Изменение общественного строя в Польше после 1989 г. – социалистического на капиталистический – вызвало существенные трансформации в культурной и литературной жизни страны.
В «реальном социализме» тяга людей к культуре была своего рода компенсацией иных ценностей, которых они были лишены. Литература, а также театр и кино были трибуной общественной жизни, с которой звучали в иносказательной, а иногда и прямой форме откровения, которые жаждала услышать публика. К. Брандыс высказал мысль о том, что литературе в бывших социалистических странах шло на пользу сопротивление, противостояние тоталитаризму. Писатели всегда писали не только для кого-нибудь, но и против кого-нибудь, и это было нервом литературной жизни. В коммунистической Польше, – писал Брандыс, – «жизнь при всей ее серости была как-то более интенсивной. Периодически приходилось жить в напряжении, которое сообщало динамику и вырабатывало мускулатуру. Смысл жизни придавали нам стычки с властью… Вот это я понимаю, это были переживания!».
В постсоциалистический период развития общества наступило кардинальное изменение функций литературы. Исчерпала себя парадигма «независимой» литературы, ушел в прошлое недавний героический период «Солидарности» и «второго круга обращения», когда все было ясно очерчено: «мы» – «они». Литература перестала быть знаменем борьбы с тоталитарным режимом, моральным авторитетом для читателя, произошла ее коммерциализация, изменился порядок ее финансирования, издания, распространения. В 90-е гг. высокая культура стала пользоваться все меньшим спросом, вытесняться дешевыми телевизионными мелодрамами и развлекательным чтивом. Литература встала перед необходимостью найти новые формы своего существования, особенно в свете завоевания книжного рынка литературной продукцией низкого качества – примитивными по содержанию детективами, эротическими романами и т. п.
При этом следует иметь в виду что в конце XX – начале XXI в. в польской культуре отразился процесс так называемой глобализации, т. е. создания единой экономической, финансовой и информационно-коммуникационной системы в масштабе всего мира. Одним из феноменов технико-экономического и социального развития современного мира является расцвет массовой культуры, в которой растворяются культурная самобытность и национальные традиции. В то же время глобализация парадоксальным образом усиливает поиски национальной идентичности культуры и ее корней в отечественной культурной традиции. Эта тенденция проявляется не только в «высокой» культуре, но и в некоторых произведениях массовой культуры, которая не является однородной. В потоке произведений, рекламирующих потребительские модели поведения, пропагандирующих культ силы, секс и снобизм, выделяются произведения, авторы которых в завлекательной оболочке жанра детектива или любовного романа стремятся расширить идейный и культурный горизонт читателя.
Позитивным примером современной массовой литературы могут быть произведения популярной в России Иоанны Хмелевской (р. 1932) – на русский язык переведены почти все ее книги. Только в течение пяти лет – в 2000–2004 гг. в России было издано 119 книг писательницы. Массового читателя в ее детективах привлекают не только фабула, возможность эмоционального сопереживания разных жизненных ситуаций, требующих находчивости и небанальных решений, но и иронично-шутливый способ повествования, что в сочетании с острой наблюдательностью над человеческими слабостями, привычками, обычаями, манерами придает детективным романам Хмелевской черты юмористического и сатирического бытового романа.
В детективах Хмелевской, в мелодраматичных любовных романах Катажины Грохоли (р. 1957) возникает особый срез реальной жизни современной Польши, слабо представленной – за редкими исключениями – в «обычной» прозе 90-х гг.
В 80 – 90-е гг. ушли из жизни писатели, во многом определявшие облик послевоенной литературы: Я. Ивашкевич, М. Яструн, Е. Анджеевский, М. Бялошевский, И. Неверли, Б. Чешко, М. Кунцевич, К. Филипович, А. Рудницкий, Т. Новак, А. Кусьневич, Ю. Мортон, Ю. Стрыйковский, А. Мендзыжецкий, М. Брандыс, В. Терлецкий, А. Сандауэр, Г. Херлинг-Грудзиньский, К. Брандыс, X. Аудерская, А. Щиперский и т. д. Из писателей старшего поколения в 90-е гг. с романом «Чтиво» (1992) выступил Т. Конвицкий, в котором воспроизвел абсурдность и хаос современной жизни. Роман с вызывающим названием – это смесь популярных жанров детектива, мелодрамы, сатиры, исповедальной прозы. Конвицкий использовал в нем приемы постмодернистской литературы, которые являются в его романе и пародией на них.
Остался верен своим творческим убеждениям о необходимости утверждения универсальных ценностей человеческого бытия В. Мысливский в обширном лирико-эпическом романе «Горизонт» (1996) об истории жизни обыкновенной провинциальной польской семьи. В судьбах ее членов преломляются эпохальные исторические события XX века.
Адекватным для переживания непостижимого хаоса мира, в том числе информационного, оказавшегося непосильной нагрузкой для психики и чувственного мира человека, многим писателям и критикам стал видеться постмодернизм, который освобождает личность от любого рода детерминизма, а значит, и от любого рода запретов, лежащих в основании культуры как формы жизни.
Постмодернизм появился как необходимое, по-видимому, противоядие против социологического либо психологического перекоса в культуре и в литературе. Но постмодернизм отказался от веры в возможность объективного изображения действительности, от существования объективной истины вообще, от познания литературой (и культурой в целом) человека и ее воздействия на судьбы людей. А претендуя на роль универсального и глобального метода не только всей современной литературы, но и всех гуманитарных наук, он именно своим релятивизмом завел литературу как язык коммуникации в тупик. Так что вполне закономерна все явственнее проступающая – как тенденция и черта литературного процесса конца прошлого – начала нынешнего века – реакция на постмодернизм в виде появления произведений «постреалистической» литературы. Однако в них достаточно органично прижились многие элементы поэтики постмодернизма: смешение стилей элитарного и массового искусства, пародия, интертекстуальность, языковые игры и др.
Показательны для попыток выстроить «постмодернизм с человеческим лицом» иронические, с большой долей гротеска и невероятных предположений, романы представителя среднего поколения Э. Редлиньского «Крысополяки» (1994), «Кровоистечение» (1999), «Трансформейшен или Как рулька танцевала с гамбургером» (2002), «Телефрения» (2006) – о жизни современных поляков в стране и за рубежом.
В еще большей степени черты постмодернизма проявились в прозе нового поколения писателей («поколение 1960»). В литературу входят Анджей Стасюк (р. 1960), Ольга Токарчук (р. 1962), Павел Хюлле (р. 1957), Изабелла Филипяк (р. 1961), Мануэла Гретковская (р. 1964), Наташа Гёрке (р. 1960), Збигнев Крушиньский (р. 1957), Анна Болецкая (р. 1951), Александр Юревич (р. 1952) и др.; с поздними дебютами выступают писатели Томек Трызна (р. 1948), Стефан Хвин (р. 1949), Ежи Пильх (р. 1952),), Магдалена Тулли (р. 1955), Януш Рудницкий (р. 1956), Марек Беньчик (р. 1956) и др. Характеризуя их прозу 90-х гг. в целом, вслед за ее вдумчивым исследователем И. Е. Адельгейм, можно сказать, что эта проза – бунт поколения против традиции документировать в литературе свое время. Она избегает, как правило, злободневных польских реалий и проблем, она отражает не столько изменяющийся внешний мир, сколько записывает индивидуальные способы переживания, выживания, столкновения с миром и вырабатывает новый психологический язык, передающий эти состояния.
Читательское признание завоевали произведения П. Хюлле «Вайзер Давидек» (1987), А. Стасюка «Белый ворон» (1995), «Девять» (1999), О. Токарчук «Путь Людей Книги» (1993), «Э. Э.» (1995), «Правек и другие времена» (1996), «Дом дневной, дом ночной» (1998), М. Тулли «Сны и камни» (1995). В них немало черт, связанных с поэтикой постмодернизма, но в их основе – подлинная жизнь с ее предметами, красками, фактами, живыми людьми, глубокими, не выдуманными личными трагедиями и переживаниями.
Одна из главных тем новой прозы – вхождение нового поколения в жизнь и в литературу. Раскрывая эту тему писатели обращаются к своему главному жизненному опыту – детству и отрочеству с ощущением утраты в зрелом возрасте свежего и цельного юношеского мировосприятия. Такого рода произведения получили определение «роман инициации» (многие романы П. Хюлле, О. Токарчук, Т. Трызны, М. Гретковской, И. Филипяк и др.).
Другой способ обретения собственного «я» – обращение к «малой родине». Внимание писателей привлекает жизнь окраин, пограничья – «кресов», где происходит стык разнообразных этнических культур, взаимодействие разных языков и разных моделей мира. На этом пространстве судьбы поляков пересекались с судьбами украинцев, белорусов, литовцев, русских, евреев, татар, немцев и других этносов. Пограничье – это и синтез, и конфликт разных культур, оно может и объединять, и разделять людей. Вот почему в литературе развиваются две противоположные тенденции: с одной стороны, мифологизация «кресов», как некоего утраченного рая, в котором сохранялись завещанные предками высокие этические нормы отношений между людьми и народами, с другой – изображение многоэтничных кресов как арены противостояния этносов, непримиримой борьбы между ними. Эта проблематика нашла свое отражение в повестях и романах А. Юревича «Лида» (1990) – о белорусском детстве писателя, О. Токарчук «Дом дневной, дом ночной» (1998) – о Нижней Силезии, А. Стасюка «Галицийские повести» (1995) и «Дукля» (1997), посвященных Бескидам, и т. д. «Кресы, – писал А. Юревич, – во многих сердцах пробуждают сантименты, нежность. Это мир первый, первоначальный. Там впервые забилось наше сердце, там открылись наши глаза. Там мы делали первые шаги, там остались следы всего того неповторимого, что случилось в нашей жизни – слова, грех, любовь, слезы, молодость родителей… Так рождаются наши внутренние индивидуальные, субъективные мифы, наша личная мифология, основанная на памяти». Раньше проза о кресах опиралась на собственный опыт, на живую память авторов; молодые писатели знают прежние кресы лишь по литературе и семейным преданиям, что не останавливает их перед ностальгическим их изображением, как правило, не от собственного имени, а от лица старшего поколения. Они продолжают тему расставания с кресами, рассказывая о судьбах своих родителей, бабушек и дедушек, ощущая себя частью фамильной традиции.
Юмористические и гротескные интонации, восходящие к произведениям чешских писателей Я. Гашека и Б. Грабала, присущи прозе Е. Пильха (р. 1952) «Заговор прелюбодеек» (1993), «Песни пьющих» (2002) и П. Хюлле «Мерседес-бенц. Из писем к Грабалу» (2001), выпустившего также роман «Касторп» (2004) – вариацию на тему романа Т. Манна «Волшебная гора».
Привлекают внимание писателей, родившихся много лет спустя после войны, и военные годы, обнажившие важнейшие проблемы человеческого существования. Из ряда произведений 90-х гг., связанных с военной темой, заслуженную известность получил роман С. Хвина «Ханеман» (1995) – о жизни Гданьска до и после войны. Герой романа, гданьский немец Ханеман, чужд своим сородичам с их нацистскими иллюзиями, он привязан к любимому Гданьску и не бежит из него от наступающей русской армии. Но он чужд и полякам, установившим власть в городе. Военная и послевоенная жизнь героя воплощает трагизм и одиночество человека, бессильного перед молохом истории.
В документальной прозе бестселлерами стали книги Рышарда Капущиньского (1932–2007). Его художественные репортажи из «горячих точек» «третьего мира» – Эфиопии («Император»), Ирана («Шахиншах» – о крушении режима Реза Пехлеви) и др. – стали классикой жанра, изданы на многих языках. «Империя» (1993) Капущиньского, вышедшая в 2007 г. уже пятнадцатым изданием, посвящена краху Советского Союза – «последней империи на земле». При всем остроумии автора и стилистических достоинствах книги в ней содержится немало банальных стереотипов восприятия жизни России. Весьма критично отнесся к ним, в частности, автор глубоких наблюдений над жизнью русского Севера и раздумий о судьбах России Мариуш Вильк (р. 1955). Вильк живет в России уже более семнадцати лет (вначале на Соловках, затем в Карелии и на Кольском полуострове). В 1998 г. он выпустил сложную по жанру книгу «Волчий блокнот» (1998), в которой заметки о жизни современных Соловков переплетаются с историческими и культурологическими отступлениями и комментариями. Русскому Северу посвящены и следующие книги писателя – «Волок» (2005), «Дом на берегу Онежского озера» (2006) и «Тропами северного оленя» (2007).
Состояние поэзии характеризует своего рода инфляция. Например, только в 2000 г. было издано свыше 800 сборников стихов. Несмотря на огромный приток в поэзию молодых (как правило, мало читаемых) поэтов, ведущая роль в поэзии принадлежит известным мастерам. С новыми сборниками стихов выступают Я. Твардовский («Небо в хорошем настроении», 1998), Я. М. Рымкевич («Закат солнца в Миланувеке», 2002), Ю. Хартвиг, А. Мендзыжецкий и др.
Со времени дебюта Т. Ружевича прошло более шестидесяти лет, но по-прежнему каждая новая книга Ружевича становится событием в литературной жизни Польши. За прошедшие годы вышли в свет десятки сборников его стихов, рассказов, драм, очерков, статей, киносценариев. Имя Ружевича получило мировую известность, польская критика справедливо причисляет его к «классикам мировой литературы».
Поэтические книги Т. Ружевича 1990-2000-х гг. относятся к вершинным достижениям его поэзии: «Барельеф» (1991), «всегда фрагмент» (1996), «всегда фрагмент, recycling» (1998), «ножик профессора» (2001), «серая полоса» (2002), «выход» (2004). Новые стихотворения Ружевича развивают прежние мотивы его творчества, но и дополняют, и обогащают их новым опытом умудренного жизнью поэта. Свою задачу поэт видит в объяснении людям своего катастрофического видения современной культуры, ее состояния упадка и хаоса. Только с помощью созерцательно-скептической поэзии можно понять кое-что в этом мире, находясь «внутри» него. Поэт осознает свою принадлежность к великой традиции европейской культуры. Ее представителям, конфликтовавшим со своим окружением и не понятым им, он посвятил свои рефлективные зарисовки. Героями многих его стихотворений стали Кафка, Рильке, Тетмайер, Л. Толстой, Э. Паунд, Пикассо, Беккет, Мицкевич, Словацкий, Красиньский и др.
Выводя на поэтическую сцену как бы своего двойника – будь то Л. Толстой или кто-либо другой из великих предшественников, случайный прохожий, некто совсем неопределенный и т. п., – поэт все реже говорит от своего имени. Но все эти персонажи выступают в одной и той же роли, в их монологах о своей жизни (или в описаниях их жизни) звучит сходная скорбная нота о прошедшей либо утраченной жизни, о неизбежном приближении смерти:
Ружевич – поэт диалога с современностью, которой он ставит неутешительный диагноз. Описывая состояние упадка и хаоса современной культуры, прессы, радио и телевидения, он прибегает к сатирическим, ироническим, а порой и шутливым формам. Поэт выступает от имени своего поколения, которое хранит память о нескончаемом прошлом, но его творчество запечатлело искания и метания и последующих поколений.
Ощущение единства микро– и макрокосмоса, природы и человека пронизывает философско-ироническую лирику В. Шимборской – сборники «Конец и начало» (1993), «Минута» (2002), «Двоеточие» (2005). К присущему ей удивлению невообразимо сложным устройством материального и духовного мира примешивается горечь: люди, погруженные в суетные земные хлопоты, равнодушны к мирозданию, частью которого они являются.
В 1996 г. В. Шимборской была присуждена Нобелевская премия по литературе – «за поэзию, которая с ироничной точностью позволяет историческому и биологическому контексту проявиться во фрагментах человеческого бытия».
Новые сборники стихов – «На берегу реки» (1994), «Это» (2000), издал Ч. Милош. В них доминирует драматичность признаний в невозможности честного расчета с самим собой, мотив борьбы личности с одиночеством и угрызениями совести.
Из творчества множества молодых поэтов выделяются сборники стихов Яцека Подсядло (р. 1964) «Аритмия» (1993), «Языки огня (1994), «И я побежал в тот туман» (2000) и Марчина Светлицкого (р. 1961) «Холодные страны» (1992), «Схизма» (1994), «Открыт впредь до отмены» (2001). В них выразительно проявился характерный для многих поэтов нового времени тип лирического героя, отвергающего гражданственную поэзию во имя частной жизни и интимных переживаний.
Гротескная пьеса из жизни России в XX в. «Любовь в Крыму» (1994) с использованием мотивов чеховских драм была создана С. Мрожеком. Подобный прием – литературная ассоциация, создающая новый контекст для героев классической драматургии, – использовал Я. Гловацкий («Фортинбрас напился», 1990; «Антигона в Нью-Йорке», 1992; «Четвертая сестра», 1999). Из более молодых драматургов обратил на себя внимание Тадеуш Слободзянек (р. 1955), который вульгарность современной жизни постарался показать с помощью фарсовой традиции средневекового народного театра (драма «Пророк Илья», 1992, и др.).
В начале XXI в. в литературу вступает следующее поколение писателей, родившихся в 1970-1980-е гг. Разочарование дебютантов 1990-х гг. в современной действительности сменяется у многих из них резким неприятием общества потребления, полным отсутствием иллюзий относительно постсоциалистической действительности. Таковы романы Славомира Схуты (р., 1973) «Отходняк» (2004); Дороты Масловской (р. 1983) «Польско-русская война под бело-красным флагом» (2002) и др.
В последние годы появилось несколько значительных прозаических произведений, созданных писателями старшего и среднего поколений: романы Збигнева Домино (р. 1929) «Польская Сибириада» (2001), Ю. Хэна «Мой друг король. Рассказ о Станиславе Августе» (2003), Э. Рыльского «Условие» (2005) из эпохи нашествия Наполеона на Москву, Я. Красиньского «Перед агонией» (2005), В. Мысливского «Трактат о лущении фасоли» (2006), Э. Кабатца «Чернорусская хроника прокаженных» (2008) и др.
Но это уже история литературы XXI века.