Маленький и неприметный дом Лиски стоял плечом к плечу с полудюжиной таких же домов на безымянной улице в Сент-Поле. “Возле Грэнд-авеню” — называли это место люди, живущие там, ибо Грэнд-авеню вполне соответствовала своему названию. На ней находились реконструированные особняки, принадлежавшие ранее лесопромышленным магнатам, а также дом мэра Сент-Пола. Тот факт, что мэр — бывший профессиональный борец, не отражался на репутации пригорода. Грэнд-авеню с ее бутиками и роскошными ресторанами была сентполской версией Верхнего города.

Место, где жила Лиска, походило на то, где проживал Энди Фэллон, — оно располагалось на достаточном расстоянии от фешенебельного района, чтобы здесь можно было жить на полицейскую зарплату. Теоретически экс-супруг Лиски выплачивал алименты, которые должны были облегчить финансовое бремя разведенной матери. Но та сумма, которую был обязан платить Стив Майер по распоряжению суда, и та, которую он выплачивал в действительности, значительно отличались друг от друга.

“Вот что бывает, когда выходишь замуж за копа из отдела наркотиков”, — не раз думала Лиска. Такие люди постоянно на пределе — грань между работой и семейной жизнью для них зачастую размыта. Для Стива же такая грань не существовала вовсе.

Теперь Лиска понимала, что видела в нем эту необузданность, еще когда они оба носили униформу” и что она привлекала ее наряду с его ослепительной улыбкой и великолепной задницей. Но хотя необузданность — желательное свойство для любовника, оно не является таковым для отца. Улыбка заставляла Лиску прощать Стива слишком много раз, а задница вообще оказалась серьезным препятствием на тернистом пути их семейной жизни. Уж очень многим женщинам хотелось наложить на нее руки.

Просматривая фотографии Энди Фэллона, Лиска думала, испытывали ли его любовники такие же чувства. До того, как стать трупом, Фэллон выглядел что надо. Такая внешность заставляет женщин проклинать однополую любовь.

Лиска разложила фотографии на кофейном столике в гостиной рядом с экземпляром “Сент-Пол пайонир пресс”, которым намеревалась прикрыть их, если войдет кто-нибудь из мальчиков. Хотя было поздно, а Кайл и Ар-Джей уже час как легли, тот или другой нередко приходил в гостиную в пижаме, с сонными глазами и забирался к ней на .кушетку, где она путалась расслабиться с книгой в руке.

На самом деле именно этого Лиска сейчас и хотела — чтобы она смогла выкинуть из головы фотографии и хотя бы ненадолго стать нормальным человеческим существом. У нее болела голова и ныли зубы — ей сегодня слишком часто приходилось их стискивать. Когда Лиска ждала Ковача, который так и не появился, ее подловил Леонард и сообщил, что Джамал Джексон грозит подать на нее жалобу за жестокое обращение. Оснований у него нет, однако это не помешает ему подцепить какого-нибудь ловкого адвоката и превращать ее жизнь в ад, покуда суд не откажется рассматривать жалобу. Но независимо от исхода, рапорт попадет в ее досье, и БВД начнет копаться в ее делах. Как странно: если бы этот инцидент произошел хотя бы неделей раньше, она могла бы познакомиться с Энди Фэллоном, прежде чем он превратился в труп.

Лиска изучала фотографии, не чувствуя отвращения, которое испытывала бы на ее месте обычная женщина. Эти эмоции остались в прошлом. Она смотрела на снимки как коп, ища в них то, что они могут сообщить. Но внезапно ей пришло в голову, что Энди когда-то было двенадцать лет, как ее старшему сыну Кайлу.

Лиску всегда тревожило, что она проводит с сыновьями слишком мало времени. Мальчики были поглощены школой, скаутским отрядом, хоккеем, а Лиска с головой ушла в работу. При этом она старалась вести хозяйство, готовить еду, посещать родительские собрания и исполнять тысячи других материнских обязанностей. Все это было настолько утомительно, что к концу дня у нее больше ни на что не хватало сил. Как же ей узнать, не сбился ли с пути один из сыновей? Лиска читала, что эксперименты с удушьем с целью эротического самоудовлетворения достаточно распространены среди подростков. Значительная часть самоубийств в этом возрасте являлась на самом деле несчастными случаями во время автоэротических актов. В свои двенадцать лет Кайл больше интересовался спортом, чем девочками, но половая зрелость была не за горами.

Лиска старалась не думать об этом и сосредоточиться на Энди Фэллоне. Если его смерть была несчастным случаем, то к чему эта надпись на зеркале? Допустим, подобный способ самоудовлетворения вошел у Энди в привычку. Но мог ли, в таком случае, об этом не знать Том Пирс? Возможно, нет, если они были только приятелями. А если не только?.. Что, если Пирс лжет, пытаясь защитить память Фэллона — или самого себя?

Четвертое издание “Диагностики и статистики психических расстройств” лежало на столе, открытое на странице 529, где начиналась глава “Сексуальный мазохизм”. Чего только не откалывают люди с целью испытать оргазм! Подвергают себя изнасилованию, избиению, даже заставляют партнеров мочиться на них!

В середине третьей страницы Лиска нашла то, что искала.

“Особенно опасная форма мазохизма, именуемая гипоксифилией, предполагает сексуальное возбуждение с помощью лишения себя кислорода… Акт может совершаться в одиночестве или с партнером. Из-за оплошностей с приспособлениями, ошибок в размещении петли или лигатуры иногда происходит смерть от удушья… Сексуальный мазохизм обычно носит хронический характер — человек склонен к повторениям одного и того же мазохистского акта”.

В одиночестве или с партнером… Первой реакцией Пирса на вопрос о сексуальных пристрастиях Фэллона было возмущение, но оно могло всего лишь прикрывать Другие эмоции: смущение, страх, чувство вины. Стив Пирс утверждал, что он гетеросексуален. Может быть, просто пытался скрыть обратное? Если же он говорил правду, у Энди Фэллона были другие партнеры. Тогда кто именно? В любом случае им нужно побольше узнать о личной жизни Энди Фэллона. Лиска вдруг по-Думала, что если бы кто захотел бы покопаться в ее личной жизни, то был страшно разочарован. Она сама не помнила, когда у нее в последний раз было свидание. Ей было не с кем общаться, кроме копов, а копы, как правило, никудышные бойфренды. Штатские же мужчины ее побаивались. Мысль о подружке с полицейской дубинкой и девятимиллиметровым револьвером не вызывала у них энтузиазма — тем более что речь шла о матери двух детей.

Лиска ощутила чье-то присутствие у входной двери за долю секунды до того, как услышала звук открываемого замка. Вскочив с кушетки и не сводя глаз с двери, она протянула руку к мобильному телефону. Жаль, что это не револьвер, но Лиска, возвращаясь домой, сразу запирала револьвер в шкаф — необходимая мера предосторожности ради безопасности сыновей и их друзей. Однако дубинка оставалась в пределах досягаемости. Лиска ухватилась правой рукой за мягкую рукоятку и привычным движением согнула запястье.

Когда дверь начала открываться, она уже заняла позицию справа от нее, прижавшись к стене и держа дубинку наготове.

В поле зрения появилась кукла Санта-Клауса, надетая на чью-то руку.

— Эй, леди, вы, кажется, собрались прострелить мне задницу? — раздался знакомый голос.

Лиска ощутила гнев и облегчение — ее одновременно бросило в жар и в холод.

— Черт возьми, Стив, твоя задница на это напрашивается! В один прекрасный день я всажу в тебя пулю через эту дверь и оставлю истекать кровью на пороге. Ты этого заслуживаешь.

— Разве так разговаривают с отцом своих детей? — осведомился Стив, входя и закрывая за собой дверь.

Лиска не в первый раз пожалела, что оставила ему ключ. Ей не нравилось, что он приходит и уходит, когда ему вздумается, но ради Кайла и Ар-Джея она предпочитала не портить с ним отношения. В конце концов, несмотря на все свои недостатки, Стив был их отцом и они нуждались в нем.

— Мальчики еще не спят?

— Сейчас половина двенадцатого, Стив. Кайл, Ар-Джей и я живем в реальном мире, где людям приходится вставать по утрам.

Стив пожал плечами, пытаясь придать своему лицу простодушное выражение. Многие женщины попались бы на эту удочку, но Лиска сразу почуяла хорошо знакомое притворство.

— Что тебе нужно?

Губы Стива скривились в усмешке пирата из авантюрного романа. “Должно быть, он сейчас работает над очередным делом”, — подумала Лиска. Хотя его светлые волосы были подстрижены почти по-военному коротко и всегда выглядели аккуратно, он явно не брился несколько дней. Несмотря на грязный армейский китель, заляпанные краской джинсы и старый черный свитер, Стив выглядел чертовски сексуально.

Но у Лиски уже давно выработался против этого иммунитет.

— Я мог бы ответить, что мне нужна ты, — сказал он, шагнув к ней.

— Вот как? — невозмутимо отозвалась Лиска. — А я могла бы тебя нокаутировать. Говори правду.

Усмешка тут же исчезла.

— Неужели я не могу принести мальчикам игрушку? — осведомился Стив, стягивая с руки куклу. — Что с тобой творится, Никки? Чего ты злишься?

— Ты вламываешься в мой дом в половине двенадцатого ночи, пугаешь меня до смерти и ожидаешь, что я буду рада тебя видеть?

— Я не вламывался. У меня есть ключ.

— Телефон у тебя тоже есть. Ты не мог хоть раз им воспользоваться, а не врываться сюда, как смерч?

Стив не ответил. Он никогда не отвечал на вопросы, которые ему не нравились. Положив куклу на кофейный столик, он взял один из снимков Энди Фэллона.

— И такое дерьмо ты разбрасываешь по квартире, чтобы на него глазели мои дети?

— Твои дети! — фыркнула Лиска, отбирая у него фотографию. — Можно подумать, что ты их чем-то обеспечил, кроме своей чертовой спермы! Почему же ты не вспоминаешь о том, что это твои дети, когда они болеют или нуждаются в новой одежде?

— Мне обязательно это выслушивать? — поморщился Стив.

— Ты пришел в мой дом, поэтому будь любезен выслушивать все, что я хочу сказать.

— Папа!

Ар-Джей ворвался в комнату, подбежал к отцу и обхватил его ноги. Лиска положила на стол дубинку и прикрыла ее газетой вместе со снимками, хотя никто не обращал на них ни малейшего внимания.

— Ар-Джей, дружище! — Стив улыбнулся и присел на корточки перед младшим сыном.

— Я хочу, чтобы меня называли Ракетой, — заявил Ар-Джей, протирая глаза. Светлые волосы торчали у него на голове, как корона. Пижама, имитирующая спортивную форму миннесотских “Викингов”, которую он унаследовал от Кайла, была ему велика. — Я хочу иметь прозвище, как и ты, папа.

— Ракета? Клевое прозвище, малыш, — согласился Стив.

Ар-Джей обнаружил куклу, с восторгом натянул ее на руку, и оба начали изображать какую-то сцену из рождественского представления. Лиска начинала терять терпение.

— Уже поздно, Ар-Джей, — сказала она, ненавидя Стива за то, что он одним своим присутствием вынуждал ее играть роль “плохого парня”. Он появлялся, когда ему вздумается, являясь для мальчиков забавой и развлечением, а на ее долю оставались только забота о дисциплине и повседневный труд. — Тебе завтра в школу.

Ар-Джей устремил на мать недовольный взгляд голубых глаз, так похожих на ее собственные.

— Но ведь папа пришел!

— Тогда сердись не на меня, а на папу, если ему кажется великолепной идеей являться среди ночи, когда все должны спать.

— Ты же не спишь, — заметил Ар-Джей.

— Мне не десять лет. Когда тебе будет тридцать два, можешь работать хоть всю ночь.

— Я буду работать под прикрытием и ловить торговцев наркотиками, как папа.

— Чтобы через две минуты ты был под прикрытием одеяла!

Ар-Джей и Стив обменялись взглядом, который едва не вывел Лиску из себя. Стив пожал плечами:

— Ничего не поделаешь, Ракета. Придется идти спать.

— Можно я возьму с собой куклу?

— Конечно. — Стив небрежно взъерошил волосы сына, уже переключив внимание на бывшую супругу.

Лиска наклонилась поцеловать Ар-Джея в щеку, но он ловко увернулся и вышел, разговаривая с куклой голосом персонажа мультфильма и издавая неприличные звуки.

— Ну и дерьмо же ты! — зашипела Лиска, с трудом сдерживаясь, чтобы не кричать. — Ты ведь явился сюда совсем не для того, чтобы повидать Ар-Джея…

— Ракету.

— …или Кайла. А теперь он так взбудоражился, что полночи не будет спать.

— Сожалею.

— Ни черта ты не сожалеешь! — с горечью сказала Лиска. — Ну, что тебе нужно? Держу пари, не выплатить мне деньги, которые ты задолжал.

Стив тяжело вздохнул. .

— Выплачу все на будущей неделе, — пообещал он с тщательно отрепетированным раскаянием в голосе. — Сейчас мне не до того, но через неделю…

— Разыгрывай этот спектакль для кого-нибудь другого! — перебила его Лиска, убирая газету и складывая фотографии в стопку. — У меня был трудный день, так что, если ты не возражаешь, я бы хотела лечь.

Помолчав, Стив ткнул пальцем в верхнюю фотографию:

— Я слышал, один из ваших покончил с собой. Это он? Я его знаю?

— Это парень из БВД — ты не должен был его знать.

Они оба начинали патрульными в Сент-Поле.

Потом Лиска перебралась через реку в Миннеаполис, а Стив остался там. Он знал многих миннеаполисских копов — в основном из отдела наркотиков и отдела убийств — но едва ли встречался с Энди Фэллоном. Никто не жаждал заводить знакомство с людьми из Бюро внутрислужебных дел.

Стив получше рассмотрел фотографию.

— Паршивый способ покончить счеты с жизнью, — заметил он. — Очевидно, парни из БВД не умеют стрелять.

— Кто знает, что творится в голове у других? — отозвалась Лиска.

В первые годы брака они обсуждали все подробности порученных им дел и помогали друг другу в работе. Лиска вспоминала об этом, как о кратком периоде счастья, еще не омраченного супружеской изменой и профессиональным соперничеством.

— Возможно, это не его выбор, — сказала она.

— Ну, конечно! Когда работаешь в твоем отделе, всюду мерещатся убийства. — Стив бросил фотографию на столик. — Не мучай себя зря. Парень явно покончил с собой. В девяноста процентах из ста повешение является самоубийством или несчастным случаем, но никак не убийством. Так что выбрось это из головы.

— Не раньше, чем мне позволит это медэксперт, — отозвалась Лиска. — Такая уж у меня работа.

— Да, но незачем было таскать это домой.

— Только не обвиняй меня в том, что я порчу твоих детей! — огрызнулась она. — Слышал, что сказал Ар-Джей? Он хочет стать копом в отделе наркотиков. Хуже он ничего не мог придумать, а?

— Еще как мог. Например, служить в БВД. Посмотри, что они с собой вытворяют.

Но Лиска не стала смотреть на снимок.

— Ладно. Для одного вечера приятной болтовни достаточно. Ты знаешь, где дверь.

Стив не двинулся с места. Лицо его стало серьезным.

— Я пришел посмотреть, как ты справляешься, — признался он. — До меня дошло, что ты ведешь это дело, Никки. Я подумал, что это может быть тяжело для тебя — потому что он коп, к тому же из БВД, да и из-за твоего старика…

— Мой отец себя не убивал! — слишком быстро отозвалась Лиска.

— Знаю, но БВД…

— Это тут ни при чем, — отрезала она. Стив задумался. Лиска догадывалась, что он тщательно подбирает слова, опасаясь сделать неверный шаг. Наконец он развел руками с видом друга, который рад, что ошибся в дурных предположениях.

— Ну, ты можешь бросить это дело, как только медэксперт констатирует самоубийство. А можешь сразу свалить его на Коджака. Двух детективов здесь не нужно.

Неправильный ход. Лиска сразу же ощетинилась, усмотрев в его словах намек, будто она недостаточно крутая, чтобы справиться с этим.

— То есть как это? Мне поручили дело, и я должна довести его до конца!

— Да-да. Просто… — Стив вздохнул и почесал затылок. — Просто я беспокоюсь о тебе, Никки. У нас все-таки общее прошлое, и оно кое-что значит… даже для такого тупицы, как я.

Лиска ничего не сказала. Участие Стива было для нее неожиданным, оно заставило ее почувствовать себя беспомощной и ранимой. А эти эпитеты она не привыкла ассоциировать с собой.

Стив вытащил сигарету и вставил ее в рот.

— Ну… — Он протянул руку, пытаясь коснуться ее щеки. — Не говори потом, что я не пытался тебе помочь.

Лиска шагнула в сторону и отвернулась. Стив опустил руку.

— Ладно. Я действительно знаю, где дверь. Пока, Никки.

Он уже взялся за ручку, когда она заставила себя произнести:

— Спасибо за беспокойство, Стив. Но я справлюсь. Это всего лишь очередное дело.

— Конечно. И послезавтра у тебя его уже не будет.

Лиска чувствовала, что Стив хочет что-то добавить. Но он молча вышел.

Заперев дверь на засов, Лиска выключила свет, взяла фотографии Энди Фэллона и отправилась в спальню, чтобы спрятать их в портфель. Потом она заглянула к мальчикам, которые притворялись спящими, почистила зубы, переоделась в просторную тенниску Национальной академии ФБР и легла в постель — чтобы долго смотреть в потолок и видеть прошлое, вращающееся в ее памяти, словно карусель.

Ей тринадцать лет, и она танцует с отцом. Оба смотрят себе под ноги, смущаясь под взглядами окружающих. Томас Лиска — крепкий мужчина с ярко-голубыми глазами, но левая сторона его лица обмякла, словно все нервы перерезали ножницами. Люди смотрят на них не только из-за его лица. До них явно дошли слухи о коррупции в полицейском департаменте, о копах, крадущих деньги, уплаченные за наркотики, о расследовании, которое проводит БВД…

Никки знала, что все это неправда — во всяком случае, в отношении ее отца. Однако порой ей казалось, что она убеждена в этом куда сильнее, чем он сам, и это ее бесило. Ведь отец невиновен — так почему он не стремится это доказать? Почему не борется, не отрицает, не плюет им в физиономии, а появляется на людях, опустив свою внезапно поседевшую голову, чтобы скрыть стыд и паралич лицевого нерва, вызванный перенапряжением? Слова “слабый” и “безвольный” вихрем проносятся в голове его дочери, обостряя чувство вины и негодования…

Расследование, продолжавшееся почти восемнадцать месяцев, в итоге ни к чему не привело. Никаких обвинений не было выдвинуто. Все было прощено и забыто. Но здоровье Томаса Лиски резко ухудшилось, и через два года он умер от рака поджелудочной железы.