В этот раз мы с врачом скорой помощи пришли к согласию – она не хотела класть меня в больницу, а я не хотела оставаться.

– Ради бога, ее же подстрелили, – прорычал Лэндри.

Доктор, которая наверное была еще зародышем, когда я была в ее возрасте, выкатила на него глаза:

– Это всего лишь поверхностная рана.

– Да? – ощетинился Лэндри. – Сколько раз вас подстреливали, милочка? Это вам не хренов порез от бумаги.

С рукой на перевязи я слезла с каталки и направилась к двери.

– Елена…

– Хочу домой, – просто ответила я, и вышла в коридор.

– Я поеду с тобой, – заявил он.

Я не стала спорить. Также, как не обратила внимание Лэндри на то, что без него не смогла бы добраться до дома. Не я пришла к Алексею Кулаку. Алексей Кулак пришел ко мне. Мне не хотелось, чтобы Лэндри выспрашивал зачем.

– Лизбет там и…

– Ее нет, – ответил он.

Я остановилась и повернулась к нему лицом:

– Что?

– Ее там нет. Когда я подъехал, в доме никого не было.

Полдюжины плохих вариантов развития событий пронеслись у меня в голове как кометы, худший из них: Кулак избавился от нее, пока ждал меня в засаде.

– Мы должны ее найти, – выдохнула я.

– Мы ее найдем.

– Нет, – одернула я. – Ты не понимаешь. Мы должны ее найти. Она знает, что произошло.

Лэндри прищурился:

– Что значит, она знает, что произошло? Нам известно, что случилось. Уокер убил Ирину, потому что та была беременна. Она собиралась разрушить его жизнь. Он ее убил и избавился от тела.

Я помотала головой.

– Нет, я так не думаю.

– Ты так не думаешь? Ты с первого дня твердила, что Уокер – убийца.

– Не думаю, что это сделал он, Джеймс, – призналась я. – Я своими глазами видела, как Кулак его пытал. Русский хотел знать лишь ответ на вопрос «почему». Почему он ее убил? Беннет мог ответить только, что он не знает; не может вспомнить, как ее убивал.

– И что? Кто мог догадаться, что русского ублюдка взбесят именно эти ответы?

– Но они его взбесили, – подхватила я. – Будь у Беннета ответ, он бы его дал. Полагаю, он верил, что совершил это убийство. Думаю, проснулся воскресным утром, нашел мертвую девушку в своем бассейне, и убедил себя, что, должно быть, сам ее прикончил.

– Он не мог дать ответ Кулаку, потому что его не имел. Так почему ты думаешь, что ответ найдется у Лизбет?

«Догадка», – подумала я. – «Ощущение». Ощущение, медленно пустившее корни в моем подсознании, когда маленькие обрывки информации сложились воедино.

– Когда Барбаро отказался от прежних показаний, – ответила я. – я спросила его, видел ли он кого-либо, кто мог бы подтвердить его слова. Барбаро заявил, что видел Лизбет. Когда он вернулся к своей машине у «Игроков», она шла через стоянку. Однако Лизбет говорила мне, что ушла домой задолго до этого времени.

– Значит, Барбаро лжет, – подытожил Лэндри.

Я помотала головой:

– В этом нет смысла. Зачем ему лгать из-за такой ерунды? Почему бы просто не сказать, что его никто не видел? Доказать обратное невозможно.

– И зачем о своем местонахождении солгала Лизбет? – рассудил Лэндри, когда картинка стала проясняться. – Если только ей есть, что скрывать.

– Именно, – кивнула я. – Вчера я показывала совместный снимок Лизбет и Ирины одной ненормальной женщине, которая крутится у «Игроков» и поло-клуба. Спросила, видела ли она когда-либо Ирину. Она поглядела на обеих девушек и сказала, что они очень гадкие. Думаю, под «они» она подразумевала «вместе».

– Считаешь, между Ириной и Лизбет что-то было? – поинтересовался Лэндри.

– Думаю, да. Во всяком случае, Лизбет считала именно так.

– Но зачем Лизбет убивать Ирину? – недоумевал Лэндри.

Я на мгновение задумалась, прокручивая разбитые на мелкие кусочки воспоминания. Совместные фотографии Ирины и Лизбет, Лизбет такая счастливая и улыбающаяся – и снимки, на которых Лизбет немного в стороне и неуютно чувствует себя с мужчинами. «Слишком много изображений Ирины на ее холодильнике», – подумала я тогда.

Я размышляла о том, как сильно Лизбет ругалась с Ириной из-за желания той продолжить гулянку.

Думала о глубоком горе и сильнейшем чувстве вины.

– Ирина ждала ребенка, – откликнулась я. – Она хотела богатого мужа-американца, а не наивную лесбиянку с фермы из западного захолустья, штат Мичиган.

– Отвергнутые чувства, – резюмировал Лэндри.

Стоило мне об этом подумать, как на меня накатило чувство глубокой печали. Со времен, когда убийства обрели мотивы, этот стал самых старым в истории человечества. Безответная любовь. Меня никогда не переставало удивлять, как эмоция, которой следовало быть такой же хорошей и яркой как радость, так часто оказывалась столь разрушительной.

И неважно сколько раз жизнь преподает нам этот урок, мы продолжаем наступать на те же грабли.