— Проходи, — сказал он, распахивая передо мной дверь своей квартиры, — я наблюдал за тобой с балкона, когда ты шла по переулку. Что-то случилось? Почему ты так давно не приходила ко мне?

Я улыбнулась:

— Да нет, просто у меня не было сил. Я не болела, нет… но почему-то чувствовала себя очень уставшей. Наверное, виновата осень с ее тоскливыми долгими вечерами, которые порой кажутся бесконечными…

Мы прошли на балкон и, немного постояв обнявшись, сели за стол, на котором уже был приготовлен мой любимый кофейный сервиз. Я взяла в руки чашку и стала задумчиво ее рассматривать. На ее тонких почти прозрачных стенках изящными мазками были нарисованы сплетенные в каких-то почти человеческих объятьях распустившиеся розмарины . Я так засмотрелась на эти диковинные узоры, что не заметила, как он протянул мне небольшой бархатный футляр.

— Что это? — удивленно спросила я. — Снова подарок?

— Да. Думаю, что, глядя на него, тебе будет немного легче вспоминать, и туман времени перестанет быть таким плотным. Посмотришь потом, хорошо? А сейчас давай просто попьем кофе. Ты не против?

— Конечно, нет, — сказала я, наполняя наши чашки горячим благоухающим напитком, — тем более что я должна тебе кое-что рассказать.

— Ты вспомнила что-то интересное?

— И это тоже, но сейчас я хотела поговорить немного о другом. Ты знаешь, все эти дни у меня не шла из головы та притча, которую ты читал мне несколько дней назад. Помнишь, про то, что никогда не знаешь, на чью могилу ты можешь сегодня наступить?

— Да, да, разумеется. А что, тебе и в самом деле понравился этот рассказ? Приятно слышать, — он пододвинул к себе пепельницу и закурил. — Ты знаешь, я не признался тебе прошлый раз, но мне действительно было не очень приятно слышать, что такую длинную и благополучную жизнь ты прожила вдали от меня. Даже трудно в это поверить. Шестьдесят лет, а то и более, мы были в разлуке. Какая-то несправедливость… Как я мог отпустить тебя на такой долгий срок?

— Ты говоришь, совсем как я. Если бы ты сейчас был на моем месте, то непременно прочитал бы мне еще один отрывок из своей непонятной книги, а потом долго объяснял, что никакой несправедливости здесь и быть не может.

Он усмехнулся и стряхнул пепел с сигареты:

— Так ты не договорила мне про ту притчу… Почему ты вспоминала ее все эти дни?

— Понимаешь, я думала о последних словах этого монаха, и все время у меня в памяти возникала картина одного сна, который я видела в далеком детстве.

— Интересно. Ты раньше никогда не рассказывала мне об этом. И что это был за сон?

— Мне было не больше трех лет, когда однажды в странном сновидении я познала первую философскую мысль в своей жизни.

Представь себе огромный горбатый мост, ведущий из ниоткуда в никуда. Его основания теряются в густом белом тумане, а сам он похож на какую-то полупрозрачную, будто бы сделанную из опалового стекла, радугу.

Я стою, глядя вниз, и вижу, что этот мост перекинут через широкую реку из человеческих черепов. Хотя нет, немного не так. Эти черепа там повсюду, они как море простираются во все стороны до самого горизонта. Я рассматриваю их приоткрытые, оскаленные в мертвой улыбке челюсти, и у меня на душе становится как-то муторно и неспокойно. Я отчего-то понимаю, хотя никто мне об этом и не говорит, что моя задача состоит в том, чтобы стоять здесь и длинной желтой палкой, как багром, подцеплять по очереди каждый череп и переносить его с одной стороны моста на другую. То есть фактически ничего не менять, а только перекладывать их с места на место.

Я приступаю к этой работе, и, пропихивая палку в пустую глазницу первого черепа, переношу его на противоположную сторону. Затем я проделываю это во второй раз, в третий и так далее. Мне очень неприятно и тягостно этим заниматься, однако почему-то я никуда не ухожу, а вновь и вновь продолжаю перетаскивать эти зловещие вместилища человеческих мыслей.

Откуда ни возьмись рядом со мной появляется какой-то неизвестный человек в надвинутой на глаза широкополой шляпе. Он стоит, завернувшись в черный, ниспадающий мягкими складками, плащ и смотрит вниз на костяное море.

— Я не хочу больше здесь находиться, — говорю я ему, — мне неприятно видеть все то, что здесь происходит. Почему я должна делать это? Я хочу отсюда уйти.

Он поворачивается в мою сторону и отвечает:

— Подумай, что изменится в мире, если ты сейчас уйдешь, а кто-то другой сразу займет твое место? Не правда ли, все останется по-прежнему — этот кто-то все равно будет стоять на мосту и точно также говорить мне, что хочет уйти.

— Да, действительно, — задумываюсь я, — ведь он должен будет точно так же страдать, как я сейчас, и будет не в силах покинуть этот страшный мост, а если и покинет, то на его место снова придет кто-то третий, которому также придется мучиться. И ничего не изменится, и это будет продолжаться вечно.

Человек в плаще утвердительно кивает мне в ответ, а я продолжаю:

— Но почему именно я? Почему? Я не согласна, я не хочу! Я ухожу!

— Но кто-то все равно будет на это обречен, так как на этом мосту всегда должен быть человек. Почему бы именно тебе не выполнить эту работу? Ведь кто-то же должен здесь стоять. Подумай!

Я тяжело вздыхаю, подцепляю очередной череп и говорю:

— Хорошо, я остаюсь.

— И ты там действительно осталась? — спросил он.

— Да, осталась. Чем, как видно, и определила всю свою дальнейшую судьбу. И вот, что я подумала в связи с этим. Если попытаться разгадать этот сон, опираясь на слова того мудреца из притчи, то получается, что мое единственное предназначение на этом свете — один за другим вернуть все долги, накопленные мной за много столетий. Ведь смотри, что я там делала: брала череп, некоторое время держала его над мостом, а потом перекладывала в другое место. Вполне логично предположить, что это действо символизирует собой некую цепь последовательных поступков, а именно: каким-то образом отыскать то, что тянется из прошлого — моего ли, или моих близких — принять это для себя, как бы заново пережить, перестрадать, а потом снова отпустить, перекладывая, однако, на этот раз уже совсем в другое место, а значит, уже и в новом качестве. Что ты об этом думаешь?

— Думаю, что ты права, хотя наверняка, прежде чем ты дошла до этого понимания, у тебя было еще несколько гипотез, которые говорили о том же самом, но как бы проще и не настолько основательно. Ведь так?

— Да, действительно.

— А значит, однажды и это последнее предположение может трансформироваться для тебя в какое-то другое, еще более глубокое и мудрое.

— И к чему все это меня приведет?

— Надо полагать, к тому, что в один прекрасный день ты переложишь все свои черепа и сможешь уйти с этого моста, так как должна будешь уступить место кому-то другому, кто также как и ты станет ворошить пыль прошлого и находить в этом прахе уже совсем другие черепа, принадлежащие только ему.

— Видимо теперь благодаря тебе я буду продолжать свой жизненный путь более осмысленно, — сказала я и улыбнулась.

Он затушил очередную сигарету и, подойдя к перилам балкона, сказал:

— И все-таки этот сон означает что-то еще, но почему-то я не могу догадаться что именно…

Он немного помолчал, глядя вниз на изредка проезжающие машины, а через некоторое время спросил:

— А как у тебя обстоят дела с воспоминаниями? Тебе удалось хоть немного продвинуться в этом направлении?

Я встала с кресла и тоже подошла к парапету.

— Да, — сказала я задумчиво, — но мне не нравится то, как я это делаю.

— В каком смысле?

— Понимаешь, я отдаюсь этому занятию целиком. Это стало для меня каким-то наркотиком — я не могу больше смотреть телевизор, читать книги, не могу, как прежде, посещать шумные вечеринки. Мне так хочется докопаться до какой-то сути всего происходящего, что я как будто бы закрываюсь от излишних посторонних влияний, которые могут отвлечь меня от этого процесса…

Неожиданный звонок в дверь не дал мне договорить.

— Ты кого-то ждешь? — спросила я испуганно.

— Нет. Пойду посмотрю, кто бы это мог быть…

Вернувшись через несколько минут, он сказал:

— Это один знакомый. К сожалению, мне придется уделить ему немного внимания, хотя мне и очень не хочется прерывать наш разговор. Ты сможешь немного побыть здесь в одиночестве? Я не хочу, чтобы ты уходила.

— Я не уйду, — сказала я, возвращаясь к столу. — Мне есть о чем подумать в твое отсутствие, так что можешь спокойно идти решать все свои вопросы.

Я снова села в кресло и несколько минут наблюдала за пролетающим высоко в небе серебристым самолетом, который оставлял за собой белую линию, похожую на тонкое нитяное облако. «Как бы я хотела сейчас оказаться там наверху, — подумала я, — чтобы улететь в какую-нибудь далекую страну, в которой не существует такой странной любви, терзающей мою душу необъяснимыми страданиями…». Я посмотрела на стол и увидела знакомую синюю книгу, в которой на этот раз не было никакой закладки. «Попробую открыть ее на любой странице, пусть подскажет мне что-нибудь интересное», — подумалось мне. Я открыла ее недалеко от начала и стала читать.

Как-то раз к одному монаху пришел молодой человек и попросил научить его мудрости. Монах согласился и сказал:

— Иди мости дорожку, ведущую от моего дома до колодца.

Молодой человек ушел и усердно трудился два дня и две ночи, стараясь угодить своему новому наставнику. Наконец, когда работа была завершена, он пришел к монаху и сказал:

— Все готово, учитель! Посмотрите.

Монах задумчиво взглянул на небо и спросил:

— Вчера был красивый закат, помнишь, как он освещал ветки того дерева, что растет на холме?

— Но учитель, — удивленно ответил молодой человек, — я не мог видеть заката и дерева, потому что был занят работой. Посмотрите, как ровно я уложил все камни.

Старый монах стал ходить по новой мощеной дорожке, и внимательно рассматривал каждый камень.

— Не умеешь ты строить дороги, нет от тебя никакого прока, — строго сказал он ученику. — Иди лучше на берег реки и наблюдай за птицами, но смотри, ничего не пропусти, а вечером расскажешь мне о том, что ты видел.

Молодой человек весь день провел у реки. Он не ел, не пил, боясь проглядеть что-нибудь важное. И вечером вернулся обратно.

— Я видел так много интересного… — начал он говорить своему учителю.

Но тот сухо прервал его:

— Ты все время только смотрел на реку?! А что ты сделал полезного за весь прошедший день?

— Но учитель, — начал возражать ученик, — я теперь так хорошо разбираюсь в птичьих повадках, знаю…

И он подробно рассказал все, что он теперь знал о птицах.

Старый монах терпеливо дождался окончания рассказа, а затем, покачав головой, сказал:

— Нет, не умеешь ты наблюдать за птицами. Скажи лучше, обучен ли ты грамоте?

— Да учитель! — радостно воскликнул молодой человек.

— Тогда иди в мой дом и читай книги, в которых содержится та мудрость, о которой ты так просишь.

И ученик, не помня себя от радости, приступил к чтению. Каждый день с рассвета до заката он читал и не замечал ничего и никого вокруг. А через месяц старый монах неожиданно прервал его занятия:

— Оставь книги и поговори со мной.

— С удовольствием, о учитель! — воскликнул юноша.

— Ответь мне, — сказал монах, — красивой ли тебе показалась та девушка, что два дня назад, спасаясь от разбойников, прибежала в наш дом?

Ученик улыбнулся:

— Но учитель, я был так увлечен чтением, что не заметил никакой девушки.

— Жаль, — сказал монах. — Но расскажи мне тогда, что ты почерпнул из всех этих книг.

Молодой человек стал подробно рассказывать о том, что он прочитал. Внимательно дослушав все до конца, монах грустно сказал:

— Нет, ты не умеешь читать. Уходи! Тебе не достичь той мудрости, о которой ты так просишь.

Молодой человек горько заплакал и ушел от монаха. Он переправился через реку и в ближайшей деревне нанялся работать каменщиком. Дни пролетали один за другим, лето незаметно сменилось осенью. И вот как-то раз, когда юноша мостил двор одного дома, он увидел на дереве птицу. Крылья ее освещались красными сполохами закатного солнца, и молодой человек залюбовался этой картиной. В то время мимо шла соседская девушка с кувшином воды, и юноша окликнул ее, чтобы показать столь редкую и красивую картину. Девушка замерла, пораженная этим зрелищем, а молодой человек посмотрел в ее глубокие черные глаза и понял, что встретил свою любовь. А в голове его пронеслось несколько строчек из тех книг, которые он читал у старого монаха:

«Река течет и несет на своих водах лодку, в которой сидит одинокий рыбак и смотрит на солнце. Почки набухают на деревьях, пригретые весенним теплом, земля оживает».

И тут молодой человек понял, что ту мудрость, о которой он так мечтал, учитель уже давно ему дал.

— Ну, как твои дела? Не скучала? — спросил он, неожиданно появившись в дверном проеме. — О, что я вижу? Ты читаешь мою книгу?

— Да, — засмеялась я, — пытаюсь набраться ума у этих странных монахов.

— И как, успешно? — спросил он, садясь в кресло.

— Да, кажется, очень. Я прочитала притчу, которая объяснила мне, что я совершаю большую ошибку, погружаясь с головой в омут моих туманных воспоминаний. Там говорится о том, что невозможно познать мудрость, действуя так как я.

— В каком смысле?

— Понимаешь, нельзя целиком отдавать себя какому-то делу, не замечая при этом ничего вокруг.

— Где ты это вычитала? — удивленно спросил он и взял у меня из рук книгу, открытую на прежней странице.

— Вот здесь, — сказала я, показывая тот абзац, с которого я начала читать.

— В этом отрывке? — рассмеялся он. — Но здесь написано совсем о другом.

— Как это так? — я недоуменно посмотрела на него, — Ведь там сказано именно это?

— Отнюдь. Речь здесь идет именно о том, что ты стоишь на правильном пути. И если хочешь, я тебе все объясню.

— Конечно, я это с удовольствием выслушаю.

— Смотри, — начал он, закуривая сигарету, — когда молодой человек первый раз приходит к монаху, тот еще не знает, с кем ему предстоит иметь дело, однако подсознательно он уже чувствует, что стоящий перед ним юноша очень близок к познанию истины. Монах хочет проверить насколько его новый ученик сумеет выполнить данный ему урок, а одновременно с этим узнать, может ли этот парень зарабатывать себе на жизнь честным трудом. Ну… Здесь, конечно, подразумевается, что выбирая первое задание, монах интуитивно связывает его с наиболее привычным для юноши ремеслом. Затем он приходит посмотреть, как был приведен в исполнение его наказ, но перед этим интересуется насколько добросовестно — без рассеивания внимания на всякие пустяки — парень мостил эту дорожку. Убедившись в том, что первый этап сдан на «отлично», монах задает молодому человеку урок номер два на проверку концентрации внимания. Это испытание ему необходимо, чтобы решить каким образом и в каком виде парень усваивает информацию, поступающую из внешнего мира. Очередной раз проверив его на добросовестность исполнения приказа, монах выслушивает полный отчет о проделанной работе и обнаруживает, что при такой цепкости ума и наблюдательности юноше не требуется идти к знаниям долгим путем. То есть достаточно просто упорядочить всю информацию, находящуюся в его голове, немного разбавив ее мудростью предыдущих поколений, и через некоторое время парень сам дойдет до всего, что ему положено знать. Проверив его в третий раз, старик убеждается в своей правоте и понимает, что его собственная миссия по отношению к этому юноше уже выполнена, и больше он ничего не сможет ему дать. Поэтому, чтобы не привязывать этого молодого человека к себе, мешая ему тем самым духовно расти, он просто прогоняет его, да еще говорит на прощание такие слова, которые заставляют парня перестать думать о том, что он хотел специально учиться мудрости. Теперь юноша свободен от этой самоцели и может спокойно следовать по своему пути. Он живет, продолжая накапливать в себе потенциал духовности, и в один прекрасный момент истина действительно открывается ему через дар видеть прекрасное, через внезапно вошедшую в его жизнь любовь, через умение понимать символизм и иносказание древних текстов. Он разом охватывает все эти аспекты и в тот же миг достигает просветления.

— А как быть с моей проблемой, — спросила я, снова подойдя к перилам балкона.

Он внимательно посмотрел на меня:

— Представь себе горячо верующего человека. Как ты думаешь, может ли он одновременно молиться и мостить булыжниками дорогу?

— Да.

— А может ли он читать молитву, сидя за чертежной доской?

— Да.

— А сумеет ли он смотреть по телевизору дешевую комедию, внимательно следя за сюжетом, и в то же самое время устремлять свои мысли к Богу?

— Нет.

— Вот именно, что нет, — он подошел ко мне и взял меня за руку. — И ты должна понять, что, начав вспоминать, ты подписалась под тем, что хочешь перейти на новый, более высокий уровень познания, а значит теперь — до тех пор, пока этот переход не будет закончен — ты должна ежедневно все свои душевные силы тратить не на пустое времяпрепровождение, а на полную концентрацию всех своих чувств.

— Но я не могу, я не выдерживаю этого! Я мечтаю о простом человеческом счастье. Я не хочу смотреть дальше!

Он крепко сжал меня в объятьях и прошептал:

— Ты должна. Должна ради нас двоих.

Мне стало страшно. Я отбросила от себя его руки и ушла с балкона в квартиру. «Я хочу жить, как все, — думала я. — Я не хочу знать всего того, что происходит по ту сторону. Я хочу нормальных человеческих отношений». Я упала на диван и, зарывшись головой в подушки, разрыдалась.

— Почему? Почему так происходит? — кричала я сквозь слезы. — Зачем мне дали эту непонятную жизнь с этой нереализованной любовью? Для чего меня наделили этим даром видеть тебя, если мы никогда не сможем встретиться и быть вместе? Скажи мне, я умоляю тебя, скажи мне, где ты находишься? Где стоит этот старый девятиэтажный дом с акациями и машиной цвета мокрого асфальта у подъезда? Я поеду в любой город, перейду через тысячи границ, только чтобы все это стало реальностью.

— Еще не пробил наш час, — сказал он, осторожно касаясь рукой моих волос. — Мы еще не исправили наши ошибки.

Я подняла мокрое от слез лицо и посмотрела ему в глаза:

— Почему я должна тебе верить?

— Потому что ты принадлежишь только мне.