Али-Баба и сорок прогульщиков

Однажды Борька, Гришка и я отпросились с урока литературы, чтобы пойти в кино.

Конечно, про кино знали только мы сами да несколько ребят из нашего класса. И кое-кто во дворе. Ирине Сергеевне мы о нём не заикнулись. Ведь даже самая распрекрасная учительница вряд ли отпустит со своего урока в кино. Поэтому Борька сказал, что вывихнул ногу. Гришка заныл, что у него разболелся живот.

Я сначала хотел сказать, что у меня сильно болит зуб. Но потом передумал. Всё-таки это очень подозрительно, когда сразу у трёх здоровых людей, пятёрочников по физкультуре, что-нибудь болит. Можно подумать, у нас не школа, а лазарет. Поэтому я сказал, что к нам домой должен прийти мастер чинить телевизор, а родители на работе, и я должен открыть дверь.

Мы придумали такие уважительные причины, что Ирина Сергеевна нам поверила. Она отпустила и Борьку, и Гришку, и меня. Мы втроём пошли смотреть интересный фильм про глухонемого мужика, которому злая барыня приказала утопить собачку. А всем остальным ребятам из нашего класса пришлось в это время изучать какой-то рассказ Тургенева.

Вообще-то, за те несколько дней, которые прошли после летних каникул, наш шестой «А» редко собирался на уроках в полном составе. Обычно несколько человек выдумывали себе какую-нибудь уважительную причину и на переменках отпрашивались. Поэтому на любом уроке кого-нибудь да не досчитаешься. Димка Оскол кин — тот даже отпросился первого сентября. Всем классом мы впервые собрались лишь, когда участники школьного драмкружка хотели показать нам сказочный спектакль.

Про этот спектакль я и хочу рассказать. О нём я узнал как раз в тот день, когда мы втроём смотрели фильм про глухонемого Герасима. После ужина я включил телевизор и сел смотреть футбол, как вдруг зазвонил телефон. Он у нас стоит в коридоре. Мама сняла трубку и начала разговаривать. Я подумал, это кто-то из её знакомых. А она вдруг зовёт меня.

Выхожу в коридор, и мама шепчет:

— С тобой хочет поговорить Ирина Сергеевна.

У меня от страха сердце в пятки ушло. Вдруг классная руководительница узнала у мамы, что наш телевизор работает как часы? Ему никакой мастер не нужен. Но, к счастью, Ирина Сергеевна ни о чём не догадалась. Она просто сказала:

— Юра, завтра после уроков школьный драмкружок будет показывать нашему классу спектакль. Очень интересную сказку. Они сообщили мне об этом во время последнего урока. Я уже позвонила всем, кто на нём отсутствовал: — и Боре, и Грише. Ты придёшь завтра в школу?

— Конечно, приду, Ирина Сергеевна, — с готовностью ответил я. — Куда я денусь?

— Ну мало ли какие могут быть у человека дела, — сказала учительница. — Но если придёшь, то предупреди родителей, что после уроков задержишься.

Когда я сообщил маме, что завтра задержусь на спектакле, она спросила:

— Почему ты не радуешься?

— А чего радоваться? — буркнул я. — Театр-то не настоящий.

— Это не имеет значения, сынок. Каждый спектакль учит уму-разуму. Нужно только внимательно следить за тем, что происходит на сцене.

В тот день наш класс наконец собрался в полном составе. Все пришли на спектакль. Каждому охота посмотреть сказку. И даже хорошо, что театр не настоящий. В настоящий нужно ехать на метро или автобусе. А тут поднялся на пятый этаж — и всё.

После уроков мы вместе с Ириной Сергеевной пришли в актовый зал. Смотрим, и душа радуется. Обычный занавес, который всегда закрывает сцену, уже не обычный, а сказочный. На нём пришиты силуэты верблюдов из золотистой бумаги и сбоку причудливая башня. А сверху блестит полумесяц. Всё ужасно красиво. Вдоволь насмотревшись на эту красоту, мы начали хлопать, чтобы побыстрей начинали спектакль.

Только мы немножко похлопали, как на сцену вышел старшеклассник и сказал:

— Дорогие ученики шестого «А»! Сегодня участники нашего драмкружка хотели показать вам новый спектакль «Али-Баба и сорок разбойников». Но один из наших артистов сказал, что от волнения вывихнул ногу, и отпросился домой. Поэтому мы покажем спектакль «Али-Баба и тридцать девять разбойников».

После этих слов он ушёл за занавес, а мы ни капельки не расстроились. Без одного разбойника спектакль хуже не станет. Да и кому взбредёт в голову пересчитывать такую банду?!

Вдруг на сцене опять появился тот же самый старшеклассник и объявил:

— Ребята! Мы хотели показать спектакль «Али-Баба и тридцать девять разбойников». Но только что ещё один из наших артистов отпросился домой, потому что у него заболел живот. Поэтому сегодняшний спектакль будет называться «Али-Баба и тридцать восемь разбойников».

Он опять скрылся за сказочным занавесом, однако через минуту появился снова. На этот раз он сообщил, что у одного из артистов неожиданно заболел зуб. Он отпросился к врачу. Поэтому спектакль будет называться «Али-Баба и тридцать семь разбойников».

Так он мелькал у нас перед глазами, словно пропеллер, — то выйдет, то удалится. После каждого его появления в шайке становилось на одного человека меньше. Все разбойники под разными предлогами отпрашивались со спектакля. Одному нужно забрать сестричку из детского сада, другому — сдать в прачечную бельё, третий вдруг вспомнил, что обещал встретить бабушку, которая приезжает из деревни.

Дело дошло до того, что старшеклассник сказал:

— Дорогие ребята! Мы хотели показать вам спектакль «Один Али-Баба и один разбойник». Однако исполнитель роли Али-Бабы сказал, что к нему домой придет мастер чинить телевизор. А родители на работе, он должен открыть дверь. Мы его отпустили. Поэтому смотрите спектакль, который называется «Разбойник».

И ведущий опять ушёл.

Наконец занавес раскрылся. Из-за кулис на сцену выскочил разбойник с кривым кинжалом в руке. Один глаз у него был закрыт чёрной повязкой. Пристально посмотрев на нас вторым глазом, он прорычал:

— Я очень стр-р-рашный р-р-разбойник. Но поскольку сейчас грабить мне некого, да и не с кем, то сегодня сказочное представление не состоится. Мы покажем его в следующий раз.

И занавес с золотистыми верблюдами снова закрылся.

Тогда мы все рассердились и возмутились. Где это видано, чтобы у сорока человек одновременно появились уважительные причины?! Наверняка они всё это выдумали, чтобы не заниматься делом, а провести время в своё удовольствие. Когда надо, мы и сами такое выдумываем. Старшеклассники, небось, пошли в кино или на рыбалку. А из-за их хитростей сорвался целый спектакль.

В зале лишь один человек оставался спокойным — Ирина Сергеевна. Наверное, она эту сказку уже видела в детстве. Ей всё равно неинтересно.

А ребята из нашего класса после того случая совсем перестали отпрашиваться с уроков. Кому охота быть похожим на таких артистов, которые придумывают всякие отговорки вместо того, чтобы поучить младших друзей уму-разуму?!

 

Белка в колесе

Если бы среди школьников проводился чемпионат по активности, то наш шестой «А» наверняка занял бы первое место во всей школе. А может быть, во всём городе или даже в области. Ведь у нас каждый ученик имеет несколько общественных нагрузок. Мы так много работаем, что классная руководительница Ирина Сергеевна однажды сказала:

— Своими поручениями вы напоминаете белку в колесе.

После уроков мы долго спорили: хорошо это или плохо — белка в колесе? Класс разделился на две части — на плохистов и хорошистов. Спорили, спорили, но так ни до чего и не доспорились. Никто не сумел доказать свою правоту. Тогда мы, плохисты, решили сделать для хорошистов наглядное пособие — колесо с живой белкой внутри.

Тут же стали распределять обязанности.

Меньше всех поручений имели Алёнка Лосева и Димка Скорлупкин, всего лишь по пять. У Валерки и у меня было по шесть. У остальных — существенно больше. Поэтому Алёнке поручили поймать белку для наглядного пособия, Димке велели выпилить боковые стенки, Валерке — у него золотые руки — настрогать рейки, по которым бегает белка. Мне поручили самое ответственное задание — сколотить подставку для колеса.

Раньше всех выполнил своё поручение классный реечник Валерка. Потом я, подставочник. Ход мероприятия тормозил стеночник Димка.

Сперва он начал делать боковые стенки колеса из фанеры. Все ждали, что он вот-вот принесёт готовое изделие. Но не тут-то было. Через несколько дней Димка потребовал выдать ему прозрачный материал.

— Какое же это наглядное пособие, если белку совсем не будет видно? — объяснил он. — Стенки нужно делать из оргстекла. Оно и прозрачное, и легко пилится.

Мы призадумались — кто же справится с добычей оргстекла? Это поручение сложное, не каждому по силам. Оргстекло — не фанера, на дороге не валяется. Для его приобретения нужно подобрать надёжного человека. А то, ещё чего доброго, у нас в классе появится первое невыполненное поручение. Что мы скажем тогда на собрании?

Выручила всех Томка Зубова.

— Мой папа хочет сберечь новый письменный стол от царапин, — сказала она. — Для этого он накрыл его большим куском оргстекла.

— Точно? — подозрительно спросил Димка. — Это не обычное стекло?

— Нет, оно не бьётся. Папа сказал, оргстекло. Раньше я этого слова не знала.

Мы обрадовались и с ходу назначили Томку классной оргстекольщицей — поручили ей выпросить у отца весь кусок оргстекла. Это было её тринадцатое поручение. Тут же мы записали ей и четырнадцатое — взять шефство над папиным письменным столом: самой не царапать и другим не разрешать.

Тринадцатое общественное поручение Томка выполнила уже на следующий день — выпросила. Мы дали задание Димке сходить к ней домой и забрать.

Получив нужный материал, наш стеночник выпилил из оргстекла два больших круга с отверстиями посередине. По бокам Димка просверлил много маленьких дырочек, в которые вставил Валеркины рейки. Вот и получилось колесо. Он укрепил его на моей подставке.

Теперь оставалось запустить внутрь колеса белку. Их много водится в нашем городском парке. Тамошние белки совсем не боятся людей. Они храбро подбегают к прохожим, которые протягивают им на ладони орехи или печенье. Поэтому классная бел очница Алёнка Лосева запросто выполнила своё шестое поручение.

Пока Алёнка ходила в парк, остальные ребята собрались у Димки дома. Пришли все — и плохисты, и хорошисты.

Наконец явилась Алёнка с белкой в сумке. Витька Худояров тут же отметил в особой тетрадочке, что Лосева выполнила поручение.

Когда белку запустили внутрь колеса, она быстро-быстро засеменила лапками. Колесо как завертится! Белка вроде бежит, старается изо всех сил, а толку от её старания никакого — всё равно остаётся на одном месте. То есть наглядно видно, что она суетится впустую. А кому это нужно? И хорошист Женька Варенцов, до которого наконец дошло, что означает выражение «белка в колесе», сказал:

— Замечательное наглядное пособие получилось. Нужно кому-нибудь поручить следить за ним.

Мы поручили Димке отнести колесо домой к Алёнке Лосевой. Ей поручили постоянно кормить белку. А меня назначили классным смазчиком — поручили время от времени смазывать ось, чтобы колесо легче крутилось и не скрипело.

Одно непонятно: почему мы напоминаем Ирине Сергеевне белку в колесе? Ведь мы-то — снаружи!

 

Двадцать щелчков в лоб

Всё началось с того, что мы дома у Сашки Еланского делали с ним вдвоём уроки. Когда же его бабушка ушла в магазин и не могла видеть, чем мы занимаемся, Сашка предложил:

— Давай сыграем в «Замри!». Если ты выиграешь — дашь мне пять щелчков по лбу, а если проиграешь — я дам тебе двадцать.

— Почему тоже не пять? — удивился я.

— Потому что я бью гораздо слабее. Ведь ты учишься в музыкальной школе играть на пианино. Значит, у тебя сильно натренированы пальцы. Если хочешь знать, твои пять щелчков по силе равны двадцати моим.

Хотя Сашка предложил несправедливые условия, я всё равно согласился. Ведь любая игра — это почти спорт. В спорте же важно не только победить, гораздо важнее участвовать в состязании. Тем более что моя реакция лучше Сашкиной — как только мы разняли руки, я успел первым крикнуть:

— Замри!

Ну он и замер. Сидит, не колышется. Я вытащил из футляра его бинокль с восьмикратным увеличением и стал рассматривать через окно прохожих на улице, потом посверлил дрелью дощечку, посмотрел коробку с Сашкиными значками. Он же по-прежнему не шевелится, ему неохота проигрывать.

В это время возвратилась Сашкина бабушка. Она вошла в комнату и просияла:

— Всё сидишь, внучек? Сидишь, молодец ты мой ненаглядный! До чего же приятно, что сегодня ты терпеливо делаешь уроки. За это я сейчас спеку твои любимые пирожки с грибами.

Потом пришла Сашкина мама, которая тоже обрадовалась, увидев, что сын спокойно сидит на одном месте.

— Очень приятно, Сашок, когда ты никому не мешаешь. За это я куплю тебе самый вкусный торт, — пообещала она.

Позже всех явился с работы его папа. Когда бабушка в коридоре сообщила ему, что сегодня Сашенька ведёт себя на удивление спокойно, он почти пропел:

— О, неужели можно будет отдохнуть?! Даже не верится. Надо обязательно купить ему настольный футбол и фонарь впридачу.

Тут мне стало совсем завидно, и я скомандовал:

— Отомри, Сашка. Пойдём лучше сыграем в «Замри!» у меня дома.

Когда пришли ко мне, я забрался поудобней в кресло и разрешил:

— Можно начинать.

Он быстро крикнул: «Замри!», хотя мог вовсе не торопиться. Я с удовольствием замер, а Сашка пошёл домой, надо было доделывать уроки.

Сижу, сижу, очень долго сижу. Наконец моя бабушка подходит и спрашивает:

— Что это ты, Юрочка, сидишь на одном месте? Уж не заболел ли ты часом?

Я ей ничего не ответил, потому что не имею права шевелить даже губами. Мы играем по-честному. Тогда бабушка быстро вышла из комнаты, и я подумал, что сейчас она начнёт печь для меня пирожки с чем-нибудь вкусным. А она, оказывается, позвонила маме на работу.

— Наш Юра целых пятнадцать минут сидит на одном месте, — затараторила она в телефонную трубку, — со шкафа, как обычно, не прыгает, швейную машинку на части не разбирает, кота на задних лапах ходить не учит…

Ну, думаю, порядок. Не иначе мама сейчас примчится с самым вкусным тортом. И мама, вправду, появилась очень быстро. Да не одна, а с незнакомым дяденькой в белом халате. Дядя стал ходить вокруг меня, и я догадался, что это повар, которого мама попросила испечь самый вкусный торт. А осматривает он меня со всех сторон, чтобы решить, какой величины торт я могу осилить.

Потом дяденька остановился за моей спиной, и вдруг мне под лопатку к-а-а-к что-то вонзится — от боли я подпрыгнул чуть ли не до люстры!

Оказывается, это был вовсе не поварской халат, а врачебный. Доктор решил, что я заболел, и сделал мне укол.

Вечером Сашка пришёл проверить, шевелюсь ли я. За поражение он влепил мне двадцать щелчков, после чего я окончательно убедился, что никогда никому не нужно завидовать.

 

Демон

Однажды наша классная руководительница сделала всем замечание: — Я заметила, ребята, что мальчики нашего шестого «А» совсем не дружат с нашими же девочками. Бывает, в классе за одной партой сидят, а встретятся на улице — не разговаривают, будто совсем не знакомы. Так не годится, ребята. Класс должен быть дружным.

После уроков Сашка Еланский подходит ко мне и говорит:

— Пойдем, Юрка, дружить с девчонками. Учительница велела.

— А мы сможем? — спрашиваю. — Это, наверное, очень трудно.

— Да это проще пареной репы, — фыркнул Сашка. — Я вот летом ездил с папой отдыхать на Кавказ. Так он всё время там дружил с разными тётеньками. Поэтому я здорово умею с ними дружить и тебя сейчас научу.

Мы вышли на улицу, догнали нашу старосту Тамарку Зубову и пошли рядом. Идём, идём, потом Сашка говорит ей:

— Простите, девушка, ваше лицо мне очень знакомо. Вы случайно в кино не снимаетесь?

Томка только плечами пожала, да брови у неё вскинулись:

— Мы же в одном классе учимся, вот оно тебе и знакомо.

— Вот здорово! — почему-то обрадовался Сашка. — Приятно, знаете ли, в эдакой глуши встретить земляка. А простите за нескромный вопрос, на какой улице вы здесь проживаете?

— На Заречной, — честно говорит Тамарка.

Сашка удивился так сильно, будто узнал об этом впервые в жизни, он даже всплеснул руками:

— Значит, мы вдобавок соседи. Ведь я живу совсем рядом. Ну, знаете ли, такое дельце нужно обязательно отметить. Уверен, мы ещё найдём и общих знакомых.

— А что их искать? Вон Юрка наш общий знакомый, — кивнула она на меня.

— Этот-то? — Сашка вдруг ладонью взъерошил мне волосы. — Вы, наверное, думаете, это мой сын? Ничего подобного. Это — племянник, племяш, так сказать. Сыновьям же откуда быть? Я и не женат вовсе. Холостой, ха-ха, в смысле незаряженный.

Томка дотянулась ладошкой до его лба.

— Что с тобой, Сашка? Заболел, что ли? Я ничего не понимаю.

— Зато я понимаю, что ваши глазки, как алмазки. — Он придвинулся к звеньевой и громко зашептал: — Племянник мой ровно в девять ноль-ноль отчаливает баиньки, после чего мы должны встретиться, обязательно. Надеюсь, мадам не откажется показать бедному студенту местные очаги культурной жизни?

— Я со студентами не встречаюсь, — тряхнула косой Томка, — терпеть не могу стариков. И вообще, Сашка, отцепись, а то я в радиокружок опоздаю. Мне сегодня в эфир выходить надо.

Тогда Сашка положил свой портфель на тротуар, встал на него коленками и говорит:

— Зачем в эфир? Тебя я, вольный сын эфира, возьму в надзвёздные края; и будешь ты царицей мира, подруга первая моя.

— Теперь ясно, с какой стати ты дурака валяешь, — прищурилась Томка. — Выучил стихи, которые на завтра велено, вот и задаёшься.

Она убежала. Сашка махнул рукой:

— Да ну её. Сама как следует дружить не умеет. Деревня.

— Может, нам лучше с Лариской Заливиной дружить попробовать? — предложил я. — Она летом с мамой тоже на Кавказ отдыхать ездила.

— Годится, — обрадовался Сашка.

Мы свернули налево и сразу увидели Лариску, которая что-то рассматривала в витрине галантерейного магазина. Подходим, и Сашка опять говорит ей:

— Простите, девушка, ваше лицо мне очень знакомо. Вы случайно не работаете дикторшей телевидения?

— Даже на отдыхе покоя нет, — вздыхает Лариска. — Да, вы не ошиблись — я дикторша. Что ж меня не узнать, когда всем каждый вечер глаза мозолю.

— Вот здорово! — опять обрадовался Сашка. — Приятно, знаете ли, в эдакой глуши встретить коллегу. А простите за нескромный вопрос, на какой улице вы здесь проживаете?

— Молодой человек! — строго отвечает Лариска. — Неужели вы думаете, я так и скажу первому встречному-поперечному, что живу на Выхлопной улице, дом семь, корпус один, квартира семьдесят один, второй подъезд, девятый этаж?! Как же — ждите!

И опять Сашка удивился так сильно, будто узнал об этом впервые в жизни:

— Значит, мы вдобавок соседи. Ведь я снимаю угол совсем рядом. Ну, знаете ли, такое дельце надо обязательно отметить. Уверен, мы найдем ещё и общих знакомых.

— Ах какие мы находчивые! И смелые — не боимся, что прелестное дитя Дуная потом сболтнёт лишнего вашей с ним общей знакомой.

— Этот-то? — Сашка опять ладонью взъерошил мне волосы. — Вы, наверное, думаете, это мой сын? Ничего подобного. Это — племянник, племяш, так сказать. Сыновьям же откуда быть? Я и не женат вовсе. Холостой, ха-ха, в смысле незаряженный.

— Ах какие мы остроумные! Не понимаю только, зачем вы всё это мне рассказываете?

— Зато я понимаю, что ваши глазки, как алмазки. — Он придвинулся к Лариске и зашептал: — Племянник мой ровно в девять ноль-ноль отчаливает баиньки, после чего мы должны встретиться, обязательно. Надеюсь…

— Ну ладно, уговорили. Только девять часов для меня слишком рано. Я как раз в это время выхожу в эфир. Я же дикторша.

Сашка, как услышал про эфир, хотел, было, снова бухнуться на колени и вдруг спрашивает:

— А где мой портфель?

— Действительно, смотрю — руки у него свободны.

— Ты, кажется, забыл его на той улице, где читал Тамарке отрывок из «Демона», — говорю.

Услышав это, Лариска заверещала на всю улицу:

— Так вы уже какой-то Тамарке стихи читали? Ах какие вы все, мужики, ветреные.

Повернулась и пошла прочь. А мы побежали в другую сторону — за портфелем.

Уже после того как мы нашли его портфель, Сашка попросил:

— Не надо, старик, рассказывать маме об этой случайной встрече с моей начальницей. Мы, мужики, должны иметь свои маленькие тайны.

Я хоть и не считаю старосту за особенное начальство, однако маме ничего рассказывать не стал. Только папе, когда он спросил, почему я задержался, объяснил, что ходил дружить с девчонками.

— Ну и каковы твои впечатления, сынок? — почему-то улыбнулся он.

— Скукота, — честно признался я. — Удивляюсь, как мама и ты можете дружить аж с пятого класса.

 

Кафе для детей

Когда у нас в городе открылось детское кафе с очень красивым названием «Буратино», мы с Борькой решили сходить туда — отпраздновать переход во второй класс.

Мы шли по улице, как вдруг Борька спросил:

— Слушай, ты не боишься идти в кафе?

— Нет, — говорю, — чего ради я должен бояться? Это же не парикмахерская.

— Ну и что с того, что не парикмахерская?! Всё равно страшно. Вот в нашем доме живёт дяденька Эдуард Фомич. Так он ругается, что в кафе всегда обсчитывают.

— Что значит «обсчитывают»? — спрашиваю.

— Это когда велят платить больше, чем положено.

— Ну нас-то не обсчитают, — успокоил я его. — Мы все цены сперва сами сложим.

Ладно. Пришли мы в кафе, сели за столик. Подошла официантка и спросила:

— Что будем есть, мальчики?

— Будем есть две порции мороженого, — ответил я.

— Каждому по порции, — уточнил Борька.

— А пить что будем? — спросила официантка. — Сок или лимонад?

— Пить ничего не будем. Сегодня будем только есть, — ответил Борька и спросил:

— Сколько стоит одна порция мороженого?

— Девятнадцать рублей, — сказала официантка и ушла.

Борька вытащил из кармана ручку, взял из стаканчика салфетку и предложил:

— Давай посчитаем, сколько мы должны заплатить.

— Зачем тебе салфетка? — говорю. — Я и в уме могу посчитать. Девятнадцать плюс девятнадцать будет тридцать девять.

— Ты прямо калькулятор, — восхитился Борька. — Только я на всякий случай проверю, в столбик сложу.

Он что-то долго писал на бумажке, перечёркивал, и в конце концов у него тоже получилось ровно тридцать девять.

— Ладно. Дадим ей все наши деньги, и у нас ещё останется сдача. Один рубль.

Мы уже успели два раза посчитать, а мороженое не принесли.

Борька сказал:

— Слишком долго ждём. Давай за это напишем что-нибудь в жалобную книгу. Эдуард Фомич говорит, что он всегда пишет в кафе жалобы.

— Давай, — обрадовался я. — А что мы напишем?

— Напишем так: «Возмущены плохим обслуживанием». И подпишем свои фамилии. Согласен?

Подумав, я спросил:

— «Возмущены» через «а» или через «о» пишется?

— Через «в».

— Это понятно. А вторая какая буква?

— Не знаю, — признался Борька.

— И я забыл. Утром помнил, а теперь забыл. Из головы вылетело. А «плохим» как пишется? После «л» — «а» или «о»?

Этого мы тоже точно не знали. А «обслуживанием» вообще очень длинное слово, такое без ошибок даже взрослому написать трудно. Поэтому мы не стали писать жалобу. Тем более что тут нам принесли мороженое. Только мы его съели, подошла официантка и сказала:

— С вас, мальчики, тридцать восемь рублей.

Я хотел было объяснить, что она нас обсчитывает — требует меньше, чем положено. Как вдруг чувствую — Борька под столом пихает меня изо всех сил ногой. Это он делал мне знак, чтобы я помалкивал.

И я не стал говорить официантке про ошибку. Пусть страдает за то, что в школе плохо учила математику.

 

Мелочи жизни

Я очень рад, что родился именно сейчас. Если бы я родился на тысячу лет позже, учебник истории был бы гораздо толще. Попробуй выучи его тогда! Сейчас и то не успеваешь.

Кстати, даже нынешний тонкий учебник истории недавно здорово меня подвёл — я его потерял. Всё обыскал — нет учебника. Как корова языком слизала.

К счастью, в соседней с нами квартире живёт учительница истории Анна Евгеньевна. Она учит шестиклассников, только в другой школе. Папа рассказал соседке о моей пропаже, и Анна Евгеньевна дала мне насовсем такой же новый учебник. Она и так всю историю знает, ей учебник ни к чему.

Папа принёс книгу и сказал:

— Завтра ты опять сможешь делать уроки по истории.

Однако назавтра мне было не до истории. Вернувшись из школы, я до вечера переносил снимки из фотоаппарата в компьютер, поэтому учебник даже в руки не брал.

Неожиданно вечером заходит к нам Анна Евгеньевна и обращается к родителям:

— Извините, пожалуйста, за беспокойство. — Воспитанные люди всегда боятся, что они кому-нибудь мешают. — Понимаете, перед тем как дать вчера вашему Юрику учебник, я просматривала тему, которую сейчас проходят шестиклассники, и нечаянно забыла в книге пятидесятирублёвую купюру. Машинально, знаете ли, заложила. Все историки, увы, очень рассеянные.

Я постеснялся признаться, что даже не раскрывал учебник, и сказал:

— Видел я ваши пятьдесят рублей. Они мне даже буквы загораживали. Сейчас принесу.

Пошёл я в свою комнату и по пути думаю: «Где эти дурацкие пятьдесят рублей искать? Я даже не знаю, что нам на сегодня задавали».

Перевернул раскрытую книгу над столом, потряс — бумажка не выпадает. Листать всё подряд некогда — сказал же, что деньги нашёл. И решил я отдать Анне Евгеньевне свои собственные пятьдесят рублей, которые накопил за те дни, когда не покупал мороженого.

Так я и сделал. Взяла Анна Евгеньевна пятьдесят рублей, как-то странно на меня посмотрела и ушла.

После её ухода мама сказала:

— Первый раз вижу, чтобы книгу закладывали мелочью.

— Да-да, — согласился папа. — К тому же рублёвыми и двухрублёвыми монетами. Наша соседка крайне неаккуратная женщина.

Пришлось сказать, что она аккуратная, не закладывала книгу мелочью и что я отдал свои деньги.

— Выходит, ты сегодня даже не раскрывал учебника? — нахмурился папа. — Бил баклуши. Я прощаю тебя лишь потому, что ты не позволил возвести напраслину на Анну Евгеньевну, которую мы с мамой очень уважаем. Ступай учить историю.

Я взял учебник, начал его аккуратно листать, но найти пятидесятирублёвку никак не мог. Всю книгу перелистал — денег нет. Получается, Анна Евгеньевна хитростью выманила мой кровный полтинник!

Сижу я, пригорюнившись. Вдруг слышу звонок в дверь — это снова пришла наша соседка.

— Всё на свете перепутала. Оказывается, я положила купюру в учебник седьмого класса и сейчас, готовясь к занятиям, её обнаружила. А пятьдесят рублей из Юриного учебника возвращаю с извинениями. — И Анна Евгеньевна протянула мне пятидесятирублёвую бумажку. — Ничего, что я их разменяла? Мелочь нужна мне для автобуса.

— Не волнуйтесь, — ответил я. — Наша школа близко, ехать не надо.

… С тех пор учебник истории я листаю очень внимательно.

 

Мне купили часы

Я очень долго уговаривал своих родителей купить мне настоящие часы.

Сначала я уговаривал маму. Она у меня добрая, выполняет почти все мои просьбы. Покупает значки, карандаши, ластики, жвачку, пилки для лобзика. А вот купить часы мама почему-то не согласилась.

Тогда я начал просить об этом папу. Мне казалось, папа должен понять меня. Ведь он капитан, привык делать всё точно в срок. Наверное, ему приятно, если я тоже буду во всём точен. Однако и папа не соглашался.

— Подожди, рано ещё, — упрямился он. — Ни у кого из вашего класса нет часов.

— Это-то и плохо, что нет, — объяснял я. — Школьникам тоже нужно знать точное время. Пусть хоть у меня у одного будут. Я остальным про время скажу.

В конце концов родители не выдержали моего натиска и купили наручные часы. Самые хорошие — серебристого цвета, называются «Чайка». Все чётные цифры написаны, а вместо нечётных стоят чёрточки. Ремешочек блестел и пахнул кожей. Я был на седьмом небе от счастья.

— Смотри, Юра, не зазнавайся, — предупредил папа. — Не вздумай задирать нос из-за того, что у тебя есть часы, а у остальных ребят нет. Скоро и у них появятся.

Когда на следующий день я пришёл в школу, все ребята позавидовали мне. Но я ни капельки не зазнался — показывал всем подряд, как часы заводятся, как ходит секундная стрелка. Все рассматривали первые часы в нашем классе и восхищались.

Только начался урок, мне вдруг незаметно передали записку от Витьки Задорожного. Я развернул её и прочитал: «Юрка! Сколько осталось до конца урока?». «Сорок четыре минуты», — посмотрев на часы, написал я в ответ. Едва отослал записку Витьке, как получаю новую, от Серёжки Шубина. Разворачиваю бумажку, и там написано: «Сколько ещё осталось до конца урока?». На этот раз я ответил: «Сорок три минуты». Только написал — мне передали ещё одну записку, и вижу, конечно: «Сколько минут осталось до конца урока? Даша и Наташа Бантиковы».

Так я весь урок только и делал, что смотрел на часы да отвечал на одинаковые записки. Все объяснения учительницы пропустил мимо ушей, не до них было. На следующем уроке повторилось то же самое, потом опять. Я даже устал нагибать шею, чтобы смотреть на часы. И ещё у меня очень устала рука. Ведь раньше я не писал так много подряд. Вдобавок приходилось прятаться от учительницы. А не отвечать на записки нельзя. Иначе ребята подумают, что я задираю нос. Правда, не все были довольны моими ответами. Некоторые хмурились и показывали мне кулак. А улыбались лишь те, которым я писал, что осталось три или две минуты.

Вечером я сказал родителям:

— Неохота мне больше ходить в школу с часами.

— Почему? — удивилась мама.

— Да потому, что всё время надо отвечать ребятам, сколько минут осталось до конца урока. Что я им — нанялся, что ли?

— Правильно, — согласился со мной папа, — не носи их. Видать, ребята, которые присылали записки, сами мало интересуются учёбой и тебе мешают.

С тех пор я часы в школу не ношу. Хотя без них приходится тяжело — сидишь, как в глуши, и не знаешь, сколько минут осталось до конца урока.

 

Моему другу купили часы

Как-то в воскресенье рано утром, часов в одиннадцать, ко мне неожиданно пришёл Борька. Весёлый, причёсанный.

— Что это ты в такую рань? — удивился я. — У тебя бессонница?

Борька расплылся в улыбке:

— Не угадал. У меня сегодня день рождения.

— Зачем же ты припёрся? — удивился я. — В день варенья я первый должен зайти и поздравить.

— На фиг мне сдались твои поздравления, — махнул рукой Борька. — Родители уже поздравили. Они мне часы подарили.

— Поздравляю. Настоящие?

— Конечно. Даже секундная стрелка есть. С сегодняшнего дня не буду тратить время впустую. Теперь всё могу рассчитать с точностью до секунды.

— Дай посмотреть.

Он показал часы, добавив:

— Только они пока не ходят. Сперва нужно узнать по радио точное время, потом завести.

Я включил транзистор, и мы стали его слушать. Одновременно я слушал Борьку, который без умолку тараторил о том, как важно быть организованным человеком и не терять даром ни секунды.

Вдруг дикторша сказала: «Передаём сигналы точного времени. Начало шестого сигнала соответствует двенадцати часам московского времени».

Борька поставил стрелки ровно на двенадцать и шепнул:

— Как только начнётся шестой сигнал, я сразу буду заводить часы.

И тут пошли сигналы — первый, второй, третий, четвёртый, пятый, шестой.

— Заводи! — кричу.

А Борька отвечает:

— Я рукой пошевелить не успел, как полсигнала уже прошло.

— Ну и что с того, что прошло полсигнала?

— А то, что, если их завести чуть позже, время уже неточное. Часы будут отставать.

— Так ведь совсем мало отставать. Может, всего на полсекунды.

— Ты, Юрка, совсем чудной стал. По-твоему, выходит, полсекунды — не время. Да если хочешь знать, из таких пол секунд целые годы складываются. Организованный человек должен уметь экономить каждые полсекунды. Для этого и часы изобрели. Жаль, я не успел их вовремя завести.

— Не расстраивайся, — успокоил я его. — Через час опять будут передавать точное время, тогда и заведёшь.

— Верно говоришь, — обрадовался Борька. — Час — это не время. Давай подождём.

Я предложил:

— Пойдём пока погуляем.

— Не могу, — сказал Борька, — я занят. Сегодня на день рождения ребята придут. Ты ведь тоже придёшь.

— Ну и что с того?

— Я должен помочь маме убрать квартиру.

— Тогда иди убирай.

— Тоже не могу. У нас приёмник сломался. Как я без него время проверю?

— Неохота в такую классную погоду дома сидеть.

— Так ты иди гуляй сколько влезет. А я подожду сигналов точного времени.

Я ушёл, а Борька остался. Всё-таки он молодец. Все дела отложил, чтобы поставить точное время и не терять ни секунды даром. Вот что значит организованный человек.

 

Особый дар

Однажды папа, вернувшись из рейса, привёз мне в подарок кубик Рубика. Это был самый первый кубик в нашем классе. Все его пытались собрать. Позже точно такой появился у Зойки Бобровской, у Нины Качериной, у Гришки. Короче говоря, у многих. Однако никому из нас не удавалось собрать кубик до конца. Так, чтобы каждая грань была полностью одного цвета. Всегда несколько квадратиков влезут на чужую сторону. И хоть ты тресни — никак не удаётся загнать их на нужное место. Помню, мне оставалось поставить три квадратика. Я бился над ними как проклятый несколько дней. И ничего не получилось. Лишь готовые стороны испортил.

У Кольки Супникова своего кубика не было. Но он говорил всем и каждому, что может составить любой кубик до конца. Я попросил его, чтобы он собрал мой.

— На это уходит уйма времени, — ответил Колька. — Тут же думать надо. Это тебе не коньки наточить. Дай мне кубик домой. Назавтра я его соберу.

И кто бы его ни просил, он всем говорил, что может сделать это только дома. Когда не стоят у него над душой.

В конце концов я решил рискнуть — дал ему свой кубик. На следующий день Колька принёс его в школу собранным. Каждая сторона была одного цвета.

Потом многие ребята давали ему свои кубики. И назавтра Колька обязательно собирал их. Прямо колдун.

Его спрашивали:

— Трудно собрать?

— Пришлось попотеть, — скромно отвечал Колька.

Ребята просили его научить их собирать тоже. Но Колька наотрез отказывался. Он говорил, что научить этому невозможно. Для этого нужно иметь особый дар, который называется талантом. Бывает талант к рисованию, к пению, даже к математике. Для собирания кубика Рубика тоже требуется талант. Иначе, сколько ни ломай голову — всё равно ничего не получится.

Я часто размышлял над тем, как бы собрать этот злополучный кубик. И однажды, вернувшись после школы домой, придумал и в два счёта сделал так, чтобы у моего кубика каждая сторона была одного цвета. Тут я догадался, что у меня особый дар.

Я так обрадовался своему таланту, что тут же побежал рассказать о нём Кольке. Пусть не очень-то задирает нос.

Дверь мне открыл сам Колька. Он был дома один. Мы прошли в комнату, и там я сказал:

— Знаешь, Колька, что у меня есть?

— Откуда мне знать? — ответил он.

— Никогда не угадаешь.

— Клюшку, что ли, новую купил?

— Нет.

— А что? Показывай сразу. Не томи.

— У меня есть талант.

— Какой ещё талант? Откуда?

— Такой же, как и у тебя. Талант к собиранию кубика Рубика.

Как я и предполагал, Колька мне не поверил. Пришлось показать ему свой кубик. Внимательно рассмотрев его со всех сторон, он поднял меня на смех.

— Ну-у, это чепуха на постном масле. Один раз каждый может случайно собрать. Я-то любой кубик собираю.

— Я тоже любой соберу.

— Откуда ты знаешь, что любой? Ты ведь ещё не пробовал.

— Знаю, и — всё.

— Ничего ты заранее знать не можешь, — начал горячиться Колька. — Подумаешь! Собрал один раз и сразу раскудахтался — талант. Сперва нужно убедиться, много собрать. Как я. Потом уже можно хвастаться.

— Я их сколько угодно соберу. Хоть миллион. У меня талант.

— Докажи.

Мы с ним препирались до тех пор, пока не почувствовали, что в комнате запахло чем-то горелым. Колька тревожно встрепенулся и пулей ринулся на кухню. Я побежал за ним следом.

Смотрю — Колька хватает с плиты кастрюлю и ставит её под кран. Потом пустил воду на полную катушку. Кастрюля сразу зашипела, и из неё повалил густой пар. А запахло в кухне — хуже некуда.

«До чего же невкусный у Кольки суп, — подумал я. — Интересно, из чего варят такую отраву?»

Кастрюля до краёв наполнилась водой. А в воде вместо картошки и морковки болтались разноцветные квадратики — красные, синие, жёлтые, оранжевые, зелёные, белые. А когда Колька вылил из кастрюли воду, я увидел, что в ней остался кубик. Такой же, как у меня, только все стороны одинакового цвета — чёрного.

Колька попытался отодрать кубик от дна. А тот не отдирается — расплавился на огне и прилип. Кое-как Колька с треском оторвал его. Правда, не весь. Острые кусочки кубика так и остались на дне.

Я уже всё понял и сказал:

— Здорово ты кастрюлю испортил. Боюсь, навсегда.

— Кастрюлю не жалко, — с досадой махнул рукой Колька. — Она наша. У нас и другие есть. А вот кубик — чужой. Его мне Витька Фуфайкин из восьмого «Б» дал. Я обещал ему к завтрашнему утру собрать. Он же первейший силач в школе. Теперь мне по шее накостыляет.

— Ладно, Колька, — пожалел я одноклассника, — так и быть. Бери мой кубик. Все эти кубики одинаковые. Тем более что мой уже собран. Отдай его Витьке. Иначе и вправду по шее схлопочешь.

Колька очень обрадовался, что я выручил его из беды. Он даже пообещал:

— Больше я эти кубики собирать не буду. Опасно — вдруг снова выкипит вода. Где я ещё замену найду? Нет уж. Лучше объявлю, что у меня пропал талант.

С тех пор первейшим собиральщиком кубиков в нашем классе считаюсь я. У меня это получается без всякого риска. Ведь мой способ гораздо талантливее Колькиного. Тот сначала отпаривал цветные квадратики в кипятке, потом их снова приклеивал, меняя местами. Я же просто развинчиваю отвёрткой кубик на части, после чего собираю его целиком правильно. Как положено. Такой у меня к этому делу особый дар.

 

Рассеянные люди

Самый рассеянный человек в нашем классе — это Колька Супников. Он даже не скрывает, что ужасно несобранный. Из-за этого с ним вечно что-нибудь приключается. То забудет купить в автобусе билет, и контролёр его оштрафует; то возьмёт у кого-нибудь из ребят почитать книгу и забудет вернуть её или вообще потеряет. А однажды из-за своей рассеянности Колька схлопотал двойку по истории. Он сказал, что английскому королю Ричарду I врачи сделали пересадку сердца, и поэтому его назвали Ричард Львиное Сердце.

Наш историк Григорий Борисович посоветовал Кольке исправить двойку как можно быстрее, ведь четверть кончается.

— Только старайся всё делать предельно внимательно, не ограничивайся лишь учебником. Бери пример с Тамары Зубовой. Когда мы проходили Евпатия Коловрата, она посетила исторический музей, много узнала о той эпохе. Поэтому ответила блестяще.

Колька тоже надумал сходить в исторический музей. Пришёл он туда, разыскал зал Средневековья, болтался там целый час, смотрел, слушал всякие разговоры и совершенно не заметил из-за своей рассеянности, что в том зале ремонт.

На следующий день Григорий Борисович вызывает его к доске и спрашивает:

— Скажи, пожалуйста, как настоящие рыцари относились к женщинам?

— Настоящие рыцари относились к женщинам очень благородно, — ответил Колька. — Они всегда помогали им таскать носилки с раствором, подавали кирпичи.

Мы испугались, что учитель сразу посадит его на место, но не тут-то было. Оказалось, наш историк тоже очень рассеянный человек — он, наверное, думал о чём-то постороннем и не заметил чепуховского ответа. Учитель почесал переносицу и задал новый вопрос:

— Теперь скажи, из-за чего чаще всего возникали так называемые рыцарские междоусобицы?

— Они возникали из-за отсутствия белил, — мигом отчеканил Колька.

Тут Григорий Борисович подошёл к Супникову поближе и начал внимательно его разглядывать. Наверное, думал, что у того в рукаве спрятана шпаргалка, по которой Колька моментально отвечает. Обычно он долго думает над каждым ответом, смотрит на потолок, крутит пуговицы на пиджаке. Однако сейчас говорил бойко, со знанием дела. Григорий Борисович успокоился и попросил рассказать о рыцарских доспехах.

— Рыцарские доспехи делались из очень прочного металла и застёгивались специальными ремнями. Им придавали такую форму, чтобы внутри было удобно прятать всякие инструменты, а сверху можно повесить сумку с продуктами.

Тогда мы не знали, что он побывал в музее во время ремонта, и недоумевали — откуда такие ответы? Но Колька не замечал наших удивлённых лиц. Рассеянный, что с него возьмёшь. Григорий Борисович не замечал его странных ответов и продолжал задавать вопросы.

— Ты, наверное, слышал такое выражение «ломать копья». Почему оно возникло?

— Знаю, — сказал Колька. — Копья ломались из-за нарушения техники безопасности.

— Молодец. А что ты можешь сказать о рыцарских турнирах?

— Такие турниры проводились после еды, когда рыцари сражались в домино.

— Ну что ж, Супников, на сегодня хватит, — остановил его историк. — Не такой уж ты рассеянный, как самому кажешься. Когда хочешь, всё можешь делать сосредоточенно. Ставлю тебе пять…

Довольный Колька сел на место. А на переменке выяснилось, что радовался он напрасно. Дело в том, что Григорий Борисович только хотел поставить ему пятёрку, но по рассеянности вывел в дневнике жирную двойку.

 

Самый точный удар

Моя мама работает на текстильном комбинате. Это огромное предприятие. Его красно-белое здание видно чуть ли не с любого места в городе. А работает на нём так много людей, что им понадобились собственные Дом культуры, стадион и оздоровительный лагерь для детей. Лагерь расположен далеко от города и называется «Тимуровец». Я езжу туда каждое лето, и многие мамины сотрудники тоже посылают своих детей в этот лагерь. Поэтому у меня в «Тимуровце» полно знакомых мальчишек. Всё свободное время мы играем в футбол.

Территория у лагеря небольшая. На ней растут очень высокие и тонкие сосны. Когда дует ветер, они звенят, словно струны.

Хотя на территории много деревьев, в «Тимуровце» нашлось место для футбольного поля. Конечно, оно меньше взрослого раза в четыре. Ворота тоже меньше настоящих. Несколько лет назад старшие ребята сделали их сами. А сделали так. На той стороне площадки, которая ближе к столовой, растут две ровные-преровные сосенки. Ребята привязали к ним проволокой перекладину. Тоже сосновую, только без коры. Потом они измерили, что получилось, и вкопали на другом конце поля точно такие же по ширине и высоте ворота, которые сделал наш столярный кружок.

Прошедшим летом у нас в лагере с самого начала подобралась хорошая футбольная команда. Почти все ребята, которые в ней играли, имели путёвки на три смены. Значит, мы долго могли тренироваться одним составом. Наш школьный учитель физкультуры Геннадий Викторович говорил, что постоянный состав очень полезен для любой команды.

Лишь в начале августа у нас появился один новый игрок.

До этого Игорь ездил с родителями на Чёрное море, отчего был среди нас самым загорелым. Ведь на юге солнце печёт жарче нашего. И ещё он был среди нас самым спортивным.

На лагерной спартакиаде он быстрее всех пробежал шестьдесят метров, дальше всех прыгнул в длину и дальше всех метнул гранату. А ведь в «Тимуровце» были ребята на вид посильней его. Однажды я спросил Игоря, занимался ли он в каких-нибудь секциях? «Никогда в жизни, — ответил он, улыбнувшись. — Я — самородок».

Сразу после завтрака мы выходили на поле и, пока вожатые не звали на какое-нибудь мероприятие, стукали по воротам. Так мы отрабатывали точность ударов и тренировали вратаря Мишку Пузанова. В это время на площадке находились только те, кто играли за сборную лагеря, никаких посторонних. Не известно, кем впервые придумано это условие, но о нём знал весь лагерь, и оно свято выполнялось.

Игорь тоже стал выходить после завтрака на поле. Причём вёл себя настолько уверенно, что ни у кого язык не поворачивался прогнать его. Он словно знал, что его возьмут в сборную.

У Игоря был очень сильный удар. Он мог забить гол чуть ли не с центра поля. Пусть поле маленькое, но всё равно центр от ворот далеко. С пенальти же Игорь заколачивал мячи без промаха. Однажды он поспорил с нашим вратарём на стакан компота, что забьёт ему десять пенальти из десяти. И забил!

Игорь любил демонстрировать точность своих ударов. Однажды он заметил лагерного кота Мультика, который сидел на заборе. Игорь прицелился да смеха ради так саданул по нему мячом, что Мультик слетел с забора, не успев даже мяукнуть.

После полдника в лагере по распорядку наступало свободное время. Мы, конечно, бежали играть в футбол. Сборная играла своим основным составом. А против нас выступали все, кому не лень. Матчи продолжались до самого ужина, часа по три. Мы всегда выигрывали с крупным счётом. Наши соперники в любом составе забивали не больше десяти голов. А мы успевали забить штук двадцать пять-тридцать.

В августе добрая половина голов приходилась на долю Игоря. Так здорово он играл. Плохо только то, что не любил отходить в защиту. Бывало, иногда противник наседал и мы все отбегали к своим воротам. Лишь Игорь оставался на чужой половине. Встанет, упрёт руки в бока и ждёт, когда ему отпаснут мяч. Если пас был неточный, он начинал кричать на виновника. Особенно когда рядом с полем оказывались девчонки. Но это пустяки. Забивал он очень много голов. Все понимали, что Игоря надо взять в сборную. Лишь Димка Войлоков, наш капитан, вдруг запротестовал.

— Ты что, Войлок, опупел, что ли?! — удивился вратарь Мишка Пузанов. — Не взять мужика с такой колотушкой! Да он, если хочешь знать, не хуже тебя играет.

— Дело не в этом, — ответил Димка.

— А в чём же? В чём ещё может быть дело? — закричали мы наперебой.

Димка, нахмурив брови, задумался. Он вообще редко улыбался, такой у него был характер. Даже забив гол, Димка не носился от радости по полю, подняв руки кверху. Так делали все, кроме него. Он же преспокойно шёл к центру поля и покусывал губы. Мне казалось, он нарочно кусает их, чтобы не рассмеяться от счастья. Когда он задумывался, его белёсые брови сходились на переносице, и глаза, не мигая, смотрели в одну точку.

— Так в чём же дело? — продолжали допытываться мы.

— Мне кажется, он может нас опозорить, — сказал капитан после долгой паузы.

Мы сразу захорохорились.

— Да брось ты! Как это нас опозорит?

— Не знаю как. Но боюсь этого.

— Не бойся. Опозорит — потолкуем с ним по-другому.

Говоря «по-другому», мы намекали на то, что в случае чего устроим ему «тёмную».

В конце концов Войлок согласился взять Игоря в команду. Только предупредил его при всех, чтобы тот никогда не смел бить кошек, поменьше кричал на поле и во время встреч с командами других лагерей выполнял все капитанские указания. Представляете? При чём тут кошки и крики? Ведь играет-то Игорь отлично.

Выслушав эти условия, Игорь резко сдвинул пятки вместе, будто щёлкнул каблуками, и зычно сказал:

— Есть, командир!

Мы так и прыснули со смеху.

Тренировки продолжались каждый день. Теперь Войлок часто хвалил Игоря. Он даже поручил ему бить пенальти. Игорь всегда их забивал. А раньше пенальти пробивал сам Димка. Удар у него был очень точный, но не сильный. Иногда вратари успевали отбить мяч. И наш Мишка Пузанов отбивал, и те пацаны, которые играли против нас на тренировках.

Мы усердно готовились к встречам с командами других лагерей. Кроме нашего, их было три. На соседней улице был лагерь «Дружба», возле реки — «Орлёнок». А самой главной считалась игра с лагерем «Светлячок», расположенным по другую сторону железной дороги. В пионерской комнате «Тимуровца» хранился целый фотоальбом, посвящённый встречам со светлячковцами.

Трудно сказать, где они тренировались. Своего поля у них не было. Поэтому каждый матч проводился на нашем.

По краям поля были вкопаны скамейки для болельщиков, откуда лучше видно. Только на них никто не садился. Все, как правило, толпились за воротами своей команды. Так удобнее поддерживать криками защитников и вратаря. В перерыве между таймами зрители менялись местами, обходя поле с разных сторон, чтобы не задираться.

Матч первой смены мы выиграли, во вторую — проиграли. Теперь и мы, и они готовились к решающей схватке.

Этот третий, августовский матч начался для нас плохо. Светлячковцы подали угловой, и мяч от головы нашего же капитана Димки Войлокова отскочил в ворота. Конечно, никто из нас ему слова худого не сказал. Просто мы стали усиленно атаковать. Только гол, как назло, отквитать не удавалось. Светлячковцы тоже играли очень старательно. Особенно выкладывался их вратарь — паренёк в чёрном, видавшем виды свитере.

Ах какой это был вратарь! Мне кажется, такого не найти даже среди взрослых. Он прыгал на мяч, словно тигр, и ловил его мёртвой хваткой. Если поймать было трудно, отбивал мяч кулаками. Даже с близкого расстояния ему не могли забить. Он смело бросался в ноги нашим нападающим.

Первый тайм мы так и проиграли.

В перерыве наш капитан сидел, будто в воду опущенный. Как нужно играть во втором тайме, объяснял Игорь. Он велел почаще пасовать ему и обещал сразу бить по воротам.

Однако у него тоже ничего не получалось. Наконец он вышел один на один с вратарём. Все болельщики истошно завопили. Казалось, сейчас будет гол. Но вратарь светлячковцев стремительно бросился на мяч. Игорь только успел замахнуться, а вратарь уже лежал перед ним на земле и прижимал мяч к груди. С досады Игорь саданул вратаря ногой по коленке. Правда, он сделал это по-хитрому. Болельщики издалека ничего не заметили. И судья подумал, что вратарь раскровянил коленку, когда падал на землю.

Запасного вратаря у светлячковцев не было. Пацану перевязали ногу, и он продолжал играть.

Чувствовалось, что ему больно. Кровь просочилась через бинт, и тёмная струйка с колена медленно ползла вниз. Теперь он не смог бы прыгнуть так же хорошо, как раньше. Попади мы по воротам — и гол. Но мы суетились и никак не могли попасть по воротам. Только прицелишься, как налетают светлячковские защитники и норовят отобрать мяч. А когда в самом конце игры я хорошо стукнул в верхний угол, их защитник отбил мяч рукой. Пенальти! Ура!

Игорь схватил мяч и радостно побежал к одиннадцатиметровой отметке. Как вдруг Димка Войлоков сказал: «Я сам пробью» — и попытался вырвать мяч у него из рук.

— Чего ради? — оторопел Игорь. — Я же бью все пенальти.

— А сейчас буду бить я.

— Да брось ты, Войлок, дай мне. Вернячок будет.

— Нет, — решительно произнёс Димка. — Мы же договаривались, что ты не споришь.

Тут я дпонял, почему Димка хочет бить сам. Раз он забил гол в свои ворота, ему хочется искупить вину. Поэтому капитан и настаивал до тех пор, пока Игорь не швырнул ему мяч.

— На, бей. Только смотри — пожалеешь.

Димка поставил мяч и стал медленно отходить назад для разбега. Все игроки выстроились за штрафной площадкой. Я знал, что сейчас будет гол. Ведь наш капитан бьёт не сильно, зато точно. А сейчас главное — попасть по воротам. Прыгать вратарь всё равно не может. Тут я посмотрел на светлячковского вратаря и пожалел его. По глазам было видно, что он готов перетерпеть любую боль, лишь бы его команда победила. Растопырив руки, он чуть-чуть нагнулся. Левая нога, из которой по-прежнему сочилась кровь, сгибалась плохо. Поэтому он выставил её вперёд, а на правой присел. Он не виноват, что пропустит гол. В этом виноват наш игрок, который подбил ему ногу.

— Ну, может, дашь мне? — снова заканючил Игорь. — Я же этого хромоножку вместе с мячом в ворота влеплю.

— Отойди, — отмахнулся Димка.

Почему-то дольше обычного он, прищурившись, смотрел на вратаря. Потом взглянул на мяч, разбежался и ударил.

Мяч царапнул штангу и, пролетев мимо ворот, угодил в толпу светлячковских болельщиков. Радости их не было предела.

— Косая нога! — крикнул Игорь. — Говорил же тебе, чтобы не бил сам. Из-за тебя продули.

Раньше мы никого не ругали за незабитый пенальти. Поэтому я побежал успокоить Димку.

Я догнал его почти в середине поля. Он шёл совершенно спокойно. Больше того — покусывая губы, он совершенно спокойно улыбался. И по тому, как он улыбался, я понял, что сегодня Димка пробил очень-очень точно.

 

Турнир по калебасу

Недавно завуч Ирина Антоновна сказала, что в нашем шестом «А» не проводится никаких интересных мероприятий. Поэтому у нас отсутствуют спаянность и дружба.

На следующий день мы решили начать интересное мероприятие. А какое?

Лёня Колпакевич предложил:

— Давайте проведём шахматный турнир и будем участвовать в нём всем классом.

— А я считаю, шахматный турнир проводить не надо! — вскочил со своего места Сашка Еланский. — Какая же из этого дружба получится, если кто-нибудь наберёт очков больше меня? Я с таким человеком и разговаривать не стану.

Все сразу зашумели:

— Правильно!

— Надо, чтобы в этом интересном мероприятии у всех были одинаковые условия, — продолжал Сашка. — Я предлагаю провести турнир по калебасу.

— Это ещё по какому такому калебасу?

— Игра есть у одной африканской народности, не помню точно у какой. Называется калебас.

— Правила игры знаешь?

— Не знаю.

— И мы не знаем.

— Это-то и хорошо, — обрадовался Еланский. — Значит, все в калебас одинаково играют. Мы сделаем так: каждый будет предлагать другому ничью, а партнёр должен соглашаться. Поэтому все наберут поровну очков и будут довольны.

Договорились: как в шахматах, за ничью каждому по пол-очка. Провели турнир. Каждый набрал по тринадцать с половиной очков.

Только Лёнька Колпакевич давал себе за ничью целое очко, как в хоккее, и набрал двадцать семь очков. Поэтому все перестали с ним разговаривать.

В рапорте мы написали: «Проведён турнир по калебасу».

Правда, потом выяснилось, что Сашка напутал: калебас — это не игра, а выдолбленная сушёная тыква, которую африканцы используют как посуду, и нам этот пункт вычеркнули.

Теперь мы все с Сашкой Еланским не разговариваем: если бы он не ошибся, у нас был бы сейчас очень дружный класс.