Дела во «Френчи» шли прекрасно. Посидеть в пятницу вечером во «Френчи Ландинге» стало традицией среди определенного класса людей из Байю Бро. Конечно, это не были плантаторы, образованные фермеры и их жены в изящных туфельках и жемчугах, предпочитавшие обедать за столами, которые накрыты белыми, из камчатного полотна, скатертями и сервированы старинным серебром. Во «Френчи» обслуживали клиентов попроще. Худшие представители прихода Парту, отбросы общества-браконьеры, контрабандисты и искатели приключений,-обретались в Байю Нуар и местечке, называвшемся «Мутон». А между этими двумя злачными заведениями находился «Френчи». Рабочие с ферм, заводские рабочие, солдаты, неотесанные приезжие из деревни всегда собирались во «Френчи» в пятницу вечером, чтобы насладиться вареными раками и холодным пивом, громкой музыкой и танцами, а иногда и шумной ссорой.

Здание стояло в пятидесяти футах от дамбы и возвышалось над землей на сваях. Оно выходило фасадом на заболоченный участок реки, зазывая возвращающихся с рыбной ловли или охоты своей красной неоновой вывеской, которая обещала холодное пиво, свежую еду и живую музыку. Секции, из которых состояли боковые стены, поднимались на петлях и подпирались деревянными жердями, образовывая что-то вроде боковых галерей.

Хотя солнце только близилось к закату, стоянка была до отказа забита автомобилями разных марок. В баре стоял необыкновенный шум. Взрывы смеха, крики, звон стаканов не заглушали музыки в стиле кейджун, которая разносилась в теплом весеннем воздухе. Веселое и буйное звучание флейты, гитары и аккордеона заставляло отбивать ногой такт даже тех, кто был не в ладах с ритмом.

Лорел стояла внизу лестницы, глядя на входную дверь. Она никогда не бывала в этом месте раньше, хотя Саванна, которая прославилась тем, что пренебрегала всеми семейными традициями, сюда часто захаживала. Вот и сегодня она ускользнула из дома тети Каролины около пяти, нарядившись, как женщина, которая искала приключений и испытывала радость от возможности найти их. Лорел она лишь сказала, что у нее свидание и, если все пойдет хорошо, она не вернется раньше полудня в субботу.

Неожиданно из-за угла галереи появилась собака и остановилась, уставившись широко открытыми глазами на Лорел. Если у нее и были какие-то сомнения в том, что она правильно сделала, придя во «Френчи Ландинг», вид этого разбойника не оставил от них и следа. Она должна выполнить то, что задумала.

Трое парней лет двадцати, одетые и причесанные, чтобы провести вечер в городе, обошли вокруг нее и стали подниматься по лестнице, смеясь и рассказывая непристойные шутки на кейджунском французском. Лорел решила действовать. Она бросилась им вслед и схватила за рукав самого крупного из них, здоровенного, как бык, с коротко стриженной черной бородкой. Волосы у него на голове были густыми, как бобровый мех, а на лбу образовывали что-то вроде клина.

— Извините, — начала Лорел. — Не могли бы вы сказать мне, кому принадлежит эта собака?

Он бросил взгляд на собаку, сидевшую на галерее, другие посмотрели туда же.

— Это ведь собака Джека, так, Тори?

— Джека Бодро.

— Ну да, точно, Джека,-подтвердил Тори. Его взгляд стал мягче, а широкий рот растянулся в улыбке.

Он окинул Лорел быстрым, но внимательным взглядом. — Что, вам нужен Джек, сладкая?

— Да, думаю, что мне нужен именно он.-Она искала справедливости. И если ей нужно было найти Джека Бодро, чтобы добиться ее, пусть так и будет.

— Ай да Джек, он притягивает как магнит,-сказал один из них.

— Son pine! — фыркнул Тори. И парни захохотали над этими словами, Лорел окинула их цепким, взвешенным взглядом холодной деловой женщины.

— Я тут не ради его мужских достоинств,-сказала она решительно. — Он мне нужен по делу.

Мужчины обменялись той смущенно-глуповатой ухмылкой, которую мальчишки осваивают еще в детском возрасте и за следующие тридцать лет доводят до совершенства. Их загорелые лица покраснели. Тори втянул свою большую голову в плечи.

— Так смогу я его найти здесь? — Лорел кивнула в сторону двери в бар, которая, заскрипев, открылась и выпустила наружу пожилую пару и волну шума.

— Ага, вы найдете его там, — сказал Тори, почесав затылок и избегая ее прямого взгляда.-Центральная сцена.

— Спасибо.-Подхватив подол своей длинной юбки, она первой стала подниматься по лестнице, ведущей на галерею. Собака залаяла на нее, затем повернулась и исчезла за углом бара, когда Лорел вошла внутрь.

Движение за запрет курения в общественных местах еще не добралось до Южной Луизианы. Как только Лорел вошла в бар, ей пришлось зажмуриться, чтобы глаза не начали слезиться. Голубое облако висело над толпой. Табачный дым смешивался с запахами пота и дешевого одеколона, ячменного пива и вареных раков. Скудно освещенный зал был переполнен. Официантки пробирались через толпу, держа в руках подносы с пивом и тарелки с едой. Мужчины сидели плечо к плечу за круглыми столами и в отдельных кабинках, смеялись, разговаривали и перебивали друг друга.

Лорел мгновенно почувствовала себя одинокой, изолированной, как если бы она была окружена невидимым силовым полем. Она выросла в социально стерильном окружении с чаепитиями по вечерам и котильонами— Лайтоны никогда не опускались до народных развлечений. После того как ее отец умер, а Вивиан снова вышла замуж, Лорел и Саванна стали Лайтонами-хотя Росс Лайтон так и не удосужился официально удочерить их.

Сбитая на мгновение с толку, она почувствовала знакомую горечь, которая внезапно подкралась и вонзила в нее свое жало. Но Лорел быстро забыла о ней, охваченная новыми неприятными чувствами. Сомнения относительно прихода сюда оправдались. Ее охватил не страх, что никто здесь не знает ее, а ужас от сознания, что ее знает каждый, что все понимают, почему она вернулась в Байю Бро. Ее дыхание приостановилось в ожидании, что головы сейчас начнут поворачиваться к ней.

Официантка, возвращавшаяся к бару, натолкнулась на нее и, виновато улыбаясь, похлопала ее по руке:

— Извините, мисс.

— Я ищу Джека Бодро, — прокричала Лорел, вопросительно поднимая свои брови.

Официантка, девочка с копной черных кудряшек и заразительной улыбкой, качнула пустым подносом в сторону человека на сцене. Он сидел за старым облезлым пианино, которое выглядело так, как будто кто-то долго колотил по нему палками.

— Вот он, собственной персоной, дорогая. Дьявол во плоти,-сказала она, ее голос то поднимался, то опускался в интонационной ритмике кейджун. — Уж не собираешься ли ты вступить в клуб его поклонниц или чего-то в этом роде?

— Нет, я хочу добиться справедливости,-ответила Лорел, но официантка уже направилась на крик «Эй, Анни», которым ее окликали Тори и его дружки, успевшие занять столик напротив входа в зал.

Желая поскорее поговорить с человеком, которого она разыскивала, Лорел направилась в сторону маленькой сцены. Оркестр уже играл лирическую мелодию, маленький крепкий мужчина с бородкой клином и в панаме пел.

Ужасный шрам, рассекавший щеку, задевавший кончик крючковатого носа и терявшийся в усах, уродовал лицо мужчины, но его голос был прекрасен. Прижав руки к сердцу, он печально пел на кейджуне лирическую песню, а на маленькой танцевальной площадке грациозно двигались танцующие пары, молодые и старые.

Справа от певца стоял Джек Бодро. Опершись коленом на скамейку у пианино и опустив голову, он сосредоточенно играл на небольшом евангельском аккордеоне. С того места, где стояла Лорел, Бодро выглядел высоким, с сильными плечами и узким торсом. Выражение его худого, загорелого лица было суровым, почти сердитым. Его глаза были плотно сжаты, как будто свет ламп, освещавших сцену, мог помешать ему выразить свои чувства в музыке. Его прямые черные волосы рассыпались по лбу и казались влажными и шелковистыми, и Лорел обошла танцующих и протиснулась к самой сцене, мгновенно захваченная печальной песней и настроением, исходящим от человека, с которым она собиралась встретиться. Ей казалось, что она почувствовала ту же внутреннюю боль, которую испытывал аккордеонист. Глупо с ее стороны. Почти все кейджунские песни были о человеке, который потерял свою любимую. А этот вальс — «Valse de Grand Meche» — был старым, это была песня о несчастной женщине, пропавшей в болоте, а ее возлюбленный мечтал о том, что они снова встретятся после смерти. Но ведь он пел не о своей жизни, и, даже если бы и о своей, ей не было до этого дела. Она пришла поговорить с ним о собаке, принадлежавшей ему. .

Пальцы Джека замерли на клавишах аккордеона после того, как он взял заключительный аккорд. Леон с душой допел песню, и ноги танцующих замедлили движения. Музыка замерла, и толпа рассеялась, а Джек устало уселся на скамейку у пианино. Песня всколыхнула слишком много воспоминаний. То, что он мог вообще что-то чувствовать, навело его на мысль, что нужно выпить еще.

Он протянул руку к стакану на пианино и не глядя отправил остатки виски себе в горло. Вобрав в себя воздух, почувствовал, как алкоголь обжег желудок. Его обдало волной тепла, оставившей приятную онемелость внутри.

Он медленно открыл глаза, и окружающее обрело четкость. Взгляд наткнулся на пару огромных глаз цвета неба в полночь, которые смотрели прямо на него из-под стекол больших очков в роговой оправе. Это было лицо ангела, спрятанное под этими нелепыми очками, — овальное, изящное, с маленьким носом и губами, которые звали к поцелую. Джек почувствовал, что его настроение вышло из пике и стало стремительно подниматься, когда она обратилась к нему по имени.

Она не принадлежала к тем женщинам, которые обычно тянулись к сцене и старались привлечь его внимание. Во-первых, не было никаких признаков заигрывания. Трудно было даже сказать, умела ли она заигрывать вообще. Голубой ситцевый сарафан висел на ней мешком. Даже если предположить, что свободная талия и прямой покрой были данью моде, то соблазнительным его никак не назовешь. Но Джеку было не занимать воображения, и он использовал его сейчас, чтобы мгновенно мысленно создать облик женщины, стоящей перед ним. Изящная, стройная, холеная, как маленькая кошечка. Он предпочитал, когда у женщин были более выпуклые формы, но ведь нельзя же всегда любить одно и то же.

Он наклонился к ней, поставив аккордеон на пол, и продемонстрировал одну из своих улыбок, которая сразила наповал не одну женщину.

— Эй, сладкая, где ты была всю мою жизнь?

Лорел почувствовала, как будто ее легонько толкнули в живот или, выражаясь точнее, очень интимно дотронулись до нее. Симпатичные, самоуверенные мужчины обычно не производили на нее никакого впечатления; ямочками на щеках ее не пронять. Его популярность у женщин также ничего не значила для нее; ее не интересовали мужчины, которые делали зарубки на кровати, чтобы вести счет своим любовным победам. Но никогда в жизни она не видела более обаятельной улыбки, чем улыбка Джека Бодро.

Сначала она почувствовала притягательность его темных глаз, глаз цвета cafe noir, с дьявольскими искорками, а потом он уже доконал ее этой своей улыбкой. Его рот был широким и подвижным, а линия верхней губы напоминала форму лука в руках стрелка. Когда он улыбался, уголки губ слегка растягивались и на худых, загорелых щеках появлялись ямочки, совершенно преображая лицо, которое секундой раньше казалось суровым и жестким.

Но сейчас он казался неприятным. Сейчас он казался необузданным. Сейчас он смотрел на нее и, казалось, раздевал взглядом. У нее появилось желание прикрыть грудь руками, просто на всякий случай.

Сердясь на себя, она крепко сжала челюсти и откашлялась. Ее первая реакция на мужчин никогда не была сексуальной. А сюда она пришла потому, что ее заставили обстоятельства.

— Я давно научилась не иметь никаких дел с повесами, у которых на языке одни избитые фразы,-сказала она, все-таки сложив руки на груди, несмотря на свое решение спокойно держать их вдоль тела.

Улыбка Джека не дрогнула. Он любил девушек, острых на язык.

— А ты не монашенка ли часом, или, может быть, ангел?

— Нет, я прокурор. Мне нужно поговорить с вами о вашей собаке.

В толпе начали протестовать против того, что нет музыки.

— Эй, Джек, может, хватит заниматься любовью, пора спеть что-нибудь.

Джек поднял голову и рассмеялся, наклонившись к микрофону, который был прикреплен к пианино.

— Тут не любовь, Деде, тут прокурор!-Когда стихла первая волна хохота, он добавил: —А вы знаете, чем пользуются адвокаты, чтобы не рождались дети? — Он выждал немного, а потом, понизив голос до шепота, произнес:-Собственными персонами.

Лорел почувствовала, что краска гнева залила ее шею и подбиралась к щекам, когда услышала, как зашумела и захохотала толпа.

— На вашем месте я не стала бы шутить, мистер Бодро,-сказала она, стараясь говорить так, чтобы ее мог слышать только он.-Ваша собака нанесла значительный ущерб саду моей тети сегодня.

Джек взглянул на нее с деланной наивностью;

— Какая собака?

— Ваша собака.

Он красноречиво пожал плечами;

— У меня нет собаки.

— Мистер Бодро…

— Называй меня Джеком, ангел, — растягивая слова, сказал он и снова наклонился к ней, рукой облокотившись на колено.

Теперь их глаза были на одном уровне, и Лорел почувствовала, как сама наклоняется к нему, как будто он притягивал ее к себе особенной магнетической силой. Его взгляд опустился на ее губы, немного там задержался и откровенно выразил одобрение. Она с трудом проглотила слюну и едва сумела удержаться, чтобы не провести языком по верхней губе.

— Мистер Бодро, — нетерпеливо начала она, стараясь не обращать внимания на бешеный пульс. — Есть здесь более уединенное место, где мы могли бы обсудить этот вопрос?

Он вздернул брови над своими черными, дьявольски горящими глазами.

— А моя квартира будет достаточно уединенна для вас?

Лорел заскрипела зубами:

— Мистер Бодро…

— Вот тебе еще одна избитая фраза, ангел,-прошептал Джек, наклоняясь немного ближе и смотря ей прямо в глаза. Он поднял свой палец и поправил им очки у нее на носу. — Ты хороша, если тебя как следует подзадорить.

Его голос был низким и прокуренным, с примесью кейджунского наречия, с запахом виски, искушающим, как сам грех. Лорел почувствовала, что этот голос и эта улыбка обладают какой-то властью над ней. Она застыла, едва сдерживая дрожь. Этот человек был, по-видимому, полным ничтожеством. Как она могла реагировать на него таким… таким… плотским образом. Ведь она уважаемый человек, с чувством собственного достоинства женщина, которая ожидает-нет, которая просто требует, чтобы к ней относились без каких бы то ни было плотских устремлений.

Медленно и глубоко вздохнув, чтобы немного успокоиться, она высоко подняла подбородок и предприняла еще одну попытку:

— Мистер Бодро…

Он взглянул на нее и опять пододвинулся в сторону микрофона.

— Улыбнись, ангел. Laissez les bon temps rouler. Последнее предложение он произнес рядом с микрофоном, и толпа оживилась. Джек рассмеялся прокуренным голосом.

— Ну разве нам не весело?

Крики, гиканье заполнили зал сверху донизу. Джек кинул долгий и жаркий взгляд на маленькую тигрицу, стоящую у края сцены со свирепым видом, и прошептал:

— А это для тебя, ангел.

Его пальцы пробежали по клавишам разбитого старого пианино и взяли начальные аккорды «Огромных ша-ров». Толпа пришла в неистовство. Едва он успел допеть первую фразу, как не менее пятидесяти человек уже выскочили на танцевальную площадку. Они танцевали под джазовую музыку рядом с Лорел, как в сцене из американского мюзикла. Но ее внимание помимо ее воли было обращено на певца. Она оказалась во власти этого пронзительного темного взгляда, стала его зачарованной пленницей. Он склонился над клавиатурой, его пальцы двигались по клавишам, его губы почти карались микрофона, а его прокуренный голос с чувством исполнял лирическую песню. Он не сводил с нее глаз. Она ощущала, что между ними возникает какое-то влечение, что-то очень интимное, что совершенно не сочеталось с ее воинственным настроением.

Она не опустила глаз и тоже смотрела прямо на него, стараясь не поддаться этому искушению или, можно сказать, унижению. Во всяком случае, отказываясь себе признаться в том или в другом. Он усмехнулся, как будто удивляясь ее выдержке, и, наконец, отвел глаза, сосредоточив все внимание на пианино и полностью отдавшись неистовой музыке.

Он ударял по клавишам, его пальцы мастерски летали по клавиатуре. Эмоциональный заряд, который он хотел передать ей в своем взгляде, он вкладывал теперь в игру. Пряди черных волос, которые разметались у него по лбу, блестели и казались почти синими в свете лампочек, подвешенных над сценой. Капли пота сверкали на коже, струились по вискам. Его выцветшая рубашка прилипла к телу и кое-где на ней проступили темные влажные пятна. Рукава рубашки были засучены, открывая сильные, покрытые черными волосами руки, мускулы которых оживали и взбухали при игре. Исполнение буги-вуги было настолько профессиональным и энергичным, что могло бы соперничать с мастерством самого Джерри Ли Луиса.

Чтобы так игр.ать, требовались силы как физические, так и эмоциональные. Он корчился, как будто из него изгоняли дьявола, и звуки, вырывавшиеся из разбитого инструмента, были первозданны, грубы, чувственны, почти пугаюЩи. Сыграв заключительный, совершенно неистовый пассаж, он почти упал на клавиатуру, тяжело дыша, без сил, в то время как толпа начала вопить, свистеть и кричать, требуя еще.

— Тпру!-Джек набрал воздуха в легкие и выдавил улыбку.

— Bon Dieu! Все, перерыв, ребята. Придется подождать, пока я снова не наберусь силенок.

Когда включили музыкальный автомат, остальные музыканты мгновенно разошлись, покинув сцену, чтобы сесть за столик, который был уставлен множеством высоких бутылок с пивом и стаканов.

Леон, проходя мимо, похлопал Джека по плечу.

— Стареешь, Джек, — поддел он его. — Sa c'est hon-teu, mon ami.

Джек глубоко вдохнул горячий, наполненный табачным дымом воздух и огрызнулся на друга:

— Не твоего ума дело, 'tit boule. Иди-ка ты к…

— Я-то пойду, — усмехнулся Леон, тыча большим пальцем в сторону сцены.-А вот у тебя другие заботы.

Джек поднял голову и украдкой взглянул на край сцены. Она все еще стояла там, эта маленькая зануда-прокурор в сарафане, оставшаяся совершенно равнодушной к нему. С ней не оберешься хлопот, это точно. И совсем не такая, которой можно увлечься сразу же. Про курор. Bon Dieu, он-то думал, что распрощался с ними навсегда.

— Хотите выпить, сладенькая?-спросил он, спрыгивая со сцены так близко от нее, что смог бы наклониться и поцеловать ее, если бы ему это пришло в голову.

— Нет,-ответила Лорел, автоматически отступая на полшага назад и ругая себя за это. Этот человек был из тех, кто чует слабость и пользуется ею. Она догадывалась об этом, видела это в том, как его темные глаза старались все подметить, несмотря на то что много выпил. Она глубоко втянула в себя спертый, горячий воздух и расправила плечи.

— Что я хочу, так это поговорить с вами наедине об ущербе, который причинила ваша собака. Его рот искривился.

— У меня нет собаки.

Он повернулся и пошел от нее прочь с нахальным видом.

Лорел наблюдала за ним, возмущаясь тем, насколько бесцеремонно он отмахнулся от нее. При этом женским глазом она успела заметить, как его выцветшие джинсы сидели у него на бедрах. Ей понравилось. Она прогнала эту мысль, чувствуя отвращение к самой себе, и последовала за ним.

Не оглядываясь, он продолжал быстро продвигаться вперед, ловко лавируя между людьми. По пути стащил бутылку с пивом с подноса Эни. Официантка что-то с негодованием крикнула, но, увидев озорную улыбку Джека, сразу растаяла. Лорел покачала головой, удивляясь и не веря своим глазам, и подумала о том, сколько раз ему, должно быть, сходило с рук, когда мальчишкой он воровал печенье из коробки. Наверняка больше, чем могла сосчитать его бедная мать. Он вышел через боковую дверь, и она последовала за ним.

Уже совсем стемнело, и появился туман, который опускался на автостоянку и висел над озером черной дымкой. Шум из бара здесь был тише и смешивался с лягушиным хором и шумом машин, двигавшихся по улице. Воздух был напоен весенними ароматами цветущего жасмина, глициний и жимолости, а также сильными и немного неприятными запахами болота. Вдали, где старенькие маленькие домишки с газонами, покрытыми хилой травой, лепились по берегу, раздавался голос женщины, звавшей Поли домой. Хлопнула дверь перегородки. Послышался лай.

Собака внезапно выскочила на Лорел из скопления припаркованных грузовиков и залаяла на нее. От неожиданности женщина резко остановилась на стоянке, посыпанной галькой. Она прижала руку к груди и чертыхнулась на собаку, которая, виляя хвостом, убежала.

— Эта собака-просто бедствие,-пожаловалась она.

— Только не надо корить меня, сладенькая. Он облокотился на крыло потрепанного джипа, опустив локти на капот и держа пальцами левой руки бутылку пива. Лорел в упор смотрела на него. В конце концов, она пришла сюда из-за него, думала она, только не нужно обращать внимания на его внешность и его магнетизм.

Она встала перед ним и скрестила руки, продолжая молчать, как будто это могло вырвать у него признание. Он спокойно встретил ее взгляд. Его глаза блестели в мрачном серебряном свете. Черты его лица были хорошо видны — высокий, широкий лоб, саркастически изогнутые брови, орлиный нос, который, похоже, пару раз был сломан за его тридцать с чем-то лет. Его рот сурово сжат над сильным, упрямым подбородком, на котором заметен диагональный шрам длиной в дюйм. Внезапно он показался ей грубым и опасным, и такое превращение приветливого, иронично улыбающегося рубахи-парня, которым он был только что, испугало ее. .Лорел почувствовала, как по спине пробежали мурашки страха. Сейчас он был похож на хищника, уличного бандита, и она пожалела о том, что последовала за ним сюда. Вдруг он улыбнулся, в сумерках ярко сверкнули его зубы, на щеках появились ямочки, и земля опять поплыла у нее под ногами.

— Я абсолютно точно знаю, что собака принадлежит вам, мистер Бодро.-Она уцепилась за этот аргумент, почувствовав знакомую уверенность, которая приходила к ней в споре. Ей не нравилось, когда ее выводили из равновесия, а Джек Бодро оказался большим мастером это делать.

Он погрозил ей пальцем, качая головой, улыбка все еще пряталась в уголках его рта.

— Джек. Зовите меня Джек.

— Мистер…

— Джек.

Его взгляд опять начал гипнотизировать ее. Джек казался усталым и апатичным, лениво облокотившись на джип, но в его хриплом, прокуренном голосе отчетливо слышались решительные нотки.

Лорел переступила с ноги на ногу по гальке. Как глупо, подумала она, что такая простая просьба прозвучала так… интимно. Ведь он только и попросил, чтобы она звала его по имени. Она отогнала от себя эти мысли. Он снова сбил ее, более того, он пытался сделать кое-. что, чего она не желала допустить,-придать их беседе менее официальный характер.

Он перегнулся вперед, придвинувшись к ней так близко, что она с трудом переборола инстинктивное желание отпрянуть назад. Она подавила свой неосознанный страх и подняла повыше подбородок, чтобы взглянуть ему в глаза.

— А я даже не знаю твоего имени, tite ange, — прошептал он.

— Лорел Чандлер,-ответила она, задыхаясь и ненавидя себя за это. Ее нервы не выдерживали, и она 'чествовала, что постепенно ситуация выходит из-под ее контроля.

— Лорел,-вкрадчиво проговорил он, как бы пробуя ее имя на слух.

— Красивое имя. Красивая леди. — Он усмехнулся, заметив в ее широко открытых глазах что-то похожее на страх. — Думала, что не разгляжу этого?

Ища какой-либо опоры, она бессознательно попыталась врыться каблуком в гальку.

— Я… я не думаю, что понимаю, о чем вы.

— Лгунья, — спокойно заметил он.

Он протянул руку и снял с нее очки. Он сделал это не резко, а постепенно, дюйм за дюймом стаскивая их, пока они, наконец, не оказались у него в руках, потом рассеянно прикусил заушник и внимательно посмотрел на нее.

Он не преувеличивал, сказав, что она красивая. Овал и черты ее лица были очаровательными, изящными и женственными, а кожа — чистой, как свежая сметана. Но в ее облике не было ничего, что говорило бы о желании нравиться и выглядеть привлекательной-никаких следов косметики, никаких украшений. Ее густые черные волосы доходили до плеч, и казалось, что она совершенно не думает о них, небрежно отбрасывая их с лица и пряча за уши.

Лорел Чандлер. Имя вызвало какие-то воспоминания в его слегка опьяненном мозгу. Чандлер. Адвокат. Потом что-то прояснилось. Приезжая, хотя и из здешних мест. Дочь добропорядочного семейства. Была прокурором где-то в Джорджии, пока ее карьера не лопнула. В Байю Бро ходили о ней слухи.

Она не справилась с каким-то делом. Был скандал. Джек слышал краем уха, всегда готовый — как это делает каждый писатель-запомнить обрывки интересного разговора или пикантную историю, которые потом можно было бы использовать в книге.

— Для чего вы это носите?-спросил он, раскачивая ее очки за заушник.

— Чтобы видеть, — огрызнулась Лорел, выхватывая их из его руки. В действительности она пользовалась ими только тогда, когда читала, но ему об этом знать было совершенно необязательно.

— Чтобы вы могли видеть и чтобы мы не могли видеть вас?

Она досадливо усмехнулась и, немного изменив положение своего тела, на дюйм увеличила расстояние между ними.

— Наша беседа бессмысленна, — произнесла она, едва сдерживая раздражение.

Он был слишком близок к правде своим на первый взгляд небрежным замечанием. У Лорел вдруг появилось неприятное ощущение, что Джек Бодро не так прост, как казалось на первый взгляд. За напускным равнодушием прятались сообразительность и хитрость.

— О, согласен, — протянул он и, сделав шаг, снова вторгся в ее пространство. В его голосе появились хриплые, обольщающие нотки, и он наклонился вперед достаточно близко, чтобы она почувствовала, что его дыхание ласкает ей щеки.

— Так давайте пойдем ко мне домой и займемся чем-нибудь другим… более приятным.

— А как же оркестр?-глупо спросила Лорел, ощущая легкую дрожь под напором волны тепла, исходившего от него. Она продолжала стоять на месте. У нее перехватило дыхание, когда он поднял руку, чтобы убрать прядь волос с ее лица. Кончики его длинных пальцев музыканта легко коснулись ее шеи, поток зарядов, которые, разлетевшись по ее телу, вызвали приятные и давно забытые ощущения в самых заповедных уголках ее существа.

Он издал хриплый смешок:

— Я с ними не в доле.

— Я не это имела в виду.

Джек наклонил голову еще ближе, подув на то место, до которого он только что дотронулся, и улыбнулсй, когда она поежилась в ответ на это. Если уж она так сильно реагирует на такую малость, что с ней будет, если он поцелует ее, прикоснется к ее груди, прижмет своим весом и войдет в неподатливую глубину ее тела? Он почувствовал, как горячее вино желания разливается у него в паху. Интересно, в постели она тигрица или начнет мурлыкать и ласкаться?

— Они прекрасно играют и без меня.

— Надеюсь, то же самое можно сказать и о вас,-сухо заметила Лорел. Она снова скрестила руки, как бы пытаясь сохранить присутствие духа и создать хоть какое-то препятствие на пути влечения, которое он вызывал в ней.

— Я никуда с вами не пойду, и единственное, что я хочу от вас, — это получить возмещение за ущерб, который причинила мне ваша собака.

Он прислонился к джипу, снова принял расслабленную позу и сделал глубокий глоток пива, не сводя с нее глаз, потом вытер губы ладонью.

— У меня нет собаки.

Как будто догадываясь, что дело касается ее, собака вспрыгнула на сиденье водителя открытого джипа и с интересом смотрела на них обоих. Навострив уши, она внимательно прислушивалась к их спору.

— Несколько человек признали в ней вашу собаку, — сказала Лорел, указывая рукой в направлении обвиняемого.

— От этого она все равно не станет моей, сладенькая, — парировал Джек.

— Не менее четырех человек подтвердили, что вы — ее хозяин.

Он поднял бровь:

— Что, у меня есть какие-нибудь документы на эту собаку? Тогда покажите бумаги, которые подтверждали бы, что она принадлежит мне.

— Конечно, у меня их нет.

— В таком случае все, что у вас есть, — это непроверенные слухи, мисс Чандлер. Послушайте, уж нам-то с вами хорошо известно, что суд даже и разбираться не будет с этим. Все равно что с мертвого брать показания.

Лорел носом втянула в себя воздух, стараясь смириться с горечью подступившего разочарования. Она должна была заставить этого никчемного человека, пропившегося пианиста «Френчи Ландинга» раскаяться и на коленях просить у тети Каролины прощения. Но, черт возьми, она не смогла этого добиться. Она поначалу злилась на Джека, но теперь ее злость перешла на нее саму.

— А что, собственно, Эйт натворил, что вы так возмущаетесь, ангел?

— Эйт? — Она вцепилась в это слово, как голодная кошка в мышь. — Вы назвали его по имени! —возликовала она, указывая жестом обвинителя на Джека и решительно наступая на него. — Вы назвали его!

Он нахмурился:

— Это сокращение от «Эй, ты!».

— Но факт остается фактом.

— Плевать я хотел на ваши факты, — огрызнулся Джек.-Я и вас называю по имени, tite chatte. Но от этого вы не станете моей. — Усмехаясь, он наклонился вперед и поймал правой рукой ее подбородок и нагло провел подушечкой большого пальца по контуру ее чувственных губ.-Не так ли, Лорел?-прошептал он недвусмысленно, еще ниже наклоняя голову и пытаясь найти ее губы.

Лорел отпрянула от него, отбросив от себя его руку. Ее уверенность в себе, слабая и уже подорванная за эти дни, стала еще меньше. Она почувствовала, что цепляется за ее остатки своими неровными обломанными ногтями и все-таки не может удержаться. Она пришла сюда, чтобы восстановить справедливость, но не получила ничего. Джек Бодро вел себя с ней, как хотел. Заигрывал с ней, насмехался, предлагал всякие пошлости. Боже, а она оказалась такой беспомощной, ничего не сумела добиться.

— Вы не справились с вашей работой, мисс Чандлер… Вы провалили ее… Обвинения будут сняты…

— Ну, сладенькая, докажи, что ты права, — вызывающе произнес Джек. Он еще раз глотнул пива. Dieu, ему даже нравилось вот так препираться с ней. Он немного заржавел, не было практики. Сколько времени прошло с тех пор, когда он защищался в суде? Два года, три? Время, которое прошло после того, как он бросил заниматься правом, тянулось долго и бесконечно, и казалось, что прошла целая жизнь с тех пор. Он уже считал, что потерял вкус к этому делу, но старая закалка, оказывается, осталась.

Акулы никогда не теряют своих инстинктов, напомнил он себе, чувствуя, как горечь закрадывается в душу И грозит испортить удовольствие от спора.

— Это… Это совершенно очевидно, что собака-ваша, мистер Бодро. — Лорел заикалась, стараясь справиться с комом, который встал у нее в горле. Она больше не пыталась смотреть прямо на него, она уставилась на собаку, которая, склонив голову набок, внимательно следила за ней глазами разного цвета.

— В-вы должны, как мужчина, иметь смелость в-взять на себя ответственность.

— Ага, я.-Джек цинично рассмеялся.-Не люблю никакой ответственности, ангел. Это каждый подтвердит.

Лорен едва слушала его, ее внимание было почти полностью сосредоточено на себе, все остальное стало туманным и отдаленным. Дрожь напряжения пробежала по всему ее телу, сильнее, чем когда-либо раньше. Она пыталась овладеть собой, но не могла.

— Вы не справились с вашей работой, мисс Чандлер… Обвинения снимаются…

Она не справилась и с этим делом. Не смогла привести убедительные доказательства такого простого дела, как собачий вандализм. Не могла. Опять. Слабая, ни на что не годная… Она бросала эти слова себе самой, чувствуя, как волна беспомощности захватывает ее.

Она вдруг почувствовала, что в легких нет воздуха. Она пыталась вздохнуть поглубже, потом еще, ноги ослабели, и ей стало трудно дышать. В горле застрял ком. Она прижала руку ко рту и сердито заморгала, когда почувствовала, как слезы наполнили ее глаза, смазав очертания собаки.

Джек хотел было что-то сказать, но оборвал себя на полуслове, бутылка пива застыла на полпути к губам. Он увидел, что Лорел стала другой. Тигрица с горевшими глазами исчезла так неожиданно, словно ее не было вообще, и вместо нее перед ним стояла женщина на грани истерики, на краю какого-то ужасного внутреннего срыва.

— Эй, сладкая, — сказал он мягко, выпрямляясь и отойдя от джипа. — Эй, не плачь, — прошептал он, смущенно переступая с ноги на ногу и бросая тревожные взгляды вокруг.

Ходили слухи, что она лежала в какой-то шикарной клинике в Северной Каролине. Слово «срыв» гуляло по всему городку. Господи, ему это не нужно, он не хотел этого. Он уже однажды убедился, что не может выносить это, кто угодно, но не он. Я не люблю ответственности… Эта правда висела гирей на его шее. Он хотел было направиться к «Френчи», желая удрать отсюда, но его ноги словно приросли к земле, скованные чувством вины.

Хлопнула боковая дверь, и в темном пространстве автостоянки раздался голос Леона на отрывистом французском:

— Эй, Джек, viens ici! Depeche-toi! Aliens jouer la musique, pas les femmes!

Джек бросил тоскливый взгляд на своего друга, стоявшего на галерее, потом — на Лорел Чандлер.

— Через минуту! — отозвался он, продолжая смотреть на женщину. — Беспокойство, как змея, зашевелилось у него в животе. Он не обманывался насчет своей совести, но что-то заставило его сделать шаг в сторону Лорел. — Послушай, сладкая…

Лорел отпрянула и резко увернулась от его руки, которую он протянул к ней, униженная тем, что этот малознакомый ей и еще меньше уважаемый ею человек стал свидетелем ее слабости. Господи, неужели у нее не осталось ни чуточки гордости, чтобы взять себя в руки?! Но, увы, силы покинули ее.

— Мне не нужно было появляться здесь, — прошептала она, не совсем уверенная, имела ли она в виду именно «Френчи» или Байю Бро вообще. Она робко сделала еще один шаг. Джек Бодро взял ее за руку, его лицо выражало сочувствие и тревогу. Она вырвалась и бросилась в темноту.

Джек смотрел ей вслед, пока она не исчезла в густой тени оливкового дерева на краю болота. Это была паника. Паника и отчаяние. И еще унижение, что он стал свидетелем этого. Просто скопище противоречий, вот чем она была, думал он, вытаскивая сигарету из нагрудного кармана рубашки и вставляя ее между губ. Сила, огонь и уязвимость.

— Чем ты тут занимаешься, mon ami?-Леон подошел и, сдернув с головы панаму, стал медленно вытирать пот со своей лысой макушки. — Испугал ее своей игрушкой?

Все еще смотря на темный берег, Джек продолжал размышлять о Лорел Чандлер. Потом огрызнулся:

— Заткнись, tcheue poule.

— Смотри, не сломайся,-сказал Леон и рассмеялся над своими словами. Он снова надел шляпу и рассеянно провел пальцами по шраму на щеке.-Женщин найти легко, трудно потом от них отделаться.-Это была их дежурная шутка. Но она была сейчас некстати. Лорел Чандлер резко повернулась и убежала. Джеку захотелось забыть ее. Сердце подсказывало, что от Лорел ничего, кроме беды, не будет, а он желал в этой жизни только одного — весело проводить время.

— Именно, — подвел он итог, направляясь к «Френчи» вместе со своим приятелем. — Пошли. Мне нужно пива и горячую девчонку.