Вильям Вистинг и Мартин Алберг каждый несли по кофейной чашке из зала для завтрака к одному из столиков в лобби. Вистинг плохо спал. Впечатления, которые подарила ему встреча с чужим городом накануне вечером, последовали за ним в сон, и он проснулся до звонка будильника.
Ровно в девять начальник уголовного розыска Антони Микулскис прошел через крутящиеся двери. На нем был открытый темный плащ, он встал, сунув руки в карманы. Литовец увидел, когда они начали вставать с мест, подошел к ним и поприветствовал сердечным рукопожатием.
– Вы хорошо спали, господа?
– Очень хорошо, – заверили оба.
– Отлично, – сказал он. – Отлично. Машина ждет.
Микулскис развернулся и вышел из гостиницы перед ними. Вплотную к тротуару стоял серый «Опель» и ждал с включенным мотором. Литовский полицейский открыл им заднюю дверь, и Вистинг увидел, как под плащом мелькнула кобура табельного оружия.
За рулем гражданской машины полиции сидел крепкого сложения мужчина. Он повернулся, кивнул и что-то вежливо сказал по-литовски.
– Куда мы едем? – спросил полицейский.
Вистинг открыл папку, в которой у него хранились самые важные документы по делу.
– Начнем с этого мужчины, – сказал он и протянул коллеге распечатку с фотографией и персональными данными мужчины, напавшего на него пять дней назад. – Валдас Муравьев.
Микулскис взял распечатку и повторил имя.
– Vilkiškės gatvė, 22, – сказал он водителю.
Мужчина с широкой шеей кивнул, и они поехали.
Центральные улицы столицы были ухоженными, с крутыми ресторанами, красивыми автомобилями и прекрасными зданиями, но всего через несколько кварталов от гостиницы городской пейзаж стал более потрепанным. Они приехали в место, напоминавшее о старом советском пригороде, и впечатление, что Вильнюс – современный город, поблекло. Контраст с богатыми и успешными людьми, которые преобладали в центре днем, становился тем больше, чем дольше они ехали.
Через десять минут застройка стала еще более разреженной.
Они проехали мимо дощатых домов, побитых погодой, участков со свалкой автомобильных деталей, временных сараев, ржавых канализационных бочек, мимо кур, гулявших и поклевывавших землю. Вот свинья рылась в куче навоза. То тут, то там висели написанные от руки таблички с предложениями о продаже различных овощей.
Через несколько километров водитель свернул с асфальтированной дороги на гравийку, окруженную замшелыми дубами. Зеленая от водорослей река текла в узкой канаве вдоль дороги.
Начальник уголовного розыска показал на группу построек, находящуюся по другую сторону открытого земельного участка.
– Вон там, – объяснил он.
Водитель снова повернул и продолжил ехать, пока хватало дороги. Перед ними находилось пять домов, окруженных непроходимыми зарослями деревьев, кустарников и высоких, до щиколотки, сорняков. Самым большим был двухэтажный дом, который в свое время был белым, но сейчас краска посерела и облупилась.
Они вышли из автомобиля. Это место было удивительно тихим и мрачным. Едкий дым из трубы одного из домов поменьше стелился понизу и висел туманом в воздухе.
За домами Вистинг заметил пожилую женщину, вешавшую на веревку постиранное белье. Антони Микулскис что-то прокричал и затем задал ей вопрос. Старушка показала на низкий деревянный дом с посеревшими от грязи окнами.
Они собрались перед домом. Лестнице недоставало нескольких ступенек, кусков перил тоже не хватало. Начальник уголовного розыска встал перед дверью вместе с водителем, а Вистинг и Алберг ждали на влажной траве.
Несколько черных птиц взлетело с дерева по соседству, когда они постучали. Вистингу показалось, что он услышал доносившийся изнутри плач младенца, но реакции не последовало.
Полицейский постучал еще раз.
Сразу после они услышали шаги, и полная женщина появилась в дверях. У нее было бледное лицо и светлые неухоженные волосы. Литовские полицейские объяснили, что они из Policijos, и показали свои удостоверения. Вистинг уловил в потоке фраз имя Valdas Muravjev.
Женщина покачала головой и бросила взгляд назад, в дом, туда, где рыдания ребенка стали громче. Потом она стала что-то объяснять, показывая на написанную от руки табличку в окне «Kambarių nuoma».
Антони Микулскис достал блокнот из кармана плаща и задал еще несколько вопросов, на которые женщина, казалось, не могла ответить. Потом ее голос стал раздраженным, она всплеснула руками. Микулскис ответил ей резким тоном, и только затем разговор был окончен уверенным кивком литовских полицейских. Женщина выразила свое недовольство еще несколькими громкими восклицаниями, прежде чем зайти в дом и закрыть за собой дверь.
– Он переехал, – объяснил Антони Микулскис. – Она живет здесь одна и сдает маленькую комнату.
Полицейский указал на табличку в окне, чтобы подтвердить сказанное женщиной. Kambarių nuoma. Сдается комната.
– Он переехал чуть больше недели назад и должен ей сто лит за четырнадцать дней аренды. Все, что она знает: он собирался искать себе работу. Сейчас она не знает, чем кормить ребенка. Комнату сдать тяжело. Отсюда в город не ходит автобус.
«Сто лит», – подумал Вистинг. Женщина сдавала комнату в своем доме чужому человеку за сумму меньшую, чем пятьсот норвежских крон в месяц. Такую же сумму он заплатил вчера вечером за вязаную куколку той девочке в переулке.
– Поедем дальше? – предложил Алберг.
Литовский полицейский попросил взглянуть на список адресов, которые они хотели посетить.
Вистинг протянул ему распечатку.
– Теодор Милош живет ближе всего, – сказал Микулскис и протянул бумаги назад. – Всего в пяти минутах отсюда.
– Давайте поедем туда, – согласился Вистинг.
Он сел назад в полицейский автомобиль и изучил фотографию коротко стриженного мужчины с широкой шеей. Теодору Милошу было двадцать четыре года, он был второй по старшинству в группе литовцев, прозванной норвежской полицией «Квартетом Паняряй», и, вероятно, главным. Именно он владел серым фургоном, на котором путешествовали литовцы, и именно он заказал паром через Балтийское море. В материалах расследования, лежащих у Вистинга на коленях, были телефонные подтверждения, помогавшие определить его положение в пространстве и времени, когда происходили события в Невлунгхавне.
Дом Милоша находился в более плотно населенной области, но и здесь упадок был очевиден. Водитель дважды свернул не туда, прежде чем остановился возле низкого кирпичного строения, спрятавшегося между несколькими раскидистыми деревьями. Несколько окон были заколочены ставнями. Крыша просела и была покрыта мхом. Списанный грузовик без колес стоял на кирпичах, сливаясь с ландшафтом. Но несколько детских игрушек, венчавших земляную насыпь, свидетельствовали, что дом все же населен.
Вистинг вышел из автомобиля и почувствовал вонь гниющих листьев и слабый запах костра.
Они подошли к дому. Серо-бурая штукатурка на фасаде обвалилась вдоль углов и карнизов. Водосточная труба болталась на восточной части крыши.
Одни из двух литых перил, ведущих вверх вдоль широкой лестницы к входной двери, почти отвалились. Полицейские перешагнули через несколько мешков с мусором, прежде чем подобрались к двери, покрытой пятнами и комьями земли.
Начальник уголовного розыска постучал.
Почти сразу же на крыльцо вышла одетая в темно-зеленый свитер молодая женщина с маленьким ребенком на руках. У нее были коричневые прямые волосы, спускавшиеся вниз по обеим сторонам лица.
Полицейский представился, и Вистинг услышал, как коллега произнес слово «Norvegija» и махнул рукой в его сторону.
Женщина кивнула, когда они спросили о Теодоре Милоше. Потом задала вопрос. Антони Микулскис ответил, они обменялись несколькими словами, и литовец повернулся к Вистингу.
– Это его сестра, – объяснил он. – Теодора Милоша нет дома. Она говорит, что он был в Норвегии, работал, но вернулся домой раньше, чем планировалось. Вчера он снова уехал.
– Как она думает, где он?
Микулскис перевел вопрос.
– Она не знает, но, возможно, он на рынке «Гарюнай».
– Воровской рынок, – прокомментировал Мартин Алберг.
– С кем он? – хотел уточнить Вистинг.
Вопрос был переадресован.
Ответ последовал незамедлительно: она не знает.
Ребенок начал хныкать. Литовские полицейские завершили беседу, Вистинг не смог уловить обычных фраз вежливости.
– Что теперь? – спросил начальник уголовного розыска, когда машина выезжала задом со двора.
– Они довольно скоро узнают, что мы их ищем, – сказал Вистинг.
– Она наверняка сейчас позвонит своему брату, – кивнул Микулскис и достал сигаретную пачку из кармана плаща. – Отправимся к последнему в списке прямо сейчас?
Вистинг согласился, вытащил из стопки на коленях распечатку из реестра с информацией на Алгирдаса Сквернелиса и протянул вперед на пассажирское сиденье. Начальник уголовного розыска сунул сигарету в рот и прикурил, прежде чем взять распечатку.
– Мы хорошо знаем брата этого парня, – сказал он и постучал пальцем по фотографии. – Он сидит в Лукишской тюрьме и ждет приговора за ограбление магазина.
Он говорил, зажав сигарету между губами и прикрыв глаза, чтобы дым не попадал в глаза и не мешал.
– Алгирдас – просто мелкий вор, пока что, – продолжил он. – Он будет разговаривать.
На магистрали они застряли за фургоном, который тянули лошади. Он был доверху нагружен соломой, и они не могли ничего поделать, пока фургон не исчез, свернув на деревенскую дорогу.
Вистинг заметил, что ни один из домов, которые они проезжали, не был пронумерован, и только на нескольких улицах он видел таблички с названиями. Следователь удивился, как водитель вообще может что-то здесь найти.
Еще через десять минут они подъехали к новому серому каменному дому. По двору были разбросаны плуги, старые моторы и запчасти от грузовиков были разбросаны. Старый велосипед был накрепко прикован толстенной цепью к ржавым воротам. В некоторых окнах горел свет, и маленькая и щуплая женщина, ровесница Вистинга, выглянула из окна, когда они парковались. У нее было узкое бледное лицо с коротким прямым носом. Прежде чем они оказались у двери, она открыла.
Полицейские представились, женщина смотрела на них голубыми, похожими на стекло глазами.
Она что-то сказала по-литовски, повернулась и со сгорбленной спиной направилась внутрь. Вистинг последовал за Антони Микулскисом через прохладный коридор, чьи темные стенные панели и обои, коричневые от ветхости, делали атмосферу мрачной. Кое-где на полу не хватало плиток, но дом казался чистым и опрятным.
Их проводили в гостиную. Комната имела оранжевые плафоны с бахромой и коричневыми следами копоти. Поблекшие желтые занавески свисали с каждой стороны окна, единственный вид открывался на другое серое каменное здание. Наверху на пустой книжной полке стояло чучело птицы, которую попытались сделать чуть более живой, приоткрыв клюв, раскинув крылья и вместо погасших глаз вставив стеклянные шарики с угрожающим блеском.
Под книжной полкой стоял большой плоский телевизор. Он сильно выделялся из удручающе старого убранства комнаты.
Женщина опустилась на диван, накрытый одеялом, подходившим к занавескам. Два литовских полицейских сели напротив нее. Больше стульев в маленькой гостиной не было, так что Вистинг вышел на кухню за табуретками.
– Это мать Алгирдаса, – объяснил начальник розыска. – Сын больше недели не появлялся дома. Он в Норвегии на работе.
– Она не знает, что сын вернулся? – спросил Вистинг.
Литовский коллега задал еще несколько вопросов. Женщина уверенно помотала головой.
– Она считает, что он по-прежнему на работе в Норвегии. Он должен был оставаться там три месяца. Он бывал там и раньше, ее сын – способный плотник.
– Расскажите ей о билетах на паром, – предложил Мартин Алберг.
Снова беседа пошла на языке, который Вистинг не понимал.
– Она думает, что он бы приехал к ней домой, если бы он действительно уже вернулся в Литву на пароме. Она стирает его одежду и готовит ему, но он нечасто бывает дома.
Женщина терал руки и продолжила говорить, раскачиваясь вперед и назад.
– Она не может понять, что такого нехорошего он сделал в Норвегии, – перевел Микулскис. – Он хороший мальчик, и она не понимает, что здесь делает норвежская полиция.
Женщина все не замолкала, литовский коллега переводил.
– Она за него волнуется. Обычно он звонит домой пару раз в неделю. Сейчас она ничего не слышала о нем с тех пор, как он позвонил и сказал, что приехал в Норвегию.
Мартин Алберг встал с места.
– Спросите, откуда у нее этот телевизор, – сказал он.
Начальник уголовного розыска пришел в замешательство. Вистинг поднял руку и попросил пока отложить этот вопрос.
– Здесь мы закончили, – заявил он.
Антони Микулскис, очевидно, был согласен. Он встал с дивана и завершил разговор с пожилой женщиной, как понял Вистинг, убеждая попросить сына связаться с полицией.
– Теперь нам нужно поесть, – решил Микулскис, когда они вернулись в машину. – Я знаю о ресторане тут неподалеку, где делают великолепный кугелис. Можем поесть и обсудить стратегию, – предложил он.
– Картофельный пудинг, – объяснил Мартин Алберг.
Звучало ужасно, но Вистинг почувствовал, что успел проголодаться.