Было это осенью 1941 года. Враг рвался к Мурманску. Снабжение фашистских войск шло через порт Петсамо. И для того, чтобы сорвать его, в Варангер-фьорде действовали наши подводные лодки и надводные корабли.

В тот вечер в густых сумерках наступавшей полярной ночи к выходу в море готовились два торпедных катера. Экипажи проверили и подготовили оружие и технику, прогрели моторы и собрались на пирсе. Не спеша посасывали цигарки и перебрасывались короткими, негромкими и, как всегда это бывало перед выходом на боевое задание, ничего не значащими фразами. Ждали идущего старшим группы катеров начальника отдела боевой подготовки соединения капитан-лейтенанта М. Моля.

Он вышел из здания штаба в сопровождении оперативного дежурного. Подойдя к выстроенным для встречи катерникам, Моль внимательно осмотрел каждого из них и затем негромко, но так, чтобы было слышно всем, объявил:

— Приказом, командира бригады нам поставлена задача: искать и топить корабли противника в Варангер-фьорде. Море штормит. Поход будет трудным. Пойдем на полный радиус действия до полного расходования топлива. Головным идет катер ТКА-12 Шабалина. Я иду на головном. Связь скрытыми светосигнальными средствами. Вопросы есть?

Вопросов не было, и, еще раз оглядев сосредоточенных, со строгими лицами моряков, Моль скомандовал:

— По катерам!

Задержавшись у сходни, он выслушал последние напутствия и пожелание успеха оперативного дежурного, который в заключение напомнил ему о том, чтобы не атаковать, в Варангер-фьорде подводные лодки. Это объяснялось тем, что у одной из «малюток», действовавшей в том районе, истекло время ее пребывания в море. Но подводная лодка до сих пор на базу не вернулась. Не было от нее и никаких сообщений по радио.

— Помню, — нахмурившись, ответил Моль.

Затем ловко перескочил на борт катера и дал команду отходить от пирса.

Море встретило катер ветром и штормовой волной. Над мостиками крохотных кораблей с шумом летели потоки воды. Но катера упорно шли вперед. Командование флотом не случайно разрешило им выйти в море в такую погоду. Нужно было окончательно проверить возможность использования торпедных катеров типа Д-3, которые начали строить перед самой войной, в суровых северных условиях.

Вскоре катера вышли в назначенный район и начали поиск кораблей противника. Прошел час, другой... Никаких кораблей и судов не встречалось. Подходило время ложиться на обратный курс. И в этот момент на холмистой поверхности моря показалось темное пятно, а затем начал вырисовываться контур не то небольшого катера, не то рубки подводной лодки, идущей в сторону полуострова Рыбачий. На катерах прозвучал сигнал к атаке. Они легли курсом на обнаруженный силуэт. Уже стало ясно, что идет подводная лодка. Чья? Может быть, и не следовало ломать над этим голову — атака подводных лодок не была предписана в боевой задаче. Но тогда могло случиться и так, что враг беспрепятственно пройдет к нашим берегам. Все находившиеся на мостиках торпедных, катеров напряженно всматривались в приближавшийся силуэт.

— Вроде не наша, товарищ капитан-лейтенант, — обратился к Молю боцман, разглядывавший обнаруженный корабль в бинокль.

Моль и Шабалин и сами все больше утверждались в мысли, что обнаружен враг. Такого ограждения рубки не было у наших «малюток». Что же делать? Нельзя было терять ни секунды: если это противник, то он вскоре обнаружит катера и уклонится от атаки или просто нырнет на глубину. А дистанция позволяла стрелять, стрелять почти наверняка...

Шабалин настороженно следил за каждым движением губ командира группы, боцман уже застыл у торпедного аппарата, готовый дать залп. Преодолев сомнения, Моль приказал стрелять! Две торпеды, подняв всплеск, врезались в волну и помчались к цели. Прогремел взрыв, и над поверхностью воды поднялся нос погружавшейся в пучину лодки...

Катера прошли над местом, где бурлил выходящий из глубины воздух и расплывались масляные пятна. Нужно было найти какой-либо предмет, подтверждавший, что потоплена именно вражеская подводная лодка. Но в этот момент показались силуэты катеров противника. Топливо было на исходе, его хватит только на обратный путь. Моль приказал ложиться на курс к своим берегам, а радист тем временем передал сообщение о потоплении подводной лодки.

Когда торпедные катера подошли к пирсу, их уже ждали. Но на этот раз не было поздравлений, не было дружеских объятий. С представителями командования в штаб флота ушли командиры катеров и командир группы. По дороге их проинформировали о том, что наша подводная лодка все еще не вернулась и никаких сведений от нее нет...

Разговор в штабе флота был короткий: кто позволил нарушить установленный порядок выполнения боевой задачи. Где гарантии, что не произошло роковой ошибки?

К концу разговора в комнату вошел адмирал А. Головко.

— Вы знали о моем приказе, запрещавшем атаковать подводные лодки в этом районе? — обратился он к Молю.

Капитан-лейтенант М. Моль ответил, что о приказе знал, но, сознавая, что перед ним враг, не имел права не уничтожить его... И как коммунист, и как советский офицер.

Головко внимательно посмотрел на него:

— Если наша подводная лодка вернется, вы — герой. Если же нет, то вас ждет суд военного трибунала.

Прошло двое суток...

Наконец с поста наблюдения у входа в Кольский залив сообщили, что с моря подходит подводная лодка «малютка». Через час она ошвартовалась у причала в Полярном. Это была та подводная лодка, о которой беспокоился командующий флотом. От взрывов глубинных бомб преследовавшего ее противника лодка получила ряд повреждений и не смогла вернуться в назначенный срок. А так как при бомбежке у нее вышел из строя радиопередатчик, она не смогла и сообщить о сложившейся обстановке командованию.

...Через несколько дней в торжественной обстановке адмирал А. Головко вручал отличившимся членам экипажей торпедных катеров награды. Вручая орден Красного Знамени капитан-лейтенанту М. Молю, он спросил его:

— А вдруг наша лодка не вернулась бы? Вы подумали тогда об этом?

— Я подумал тогда об этом, товарищ командующий. И понимал, какую ответственность беру на себя. Но был твердо уверен, что передо мной враг.