Отстранен. Это слово заставило Вистинга испытать дотоле неведомое ему волнение. Носились пустые мысли, бесформенные, ни за что не зацепиться. Вистинг сидел в кабинете с бумагой в руке и неподвижно смотрел в пустоту. Как будто его мозг хотел выиграть немного времени, прежде чем решать, как реагировать.

Чуждая ему неуверенность раздавалась внутри, как темная тень уныния. Ему казалось, что его душат. Его подташнивало, голова кружилась, он не мог ни понять по-настоящему, что произошло, ни принять этого.

Потом он встал со стула. Не стал ничего собирать, просто выключил свет и закрыл за собой дверь кабинета. На лестничной площадке пошел наверх, а не вниз. Поднялся на два этажа и вышел на веранду на четвертом.

Семнадцать лет назад и в кабинетах следователей, и внизу, в камерах арестованных, еще было можно курить, но когда Рудольфу Хаглунну нужен был перекур между допросами, они ходили сюда.

В углу стояли два стула и стол с переполненной пепельницей. Рудольф Хаглунн сидел на стуле, спиной к стене. Вистинг стоял у ограждения, на случай, если заключенный решит выбрать самый простой выход из положения.

Вистинг подошел к перилам и схватился за них. В воздухе висел мелкий дождь, он падал на лицо и прояснял мысли.

Костяшки его пальцев побелели; он пытался понять, что произошло и почему. Когда пришел результат анализа ДНК, он лишь подтвердил то, что они знали и так. Что они арестовали нужного человека. Дело было не только в ДНК-доказательстве. Он подходил под описание, которое дал мужчина на тракторе и сама Сесилия, в записи. К тому же его машина очень кстати исчезла, а алиби насчет рыбалки развалилось и ничего не стоило. Они были уверены, все до единого. Весь их опыт и здравый смысл говорили, что Рудольф Хаглунн был убийцей, но при этом они понимали, что если возникнет малейшее обоснованное сомнение в его виновности, то осудить его не получится. Вопрос заключался в том, соблазнился ли кто-нибудь из следователей возможностью склонить чашу весов в правильную сторону, подменив улику А-3 одним из окурков, затушенных Рудольфом Хаглунном в пепельнице на столе перед ним.

Вистинг отпустил перила и встал спиной к раскинувшемуся внизу городу. Решил, что совершенно необязательно обманывать самого себя. Наверное, все произошло именно так, как было написано на первой полосе газеты. Кто-то из полиции подбросил важнейшую улику.

Вистинг зажмурился, провел рукой по лицу и почувствовал, как он промок. Какое-то время он стоял с закрытыми глазами, не решаясь собраться с мыслями.

Поскольку главная улика в цепочке выпала, открывались другие возможности. Тогда результат анализа ДНК все изменил. Обширное расследование в одно мгновение сосредоточилось на одном предмете, на одной личности. Широкий спектр сузился до преследования одного человека. Время до судебного процесса было использовано на поиски того, что могло бы подкрепить обвинение. Они нашли объявления о знакомстве, размещенные Хаглунном в порножурналах, говорили с пожилой женщиной, тренером по гимнастике, которая поймала его на подглядывании за девочками в душе, нашли нераскрытые дела об эксгибиционизме, под описание подозреваемых по которым он подходил. Они не касались обстоятельств, которые могли бы говорить о невиновности подозреваемого, – например, того факта, что в его доме не было подвала, который описывала Сесилия, или того, что в его доме не нашли даже волоска девушки, которую он, предположительно, лишил жизни.

Это был выбор Вистинга. Под его ответственность. Если смотреть на дело из сегодняшнего дня, то решение об отстранении было неизбежным. С помощью новых исследований адвокат защиты показал, что ДНК-доказательство с высокой степенью вероятности было сфабриковано полицией. Чтобы полиция не утратила доверия, его, ответственного за расследование, нужно отстранить от должности. Речь шла о доверии.

И он собирался доказать, что достоин этого доверия.

Вистинг оставлял за собой мокрые следы, когда спускался вниз по лестнице. Он отпер свой кабинет и достал коробку с копиями документов по делу Сесилии. Если ему нельзя пользоваться ими в своем кабинете, он поработает дома.

Вистинг вынес коробку в коридор и плечом открыл дверь на лестничную площадку. Когда он повернулся, перед ним стоял Аудун Ветти. Молча. Не отрываясь, смотрел на коробку. Потом кивнул, как будто он был доволен тем, что Вистинг собрался и уходит.

Заместитель начальника полицейского управления подвинулся, чтобы дать ему пройти, но Вистинг остался стоять в дверях. Ему уже очень долго, целых семнадцать лет, хотелось кое-что сказать, но он сдерживался. А сейчас он высказался.

– Мы убили ее, – произнес он.

Аудун Ветти наклонил голову и смотрел на Вистинга, словно не был уверен, что расслышал.

– Мы убили Сесилию Линде, – повторил Вистинг. – Когда вы вышли к журналистам и рассказали о записи на кассете.

Ветти покачал головой.

– Вы не оставили убийце другой возможности, – продолжил Вистинг. – Ему пришлось от нее избавиться.

– Журналисты и так знали, – запротестовал Ветти. – Я только подтвердил.

– Именно это отняло у нее жизнь.

Лицо заместителя начальника потемнело. Он нахмурился, его губы сжались и затвердели.

– Он бы все равно ее убил, – почти выплюнул Ветти и протиснулся мимо Вистинга. Потом остановился и обернулся. Посмотрел прямо на него. – Прошло десять дней, а у тебя не было результатов. Я понимаю, что тебя это мучило, но не могу понять, как ты мог сфальсифицировать улики.

Вистинг молча стоял и смотрел на закрывающуюся дверь. Слова не могли отмыть его от подозрений и обвинений. Он должен был действовать, чтобы доказать свою невиновность.

Он положил коробку в багажник машины и закрепил багажной сеткой. Потом закрыл автомобиль и смотрел на окна своего кабинета, отцепляя ключ от полицейского участка от связки.

Патрульный автомобиль заехал во двор. Ворота открылись, и Вистинг пошел за ним в гараж. Он ускорил шаг; ему хотелось поскорее сдать ключи и пропуск, чтобы приступить к делу. Посмотреть на дело Сесилии свежим взглядом, с высоты семнадцатилетнего опыта.

Кабинет Кристине Тиис, как обычно, был чисто убран. Она была относительно недавно назначена на должность, освободившуюся после того, как Аудуна Ветти сделали заместителем начальника полицейского управления. Прошлой осенью она была уполномоченной по следствию в деле о найденном в закрытом на зиму летнем доме мертвом мужчине. Опыта у нее было немного, но она уверенно и надежно работала и с уголовным делом, и с прессой. Вистинг узнал ее как думающего, рассудительного человека, возможно, лучше знающего человеческую психологию, чем тактику расследования. Она определенно была способным полицейским адвокатом.

Она отвела взгляд от экрана компьютера, когда он вошел в комнату.

Вистинг положил ключи и электронный пропуск на ее письменный стол, помедлил и выложил служебное удостоверение. Эта ситуация была ей, очевидно, неприятна.

– Все в порядке, – обезоруживающе заявил Вистинг. Они оба знали, что ему остается только выполнить распоряжение Аудуна Ветти.

Кристине Тиис взяла его полицейский значок и задумчиво покрутила его между пальцев.

Вистинг пошел к двери. Кристине Тиис открыла верхний ящик письменного стола.

– Я сюда положу, – сказала она. – …пока что.

Вистинг встретился с нею взглядом, ответил ей кивком и вышел.

Прежде чем покинуть полицейский участок, он должен был переговорить с Нильсом Хаммером. С этим внушительных размеров следователем Вистинг сотрудничал наиболее тесно. Как и Вистинг, тот начал работу в отделе еще в молодости. Они нечасто общались в свободное время, и Вистинг не очень много знал о его личной жизни, но в рабочих обстоятельствах он считал Хаммера незаменимым человеком. Он был расторопен, заинтересован и подготовлен, обладал логическим мышлением и способностью к дедуктивной работе.

Дверь в его кабинет была открыта. Вистинг зашел внутрь и закрыл дверь за собой.

Хаммер поднял взгляд.

– Отлично, – сказал он. – Нам как раз нужно кое на что посмотреть.

– Я не могу…

– Сообщение о пропавшей девушке, – прервал он. – Линнея Каупанг. Семнадцать лет. Ее не могут найти с пятницы.

Хаммер протянул ему фотографию, но Вистинг лишь взглянул на нее, не став брать в руки. Юная девушка улыбалась кривоватыми зубами. Ясные темные глаза. Светлые локоны на плечах, с одной стороны заколка с небольшим темно-желтым бантом.

Что-то все равно заставило Вистинга схватить фотографию. В чертах ее лица были чистота и невинность, мысль о том, что с ней могло что-то случиться, причиняла ему физическую боль.

Он открыл рот, чтобы что-нибудь сказать. Мысли о том, как им следует взяться за дело, уже оформились в его голове, но Вистинг сжал губы.

– Я не могу… – сказал он и протянул фотографию обратно. – Тебе придется заняться этим самому.