Букет молотков

Всем известно, что мальчики готовят подарки девочкам к Восьмому марта. Только делают они это по-разному.

Как-то раз Генка Морозов встретил на улице своего знакомого из соседнего дома.

— Слушай, Борька, зачем ты купил столько молотков?

— Подарки. К Восьмому марта.

— Кому, если не секрет?

— Вообще-то, секрет, но тебе могу сказать: девчонкам нашего класса. Каждой по молотку.

— Они что, ящики сколачивают?

— Ничего они не сколачивают. Скажешь тоже!

— Зачем же им молотки?

— Как тебе сказать? Просто каждый молоток стоит сто двадцать два рубля. Наши мальчишки собрали деньги, и получилось, что на каждую девчонку приходится как раз такая сумма.

— Надо было купить всем разные подарки.

— А мы решили — всем одинаковые, чтобы никому обидно не было.

— Чудак ты! Обидно! Ведь главное — не подарок, главное — внимание. Вот мы, например, покупаем нашим девчонкам один общий подарок.

— Какой?

— Новый футбольный мяч.

— Они что, в футбол играют?

— Сроду не играли.

— Зачем же им новый мяч?

— Потому что старый порвался.

— У них и старый был?

— Да. Мы его в прошлом году подарили.

— Как же он порвался, если они им не играли?!

— А мы-то на что? Они же разрешили нам пользоваться. «Спасибо, — говорят, — мальчики, за внимание. Только нам этот мяч ни к чему».

— И вы им пользовались?

— Ещё как! Чего ему зря пылиться?

— И ваши девчонки не обижались? А за что обижаться? О празднике мы помнили?

— Помнили.

— Про подарок не забыли?

— Не забыли.

— Внимание проявили?

— Проявили.

— Ну и всё! Главное — не подарок, главное — внимание!

 

Весёлый день

Накануне первого апреля девочки шестого «А» договорились разыграть красавчика и задаваку Женьку Варенцова. Написать, что на киностудию, мол, для съёмок в новом фильме требуются девушки от пятнадцати до тридцати лет, и расклеить на столбах объявления с Женькиным домашним телефоном.

— Вот смеху-то будет, когда ему станут звонить с утра до вечера! — говорила взахлёб Лариса Заливина окружившим её девчонкам. — Ведь в кино каждой сниматься охота.

— А если девушки будут звонить и после первого апреля? — спросила Аня Северина.

— Вечером объявления надо сорвать. Кто где повесит, тот там и снимет.

Затея с телефоном была одобрена. Тихоне Ане Севериной поручили приклеить три объявления на Ударной улице. Кроме неё, никто из девочек шестого «А» с той стороны к школе не подходил.

Первого апреля, выйдя из дома, Аня остановилась возле доски объявлений. Каких только предложений там не было! Кто-то продаёт детскую коляску, другие хотят поменять квартиру, кто-то разыскивает ключи… Пока Аня стояла, двое прохожих переписали с доски нужные им телефоны. «Женькин телефон тоже кто-то запишет, — подумала она. — Станут звонить с утра до вечера. А у него дома бабушка, отдохнуть ей не дадут. Нет, не буду приклеивать объявления».

Около школы Аня встретила подружку Зою Бобровскую и призналась ей, что нарушила договор.

— Только не рассказывай об этом девчонкам, — предупредила Зойка, — ругаться будут.

— А если спросят?

— Скажи, что повесила. — И, видя нерешительность подруги, добавила: — Сегодня обманывать можно. Сегодня первое апреля, самый весёлый день.

— Ну как, повесила объявления? — встретила Аню в дверях класса Лариса Заливина.

— Нет, — пролепетала Аня, так и не сумев последовать Зойкиному совету.

— Ясно, — подмигнула ей Лариса, хихикнув. — Первый апрель — никому не верь. Значит, повесила.

Перед началом уроков, когда Аня с Зоей прогуливались по коридору, к ним подлетел запыхавшийся Генка Торопин.

— Ой, Ань, там ребята выбросили твой портфель в окошко, — сообщил он.

Аня рванулась в класс, выглянула в окно — никакого портфеля внизу. Куда же он делся? Она повернулась к Генке.

— Первого апреля никому не верят, — засмеялся тот.

Другие ребята тоже засмеялись.

Потом она пыталась очистить платье, якобы испачканное мелом; ходила в учительскую, куда её якобы вызвала классная руководительница. Обрадовалась тому, что завтра весь класс вместо уроков поведут в кино, но и это оказалось розыгрышем, отчего Аня снова расстроилась. На последней переменке она подошла к Борьке Линейкину, который считался первым врунишкой в классе, и попросила научить её обманывать.

— Чего? — вытаращил глаза Борька.

— Научи меня врать, — повторила Аня, — чтобы я тоже сегодня веселилась. Ты же умеешь.

— Умею, — не стал отрицать Борька. — Только учить этому никогда не пробовал.

— А как ты сам научился?

— Не знаю. Я от природы такой способный.

— Значит, и меня научить сможешь. Научи, пожалуйста, — взмолилась Аня. — А то все вокруг веселятся, лишь у меня ничего не выходит.

На минуту Борька засомневался — уж не разыгрывает ли его Северина такой странной просьбой. Однако она смотрела так умоляюще, что стало ясно: первоапрельского подвоха нет.

— Ну ладно! — посерьёзнел вдруг Борька, ощутив себя человеком, который передаёт ценный опыт. — Научу. Обманывать легко. Надо просто говорить то, чего нет на самом деле, и всё будет хоккей. — Так все мальчишки говорили «о'кей».

— Зачем же говорить то, чего нет?

— Затем. На словах это объяснить трудно. Лучше ты выполни практическое задание, тогда поймёшь что к чему. Подойди сейчас к Вовке Пыхалову и скажи, что у него шнурки развязались. Он зря нагнёт голову, и тебе станет весело.

Аня послушно отправилась на площадку перед входом в спортзал, где Вовка Пыхалов возился с ребятами. Они наскакивали друг на друга, прыгая на одной ноге, кто кого столкнёт. Посмотрев на Вовкины ботинки, Аня увидела, что у него развязались шнурки.

— Вов, у тебя шнурки развязались, — сказала она.

— Ха! Первого апреля никому не верят.

— Нет, правда развязались, честное слово. Завяжи, а то шлёпнешься.

Вовка посмотрел на шнурки, нагнулся и завязал их. Аня вернулась к своему учителю вранья.

— Ну как, сказала? — спросил Борька.

— Да.

— Молодец. А он что?

— Он завязал их.

— Они по-настоящему были развязаны?

— Конечно.

— Тогда какой же это обман?! Ничего весёлого. Надо было говорить, что у него шнурки завязаны. Тогда это обман. Ясно? Эх ты! Северина-Тетерина. Ладно, после уроков ещё займёмся.

Когда занятия закончились, они вместе вышли из школы.

— Первого апреля можно обманывать кого угодно, — говорил вошедший в педагогический раж Линейкин. — Даже совсем незнакомых. Подойди сейчас к тому дядьке на автобусной остановке — у него со шнурками порядок — и скажи: «Дяденька, у вас шнурки развязались». Повеселимся.

— Лучше другого найдём, там народу много.

— Ну ты капризная. Ладно, тогда подойди вон к тому, четырёхглазому.

У входа в диетическую столовую стоял пожилой мужчина в очках.

Аня подошла к нему и остановилась рядом. Посмотрела на него. Мужчина удивлённо взглянул на Аню и спросил:

— Тебе чего, девочка?

— Сегодня первое апреля, — выдавила она из себя.

— Знаю, — почему-то весело ответил мужчина. — Ты, наверное, хочешь сказать, что я забыл перевести свои часы на летнее время? А я их уже перевёл.

Аня вернулась к Борьке.

— Дяденька сбил меня. Он первый начал разговор.

— И что из этого?! — возмутился Линейкин. — Всё равно нужно говорить про шнурки. Ты просто не способна соврать, тебя любой может сбить с толку. А ты обманешь только того, кто ответить не может. У тебя, кажется, есть собака?

— Есть.

— Вот иди и потренируйся на ней.

— А как?

Почесав затылок, Борька поинтересовался:

— Она понимает, что ей говорят?

— Конечно. Кусичка всё на свете понимает.

— А что она больше всего любит?

— Когда ей говорят: «Кусичка, пузико». Тогда она сразу ложится на спинку и знает, что ей будут щекотать живот.

— Это же здорово! — обрадовался Борька. — Ты пообещай ей про пузо, а не щекочи. Классный обман! Повеселишься.

— Попробую, — неуверенно согласилась Аня.

…При виде маленькой хозяйки Кусичка радостно заметалась по коридору, потом понеслась следом за ней в комнату, где Аня, остановившись, произнесла заветное:

— Кусичка, пузико.

Собака по привычке развалилась на ковре в предвкушении великого удовольствия. Аня нагнулась над ней и медленно проговорила:

— С первым апреля.

Кусичка посмотрела на неё выжидательным взглядом, слегка приподняв голову. Однако девочка продолжала стоять не двигаясь. Полежав какое-то время, собака встала и разочарованно поплелась под письменный стол — место, где она в одиночестве переживала свои огорчения. И тут Аня не выдержала. С криком: «Кусичка, пузико, пузико, пузико, теперь по-настоящему!» — она бросилась за своей любимицей. Собака, не обращая внимания на хозяйку, всё же пыталась забраться под стол. Девочка силой вытащила обиженную Кусичку на ковёр и заставила опять улечься.

— Пузико, пузико, — приговаривала она.

Лишь когда Аня начала щекотать Кусичке брюхо, выражение недоверия на собачьей мордочке сменилось блаженной истомой. Аня же долго-долго гладила ей живот, плакала и шептала:

— Скорей бы кончался этот весёлый день.

 

Ветеран

На школьном собрании постановили, что шестые классы возьмут шефство над ветеранами войны или труда.

Ребятам из шестого «А» долго не удавалось найти ветерана, которому нужно помогать. Как обнаружат старушку или старичка, так у тех либо полно родственников, либо другие школьники уже опекают.

Но однажды Димка Осколкин принёс в класс газету и, радостно потрясая ею над головой, оповестил:

— Я знаю настоящего ветерана!

На последней странице чёрным по белому было напечатано: «Субботняя встреча хоккейных команд „Темп“ и „Рекорд“ закончилась со счётом 4:3 в пользу „Рекорда“. Решающую шайбу за минуту до конца игры забросил ветеран команды защитник И. Холмиков».

— Да этот Холмиков живёт рядом с нашей школой, — обрадовались мальчишки. — Давайте будем ему помогать. За это он бесплатно проведёт нас на хоккей.

После уроков шестиклассники направились к ветерану домой.

Дверь им открыл сам Холмиков — широкоплечий парень в тренировочном костюме.

— Здравствуйте, — сказали ребята. — Мы узнали, что вы ветеран, и хотим вам помогать.

— Зачем помогать? Что вы будете делать? — удивился спортсмен.

Все загалдели наперебой:

— Мы будем ходить в магазин, готовить обед, убирать квартиру, стирать форму, мыть машину, чистить ботинки, точить коньки. Согласны?

Холмиков пренебрежительно махнул рукой:

— Ни к чему всё это, мальцы. У меня маманя на пенсии, свободна. Она сама и в магазин ходит, и обед мне готовит, и квартиру убирает, и форму стирает, и машину моет, и ботинки чистит, и коньки точит. Так что обойдусь без вашей помощи.

— А кроме вас, других ветеранов в доме нет?

— Кроме меня, нет, — сказал хоккеист. — Я один такой.

— Жаль, — вздохнули ребята, повернулись и пошли прочь.

 

Для чужого дяди

Как только в школе повесили объявление о записи в лыжную секцию, Димка примчался туда первым. Его хлебом не корми, а дай покататься на лыжах. Вдобавок в конце зимы состоится школьная спартакиада. Нужно как следует потренироваться, чтобы выйти в чемпионы.

Димка думал, что в секции придётся лишь бегать наперегонки да лихо спускаться с горок. И вдруг на первом же занятии учитель физкультуры Геннадий Викторович огорошил его, сказав:

— Ребята, у нас в школе сорок пар лыж. Вам необходимо своими силами привести их в порядок. Сломанные подклеить, просмолить, подремонтировать крепления…

Все тут же принялись за работу. Одна пара досталась Димке — лыжи и ботинки к ним. Примерил ботинки — оказались ужасно велики. «У меня есть свои лыжи. Башмаки сорокпоследнего размера мне не достанутся, — подумал Димка. — Так чего ради я буду пыхтеть для чужого дяди?»

Так обычно говорил его старший брат Игорь. Игорь вечно сказанёт такое, что обхохочешься. На днях мама попросила его подклеить библиотечную книгу. А брат в ответ: «Книга-то не наша, всё равно придётся сдавать. Так чего ради я буду пыхтеть для чужого дяди?»

Вот и Димка решил, что не будет стараться незнамо для кого. Ремонтировал общие лыжи спустя рукава. Кое-как зачистил шкуркой царапины, наскоро и, стало быть, плохо просмолил, без лишних усилий завинтил крепления. Потом никто из ребят на этих лыжах не катался. Возьмут, повертят в руках и возвращают на место — ненадёжные.

Так они и пролежали на стеллаже почти всю зиму. Димка о них и думать забыл. У него других забот по горло. Ребята готовились к спартакиаде, и Димка, конечно, тоже. Он вообще считался одним из лучших лыжников среди шестиклассников. Многие даже не сомневались, что именно ему на спартакиаде достанется первое место.

Честно говоря, Димка и сам так думал. Даже раньше времени заважничал, поглядывал на всех свысока. Причём свысока не только в переносном смысле, но и в прямом. За последнее время Димка сильно вытянулся, стал выше всех в классе.

Рос, можно скзать, прямо как князь Гвидон. Ноги у него стали длинными. Ступни — большими. Димке с каждым днём труднее было надевать свои ботинки: совсем малы стали. А буквально в день открытия спартакиады он с горестным вздохом сообщил учителю физкультуры:

— Геннадий Викторович, я отказываюсь участвовать в гонке.

— Почему вдруг?

— На меня ботинки не налезают. Не босиком же мне бежать!

Представляете? За считаные минуты до старта один из лучших лыжников жалуется, что ему надеть нечего, ботинки малы. Обидно.

Встревоженный учитель потащил его в тренерскую комнату. А там все лыжи уже разобраны. Осталась всего одна пара — та самая, которую на первом занятии ремонтировал Димка. И ботинки к ним — сорокпоследнего размера, они ему сейчас в самый раз пришлись.

Делать нечего. Взял он эти лыжи и…

Позже все ребята удивлялись, почему Димка занял последнее место. Решили, что виновата мазь, из-за которой лыжи плохо скользили. Но Димка-то знал, что оказался тем самым «чужим дядей».

 

Заявка шестого «А»

Однажды Зойка Бобровская растрезвонила всей школе, что по радио будут передавать про её отца. Мы, конечно, не поверили. Думали, хвастается. Но на всякий случай решили послушать. И что же вы думаете? Передавали. Действительно передавали про Зойкиного отца. Так прямо и сказали: «По просьбе штурмана рыболовного сейнера Бобровского передаём песню „Лебединая верность“».

Нам тоже захотелось послушать про себя по радио. На следующем классном собрании мы договорились попросить радио сделать концерт по заявкам учеников нашего шестого «А». Для этого каждый должен заказать свою любимую песню.

Как назло, у меня в то время было меньше всех в классе общественных нагрузок. Поэтому мне навесили сразу три поручения — собрать заявки, составить полный список и отослать его на радио.

Когда я собрал бумажки и прочитал их, выяснилось, что все ребята хотят послушать нормальную музыку, только Петька Задорожный заказал себе какую-то чепуху на постном масле.

После уроков я сказал ему:

— Чего ради, Петька, ты позоришь наш класс? Заказал такую дребедень, от которой уши вянут. Больно интересно слушать всякую муру.

— А ты не слушай, — нагрубил он в ответ.

— Как же не слушать? — возмутился я. — Что мне, уши затыкать в это время?

— Просто выключи звук.

— Ну да, «выключи»! Ещё чего захотел! Может, сразу после твоей будут выполнять мою просьбу. Мы с тобой рядом по алфавиту. Тогда я прослушаю, как на всю страну объявят мою фамилию. А это в концерте самое главное.

— Тогда не выключай. Терпи.

Тут к нам подошёл Гришка Кочкин, мой самый настоящий друг. Даже не зная толком, о чём идёт речь, Гришка сразу поддержал меня:

— Да что ты заладил, Петюня, то выключай, то не выключай! Лучше закажи что-нибудь путное.

Но Петька упёрся, как баран, и ни в какую не соглашался менять заявку. Мы с Гришкой уговаривали его изо всех сил. Бились и так, и эдак. Даже вспотели. Объяснили Петьке, что радио слушают миллионы людей и стыдно заказывать всякую белиберду. Люди подумают, что ученики нашего класса не могут отличить плохую музыку от хорошей. Все начнут смеяться над нами. Будут показывать на нас пальцами.

Думаю, мы бы тихо и мирно его уговорили, если бы на наш шум не примчалась Тамарка Зубова. Она, как к каждой бочке затычка, обязательно появляется тогда, когда её меньше всего просят об этом. Выслушав меня, Тамарка грубо сказала:

— Пусть каждый заказывает, что хочет. Твоё дело, Олег, составить полный список. Потом каждый проверит, не пропустил ли ты его заявку.

Сказала и убежала. Да ещё потащила с собой Гришку, чтобы он помог ей шкаф отодвинуть. А Петька один на один сразу расхрабрился и спросил:

— Сам-то ты что заказал?

— За меня не волнуйся, — усмехнувшись, ответил я. — Заказал песенку что надо. Первый сорт, обхохочешься. Про пучеглазого мышонка, который утонул в кастрюле с компотом.

— Что это за песня? Сроду такой не слышал.

— Не слышал — так скоро услышишь. По радио. Её взрослые ребята в нашем дворе часто поют. Очень весёлая песенка. А ты её даже не знаешь, темнота. Чему только тебя в твоей музыкальной школе учат?

Дома, когда я переписывал список, то свою песню поставил на первое место. Чтобы на радио её сразу заметили. А Петькино пожелание написал малюсенькими буковками в самом конце. Может, до неё даже очередь не дойдёт. Ну и пусть. Всё равно он заказал вместо музыки какую-то скрипичную сонату какого-то Моцарта.

 

История с географией

Когда учитель географии поставил Борьке и Юрке по очередной двойке, друзья приуныли.

— Не нравится мне Антон Петрович, — вздохнул Борька. — Как увижу его, прямо настроение портится.

— Очень он несправедливый, — поддакнул Юрка. — Чуть что — двойку ставит. Вот было бы здорово, если бы у нас появился другой учитель.

Вдруг Борька остановился и схватил приятеля за плечо:

— Слушай, у меня идея! Давай-ка мы с тобой выучим географию лучше самого Антона Петровича. Потом пойдём к директору, скажем, что знаем предмет не хуже его и готовы сами обучать свой шестой «А».

— Давай! — обрадовался Юрка.

Сказано — сделано. Теперь всё свободное время оба заговорщика посвящали только географии и, надо сказать, не напрасно. Теперь Юрка не искал мыс Доброй Надежды в Костромской области, а Борька больше не путал Гонконг с пинг-понгом.

Наступил день, когда друзьям показалось, что они готовы к преподавательской деятельности.

— Завтра попросим географа, чтобы вызвал и проверил наши знания.

На следующий день оба получили по пятёрке.

После урока Юрка спросил:

— Ну что, пойдём заменять географа?

Борька неопределённо пожал плечами:

— Вообще-то, он дядька ничего.

— Мне тоже нравится, — поддакнул Юрка. — А главное — справедливый. Зря двойку не поставит.

— И почерк у него хороший — пятёрки ставит большие, видные. Хорошо, что в нашем классе такой учитель. Повезло. Жалко его менять. А вот историчка мне в последнее время не нравится. Чуть что — сразу двойка. Вот её заменить надо.

— Сами заменять будем? — поинтересовался Юрка.

— Конечно, сами!

И друзья засели за историю.

 

Крупа для шефа

На классном собрании Косте Цыплакову поручили шефство над Славой Былинкиным из первого «В». Ему нужно было помогать в том, с чем он сам не справлялся.

Узнав, что у него появился взрослый товарищ, Славик был на седьмом небе от счастья. Уже на следующий день после их знакомства он на переменке примчался к Цыплакову и сказал, что мечтает сделать скворечник.

— Молодец! — похвалил его шеф. — Птички — друзья людей, их нужно беречь. Я с удовольствием помогу тебе сделать скворечник. Ты только приготовь доски, гвозди и банку для воды.

Когда первоклассник собрал всё нужное, Костя пришёл к нему домой.

— Где ты взял доски? — спросил шеф.

— Их папа выстругал. Хорошие?

— Хорошие-то они хорошие, — задумчиво произнёс Костя, — но не для скворечника. Птицы не любят таких гладких досок, они с них соскальзывают. Тут коготкам не за что уцепиться. Поэтому я возьму эти доски себе, мне как раз на книжную полку не хватает. А ты попроси папу, чтобы он сделал другие, пошершавее. Понял?

— Понял.

— Умница. А где ты взял такие гвозди?

— У нашего соседа дяди Вити попросил, он плотник. Хорошие гвозди?

— Хорошие-то они хорошие, — опять поморщился старший товарищ, — только для скворечника такие не годятся. Они слишком блестят и будут отпугивать птиц. А пернатых пугать ни в коем случае нельзя, это последнее дело. Их нужно любить и беречь.

Славик хотел, было, тут же сбегать, чтобы обменять блестящие гвозди на тусклые, однако Костя погасил его порыв:

— Зачем менять? Я возьму их себе. А ты попросишь у дяди Вити другие. Понял?

— Понял, — без особого энтузиазма протянул первоклассник.

— Кстати, баночка для воды тоже не годится, — продолжал Костя. — Она непрозрачная и на ней что-то написано по-иностранному. Птицы её, пожалуй, испугаются. Такие пёстрые банки только рыбы любят. У тебя рыбок нет?

— Нет.

— А у меня есть. Я возьму её себе, буду держать корм для рыб. А ты поищи другую банку, чтобы в глаза не бросалась. Когда всё опять соберёшь, помогу тебе сделать настоящий скворечник.

Костя ушёл домой, захватив с собой гладкие доски, блестящие гвозди и пёструю банку.

На следующий день в школе к нему подошёл Слава Былинкин и протянул бумажный пакет:

— Это тоже тебе.

Цыплаков заглянул в пакет и от удивления вытаращил глаза:

— Пшено. Зачем оно мне?

— Вообще-то, я хотел скормить эту крупу птицам, — лучезарно улыбнувшись, объяснил Славик. — Но потом подумал, что она жёлтая и отпугнёт их. Тебе же, наверное, пригодится. Из неё вкусная каша получается.

 

Мамины туфли

В шестом «А» сегодня праздник — «Огонёк» по случаю Восьмого марта. Конечно, больше к нему готовились мальчики — купили вскладчину подарки всем учительницам и одноклассницам, сочинили поздравления в стихах, подготовили викторину. После уроков они остались убирать класс. Девочки же сразу разошлись по домам, чтобы отдохнуть и переодеться. В такой день каждой хочется выглядеть понарядней, сегодня будут даже танцы под магнитофон.

Когда Нина Качерина вернулась домой, бабушка накормила её обедом, после чего уехала по своим делам. Оставшись одна, Нина сразу начала прихорашиваться. Она перемерила все свои платья, кофты, блузки, юбки и в конце концов решила надеть сиреневое платьице с кружевным воротником.

Теперь настала очередь выбирать туфли. Все коробки с обувью были сложены в специальном ящике. Нина начала рассматривать одну пару за другой, пока не наткнулась на мамины выходные лодочки — чёрные, лакированные, на высоком каблуке. Мама ходит в них в гости или в театр и всегда такая красивая. «А что, если мне надеть эти туфли? — подумала Нина. — Ведь у нас с мамой одинаковый размер ноги. Все девчонки во время танцев лопнут от зависти».

Она влезла в мамины туфли и застыла перед зеркалом. Вот так красавица — стройная, высокая, волосы чёрные, глаза голубые. Наверняка Женька Варенцов будет танцевать только с ней.

Часы пробили половину третьего. Нина повернулась и вдруг почувствовала, что не может быстро идти — при каждом шаге ноги так и норовили скособочиться. Тогда она сильно сжала коленки. Стоять стало легче. Но ведь идти со сжатыми коленками невозможно. А уже надо торопиться, чтобы успеть к началу «Огонька».

Нина надела плащ и медленно вышла из квартиры. Начала спускаться по лестнице и тут же судорожно схватилась за перила — туловище само по себе вдруг так сильно накренилось вперёд, что она едва не упала. Пришлось ехать со второго этажа на первый в лифте.

Поминутно останавливаясь, чтобы отдышаться и передохнуть, Нина дошла до перекрёстка. Если переходить улицу с такой черепашьей скоростью, то зелёный сигнал светофора сменится запретным красным, стоит ей удалиться от тротуара на два-три метра, не больше. Поэтому Нина проехала одну остановку на автобусе до ближайшего подземного перехода.

Выходя из автобуса, она чуть не подвернула ногу. Хорошо ещё, её вовремя поддержала какая-то старушка.

Подземный переход Нина преодолела со скоростью улитки. На лестницах она мёртвой хваткой цеплялась за перила.

Оказавшись на той стороне улицы, куда так долго стремилась, Нина задумалась — как быть: проехать на автобусе остановку в обратную сторону или пройти её пешком. Ехать, конечно, быстрее, зато при выходе опять придётся спрыгивать с высокой ступеньки и, как знать, чем это закончится, если её никто не поддержит. Вдруг шлёпнется в светлом-то плаще? Нина решила не рисковать и пошла пешком. «Заодно и ноги перед танцами потренирую», — думала она, пускаясь в тяжкий путь.

Когда Нина вошла в класс, викторина уже закончилась и шли последние приготовления к танцам. Не замечая укоризненного взгляда классной руководительницы, мол, опоздала, Нина буквально рухнула на ближайшую парту. Ноги болели. Казалось, она никогда не сможет подняться с этой уютной скамейки.

Весь «Огонёк» Нина просидела на одном месте. Мальчики наперебой приглашали её танцевать. Женька Варенцов тоже пригласил. Она отказывалась. Не танцевать же босиком. А противные туфли она незаметно сняла, чтобы ноги отдыхали.

— Ты почему совсем не танцуешь? — присев рядом с ней, спросила Аня Северина.

— Мне неудобно. Я надела мамины туфли на высоких каблуках.

— Неудобно из-за того, что в них ты получаешься ростом выше мальчишек?

— Да нет, ноги ужасно болят, — уточнила Нина. — Прямо не знаю, как до дома дойду.

— Я тебе помогу, — пообещала Аня и упорхнула к танцующим.

Ребята перестали приглашать Нину. Не хочет танцевать с ними — ну и не надо. Задавака. Однако ей было не до того, что думают мальчишки. Голову сверлила ужасная мысль — вскоре предстоит обратная дорога домой. Чем сможет помочь ей маленькая и хрупкая Анечка? Не понесёт же её на руках. А самой в этих туфлях не дойти.

Нина позвонила домой и попросила маму принести в школу её коричневые туфли.

Подождав, пока все разойдутся, Нина кое-как спустилась на первый этаж. Мама уже ждала её возле раздевалки и держала в руках самые замечательные туфли на свете — коричневые, со шнурочками, а главное — без всяких каблуков. Нина надела их, и жизнь опять стала прекрасной.

Всю дорогу Нина шла рядом с мамой вприпрыжку. Идти было легко и чудесно. Возле самого дома она сказала:

— Всё-таки в сказках пишут ’ сплошные выдумки.

— Что это ты ни с того, ни с сего? — удивилась мама. — Какую сказку вспомнила?

— Про Золушку, — сказала Нина и, заметив на мамином лице недоумение, объяснила: — Разве могла она танцевать с принцем до полуночи в туфельках на высоких каблуках?

 

Незнакомые слова

Честно говоря, Олег Запольский из-за своей лени учится скверно — в основном на троечки, четвёрки попадаются гораздо реже. О пятёрках всерьёз вовсе говорить не приходится, о них можно только мечтать. Чаще увидишь солнечное затмение, чем пятёрку в дневнике Олега. Лишь английский даётся ему довольно легко.

Англичанка Алевтина Ивановна сказала на родительском собрании, что у мальчика большие способности к языку — он прочно запоминает новые слова, у него хорошее произношение. Поэтому, когда в шестом «А» был объявлен тест по разговорной речи, мама Олега ничуть не сомневалась, что он получит пятёрку. Утром, провожая сына в школу, пожелала ему ни пуха ни пера. Олег, как принято, вежливо ответил: «К чёрту!».

Днём мама жарила на кухне любимые котлеты сыночка, представляя, что Олежек скоро вернётся из школы в хорошем настроении. А он пришёл домой хмурый, сердитый. С размаха швырнул портфель в угол и, усевшись за стол, потребовал:

— Дай поесть.

— Что рычишь-то? — спросила мама. — Чем ты огорчён?

— Чем надо, тем и огорчён.

— Ну а всё же? Сегодня, кажется, была контрольная по английскому. Что ты получил?

— Что получил, то и получил, — опять огрызнулся сын.

— Ты должен был получить пятёрку. Тем более что у тебя есть способности к языку.

— Способности есть, — согласился Олег. — Только влепили мне пару. Меня училка засыпала.

— Сам посуди, зачем же ей тебя засыпать?

— Я-то откуда знаю зачем? Только Алевтина придумала хитрый способ, чтобы меня завалить.

И Олег стал объяснять коварный замысел учительницы:

— Понимаешь, она велела, чтобы каждый ученик заучивал те слова, которыми пользуется в разговоре дома или во дворе. Нужно было их искать в словаре и запоминать. Я так и делал. Такие слова заучил, каких, кроме меня, никто не знал.

— Например?

— Я могу сказать по-английски «Цыц, козявка, брысь под лавку!», «Сейчас по шее схлопочешь!» или «Катись отсюда, мелюзга!». Таких выражений даже в словарях нет. Мне их перевёл брат Альки Будкина, который работает барменом на теплоходе. Он весь мир объездил, английский как родной знает. Я старался, говорил на контрольной с хорошим произношением, думал, мне обломится пятёрка. А Алевтина вдруг возьми да спроси, как будет по-английски «спасибо», «пожалуйста», «извините».

— И ты не ответил?!

— Конечно, нет. Откуда мне знать такие слова, которыми я сроду не пользовался?!

 

Ноль внимания, фунт презрения

Однажды Димка Скорлупкин, балуясь, сорвал цветок кактуса, который рос в их классе.

Надо сказать, колючие кактусы цветут крайне редко — раз в несколько лет, и один такой экзотический гость оказался в шестом «А». Поэтому, когда на колючем шарике появился маленький розовый цветок, все — особенно девочки — прямо не могли на него налюбоваться.

Вдруг Димка взял и сорвал. Сорвал просто так — баловства ради, смотрите, мол, до чего я храбрый, не боюсь девчачьего гнева. На переменке побегал с ним, засунув за ухо, а потом выбросил.

Придя на урок, ботаничка Лидия Дмитриевна сразу заметила следы катастрофы и грозно спросила:

— Кто сломал цветок?

Все ребята притихли, словно воды в рот набрали. Димка тоже промолчал, спрятавшись за спину впередисидящего Гришки Кочкина. Учительница терпеливо ждала, урок не начинался. В классе — полная тишина. Наконец поднялась со своего места классная поливальщица Люська Тищенко и сказала, что цветок сорвал Скорлупкин. Лидия Дмитриевна как следует отчитала Димку и за сорванный цветок и — главное — за то, что побоялся признаться.

Люськин донос переполнил чашу Димкиного терпения. Каждый раз эти девчонки ябедничают! Был случай, когда он кинул мокрой тряпкой в Зойку Бобровскую да нечаянно промахнулся, отчего на стене появилось грязное пятно. Потом Зойка наябедничала классной руководительнице Ирине Сергеевне. А когда однажды перед контрольной по математике Димка, к общему удовольствию, натёр доску свечкой, чтобы мел писал плохо, девчонки тоже его выдали.

Короче говоря, Димке нестерпимо захотелось отомстить всем этим ябедам, и он твёрдо решил не разговаривать с ними. Никогда в жизни.

«С завтрашнего дня буду обращать на девчонок ноль внимания, фунт презрения» — пообещал себе Димка.

Так и сделал. На уроке молчал, хотя так и тянуло поболтать. На первой переменке тоже молчал. Все ребята собрались вокруг Зойки Бобровской и, знай себе, хохочут — она какие-то новые загадки загадывает. Димка тоже любит загадки, но ведь Зойка девчонка, значит, ябеда. Он на них с сегодняшнего дня — ноль внимания, фунт презрения. Слонялся всю переменку по коридору один, потому что остальные мальчишки слушали Зойкины загадки.

На литературе опять ни с кем из девчонок не разговаривал. А на второй переменке произошло вот что. Димка играл с мальчишками в догонялки, споткнулся и упал. Падая, он зацепился за торчащий из стены железный штырёк и разорвал брюки. С такой брючиной неудобно людям показываться, вдобавок на улице холодно. Как потом домой пойдёшь?! Нужно её срочно зашить.

Когда он спросил ребят, есть ли у кого-нибудь иголка с ниткой, мальчишки от смеха за животики схватились. Что они, девчонки, что ли, иголки с собой носить? А у девчонок Димке просить нельзя, он же теперь на них ноль внимания, фунт презрения.

— Возьми у кого-нибудь из девчонок иголку с ниткой, — обратился он к Юрке Зрачкову.

— Что я тебе — слуга, что ли? — не согласился Юрка. — Сам попроси.

— Сам не могу, — объяснил Димка. — Все девчонки — ябеды. Я теперь с ними не разговариваю и не хочу иметь ничего общего.

— Как же ты будешь шить их иголкой?

— Шить-то я буду в сторонке, разговаривать с ними всё равно не придётся. Будь другом, попроси. Только не говори для кого. А то в рваных брюках ходить противно.

Как верный товарищ Юрка попросил у Ани Севериной иголку с ниткой. Правда, та дала белую нитку. Она же не знала, что нужно зашивать тёмно-синие брюки. Но Димке было не до цвета, главное — дырку заделать.

Начал он зашивать брючину, а она не зашивается. Исколол всю правую ногу и левую руку чуть ли не до крови, зашить же не может. Вот уже звонок, уже география началась, Димка же по-прежнему над шитьём бьётся, как орлица над орлёнком. И тут Антон Петрович вызывает его к карте. В тот день Димка всё хорошо знал, но ведь неприлично выходить в порванных брюках. Пришлось сказать учителю, что не выучил урока. Таким образом, Димка ни за что ни про что схлопотал двойку.

На следующей переменке он продолжил своё рукоделие. Шил прямо до изнеможения, чуть голова не закружилась. Вроде бы часть дырки уже заделал, да оказалось, что пришил брюки к носку. Пришлось одно от другого отрывать.

В это время в класс заглянул Юрка и спросил:

— Готовы брюки?

— Нет. Иди сюда. Помоги мне. А то, согнувшись, шить неудобно.

— Что я тебе — портной, что ли? Я и разогнувшись шить не могу, — сказал Юрка. — Попроси кого-нибудь из девчонок.

— Не согласятся.

— С чего это вдруг?

— Они обиделись на меня за то, что я перестал с ними разговаривать.

— А вдруг ещё не успели обидеться? Ты же совсем мало с ними не разговариваешь.

Тут в класс вошла Люся Тищенко полить цветы.

— Люсь, — обратился к ней Юрка, — ты обиделась на Скорлупку за то, что он совсем перестал разговаривать с девчонками?

— Разве он перестал? Я и не знала.

Теперь обиделся сам Димка.

— Ещё как перестал, — подтвердил он. — С самого утра ни с одной девчонкой ни слова. Обиделась?

— Нет, не обиделась.

— Тогда зашей, пожалуйста, ему дырку на брюках, — попросил Юрка.

— Зашью. Только сначала мне цветы полить надо. А ты на, держи синюю нитку. Вдень её.

Безразличие Люськи к бойкоту задело Димку за живое. Когда Юрка, вдев нитку, вышел из класса, он спросил:

— А если бы я не разговаривал с вами целую неделю, ты обиделась бы?

— Да хоть год не разговаривай. Нам от этого ни холодно ни жарко.

— Как это — «ни холодно ни жарко»? — опешил Димка. — Вдруг вы захотите меня о чём-нибудь попросить, а я не отвечу.

Люська фыркнула:

— Ты сам только и делаешь, что просишь девчонок — то списать, то подсказать, то помочь. А тебя о чём просить? Что ты умеешь?

— Я… — начал было Димка и тут же осёкся — он, действительно, не знал, что умеет делать лучше девчонок.

— Ты чего молчишь? Опять перестал разговаривать?

— Подожди, сейчас скажу, — пробурчал Димка.

— Ладно, мне не к спеху. Я буду брючину зашивать, а ты вспоминай, что умеешь делать. Вспомнишь — скажешь.

Брюки она зашила ему в полной тишине.

 

Первопроходец

В конце последнего урока классная руководительница объявила:

— Сейчас, ребята, мы с вами пойдём на экскурсию в музей истории нашего края, расположенный в крепости тринадцатого века. Пусть звеньевые соберут по десять рублей на билеты.

Когда звеньевой подошёл к Сашке Еланскому, тот прищурился и сказал:

— Не дам я тебе десять рублей. Я и так пройду, без билета.

— Посмотрим, — хмыкнул звеньевой.

…Старая крепость стоит на вершине скалы, нависающей над морем. Поплевав на руки, Сашка начал подъём по отвесной стене.

С каждым метром ползти становилось всё труднее и труднее: ноги соскальзывали, пот застилал глаза. На середине пути Сашка сел, было, передохнуть в орлином гнезде, но тут, как назло, вернулся домой орёл, и мальчик ещё шустрее рванул вверх…

— Со стороны моря, ребята, крепость совершенно неприступна, — рассказывал тем временем экскурсовод ученикам пятого «Б». — Здесь даже не выставлялись сторожевые посты. Немало смельчаков пытались безрезультатно штурмовать крепость.

И вдруг над каменной стеной показалась растрёпанная Сашкина голова. Экскурсовод стоял к нему спиной, и Сашка незаметно пристроился к ребятам. Гид же продолжал свой рассказ:

— …Самые храбрые воины шли на риск ради победы, командование сулило им большие награды. Однако все они падали и разбивались о подножие утёса.

Не только девочки, но и мальчики дрогнули в страхе, представив себе всю степень Сашкиного риска. Сам же Сашка бодро прошептал:

— Подумаешь, тоже мне крепость…

— А теперь, ребята, — сказал экскурсовод, — мы сядем на катер и поедем осматривать арсенальный остров. Пусть звеньевые соберут по десять рублей на билет.

Когда звеньевой прошёл мимо Сашки Еланского, тот дёрнул его за рукав.

— Ты почему с меня денег не берёшь?

— Я думал, ты захочешь добраться до острова вплавь, — ответил звеньевой.

 

Переговоры

После второго урока на большой перемене ученики, как правило, проводили время на школьном дворе.

Изогнувшись всем телом, чтобы солнце попадало в лупу, долговязый Колька Бурмистров из третьего «Б» кончал выжигать на расчёске своё прозвище Штанга, когда краем глаза заметил, что перед ним остановились два незнакомых пацана.

— Здорово, Штанга, — начал один из них. — У нас к тебе серьёзное предложение.

— Какое ещё предложение? — лениво отозвался Колька.

— Предложение такое: переходи учиться в наш класс — нам хороший вратарь позарез нужен. Без вратаря, сам понимаешь, у третьего «В» не выиграть. Переходи.

Колька задумался, почесал пятернёй затылок, после чего спросил:

— А что я с этого буду иметь?

— Машину получишь! — выкрикнул кучерявый мальчик.

— Небось, заводную подсунете?

— Что ты, что ты! — испугались ребята. — Дадим настоящую, на батарейках.

— На батарейках — это ничего, ничего, — милостиво улыбнулся Колька, — это годится.

— Переходишь?

— Подумать надо. Ну, положим, перейду. А что мне это даёт? С нашим классом я смогу столько стран повидать, сколько вам и не снилось, — нашему капитану отец из Африки диски привёз.

— Подумаешь, картинки. У нас ты весь свет можешь по-настоящему увидеть — Юркина мать в обсерватории работает. Она даст глянуть в телескоп.

— Годится.

— Переходишь?

— Погоди. Надо прикинуть, что я буду иметь.

— Ну хочешь, после игры медаль дадим? — предложил кучерявый. — Наша овчарка их много завоевала. Я сниму одну потихонечку.

— Годится.

— Переходишь?

— Не суетись. Сперва надо обдумать, что я буду иметь. От физкультуры освободят?

— Конечно, освободят, раз ты за класс в футбол играешь.

— А от пения?

— От пения не освободят. У нас певичка строгая.

— Не освободят? — произнёс разочарованным голосом Штанга и тут же разразился сардоническим смехом: — Ну, знаете ли, господа, тогда я предпочитаю остаться в родном коллективе.

— Значит, отказываешься переходить? — вздохнули парламентёры.

— Отказываюсь! — жёстко отрезал Колька.

Ребята уныло побрели прочь, а к Штанге обратился наблюдавший за переговорами первоклассник:

— Слушай, зачем ты так много просишь?

Колька снисходительно улыбнулся:

— Эх ты, мелкаш! У меня же отец настоящий футболист. Вот я и знаю, как нужно переходить. Ясно?

 

Потолочная формула

Каждый раз, когда Харитона вызывают на математике к доске и он подолгу задумывается, Галина Евгеньевна говорит ему:

— Что ты смотришь на потолок, Суглинский? На нём ничего не написано.

А у Харитона просто такая привычка. Когда он чего-нибудь не знает, то обязательно закатывает глаза кверху и делает вид, что глубоко задумался. Харитон считает, что учительница должна понять, что он сосредоточился в поиске ответа и вот-вот всё вспомнит.

Однажды он и Петька Задорожный возвращались из школы в плохом настроении. Харитон схлопотал очередную двойку по математике. А Петьку в тот день не вызывали, он грустил за компанию с другом.

По пути Харитон всё время о чём-то думал. Думал нормально, не закатывая глаза. Не на уроке ведь, не перед учительницей.

Потом он сказал:

— Галина Евгеньевна всё время шутит надо мной. Что ты смотришь на потолок, Суглинский, на нём ничего не написано… А давай возьмём и напишем.

— Что напишем? — не понял Петька.

— Что задано, то и напишем. Всякие формулы. Посмотришь наверх, будто думаешь, и увидишь там нужную формулу. Это же здорово! Мы с тобой в два счёта станем отличниками.

От радости, от того, что они с Петькой скоро выбьются в отличники по математике, Харитон запрыгал на одной ножке, напевая: «Мы с тобой влюблены, ты в картошку, я — в блины…». Однако Петька шёл по-прежнему как в воду опущенный.

Наконец он спросил:

— Как мы их напишем? Надо же до потолка дотянуться.

— Очень просто. Поставим на учительский стол стул. Я на него залезу и напишу.

— А когда напишем? — продолжал допытываться Петька.

— Когда угодно. Придём в школу до уроков и напишем.

Тут Петька бурно запротестовал:

— Нетушки! Лучше двойку иметь, чем в такую рань вставать. Давай после уроков останемся.

— Дело говоришь, старина, — не стал спорить Харитон. — После уроков удобней. Вдобавок по свежим следам.

— По каким следам?

— По свежим. Ещё не успеем забыть, где записали домашнее задание.

На следующий день после уроков друзья остались в классе. Вернее, сначала они вместе со всеми учениками вышли из кабинета математики, а потом незаметно вернулись.

Харитон поставил на учительский стол стул, забрался на него с карандашом наготове и сообщил Петьке:

— Не достаю до потолка. Нужно на стул ещё что-нибудь положить.

Оглядевшись по сторонам, Петька снял с подставки цветочный горшок и водрузил её на стул.

Подставка только с виду крепкая, на самом же деле оказалась хлипкой и рассохшейся. Когда Харитон забирался на неё, она под ним ходуном ходила. Того и жди, рассыплется.

Харитон сказал:

— Держи подставку крепко-крепко. Иначе тут шею сломать можно.

Петька вцепился в подставку изо всех сил. Харитон с грехом пополам залез на неё, примерился и говорит:

— Еле-еле достаю. Но писать можно.

— Ну и пиши на здоровье, — буркнул Петька. А сам мёртвой хваткой вцепился в подставку.

— Что писать-то? — спросил Харитон.

— Формулу пиши, которую на завтра задали. Кажется, бином Ньютона.

— Откуда мне её знать?! Как же я напишу без учебника?

— Ах да! Мы про учебник совсем забыли. Сейчас я его тебе подам.

Петька дёрнулся, было, за учебником, как Харитон истошно завопил:

— Куда?! Дай я сперва слезу, а то упаду.

И он спустился на стол.

Отдохнув, Харитон снова забрался на верхотуру. Петька раскрыл учебник на нужном месте и передал ему.

Стоит Харитон, балансирует, словно канатоходец в цирке. В одной руке держит учебник, другой с карандашом тянется вверх. Чувствует себя очень неустойчиво, боится грохнуться.

— Я тебе не жонглёр какой-нибудь, чтобы стоять под потолком с занятыми руками, — не выдержал Харитон и приказал Петьке: — Возьми книгу и диктуй мне эту формулу. Так оно проще будет.

Харитон передал учебник другу.

Теперь тому пришлось делать сразу несколько дел. Петька придерживал подставку, смотрел в раскрытый учебник, который лежал на ней, диктовал и следил за тем, как пишет Харитон. Вдруг он закричал:

— Ошибка! Не игрек в степени эн, а после игрека скобка.

Харитон покорно зачеркнул карандашом игрек в степени эн.

Петька опять поправил:

— Нужно убрать только степень. Сам игрек зачёркивать не надо.

Харитон снова начал что-то черкать, вконец запутался и сказал:

— Сейчас слезу, сам посмотрю, как выглядит эта формула. Без твоих подсказок обойдусь. Иначе потолок будет грязнее тетради.

Спустившись, он уселся за парту и долго читал параграф про бином Ньютона. Петька уже измучился его ждать. Наконец Харитон захлопнул учебник и бодро сказал:

— У матросов нет вопросов. Понял я этот бином.

— Тогда полезай на потолок.

— Чего ради?

— Как это «чего ради»? — Петька от удивления вытаращил глаза. — Формулу написать.

— Да зачем она мне нужна на потолке, если я её уже наизусть знаю?

— Ты знаешь, а другие — нет. Я, например. Для меня написать надо. Зря, что ли, я твою подставку целый час держал?!

Петьке стало обидно до слёз. Он насупился и даже отвернулся от Харитона. Но тот подошёл к другу, хлопнул по плечу и примирительно улыбнулся:

— Знаешь что, Петушок, лучше тоже выучи формулу наизусть. Это намного быстрее и совсем безопасно. По крайней мере, руки-ноги останутся целы.

Петька сразу перестал сердиться на друга. Понял, что тот дело говорит.

Ребята вернули подставку на место, водрузили на неё цветочный горшок, сняли со стола стул и ушли с чувством хорошо выполненного долга.

 

Сдача

Однажды бабушка Женьки Баренцева сказала ему:

— Внучек, у нас чаёк кончился. Сходи в угловой магазинчик. Только у меня, как назло, нет мелочи, я дам тебе сто рубликов. Купи упаковочку чаю и обязательно пересчитай сдачу. Помни, кассирши всегда норовят обмишулить покупателей, особенно детишек. Поэтому несколько раз проверь сдачу. Иначе дадут меньше, чем положено.

Непрерывно думая о точной сдаче, Женька побежал в магазин самообслуживания. Там он взял коробку чаю и подошёл к кассе.

— Тридцать восемь рублей, — сказала кассирша, выбивая чек.

Женька дал ей сторублёвую бумажку, а сам продолжал думать о сдаче. Получив деньги, отошёл в сторонку и стал пересчитывать. Он пересчитал сдачу несколько раз. Каждый раз получалась одинаковая сумма — шестьдесят два рубля. Обрадовался Женька, что его не обмишулили, как маленького, и торжествующе покинул магазин.

Идёт по улице, песенку насвистывает. И вдруг слышит позади женский крик: «Мальчик, мальчик, погоди!»

От страха Женьку прошиб холодный пот. Он догадался — кассирша пожалела, что дала ему полную сдачу, и решила исправить свою ошибку, отобрав часть денег обратно. Недаром же бабушка предупредила, что они всегда дают меньше, чем положено. «Не стану оглядываться, — решил Женька, — сделаю вид, будто не слышу, что мне кричат».

Он невольно ускорил шаг. А женский голос сзади приближается: «Мальчик, мальчик, остановись!»

Женька уже был готов припустить бегом, как неожиданно его тронула за рукав шедшая навстречу женщина с сумкой через плечо:

— Мальчик, это случайно не тебя зовут?

— Кажется, меня.

— Почему же ты даже не оглянёшься?

— Потому что у меня хотят отобрать деньги, — пролепетал Женька.

— Какие деньги?

— Чаевые. Которые бабушка дала мне на чай.

— Грабёж средь бела дня — это форменное безобразие, — сурово сказала женщина с сумкой. Не бойся, мальчик. Сейчас мы вместе дадим гангстерше достойный отпор.

В это время к ним подбежала кассирша из магазина и, запыхавшись, сказала:

— До чего же ты рассеянный покупатель — забыл товар да ещё не слышишь, что тебя зовут. Представляешь, как тебя встретят дома?

Она протянула Женьке коробку чаю, которую он, увлёкшись пересчитыванием сдачи, оставил в магазине, повернулась и быстро зашагала обратно.

Женька покраснел и, разинув рот, смотрел ей вслед. Очнулся он лишь тогда, когда его добровольная защитница насмешливо произнесла:

— Побольше бы встречалось таких «грабителей».

Она ушла. А Женька нехотя поплёлся домой.

Когда бабушка открыла ему дверь, она первым делом спросила:

— Сдачу принёс?

— Неужели нет? — вздохнул внук.

 

Страшный сон

В ночь с понедельника на вторник четверокласснику Андрюше приснилось, что у него есть волшебный портфель.

— Почему ты такой грустный? — спросил у него портфель человеческим голосом.

— Сегодня контрольная по математике, завтра — диктант, — вздохнул Андрюша. — Видишь, как тяжело приходится. Тебя бы на моё место.

— А что — я согласен. Посмотрим, кому из нас тяжелее, — неожиданно сказал портфель. И вдруг…

Вдруг Андрюша почувствовал, как его руки превратились в одну ручку, внутри появилась загадочная пустота, и глаза заблестели, словно замочки. А перед ним вместо портфеля появился мальчик, которого невозможно было отличить от него самого, — такой же вихрастый, светлоглазый, даже родинка на щеке точно такая же.

В это время зазвенел будильник. Мальчик схватил со стола учебники и начал запихивать их в портфель. Бывший Андрюша чувствовал, что трещит по всем швам, однако мальчик неутомимо продолжал засовывать в него тетради, булочку, моток проволоки, силомер, кроссовки…

В школу мальчик тащил портфель за собой на ремне, как санки. Все прохожие шарахались от него в стороны.

В классе мальчик с такой силой запихнул портфель в ящик парты, что на нём остались глубокие вмятины. Лишь один раз он вытащил его наружу, да и то лишь за тем, чтобы смеха ради стукнуть им своего соседа.

Но самое страшное началось после уроков. Выскочив на школьный двор, мальчик швырнул портфель на землю и вместе с другими ребятами принялся играть им в футбол. Они так сильно пинали его ногами, что Андрюша не выдержал боли и… проснулся.

Он взглянул на календарь и нехотя слез с кровати. Вторник. Значит, сегодня будет контрольная по математике.

Андрюша поднял с пола мятый, весь в разноцветных пятнах и трещинах портфель.

— Хорошо тебе, портфельчик, никаких забот. Тебя бы на моё мес… — начал было мальчик, но, вспомнив свой страшный сон, вовремя осёкся.

 

Стыдин

С некоторых пор Игорь Кувшинов два раза в неделю приходил в школу не только утром, но и вечером. Он записался в химический кружок.

— Кому это надо и кто это выдержит? — смеялся над ним Генка Торопин. — Мы ещё химию не проходим, а ты уже на неё время тратишь. Что вы там колдуете по вечерам? Золото добыть хотите?

— Золото не золото, — ответил однажды Игорь на перемене, — а стыдин уже получили.

— Какой такой стыдин? — недоверчиво переспросил Генка.

— Специальная жидкость, сложная по составу. Хочешь — пойдём покажу.

Генка, конечно, захотел, и они пошли в класс. Там Игорь достал из портфеля металлический баллончик с пластмассовым штырьком наверху. Он нажал пальцем на штырёк, и оттуда с шипением выстрелила струйка не то дыма, не то пара. Сразу почувствовался приятный запах.

— Это и есть стыдин, — объяснил Игорь. — Получен впервые в мире. Когда человек врёт, его лицо сначала краснеет, потом снова становится нормальным. Ну да сам знаешь. Но, если в помещении найдётся хоть одна молекула стыдина, лицо так и останется красным навсегда.

— Из-за одной молекулы? — усомнился Генка.

— В том-то и дело.

— А сколько сейчас ты их в классе напустил?

— Тут не сосчитать. Миллионы, наверное.

— Зачем же ты это сделал?! — начал горячиться Генка. — Что теперь — на уроке сидеть в противогазе? Да?

— А чего ты вдруг испугался? Много врёшь?

Генка замялся.

— Ну врал когда-то… В детстве.

— Тогда не волнуйся. Старое враньё не в счёт. Если сейчас соврать, то опасно. А старое не считается.

— Интересно. До чего только люди не додумаются. Слушай, Вовк, дай мне на один денёк этот стыдин. Я им во дворе ребят попугаю.

— Не могу.

— Почему?

— Знаешь, как трудно получать стыдин? А вдруг ты его потеряешь.

— Чего ради я его потеряю?

— Ну не нарочно, конечно. Нечаянно. Потерял же ты книгу про шпионов.

— Какую такую книгу?

— Которую я тебе ещё в прошлом году давал читать.

— Не потерял, — выпалил Генка, и ноздри его трепыхнулись. — Она у меня дома лежит. Хочешь, я после уроков сбегаю и принесу?

— Как же ты сбегаешь, если у тебя нога болит?

— Какая такая нога? — удивился Генка.

— Не знаю какая. Может, правая, а может, левая. Я сам слышал утром, как ты отпрашивался у Геннадия Викторовича с физкультуры, потому что у тебя болит нога.

— Теперь нога у меня здоровая. Я на физкультуру пойду. А после уроков принесу тебе книгу домой.

— Как принесёшь? Ты же после уроков в кино снимаешься. За тобой со студии машину присылают.

— В каком ещё кино?

— В детском фильме. Знаю, ты говорил девчонкам, что снимаешься сейчас в главной роли.

— Да это я понарошку сказал, потому что девчонки любят артистов. Принесу я сегодня тебе книгу. Дашь стыдин?

— Не могу, — помотал головой Игорь. — Слишком ценная жидкость. Если хочешь — давай меняться.

— Давай, — согласился Генка. — Что просишь за него?

— Шайбу.

— Какую шайбу?

— Знаменитую. Ту самую, которую ты поймал на хоккее во Дворце спорта. Её динамовский вратарь отбил, и она отскочила прямо тебе в руки.

— Нет у меня такой шайбы и в помине.

— Как это нет? — удивился Игорь. — Ты вчера её всем показывал. Помнишь?

— Показывал. Только я её не во Дворце спорта ловил. Я её в спортивном магазине купил. Давай меняться на что-нибудь другое.

— Ладно. Если нет у тебя шайбы, бери стыдин просто так, — великодушно сказал Игорь и протянул Генке баллончик. — Я себе в кружке ещё сделаю.

И он, действительно, сделал. Как, спросите вы? Очень просто. Купил в магазине бытовой химии освежитель воздуха. Принёс его на занятие химического кружка. Там взял соляную кислоту и смыл с баллончика надписи. Вот и весь рецепт. А Генка повсюду ходит со стыдином. Сам не врёт и другим не даёт.

 

Сувенир

По телевизору Саша хоккей видел часто, а на стадион попал впервые. И надо же такому случиться, что в самом начале матча шайба выскочила за борт — и прямо к нему в руки.

Девочки, может, не знают, но каждому мальчику известно — вылетевшую шайбу можно оставить себе насовсем. Как сувенир. Поэтому Саша сразу сунул её в карман и быстренько побежал домой. Если шайбы будут выскакивать так часто, думал он, к концу игры их совсем не останется и тогда хоккеисты потребуют, чтоб их вернули. Лучше не рисковать.

Дома Саша перво-наперво вымыл шайбу тёплой водой, вытер полотенцем. Потом поставил на книжную полку и стал любоваться. Любовался до тех пор, пока в глазах не зарябило. «Ладно, вечером долюбуюсь, — решил он, — а сейчас пойду сыграю в хоккей».

Во дворе была ледяная площадка с бортиками. Саша подошёл и хвастанул:

— А у меня есть шайба, которой играли динамовцы.

Ребята не удивились — их шайбой когда-то играла сборная.

— Ладно, становись, — позвали его в игру.

Едва Саша вышел на лёд, как шайба вылетела за борт. Да так быстро, что никто не заметил, где она приземлилась. Стали искать, истоптали вокруг весь снег, а найти так и не смогли.

— Ладно, весной отыщется, — решили ребята. — Неси, Сашка, свою.

Но Саше не хотелось, чтобы его шайбу ребята царапали клюшками, и он начал всех стыдить:

— Как же так? Люди трудились, чтобы сделать эту шайбу, а вы так небрежно — неси другую. Нет, такую знаменитую шайбу надо отыскать во что бы то ни стало.

Каток был освещён одной слабой лампочкой, и ребята не поверили, что шайбу можно найти.

— Я вам докажу! — заявил Саша.

Он раздобыл старое ведро и принялся черпать им снег — наберёт доверху, отнесёт его в сторонку, высыпет, осмотрит внимательно и идёт за новой порцией. В конце концов он нашёл-таки шайбу. Но так устал, что играть уже не было сил.

На следующий день дворничиха тётя Варя очень его благодарила:

— Молодец, Сашок, весь двор от снега очистил. Мне больше и делать нечего. Я теперь на неделю к сестре в Пензу уеду.

 

Таинственный веник

До начала первого урока ребята шестого «А» стояли в классе у раскрытого окна и глазели по сторонам. Вдруг они увидели, что Анька Северина идёт в школу с веником. Нет, не только с ним. Ранец у неё тоже, конечно, был, но за спиной. А в руке — настоящий, совершенно новый веник.

— Зачем нашей тихоне понадобился веник? — удивлённо спросила Зойка Бобровская.

Димка сразу сказал:

— Наверное, хочет показать наглядное пособие по ботанике. Мы сейчас как раз злаки проходим.

— Разные семена у нас на стенде приклеены, — возразил Вовка Куницын. — А она несёт наглядное пособие к завтрашнему сбору про дружбу. Ведь дружба похожа на веник. Один прутик переломить легко, а когда все связаны вместе — чёрта лысого их сломаешь.

— Скорее это наглядное пособие по физкультуре, — вставила Тамарка Зубова. — Кто не занимается спортом, у того нет сил даже переломить прутик.

— А мне кажется, Северина несёт веник в драмкружок, — предположил Женька. — Может, они пьесу про дворников репетируют.

— Или про Бабу-ягу, — добавил Генка.

— Нет, та на метле летала.

— Ну это родственные вещи.

— А может, она в нём шпаргалки прячет?..

Короче говоря, у каждого было своё мнение. Ребята гадали вслух до тех пор, пока в класс не вошла Аня. Увидев её, Димка сразу спросил:

— Ты зачем веник притащила?

— Хочу класс после уроков подмести, — ответила та. — Обещала уборщице помочь.

— Теперь ясно, почему мы не угадали, для чего ты его несёшь, — разочарованно протянула Зойка. — Кому же придёт в голову такой пустяк?!

 

Тайник

Екатерина Евгеньевна стирала в ванной новый пододеяльник, когда в квартиру кто-то постучал. Открыв дверь, она увидела незнакомого мальчика лет одиннадцати, худенького и невысокого, который, очевидно, не смог дотянуться до звонка и потому стучал.

— Здравствуйте, — сказал мальчик, — я сын Людмилы Анатольевны. Мы с мамой раньше, до обмена, жили в этой квартире.

— Очень приятно, Алёшенька. Теперь мы будем знакомы не только заочно. Заходи.

Екатерина Евгеньевна пропустила юного гостя в переднюю и закрыла дверь.

— А откуда вы знаете, что меня зовут Алёшей? Вам, наверное, мама говорила?

— Угадал, — засмеялась она. — А меня зовут тётя Катя.

— Мне тоже очень приятно, — почему-то баском произнёс мальчик.

— Итак, зачем же ты пришёл, Алёша?

На секунду мальчик замялся, однако потом быстро, видно было, что ответ он готовил заранее, сказал:

— Я пришёл потому, что мама переезжала на новую квартиру летом, когда я жил у бабушки. И у меня тут в тайнике остались личные вещи.

— Личные вещи? Значит, ты что-то скрываешь от своей мамочки. А ведь это очень нехорошо! — Екатерина Евгеньевна шутливо погрозила ему пальцем.

— Конечно, плохо, — подтвердил Алёша со вздохом. — Только она многое выбрасывает. Нечего, говорит, всякую грязь с улицы тащить, лучше я с получки куплю тебе что-нибудь в магазине. А в магазинах такое не продают, что на улице попадается. Прошлой зимой я очки от солнца нашёл. Настоящие, даже одно стекло есть.

— И всё-таки от мамы ничего скрывать не надо. Лучше поговори с ней начистоту, и Людмила Анатольевна позволит оставить сокровища дома. Ведь твоя мама очень добрая, я её знаю. — Она сделала паузу, после чего сказала: — А мы с мужем никакого тайника здесь не нашли. Видно, он очень тайный.

— Он в ванной. Там удобно. Всегда можно закрыть дверь, сделать вид, будто моешься, и запереться.

Екатерина Евгеньевна отодвинула недостиранное бельё, освобождая мальчику проход, а сама тактично вышла в кухню.

Алёша нагнулся под раковину и вытащил справа белую кафельную плиту с отломанным уголком, которая не была приклеена, а всего лишь вставлена между другими плитками, как в гнездо. Потом он пошарил в обнажившемся дупле левой рукой и выудил оттуда полиэтиленовый пакет. Пакет был старый, мятый до такой степени, что стал почти непрозрачным, и, заглянув в него, Алёша увидел пёструю и рыхлую пачку денег. Тут вперемежку лежали купюры разных достоинств.

— Тётя Катя! — позвал мальчик хозяйку. — Тут уже ваши деньги лежат.

Екатерина Евгеньевна с удивлением рассматривала вытащенный пакет и молчала. Мальчик тем временем продолжил поиски своих сокровищ. Он вытащил из тайника ещё один пакет, в котором лежали всякие металлические штучки. Пакет тоже был чужой, поэтому Алёша сразу протянул его хозяйке, а сам продолжал шарить левой рукой в тайнике.

Больше ничего внутри не было. Мальчик, отряхивая колени, поднялся.

Екатерина Евгеньевна вытащила из второго пакета полукруглый металлический жгут и, прищурившись, рассматривала его.

— Пятьсот восемьдесят третья, — наконец медленно произнесла она.

— Это не медная проволока, — сказал мальчик.

— Не медная, — кивнула женщина.

— А куда вы дели мои личные вещи? Выбросили? — спросил Алёша, едва сдерживая слёзы. — Тут настоящая проволока лежала, и пряжка от армейского ремня, и конденсатор.

— Не знаю, Алёша, и совсем ничего не понимаю. Может быть, мой муж их видел. Я у него спрошу вечером.

— Спросите, пожалуйста, тётя Катя. Не забудете?

— Не забуду, Алёша.

— А пакеты положить на место?

— Всё равно, — пожала плечами женщина. — Можно оставить здесь, а в общем, не знаю. Где хочешь.

— Лучше здесь.

— Где хочешь, — повторила она.

— Тогда я пойду домой? — неуверенно спросил мальчик.

— Иди, иди, Алёша.

— А когда мне зайти за своими вещами?

— Я позвоню тебе.

— Вы наш телефон хорошо знаете?

— Ну, конечно, — грустно кивнула женщина. — Ведь мы раньше жили в вашей квартире.

— Тётя Катя, только если меня дома не будет, вы маме ничего не передавайте. Ладно?

— Я позвоню именно тебе. А уже ты сам всё расскажешь маме. От вранья никогда ничего хорошего не получается, Алёша. Это точно.

— Я боялся, что мама выбросит, — сказал мальчик.

— Мы с тобой обязательно поговорим об этом подробнее, — тихо, но решительно произнесла Екатерина Евгеньевна, — только в другой раз. Обязательно.

«Странный этот дяденька, её муж, — думал мальчик, идя через двор к автобусной остановке. — В таком хорошем тайнике можно и замок спрятать, и крючки, и старый мобильник. А он занял его деньгами. Такое барахло можно и на столе держать. Кто на такую чепуху позарится?»

 

Там лучше, где нас нет

Как только Серёжке Князеву поручили проведать заболевшего Сашку Еланского, он сразу предупредил классную руководительницу:

— Завтра я часа на два-три задержусь.

В ответ Ирина Сергеевна проявила чёрствость. Она объяснила ему, что половина девятого утра не самое лучшее время для посещения больного одноклассника, и предложила выполнить поручение после уроков.

Вернувшись из школы и пообедав, Серёжка сообщил маме:

— Уроки буду делать позже. Сейчас хочу навестить Сашку Еланского. Мне поручили. Он уже четыре дня не ходит в школу.

— Постарайся его чем-нибудь развеселить, — посоветовала мама. — Когда человек болен, ему грустно, настроение плохое, на душе кошки скребут. Его нужно ободрить, поддержать.

По пути к дому товарища Серёжка вспомнил всякие забавные случаи, которые произошли с ребятами из их класса за четыре дня. И как чуть было не взяли шефство над тридцатилетним ветераном футбола, и как Колька Супников посетил исторический музей, когда там был ремонт, и как Генка Торопин хотел вымыть грязную посуду в стиральной машине. Одним словом, было что рассказать.

Дверь ему открыла Сашкина бабушка. Серёжка снял шапку, пальто и прошёл в комнату. Вдруг видит — навстречу ему идёт Сашка собственной персоной.

— Ты почему ходишь? — удивился Серёжка.

— А что мне ещё делать?

— Ты же больной.

— Ну и что? — отвечает Сашка. — У меня же не ноги болят. Я горло застудил. А ноги у меня очень даже здоровые. По комнате мне ходить можно.

— И руки у тебя здоровые?

— Кочергу узлом завяжу.

— Почему же постель не убираешь?

— Зачем убирать? Я в любой момент опять могу лечь. Устал ходить, раз — и завалился!

— Здорово! — восхищённо произнёс Серёжка. — Значит, ты можешь лежать сколько влезет? Хоть целый день?

— Запросто. Только целый день лежать, оказывается, тяжело. Я вот поза-позавчера лежал и позавчера лежал. А вчера уже не лежал. Надоело.

Серёжка вздохнул:

— Мне бы не надоело. Я не люблю рано вставать.

— Ну мне-то сейчас рано вставать ни к чему, я ведь не хожу в школу.

— Завтра тоже не пойдёшь? Завтра у нас контрольная по математике.

— Завтра ещё не пойду — могут быть осложнения.

— Счастливчик ты, — опять вздохнул Серёжка. — Завтра утром по телику будут бесподобные мультики. А послезавтра пойдёшь? В субботу. Послезавтра у нас урок труда. Будем дурацкие палки для мётел строгать.

— Я и послезавтра не пойду. Как раз в субботу ко мне должна прийти врачиха.

Тут уж Серёжка не мог скрыть своей зависти.

— Ты прямо барин какой-то, — говорит. — Всем надо по утрам вставать и плестись в школу. А ты в это время можешь смотреть мультики. Мне бы так!

— Да ты не огорчайся. Может, ещё заболеешь, — попытался успокоить его Сашка.

Серёжка лишь сокрушённо махнул рукой.

— Мне не везёт, я ещё ни разу в школе не болел. Уже почти семь лет учусь и всё впустую. Прямо не школьник, а Илья Муромец какой-то вырос. Слушай — научи меня, как заболеть.

— Откуда мне знать? Я же не врач.

— Ну и что? Ты же заболел.

— Нечаянно.

— Ну да, ври больше. Нечаянно. Небось, все каникулы здоровенький ходил, а как четверть началась — сразу слёг. И это, по-твоему, нечаянно?

— Конечно. Я не хотел болеть.

— Как это — не хотел? На твоём месте любой захочет. Я тоже. Почему ты не подскажешь мне, как заболеть? — со слезами в голосе спросил Серёжка и доверительным шёпотом поинтересовался: — Может, ты после ванной голову в форточку высунул?

— Ничего никуда я не высовывал, — начал злиться Сашка. — Я случайно заболел! Случайно. Понимаешь?

Серёжку даже зло взяло от того, что Сашка упёрся как баран и не хочет раскрыть секрет. Он в сердцах закричал:

— Ладно, Сашка, не хочешь — не говори. Только я тебе тоже ничего весёлого не расскажу. И больше у меня никогда ничего не проси. Всё равно не дам.

Он выскочил в коридор, схватил под мышку пальто, шапку — и хлопнул дверью. Даже с Сашкиной бабушкой забыл попрощаться.

На лестнице он нахлобучил шапку, с грехом пополам надел пальто, даже не застегнул его, а про шарф вовсе забыл, оставил в кармане. Идёт по улице грустный, настроение испортилось. На душе кошки скребут из-за того, что Сашка целыми днями развлекается, а он вынужден ходить в школу.

Идёт Серёжка по улице, не замечая от обиды на несправедливость судьбы ни мороза, ни лютого ветра. И от того, что шёл в пальто нараспашку, без шарфа, в нахлобученной на одно ухо шапке, он простудился и на следующий день не пошёл в школу.

Правда, из-за температуры он всё равно не смотрел по телевизору мультфильмы — не было сил глаза разлепить. Почти целый день пролежал под тремя одеялами, даже надоело. Все куда-то ходят, чем-то занимаются, что-то смотрят, веселятся. И всё без него! Он лишь таблетки да микстуры глотает.

В субботу Серёжке позвонил Олег Запольский и сообщил, что на уроке труда мальчишки делали дурацкие палки для мётел. Серёжка вздохнул и сказал:

— Ты даже не представляешь, как сильно я вам завидую.

 

Фельетонистка

Самая весёлая девочка в шестом «А» — это, безусловно, Лариса Заливина. Ох и любит она похохотать. Стоит кому-нибудь из одноклассников перепачкаться мелом, забыть дома нужную тетрадь, не подтянуться на турнике или допустить любую другую оплошность — сразу начинает над таким смеяться, будто её щекочут. Да ещё при этом говорит что-то потешное подружкам, после чего те тоже хихикают.

За то, что Лариса охотно высмеивает чужие недостатки, её назначили фельетонисткой. Произошло это в начале учебного года. Когда шестой «А» выбирал редколлегию, классная руководительница Ирина Сергеевна посоветовала:

— Надо сделать стенгазету более весёлой. Иначе ей опять не видать хорошего места на школьном конкурсе.

И тут Лариса Заливина предложила:

— Пусть в газете всегда высмеивают двоечников, пишут про них фельетоны.

— Правильно, — согласилась классная руководительница. — А кто сможет написать лучше всех? Кто у нас самый весёлый?

— Ну, конечно же, Лариса, — сказал Вовка Пыхалов, которого чуть раньше выбрали редактором. — У неё язычок острый.

Все ребята поддержали его. Так Лариса стала заведующей «НОСом» — уголком юмора в стенгазете шестого «А». Это сокращённо «НОС», полностью же расшифровывается — «Наше окно сатиры».

Первую двойку в новом учебном году, как и следовало ожидать, получил Генка Торопин: он вообще получает их значительно чаще остальных. Однако Лариса не хотела писать про него фельетон. Генка — первейший силач в классе. Если обидится, ещё отлупит, чего доброго.

Следующей схлопотала двойку Нина Качерина. Её Лариса тоже не захотела высмеивать в газете. Всё-таки Нина соседка по дому, можно сказать, подружка, и родители их тоже дружат. Если написать про неё фельетон, Нинин папа перестанет возить Заливиных на своей машине за город, как он делает иногда по воскресеньям. Когда тепло, едут на самый хороший пляж — в Солнечное; зимой дядя Петя Качерин отвозит их в сосновый бор, где здорово кататься на лыжах. Нет, ни в коем случае нельзя писать фельетон про Нину.

Потом двойку по математике получил Митя Касаткин, который после каникул подарил ей забавный магнитик для холодильника, привёз с Азовского моря. Не может же она быть такой свиньёй, чтобы высмеивать щедрого человека в стенгазете. Обидится и больше никогда ничего ей не подарит.

Так каждый раз рассуждала Лариса. Редактор Вовка наконец не выдержал, подошёл к ней и пристыдил:

— Что же ты до сих пор не написала ни одного фельетона? Ведь материалов для него больше чем достаточно.

— Поэтому мне и трудно, — ответила Лариса. — Двоечников так много, что не знаю, про кого именно писать.

— Тогда давай сегодня после географии соберём редколлегию и вместе выберем кандидатуру для высмеивания.

Лариса приуныла — вдруг на редколлегии выберут Генку, Нинку или Касаткина. Как тогда отвертеться? Вот если бы у неё самой была хоть одна двоечка, ее никто не заставил бы писать фельетон. Не имеет права один двоечник высмеивать другого.

И тут, заметив в коридоре шедшего к ним на урок учителя географии, Лариса придумала хитрый план.

— Антон Петрович, вызовите меня сегодня, пожалуйста, — попросила она.

Тот удивился:

— Я же спрашивал тебя на прошлом уроке.

— Да, вы поставили тогда мне четвёрку. А я хочу её исправить.

— Хорошо, вызову.

Антон Петрович вызвал Ларису в конце урока, когда та уже начала волноваться, что он забыл про неё, и попросил сказать, куда впадает Волга.

— В Байкал, — сразу ответила Лариса.

У всех ребят вытянулись лица — уж такую-то простую вещь все знали. Географ настолько опешил, что потерял дар речи. Наконец он собрался и задал следующий вопрос:

— Какой самый крупный приток Волги?

— Килиманджаро.

— И последний вопрос — где берёт Волга своё начало?

— Исток Волги находится в пригороде Ташкента.

— Молодец, — похвалил Антон Петрович. — Всё-то ты знаешь, Заливина. Ставлю тебе пятёрку.

Лариска прямо оторопела:

— То есть как это — пятёрку?! Я же плохо ответила. Вы должны поставить мне двойку.

Тут уже удивился учитель:

— Почему вдруг двойку? Ты же правильно ответила на все вопросы.

— Неужели? Странно. Я ведь сказала, что Волга впадает в Байкал, хотя на самом деле она впадает в Каспийское море. Самый крупный приток Волги Ока, а не африканская гора Килиманджаро, как я сказала. И начало она берёт из болот и озёр Валдайской возвышенности, а вовсе не в жаркой Ташкентской области.

— Правильно, ты всё знаешь. Даже больше, чем положено по программе. Вот я и поставил тебе отличную оценку.

Поскольку Ларисины усилия пропали даром — не удалось исправить четвёрку на двойку, она опять приуныла. Опять на редколлегии заставят писать фельетон, и ей будет нечем отговориться. Однако сразу после уроков Вовка Пыхалов неожиданно сообщил ей:

— Сегодня редколлегию собирать не будем.

— Вот здорово! А почему?

— Потому что я сам напишу фельетон.

Лариса поблагодарила его за помощь и поинтересовалась:

— О ком будешь писать?

— Об одной отличнице.

— Что?! Разве отличниц можно высмеивать?

— Можно, — кивнул Вовка. — Вот увидишь.

 

Фотография на память

Три шестиклассника — Боря, Коля и Миша — пришли в фотоателье и стали наперебой говорить мастеру:

— Мы закадычные друзья и хотим сфотографироваться вместе. Пусть этот снимок напоминает о нашей крепкой дружбе. Нас водой не разольёшь!

— С удовольствием сниму вас, — улыбнулся фотограф. — Как вы станете перед объективом?

Боря сказал:

— Очень просто. Я встану в середине, а они — по бокам.

— Это почему же ты в середине? — удивился Коля.

— Как почему! Я лучше всех учусь!

— При чём тут учёба?! — возмутился Миша. — Кто из нас самый известный? Я на школьном смотре лучше всех пел, мне громче всего хлопали и подарили книгу.

— Вот стань сбоку от меня и читай свою книгу! — засмеялся Коля. — А в середине должен сниматься я, потому что из нас троих я самый сильный.

— Докажи сперва, что ты самый сильный! — потребовал Боря.

Для доказательства Колька так щёлкнул по лбу Бориса, что у друга тут же на лбу вскочила шишка. Тогда размахнулся Мишка, но стукнуть Кольку не успел — тот бросился бежать. Ребята стремглав ринулись за обидчиком. В дверях они столкнулись, и Боря наградил Мишу тумаком за то, что друг не уступил ему дорогу…

Так и не осталось от той крепкой дружбы никаких следов. Даже фотографии не осталось!

 

Часы с кукушкой

 

Стоит Валерке Чистякову во время урока повернуть голову и взглянуть в окно, он видит свой дом — новую двенадцатиэтажную башню. Здесь Чистяковы поселились совсем недавно. Раньше они жили в старинном доме рядом с кинотеатром «Арктика». Сейчас тот дом заняло какое-то учреждение и жильцам дали другие квартиры в разных районах. Каждая семья отпраздновала новоселье.

На новоселье гости подарили Чистяковым много разных вещей. Среди этих подарков были и часы с кукушкой. Родители решили повесить их в кухне, где они никого не побеспокоят ночью. Ведь птичка выскакивает из своей дверцы каждый час. И при этом шумит. В два часа дня и ночи — два раза кукует, в шесть — шесть. Ну, а дольше всего шумит, понятное дело, в двенадцать.

Валерке было донельзя интересно узнать, как это так получается, что ровно через каждый час птичка выскакивает наружу и отмечает точное время. Что там у часов внутри спрятано? Какой приборчик?

В один прекрасный день, когда родители были на работе, Валерка пришёл из школы, снял хитрые часы со стены и начал развинчивать, чтобы изучить внутренности. Ковырялся в них, ковырялся и до того доковырялся, что испортил кукушку. Выскакивать она по-прежнему каждый час выскакивает, только уже молча.

Пытался починить — не получается. Скоро уже родители с работы вернутся. Испугался Валерка, что ему влетит за сломанные часы, и решил так: повешу-ка я их на место, пусть птичка выскакивает, а куковать вместо неё незаметно буду сам. Как в мультфильмах, где артисты кукуют, мяукают и хрюкают вместо нарисованных животных. Завтра приду из школы и дочиню.

Вернувшись с работы, мама сразу пошла на кухню. Валерка повертелся рядом, чтобы чуток прикрыть дверь. А к шести часам спрятался за дверью и, когда увидел через щёлочку выскочившую птичку, прокуковал, да так ловко, что мама совсем не заметила подмену. Больше того — как раз в это время она пожаловалась сыну:

— Что-то сегодня масло на сковородке сильно шкворчит. Еле кукушку расслышала.

Около семи мама, папа и Валерка сидели в комнате, кончали ужинать.

— Ой, я, кажется, забыл перед ужином руки помыть, — якобы вспомнил вдруг Валерка.

Мама удивилась:

— По-моему, ты мыл руки.

— Нет, забыл. Точно.

Он выбежал из комнаты, прокуковал семь раз и вернулся за стол.

В восемь и в девять часов родители смотрели по телевизору музыкальную кинокомедию с песнями и плясками. Из-за громкой залихватской музыки кукования часовой птички в комнате всё равно не было слышно. Однако Валерка на всякий пожарный случай выходил в кухню покуковать.

Потом наступила тревожная пора — ему нужно было ложиться спать. В десять часов Валерка не мог выйти из своей комнаты. То есть выйти он мог, но не хотел. Сразу начались бы противные вопросы: «Почему так поздно не спишь? Уж не заболел ли ты?» У него оставалась одна надежда на то, что в комнате будет стрекотать мамина швейная машинка, а папа станет заниматься — он научный сотрудник, вечерами часто сидит за письменным столом, и родители не обратят внимания на кукушкино безмолвие.

Зато утром Валерке повезло. Папа по утрам вообще не слышит кукушку — он, как и мама, поднимается в начале восьмого, а без пяти восемь уже уходит на работу. Мама же в восемь часов прихорашивается в ванной. Поэтому Валерка преспокойно откуковал восемь раз, стоя под часами.

Из школы Валерка возвращался вместе с ребятами. Пригревало солнце, и они купили по стаканчику мороженого. Съели, а им по-прежнему было жарко. Решили съесть ещё по одной порции. Отличное мороженое, холодное. Валерка даже охрип. Не сильно, но всё же осип.

Придя домой и наскоро пообедав, он снова принялся за починку часов. И опять у него ничего не получалось — молчит кукушка, хоть плачь. Молчит, как памятник. Вот уже скоро родители с работы вернутся, а она ни гу-гу, вернее, ни ку-ку.

Вновь пришлось повесить испорченные часы на место.

К счастью, мама после работы задержалась в магазине и пришла домой позже шести. Какое-никакое, а всё же облегчение — куковать на один сеанс меньше.

Когда заканчивался ужин, Валерка снова сказал:

— Ой, я, кажется, забыл помыть руки.

Выскочил из комнаты и быстренько покуковал своим хриплым голосом. Вернувшись, как ни в чём не бывало, продолжил ужин.

В восемь и в девять родители смотрели по телевизору вторую серию музыкальной комедии. Так что в это время его кукование никаких подозрений не вызвало.

Потом мама заставила Валерку выпить перед сном стакан горячего молока, чтобы он не хрипел. Молоко помогло — наутро мальчик встал со здоровым горлом. Вышел в кухню и спросонья начал:

— Ку-ку! Ку-ку! Ку-ку!..

И вдруг он осёкся — часов на стене не было. Протёр глаза, огляделся по сторонам — нигде их не видно.

— Ты почему остановился? — крикнула мама.

Молчит Валерка. Покраснел, словно свёкла, и не знает, что ответить.

Тут мама вышла из ванной.

— Ты почему вдруг замолчал? Разве сейчас три часа? Кукуй сколько положено.

— А где часы?

— Испортились. Папа понёс их чинить в мастерскую.

— Что с ними? — пролепетан Валерка. — Как вы узнали, что они испорчены?

— Очень просто, — объяснила мама. — Вчера в семь часов кукушка прокуковала восемь раз.

 

Шум за стенкой

Расходясь в тот зимний день по домам, ученики шестого «А» не прощались. Ирина Сергеевна велела вернуться всем в школу к пяти часам — на концерт хора художественного центра.

Из-за этого концерта у Олега сразу испортилось настроение. Он и сам петь не любил и не любил слушать, как горланят другие. Рисовать, читать, ходить в кино или на стадион любил, а петь — нет. Пение нагоняло на Олега такую скуку, что его мигом клонило в сон. Поэтому после обеда он решил: «Чтобы не заснуть на концерте, сейчас нужно обязательно поспать».

Приняв это воистину мудрое решение, Олег поставил будильник на половину пятого, после чего с удовольствием завалился на диван. Свернувшись калачиком, он собрался, было, заснуть, как вдруг услышал за стеной громкое пение.

«Поспи немного, мой дружок!» — протяжно выводил за стеной не то женский, не то мальчишеский голос.

Олег беспокойно заворочался с боку на бок. А загадочный голос за стенкой по иронии судьбы беспрестанно предлагал своему дружку немного поспать.

— Поспишь тут с такой колыбельной, — недовольно пробормотал Олег, вставая.

Он надел тренировочный костюм, накинул пальто, шапку и пошёл выяснять отношения в ту квартиру, откуда доносилось громкое пение.

Хотя пели вроде бы близко, за стеной, идти, как назло, пришлось через двор в соседний подъезд. А морозец потрескивает. Бр-р-р… Сейчас самое время валяться на диванчике.

В той квартире, куда направлялся недовольный Олег, жил десятилетний Эдик Штучкин, который занимался в хоровой студии художественного центра. Сегодня хор должен выступать с новой программой в той самой школе, где он учился. Прежде чем отправиться на концерт, Эдик решил прорепетировать одну сложную песню, в которой солировал.

— Поспи немного, мой дружок! Поспи немного, мой дружок! — старательно выводил он начало припева, как вдруг услышал звонок в дверь. Кто бы это мог быть? Родители возвращаются с работы позже.

Эдик открыл дверь и увидел перед собой взъерошенного парня в криво надетой шапке и в пальто без шарфа. Эдик не знал, как его зовут. Знал только, что он живёт в другом подъезде. Дом был совсем новый, и не все ребята успели познакомиться.

— Кто это у вас тут шумит? — грозно спросил взъерошенный сосед.

— Никто.

— Как же — «никто»? Рассказывай сказки. А кто всё время кричит: «Поспи немного, мой дружок! Поспи немного, мой дружок!»? — Олег передразнил певца.

— Я, — признался Эдик. — Только я не кричу, а пою.

— Это одно и то же, — пренебрежительно сказал пришелец тоном знатока. — Мне позарез нужно отдохнуть, у меня вечером важное мероприятие, а ты надрываешься на весь дом. Пой потише, не шуми.

Приструнив нарушителя спокойствия, Олег удалился.

Расстроенный Эдик начал петь тише. Однако вскоре в квартире снова раздался звонок. Олег пришёл ещё более взъерошенный, чем в первый раз, и сердито спросил:

— Издеваешься, да? Чего ты никак не угомонишься?!

— Мне надо репетировать, — объяснил Штучкин. — Я — солист.

— Ну и соли тише. А то разорался на весь дом.

После его ухода Эдик запел вполголоса. Но и это не помогло. Видимо, у соседа из другого подъезда вместо ушей были локаторы.

Он снова пришёл к нему.

— Ты у меня схлопочешь, козёл! — перешёл Олег от просьб к угрозам. — Я тебе шею намылю. Так и знай.

Тише петь было невозможно. Это означало перейти на шёпот. И Эдик ушёл из дома, чтобы спокойно порепетировать в школе.

Шум за стеной и беготня по морозу в соседний подъезд начисто выбили Олега из колеи. В половине пятого зазвенел будильник, а он совсем и не поспал. Только разохотился. Но делать нечего — встал, оделся и, поминутно зевая, направился в школу.

В актовом зале Олег занял местечко подальше от сцены. А поскольку совсем не выспался, то во время концерта заснул уже на первой песне.

Ему снилось, будто он пришёл домой и поставил будильник на половину пятого, после чего с удовольствием завалился на диван. Свернувшись калачиком, он собрался, было, заснуть, как вдруг услышал сильный шум и крики: «Молодец, Штучкин! Браво!».

Открыв глаза, Олег увидел, что все ребята в зале аплодируют. А со сцены им кланяется тот самый шпингалет из соседнего подъезда, который днём мешал ему спать.

— Ой, это же мой сосед, — растерянно пробормотал Олег.

Сидевшая перед ним Нинка Качерина живо обернулась и спросила:

— Ты что, живёшь в одном доме со Штучкиным?

— Конечно. В соседних подъездах. Я на девятом этаже и он — на девятом. У нас стена общая.

— Счастливчик! — вздохнула Нинка. — Значит, когда он репетирует дома, ты можешь слушать его пение?

— Запросто, — гордо ответил Олег и, приставив ко рту сложенные трубочкой ладони, закричал на весь зал: «Браво, Штучкин!»