Их пальцы впились в меня, будто острые когти. Я как-то отстраненно посмотрела вниз – на кровати покоилось мое тело, за которым ухаживала Эллен. Я наблюдала за ней, не переставая ощущать жесткую хватку ведьм. Гудрун усмехнулась.

– «И знаю о таком человеке, – только не знаю – в теле или вне тела: Бог знает, – что он был восхищен в рай и слышал неизреченные слова, которые человеку нельзя пересказать», – процитировала она.

Я невольно задумалась о том, из какого источника Гудрун позаимствовала это высказывание, но вскоре все мои мысли спутались.

Мы продолжали подниматься. Комната уменьшалась в размерах, а потом и вовсе исчезла из вида. Ничто не мешало нашему взлету. Ветер обдувал нас со всех сторон, и ледяные градины били меня по лицу.

– Я умерла? Вы поэтому пришли? – спросила я, но в ответ услышала громкий истерический смех.

– Не спрашивай, по ком звонит колокол, – проговорила Гудрун с отрывистым немецким акцентом. «Колокол» она произнесла по-немецки.

Они снова разразились смехом, шутке, понятной лишь им. Ведьмы не разнимали рук, замыкая колдовской круг, и мы завертелись все быстрее и быстрее, а затем стали пикировать вниз.

Мы падали, пока под нами не возник странный мир, уже готовый к нашему прибытию. Ведьмы отпустили меня: я с глухим стуком ударилась и покатилась по земле. Значит, я не потеряла физическую плотность. Возможно, эта реальность тоже имела физические параметры, хотя я вообще не представляла, куда мы перенеслись.

– Встань! – приказала Эмили.

Я спешно огляделась, ища, куда спрятаться, но обнаружила, что нахожусь на бескрайней зеленой равнине, над которой распростерлось безбрежное звездное небо.

– Встань, я сказала.

Она дернула меня за рукав. Вот что происходит с мертвыми, удивилась я. Теперь я превратилась в бесплотное существо, отягощенное памятью о теле и мучимое чудовищной фантомной болью?

Раздалось гудение, как от басового терменвокса, и я обернулась. Позади меня завис предмет в форме колокола. Он медленно вращался. Я различила на его нижнем крае гравировку, напоминающую руны. Черные ведьмы захихикали. В моем мозгу теснились тысячи вопросов. Где мы? Что это такое?

– Почему бы тебе не оставаться мертвой навсегда? – обратилась я к Эмили.

– Вот как она теперь с матерью разговаривает, – ответила Эмили и расхохоталась. От ее металлического смеха меня пронизала дрожь.

– Я видела твое обезглавленное тело, – добавила я. – Гудрун тебя убила. Использовала твою плоть, чтобы выполнить заклинание. Она хотела наказать тебя таким образом.

Эмили скрестила руки на груди.

– Доченька, ты невероятно доверчива.

Гудрун подплыла к Эмили и заботливо обняла ее за плечи.

– Я просто хотела ее наградить, дорогая.

– В принципе сам процесс был неприятен, но, полагаю, ты согласишься, что ради бессмертия можно и потерпеть боль, верно? – спросила Гудрун мою мать.

– Конечно, – кивнула Эмили и посмотрела на меня: – Ты слышала, милая? Я бессмертна. По-настоящему. И все благодаря тебе и моим глупым сестрам и брату.

– Необходимо не очень большое количество энергии, но при этом требуется особенная магия, чтобы выполнить заклинание, которое я проделала с твоей матерью. Магия душ.

– Геенна… – прошептала я.

– Да, геенна, – повторила Эмили. – Твой голем продержал портал открытым достаточно долго, а Гудрун взяла столько магии, сколько нужно.

– А насчет моей бабушки… это все обман?

– Нет, моя дорогая, моя мать действительно была заточена в геенне, но она этого заслуживала.

Эмили обошла меня, приближаясь к гудящему предмету. Оглянулась на меня через плечо.

– К сожалению, твой голем сумел ее вытащить. Не пойми меня неправильно. Она заслужила попасть туда потому, что струсила и убила себя вместе с отцом.

Крутанувшись на месте, она кинулась ко мне.

– Ей следовало гордиться, что она убила ублюдка, осквернившего чистоту крови. Его, взявшего в жены черную, наплодившую полукровок! – злобно выкрикнула Эмили.

Взяв себя в руки, Эмили расслабилась и отлетела от меня на полметра.

– А ведь именно это я матери и сказала. А мне все сообщил твой отец. Эрик спас меня. Объяснил мне, как смыть позорное пятно связи с низшей расой.

– Низшей расой? – переспросила я и едва не закашлялась. – Низшей расой?! – завопила я. – То есть это случилось лишь потому, что ты расистка?

Раньше я думала, что подобная слепая ненависть осталась в прошлом столетии.

– Сбавь тон, – прошипела Гудрун. – Твоя мать – пуристка. Эмили одержима чистотой нравов и всю жизнь этому посвятила.

– Нет никакого «истинного порядка»! – возмутилась я, и меня внезапно охватила сильная тоска. – Есть лишь люди, большая часть которых – достойные и любящие, для них предрассудки не имеют значения.

Если я и Колин спасемся, я посвящу свою жизнь тому, чтобы взрастить в сыне глубинное понимание того, как неправа была моя мать. Она ошибалась – не только в поступках, но и в чувствах. И вдруг у меня защемило в груди. Ощупала свой какой-то слишком плоский живот. Платье с пятнами крови свободно висело, даже не облегая меня. Материя почему-то не натягивалась. Судорожно вдохнув ночной воздух, я ощутила укол в сердце. Рухнула на колени и согнулась. Им удалось. Они забрали моего ребенка. Колин, прости мамочку, она подвела тебя. Маме так жаль. В глубине души зияла громадная дыра, которая заполонила собой все мое существо.

– Они убили моего сына!

Я подняла глаза на мать, не способная поверить, что не увижу в ее лице хоть каплю сочувствия.

– Они сказали, что он – Выродок.

Эмили замерла. Она напоминала мраморную статую, холодную, равнодушную.

– Бедняжка Мерси, – певучим голосом проговорила Гудрун. В ее голосе было что угодно, кроме сострадания. – Сколько предательства и потерь. Как много боли.

Она опустилась на колени рядом со мной и заставила меня выпрямиться.

– Но страдания скоро закончатся, – проворковала она и принялась гладить меня по волосам, делая вид, что пытается успокоить.

Я отбросила ее руку и отшатнулась, вставая.

– Вы обе – дряни! Вы сделали так, что мне уже нечего терять.

– Здесь не только наша вина, милочка. Это была групповая работа. Ты единственная, та, кто объединит все тринадцать семейств. Грань умрет вместе с тобой.

Ведьмы переглянулись и засмеялись.

– Она еще не догадывается, – произнесла Эмили, так хохоча, что у нее по щекам потекли слезы.

– Не догадываюсь о чем?

В ту секунду во мне бушевала ярость. Я могла убить ее вместе с Гудрун, а заодно уничтожить эту штуковину, зависшую над землей.

– У тебя никогда ничего не было, что терять, дорогая, – ответила за Эмили Гудрун.

– Что ты имеешь в виду?

– Мы… – начала Эмили, мотая головой и ухмыляясь. – Мы тебе твердим, что пора, наконец, проснуться. Тебе пора вспомнить.

Она помолчала, явно ожидая моего прозрения, но я промолчала.

– Твой ребенок не был Выродком. Ты – Выродок, Мерси.

Эмили обогнула меня по кругу, а Гудрун пошла точно так же в другую сторону.

– Твой отец и я отлично развлеклись во время твоего зачатия и позже. Наши дни в «Тилландсии» были волшебными. Просто чудесными.

Я вспомнила рассказ Эллен о том, как грузовик врезался в машину. Эрик погиб на месте, а его сына Пола выбросило из салона прямо на дорогу.

– Ты убила его?

– Нет, – заявила Эмили. – Аяко постаралась. Однако я знала, что это рано или поздно произойдет.

– Аяко всегда была нашим скромным солдатиком, – добавила Гудрун и хищно оскалилась. – Мне лишь потребовалось ее подтолкнуть. Я сообщила Аяко о том, что твой отец представляет опасность для грани.

– Но зачем? Эрик был твоим союзником!

– Он потерял веру в наше дело. Слабак. Наша цель стала для него размытой. Эрик предпочел наслаждаться ролью «хорошего семьянина». Хотел сбежать от ответственности! Как бы не так!

Гудрун прищурилась, неожиданно раздраженная тем, что вынуждена мне все разжевать. И пожала плечами.

– Кроме того, он уже исполнил свое предназначение. Зачал тебя.

У меня к горлу подкатил ком.

– Однажды ты мне призналась, что любила его, – сказала я Эмили. – Ты лгала мне?

– Пойми самое важное, Мерси, – проговорила Эмили бесстрастным тоном. – Ты – мой шедевр. Грань должна была умереть вместе с тобой. Я не возражала, поскольку хотела исполнить пророчество через тебя, мой прекрасный Выродок. Если бы я могла уничтожить в той аварии твою сестру, я бы сделала это. Увы, Джинни слишком крепко вцепилась в Мэйзи своими когтями.

– Мэйзи – твоя дочь.

– Мэйзи – нежеланный результат, глупая помеха. Ты моя дочь, моя Мерси…

Эмили лукаво покосилась на Гудрун.

– …ты – сосуд, вместилище… конверт, если хочешь, и пришел час его распечатать!

Низкий гул колоколообразного аппарата стал выше на октаву. Я увидела, что он вращается быстрее.

– Вот наше величайшее изобретение, – пояснила Гудрун с явной гордостью. – Наше величайшее оружие. В нем соединились высшие достижения науки и магии, предназначенные для того, чтобы взрезать темное и пустое сердце пустоты, которую ты называешь Богом.

Машина продолжала разгоняться, пока не слилась в неразличимый глазом вихрь. Казалось, что она втягивает в себя наше измерение, создавая мощное тяготение.

– Оно откроет пространство, в котором ничто не существует, но в котором все возможно. Зачатое может обрести плоть, а все, что стало плотью, можно вернуть в небытие, туда, откуда оно появилось.

Меня на миг ослепила мощная вспышка, и мир молниеносно погрузился во тьму. Хотя нет, правильнее сказать, что свет попросту исчез, словно его никогда и не было во вселенной. Я очутилась в сердцевине вечной и неизмеримой пустоты. В центре бездны.

Эта пустота не имела точек отсчета и иных координат. Здесь не было верха и низа, иллюзий и рационализации. Рассудок мог больше не мучиться по поводу линейного закона причины и следствия. В пустоте становилось ясным отсутствие различий между историей и выдумкой. И то, и другое оказалось одинаково лживо.

Внезапно меня осенило. Величайшим обманом моей жизни было не то, что моя мать умерла или что никто толком не знал, кто мой отец. В некотором роде эти измышления превратились в блистательную правду. Моя мать душевно погибла для меня и своих родных, причем навсегда, и никто действительно не догадывался, что за человек был мой отец. А самой величайшей ложью, какой я когда-либо была свидетелем, стали часы Джинни. Они громко отсчитывали секунды, объявляя себя глашатаем времени великого божества, правящего человечеством. Но в пустоте время не имело значения – оно было лишь побочным эффектом, хрупким колоссом на глиняных ногах. В пустоте у меня не было ни глаз, ни мозга, ни нейронов. Но иллюзии, которые я называла своей жизнью, продолжали развертываться в моем сознании. Хотя нет, – они словно текли сквозь меня, не затрагивая меня и растворяясь в пустоте. Мое сознание функционировало само по себе, порождая образы Эмили, память об Эрике. Меня зачали чудовища, но я-то чудовищем не была. Эмили назвала меня «Выродком». Она намекала, что у меня нет души. Но я чувствовала, что она не права. У меня есть душа, искорка, я и являлась этой искоркой. Мне хотелось верить, что и сейчас Эмили ошиблась – так же, как и во всем остальном.

Что наверху, то и внизу. Внедрившись в «Тилландсию», Эрик и Эмили трансформировали безобидный мужской клуб в генератор темных чар. Они совершили неслыханный акт симпатической магии, но вместо воска и тряпок использовали для создания куклы собственный биологический механизм. Создали живую куклу, способную заключить в себе сущность грани. Кровь и секс «Тилландсии» оказались нужной частотой, которая настроилась на грань, уловила ее микроскопическую частицу и поместила ее в человеческую плоть. В тело, которое я считала своим. Эрик и Эмили выяснили, что лучшим способом разрушить грань будет уничтожение этой крохотной частицы – ведь по законам симпатической магии то, что исчезает на молекулярном уровне, исчезает и на клеточном уровне. А дальше идет цепная реакция…

И сейчас я висела в пустоте, оторванная от собственного тела, а мое сознание констатировало факты. Хитрая Эмили проявила невиданную ловкость! Грань сотворили тринадцать семейств, и требовалось совместное взаимодействие всех тринадцати семейств, чтобы ее уничтожить. Уничтожить меня. Десять кланов, сохранившие преданность старым правилам, никогда бы не согласились объединиться с тремя семействами отступников, но Эмили заронила в их сердца семена страха. Они думали, что остановят меня и тем самым я не причиню вред грани. Они и вообразить не могли, что я и есть грань.