Очнувшись, Маргарита поняла, что лежит в каком-то просторном помещении, озаряемом неопределенными источниками света. Во всяком случае, ни одной лампочки или люстры здесь не было, а неяркий, идущий неизвестно откуда свет был. Границы помещения таяли где-то за гранью этого загадочного света. Черт знает на что это все было похоже, только не на внутренность тесного кувшина.

Где же она оказалась? Мысли, спутавшиеся в момент рокового происшествия, постепенно приходили в норму.

«Свет мог бы быть и поярче», – подумала Маргарита, и секунды через три стало намного светлее. Маргоша приподняла голову и огляделась. Ее окружало… ничто. Не нечто, а именно ничто. Предметов, которые можно было назвать привычными именами, то есть стен, пола, потолка, а тем более – окон и дверей, обнаружить не удалось. Не было ничего, что могло бы послужить хоть каким-то ориентиром в пространстве… Не было мебели, не было никаких растений, и уж подавно – никаких живых существ. Пустота, границы которой терялись в бесконечности.

Одно было хорошо – ощущение собственной невесомости и газообразности покинуло Маргариту, она снова ощущала себя самой собой. Правда, каждая мышца ее тела сильно ныла – так бывает после непривычных физических нагрузок, после длительных полетов без использования летательных средств и еще – после трасматериализаций и прочих магических экспериментов с организмом чародея.

«Ужасно, что здесь нет даже дивана! – мысленно посетовала Маргарита. – Как хотелось бы устроиться поудобнее!»

Кто-то невидимый вновь прислушался к ее мыслям, и через несколько секунд Маргоша почувствовала, что лежит на мягком диване, а голова ее покоится на диванной подушке. Итак, появился предмет, который был знаком и который можно было назвать привычным человеческим словом.

– Воды! – негромко, но требовательно сказала Маргоша, продолжая свои эксперименты.

Рядом с диваном возникла деревянная бадейка, в которой болтался затейливый серебряный ковш. Итак, желания сбываются, а стало быть, следует соблюдать осторожность, прежде чем о чем-то подумаешь… Можно нечаянно такого нажелать, что не будешь знать, куда деваться, если это перед тобой возникнет.

Вот и с водой… Неизвестно, из какого она источника. В смысле санитарного состояния. Московские родники, к примеру, давно отучили Маргошу от привычки пить сырую воду. В этой бадейке тоже вполне могут плавать палочки Коха и золотистые стафилококки… Конечно, серебро воду обеззараживает, а ковшик выкован именно из серебра. Но все же лучше не рисковать – в вопросах санитарии и гигиены бдительность излишней не бывает.

– Я имела в виду воду в бутылках, причем – промышленного разлива, – уточнила Маргарита свои требования.

Рядом с бадейкой появились две бутылки – классические «Ессентуки» и простая питьевая вода без газа. Неужели – оптическая иллюзия?

Маргарита протянула руку, взяла одну бутылку, открутила пробку и сделала глоток. Вода была настоящей и показалась Маргоше очень вкусной.

– Вот за это спасибо, – как воспитанный человек, Маргарита никогда не скупилась на слова «спасибо» и «пожалуйста», даже в тех случаях, когда они адресовались неизвестно кому.

Ну что ж, раз здесь сбываются Маргошины желания, для начала следует устроиться с максимальным комфортом. А там уж можно будет подумать и о собственном спасении… Как говаривала Скарлетт О'Хара: «Об этом я подумаю завтра!»

В дом княжны Валька вернулась только на следующее утро. Братьев Брюсов с ней не было – их прапорщик Хлёстова, приняв командование операцией на себя, оставила где-то сидеть в засаде. Братья подчинились – как-никак валькирия лучше знает современную обстановку, и тут уж не до субординации.

Едва переступив порог старого особняка, Валька заметила, как изменилось все вокруг.

Комнаты, совсем недавно поражавшие роскошью, теперь выглядели на редкость мрачно. Люстры, накануне заливавшие все вокруг ярким светом, были потушены; их хрустальные подвески, разбрасывавшие золотые искорки, оказались тусклыми, грязными, с нависшей паутиной… Серенькое небо заглядывало в дом сквозь немытые окна. Рассохшиеся половицы скрипели под ногами, словно в фильме ужасов. Между распахнутыми настежь створками дверей по анфиладам особняка гуляли сквозняки, гоняя мусор и пыль.

Короче говоря, не самое приятное зрелище с утра пораньше… Валька невольно поежилась.

Княжна, всегда такая элегантная и подтянутая, бродила как тень, завернувшись в какое-то бесформенное темное тряпье. От величественной осанки и гордого выражения лица не осталось и следа. Она похудела, постарела и странным образом стала вдруг похожа на облезлую ворону.

– Что с вами, княжна? Вы больны? – При всем сложном отношении к хозяйке этого дома остаться равнодушной Валька не смогла.

– Я в печали, – прошелестела княжна. – У меня нет сил для борьбы с жестокой действительностью… Боюсь, в конце концов, действительность меня победит.

Лицо ее было мрачнее пасмурного неба, заглядывавшего в проем окна.

– Меня гложет мысль, что я погубила Маргариту. Я была слишком самоуверенной и недооценила угрозу… А ведь эта девочка – единственная наследница нашей родовой ветви! Я к ней так привязалась. В ней я увидела родное существо!

Валька решила прибегнуть к успокоительному средству, проверенному веками:

– Глотните коньячку, чтобы успокоить нервы.

Княжна посмотрела на нее с укором – как можно в такой драматический момент думать о подобных излишествах?

– Да я вообще не пью столь крепкие напитки.

– Тем более должно помочь. И давайте сразу договоримся: мы будем стойко воздерживаться от того, чтобы разыгрывать в лицах сцену из Достоевского.

Княжна посмотрела на валькирию таким скорбным взглядом, что невольно хотелось выразить ей соболезнование, но Валька упорно не желала тратить время и силы на утешение страдающей тетушки – надо было спасать Маргариту. Она лишь молча протянула княжне фляжку с коньяком.

– Ну что ж, я сделаю глоточек, – трагическим тоном объявила княжна. – Только ради того, чтобы справиться с беспросветной темнотой, царящей в моей истерзанной душе. Боюсь, что у меня остался один выход – обратиться за помощью к Левкотее…

Вальке показалось, что она ослышалась.

– К кому, к кому?

– К Левкотее, – повторила княжна и пояснила: – Левкотея, она же Геката, – покровительница призраков, волшебства и заклинаний, Белая богиня. Я знаю, как вызвать нашу Белую мать Левкотею… Правда, это очень опасно, последствия вмешательства Левкотеи бывают непредсказуемы. Если она что-то дает, то непременно что-то и забирает…

Терпение валькирии было на пределе.

– Бросьте, княжна! Что за чушь лезет вам в голову! Просить помощи у трехликой Гекаты! Да она же – самое мрачное и жуткое порождение царства Аида! Я тоже знаю, как вызвать Гекату: достаточно ночью на перекрестке трех дорог принести ей в жертву собаку… Но мне и в голову никогда не приходило осквернять свою душу такими дикими обрядами и губить несчастных Тузиков, чтобы пообщаться с этим исчадьем. И неправы те, кто именует ее Белой богиней. Геката – великая богиня, но властвует она над всем самым темным и мрачным в этом мире – к ней обращаются за помощью те, кто занимается черной магией, кто насылает на людей порчу и психозы, кто властвует над злобными призраками и вурдалаками.

– Вам-то откуда известна Геката, барышня? – Княжна от обиды вновь превратилась в заносчивую и высокомерную особу. – Вы вообще явились на свет в иную эпоху, в иных землях и, как я понимаю, не имели чести знать Гекату лично!

– Зато у нас много общих знакомых! – парировала Валька. – Среди моих близких друзей есть выходцы из античного мира. Нимфа лимнада, к примеру, рассказывала об этой Гекате такое…

– Конечно, слушать сплетни и досужие вымыслы – единственное, на что в наше время способны чародеи. Кто такая нимфа лимнада и как она смеет судить саму Белую богиню!

Валька, которая в другое время и сама имела привычку дразнить лимнаду кикиморой болотной, возмутилась и вступила с княжной в ожесточенную перепалку. Но княжна стояла на своем:

– Да, Геката помогает в чарах и колдовстве. Но она же помогает и против чар и колдовства, даже самых сильных. А я уверена, что исчезновение нашей девочки – результат воздействия на нее чьих-то злокозненных чар.

Несмотря на все уговоры, Валька была категорически против обращения к Гекате. В качестве последнего аргумента она напомнила:

– Все, кто имел дело с Гекатой, много страдали! Вспомните судьбу несчастной Медеи, дочери царя Колхиды! А ведь она была служительницей Гекаты, преданным ей человеком и не без оснований рассчитывала на ее помощь! Геката и вправду помогла ей завоевать сердце Ясона, но вскоре разбила их любовь…

– Медея! Не говорите мне об этой ужасной женщине! Особа, убившая собственных детей только для того, чтобы отомстить их отцу, не заслуживает, чтобы о ней помнили веками.

– Княжна, я вас умоляю, не будем тратить драгоценное время на споры. Послушайте лучше о результатах моего расследования и постарайтесь мне помочь.

– Вашего расследования? – ошеломленно переспросила княжна. – Какого еще расследования?

– Да, детективов вы явно не читали, – вздохнула Валька. – А я всегда была уверена, что это весьма поучительная литература. Так вот, в детективах, когда что-нибудь случается, всегда принято задаваться вопросом: «Кому это выгодно?» И чаще всего убийцами оказываются те, кто претендует на нечто ценное, что можно отнять у жертвы. Например, наследство, на которое есть виды у других родственников. В детективных романах любящие родственники всегда от восхода до заката только тем и занимаются, что вгрызаются друг другу в глотки, чтобы заполучить наследство богатого дядюшки…

На лице у княжны заиграли какие-то сложные эмоции, она глубоко задумалась и наконец грустно произнесла:

– Знаете, а вы, пожалуй, правы! Вы вообще отличаетесь острым умом.

Вальку в этом доме не так часто баловали комплиментами, поэтому она буквально расцвела даже от самого скупого признания ее правоты:

– А то! Я, может, и не мисс Марпл, но зато при случае одна могу заменить целый взвод по зачистке местности…

С этой Марпл (англичанкой, судя по имени) княжна знакома не была, но даже не стала интересоваться, кто она такая. У валькирии множество всяких странных знакомых, и княжна вовсе не жаждала быть представленной каждому из них.

– Итак, мне удалось выяснить, что Маргарита села в машину к молодому человеку, – продолжила Валька. – Впрочем, по описаниям ему около тридцати. Только в нынешней России таких мужчин называют «молодыми людьми», а во времена моей молодости они считались вполне зрелыми мужами, которым пора и о душе подумать. Тем, кто еще доживал до такого солидного возраста!

Княжна перебила валькирию:

– Значит, Маргарита села в машину? Я всегда говорила, что от этих машин одни беды! Еще в те годы, когда в Петербурге появились первые авто…

Но валькирия со своей стороны не позволила собеседнице пуститься в долгие воспоминания и нарушить нить разговора.

– Так вот, по моим сведениям, у этого молодого человека римский профиль и темные длинные волосы, собранные в хвост. Вам это никого не напоминает? Примет мало, но прическа по нынешним временам как-никак не такая уж распространенная, не осьмнадцатое столетие на дворе.

– Не может быть! – нервно закричала княжна.

– Почему не может? – удивилась Валька. – Я вам клянусь, что уже двадцать первый век наступил…

– Да я не об этом! – махнула рукой княжна. – Римский профиль, длинные волосы… Я знаю только одного молодого человека, отвечающего подобным приметам, – это мой дальний родственник, Михаил фон Ган.

– А он имеет какое-нибудь отношение к генералу фон Гану? – быстро спросила валькирия, в памяти которой хранились сведения о тысячах военных, с которыми на разных исторических этапах сводила ее судьба.

– Праправнук, – кивнула княжна.

– Ну тогда все ясно. От этой семейки можно ожидать чего угодно.