Мы в лагере уже четыре дня. Вчера фельдфебель объяснял ребятам, как действует винтовка, как ее чистить и смазывать. Сегодня целый день чистили и смазывали, завтра будут стрелять. Фанерные солдаты ждут своего расстрела.
Ребята настроены по-боевому — не то, что фельдфебель. За эти четыре дня он состарился лет на десять. Еще четыре таких же и на вид ему будет больше, чем на самом деле. К тому же он подвернул где-то ногу, видимо, повредил сухожилие и теперь хромает.
Но свои страдания скрывает. Только мне вчера признался, прежде, чем заснуть, что лучше бы сейчас сшибал кегли, играл в карты, ложился в нормальную постель и тискал крепкую кельнершу — короче, был бы дома. Потом уснул и захрапел.
И приснилось ему, что он генерал и выиграл сражение. И что кайзер снял все свои ордена и собственноручно приколол ему на грудь. И на спину. А кайзерша целовала ему ноги.
— И что бы это должно было означать? — спросил он меня утром.
— Может, ваш сон означает исполнение желаний? — выдвинул предположение я. На это он сказал, что никогда в жизни не мечтал, чтобы кайзерша целовала ему ноги.
— Напишу-ка я жене, — продолжил он задумчиво, — у нее есть сонник. Пусть там посмотрит, к чему снятся генерал, кайзер, орден, сражение, грудь и спина.
Пока он писал перед палаткой, появился возбужденный мальчишка, то есть Л.
— Что случилось?
— Меня обокрали!
— Обокрали?
— Утащили мой фотоаппарат, господин учитель.
Мальчишка не мог прийти в себя.
Фельдфебель смотрел на меня. «Что делать?» — читалось у него во взгляде.
— Объявить построение, — распорядился я, потому что ничего лучшего в голову мне не приходило.
Фельдфебель облегченно кивнул, приковылял на центральную площадку, где развевалось знамя, и взревел как старый лось:
— По-о-олк, строй-ся!
Я повернулся к Л.
— Ты кого-нибудь подозреваешь?
— Нет.
Полк построен. Я всех опросил, никто ничего сказать не смог. Сходили с фельдфебелем в палатку к Л. Спальник его лежал сразу налево от входа. Ничего мы не нашли.
— Вряд ли, — сказал я фельдфебелю, — это кто-то из наших, иначе бы кражи происходили и раньше. Я подозреваю, что часовые у нас пока что несут караул не очень-то добросовестно и кто-то из шайки сумел к нам проникнуть.
Фельдфебель дал добро, и мы решили на следующую ночь часовых проверить. Вот только как?
Приблизительно в ста метрах от лагеря находился сеновал. Там мы и хотели заночевать и проследить за часовыми. Фельдфебель с девяти до часу, а я с — часу до шести.
После ужина мы потихоньку выскользнули из лагеря. Никто из ребят нас не заметил.
Я поудобнее устроился в сене…
В час будит меня фельдфебель.
— Пока все в порядке, — докладывает.
Я выбираюсь из сена и занимаю пост в тени сеновала…
Да, именно — в тени. Ночь такая лунная.
Волшебная ночь!
Я вижу лагерь, различаю часовых. Сейчас их хорошо видно. Они стоят неподвижно или прохаживаются в ту или в другую сторону. Часовые — западный, восточный, северный, южный — по одному с каждой стороны. Стерегут свои фотоаппараты.
И пока я сижу так, мне вдруг вспоминается картина, та, у священника. Такая же, как была у моих родителей.
Идут часы. Я преподаю историю и географию.
Мне нужно объяснить, какова форма Земли и рассказать ее историю.
Земля пока еще круглая, но истории стали квадратными.
Вот сижу тут, боюсь закурить, стражников стерегу.
И правда: работа больше меня не радует.
Ну почему мне опять пришла на ум эта картина?
Из-за распятого Христа?
Да. Нет.
Из-за Богоматери? Нет. И вдруг мне становится ясно. Из-за воина в латах и шлеме, начальника римской стражи.
А что с ним?
Он руководил казнью еврея.
И вот когда этот еврей умер, он сказал: «Воистину, не человек так умирает».
То есть он узнал Бога.
Что он сделал?
Остался спокойно стоять у креста.
Молния перечеркнула небо, завеса разорвалась в храме, земля содрогнулась. А он остался стоять. В умиравшем на кресте он узнал нового бога и понял, что мир, в котором жил он сам, обречен на гибель. И?
Погиб ли он где-то в сражении? Понимал ли, что гибнет ни за что? Радовала ли его эта его работа?
Как он состарился? Вышел на пенсию?
Жил в Риме или ближе к границе, на окраине, где жизнь подешевле?
Может, домиком обзавелся? С садовым гномом?
И рассказывала по утрам ему кухарка, что с той стороны границы опять появились новые варвары, ей Богу, да, Лючия, господин майор, своими глазами видела.
Новые варвары, новые народы.
Они вооружаются, вооружаются, они ждут.
И римский офицер знал, что варвары все разрушат. Но его это не трогало. Для него все уже и без того было разрушено.
Он мирно жил себе пенсионером, он понял ее до конца. Огромную Римскую империю.