— Какие шансы на то, что это кровь Железного Майка? — спросил Типпен, оторвавшись от кружки пива.

Они сидели в “Патрике”, переполненном копами, которые всегда собирались там в пятницу вечером.

— Почти никаких, — ответил Ковач, придвигая к себе тарелку. — Во время выстрела убийца стоял перед стариком, а кровь брызнула в другую сторону. Думаю, Нил Фэллон говорит правду — кровь попала на комбинезон, когда он потрошил рыбу. Но это не значит, что Нил не убивал старика. Может быть, посидев в камере, он решит во всем признаться.

— Из-за уик-энда мы не получим результатов анализа крови до вторника или даже до среды, — вмешался Элвуд. — Если Нилу есть в чем признаться, то, мне кажется, в воскресенье вечером он расколется.

— Исповедь в воскресенье? — Типпен кивнул с глубокомысленным видом. — Очень символично.

— Я бы сказал, очень “католично”, — поправил Ковач. — Ведь Нил Фэллон воспитывался в католической вере. Он не закоренелый убийца, и если прикончил старика, то не сможет долго жить с чувством вины.

— Не знаю, Сэм, — покачал головой Типпен. — разве мы все не живем с чувством какой-либо вины? Мы тащим его на плечах всю жизнь, как балласт, мешающий нам быть счастливыми. Оно все время напоминает нам о нашей ущербности.

— Ну, большинство из нас не убивало своих отцов, — заметил Ковач. — Такую ношу долго на плечах не удержишь.

Он нехотя поднялся.

— Куда это ты? — осведомился Типпен. — Сейчас твоя очередь платить.

Ковач вынул бумажник и бросил на стол несколько купюр.

— Хочу попробовать ускорить кое для кого процесс избавления от ноши.

* * *

Рядом с домом Тома Пирса кто-то устраивал рождественскую вечеринку. Только что прибыла очередная группа гостей, и из дома доносились музыка, разговоры и смех. Несколько минут Ковач наблюдал за происходящим, прислонившись к машине и докуривая сигарету, потом выбросил окурок в канаву и направился к двери.

В окнах Тома Пирса горел свет, а его автомобиль стоял на подъездной аллее. Конечно, он мог пойти на вечеринку к соседям, но Ковач в этом сомневался. Пирсу было не до праздников: трудно веселиться с таким грузом горя, потери и вины. Ковач надеялся, что невеста Пирса отсутствует — в одиночестве он был более уязвим.

— Приходится бить лежачего, — пробормотал Ковач, нажимая кнопку звонка.

Не получив ответа, он позвонил снова, а в соседний дом продолжали прибывать гости. Один из них —парень в красном шарфе — обнял стоящего во дворе снеговика и громко запел.

— Господи, опять вы! — проворчал Пирс, открыв дверь. — Неужели вы никогда не слыхали о телефоне?

— Предпочитаю личные контакты, Том.

Пирс выглядел еще хуже, чем вечером после того, как он обнаружил труп Энди Фэллона. От него пахло сигаретами, скотчем и потом — причем потом, вызванным эмоциональным стрессом и обладающим более резким запахом, чем возникающий от физической работы. Пирс держал в руке полный стакан виски, во рту у него торчала сигарета. Он явно не брился со времени похорон.

— Не терпится упрятать меня в тюрьму?

— Только если вы совершили преступление. Пирс засмеялся. Он был изрядно пьян, но, по-видимому, не позволял себе напиться до бесчувствия и заглушить боль полностью. Ковач подозревал, что Пирсу хотелось ее испытывать, но без скотча он все-таки не мог обойтись: спиртное давало возможность поддерживать эту боль на терпимом уровне.

— Пока что в тюрьме Нил Фэллон, — продолжал Ковач. — Похоже, он убил старика. Я бы хотел услышать ваше мнение на этот счет.

— Ну… — Пирс поднял стакан. — Это требует госта. Входите, сержант.

Он отошел от двери и пропустил Ковача в холл.

— Тост за то, что Нил в тюрьме, или за то, что Майк мертв?

— И за то, и за другое. Обоим досталось по заслугам.

Они вошли в кабинет с темно-голубыми стенами. Ковач закрыл за собой дверь, чтобы выгадать пару минут на случай, если появится невеста.

— Насколько хорошо вы знали Нила?

Пирс взял еще один стакан, наполнил его скотчем, потом долил виски себе.

Достаточно хорошо, чтобы понять, что это злобный, ревнивый и жадный тип. Весь в папашу! — Он протянул стакан Ковачу. — Я говорил Энди, что его, должно быть, перепутали в роддоме. У него не было ничего общего с этой парочкой громил. Он был таким добрым, мягким, вежливым…

Глаза Пирса наполнились слезами. Он подошел к узкому окну, выходящему на соседний дом.

— Энди был в сто раз лучше их. — Голос Пирса дрожал от обиды и разочарования. — И все же не прекращал попыток расположить их к себе.

Ковач с удовольствием потягивал скотч, сразу поняв, что бутылка стоит не меньше пятидесяти долларов. Такой вкус мог быть у расплавленного золота.

— Энди долгое время был любимчиком отца, — заметил он, не сводя глаз с Пирса. — Наверно, ему было нелегко, когда старик отказался от него.

— Жалеть тут было не о чем! Но Энди все время пытался помириться с отцом, заставить его понять. Я говорил ему, что это безнадежно, но он не желал слушать.

— Каким образом он собирался помириться с Май-ком? Какой тут можно было найти компромисс?

Пирс пожал плечами:

— Никакого. Энди думал, что они, может быть, займутся чем-нибудь вдвоем — например, он будет помогать старику писать мемуары. Он часто говорил, что если бы больше знал об отце, то сумел бы найти с ним общий язык. Ему хотелось разузнать побольше о выстреле, сделавшем старика инвалидом, — ведь это был поворотный пункт в жизни Майка. Но старик не желал вспоминать о случившемся и тем более говорить о своих чувствах. Сомневаюсь, что в его лексиконе вообще нашлись бы для этого нужные слова. Образование не считается особой добродетелью для людей вроде Майка и Нила.

— Нил заявляет, что признание Энди никак не повлияло на его отношение к нему, — сказал Ковач. Пирс усмехнулся.

— Еще бы! Этот самодовольный болван всегда ненавидел Энди. А тут, наверное, даже обрадовался: решил, что поскольку сам он натурал, то теперь сможет , добиться расположения старика. Ведь для твердолобых вроде Майка гомосексуальность — преступление.

— Энди часто виделся с братом?

— Время от времени он пытался заниматься вместе с Нилом сугубо мужскими развлечениями… охотой, рыбной ловлей… Но все без толку. Нил не желал понимать таких, как Энди. Ему не нужно было от брата ничего, кроме денег.

— Нил просил у Энди денег?

— Конечно. Сначала он представил дело как выгодный вклад, но я объяснил Энди, что с таким же успехом можно спустить деньги в унитаз.

— И Энди отказал брату?

— Не напрямик — сказал, что, может быть, как-нибудь попозже. Надеялся, что Нил поймет намек. — Пирс глотнул виски и пробормотал: — Какой к черту выгодный вклад!

— Не знаете, они когда-нибудь ссорились? Шире покачал головой:

— Нет. Энди не ссорился с Нилом — он чувствовал , себя виноватым, что поднялся выше среднего уровня семейства Фэллон. А что такое? Думаете, Нил убил его?

— Кто знает?

— Я этому не верю. Нил не настолько умен. Вы бы его уже поймали.

— В каком-то смысле так оно и есть, — напомнил ему Ковач.

— Ну, вы понимаете, что я имею в виду… — Пирс подошел к бару и снова наполнил стакан. — Такой тип, как Нил, не обошелся бы без стрельбы, поножовщины, кровавого месива и отпечатков пальцев повсюду.

— Возможно.

— И уж во всяком случае, не написал бы на зеркале: “Жаль”. Такого слова нет в его лексиконе. Умереть должен был он, а не Энди! — Пирс опять глотнул скотч, разжигая в себе гнев. — Ведь от него нет никакой пользы! Несправедливо, когда такой человек, как Энди…

Больше он не мог сдерживаться — слезы ручьем потекли по его щекам. Пирс выругался и отшвырнул стакан. Виски брызнуло на пол вместе с осколками.

— Боже мой!

Пирс схватился за голову, словно защищаясь от ударов высшей силы, наказывающей его за грехи. Он раскачивался из стороны в сторону, сотрясаясь от рыданий. Ковач ждал, давая ему время почувствовать свою боль и взглянуть демону в лицо.

— Вы были в него влюблены? — спросил он наконец.

Такие слова звучали странно по отношению к двум мужчинам. Но, видя всю глубину горя Пирса, Ковач подумал, что был бы счастлив, если бы хоть одно человеческое существо — не важно, мужчина или женщина — испытывало к нему такую привязанность.

— Да, — признался Пирс сдавленным шепотом. Ковач положил ему руку на плечо, и он сразу съежился.

— И у вас была с ним связь?

— Энди хотел, чтобы я открыто это признал. Но я не мог! Люди не понимают такого, даже когда утверждают обратное. Я прекрасно знал, что меня ждет — шуточки, усмешки за спиной, всеобщее презрение. О карьере пришлось бы забыть… — Он оборвал фразу, словно эти аргументы не звучали убедительно даже для него самого, опустился в кресло и закрыл лицо руками. — Энди не понимал, что я не мог…

Ковач поставил свой стакан на стол.

— Вы были там. Том? В ту ночь, когда погиб Энди?

Пирс покачал головой.

— Нет, — ответил он. — Я говорил вам, что в последний раз виделся с ним в пятницу. В тот вечер подруги принесли Джослин свадебные подарки, и ей было не до меня. До этого мы с Энди не виделись месяц. Мы поссорились из-за того, что он рассказал о себе отцу и брату, и с тех пор даже не разговаривали.

— А он встречался с кем-то еще?

— Может быть. Однажды я видел его с каким-то парнем вечером в баре, но не знаю, было ли между ними что-нибудь.

— А этого парня вы узнали?

— Нет.

— Как он выглядел?

— Как актер. Темные волосы, ослепительная улыбка.

— Что произошло, когда вы виделись с Энди в пятницу вечером?

— Мы снова поссорились. Он хотел, чтобы я рассказал обо всем Джосс.

— Сколько времени продолжалась ваша связь с Энди?

Пирс сделал неопределенный жест рукой.

— Со времен колледжа — с перерывами. Сначала я считал это просто… экспериментом, а потом уже не мог от этого отказаться. Но чтобы рассказать кому-то об этом… Ведь я помолвлен с дочерью Дагласа Деринга — мы должны пожениться через месяц…

— Вы с Энди и раньше из-за этого ссорились?

— Пятьдесят раз. Ссорились, расходились, сходились снова…

Он умолк, сгорбившись, как старик; на лице его застыли боль и раскаяние.

— А Энди мог сам рассказать о вас Джослин?

— Нет! Он был не такой. Энди считал, что это моя обязанность, а я не мог ее выполнить.

— И его это сердило?

— Обижало. — Помолчав, Пирс добавил: — Я не хочу верить, что он убил себя, ведь тогда получается, что причина во мне. — Его глаза вновь наполнились слезами, и он зажмурил их. — Мне не хватило духу признаться в том, кто я такой, а теперь человек, которого я любил больше всего на свете, мертв — возможно, из-за этого. Значит, я его убил!

Воцарилось молчание. Ковач думал, что делать дальше. Очевидно, ничего. Нет больше смысла давить на Пирса. Он будет нести тяжкий груз своей тайны всю оставшуюся жизнь — это его наказание.

— Вы расскажете Джослин? — спросил Ковач.

— Нет.

— С такой ложью нелегко жить, Том.

— Это не имеет значения.

— Для вас — может быть, но вам не кажется, что Джослин заслуживает лучшей участи?

— Я буду хорошим мужем и отцом. О, мы станем потрясающей парой. Это Джосс и нужно — иметь собственную куклу Кена в человеческий рост, играть с ней, одевать ее и водить на прогулку. Что-что, а играть я умею — всю жизнь этим занимался.

— Вы получите партнерство в компании “Деринг — Лэндис”, но будете влачить жалкое существование?

— Главное, что никто ничего не заметит.

— Истинно американский подход.

— Вы женаты, Ковач?

— Дважды.

— Значит, вы эксперт.

— Да, но в итоге я пришел к выводу, что куда легче и дешевле влачить жалкое существование в одиночестве.

Некоторое время оба молчали.

— Вы должны рассказать ей, Том. Ради вас обоих.

— Нет.

Внезапно Ковач с ужасом увидел, как дверь в холл медленно открывается. В проеме стояла Джослин Деринг, еще не сняв пальто. Он не знал, сколько времени она там пробыла, но, судя по ее лицу, достаточно долго. По щекам текли слезы и тушь для ресниц, губы побелели. Пирс молча уставился на нее.

— Тупоголовый сукин сын!

Выплюнув эти слова, как пули, Джослин с диким криком бросилась на Пирса. Ковач успел ее схватить, но она стала молотить его кулаками, каким-то образом вырвалась и, взяв со стола оловянный подсвечник, огрела им Пирса по голове.

Ковачу не сразу удалось оттащить ее. Джослин была высокой и крепкой, а ярость придавала ей силы.

Пирс не пытался защищаться. Из разбитой головы. стекала на щеку яркая струйка крови. Он вытер ее кончиками пальцев.

— Я любила тебя! — истерически кричала Джослин. — Зачем тебе понадобилось рассказывать? Я бы все устроила, как надо.

Гнев испарился, сменившись слезами. Ковач отобрал у нее подсвечник и усадил в кресло, но она соскользнула на пол и съежилась, колотя по креслу кулаком.

— Пожалуй, вы правы, сержант, — задумчиво произнес Пирс, разглядывая окровавленную руку. Жалкое существование легче влачить одному.

* * *

За время отсутствия Ковача его сосед умудрился найти во дворе свободные три квадратных фута и установить светящееся табло, отсчитывающее часы и минуты до прибытия Санта-Клауса.

Некоторое время Ковач глазел на него, завороженный постоянно меняющимися цифрами, и думал, на. какой срок его отстранят от работы, если он будет арестован за уничтожение чужого имущества. Интересно, сколько сверкающих символов коммерциализации праздника он смог бы разрушить, прежде чем обвинение в мелком правонарушении сменится более грозным?..

В итоге Ковач решил не тратить силы на вандализм и направился в свой дом. Он был пустым, как и прежде, — добавился лишь запах мусора, который он утром забыл вынести.

Сняв пальто и бросив его на кушетку. Ковач отправился в ванную промыть и оценить полученные повреждения. Джослин умудрилась как-то задеть рану над левым глазом, которая уже начала заживать, и теперь она выглядела устрашающе. Конечно, следовало обратиться в травмопункт, но он ограничился тем, что промокнул ее влажным полотенцем, потом вымыл руки и принял три таблетки тайленола.

В кухне Ковач открыл холодильник, достал оттуда недоеденный сандвич с фрикаделькой и понюхал его. Пахло лучше, чем мусор…

С сандвичем в руке он прислонился к шкафу, заново прокручивая в голове сцену в доме Пирса. Джослин Деринг врывается в комнату, обезумев от гнева и ревности… “Зачем тебе понадобилось рассказывать?.. Я любила тебя…” Эта женщина, безусловно, давно обо всем догадывалась. Ковач припомнил вечер, когда он впервые увидел Джослин — ее властное, покровительственное поведение с Пирсом; отсутствующий взгляд, когда он спросил, знала ли она Энди Фэллона. Джослин была необычайно сильной. Даже теперь у Ковача побаливали бицепсы после попытки удержать ее.

Он задумчиво поднес сандвич ко рту, но тут заработал пейджер, избавив его от риска подхватить сальмонеллез. Дисплей показывал номер сотового телефона Лиски. Ковач набрал его и стал ждать.

— Бюро страданий, — отозвалась Лиска. — С доставкой на дом.

— С меня на сегодня хватит. Я получил еще один удар по голове и пинок ногой в зубы на десерт.

— Прости. Сейчас не время для шуток, но твой десерт еще впереди. Дин Кумз начал действовать. Один из детей Чамиквы Джоунс убит.