1

У Михаила было настолько крепкое здоровье, что наночип не вызвал у него ни головокружения, ни слабости, ни вообще каких бы то ни было побочных эффектов. Из профессорской квартиры он прямиком отправился домой, где его ждала жена и пятилетняя внучка, которую им доверили на выходные.

В отношении же религиозного озарения все шло так, будто его разыграли и вместо инновационной таблетки дали проглотить кусок банального парафина. Он испытывал легкое чувство досады, и поэтому решил отвлечься. К удивлению своей благоверной, которая разрывалась между кухней и импровизированной детской, Михаил буквально с порога заявил:

— Марин, давай я сейчас займусь с Машей, а ты там поделай что хочешь.

Не дожидаясь ее реакции, он помыл руки и отправился в комнату, оккупированную ребенком.

— А ну, красавица, — поманил он к себе внучку. — Хочешь, с дедом поиграть?

Маша, от скуки изрисовавшая уже пол-альбома, радостно закричала:

— Давай! Расскажи сказку! Только как в театре. Весело, весело!

— А кто же у нас будет выступать на сцене? — профессионально подхватил идею Михаил.

— Плюшевые игрушки! — Маша залезла в мешок, и вытащила небольшой зверинец из большеглазых, но довольно милых существ.

Кто это такие, из каких они мультфильмов или компьютерных игр, Михаил решил не выяснять, так как не любил забивать голову лишней информацией. Он быстро переименовал всех в соответствии с героями классических произведений и стал увлеченно развлекать Машу спектаклями.

Когда позади остались «Мальчик с пальчик», «Золушка» и «Красная шапочка», он вдруг почувствовал, что с его головой происходит что-то необычное. На мгновение он подумал, что под видом «Пси-фактора» ему подсунули какой-то экспериментальный наркотик. Однако, проанализировав свое состояние, пришел к выводу, что это не похоже на действие химического вещества — изменения действительно больше напоминали плавную трансформацию мировоззрения. Он замер, оставив в покое плюшевых птичек и других существ, и сконцентрировался на себе, вызвав этим у Маши бурю негодования.

— Ну что ты замолчал?! — внучка дергала его за штанину и совала в руки лохматого енота. — Еще расскажи, еще!

Внезапно Михаил вышел из оцепенения.

— А хочешь, сказку, которую ты еще не слышала? — он стал внимательно рассматривать зверей. — Это даже и не сказка, а то, что произошло давным-давно в далекой, далекой стране.

Маша в предвкушении всплеснула руками и молча кивнула. После этого почти два часа Михаил развлекал ее библейскими легендами, ничуть не смущаясь, что в роли того или иного героя у него выступали мягкие игрушки.

Когда он дошел до середины рассказа о поклонении волхвов, в комнату вошла жена, которая, судя по времени решила позвать их ужинать. Но так как в этот момент плюшевый бельчонок на ковре разглагольствовал о Вифлеемской звезде, она молча замерла в дверном проеме и дождалась окончания рассказа.

— Ну а теперь пойдемте на кухню, — она произнесла это так, будто только что наблюдала за самодеятельностью в сумасшедшем доме.

Маша начала что-то гундеть, а Михаил рассмеялся, представив себе, как он — убежденный атеист — выглядел со стороны со своим рассказом о плюшевых волхвах.

Вечером, когда они с женой наконец-то угомонили внучку и уселись перед телевизором, он решил, что не стоит тянуть с объяснениями:

— Марин, мне в ближайшие дни надо будет уехать, скорее всего на пару месяцев.

Он посмотрел на ее расстроенное лицо и вспомнил, как сильно ей пришлось переживать несколько лет назад, когда он с такими же словами рванул на Тибет. Тогда он хотел выяснить, что надеются обрести на этом нагорье его пациенты, и отправившись с этой целью в экспедицию, едва не погиб там в землетрясении. Однако сейчас у него были иные планы.

Михаил быстро понял, что хитроумная таблетка начала свое действие и довольно резко и даже несколько жестко пробудила в нем православный фанатизм. Все получилось практически так, как он и хотел. Судя по тому, что он ощущал сейчас, впереди его ждало что-то масштабное. Воображение рисовало ему вериги и власяницы, поэтому, чтобы не устраивать тут светопреставление и не опозориться перед пациентами, родственниками и коллегами, он решил подстраховаться и уехать на Афон. Там в случае тяжелого течения болезни, а именно так он мысленно называл реакцию организма на таблетку, его никто не увидит, и он сможет спокойно предаваться своим религиозным безумствам.

— Не переживай, — он притянул к себе жену. — Это не Тибет. Не Индия. Не Израиль. На этот раз я хочу изучить православие.

— Так у нас в городе этого добра полно, — Марина удивленно посмотрела на него. — Ты что-то скрываешь. У тебя глаза какие-то безумные. Может… Признайся, ты точно здоров?

Михаил сделал удивленное лицо:

— Да брось! Чувствую себя идеально. Просто все эти разговоры о Боге, беспрестанные признания в совершенных грехах, самоосуждение… Ты, конечно, не врач, но за годы жизни со мной уже почти стала специалистом. Поэтому, наверняка понимаешь, как мне мешает их упертая баранья уверенность то в собственной гордыне, то в этой самой греховности, которая их приведет в ад. А мне же надо назначать лечение! Но как это делать, если иногда я чувствую себя в тупике и думаю, то ли тут дозу надо повышать, то ли, извини меня, ремня всыпать за ересь. Скорби у них понимаешь, а не депрессия! Уныние и бесовские искушения вместо тревожной мнительности!

Она хихикнула:

— Ересь, уныние… Да, и правда, никогда не думала, что под маской верующих могут скрываться больные и наоборот. Ты так мне вбил, что мир материален… А оказывается, люди живут, страдают от… Как ты сказал? Ах, да… Скорби. Слово, будто из каких-то русских сказок. Поезжай конечно, только пожалуйста, будь там осторожен. Ты будешь мне звонить? Да, и кстати, скажи, где ты остановишься, чтобы я могла если что сразу прилететь.

Михаил слышал от пациентов, что звонить с Афона можно практически без проблем, но решил об этом умолчать. И конечно его просто умилило ее незнание законов. Он же выбрал этот полуостров неслучайно, ему меньше всего хотелось, чтобы в разгар его грядущего безумия там рядом появилась трезво мыслящая жена.

— Видишь ли, Марин. Сотовая связь там практически не работает. Ну а тебя… Тебя туда не пустят никогда.

— Это почему еще? — она выключила телевизор и возмущенно бросила пульт. — Там что? Военные действия? Тогда ты никуда не поедешь.

— Нет. Там все тихо и мирно. Но туда, видишь ли, женщин не пускают.

— И кто же это такой дурацкий закон принял?

Михаил не смог сдержаться и расхохотался:

— Вообще-то Богородица. Но тебе лучше думать, что это сделало правительство Греции.

Она приложила руку к щеке, как делали бабы на Руси перед тем как начать причитать от горя:

— Ох, вот, беда! Ладно, я поняла… Тебе и правда надо развеяться. Доконала тебя работа, ох, как доконала!

 

2

Спустя две недели, после ада бюрократических препонов Михаил вступил на Святую Афонскую землю. Какими-то правдами и неправдами он выбил себе неограниченное время пребывания на полуострове, а благодаря своим связям с ведущими клиниками Греции, получил долгосрочную визу в страну.

Однако на самом деле ему не так сложно было получить эти документы, как все это время скрывать бьющую через край веру в Бога, которая с полной силой обрушилась на него уже на следующий день после приема таблетки. Спасала только сила воли, благодаря которой он ничем не выдал себя перед женой и коллегами.

Ему хотелось выходить на площади и круглые сутки проповедовать Слово Божие, объяснять Марине, насколько он был неправ, когда убеждал ее в материальности мира, он мечтал обзвонить всех своих верующих пациентов и покаяться перед ними в своем скептицизме… Сначала он не делал всего этого, потому боялся опозориться — в нем говорили остатки рационального мышления. Но постепенно эта боязнь стала отходить на задний план. И вскоре он отбросил идею с проповедями, так как начал страшиться, что его обуяет страсть тщеславия. Такой духовной болезни он стремился избежать, а потому держал свою веру внутри себя и находил утешение лишь в мысленной молитве. Он твердил ее постоянно, умудряясь одновременно решать всякие дела и даже вести диалоги.

Но наконец, все мучения были позади. После пересечения границы монашеского государства, он быстро добрался до Пантелеимоновой обители, поговорил там с игуменом и, получив благословение на паломничество к горе Афон, приступил к реализации своей идеи, которая, вопреки его словам, не предполагала восхождения на вершину.

Заранее определив по карте самый безлюдный уголок на этой стороне полуострова, он отправился туда, оставив все вещи на попечение одного из русских монахов. Он не взял собой даже лекарств, так как решил, что целиком и полностью отдастся на милость Бога. Ему не хотелось ничего, кроме уединения. Он жаждал познать свою веру в тишине и спокойствии, следуя по пути исихазма — практики непрерывной безмолвной молитвы, безотрывной от аскетического образа жизни. Он осознавал, что нарушает множество веками сформированных правил, но не мог побороть свои желания.

Найдя, наконец, нужное место в каком-то овраге, он руками и обломками найденной доски вырыл землянку, соорудил из ветвей что-то наподобие двери, и наконец-то впервые за много дней позволил себе расслабиться и отдохнуть. Он лег на сырую землю и заснул. А спустя несколько часов проснулся, чтобы начать свое отшельничество с благодатью в душе и улыбкой на устах.

Шли дни. Он продолжал творить молитву. Он пил из ручья, а питался лишь растениями, в которых как врач разбирался достаточно хорошо. Он не анализировал свою веру. Он просто был в ней, был ее частью, был неотделим от божественного мироустройства. Ему не требовались такие определения как счастье, достижение цели, обретение смысла… Он хотел полностью очистить ум и сердце, и добиться, если конечно Господь будет к нему милостив, Богосозерцания. Зачем? Этот вопрос он себе не задавал.

Он не замечал дождей и ветров, не испытывал голода, не страдал от тесной и холодной землянки. Он не вел счет дням. И лишь природное чувство времени подсказывало ему, что он пробыл на острове чуть больше месяца.

 

3

— И что нам теперь делать? Его история не закончилась. Мы досмотрим ее позже? — этими словами Иван Петрович встретил внука, пришедшего обсудить их наблюдения.

Сегодня Алекс был одет в длинный халат из черного бархата. Он сел в кресло, манерно пригладил волосы и немного помолчал.

— Да, да… Дед, ты прав… Этот сюжет заслуживает того, чтобы вернуться к нему спустя несколько месяцев. Может, и увидим нечто впечатляющее. Кстати, Михаил меня порадовал. У него хотя бы появились мысли о каких-то активных действиях, он искренне желал читать проповеди… Но вот, пошел такой аскетической дорогой… А тебе он как? Понравился?

Иван Петрович удивленно посмотрел на внука. Понравился ли ему Михаил? Он не мог ответить на этот вопрос, так как с некоторых пор единственный человек, чья судьба его волновала, был сам Алекс. Что с ним происходит? Понятно, конечно, эти метаморфозы вызваны «Пси-фактором», но куда они его приведут? И вообще, во что теперь верит этот мальчик?

— Алекс, про Михаила мы поговорим чуть позже. Меня сейчас интересуешь ты. Скажи, откуда ты берешь деньги на эти странные вычурные наряды?

Внук провел рукой по рукаву:

— Мило, да? Я рад, что ты заметил, как я преображаюсь. Знаешь, понял, что недостаточно уделял внимание своей внешности. Кстати, я купил машину. Вот и пригодились права, которые я получил, пока писал диплом. Скоро буду тебя катать по городу, как мы когда-то мечтали. А… Ты спрашивал про деньги. Я, кстати, уже который день забываю сказать, что положил тебе на счет тот долг.

— О чем ты говоришь? — профессор нервно застучал ложкой по подстаканнику.

— Ну как же! — Алекс улыбнулся. — Ты же снял последние сбережения, чтобы я смог создать чипы. Вот, я все тебе и вернул. Даже больше. Ну, на всякий случай. А твой вопрос… Тебе не стоит беспокоиться, дорогой дед. Я не занимаюсь чем-либо противозаконным. Да, великого математика из меня не вышло, зато получился хороший программист. Причем, настолько хороший… Я обеспечиваю информационную безопасность нескольких корпораций, создаю удобные многоцелевые программы, прочую ерунду… Сначала мне было трудно найти покупателей для этих разработок. Но потом один из моих бывших одноклассников, которого я случайно встретил во дворе, предложил свою помощь и поговорил с начальником. Мы встретились, все обсудили, — Алекс улыбнулся, видимо вспоминая детали разговора. — Этот человек оказался не так прост. Но именно его дотошность сыграла мне на руку. Он предложил сделку. Мол, я устанавливаю ему свою непробиваемую систему, а он пытается взломать ее с помощью каких-то гениальных хакеров. И если они разведут руками, то он меня озолотит. Но, что могли сделать его хакеры против меня?! — он рассмеялся. — Ничего. В итоге я получил не только внушительную сумму, но и несколько заказчиков из числа его друзей-бизнесменов. Ну а дальше… Сарафанное радио сделало свое дело.

Иван Петрович облегченно выдохнул. Если внук не врет, то это и впрямь не так уж плохо. По крайней мере вполне достойное занятие. Однако… Профессор опять задумался о том, что происходит в душе его ребенка. Как это выяснить? Может, ненавязчивыми вопросами?

— Скажи, а ты по-прежнему ходишь в церковь? Мы так увлеклись опытами, что я как-то перестал следить за твоей жизнью.

Алекс взял со стола молитвенник и, пролистав его, отбросил в сторону:

— Это в прошлом. Не знаю, что со мной произошло, но православие, да и вообще христианство как-то перестали меня интересовать. Скажу больше. Меня это раздражает, — увидев на лице деда испуганное выражение, он по-своему это истолковал и пустился в объяснения. — Ты только не подумай, что мне не интересны наши опыты! Напротив! Они крайне важны. Дело в том, что на свои заработки я трачу довольно мало сил, для меня это очень просто. Все же свое свободное время я усовершенствую «Пси-фактор». И, знаешь, кажется, мне удалось добиться значительных успехов. Это просто поражает воображение!

Иван Петрович, понял, что все может оказаться куда хуже, чем ему представлялось раньше. Алекс все еще корпит над этой программой?! Но чего он хочет добиться? На сегодняшний день совершенно очевидно, что его изобретение работает корректно. Однако, что-то во всем этом внука не устраивает. К чему же он стремится, если сам утратил веру в Бога? Профессор устало провел рукой по лицу. Интуиция подсказывала, что его ребенок создает нечто дьявольское.

— А ты посвятишь меня в эти, как ты говоришь, поразительные успехи?

Алекс, как когда-то давно, вскочил с кресла и сел на корточки рядом с дедом:

— Ты согласен меня выслушать? Ох, как же я рад, как рад! Мне так хотелось похвастаться, но я боялся, что шокирую тебя… Может даже напугаю…

Иван Петрович почувствовал, что холодеет от ужаса. Что же он такое изобрел, если так говорит? Нет, это нельзя оставлять без внимания, все надо держать под контролем! Внук должен обо всем ему рассказывать, иначе может случиться беда. В этот момент в его памяти всплыли слова той странной дамы в галифе, которая предсказывала им трагический конец эксперимента.

— Алекс! Дорогой мой! Неужели ты мог подумать, что старого материалиста, который изучает православие лишь для того, чтобы анализировать результаты опытов, могут шокировать твои разработки в области религии? Какого ты обо мне мнения? Да я уже сгораю от любопытства! Мне крайне интересно увидеть во всей полноте твои ноу-хау!

Внук проглотил наживку:

— О, дед! Я так рад. Тогда поехали прямо сейчас. Ведь именно сегодня я собирался провести свой грандиозный, масштабный эксперимент. Одевайся! А я пойду все подготовлю.

— Но скажи, хоть, о чем пойдет речь! — крикнул ему вслед профессор.

— О фанатичной вере толпы! — громко ответил тот уже из своей комнаты.

 

4

Алекс вывел Ивана Петровича из подъезда и усадил на первое сиденье нового автомобиля. Профессор не разбирался в машинах, поэтому не мог оценить, как много потратил внук на свою покупку. Но это было не так важно. Может, еще несколько месяцев назад, он бы озаботился тем, что его ребенок, не привыкший к роскоши, вдруг приобрел автомобиль. Но сейчас это была одна из самых меньших проблем. Кажется, вчера… Да, именно вчера вечером, Иван Петрович пришел к выводу, что Алекс стал именно тем человеком из группы принявших таблетки, которому оказалось суждено молиться на золотого тельца. Но дело приняло другой оборот — кроме денег мальчика увлекла манипуляция сознанием масс. Оставалось только узнать, как далеко он зашел в этой новой страсти.

Они остановились на безлюдном берегу реки, в районе, где когда-то были огороды, а сейчас все поросло конским щавелем и чертополохом. Алекс усадил деда в складное кресло, которое предусмотрительно захватил с балкона:

— Так, сиди тут. Отсюда тебе будет все отлично видно.

— А что будешь делать ты? — Иван Петрович поежился от прохладного ветра, дувшего с воды. — Здесь вроде нет никакой толпы, о которой ты говорил.

— Сейчас появится, — рассмеялся Алекс.

После этого он немного отошел в сторону, встал в какую-то странную позу и воздел руки, как священник, собравшийся благословлять народные массы. Потом коротко свистнул и замер. После этого к удивлению Ивана Петровича, который от происходящего вжался в кресло, на берег реки стали выходить бродячие собаки. Их становилось все больше, и каждая усаживалась перед Алексом и смотрела ему в глаза. Это были хромые бездомные псы, облепленные репейниками, качающиеся от голода кормящие собаки, кобели смешанных кровей, потерявшиеся когда-то породистые суки… Их становилось все больше и больше. Профессор стал считать, но дойдя до пятидесяти, сбился и оставил это затею. Он посмотрел собакам в глаза, и ему показалось, что в них сияет какое-то почти человеческое подобострастие и обожание.

Через некоторое время, когда животные перестали прибывать, Алекс звонко щелкнул пальцами, после чего вся эта псиная рать легла перед ним и заскулила.

— Ну как? Впечатляет? — он повернулся к деду с восторженной улыбкой. — Та история с Рексом, которая сперва так меня взбесила, чуть позже дала почву для размышлений. И я… Ты понял, что я сделал?

Иван Петрович отрицательно покачал головой. Алекс же сунул руки в карманы и, отбросив ногой какой-то кусочек камня, сказал:

— Я придумал новую серию наночипов. Так сказать, второе поколение. Запихнул из в собачий корм и разбрасывал тут несколько дней подряд. И таким образом… Ты все еще не понял? — Алекс рассмеялся. — Я заставил их обрести веру в меня! Да, да! Не удивляйся, они все верят в меня как в Бога и готовы на все ради своей веры.

— Ты серьезно об этом говоришь? — профессор посмотрел на внука и задумался о его психическом здоровье. — Собаки стали верить? Верить в тебя?

— Но что тебя так удивляет? Рекс же стал православным. Так почему бы этому сброду не уверовать в мое величие? Или ты сомневаешься, что они способны даже убить себя, если я того захочу?

Это начинало переходить границы здравого смысла. То, что внук сумел приманить кормом десятки бездомных собак, было очевидно. В этом, строго говоря, не было ничего странного, кроме позы и выражения морд этих животных. Но заявления Алекса о фанатичности их веры… Профессору показалось, что это сильно смахивает на манию величия. Он рассмеялся и махнул рукой:

— Ты мечтатель, дорогой мой. Одно дело пробудить то, что уже давно бродило в человеческих душах, а другое, насильно заставить верить в кого-то как в Бога. Это бред…

— Ну что ж, — Алекс посмотрел на своих фанатов, — рано или поздно я все равно собирался это проделать, так почему бы не сегодня. По крайней мере, ты убедишься, в правдивости моих слов.

После этого он снова принял позу благословляющего и громко крикнул:

— В реку! Все! Умрите во имя мое!

После этого собаки вскочили и толкаясь, борясь за почетное первенство, кусая друг друга и рыча, ринулись к реке, поплыли к ее середине и там, к ужасу профессора, стали нырять. Через несколько минут воцарилась тишина. Все псы покончили с собой. На поверхности воды играла легкая рябь.

Иван Петрович понимал, что должен среагировать на увиденное так, чтобы внук ни в коем случае не скрывал от него своих дальнейших «успехов». Но он был настолько подавлен произошедшим, что никак не мог подобрать нужных слов. Ему хотелось, чтобы весь этот «Пси-фактор» оказался сном, поскольку было очевидно, что собаки — лишь легкая разминка. Алекс не остановится на достигнутом — в его планах эксперименты на людях. И в результате… Не хотелось этого признавать, но профессор решил быть честен с самим собой… В результате его внук должен был стать неким лжепророком и повести за собой толпы. Однако, куда он собирался вести эти толпы? Профессор взял себя в руки и произнес:

— Ты гений, мой дорогой! Я тобой горжусь! Но я очень хочу, чтобы и мне ты отвел во всем этом какую-то роль… Хотя бы наблюдателя, как в истории с нашими опытами. Поэтому прошу, рассказывай мне обо всех своих разработках и опытах, не лишай меня возможности видеть, какого великого человека я воспитал.

Алекс с благодарностью посмотрел на деда:

— Как я счастлив, что ты меня поддержал. Клянусь тебе, что ты всегда будешь первым, кому я буду рассказывать о своих достижениях. А теперь поехали домой. Я вижу, эмоции тебя утомили. Надо отдохнуть, потому что завтра я скорее всего продемонстрирую тебе еще один пример того, как легко заставить кого бы то ни было поверить в любого человека как в Бога. Только на этот раз в я проведу испытания не на своре собак, а на одной девушке…

 

5

Всю первую половину дня Иван Петрович был в подавленном настроении. Больше всего он сейчас жалел о том, что ничего не понимает в компьютерах и не может каким-то образом перепрограммировать мозги собственному внуку. Как бы хотелось ему вернуть все обратно, возродить ту реальность, в которой Алекс был хорошим верующим мальчиком, учился в университете… Но… При его таланте программиста он все равно бы сочинил свой «Пси-фактор», и все пошло бы именно так как сейчас. Нет, никакими машинами времени эту проблему было бы не решить. Все надо исправлять здесь, причем в самое ближайшее время. Вчера этот безумный парень умертвил несколько десятков собак. Какой сюрприз он преподнесет сегодня?

Будто в ответ на этот мысленный вопрос, в замке повернулся ключ, дверь распахнулась, и Алекс разодетый как голливудский актер ввел в комнату красивую девушку в элегантном платье.

— Дед, это Аня. Если ты постараешься, то вспомнишь, что, учась на третьем курсе, я тебе о ней много рассказывал.

— Здравствуйте, Иван Петрович, наконец-то мы познакомились, — девушка пропела это и посмотрела на Алекса, будто спрашивая у него одобрение.

Он же в ответ поставил пустое кресло ближе к деду и показал на него рукой:

— Аня, садись. Вы оба очень порадуете меня, если некоторое время пообщаетесь. Дело в том, что мне надо срочно съездить к одному человеку. Это не займет много времени. Зато вы поближе познакомитесь, — он подмигнул деду, будто намекая на что-то, известное лишь им двоим.

О чем идет речь? Иван Петрович обратил внимание, что Аня проводила Алекса каким-то странным взглядом. Она в него влюблена? Да, скорее всего… Наконец-то внук завел себе пару… Может и до свадьбы дойдет… Профессор уже начал было строить радужные планы, как вдруг сам себя оборвал. О, Боже! Какая любовь… Он же сказал вчера, что поставит опыт на какой-то девушке. Господи! Только не это! Он выбрал эту Аню… Да, да… Он был неравнодушен к ней несколько лет назад, потом она вроде отказала ему… А сейчас… Сейчас уже она никогда ему не откажет — теперь это не человек, а лабораторная крыса, на которой испытывают систему насильственной веры в человека как в Бога. Это действительно предел всему! Даже на примере одной Ани видно, на что способны эти разработки, если запустить их в массовое употребление.

— Аня, скажите…

— Иван Петрович, — она улыбнулась и посмотрела на него. — Прошу вас, называйте меня на «ты». Алекс намекал мне, что возможно, мы очень скоро с ним поженимся, а значит, я буду вам как внучка…

— Он намекал или говорил? — профессор посмотрел на нее с сочувствием. Эта девочка наивно верит в чистоту помыслов его внука. Несчастное создание. — Ты можешь вспомнить, что он на самом деле обещал тебе?

Ее глаза засияли счастьем:

— Знаете, я так его люблю! Даже нет… Это какое-то другое чувство… Не могу подобрать слов… И я не помню точно, говорил ли он мне о свадьбе, или лишь намекал о чем-то важном, что скоро произойдет в нашей жизни. Даже не могу предположить.

— Аня, а эта любовь, ну или чувство, которое ты испытываешь к моему внуку… — Иван Петрович замялся, не зная, как лучше сформулировать вопрос. — Ну…

— Не стесняйтесь пожалуйста, о чем вы хотите спросить? Забыли? Ничего страшного… Я пока покажу вам кое-что… — девушка улыбнулась и вытащила из сумочки портрет Алекса. — Знаете, даже признаваться неудобно. Но вам я откроюсь. Вот этот портрет я ношу с собой не просто так. Он для меня как икона. Бывает, если мне страшно, то я на него молюсь…

Профессор не удержался и хлопнул рукой по подлокотнику:

— Аня, дорогуша! Ну это же грех! Не сотвори себе кумира! Неужели эти слова ни о чем тебе не говорят?

Она улыбнулась блаженной улыбкой глубоко верующего человека:

— Я знаю, Иван Петрович… Но ничего не могу с собой поделать. Кажется, скажи он мне, чтобы я бросилась с моста, так я послушаюсь. Это же и есть настоящая любовь? Правда?

Профессор расстроенно махнул рукой:

— Любовь, значит любовь. Не понятно только, почему же тогда, на третьем курсе Алекс не вызывал у тебя таких восторгов?

Она всплеснула руками:

— Я просто не доросла до его величия! А сейчас… Кем бы я была без него?..

— А кем, кстати? — профессор уже не мог остановиться. Ему хотелось узнать, до чего могут довести ранее нормальную девушку эксперименты его внука. — Кем бы ты была, если бы вдруг вы не встретились сейчас. Да и вообще, как это произошло?

Аня заулыбалась и спрятала фотографию обратно. Казалось, она счастлива, что нашелся человек, которому она может исповедоваться в своей вере.

— Да никем бы я не была… Ущербным человеком, которому неведомы такие вершины чувств. Но на мое счастье Алекс позвонил мне неделю назад и пригласил в кафе. Я в тот день была расстроена. Мы недавно расстались с моим женихом, но он иногда продолжает звонить и портить мне настроение. Так было и в тот вечер. Так что я согласилась. Мы встретились. Сначала поболтали о каких-то общих знакомых. Потом Алекс заказал мне пирожное. Да, такое красивое с розочкой. Он даже сходил к шеф-кондитеру, объяснил, как розочка должна выглядеть. Меня сначала это как-то неприятно удивило, а потом я ее попробовала и просто в умиление пришла от его заботы. Вообще, в тот вечер будто что-то произошло. Сначала я увидела Алекса и только удивилась тому, как он преобразился. И не было у меня никакой вспышки любви, чего-то особенного… А потом, когда мы поели, я вдруг будто все увидела в ином свете. И поняла, что теперь полностью принадлежу ему.

Иван Петрович попросил Аню сходить на кухню и сделать ему мятный чай. Оставшись в одиночестве, он погрузился в свои невеселые мысли. Значит, Алекс сунул чип в кремовую розочку. Получается, что эта девочка даже не знает, что стала жертвой эксперимента. Интересно, а он подключил систему слежения? Или ему достаточно ее овечьей преданности, чтобы делать выводы? Да, если представить себе, что его внук создаст толпы таких вот фанатично верующих в него людей, то станет… Да, он уподобится Сёко Асахаре, основавшему секту Аум Синрикё, а потом так же печально закончит свой путь. Только вздернут его не власти, а какие-нибудь криминальные деятели, которым он перейдет дорогу. И этот бред он называет религией? По сути это преступление против Бога. Это ересь, за которую в средние века сжигали на кострах. Как же все это остановить?

Аня принесла чай и снова села в кресло. Не успели они продолжить разговор, как вернулся Алекс. Он был в отличном настроении и весь сиял.

— Как дела? — он сел на край стола и гордо посмотрел на деда. — Вы подружились?

— Более чем! — профессор рассмеялся. — Мы уже начали составлять список гостей для вашей свадьбы, — этими словами он хотел поддеть Алекса, но оказалось, что наоборот попал в точку.

— Так это прекрасно! Мы и впрямь недалеки от женитьбы… Ане же предстоит стать моей верной соратницей в грандиозных свершениях, поэтому нам лучше быть связанными узами брака, — он посмотрел на свою девушку и улыбнулся. — Анечка, дорогая, иди пока в мою комнату, а я скоро к тебе присоединюсь.

Когда она вышла, Алекс как обычно сел на корточки возле деда:

— Она тебя впечатлила?

Иван Петрович еле сдержался, чтобы не ответить, что впечатлила его не она, а то во что ее превратил «Пси-фактор», но сдержался. Ему требовалось больше информации и времени на раздумья, чтобы догадаться своими старческими мозгами, как найти выход из всего этого кошмара.

— Алекс, я более, чем впечатлен. Ты не только получил доказательство своей гениальности, но и любящую женщину, которая готова умереть за тебя. Ловкий ты парень, вот, что я могу сказать, — он похлопал внука по руке и заставил себя рассмеяться. — Теперь, как я понимаю, ты будешь без специальных приспособлений изучать силу ее веры и любви? Так что, как говорится, «не беспокоить». Что ж, дело молодое и вполне нормальное. Только вот мне тут будет совсем скучно… Может, я начну без тебя смотреть, что стало с нашей последней испытуемой, а ты это сделаешь, когда у тебя будет время?

Для Алекса такая идея была подарком судьбы. По крайней мере он так сказал и быстро наладил компьютер, чтобы Иван Петрович мог беспрепятственно изучать, что стало с их любительницей сравнительного богословия.

После этого он ушел к своей подопытной Ане, а Иван Петрович продолжил рассуждения в ожидании ночи, когда можно будет запускать систему слежения.

Как остановить античеловеческие опыты Алекса? Убить его, заставив случайно проговориться о том, что он принял таблетку? И что тогда? Лишить жизни собственного внука ради торжества справедливости? Нет! Эту идею Иван Петрович отбросил, как порождение исстрадавшегося разума. Но что же делать? Есть ли вероятность, что внук создал какой-то антидот, который не просто прекращает действие таблетки, но и полностью исправляет все нарушения в мировоззрении, которые произошли до этого? Алекс неоднократно говорил, что такого не существует. Но если поставить на карту свою жизнь? И, к примеру, сказать, мол, да, я выпил твою таблетку, но забыл о том, что надо помалкивать, и пошел на исповедь, где автоматически рассказал все священнику. Может тогда Алекс пожалеет деда и даст ему противоядие, существование которого так тщательно хранит в секрете? Хорошая идея. Только есть в ней один изъян. Если никакого антидота нет, то придется умереть, и тогда Алекса к нормальной жизни уж точно возвращать будет некому.

Так в горьких раздумьях Иван Петрович провел несколько часов, а потом пошел спать, не забыв включить компьютер и надеть браслет с системой слежения.