Ирина прокралась к себе в квартиру тихо и незаметно, будто чувствовала, что должна услышать что-то такое, что наконец положит конец ее бессмысленной семейной жизни с Сергеем. Сбросив при входе запылившиеся от дневной усталости туфли и, не снимая плаща, она прошла в комнату и села в кресло.

Из кухни доносился голос говорившего по телефону мужа:

— Да, я бы с удовольствием, но сейчас она уже вернется с работы, и мне придется весь вечер сидеть дома, изображая из себя примерного семьянина…

Ирина насторожилась и как-то внутренне похолодела. «Неужели, и его посещают мысли о нашем разрыве?» — подумала она и стала еще внимательней прислушиваться к разговору.

— Нет, Павел, ты же знаешь, что это невозможно. Я никогда не смогу ей сказать… Впрочем, зачем этот разговор? Все так удобно и спокойно, что любое изменение было бы мне очень некстати.

Ирина слушала, постепенно сбрасывая с себя тяжесть дневных забот. И вдруг неожиданно увидела свою жизнь какими-то чужими глазами. Ее удивило то, как много, оказывается, сил тратила она, строя ни ей, ни Сергею ненужную семью. Как много значили для них обоих общепринятые нормы морали, заставляющие, вопреки здравому смыслу, тянуть лямку начисто лишенного любви непосильного семейного ига. Зачем им это? И в Ирине сначала робко, а потом по-бунтарски сильно проснулось желание освободиться от всего, чем она жила все эти годы.

Тем временем Сергей закончил разговаривать по телефону и, весело напевая любимый куплет, вошел в комнату. Вид Ирины заставил его вздрогнуть. Он подумал, что сейчас придется произнести какую-то речь, сперва извиняющуюся, затем намеренно обвинительную… Однако в этот вечер поговорить с Ириной Сергею было не суждено — все то, что последовало дальше, на несколько минут полностью лишило его дара речи.