— После вчерашней передачи горячая линия не умолкает, — сказала Лиска, повесив трубку.

Ковач нахмурился, сидя за своим столом в каморке. Перед ним стоял включенный компьютер, а между плечом и ухом была зажата телефонная трубка.

— И каковы результаты? — осведомился он.

— Пока нулевые. А у тебя что за проблемы?

— Я ненавижу…

— Я знаю. А кроме того, что ты ненавидишь Эйса Уайетта?

— Это не так уж мало.

— Все-таки мне кажется, у тебя предубеждение против Уайетта. Его сериал учит активным действиям людей, которые сейчас считают, что от них ничего не зависит. Если бы Кэл Спрингер смотрел его повнимательнее, Дерек Рубел не был бы сейчас в бегах.

— И такую белиберду называют “программированием реальности”?

— Тебе ведь нравится “Их разыскивает Америка”.

— Это другое дело. Уайетт устраивает игру. А что будет дальше? Интерактивные судебные процессы? Зрители будут голосовать, виновен подсудимый или нет?

— Это уже происходит в “Дейтлайн”.

— Великолепно! В следующем сезоне начнут транслировать казни из Техаса, — проворчал Ковач.

— Кто у тебя на линии? — Лиска наконец заметила, что он все еще держит трубку.

— Фрэнк Синатра.

— Он умер, Ковач.

— Знаю. Это Донна из телефонной компании… А что, если этот сериал внушит кому-то ложное ощущение силы, человек натворит глупостей и погибнет?

— А если кто-то погибнет, потому что он глуп, безволен и не смотрел сериал?

— Все равно я ненавижу Эйса Уайетта.

— А ты слышал, что “Уорнер Бразерс” производят его в Капитана Америка?

На лице Ковача мелькнула гримаса отвращения.

— Эти гребаные вице-президенты украли у меня идею!

— Позвони своему агенту в Голливуд.

— Это же ты в восторге от его сериала, Динь-Динь, а не я.

— Конечно, в восторге. Может быть, благодаря ему я прославлюсь, поймаю Рубела и не позволю убить себя.

Ковач набрал воздух в легкие, собираясь спросить, как она это сделает, но в этот момент на другом конце провода послышался голос:

— Извини, что заставила ждать, Сэм. Что я могу для тебя сделать?

— Привет, Донна. Мне нужны сведения о звонках по одному миннеаполисскому номеру.

— У тебя есть разрешение?

— Не вполне.

— Тогда, прости, я ничего не смогу сделать.

— Но этот парень мертв. Кто будет возражать?

— А его родственники?

— Один тоже мертв, другой в тюрьме.

— Ну а как насчет окружного прокурора?

— Мне просто нужно кое-что выяснить. Это не будет фигурировать в суде.

— М-м… Раньше я тебе не давала таких сведений.

— Нет, но я живу надеждой.

В конце концов Донна согласилась. Классная баба! Ковач назвал ей телефонный номер Энди Фэллона и положил трубку.

— Чего ты добиваешься? — спросила Лиска.

— Сам толком не знаю, — признался он. — Хочу просмотреть данные о телефонных разговорах Энди — вдруг что-нибудь выплывет? Энди копался в деле Торна, и все его записи таинственным образом исчезли. А когда я тоже начал в этом копаться, Уайетт вышел из себя и даже потерял свое хваленое самообладание. Вот я и хочу проверить…

— У тебя навязчивая идея, Сэм, — сказала Лиска. — Тебе не подходит Рубел на роль убийцы Энди? Если только это убийство.

— Нет, не подходит. Все проделано слишком аккуратно. Посмотри, как работает Рубел, — одного забивает до смерти бейсбольной битой, другого едва не убивает колесным ободом, третьему всаживает две пули в грудь. Никакой изощренности.

— Но Пирс ведь говорил тебе, что видел Энди с каким-то парнем. Что, если это был Рубел? Это выглядит правдоподобным. Энди расследовал действия Огдена, но никто не знал тогда, что Огден и Рубел заодно. Рубел мог подобраться к Энди, чтобы присматривать за событиями “изнутри”. И когда он выяснил, что Энди оказался слишком близок к правде…

— Не пойдет. Рубел был напарником Огдена.

— Не в начале расследования. Тогда между ними не было никакой видимой связи. Рубел патрулировал вместе с Кертисом, но Кертис утверждал, что никто из прежних напарников его не преследовал.

— Пока он не заразил одного из них.

— А если Энди каким-то образом узнал, что Рубел ВИЧ-инфицирован… Я все-таки покажу Пирсу фотографию Рубела вместе с другими фотографиями.

— Валяй. Но кто залез ко мне в дом? Зачем это Рубелу? Ведь у меня там не хранилось никаких улик против него.

— Это мог сделать кто угодно и по любой причине. Возможно, какой-то наркоман искал денежную заначку или другой подонок, которому ты когда-то досадил. Совсем не обязательно, что это связано с Фэллоном.

Ковач задумался. В конце концов, ведь он вел и другие дела… Зазвонил телефон, и он поднял трубку:

— Отдел убийств, Ковач.

— Это Мэгги Стоун. Я просмотрела данные об Энди Фэллоне.

— Ну?

— Его уже похоронили?

— Не думаю. А что?

— Я бы хотела заполучить его назад для проверки. Думаю, его могли убить.

* * *

Кабинет Мэгги Стоун в морге округа Хеннепин ; всегда заставлял Ковача вспоминать истории о чокнутых стариках, чьи мумифицированные трупы находили среди кучи газет, журналов и другого мусора, который они не выбрасывали лет десять. Комната была завалена газетами, книгами о судебной медицине, а также журналами о мотоциклах: в хорошую погоду Стоун ездила на “Харли-Хоге”.

Одной рукой Мэгги сделала знак Ковачу войти, а в другой держала пирожок, откуда сочилось красное варенье, слегка напоминая некоторые из лежащих на столе фотографий.

— Ты когда-нибудь читаешь весь этот хлам? — осведомился Ковач.

Мэгги разглядывала фотографию через модные очки для чтения и увеличительное стекло.

— Какой хлам?

Сегодня ее волосы были прилизаны и имели причудливый сиреневатый оттенок. Как правило, они выглядели так, словно к ним лет двадцать не прикасалась расческа.

— Что ты обнаружила?

— Смотри. — Стоун перевернула увеличительное стекло на вращающейся подставке таким образом, чтобы Ковач мог смотреть в него с другой стороны стола. — На шее у повешенного я всегда ищу ссадину в форме буквы “V”, соответствующую углу петли. Вот эта ссадина. — Она указала на фотографию. — Но я вижу также прямой след вокруг шеи.

— Ты думаешь, что его сначала задушили, а потом повесили?

— След очень нечеткий. Любой, кто обследовал труп, будучи убежденным, что это самоубийство, не обратил бы на него внимания. Если я права, убийца использовал защитную прокладку меду удавкой и шеей жертвы. Если нам повезет и в похоронном бюро не слишком потрудились над подготовкой тела, я, возможно, смогу обнаружить на шее кусочки ткани. Кроме того, на затылке в месте пересечения двух концов удавки тоже должен был остаться характерный след.

— А нет фотографий его затылка?

— Нет, и это, конечно, упущение. Но случай выглядел явным самоубийствам, а от вас, очевидно, поступали звонки с просьбой ускорить процедуру.

— Только не от меня. — Ковач, нахмурившись, разглядывал фотографии. Он видел едва различимые следы на горле Энди Фэллона чуть ниже ярких отметин, оставленных петлей. — Давление оказывал кое-кто повыше.

Он имел в виду Эйса Уайетта.

* * *

Войдя в помещение архива. Ковач огляделся и увидел Рассела Терви, сидящего в углу и листающего “Хастлер” .

— Господи, Рассел! Окажи мне услугу и не заставляй пожимать тебе руку.

— Подумаешь! — буркнул Терви. — Ты бы тоже не возражал посмотреть такие картинки, если бы тебе представился шанс.

— Только не в твоем обществе.

Терви засмеялся и бросил журнал под стул.

— Я слышал, Спрингер получил свое? — сказал он, устремив один глаз на Ковача, другой косил влево. — Никогда его не любил.

Как будто это делало кончину Кэла Спрингера неизбежной!

— Ты, говорят, при этом присутствовал, — продолжал Терви.

— Клянусь, я не нажимал на спуск. Лиска может за меня поручиться.

— Хм… Лиска… — Выражение лица Терви стало похотливым. — Она лесбиянка?

— Нет! — внушительно произнес Ковач. — Не могли бы мы перейти к делу?

— К какому?

— Мне нужно взглянуть на архивные материалы по убийству Торна. Я не знаю номера дела, но у меня есть даты…

— Не важно, — прервал Терви. — Этого дела нет в архиве.

— Ты уверен?

— По-твоему, я не знаю свой архив?

— Но…

— Пару месяцев назад ко мне приходил парень из БВД — сын Майка Фэллона — и попросил эти материалы. Тогда их в архиве не было. И сейчас нет.

— И ты не знаешь, где они?

— Нет.

Ковач вздохнул, размышляя, у кого может быть досье или его копия.

— Забавно, что тебе понадобилось именно это, — сказал Терви.

— Почему?

— Потому что я выяснил насчет номера значка, о котором ты меня спрашивал вчера. Он принадлежал Биллу Торну.