Рори Махаунд, наследный лаэрд Килбэрни и пятый барон Саксский, стоял перед разверзнутой могилой своего отца и чувствовал, как вода просачивается сквозь дырки в его башмаках. Его рваная шерстяная юбка насквозь пропиталась водой, и грубая мокрая ткань царапнула колени, когда он выпрямился, бросив первый влажный ком глины на сосновый гроб, наполовину залитый грязью на дне могилы. Громкие титулы, которые он получил после смерти отца два дня тому назад, мало что для него значили. Прямо сейчас он с удовольствием обменял бы их на глоток горячего сахарного напитка старика Джейми Макферсона, в который тот добавлял добрую порцию виски.

Слез об отце он не лил, отцу, несомненно, было гораздо лучше в своей грязной могиле, чем когда-либо ранее, когда он вел постоянную борьбу за свое существование и обитал в мрачной сырости замка Сакс, в котором осталось всего четыре или пять комнат из сорока, пригодных для жилья. За последний год старик был истерзан кашлем и лихорадкой, и, конечно же, никто не мог желать продолжения его страданий; в особенности Рори, так как старый лаэрд никогда ни словом не обмолвился с ним: они общались только через старика Джейми в качестве посредника.

Теперь у могилы отца Рори едва ли прислушивался к словам молящегося священника. Он поднял голову и увидел, как дождь хлещет патера, струйками стекая по лицу и впитываясь в белый подшитый воротничок, так что крахмал стекал на черную робу, которая с годами стала цвета зеленой плесени. Он бормотал что-то о прахе земном, а Рори казалось, что надо говорить о навозе и грязи. Затем он уловил поспешное «Аминь» и увидел, как священник повернулся и направился назад к кирке. Ушла кучка плакальщиков; Рори бросил последний взгляд на мокрый сосновый гроб, глину, сочившуюся из стен могилы, и сам пошел прочь. Так как до замка было добрых две мили, а верховой лошади у Рори не было, он натянул на голову берет, обмотал промокший плед вокруг шеи и одиноко побрел сквозь сгущающиеся сумерки. Кроме титулов лаэрда Килбэрни и барона Саксского отец оставил ему ровно три фунта четыре шиллинга и шесть пенсов, двух коров, свинью с поросятами, обваливающийся, без крыши, замок Сакс, серебряную брошь с дымчатым топазом, которая когда-то принадлежала его матери-датчанке, несколько расшатанных столов и стульев, Библию с недостающими страницами и крепкое, здоровое тело.

Впрочем, копна желтых волос, прекрасная кожа, темно-голубые глаза и большие ноги и руки — все это наследство викингов досталось ему от матери, которая умерла, бедняжка, после того, как ее хрупкое тело истратило всю свою энергию, производя его на свет. Смерть ее стала причиной отцовской ненависти к малышу, поэтому единственные ласки, которые Рори знал за двадцать два года жизни, исходили от старика Джейми Макферсона. Отец совершенно игнорировал сына.

Именно Джейми разговаривал с ним, рассказывал сказки, натирал ему грудь гусиным жиром во время простуды и учил его всему, что знал сам, А это в самом деле означало немало, и хотя Джейми был не силен в арифметике и классических дисциплинах, он хорошо знал языки и географию. Долгие годы он плавал моряком по маршруту, лежащему между Африкой и Вест-Индией, и потерял ногу, когда «красные мундиры» попытались растревожить гадюшник восставших колонистов в Бэнкер-Хилле. Он родился в деревне Сакс под рушащимися стенами замка, куда и вернулся назад, ковыляя на протезе. В Саксе он взял на себя все хлопоты по замку, ухаживая за больной баронессой перед родами, кормя ее ячменной кашицей, чтобы поддержать в ней силы, а потом, выступая в роли акушерки, принимая крепкого вопящего младенца, который появился на свет и стал причиной кончины матери. Старый лаэрд бросил один взгляд на отпрыска, другой на мертвую жену и, назвав несчастного ребенка Родериком, перестал обращать на него какое бы то ни было внимание, будто его вовсе не существовало.

Джейми взял все заботы на себя и вырастил ребенка, которого нарек Рори. Он научил Рори всему, что знал сам, а это был довольно странный учебный план, потому что Рори рано научился говорить по-арабски и на языке хауса, знал порты в Африке, по крайней мере те, что расположены между Конакри и Калабаром, а также такие северные порты, как Мазаган, Танжер и Триполи. В последнем Джейми три года провел в рабстве, прежде чем сбежать на Мальту.

Джейми рассказывал мальчику о сказочном городе Гавана на Кубе, процветающем Бриджтауне на Барбадосе, Порт-о-Пренсе на Гаити, о чопорном Ньюпорте на Род-Айленде и о скудости серокаменного и краснокирпичного пуританского Бостона в Массачусетсе. С Джейми около тлеющего торфяника в камине, когда старый лаэрд уже ложился спать, Рори посещал Канары, и Мадейру, и Азорские острова; а когда мальчик подрос, Джейми познакомил его с портовыми тавернами Бристоля, Кардиффа и Ливерпуля и с публичными домами Порт-Рояла и Нового Орлеана, хотя мальчик никуда не выходил дальше кухни замка Сакс. Он учил его драться на кулаках до тех пор, пока в деревне Сакс не осталось ни одного парня, который мог бы выстоять против молодого Рори Махаунда. Он учил его ставить силки на кроликов, убивать птиц из рогатки, умудряться стряпать из скудной провизии на замковой кухне. И когда Рори стукнуло пятнадцать, именно старик Джейми рассказал ему, что именно деревенские девчонки хранят пуще драгоценностей у себя под юбками и как наилучшим образом их задобрить, чтобы они с этим расстались. Короче, Рори был способным учеником, говорил с Джейми по-арабски, чем вызывал сильное отвращение у лаэрда, силой доказывал свою правоту среди деревенских мальчишек и в особенности преуспел по части задирания юбок в густом кустарнике. Теперь, возвращаясь с похорон отца, Рори обдумывал еще одно отцовское наследство, хотя и косвенное. Это было письмо от брата отца из Ливерпуля, которое было получено за неделю до смерти старого лаэрда. Да еще билет на почтовую карету из Глазго до Ливерпуля, которым он так и не смог воспользоваться, потому что кто же оставит умирающего отца, даже если всегда его ненавидел? Но теперь билет мог пригодиться. Эх, да теперь его ничто не остановит. Джейми Макферсон сможет пойти жить к своему сыну, что он давно и хотел сделать, а что касается Рори — ему наплевать на Сакс: остатки крыши замка пусть рушатся, а сам замок пусть разваливается на куски. Глаза б его больше не видели. Никогда!

Они с Джейми прочли это письмо столько раз, что он помнил его наизусть. Это было первое и последнее письмо, которое он когда-либо получал, так что оно стало важной вехой в его жизни. А теперь важность его еще больше возрастала. Дождь заливал ему глаза, вода хлюпала в башмаках, а он вслух повторял каждое слово, написанное неразборчивым косым почерком.

Ливерпуль 2 марта 1803 г.

Джейбез Килбэрни Маккаэрн

Дорогой племянник Родерик!

Я прослышал от Джейми Макферсона о болезни твоего отца, и, хотя мой брат и я не разговаривали много лет, я не думаю, что эта вражда должна распространяться и на тебя, его сына и моего племянника, с кем у меня никогда не было никаких ссор.

Как я понимаю, ты достиг совершеннолетия, а Сакс — не место для парня с твоими способностями. После утраты семейных денег из-за глупой и упрямой поддержки твоим отцом Чарльза Эдварда Стюарта, внука Иакова II, вряд ли что осталось от Сакса.

Оставив все претензии называться джентльменом и занявшись торговлей, я считаю, что быть богатым купцом гораздо лучше, чем жить обнищавшим аристократом, и советую такой же образ действия тебе. Сейчас я являюсь старшим компаньоном «Маккаэрна и Огилсви» в Ливерпуле с многочисленными процветающими предприятиями, не последним среди которых является прибыльная торговля рабами между Африкой и Американской Вест-Индией.

Если ты решишь порвать с истасканным пэрством своего отца и загоришься идеей стать, со временем, преуспевающим купцом, предлагаю тебе приехать в Ливерпуль, воспользовавшись вложенным билетом на почтовую карету, и заняться этим делом. Тебе необходимо начать с самого низа и самому пройти весь путь в соответствии со своими заслугами, надеясь в своем продвижении не на меня, а только на собственные силы. Я не верю в кумовство и точно так же буду относиться к своим собственным сыновьям, когда они станут достаточно взрослыми, чтобы войти в дело.

С этой целью я резервирую за тобой место суперкарго на корабле «Ариадна» под командованием капитана Спаркса. Учитывая, что неделя уйдет на то, чтобы это письмо пришло в Сакс, еще неделя — на то, чтобы ты принял решение, и еще одна неделя — на твое путешествие в Ливерпуль, ты должен быть здесь за неделю до отправки корабля — 30 марта.

Я бы хотел, чтобы ты не появлялся в моем доме, а лучше всего — у меня в конторе, где можно распорядиться о твоем постое вместе с фабричными клерками. Зная о состоянии твоих финансовых ресурсов, я возьму на себя смелость поместить морской сундучок со всем необходимым для путешествия на борту «Ариадны».

Твой дядя

Р. S. Как видишь, я сменил имя с Махаунда [1] на Маккаэрна. Это было имя моей матери. Из-за неудачного созвучия имени Махаунд я и тебе советую сделать то же самое.

Рори все еще размышлял над письмом, когда возвратился в Сакс, холодный, мокрый, ругая себя и весь свет. Он пробрался через огромные залы замка, стоящие под открытым небом с рваными, насквозь промокшими гобеленами, которые все еще свисали с каменных стен; с завалами из поломанной и брошенной мебели и с сорняками, растущими в выщербленном каменном полу. Затем, пройдя через длинный крытый коридор с такой низкой крышей, что ему пришлось наклониться, и с такими узкими стенами, что они едва вмещали его широкие плечи, он оказался в кухне, одной из немногих комнат с целой крышей и не тронутой разрушениями. Тусклый свет, проникающий через глубокие и узкие щели окон и воюющий с торфяным дымом, едва освещал комнату; но в камине у Джейми Макферсона щедро горел огонь, на каминной полке кипел чайник, и горшок на крюке посылал клубы ароматного пара.

— Э-э, дружок, мой бедный, бедный мальчик. — Джейми приковылял к Рори и размотал набухший плед с шеи. — До ниточки промок ведь, так и умереть недолго.

Он проводил Рори к стулу с высокой спинкой, стоявшему у огня, силой усадил его, стянул мокрые башмаки и поднял ему ноги в шерстяных чулках на каминную решетку.

— Ну, а теперь отдыхай, пока старик Джейми не приготовит тебе чашку чая и не согреет твой живот кашей.

— Чай, Джейми? — Рори уставился на старика, раскрыв рот. — С каких это пор в замке Сакс появился чай?

— Его прислала миссис Шонесси, чтобы подбодрить тебя после похорон. Пусть она папистка и ирландка, которую можно пинать ногами, но старая растяпа хотела, чтобы ты выпил чашечку чая, у нее золотое сердце. А я добавил в кашу немножко бекона, чтобы он прилип к твоим ребрам. Ну, а теперь расскажи мне о похоронах.

— Наконец-то старик Махаунд, — Рори выделил последнее слово — на глубине шести футов.

Он вытянул пальцы ног ближе к огню, шерстяные чулки задымились.

— Он умер и похоронен, а о мертвых плохо говорить нельзя, ведь? — Джейми скорбно покачал головой.

— Но я ведь ничего плохого и не сказал. Он был старый Махаунд, а я теперь молодой Махаунд. Он мертв, но скорби я не испытываю. Джейми, я уезжаю в Англию завтра утром!

— Я надеялся на это. — Джейми положил половником кашу на доску и стал рыться в буфете в поисках деревянной ложки. — Доедешь к своему дяде Джейбезу, я полагаю. Что ж, это самое правильное решение, милорд. Но не в его изысканный особняк, Джейми. Похоже, я не на столько хорош, чтобы вращаться в кругу его семьи. А что это еще за «милорд», Джейми?

— А разве нет? Разве ты теперь не сэр Родерик Махаунд, барон Саксский и лаэрд Килбэрни?

— Нет. По крайней мере, не собираюсь им быть. Сэр Родерик… а большой палец на ноге из носка выглядывает? Барон Саксский… а в мошне три фунта? Лаэрд Килбэрни, который ест кашу с доски деревянной ложкой и думает, где бы взять добавки? Нет, Джейми, я другого поля ягода, но на Маккаэрна имя свое я менять не буду. Я был порожден дьяволом. Махаундом был, Махаундом и останусь. Теперь послушай меня, Джейми.

Старик стоял перед ним руки в боки.

— С каких это пор, будь ты Люцифер или сам архангел Михаил, ты приказываешь мне тебя слушать? Съешь-ка кашу сначала, и пусть она заполнит твой болтливый рот. Я тебя вырастил и выслушаю тебя, когда буду к этому готов. Значит, ты отправляешься в Ливерпуль, покидаешь родные края. А что станет с бедным стариком Джейми, хотел бы я знать!

— У тебя уже несколько месяцев пятки чешутся пойти жить к своему сыну. Сам знаешь, в коттедже у него гораздо удобнее, чем в этих развалинах, и тебе не придется ухаживать за мной.

— Как будто мне от этого много хлопот.

— У тебя и фартинга не было за все эти годы. А теперь, Джейми, с этой минуты я лаэрд, а ты слушай. Тут есть две дойные коровы и свинья, которая только что опоросилась. Одна корова — твоя вместе со свиньей и поросятами. Забирай их к сыну, чтобы ты от него не зависел. Одежда на мне есть, да еще три фунта.

— Да еще десять шиллингов, — добавил Джейми. — Вот.

Он достал жестяную кружку с верхней полки буфета и высыпал содержимое на ладонь.

— Они твои. Иногда я продавал яйца или кусок бекона, обкрадывая старика лаэрда, а все накопленное складывал сюда. Бери, они твои!

— Так ты присмотришь за животными?

— А как же. Представить себе не могу, чтобы ты приехал в Ливерпуль со свиньей или выводком поросят. Когда отправляешься?

— Утром. Я говорил с Дейви Кемпбеллом перед похоронами, завтра он на своей телеге едет в Доун. Выезжает он на рассвете, а я должен встретиться с ним у моста. А из Доуна я на своих двоих пойду в Глазго.

Он покончил с кашей и встал, чтобы положить доску на стол.

Старик кивнул головой в знак согласия. Он любил этого парня. Рори значил для него больше, чем его собственный сын, потому что он вынянчил его с того самого дня, когда отнял его от груди умирающей матери. Он оглядел Рори, который стоял сейчас перед ним в отсветах огня, и поднял голову, чтобы увидеть его всего, охватить его целиком еще раз. Да, это был сильный, высокий и мощный парень, ему бы еще парочку годков, и он бы еще подрос и возмужал.

Кровь викингов, доставшаяся ему от матери, проявилась ярче, чем его шотландская кровь. Он был выше Джейми на две головы, даже стоя в носках, а его тень от огня вытянулась по полу и вверх по побеленной стене, как тень великана. Волосы его были цвета спелой пшеницы, прямые и длинные, завивающиеся внутрь там, где достигали шеи, наподобие золотой каски. Темные брови, кончики которых поднимались, как крылья, нависали над голубыми глазами, такими темными, что они казались почти фиолетовыми, что усиливалось черными, как сажа, ресницами, которые так неожиданно контрастировали с его светлыми волосами. Нос был коротким, с широкой переносицей и прямым, пожалуй, даже слишком широким из-за больших ноздрей, что придавало мужественность его лицу, тогда как губы, слишком изогнутые, слишком широкие и слишком чувственные, ослабляли это впечатление. Подбородок был квадратным, с ямочкой посередине и совершенно без растительности, ни намека на бороду на гладкой коже. Хотя уши были спрятаны под прядями волос, Джейми знал, что они были маленькими, прижатыми к голове и выглядели совершенно непропорционально по сравнению с колонной шеи, которая пропадала в вороте грубой рубахи. Под рубахой, Джейми знал, у парня были сильные мускулы, грудь колесом, узкая талия и твердый, упругий живот. Что было ниже живота, он не знал, так как теперь парень стал взрослым мужчиной и больше не приходил одеваться перед огнем, но он слышал сплетни, что молодые дочки батраков все поголовно гонялись за парнем, что доказывало, что он был с лихвой наделен тем, что может удовлетворить любую женщину. Что ж, это будет и благословением и проклятием для парня; благословением — потому что он сможет доставить удовольствие всем женщинам, а проклятием — потому что они никогда не оставят его в покое.

— Значит, завтра? — спросил Джейми, как будто не было ничего естественней, как отправляться в Англию поутру. — Постараюсь приготовить тебе хороший завтрак, и, похоже, больше я тебя не увижу.

— Очень может быть, что так, Джейми, но я никогда тебя не забуду. Ты баловал и портил меня, шлепал по заднице, когда я того заслуживал. Ты научил меня драться, браконьерствовать, и, хотя ты никогда и не помогал мне в этом, я научился тискать девок, слушая твои рассказы. Ты много сделал для меня, Джейми, а я так мало могу сделать для тебя. Бери отсюда все, что хочешь. Не бог весть что, но горшки и сковороды да пару стульев ты можешь взять.

— Я позабочусь о себе, — кивнул Джейми, — и замок незачем будет запирать. В нем нет ничего, что понадобилось бы даже самому бедному батраку. Но вот еще что.

Он вопросительно посмотрел на Рори.

— Здесь две коровы, а ты сказал мне — взять одну из них. Как насчет другой?

Рори застенчиво улыбнулся, и кровь бросилась ему в лицо.

— Вторая для Мэри Маклеод.

— У нее такой большой живот, что она даже к ткацкому станку не подойдет. Это ты ей помог, надо полагать? — Джейми старчески захихикал, стуча культей по каменным плитам.

— Да, я, — хвастливо сказал Рори. — Она будет счастлива вырастить маленького Сакса. Умоляла меня жениться на ней, да, прекрасно зная, что я ни в ком из ее отродья не признаю Махаунда. Пусть утешится коровой, а если будет мальчик, надеюсь, он будет похож на меня, Джейми.

— Сейчас в деревне три карапуза, и все с желтыми волосами и такими же вздернутыми носами, как у тебя. Тебе видней. — Джейми влепил кулаком одной руки по ладони другой, как будто сам для себя решил важный вопрос— Во всем виновата твоя юбка.

— Вот эта бедняжка? — Рори провел рукой по изорванному краю юбки.

— Эта-эта, — кивнул Джейми энергично, — когда мужчина носит бриджи, ему требуется время, чтобы расстегнуть все пуговки и шнурочки. Ну, а в юбке: задрал ее вверх — и минутное дело, будь то в спальне или под кустами. Да, Рори, малыш, юбки нанесли такой урон шотландским девушкам, что Махаунду и не снилось.

— Юбка или бриджи, Джейми, не имеет значения, к концу года может появиться еще пара или тройка таких, как Мэри Маклеод. Если Мэри Маклернен, Мэри Макдональд и Мэри Дункан — все начнут надуваться, будешь знать почему. Имя Мэри, похоже, вплетено в мою судьбу, Джейми.

— Ты повеса и распутник, Рори, мой дружок. — Слова Джейми скорее свидетельствовали о гордости, чем об осуждении. — Полагаю, по всему пути до Ливерпуля будет тянуться след из блондинов с плоскими носами.

— Если только карета будет останавливаться.

Рори стал расстегивать потертые серебряные пуговицы своего старого зеленого вельветового жакета.

— А теперь я ложусь спать. Я возьму свечу, чтобы еще раз перечитать письмо от дяди. Надеюсь, что я пока еще не опоздал. «Ариадна» отправляется в плавание примерно через неделю, и мне хотелось бы попасть на нее.

Рука Джейми задержалась на руке Рори, когда он отдавал ему свечу.

— Ты хороший парень, Рори, но горячий, и женщины запросто могут накликать на тебя беду.

Рори рассмеялся.

— Я еду в Африку, Джейми, где все девушки черны, как уголь; и уверен, что ни одну из них не зовут Мэри, так что тебе не о чем беспокоиться.

— Черные ли, белые ли, они будут женщинами, а ты — Рори Махаунд, и они будут гоняться за тобой.

Рори открыл дверь маленькой спаленки, выходящей в кухню, и поежился от волны холодного воздуха, ударившей ему в лицо.

— Пусть гоняются, Джейми. Надеюсь, они будут бегать быстрей меня. Спокойной ночи.

Джейми мгновение стоял, не шевелясь, после того как Рори закрыл дверь, затем опустился на колени, упершись локтями в сиденье большого стула.

— Боже милостивый, — молился он, — спаси и сохрани этого мальчика.