Сначала Джон Роджак, потом Эл Джадсон, а теперь еще этот контракт! Слышать больше ничего не хочу! — Отчаянно размахивая руками, миссис Мур промчалась через кухню Синтии и выбежала черным ходом. Спотыкаясь и что-то бормоча, она пробежала прямо по цветочным клумбам, игнорируя вымощенную каменными плитами дорожку.

Она замешкалась, доставая ключи от машины, уронила их, подняла и уронила уже сумочку. Садясь в машину, она нервно оглянулась: не видел ли кто на этой приличной улице, где Синтии посчастливилось купить дом, как миссис Мур бежит к машине, растрепанная и раскрасневшаяся от гнева, словно какая-нибудь торговка рыбой.

Синтии она не стеснялась. Абигайль Мур уже давно перестала сдерживаться в присутствии дочери, но она надеялась, что в Велфорде мало кто догадывается о том, какой взрывчатый южный темперамент вдруг прорезался у нее на старости лет оттого, что Синтия делает глупость за глупостью.

Она нечаянно нажала локтем на сигнал и от этого резкого звука вздрогнула всем телом, окостеневшим от злости, старческого артрита и всяких других болячек. Когда миссис Мур была в последний раз у врача, результаты обследования показали, что у нее прекрасное здоровье и жить она будет долго. Но ведь доктор Хаммер, вынося этот оптимистический прогноз, не знал, какие эмоциональные взрывы и стрессы возникают у нее из-за Синтии.

Глядя в окно, Синтия ужасно досадовала, что рассказала матери про брачный контракт. Ей совсем не нужно об этом знать. Недоверие Клэя — одно, а здоровье матери совсем другое. Ведь контракт — ее сугубо личное дело, пусть даже это удар по ее гордости. Но Синтия решила, что раз мать уже давно является почетным членом их маленькой, чисто женской компании, она должна все знать. Дочери и внучкам предстояло переехать в Нью-Йорк, начать там новую жизнь, а старая миссис Мур останется в Велфорде. Если у них будут трудности на этом новом пути, только она могла поддержать их и помочь советом. Короче, Синтия рассказала матери все, потому что хотела, чтобы та знала.

Синтия пригласила мать на обед сразу же после встречи с Элом Джадсоном. Когда Абигайль приехала, Синтия, надев передник поверх джинсов, готовила мясо по-бур-гундски, с мелким луком и красным бургундским вином. Абигайль сидела на кухне за столом, пока Синтия обжаривала мясо на плите.

Мать была одета в различные оттенки цвета беж. На ногах у нее были открытые босоножки из крокодиловой кожи, купленные еще тогда, когда на нее не было запрета. Как всегда, в жаркой и тесной кухне мать выглядела совершенно неуместно.

Хотя Абигайль давно поняла, что и Синтия, и другая ее дочь Памела нужны ей для моральной поддержки не меньше, чем она им, она продолжала вести себя как строгая наставница. В доме все должно быть не просто чисто, а выскоблено до блеска, одежда должна быть не просто добротной, но элегантной. Было время, Абигайль и самой приходилось несладко — когда дети были маленькими. В ее жизни тоже хватало и пеленок, и детского рева, и детских болячек.

От матери Синтию отделяло всего несколько метров и — непреодолимая разница взглядов. Синтия осторожно завела речь о Клэе и о свадьбе. Клэй не нравился Абигайль, и в июне, когда он только начал появляться в Велфорде, она решительно высказала свое мнение. Ей не нравилось, что ему столько лет, что он толстый, и его привычка сорить деньгами тоже ее раздражала. Она бы ужаснулась, узнав, что Синтии будет куплено платье от Хэл-стона.

Но как только Синтия объявила о том, что они с Клэем поженятся, мать сразу же перестала его критиковать, постаралась смириться и держалась в рамках приличий. В последнее время Абигайль начала видеть в нем и хорошее: его покладистый характер, его живые голубые глаза — уже не мало, в его-то возрасте.

Стоя спиной к матери и помешивая соус в кастрюле, куда она подлила бульона, Синтия глядела в окно и рассказывала о брачном контракте, о том, как преподнес ей это Клэй, и о том, как она его подписала. Сначала мать молчала. Сидела и слушала, как булькает соус в кастрюле. Потом началось.

— Как можно быть такой дурой? — презрительно бросила мать.

— У меня не было другого выхода.

— Всегда существует какой-то выход. А это никуда не годится! — Она с шумом отодвинула стул и хлопнула ладонью по столу. — И надо же, как раз сейчас, когда так хорошо идут дела в магазине!

— Приходится чем-то жертвовать, — сказала Синтия с вызовом.

Вот тогда-то ее мать и ринулась из кухни, прижав к бокам согнутые в локтях руки и бормоча невнятные ругательства.

Синтия снова взглянула в окно: мать сидела в своей старой машине «додж-дарт» семьдесят второго года — закрыв глаза, опершись локтем на руль, подперев голову рукой.

Синтия знала, о чем думает сейчас мать, сидя вот так, одна. Вовсе не о контракте, а о смерти. Всякий раз, когда у ее дочерей возникали проблемы, не поддающиеся мгновенному решению, Абигайль думала о смерти, о том, как она умрет прямо здесь, сейчас, старая и беспомощная, и советов ее никто не слушает, и горевать, наверное, тоже не будут.

— Что стряслось? — Это Бет зашла в кухню. Ее круглое нежное личико так и сияло. Откуда она взялась? Неужели все слышала? Скорее всего так.

— Бабушка расстроилась из-за контракта. Иди, скажи, что я делаю ей коктейль, пусть вернется.

Бет выскочила из кухни.

— Бабушка!

Влажная после недавнего дождя трава казалась гуще и зеленее под темно-голубым небом. Со стороны, наверно, кажется — какая красота и идиллия, подумалось Синтии: жизнерадостная миловидная внучка выбежала встретить старую даму, из трубы соседнего дома вьется дымок и смешивается с терпкими осенними запахами облетающих листьев. Вся осень простояла чудесная, а этот день был просто замечательный.

В жизни Абигайль, как и в жизни всех стариков, погода играла очень важную роль. Синтия надеялась, что в эти минуты покоя и одиночества, оказавшись вне кухни со всеми ее запахами и обыденностью, освободившись от необходимости читать дочери мораль, Абигайль успокоилась, оправилась от обиды, которую Клэй нанес Синтии, а значит, косвенно, и самой Абигайль.

Синтия смотрела, как Бет идет к машине. Только Бет была способна уговорить Абигайль. Хотя так было не всегда. Когда девочки появились на свет, Абигайль заявила, что из нее не получится бабушки, которая, забыв обо всем на свете, готова с утра до вечера нянчиться с внуками. Ей еще не было шестидесяти, и она активно работала в комитете, занимающемся благотворительной помощью больнице, состояла в клубе садоводов и увлекалась всякими другими делами, которым обычно посвящают свободное время вдовы.

Но позже, когда девочки подросли, в ее душе произошла чудесная перемена. Бет и Сара стали для нее дороже всего на свете. Она буквально жила ради их блага и счастья. И девочки всегда говорили о ней тепло, с улыбкой. Всех троих связывала глубокая спокойная любовь.

Когда Бет подошла, Абигайль покачала головой и завела мотор. Рука Бет мгновенно просунулась в окно, и мотор смолк. Бет зашептала что-то бабушке на ухо, поцеловала ее в щеку и засмеялась. Наконец и сама миссис Мур, с трудом сдерживая смех, вылезла из машины и пошла назад, к дому, положив руку на плечо Бет — то ли опираясь на нее, то ли направляя.

— Мама делает для тебя мясо по-бургундски и пирожные со сливами, — донеслось до Синтии.

— Могла бы и сама выйти.

— Нет, не могла. Все сгорит. Мама правда переживает, что ты расстроилась.

Какая Бет умница! Откуда только она научилась таким тонкостям, недоумевала Синтия. Только не от нее. И не от Джона Роджака. Может, от отца Синтии? Она представила себе на минутку его лицо, мягкую, добродушную улыбку. Но тут, как всегда, и улыбка, и все лицо растворились — эти воспоминания Синтии не хотелось оживлять.

— А ты не против, чтобы мама вышла замуж за этого человека? — услышала Синтия голос матери.

— Почему я должна быть против?

— Ты знаешь, что ему от нее надо?

Бет усмехнулась и смущенно отвела глаза.

— Я не о том. Я говорю про контракт.

Когда миссис Мур опять оказалась на кухне, вид у нее стал какой-то жалкий. Бет остановилась на пороге, под-боченясь.

— А что страшного в этом контракте? Там просто говорится, что если мама с Клэем не поладят, мы вернемся, и все будет как раньше.

— Не бывает как раньше после двух замужеств.

— Да ну, все будет хорошо. Клэй от мамы просто без ума, ты бы видела их вместе! Господи, бабушка!

— Не желаю видеть их вместе. И не произноси имя Господа всуе.

— Бет, пойди приготовь бабушке мартини, — приказала Синтия. Интересно, подумала она, давно ли бабушка и внучка обсуждают ее дела и ее саму, как будто она какое-то непонятное существо, от которого можно ожидать чего угодно — главное лицо в доме и в то же время прислуга, чья судьба, к сожалению, влияет на их собственную.

— Я не хочу мартини, — заявила миссис Мур.

— Тогда шампанского?

— Нет. — Как всегда при упоминании даров Клэя, рот матери искривила гримаса отвращения. — Лучше чуточку виски. Совсем слабого. Ты что, всю бутылку выльешь в жаркое?

Синтия поставила бутылку на стол — задумавшись, она вылила в кастрюлю чуть ли не половину.

— Это не жаркое, это такое французское блюдо — специально для гурманов.

— Пахнет, по крайней мере, вкусно. — Абигайль хотела было облокотиться на стол, но заметила, что он запачкан жиром, и опустила руки на колени.

Синтия закрыла кастрюлю крышкой, подошла к матери и поцеловала ее в макушку, в легкие, как пух, седые волосы.

— Извини, что я тебя расстроила. Давай пойдем в гостиную, поговорим там.

Теперь, почувствовав усталость, мать тяжело привалилась головой к Синтии. Она казалась слабой и беспомощной, но на самом деле это была игра, и Абигайль прибегала к ней всякий раз, столкнувшись с чем-то непонятным. Тут она сразу превращалась в старушку, ни на что якобы не годную, разве только на то, чтобы тихонько копошиться по хозяйству. Много ли ей надо — жизнь идет к концу.

— Я ведь тебе счастья хочу, Синтия, только счастья. Ты это понимаешь, правда?

— Да, конечно.

Рука об руку они прошли в гостиную через небольшой холл, стараясь ступать по коврикам, чтобы не испортить до блеска натертый паркет. Вот так и в жизни, подумала Синтия, мы обе, как и все, стараемся спрятаться от неизведанного, шагая по заранее постеленным коврикам.

— А ты сообщила Пэм?

Синтия накануне звонила сестре в Лос-Анджелес и выложила ей все как есть: про свадьбу, про то, что Клэй старше ее, и про брачный контракт, про то, что девочки уезжают учиться, и про платье от Хэлстона. Хотя они с сестрой не очень ладили, Синтия всегда сначала все рассказывала Памеле, а уж потом матери. Сестра была как бы пробным камнем. Иногда, как теперь, она оказывалась союзником. Мать мнение Памелы уважала. Памела достигла в жизни большего, чем Синтия, она была благоразумна, спокойна, умела сделать наиболее подходящий для себя выбор и добиться того, что хотела. Она вышла замуж за инженера, родила троих детей — жизнь ее была надежна, скучна и не допускала отклонений. В колледже она изучала экономику.

— Пэм считает, что мне надо поскорее выйти за Клэя, — ответила Синтия матери. — Она сказала: «Ты же не молодеешь». Прямо так и заявила.

— Ерунда. Тебе только тридцать восемь.

— А ей тридцать пять, и она считает, что тридцать восемь — это уже старость.

— Ты ей рассказала про контракт?

— Конечно. Она говорит, что сейчас все так делают. И раз Клэя один раз уже обобрали, в таком контракте есть определенный смысл.

— Да, есть — для него.

— Ну, конечно, для него. Его адвокаты не зря настаивают на этом.

— Ну как ты не понимаешь, что он тебя ставит в полную зависимость? Другого слова не подберешь. Почему было с кем-нибудь не посоветоваться, хотя бы со мной, прежде чем что-то подписывать?.. Нет, я не думаю, что ты с ним обязательно разведешься, но как раз страх, что ты можешь это сделать, и останавливает мужчину, поддерживает стабильность семейной жизни.

— Ну, в пятидесятых годах, наверное, так и было.

— Это и сейчас так. А ты как думаешь? Может, мужчины стали другими от того, что некоторые женщины — какой-то ничтожный процент — перестали носить бюстгальтеры? Подумаешь, революция!

— Но тьГ же понимаешь, что я выхожу замуж не для того, чтобы держать Клэя в постоянном страхе. Он меня любит. И я не хочу, чтобы его чувство было поколеблено из-за боязни, что я могу развестись с ним ради алиментов. Сейчас все ясно. Просто два человека встретились, полюбили и решили соединить свои жизни, потому что им вдвоем хорошо. Никакой сделки тут нет.

— Разве? Ты продаешь магазин и переезжаешь в Нью-Йорк, чтобы взять на себя заботы о человеке, который и в подметки тебе не годится. И это не сделка? Да, ты права, для тебя это не сделка — ничего не выгадываешь, только теряешь.

Синтия покачала головой, давая матери понять, чтобы она замолчала, потому что вошла Бет с двумя бокалами виски. Она сделала круглые глаза:

— А мне понравится жить в Нью-Йорке! И Саре тоже. В школе девчонки прямо позеленели от зависти, когда узнали, что мы будем учиться в Хоуп-Холле. — Она положила на кофейный столик салфетки, а уж потом поставила бокалы. Бет хорошо знала, как угодить матери и бабушке. — И будет здорово наконец иметь деньги!

Да, трепать нервы она тоже умела.

— Я знаю, ты считаешь, что Бет цинична. — Синтия взглядом попросила у матери прощения. — Но вся наша жизнь цинична.

— Почему, если говоришь правду, это цинично? — Бет скрестила руки на груди и приготовилась к долгому спору, если взрослые примут вызов.

Миссис Мур вжалась в кресло и провела рукой по лбу — один из самых ее изысканных жестов.

— Как ты их воспитала, так они и думают. В их возрасте вообще не полагается рассуждать о деньгах.

Этого Синтия вынести не могла.

— Да ты хоть знаешь, на что я живу? У меня в банке четыреста четырнадцать долларов, а я должна по кредитной карточке около девятисот и банку две тысячи, не считая ссуды на магазин, да еще их папочка позвонил и ска зал, что, наверно, потеряет работу.

— Папа считает, что маме повезло найти такого богача.

— У тебя собственный дом и процветающий магазин, — ответила миссис Мур, пропустив реплику Бет мимо ушей.

— А девочки на какие деньги будут учиться в приличном колледже? На доходы от магазина, так что ли? В лучшем случае я смогу отправить их в местный колледж на два года.

— Но если он решит, что ты ему надоела, ты же ничего не сможешь сделать!

— Нет, смогу. Если он потребует развода, я могу не соглашаться и требовать компенсации.

— Это уже кое-что.

— Я думала, что говорила тебе.

— Но если ты захочешь развода, тогда дело худо.

— Ас чего мне хотеть развода? Он прекрасный человек. Я больше не хочу быть одна, хочу иметь мужа, надоело ходить в разведенных. До встречи с Клэем я даже не возражала бы, чтобы на мне женился Эл.

— Господи! Не напоминай мне о нем. — Миссис Мур возвела глаза к потолку.

— Бабушка, не упоминай всуе имя Господа, — вставила Бет.

Синтия удивленно подняла голову, она и не заметила, что Бет еще здесь. Она думала, дочь давно ушла.

— Сара говорит, что Эл к ней приставал.

— Замолчи и иди накрой на стол, — скомандовала Синтия.

— Уже накрыла.

— Тогда иди включи телевизор.

— Там нечего смотреть.

— Тогда просто оставь нас в покое и не действуй мне на нервы: — взорвалась Синтия.

Лицо Бет сморщилось, как будто она вот-вот заплачет. Она кинулась к бабушке. Быстро глотнув виски и поставив бокал на стол, миссис Мур протянула ей руку. Они тесно прижались друг к другу, как бы ища друг у друга защиты.

— Да я просто сказала, что нечего смотреть, — пропищала жалобно Бет.

— Не в этом дело. Ты правду сказала, будто Эл приставал к Саре?

— Ну, не знаю. Сара любит приврать, — ответила Бет. Она перевела взгляд на Синтию и часто-часто заморгала. — Он ее вроде ущипнул за попку.

— Не может быть, как же он… — растерянно сказала миссис Мур.

Синтия со вздохом пригладила волосы.

— Да ерунда все это.

По правде сказать, не такая уж ерунда. Всю зиму в семействе Роджак-Мур возникали разговоры о пострадавшей попке Сары. Эл начисто все отрицал: если что и было, то случайно. Сара утверждала, что он врет и демонстрировала всем синяк на ягодице. Синтия склонна была поверить обоим — да, было, но это ничего не значит, просто случайность. Но и Сара права — это возмутительно. А то, что Бет сейчас заговорила об этом — подлое предательство. Или она хотела показать, что Клэй лучше Эла? Бет умела поставить всех в тупик.

Миссис Мур не сводила с Бет скорбных глаз:

— Не дразни мать, Бет. Это низко, отвратительно. Пойди-ка лучше пока в свою комнату.

Бет не тронулась с места.

— Ох, Синтия, лучше бы никто из них не попадался тебе на пути! — простонала миссис Мур.

— Но Клэй очень хороший, — заявила Бет, оглянувшись на Синтию.

— Я ему не доверяю.

— Почему? И потом, другого ведь нет? — спросила Бет.

— Это еще не причина. Ты постараешься не повторять маминых ошибок, правда?

— Я буду балериной.

— Хорошо. Только не забудь, о чем я тебя прошу.

— Бет, марш к себе в комнату, сейчас же!

Миссис Мур слегка подтолкнула Бет к двери.

— Делай, как мама велит, детка.

Пожав плечами и что-то пробормотав, Бет пятясь вышла из комнаты. Синтия подождала, пока раздались ее шаги на лестнице, поднялась, зажгла все лампы и смахнула несуществующую пыль.

— Может, скажешь наконец, приедешь ты на свадьбу или нет? Мы договорились, что это будет во вторую пятницу октября. Верхний зал ресторана «Лютеция».

— Это обойдется тысяч в пять, не меньше.

— Нет. По сотне на человека, а нас будет всего четырнадцать.

— А потом?

— Потом мы поедем в свадебное путешествие на Ка-рибские острова, а девочек отправим в Хоуп-Холл. Их обещали принять, хоть учебный год уже начался. Мы будем жить в Нью-Йорке, я продам магазин, а летом приеду в Велфорд.

— Значит, ты все уже решила?

— Да.

— Тогда о чем же разговаривать?

— Действительно не о чем. Все решено. Я просто хотела, чтобы ты знала.

Синтия взяла свой бокал и села в кресло-качалку рядом с матерью. Голова миссис Мур была опущена, и она вертела кольца на пальцах, а это всегда означало, что она сдается.

— Поможешь мне известить всех о свадьбе или мне этой самой сделать?

— Да ладно, я сделаю.

Они замолчали. Миссис Мур погрузилась в свои мысли, затем снова заговорила.

— А если он заведет интрижку с другой, или окажется подлецом, или просто у него обнаружатся какие-нибудь отклонения?

— Не буду обращать внимания.

— А если не выдержишь?

— Скорее уж он не выдержит — он такой толстый, у него фунтов тридцать лишних.

— Причем тут его вес?

— При том.

Синтия увидела, как поджались в крокодиловых босоножках пальцы ее ног.

— Ты думаешь, он скоро умрет? — спросила миссйс Мур шепотом.

Синтия промолчала. Она с трудом сохраняла на лице безмятежное выражение, как будто она только и сказала, что хочет перекрасить волосы. Мысли смешались у нее в голове, она была в ужасе от того, что произнесла. Нет, это неправда. Правда… Безумие. Она вовсе не думает, что Клэй умрет. Она хочет прожить с ним двадцать лет, а то и больше, создать семью. Она не хочет вдовства, одиночества, необходимости все решать и делать самой. Она хочет, чтобы был Клэй и чтобы им было хорошо вместе. Ей с ним хорошо. Он похож на большого застенчивого мед-ведя-панду, и она может, должна, уже любит его.

Но ведь сумела же она представить, что он умер. Разве не об этом она только что говорила? Умер? Ну да, когда-нибудь, через много лет, от ожирения, старости, воспаления легких, мало ли от чего. Получается, она выходит замуж и может спокойно представить, как ее жених лежит мертвый в гробу, а ей достаются все его деньги.

— Давай зажжем камин, — предложила миссис Мур, которую колотила нервная дрожь.

— Не могу, я в прошлую субботу извела все дрова, когда Клэй был здесь.

Миссис Мур открыла сумку, жадно посмотрела на сигареты, вытянула одну из пачки и закурила. Она позволяла себе четыре сигареты в день. С тех пор, как она пришла к Синтии, она выкурила уже пять, а Синтия всегда следила, чтобы мать не курила слишком много. Миссис Мур глубоко затянулась.

— А у него крепкое здоровье? Ты не в курсе?

— Конечно, он совершенно здоров, это все глупости. У нас с Клэем все будет хорошо. Уж я постараюсь.

Синтия понимала, какое замешательство и боль ощущает ее мать, которой открылось сейчас, как плохо она знает собственную дочь, как трудно ей представить, что таится на дне ее души — там, где у всякого человека личные интересы сталкиваются с общепринятыми нормами морали.

Извини, мама, я ничем не могу тебе помочь, сама про себя ничего не знаю. Спроси через месяц-другой, может, тогда разберусь.

Миссис Мур сказала со вздохом:

— Мне будет без вас скучно, когда вы уедете в Нью-Йорк.

— Понимаю, но мы же приедем летом. А ты можешь навестить нас в Нью-Йорке.

— Я не приеду.

— Почему?

— Потому что ты не захочешь, чтобы я тебе мешала. Не захочешь, чтобы я убедилась, как была права насчет Клэя.

Синтия со стуком поставила бокал на столик и почувствовала, как от гнева у нее вспыхнуло лицо.

— Если окажется, что я права, разумеется, — быстро добавила миссис Мур и с испугом посмотрела на дочь.