Здание суда, бывшее в незапамятные времена, лет сто назад, престижной женской гимназией и сохранившее в силу этого некоторое благородство фасада, выходило в старинный переулок, давным-давно разрушенный и перестроенный до такой степени, что уже и очертания его утратились и казалось, что это лишь бессмысленное нагромождение зданий и дорога между ними, ведущая из ниоткуда в никуда.

Маргарита обогнула случайно уцелевший квартал старой застройки с ампирным особнячком, растерянно глядевшим низкими окнами на своих многоэтажных соседей, и вышла на набережную Москвы-реки.

Впрочем, собственно набережная, с гранитными парапетами, тротуаром и речной водой, плещущей в выложенный камнем берег, была где-то далеко внизу. А тут, над рекой, на высоком холме, поросшем зеленой травкой, устроили нечто вроде скверика – разбили газоны, проложили дорожки и даже поставили пару лавочек, с которых открывался впечатляющий вид на противоположный берег. Благородное, дореволюционной архитектуры здание Киевского вокзала со знаменитой башенкой, фонтан, украшенный суперсовременной скульптурой из никелированных труб (устроители клялись, что эта конструкция символизирует «Похищение Европы»), сверкающий фасад дорогой гостиницы (одного из совладельцев которой, по слухам, уже застрелили на крыльце собственного дома в период передела собственности)… Пешеходный мост, закрытый стеклянным куполом, играл на солнце всеми своими гранями, вдалеке плыл над рекой шпиль университета, а с другой стороны, за Бородинским мостом, отливал рафинадными боками Белый дом. Если бы не две безобразные трубы, торчащие на Бережковской набережной, открывавшаяся панорама была бы просто замечательной…

Но Маргарита водила глазами по родному московскому пейзажу, не замечая никаких красот. Она только что, вот сейчас, в здании Хамовнического суда, развелась с мужем, и теперь ей было о чем подумать, кроме архитектурно-ландшафтных изысков.

Что ж, омерзительная процедура развода и раздела имущества завершилась. Квартиру сохранить удалось, дачей пришлось пожертвовать, но это не самая страшная из потерь… Маргарита уже привыкла, что постоянно чего-то лишается. Сперва из ее жизни исчезли друзья мужа, осыпавшие Марго комплиментами и любившие устраивать в их с Игорем доме веселые застолья, – просто вдруг, в один день, все как-то враз перестали приходить и даже звонить. Потом из дома исчезли деньги – их почему-то перестало хватать даже на самое необходимое. Потом стал исчезать муж, медленно, постепенно, проводя с женой все меньше и меньше времени, пока не исчез из ее жизни окончательно…

Впрочем, как раз окончательно он все-таки не исчез – нет-нет и появлялся, чтобы унести что-нибудь из вещей, на что, как полагал, имел полное право. Из дома исчезал то телевизор, то сервиз, то торшер, то теплый плед, и квартира приобретала все более и более аскетичный вид.

Марго решила, что разумнее махнуть на все рукой. Не биться же насмерть за каждую кастрюлю или электроприбор с бывшим любимым человеком (неприятное слово – «бывший», ведь всего каких-то полгода назад Маргоша, несчастная дурочка, пребывала в уверенности, что ее брак близок к идеалу). Если Игорю нужна кастрюля, но не нужна Маргарита, с этим, увы, ничего не поделаешь.

Только квартиру, оставленную ей отцом и матерью, она уступать не собиралась. И, можно сказать, битва выиграна. Муж, окончательно переставший с сего дня быть мужем, обещал обжаловать решение суда, но адвокат утверждал, что шансов у него почти нет.

М-да, битва выиграна… и что же дальше? Маргарите двадцать восемь лет, уже и тридцатник не за горами. Возраст вполне зрелый – а чего она добилась? Одинокая женщина, если не сказать «брошенная», ни семьи, ни ребенка, ни близких, ни престижной работы, ни интересного дела… И что ее ждет? Будет теперь возвращаться вечерами в пустую квартиру, чтобы посмотреть очередной дурацкий сериал или почитать библиотечную книгу о жгучей латиноамериканской любви. А ее единственным верным другом станет холодильник, услужливо предлагающий то бутербродик; то пирожное и нашептывающий, что никому не нужной одинокой женщине хорошая фигура вовсе ни к чему и глупо отказываться от последних мелких радостей в этой унылой жизни.

И тут перед Маргаритой, погрузившейся в неприятные раздумья, прошла, нет, не прошла, скорее прошествовала, старушка. Впрочем, слово «старушка» как-то не подходило к этой особе, несмотря на весьма солидный возраст. Скорее ее можно было назвать пожилой дамой. Дама была элегантной и ухоженной до кончиков ногтей, а на голове у нее красовалась потрясающая шляпа. В таких безукоризненных по фасону головных уборах обычно щеголяет английская королева, а здесь, в Москве, в районе Плющихи, такая шляпка – большая редкость…

Хотя как знать, может быть, у респектабельной пожилой леди и королевы Елизаветы и вправду одна модистка – по нынешним временам ничего невероятного в таком предположении быть не может. Вдруг здесь гуляет любимая теща какого-нибудь олигарха, который проживает в Лондоне и, чтобы побаловать «дорогую мамулю», присылает ей посылочки с изысканными шляпками, шотландским виски, настоящим английским кексом и чаем «Эрл Грей»…

Но если Марго обратила внимание прежде всего на шляпку, а потом уж на пожилую даму, то дама, неизвестно почему, тоже задержала на одинокой страдалице взгляд, хотя никаких изысканных головных уборов на Маргоше не наблюдалось.

– Не надо плакать, деточка, – мягко произнесла она. – Ведь ничего страшного не случилось.

Марго удивленно дотронулась до своей щеки. Щека была мокрой. Надо же, и сама не заметила, как пустилась в слезы… А дама разразилась следующей загадочной сентенцией:

– В жизни часто приходится терять нечто нужное. Но это вовсе не повод для отчаяния: вскоре это «нечто» может оказаться не просто ненужным, но даже совершенно лишним. И поверьте моему опыту, дорогая, юность быстротечна, но зрелого возраста бояться не стоит, зрелый возраст нередко бывает самым интересным периодом в жизни. Тридцать лет – восхитительный возраст для женщины!

Легонько похлопав Маргариту по плечу, леди в роскошной шляпке удалилась в сторону Смоленской улицы. А Марго осталась сидеть на лавочке. Только мысли ее теперь приняли совсем другое направление.

Интересно, эта дама случайно угадала, что надо сказать в нелегкий момент, чтобы попасть в точку, или Марго, задумавшись, разговаривала сама с собой вслух, а сердобольная старушка ее слова услышала? Нет, скорее всего она присутствовала в зале суда, где несчастной Маргарите, было, увы, не до того, чтобы разглядывать публику. Одинокие люди часто скрашивают себе жизнь любопытством, пытаясь прикоснуться к чужим бедам, а уж судебные заседания, где нешуточные страсти бушуют, для них слаще мексиканских сериалов. Спасибо, что хоть пожалела, а не буркнула: «Так тебе, дуре, и надо…» Мудрая старушка.

Вот была бы у Маргариты такая бабушка… которая могла бы выслушать, пожалеть, сказать какие-нибудь правильные утешительные слова. Сейчас Маргарита пришла бы к ней с судебного заседания, измотанная, уставшая, еле сдерживая слезы, и рассказала, как ей плохо, как тяжело и обидно, а бабушка напоила бы чаем, уложила на диван, укрыла пледом и пошептала на ушко: «Не надо плакать, деточка. Ведь ничего страшного не случилось».

Жаль, что бабушка с маминой стороны давно умерла. Она-то как раз принимала все дела и проблемы Маргариты близко к сердцу. А вторую бабушку, отцову мать, Маргарита никогда и не знала… Какая-то ссора произошла в семье давным-давно – то ли сын разругался с матерью из-за того, что та не приняла невестку, то ли невестка наговорила чего-то свекрови, но бабушка в их доме с тех пор никогда не появлялась и даже на внучку, названную в ее честь, не пришла взглянуть.

Ну что ж, в конце концов, это все дело прошлое. Родителей уже нет в живых, а Маргарита перед незнакомой бабушкой ни в чем не виновата. Если старушка до сих пор жива, то уже, наверное, пребывает в более чем преклонном возрасте и нуждается в помощи. Одинокая старость с болезнями, немощью и беспомощностью – дело еще более неприятное, чем одинокий средний возраст, когда просто хочется быть кому-то нужным. Вдруг бабуля обрадуется встрече с внучкой? Вдруг два одиноких человека смогут друг другу помочь?

Маргарита направилась домой в твердой решимости разыскать бабушку. Если еще не поздно, конечно. Отцу было пятьдесят восемь лет, когда он умер, а случилось это четыре года назад. Мать должна быть хотя бы лет на восемнадцать-двадцать старше своего сына (легенд о том, что бабушка, согрешив, родила в школьном возрасте, в семье не сохранилось), и стало быть, ей теперь уже за восемьдесят… Возраст серьезный.

Но тем более надо постараться отыскать старушку – если она и вправду жива и из-за собственной гордости и старых обид осталась в одиночестве, появление взрослой внучки может ее только порадовать. Хоть будет кому в аптеку сходить и по хозяйству помочь.

Дома, в ящике старой «хельги», полученной в наследство от другой, известной и любимой бабушки (вот почему с этой видавшей виды рухлядью, некогда произведенной в исчезнувшей с карты мира стране ГДР, было так тяжело расстаться – все-таки памятная семейная вещь), Маргарита нашла коробку из-под печенья «Мечта». Сюда она сложила когда-то все папины бумажки – разнообразные удостоверения, дипломы, справки, записные книжки. В выцветшем отцовском свидетельстве о рождении в графе «мать» была указана Маргарита Стефановна Горынская. О, Стефановна – это вам не хухры-мухры, не Епифановна какая-нибудь (наконец-то Маргоша удосужилась узнать отчество бабушки Маргариты, и оно нисколько не разочаровало!). В графе «отец» стояло – Петр Ильич Оболенский. Странно, но ребенка записали на фамилию матери, а не отца.

Видимо, с аристократической фамилией Оболенских в те годы жить было трудновато… Зато теперь Маргарите такая изысканная фамилия пришлась бы очень даже впору. А то, из принципа вернув после развода свою девичью, она сразу подумала, что вновь для всех друзей станет Горынычем. Ритка Горыныч, Змей Горыныч или просто Змей – с такими прозвищами Маргоша прожила почти всю свою жизнь. А разве они хоть чуть-чуть соответствуют ее сущности?

Установить прежний адрес отца, порывшись в его бумагах, не составило большого труда. Там, где когда-то жила мадам Горынская с сыном (а может статься, и до сих пор проживает в гордом одиночестве), как раз и следовало начинать поиски. Оказалось, это совсем недалеко – в Гагаринском переулке.

Надо же, такие близкие родственники жили буквально в двух шагах друг от друга и при этом практически не общались. Во всяком случае бабушка порога квартиры собственного сына никогда не переступала. Странные люди Маргошины родичи!