Инспектор социальной службы выполнила свое обещание, навестив Дженнифер через три дня после того, как поручила заботу о ней докторам клиники. Наверное, прежде чем встретиться с Дженни, она побывала у главврача – девушке пришлось не менее десяти минут ожидать ее в тесной комнатенке для посетителей.
Когда наконец высокая кудрявая мулатка, поздоровавшись с Дженнифер, села в кресло напротив нее, санитар, до этого безмолвно стоящий в дверях, оставил их наедине.
– Как ты, малышка? – Губы женщины растянулись в улыбке, что снова показалась Дженни фальшью.
Но, несмотря на это, поспешно оглянувшись на дверь, девушка решилась на откровенный разговор с инспектором.
– Мне здесь не место! – горячо заговорила Дженни, глядя в глаза собеседнице. – Это ошибка… Я здорова!
Мулатка снова улыбнулась и мягко возразила:
– Дженни, думаю, как только ты будешь полностью здорова, доктор Руфф больше не станет тебя здесь задерживать…
– Доктор Руфф ничего не делает для того, чтобы вылечить меня! – выкрикнула девушка, но тут же опять заговорила тише: – Никто тут не занимается моим лечением. Они пичкают меня какими-то таблетками, вот и всё. Ни один сотрудник этой клиники даже не поговорил со мной за то время, что я здесь!
– Но, девочка, ты только что сама сказала, что тебе назначили таблетки. Скорее всего, доктор пока не видит надобности в других методах терапии, кроме медикаментозной…
– Здесь у всех одинаковая медикаментозная терапия! Нас заставляют принимать таблетки, а буйных обкалывают какой-то гадостью, чтобы они вели себя тихо… Нас никто и не пытается лечить по-настоящему! – воскликнула девушка.
– Но, милая, ты же не доктор, чтобы определять, чем и как лечить больных, – в голосе социальной служащей уже угадывалось скрытое раздражение. – Ты лучше расскажи, как себя чувствуешь? Есть у тебя какие-нибудь жалобы, кроме претензий по поводу неправильных методов лечения доктора Руффа?
Дженни умолкла, понимая, что ее слова произвели на инспектора эффект, противоположный тому, которого она добивалась. И теперь, чтобы не усугубить ситуацию еще больше, ей важно было взвешивать свои слова перед тем, как их произносить. Она хотела было сказать, что ее поселили в общую палату, где пребывают и юноши, и девушки, но вовремя передумала – а что если после этого ее из уже ставшей привычной и мирной восемнадцатой переведут к каким-нибудь буйно помешанным женщинам? Этого Дженнифер хотелось бы меньше всего.
О том, что один из санитаров шарит в тумбочках и забирает еду, она тоже решила не говорить. Ведь что бы она ни сказала теперь, инспектор будет искать в ее словах признаки бреда душевнобольной…
– У меня нет жалоб, но есть одна просьба. Вы не могли бы разыскать кого-нибудь из моих родственников? Наверняка кто-то должен быть, кому небезразлично, что со мной, – с надеждой вымолвила Дженнифер и тут же быстро добавила: – Понимаете, мне бы очень хотелось, чтобы меня проведал кто-нибудь из родни.
– Хорошо, деточка, я постараюсь выполнить твою просьбу, – инспектор еще раз улыбнулась своей профессиональной улыбкой и, плохо скрывая облегчение, поднялась с кресла. Видимо, она посчитала, что уже выполнила свой служебный долг в отношении Дженнифер Паркер.
Девушка смотрела на нее и вдруг явно осознала: все ее надежды достучаться до этой женщины и попросить помощи напрасны. И не потому, что Дженни – действительно сумасшедшая, просто этой особе безразлична ее судьба. Для нее она лишь пациентка психиатрической клиники, а значит, куда проще и правильней поверить доктору, чем ей, Дженнифер Паркер…
Возвращаясь в сопровождении санитара в свою палату, девушка размышляла о том, захочет ли кто-нибудь из родственников помочь ей. Раньше она как-то не задумывалась, почему родители нечасто ходили и ездили в гости или принимали гостей у себя. У нее, безусловно, должна быть какая-то родня. Но, честно говоря, об этих родственниках, если они и были, Дженни ничего не знала. Ей смутно помнилось, что несколько лет назад к ним приезжал пожилой военный, который, похоже, был родственником отца. И тетя, подарившая Дженнифер куклу, – кажется, она являлась родственницей по линии матери. Но почему эти люди не приехали к ним снова, девушка не знала. Окруженная любовью и заботой родителей, она совсем не чувствовала нужды в общении с другими родственниками. У нее были свои знакомые, подруги в классе, и до сих пор она жила в собственном маленьком уютном мирке. Жила, пока его не разрушил до основания несчастный случай…
Вернувшись в палату, она тоскливым взглядом обвела больничные стены, на которых местами отошла штукатурка, убогую койку и, как всегда, неподвижно застывшего Джастина… Дженни заплакала. Слезы сами катились из ее глаз, остановить этот поток у нее не было сил. Никому она не нужна. Никто не придет, чтобы вызволить ее отсюда, из этой западни, из этой ловушки…
На плечо девушки легла чья-то теплая ладонь. Обернувшись, Дженнифер совсем рядом увидела лицо Раяна.
– Дженни, тебя кто-то обидел? Что случилось?
– Никто не придет за мной… И никто меня не вылечит. Мои кошмары… Я не сумасшедшая! Это что-то другое. Я чувствую себя в ловушке… Мне никогда отсюда не выбраться, – горячо зашептала она, путаясь в словах сбивчивых фраз. – Кажется, здесь я точно сойду с ума…
Раян вдруг обнял ее за плечи, утешая, и девушка не оттолкнула его. В этот миг, прижавшись к худому, еще полумальчишескому плечу парня, она почувствовала минутное облегчение.
– Не плачь. Все будет хорошо! Вот увидишь… – произнес Раян настолько уверенно, что Дженнифер изумленно взглянула на него. А затем он тихо добавил: – Дождись ночи…
Неужели он знал что-то, чего не знала она, Дженни? С губ девушки уже готовы были сорваться вопросы, но Раян торопливо удалялся от нее своей раскачивающейся походкой.