В Туркмении есть мыс Тахиа-Таш… О нем мы раньше думали едва ли, Но он теперь знакомый, близкий, наш, Как будто там мы сами побывали. Прохлада горных рек у нас с тобой, Густой травой заросшие поляны, А там — пески, сухой, колючий зной, Валами поднимаются барханы. Когда-то расцветали там сады И виноградные качались лозы; Все меньше в реках делалось воды, Озера стали солоны, как слезы… И люди уходили от беды, И люди отступали пред пустыней. Им снились реки, полные воды, Разлив озер, волнующий и синий… Угрюмо смотрят русла мертвых рек. Бредет верблюд чуть видною тропою… И вот сюда приходит человек, Простой, совсем такой, как мы с тобою. В своей палатке он тревожно спит, Идет чуть свет песчаным бездорожьем. Кто он, кто этот смелый следопыт? Он — большевик. Он отступить не может. В горячие и памятные дни — Это ему доверила Отчизна — Вернуть реку, зажечь над ней огни, Построить светлый город коммунизма. И мы с тобой шагаем рядом с ним По руслам, там, где соль блестит, как льдины. Пройдем, пробьемся, вместе победим, Пошлем на помощь во-время машины. Чтобы в пустыне новый город рос, Чтобы воде звенеть на перекатах, Мы в срок дадим уральский землесос, Мы в срок дадим уральский экскаватор. Их повезем, быть может, мы с тобой, Через пустыню прорываясь с боем, Чтоб животворною, живой водой Наполнить русло древнего Узбоя. Хлебам расти, садам цвести навек Над ширью полноводного канала. В нем будут струи наших горных рек, В нем будет сила нашего Урала!

Чтоб до краев налить водой Арыки смуглому туркмену, Уральский мастер молодой Уже с зарей спешит на смену.        Искрится и сверкает сталь,        Лучи сверкают тоже сталью…        А поезда увозят вдаль        Компрессоры с его деталью. Вот перед ним его станки, Их три, а иногда четыре… И руки ловкие крепки, И стал в плечах теперь пошире.        Он поспевает здесь и там        И новичку еще поможет.        Он по-хорошему упрям,        На многих, может быть, похожий, Но вспоминаются не раз И взлет бровей, и русый волос, И мягкий отсвет серых глаз, И по-ребячьи звонкий голос, Его уральский говорок, Неторопливая походка…        Колонкой цифр и сжатых строк        О нем рассказывает сводка:        За месяц втрое выдал он,        Лишь сердца подчиняясь зову… …А эшелон идет на Дон, На Волгу, в Крым или в Чарджоу…

Над сонным городом встает рассвет. В конструкторском бюро не гаснет свет. За окнами отроги дальних гор. Седые сосны. Снеговой простор. Покрыла снегом скверы и дома Морозная уральская зима. Шуршат листы. Чертежных досок ряд. Здесь в эту зиму до зари не спят. От чертежей, не отрывая глаз, Вникают люди в тот большой заказ, В котором и мечты их и дела, Который нынче Родина дала. На окнах тонко выведен узор. Зима. Мороз. В снегу заводский двор. А люди здесь, склоняясь у доски, Как будто видят желтые пески… Над сонным городом встает рассвет. В конструкторском бюро не гаснет свет. Торопит время, говорит: — Спеши! …Они до срока сдали чертежи.

На гребне бархана оставленный «ГАЗ», Ни птиц, ни огня, ни дороги. Вдали за барханами вечер погас, И ноют усталые ноги… В походах давно ты привык ко всему, Бывал ты в краю этом прежде. В походной палатке, раскинув кошму, Ты спишь в запыленной одежде. А утром, лишь только забрезжит рассвет, Уйдешь по неведомым тропам, Туда, где за гребнем теряется след Мелькнувшей вдали антилопы. На гребне бархана оставленный «ГАЗ» — Не взять ему этой вершины. Но ты пробирался, бывало, не раз И там, где не ходят машины. И там, где стремительных речек разбег Да холод глубоких ущелий, Ты жил на зимовках, облазил Казбек, Свинцовые помнишь метели… Поля Подмосковья… окопы и снег… И голос вождя на привале… Он в сердце глядит тебе, тот человек, Чьим именем стройки назвали. И к цели ты шире шагаешь, солдат, И мир раскрывается шире… …А белые голуби к солнцу летят, Как песня о счастье и мире.