УКЭ слева – ГЭДАН-ЦУКИ (с выносом). Повторить поз.12

15. Поворот вправо 90° – МИГИ ЗЕНКУТСУ -ГЭДАН ХАРАИ вправо

16. Шаг левой ногой – КИБА-ДАЧИ с доворотом вправо 90° – СОТО ЧУДАН-ГАЕШИ влево

17. Скользнуть влево – КОСА-ДАЧИ (правая нога спереди) – замах справа горизонтально на уровне плеча -КИБА-ДАЧИ – ДЗЁДАН МАВАШИ-УЧИ влево

18. Поворот влево 90° шагом правой ноги -МИГИ КОКУТСУ – ДЗЁДАН-ГАЕШИ – МИГИ ЗЕНКУТСУ – КЭСА-УЧИ влево – отход в МИГИ НЕКОАШИ – УЧИ ЧУДАН-ГАЕШИ вправо

19. Скользнуть влево – КИБА-ДАЧИ – АГЭ-УКЭ -доворот влево – ГИЯКУ ЗЕНКУТСУ – ГЭДАН-БАРАИ вправо – доворот влево – ХИДАРИ КОКУТСУ -ГЭДАН-ХАРАИ влево (на плечо) – ХИДАРИ ЗЕНКУТСУ– СОТО ЧУДАН-ГАЕШИ влево – два шага ХИДАРИ ЦУГИ-АШИ с ЧУДАН-ЦУКИ

20. Поворот влево 90° – МИГИ ЗЕНКУТСУ – КЭСА-УЧИ влево – связка АГЭ-ОТОШИ ТАТЭ-УЧИ (враскачку)– связка УШИРО-МАЭ ЦУКИ – И. П.

Следует уточнить некоторые моменты: под невнятным названием «гэдан-укэ» скрывается простой блок ударом наклонного шеста над «задней» ногой в позиции гияку зен-кутсу-дачи. Шест движется над самой голенью вперед с немедленным ударом цуки скольжением шеста в нижней (в данном случае – левой) руке, и вонзается в землю сразу за ступней.

Характерная и многократно повторяемая связка (поз. 8) выполняется на одном дыхании и в единой динамике. Замедление темпа происходит лишь до и после связки, во время шагов и поворотов. Впрочем, что и где увязать в одно целое вам безошибочно покажет опыт после первой же сотни повторений.

В позициях 9 и 10 шаги левой ногой с замахом шеста над правым плечом пролетаются единым духом, словно несясь вперед вслед убегающему противнику, а весь этот полет и порыв завершается могучим косым (кеса, нанамэ) ударом справа налево, и так – дважды. Но все же главная особенность состоит в необходимости соблюдать полнейшую раскрепощенность во всем теле, чтобы любые движения шестом имели характер «всплесков» или «сбросов» энергии через расслабленные руки и оружие. Только в этом случае замысловатая и весьма протяженная по времени форма нисколько вас не утомит, даже напротив, доставит неизъяснимое удовольствие. Малейшее насилие над шестом или потакание ему абсолютно недопустимы. Как хрюк выдает всякую свинью, так и подобные огрехи тотчас выплывают наружу и ясно показывают, что обращение к ката подобного уровня было преждевременным.

 И последний вопрос, требующий разъяснения – возможность и допустимость использования в практике окинавского кобудо комплексов из других стилей, школ и направлений. Здесь, как и в чисто рукопашной работе, обогащение опытом иной природы может принести немалую пользу, лишь бы только подобные экскурсии не вошли в привычку и не превратились в скачки по верхушкам техник, основанных порой на диаметрально противоположных исходных принципах. Несомненно, в качестве самых «питательных» можно порекомендовать исконные шаолиньские формы с шестом, ибо нигде древнейшему оружию не уделялось столь пристального внимания, как в стенах легендарного монастыря. Несмотря на то, что классический китайский гунъ отличается дивной упругостью и гибкостью по сравнению с жестким окинавским бо, этот фактор не накладывает на работу с формами сколько-нибудь заметных ограничений или особенностей. Если комплекс хорошо прочувствован изнутри и прочно засел в тандэне, словно некий чертеж, то исполнить его можно хоть со шваброй в руках, и это будет ничуть не менее убедительно. Поскольку шаолиньские техники используют характерную летящую динамику с множеством вращений и оборотов оружия вокруг тела, когда ударная сила накапливается посредством кругов и «восьмерок» во всех мыслимых плоскостях, что никак не похоже на лаконичную и сухую окинавскую работу, то именно они чудесным образом пропитывают и оживляют излишне рациональное наследие воинственных островитян. Во всяком случае, мы удачно дополняли приведенные выше ката простенькой и недлинной китайской формой, которая пришлась ученикам по душе даже более чем, скажем прямо, скучноватые базовые стилевые комплексы. Да и вообще, коль скоро вам вздумается раздвигать свои горизонты вширь, то двигать их лучше всего по направлению к истокам, то есть пытаться проникать в классические китайские традиции. Вреда от такого проникновения быть не может, а польза чаще всего неожиданная и преогромная. Как показывают исторические исследования, почти все старые окинавские ката уходят корнями в соответствующие китайские формы, зачастую являясь их прямыми репликами с тонким налетом местной специфики. Об этом однозначно пишет такой маститый и заслуживающий полного доверия специалист, как Марк Бишоп, проживший чуть не полжизни на Окинаве и пользовавшийся благосклонностью многих легендарных мастеров и патриархов. И снова сами собой приходят на ум слова Сальвадора Дали, чьи высказывания уже не раз попадали в самую суть наших рассуждений:

Попытки осовременить африканское, лапландское, бретонское или латышское, майоркское или критское искусство – все это не более чем одна из форм современного кретинизма. Нет искусства, кроме китайского, а уж, видит Бог, я ли не люблю китайского!

Однако поскольку никакая китайская тао-лу напрочь не поддается привычной поэтапной письменной фиксации, каковую мы с легкостью проделываем над японскими и окинавскими ката, то и разучивать их приходится исключительно по видеоматериалам либо путем непосредственного общения с наставником. Происходит это оттого, что всевозможной мимолетной динамики в таких тао неизмеримо больше, чем ясно выраженных конечных построений, да еще каждая отдельная форма носит цветистое, поэтическое, но ничего конкретно не говорящее название.

Подводя итог, можно лишь вновь повторить, что описанных здесь четырех окинавских ката плюс одной-двух шаолиньских тао-лу более чем достаточно, чтобы стать великим мастером шеста, вполне достойным наследником древней традиции.

Формы с тонфа

Освоение комплексов с тонфа одновременно осложняется и упрощается тем обстоятельством, что почти вся техника работы со своеобразными дубинками совершенно аналогична технике каратэ, а уж ката и вовсе похожи, как

родные. Таким образом, владеющий базой «пустой руки», без труда способен постичь премудрости формальных упражнений с данным оружием. Напротив, новичок будет поставлен перед необходимостью освоения хотя бы минимального арсенала любой из школ каратэ (в основном позиций и перемещений), а уж потом может браться за тонфа. Впрочем, эти процессы на деле протекают параллельно -было бы усердие да талант.

Как в тренировках с шестом, освоение форм лучше всего начинать с элементарной подготовительной ката, почти целиком повторяющей старую добрую Хэйян-1,и носящей название Тонфа-но-катаити.Эта чрезвычайно отчетливая ката предполагает использование простейшего технического багажа, давая ученику возможность достаточно быстро познакомиться с основными типами ударов, блоков, поворотов и шагов, не отвлекаясь на вычурные пространные комбинации, свойственные мастерским комплексам высокого уровня.

Тонфа-но-ката ити

1. Поворот влево 90° – ШИКО-ДАЧИ -ЧУДАН-БАРАИ влево – два ЧУДАН-ЦУКИ

2. Шаг вперед – МИГИ ЗЕНКУТСУ -ХОНТЭ-МОЧИ ОИ-ЧУДАН-ЦУКИ

3. Поворот вправо 180° – ШИКО-ДАЧИ -ГЭДАН-БАРАИ вправо – МИГИ НЭКОАШИ-ДАЧИ -АГЭ-ОТОШИ ТАТЭ-ФУРИ УЧИ

4. Шаг вперед – ХИДАРИ ЗЕНКУТСУ -два ЧУДАН-ЦУКИ

5. Поворот влево 90° – ШИКО-ДАЧИ – ЧУДАН-БАРАИ влево

6. Шаг вперед – МИГИ ЗЕНКУТСУ – ОИ АГЭ-УКЭ

7. Шаг вперед – ХИДАРИ ЗЕНКУТСУ -ОИ АГЭ-УКЭ (с проносом)

8. Шаг вперед – МИГИ ЗЕНКУТСУ – МОРОТЭ ЧУДАН-ЦУКИ

9. Поворот вправо 270° – ШИКО-ДАЧИ – ЁКО-УКЭ

влево (с проносом) – КИДЗАМИ ЧУДАН-ЦУКИ

10. Шаг вперед – МИГИ ЗЕНКУТСУ – АВАСЭ-ЦУКИ

11. Поворот вправо 180° – ШИКО-ДАЧИ – ЁКО-УКЭ вправо (с проносом) – КИДЗАМИ ЧУДАН-ЦУКИ

12. Шаг вперед – ХИДАРИ ЗЕНКУТСУ – АВАСЭ-ЦУКИ

13. Поворот влево 90° – ШИКО-ДАЧИ -ЧУДАН-БАРАИ влево

14. Шаг вперед – МИГИ ЗЕНКУТСУ -СОТО-УЧИ ЁКО-ФУРИ УЧИ

15. Шаг вперед – ХИДАРИ ЗЕНКУТСУ – СОТО-УЧИ ЁКО-ФУРИ УЧИ

16. Шаг вперед – МИГИ ЗЕНКУТСУ – СОТО-УЧИ ЁКО-ФУРИ УЧИ

17. Поворот вправо 270° – СОТО-УКЭ влево -ШИКО-ДАЧИ – СОКУМЭН-ЦУКИ влево

18. Поворот вправо 180° СОТО-УКЭ вправо -шаг вправо в ШИКО-ДАЧИ – СОКУМЭН-ЦУКИ вправо -подшаг вправо – повторно СОКУМЭН-ЦУКИ – И. П.

Как всегда, здесь имеют место несколько неординарных переходов, требующих личного показа либо (в данном случае) подробного разъяснения.

В то время, как все конечные позиции должны обязательно носить характер идеального по геометрии стоп-кадра, в позиции 7 шаг левой ногой в зенкутсу-дачи с одноименным блоком агэ-укэ левой же рукою выполняется походя, без остановки, чтобы использовать инерцию корпуса и проносного (вверх – назад – вперед) кругового движения блокирующей руки. В итоге вся эта текучая сила вкладывается с должной фокусировкой и кэнсэй в сдвоенный удар моротэ чудан-цуки. Проще говоря – подбей, прорвись вперед под собственным блоком и нанеси удар.

В позициях 9 и 11 блок ёко-укэ также имеет проносной характер и, округляясь по петле вбок-назад, вылетает без потери силы в удар кидзами-цуки. Сам поворот завершается мимолетной, не фиксируемой позицией нэкоа-ши-дачи, которая подшагом вперед превращается в шико-дачи, плюс удар. Аналогично поступаем и в конце обратной дорожки с той лишь разницей, что теперь разноименная рука выполняет другой (сото-укэ) блок, а одноименная -другой (сокумэн-цуки) удар. Какой бы то ни было сбой дыхания тотчас укажет вам на необходимость уделить данному вопросу самое пристальное внимание, поскольку форма великолепно сбалансирована и даже дает возможность использования её в качестве специализированного, замедленного, чисто дыхательного комплекса.

Увы, по сравнению с шестом искусство тонфа находится в гораздо худшем положении, так как при изобилии форм в первом случае мы почти ничего не имеем для своих любимых дубинок. Поэтому всем, кто лишен возможности непосредственного обучения у хорошего мастера, остается сразу же после освоения элементарной подготовительной ката переходить к чрезвычайно длинной, многоплановой, запутанной, хитроумной и, вдобавок, не вполне симметричной высшей форме. Это настоящая, древняя окинавская ката, пришедшая с маленького островка Хамахига, расположенного вблизи побережья Окинавы и получившего в свое время известность благодаря мастерам по изготовлению тонфа и работе с ними. Вам может повстречаться ряд вариаций данной формы, но в наиболее полном виде она представлена в книге «Кобудо» уже упоминавшегося любимого дедушки Хаберзетцера, где также имеется рисованная его мастерской рукою замечательная поэтапная раскладка позиций и движений.

Хамахига-но-тонфа

1. И. П. (ХЭЙКО-ДАЧИ, ЧУДАН-НО-КАМАЭ)

2. ХИДАРИ ГАНКАКУ-ДАЧИ – сомкнуть ТОНФА перед грудью (рукоятки на уровне подбородка)

3. Шаг вперед в закрытую МИГИ МОТО-ДАЧИ -МОРОТЭ ЧУДАН-БАРАИ

4. Шаг вправо-вперед с доворотом корпуса влево 90° -

МИГИ ГИЯКУ-ЗЕНКУТСУ – двойной блок ЧУДАН-БАРАИ (левой)+АГЭ-УКЭ (правой)

5. Подшаг влево-вперед – ХИДАРИ ГИЯКУ-ЗЕНКУТСУ – зеркальный повтор поз. 4

6. Шаг вперед – закрытая МИГИ МОТО-ДАЧИ -связка ОИ + ГИЯКУ+ОИ ЧУДАН-ЦУКИ – 3 петли ХАЧИДЖИ-ФУРИ (сото-учи-сото) правой рукой -ОСАМЭ – ЧУДАН СОТО-МАВАШИ-УЧИ – ОИ ЧУДАН-ЦУКИ

7. Шаг вперед – закрытая ХИДАРИ МОТО-ДАЧИ -зеркальный повтор поз. 6

8. Шаг вперед – МИГИ-ЗЕНКУТСУ – ГЭДАН ДЖЮДЖИ-УКЭ

9. Отойти в МИГИ НЭКОАШИ-ДАЧИ -связка МОРОТЭ УЧИ+СОТО+УЧИ МАВАШИ-УЧИ -МОРОТЭ-ОСАМЭ

10. Шаг вперед в МИГИ ЗЕНКУТСУ – МОРОТЭ ТАТЭ-УЧИ – МОРОТЭ-ОСАМЭ

11. Поворот влево 90° – ХИДАРИ МОТО-ДАЧИ -ОИ АГЭ-УКЭ+ГИЯКУ ЧУДАН-ЦУКИ (держать блок)

12. Поворот вправо 180° – МИГИ МОТО-ДАЧИ -ОИ АГЭ-УКЭ+ГИЯКУ ЧУДАН-ЦУКИ (держать блок)

13. Поворот влево 90° – ХИДАРИ МОТО-ДАЧИ -ОИ АГЭ-УКЭ – связка ГИЯКУ+ОИ+ГИЯКУ ЧУДАН-ЦУКИ – АГЭ ДЗЁДАН МАВАШИ-УЧИ влево правой рукой

14. Разворот вправо 180° заносом правой ноги -МИГИ МОТО-ДАЧИ – ОИ ГЭДАН-БАРАИ – вернуть ТОНФА под локоть – 3 петли ХАЧИДЖИ-ФУРИ -ОСАМЭ – ЧУДАН СОТО-МАВАШИ-УЧИ -ОИ ЧУДАН-ЦУКИ

15. Повтор поз. 7

16. Шаг вперед в МИГИ-МОТО-ДАЧИ – с доворотом

корпуса влево 45° ЧУДАН-БАРАИ влево + ОИ ЧУДАН-ЦУКИ (держать блок)

17. Шаг вправо с поворотом вправо 90° – зеркальный повтор поз. 16

18. Доворот влево 45° (на центральную линию) -повтор поз. 13

19. Поворот влево 180° (отходом левой ноги назад) -ХИДАРИ МОТО-ДАЧИ – МОРОТЭ-ХИКИТЭ -МОРОТЭ ГЭДАН-ЦУКИ

20. Подшаг в ХИДАРИ-ЗЕНКУТСУ – двойной блок ОИ АГЭ-УКЭ+ГИЯКУ ЧУДАН-БАРАИ – две петли ХАЧИДЖИ-ФУРИ (сото+учи) правой рукой

21. С переходом в ХИДАРИ ГАНКАКУ-ДАЧИ не прерывая движения руки, отмашка вправо-вниз ГЭДАН-БАРАИ – ОСАМЭ

22. С переходом во фронтальную ШИКО-ДАЧИ -связка СОТО + УЧИ ЧУДАН МАВАШИ-УЧИ + ЧУДАН-ЦУКИ (правой рукой)

23. Шаг вперед – МИГИ-ЗЕНКУТСУ -

' зеркальный повтор поз. 20

24. Зеркальный повтор поз. 21

25. Зеркальный повтор поз. 22

26. Шаг вперед – МИГИ-МОТО-ДАЧИ -связка ОИ + ГИЯКУ+ОИ ЧУДАН ЦУКИ

две петли ХАЧИДЖИ-ФУРИ+ШОМЭН-УЧИ – ОСАМЭ -связка СОТО + УЧИ ЧУДАН МАВАШИ-УЧИ -ОИ ЧУДАН-ЦУКИ

27. Шаг вперед – ХИДАРИ-МОТО-ДАЧИ -Зеркальный повтор поз. 26

28. Повтор поз. 2 и 3

29. МОРОТЭ УЧИ ДЗЁДАН МАВАШИ-УЧИ - МОРОТЭ ГИЯКУ-ХОНТЭ-МОЧИ ДЗЁДАН ХАСАМИ-УЧИ

(ТОНФА сомкнуть перед грудью) – МОРОТЭ-ОСАМЭ - МОРОТЭ ТАТЭ-УЧИ – МОРОТЭ-ОСАМЭ+ вернуть под локти

30. Поворот вправо 180° шагом левой ноги вперед -ШИКО-ДАЧИ (с ориентацией 45° влево) – двойной блок АГЭ-УКЭ (левой) + ЧУДАН-БАРАИ (правой)

31. Шаг левой ногой вперед – зеркальный повтор поз. 30

32. Повтор поз. 26

33. Повтор поз. 30

34. Шаг вперед – ХИДАРИ МОТО-ДАЧИ -МОРОТЭ-ХИКИТЭ – МОРОТЭ ЧУДАН-БАРАИ

35. Пбдшаг левой ногой влево-вперед -ГИЯКУ-ХИДАРИ-ЗЕНКУТСУ – двойной блок АГЭ-УКЭ (левой) + ЧУДАН-БАРАИ (правой) – две петли ХАЧИДЖИ-ФУРИ + ШОМЭН-УЧИ + ОСАМЭ + СОТО-УЧИ ЧУДАН МАВАШИ-УЧИ + ЧУДАН-ЦУКИ правой рукой

36. Отход в МИГИ-НЕКОАШИ ДАЧИ -МОРОТЭ ЧУДАН-БАРАИ (широко в стороны)

37. Повтор поз. 2 – И. П.

Внимание: вся работа ведется в довольно свободных высоких стойках, а вместо привычной зенкутсу-дачи используется закрытая (то есть с подвернутой внутрь передней ступней) мото-дачи. Это делается, во-первых, для увеличения подвижности с одновременным сохранением устойчивости, а во-вторых – во избежание травм коленей собственными круговыми ударами, коих в данной форме великое множество.

Излишне напоминать, что до начала работы над этой ката однозначно необходимо усвоить и отшлифовать всю без остатка базовую технику тонфа с различными её вариациями и нестандартными ответвлениям. Притом, единожды укротив строптивую Хамахига, ни в коем случае не следует забывать её даже на неделю, ибо она в отместку тут же «позабудет» вас на месяц, и все труды придется начинать заново.

Из прочих формальных комплексов с тонфа можно упомянуть также Хамахидзё-но тонфа и Тятан Яра-но-тонфа. Если вам удастся разучить с чувством и толком еще и эти формы, то между небом и землей у вас не останется соперников.

Формы с нунчаку

Что касается этого многоликого и капризного оружия, то перед нашим взором предстает целый калейдоскоп чрезвычайно разных и весьма хитроумных комплексов, как окинавских, так и китайских.

Очень четко прослеживается своеобразная аналогия с шестом: в обоих случаях островитяне предпочитают короткие, жесткие техники сухих ударов и блоков гораздо более динамичной работе китайцев, где невозможно провести границу между отдельными движениями, летящими по непрерывным кругам, эллипсам и восьмеркам без отчетливых концентрированных приемов.

В имеющейся в нашем распоряжении на сегодняшний день литературе мы легко найдем достаточное количество китайских форм и досадное отсутствие окинавских. Отчасти этот печальный пробел заполняют видеоматериалы, где хорошо представлены традиционные окинавские комплексы в блестящем исполнении Тадаши Ямашита, Стива Морриса, Дэвида Томассели и некоторых других мастеров. Я бы не хотел взваливать на себя бремя ответственности и рекомендовать что-либо из этого пестрого семейства.Пусть каждый подберет для своей личной работы пару-тройку приглянувшихся форм. Как всегда, этого будет вполне достаточно, даже с избытком.

Мы же в практике нашего клуба использовали в качестве программной лишь одну традиционную окинавскую ката, которая по разнообразию вложенной в неё техники и псевозможным тонкостям удовлетворит самый изощренный вкус.

Сэнхара-но-ката

1. И. П. (ХЭЙКО-ДАЧИ, ЧУДАН-НО-КАМАЭ)

2. Шаг назад – ХИДАРИ НЭКОАШИ-ДАЧИ -ГЭДАН ДЖЮДЖИ-УКЭ

3. Шаг назад – МИГИ НЭКОАШИ-ДАЧИ -ГЭДАН ДЖЮДЖИ-УКЭ

4. Шаг вперед – ХИДАРИ-ЗЕНКУТСУ -

ЧУДАН МОРОТЭ-ЦУКИ

5. Перенести вес назад – ХИДАРИ-КОКУТСУ -МИГИ МУСО-КАМАЭ

6. Шаг вперед – МИГИ-ЗЕНКУТСУ – ОИ ТАТЭ-УЧИ

– замах через левое плечо – КЕСА-УЧИ вправо -ЁКО-КАЙТЭН справа – МИГИ ХАЙМЭН-КАМАЭ

7. Шаг вперед – ХИДАРИ-ЗЕНКУТСУ -ОИ АГЭ-ОТОШИ ТАТЭ-УЧИ – замах через правое плечо

– КЕСА-УЧИ влево – ЁКО-КАЙТЭН слева -принять брусок вытянутой правой рукой (ладонью вниз)

8. Шаг вперед – МИГИ-ЗЕНКУТСУ -ОИ ДЗЁДАН-ЦУКИ

9. Поворот влево 180° – ХИДАРИ-КОКУТСУ -

МИГИ МУСО-КА

10.

11. Повтор дорожки (поз. 6, 7, 8)

12

13. Повтор позиции 9

14. Шаг вперед – МИГИ ЗЕНКУТСУ – ОИ ТАТЭ-УЧИ – ГИЯКУ ХАЧИДЖИ-ФУРИ – принять брусок перед грудью левой рукой (ладонью вниз)

15. Поворот влево 90° – ХИДАРИ НЭКОАШИ-ДАЧИ – ГЭДАН ДЖЮДЖИ-УКЭ

16. Шаг вперед – МИГИ-ЗЕНКУТСУ – ЧУДАН МОРОТЭ-ЦУКИ

17. Поворот влево 180° – ХИДАРИ НЭКОАШИ-ДАЧИ – ГЭДАН ДЖЮДЖИ-УКЭ

18. Повтор позиции 16

19. Шаг влево 45" – ХИДАРИ-ЗЕНКУТСУ -МИГИ МУСО-КАМАЭ – ТАТЭ-УЧИ – замах через левое плечо – КЕСА-УЧИ вправо – ЁКО-КАЙТЭН назад -принять брусок перед грудью вытянутой левой рукой (ладонь вниз) – МИГИ ВАКИ-ГАМАЭ (как замах перед ЦУКИ) – доворот влево 45° – ХИДАРИ-ЗЕНКУТСУ 1(ЦУГИ-АШИ) – ДЗЁДАН ОИ-ЦУКИ

20. Поворот влево 90° (заносом левой ноги) -МИГИ-ЗЕНКУТСУ – ЁКО-УКЭ влево перед собой (бруски растянуты по вертикали, левая рука сверху) с сильным вращением бедер влево

21. Поворот влево 180" – ХИДАРИ-КОКУТСУ -МИГИ МУСО КАМАЗ – ХИДАРИ-ЗЕНКУТСУ -Ь-АТЭ-УЧИ (дважды)

22. Поворот влево 90° (левая нога уходит назад) -МИГИ-ЗЕНКУТСУ – ЧУДАН МАВАШИ-УЧИ влево -на обратном движении ШОМЭН-ГАЕШИ-ФУРИ -МИГИ ЁКО-КАЙТЭН назад – принять брусок

|перед грудью левой рукой (ладонь вниз)

23. Шаг назад – ХИДАРИ НЭКОАШИ-ДАЧИ -ГЭДАН ДЖЮДЖИ-УКЭ – ХИДАРИ-ЗЕНКУТСУ -

ЧУДАН МОРОТЭ-ЦУКИ

24. И. П.

Это довольно популярная форма, поэтому любой желающий сможет (хотя и не без труда) отыскать её графику в какой-нибудь брошюре, хоть бы и в той же самой «Нунчаку и Бо» издательства «Уральское дело», 1991 г. Пояснения данная форма требует лишь одного – не увлекайтесь основательными, широкими позициями, иначе вы рискуете расшибить себе ноги. Для окинавской традиции вообще характерны высокие свободные стойки и легкие живые перемещения, к чему приучил островитян их весьма суровый учитель и экзаменатор – самурайский меч.

Подводя итог рассуждениям об искусстве ката, можно лишь еще раз напомнить, что тот, кто пренебрегает формальными комплексами в угоду лихим спаррингам, элементарно обкрадывает самого себя, лишаясь тем самым возможности достичь когда-либо действительно высоких уровней мастерства. Мудрость создателей школ и стилей зашифрована и передается единственным способом – через обязательные эталонные упражнения, и обходных тропинок не существует. Если у вас двадцать семь пядей во лбу и прирожденный талант бойца, то вы непременно изобретете хоть несколько «велосипедов», но еще никому не удавалось изобрести их целую сотню. Существует множество моментов, которые необходимо просто знать – то есть вам их должны показать, а делается это исключительно в рамках традиционных стилевых форм. Без них все ваше мастерство, сколь бы феноменальным оно ни было, навсегда обречено оставаться бесхребетным сборищем отдельных приемов и связок.

 

 Глава 11 Сними маску, Фантомас!

Рассказы о людях необычайных

Он сбрасывает личину

и является миру,

Словно черт в сказочном спектакле.

(С. Паркинсон,«Законы Паркинсона»)

Будь ты сделан хоть из железа,

Но когда тебя поместят в горн -

Из тебя получится лишь пара гвоздей.

(китайская поговорка)

Он стоял с грозным видом, как гора,

Скрипел зубами,

Дико вращал вытаращенными глазами -

Словом, выглядел,как настоящий герой!

(У Чэн-энь,«Путешествие на Запад»)

Неизвестно, к сожалению или к счастью, но только в нашей обычной повседневной жизни герои почти никогда не выглядят таковыми, а уж тем более им не приходит на ум скрипеть зубами и выпучивать налитые кровью глаза. Из-за этого сплошь и рядом попадают впросак мрачные искатели приключений и ражие молодцы, зачарованные своими габаритами и сноровкой разносить в пыль боксерские мешки в спортивных залах. Прицепившись порой к какому-нибудь худосочному созданию с костлявыми лапками или, напротив, к пухлому «пончику», они бывают неприятно удивлены последующим ходом событий, когда отступать уже поздно, да никто и не дает им отступить. Таких занимательных примеров можно было бы привести сколько угодно, но лучше начать по порядку и не торопясь, поскольку речь в этой главе пойдет о людях необычных, порой просто страшных, которых мне довелось встречать на протяжении разных лет.

В первую очередь хотелось бы развеять созданный кинематографом миф о неповоротливых голиафах бодибилдинга, которых лихо и стремительно забивает неуловимыми ударами субтильный герой, обладающий совершенной техникой каратэ или ушу.

Вполне возможно, что известный процент подобных сюжетов имеет место в жизни, и я даже знаю ароматные истории, в которых главными действующими лицами выступали мои близкие друзья, действительно валившие наземь таких гигантов, что гул от их падения долго гулял эхом среди девятиэтажек. Но для этого нужно быть, во-первых, прирожденным бойцом с богатым опытом настоящих уличных драк, отшлифованным к тому же сотнями часов, дней и недель отнюдь не формальных тренировок. Ну, а во-вторых, раз на раз не приходится, ибо образ культуриста, скованного горой собственного мяса, есть не более чем сказка для малолетних детишек. Всё зависит от целей и методов тренировки, результатом которой могут быть абсолютно «живые», хотя и громадные мышцы, вполне способные к хорошей скоростной работе. Чистая физическая сила, никак не оформленная какой бы то ни было специальной техникой, запросто заменяет любые приемы и ухищрения, но (!) лишь тогда, когда она намного, очень намного превосходит некие средние показатели. Сталкиваясь с этим редким явлением, всякий раз испытываешь шок от абсолютной своей неподготовленности к тому, что эдакое вообще может иметь место, и на ум сами собой приходят всякие мрачные эпитеты и сравнения из животного, машинного и инфернального мира. Чтобы не быть голословным, приведу пару достаточно показательных примеров.

Давным-давно, в благословенные армейские годы, жил в нашем офицерском общежитии в Капустином Яру мой милый друг по имени, скажем, Сережа. Он имел характерную кличку «Слон» за то, что обладал массивной фигурой и редкостной силой. Кроме того, он был также невероятно быстр, подвижен и техничен в самых разных и неожиданных видах спорта. Любимым его развлечением было подойти, например, к какому-нибудь здоровенному мужику, натужно тягающему штангу или гири, и завести с ним наивную беседу. Дождавшись, когда тот вволю насытится гордыми поучениями, Слон брался за штангу и легко выдергивал немаленький, мягко говоря, вес или же раз десять-пятнадцать кидал трехпудовую гирю. Затем он дружески хлопал по плечу немного контуженного собеседника и произносил любимую фразу: «Парень, учи матчасть!»

Жил также на нашем втором этаже старый прапорщик по имени, скажем, Слава. Это был обычный запойный дядька лет сорока, которого редко видели трезвым, но никто его этим не попрекал, поскольку свою работу по надзору за водопроводом и канализацией он выполнял исправно, имея нормальный располагающий характер безо всяких «тараканов» в голове. Фигурой он был оснащен самой обыкновенной, сутулой и узкоплечей, а со спортом знался, ясное дело, исключительно через телеэкран.

И вот как-то под вечер в так называемом «красном уголке», то есть в холле, где стоял телевизор и куда обитатели общежития собирались на посиделки, они со Слоном затеяли шутливую возню из-за места в кресле, и Слава ухватил его попрек туловища – уж не помню, спереди или сзади. Как мне потом описывал свои ощущения потрясенный Сергей, это было нечто, несравнимое вообще ни с чем. Ему почудилось, будто он попал в паровую машину или под поезд. Из груди вмиг выскочил весь воздух вместе с половиною жизни, а ни о каком сопротивлении не могло быть и речи. Это была звериная, дикая, нечеловеческая и абсолютно необоримая сила, причем ощущалась она вплоть до кончиков пальцев, каждый из которых, казалось, вот-вот проткнет грудную клетку.

Но ничего ужасного, разумеется, не произошло, и наш Слон был бережно водворен в кресло – отдыхать и восстанавливать начисто утраченное душевное равновесие. Кстати, очень похожий эпизод живописует Борис Житков в одном из своих морских рассказов, где сильнющий и нахальный матрос вздумал побороться с перевозимым на пароходе всеобщим любимцем, добродушным пузатым орангутаном, и для подогрева боевого духа надавил ему пальцем в позвоночник. Когда его откачали, он поделился впечатлениями примерно в тех же выражениях, что и наш Слон. Второй пример не менее назидателен. Знавал я некоего парнишку – не друга и не приятеля, а просто шапочного знакомого – который при своем небольшом росте, тонких костях и общей квёлости запросто, на спор, ломал рукоятки пассатижей и прочих клещей и кусачек. Вот так возьмет «птичьей» лапкой – и готово, только хрустнет! Ломал он также силомеры в парках, но редко – жалел тёток, вынужденных потом платить из собственного кармана за погибший инвентарь. Я тогда как раз увлекался айкидо и очень любил освобождаться от захватов, технично и ловко проделывая это даже с чрезвычайно могучими знакомыми и соучениками, потому что правильно исполненная «геометрия» даже без всякой Ки работает исправно и безошибочно. И вот я попросил однажды этого товарища подержать меня за руки и так, и эдак, и по-всякому. Как бы нагляднее описать? К примеру, если приварить к врытому в землю столбу наручник и плотно вщелкнуть в него запястье, то ощущения получатся довольно схожие. То есть я мог как угодно дергаться, прыгать, повисать или разворачивать корпус – на положении кисти это нисколько не отражалось, тем более, что проделывать какие-либо манипуляции отнюдь не хотелось из-за отчаянной боли. А ведь он держал меня совершенно по-доброму, несильно и с улыбкой. Но было абсолютно ясно (уж я это чувствовал всем нутром), что так же легко он сомкнет пальцы – и будет множественный перелом обеих костей предплечья. Его сила не была звериной, то есть живой и природной. Она «на вкус» казалась каменной, чугунной и вообще механической, будто я сдуру сунул руку в гидропривод экскаватора.

Сегодня я абсолютно уверен, что никакие физические упражнения не дадут запредельной силы, с нею нужно просто родиться. Но главное не это, а то, что коль скоро подобный монстр наложит на вас свои лапы, то ваша песенка спета. Как говорится, сушите вёсла, сливайте воду и так далее. И я вовсе не уверен, что легендарные личности наподобие Гозо Шиоды или Кончи Тохэя с честью вышли бы из такой передряги, потому что на физическом уровне задача решения не имеет. Другое дело – они, несомненно, пустили бы в ход Ки(или Ци-кому как нравится), переводя ситуацию совсем в иную плоскость. Но как бы там ни было, любой мастер айкидо или дзю-дзюцу подтвердит, что никогда нельзя давать возможность противнику полностью сомкнуть захват (разве что на тренировках), напротив, его следует держать «на грани» и управлять не телом, а намерением, всячески помогая и направляя его в нужную сторону. Только в этом случае смертоносный «фиолетово-полосатый хвата-тель» будет послушен, точно воздушный шарик на нитке. Если же ему удалось-таки замкнуть свои клешни и начать давить, то в полном согласии с принципами гуманизма следует «переключить» его Кина что-нибудь иное, например -нанести удар (ногой, головой ли) в уязвимое и болезненное место (пах, глаза, горло, голень и т. д.), а уж затем мягко освободиться и завершить дело болевым замком, показывающим парню, что он не прав.

Вообще никогда и никому нельзя позволять прикасаться к вам (к подружкам и женам это не относится), а уж тем более хватать за руки или за грудки. Сделав попытку сгрести лацканы вашего любимого пиджака или ворот дорогой рубашки, собеседник мигом ставит себя вне закона, а мера наказания зависит исключительно от вашего к нему отношения и окружающей обстановки. Согласитесь, что приливший лишку приятель в гостях и зловещий громила на безлюдной слякотной улице – персонажи довольно далекие друг от друга, и заслуживают каждый своего. Если первого приведет в чувство мягкий удар в солнечное сплетение или нехитрый болевой замок, то второй априори заслуживает того, чтобы ему переломали все доступные кости и привели экстерьер в состояние, исключающее реставрацию.

Насколько хороши бы вы ни были в боксерских разновидностях единоборств, включая классический бокс, вам не светит победа, когда на вас насядет эдакий медведь, да вдруг еще имеющий представление о борцовских приемах. В самом лучшем случае произойдет обыкновенная безобразная свалка с сопением, затягиванием голов под локоть и, возможно, даже с укусами. Ни пользы, ни радости! Если же поблизости маячит его дружок, то песенка ваша спета окончательно. Поэтому не позволяйте прикоснуться к вам даже пальцем, жестко и внезапно пресекая фамильярные поползновения. Внешний вид оппонента не просто обманчив – он вообще никак не соотносится с боевыми возможностями своего владельца. Россказни о прямопропорциональной зависимости физической силы от поперечника мышцы выгодны содержателям «качалок» и соответствуют действительности лишь в очень узком среднем диапазоне, не более того. В доказательство этому могу прибавить к только что прочитанным душераздирающим историям еще парочку, не менее убедительных. Ни о какой технике речь в них не идет, так как суть дела заключается в банальном арм-рестлинге, любимой забаве американских дальнобойщиков.

Первый эпизод имел место очень давно. Когда один из моих друзей только-только начинал увлекаться Востоком, они занимались дзюдо и вообще борьбой, параллельно пытаясь своей микрогруппой постигать основы таинственного ушу. Был среди них некий молодой человек из семьи турок-эмигрантов, сбежавших по личным мотивам к нам в Союз прямо из Стамбула. И был этот юноша мал и худ, но притом жилист настолько, что казался скрученным из тросов и стальной проволоки. Так вот, сколько бы раз не затевали в зале, лежа на матах, состязания по рестлингу, никому из огромных борцов весом за центнер не удавалось прижать худосочного турка. Своей смуглой конечностью, напоминающей руку мумии, он неизменно и безошибочно припечатывал здоровеннейшие мослы донских богатырей, буквально вгоняя их в податливую поверхность борцовского ковра. Эпизод второй повторяет предыдущий один к одному с той лишь разницей, что персонажами были приятели моего институтского товарища, признанные силачи, с одной стороны, и костлявый сверчок – с другой. Помимо проявлений феноменальной природной силищи у разных невзрачных созданий, мне доводилось встречать довольно много (а слышать историй еще больше) примечательных личностей, габариты которых кто-то из писателей окрестил как «теловычитание». Но одновременно каждый из них являлся истинным мастером, носителем совершенной и молниеносной техники, эффективность которой я бы не рискнул [испытывать на собственной шкуре в реальном поединке. Аналогичная когорта людей маленьких и, скажем так, пухлых, будет значительно меньше, но все же достаточной для того, чтобы с почтением относиться к этим, казалось бы, заведомым жертвам любителей чесать кулаки. Обойдусь на этот раз без помощи личного опыта, хотя мог бы привести сказочно захватывающие примеры. Но вот что пишет не единожды упомянутый Марк Бишоп, лучше нашего знакомый с положением дел на Окинаве, о внешнем облике Китиро Симабуку, президента Всемирной ассоциации Иссин-рю каратэ: «Облик Китиро Симабуку не соответствует представлению большинства людей о том, как должен выглядеть учитель каратэ: он невысокого роста, полный и лысый, и у него женоподобный писклявый голос».

Занимательно, если учесть, что речь идет о сегодняшнем патриархе известнейшего направления подлинного окинавского каратэ. Любители кино могли бы припомнить неразлучного дружка нашего любимца Джеки Чана – толстяка Само Хунга с его проворством, акробатикой и виртуозной техникой. А уж вполне настоящему шаолиньскому монаху, мастеру и наставнику искусства владения шестом (с непроизносимым именем, звучания которого я так и не уловил в хитросплетениях китайской речи) и вовсе следовало бы перейти на диету из «Гербалайфа».

Помимо запредельных физических кондиций существует также некий чрезвычайно редкий и прелюбопытный феномен, напрямую имеющий отношение к миру боевых искусств, а точнее – к борцовским его разновидностям, в которых принято повергать противников наземь посредством всевозможных заломов и болевых ключей на кости и суставы. Однако прежде, чем приступить непосредственно к повествованию, иллюстрирующему данное явление, необходимо подробнее пояснить суть упомянутых техник. Речь идет о том, что в арсенале школ дзю-дзюцу (в том числе айкидо) изрядную, если не основную, долю приемов проводят посредством болевого воздействия на противника. То есть, мы так или иначе берем его конечность на излом, в результате чего наш герой, стремясь уменьшить боль, движется в заданном направлении. В отличие от жестких силовых форм борьбы, где сила ломит силу или, как в дзюдо и самбо, неприятеля выводят из равновесия, а уж затем бросают, используя возникшую инерцию его собственной массы, болевые приемы производят впечатление мошенничества и обмана, поскольку человек без видимых причин вдруг начинает бегать на цыпочках за рукой оппонента или же валится, где стоял. На самом деле никакой игры в поддавки, конечно, не ведется. Просто искушенный специалист не ждет, пока затрещат его кости, а опережает неприятные события и привычно уходит в укэми, что в данной ситуации является единственным спасением. Кувыркнувшись, он в следующее мгновение встает в позицию и начинает игру сначала, тогда как недоверчивый скептик на его месте обязательно начнет сопротивляться изо всех сил, дождется невыносимой боли и только тут обрушится, как мешок.

Таким образом, управление болью есть управление противником, попавшим в капкан. И вот тут-то кроется замечательный феномен. Когда-то, давным-давно, у меня был ученик, абсолютно нечувствительный к болевым воздействиям на руки (его ног мы не испытывали). Столкнувшись с этим случайно во время изучения базовых замков и заломов, все мы, присутствовавшие тогда в зале, изнемогли в попытках причинить ему хоть какую-то неприятность, но тщетно. Уж на что однозначно действенны формы типа котэ-гаеши или никкё – даже они оказались бессильны. При этом его руки отнюдь не обладали исключительной гибкостью, и он вовсе не мог завязывать их узлом, словно «женщина-удав» из старого шапито. Разумеется, приложив дурную силу, вполне можно было обеспечить ему перелом, но мы, ясное дело, к таким опытам не прибегали. Просто там, где обычный человек начинает плясать на пуантах и вопить: «Сдаюсь!», – наш уникум не ощущал ровным счетом ничегошеньки. Само собой, такие способности (скорее, свойства) дают их обладателю известную фору, попытайся [злодей провести болевой прием.

Совершенно аналогичный пример рассказал недавно мой приятель, тренер по айкидо. У него также был ученик, не реагировавший на ёнкё, хотя всякий иной представитель рода людского при этом обрушивается, как расстрелянный, и даже еще быстрее. Не счесть чудес на белом свете!

Есть еще один занимательный момент, на который просто не могли не обратить внимания те, кто достаточно много знает о жизни известных мастеров боевого искусства. Я также не прошел мимо этой необычной статистики, и даже провел небольшое биографическое исследование. Анализ фактов показал, что абсолютное большинство ныне здравствующих и уже покинувших нас выдающихся личностей из мира восточных единоборств, а также почти все, кто вообще достиг хоть каких-то успехов на этом поприще (или хотя бы не бросил тренироваться одновременно с растаявшей молодостью), были на заре своей юности слабыми и болезненными существами, которым любые физические упражнения давались с великим трудом. Другую, стократ меньшую часть списка, напротив, занимают подростки крепкие и драчливые, словно бы рожденные для необыкновенных испытаний. Но соотношение вторых к первым никак не превышает одного к десяти. Впрочем, если вдуматься, то ничего удивительного во всем этом нет. Когда человек сызмальства здоров, силен и вполне способен отстоять свое место в ряду сверстников и вообще в жизни, у него просто не возникает необходимости что-либо изменять и улучшать; ведь не пьем же мы воду и не едим, когда без того сыты и довольны. Наш румяный счастливец, естественно, направляет все силы и жар души на достижение иных жизненных целей, а отпущенный природой кредит расходует помаленьку как данность, как бездонный капитал. В итоге к середине жизненного пути некогда свежий красавец успевает незаметно превратиться в располневшего дядечку, обремененного служебными и семейными заботами, повышенным давлением и гастритом. Его нужно искренне пожалеть, поскольку он ровным счетом ни в чем не виноват, ибо волшебная искра возгорается почти исключительно в ситуациях скверных, ущербных и вынужденных. Мучим ли наш будущий великий патриарх детскими хворями, злыми соседскими мальчишками, или просто снедаем нелюбовью к своему нескладному телу – так или иначе, но в его душе появляется тот неугасимый уголёк, который тихо жжет его всю оставшуюся жизнь, заставляя бегать трусцой, голодать, избивать макивару, полировать  своим кимоно обтяжку татами или часами заниматься цигун. С детства и до гробовой доски такие люди ежедневно доказывают окружающему миру и самим себе собственную полноценность и состоятельность, причем делают это неосознанно.

Любитель фрейдизма, несомненно, разложили бы эту ситуацию по полочкам в лучшем виде. Можно называть её самовыражением, самоутверждением или даже презренной гордыней – неважно. Главное в том, что лишь недобрые обстоятельства у истоков жизненного пути закладывают в душу вечную батарейку энтузиазма. Между прочим, всё вышесказанное одинаково справедливо почти для всех, кто хоть чем-то сумел выделиться в жизни – музыка ли это, живопись или политика. Изначальная ущербность -вот истинный двигатель прогресса. Гармония и совершенство есть финал пути. Равновесная система неподвижна, лишь эксцентричные схемы обладают потенциальной энергией. Вода течет, пока один край долины выше другого, а придя к блаженному покою и самодостаточности, наша хрустальная речка становится болотом с камышами и жабами.

Несомненно, даже те редкие счастливцы, что достигли вершин в боевых искусствах, оттолкнувшись от здорового безоблачного детства своими мускулистыми ногами и руками, наверняка имеют в душе глубоко спрятанные причины для недовольства, которые и не позволили им поплыть по течению, словно известная субстанция. Просто эти костры у них скрыты еще глубже, так далеко, что раскопать их было бы под силу разве что самому дедушке Зигмунду или, скажем, Милтону Эрикссону.

В назидание и укор всем нам, беспечным любителям диванов и телевизора, хочу привести краткое и схематичное жизнеописание великого мастера традиционной окинавской школы каратэ и кобудо Сёрин-рю, Ютёку Хига (в пересказе М. Бишопа):

Ютёку Хига начал заниматься каратэ в возрасте 17 лет у Дзиро Сиромы, который был учеником легендарного Итосу Анка, которого принято считать «отцом» всего современного каратэ.

Ю. Хига – настоящий мастер боевых искусств, уверенный в своих силах. Он и в 70 лет обладает достаточным мастерством и скоростью, чтобы подтвердить свои слова делом. Каждое утро он встает в 5 часов и пробегает пятикилометровый марафон, затем прыгает через скакалку и проделывает 3-4 ката. За час до вечерних занятий он снова прыгает через скакалку и отрабатывает ката. Во время беседы Хига постоянно тренирует силу хвата кистей с помощью маленьких перевязанных пучков соломы, которые держит в ладонях.

Хига убежден, что тот, кто серьезно занимается каратэ, должен заниматься им всю жизнь, иначе он станет подобен горячей воде: если остынет, её придется разогревать снова. Хига также поощряет занятия учеников с другими учителями, чтобы они расширяли свои познания. «Ученики, которые связывают себя только с одним учителем, – пояснил Хига, – уподобляются людям, сидящим на углу стола и не способным понять, что у стола есть еще три других угла.»

Примеры такого рода можно приводить до бесконечности, но это мало что добавит к уже рассказанному. Не знаю, как там в странах Востока, но у нас очень часто встречаются совершенно невзрачные с виду монстры, чьи нелюдские физические возможности не оставляют шансов на победу при помощи одной только техники, сколь бы изощренной она ни была. Перед лицом подобной стихии говорить о каких-либо шансах вообще смешно, потому что не-представима сама борьба.

* * *

Феноменальную «физику» в состоянии преодолеть только другой феномен – развитая и управляемая Ци. Эти явления имеют различную природу и расположены на разных уровнях. Принцип, провозглашающий, что на высших стадиях всё приходит к одному, здесь не работает. Какой бы космической мощью не обладал некий индивид, она представляет собой полный ноль перед проявлениями Ци. Но и тут имеются свои подводные камни. Дело в том, что ни мне, ни кому-либо из моих знакомых не приходилось воочию видеть эффективную боевую демонстрацию работы Ци так, чтобы это было «весомо, грубо, зримо». В лучшем случае подобные фокусы происходят под девизом «вроде бы что-то такое есть», да и то лишь по отношению к спичечным коробкам и свечкам, послушно падающим набок от хорошего сброса. Но как только дело доходит до реального живого объекта, всё волшебство исчезает невесть куда. Вышеописанный эпизод с убойным дистанционным ударом, имевший место с моим другом, никак не может быть принят в расчет, поскольку являлся абсолютно случайным, как попадание метеорита в человека. Опыт, неповторимый сознательно и многократно, не является достоверным. Если прием или техника не срабатывает в ста случаях из сотни, то на них нельзя полагаться. Экстремальность ситуации и без того способна свести к нулю даже отточенные формы, а когда к ним добавляются спонтанные и самовольные компоненты, то ценность подобного багажа призрачна.

Даже если плюнуть на личный опыт и обратиться к бесстрастным кадрам хроники, то на первый взгляд дела там обстоят получше, но это иллюзия. Мне, по крайней мере, не доводилось ни разу замечать воздействий на расстоянии. Знаменитые мастера цигун всегда просят желающих тем или иным способом войти с ними в контакт, например, схватить за руку, толкнуть или просто прикоснуться, после чего недоверчивого естествоиспытателя действительно начинает ломать и корчить, даже если он не один, а в составе шеренги из десятка себе подобных, выстроившихся «леткой-енкой». Единственный эпизод я усмотрел в записи какого-то фестиваля айкидо в Японии, где кряжистый лысый старикан, сидя в сэйдза, воздевал руки вверх, а находившегося при этом за три метра и пытавшегося атаковать юного ученика дергало, точно марионетку. Но я не поручусь за правдивость этого потрясающего действа.

Завершить антологию душистых историй из жизни мастеров прошлого и настоящего относительно превосходства «лирики» над «физикой» хочу описанием документально достоверного эпизода, имевшего место в биографии Яна Лучаня (1799-1872), основателя стиля Ян-ши Тайцзи-цюань, каковой эпизод с небольшими вариациями пересказывается во всех жизнеописаниях легендарного кудесника.

Сильный характер Яна требовал постоянных состязаний с другими бойцами. Он объездил весь северный Китай с заплечным мешком и копьем. Услышав о каком-нибудь выдающемся боксере, он разыскивал его и вызывал на поединок. Но никогда в жизни он не причинил никому серьезного вреда. Поскольку он не проиграл ни одного боя, ему дали прозвище Ян Ути («Ян, не имеющий соперников»).

По виду Яна нельзя было подумать, что он боксер, но он часто поднимал и бросал противников, весивших Ьдвое больше него. Никто не знал, откуда берется его сила.

Богач по имени Чжан, живший в Пекине, любил бокс и всегда ходил со свитой из более чем тридцати бойцов. Юн восхищался Яном (заочно) и однажды пригласил его к себе в дом. Когда неказистый Ян пришел, Чжан разочаровался в нем и равнодушно угостил весьма скром-шым обедом. Ян все очень хорошо понял, но сделал вид, што не заметил, как с ним обошлись, и пил-ел с благостным видом. Чжан грубо обратился к нему:

– Я слышал о вашем почтенном имени и о пресловутой мягкости Тайцзи-цюань, только что-то мне не верится, что вы с вашим Тайцзи побеждаете людей!

– Есть три типа людей, которых я не могу победить, – быстро ответил Ян.

– Это какие же? – заинтересовался Чжан.

– Сделанные из меди, железа и дерева. Остальных я могу победить.

– В моей свите тридцать человек. Лучший из них, Лю, поднимает триста фунтов. Не хотите ли сразиться с ним?

– Конечно, хочу.

Послали за Лю. Легенда гласит, что он, «ворвавшись, произвел порыв ветра, а выглядел, как разъяренный 1-игр». Но когда он приблизился к Яну, тот послал его в [густоту правой рукой и мягко толкнул левой. И неожиданно Лю отлетел на десять футов, словно бумажный змей, у которого оборвалась веревка. Чжан захлопал в ладоши и со смехом сказал: «А Тайцзи и впрямь удивительное искусство». Он тут же заказал роскошный обед и с той минуты обращался к Яну не иначе как «Великий мастер».

Какой же из всего этого напрашивается вывод? Как ни крути, получается, что воздействовать энергией на всамделишного, во плоти, противника не очень-то просто, и для успешного решения таких задач требуется, как минимум, быть выдающимся мастером с громадным практическим стажем и природным талантом. Корректировать энергетику расслабленно сидящего и всецело доверившегося вам человека (пациента) не столь уж великое деяние, и множество цигун-терапевтов проделывают это ежедневно и привычно по всему свету, хотя и каждый со своим результатом. Снимать руками головную боль в наши дни стало даже модно, и редко кто не пробовал себя на этом экзотическом поприще, не рискуя быть сожженным на костре, как всего лет триста назад. Но лишь только дело доходит до активно сопротивляющегося и настроенного отнюдь не дружелюбно противника, как стройные ряды медиумов и магнетизеров тают на глазах, оставляя вместо сотен и тысяч считанные единицы. И, разумеется, где же еще, как не на этой благодатной ниве с расплывчатыми критериями и затрудненностью достоверного тестирования «на вшивость» могло бы расплодиться такое количество всякого рода самозванцев и шарлатанов? Этим коротким вступлением я всего лишь предварил переход к рассмотрению следующей категории людей удивительных и необычных, к тем, кто своим завораживающим красноречием умудряется собирать завидное число доверчивых учеников, не подкрепляя (или почти не подкрепляя) талантливую болтовню решительно никакими практическими достижениями или демонстрациями своей таинственной силы. Один мой друг весьма удачно окрестил это племя «любителями свободных ушей». Несомненно, единственным секретом их успеха является то, что люди, как известно, хотят быть обманутыми, хотят страстно и безоглядно. Стоит первому попавшемуся нахалу с рыбьими глазами, начитавшемуся пособий по цигун или посетившему недельный семинар заезжего китайца, объявить себя Великим Желтым Драконом, наследником традиций Шаолиня, Эмэя и Удана вместе взятых, Возмутителем Астрала и мастером Семизвездной ноги – как тотчас у него полный зал будущих владык Зодиака, готовых платить столько, насколько простирается бесстыдство их солнцеподобного учителя. Заметьте, такого не происходит в мире жестких внешних школ, где возомнившего о себе недоучку быстро поставят на место, принародно и наглядно, причем это будет, не только стыдно, а, пожалуй, еще и больно.

Но не таков наш «дракон». На то он и «змей древний», что всегда вывернется из щекотливой ситуации, спрятавшись за бастионами туманных и в целом правильных словоблудий. Я знавал одного подобного махинатора, слава о котором гуляла по городу, и даже теперь, по прошествии многих лет, доходят отголоски былых легенд. Однажды он прямо так и заявил, что достиг таких успехов, когда стоит ему сделать любое движение – и люди вокруг так и валятся, где стояли. С его стороны следовало бы тщательнее подбирать аудиторию для подобных утверждений, потому что мой приятель, человек простой и без комплексов, побивавший многих «воинов Неба», сейчас же предложил ему легкий дружеский спарринг для прояснения такой увлекательной проблемы. Тот согласился, поскольку отношения между нами были добрыми, и ни подвоха, ни особого позора I он не ждал, тем более что весь кворум и состоял из нас I троих. Поваляв его немножко, как собачий сыр, мой друг спросил: «Юра, что же ты не сделал так, чтобы я упал?» В ответ тот чрезвычайно доказательно пояснил, что звезды нынче расположены не лучшим образом, а Сатурн вступил в конфронтацию с фазой луны и временем суток (или что-то в этом роде), а то бы он, конечно, обездвижил всех в радиусе полутора километров.

Звонок из прошлого долетел до меня совсем недавно,  когда на тренировку по тайцзи пришел очередной искатель тайного могущества и заявил, что раньше он имел  несказанное счастье заниматься (увы, недолго) у нашего общего знакомого, и тот рассказывал им о себе невероятные вещи, а обещал научить еще большему. Говорил он мне это с интонациями, недоступными и самому фанатичному христианину, произносящему Имя Господне. Наши же занятия его, разумеется, не прельстили. Что там какие-то шаги, движения и формы по сравнению с хотя и призрачной, но такой близкой возможностью ухватиться за рукоять Большой Медведицы!

Другой чародей всерьез утверждал, что он попросту вынужден курить и выпивать, дабы слегка «заземлиться», ибо достигнутые чистота и посвященность столь грандиозны, что его начинает то и дело отрывать от грешной земли в неконтролируемую левитацию. И вот, дабы не быть взятым живьем на небеса раньше времени, он предается спасительному пороку. Интересно, слышал ли кто-нибудь хоть слово о каком-либо святом (или даже простом йоге), который раз в неделю посещал бы местный бордель для компенсации излишней святости?

Как не бывает одной стороны медали без другой, так и шарлатаны немыслимы без обширной питающей среды, своего рода навоза, гумуса, состоящего из наивных дурачков. Ладно, пусть не дурачков, но уж слепцов – наверняка, поскольку зрячей эту братию признать трудно. Повесьте где-нибудь объявление о наборе группы тайцзи или цигун – и вы довольно быстро станете обладателем замечательной коллекции интереснейших типов, которые станут время от времени появляться и исчезать, уступая очередь все новым образчикам двуногих прямоходящих, каковых я для краткости именую «духоловами». Многие из них – отличные думающие создания, и с ними можно долго беседовать на излюбленные темы о «внутренней пилюле» и «киноварных полях», но, к сожалению, любые попытки слегка приземлить их воображение, обратив его к более реальным вещам, равно как и приглашение ходить и тренироваться, немедленно расцениваются как святотатство. Засим они отбывают навсегда.

Гонимые жаждой отыскать-таки «великого Учителя». Можно не сомневаться, что рано или поздно такой непременно найдется, и первое, что он сделает после провозглашения своих астральных регалий – это назовет не менее астральную цифру гонорара в долларах США за свои чудесные познания, чем окончательно убедит абитуриента в правильности выбора. Я просто не в состоянии изобразить на бумаге ту гримасу разочарования, которую увидел однажды на лице очередного духолова, когда сказал ему, что оплата занятий составит, к примеру, сто рублей в месяц. Произнеся нечто вроде «что же вы за учитель!?», он затем сообщил, как видел где-то настоящего специалиста, который берет втрое больше за один только час общения. Вот! Мне оставалось лишь посоветовать убогому отправляться восвояси к своему кумиру, и поскорее, пока число желающих распрощаться с деньгами не превысило вместимости зала. Ну как после всего этого не встать на путь порока и обмана? Поистине, чтобы тебе поверили, ложь должна быть беспрецедентной!

Духолова нет нужды вычислять или определять каким-либо хитрым способом, он всегда очевиден и ясен, как на ладони. Первое, что он стремится у вас узнать – умеете ли вы обрушивать созвездия и останавливать взглядом трамваи? А второе, естественно – как скоро вы беретесь обучить его всему этому? Понятно, что сроки больше года его никак не устраивают, да и полгода, откровенно говоря, тоже многовато, поскольку он слышал о человеке, ученики которого через неделю начинают видеть ауры и прочие явления тонкого мира, через две – сражаются вслепую с дюжиной проворных головорезов, а через месяц получают способность исцелять и убивать прикосновением пальца, но главное – диплом об окончании курса наук, и все это за смехотворную сумму в 500 долларов!

Не так давно ко мне в зале подошел приятный юноша и, узнав, что выполняемые движения именуются тайцзи-цюань, тотчас спросил, могу ли я бить энергией на расстоянии?

Уныло выслушав отрицательный ответ, он тем не менее не исчез, а вопросил, знаком ли я с великим искусством «Дашу» (или чем-то вроде этого) и могу ли обучить его? Путем допроса удалось выяснить, что речь шла о «туй-шоу», сиречь «толкающих руках», одном из разделов тайцзи, причем практикуемом на продвинутых этапах. Предложение заняться для начала базовыми формами на месте и в движении оскорбило его до глубины души, и он, состроив саркастическую гримасу умудренного аксакала, отбыл на поиски заповедных знаний.

Всё рассказанное здесь написано отнюдь не с целью позабавить вас в минуты досуга, а исключительно для того, чтобы предостеречь искреннего и не отягощенного жизненным опытом претендента, решившего пройтись путем боевых искусств, от типичных и досадных ошибок в выборе школы, стиля и инструктора, так как клубов и секций сейчас много, даже слишком, но действительно стоящих – буквально единицы. В одном месте вам начнут лить в уши фантастические истории и посулы, не обременяя в то же время ни практикой, ни теорией, в другом – поставят на полтора часа в стойку «всадника», хотя вы, вроде бы, не постригались в шаолиньские монахи, либо принудят сходу колоть ребром ладони кирпичи и уродовать кулаки о каменную макивару, называя все это «традиционным каратэ». Поэтому пылкому абитуриенту надлежит быть бдительным, подозрительным и хитрым, как змий.

Если в клубном объявлении приглашают на занятия «всех, всех, всех» – бабушек и дедушек, мамок и нянек, девушек и дядюшек, не считая мальчиков и девочек с 3 лет и старше – это может означать только жгучее желание инструктора набить свой карман деньгами, поскольку методически невозможно, а с медицинской точки зрения и недопустимо объединять в одной группе «коня и трепетную лань», сиречь различные категории занимающихся. У такого «учителя» либо малыш сорвет себе сердце, либо старичок «привяжет коня», но, скорее всего, они даже не вспотеют – и правильно, от греха подальше, лишь бы платили вовремя.

Известно, что засевшего на ветке леопарда всегда выдает свисающий кончик хвоста, который хитрая кошка забывает убрать. В нашем случае вторым таким «хвостом» (после тотальной мобилизации) является обещание научить вас зараз каратэ, айкидо, кикбоксингу, чань-цюань, ниндзюцу, таэквондо, кобудо (все виды оружия, включая марсианские), работе с японским, китайским, корейским, тайским и скандинавским мечом, а также боевой магии и гипнозу, искусству цигун и энергетическим ударам. Клянусь на Конституции, я лишь самую малость сгустил краски, приводя по памяти текст какого-то объявления, одного из десятков ему подобных. Каждая позиция может быть заменена любой другой, но суть от этого не изменится. Освоение стилей, на которые и по отдельности не хватит жизни, с легкостью умещается в три часовые тренировки еженедельно, но на самом деле этот впечатляющий багаж знаний в интерпретации ловкого маэстро целиком попадает под краткое определение – «аферист-дзюцу». Интересно, пошли бы вы обедать в ресторан, обещающий накормить вас одновременно японской, польской, турецкой, нанайской и греческой кухнями?

Единственное действительно допустимое и даже желательное соединение, не позволяющее заподозрить клуб в финансовом вампиризме – это обещание совместить оружейные и безоружные техники. Айкидо, например, немыслимо без палки джо и меча, традиционное каратэ – без кобудо, и так далее. Если при этом в объявлении прямо указывается на принадлежность к известному корейскому, китайскому, японскому или международному клубу (ассоциации, федерации, союзу) то вы «верной дорогой идете, товарищи»!

И все равно, прежде, чем подписать кровью договор с Дья… – прошу прощения, с учителем, – непременно попроситесь посидеть хоть немного на тренировке и собственными глазами посмотреть, а собственными ушами послушать, как протекают занятия. Очень быстро вам станут совершенно ясны и степень компетентности преподавателя, и качество обучения. Крепкому профессионалу нечего и незачем скрывать. Если же он начнет пускать туман и говорить, что посторонним не можно лицезреть великой тайны, то связываться с подобным мистификатором не стоит. Не было и нет в боевых искусствах никаких тайн, кроме собственного адского упорства и готовности посвятить этому делу годы и десятилетия каторжного труда. Поскучав до самого конца тренировки, вы в награду получите массу интересных впечатлений. Например, отношения учеников с сэнсэем и друг с другом, как и сам контингент занимающихся, покажут со стопроцентной определенностью всю вашу дальнейшую судьбу в данной школе. Обретете ли вы наряду с новыми знаниями также и новых друзей (часто на всю жизнь) – или же превратитесь в агрессивного завистливого хама, исподволь и незаметно претерпев подобную трансформацию в обстановке муштры, угнетения и крысиного соперничества. Если инструктор царит в зале, словно аспид, орет на своих воспитанников и допускает словечки типа «свинья», «тупица», «болван», а то и похуже, чему можно научиться у этого существа? Если ученики озабочены лишь собственными успехами в скорости продвижения по иерархической поясной лестнице, а старшие унижают и подавляют младших вместо того, чтобы увлекать их своим усердием и помогать в освоении «китайской грамоты», то не нужно выслушивать уверения, что именно такой и должна быть настоящая традиционная школа. Это ложь. На самой Окинаве большинство истинно традиционных додзё, где под началом великих мастеров практикуются легендарные стили каратэ и кобудо, показывают нам пример нормальных человеческих взаимоотношений. Притом чем крупнее мастер, тем это заметнее. Исключение составляют немногие додзё, в которых верховодят второсортные ремесленники, не любимые учениками и не уважаемые коллегами. И в который раз привожу в подтверждение слова Марка Бишопа, иллюстрирующие светлую и темную стороны нашей «луны»:

«Единственный из учеников Накаимы, который преподает сейчас Рёэй-рю всем желающим, это Цугуо Сакумото. Каратэ Сакумото, по его словам, «жесткое, научное и современное». Спарринг без защитных приспособлений, основанный на соперничестве, был грубым и беспорядочным. Когда старших учеников выставляли против младших, он принимал садистский характер. «Современное каратэ», по крайней мере, в случае Сакумото, уместно назвать унижающей человека формой жестокости под личиной спорта».

Очень мило, неправда ли? Может быть, у вас появилось желание заняться настоящим каратэ в похожей секции? Но вот пример совсем иного рода:

«Инаминэ – спокойный, скромный и вежливый человек. Он считает, что во время занятий дисциплина необходима, но умеренная, ибо «слишком жесткая дисциплина может принести вред». В соответствии с этим принципом атмосфера в его зале легкая и непринужденная, ученики сами соблюдают порядок» (речь идет о мастере Рюкю Сё-рин-рю, Сэйдзине Инаминэ).

И еще:

«В Дзюндокане я попал в атмосферу дружелюбия и благовоспитанности. Мы, ученики, работали в основном самостоятельно, и могли учить столько форм, сколько были в состоянии запомнить. На занятиях постоянно присутствовали старшие ученики, которые охотно давали советы, а Миядзато находился тут же и улаживал любой спор, касавшийся техники». (Здесь говорится о пятилетнем обучении М. Бишопа у мастера Годзю-рю каратэ, Эйити Миядзато, имеющего на сегодняшний день около 500 учеников. Всего же, начиная с 1953 года, им подготовлено более 12000 каратэистов, среди которых немало выдающихся мастеров, например, Морио Хигаонна.)

Помимо всего этого следует обратить внимание, каким образом сэнсэй демонстрирует и посторонним, и собственным ученикам практическое применение различных техник. Лишь в единичных случаях мне доводилось наблюдать действительно завораживающее мастерство в противоборстве с качественными, реальными атаками. В остальных эпизодах, как правило, агрессия противной стороны являлась более чем условной. Это легко объяснимо, так как оппонентами наставнику служат его же ученики. А всякий нормальный ученик всегда относится к учителю с должным пиететом, и просто не в состоянии заставить себя проводить атаки с требуемой жесткостью и скоростью. Обязанность хорошего наставника – приучить подопечных работать, не взирая на лица и никак не относясь к происходящему. Ученик, который трепещет перед старшими, оказывает им медвежью услугу нереальностью своих движений, и приучает к ненастоящим ответным действиям. Ныне здравствующие воспитанники Уесибы рассказывают, что он крайне нетерпимо относился к подобного рода «уважению» и сурово наказывал за малейшие послабления при атаках. Один из его учеников даже поплатился за это переломом руки, поскольку его вялое движение просто не вписалось в карусель приема. Однако я не раз с удивлением отмечал, что слишком многие инструкторы на тренировках и даже показательных выступлениях избирают своими партнерами самых худосочных и низкорослых учеников. Из-за этого у понимающих людей немедленно возникают подозрения и сомнения в соответствии реального мастерства мэтра провозглашаемым высотам. Не нужно обладать сколько-нибудь отточенной техникой, чтобы уложить на татами вчетверо более легкого соперника, который своими тонкими конечностями не в состоянии воздействовать на ваши дородные телеса. Однажды, занимаясь айкидо, я был вынужден стать в пару с приятелем, запястье которого по толщине превосходило мою лодыжку. Что толку отрабатывать технику освобождения от захватов с человеком, руку которого вы не в состоянии объять даже наполовину, а он своими пальцами, подобными бананам, с легкостью замыкает вас так, словно кисть заделали в бетонную тумбу? Но тут, один-единственный раз, произошло некое чудо, ясно проиллюстрировавшее известный постулат о том, что «без Ки айкидо не существует». Вероятно, само Небо решило продемонстрировать мне в назидание подлинную суть волшебного искусства, в котором с помощью голой техники ничего не решается. Мы отрабатывали освобождение от разноименного захвата (кататэ-дори), когда противник держит вашу, например, правую руку своей левой, а вы должны повернуться на месте влево и мягко вывести запястье из тисков, нарушив притом его равновесие. Излишне говорить, что возня с моим громадным партнером ничем нас не радовала, так как он вообще не чувствовал моих щипков, а я с таким же успехом мог отнимать свою руку у барабана лебедки после того, как её туда уже затянуло. Смутно припоминаю теперь, что, измотавшись от бесполезной работы, я в какой-то момент совершенно расслабился, и в таком кисельном состоянии в очередной раз стал делать разворот. Руку мою он держал, как и все это время, плотно и крепко, но я не почувствовал абсолютно ничего, будто просто развернулся в пустоте, без напарника. Между тем рука чудесным образом оказалась на свободе, а мой Голем едва не рухнул наземь, с великим трудом сохранив равновесие. Ясное дело, все попытки повторить волшебство ни к чему не привели. Так что внимательно отмечайте про себя, каких противников избирает себе в пару наблюдаемый сэнсэй, и насколько технично, быстро и жестко они его атакуют. Тогда как в учебной парной работе подыгрывать партнеру можно, а порой и необходимо, в демонстрации своего мастерства подобные фортели совершенно недопустимы, а постоянно прибегающий к ним специалист таковым однозначно не является. Налицо либо неуверенность в собственных силах., либо желание выглядеть в работе лучше, чем на самом деле. Правда, однажды я присутствовал на тренировке по айкидо, где крепкий телом учитель постоянно приглашал себе в пару хрупких миловидных девушек, на которых с блеском осуществлял броски и захваты. Но я сильно подозреваю, что в данном случае лучше говорить не о боевом искусстве, а о чем-то совсем другом.

Видите, как просто – пара часов терпеливого наблюдения – и вся подноготная данной секции откроется внимательному глазу, как на ладони. Существует также еще один специфический фактор, который стоит учесть прежде, чем ударить с инструктором по рукам. Фактор этот -методика преподавания. Сам по себе сэнсэй может быть великим, будто гора Тайшань, умелым и действительно опытным мастером, но это, к сожалению, нисколько не гарантирует качества преподавания, то есть вовсе не обязательно он будет состоятелен в роли учителя. Безусловно, крайне важно самому уметь продемонстрировать любую технику в любых её вариациях, но гораздо важнее точно знать, чего требовать от учеников, в какой последовательности, и каким образом подвести каждого из них к искомому результату. Тренироваться самому и одновременно тренировать других не получается. Если старый «дедушка» не в состоянии нанести удар «маваши» в голову, то это не означает, что он также не в состоянии блестяще обучить этому делу юных пластичных отроков. Умение передать другим то, что знаешь сам, есть дар весьма специфический и нечастый, и собственные успехи не страхуют от провала на педагогическом поприще.

Лично я знаком всего с двумя-тремя мастерами, чей талант методистов оказался под стать личному совершенству. Обычно за таким человеком тянется длинный хвост преданных ему учеников, которые уже давно сами ведут занятия в различных концах города, области и даже страны, имея в активе подрастающее поколение новых мастеров.

Но когда у давно и стабильно практикующего сэнсэя вы не встретите питомцев из первой когорты некогда пришедших в его додзё новичков, которые на данный момент отзанимались бы пять, семь или более лет, стоит задуматься о личности учителя и качестве его работы. Я абсолютно не собираюсь ничем таким хвалиться, но пример этот настолько хорошо иллюстрирует сказанное, что грех было бы его не привести. Суть в том, что когда я по целому ряду внешних и внутренних причин прекратил преподавание окинавского кобудо и полностью переключился на любимый тайцзи-цюань, то вся прежняя группа в полном составе последовала тем же путем, что изумило не только меня, но и коллег-инструкторов, соседей по залу. Но, к сожалению, я также знаю прекрасных специалистов, ученики которых, достигнув определенного уровня, уходят, хлопая дверью, чтобы потом даже не здороваться с любимым учителем. Когда такое правило не имеет исключений, это наводит на размышления.

С методической точки зрения, есть две крайности, показывающие, что данный преподаватель «не есть гут».

Первая – это блошиные скачки от приема к приему в стремлении за два тренировочных часа вогнать в бедных воспитанников без малого половину годичной программы (кстати, нелишне осведомиться о наличии таковой в письменном виде). При этом на работу с каждой конкретной формой отводится не более трех минут. Не успеют квёлые неофиты даже сообразить, чего от них вообще хотят, как следует громоподобное «ямэ» и переход к следующему этапу. Излишне объяснять, что подобная тренировка хуже, чем беготня по музейным залам под девизом: «Эрмитаж – за три дня!» Хуже потому, что наша задача – не ознакомление с шедеврами стиля, а плотное и постепенное освоение совершенно незнакомых прежде движений, вдумчивое и осознанное, когда хватает времени для неоднократного возврата к тем или иным деталям и тонкостям. В противном случае те же самые часы с большим интересом можно было бы провести у экрана телевизора, когда там демонстрируют какую-нибудь показательную программу с участием представителей разных школ боевого искусства, или, на худой конец, – качественный боевик.

Итак, проведение тренировки в стиле «галопом по Европам» ясно показывает, что инструктор озабочен исключительно подогревом любопытства со стороны новичков с целью увеличения их количества и, соответственно, суммы «медосбора» с арендуемой площади.

Вторая крайность противоположна первой. Её адепт заявляется обычно в свой родной додзё чуть не на полчаса позже начала тренировки, когда истосковавшиеся ученики успели уже проделать вялую разминку под началом немногим более старшего товарища (это в том случае, если их вообще пустили в зал без инструктора). Он очень занят и озабочен. Задав несчастным какую-нибудь длинную и монотонную работу, не требующую особого надзора, он тотчас удаляется в коридор или в угол, где ведет нескончаемые переговоры с какими-то людьми или с заглянувшим на огонек приятелем, а в перерывах между этими важными делами совершает променад по залу в лаковых туфлях и брюках со стрелками, чтобы вскользь осчастливить редкого избранника мудрым советом. Порой он всю тренировку просиживает на лавке у стены, беседуя с очередной таинственной личностью, изредка разражаясь зычной гортанной командой о смене вида работы.

Совершенно понятно, что его давным-давно не интересует предмет занятий сам по себе, а тренировки превратились в обычную трудовую деятельность, скучную и постылую, компенсируемую лишь определенной суммой дохода, который единственно и подогревает остывший интерес ко всяким там боевым искусствам. Подвернись случай, такой сэнсэй охотно и с облегчением займется более стоящим делом – коммерцией, охраной, рэкетом или извозом. Зачастую это уже свершилось, а тренерская работа есть всего-навсего угасающая искра былого увлечения, своего рода дань прошлому.

Дух уныния и безнадежности, явственно витающий в мертвенной атмосфере таких додзё, должен немедленно погнать вас прочь от гиблого места, какие бы красочные картины (в прямом и переносном смысле) ни рисовались

в прочитанном объявлении. К слову сказать, регулярное несоблюдение графика тренировок, все эти опоздания и переносы начала занятий разъедают механизм учебного процесса сильнее, чем что бы то ни было. Самой первой заповедью серьезного инструктора, который собирается достичь успехов на тренерской ниве, должна стать неукоснительность прибытия точно к заданному времени. Абсолютно все ученики – и упорные, и ленивые – должны совершенно четко знать, что тренировка состоится при любых условиях, даже если с неба будут сыпаться кобры вперемешку с вулканическими бомбами. Ни полная либо, наоборот, ущербная луна, ни нашествие бешеных собак, ни высадка инопланетян не могут служить оправданием для пропуска занятий как с той, так и с другой стороны, и лишь смерть (своя или ближайших родственников) является уважительной причиной прогула. На первый взгляд, выдерживать подобный график нелегко, но зато ежовые рукавицы обязательности выступают в роли превосходного стимулирующего средства от собственной лени, когда исключительно гнёт долга поднимает вас с дивана и гонит через пургу в холодный и неуютный зал. Никто, кроме барона Мюнхгаузена, не в состоянии выдернуть себя из трясины собственной рукой, поэтому усилие непременно должно быть внешним. Удовольствие и награды будут потом, но первоначальный толчок пусть приходит со стороны. Раздираемый сомнениями ученик должен быть уверен -«вечеринка» состоится во что бы то ни стало, с ним или без него, и это знание выступит лучшим лекарством от минутной слабости. Мне, во всяком случае, такой подход всегда помогал безотказно и надежно. Доводилось влачиться в додзё и с высокой температурой, и в состоянии адского похмелья, когда сил хватало лишь на то, чтобы заложить руки за пояс и отчетливо подавать команды, хотя на самом деле хотелось лечь и умереть. Трудно представить, каким чудовищем должен быть ученик, чтобы сознательно пропустить тренировку, отлично зная при этом, что его инструктор явится даже с отрезанной ногой.

Между прочим, погодный фактор оказывает на посещаемость самое непосредственное влияние, но притом очень интересным образом. В двух словах этот феномен можно сформулировать так: «Чем хуже погода, тем полнее зал». Возможно, ноябрьская слякоть напоминает публике, что сезон прогулок с нежными девами в загородных кущах миновал, и пришла пора вспомнить о своем старом учителе; но только холодный дождь со снегом вполне можно назвать лучшими друзьями боевого искусства. Я на всю жизнь запомнил один поучительный эпизод, память о котором до сих пор не позволяет легкомысленно относиться к соблюдению графика тренировок. В тот майский день над городом повисла такая гроза, что и самого Ноя взяла бы оторопь, и я с облегчением (каюсь) решил, что в подобный потоп никакой ученик в здравом уме и твердой памяти не рискнет покинуть родные чертоги. Но по мере приближения заветного часа злокозненная совесть принялась поедать меня с утроенной энергией, и за пятнадцать минут до роковой черты я выскочил во власть стихии. И каково же было мое изумление и раскаяние, когда, прибыв с изрядным опозданием вплавь на место, я увидел под козырьком школы огромную мокрую толпу, с облегчением узревшую своего непутевого наставника. Явились даже те, кого я считал покинувшими нашу компанию, и даже успел вычеркнуть фамилии из журнала. Я никак не берусь комментировать этот психологический кунштюк, хотя нечто подобное, пусть в гораздо более скромных масштабах, наблюдается постоянно во время неординарных снегопадов, ливней и прочих природных катаклизмов.

Напротив, постоянно опаздывающий и прогуливающий занятия инструктор дает тем самым негласное добро на аналогичное поведение своим ученикам, а традиционная постановка виновников на кулаки, равно как и прочие репрессивные меры, не имеют в данном случае моральной правовой основы. Как говорится, «неча на зеркало пенять, коли рожа крива». Принцип «что дозволено Юпитеру – не дозволено быку» и без того дурно пахнет, а в наших условиях просто недопустим.Совсем нелишне обратить также внимание на то, во что одет на тренировке ваш предполагаемый наставник. Если только он не принадлежит к самой распространенной и многочисленной группе честных подвижников, упакованных в слегка потертые, «рабочие», но вполне опрятные кимоно, то возможны два крайних варианта, каждый из которых является скверным и подозрительным.В первом из них (и довольно распространенном) наш Сотрясатель Небес предстает в сказочном одеянии стоимостью… (ладно, опустим), украшенном к тому Же многочисленными шевронами, эмблемами и нашивками ярчайшего шёлка, разместившимися в самых неожиданных местах. Я видел клоунов, на широких спинах которых переливались огнями такие драконы и тигры с иероглифами, что какого-нибудь якуза просто скрючило бы от зависти. Возможно, на подиуме, среди голенастых моделей и знаменитых кутюрье, подобный наряд и был бы уместен, но в додзё весь этот «парфюм и джем, весь этот вереск, чтобы не сказать – миндаль» обычно призван скрыть убогость содержания, и является обыкновенным пижонством. Максимум, что может себе позволить как нормальный инструктор, так и его нормальные ученики – это клубная эмблема на рукаве или груди, не более того.Само собой разумеется, что драгоценный наряд девственно чист, так как его владелец не позволяет себе роскоши тренироваться и потеть в эксклюзивных тряпках. При этом наличие где-то дома простого рабочего кимоно более чем сомнительно. Вывод – наш герой не тренируется вовсе, если не считать прогулок перед учениками несколько раз в неделю.Второй вариант в былые годы встречался повсеместно, знаменуя собой эпоху ярого энтузиазма и презрения к внешней стороне дела, но сегодня его носители редки, как лемур Ай-Ай. Представитель этого вымирающего племени всегда облачен в невероятные лохмотья, серые от грязи и забористые от трехгодичного пота, но на самом деле он не ушел далеко от своего расфуфыренного собрата. Ничто не ново под луной. Если не ошибаюсь, еще Диоген, указав на разодетого афинянина, сказал: «Это спесь!» А когда ему показали спартанца в драной мешковине, он сказал: «Это тоже спесь, но иного рода!». И хотя в данном случае есть шанс, что под неприятной внешность скрывается подлинный мастер, вам от этой находки не прибудет, ибо на самом деле он никого и ничему обучать не хочет. Экипировка мусорной собаки ясно показывает, что перед нами отшельник, садху, которому по большому счету нет никакого дела до окружающего мира и его обитателей, то есть нас с вами. Пусть он рвет цепи, забрасывает лом на девятый этаж, питается сырыми ёжиками и взглядом прекращает дождь -это его секреты, и умрут они вместе с ним. Тот факт, что он пустился в тягомотину аренды зала и набора группы, чаще всего означает лишь отдушину в схиме, но ни о каком последовательном учебном процессе не может быть и речи. Немногочисленные ученики подобного пустынника вполне похожи на своего идола (во всяком случае внешне) и со стороны производят впечатление блаженных. К слову сказать, нужно опасаться секций, которые больше походят на секты своим пристрастием к ритуальной стороне дела, всевозможным медитациям и молитвам «духам будо», а уж коли речь зашла об обряде посвящения – спасайтесь бегством из проклятого места, да не забудьте окропить «дорожку отхода» святой водой. Но в девяти случаях из десятка никакой экзотики за помойным видом наставника не кроется, и вы просто встретили обыкновенного нечистоплотного человека, у которого не стоит обучаться.

Упомянутый выше «сэнсэй в лаковых туфлях» не попадает ни под одно из двух определений, но с любой точки зрения ведение тренировки в партикулярном платье «не есть гут». Если это редкий эпизод, то ладно – и я сам, и мои друзья-инструкторы порой проводили и проводят занятия «в чем пришли», но никто не говорит, что это хорошо, поскольку непривычный фактор расхолаживает учеников. То ли произошла неполадка с любимым кимоно, то ли вы примчались в свой зал из какого-либо третьего места, не заскочив домой за униформой – жизнь есть жизнь. Один раз я даже вел тренировку в зимней одежде, но при этом в додзё было минус десять, и гонимые мной ученики махали со свистом шестами и вовсе не страдали, а прохаживаться вдоль строя два часа в тонком кимоно при такой температуре способны, вероятно, лишь гималайские респа.

Когда же нелюбовь к восточной одежде обретает силу правила, можно говорить о неуважении к ученикам и к своей работе. Этот случай, несомненно, злее предыдущего, и у такого инструктора мы тоже не станем задерживаться.

Последний вариант настолько восхитителен, что место ему скорее в кунсткамере, чем под светлыми сводами спортивного зала, тем более превращенного на время в додзё. Его приверженцы всякий раз появляются перед аудиторией в линялых тренировочных брюках и стоптанных шлёпанцах, из которых иногда вынимают царственную ногу для демонстрации особо хитрого приема. Естественно, ни о какой ауре приобщения к древней мудрости не может быть и речи, равно как и о дисциплине, самоконтроле и прочих составляющих. Травмы различной степени тяжести – обычное дело у подобного инструктора, хотя он и убеждает всех окружающих, что подлинное искусство бескровным не бывает. Перед нами просто халтурщик худшего пошиба. Уходя прочь из его владений, смело можете плюнуть через плечо и даже не оглядываться.

Как видите, при осмысленном, здравом подходе выбор клуба для занятий представляется задачей посложнее, чем простое предпочтение той или иной разновидности боевого искусства. Самое разумное, что можно сделать в такой ответственный момент – это попросить своего компетентного знакомого или приятеля порекомендовать хорошую секцию и учителя. Коль скоро ваша душа лежит, скажем, к айкидо, то гораздо лучше наступить (временно) на горло собственным интересам и начать изучение, скажем, каратэ, но под руководством истинного специалиста, нежели проявить упорство и пасть в объятия третьесортного айкидоки.

Но чем бы ни сталось вам заниматься, всегда идите вглубь, а не вертите головой по сторонам в поисках увлекательных фокусов. Как известно, «понурая свинка глубоко корень роет», поэтому всеми силами докапывайтесь до сути избранного стиля, его исторических предпосылок и забытых техник, редких форм и связок. Ни красота, ни эстетическое совершенство, ни внешняя эффектность рельефа мышц или ширина плеч не стоят, с точки зрения подлинного искусства, и ломаного гроша. Наружное обрамление достигнутой гармонии вовсе не обязательно должно также достигать высших кондиций. Давайте лучше посмотрим, что говорили по этому поводу древние мудрецы.

Циньский князь Му-гун сказал конюшему Бо Лэ:

– Ты уже стар годами. Нет ли кого в твоем роду, кто умел бы отбирать коней?

– Доброго коня, – ответил Бо Лэ, – можно узнать по стати, мускулам и костяку. Однако у Первого коня в Поднебесной всё это словно бы стерто и смыто, скрыто и спрятано. Такой конь мчится, не вздымая пыли, не оставляя следов. Сыновья же мои малоспособны: они смогут отыскать хорошего коня, но не сумеют найти Первого коня в Поднебесной. Когда-то я таскал вязанки дров вместе с неким Цзюфан Гао. Он разбирался в лошадях не хуже вашего слуги. Пригласите его.

Князь принял Цзюфан Гао и немедленно отправил его за конем. Через три месяца тот вернулся и доложил:

– Отыскал. В Песчаных холмах.

– А что за конь? -Кобыла… Буланая…

Послали за кобылой, оказался – вороной жеребец. Опечалившись, князь позвал Бо Лэ и сказал ему:

– Ничего не вышло! Тот, кого ты прислал отбирать коней, даже в масти не способен разобраться, жеребца от кобылы отличить не может – какой из него лошадник?

– Неужто он этого достиг? – сказал Бо Лэ, вздохнув в глубоком восхищении. – Да после этого тысячи таких, как я – ничто в сравнении с ним! Ведь Гао видит природную суть, отбирает зерно, отметая мякину, проникает внутрь, забывая о внешнем! Видит то, что нужно видеть, а ненужного не замечает. Такое умение – дороже любого коня!

Когда жеребца привели, это и впрямь оказался Первый конь в Поднебесной!

(Из «Ле цзы»)

Рассказывать о людях необычайных и удивительных можно до бесконечности, и такое повествование, разумеется, не ограничится исчадиями ада и потомками Джеффа Питерса, однако это совершенно излишне, поскольку людям нашего круга чаще всего приходится сталкиваться именно с этими категориями себе подобных. И если при встречах с ними быть, по совету Христа, «мудрыми, как змии и простодушными, как голуби», то вам никогда не грозит быть избитым до полусмерти или обманутым, точно жертва финансовой «пирамиды». Коль скоро хоть кто-нибудь, из прочитавших всё это сможет в ситуации, когда окружающие только таращат глаза и развешивают уши, сказать спокойно и обрадованно: «Маска, я тебя знаю!» – я сочту свою задачу выполненной.

На Пути нет хоженных троп.

Тот, кто идет им,

Всегда одинок и в опасности!

(Чаньское изречение)

 

 Глава 12 Ломит он у дуба сук...

Технология традиционного оружия кобудо

Хоть зубочистка сделана из криптомерии,

Век её недолог!

(японская поговорка)

Пошел по лесу треск да стук,

И слышно за версту проказу.

Орешника, березняка и вязу

Мой Мишка погубил несметное число -

А не дается ремесло!

(И. А. Крылов, «Трудолюбивый медведь')

Пушкинский Гвидон со всей ответственностью подошел к выбору материала для изготовления своего зенитно-' го оружия, выбирая дубовый сук. Возможно, благородный тис или упругая орешина дали бы лучшие результаты, но и без того технически грамотный князь достиг поставленной цели, а нехитрое изделие блестяще справилось с задачей, сразив низколетящую маневренную цель. Злой чернокнижник пал в морскую пучину, а у нас появился повод поговорить о конструктивных особенностях традиционного окинавского оружия и материалах для его изготовления.

Очень даже может быть, что красный японский дуб, фернамбук или розовое бразильское дерево не знают равных в качестве сырья для выделки оружия, но мы с вами живем несколько севернее, и поэтому выбирать станем из того, что предлагает нам родная природа. А предлагает она, кстати сказать, совсем не мало. Основным поставщиком качественной древесины служат, конечно, южные районы страны – Кавказ, Закавказье и Карпаты – всё сплошные горы. И надо сказать, положа руку на сердце, что некоторые образцы древесных пород по всем показателям дадут сто очков вперед экзотическим палкам из далеких стран.

Перед тем, как приступить к непосредственным рекомендациям, нужно хотя бы приблизительно очертить круг интересующих нас характеристик древесины, поскольку далеко не все из них имеют для нас ценность.

Так, нам абсолютно безразлична стойкость породы к гниению, поражению плесенью и жучками, наличие или отсутствие в ней полезных или вредоносных смол, и так далее. Также нас мало волнует цвет древесины и красота текстуры, равно как и склонность к короблению. Последний фактор необходимо учитывать лишь при изготовлении длинных предметов – бои джо,в остальных же случаях пропорции оружия позволяют не обращать внимания на подобные мелочи.

Вместе с тем целый ряд аспектов является определяющим в вопросе выбора той или иной породы. Это – твердость, прочность, солидный удельный вес и вязкость, которая зависит от особенностей внутреннего строения каждого конкретного вида. Последний параметр настолько важен, что способен перечеркнуть все прочие выдающиеся показатели, о чем и будет подробно рассказано ниже.

Итак, наиболее жесткие требования предъявляются, как уже отмечалось, к длинным разновидностям оружия – шестам и палкам. Если древесина имеет склонность к поводкам и короблению на протяжении длительного периода времени после сушки и изготовления из неё собственно предмета, то для выделки бо и джо она не подходит, так как вас не обрадует метаморфоза, превратившая через год или два замечательный звонкий шест в отвратный, ни к чему не пригодный штопор. Я сознательно упомянул процесс сушки, ибо все попытки работы с естественно влажной древесиной заранее обречены на провал как перевод времени и ценного сырья. Менее всего склонна к поводкам древесина, заготовляемая, как это и положено (и как от веку делалось на Руси) в самые трескучие морозы, то есть в январе и феврале, когда количество соков в стволе минимально. Но на деле мы лишены возможности узнать что-либо на этот счет, поскольку торгующие организации и сами того не ведают. Если же вдруг вам приспичит лично рубить заготовки для будущего арсенала, имейте это в виду. Из доступных нам пород более всего коробится береза, поэтому ничего, кроме ханбо и прочих коротышек из этой, в целом пристойной, лесины творить не стоит.

Шесты и палки входят в соприкосновение на чрезвычайно высоких скоростях, а поэтому и требования прочности, твердости и вязкости к ним предъявляются весьма высокие. Эта замечательная троица лишь на первый взгляд состоит из похожих друг на друга характеристик. На самом деле каждая из них подразумевает свой спектр поведения материала в условиях резких ударных нагрузок.

Твердость(применительно к древесине) есть свойство сопротивляться ударным воздействиям, которые приводят к образованию вмятин и других нарушений поверхности. Изделия из твердого материала при контакте издают резкие сухие щелчки, легко отличимые от «размытого», тусклого звучания при встрече мягких палок. К сожалению, твердость часто сопровождается отсутствием вязкости, выводя из употребления некоторые прекрасные породы (впрочем, смотря для чего). Но когда деревянное оружие используется как средство защиты от металлических, особенно острых, предметов (мечи, сабли), то именно твердость выступает на первый план. Только исключительно твердая палка 1даст вам шанс остановить смертоносный полет клинка.

Прочность и вязкость в нашем случае являются очень близкими критериями, а различие состоит в том, что прочность есть понятие более широкое, относящееся ко всему оружию целиком, тогда как вязкость предполагает, скорее, свойства поверхности в ударной зоне. Говоря о прочности, например, шеста, мы имеем в виду, что он не разломится пополам от молодецкого удара в темя противника, или нунчаку не брызнет осколками при встрече с кирпичом, коль скоро приятели подобьют вас на глупую демонстрацию. Также прочность орудия определяет надежность зашиты от вражеских атак, когда дело касается прямых подставок и вообще жестких блоков. Многие породы деревьев являются прочными, но одного этого, к сожалению, мало.

Вязкость древесины определяется её внутренним строением, а проявляется она в том, что ваш предмет не будет подвержен образованию трещин, сколов, отслоений и прочих заноз. В известной степени вязкость зависит от плотности и однородности материала, но это не главное. Главным же является волокнистость структуры, при которой в принципе не могут образовываться сколько-нибудь протяженные трещины и отколы. Лучшие, веками опробованные породы – ясень, граб, акация, кизил – как раз и отличаются волокнистой структурой, и недаром мудрые предки мастерили из них древки копий и прочие ответственные элементы вооружения. Классические полицейские дубинки в США делались, по свидетельству О Генри, именно из акации. Всякий, кому доводилось обрабатывать упомянутые породы, наверняка принял муку мученическую, тщетно пытаясь добиться гладкой поверхности изделия с помощью рубанка. Любая степень остроты лезвия, кроме бритвенной, неизбежно приводит к выдиранию части длиннейших волокон, направленных к тому же эдакими прихотливыми извивами. Но зато в жестоких боевых мытарствах волокнистое строение проявляет себя во всей красе, награждая изделие всем спектром заманчивых свойств – упругостью, прочностью и вязкостью. Если к этой компании присоединяется твердость (что бывает не всегда), то лучшего и не пожелаешь.

Ни ясень, ни граб, ни акация никогда не породят колких заноз и щепок, способных (как, например, в случае дуба) пронзить руку насквозь. Их «потомство» всегда словно бы немножко размочаленное, будто спрессованное из множества эластичных ниток. Именно благодаря волокнистой плетенке трещины попросту не в состоянии вытягиваться на большое расстояние от своего истока, и вынуждены умирать в младенчестве. Берёза также имеет подобное волшебное строение, но в девяти случаях из десяти, если не реже, её древесина легкая и мягкая. Потому-то добротная ясеневая нунчаку достаточно свободно перебивает березовый черенок от лопаты диаметром 40 миллиметров – но, повторяюсь, лишь в том случае, когда мы имеем дело с простой среднестатистической березой, поскольку мне попадались отдельные образцы, тяжестью и твердостью не уступавшие чугуну.

Вообще в пределах одной породы механические свойства древесины могут быть фантастически разными, и я не удивлюсь, если где-нибудь отыщется липовая палка, превосходящая самшит, хотя и вряд ли. Но, как сказал Станислав Лем: «Миллионы раз человек копал картошку, так что, по теории вероятности, существует ничтожно малый шанс, когда картошка станет копать человека».

Если вам доводилось пару часов подряд гонять в руках битый-перебитый шест, то проблема наличия или отсутствия заноз (или даже вероятность их появления) не покажется незначительной мелочью.

Плотность и удельный вес также представляются родными братьями лишь на первый взгляд, но реально чрезвычайно плотная древесина вполне может оказаться неожиданно легкой (та же береза, ольха, клен, орех), а тяжесть пористого дуба известна каждому. Однако чаще всего эти молодцы гуляют рука об руку, словно геи, и тяжеленное полено обнаруживает также невиданную плотность структуры, точно его спрессовали. Кизил и самшит – отличный пример совокупности ценных параметров. Строго говоря, плотность желательна в тех случаях, когда оружие очень тесно взаимодействует с ладонями, поскольку при этом мельчайшие неровности и поры представляются горами и провалами, создавая целый сонм неприятных ощущений. Поэтому, скажем, рукоятки тонфа не рекомендуется изготавливать из дуба, и лучшим материалом для них служит абрикос (жердёла по-южному), в полированном виде напоминающий пластик. Есть еще масса похожих пород (в основном фруктовые), но об этом ниже.

Величина удельного веса древесины определяет, насколько тяжелым будет ваше орудие. Всякому ясно, что деревянное оружие должно быть увесистым, и чем весомее, тем лучше. Как известно, удельный вес пресной воды составляет 1 г/см3. Соответственно, нас интересуют породы с удельным весом от 0,7 до 1 и более, хотя в это «более» войдут разве что уникальные виды наподобие экваториального черного дерева или нашей закавказской «фисташки туполистой», известной также как «кевовое дерево», живущее 1000 лет и имеющее древесину аж в 1,11 г/см3. Даже пресловутый самшит, успешно тонущий в воде, не может похвастаться значением большим, чем 0,97.

Если же отвлечься от всей этой экзотики, то для качественной реальной работы любого уровня более чем достаточны величины удельного веса 0,8-0,9 г/см3. В этот интервал попадает большинство славных пород, список которых я и привожу. Разумеется, знаток-дендролог наверняка отыщет в нем пробелы и упущения, но даже то, что предлагается вашему вниманию, есть баловство и излишества, так как я не представляю человека, который отправился бы в таинственные дебри Талыша за какой-нибудь редкостной породой. Скажем честно, ясеня, акации и дуба с буком нам хватит выше головы, притом, что абсолютное большинство населения, попадя в лес, не сможет отличить лавровишню от рябины. Итак, вот перечень южных пород лиственных деревьев, которые однозначно хороши для изготовления традиционного оружия:

Айва… древесина светло-желтая, твердая,

хорошо полируется.

Алыча……древесина розовая, твердая, тяжелая,

крепкая.

Акация… древесина желтая, волокнистая,

тяжелая, прочная, твердая.

Береза… древесина волокнистая, вязкая,

упругая. 0,65 г/см3.

Боярышник… древесина твердая, тяжелая,

хорошо полируется.

Бук восточный… древесина прочная, упругая,

однородная. 0,7 г/см3.

Граб кавказский… древесина твердая, однородная,

вязкая. 0,78 г/см3.

Граб восточный

(грабинник)… древесина мелкослоистая, тягучая,

крепкая, тяжелая, не колется. 0,81 г/см3.

Гранат… древесина желтая, плотная, тяжелая,

блестящая. 0,92 г/см3.

Дерен мужской

(кизил)… древесина однородная, плотная,

тяжелая, мелкослоистая, прочная. 0,97 г/см3.

Дуб (Гартвиса, грузинский, имеретинский, каштанолистый, восточный, пушистый, скальный, длинноножковый,

обыкновенный)… древесина прочная, упругая,

тяжелая. 0,75-1 г/см3.

Клекачиха колхидская… древесина твердая, тяжелая.

0,82 г/см3.

Клен высокогорный…древесина твердая, тяжелая.

0,7 г/см3.

Лавровишня… древесина твердая, тяжелая,

ядовитая.

Шарротия колхидская

(«железное дерево»)…древесина розовая, твердая, прочная,

тяжелая. 0,78 г/см3.

Рябина глоговина… древесина красноватая, прочная.

0,8 г/см3.

Самшит колхидский…древесина желтая, прочная, плотная,

тяжелая, мелкослоистая, однородная. 0,97 г/см3.

Фисташка туполистая («кевовое дерево»)… древесина твердая, тяжелая, плотная. 1,11 г/см3.

Хмелеграб обыкновенный… древесина бурая, прочная, твердая,

тяжелая. 0,89 г/см3.

Яблоня… древесина плотная, однородная,

тяжелая, вязкая.

Ясень… древесина волокнистая, твердая,

прочная, тяжелая, вязкая.

Повторяю, специалист несомненно назовет еще два десятка вполне замечательных представителей флоры, великолепно подходящих для выделки традиционного оружия, но помнить наизусть длиннейший перечень пород вовсе необязательно, так как более или менее отчетливое знание основных характеристик древесины дает нам четкие критерии для оценки любого полена, попавшего в руки каким угодно путем и в каком угодно виде. Есть ряд простых общих правил, используя которые вы не рискуете попусту затратить силы и время на изначально негодную палку. Правила эти таковы.

Ни одна из хвойных пород априори не годится для наших целей. Я не знаю, в чем здесь дело, но только все отпрыски душистого племени, от обыкновенной ёлки до благороднейшего можжевельника, имеют", хотя порой и чрезвычайно плотную, но мягкую и лёгкую древесину. Один лишь тис снискал славу на полях сражений туманного Альбиона  как прекрасное сырье для знаменитых длинных английских луков, но секреты производства метательного оружия нас  не интересуют. К сожалению, очень многие любители боевого искусства, не будучи искушенными в определении  породы дерева «на глаз», то и дело попадаются в ловушку,  старательно выстругивая свои шесты и бокены из общедоступной всенародной сосны – и проливают горькие слёзы, отправляя их в мусор после второго или третьего занятия. Они же бывают просто счастливы, раздобыв где-нибудь тяжеленную и крепкую лиственничную заготовку, которая по всем показателям словно бы самой судьбой назначена для воинских утех. Но! Именно прекрасный дар сибирских лесов готовит несчастным весьма зловещую и коварную своей неожиданностью западню. Дело в том, что отвечающая решительно всем нашим требованиям лиственница обладает одним-единственным качеством, разом перечеркивающим все прочие достоинства и категорически выводящим эту отличную породу из сферы оружейных интересов. Лиственничная древесина состоит из слоёв, настолько различающихся своей твердостью, что порождает в итоге зловредный эффект. Спустя недолгое время после начала работы таким оружием оно расслаивается, превращаясь в плотный с виду пучок ничем не связанных лент, каждая из которых является настоящим подобием тонкой стальной полосы с бритвенно острыми кромками. Одного-единственного такого «лезвия» вполне достаточно, чтобы разрезать неосторожную ладонь до кости, или спустить с руки кожу не хуже акулы-людоеда. Поэтому никогда, ни при каких условиях не соблазняйтесь лиственницей, а если сомневаетесь в определении принадлежности вашей заготовки к подходящей породе, лучше проконсультируйтесь у знающею приятеля, чтобы не мчаться потом в травмпункт, заливая спортзал и окрестности собственной кровью, к недоумению и ужасу очевидцев. 

Из прочих пород похожим строением обладает широко распространенный на наших южных улицах и в переулках мелколистый вяз. Хотя его древесина, как и у листенницы, чрезвычайно тверда, прочна и увесиста, её внутреннее строение напоминает чередование слоёв железа и ваты, что приводит в итоге к тому же самому расслоению, правда, без образования длинных тонких «клинков». Но острые и невероятно упругие иглы отщепов также не принесут вам радости, будучи вполне подобны дикобразьим.

Имея в виду вышесказанное, легко сформулировать еще одно важное требование к древесине, из которой вы намереваетесь мастерить свой арсенал. Это свойство – однородность строения, при которой отсутствует существенная разница между теми или иными участками либо слоями по твердости, плотности и удельному весу. Как раз полное несоответствие данному критерию и преграждает путь лиственнице и вязу в светлые чертоги боевого искусства. Разумеется, однородность не допускает также наличия всевозможных сучков, раковин, местных уплотнений и прочих странностей, так как именно по их границам чаще всего происходит образование трещин и разрушение изделия в целом.

Что любопытно, ширина годовых колец (то есть скорость прироста дерева) практически не оказывает влияния на его прочность и тяжесть, хотя мелкослоистая древесина все же предпочтительнее. Но по собственному богатому опыту могу сказать, что мне приходилось иметь дело и с акацией, и с дубом, которые, при наличии весьма и весьма пространных годовых слоев, обладали просто феноменальной вязкостью и весом. Длительная эксплуатация тонфа, изготовленных из этого материала, также дала самые лучшие результаты – два года интенсивных занятий выдержит далеко не всякая палка.

Точно так же никак не влияет на механические свойства цвет, указывающий на принадлежность заготовки к внутренней или внешней зоне ствола (ядру или заболони), и в каждом конкретном случае вопрос должен решаться индивидуально, применительно к данной лесине. Лично мне попадался и шоколадно-коричневый, и снежно-белый дуб, обладающий одинаковой каменной твердостью и весом, хотя светлая древесина (заболонь) чаще более вязкая, тягучая, и обрабатывать её рубанком сущая мука.

Длинные разновидности традиционного оружия К таковым относятся все шесты (бо),палки джои ханбо, бокены,а также – по совокупности предъявляемых требований – древки копий, нагинат, алебард и тому подобных предметов.

Если вы собираетесь заняться изготовлением всего этого арсенала, вам нелегко будет подобрать качественную заготовку, прямослойную и лишенную сучков. В идеале все образующие нашу палку волокна и слои должны равномерно тянуться от одного торца шеста к другому. Даже небольшая косослойность рано или поздно приводит к разрушению изделия по диагонали, и чем больше угол пересечения слоев с продольной осью шеста, тем скорее это произойдет. Во избежание подобных неприятностей заготовки, например, для бокэнов должны быть гнутыми, а не выструганными, иначе вам не удастся соблюсти прямослойность деревянного клинка.

К сожалению, очень мало пород удовлетворяют подобным требованиям. Из реально доступных годятся лишь те, что имеют от природы высокий прямой ствол без низко | расположенных боковых веток и сучьев. Почти идеален в чтом смысле бук. Всякий, кому доводилось бродить в горных буковых лесах, не мог не любоваться торжественной |колоннадой светло-серых стволов, уходящих ровными «карандашами» на высоту 15-20 метров, где только и начинается собственно крона. Поэтому неудивительно, что буковые доски совершенно лишены сучков и являют собою образец прямослойности.

Относительно долговечности буковых изделий могу сказать только то, что в нашем клубе такие шесты прослужили верой и правдой больше трех лет, и пока не обнаружили склонности к умиранию. Они битые, изобилуют вмятинами, время от времени требуют небольшой профилактической шлифовки, но явных заноз, трещин или отколов нет и в помине.

Несомненно, акация и ясень обладают ещё более выдающимися данными, но ясень не образует достаточно длинных прямых стволов без сучков и задоринок, поэтому реально говорить о выделке из него лишь бокэнов и джо, но никак не шестов. Наши славные предки, жившие в эпоху безграничного изобилия какой угодно древесины, могли себе позволить изготавливать ясеневые древки копий и бердышей, по праву считавшиеся наилучшими, но в теперешние, скудные лесами времена почти невозможно отыскать подходящую заготовку. Приблизительно такая же картина и с акацией. Хотя колючая разновидность (не дающая воспетого поэтами цветения), а также любимая белогвардейцами её душистая сестра возносят ровные и толстые прямые стволы на завидную высоту, наблюдать эту соблазнительную картину мы можем почти исключительно в городских парках, вход в которые с бензопилой строго запрещен. Промышленных же посадок акации не существует, а потому раздобыть вожделенные желтые доски и брусья можно лишь каким-нибудь варварским пиратским способом, решиться на который способен разве что истинный вандал и фанатик. Поэтому не мечтайте о шестах из акации, довольствуясь лишь коротким оружием из этого чудесного дара южной природы.

Тот, кому претит брать в руки подвергнутый механической обработке гладкий блестящий шест, могут попытаться отыскать в лесах Абхазии или Краснодарского края (ещё лучше – в Адыгее) ровные и длинные стволы старого кизила, который бывает иногда прямым, как струна. Это орудие, будучи правильно высушенным, прослужит и вам, и вашим детям – такова несравненная прочность и долговечность твердого и тяжеленного «Дерена мужского», как правильно зовется кизил по науке. К тому же подобный естественный шест, созданный самой природой, обладает идеальным внутренним строением со всей его прямослойностью и однородностью, а о том, как приятно держать в руках не знавшую прикосновения стали жердь, можно писать поэмы. Единственная операция, которую вам придется произвести с кизиловой палкой – это лишить её коры и слегка ошлифовать поверхность. Собственные ладони и время завершат отделку лучшим образом.

Что касается распространенного и доступного дуба, то количество его разновидностей выглядит весьма впечатляюще, и точно также велико разнообразие механических свойств. Поскольку никакой нормальный человек в здравом уме не в состоянии на глаз отличить «дуб имеретинский» от «дуба скального», то не стоит пускаться в объяснения зависимости кондиций древесины от её принадлежности к той или иной породе, тем более, что нам приходится иметь дело не с кудрявыми лесными великанами, а с их жалкими останками в форме пиломатериалов. Поэтому определять качество последних мы вынуждены исключительно опытным путем, наощупь, и везение играет здесь существенную роль.

Сама по себе дубовая древесина не столь уж суковата, но относительно прямослойности – чего нет, того нет. Мне почти не доводилось встречать у дуба той замечательной прямизны строения, что ласкает взор при взгляде на буковые доски, а потому и подобрать добротную заготовку для шеста или копья бывает затруднительно. К тому же твердая, прочная и тяжелая древесина дуба отнюдь не плотна, а насквозь прострелена крупными продольными капиллярами, собранными в чередующиеся слои. Как раз по ним и происходит в свой срок разрушение ваших бокэнов и нунчаку, потому что наряду со многими прекрасными качествами дуб обладает, к сожалению, заметной хрупкостью, каковая начисто отсутствует у ясеня или акации в силу их волокнистого строения. Увы, зловредное свойство выталкивает дуб с первых позиций в списке предпочтительных для оружия пород, оставляя за ним вторые (а порой и третьи) роли. Дубовые тонфа выдерживают максимум один год напряженных тренировок; правда, справедливости ради нужно отметить, что ударные нагрузки при этом достигают предельных значений.

Существует также изысканный обходной путь, позволяющий даже из далеко не первоклассной древесины получать превосходные шесты и прочие длинные палки. Речь идет о клеенных изделиях, состоящих из нескольких продольных сегментов. Если такой предмет изготовлен со знанием дела, то его живучесть и стойкость превзойдут самые радужные ожидания. Особенных секретов здесь нет. Главное – соединять отдельные части так, чтобы их структура была бы разнонаправленной относительно друг друга. В этом случае возможное желание одного сектора искривиться в какую-нибудь сторону тотчас компенсируется активным нежеланием его соседей подчиниться странному капризу. Аналогично и с трещинами, которые будут иметь вольную волю лишь в пределах данного фрагмента, не более.

Строго говоря, древки копий и т. п. в обязательном порядке должны быть клеенными и никакими иными – если только речь идет о настоящих рабочих предметах, а не об экспонатах домашнего музея.

Кстати, при покупке любого деревянного оружия нужно отдавать себе отчет в том, что ничего вечного в природе не существует, и какие бы деньги вы ни отвалили за прекрасный инвентарь, неизбежно настанет день, когда вам придется поджарить на нем шашлык или просто отправить в печку. Это совершенно неизбежный финал для хорошо пожившего инструмента, а вопрос качества определяет лишь продолжительность его жизни. Разумеется, если ваши драгоценные палки никогда не испытывают злых столкновений с себе подобными, то у вас есть шанс передать их дрожащими руками собственным правнукам.

Итак, подводя краткое резюме всему сказанному, будем помнить, что:

* для изготовления длинных видов традиционного оружия (более одного метра) годятся очень немногие породы дерева, обладающие полным набором характеристик – прочностью, твердостью, упругостью, вязкостью, однородностью и плотностью строения, и вдобавок – прямослойностыо по длине, от торца до торца. Данному перечню удовлетворяют следующие представители растительного царства (в порядке убывания предпочтительности): ясень, акация, граб, бук и дуб. Возможно использование березы, но только редких, тяжелых и твердых её образцов, имеющих желтоватый цвет и какую-то особенную костяную полупрозрачность. Из экзотики – кизил, самшит, магнолия, айва и прочие чудесные растения, если вам посчастливится отыскать заготовки подходящих размеров;

* в любом случае древесина должна быть естественно просушена (то есть в тени под навесом или в помещении, но никак не в горячей сушильной камере) с выдержкой не менее одного года, иначе ваше полированное сокровище через короткое время поведет и скрючит самым отчаянным образром;

* во избежание тех же искривлений шесты (равно как и прочий деревянный инвентарь) не следует хранить в сырых кладовках и чуланах, так как от подобного сбережения даже идеальный бильярдный кий приобретает весьма затейливые очертания. Прочное лаковое покрытие в значительной степени предохраняет оружие от неблагоприятных атмосферных воздействий, но требует постоянного обновления, особенно в ударных зонах;

¦ никакой, даже самый высококачественный предмет не вечен, и если речь идет о рабочем инвентаре, то рано или поздно ему приходит конец, независимо от породы дерева, из которого он был изготовлен.

Короткие разновидности традиционного оружия

Что касается коротких разновидностей оружия – нунчаку,тонфа,саньцзегунь,явари так далее – то сами их невеликие размеры сильно облегчают подбор материала и дают в наши руки такую богатую палитру пород, что разбегаются глаза. Разумеется, и здесь испытанные ясень с акацией и грабом выходят на одно из первых мест, но, наряду с ветеранами, гораздо большую роль начинают играть предельно тяжелые и твердые виды – самшит, кизил, фисташка, клекачиха, хмелеграб и прочие диковины. Не будем сейчас говорить о доступности тех или иных пород, так как для кого-то кизил привычнее ёлки, а кому-то добыча простой дубовой доски представляется неразрешимой задачей.

Разумеется, и в данном случае ни о каком диагональном залегании слоев не может идти речи, так как короткое оружие подвергается, в отличие от длинного, более жестким, «сухим» ударам из-за того, что скорости здесь несравненно выше, особенно у всенародной любимицы нунчаку. Поэтому вероятность раскола дубинок наискось возрастает весьма значительно, и опыт лишь подтверждает печальные теоретические выкладки. Но, наряду с крайне желательной идеальной прямослойностью, гораздо более привлекательной для коротких видов оружия является её антитеза -абсолютная кривослойность или, говоря по-научному, свилеватость древесины. Этим красивым словом обозначают такое внутреннее строение, когда вместо привычного регулярного чередования слоев мы видим некий «каракуль» из спутанных причудливейшим образом волокон и их групп. Очевидно, что в подобном хаотичном месиве, где само понятие направленности теряет смысл, никакая трещина не может развиваться в принципе, вынужденная тут же умереть. Изделие из прочной свилеватой древесины вообще не может быть разрушено обычным способом. Конечно, если изо всех сил молотить нунчаку по бетонной стене или положить их под трамвай, то бруски будут попросту размочалены, но трещин и переломов вы от них не дождетесь. К сожалению, свиль является огромной редкостью, и образуется почти исключительно в так называемых капах (наплывах) на стволах деревьев, или же в результате неведомых, до конца так и не понятых учеными процессов непосредственно в толще древесины. Все знают карельскую березу, но только безумцу придет на ум идея выстругивать из неё дубины, а вот попытаться отыскать ясеневый | или буковый кап, чтобы пустить его в дело – вполне реально.

Понятно, чем короче оружие, тем легче подобрать для него что-нибудь эдакое, особенно прочное и тяжелое, так |как вес предмета по мере убывания габаритов приобретает все большее значение. Так, крохотные явара, строго го-Iворя, не стоит изготавливать из чего-либо иного, кроме самшита, кизила, фисташки и прочих «железных» деревьев – разве что вы вовсе не собираетесь наносить ими никаких ударов, а только надавливать на жизненно важные точки на теле врага.

Поскольку техника тонфа предполагает некоторое количество блокировок в виде прямых подставок, то нетрудно вообразить, какой твердостью должна обладать их древесина, чтобы надежно останавливать концентрированные удары меча, т. к. мы говорим о настоящих, традиционных тонфа, рассчитанных на схватку со своим историческим противником. Какими бы нежелательными ни были подобные блокировки, всегда нужно предполагать худший вариант развития событий, и никаких сомнений в качестве собственного оружия не допускается.

Почти все фруктовые деревья обладают подходящей по прочности, плотности и однородности древесиной, но, увы, -часть из них оказывается недостаточно тяжелыми. Так, груша по всем показателям могла бы занимать одно из первых мест, однако её замечательная плоть мягковата и слишком легка, в отличие от своей родственницы яблони. Всем знакомы легкие и долговечные деревянные ложки, традиционно выделываемые из груши, а тяжелая, будто кость, яблоня служит отличным материалом для изготовления корпусов рубанков и прочих деревянных приспособлений.

Относительно клёна следует сказать, что лишь высокогорная его разновидность по удельному весу и прочности годится для деревянного оружия, сильно напоминая яблоню, все же остальные – увы…

К счастью, раздобыть небольшой чурбак из отжившего свой век ствола абрикосы, вишни или черешни несложно, и вы имеете реальную возможность обзавестись первоклассным инвентарем, обладающим к тому же привлекательным внешним видом и благородным происхождением. Нанося удары по голове злого агрессора, вы можете усугубить его страдания рассказом о том, что под этой самой сливой любил сиживать ваш покойный дедушка, и что её плоды были чудо как хороши.

Нет смысла перечислять все возможные виды растительности, пригодной для изготовления маленького оружия, так как в каждом конкретном случае вопрос должен решаться вами самостоятельно, исходя из уже известных требований. Но, если позволите, небольшой совет: не увлекайтесь эстетической стороной дела, потому что вы рискуете постепенно впасть в безумие коллекционера, горя нетерпением приобретать все новые и новые орудия из всё более прекрасных и удивительных пород. Вы станете тщательно и вдумчиво развешивать свои дубины на стенах, любовно полировать их мягкой тряпочкой, и незаметно для самого себя превратитесь из реального практика в обыкновенного Плюшкина, которого всякая вмятина на зеркальной глади редкостной тонфа ввергает в бездну отчаянья.

Если человек, выходя в ночную темноту навстречу однозначно возможной опасности, долго перебирает свой арсенал и мучительно размышляет, отдать ли ему предпочтение самшитовой нунчаку перед ясеневой, то можно заранее посоветовать оставаться дома и не искать приключений, поскольку его-то уж точно не спасет даже сандаловый агрегат с золотыми инкрустациями на тему древних битв. Всякий инструмент нужен для работы; вот и работайте над собой, даже если у вас в руках две тарные дощечки, перевязанные шпагатом.

Коль скоро речь зашла о ночных улицах, то прежде, чем завершить разговор о коротком и длинном оружии и перейти к его чертежам и эскизам, необходимо сформулировать парадоксальный и для многих неприемлемый тезис, а именно:

никогда,ни при каких обстоятельствах не носите с собой никакого оружия(разве что в спортзал и обратно). Исключение из этого правила может быть только одно -когда вы силою обстоятельств вынуждены отправиться в какое-то место, где вас поджидает реальная, стопроцентно возможная и нешуточная опасность, либо вам заведомо предстоит с боем выручать из поганых лап вашего друга, жену, сына или кого-то столь же близкого и дорогого. Совсем нелишне в очередной раз повторить: любое оружие обладает мистической способностью притягивать ситуации и создавать вблизи себя обстановку, ищущую его применения. Это не теорема, это проверенный печальным опытом многих и многих факт, не требующий доказательств. Если вы, собираясь просто проводить подружку по мрачному району, засунете в рукав нунчаку, то можете быть почти уверены, что стычки вам не избежать. Не говоря уже о криминально-правовой стороне вопроса, способной обернуться для вас чрезвычайными неприятностями, кровавый конфликт тотчас увяжется за вами по пятам, чтобы рано или поздно настичь в самом неподходящем месте, вынудив извлечь на свет породивший его окаянный предмет. Оружие, прихваченное «на всякий случай», очень быстро этот самый случай соорудит, чтобы показать свою страсть, нисколько не заботясь о вашей дальнейшей судьбе. 

Есть старинная поговорка: «Отправляясь выслеживать льва, для начала убедитесь в том, что вы действительно хотите его повстречать». И еще: «Прежде, чем взбираться на спину дракона, подумайте, сможете ли спуститься обратно». Применительно к нашим проблемам это означает, что глупо и самоубийственно брать с собой оружие, если вы не готовы пустить его в дело со всей полнотой ответственности за исход начатой баталии. Никогда не следует носить, а тем более обнажать оружие для того, чтобы просто напугать или произвести впечатление. Такая демонстрация собственной «мощи» с головой выдает вашу внутреннюю слабость, и подпорки из разных дубинок или даже клинков отнюдь не спасут.

Коль скоро вы отважились пуститься в опасный путь и осознанно прихватили что-либо из домашнего арсенала, то при возникновении соответствующей ситуации старайтесь до последнего оттянуть роковой момент, после чего применяйте вашу палку сразу, неожиданно и в полную силу, не задумываясь более о последствиях, иначе вы окажетесь немного мертвее, чем хотелось бы – ведь мы предполагаем, что опасность действительно предельная. При этом столь же осознанно будьте готовы дать правоохранительным органам ответ относительно обоснованности своих действий, ибо ношение холодного оружия у нас запрещено. Кстати, изготовление оного также образует состав преступления, так что имейте это в виду, переходя к изучению следующего раздела нашей программы – конкретных чертежей и эскизов традиционного оружия.

Все без исключения предлагаемые образцы вооружений прошли длительную проверку в самых жестких условиях, а потому вовсе не нуждаются в дополнительной ревизии своей геометрии и прочих параметров. Если говорится, что рукоятка тонфа должна иметь такую-то форму, то ил этого следует, что всякие иные изыски с вашей стороны лишь ухудшат её эксплуатационные свойства.

Не позволяйте шкодливому бесу дизайна совать свой нос туда, где он заведомо способен только навредить. Поэтому не изобретайте велосипедов, а поскорее обзаводитесь чудесным старинным оружием (см. приложение «Чертежи и эскизы») – и тренируйтесь, тренируйтесь, тренируйтесь…

 

Глава 13 Как вас теперь называть?

Общая и специальная терминология Кобудо

 

И нарек человек имена

Всем скотам и птицам небесным,

И всем зверям полевым…

(Ветхий Завет, Быт. Гл 2:20)

Павловский, он же Волков, он же

Трофименко, он же Грибовский Казимир,

он же Иван. Возможны и другие

имена, фамилии, отчества.

(В. Богомолов, «Момент истины»)

Выставив рыло и приняв внушительный вид,

Чжу Ба-цзе начал рассказывать о себе…

(У Чэн-энъ,«Путешествие на Запад»)

«Была бы моя воля, – любил повторять наш учитель по ушу, – я запретил бы употреблять японские и китайские названия приемов!»

Возможно, в этих словах есть своя сермяжная правда, поскольку огромное число учеников даже не отдает себе отчета в том, насколько их стремление к тренировкам обусловлено не более чем экзотическим налетом на обыкновенных вещах. И если бы дело ограничивалось лишь технической стороной изучаемого предмета, как это поставлено в армии, полиции и всевозможных спецкомандах, то за подобную модернизацию можно было бы проголосовать со спокойной совестью. Но я не согласился с этой установкой тогда, как не согласен по сей день, ибо все мы, кто отдает восточным боевым искусствам свой досуг или же превратили их преподавание в профессию, занимаемся любимым делом не только и не столько с чисто прикладными целями, но как малой частью огромной культурной традиции. Поэтому мы не в праве заменять сложившуюся веками фонетическую гармонию на какие-то абсолютно чужеродные ярлыки и формулировки.

Дело здесь даже не в том, что в подавляющем большинстве случаев короткие и ёмкие японские термины потребуют для адекватной замены длиннейших русских (или любых иных) построений. Я уже молчу о цветистых и образных китайских названиях форм, переводное раскрытие которых займет, пожалуй, не одну строчку. Вопрос этот более коварен, что отлично видно на примере «испорченного телефона» в плане так называемых «стоек». Хотя со временем каждый серьезный «восточник» приходит к пониманию того, что слово «стойка» не следует толковать буквально, и термин «позиция» по смыслу ближе к истине, поначалу все поголовно впадают в одну и ту же ошибку, замирая в своих зенкутсу, киба и нэко-аши-дачи. А пошло это зло, всего-навсего, от переводов на русский язык с английского, где японские «дачи» разом превратились в «стэнсы», утратив хитроумную восточную смысловую многоплановость в обмен на романскую четкость и ясность. «Стойка» – и делу конец! Между тем в Китае, на родине боевого искусства, понятия стойки нет вообще, а есть «форма шага». Соответственно, скажем, пресловутая «ма-бу» оказывается не «стойкой всадника», а «формой шага всадника», неким мимолетным кадром в бесконечной череде перемен. То, что в каждой из таких фаз можно застыть идолом хоть на три часа, преследуя специальные учебные цели – это другой вопрос, «можно» не означает «нужно».

Таким вот образом хитросплетения изящных словес приводят к конкретным деформациям техники. Поэтому лучше осваивать традицию во всей её полноте, не изобретая «русских слонов», а коль скоро форма триста лет носила название «Шуань фэн чуань эр» («Два ветра врываются в уши»), то не стоит выполнять и понимать её как «двойной удар по ушам». Если вы действительно искренни в своем отношении к тренировкам и не намерены забросить это гиблое дело через три-пять лет вялых занятий, то уж будьте любезны выучить и непременно осознать свою стилевую (как минимум) терминологию во всей её полноте.

И еще: крайне необходимо прояснить весьма болезненный для новичков и недалеких упертых натур вопрос о произношении японских терминов, ибо со дня проникновения всей этой экзотики в нашу страну не стихают яростные баталии между почитателями Фунакоси и Уесибы и сторонниками Фунакоши и Уешибы. Самое грустное здесь то, что до конца не правы ни те, ни другие, поскольку немыслимо посредством русского языка достоверно передать (в письменном виде!) сложное звучание на японском, а тем более на китайском, языках столь нужных нам определений. Внимательный читатель, возможно, отметил, что в разных местах я воспроизвожу термины то так, то эдак. Всё это не имеет ровным счетом никакого значения, и «зенкутсу-дачи» ничуть не хуже и не лучше «дзенкуцу-дати». Умный не обратит внимания, а ортодоксы пускай скрипят зубами, пока не сотрут их до корней.

Когда читаешь в начале некоторых действительно хороших, добротных книг предисловие вполне профессионального переводчика (причем с английского, а отнюдь не с японского или китайского), где он безапелляционно заявляет, что «не имеют права на существование такие слова, как аши, коши, зэнкутсу, учи и другие», то невольно вспоминается афоризм о соотношении невежества и категоричности. Пусть в японском языке номинально нет звуков Ж, Л, 3, Ш, и Ч – имеющий уши слышит на деле несколько иную звуковую картину. Теперь, наконец-то, к нам зачастили вполне живые, настоящие японцы во плоти, с семинарами по всем мыслимым разновидностям будо, от привычного каратэ до древнейшей Катори Синто-рю. И я ни разу не слышал от них ничего похожего на «ути» или «аси». Пусть «ути» плавают в колхозном пруду, а уж если попытаться подобрать максимально близкий усредненный звук к непередаваемому шипению наших уважаемых наставников, то это будет скорее «щ». Но согласитесь, применять сию редкую букву в начертании уже ставших привычными терминов будет не совсем по-русски. Поглядите – «ущиро-маващи»… Лучше не стоит. И вообще – нужно знать, как реально звучат излюбленные слова, а не стараться, как первоклашки, писать, как слышится, и читать, как пишется. Написание и звучание живого языка есть вещи разные, и не только в русском. Произнесите-ка слово «Хохлома»!

К тому же есть еще один важный фактор – общепринятая традиция написания иностранных названий. Все мы знаем Лейпциг, Лондон и Нью-Йорк, но кто знаком с Ляйпцигом, Ланданом и Ню-йоком? И пусть наши азиатские братья гордо именуют себя «кыргызами», для нас они навек простые киргизы. Примеры можно приводить бесконечно, но суть ясна. С точки зрения кабинетной лингвистики, китайцы изучают Тай-ти-тюань – но у нас принято(!) заниматься Тайцзи-цюань. То, что происходит сейчас в мире переводной литературы по боевым искусствам, можно назвать терминологическим хаосом. При всем своем опыте и немалой специфической эрудиции в данной области мне порой не сразу удается понять, о чем идет речь в книге или статье. В конце концов, главной задачей переводчика и редактора является реализация своей попытки донести до читателя некий объем информации в удобоваримом виде, а отнюдь не соблюсти священные каноны языкознания. Поэтому лучше придерживаться устоявшихся стереотипов, пускай и не вполне верных, чем всякий раз предлагать ни в чем не повинному потребителю свою версию прочтения и звучания давным-давно знакомых терминов. Что станется с нашей бедной цивилизацией, если каждая страна из национальной гордости начнет вводить свои собственные технологические стандарты на гайки, винты, резьбы, напряжение в бытовой электросети и так далее? Общепринятый стандарт тем и хорош, что позволяет понимать друг друга вне зависимости от принадлежности к чему бы то ни было, а тонкости южных и северных диалектов пусть остаются для забав кабинетной науки. Во всяком случае, в предлагаемом читателю словаре я старался придерживаться того звучания названий приемов, к которому большинство из нас давно привыкло.

Словарь состоит из общей части, включающей базовые понятия, одинаково употребимые во всех (почти) разновидностях японских и окинавских техник, а также стилевых разделов по традиционным видам оружия. Весь объем информации собран буквально по крупицам из самых разных источников, подвергнут многократной перекрестной проверке и достоверен, насколько это вообще возможно. Конечно, он не претендует на исключительную полноту, но представленного материала более чем достаточно для свободного общения с себе подобными, будь они хоть эскимосы.

Скорее всего, некто высмотрит и возмущенно отметит, что его любимый прием назван как-нибудь непривычно, но кто сказал, что его источники лучше моих, и наоборот? Здесь предлагается один вариант, вам больше нравится другой -на здоровье! В конце концов, каждая действительно старая школа имеет свой оригинальный свод терминов и свои причуды. Верткие айкидоки старательно отрабатывают «иккё», тогда как их собратья из Дайто-рю проделывают то же самое под названием «иккаджо». Предлагаемый же вариант словаря является наиболее обобщенным вне зависимости от крайностей.

В целом в окинавских названиях прослеживается сильное влияние китайских корней (в смысле истоков), которые затем трансформировались почти до неузнаваемости. Так, названия популярных форм (с оружием и без) являются перепевами китайских фраз, от которых не осталось вообще ничего, в первую очередь, звучания, а порой и смысла. К счастью, это никак не влияет на качество тренировочного процесса, было бы усердие да терпение. Техника не улучшится от ясного понимания всех тонкостей словообразования, а во многия знаниях, как известно, много печали. Итак: 

БУДО

Общая часть

ДО… путь

БУДО… путь воина, воинские искусства

КО… малый, подсобный, вспомогательный,старинный

КОБУДО… искусство боя с оружием

ДЗЮЦУ… искусство, умение, мастерство, техника

ДОДЗЁ… место постижения Пути, спортзал

РЭЙ…поклон

РИЦУ-РЭЙ… поклон стоя,

в поз. МУСУБИ-ДАЧИ КЭНКО РИЦУ-РЭЙ…боевой поклон в позиции готовности (ЁЙ)

ДЗА-РЭЙ… поклон сидя

КОХАЙ… подчиненный, ученик, младший

СЭМПАЙ… старший ученик

СЭНСЭЙ… учитель, старший

ШИХАН… руководитель школы

КИХОН… базовая техника

КУМИТЕ… парная работа с партнером

СЭЙДЗА… положение, сидя на пятках

АГУРА… свободная позиция, сидя, скрестив ноги

МОКУСО… медитация с закрытыми глазами

ЁЙ… приготовиться

ТАТЭ (КИРИЦУ)… встать

ХАДЖИМЭ… начать

СОРЭМАТЭ… разойтись

АРИГАТО… спасибо

ЯМЭ… отставить, стой, прекратить

КЮ… ученическая степень

ДАН… уровень, мастерская степень

УКЭ… защита, блок, защищающийся

ТОРИ… нападение, нападающий

УЧИ… непрямой удар или атака вообще

ЦУКИ… прямой тычковый удар

ВАДЗА… техника

' УКЭ-ВАДЗА… техника защиты (блоки)

УЧИ-ВАДЗА… техника атаки (удары)

КАВАШИ-ВАДЗА… техника уклонов

УКЭ-МИ… уход падением,

защитное перемещение

МАЭ СОРЭ-МИ… прогиб корпуса назад

МАЭ КОГА-МИ… наклон корпуса вперед

ЁКО ФУРИ-МИ… уклон в сторону (с поворотом)

ОТОШИ-МИ… уход вниз приседанием

ТОБИ-МИ… уход прыжком

ТАИ-САБАКИ

(ИРИМИ-ТЭНКАН)…поворот на 180°

с шагом задней ногой

ТЭНКАН… поворот на 180° на передней ноге

УРА… перевернутый, обратный, наоборот

КАТА… форма, комплекс

технических действий

ДЗЁДАН… верхний уровень (голова, шея)

ЧУДАН… средний уровень (от плеч до пояса)

ГЭДАН… нижний уровень (ниже пояса)

0И… одинаковый, одноименный

ГИЯКУ… наоборот, разноименный

МИГИ… правый

ХИДАРИ… левый

МАЭ… вперед

КОМИ… прямо вперед, короткое движение

УШИРО… назад

ЁКО… боковой, в сторону

АГЭ… вверх

ОТОШИ… вниз

ТАТЭ… вертикальный, по вертикали

АНАМЭ… по диагонали, наискосок (вообще)

КЭСА...по диагонали, от плеча к пояснице

МАВАШИ… круговой по горизонтали

ХАЙМЭН… сзади

СОКУМЭН… сбоку, в сторону

ГАЕШИ… скручивание, поворот

КАЙТЭН… вращение, переворот

ОСАЭ… давить, нажимать

БАРАИ… круговой отвод, по дуге

ХАРАИ… сметать, сбивать с траектории

ОСАЭ-ВАДЗА… подавляющая техника блокирования

ХАРАИ-ВАДЗА… сметающая техника блокирования ударом

НАГАШИ-ВАДЗА… мягкая, отводящая техника блокирования

ГАРИ-ВАДЗА… техника подсечек

ДЗИМЭ-ВАДЗА… техника удушений

ФУРИ-ВАДЗА… техника вращения (оружием)

КАМАЗ… положение (тела, оружия, рук и т. д.)

ДАЧИ… стойка, позиция

ЗЕНКУТСУ-ДАЧИ… передняя стойка, выпад

КОКУТСУ-ДАЧИ… задняя стойка

КИБА-ДАЧИ,

ШИКО-ДАЧИ… стойка всадника

НЕКОАШИ-ДАЧИ… стойка кошки

ЦУРУАШИ-ДАЧИ, САГИАШИ-ДАЧИ,

ГАНКАКУ-ДАЧИ… стойки на одной ноге

КОСА (КАКЭ)- ДАЧИ… скрученная стойка заступол

ХАЧИДЖИ-ДАЧИ ХЭЙКО-ДАЧИ

>СИДЗЕН-ТАЙ… ноги на ширине плеч, естественная стойка

>МУСУБИ-ДАЧИ… пятки вместе, носки врозь

ХЭЙСОКУ-ДАЧИ… ступни сомкнуты вместе

ФУДО (СОЧИН)-ДАЧИ… средняя стойка

между КИБА и ЗЕНКУТСУ-ДАЧИ

ГИЯКУ ЗЕНКУТСУ-ДАЧИ… обратная ЗЕНКУТСУ-ДАЧИ

МОТО-ДАЧИ… укороченный вариант

ЗЕНКУТСУ-ДАЧИ НАЙХАНТИ-ДАЧИ…укороченный вариант КИБА-ДАЧИ РЭЙНОДЖИ-ДАЧИ… высокая стойка типа ЗЕНКУТСУ-ДАЧИ с нулевой базой

САНЧИН-ДАЧИ… силовая стойка «песочные часы»

КАТАХИДЗА-ДАЧИ…стойка на одном колене

АЮМИ-АШИ… перемещение обычным шагом

ЦУГИ-АШИ… перемещение подшагом, без смены ног

ТОБИ-КОМИ… подскок вперед

ИРИМИ… глубокий прямой вход

в оборону противника

КОКЮ… дыхание

КИ (ЦИ)… внутренняя энергия

ЙСИМЭ… концентрация, фокусировка энергии

|ХАРА… живот

ТАНДЭН… низ живота, средоточие КИ

СЭЙКА-НО-ИТТЭН… «одна точка», центр ТАНДЭН

|КИАЙ… гармония КИ, душевные силы, наполняющие вас

КЭНСЭЙ

(КАКЭГОЭ)… боевой выкрик, реализация КИАЙ

БО… палка, шест

ТАМБО… палка 50 см длиной

ХАНБО… палка 90 см длиной

ДЖО… палка 125 см длиной

РОКУСЯКУ БО… шест 180 см длиной (шесть сяку)

ХАССЯКУ БО… шест 240 см длиной (восемь сяку)

Укз-вадза

АГЭ-УКЭ… восходящий блок •

горизонтальным БО

ОТОШИ-УКЭ… нисходящий блок

горизонтальным БО

ЁКО-УКЭ… боковой блок вертикальным БО

ХАРАИ-УКЭ… отбивающий блок

НАГАШИ-УКЭ… мягкий отводящий блок

ОСАЭ-УКЭ… давящий блок

ГЭДАН-БАРАИ… круговой отвод вбок

на нижнем уровне

ЧУДАН

ГАЕШИ-УКЭ… горизонтальный блок вращением

переднего (сото, учи) конца БО на среднем уровне (внутрь, наружу)

ДЗЁДАН

ГАЕШИ-УКЭ… диагональный блок

перед собой (вбок, вверх)

СОКУМЭН

ГЭДАН-УКЭ… блок сбоку над ногой

Учи-вадза

ДЗИМЭ-ВАДЗА… техника удушений

ФУРИ-ВАДЗА… техника вращения (шестом и пр.)

ГАРИ-ВАДЗА… техника подсечек

ХАРАИ-ГАРИ… подсечка ударом, выбивание ноги

ОСАЭ-ГАРИ… подсечка нажимом на ногу

УЧИ-КОМИ… удар, толчок горизонтальным БО

МАЭ-ЦУКИ… тычковый удар вперед

УШИРО-ЦУКИ… тычкосый удар назад

ДАН-ЦУКИ… повторный удар в ту же точку

ДЗЮН-ЦУКИ… догоняющий одноименный удар без подшага

КИДЗАМИ-ЦУКИ… одноименный удар с подшагом ЦУГИ-АШИ

СОКУМЭН-УЧИ

(ЦУКИ)… удары вбок

|ЛАВАШИ-УЧИ… горизонтальный круговой удар

УРА МАВАШИ-УЧИ… обратный горизонтальный круговой удар

КЭСА-УЧИ

(агэ, отоши)… диагональный круговой удар (вверх, вниз)

ТАТЭ-УЧИ

I (агэ, отоши)… вертикальный круговой удар (вверх, вниз)

ШОМЭН-УЧИ… вертикальный удар

по голове сверху

ГКОМЭН-УЧИ… горизонтальный удар в голову

ТОНФА-ДЗЮЦУ

ГИЯКУТЭ-МОЧИ… базовое положение ТОНФА (под локоть)

ОСАМЭ… положение ТОНФА «на локоть»

ХОНТЭ-МОЧИ… развернутое положение ТОНФА «от себя»

ФУРИ… вращение с оборотом оружия в руке 

ЁКО-ФУРИ… вращение по горизонтали

ТАТЭ-ФУРИ… вращение по вертикали

НАНАМЭ-ФУРИ

(КЕСА-ФУРИ)… вращение по диагонали

ХАЧИДЖИ-ФУРИ… вращение «восьмеркой»

МАЭ КОТЭ-ГАЕШИ…перехват вращением ТОНФА

из ХОНТЭ-МОЧИ ЁКО КОТЭ-ГАЕШИ…перехват вращением ТОНФА из разворота вбок

Укэ-вадза

АГЭ-УКЭ… восходящий блок

СОТО-УКЭ… блок вовнутрь, к себе

УЧИ-УКЭ… блок наружу, от себя

ОТОШИ-УКЭ… блок горизонтальной ТОНФА сверху вниз

ЧУДАН-БАРАИ… круговой блок вбок-назад в положении ГИЯКУТЭ-МОЧИ

ГЭДАН-БАРАИ… круговой блок вбок-назад в положении ХОНТЭ-МОЧИ

ФУРИ-УКЭ… блок ударом (отмашкой) с поворотом ТОНФА

ДЖЮДЖИ-УКЭ… блок скрещенными ТОНФА

МОРОТЭ ЕКО-УКЭ…боковой блок сразу двумя

вертикальными ТОНФА КОСА (КАКЭ)-УКЭ…блок рукоятью ТОНФА хватом за

длинный конец, а также двойной блок УЧИ-УКЭ + ГЭДАН-БАРАИ

КАКИВАКЭ-УКЭ… двойной клиновидный разводящий блок

СОКУМЭН

АВАСЭ-УКЭ… двойной блок

АГЭ-УКЭ + УЧИ-УКЭ

Учи-вадза

ЦУКИ… прямой тычковый удар

МОРОТЭ-ЦУКИ… удар обеими ТОНФА в одну точку

[АВАСЭ-ЦУКИ… удар обеими ТОНФА

по разним уровням

ХЭЙКО-ЦУКИ… удар обеими ТОНФА

на одном уровне в две точки

ЯМА-ЦУКИ… подковообразный удар

по двум уровням

КИДЗАМИ-ЦУКИ. удар передней рукой,

с коротким подшагом

ДЗЮН-ЦУКИ… догоняющий удар передней рукой,без подшага

ДАН-ЦУКИ… серия ударов той же рукой

РЭН-ЦУКИ… серия ударов обеими руками

СОКУМЭН-ЦУКИ

КУЧИ)… удар вбок

ХАСАМИ-УЧИ… удар обеими ТОНФА по бокам противника

ТЭТСУИ-УЧИ… удар низом ТОНФА (пятой рукоятки)

ШКО ФУРИ-УЧИ… круговой удар поворотом ТОНФА

(сото, учи)… в горизонтальной плоскости (вовнутрь, наружу)

[ГАТЭ ФУРИ-УЧИ… круговой удар поворотом ТОНФА

(агэ, отоши)… в вертикальной плоскости (вверх, вниз)

КЭСА (НАНАМЭ) ФУРИ-УЧИ

(агэ, отоши)… круговой удар поворотом ТОНФА

в диагональной плоскости (вверх, вниз)

ХИДЗИАТЭ… тычковый удар локтем назад, вниз

1ЭМПИ-УЧИ… круговой удар локтем 

НУНЧАКУ-ДЗЮЦУ

КОНТЭЙ… внешний торец бруска

КОНТО… внутренний торец бруска

ХИМО (ГУСАРИ)… соединительный шнурок (цепь)

Учи-вадза

ЦУКИ… прямой тычковый удар торцом

ТАТЭ-УЧИ

(агэ.отоши)… вертикальный круговой удар (вверх, вниз)

КЭСА-УЧИ

(агэ.отоши)… диагональный круговой удар

(вверх, вниз)

МАВАШИ-УЧИ… горизонтальный круговой удар (вовнутрь)

УРА МАВАШИ-УЧИ…горизонтальный круговой удар (наружу)

ХИМО

(ГУСАРИ)-ДЗИМЭ…удушение шнуром (цепью) КЗН-ДЗЮЦУ

Камаэ-ката

ДЗЁДАН-КАМАЭ… НУНЧАКУ над головой

ЧУДАН-КАМАЭ… НУНЧАКУ перед собой

ГЭДАН-КАМАЭ… НУНЧАКУ внизу, над коленом

ВАКИ-КАМАЭ… НУНЧАКУ вытянута

в линию сбоку

ГИЯКУТЭ-КАМАЭ… обратный хват НУНЧАКУ

МУСО-КАМАЭ… скрутка над плечом

ВАКИ-ХАСАМИ -

КАМАЗ… один брусок прижат локтем

ХАЙМЕН-КАМАЭ… НУНЧАКУ и нижняя рука

за спиной

КОШИ-КАМАЭ… руки перекрещены,

НУНЧАКУ сзади на поясе

МАКИ-КАМАЗ… руки перекрещены на груди,

НУНЧАКУ за головой

КАТАТЭ-КАМАЭ… оба бруска зажаты в одной руке

Вращения и перехваты ЧУДАН ГАЕШИ-

ФУРИ… горизонтальный круг

на уровне пояса

ДЗЁДАН ГАЕШИ-

ФУРИ… горизонтальный круг

на уровне головы

ЁКО-КАЙТЭН… вертикальный боковой круг

ТАТЭ

ИЧИМОНДЖИ-

ФУРИ… из МУСО-КАМАЭ

круг вперед и возврат в И. П.

ХАЧИДЖИ-ФУРИ… вращение «восьмеркой»

ГИЯКУ ХАЧИДЖИ-

ФУРИ… обратное вращение «восьмеркой»

КОТЭ-ГАЕШИ-

ФУРИ… передний перехват

(принимающая ладонь сверху)

МУСО-ГАЕШИ-

ФУРИ… перехват в МУСО-КАМАЭ

с зеркальной сменой рук

ГИЯКУ МУСО-

ГАЕШИ-ФУРИ… перехват в МУСО-КАМАЭ снизу вверх

ХАЙМЭН-ГАЕШИ-

ФУРИ… перехват в ХАЙМЭН-КАМАЭ сверху вниз

ГИЯКУ ХАЙМЭН-

ГАЕШИ-ФУРИ… перехват в ХАЙМЭН-КАМАЭ снизу вверх

ВАКИ-ХАСАМИ… выброс из-под локтя с возвратом

ШОМЭН-

ГАЕШИ-ФУРИ… смена плоскостей вращения

СУЙНЭЙ-ГАЕШИ… маятник через нижний полукруг перед собой

Укэ-вадза

АГЭ-УКЭ… восходящий блок

ОТОШИ-УКЭ… нисходящий блок

СОТО-УКЭ… блок вовнутрь

УЧИ-УКЭ… блок наружу

ЁКО-УКЭ… боковой блок

ОСАЭ-УКЭ… давящий блок

ХАРАИ-УКЭ… сбивающий блок

НАГАШИ-УКЭ… мягкий отводящий блок

ЧУДАН-БАРАИ… круговой отвод на среднем уровне

ГЭДАН-БАРАИ… круговой отвод на нижнем уровне

ДЖЮДЖИ-УКЭ… блок скрещенными брусками

НУНЧАКУ ДЗЮЦУ

КОНТЕЙ... внешний торец бруска

КОНТО... внутренний торец бруска

ХИМО (ГУСАРИ) ...соединительный шнурок(цепь)

(ГУСАРИ)-УКЭ… блок шнуром (цепью)

Камаэ-ката

СЭЙГАН-НО-КАМАЭ,

ДЗЁДАН-НО-КАМАЭ острие меча направлено в лицо или горло противника

ДАЙДЗЁДАН- НО-КАМАЭ… меч поднят над головой

острием вверх ЧУДАН-НО-КАМАЭ…меч направлен горизонтально

в живот противника ГЭДАН-НО-КАМАЭ…меч направлен вниз,

в ступни или колени противника

ИЧИ-НО-КАМАЭ… меч направлен горизонтально

в грудь противника

КАСУМИ-НО-КАМАЭ… меч направлен горизонтально вперед на уровне глаз,

слева или справа, лезвием вверх ХАССО-НО-КАМАЭ…меч у плеча, острием вверх,

справа или слева

ВАКИ-ГАМАЭ… меч справа у пояса,

острием назад-вниз, лезвием вверх

Кихон-зантоеу сабаки-гата ДАЙДЗЁДАН-

КАРАТАКЕ-ВАРИ… вертикальный осевой удар

вниз до земли, с просадкой во фронтальной стойке

ДАЙДЗЁДАН

МАККО-ГИРИ… аналогичный удар

с шагом вперед

ДАЙДЗЁДАН

КЕСА-ГИРИ… диагональный удар

из позиции ДАЙДЗЁДАН

АГЭ ТАТЭ-ГИРИ… восходящий вертикальный осевой удар

ХАССО КЕСА-ГИРИ…диагональный толкающий удар

с шагом из поз. ХАССО ГИЯКУ КЕСА-ГИРИ…восходящий диагональный удар ДАЙДЗЁДАН

МАВАШИ-ГИРИ… горизонтальный

круговой удар из данной позиции

ТАЧИ-ЦУКИ… укол вперед в стойке,

обычно с шагом

СУВАРИ-ЦУКИ… длинный укол, с АЮМИ-АШИ

и выходом на колено

КОЧО-ГИРИ… горизонтальный удар в голову

с шагом АЮМИ-АШИ

из позиции КАСУМИ-НО-КАМАЭ

ТАЙХЭН

КАЕШИ-ГИРИ… шаг вперед-вбок с верхним блоком + КЕСА-ГИРИ

Разумеется, это до смешного неполный список терминов необъятного и древнего искусства меча, но было бы тщетно пытаться охватить одним взглядом все бесконечное многообразие стилевых словарей кэн-дзюцу, поскольку испокон века каждая школа нарабатывала свои специфические, зачастую тайные приемы и связки, называя их на собственный манер. Спасает нас то, что существует некий базовый стержень, основной фонд терминов, в той или иной степени общий для всех направлений. Зная его, вы сможете без труда работать с литературой и понимать, чего от вас требуют на тренировках и семинарах.

Так как предметом нашего исследования служит окинавское кобудо, а отнюдь не кэн-дзюцу, то и словарный запас последнего нужен нам лишь в минимальном ассортименте. Приводимые здесь наименования приемов и позиций даны по версии Сёто Танемуры, и позволяют качественно и осмысленно практиковать благородное искусство с любой степенью углубления, поскольку без понимания техник клинка невозможно до конца постичь сильные и слабые стороны простого окинавского оружия.

* * *

Специально для тех, кто решится вдруг открыть секцию или клуб окинавского кобудо, привожу аттестационную программу, включающую все основные техники в порядке нарастания их сложности. Эта система успешно выдержала испытания временем и дает возможность выстраивать тренировочный процесс и проводить экзамены из расчета достижения степени 1 дана (черный пояс) минимум через четыре года с начала занятий. Такой срок получен опытным путем и является совершенно достоверным, да и то при наличии у студента отменных задатков, усердия и способности схватывать материал «на лету», так что реально можно говорить о пяти-шести годах упорных тренировок. Любые попытки ускорить ход событий неизбежно приводят к заметной потере качества подготовки, поскольку объем информации достаточно велик и разнообразен и требует самого внимательного и вдумчивого отношения.

Данный вариант программы не хуже и не лучше всех прочих, что используются в многочисленных клубах и школах. Вместе с тем, изучив довольно значительное количество аналогичных документов, могу точно свидетельствовать, что наш выгодно отличается от большинства из них плавностью подачи материала и гораздо более широким спектром техник, почти не оставляющим пробелов в каждой конкретной дисциплине. В целом «лесенка поясов» аналогична той, что многие годы успешно применяется в направлении Шотокан каратэ-до. Вполне возможно, приверженцам восточного менталитета претит подобный конструктивизм в подходе к целостному и неделимому процессу изучения боевого искусства. Однако должен признать, что, хотя я и сам разделяю традиционные взгляды на методы оценки уровня достигнутого мастерства, современная поясная система весьма эффективно стимулирует учеников к движению вперед и вверх, привлекая своей простотой, отчетливостью и наглядностью соотношения пройденного и оставшегося (о, иллюзии!) пути. Во всяком случае, ясное дробление расплывчатой эволюции мастерства на конкретные этапы замечательно импонирует нашему западному образу мышления и отлично подпитывает усердие в тренировках живительной смесью из честолюбия и гордыни, хотя чаще всего мы этого не осознаем.

Система включает восемь ученических степеней (кю) и ряд мастерских, начиная с первого дана. В некоторых клубах практикуется аттестация также и на самые низшие разряды, то есть на белый пояс и всевозможные «знаки школы», нашивки и шевроны, но это уж вовсе от лукавого. В нашем случае выход к экзамену на желтый пояс (8 кю) подразумевает наряду с владением базовой техникой шеста также и владение основными способами перемещений, стойками, простейшими навыками концентрации и дыхания, общим разделом терминологии будо и всей прочей фундаментальной «почвой», на которой в дальнейшем строится здание высших техник.

Единственное, чего вы не встретите на этих страницах – это терминологии и техники сай-дзюцу. Виной тому несколько вполне логичных причин.

Во-первых, насколько легко обзавестись любой из традиционных «палок», включая отнюдь не простые в изготовлении тонфа, настолько же трудно и дорого приобрести добротные, пригодные для работы классические сай. Что толку преподавать искусство обращения с предметами, недоступными для большинства учеников?

Во-вторых, реальная парная работа с сай чревата слишком многими неприятностями, начиная от моментальной порчи деревянного контринвентаря, и кончая вероятностью таких травм, по сравнению с которыми удар нунчаку в нос покажется детским шлепком. В конечном итоге основной упор в занятиях приходится на отработку формальных комплексов и шлифовку базовой техники. К счастью, имеется достаточно широкий выбор ката с сай, на доскональное изучение которых (в полном объеме) уйдут годы и годы:

Цукэн Ситахака-но-Сай

Тятан Яра-но-Сай

Тавата-но-Сай

Хамахидза-но-Сай

Яка-но-Сай

Хантагава Корагва-но-Сай

Дзигэн-но-Сай

Кодзё-но-Сай

Примерно та же картина наблюдается и с серпами «кама», разве что-формальных упражнений с ними поменьше, равно как и прочей информации, но зато есть возможность изготовления их из твердых пород дерева и, следовательно, достаточно безопасной работы в парах.

Исходя из перечисленных особенностей этих разновидностей оружия, обучение технике работы с ними и, соответственно, аттестационные требования вынесены к уровню не ниже 2 кю, так как предполагается, что на данном этапе уже произошел некий естественный отбор, а оставшиеся ученики достаточно подготовлены в физическом, техническом и моральном отношении к работе с подобными предметами. Само собой разумеется, освоение новых горизонтов ни в коем случае не должно прерывать или даже урезать процесс шлифовки пройденного материала, поскольку оружие не прощает забвения, мстя за измену неожиданно и сурово.

Я сознательно не привожу терминологию и экзаменационные программы сай-дзюцу и кама-дзюцу (см. приложение «Аттестационные требования»), так как их терминология ничем не отличается от классической и общепринятой, и полностью совпадает с любой из описанных выше. Нетрудно заметить, что лишь одна нунчаку стяжала солидный запас оригинальных наименований приемов, все же остальные типы оружия довольствуются вполне унифицированными словарями. Что касается перечня требований для сдачи экзамена на 2 и 1 кю, а тем более на 1 дан и выше, то в этих «высоких широтах» каждому руководителя клуба всегда найдется простор для собственного мнения. Бесполезно навязывать что-либо со стороны, поскольку ученики подобного уровня как раз определяют лицо школы, а лицо всегда должно быть индивидуальным и неповторимым.

 

 Послесловие

И он к устам моим приник

И вырвал грешный мой язык,

И празднословный, и лукавый…

(А.С.Пушкин)

Собрать все книги бы

Да сжечь!

(А. Грибоедов, «Горе от ума»)

Как известно, уткнувшись носом в какой-нибудь предмет, нелегко рассказать о нем что-либо более внятное кроме того, что носу слишком холодно или, напротив, горячо. Также и находясь безвылазно внутри дома, мы не в состоянии ответить на простой вопрос, каков наш дом снаружи -хорош или плох, красив или уродлив, строг, будто Кёльнский собор, или похож на пряник? Совершенно аналогично,.проявляя похвальную верность одному-единственному стилю или направлению боевого искусства, мы вправе рассчитывать лишь на более или менее (в зависимости от таланта) полное раскрытие его' сокровенных технических и прочих аспектов, но никак не можем претендовать на ясное понимание его места в общем строю именитых собратьев и объективное осознание всех сильных и слабых его сторон. Чтобы достоверно описать гору, мало пройти [её склоны вдоль и поперек, вам непременно потребуется взгромоздиться также на соседнюю вершину и обозреть предмет любви со стороны. Причем для качественного анализа существенно, чтобы новый трон естествоиспытателя был бы одной высоты (лучше даже повыше), что и покинутый. В противном случае вы рискуете оказаться в положении одного из трех слепых мудрецов, принявшихся на ощупь картографировать слона.

Строго говоря, для создания совсем уж полной картины нам предстоит рано или поздно оставить в покое и вторую панорамную точку с тем, чтобы тотчас взойти на третью. Путешествуя подобным образом, мы получаем чудесную возможность созерцать и описывать весь горный край с разных ракурсов, а потом всласть рассказывать об увиденном благодарной аудитории. Только не стоит слишком увлекаться и скакать по скалам и осыпям, как козлотур; трех или четырех объектов вполне достаточно, иначе вы неизбежно впадете в грех верхоглядства просто за неимением времени на терпеливое исследование очередной вершины.

Довольно часто случается, что в конце пути упорный исследователь замыкает круг и возвращается к истокам, к тому, с чего когда-то начинал. Как правило, в этом случае дождавшийся блудного сына стиль награждает его новыми неожиданными откровениями в понимании давно знакомых техник. В упомянутом уже эпизоде с Фунакоши, тот, пребывая на смертном одре, сказал ученикам: «Как жаль! Я только-только понял, как нужно выполнять цуки!» Правда, сам он всю свою долгую жизнь занимался лишь одним стилем и вовсе не думал к нему возвращаться, поскольку никуда не уходил.

Такое длинное и запутанное повествование призвано послужить единственной цели: с его помощью я оправдываю самого себя и подвожу теоретическую базу под свои странствия по миру боевых искусств, так как, увы, не могу похвастаться истинно самурайской верностью первоначально выбранной школе. В качестве одного из оправданий хочу привести слова старейшего на сегодняшний день мастера каратэ на Окинаве, прямого последователя самого Сокона Мацумуры, патриарха знаменитой Сёрин-рю, Хоха-на Сокэна о том, что «…когда он был еще молодым человеком, мастера каратэ могли, получив разрешение учителя, посещать других наставников для изучения их стилей. Теперь же ученикам советуют заниматься только одним стилем, что объясняется коммерциализацией каратэ, а это приводит к обеднению и ограниченности, и в результате может обернуться всеобщим застоем в развитии боевых искусств».

Вероятно, подсознательно прозрев тусклое будущее и устрашась возможного застоя в развитии, я не стал засиживаться на месте, а, усердно прозанимавшись пять лет стилем Кёкусинкай, всем сердцем отдался безграничному миру ушу, где и задержался, тренируясь и тренируя, почти на восемь лет с тем, чтобы вновь сгореть и возродиться из пепла уже с хакама на чреслах, так как именно такова униформа всех, кто подвизается в айкидо и кобудо. Но не прошло и пяти лет, как труба снова позвала в дорогу, и я вернулся почти к тому же, с чего начал и чем, в общем-то, никогда не переставал заниматься все эти годы – к всеобъемлющему тайцзи-цюань. Тут произошло нечто любопытное: в полном соответствии со своей «сверхтекучестью» тайцзи пропитал решительно все практикуемые мной техники, слегка оживив их внешнюю сторону и радикально изменив внутреннюю начинку, энергетику и понимание движений. Изучая теперь действительно достоверную литературу, читая

• высказывания великих учителей прошлого, их биографии и наставления по существу тех или иных стилей, я на каждом шагу нахожу подтверждение своей точки зрения на большинство ранее казавшихся туманными вопросов.

Все это дало возможность сложить-таки в достаточно целостную картину пеструю мозаику нажитого опыта из техники, тактики, физиологии и прочих составляющих боевого искусства с тем, чтобы предложить доброжелательному и заинтересованному читателю редкие методики наработки столь же редких качеств и навыков, которые, несомненно, сослужат добрую службу и помогут достичь новых горизонтов, поскольку глубинная суть любой школы остается одной и той же, дерись вы руками, ногами, ломом или собственным седалищем.

Но есть одно обстоятельство, неизменно вызывающее досаду. Дело в том, что я лично знаком со множеством неизмеримо более одаренных и опытных мастеров, вполне способных написать гораздо более глубокие и полезные книги в противовес тому потоку откровенного мусора, который заполняет прилавки магазинов ¦- я имею в виду стряпню типа «Каратэ за 100 дней» или «25 супер-уроков по Айкидо». К счастью, среди этого навоза попадаются истинные жемчуга, хотя и крайне редко. Это всегда переводы известных трудов знаменитых авторов наподобие Уесибы, Мусаси, Саотомэ, ряда китайских мастеров. И точно также это всегда неоднозначные и достаточно туманные исследования, в которых больше вопросов, чем ответов, и, уж во всяком случае, там никто не обещает соискателю неземного могущества всего за три недели без отрыва от основной работы, каковые посулы являются ведущим мотивом любого коммерческого шедевра. Издания подобного рода никогда не бывают посвящены голой технике движений, и новичкам они всегда представляются заумными и бесполезными, но зато прозанимавшиеся пять-семь лет аксакалы именно их покупают сразу и безоглядно.

Досадно то, что многие из упомянутых наших маэстро вполне способны, но не спешат доверить бумаге свои добытые потом и кровью находки в назидание ученикам и последователям. Стоит ли говорить, насколько полезнее изучать наряду с трудами седых патриархов Востока скромные технические и, главное, методические наработки собственных земляков. Я терпеть не могу приверженцев «славянского следа» в боевых искусствах, которые были, есть и будут восточными, но считаю, что личный опыт какого-нибудь Саши, Игоря или Миши гораздо ближе, понятнее и наглядней для нас, чем описание пути, пройденного Паком, Ваном или Уэсуги. Тем более что действительно неординарный и увлеченный человек, независимо от национальной принадлежности, способен достичь в японском или китайском ремесле глубин, недоступных порой и самим носителям традиции. Примером может служить вояж известного Мая Богачихина в Китай к мастерам тайцзи за советом и опытом. Разумеется, того и другого было почерпнуто в достатке, но сам Богачихин писал, что китайцы были потрясены глубиной постижения стиля и мудреностью задаваемых вопросов, признав за российскими коллегами вполне самостоятельное проникновение в святая святых искусства, крайне редко встречаемое и в самой Поднебесной.

Остается надеяться, что груз накопленного опыта вынудит наших мэтров взяться за перья и клавиатуры, чтобы рассказать многое из своего методического (!) багажа, поскольку комиксов с раскладкой техники и без того в избытке. Скорее всего, я хватил лишку в степени мрачности ситуации со специальной литературой, потому что последние несколько лет принесли неплохой урожай вполне доб' ротных пособий именно отечественных авторов (не стану перечислять). Даже внешне они отличаются от прочей писанины внушительным объемом и солидной типографской выделкой. Содержание также не оставляет желать лучше-I го – весь материал изложен подробно и досконально, при-[чем наряду с базовой техникой даны, как правило, её вариации и подборка характерных ошибок при изучении. По таким книгам действительно можно заниматься самостоятельно, если в наличии имеется хоть какое-то понимание, полученное «вживую». К слову сказать, труды зарубежных мастеров лишены этого важного качества, поскольку нашими соотечественниками пока еще движут стремление к самовыражению через печать и остатки былого энтузиазма, а давным-давно прошедшие этот этап уважаемые японские и прочие коллеги исходят из принципа: познакомился -приходи, заплати и тренируйся. Можешь не тренироваться -но заплати. О времена, о нравы!

Прежде чем поставить последнюю точку, хочу пожелать всем, недавно вступившим на каменистый путь восточных единоборств (и, разумеется, в запале неофитов  поклявшимся следовать им до гробовой доски) ни в коем [случае не относиться к этому с восторженной и трепетной серьезностью, словно к некоей святыне. Ничего святого в ремесле мордобоя нет, а серьезность в тренировках отнюдь не предполагает, что вы должны говорить на эти темы с пиететом и придыханием, внутренне став во фрунт по стойке «смирно». Самое главное, что мне посчастливилось перенять от своего учителя по ушу – это ироничное, юмористическое отношение, тем более глубокое, чем серьезнее обсуждаемый вопрос технического, энергетического или философского плана. Чем качественнее и искреннее будет ирония и самоирония во время ваших занятий, в том числе самостоятельных и теоретических (включая треп с приятелями на любимую тему), тем больших ошибок и заблуждений удастся вам избежать на этом долгом, хотелось бы думать, пути. И чем напыщеннее и возвышеннее будет ваше отношение к действительно великому наследию прошлого, тем скорее найдет вас горькая чаша разочарований и неудач. Одно из главных требований при исполнении комплексов тайцзи – не делать этого торжественно. Как сказал барон Мюнхгаузен в одноименном фильме: «Умное лицо – еще не признак ума, господа. Все глупости в мире делаются именно с этим выражением лица!»

Но самое ужасное, поистине пагубное поветрие – склонность воспринимать свое продвижение по пути воинских искусств именно как Путь во всех его глобальных, космических, духовных и жизнеопределяющих смыслах. Бесполезно пытаться на одной, двух или десяти страницах дать отчетливую словесную разработку этой скользкой темы, но я хочу просто привести очень печальный и очень настоящий, к сожалению, эпизод, имевший место всего несколько лет назад.

Среди моих знакомых был один прекрасный молодой парень, спортивный и красивый, перспективный альпинист, увлекавшийся (на свою беду слишком серьезно) также и Востоком, конкретно – Японией. Теперь я припоминаю, как удивительно настырно выспрашивал он относительно различных будо именно как о До, то есть Пути, я же отвечал в привычной шутливой манере, с прибаутками и противоречивыми дзенскими цитатами, повергая его этим в недоумение. Потом оказалось, что он усердно штудировал инфернальное наследие Юкио Мисимы, очевидно и сбившего его с толку. Вполне возможно, такое мировоззрение отлично ' соответствует самурайскому духу периода Эдо, но в нашей I реальности жить с подобными взглядами не рекомендуется. Так или иначе, поиски Пути завершились тем, что бедный наш друг дождался цветения вишни и покончил с собой довольно мучительным способом, причем ни у кого не осталось малейших сомнений в том, что, будь у него под рукой подобие самурайского клинка, он непременно сделал бы себе классическое харакири. К тому же, как сами обстоятельства смерти, так и последующий отрезок времени ознаменовались рядом загадочных, мистических и мрачных проявлений. Вот так-то.

Р.S. Поскольку всякий среднестатистический приверженец определенной школы именно её склонен почитать единственно правильной, лучшей и эффективной, то спешу еще раз, напоследок, принести свои извинения за то, что вполне мог необоснованно уязвить какой-нибудь выдающийся стиль или целое направление, не воспев его фантастических достоинств и, возможно, даже не упомянув его громоподобного имени. Надеюсь, этот преданный ученик не оставит любимого занятия и рано или поздно придет к пониманию тщеты всего сущего, равно как и того, что «гора не  смеется над рекой, что та течет внизу, а река не смеется над горой, что та неподвижна».

 

 Библиография

1.А. Горбылев. Путь невидимых. Минск, 1997г. 

1. А. Горбылев. Путь невидимых. Минск, 1997 г.

2. А. Горбылев. Когти невидимок. Минск, 1999 г.

3. Д. Стивенс. Три мастера будо. Киев, 1997 г.

4. Гичин Фунакоши. Каратэ-До - мой образ жизни. Ростов-на-Дону, 1999 г.

5. Инадзо Нитобэ. Бусидо. Киев, 1997 г.

6. Ягю Мунэнори. Хэйхо Кадэн Сё. С-Пб., 1998 г.

7. Такуан Сохо. Письма мастера дзэн мастеру фехтования. С-Пб., 1998 г.

8. Донн Ф. Дрэгер. Современные будзюцу и будо. М., 1998 г.

9. У. Л. Кинг. Дзэн и путь меча. Санкт-Петербург, 1999 г

10. Чжан Юнкунь. Сто вопросов по ушу. Киев, 1996 г.

11. А. Долин, Г. Попов. Кэмпо - традиция воинских искусств. М., 1990 г.

12. А. Тарас. Боевые искусства (энциклопедический справочник). Минск, 1996 г.

13. Вон Кью-Кит. Искусство кун-фу монастыря Шао-линь. М., 1997 г.

14. Вон Кью-Кит. Тайцзи-цюань. М., 1998 г.

15. Вон Кью-Кит. Искусство цигун. М., 1999 г.

16. Чэнь Чжэнлэй. Тайцзи-цюань школы Чэнь. М., 1993 г.

17. Чжоу Цзунхуа. Дао тайцзи-цюаня. Киев, 1995 г.

18. Ян Цзюньмин. Корни китайского цигун. Киев, 1997 г.

19. Ян Цзюньмин. Знаменитые стили цигун. Тайцзи-цигун. Киев, 1998 г.

20. Л. Ту. Основы Фэн-шуй. Киев, 1999 г.

21. Марк Бишоп. Окинавское каратэ. М., 1999 г.

22. Мицуги Саотомэ. Принципы айкидо. С-Пб., 1996 г.

23. Мицуги Саотомэ. Айкидо и гармония в природе. Киев, 1998 г

24. «Осенние цикады» (Из японской лирики позднего средневековья). М., 1981 г.

25. Классическая японская проза Х-ХГУ веков. М., 1988 г.

26. Классическая японская драма Х1-Х1У и XVIII веков. М., 1989 г.

27. «Из книг мудрецов» (проза древнего Китая). М., 1987 г.

28. «Афоризмы старого Китая». М., 1988 г.

29. Н. В. Абаев. Чань-буддизм и культура психической деятельности в средневековом Китае. Новосибирск, 1983 г.

30. Судзуки Тантаро. Дзэн и фехтование.

31. «Повесть о доме Тайра». М., 1982 г.

32. У Чэн-энь. Путешествие на Запад. М., 1959 г.

33. Ши Най-ань. Речные заводи. М., 1954 г.

34. Ло Гуань-Чжун. Троецарствие. М., 1954 г.

35. «Самураи Восточной столицы» (в гравюрах И. Куниёси). Калининград, 1998 г.

36. «Сказание о Ёсицунэ». Санкт-Петербург, 2000 г.

37. Д.А. Дубровин. Трудные вопросы классической китайской медицины. Ленинград, 1991 г.

В оформлении книги использованы гравюры Итиюсая Куниёсе, Хасэгава и рисунки В. Черемных, Г. Молоткова, А. Сабатовского и С. Сабатовского, а также Оскара Ратти.