Маркиз, поджидавший Мэри, был настроен на серьезный и неприятный разговор и приступил к нему без всяких проволочек:
— Мисс Мэлдон, Дженкинс доложил мне о некоем русском господине, который узнал вас и попытался с вами заговорить, когда вы посещали лавку тканей. Как вы понимаете, новость не привела меня в восторг. Я жду ваших объяснений, мисс Мэлдон, кто этот человек и о чем он с вами говорил? Дженкинс, к сожалению, не владеет русским, чтобы понять суть вашего разговора. Ясно только, что разговор был недолгим. Но парой фраз вы обменяться успели. Так о чем шла речь? Вам я советую быть откровенной и не выдумывать то, чего не было.
Меньше всего на свете Мэри хотелось обсуждать неожиданное появление Алексея Чертольского с маркизом Транкомбом, но никакой альтернативы у нее не было. Пришлось сказать правду:
— Этот человек — мой старый знакомый. Он знал меня в те времена, когда мы с матерью жили в России. Моя мать служила гувернанткой в доме его родственников. Впрочем, я сочла за лучшее сделать вид, что он ошибся и я первый раз его вижу. Тем более прошло столько лет со дня нашей последней встречи, и похоже, он и сам не был уверен в том, что не обознался…
— Так-так, — задумчиво протянул маркиз, скрестив пальцы. — Старый знакомый… А не пытался ли молодой человек в те далекие времена там, в России, флиртовать с вами или еще каким-то образом выказывать свой интерес? Может быть, вас с ним связывали особые отношения? Скажем, нежная дружба, чтобы не использовать иных терминов…
Мэри вспыхнула. Уж о поцелуе с Алексеем на ее первом балу она не расскажет маркизу даже под пытками!
— В период знакомства с этим человеком мне было шестнадцать лет, милорд. О каком флирте вы говорите?
— Между прочим, самый подходящий возраст для нежной дружбы с молодым мужчиной. Если не сказать о романе… В девическом сердце как раз пробуждаются страсти. Как имя вашего старого знакомого, Мэри?
Уйти от ответа на столь прямой вопрос было сложно, и Мэри нехотя произнесла:
— Алексей Чертольский. Граф Алексей Чертольский.
— Граф? Когда меня уверяют, что в России есть аристократы, мне становится смешно. Их графы и князья меньше похожи на джентльменов, чем лондонские конюхи.
Хотя Мэри и дала себе слово быть терпеливой и сдержанной, всякому терпению рано или поздно приходит конец, и она не сдержалась:
— Вы тоже не похожи на джентльмена, милорд.
Но маркиз сразу же пресек зарождающийся бунт:
— Ваше мнение по этому вопросу меня не интересует, Мэри, и извольте держать его при себе, — стальным тоном отрезал он. — Ваш граф, да будет вам известно, вел за нами наблюдение еще в Афинах, и не слишком умело, надо сказать. Слово «конспирация» ему явно незнакомо, как и то, что за этим словом стоит. Теперь граф оказался в Салониках. Полагаю, неслучайно. Странно, что подобное задание поручено полнейшему дилетанту. Меня это даже задевает — русские могли бы воспринимать меня серьезнее. Но вернемся к вашему графу. Возможно, он будет маскировать свой интерес к моим делам под романтическое увлечение вами. Будьте готовы к тому, что он начнет строить из себя пылкого влюбленного. Я, признаться, не слишком верю в подобные бредни, но от русских можно ожидать всего, чего угодно. Поэтому мы ему подыграем.
Мэри покоробила безапелляционная фраза Транкомба: «Мы ему подыграем» (и почему маркиз вечно говорит «мы», когда дело касается щекотливых вопросов?). Но, увы, как он только что подчеркнул, мнение Мэри его нисколько не интересовало, и пришлось, согласно полученной рекомендации, держать свое мнение при себе.
— Я не терплю, когда рядом болтаются соглядатаи, — продолжал Транкомб. — И вы, Мэри, постараетесь отвлечь вашего русского графа от ненужного любопытства, заинтересовав собственной персоной. Сыграйте на сентиментальных струнах его души, напомните ему ушедшую юность. Я бы даже не возражал против чувства влюбленности, возникшего в его душе…
— И как же, по-вашему, я должна это сделать, милорд?
— Да как угодно! У женщин множество уловок, и не нам, мужчинам, учить вас кокетству. У нормальной женщины это в крови. Мое дело — лишь дать вам задание, чтобы пустое кокетство послужило делу, а не вашему женскому тщеславию. Сосредоточьтесь на том, чтобы этот граф уделял все внимание вам, дорогая моя, а не мне и моей миссии. Я принял решение несколько задержаться в Салониках. Впрочем, на самом деле задержаться здесь, в городе, предстоит не столько мне, сколько вам и моему секретарю мистеру Гордону. Вы с ним будете, так сказать, прикрывать наши тылы. Мне же необходимо перейти греческую границу и побывать на болгарских землях, где сейчас стоят русские войска. Дженкинс, естественно, отправится со мной. А вы, мисс Мэлдон, должны сделать все от вас зависящее, чтобы ко мне в этой опасной поездке не присоединился бы ваш навязчивый русский друг. Да, Мэри, мистер Гордон заказал нам номера в одной из здешних гостиниц. Полагаю, ваш друг не преминет тоже переселиться туда со своей яхты. И у вас будет множество возможностей, чтобы вдоволь поморочить ему голову. Ступайте, уложите свои вещи. Ночевать будем в отеле.
Когда Алексей понял, что англичане перебираются с «Морской красавицы» в гостиницу, он, естественно, тоже решил снять себе номер поближе к маркизу — раз уж велено следить за этим человеком, значит, надо следить.
Хотя что там выследишь, за запертой дверью чужого номера?
Увы, свободных номеров в гостинице не было, или почти не было, за исключением одного — самого роскошного и дорогого. Хозяин гостиницы с гордостью назвал его «королевским люксом», хотя вряд ли какие-нибудь короли приезжали в Салоники и останавливались именно в этой гостинице… Волей-неволей, но пришлось разместиться по-королевски. Для лакея и денщика хозяин освободил какой-то чуланчик на первом этаже возле кухни и установил там две узкие кровати. Стоимость этой клетушки тем не менее оказалась ненамного меньше люкса, хотя только извращенное воображение хозяина позволяло считать ее номером для постояльцев, а не собачьей конурой.
Хорошо хоть, что Алексей позаботился о том, чтобы отправиться в зарубежный вояж с собственными средствами. Никакие кормовые и прогонные, выданные ему в Петербурге из казенных сумм, не покрыли бы подобных расходов.
— Скажите, а компания англичан, прибывших в вашу гостиницу сегодня днем, разместилась на этом этаже? — поинтересовался Алексей у хозяина.
— О, я знаю, о ком вы спрашиваете, ваша милость! подмигнул ему хозяин, толстый, краснощекий и добродушный грек. — Миленькая английская барышня, просто цветок! Я бы и сам уделил ей внимание, если бы не мои супружеские цепи…
Грек с тоской взглянул на свое обручальное кольцо и продолжил:
— Барышня и еще один английский господин поселились на этом этаже, а два других, попроще, на первом этаже, недалеко от кухни.
«Видимо, в этой гостинице много чуланов в цокольном этаже, — невольно отметил Алексей, — и используют их тут по-хозяйски».
— Там недорогой номер, душный, тесный… они взяли один на двоих, — откровенно признался грек. — А главный среди англичан, наверняка какой-нибудь важный лорд, выбрал номер «люкс». Не такой шикарный, как у вас, ваша милость, но все-таки не без шика. И барышню поселил по соседству, чтобы была поближе в нужный момент.
Поскольку разговор принял пикантный оборот, хозяин перешел на игривый шепот:
— Лорд мог бы разместить юную даму в своем номере, я так полагаю, но… не захотел. Мне-то что, мое дело сторона. Все по желанию гостей — один номер, два номера, как прикажете. Но для отеля, согласитесь, больше выгоды, если постоялец берет два номера — себе и своей барышне, чем один с большой кроватью… Этот англичанин не скупится и платит за два номера, так честь ему и слава. Я скажу так — хорошие господа, настоящие господа живут здесь в бельэтаже, в дорогих номерах. У них и манеры господские, и счета соответствующие. Хотя этот лорд, не в обиду ему будь сказано, малость капризен. Строгий человек, неприветливый…
Алексей уже жалел, что рискнул задать хозяину гостиницы вопрос и теперь вынужден выслушивать этот бесконечный монолог ни о чем. Все было ясно — англичане в гостинице, маркиз Транкомб и Мэри поселились где-то здесь, по соседству с люксом Алексея (порадовало, что в разных номерах, хотя это известие должно было бы оставить графа равнодушным), а лакея и секретаря милорд экономно спровадил вниз, в дешевый номер.
Больше вопросов Алексей не имел, но болтливый хозяин говорил еще как минимум полчаса, и выпроводить его удалось с большим трудом.
Ну что ж, раз уж судьба подарила графу Чертольскому короткую передышку и возможность наслаждаться комфортом, он вправе этим даром воспользоваться.
Алексей распорядился, чтобы ему приготовили ванну — королевский люкс предусматривал подобные услуги, и две молоденькие служанки очень споро натаскали кувшинами теплую воду в ванную комнату и наполнили просторную белую ванну, стоявшую на бронзовых львиных ногах на мраморном постаменте.
Понежиться в теплой воде после долгого путешествия на поезде и яхте было приятно, но Алексей предпочел бы сейчас хорошую русскую баньку с парной… Надо будет узнать у хозяина гостиницы, нет ли по соседству каких-нибудь бань, хотя бы турецких; впрочем, лучше узнать это у кого-нибудь другого — этот болтун в ответ опять примется мести языком ни о чем. А между прочим, отвлекаться от дела надолго нельзя — за англичанами нужен глаз да глаз…
Сейчас Алексей приведет себя в порядок, оденется и пойдет в здешний ресторан — может быть, милорд тоже захочет поужинать в гостинице и даже в компании спутников, тогда Алексей попытается уловить хотя бы обрывки их разговоров, чтобы понять, какова цель поездки маркиза на Восток… А если с ним будет Мэри… Мэри… Вероятно, в ресторане она также попытается сделать вид, что не знакома с Алексеем, но он заставит ее признаться… признаться в чем? Нет, так действовать нельзя — оказывая на Мэри воздействие, он только оттолкнет девушку от себя.
Алексей откинул голову на край ванны, предусмотрительно застеленный мягким полотенцем, прикрыл глаза, представил себе Мэри и не заметил, как задремал. Сон был короткий, но крепкий и с яркими сновидениями. Конечно же, ему явилась Мэри Мэлдон, она умоляла Алексея о чем-то, сбивчиво пыталась что-то объяснить.
«Вы должны мне верить! — говорила она со слезами на глазах. — Все совсем не так, как вам кажется! Поймите, поймите…»
Да что там понимать — так, не так! Ее губы были так соблазнительно близки, что Алексей не придумал ничего лучше, чем заткнуть ей рот поцелуем… Не понимая до конца, сон это или явь, он вновь почувствовал тот нежный аромат девичьей кожи и восхитительную, гладкую словно шелк, кожу ее губ, как на дядюшкином балу в момент их первого поцелуя…
Ощущение было божественное, и вдруг словно гром над ухом прозвучал низкий мужской голос: «Барин, батюшка, не извольте в ванне спать, утопнете еще чего доброго. Или простынете, водица-то остывает и из тела вашего тепло тянет… Вот вам простынка обтереться, и вылазьте, Христом Богом прошу. Перейдите в постельку, батюшка Алексей Николаевич, там и соснете часок-другой. В постельке спать и пользы больше будет, и отдохновения».
Это был Степан, старый преданный слуга, всю сознательную жизнь Алексея пребывавший при его особе.
Когда-то Степан был крепостным, но и после вышедшей в 1861 году «воли» не решился оставить своих господ, и главное — болезненного мальчика Алешеньку, при котором был поставлен дядькой. Маленький Алешенька давно уже превратился в крепкого взрослого мужчину, но Степан по-прежнему был ему предан и главным делом своей жизни считал отеческую заботу о молодом барине.
Алексей тоже привык к старому лакею и таскал его за собой во все поездки наравне с офицерским денщиком (от денщика пользы было куда как меньше, даже в военном лагере на летних маневрах; вот и в нежданной шпионской авантюре верный Степан, бог даст, на что-нибудь сгодится).
— Так что, батюшка барин, постельку приготовить? Устали, поди, по морю-то гонять? Хотя выспаться на твердой земле в человеческой кровати. Мы ведь люди сухопутные, а не какие-нибудь матросы…
— Нет, Степан, давай-ка одеваться. Ах, какой мне волшебный сон снился, а ты все испортил…
— Ну уж, по-вашему, так я вечно все порчу! Я всю жисть верой и правдой, как на духу… А что вы приказать-то изволили? Одеваться? После мытья, распарившись? Нет уж, батюшка, вы остыньте прежде после ванны, а то далеко ли до болезни… А что за сон-то изволили видеть?
— Да так, про барышню одну. Прямо как взаправду все было.
— Про барышню? И все как взаправду? Эва оно как… Жениться вам надо, батюшка Алексей Николаевич, вот что я, старик, вам скажу. Давно, давно вам пора жениться, не все же в холостяках-то ходить. Как своей женой обзаведетесь, тут же барышни во снах и перестанут являться, не до того будет. Да, батюшка, вам тут записочку доставили, пока вы мылись. Горничная здешняя принесла и вас требовала, чтобы, значитца, лично в руки вручить. Ну я ей объяснил, как мог, по-французскому — барин, дескать занят, ву компрене, мамзель, дескать, передам послание как ослобонится. Не знаю, поняла она, нет ли…
— Ну, твой французский, братец, понять мудрено. Небось напугал горничную до смерти. Записку-то покажи, знаток французского наречия.
Невероятно, но от листка бумаги повеяло нежным ароматом из недавнего сна. Алексей быстро развернул записку и пробежал глазами по строчкам:
«Граф, я буду ждать Вас в саду за гостиницей, в беседке с розами, через полчаса. Всем сердцем надеюсь, что Вы не откажетесь прийти!
Умоляю Вас — не обижайтесь на меня из-за того, что не заговорила с Вами. Мне нужно многое Вам объяснить.
Преданная Вам М. М.»
М.М.? Это Мэри! Ну конечно же Мэри Мэлдон! Она не могла не узнать Алексея, она тоже все вспомнила и теперь назначает ему свидание в тайне от своего покровителя. Лед тронулся! Господин кавалергард, вы близки к тому, чтобы одержать победу на любовном фронте!
— Степан, голубчик, давно доставили записку? Минут двадцать назад, говоришь? Тогда скорее неси мне рубаху и жилет, скорее! Я безумно тороплюсь. И синий галстук мне найди, старичина! Сон-то был в руку, Степанушка!
Но Степан не желал разделять восторг своего хозяина и привычно ворчал:
— Вот так ведь и знал, Алексей Николаевич, что вы с мокрой головой, не просушившись, на улицу побежите… На свидание с простудой, помяните мое слово! Эх, доля моя горькая, никто старика не слушается, ходи потом за вами за больным.
Мэри нетерпеливо ожидала графа Чертольского в уединенной, окруженной розовыми кустами беседке в углу сада у каменной стены. Место здесь было безлюдное и весьма поэтическое — наверное, хозяин гостиницы специально устроил этот райский уголок, для того чтобы его постояльцы могли назначать друг другу тайные свидания.
Божественная красота этих мест производила сильное впечатление на иностранцев, не привыкших к богатой и пышной южной природе. Когда Мэри уезжала из Лондона, розы там еще не цвели, распустились только самые скромные первые весенние крокусы, не боявшиеся заморозков. А здесь было тепло, солнечно, магнолии покрылись шапками нежных соцветий, розы на кустах расцветали одна за другой и в воздухе разливался дивный цветочный аромат… Но Мэри было не до того. Она так нервничала, что почти не замечала южных красот.
Алексея все еще не было, хотя, если он получил записку, то должен был бы уже прийти. Может быть, он обижен и не захочет теперь с ней говорить? Не исключено. Гордому человеку недавняя сцена на улице показалась бы оскорбительной — слишком уж откровенно им пренебрегли.
То-то маркиз рассердится, узнав, что Мэри не сумела выманить графа Чертольского из его номера и вызвать на разговор… Конечно же ее записка и просьба о свидании были выполнением очередного приказа маркиза Транкомба, вечно плетущего какие-то интриги.
Но сейчас, ожидая Алексея, Мэри понимала, что ее желания совпадают с желаниями маркиза как никогда — никто и представить не мог, до какой степени ей самой хочется увидеть молодого графа. Никакого вреда Алексею Николаевичу она ни за что не причинит, даже если милорд будет под пыткой заставлять ее сделать это. Но ведь можно же просто повидать Алексея, поговорить, взглянуть в его глаза, такие удивительные… Карие, они все равно казались светлыми и прозрачными, словно капли росы на бурых осенних листьях, и в них постоянно мелькали золотые искорки как отражения солнечных лучей… Как она мечтала о ласковом взгляде этих глаз в те дни, когда ей было шестнадцать! И как ей горько было хоронить эти мечты в своем сердце…
Судьба, видимо желая вознаградить ее за все страдания, сжалилась и подарила ей новую встречу. В этом ведь нет ничего плохого? Конечно, неприятно, что Алексей увидел ее в тяжелый момент жизни, когда она унижена и пребывает в зависимом положении, но, в конце концов, это ничего не значит, если она просто сможет взглянуть ему в глаза и что-то объяснить…
— Мэри! Вы писали мне?
Задумавшись, она не заметила, как он оказался рядом. Пришел все-таки! Пришел!
— Вы мне писали? — повторил он.
— Не отпирайтесь, я прочел, — с улыбкой процитировала Мэри Пушкина, самого знаменитого из русских поэтов, стихи которого обязательно должны читать и учить наизусть все иностранцы, желающие по-настоящему понять и русскую душу, и русский язык. — Да, я писала вам, Алеша. Я хотела попросить прощения за то, что не посмела заговорить с вами на улице…
— Ах, Мэри, перестаньте, это пустое. Я прекрасно понимаю, что у людей бывают разные обстоятельства, и не все в нашей воле… Вас охранял какой-то злобный английский бульдог, и вы не пожелали при нем обнаружить наше давнее знакомство. Тут не за что извиняться, все так объяснимо! Главное, что вопреки быстротечному времени, уносящему наши воспоминания, вы помните меня…
— Помню вас? Алеша! Да разве я могла вас забыть? Я была безумно влюблена в вас, когда жила в России, и помнила вас все те годы, что провела в Англии.
Эти слова, совершенно искренние, сами сорвались с языка, и она испуганно замолчала. С одной стороны, у нее не было привычки объясняться в любви молодым мужчинам, более того, ей впервые довелось произнести нечто подобное… Но, с другой стороны, маркиз как раз на подобные действия с ее стороны и рассчитывал, о чем Алексей может догадаться. И тогда он решит, что Мэри, как послушная служанка, слишком ретиво исполняет волю своего хозяина. Боже, в каком сложном положении она оказалась!
— Что же вы замолчали? — улыбнулся Алексей. — Ваши слова звучали для меня настоящей музыкой.
— Вы смеетесь надо мной, — прошептала она.
Алексей собрался было возразить ей, но… вместо этого привлек девушку к себе и поцеловал. В некоторых случаях слова совершенно не нужны и даже мешают.
Мэри и в этот раз не оттолкнула его, не ударила, не закричала: «Что вы себе позволяете, граф? Как вы посмели? За кого вы меня принимаете?» — и все те слова, которые приходят в подобных ситуациях на ум девушкам, считающим себя благопристойно воспитанными. Нет, все было как в тот давний памятный вечер — она не только позволила себя поцеловать, но и ответила на поцелуй. Алексей чувствовал такую нежность, что у него кругом шла голова.
— Милая… Мне кажется, что я все эти годы шел к новой встрече с тобой, — сказал он, сжимая Мэри в объятиях.
Но она все же освободилась из кольца его рук.
— Я не хочу отпускать тебя, — прошептал он, сам не понимая, о чем говорит — о разомкнутых объятиях или о невозможности снова расстаться навсегда.
— Да, за прошедшие годы ты нисколько не изменился, все тот же решительный гвардейский натиск, — улыбнулась она. — Прости, Алеша, но мне пора идти.
Никто из них даже не заметил, что они перешли «на ты», так естественно и непроизвольно это произошло. Услышав, что Мэри собирается уходить, Алексей возмутился:
— Как, ты уже уходишь? Мы только-только нашли общий язык… И поговорить еще толком не успели! Ты ведь хотела мне о чем-то рассказать! Ты писала…
— Потом, потом, — проговорила девушка, шагнув к выходу из беседки. — Прошу, не задерживай меня.
И она исчезла, оставив запах легких духов и ощущение тайны.
Алексей упал на скамью и закинул руки за голову, собираясь с мыслями. Разволновался он как шестнадцатилетний мальчишка… Вроде бы его ничто не связывало с этой девушкой, кроме пустякового юношеского воспоминания и этой короткой встречи, но Мэри почему-то вдруг заняла важное место в его сердце.
Для чего она вызвала его в сад? Сказать, что не забыла? Объясниться в любви? Довольно неосмотрительно для барышни, связанной некими обязательствами с чопорным английским милордом. М-да, этот чертов милорд явно играет серьезную роль в жизни Мэри. Наверное, именно это обстоятельство и заставило ее так быстро уйти — она боялась Транкомба! Но она ведь успела сказать Алексею главное, что она все эти годы любила его.
Да уж, Алексей поначалу слишком строго к ней отнесся, осуждая за связь с маркизом Транкомбом… Что он знает о ее жизни, чтобы осуждать? Когда-то ее мать, несмотря на благородное происхождение, вынуждена была служить в чужом доме ради жалованья гувернантки — других источников дохода у семьи не было. После того как миссис Мэлдон с дочерью вернулись в Англию, их финансовое положение вряд ли кардинально изменилось… А девушек, не имеющих за душой ни копейки, или, как там говорят у них, в Англии, ни пенса, всегда подстерегает масса опасностей.
Бедняжка, она попала в руки этого мерзавца и интригана маркиза Транкомба, наверное, в порыве отчаяния. Грешно осуждать за то, что достойно сожаления и милосердия. Она недовольна собственной жизнью, мучается, страдает, вспоминает свою первую любовь — легкомысленного графа Чертольского…
Наверное, Мэри так и не смогла забыть Алексея, потому что ничего лучшего, чем тот бал и поцелуй украдкой, у нее не было. Бедная девочка! Вся ее жизнь — лишь страдания и унижения…
А что же ее возлюбленный граф Чертольский? Алексей почувствовал, как его щеки наливаются краской стыда (хорошо хоть, никто не видел его в эту минуту). Он готов был отнестись к бедняжке с полным презрением только лишь потому, что судьба не оставила ей иного выхода, кроме как погибнуть от голода или погубить свою репутацию.
Нет, Алексей не должен упустить шанс, подаренный ему высшими силами для спасения Мэри. Он увезет ее в Петербург, снимет для нее уютный дом, позаботится о ней… Алексей предался этим мечтам, воображая себе нарядные платья из дорогого салона мод, украшения от Фаберже, выезд с хорошей парой лошадей и щегольским экипажем, абонированную ложу в театре, уединенную загородную дачу где-нибудь в Павловске…
Он вполне может побаловать Мэри такими пустяками. И делать что-либо для очаровательной англичанки, честно говоря, будет намного приятнее, чем для ветреной танцовщицы, наставившей ему рога… Да он готов засыпать Мэри подарками, лишь бы ей было хорошо!
В какой-то миг в его душе все же шевельнулось неприятное чувство — разве он спасет ее этим? И разве именно так понимается емкое слово «хорошо»? Едва встретив влюбленную девушку, он уже готовится сделать ее своей содержанкой… Так чем же он лучше маркиза Транкомба?
Но Алексей отогнал эти смутные сомнения. Конечно же он лучше маркиза, о чем говорить. И он сделает все, чтобы Мэри была счастлива, в то время как маркизу, судя по всему, на такие мелочи, как счастье девушки, наплевать.
Да, кстати о маркизе… Алексей тут оказался для того, чтобы присматривать за действиями маркиза Транкомба, а вовсе не для того, чтобы отбивать у него любовницу. Что ж, чувства придется отложить до тех пор, пока… А до каких пор, собственно, нужно откладывать чувства? И главное, зачем?
Задание следить за маркизом может затянуться надолго, но ведь Алексей не давал никому клятвы навсегда отказаться от женщин и любовных увлечений, не так ли? Кто может ему запретить думать о Мэри?