Рори и Альмера все еще сидели за завтраком. В это время дня Рори наслаждался особенным удовольствием. Ночью страсти были полностью растрачены, и он чувствовал приятную слабость и в душе и в теле. Жалюзи были открыты, и прохладный бриз врывался, лаская его кожу наравне с мягкими пальцами Альмеры.

Рори был удивлен тем, что Альмера так часто говорила о Мэри. Странные узы возникли между двумя женщинами — узы, которые ощущал Рори, уходили корнями в него самого. Альмера жила лишь для того, чтобы служить ему. Она получала удовольствие, унижаясь перед ним. Мэри, наоборот, получала, казалось, особое удовольствие, ненавидя его, и в те редкие моменты, когда они виделись, пыталась унизить его.

Сегодня утром Альмера озадачила Рори вестью о том, что Мэри — принцесса Ясмин, как она звала ее, — хочет, чтобы Альмера отправилась с ней в Англию. Ей было неудобно, по словам Мэри, возвращаться без прислуги, но ей чертовски не хотелось везти с собой какую-нибудь толстогубую черномазую бабенку.

Рори долго смотрел на Альмеру, как всегда восхищаясь ее красотой. Хотя он часто принимал ее внешность как должное, он никогда не забывал, что она была одной из самых красивых женщин, когда-либо встречавшихся ему. Темно-оливковый цвет ее кожи, чернота волос, блеск ее карих глаз нравились ему гораздо больше, чем мертвенная бледность англичанки Мэри.

— А ты хочешь поехать, моя маленькая сборщица фиников с высокой пальмы?

Она покачала головой:

— Лучше бы мне поехать с моим господином, неважно куда.

— В этот раз я не могу взять тебя с собой, голубушка.

Ее рука, скользкая от мускусного масла, водила по причудливому узору складок у него на животе.

— Тогда позволь мне поехать с принцессой Ясмин.

— В Англию?

— Да, в Англию, где бы она ни находилась. Но не навсегда, мой повелитель. Не навсегда! Я вернусь, когда вернется мой повелитель, чтобы снова быть с ним. Я смогу разговаривать на его языке, и тогда смогу стать больше, чем его спутницей. Сейчас я даже не могу говорить с моим господином на его родном языке. Я просто бедная, невежественная девушка.

Рори улыбнулся.

— Тебе нет нужды говорить по-английски, Альмера. Я люблю тебя такой, какая ты есть.

Теперь была ее очередь улыбнуться.

— Ты впервые сказал, что любишь меня, мой повелитель. Я благодарна. Я знаю, что доставляю тебе удовольствие в постели, но я могу дать тебе больше. Тогда ты сможешь обсуждать со мной свои планы. Я бы смогла помогать тебе, если б съездила в Англию и стала бы больше походить на принцессу Ясмин.

— Не дай Бог!

Но, говоря это, Рори думал про себя, что, возможно, это и выход. Его волновало то, чем будет заниматься Альмера, когда он уедет. Он не мог оставить ее одну во дворце в Танжере. Он не мог отослать ее в Гори с Мансуром, потому что она была женщиной не из гарема Мансура, и по той же причине он не мог вернуть ее Бабе. Без него ей не оставалось места ни в Марокко, ни в Сааксе, ведь тогда она станет женщиной без мужчины, рабыней без господина. Почему бы не разрешить Мэри взять ее в Англию? Там она научится английскому языку и английским манерам, а когда Рори вернется из Вест-Индии, он сможет послать за ней. После подготовки в Англии она может стать ему не только спутницей, но и другом. Аллах! Он даже сможет жениться на ней. Он дал свое согласие, продолжая ломать голову, почему же Мэри хотела взять ее с собой, будет ли она добра с Альмерой. Альмера благодарно улыбнулась.

— Млика пришел. — Слова донеслись через кедровые доски двери.

Рори позволил ему войти, потому что, хотя Млика и не был евнухом, он знал все секреты гарема Рори, в особенности теперь, когда он состоял только из Альмеры. Черный великан закрыл за собой дверь, а Альмера набросила на себя шелковую паранджу и скромно прикрыла Рори простыней.

— Синьор Вольяно ожидает вас внизу, милорд. — Млика отвел глаза от Альмеры. — Эмир Мансур ходит взад-вперед по своим апартаментам, спрашивая, готовы ли вы. Шейх Слайман уехал осматривать караван рабов из Мекнеса, а я, милорд, видеть битый час за дверью и ждать ваш вызов.

— И еще подслушивая, мне сдается, — усмехнулся Рори.

— Дверь тонкая, милорд, я и слушаю, хотя трудно, когда милорд говорит шепотом со своей женщиной, а она отвечает не словами, а жестом. Трудно Млике слышать жесты.

— Ты ее в краску вогнал, черный негодяй. Уходи немедленно! Проси Мансура прийти сюда, пока я одеваюсь. И скажи этому итальянскому иуде, который, видимо, придумал новые способы, как прибрать наши деньги, что Мансур и я примем его через несколько минут; потом разбуди Тима и скажи ему, что он больше не изнеженный племенной жеребец из Базампо и ему предстоит важная работа. Млика вышел, и Рори сбросил с себя простыню. Альмера почти закончила его одевать, когда вошел Мансур. Юноша растет и с каждым днем становится красивее, думал Рори. За последнее время они еще больше сблизились, и взаимоотношения между ними стали почти такими же тесными, как между ним и Бабой. Рори доверял юноше и знал, что Мансур высоко ценит его.

— Я суммировал все счета, — сказал Мансур, — и у нас останется достаточно денег, чтобы заплатить за корабль, команду и рабов. Но нам придется туго с покупкой продовольствия.

— Разве ты забыл про лепту Тима?

— Нет. Тим — настоящий друг. Но сначала я должен отнести все это золотых дел мастеру, взвесить и обменять на деньги. С его вкладом нам хватит, если только этот вшивый итальянец не додумался до нового способа, как потратить наши деньги.

— Скорей всего, додумался. Можешь не сомневаться. Иначе он не ждал бы нас сейчас внизу. — Рори поправил полы своего халата засунул ноги в желтые бабуши и легонько похлопал Альмеру. Он сделал знак Млике сопровождать его и Мансура.

— Пойдем, малыш, посмотрим, что еще хочет этот хитрый итальянец.

Не сразу узнали они в смуглом мавре, сидящем во дворе, того же самого человека, который накануне предстал перед ними в европейской одежде. Но это был он: улыбка Вольяно была такой же вкрадчивой и заискивающей, как всегда. Он встал на колени и согнулся, касаясь головой тротуара.

— Мои повелители эмиры. — Тон его был крайне раболепным. Взглянув вверх и заметив, что Тим тоже подошел, он опять сделал селям — И ваше полувеличество.

Все трое приветствовали его краткими кивками.

— Сегодня утром, если не возражают мои повелители, я покажу вам капитана вашего нового судна, а потом вашу каманду. Я взял на себя смелость просить ваших конюхов седлать коней и даже коня вашего черного раба, которого вы везде берете с собой.

— И сколько это все будет нам стоить? — спросил Мансур.

Вольяно развел руки ладонями вверх, чтобы свести до минимума свой ответ, и пожал плечами.

— Всего небольшой бакшиш стражникам капитана и еще чуть-чуть охранникам матросов. Они из кожи вон лезли, чтобы помочь вам, и их просто необходимо отблагодарить. Правда?

Он забрался на своего белого мула и сделал знак всем следовать за ним.

Вновь они поднялись на холм, который был увенчан касбой, но, не доезжая небольшой площади перед дворцом губернатора, они свернули и поехали по узкому переулку, который привел их к двери из толстых прутьев. Сутулый воин в испачканном грязью халате, ворча, поднялся с булыжной мостовой, но когда увидел лицо итальянца под капюшоном, стал торопливо открывать дверь, чтобы впустить их внутрь. Он даже вызвался охранять их лошадей, пока они будут внутри. Следуя за Вольяно, все спустились на несколько ступенек в большой зал, наполовину освещенный окнами, расположенными высоко под потолком. На полу сидела группа воинов, их длинные ружья стояли рядом; один из воинов, злобного вида старик с редкой бородой, встал и пошел навстречу по замусоренному полу.

Вольяно кратко представил гостей, подчеркнув титул Рори, а также титулы Мансура и Тима. Старик оказался главным стражником губернаторской тюрьмы, по имени Юсоф бен Мактуб.

— Аселяму алейкум! Он ждет вас. — Старый шайтан пересек комнату и поднял кусок грязной холстины, закрывавшей нишу. Узкое пространство ниши было освещено углубленным окном с решеткой.

Рори открыл рот от изумления.

Человек, висевший в нише, был высокого роста и когда-то сильным, но теперь тело его было так истощено, что можно было сосчитать каждое ребро. Он висел, подвешенный за один палец, на веревке привязанной к потолку, едва касаясь пола пальцами ног. Широкий пояс вокруг его узкой талии держал цепь, с которой свешивалось тяжелое чугунное пушечное ядро. Палец, на котором он висел, стал багрового цвета и опух; голова неестественно свесилась вниз, глаза были закрыты, чтобы не видеть миску с кускусом, блюдо с фруктами и плошку с водой, стоявшие на полу вне его досягаемости.

Старик Юсоф указал на него пальцем со сломанным почерневшим ногтем.

— Капитан Портер, — прохрипел он. — Американец. Ему не нравится еда, которую мы ему даем, и он швырнул миску в охранника. Поэтому мы решили наказать его.

— Чертовы отбросы… — прозвучали английские слова из распухших губ, но глаза так и не открылись.

— Это уж точно. — Юсоф, который, по всей видимости, понимал по-английски, ткнул капитана пальцем в ребра. — Но какие замечательные отбросы — прямо со стола губернатора.

— Да еще с соплями какого-то сукина сына охранника.

Ладони Юсофа были подняты кверху, и он сделал просительный жест, как бы открещиваясь от всех обвинений.

— Ай, что за упрямый человек! Почему не примешь Ислам и не станешь свободным?

— В этом нет надобности, — сказал Рори по-английски, — если он послушает меня.

Голова поднялась, глаза медленно открылись и с трудом остановились на Рори.

— Ты первый ублюдок, от которого я услышал цивилизованное слово. Кто еще такой?

— Со временем я отвечу на этот вопрос— Рори, разговаривая с пленником, одновременно сделал знак Юсофу. — Снимите его. Я не могу разговаривать с человеком, вздернутым таким образом. Вы снова можете вздернуть его, если он не будет меня слушать, но пока снимите его.

— Ему еще причитается двадцать ударов после полудня.

Юсоф, казалось, сожалел, что ему отказывают в этом удовольствии.

— Может, мне сейчас ему всыпать, перед тем как снять его?

— Если он послушает меня, его не надо будет сечь. А если придется снова вздернуть, всыплешь ему пятьдесят.

— Аллаху акбар, — сказал Юсоф в восхищении.

Пришлось вставать на табуретку и перепиливать веревку тупой турецкой саблей, но в конце концов веревка поддалась, и несчастный рухнул на пол. По просьбе Рори был развязан и пояс, и капитан был освобожден от чугунного гнета. Несмотря на свалявшиеся лохмы волос и кишащую паразитами бороду, Рори смог разглядеть что человеку было около тридцати лет.

— Вы были капитаном корабля? — спросил он.

— Был и есть. — Портер сделал усилие и поднялся на ноги, одновременно стараясь прикрыть свою наготу неповрежденной рукой. — Капитан корабля «Джуно» из Салема, штат Массачусетс, Соединенные Штаты Америки, и хотел бы вернуться туда, а не оставаться в этой поганой дыре.

— Тогда, если ваш здравый смысл равен желанию выбраться отсюда, мы могли бы поговорить о деле, я и вы. Мне нужен капитан судна. Вы — капитан. Я предлагаю вам свободу, а также ванну, парикмахера и достойную пищу для начала.

— Черт возьми! Вы искуситель, но в чем подвох? Никто в этой богом забытой стране никогда никому ничего не предлагает за просто так.

— Я тоже, — ответил Рори учтивостью на грубость собеседника. — Я хочу, чтобы вы в целости доставили мой корабль через океан и причалили в Тринидаде. Вы можете это сделать?

— Да, если захочу, и нет, если не захочу.

— Вздернуть его опять, — сказал Рори Юсофу и показал на болтающуюся веревку. — Зачем же ждать полудня с ударами? Я останусь здесь и понаблюдаю.

— Минуточку! — Портер стал чуть учтивее. — Предположим, я переплыву на вашем корабле через Атлантику и причалю в Тринидаде. Что потом? Я останусь рабом?

— Нет, у вас будет выбор. Вы либо сможете вернуться в свои Соединенные Штаты, либо остаться со мной, если мы сработаемся. Мы будем перевозить партию рабов, и вы получите обычный капитанский процент от доходов. Вы не знаете меня, а я не знаю вас. Мы можем возненавидеть друг друга. И наоборот, мы можем стать друзьями. В вашем положении, думаю, вам лучше попытать счастья со мной, чем вновь оказаться вздернутым. Я слышал, — Рори решил наврать с три короба, — что белые евнухи в большой цене в Блистательной Порте, именно эту участь они вам и уготовили. Немногие выживают после операции: когда вам отрежут яйца, можно потерять много крови.

— Или потом пожалеть, что не потерял. — Портер, опираясь одной рукой о стену, сделал шаг к Рори, встав так близко, что Рори чувствовал зловонный запах, исходящий от его грязного тела.

— Вы ведь не один из этих вонючих мавров?

Рори рассмеялся ему в лицо:

— Никогда не встречал мавра, от которого бы так воняло, как от вас.

— Ведь не мавр?

— Нет, только по убеждению. По убеждению я эмир Сааксский, брат султана Сааксского и его высочества здесь, — он показал на Мансура, — тоже эмира Сааксского. Я также Родерик Махаунд из Шотландии, барон Саксский, хотя это вам ничего не скажет.

— Значит, вы не настоящий мавр?

Рори отрицательно мотнул головой.

Портер стал внимательно разглядывать Рори.

— Что ж, я могу поставить свой жребий и на вас. По крайней мере спасу свои яйца, хотя здесь они мне совершенно не понадобились. Возможно, я и прыгаю с раскаленной сковородки прямо в огонь, но, по крайней мере, так я останусь мужчиной, хоть и превращусь в пепел. Что бы вы мне ни предлагали, хуже этого места не найти.

— Тогда пошли со мной.

— Прямо так, голым?

Рори сорвал кусок холстины и дал его Портеру. Пока тот накручивал его себе на талию, заговорил Вольяно:

— Мы сможем за ним вернуться. Сейчас нам нужно выйти из этих стен, чтобы осмотреть остальных пленников — матросов.

— На сегодня я насмотрелся тюрем, — замотал головой Рори, доведенный до тошноты увиденными страданиями, зловонием и унижениями. — Вы пойдете с Мансуром и Тимом. Скажите морякам, что, если они предпочитают свободу рабству здесь, пусть выбирают. Пусть те, кто хочет поехать с нами, получат жилье и еду и отдохнут в бараках с рабами, но следите, чтобы с ними хорошо обращались. Договоритесь с синьором Вольяно. Я забираю капитана во дворец. Мне надо поговорить с ним.

Млика уступил Портеру свою лошадь и затрусил рядом с почти голым белокожим всадником. Когда они достигли сааксского дворца и тяжелые двери отворились, они вошли внутрь, но прежде чем двери на улицу закрылись, Рори сорвал с Портера холстину и выбросил ее на улицу. Рори шел впереди, Портер следовал за ним, а Млика замыкал шествие. Так они поднялись в апартаменты Рори, и хозяин указал в сторону ванной комнаты.

— Выскобли его, Млика, а я подожду его здесь.

— Черт, я могу и сам помыться, — впервые за все время Портер улыбнулся. — Всегда раньше так делал и никогда не нуждался в помощнике.

— Лучше вам к этому привыкнуть. Иначе зачем нам рабы. Пока вы здесь, у вас будет возможность воспользоваться их услугами. В этой стране либо вам прислуживает раб, либо вы сами — раб. Рабом вы уже побывали, теперь узнаете, что значит быть человеком.

Рори смотрел, как они входят в ванную, видел, как упала занавеска в дверях. Он сел на диван и откусил от тамаринда, оставленного на подносе после завтрака.

Что-то восхищало Рори в этом человеке. Несмотря на свое положение, он не стал подобострастным. Он не молил об освобождении, ничего не обещал. Рори уважал его, нет, даже ощущал ростки симпатии к нему. Он нуждался в этом капитане и был настроен во что бы то ни стало заполучить его. Рори уверился в своей власти над людьми. Он понимал, что его внешность и тело привлекали женщин. Он знал также, что что-то в его личности привлекало и мужчин. Альмера, даже Мэри капитулировали перед его телом, а многие страстно желали и домогались его. Баба, Тим, другие мужчины пленились его очарованием. Верно, он неосознанно пользовался своей властью, чтобы добиться подобных результатов; наоборот, он даже и не подозревал о ней, и мог, положа руку на сердце, сказать, что платил людям за всю их любовь взаимностью. Но теперь, осознавая свою власть, он намерен был использовать ее, чтобы склонить на свою сторону Портера. Весь успех авантюры зависел от этого. Какое-то шестое чувство подсказывало Рори, что Портер был хорошим капитаном.

Сейчас, ожидая, когда капитан восстановит хотя бы часть своего человеческого достоинства, Рори начал понимать изощренную психологию Вольяно. Он подверг капитана пыткам, морил его голодом, унижал, издевался над ним, наказывал плетьми и мучил его так, чтобы тот готов был обменять свою жалкую участь на что угодно. Теперь Рори следовало предложить ему совершенно противоположное обращение и тем самым приворожить его к себе. Мавританские тюремщики морили его голодом, а Рори накормит его; они унижали его, держа в грязи и скотстве, а Рори окружит его удобствами и комфортом. Это была дешевая цена за лояльность человека.

Плесканье в ванной прекратилось. Последовал звук ритмичных шлепков рук Млики по обнаженной плоти капитана. Ноздри Рори поймали сильный запах мускуса; значит, Млика взял собственное масло Рори, чтобы сделать более упругой кожу бедняги. Затем Рори услышал, как Млика точил бритву, а потом шлепал ногами по изразцам, брея капитана. Наконец Млика поднял занавеску, и вошел Портер, одетый в кафтан из тонкого белого шелка, в желтых бабушах на ногах.

Хотя морщины страданий еще не исчезли с его худого лица и тонкий шелк не скрывал его изможденного тела, на Рори глядел другой человек. Исчезла свалявшаяся борода и колтун в волосах. Он был чисто выбрит, и Млика зачесал его черные волосы назад, равномерно уложив по всей голове. Первое предположение Рори относительно его возраста оказалось правильным. Капитану было около тридцати, он был приятной наружности, с орлиными чертами. Как ни странно, он скорее напоминал мавра, чем англичанина, своим темно-медным цветом кожи, черными волосами, высокими скулами и орлиным носом с тонкими ноздрями.

Портер остановился на полпути и склонил голову набок, слушая, как Млика шептал ему, приказывая поклониться.

Рори вмешался:

— Селям необязателен между нами, когда мы наедине. В присутствии других, пока мы находимся в Африке, это будет необходимо, потому что здесь я эмир, а вы все еще раб, фактически мой раб. Теперь, однако, когда мы наедине, давайте поговорим без формальностей, как будто я не господин, а вы не раб.

Рори указал на подушку рядом с диваном. Палец, приложенный рту, и кивок Млике были знаком для негра-великана, и тот бросился за едой.

— Сначала позвольте поблагодарить вас. — Портер сел лицом к Рори. — Если со мной больше ничего не случится, кроме этой ванны и бритья, я всегда буду благодарен вам, сэр.

— Значит, вам понравилось, когда вас моют?

— У вашего негра волшебные пальцы. Я снова почувствовал себя человеком.

— И вы, должно быть, голодны. Я заказал еду. Ваша фамилия Портер — капитан Портер, но я не знаю вашего имени.

— Джихью.

— Тогда я буду звать вас Джихью. Пока мы вдвоем сегодня, вы будете звать меня Рори, так меня зовут друзья, и надеюсь, вы тоже станете моим другом. Вы американец. Никогда не встречал американца. Хотите рассказать про себя?

— Прежде всего хочу сказать спасибо, Рори. Спасибо, что сняли меня с веревки и помогли стать человеком, теперь я не кажусь себе проклятой свиньей, копошащейся в грязи свинарника и питающейся помоями. — После паузы он продолжал: — Я могу многое о себе рассказать. Я родился тридцать один год тому назад в портовом городе в Нью-Гемпшире, это — штат в Соединенных Штатах. Мой отец англичанин, мать — индианка из племени мерримак. Они не были женаты. Белый мужчина не может жениться на индианке. Ведь она всего лишь удобная теплая вещь, кто думает о том, что в результате может родиться человек — полукровка. Как раз я и есть полукровка, ублюдок. Портер — это фамилия человека, зачавшего меня, ну, мать и назвала меня его именем. Меня отдали в учение, а фактически продали в рабство в белую семью. В четырнадцать я сбежал на море юнгой. Я был способным матросом и стал третьим помощником капитана. В трех разных плаваниях я свел дружбу со смертью. Второй помощник капитана был убит, и меня повысили; первый помощник капитана был смыт за борт, и я снова поднялся. Затем капитана закололи ножом в портовом борделе в Картахене, и я стал командовать кораблем. Я чертовски хороший капитан, если позволите похвастать. Команда слушается и уважает меня. Они знают, что я прошел через все испытания, какие только можно себе представить на море.

Рори кивнул, чтобы он продолжал.

— Потом во время нашего последнего плавания судно было захвачено. Я ничего не мог поделать. Нас было слишком мало, и всего одна пятифунтовая пушка на корме да шесть мушкетов. Мой второй помощник и два матроса были убиты. Я сдался при условии, что с нами будут хорошо обращаться. Хорошенькое обращение! Насколько мне известно, с моей командой обращаются гораздо хуже, чем со мной, и, видит Бог, мне было несладко. Эти сраные арабы могут так унизить человека, что он и человеком-то перестает быть и начинает ползать на брюхе, как червь.

Джихью взглянул на Рори, и глаза его сузились до щелок, пока он тщательно изучал лицо Рори.

— Но кто вы такой, сэр, и что вы делаете в этой чертовой дыре?

— Для кого чертова дыра, а для кого и нет.

Рори вспомнил все щедрые подарки, полученные им в Африке.

— А что касается меня и моей профессии, я скажу вам, когда придет время, если оно вообще придет. У меня есть корабль и партия превосходного черного мяса, но мне нужен капитан и команда, чтобы отправиться в плавание. Ваша команда будет отправлена к моему брату, эмиру Мансуру, ее переведут в чистые казармы, где они получат достойную пищу, человеческое обращение, одежду и возможность отдохнуть. Позднее у вас будет возможность поговорить с ними и убедить их плыть с вами. Каждый матрос получит такое же жалованье, которое платили ему вы, что же касается вас, то вы получите обычный капитанский процент. Мне придется держать вас под домашним арестом по двум причинам. Во-первых, вы по-прежнему являетесь рабом Шарифской империи; во-вторых, как иностранец и неверующий нзрани, в одиночку вы будете не в безопасности на улицах. В этом доме вы свободны при условии, что не будете входить в апартаменты моих женщин. У вас будет собственная комната на противоположной стороне внутреннего дворика, где вам будет удобно. Я прикажу, чтобы вам прислуживал раб. Стоит вам ударить в ладоши, и он сделает все, что вы попросите. Здесь вы мой раб, но в то же время господин. Вы даете слово, что не будете пытаться бежать?

— Бежать? Боже праведный, куда ж я убегу? Вот вам мое слово и рука, — Портер протянул руку с перевязанным пальцем, — если не будете ее слишком сильно жать. Это обещание нетрудно будет сдержать. Сейчас же у меня чертовски мало желаний: еда, несколько спелых апельсинов пожевать и чистая постель, в которой я мог бы вытянуться и поспать.

— Постель ждет вас, фрукты и еда будут поданы, а мой слуга Млика проводит вас в вашу комнату. У вас есть право входа ко мне в любое время, когда я в доме. На людях вам придется обращаться ко мне по полному званию и падать ниц. Когда одни, будем звать друг друга по именам. А теперь я прощаюсь с вами и надеюсь — вы не пожалеете о сделанном шаге.

Капитан Джихью направился к двери, где в ожидании стоял Млика. Вопрос Рори остановил его на полпути:

— Джихью, вы женаты?

— Я? Женат? Ни одна порядочная американская девушка не выйдет замуж за индейца-полукровку, а я не любитель портовых борделей, и уж тем более не собираюсь жениться ни на одной из их обитательниц.

— Значит, в Салеме, о котором вы говорили, вас ничего не держит?

— Ничего и никто! Ни жена, ни невеста, ни возлюбленная.

— Но мужчине же нужна женщина, Джихью.

— Вы чертовски правы, Рори. Иногда мне кажется, что именно индейская кровь делает меня таким горячим.

— Учитывая ваше длительное путешествие и заключение здесь, видимо, уже много времени прошло с тех пор, как вы были близки с женщиной в последний раз.

— Последний раз это было в ночь перед отплытием из Салема, когда я заплатил два шиллинга портовой девке за получасовое развлечение за тюками с хлопком на пристани. Я с нетерпением ждал визита в публичный дом в Легхорне, когда мы швартовались.

— Тогда, — улыбнулся Рори, потому что знал: то, что он собирался сказать, еще теснее привяжет капитана к нему, — вместе с пищей, фруктами и вином, я пошлю рабыню прислуживать вам. Она будет чернокожей, но хорошенькой, и, если думаете, что в вас течет горячая, красная индейская кровь, попробуйте черной африканской крови. Она в два раза горячей, уверяю вас.

— После такого предложения, Рори, человек пойдет за вас хоть к черту.

— Возможно, туда-то мы и направляемся, Джихью. Я Махаунд, корабль наш — «Шайтан», и где, как не в аду, самое место для всех нас, а, Джихью?

— По крайней мере, по дороге у нас подберется неплохая компания, а, Рори?

— Тогда первым делом займитесь черномазой девкой, которую я вам пришлю. Если она такая же, как все негритянки, она обожжет вас сильнее, чем пламень ада.