Введение
После приобщения иранцев к современной западной жизни продолжать существование, опираясь на традиционные понятия и отношения, стало невозможно. Все проявления их частной и общественной жизни тем или иным образом трансформировались. Помимо конституционализма и усилий по созданию парламента, законодательного собрания, состоящего из представителей народа, преобразованиям подверглись и другие стороны жизни, такие как торговля, промышленность, общественная жизнь, образование, искусство, литература и т. д. Проблема, однако, заключается в том, что все упомянутые трансформации зародились не в недрах традиционного иранского уклада жизни и не стали плодами длительных процессов в теоретической и практической сферах. Одним словом, элементы модерна были включены в традиционную жизнь и вполне осознанно соединены с существовавшим укладом. Разумеется, такое соединение не всегда бывает успешным, да и в случае успеха не проходит легко и безболезненно. Как минимум, при этом следует хорошо понимать и особенности «привоя», и природу «подвоя».
Поэтому, как нам представляется, многие проблемы, вытекающие из столкновения иранцев с миром модерна, связаны с отсутствием должных осведомленности и понимания соответствующих вопросов и реалий. А рецептов выхода из проблемных ситуаций, оставленных нам предшественниками, явно недостаточно. Необходимо серьезно и глубоко изучать подходы и методы, предлагаемые сторонниками различных точек зрения.
В данной статье мы попытаемся разобраться в этих вопросах на примере соотношения модерна и религиозного права: каким образом модерн повлиял на религиозное право и привел, в конечном счете, к возникновению современного права. Для этого необходимо ответить на следующие вопросы: какие события лежат в основе появления модерна; каковы особенности модерна; к каким изменениям в правовой системе привел модерн и каковы особенности современного права?
Условия возникновения модерна
События и процессы, которые привели к изменениям во взглядах и образе жизни европейцев и возникновению того феномена, который мы именуем модерном, можно разделить на две группы — объективные и эпистемологические.
а) Объективные факторы
На рубеже Cредних веков и эпохи Возрождения определенный прогресс в науках, в частности медицины, привел в Европе к демографическому росту и, как следствие, увеличению доли городского населения, что, в свою очередь, привело к расцвету торговли, академических занятий и политической жизни (Hay, 1989; Thompson, 1960). Города представляли собой оживленные центры предпринимательства, интеллектуальных занятий и разнообразных институций, таких как ремесленные цеха, банки, страховые конторы, университеты и суды, которые впоследствии стали называться гражданскими. По сути, это были автономные структуры, которые, с одной стороны, могли противостоять политической власти, поскольку представляли общие интересы своих членов, а с другой — создавали условия для принятия законов и проведения политики в интересах тех или иных профессиональных групп или же сословий (Gutkind, 1970–1971; Mumford, 1961).
Новая наука создала почву для изменения способа производства товаров. Земледелие и скотоводство получили в этот период серьезный толчок для своего развития. Что касается производства, то оно стало переходить от изготовления товаров в небольшом количестве в домашних мастерских к массовому производству в специализированных цехах, где трудилось большое число работников. Массовое производство ускорило развитие торговли, и без того занимавшей значительную долю в экономике европейских стран. (Hay, 1989; Nitsch, 2001).
Дух предпринимательства и авантюризма, свойственный европейцам того времени, привел к развитию мореплавания и открытию новых территорий, что послужило причиной преобразований в самых разных сферах жизни. Знакомство с новыми народами, странами, религиями и культурами расширяло кругозор. К тому же и в саму Европу устремилось население других стран, и это обстоятельство, наряду с появлением новых христианских деноминаций и бурным развитием литературы и искусства, вызвало к жизни такую социокультурную реальность, которую позже назовут «плюрализмом» (Blockmans, 1997).
Одним из важнейших явлений Европы того времени стало возникновение национального государства. В результате нескольких столетий борьбы между тремя основными политическими силами Средневековья: церкви, феодалов и монархии — последняя одержала верх над своими соперниками и добилась монополии на власть.
Европа поделилась на национальные политические единицы (государства), управляемые монархами (Gross, 1948: 20–41). Эти государства имели единый национальный язык, флаг, гимн, армию, полицию, системы образования, законодательства, правосудия и исполнительной власти, их граждане обрели так называемую национальную идентичность, занявшую место прежней, религиозной, идентичности. Что касается ослабления церковной власти, то это породило, в частности, процесс секуляризации, сопряженный со стремлением европейцев к свободе и индивидуализму (Van Creveld, 1999; Finer, 1997).
Начиная с XII века в Европе стали формироваться институты, предназначенные для подготовки ученых и специалистов, которые получили название университетов. Университеты создавались как центры подготовки людей, которые могли бы служить в церковных и светских учреждениях (Ridder-Symoens, 1991; Bander, 1988; Kelly, 1991).
б) Эпистемологические моменты
Перевод Священного Писания на европейские языки подорвал монополию церкви и подготовил почву для плюрализации религиозного знания. В религиозной сфере возникли конкурирующие друг с другом интерпретации, оформившиеся вслед за тем в мощные течения. Важнейшим из них стал протестантизм. Мартин Лютер и Жан Кальвин поставили под сомнение не только авторитет Папы, но и сами принципы церковной организации: для связи с Богом верующий не нуждается в посреднике, он может и должен сам изучать Священное Писание и самостоятельно применять свои знания, а путеводной нитью для него становится его вера, благодаря которой он только и может быть спасен и получить жизнь вечную. Недопустимо вошедшее в практику католической церкви отпущение грехов за плату. Бог любит тех, кто усердно трудится, а обладание полученными в результате честной работы мирскими благами даже может быть косвенным подтвержением богоизбранности (Gutting, 1982; Никфар, 1385; Blunt, 1874; Bainton, 1963; Elton, 1963; Spitz, 1980; Heiko, 2003, Socias, 2005).
В результате ослабления авторитета церкви, а значит, и ограничений, навязываемых с ее стороны научному знанию, возникли новые методы познания природы и новое ее понимание. Ученые-эмпирики вроде Н. Коперника, Г. Галилея, И. Ньютона (а гораздо позднее и Ч. Дарвин) подрывали основы старых представлений в области астрономии, физики, механики, биологии и других дисциплин (Кёстлер, 1361 (1982)). Решимость противостоять авторитетам в области науки и вероучения, а также смелость в применении новых методов изучения природы обусловили быстрое развитие эмпирического научного знания, которое повлекло за собой развитие технологий и промышленности.
Аналогичным образом развивалась и философская мысль. Утратил статус единственного философского и научного авторитета Аристотель, схоластика также перестала обладать монополией на осмысление философских проблем, был брошен вызов и идейному авторитету церкви. Стали заявлять о себе конкурирующие друг с другом концепции, полностью светские по содержанию. Критерием достоверности того или иного суждения становится исключительно его рациональная фундированность, а вовсе не чей-либо авторитет. Лозунг века Разума, сформулированный Иммануилом Кантом, звучит следующим образом: «Имей мужество пользоваться собственным разумом» (Kant, 1970). Следствием мощных философских усилий стало появление «автономного и критичного разума» и крах каких-либо научных авторитетов. По сути, все философские достижения Нового времени можно считать результатом интеллектуальной свободы, дерзания и смелости мыслить, опираясь на возможности автономного и критичного разума, который не полагает в основу обоснования или верификации полученного знания ничего, кроме собственных универсальных законов (Lecky, 1910; Popkin, 1979).
Важно, что автономный критический разум был также утвержден в качестве истока и основы ценностей, регулирующих индивидуальное и социальное поведение человека. Иначе говоря, ценности и императивы человеческий разум устанавливал или открывал самостоятельно. Даже религиозные мыслители стремились обосновать идею естественного права, которая на протяжении столетий получала богословское истолкование, с чисто рациональной точки зрения. Так, голландский религиозный мыслитель XVII века Гуго Гроций утверждал, что хочет создать теорию естественного права, которая «…была бы верна, даже если предположить, что Бога нет» (См.: Келли, 1382 (2003): гл. 5 и 6). Еще до него в XIII веке Фома Аквинский проводил различие между естественным правом, которое доступно человеческому разуму, и божественным правом, которое ниспослано человеку через откровение (Thomas Aquinas, 1948; Bix, 1999). По его мнению, установленные человеком законы, которые применяются в повседневных ситуациях, представляют собой лишь ответвление и отражение естественного (рационального) закона, а потому не имеют богооткровенного происхождения.
Рационалистический подход к проблеме ценностей, в том числе этических, получил окончательное оформление в философии Канта, принципы которой превратились впоследствии в доминирующий дискурс современной политики и этики. Рассуждая об основаниях этики, Кант выдвинул в качестве первоосновы своей концепции принцип автономии разума — законодателя всех ценностных установок и, как следствие, ниспровергателя любых проявлений рабства и дискриминации. Человек обладает субстанциальной ценностью по той причине, что является человеком, и ни одного из людей нельзя делать инструментом достижения целей со стороны другого человека. Негативная формулировка принципа конечной цели как недопустимости превращения человека в средство достижения той или иной цели получила всеобщее признание (Kant, 1969; Kant, 1996: 440; Расех, 1384 (2005)). Этот принцип был выражением чаяний всех, кто тяготился бесчеловечным и деспотичным господством церкви или абсолютной монархии.
С историко-правовой точки зрения чрезвычайно важно проведенное Кантом разделение ценностей на две группы: ценности, связанные с моралью, или добродетелью (Tugend), и ценности, связанные с правосудием (Recht). С точни зрения морали оценке подвергается не только действие человека как существа, наделенного свободной волей, а потому ответственного за свои поступки, но и его намерение: моральный поступок должен вытекать из благого намерения. В то же самое время с точки зрения справедливости (т. е. в пределах правовой сферы) речь идет лишь об ответственности за действия индивида, тогда как намерение его не учитывается. Иначе говоря, суждения первого рода относятся к пространству «благого», второго же — к сфере «справедливого» (Ross, 1930). Это различение, по сути, закрепило нововременную интерпретацию понятия права.
Рождению понятия права в современном значении способствовали два фактора: во-первых, номинализм в вопросе об универсалиях, а во-вторых, ценностная установка индивидуализма, отстаивающего претензии каждого человека как носителя особого, одному только человеку присущего достоинства.
Составляющие модерна
Плюралистическое общество, возникшее в рамках национального государства, было одним из важных элементов эпохи модерна. На всем ее протяжении, в особенности в период Просвещения, это многообразие только увеличивалось. Вдобавок к этому, одним из серьезных элементов (и одновременно достижений) модерна является возникновение и укрепление гражданского общества, которое повлек за собой плюрализм, и необходимость организации жизни, прежде всего городской.
Как мы отметили, важнейшими элементами модерна являются также автономный разум и право. Отказ от принуждающей силы какого-либо авторитета, а также главенствующая эвристическая роль аргументации способствовали раскрепощению сознания и заложили основы новой философии и естествознания, что в свою очередь способствовало возникновению новой промышленности и новых технологий. Параллельно с раскрепощением сознания доселе не поощрявшихся к самостоятельному мышлению людей, с появлением новых возможностей для проявления себя в интеллектуальной и практической сферах, индивиды и группы интивидов стали заявлять о своих интересах и правах, которые они отстаивали, исходя из данного им самой их человеческой природой права. Эти процессы сформировали соответствующий дискурс, главными понятиями которого стали «естественное право» и «общественный договор» (Morris, 1999 and Eterovich, 1972). Из постулата человеческого достоинства следовал, кроме прочего, вывод, что никто не имеет заранее установленного преимущества перед другими ни в одной сфере общественно-политической жизни и каждый человек обладает правом определять свою личную судьбу и судьбу своего общества в той же степени, что и все остальные. Признание этого равного права за каждым означало отрицание преимущественного права какоголибо человека или группы людей на власть над другими. Такие мыслители, как Томас Гоббс, а затем и Джон Локк, и Жан-Жак Руссо выдвинули конвенционалистские теории политической власти и форм правления, которые впоследствии получили известность как теории общественного договора: индивиды вступают друг с другом в договор по поводу установления той или иной формы правления который, определяет рамки политического порядка. По сути, легитимность такого режима зиждется на воле и согласии всех членов общества (Loughlin, 2000: Part III).
Указанные теории создали условия для формирования толерантности в социально-политической и религиозной сферах (для получения информации о предпосылках и кратком историческом обзоре формирования понятия «толерантность» на Западе советуем обратиться к двум следующим ценным статьям: Моваххед, 1377 (1998); Ашури, 1385 (2006)) и, конечно же, демократических режимов в Западной Европе и Северной Америке, способствуя распространению демократической мысли по всему миру (Vanhanenm, 2003; Dawisha, Parrott, 1997).
Несмотря на то, что дискурс, основанный на врожденном достоинстве человека и естественном праве, особенно обязанный своим возникновением усилиям Джона Локка и Иммануила Канта, в конечном счете одержал победу над другими дискурсами и получил повсеместное распространение, наряду с ним имелись и другие, конкурирующие идейные течения, об одном из которых следует упомянуть. Нужно сказать, что, даже будучи постепенно отодвинутой на обочину теории и практики, эта концепция не только пользовалась популярностью в разные периоды эпохи модерна (в особенности, в начале XX века), но и послужила основой для критики индивидуалистических правовых концепций. Этот дискурс, который, в частности, в Новое время обнаруживается в теоретических наработках Руссо, а в самом развитом виде — у Гегеля, делает акцент на значении и даже первостепенной роли государства. С этой точки зрения, подлинный интерес всего общества и каждого индивида состоит в интересах и благе государства. Иначе говоря, интересы государства представляют собой истинное выражение интересов индивида и уже содержат его потребности. Эта теория получила наименование этатизма, и ее оформление совпало с формированием и развитием современного абсолютистского государства (Kelly, 1991). Разумеется, в рамках этой концепции правá индивида и его достоинство отходят на второй план, ими легко пренебречь, апеллируя к интересам государства. Правда, благодаря самой истории Нового времени с ее кровавыми революциями, вроде французской или большевистской, с бойней двух мировых войн, с горьким опытом сталинского и гитлеровского тоталитаризма, этатистский дискурс существенно ослабил свои позиции по сравнению с дискурсом, основанным на правах человека.
Говоря о базовых элементах модерна, следует помнить, что они тесно взаимосвязаны в том смысле, что ни один из них не возник отдельно от остальных элементов и не может существовать в отрыве от них. Если внимательно вглядеться в историю трансформаций европейских обществ, мы поймем, что такие факторы, как наличие разных полюсов силы, идейные и ценностные различия между индивидами и группами, разнонаправленность их интересов, стремление этих полюсов и групп к политическому, идеологическому и экономическому доминированию, равно как противодействие этому стремлению со стороны конкурирующих групп, попытки познать истину, стремление выжить и открыть новые сферы для экономической и социальной деятельности, расширение новых пространств для коллективной жизни и т. д., своим возникновением и существованием обязаны друг другу. Объяснение любого из упомянутых элементов без отсылки или обращения к другим элементам либо невозможно, либо является ущербным и невразумительным:
без наличия центров силы не могло сформироваться национальное государство — центры силы сформировались благодаря чувству независимости, которое испытывали индивиды и группы, — сдерживание этих множественных сил нуждалось в применении внеидеологических и внегрупповых правил и законов — эти правила невозможно было ввести, не проведя границы между справедливостью и благом.
Модерн и право
Когда речь заходит о праве, подразумевается правовая система, состоящая из нескольких элементов, главным из которых является закон, а также институты, предназначенные для принятия, исполнения и изменения законов. Разумеется, сами эти институты формируются на основе закона. Важнейшие из данных институтов — законодательный орган и суды. Иными словами, большая часть теоретических рассуждений о праве относится к различным аспектам закона, хотя по этому поводу можно задаваться разными вопросами, которые открывают перспективу плодотворных дискуссий (Расех, 1384(2005)). Относительно закона возникают три вопроса, ответив на которые, можно прояснить три аспекта правовой системы в любой конкретный период времени: что подразумевается под введением закона; в чем заключается основа или источник закона; с помощью каких методов из этих источников можно вывести закон? Ответив на перечисленные три вопроса, мы неизбежно придем к четвертому: какой человек или институт имеет право контролировать исполнение законодательства? И еще: дает ли правовая система эпохи модерна ответ на все четыре вопроса?
В Средние века господствующей являлась религиозная правовая система. Европейские монархи короновались с дозволения папского престола, а общественно-политические отношения регулировались религиозными заповедями и установлениями, имевшими божественное происхождение и изложенными в Священном Писании. Методы выведения законов также были ограничены толкованием и экзегезой религиозных текстов. Полномочным авторитетом в области законодательства считались высшие церковные иерархи.
Закон и правовая система в эпоху модерна претерпели изменение в четырех аспектах. Во-первых, произошла серьезная трансформация цели законодательства, каковая заключалась уже не в исполнении божественных заповедей перед лицом Создателя, а в регулировании межчеловеческих отношений в политическом пространстве национального государства при сохранении их свободы и равенства, не притязая на сферу намерений.
Как было сказано выше, теория общественного договора появилась как обоснование установления политической структуры. Эта теория, как и принцип верховенства закона, опирается на ценностное равенство между людьми, которое освобождает их от пут чужих желаний и мнений. Согласно выражению Джона Локка, «…естественная свобода человека должна выходить за рамки всякой земной власти и не должна подчиняться какой-либо высшей воле или человеческому законодательству. Эта свобода должна подчиняться только и исключительно естественным законам. Свобода человека в обществе должна находиться в рамках закона, сформировавшегося на основе согласия составляющих это общество людей, а принимаемые им законы должны писаться законодателем, который не покушается на эти границы» (Lock, 1988: Part 22). Наконец, следует упомянуть о том, что механизм разделения властей, а впоследствии и система сдержек и противовесов имели целью сохранение режима главенства закона и свободы граждан (Montesquieu, 1989: Book XI; Claus, 2005: 121–128; Расех, 1386 (2007)).
Во-вторых, источники современного права также изменились. Основной причиной этих изменений, конечно же, стало утверждение рационалистического подхода к праву, развитие гуманитарного знания и знакомство с различными аспектами приватной и общественной жизни в других частях света, которое обратило внимание теоретиков права на то обстоятельство, что политико-правовые системы народов разнятся также существенно, как и сама природа. По словам Монтескьё, как дубы отличаются друг от друга в разных странах, так отличаются друг от друга и их законы (Montesquieu, 1989: Book XXIX). Монтескьё указывает, что без внимания к конкретным социальным, историческим и экономическим условиям не может существовать никакого правильного и эффективного законодательства. И в любом случае его утверждение свидетельствует о рациональном подходе к правовым вопросам. При всем многообразии таковых: например, можно указать на позитивистский, естественнонаучный, социологический, исторический, утилитаристский, реалистический и критический подходы (см.: Келли, 1382 (2003), особенно последние три главы) — каждый из них, по сути, ставит под сомнение вечные и универсальные правила, предлагая иные источники для выведения или исправления законов, зависящие от социально-исторического контекста (Расех, 1384 (2005): глава 6). При всех разногласиях между этими подходами, они суть проявления автономного критического разума и действуют в его границах.
В-третьих, учитывая, что право в эпоху модерна ориентировано на регулирование отношений между гражданами и обеспечение их свобод в рамках плюралистического общества, метод правовой аргументации не мог не измениться и не соответствовать не только правилам рационального вывода, но и той или иной цели или уровню развития науки. Например, в конце XIX в. сомнению стали подвергаться формальные и механические методы судебной аргументации, взамен которых были предложены более гибкие методы, основанные на расследовании дела (Duxbury, 1995). Ряд достижений естественных наук повлиял на методы выяснения обстоятельств дела, а значит, и способы аргументации. Эти изменения все еще продолжаются, постоянно оказывая влияние на теорию права.
В-четвертых, вышеприведенные изменения логически привели к трансформации представления об авторитетной законодательной инстанции. Как было сказано ранее, в эпоху модерна законы принимались и исправлялись для того, чтобы регулировать отношения между гражданами. Граждане не были единодушны в своих представлениях и желаниях, но считали себя свободными и равноправными. Поэтому законодательство являлось поистине важнейшей функцией власти и определяло границы жизни граждан. Единственным способом гарантировать невозможность использования законодательства в личных целях и навязывания остальным своих ценностей было учреждение законодательного органа путем избрания представителей народа. С другой стороны, законы и установления, принятые эти органом, не должны были вторгаться в сферу ценностных ориентаций индивидов, но были призваны обеспечивать свободу и справедливое распределение благ среди граждан. Иначе говоря, законодательная деятельность неизбежно ограничивалась рамками «справедливого» (в том смысле, который был разъяснен выше).
В свете вышеприведенных разъяснений становится очевидно, что изменения, сопряженные со становлением модерна, оказали фундаментальное воздействие на право, при том, что право само является одним из элементов, лежащих в основе современного мироустройства. Таким образом, право есть неустранимая составляющая модерна, без которой другие части этого целого не могли бы существовать.
Выводы
Правовая система эпохи модерна имеет глубокие отличия от традиционных правовых систем (религиозных или нерелигиозных, вроде феодального права) в том, что касается цели и источника закона, правовых методов и авторитетности законодательного органа. Изменение в каждом из указанных аспектов по сути было проявлением одного из составных элементов модерна. Религиозное право может сохраниться в обществе модерна лишь при условии, что оно трансформируется в соответствии с четырьмя указанными аспектами в современную правовую систему. Иначе говоря, жизнь в эпоху модерна не сочетается с религиозным правом, не соответствующим модерну. Цель статьи состояла в том, чтобы путем осмысления отношений между модерном и религиозным правом создать условия для поиска решения возникающих при этом проблем. В наши дни назревают важные вопросы: во-первых, появились ли в Иране объективные и эпистемологические элементы модерна? Во-вторых, если ответ на предыдущий вопрос отрицательный, следует ли вводить эти элементы в жизнь? Разумеется, ответ на первый вопрос будет носить дескриптивный характер и может быть получен на основе эмпирического изучения иранского общества. Ответ на второй вопрос будет обладать уже предписывающими свойствами и может быть получен на основе ценностных принципов. Как нам кажется, одним из удачных способов ответить на данные два вопроса состоит в том, чтобы задаться третьим, а именно: какие вопросы частной и общественной жизни являются для нас существенными, т. е. такими, без понимания которых структурные и культурные проблемы общества не найдут своего решения?
Источники и литература
Ашури, Дариюш. Чера равадари? Кандокав дар ма’на-йе йек терм ва барабарнехаде-йе ан (Почему толерантность? Исследование смысла термина и его эквивалентов). 1385 (2006) // http://ashouri.malakut.org/archives/2006/06/ post 31.shtml
Акбари, Мохаммад-Али. Чалешха-йе аср-е модерн дар Иран-е ахд-е Гаджар (Вызовы эпохи модерна в каджарском Иране). Тегеран: Энтешарат-е рузнаме-йе Иран, 1384 (2005).
Акбари, Мохаммад-Али. Табаршенаси-йе ховвият-е джадид-е ирани (аср-е Гаджарийе ва Пахлави-йе авваль) (Генеалогия новой иранской идентичности в эпоху Каджаров и период правления Реза-шаха Пехлеви). Тегеран: шеркат-е энтешарат-е эльми ва фарханги, 1384 (2005).
Баширийе, Хосейн. Маване’-е тоусе’э-йе сийаси дар Иран (Преграды на пути политического развития Ирана). Тегеран: Гам-е ноу, 1380 (2001).
Келли, Джон. Тарих-е мохтасар-е теори-йе хогуги дар гарб (Краткая история теории права на Западе) // Пер. и предисловие Мохаммада Расеха. Тегеран: Тарх-е ноу, 1382 (2003).
Кёстлер, Артур. Хабгердха (Лунатики) // Пер. Манучехра Роухани. Тегеран: шеркат-е сехами-йе кетабха-йе джи-би, 1361 (1982).
Расех, Мохаммад. Теори-йе хагг ва хогуг-е башар-е бейнольмеляль (Теория права и международных прав человека) // Маджалле-йе Тахгигат-е хогуги, № 41. 1384 (2005).
Расех, Мохаммад. Бонйад-е назари-йе эслах-е незам-е ганунгозари (Теоретический базис реформы законодательной системы). Тегеран: Марказ-е пежухешха-йе маджлес-е шура-йе эслами, 1384 (2005).
Расех, Мохаммад. Назарат ва таадоль: мафхум ва сахтар (Сдержки и противовесы: понятие и структура) // Маджалле-йе Тахгигат-е хогуги. 1386 (2007).
Моваххед, Зия. Фаратар аз тасамох (Больше толерантности) // Маджалле-йе Киян. 1377 (1998). № 45.
Никфар, Мохаммад-Реза. Лутер ва дин: пирайи-йе масихи (Лютер и религия: христианское реформаторство) // Фасльнаме-йе фарханги-йе фальсафи. 1385 (2006). № 4.
Шариф ал-Муртада, Али б. Хусайн. Ал-Интисар. Кум: Муассисат ан-Нашр ал-исламиййа, 1415 л.х.
Шейх ал-Муфид, Абу Абдаллах Мухаммад. Ал-Мукни’а. Кум: Муассисат ан-нашр ал-ислами, 1410 л.х.
Bainton, R.H. The Reformation of the Sixteenth Century. London: Hodder and Stoughton, 1953.
Bander, Th. (ed.). The University and the City: From Medieval Origins to the Present. Oxford: OUP, 1988.
Berghahn, V.R. Europe in the Era of Two World Wars: From Militarism and Genocide to Civil Society, 1900–1950. Princeton, NJ: PUP, 2006.
Bix, B. Jurisprudence: Theory and Context. London: Sweet & Maxwell, 1999.
Blockmans, W.P. A History of Power in Europe: Peoples, Markets, States, Antwerp.: Fonds Mercator Paribas, 1997.
Blunt, J.H. (ed.). Dictionary of Sects, Heresies, Ecclesiastical Parties and Schools of Religious Thoughts. Philadelphia: J. B. Lippincott, 1874.
Caudill, D.S., Redding, R.E. Junk Philosophy of Science?: The Paradox of Expertise and Interdisciplinary in Federal Courts // Washington and Lee Law Review. 2000. Vol. 57 (3).
Claus, L. Montesquieu’s Mistakes and the True Meaning of Separation // Oxford Journal of Legal Studies. 2005. 25(3).
Cranor, C. Scientifc Inferences in the Laboratory and the Law // American Journal of Public Health. 2005. Vol. 95 (S.1).
Dawisha, K., Parrott, B. (eds.). The Consolidation of Democracy in East-Central Europe. Cambridge: CUP, 1997.
Duxbury, N. Patterns of American Jurisprudence, Oxford: Clarendon Press, 1995.
Elton, G.R. Reformation Europe, 1517–1559. London: Collins, 1963.
Eterovich, F. Approaches to Natural Law from Plato to Kant. New York: Exposition Press, 1972.
Finer, S.E., The History of Government from the Earliest Times. In 3 Vols. Oxford: OUP, 1997.
Gross, L. The Peace of Westphalis, 1648–1948 // American Journal of International Law. 1948. Vol. 42 (20).
Gutkind, E.A. International History of City Development, London, 1970–1971.
Gutting, G. Religious Belief and Religious Skepticism, Notre Dame: University of Notre Dame Press, 1982.
Hay, D. Europe in the Fourteenth and Fifteenth Centuries, London: Longman, 1989.
Heiko, O. The Two Reformations: The Journey from the Last Days to the New world. New Haven: YUP, 2003.
Kant, I. Fundamental Principles of the Metaphysics of Ethics. / transl. by Thomas Kingsmill Abbott. London: Longmans, 1969.
Kant, I. An Answer to the Question: What is Enlightenment? // Kant I.: Political Writings/ ed. by H. Reiss. Cambridge, 1970.
Kant, I. Groundwork of the Metaphysics of Morals in Practical Philosophy // transl. Mary I. Gregor. Cambridge: CUP, 1996 [1785].
Kelly, D.R. Law // Cambridge Historyof Political Thought / ed. by J. H. Burns. Cambridge: CUP. 1991.
Kelly, J.M. A Short History of Western Legal Theory. Oxford: Clarendon Press, 1992.
Lecky, W.E.H. History of the Rise and Infuence of the Spirit of Rationalism in Europe. In 2 Vols. London: Longmans Gree, 1910.
Locke, J. Two Treatises of Government / ed. by P. Laslett, frst published in 1690. Cambridge: CUP, 1988.
Loughlin, M. Sword & Scales: An Examination of the Relationship between Law & Politics. Oxford: Hart Publishing, 2000.
Montesquieu, C. de S. The Spirit of Laws / transl. and ed. by A. Cohler, B. Miller, H. Stone. Cambridge: CUP, 1989.
Morris, C.W. (ed.). The Social Contract Theories: Critical Essays on Hobbes, Locke and Rousseau. Lanham, Md.: Rowman & Littlefeld, 1999.
Mumford, L. The City in History: Its Origins, Its Transformations and Its Prospects, Secker & Warburg, 1961.
Nitsch, V. City Growth in Europe, Berlin: Duncker and Humblot, 2001.
Popkin, R. The History of Skepticism. Berkley: University of California Press, 1979.
Ridder-Symoens, H. de (ed.). A History of the University in Europe, Cambridge: CUP, 1991.
Ross, W.D. The Right and the Good, Oxford: Clarendon, 1930.
Rousseau, J.J. The Social Contract and other Later Political Writings // ed. by V. Gourevitch. Cambridge: CUP, 1997.
Socias, J. (ed.). The History of the Church: A Complete Course, Woodridge, Ill.: Midwest Theological Forum, 2005.
Spitz, L.W. The Renaissance and Reformation Movements. In 2 Vols., St. Louis: Concordia Pub. House, 1980.
Thomas Aquinas. Summa Theologica / transl. by J. G. Dawson, ed. by J’Entreves. Oxford: Basil Blackwell,1948.
Thompson, H., The Modern State, Political Choice and an Open International Economy // Government and Opposition. 1999. Vol. 34 (2).
Thompson, J.W., Economic and Social History of Europe in the Later Middle Ages (1300–1530). New York: Frederick Ungar, 1960.
Van Creveld, M. The Rise and Decline of the State, Cambridge: CUP, 1999.
Vanhanen, T Democratication: A Comparative Analysis of 17 °Countries. London: Routledge, 2003.
Waldron, J. (ed.) Theories of Rights, Oxford University Press, 1984.
Ward, T English Law’s Epistemology of Expert Testimony // Journal of Law and Society. 2006. Vol. 33 (4). P. 572–595.