Выйдя из здания, Эпифани и Круземарк направились к Пятьдесят седьмой улице. Я двигался прогулочным шагом по противоположной стороне авеню, держась вровень с ними. На углу Маргарет Круземарк простилась с Эпифани, нежно поцеловав ее в щеку, как тетушки, прощающаяся с любимой племянницей.

Когда зажегся зеленый свет, Эпифани двинулась в мою сторону, через Седьмую авеню. Маргарет Круземарк, лихорадочно размахивая рукой, пыталась поймать такси. Я подозвал к тротуару новенький «кэб» с включенным индикатором на крыше и влез внутрь прежде, чем меня заметила Эпифани.

– Куда едем, мистер? – осведомился круглолицый таксист.

– Хочешь получить пару долларов сверх счетчика?

– А что надо делать?

– Проследить за машиной. Остановись-ка на минуту у «Русской чайной».

Он сделал, как я просил, и повернулся, чтобы посмотреть на мои документы. Я позволил ему взглянуть на «жетон», пришпиленный к бумажнику, и сказал:

– Видишь даму в твидовом пальто? Она садится в тачку возле Карнеги-холла? Не упусти ее.

– Это пара пустяков.

Указанное такси резко развернулось на Пятьдесят седьмой улице и двинулось обратно по Седьмой авеню. Нам удалось повторить маневр, не привлекая к себе внимания, и мы тронули следом, держась за полквартала от них. Круглолицый поймал мой взгляд в зеркальце и улыбнулся:

– Ты обещал пятерку, парень, верно?

– Пятерку и получишь, если тебя не заметят.

– Я в своем деле дока.

Мы проехали по Седьмой до Таймс-сквер, мимо моей конторы, и тут первое такси свернуло налево и помчалось по Сорок второй улице. Искусно маневрируя в потоке машин, мы не отрывались от них, но старались держаться на расстоянии, чтобы не вызвать подозрений; один раз, видя, что мы отстаем, таксист газанул и проскочил на красный у Пятой авеню.

Два квартала между Пятой и Центральным вокзалом были забиты машинами, и движение резко замедлилось.

– Видел бы ты это местечко вчера, – извиняющимся тоном произнес таксист. – Тут был парад в честь Святого Пэдди [Пэдди – неуважительное прозвище ирландцев, уменьш. от «Патрик». Святой Патрик (385-460 н.э.) – покровитель Ирландии.]. Заварили кашу на весь день…

Такси Маргарет Круземарк снова повернуло к центру на Лексингтон-авеню, и я заметил, как оно останавливается у Крайслер-Билдинг. На его крыше вспыхнул индикатор «свободен». Дама вылезла.

– Останови-ка здесь, – попросил я, и шофер подъехал к Чейнин-Билдинг. На счетчике набежало полтора доллара. Я протянул ему семь: он отработал эти монеты до единого цента.

Я зашагал через Лексингтон-авеню. Первая машина уже испарилась, – как и Маргарет Круземарк. Но это не имело значения. Я знал, куда она направляется. Пройдя через вращающиеся двери и очутившись в вестибюле, отделанном мрамором и хромом, я сверился с указателем и обнаружил, что компания «Круземарк Маритайм, Инк.» находится на сорок пятом этаже.

Я уже выходил из лифта, когда сообразил, что мне нельзя встречаться с Круземарками. Сейчас они с легкостью могли побить все мои козыри. Дочь выяснила, что я разыскиваю Джонни Фаворита, и помчалась прямо к папаше. Очевидно, то, что Маргарет хотела ему сообщить, было очень важным, и она не решилась доверить это телефону. Я немало бы дал за то, чтобы услышать их дружескую беседу за семейным стадом, и в эту минуту – о, счастье! – заметил мойщика окон, собирающегося приступить к работе.

Он был лысый, пожилой, со вдавленным носом, какой бывает у боксеров. Мойщик шел по блестящему коридору, фальшиво насвистывая прошлогодний шлягер «Птичник». На нем был зеленый комбинезон, а крепления страховочного пояса болтались позади, напоминая пару расстегнутых подтяжек.

– Минутку, приятель! – позвал я, и он, оборвав мелодию, замер со сложенными в трубочку – будто в ожидании поцелуя – губами. – Держу пари, ты не сможешь сказать мне, чей портрет находится на пятидесятидолларовой бумажке.

– А в чем дело? Это что, телепередача «Откровенная камера»?

– Ни в коем случае. Просто я держу пари, что ты не знаешь, чье лицо изображено на полтиннике.

– Ну ладно, умник: это Томас Джефферсон.

– Ты ошибся.

– Да неужели?… Ну и что с того?

Вытащив бумажник, я извлек из него сложенную полусотенную, которую ношу при себе на крайний случай, например – для непредвиденной взятки, и поднял так, чтобы он увидел ее достоинство.

– Мне показалось, тебе захочется глянуть на счастливчика-президента.

Мойщик окон кашлянул и моргнул.

– Ты что, чокнутый, или как?

– Сколько тебе платят? – продолжал я. – Не стесняйся, выкладывай. Надеюсь, это не секрет?

– Четыре пятьдесят в час, благодаря профсоюзу.

– А не слабо сделать в десять раз больше? Благодаря мне?

– Ну ты даешь! А что я должен сделать за эти бабки?

– Дай мне на часок свой костюм и прогуляйся. Спустись вниз и купи себе пива.

Он почесал макушку, словно она нуждалась в дополнительной полировке.

– Сдается, ты все же чокнутый. – В голосе его слышалось явное восхищение.

– А тебе не все равно? Мне всего-то и нужно – твоя упряжь и никаких вопросов.

Сделаешь полсотни, посидев часок на своей заднице. Ну как, согласен?

– Идет. Заметано, приятель. Если хочешь выложить бабки – я беру.

– Вот и умница.

Мойщик окон кивком позвал меня за собой и отвел в конец коридора, к узкой дверце рядом с пожарным выходом. Это был шкафчик для обслуживающего персонала.

– Оставишь мое барахло здесь, когда закончишь, – сказал он, расстегивая пояс страховки и стягивая грязный комбинезон.

Я повесил свое пальто и пиджак на ручку швабры и натянул комбинезон. Он был грязный, со слабым запахом аммиака – просто как пижама после оргии.

– Галстук лучше сними, – предупредил он, – не то они подумают, что ты баллотируешься в местное самоуправление.

Я сунул галстук в карман пальто и попросил его показать, как пользоваться упряжью. Это оказалось делом довольно простым.

– Ты ведь не собираешься вылезать наружу? – спросил он.

– Смеешься? Я всего лишь хочу подшутить над знакомой дамой. Она секретарша на этом этаже.

– Ну и на здоровье, – заметил мойщик. – Только оставь барахло в шкафу.

Я сунул сложенный полтинник в нагрудный карман его рубашки.

– Можешь пойти выпить вместе с Улиссом Симпсоном Грантом.

Его лицо осталось равнодушным, как кусок отбивной говядины. Я посоветовал ему взглянуть на картинку, но он, посвистывая, удалился.

Прежде чем задвинуть свой «дипломат» под раковину, я извлек оттуда револьвер. «Смит-и-вессон» модели «Сентинел» – удобная штука. Его двухдюймовый ствол уютно ложится в карман, а отсутствие курка не позволяет ему цепляться за материю в ответственный момент. Однажды мне пришлось палить, не вынимая револьвера из кармана. Жаль было пиджака, но лучше так, чем заполучить казенный костюм без спинки из похоронного бюро.

Упрятав в один карман комбинезона свой пятизарядник, я положил в другой контактный микрофон и с ведром и щеткой в руке заспешил по коридору к внушительной, бронзово-стеклянной двери «Круземарк Маритайм, Инк.».