Маргарита по-прежнему пребывала внутри кувшина, но теперь ее узилище изменилось неузнаваемо. Она решила, по примеру героинь романов Хмелевской, сделать свою жизнь вполне сносной и не уподобляться злополучным жертвам, безмолвно погибавшим в мрачном подземелье по прихоти злодеев. Злодеи изнывают от скуки, если им не удается кого-нибудь умучить; так пусть жизнь не кажется им слишком сладкой.

Внутренность кувшина, куда была заключена Маргарита, теперь напоминала просторный и весьма комфортабельный дом с множеством комнат. Двери дома, которых тоже было немало, вели в разные места – на берег моря, в подмосковный лес, где под елочками росли крепенькие боровички, в сад с цветочными клумбами и кустами сирени, в старомосковский дворик с деревянной скамейкой под липами, в кавказские горы… Маргоша хотела даже сделать выход в Париж, куда-нибудь на Елисейские Поля, но не была уверена, что такая сложная оптическая и сенсорная иллюзия получится качественной.

С желаниями вообще нужно быть осторожнее. Даже без всякой особой мистики сильные желания и яркие мечты имеют обыкновение сбываться… И не всегда это к благу. В своей недолгой магической практике Маргарита однажды столкнулась с ситуацией, когда все ее желания – высказанные, невысказанные и даже самые смутные, лишь на секунду мелькнувшие в мозгу, – начали сбываться. И жизнь превратилась в настоящий кошмар… Цели вообще приятнее добиваться своим трудом, как ни банально это звучит. То, во что приходится вкладывать большие усилия, для человеческого сердца гораздо дороже того, что само сваливается на голову.

Однако в экстремальной ситуации можно воспользоваться и самоисполняющимися желаниями, если никаких других средств нормализовать жизнь не осталось. Во всяком случае, теперь Маргарите не грозили гиподинамия, клаустрофобия и полное, патологическое для человеческого организма отсутствие ультрафиолета…

А вот все попытки выбраться за пределы этого пространства завершались неудачей. Маргоша обращалась к помощи кольца Бальдра – и кольцо, прежде казавшееся всесильным, было не в состоянии разорвать кувшин и освободить свою владелицу. Маргарита сняла со своего ожерелья-минимизатора, на счастье оказавшегося на ней в момент заточения, Книгу Теней и изучила все собранные в ней заклинания. При их помощи можно было вызвать дождь или бурю, разметать вражескую армию, навести или разрушить любовные чары, стать невидимкой, стать великаншей, вылечить тяжелую болезнь, приманить удачу в делах, можно было даже обернуться кошкой или птицей, но о том, как разрушить кувшин, в который тебя заточила неведомая сила, книга умалчивала.

Поначалу Маргарита ждала, что ее новоявленный родственник Михаил фон Ган, из-за неосторожности которого она оказалась в ловушке, сам примет меры к ее освобождению или хотя бы каким-либо образом выйдет с ней на связь… Но он так и не объявился.

Постепенно Маргарита пришла к выводу, что это не было ошибкой или роковой случайностью – Михаил реализовал заранее подготовленный план и оказался в роли того самого злодея из приключенческих романов, который от скуки готов творить изощренные гадости ближнему.

День проходил за днем, и ничего не менялось. Впрочем, Маргарита не была уверена, что и вправду пролетело много дней – если внутри кувшина искажалось пространство, то, скорее всего, искажалось и время; может статься, то, что казалось долгими днями, на самом деле было просто часами, а то и минутами… Можно было вырастить розовый куст под окном, или заказать себе корзину яблок, или заняться вышиванием по канве (дело, о котором лишь мечтают современные деловые женщины, совершенно лишенные, в отличие от своих прабабушек, возможностей заниматься столь изысканным рукоделием)… Можно было и то, и это… но чем дальше, тем меньше желаний оставалось у несчастной затворницы. Все мысли и мечты сконцентрировались на одном, весьма абстрактном предмете – свободе. Маргарите нужна была только свобода и ничего больше…

Удивительно, но совсем недавно признаком несвободы Маргарите казалась необходимость ежедневно ходить на работу. Казалось бы, сидя в магическом кувшине, можно только радоваться, что уже не нужно принимать участие в ежеутренних забегах по маршруту: «дом – рабочее место» под девизом «Кто скорее – ты или твоя начальница?», а потом пить утренний кофе с сотрудницами, омрачающими трапезу вздохами и стенаниями по поводу растущей дороговизны… Ан нет, теперь сама возможность покинуть стены своего дома и пообщаться с людьми воспринималась Маргошей как величайшее благо.

Как там говорили основоположники: «Свобода есть осознанная необходимость»… И насколько же осознанная необходимость ходить на работу приятнее, чем вынужденная необходимость сидеть в этом противном медном горшке! Тем более что с работой можно иногда и пофилонить…

Не только княжна Оболенская винила себя в исчезновении Маргариты. Яков Брюс был буквально безутешен.

– Ах я, старый дурень, – причитал он. – Явился в граде Петровом токмо с целью оберегать дивный цветок сердца моего, и вот на тебе – поддался искушению бражничать да по улицам городским шляться, вместо того чтобы госпожу Маргариту всюду сопровождать неотлучно. И чуял ведь, что опасность моей красавице угрожает, да гнал от себя эти мысли. Вот и дождался горюшка!

– Неужели твой брат и вправду столь сильно уязвлен стрелой амура? – шепотом спросила Валька у Романа. – Говорят, он всегда относился к любви легкомысленно, а из его бывших возлюбленных можно было бы составить приличный женский монастырь.

– Замыслу сему, сиречь основанию монастыря, не суждено сбыться. Прелестницы сии, кои к брату нежные чувства питали, в Христовы невесты не годились по причине резвости нрава, а ныне к тому ж пребывают они в тех местах, где рясы монашеские уже никому не потребны…

– Похитили, ироды! Похитили, – со слезой в голосе повторял Яков, летая из угла в угол.

– Так, разговорчики прекратить! – рявкнула Валька, которой волей-неволей пришлось взять командование операцией на себя. – Распустились совсем, раскисли, не мужики, а квашня! Делом пора заняться! Под подозрением в похищении Маргариты оказался фон Ган, родственничек нашей княжны. Будем отрабатывать эту версию. Господа офицеры! Слушай мою команду! Яша, ты занимаешь пост у дома фон Гана – и гляди там во все глаза. А потребуется, так переходи к активным действиям. Короче, действуй по обстановке. Ты, Роман, проследи за передвижениями фон Гана по городу и его контактами…

Два духа, вопреки собственным многовековым убеждениям в том, что женщин следует держать на вторых ролях, давно признали право Вальки командовать. Роман лишь робко попросил объяснений:

– Изволь, голубка, прослежу, только скажи яснее – за чем следить-то? Что за невидаль такая – контакты эти?

– Ископаемые вы мои! – вздохнула Валька. – Проследишь, где наш красавец бывает, с кем встречается, с кем дружбу водит, ясно?

– Вот теперь, матушка, все ясно. А то – контакты…

– Что ж, выполняйте. А я попытаюсь каким-нибудь путем, логическим, дедуктивным, пусть даже магическим, установить, куда фон Ган повез Маргариту, когда заманил ее в свою машину…

– А ежели его сразу того… по обстановке? На дыбе подвесить, и вся недолга. Денек повисит – и без всяких дедуктивных путей выложит, куда красавицу нашу девал. Как пить дать выложит, – предложил Яков.

– Да оно бы и недурно, – задумчиво ответила Валька, – но несвоевременно. И вообще, друзья мои, нравы за прошедшие века настолько смягчились, что дыба нынче совершенно вышла из употребления.

– И сие весьма и весьма прискорбно! – подытожил Яков Брюс. – Дедовские обычаи забыли, вот порядка-то и нет!

Люди, спешившие по своим делам, редко поднимали головы, чтобы вглядеться в питерское небо. И никто не заметил, как от старого, полуразрушенного дома на Моховой взмыли вверх три смутные тени и растаяли в сиреневой дымке белой ночи…

Княжна Оболенская по-прежнему мрачнела и старела на глазах, и верный Алексис стал тревожиться – состояние хозяйки ухудшалось час от часу. А для дамы, давно перешагнувшей столетний юбилей и разменявшей уже вторую сотню, любой стресс или недомогание может оказаться роковым. И когда под утро дворецкий вдруг увидел, что княжна приободрилась, что у нее заблестели глаза и заиграли яркие краски на щеках, он вздохнул с облегчением.

– Я знаю, что нам следует предпринять! – объявила княжна. – Я думала всю ночь и решилась на радикальные меры…

Других слушателей, кроме дворецкого, рядом не было, но это оказалось к лучшему – по крайней мере, княжна могла отказаться от сдержанности и высказываться об отсутствующих с полной откровенностью. Что она тут же и сделала:

– Я не хотела бы говорить дурно об этой особе, с которой Маргарита дружит, как бишь ее там…

– Фрейлейн Хёкк, – подсказал Алексис. – Валькирия, с вашего позволения.

– Да-да, валькирия. Так вот ее методы поиска, может быть, и имеют право на существование, но я бы сказала, что они неэффективны и требуют слишком много времени. Она что-то говорила о детективах… Кажется, так теперь называют старые добрые криминальные романы? Я, в отличие от этой особы, уверена, что подобное чтиво не может служить школой жизни! Развлечение для гимназистов. Мы пойдем другим путем!

– Так говорил один из видных социалистов, – напомнил дворецкий.

– О чем говорил – о криминальных романах?

– Нет, сударыня, о другом пути. Мы, говорил, пойдем другим путем. Некий Ульянов…

– Раз говорил, стало быть, умный человек! – перебила его княжна.

– Как сказать… Брат того самого террориста Ульянова, что был арестован по делу о подготовке покушения на императора Александра Третьего и его семью, – напомнил дворецкий. – Взрыв готовили в Петропавловском соборе в годовщину гибели Александра Второго.

– Тьфу ты, пакость какая! У нас в России шагу не ступишь, чтобы в революционные дела не впутаться. Слова не найдешь, которым социалисты еще не пользовались. Ладно, заболтались мы с тобой. К делу, друг мой, к делу. Принеси мне красный альбом.

На лице дворецкого мелькнул испуг.

– Вы собираетесь… – начал было он, но княжна не дала ему договорить.

– Именно.

– Сударыня, это так опасно! Еще ваш батюшка, мир его праху, не к ночи будь помянут, предостерегал вас…

Но княжна, преисполнившись решимости действовать, не желала выслушивать ничьих замечаний, а тем более – замечаний слуги.

– Ты стал слишком много рассуждать. Тебе сказано – принеси альбом, значит, поспеши исполнить мою волю.

Дворецкий молча поклонился, вышел из комнаты и вскоре вернулся с большим старинным альбомом, корочки которого были обтянуты потемневшей красной кожей и украшены медными застежками. Если бы кто-нибудь пригляделся повнимательнее, он смог бы заметить на тиснении кожи полустертую надпись на латыни. Но приглядываться было некому и незачем – и хозяйка дома, и ее слуга прекрасно знали содержание этой надписи.

– Будьте осторожны, сударыня, заклинаю вас, – все же осмелился попросить дворецкий.

Княжна лишь сдержанно улыбнулась, давая понять, что его опасения неуместны, и отдала следующее распоряжение:

– Приготовь стол на двенадцать персон. Блюда и вина пусть будут самые легкие, а сервировка изысканной. А потом можешь отправиться в город. На сегодняшний вечер я отпускаю тебя – нам ты будешь только мешать.

Дворецкий удалился в людскую и отдал распоряжения по части сервировки стола кому-то невидимому. Чьи-то руки мгновенно накрыли стол, причем придраться к сервировке вряд ли смогла бы и капризная княжна – безупречно накрахмаленная скатерть, изящные букеты мелких белых роз, сверкающий хрусталь и серебро, отполированное до лунного блеска…

Алексис удовлетворенно осмотрел работу невидимок, отдал распоряжения насчет смены блюд и приготовления десерта и с достоинством покинул дом.

В передней, у входной двери, мелькнула его фигура в черном сюртуке и растаяла прежде, чем дверь успела открыться, а на улицу вышел уже не человек, а кот… И конечно же никто из прохожих не обратил внимания на бродячего кота, выскользнувшего из разбитых дверей какой-то старой развалины. Кот встряхнулся и мелко потрусил прочь, стараясь держаться поближе к стене и быть при этом понезаметнее…

А княжна, раскрыв альбом, перелистала его страницы, внимательно вглядываясь в каждую фотографию. Изображены на них были исключительно дамы, причем сделаны были снимки не менее ста лет назад – такие невозмутимые лица, ясные глаза, изысканные шляпы и роскошные бальные наряды водились в России только в те далекие времена, когда эпоха исторического материализма еще не наступила. Гибель же этой эпохи ознаменовалась появлением на жизненной сцене совсем иных лиц…

Установив рядом с альбомом две свечи в серебряных шандалах, чашу с водой и зеркало, княжна приготовилась к проведению магического ритуала.

Если бы Маргарита, из-за исчезновения которой и началась вся эта свистопляска, сейчас оказалась рядом с тетушкой, она узнала бы этих дам.

Эти же снимки обнаружились в бабушкином комоде вместе с ее загадочным письмом, активизировавшим путеводные чары. Эти лица бабушка советовала своей внучке на всякий случай запомнить.