1

Смышленый руководитель, господин комендант! Он ловко принимался за дело, этого у него не отнимешь! Вбил себе в голову, приостановить дальнейшие контакты с лисичками, но остерегался чересчур строгих мер, чтобы не вызвать у любимых товарищей злость.

Вестинг шел в хорошем настроении и не заботясь о Далберге, который тащил за собой сани. Был солнечный полдень. Им было поручено спасти палатку и некоторые инструменты, которые еще находились на равнине. То, что они могли использовать эту возможность для того, чтобы немного поинтересоваться белыми пятнами, казалось не мешало Бронстайну. Во всяком случае он не запретил это категорически — бездельник!

Он, Вестинг, уже спрашивал себя, как бы он отреагировал на месте Бронстайна, что бы он сделал, чтобы пробить намерение в крайнем случае даже против сопротивления команды; но он не пришел к удовлетворительному результату. У него, правда, что касаемо руководящей деятельности, у самого был опыт; наконец, он имел в своем распоряжении несколько команд космонавтов и даже привел четвертую американскую экспедицию на Марс большому успеху. Но старый метод управления здесь нельзя было использовать. Они основывался на строгих директивах плюс хитроумной системе премий. Но по сравнению с приманкой привезти домой золотые лавровые ветви за изучение внеземной цивилизации, как премии в долларах или рублях так и жесткие приказные тона оказывались безрезультатными.

Бронстайн осознавал это. Его приказ гласил: Руки прочь от лисичек! Но одновременно, казалось, что он хочет представить команде шанс утолить большую научную жажду.

Вестинг улыбнулся. Он считает это правильным. Большие или малые шансы — самое главное, со временем он получал конкретное представления об образе жизни лунных жителей. Анне и Веккер очевидно тоже быстро свыклись с приказом. Только Далберг надулся. Немногословно и замкнутым выражением лица, с каким он сейчас ходил рядом с ним, он рано утром поднялся с постели, съел свой завтрак, передвигался по кораблю, и сидел за штурвалом. Правда было непонятно, почему он, собственно был мрачным. То это выглядело так, словно ему было не по душе, что комендант пошел на уступки, то снова он, казалось, больше чем все остальные был одержим новым попытками контакта. Странный чудак!

— Не в духе?

Далберг двигал челюстями, словно молол зерно меж сильными, белыми зубами.

— А Вы нет?

— Напротив. В конце концов возьму курс на открытия.

— Далеко Вы не уйдете. Ваш корабль привязан!

Вестинг звучно рассмеялся. Неплохое сравнение! Комендант сидел на мостике, держал в руках канат и тянул изо всех сил, если шлюпка его исследовательской флотилии слишком отдалилась от материнского корабля!

— Для начала этого не хватит.

— Если Вам этого хватит.

Тон, в котором Далберг выдавил это предложение, поставило Вестинга в тупик.

— А Вам, пожалуй, нет?

Но Далберг не ответил. С угрюмой миной он держал курс на четвертый квадрат, в центре которого был закреплен контейнер с инструментами для измерения различных видов излучений. Вестинг следовал за ним пожимая плечами.

Пока они освобождали контейнер газовым резаком из льда, Вестинг украдкой наблюдал за товарищем. Ошибся ли он в нем? Или тот уже давно наплевал на программу и выражал внутренний протест против приказа? Но во время совещания он в основном сидел молча и таращился на свои ногти или в воздух. Нет, этого не может быть! Черт знает, какая муха его укусила.

От четвертого квадрата Вестинг сразу же повернул к шестому. Его сердце забилось сильнее, когда вдали показались первые белые пятна.

Пористый, рыхлый лед, изрытый крошечными кагалами и пустотами! Вестинг лег на живот. Его руки осторожно, чуть ли не нежно ощупывали круглый отпечаток. Его диаметр составлял почти десять сантиметров; край находился на палец глубже, чем внутренняя поверхность. От этого кольцеобразного углубления отходили поры и каналы толщиной с волос, протекающие наискосок вниз под тупым углом. Вестинг оценивал глубину, где они встречались друг с другом, словно стрелы и образовывали конус, стоящий на вершине, в добрые полметра. Сила всасывания молодых лисичек должна была быть запредельной. Интересной задачей было бы рассчитать, сколько силы потребуется, чтобы выделить при температуре минус сто восемьдесят градусов крошечные, пылевидные отложения из компактной замерзшей тверже алмаза ледяной массы.

Когда Вестинг поднялся, он столкнулся с насмешливым взглядом Далберга.

— Сенсационно, не правда ли?

Насмешка не мешала Вестингу. Очевидно он просчитался: Далберг не интересовался отпечатками, следовательно он и не мог особенно интересовался самими лисичками. Если судить по его взгляду, он счел весьма глупым лежание на животе перед их следами.

Ну, и если уж! Для него имела значение мельчайшая деталь. Он будет сносить в одно место камешек за камешком, и постепенно появится мозаика, которая объясняет многие загадки.

Он вынул из нагрудного кармана микрокамеру, сфотографировал отпечаток с различных расстояний и перспектив и сразу же начал заниматься дюжиной других отпечатков, чтобы потом спокойно провести сравнительные анализы, Затем он отбил пробы ото льда геологическим молотком, засунул их в целлофановый пакет и, наконец, счел, что самое время позаботиться об экспериментальной палатке.

— Вы не считаете, — сказал Далберг, когда они начали сворачивать брезент, — что было бы более оправданно самому сфотографировать парочку этих бестий? Что они могут поделать с жалкими отпечатками!

— Было бы неплохо. — Вестинг улыбнулся. — К сожалению, с этим ничего не поделаешь.

— У нас есть специальные камеры, которые могут с дистанции до двадцати метров сделать ночные снимки с высоким разрешением — а именно без вспышки!

— Это для меня не новость.

— И что?

Вестинг встал из своего согнутого положения.

— Что Вы вообще хотите? Вы прекрасно знаете, что равнина с наступлением ночи — табу.

— Принуждение, которое мы наложили на самих себя… и которое доказывает нашу непоследовательность!

— Почему непоследовательность?

— С одной стороны, — сказал Далберг и пренебрежительно скривил губы, — мы делаем вид, словно мы уверены в мирном настрое пожирателей снега. С другой стороны, мы запрещаем себе выходить ночью на равнину. Почему собственно? Чтобы не беспокоить молодняк? Как мы можем побеспокоить его, если мы не будем использовать никакие источники света? Но одно лишь наше присутствие едва ли сможет произвести на него впечатление. Анне приближалась к малюткам в пределах досягаемости, а им нипочем… Почему тогда, спрашиваю я Вас, мы избегаем поверхности?

Далберг вызывающе посмотрел спутнику в лицо.

— Потому что мы не уверены, потому что мы подозрительны несмотря на благозвучные фразы! Мы не знаем, останемся ли мы целыми и невредимыми, если мы осмелимся сунуться в общество наших «хозяев»!

Все же не будем ничего предпринимать, — продолжил Далберг спустя некоторое время. — Лисички даже не думают о том, чтобы дать нам допуск. Они ни единым жестом не отреагировали на отход «Пацифики». Неблагодарность? Я думаю, наоборот, мы исходили из неверных предпосылок. Мы предположили, что нужно откликнуться на зов о помощи. Но то, что мы приняли за просьбу, было требованием! Лисички не просят, а требуют. И они выдвинут новые требования!

Далберг снова повернулся к брезенту. Он полностью свернул его и уложил его на сани.

Затем он начал упаковывать сейсмографы, спектрографы и прочие научные приборы.

Вестинг нерешительно застыл на месте.

— Если я правильно понял Вас, — сказал, — Вы хотите начать эксперимент. Как поведут себя лисички, если мы рискнем приблизиться к молодняку с наступлением ночи? Если бы они напали на нас, не тронь мы маленьких созданий, тогда Ваша точка зрения была бы доказана. Но если они оставят нас в покое, тогда бы Вы уже признали…

Далберг улыбнулся.

— Мы поняли друг друга. Я думаю, самое время выяснить отношения.

2

Случай помог им. Спустя три дня после посещения равнины в системе антенн информационного спутника появился дефект, и Бронстайн поручил Далбергу устранить его. Вестинг, который так и так дежурил по кораблю, должен был наблюдать за процессом по телевизору и выполнять на центральном компьютере все вычисления, которые передавал ему Далберг.

Далберг стартовал на вспомогательной ракете. Его многолетний практический опыт пилота позволял ему выйти на точную орбиту вращения спутника без коррекций, отнимающих много времени. После двух витков вокруг спутника он догнал летящий объект. Стыковка заняла десять минут, ремонт меньше часа. Дополнительный толчок из ракетного двигателя снова придал спутнику его исходную скорость.

Когда Далберг посадил ракету и вошел в шлюзовую камеру «Пацифики», Вестинг уже вышел ему навстречу в полном снаряжении.

— Четырнадцать часов тридцать минут. Я уже сообщил Бронстайну об успешном завершении операции. Он сказал, что сейчас Вам нужно отдохнуть. До восемнадцати часов он сегодня не вернется. Проводит с Веккером и Анне пару сейсмических взрывов на восточном берегу метанового озера.

Далберг кивнул головой.

— Вперед!

Они хорошо подготовились к ночной вылазке. Чтобы предупредить все возможные случайности, они хотели не идти пешком, а использовать сани. Они намеревались осилить путь туда легко и бесшумно, продвигаясь вперед обмотанными алюминиевыми прутами. На обратный путь и на случай нападения они прикрепили к лыжам тонкие, но прочные на разрыв, изолированные металлические тросы. Тросы проходили через барабан, который стоял в шлюзовой камере. Мотор наматывал его в случае необходимости в течение нескольких минут и тащил двое саней назад с приличной скоростью. Мотор приводился в действие импульсом тока. Был установлен источник тока, мощные батареи, по одной на каждые сани.

Вестинг был крепко убежден в том, что нападения не будет; уже малейшее сомнение подвигло бы его на то, чтобы держаться подальше от эксперимента. Бронстайн и Анне были правы. Все «действия» лисичек были реакцией на бездумно предпринятые шаги команды, которые можно было понять как крайние и защитные меры. Ведь единственный случай, который прежде не подходил под это объяснение, он теперь тоже мог объяснить: Далберг признался ему, очевидно с намерением поддержать тезис об агрессивности лунных обитателей, что в ту ночь тайком пошел за гусеничной машиной с Анне и Веккером на борту и как он себя при этом чувствовал. Какой идиотизм! Не удивительно, что лисички вынудили танк вернуться. Несомненно, они почувствовали себя обманутыми, предполагая фальшь. Рандеву с тайным разведчиком? Спасибо большое!

Было самое время, освободить Далберга от его мании преследования! Сегодня для этого представлялась отличная возможность.

Вестинг долго размышлял над тем, должен ли он сообщить Бронстайну о запланированном эксперименте или нет. Действовать на свой страх и риск могло быть не только нарушением приказа, но и воспринято как групповой интерес: Далберг и он плевали на команду; они шли собственными путями. И, наконец, Бронстайну могла прийти в голову мысль, что он, Вестинг, пытался подорвать авторитет руководителя.

Но не в интересах всей команды было доказать то, в чем все они, за исключением Далберга, были убеждены: что дверь для дальнейших контактов, в принципе, была открыта, что лисички вели себя заняли ожидающую позицию, но никак не негативную? Убежденность была вещью хорошей, но она не означала никакой уверенности. Пока она не основывалась на фундаменте практических доказательств, в ней был момент неуверенности. Доля неуверенности, которая непременно должна была отражаться в помыслах и действиях команды.

Было важно стряхнуть эту неуверенность!

Бронстайн, в этом не было сомнения, выдвинул бы значительные возражения против эксперимента. По меньшей мере, он бы распорядился предпринять целый ряд мер безопасности и, тем самым, сам того не зная, подсобил бы Далбергу. Далберг был не только неуверен, но и глубоко подозрителен. Порой даже казалось, что он ненавидит лисичек. В этом смысле он действительно выбивался из команды. Теоретические соображениея и аргументы отлетали бы от него. Напротив: Он все глубже увязнет в своей идее фикс. Пока однажды он не совершит глупость. И тогда бы экспедиция потерпела неудачу, и они бы вернулись, что касаемо лисичек, на Землю с пустыми руками — если они вообще вернутся…

Пусть практика научит упрямого Ганца лучшему! Но не где-нибудь и когда-нибудь, а сейчас и под его присмотром!

Вестинг был достаточно честным для того, чтобы признать, что он приступил к эксперименту не только ради Далберга. Его необычайно возбуждало наблюдать молодых лисичек на ночной равнине. Если это можно устроить, если они приблизятся на санях достаточно близко к колонии, он будет фотографировать. Почему бы ему не совместить приятное с полезным?

— OK? — Вестинг сидел в ожидании на своих плоских санях. Теперь и Далберг занял место.

— Готово!

— После ста метров испытываем обратный ход!

Они оттолкнулись. Лыжи захрустели. Они электрически обогревались, чтобы между направляющей планкой и льдом образовывалась смазывающая пленка. Каждый толчок алюминиевыми палками продвигал сани на приличное расстояние. Уже через несколько секунд Вестинг мог дать сигнал для первой остановки.

— Примерно сто метров! — Внимание!

Он нажал на кнопку батареи, которая стояла перед ним. Буксирные тросы туго натянулись. Сани скользили с растущей скоростью обратно, к шлюзовой камере.

— Торможение!

Второй токовый импульс выключил мотор. Вестинг и Далберг остановились непосредственно рядом с трапом.

— Получается отлично! — Вестинг ухмыльнулся, — Хорошая игрушка.

— Тогда вперед! — нетерпеливо проворчал Далберг. Ночь была ясной. Безоблачно, без малейшего следа тумана. Огромный диск Сатурна погрузил снежные поля в блеклый свет. На горизонте было видно даже вулканы.

Сани почти бесшумно отдалялись от «Пацифики». Они шли вплотную друг к другу.

Вестинг согнул спину, упер подошвы обуви о передний опорный поручень своих саней и с полной силой отталкивался палками. Ему пришлось заметить в пользу Далберга, более молодого и сильного, что самый быстрый определял число оборотов канатного барабана в шлюзовой камере. Когда он отставал, буксирный трос ослаблялся у его саней, барабан продолжал наматывать, и трос мог запутаться, возможно, завязаться узлом. Это могло создать трудности при возвращении. Он взмок от пота.

— Без спешки, пожалуйста!

Далберг не реагировал. Он сидел прямо как столб, ослабив широкие плечи. Алюминиевые палки вытанцовывали в его руках словно вязальные спицы.

— Медленнее!

— Я слышал! — раздалось скучным тоном из наушников Вестинга.

Они прошли четыре или даже уже пять километров, когда Далберг на полном ходу луг на живот и затормозил сани руками.

— Точно перед нами!

Перед ними была ухабистая поверхность с коричневыми вкраплениями. Она простиралась на широкий фронт в обе стороны, но внизу, казалось, была сильно сужена. Была ли у нее действительно форма трапеции, или же это впечатление основывалось лишь на иллюзии перспективы? Вестинг пожал плечами. Неважно в данный момент! Он направил взгляд на передние ряды небольших возвышений, которые выделялись словно свежевыброшенные земляные кучи кротов на бледно-белом фоне.

Ни пеньков ни стеблей не было видно. Казалось, словно шляпки лисичек приклеились прямо ко льду… Или? Вестинг вспомнил описания Анне из свода: Шляпки грибов были похожи на крохотные радарные экраны… Он улыбнулся и поднялся из положения лежа на животе.

— Играть в прятки излишне, Гарри! Все шляпки направлены на нас. Вся честная компания нас пеленгует.

Огромное стадо! Тысяча, тысяча пятьсот, две тысячи экземпляров? — Огромное по количеству, но беспомощное в своей зависимости от этого жалкого клочка ледяной пустыни. Они сидели прочно, словно цветы, беззащитно предоставленные любому движущемуся врагу. Биологическая жизнь такого вида действительно могла развиться и сохраниться только в местности, которая не породила одновременно и другие, конкурирующие семейства.

— Думаю, что не так уж необходимо проявлять излишнюю осторожность!

— Простите, как Вы сказали?

Вестинг справился с собой.

— Я спросил, хотите ли Вы так близко к цели бросить здесь якорь.

— Ага. Да, верно! Значит, двигаемся дальше!

— Как мы будем продвигаться?

— Влобовую. Не похоже, чтобы чудища охранялись.

Они медленно приближались к первому ряду, и Вестингу снова бросилась в глаза геометрическая структура, в которой были организованы лисички. Расстояние между отдельными экземплярами в ряду, казалось, были заданы с помощью рулетки; второй ряд был расположен параллельно по отношению к первому; экземпляры второго по отношению к первому ряду сидели «на пятачке». Таким образом питательная поверхность использовалась оптимально.

Далберг остановил сани, повесил на плечо камеру и без колебаний шагнул в центр die посадки. Он шел между рядами с лисичками, словно фермер на своей сахарной плантации.

Вестинг тоже поднялся. Несколько дней он ждал этого момента и довольно часто спрашивал себя, что он должен был делать в первую, что во вторую, а что в третью очередь, чтобы не тратить попусту ни секунды, когда он неожиданно предстанет перед лисичками. Он должен был снимать, фотографировать, регистрировать все детали и хорошенько запоминать их. Одна лишь мысль, что у него может это не получиться, что он исчерпает момент без остатка, нервировала его. Но сейчас он был исполнен ясным спокойством, и ему казалось почти нелепым размахивать камерой среди мирно сидящих там созданий.

Он неспешно установил штатив, привинтил узкопленочную кинокамеру и включил ее. Лисички грациозно вытянули навстречу ему свои шляпки, словно они стремились к тому, чтобы выгодно попасть в кадр. Вестинг оставил работающую камеру там, где она стояла, осторожно перелез через первый ряд маленьких лунных жителей и сел на корточки. Он сразу же был окружен мягко снующими взад и вперед грибными шляпками.

Пеньки были гибкими и растягивающимися как жевательная резинка. Четверо лисичек, среди которых он сидел, усердно старались осмотреть или обнюхать его с головы до ног и со всех сторон. Что они, собственно, делали, он не знал, потому что он не мог обнаружить никаких органов чувств на шляпках. Отдалившиеся экземпляры проявляли всяческую сноровку, чтобы тоже занять выгодную позицию. Некоторые из них плашмя ложились на лед, словно старались получить в поле зрения или радара хотя бы нижние конечности странного гостя, другие вытягивались почти в человеческий рост, при этом появлялась угроза потери равновесия. А парочка, чтобы поймать «взгляд», даже устремилась в высоту на три-четыре метра, словно вертикально взлетающий самолет. Лисички не сидели на своей питательной почве так прочно и беспомощно, как он прежде предполагал.

— Что Вы, собственно, ищете, Далберг? — Вестинг покачал головой. Пилот истоптал колонию вдоль и поперек, время от времени нагибался и непрерывно фотографировал.

— Агрессора Вы не найдете даже с увеличительным стеклом. Я же сразу сказал Вам, что лисички безвредные.

— А это… и это?

Далберг защищался руками от нескольких озорных экземпляров, которые слишком приблизились к нему. «Если бы они могли, они бы нешуточно атаковали меня».

— Глупости! Они только слишком любопытны.

Сухой скрябающий звук снова обратил внимание Вестинга на четырех существ рядом с ним. Они, кажется, достаточно осмотрели и обнюхали их. Теперь они принялись за их обувь, и впервые он увидел, что у них было что-то вроде щупа или загребающей лапы погрузчика. Он брал начало на нижней стороне шляпки, был толщиной примерно с палец, тридцать пять-сорок сантиметров длиной, на другом конце утолщенным и разделенным надвое, и он должен был втягиваться.

Аналог человеческой руки? Вестинг протянул им правую руку. Они сразу же начали деловито теребить и дергать мягкие перчатки. Применяли ли они эти конечности также для того, чтобы производить орудия труда? До этого было только одно единственное указание на творческие способности лунных жителей: площадка для выращивания молодняка в своде. Необходимо было искать другие продукты их практической деятельности и образа жизни. Они скорее всего давали разъяснение…

— Паршивцы! — раздалось у него в наушниках. Вестинг вздрогнул. Он услышал странное тяжелое дыхание и вскочил.

— Далберг!

Пилот бежал, сильно размахивая кулаками вокруг себя, к краю колонии. Целая ватага молодых лисичек преследовала его, прыгала на него, сновала туда-сюда между его ногами. Два или три маленьких создания цеплялись словно обезьяны за ремень скафандра, четвертый сидел сверху на системе жизнеобеспечения.

— Не бить, Далберг! Не бить!

Проклятье! Едва он выпустил пилота из виду, он начал творить глупости из-за своей мании преследования. Не хватало еще того, чтобы он покалечил одного из ребятишек! Вестинг пустился длинными прыжками вслед за спутником.

Когда он почти добрался до него, Далберг вдруг споткнулся, растянулся на земле, снова вскочил и направил камеру на своих преследователей. Яркая вспышка света осветила ночную мглу, вторая, третья… Двое молодых лисичек скукожились, остальные рассыпались в разные стороны.

— Далберг! — Вестинг вырвал у него из рук камеру и с ужасом уставился на двух скорченных созданий у его ног.

— Это убийство!

Они поспешили к окраине колонии. Сильно дыша, они стояли друг перед другом. Вестинг дрожал всем телом.

— Идиот! Проклятый дурак!

Далберг скривил лицо в судорожную улыбку.

— На меня напали. Это была самооборона.

— Это была не атака, а игра!

— Вы так считаете? Я другого мнения.

— Мы договорились не брать с собой вспышки! — закричал Вестинг.

— Истерика нам сейчас не поможет.

Далберг занялся своей системой жизнеобеспечения. Лямка отстегнулась от крепления во время падения.

— Из-за двух поцарапанных лунных малышей конец света не наступит.

— Но экспедиция пошла к черту, и Вы… — Далберг обошел его и схватил астрохимика за плечи. —.. прикончили их, Вы хотели сказать? Сделали им усыпляющий укол? — А Вы? Могу ли я, пожалуй, напомнить Вам о буровой установке? О падении на россыпь гальки? О неисправном детекторе анклавов? — Вы тогда думали об экспедиции? Как высоко Вы запланировали риск? Во сколько Вам обошелся маленький акт мести Фролу Веккеру?

Вестинг сглотнул. Когда пилот отпустил его, он, отшатнулся на несколько шагов назад.

— Мерзавец!

На мгновение он застыл на месте словно оглушенный, затем он обернулся с презрительным жестом. Он должен был позаботиться об узкопленочной кинокамере и штативе.

— Об этом мы еще поговорим! Повторите Вашу клевету, когда при этом будут другие!

Колонию охватил бунт. Сотни, тысячи шляпок беспорядочно качались. Повсюду отдельные лисички или даже целые группы подпрыгивали в воздух. Лишь рядом с обеими жертвами ничего не происходило. Там скучковалась пара дюжин маленьких созданий. Их шляпки были неподвижно направлены на вулканы.

Вестинг догадывался, что это значило. И его догадка подтвердилась, прежде чему ему спасти камеру. Подобно черному грозовому облаку ОНИ спускались с вулкана.

— На сани, быстро! — крикнул он Далбергу.

Первый удар током поразил его, когда он упал животом на сани. Перед его глазами начали выплясывать искрящиеся колеса, он в отчаянии схватился за гермошлем.

— Готово, Далберг?

— Готово! — булькнул пилот. И его кажется тоже накрыло.

— Старт!

С последними силами Ветинг прижал забрало гермошлема на включатель батареи. Затем его шейные мускулы ослабли, голова упала между вытянутыми руками. Прежде, чем он потерял сознание, он еще почувствовал, что лыжи дернулись и медленно пришли в движение.

Он мог быть без сознания всего несколько секунд. Ему не удавалось поднять голову, но он слышал скрип лыж под собой и рядом с собой и у него было такое чувство, что обе лыжи неслись вперед с постоянно растущей скоростью. На каком расстоянии они могли находиться от «Пацифики»? Если они не затормозят вовремя, то они столкнуться с выдвижным трапом или с гидравлическими амортизаторами космического корабля.

— Вы можете что-нибудь видеть, Далберг?

Далберг не отвечал.

Вестинг вытащил правую руку из под гермошлема на сани и попытался повернуться на бок. Он должен был приложить усилия и увидеть, что происходит сзади! Мускулы и сухожилия горели огнем, но слушались его. В положении на боку он поворачивал голову сантиметр за сантиметром назад, пока в поле зрения не попала «Пацифика». Пожалуй, еще тысяча метров… еще восьмьсот! «Я считаю до двадцати, Далберг!»

Далберг молчал.

Вестинг повернул голову еще на пару сантиметров назад. Теперь он мог видеть также буксирный трос саней товарища и даже переднюю часть саней. Между несущимися рядом средствами передвижения было пять-шесть метров. Расстояние было слишком большим! Он не был в состоянии помочь Далбергу, а Далберг очевидно не был в состоянии остановить сани собственными силами.

Значит мотор нужно было остановить, прежде чем сани слишком сильно приблизятся к «Пацифике», иначе ударился бы о нее головой.

Еще триста метров … двести … Вестинг положил руку на кнопку приема. За сто метров до передвижного трапа он вызвал импульс торможения, и сразу же почувствовал, что он неверно определил расстояние. Сани неслись дальше.

Восемьдесят метров, пятьдесят…

Вестинг вытянул ноги, до тех пор, пока внутренняя часть подошв не лежала на льду. Он надавил на них сильнее… Слава богу!

Теперь сани Далберга проскользнули мимо него. «Далберг … Далберг…?»

Сани были пусты. Они столкнулись с передвижным трапом и опрокинулись.

Широко расставив ноги, склонившись ничком, Вестинг стоял там и неподвижно уставился в направлении, откуда он пришел. Он уставился, ничего не видя. Его мысли словно замерзли.

Нет пути назад!

Поиски бесполезны!

Единственная возможность…

Три, четыре длинных шага, и он был у трапа, поспешил в шлюзовую камеру, открыл внутренние воздушные перегородки и захлопнул их за собой, побежал на мостик, включил экран радара. Если ему повезет…! На гусеничной машине он мог Далберг.

Слишком поздно! На экране радара можно было различить лишь маленькую точечку. Она быстро перемещалась к левому верхнему краю: Далберг удалялся с большой скоростью. Должно быть, он уже был у вулкана. Теперь светящаяся точка исчезла совсем.

Вестинг простонал. Он поковылял к главному передатчику.

— Эй, Бронстайн… эй…!