Я решила не думать об Алексее Кулаке. Это не отрицание. Просто я ничего не могла с ним поделать. Я хотела найти убийцу Ирины. Вот моя главная цель. Мои приоритеты совпадали с приоритетами Кулака. С остальным разберусь, когда придет время.

Я размышляла о том, шло ли вскрытие Ирины полным ходом, и какую информацию получила судмедэксперт. Жертву изнасиловали? Пытали? Когда она умерла? Как сильно страдала? Нашлось ли каким-то чудом на или в теле Ирины что-то, что могло вывести на ДНК-профиль убийцы? Матушка природа – та еще затейница. Я знавала случаи, когда не оставалось никакой надежды найти клетки кожи преступника под ногтями жертвы, но все же, это происходило. И сейчас могло повезти. Шансы небольшие, но…

Я думала о деле Лэйси Петерсон из Лос-Анджелеса, в котором все шансы на обнаружение тела женщины уплыли за борт вместе с ней и привязанным к ее ногам бетонным якорем. Но, та жертва бросила вызов всем неутешительным прогнозам: останки не только вынесло на сушу в том месте, где их могли легко обнаружить, но буквально в нескольких кварталах от Государственной лаборатории криминалистики.

Я знала, что если бы Ирине представилась хоть какая-то возможность, она боролась бы. Мне оставалось только надеяться, что судмедэксперт обнаружила улики, доказывающие оказанное Марковой сопротивление.

Естественно, меня к этой информации не допустят. Когда я работала в полиции, все возможные технологии были в моем распоряжении, при условии что власти округа хотели их оплатить. Являясь гражданским лицом, я чувствовала себя такой же недееспособной, как Билли Квинт.

У меня по-прежнему имелись контакты в правоохранительных органах: несколько человек, которые не судили меня так сурово, как мои товарищи по оружию или я сама, когда со смертью Гектора Рамиреса моя карьера пошла под откос. Я знала Мерседес Житан, когда она только заняла место помощника в офисе судмедэксперта. Когда я находилась по другую сторону полицейского значка, то не раз стояла и наблюдала, как Житан проводит вскрытие.

Прошли три года и целая жизнь с тех пор, как мы с ней виделись. Мерседес даже пару раз приходила в больницу в первые недели после моей клинической смерти. Тогда я никого не хотела знать, и определенно не хотела, чтобы кто-нибудь знал меня. Людей, стремящихся меня поддержать, я игнорировала, и они отступали. Сейчас я размышляла: если допустить, что Мерседес ответит на мой звонок, она выдала бы мне информацию, предназначенную только для детективов из офиса шерифа?

По пути на ферму я остановилась и зашла в «Старбакс», чтобы захватить что-нибудь приторно-сладкое, сдобренное искусственными ароматизаторами для Шона и чистый двойной эспрессо для себя. Когда я подъехала, Авадон вел лошадь в сторону конюшни. Он словно вышел из рекламного ролика Ральфа Лорена: высокий, статный, рельефный, узкобедрый.

– Я принесла тебе большую порцию мокко с белым шоколадом, взбитыми сливками и дозой искусственного подсластителя, способной убить десяток лабораторных крыс, – объявила я и подала ему напиток. Шон надевал на кобылу специальные удерживающие ремни, чтобы ее почистить.

Он посмотрел на меня, округлив глаза:

– О Боже, Эль! Что с тобой случилось? Что с твоей губой?

– Запнулась и упала. Не делай из мухи слона. Держи свой кофе.

Он взял стакан и отставил в сторону, не отрывая от меня глаз.

– Я тебе не верю.

– Почему?

– Потому что вы известная лгунья, юная леди.

– Тем не менее, – парировала я, – именно так все и было.

– Елена, у меня уже нервы ни к черту. Прошу, не заставляй меня о тебе беспокоиться.

– Очень хороший наряд, – похвалила я. – Коричневые бриджи, рубашка в тон, тонкие полоски. Очень эффектно.

Шон выглядел обиженным.

– Ты действительно считаешь меня такой пустышкой, что надеешься отвлечь комплиментами?

– Раньше всегда срабатывало.

За спиной Шона маленькая гнедая кобылка прядала ушами и мотала головой, занося ногу, чтобы ударить копытом.

– Думаю, первая дама готова отправиться в свои покои.

Он отвел кобылу обратно в стойло, но не отвлекся от моей разбитой губы.

– Поклянись мне, что это не результат домашнего насилия.

Я закатила глаза.

– Во-первых, я порвала с Лэндри два дня назад. Так кто мог бы меня побить? Мой воображаемый друг? Прошлую ночь я провела дома одна. Во-вторых. Честно говоря, меня обижает твоя уверенность, что я могу позволить кому-то даже попытаться поднять на меня руку. И от имени Лэндри я тоже обиделась.

– Я не говорил, что после этого ты позволила ему уйти, – заметил Шон. – В твоем доме нет трупа, от которого нужно избавиться?

Не успели слова слететь с языка, как глаза Шона наполнились слезами.

– Боже мой, Боже мой, не могу поверить, что я только что это сказал.

Бедный Шон. В отличие от меня он остался парить в легких облаках защищенного мира Палм-Бич. Из него не вырвали чувствительность, пока он работал над сделками с наркотиками и убийствами, проживая дни и ночи среди жестокостей менее благородного общества.

Шон перевел взгляд на дверь, ведущую в гостиную.

– Все жду, что она выйдет из этой двери и будет на что-то жаловаться. Я хотел бы, чтобы это произошло.

– Знаю, я хочу, чтобы вчерашнего дня никогда не было.

– Никогда в жизни даже не думал, что буду знать человека, которого убьют, – промолвил он.

– А как же я?

– Ты слишком вредная, чтобы умереть, – Шон повернулся ко мне и смерил нехарактерным для него суровым взглядом. – Лучше тебе быть именно такой. Ты моя непослушная младшая сестренка, которой у меня никогда не было. Я тебя никогда не прощу.

– Сделаю все от меня зависящее, – пообещала я, думая о том, что год назад не могла сказать того же.

– Я спас тебя от участи закончить жизнь в сточной канаве, так что смотри, не помри у меня.

– Да не собираюсь я умирать.

Шон протянул руку к моему лицу, не касаясь распухшей губы.

– Выглядит ужасно. Не знаешь, как пользоваться корректором? Немного гепатромбиновой мази уменьшит отек. Ты могла бы создать иллюзию симметрии с помощью нейтрального контурного карандаша для губ.

– Ты теперь скрытый трансвестит?

– Дорогуша, у меня не осталось ни одного секрета, – ответил Шон. – Я потратил небольшое состояние на личных тренеров и гуру диет не для того, чтобы прикрывать это тело женской одеждой. Давай пить кофе.

Мы вышли из конюшни, чтобы посидеть на скамье возле арены. Шон уставился туда, где на дороге припарковалась пара фургонов новостных каналов.

– Они пытались с тобой поговорить? – поинтересовалась я.

– Я отказался от всех интервью. Просто не могу быть настолько непорядочным, чтобы комментировать убийство знакомого человека. Естественно, это не мешает им тут торчать со своими камерами.

– Смотри! – взвизгнул он в притворном волнении. – Это конюшня, где жертва выгребала лошадиное дерьмо! Вон трава, по которой она ходила!

– Это новость, – ответила я. – Нравится нам или нет. Люди увлекаются подобными историями частично оттого, что те заставляют их осознать, какие они везучие. Их жизни могут быть дерьмовыми, но по крайней мере их никто не убил. Пока что.

Шон сделал большой глоток кофе и ненадолго замолчал. Когда он снова заговорил, то поинтересовался:

– Собираешься оказаться в центре этой истории, так?

– Что? Ты про СМИ?

– Расследование.

– Конечно. А что еще мне делать?

– Что еще тебе делать? Да ничего, – отозвался он. – Что еще ты могла бы сделать? Оставить это Лэндри.

Теперь была моя очередь молчать.

– Почему ты с ним порвала? – спросил Шон.

– Господи, звучит, будто мы старшеклассники. Что там рвать? Нас не связывали отношения. Мы просто занимались сексом.

– Он хотел чего-то большего?

Я повернулась и посмотрела на Шона, раздражаясь из-за того, что тот заключил, будто это я отступила. Пусть даже и так.

– Ну, я знал, что ты не из тех, кто настаивает на обязательствах, – заметил Шон.

– Я сделала ему одолжение. Я саму себя с трудом выношу двадцать четыре часа семь дней в неделю, не надо мне еще кого-то.

Он ничего не ответил. Вот и отлично.

– Что будет дальше? – поинтересовался Шон.

– Сегодня они проводят вскрытие, продолжают опрашивать людей, которые ее знали, видели в субботу ночью.

– Ты встречал Ирину, когда она выезжала в город? – добавила я.

– Изредка. В «Игроках». Раз или два в «Кувырке».

– Она обедала или сидела в баре?

– Обедала.

– С кем-то встречалась?

– С подружками.

– Дороговат обед для наемного работника.

Шон пожал плечами.

– Ирина неплохо зарабатывала. На что ей было тратиться? За аренду она не платила.

– У нее гардероб забит вещами с Уорт-авеню, – сообщила я.

Шон выглядел немного шокированным.

– Не настолько много я ей платил, чтобы она одевалась на Уорт-авеню.

Уорт-авеню – этакая Родео-драйв или Пятая авеню Палм-Бич. Охотничьи угодья как для матрон со «старыми» деньгами, так и для юных трофейных жен. Обед на Уорт-авеню мог составлять дневной заработок конюха средней руки.

– Ирина вела жизнь, о которой мы ничего не знаем, Шон. Она зависала с поло-толпой, игроками-профессионалами. И выполняла некую работу для русского гангстера по имени Алексей Кулак.

Шон изумленно на меня посмотрел.

– Русского гангстера? Но это бе-зу-ми-е.

– Ты знаешь Джима Броуди?

– Спортивного агента? Вообще-то нет. На поло-матчах видел его, естественно.

– Той субботней ночью Ирина была на вечеринке в честь его дня рождения. Насколько мне удалось выяснить, это последнее место, где ее кто-либо видел, помимо убийцы. Судя по фотографиям, попавшим мне в руки, Ирина была душой вечеринки.

– Ты же не думаешь, что кто-то из той толпы… – Слова Шона затихли под взглядом, который я на него бросила. – Кто там был?

– Броуди, Пол Кеннер, – перечислила я. – Игроки в поло, конечно же. Хуан Барбаро.

– О, боже, он шикарный.

Я на секунду затаила дыхание, пытаясь решить, следует ли произносить следующие слова или сдержаться.

– Беннет Уокер.

Когда Шон на меня посмотрел, его лицо стало старательно невыразительным.

– О, Эль…

– Ты должен был знать, что он рядом, Шон. У тебя свой бокс на поло-стадионе. Ты определенно его встречал. Ваши социальные круги пересекаются.

– Конечно, я его встречал, – признался Шон. – Просто… не хотел, чтобы и ты с ним сталкивалась.

– Слишком поздно. Прошлой ночью я видела его в «Игроках».

– Иисусе… А он тебя видел?

– Да. Я уходила, а он как раз пришел. – Я утаила от Шона, что сукин сын меня даже не узнал. – Я вела себя в своей обычной очаровательной манере: насмешливой, саркастичной, язвительной, обличительной и угрожающей.

– А он…?

Я пожала плечами.

– Был не очень рад меня видеть.

Можно было много чего сказать, но Шон промолчал. Он прошел со мной через все: мои отношения с Беннетом, помолвку. Наблюдал, как я нырнула в любовь и, как меня выбросило обратно. Был моей единственной поддержкой, когда Беннет явился с просьбой предоставить ему алиби, и моя сказка со счастливым концом превратилась в кошмар. Шон – единственный человек на земле, кому известна вся правда об этой истории.

– Шон, он был там в ночь исчезновения Ирины. Я видела фотографии, на которых она сидит между ним и Джимом Броуди. Они выглядели близкими друзьями.

– Елена, ты же не хочешь сказать, что ее убил Беннет?

– Его надо внести в список подозреваемых.

– Зачем ему убивать Ирину?

– Зачем он изнасиловал и избил Марию Невин? – задала я встречный вопрос.

– Это произошло двадцать лет назад.

– Что ты хочешь этим сказать? – взвилась я. – Он избил и изнасиловал женщину тогда, так почему не может сделать этого сейчас? Лучший предсказатель будущего поведения – прошлое поведение.

– Ему было сколько? Двадцать четыре? Двадцать пять? – не отступал Шон. – Сейчас он взрослый мужчина. Женатый. У него есть обязательства.

– Тед Банди был молодым республиканцем. Какое это имеет ко всему отношение? За Беннетом числится история жестокого обращения с женщинами; его видели с жертвой в ночь ее исчезновения.

– Возможно, у него имеется алиби.

– Конечно, у него имеется алиби, – рявкнула я. – У Беннета всегда припасено алиби. Да он просто человек-алиби. Всегда найдется желающий солгать ради богатого человека. Хуан Барбаро утверждает, что они пьяными покинули вечеринку, отправились к Беннету домой и там вырубились. И его домашнюю работу съела собака.

– Кто-то видел, как Ирина вместе с ним покидала вечеринку? – спросил Шон.

– Этого я не выяснила. Что не означает: этого не было.

– Но и не означает, что было.

Я поднялась со скамьи и заглянула Шону в лицо.

– Почему ты такой козел?

– Я нет. Просто вижу, что ты зациклилась.

– Зациклилась? Я полжизни проработала в полиции. Я узнаю реального подозреваемого, когда его вижу. Он известен, как жестокий сексуальный маньяк.

– Он совершил единственное преступление двадцать лет назад.

– Поверить не могу! – закричала я. – Он чуть не задушил ту женщину до смерти. Жестокие сексуальные маньяки, совершающие преступления, которое сходит им с рук, не останавливаются, пока не попадутся. Они получают сильнейшее наслаждение и идут на очередное убийство.

– И последние двадцать лет он был серийным убийцей, которого не только не поймали, но даже не подозревали в каких-либо преступлениях? – осведомился Шон, тоже вставая со скамьи и получая преимущество в росте.

– Я не говорила, что он серийный убийца, – отбилась я. – Но насколько трудно представить, что ему что-либо сошло с рук? Был бы Беннет Уокер бедным парнишкой из национального меньшинства, только сейчас вышел бы из тюрьмы за то, что сделал с Марией Невин.

– Я все понимаю, Елена. Просто говорю, что присутствие на вечеринке не делает Беннета единственным подозреваемым. Полагаю, там были сотни людей.

– Не знаю, зачем веду с тобой этот разговор, – вздохнула я. – Думала, что могу получить небольшую поддержку единственного человека, которому следовало понять…

– Я поддерживаю тебя! Ради всего святого, как ты можешь говорить, что это не так? – возмутился Шон. – Я и сейчас тебя поддерживаю, просто ты слишком твердолобая, чтобы это понять. Не хочу видеть, как ты запутываешься в чем-то, что тебя расстроит, навредит и собьет с пути.

Я подняла руку, чтобы прервать его.

– Думаю, произошедшее с Ириной немного важнее, чем мое расстройство из-за того, что придется иметь дело с бывшим дружком. Однако спасибо за твой вклад, – резко добавила я.

Шон сжал челюсти и отвел взгляд, как он делал всегда, когда не мог меня вразумить. Я не хотела быть разумной. Я хотела строить домыслы, что Беннет Уокер убил Ирину. Эта теория предполагала возможность, что он наконец-то получит по заслугам за преступление, от которого он столько лет назад отвертелся. И я хотела, чтобы мой лучший друг меня в этом поддержал. И не важно, считал он это разумным или нет.

Один из нас должен был что-то сказать, чтобы разрушить напряжение, но оба молчали. Мой телефон зазвонил.

– Да?

Наверное, я показалась раздраженной, словно меня побеспокоили. Последовала пауза, прежде чем звонящий заговорил:

– Елена, это Хуан Барбаро. Я неудачно выбрал время?

Мне потребовалась секунда на то, чтобы подметить и снизить напряжение в голосе.

– О, Хуан. Нет. Мне жаль, если сорвалась на тебя. Я на взводе из-за всего, что произошло, – ответила я, глядя на Шона.

– Тогда тебе надо на какое-то время от этого сбежать, так?

– Да. Безусловно.

– Приходи после обеда. Посмотришь дружеский поло-матч. После можем выпить. Или пообедать, если хочешь.

– А… непременно, – среагировала я. – Кто играет?

– Я, мистер Броуди, некоторые другие друзья. Не Беннет Уокер, – заверил он меня.

– Пообещай, что никого не будешь обвинять в убийстве, – добавил он небрежно. Шутливо.

– Буду вести себя наилучшим образом.

– Хмммм… Тогда какая от этого потеха? – промолвил он с глубоким, перекатывающимся в горле смехом. «Как мурлыканье пантеры», – подумала я.

Мы назначили время встречи в Международном поло-клубе и закончили разговор.

Я сделала глубокий вдох и выдохнула, пытаясь прояснить голову после ссоры с Шоном. Меня пригласили в круг подозреваемых. Надо быть начеку.

– Я должна идти, – бросила Шону и пошла прочь.

Мне следовало перед ним извиниться. Он был единственным человеком в моей жизни, которого я действительно считала своим другом, и знала, что он таковым является. Однако я чувствовала себя мелочной и инфантильной, и поэтому просто ушла.