Воздух великой столицы Итжтави был напоен тяжестью и горечью – как и мысли людей, собравшихся в этот день под сводами храма. Но всех горше были думы царя Геру, и всех неподъемней – камень, лежавший на его сердце. Стоя за колонной, он сумрачным взглядом обводил встревоженных подданных. Принесет ли решение, подсказанное его жрецами, долгожданное избавление или станет началом медленного и мучительного конца?

Даже если боги примут их жертву, скорбь людей будет велика – а его собственную потерю ничто не восполнит.

В воздухе стояло жаркое марево, но царя била дрожь. Дурной знак. Наконец он в смятении провел рукой по гладко выбритой голове и опустил занавесь, из-за которой наблюдал за площадью перед храмом. Чтобы унять волнение, он принялся мерить шагами гладко полированные плиты террасы.

Царь знал: если он воспротивится названной жрецами жертве, им придется преподнести нечто столь же драгоценное, чтобы умилостивить грозного бога Сета – как будто его милость можно заслужить! Потому он собирался просить совета своего народа – риск, о котором не мог помыслить никто из его предков.

Слово царя нерушимо; его долг и право – знать нужды подданных лучше их самих, и тот царь, который не может в одиночку принять мудрое решение, недостоин трона. Обнажи свою слабость – и людская память назовет тебя глупцом и трусом. И все же сейчас Геру не видел другого выхода.

Двадцать лет назад на египетскую землю обрушилось проклятие. Годы беспощадной засухи сменились песчаными бурями и мором, который превратил некогда цветущие города в гигантские склепы. Мародеры и старые недруги подняли свои змеиные головы, воспользовавшись слабостью Египта. Земля умирала, деревни пустели на глазах.

Тогда царь Геру в отчаянии призвал правителей соседних городов – единственных выживших в чуме. Халфани, царь Асьюта, и Нассор, царь Васета, откликнулись на его зов, и они вместе с мудрейшими жрецами на семь дней скрылись за дверями дворца.

Решение, объявленное ими через неделю, должно было свершиться не на земле, а в небесах, и поколебать извечное равновесие в пантеоне богов. Каждому городу покровительствовало свое божество. Асьют, чьи маги были известны по всему Египту, поклонялся Анубису; жители Васета, славные ткачеством и судостроением, возводили храмы в честь Хонсу; а подданные царя Геру, искусные в гончарном деле и резьбе по камню, почитали Амона-Ра и его сына Гора. Теперь же трое царей собирались по совету священников отвергнуть покровительство прежних богов и восславить нового единого бога – темного Сета, который даровал бы их народу безопасность и процветание.

Так они и поступили.

В тот же год землю досыта напоили дожди. Полноводный Нил вышел из берегов, сделав пашни тучными и плодородными. Поголовье скота увеличилось втрое. Свитки писцов полнились именами новорожденных детей, над которыми словно не властны были болезни. Даже три царицы, втайне продолжавшие чтить старых богов, переменили свое мнение, когда тоже чудесным образом зачали наследников.

Не прошло и года, как все они подарили мужьям здоровых сыновей – включая жену царя Геру, чрево которой было бесплодней египетской пустыни, а дни молодости давно миновали. Исполненная благодарности, она поклялась, что больше не скажет худого слова о новом боге.

Народ ликовал.

Народ благоденствовал.

Трое царевичей, чье рождение ознаменовало наступление эпохи мира и процветания, росли, как братья, надеясь однажды объединить под своей властью весь Египет. Теперь его жители славили Сета, а ступени старых храмов заносило песком.

Юноши почитали каждого царя и царицу, как собственных отца и мать, и правители трех городов любили их, словно кровных сыновей, не делая между ними различий. Народ обожал царевичей, видя в них надежду на славное будущее, и ничто не могло разлучить названых братьев.

Теперь же в жизни их отцов наступил самый черный день, но трое юношей еще не знали об этом, в нетерпении ожидая их решения под сводами храма.

Трое царей собирались просить побратимов о жертве – жертве тяжкой, немыслимой, невозможной; жертве, о которой хороший отец никогда не попросил бы своего сына. Одна мысль об этом заставляла кровь царя Геру стыть в жилах и отравляла ночи кошмарными видениями, в которых его недостойное сердце не могло уравновесить перо правды, возложенное неподкупной Маат на вторую чашу весов.

Наконец цари шагнули из-за полога на крыльцо храма, нестерпимо блиставшее в лучах белоснежного солнца. Царь Геру остановился посередине; его соправители заняли места по бокам. Из них троих Геру был не только высочайшим, но и самым искусным в речах. Поэтому сейчас он вскинул руку, призывая подданных к молчанию, и звучно начал:

– Мой возлюбленный народ – и гости из городов-собратьев, приплывшие к нам из верховьев Нила! Жрецы узнали, отчего река, двадцать лет орошавшая наши берега, этой весной лишила нас своих щедрот. Бог Сет, которого мы чистосердечно чтили все эти годы, открыл свою волю верховному жрецу Рунигуре. Ему нужна новая жертва.

Сын Геру тут же сделал шаг вперед.

– Мы принесем Сету любую жертву, отец! – в волнении воскликнул он.

Царь предостерегающе поднял ладонь и одарил его печальной улыбкой, прежде чем снова повернуться к толпе.

– Но на этот раз Сет требует не лучшего быка, мешков с зерном, прекрасных тканей или урожая наших садов. – Геру помедлил, ожидая, когда всколыхнувший толпу ропот сменится напряженной тишиной. – Рунигура сказал, что все эти годы Сет одарял нас без меры и теперь хочет получить в благодарность то, что для нас дороже всего.

Геру глубоко вздохнул и прикрыл глаза, будто от внезапной боли.

– Сет требует трех юношей царской крови, которые будут принесены в жертву и отправятся вечно служить ему в загробном мире. Если мы не исполним его волю, Египет погибнет.

 

Глава 1. Обитель муз

– Пятнадцать пятьдесят, – с сильным акцентом проворчал водитель.

– Извините, вы принимаете карточки? – спросила я, стараясь быть вежливой.

– Не-а. Никаких карточек-шмарточек.

Я коротко улыбнулась глазам, глядевшим на меня из-под тяжело насупленных бровей в зеркале заднего вида, и послушно вытащила кошелек. Сколько ни езжу в нью-йоркских такси, никак не могу привыкнуть к грубости шоферов. Впрочем, альтернативой был семейный водитель, который по совместительству исполнял роль няньки и орлиным взором следил за каждым моим шагом, чтобы потом доложить родителям. Нет уж, лучше глоток свободы – пускай и с привкусом нью-йоркских кэбов.

Я сунула водителю двадцатку и открыла дверцу. Не успела я выбраться на тротуар, как он рванул с места, будто за ним гналась полиция. Мне стоило немалых трудов удержаться на ногах и не задохнуться в туче выхлопных газов, любезно оставленных им на прощание.

– Вот сволочь, – пробормотала я, кое-как разгладила подвернутые брюки и присела на корточки, поправляя ремешок кожаных итальянских сандалий.

– Вам помочь, мисс? – поинтересовался над ухом приятный молодой голос.

Я выпрямилась и окинула паренька оценивающим взглядом. Джинсы из универмага, футболка «Я ♥ Нью-Йорк», вид провинциального простачка… Нет, этот точно не местный. Ни один ньюйоркец не надел бы такую майку и под страхом смертной казни. Сам парень был симпатичным, но я прикинула, что в городе он явно недавно и без родительского благословения, и решила, что продолжение разговора будет пустой тратой времени. Не мой тип.

Какой тип мой, я еще не выяснила, но была уверена, что пойму это, как только его увижу.

– Спасибо, не нужно, – улыбнулась я. – Со мной все отлично.

И я размашистым шагом устремилась к ступеням Метрополитен-музея. Девчонки в школе наверняка сочли бы меня идиоткой, что я упустила симпатичного мальчика, потенциального бойфренда или хотя бы неплохой шанс поразвлечься. Однако я старалась не давать обещаний, которых не собиралась исполнять – особенно парням, не соответствующим моим представлениям об Идеальном Мужчине. Список требований был еще не закончен, но неуклонно пополнялся с тех самых пор, когда меня начали интересовать мальчики. Впрочем, я и без списка не стала бы бросаться в омут с головой.

Поймите меня правильно. Да, я разборчивая, ношу только дизайнерские шмотки и получаю столько карманных денег в месяц, сколько большинство моих сверстников не зарабатывают за год. Но я не сноб. Родители всегда возлагали на меня определенные ожидания, и деньги просто служили их зримым воплощением. Меня всю жизнь учили, что первое впечатление – самое верное. И сколько бы я ни пыталась найти опровержение этому правилу, общаясь с людьми в школе и за ее пределами, обычно оно подтверждалось.

Мой отец, успешный финансовый юрист, любил повторять: «Банкиры встречают по галстуку» – отсылка к понятно какой пословице. А для матери это было сродни заповеди: она целыми днями сидела на верхотуре гигантского небоскреба, принадлежащего крупнейшей в городе медиакомпании, и надиктовывала распоряжения личному секретарю. Они с отцом потрудились вбить мне в голову, что без приличного внешнего вида на серьезное отношение нечего и рассчитывать.

Большую часть времени я была предоставлена самой себе – постольку, поскольку оправдывала их ожидания. Что там в списке? Хорошо учиться, изображать любящую дочь, дружить только с одноклассницами из частной школы для девочек… И конечно, не встречаться с неправильными парнями. Ну, здесь родители могли не беспокоиться: парня у меня не было вообще. Взамен я получала щедрые карманные деньги и свободу исследовать Нью-Йорк как мне угодно. Свободу, которой я была твердо намерена воспользоваться в первый день своих последних весенних каникул.

Метрополитен-музей всегда был одним из моих любимых убежищ. Не только потому, что родители одобряли такое времяпрепровождение – само по себе несомненный плюс, – но и потому, что это отличное место для наблюдения за людьми. Я до сих пор не решила, чем хочу заниматься в будущем, но выяснить мне это предстояло до конца каникул. Меня уже приняли в несколько университетов – разумеется, с высочайшего одобрения родителей. Мать и отец – в нашей семье не поощрялись телячьи нежности вроде «мамы» и «папы» – уже видели меня на каком-нибудь достойном поприще вроде медицины, бизнеса или политики. Только вот меня туда совсем не тянуло.

Что мне по-настоящему нравилось – так это изучать людей. Давно покинувших этот мир – как те, что запечатлены на полотнах Метрополитен-музея, – или своих современников, во множестве толкущихся на улицах Нью-Йорка. По правде говоря, у меня уже набрался блокнот зарисовок об интересных людях, встреченных там и тут.

Однако я не представляла, как превратить это странное хобби в работу и тем более «карьеру». Родители ни за что не позволили бы мне стать психологом или социальным работником. По их мнению, каждый человек способен сам позаботиться о своем душевном здоровье. А если он не может справиться с выпавшими на его долю невзгодами… Что ж, это его проблемы, верно? Для них водиться с неудачниками значило принижать себя – хотя если бы я могла выбирать свободно, то выбрала бы работу, связанную с помощью людям.

Проблема заключалась лишь в том, что о свободном выборе речи не шло. Стоило мне задуматься о будущем, как перед глазами вставали фигуры родителей, а в ушах эхом отдавались их невысказанные ожидания. Одна мысль о том, чтобы их разочаровать, наполняла меня невыносимым чувством вины, которое, словно кислота, на корню душило малейшие ростки бунта.

Одним таким ростком стал выбор колледжа. Строго говоря, это был не мятеж, потому что анкеты я рассылала с ведома отца и матери. Мне разрешили подать заявки в любые понравившиеся вузы – при условии, что среди них будут и выбранные родителями. К их неудовольствию, меня приняли во все – однако я не сомневалась, что на этом мои поползновения к свободе и закончатся.

Теперь же на улице стояла весна, любимое время подростков, а меня трясло от ужаса. Если бы только не надо было думать о будущем! Но родители обязали меня определиться с колледжем и специальностью до конца каникул. И вариант «поучусь немного, а там посмотрим» их не устроил бы.

Я на секунду задержалась у стойки вахтера, чтобы взмахнуть пожизненным членским билетом.

– Добрый день, мисс Янг, – с улыбкой поприветствовал меня старый охранник. – Снова на весь день?

Я покачала головой.

– Только до обеда, Берни. Потом пойду обедать с девочками.

– Покараулить их?

– Нет, я сегодня одна.

– Хорошо, – кивнул он и, пропустив меня за веревочное ограждение, снова повернулся к веренице туристов.

Все-таки в том, что мои родители делали ежегодные – и весьма щедрые – пожертвования Метрополитен-музею, была определенная выгода. Я с детства пользовалась всеми преимуществами финансового положения, связей и опыта своей семьи. Разумеется, они меня любили, только любовь эта выражалась в редких улыбках гордости и одобрения. Неудивительно, что я часто чувствовала себя одинокой. А иногда – попросту в западне.

Когда тоска по несуществующей маме, с которой можно было бы дурачиться и печь кексы, становилась невыносимой, я начинала проситься к бабушке. Она жила на маленькой ферме в Айове, и родители неукоснительно навещали ее раз в два месяца. Это продолжалось уже много лет, причем мать с отцом останавливались в отеле в соседнем городке, а мне разрешали ночевать на ферме.

Кстати о бабушках… Заглянув в очередной зал, я заметила пожилую даму, которая сидела на банкетке в профиль ко мне и неотрывно смотрела на один из моих любимых фотопортретов – «Она ни слова о своей любви не проронила» Генри Пича Робинсона. Снимок был противоречивым. В свое время критики обрушили на автора град упреков в бестактности – он, не дрогнув, запечатлел последние мгновения умирающей девушки. Но мне фотография казалась исполненной драматизма и внутренней силы. В подписи говорилось, что художник намеревался проиллюстрировать отрывок из Шекспира. Я помнила его наизусть:

Чахотка. Полагаю, именно от нее умерла девушка на фотографии. Из-за снимка – или по какой-то другой причине – смерть от разбитого сердца всегда представлялась мне похожей на чахотку. Мне казалось, что это сокрушительная боль, которая сжимает тебя в своих кольцах, будто огромный удав, пока не выжмет досуха, оставив от тела одну пустую оболочку.

В другое время я надолго задержалась бы возле фотографии, но сейчас меня больше заинтересовала ее зрительница. Щеки женщины состояли из резких углов и впадин – как и все ее грузное тело. Из пучка на затылке выбилось несколько серых, безвольно обвисших прядей. Старуха опиралась на потертую палку – видимо, ею часто пользовались, – и была одета в цветастое платье с отложным воротничком родом откуда-то из семидесятых. С ним неожиданно контрастировали кроссовки на толстой подошве и застежках-липучках. Женщина сидела, расставив ноги на ширину плеч и устроив подбородок на руках, скрещенных поверх трости. Глаза ее не отрывались от фотографии.

Я присела в сторонке и, вытащив из рюкзака блокнот, принялась быстро набрасывать ее профиль карандашом. Через пару минут по дряблой щеке скатилась слеза. Только тогда женщина ожила и потянулась к огромной матерчатой сумке за платком.

Почему она плакала? Вспоминала собственную потерянную любовь? Или человека, которому так и не призналась в своих чувствах? Меня переполняла жалость – и жгучее любопытство. Так и не найдя ответ, я застегнула рюкзак и вышла в коридор. Сандалии гулко простучали по мраморному полу. Заметив знакомого смотрителя, я замедлила шаг.

– Привет, Тони.

– Как поживаете, мисс Янг?

– Отлично, спасибо. Слушайте… Мне нужно какое-нибудь тихое место, где можно сесть и спокойно подумать. Чтобы там не бродили толпы народа. Не знаете такого?

– Хм. – Тони в задумчивости поскреб подбородок. Раздался звук, как от наждачной бумаги – похоже, сегодня он не брился. – В египетском крыле никого нет. Вообще, там обновляют экспозицию, но сегодня директриса уехала на конференцию, а сотрудники без нее боятся и шагу ступить.

– Можно я там посижу? Обещаю ничего не трогать!

Тони в притворном недовольстве нахмурил брови, но потом не выдержал и улыбнулся.

– Сидите, что с вами делать. Только поосторожнее там! И не попадайтесь на глаза туристам, чтобы за вами никто не увязался.

– Спасибо!

– Да не за что. Приходите потом поболтать.

– Обязательно, – кивнула я и уже направилась к залам временных выставок, как вдруг замерла, остановленная новой мыслью. – Тони, слушайте, на фотовыставке сидит пожилая дама… Можете за ней приглядеть? Вдруг ей понадобится помощь.

– Будет сделано, мисс Лилиана.

Я улыбнулась и, миновав увешанную фотографиями стену, принялась спускаться на первый этаж. Длинный отдел средневекового искусства – гобелены, статуи, каменные орнаменты, мечи, кресты и плащаницы – завершился музейным хранилищем и, наконец, египетским крылом.

Я убедилась, что вокруг никого нет, и нырнула за тяжелую занавесь. Несмотря на кондиционеры, в воздухе стояла тысячелетняя пыль – словно экспонаты, пока их таскали с места на место, ненадолго проснулись и раскашлялись.

Верхние лампы были выключены, но сквозь огромные окна лился яркий утренний свет. Я медленно двинулась по солнечным квадратам на полу. Десятки тысяч экспонатов расположились в двух десятках залов – каждый посвящен своей эре. Я словно плыла по черно-золотому океану истории, окруженная маленькими стеклянными кубами, в которых дремали отражения давно минувших эпох.

Ларцы с выдохшимися тысячелетия назад благовониями, погребальные урны, статуэтки богов и богинь, папирусы, резные фрагменты канувших в небытие храмов – все это будто жило собственной, едва заметной жизнью. Казалось, древние артефакты только и ждут, когда какой-нибудь неравнодушный человек прикоснется к ним и, отерев пыль веков, примет в наследство их драгоценные воспоминания.

Внезапно мое внимание привлекла блестящая птичка. Я не видела ее раньше и решила, что это, должно быть, часть новой экспозиции. Искусно отлитое из золота изображение сокола, заточенное в стеклянную клетку, символизировало египетского бога Гора и сопровождалось подписью: «Гор Золотой».

Наконец я нашла достаточно освещенный уголок, устроилась на полу спиной к стене и, открыв блокнот на чистой странице, принялась набрасывать все возможные варианты – те, которые нравились родителям, и те, которые нравились мне. Я успела записать названия трех университетов, когда услышала странный треск.

Неужели за мной все-таки пошел какой-то турист? Я прислушивалась несколько минут, но так и не уловила звука шагов. В египетском отделе музея было тихо, как в склепе. Я мысленно усмехнулась каламбуру и, снова раскрыв блокнот, углубилась в изучение брошюры одного из колледжей.

Однако не успела я перелистнуть первую страницу, как шум возобновился. На этот раз я услышала глухой стук, за которым последовал все тот же треск. Я всю жизнь считала себя здравомыслящим человеком, у которого фильмы ужасов вызывают исключительно зевоту, но в этот момент впервые ощутила, как по позвоночнику скользит ледяной кубик страха.

Я медленно отложила карандаш, стараясь не издавать никаких звуков и на всякий случай даже не дышать. Теперь к стуку и треску добавилось глухое шарканье и далекий, будто бы нечеловеческий стон. Шум доносился из-за ближайшей стены. Я усилием воли взяла себя в руки и постаралась рассуждать логично. Наверняка это какое-то животное. С другой стороны, животное в музее?..

Жуткий стон повторился. Я похолодела, опустила взгляд на свои трясущиеся пальцы – и внезапно разозлилась. Да что это я, в самом деле?!

– Эй? – неуверенно позвала я. – Есть кто живой?

Шум резко оборвался. Я заставила себя подняться и сделать несколько шагов к стене. Неужели там кто-то прячется? Будь это музейный смотритель, он бы точно откликнулся.

Прерывисто дыша, я дошла до конца стены, завернула за угол – и уткнулась в следующую стену, на этот раз пластмассовую. Должно быть, это новая секция, догадалась я. Здесь было слишком темно, чтобы разглядеть, есть ли кто-то в зале, поэтому я замерла и целую минуту раздумывала, что делать дальше.

Наконец я вслепую двинулась вперед, ведя рукой по стене, пока пальцы не провалились в полиэтиленовую занавеску: та неубедительно исполняла роль двери. Я отдернула ее – и еле удержалась от вскрика, увидев перед собой смутную фигуру человека. Но девочка, которая так меня напугала, была моим двойником: те же длинные, слегка вьющиеся каштановые волосы, бледная кожа и белая дизайнерская блуза, сейчас обильно припорошенная музейной пылью. Да, это была я. Опустив взгляд на табличку под экспонатом, я прочитала:

ДРЕВНЕЕ ЗЕРКАЛО, МЕДЬ

Что ж, хорошо полировали зеркала в Древнем Египте… Я покачала головой, удивляясь своей глупости, и осторожно углубилась в сумрачный зал.

Мраморный пол секции закрывала плотная ткань, густо усеянная опилками. Среди них тут и там валялись неровно обрезанные доски. Я подняла одну и подоткнула ею полиэтиленовую занавеску, чтобы из коридора падало хоть немного света.

Уже распакованные экспонаты стояли на временных полках; те, что по-прежнему томились в коробках, башнями громоздились на полу. Теперь я сообразила, что экспонаты привезли издалека – а значит, шум наверняка издавала мышь или крыса, устроившая гнездо в каком-нибудь ящике. Это объясняло, почему все стихло, стоило мне войти.

На первый взгляд в зале не было ничего необычного. Наборы инструментов, дисковая пила… Из некоторых коробок выглядывали египетские сокровища, наполовину погребенные в опилках. Однако я честно сдержала слово и ни к чему не притронулась – просто на цыпочках кралась вперед, пока не уловила краем глаза золотой отблеск. Еще пара шагов, и из темноты выплыл гигантский саркофаг.

Слегка сдвинутая в сторону крышка поражала воображение. Я пробежалась взглядом по деталям – искусно вырезанная маска с зелеными камнями на месте глаз, скрещенные поперек груди скипетр и цеп, драгоценная отделка, указывающая, что погребенный был далеко не простым человеком, – и руки сами потянулись к карандашу и блокноту.

Изучая инкрустацию, я заметила настойчиво повторяющуюся тройную символику: три птицы, три божества, три пары крыльев, по три браслета на предплечьях. Я двигалась вдоль крышки, раздумывая, что бы это могло значить, пока не уперлась в большую картонную коробку. Видимо, саркофаг приехал в ней прямиком из Египта. Приклеенный к ящику лист гласил:

МУМИЯ НЕИЗВЕСТНОГО

ОБНАРУЖЕНА В 1989 г.

ДОЛИНА ЦАРЕЙ

ЕГИПЕТ

Несмотря на мое восхищение готовящейся выставкой, я так и не заметила ничего странного. Никаких крысиных хвостиков, розовеющих из опилок. Никаких расхитителей гробниц или проклятых мумий. Даже никаких музейных работников!

Уже собираясь уходить, я в последний раз оглянулась на саркофаг и вдруг осознала две вещи. Во-первых, в нем не было мумии. Во-вторых, в опилках виднелась еще одна цепочка следов, помимо моей, – и вела она от гроба.

Здравомыслие несколько секунд боролось с любопытством, но последнее все-таки возобладало. Я крадучись двинулась по следам босых ног, с азартом петляя между полками и ящиками, пока не уткнулась носом в противоположную стену. Ни тебе зловещей музыки, ни трупного запаха, ни мало-мальски завалящего монстра из реквизита «Индианы Джонса»!

Я вздохнула и, подавив легкое разочарование, начала пробираться к выходу.

Я дошла до медного зеркала, когда чья-то рука стремительно вынырнула из темноты и схватила меня за запястье. На этот раз я не стала сдерживаться, и мой крик заметался между пыльными экспонатами. Но золотые боги и каменные статуи по-прежнему смотрели на меня пустыми глазами, не спеша прийти на помощь.

 

Глава 2. Странник в странной земле

Рука – теплая, даже горячая, и без намека на лохмотья мумии – исчезла сразу же, как только я завопила. Я вывалилась в коридор, чуть не оборвав полиэтиленовую занавеску, отбежала за угол и принялась ватными пальцами шарить в рюкзаке. Наконец я нашла перцовый баллончик и, на всякий случай полувдавив кнопку, выглянула из-за угла – как раз вовремя, чтобы заметить пару босых ног. Они на секунду показались под ободранной занавеской и снова скрылись в темноте выставочного зала.

Через секунду уже знакомый треск и скрипы возобновились: незнакомец – кто бы он ни был – вскрывал ящики с экспонатами. Одна коробка с жалобным звоном полетела на пол. Похоже, этот человек был не в курсе, что с тысячелетними реликвиями следует обращаться поаккуратнее.

– Предупреждаю, я вооружена! – неубедительно пригрозила я.

На мгновение воцарилась тишина. Затем незнакомец произнес несколько слов на чужом языке и вернулся к прежнему занятию – чем бы он там ни занимался.

– Кто там? Что вы сказали? – позвала я. Отклика не последовало, так что я попробовала иначе: – Qui etes-vous? Quien es usted?

Единственным ответом было раздраженное ворчание и треск отброшенной коробки, который я теперь узнавала безошибочно.

– Слушайте, я не знаю, кто вы и как сюда попали, – снова начала я по-английски, присев на корточки и собирая выпавшие из рюкзака бумаги, – но вам нельзя здесь находиться!

Незнакомец опять не удостоил меня ответом. Я закинула рюкзак на плечо и принялась красться обратно ко входу, не сводя с него глаз и даже боясь моргать. Перцовый баллончик я решила не опускать – мало ли что взбредет в голову этому расхитителю гробниц?

Наконец занавеска оказалась прямо передо мной. Я поискала взглядом зловещую тень, но в зале все внезапно замерло. Он испугался и спрятался? Или затаился и готовится на меня выпрыгнуть?

– Пожалуйста, выйдите и объяснитесь, – храбро велела я.

На этот раз я выждала почти минуту. Наверное, стоило сбегать за охранником, но я словно приросла к месту, охваченная скорее любопытством, чем страхом. Если бы этот человек собирался на меня напасть, он бы уже сто раз это сделал.

Может, он заблудился? Или это бездомный, который наскреб денег на билет в надежде отыскать тут тихое местечко и вздремнуть? Или это все-таки музейный работник… Вдруг он поранился? Я опустила онемевшую руку и медленно направилась к занавеске.

– Эй? Вам нужна помощь? – снова позвала я. Увы, голос прозвучал совсем не так уверенно, как я надеялась.

Из-за занавески послышался тяжкий вздох. Я больше не целилась в нее баллончиком, но все равно нервно барабанила пальцем по кнопке.

– Кто вы? – тихо спросила я, скорее чтобы нарушить затянувшееся молчание, чем в самом деле рассчитывая на ответ.

В ту же секунду занавеска отлетела в сторону, и на пороге появился предмет моего любопытства. При этом он бормотал что-то, чрезвычайно напоминающее ругательства на иностранном языке. Шагнув вперед, он – да, это был определенно «он» – отпустил занавеску и с нескрываемым раздражением уставился на меня сверху вниз.

Хотя мы находились в самой темной части египетского крыла, я отчетливо видела белую юбку, складками спускавшуюся с его пояса до самых колен, и широкую, смуглую, полностью обнаженную грудь. К босым ногам пристали опилки. Незнакомец выглядел молодым – всего на несколько лет старше меня, – но уже сверкал лысой головой. Или он брился наголо?

Парень стоял, скрестив на груди мускулистые руки, и разглядывал меня с выражением, которое я описала бы как смесь удивления и разочарования.

– Не подходи, – быстро сказала я, снова поднимая баллончик и чувствуя себя полной идиоткой.

Незнакомец выразительно приподнял бровь и ухмыльнулся. Да он надо мной смеется!

Затем он направил на меня палец и произнес что-то, похожее на приказ.

– Извини. Я тебя не понимаю, – покачала головой я.

Заметно огорченный, парень повторил то же самое медленнее, будто разговаривал со слабоумной.

Я вздохнула и принялась отвечать так же медленно, сперва указав на себя:

– Я, – я помотала головой, – не понимаю, – я ткнула в него пальцем, – тебя!

Парень издал возглас отчаяния, патетически воздел руки к потолку и замер в такой позе. В ту же секунду выставку залил яркий свет: по всему крылу вспыхнули люстры и лампы. Я не удержалась от вскрика, когда наконец как следует разглядела своего собеседника. Он действительно словно вышел из другого тысячелетия. И это был определенно не бездомный.

«Кто же ты?» – подумала я, в растерянности глядя на незнакомца – еще не мужчину, уже не подростка. Он казался… безвременным. Из-под выразительных темных бровей смотрели глубоко посаженные глаза цвета орешника – сейчас скорее зеленые, чем карие, – причем в них читался ум и одновременно что-то хищное. Я тут же почувствовала себя мышкой, которая замирает перед соколом, прекрасно сознавая скорую гибель, – и все же не может отвести взгляда от этой красоты.

Его внешние достоинства были бесспорны: изогнутые луками брови, рельефные мускулы под кожей цвета темного золота и полные губы, от которых у любой девчонки закружилась бы голова. Но под красотой скрывалось что-то большее – что-то, заставившее меня непроизвольно потянуться за карандашом. Я сомневалась, что сумею запечатлеть ту его неуловимую черту, которая наполняла меня дрожью, но собиралась хотя бы попытаться. Обычно я с легкостью распределяла людей по категориям, основываясь на их манере одеваться, двигаться, общаться с себе подобными, – но этому парню требовалась не просто новая категория. Для него нужна была другая система.

Я моргнула и поняла, что он опять усмехается. Все остальное в нем было загадкой, но это выражение я могла определить наверняка. Я встречала десятки таких парней. Американцы или нет, все они были убеждены, что папочкины деньги и смазливая мордашка наделяют их какой-то особенной властью. А этот парень просто лучился властью. Определенно не мой тип.

– И кто же ты такой? – дерзко спросила я, чувствуя, как щеки начинает заливать краска. – Какая-нибудь заграничная модель, которая забрела сюда в поисках реквизита и потеряла штаны?

Я насмешливо указала на его костюм – точнее, отсутствие оного.

– Поверь, дорогуша, – начала я самым снисходительным тоном, для надежности еще подчеркивая каждое слово паузой, – на тебя никто не взглянет дважды. Так что лучше не трать на меня свое обаяние и приоденься.

Мальчик-с-обложки вздохнул и принялся что-то бормотать, хаотично вращая руками в воздухе. Не прошло и секунды, как во рту у меня появился странный вкус – будто от леденца или таблетки-шипучки. Пока я пыталась сообразить, что происходит, загадочное ощущение исчезло, а незнакомец наконец произнес слово, которое я поняла:

– Назовись.

– Назовись? – тупо переспросила я. – Ты спрашиваешь мое имя?

Он кивнул.

Я переступила с ноги на ногу и сухо представилась:

– Лилиана Янг. А тебя как зовут?

– Хорошо. Идем, Юная Лилия, мне нужна твоя помощь, – старательно выговорил парень и тут же состроил гримасу, будто английские слова пришлись ему не по вкусу. Разумеется, отвечать на мой вопрос он и не подумал.

Явно уверенный, что я последую за ним, он развернулся и снова скрылся за занавеской. После секундного колебания мое неуемное любопытство все-таки победило, и я нырнула в огороженную секцию. Теперь ее заливал яркий свет. Мальчик-с-обложки возобновил прежнее занятие – поднимал одну коробку за другой, быстро заглядывал в нее и отбрасывал в сторону.

– Что ты делаешь? Почему так странно одет? И почему сперва не понимал английский?

– Слишком много вопросов, Юная Лилия. Выбери один.

Парень вытащил из коробки тяжелый запечатанный кувшин и, закрыв глаза, мелодично произнес несколько слов на иностранном языке. Затем открыл глаза, покачал головой и, опустив кувшин, перешел к следующей коробке.

– Что ты делаешь? – спросила я, когда он возобновил бубнеж.

– Ищу свои канопы.

– Канопы? – я на секунду растерялась. – Ты имеешь в виду погребальные урны? В каком смысле они «твои»?

– Только один вопрос, Юная Лилия.

– О’кей, – я решила, что с расхитителями гробниц лучше не спорить. – Ты ищешь свои канопы, они же погребальные урны. Кажется, я читала о них в «National Geographic». Такие штуки для мумий, куда складывались вырезанные из тела органы.

– Верно.

– Ты их воруешь?

Парень перешел к следующей коробке.

– Нельзя украсть то, что принадлежит тебе.

Я обогнула полку и заглянула ему в лицо. Я довольно хорошо разбиралась в людях и обычно могла определить, когда они лгут. Он – не врал. А это означало одно из двух: либо у него в самом деле были какие-то права на тысячелетние реликвии, либо он псих. Пока я склонялась ко второму варианту.

– Слушай, – примирительно начала я, – эти экспонаты принадлежат музею. Их нельзя трогать. Нельзя вот так запросто прийти в музей и хватать, что понравится.

– Музей?

– Да, музей. Знаешь, такое место, где собраны старинные вещи, документы и произведения искусства.

Парень отвинтил крышку очередного кувшина и приложил глаз к горлышку.

– А, – сказал он. – Обитель Муз.

– Что?

Этот вопрос тоже остался без ответа. Заглянув еще в несколько коробок, незнакомец разразился воплем отчаяния.

– Их здесь нет!

– Твоих каноп? – уточнила я.

– Да. Это подделки. В них нет моей жизненной силы.

– Жизненной силы. Понятно…

Нет, он точно псих.

Я пробормотала какое-то стандартное извинение и начала пятиться к выходу – однако не успела сделать и нескольких шагов, как парень двинулся за мной.

– Без жизненной силы я всего лишь бледная тень, выброшенная на берег моря времени, – серьезно произнес он, буквально пригвоздив меня взглядом к месту. – Мне нужно питание, Юная Лилия.

– Питание. Конечно. – Будем надеяться, что Мальчик-с-обложки не превратится в Ганнибала Лектора! – Здесь есть несколько отличных мест, где можно перекусить. Например, кафе «Сад на крыше» на пятом этаже…

И я неопределенно махнула рукой на потолок, продолжая пятиться между полками и коробками. Незнакомец не отставал ни на шаг.

– Не беги, Юная Лилия.

– Не бежать? – я нервно хихикнула. – Я не бегу. Кстати, если ты так проголодался, в отделе американского искусства есть еще одно кафе – совсем рядом с египетским крылом. Захочешь – не пропустишь. Ну, мне пора. Серьезно, я уже опаздываю…

– Ты не понимаешь. Без своих каноп мне придется одолжить твою жизненную силу.

– Одолжить мою… Слушай, моя жизненная сила нужна мне самой. И желательно прямо сейчас. Мне правда жаль, что я ничем не могу помочь, но… – я наконец поняла, что он загоняет меня в угол, но было уже слишком поздно.

Парень растянул губы в улыбке, когда я уперлась в стену из составленных ящиков. Больше не раздумывая, я вскинула руку с перцовым баллончиком и со всей силы вдавила кнопку. Парень взвыл и согнулся пополам. В ту же секунду вокруг него начало закручиваться маленькое торнадо из пыли, опилок и щепок.

Я запаниковала и бросилась к занавеске, но добежать до нее не успела. Лампы снова погасли, и я с размаху врезалась коленом в золотой саркофаг. Я пошатнулась, пытаясь удержать равновесие, и тут же услышала приближающиеся шаги.

– Вернись, Юная Лилия, – простонал парень. – Ты мне нужна!

Ну уж нет, спасибо…

Времени ждать, пока глаза привыкнут к темноте, не было, так что я на ощупь добралась до конца саркофага, прикинула, где выход, и со всех ног бросилась на слабый свет. Стоило мне вывалиться в коридор, как занавеска отдернулась снова – на этот раз под рукой моего преследователя.

Так и не застегнутый рюкзак подпрыгивал за спиной, щедро рассыпая карандаши и фломастеры. Когда на пол полетел блокнот, я пренебрегла опасностью и присела, чтобы его подобрать, а заодно бросить лихорадочный взгляд через плечо.

За мной никто не гнался. Мальчик-с-обложки стоял посреди коридора, воздев руки к потолку и закрыв глаза. Его монотонный напев несся за мной все время, пока я пробиралась между экспонатами к выходу из секции. Внезапно порыв ветра – невозможный, немыслимый в музее! – бросил волосы мне в лицо и на секунду ослепил. Мелодичные и теперь почему-то совершенно понятные слова отпечатывались у меня в памяти, словно иероглифы на каменной стене. Парень пел:

Я почти добралась до выхода – но в этот момент он произнес последнее слово, и мне в спину словно врезался невидимый таран. Я споткнулась и полетела на пол.

В голове не осталось ни одной мысли – всё вытеснила пронзительная боль. Сердце бешено колотилось о ребра, желудок скрутило в мучительном спазме, и я, сколько ни пыталась, не могла протолкнуть в легкие даже глотка кислорода.

Он в меня выстрелил? Я с хрипом втянула воздух и усилием воли перевернулась на спину. Крови на блузке не было, отверстия от пули – тоже. Я зажмурилась и заставила себя встать на колени, потом выпрямиться. Надо отсюда убираться. Сейчас же.

Когда я дохромала до коридора, боль немного утихла. Я бросила взгляд на часы – тридцать пять минут двенадцатого; я опаздывала на обед, но совсем чуть-чуть. Если бы я пропустила большую часть встречи, отец проел бы мне плешь своими нотациями. Ему было важно, чтобы я дружила с дочерьми нескольких важных лиц, с которыми он надеялся наладить «взаимовыгодное сотрудничество».

Я протолкалась сквозь толпу к одному из своих любимых кафе. Услужливый метрдотель тут же проводил меня к столику, расположенному в эркере возле выходящего на улицу окна. Стоило мне плюхнуться в кресло, как в меня снова врезался таран – но на этот раз он не имел ничего общего с выходцами из Древнего Египта и таинственными песнопениями. Три мои одноклассницы устремили на меня взгляды, исполненные такого скепсиса, что ими можно было бы стереть в пыль пару пирамид. Три идеально напомаженных ротика дружно изогнулись буквой «О». Три глянцевых меню синхронно опустились на хрустящую от крахмала скатерть.

– Боже, что с тобой случилось? – спросила Рыжая.

– Такое впечатление, что на тебя напала бешеная кошка, – поддакнула Блондинка.

– Напала, исцарапала, обслюнявила и, гм, помочилась, – добавила Перекись Водорода.

Девочки захихикали.

– Постойте, я поняла! – с воодушевлением воскликнула Блондинка. – В такси не принимали карточки, и ты полчаса прождала автобус на остановке с открытым верхом. Разве ты забыла, что эти плебеи понимают только наличные? – протянула она голосом, который можно было бы добавлять вместо сиропа в чай.

Я наградила «дорогих подруг» своей самой убийственной улыбкой, но спектакль был далек от завершения.

– Серьезно, кто делал тебе укладку? Альберт Эйнштейн?

– И что у тебя с одеждой? – сморщила носик Перекись Водорода. – На шарпее и то меньше складок.

Рыжая перегнулась через стол и демонстративно оттянула на мне блузку.

– Это что, опилки?

– Они самые, – огрызнулась я.

– Так я и знала! – всплеснула руками Блондинка. – Наша Лилиана тайком встречается с ковбоем!

И девочки снова захихикали.

– Что ж, это объясняет прическу, – сквозь смех выдавила Рыжая.

– Хватит уже, а? У меня выдалось непростое утро, – и я, почти до носа спрятавшись за раскрытым меню, принялась лихорадочно отряхивать грудь от опилок. – Пришлось устроить марафон по музею.

– Ты имеешь в виду – до музея? – уточнила Рыжая, причем в ее голосе впервые прорезалось искреннее сочувствие.

– Нет, я имею в виду – в музее.

Перекись Водорода распахнула глаза и испуганно понизила голос:

– Тебя хотели… ограбить?

От былых насмешек не осталось и следа: одного намека на карманника оказалось достаточно, чтобы пробудить глубинный страх, свойственный людям моего круга. Почти все они были убеждены, что мир вращается вокруг них, и те, кому повезло в жизни меньше, буквально спят и видят, как бы оттяпать кусочек от их состояния или их самих. Другие взгляды в моей школе не приветствовались.

– Бедняжка, – принялась кудахтать Блондинка, пока Рыжая отряхивала мне спину, а потом невозмутимо вытирала пальцы салфеткой. – Ничего, здесь ты в безопасности. Все позади.

После этого Блондинка пустилась в рассуждения о новом дизайнере, которого ей насоветовала подруга подруги, и я рассеянно уставилась в окно. Однако насладиться видом мне не удалось: желудок снова скрутило, мышцы обожгло болью, а дыхание сбилось без видимых причин. Не прошло и секунды, как я заметила мужчину. Он возвышался посреди тротуара, словно выставленный из музея обелиск. Мужчина в белой юбке и без ботинок.

Жителей Нью-Йорка сложно чем-то удивить, но этому парню удалось произвести фурор. Натыкаясь на него, толпа распадалась на два возмущенных ручейка, но ему явно не было дела до учиненного переполоха. Задрав голову, он медленно поворачивался вокруг оси, будто никогда раньше не видел небоскребов. Затем он шагнул на проезжую часть, и я непроизвольно вскочила.

В следующую секунду в него врезался автомобиль.

– Кэсси, Кристи, Кортни, простите, мне надо бежать!

И я, в панике схватив рюкзак, бросилась через боковой выход на улицу. Странная сила притягивала меня к этому человеку, который возбуждал во мне одновременно ужас и восхищение. Правда, теперь я уже не была уверена, что хочу найти его в живых.

 

Глава 3. Сердце сфинкса

Я выскочила на улицу и, растолкав прохожих, кинулась к парню. Да что со мной такое? Складывалось впечатление, что мое тело мне больше не принадлежит и я просто наблюдаю за его действиями со стороны.

Когда я добралась до своего незадачливого знакомца, неприятный осадок от нашей первой встречи совершенно рассеялся. Автомобиль не просто сбил парня, но и отбросил его на встречную полосу, так что в него врезались минимум дважды. Из угла рта сочилась струйка крови, на голове зияла ужасная рана. Смуглый бок был исполосован царапинами, голые ноги казались порезанными, точно ножом. Одна рука торчала под неестественным углом, правое плечо было рассечено до кости, а широкая грудь выглядела так, словно парня привязали к стулу и долго и упорно избивали. Разумеется, прохожие не придумали ничего лучше, кроме как столпиться вокруг и снимать происходящее на телефоны.

– А ну прочь! – заорала я на них неожиданно для самой себя, а потом принялась отпихивать зевак руками, когда некоторые камеры обратились и на меня.

По правде говоря, они вряд ли знали, как помочь человеку в такой ситуации. Я и сама не знала. На самом деле я удивилась, что он вообще жив.

Стоило парню меня увидеть, как его глаза – сейчас скорее янтарные, чем зеленые, – впились в мое лицо и больше от него не отрывались. Он был испуган, растерян и явно страдал. Его эмоции накатывали на меня волнами, вызывая жгучую жалость. Внезапно кожу обдало жаром и начало покалывать, словно горячими иголками. Мне не было нужды воображать, как он себя чувствует – я словно испытала все это сама. Надо ему помочь.

Парень едва дышал, но, заметив меня, все же сделал попытку приподняться.

– Я нашел тебя, Юная Лилия, – выдавил он, и эти слова вдруг показались мне более весомыми и осмысленными, чем все, которые я слышала до этого. Сейчас он выглядел древним воином, умирающим на асфальтовом поле боя.

Я опустилась на колени и осторожно коснулась гладкой кожи его руки, чудом не изрезанной в клочья.

– Это точно, – сказала я с мягким укором. – Но посмотри, какой ценой!

То обстоятельство, что он был смертельно ранен – а может быть, и доживал свои последние мгновения, – наложилось на недавний приступ эмпатии, когда я буквально на своей шкуре ощутила его состояние. От былых страхов не осталось и следа: на ярком дневном свете они лопнули, как мыльные пузыри.

Конечно, парень был не в себе – теперь я в этом не сомневалась, – но относился скорее к типу достойных сочувствия чудаков, чем кровожадных маньяков. Я зря окружила его зловещим ореолом. Распластанный посреди улицы, весь в крови, он вызывал исключительно жалость.

Парень шевельнулся и тут же зашипел от боли. Видимо, у него была сломана нога – а может, и бедро. Я вытащила телефон и уже начала набирать 911, когда он поднял здоровую руку.

– Помоги мне, – взмолился он.

Я указала на телефон.

– Это я и собираюсь сделать!

– Нет, – он покачал головой и закрыл глаза, видимо, пережидая очередной приступ боли. Через несколько секунд он снова поднял на меня взгляд – и я вдруг поняла, что не могу шевельнуться. Шум Нью-Йорка словно смыло огромной приливной волной. Весь мир, кроме нас двоих, перестал существовать, и я поняла, что стремительно тону в зеленых омутах его глаз. Господи, какой же идиоткой надо быть, чтобы так быстро потерять голову?!

– Помоги мне, – повторил он. Эти простые слова рассеяли странный транс, в который я с такой охотой погрузилась. В уши снова ударила какофония мегаполиса. Я машинально разжала пальцы, и телефон полетел на землю – но я едва ли заметила, как от него отскочила задняя крышка. Более не раздумывая, я взяла парня за здоровую руку.

В ту же секунду нервные окончания обожгло нестерпимой болью. Из глаз брызнули слезы. На краю сознания вспыхнула и мгновенно погасла мысль, что вот так и выглядит казнь на электрическом стуле. В нос ударил запах горячего масла, я вскрикнула и сжала зубы, чтобы не потерять сознание. Еще пара бесконечных секунд, наполненных предсмертной агонией, – и боль начала отступать, пока не превратилась в горячее покалывание по всему телу и крохотные разряды статического электричества, приподнявшие мне волосы на затылке. Я сморгнула слезы. Между нами и толпой словно выросла невидимая стена: прохожие по-прежнему щелкали мобильными, но никто не сделал и попытки подойти.

Все мышцы ныли, отходя от недавнего шока. Я чувствовала себя выпитой досуха, будто меня заперли в парилке и забыли там на пару часов.

Вдруг кто-то осторожно сжал мою руку – и я, вспомнив, где нахожусь, с ожесточением вырвала ладонь.

– Что это было? – прошипела я. Эйфория от роли доброй самаритянки прошла бесследно. Теперь меня переполняли только гнев и возмущение. – Что ты сделал?!

Вопрос прозвучал наполовину обвинением. Я чувствовала себя обесчещенной, хотя не смогла бы сказать почему. Это ощущение вызвало у меня новые слезы.

Парень смерил меня долгим взглядом, и на мгновение мне показалось, что он жалеет о сделанном. Затем, так и не снизойдя до ответа, он вздохнул, вытер с губ кровь и осторожно поднялся, как будто не был уверен, что ноги ему подчинятся. Собравшиеся зеваки разразились восхищенными возгласами, торопясь сделать еще несколько снимков чудесного исцеления.

Однако это оказалось и вполовину не так удивительно, как его реакция на толпу. У парня был модельный рост, и поскольку я до сих пор стояла на коленях, мне пришлось вывернуть шею, чтобы разглядеть его лицо. Полуденное солнце окружало его голову золотым нимбом, поэтому я никак не могла сфокусировать взгляд – но и без этого поняла, что он медленно поворачивается по кругу, благосклонно улыбаясь и кивая зевакам.

Сполна насладившись вниманием, он властно протянул мне руку.

– Идем, Юная Лилия, – его голос гулко раскатился над улицей. – У нас много дел.

Я уже собиралась озвучить, куда он может засунуть свое покровительственное отношение вместе с сексуальным акцентом, как вдруг он снова вперил в меня взгляд. Мир дрогнул и поплыл, как перед обмороком, и я с удивительным равнодушием поняла, что не хочу спорить. Чувствуя себя марионеткой, которую дергают за веревочки, я вернула крышку телефона на место, убрала его в рюкзак и приняла предложенную помощь.

Вставать так резко оказалось плохой идеей: желудок тут же завязался в узел, и я непременно упала бы, если бы парень не поддержал меня за спину. Такая развязность вызвала у меня новую бурю негодования. Я сделала попытку отстраниться, но бегство принцессы с бала, видимо, не входило в его планы.

– Ты останешься со мной, Юная Лилия.

С этими словами он поднял мою обмякшую ладонь, накрыл ею свою руку, и в этой нелепой позе – точно принц с Золушкой – мы прошествовали обратно на тротуар.

Толпа расступалась перед нами, словно Красное море перед Моисеем. Что и говорить, держался мой спутник и вправду царственно. Впечатление немного портила посеревшая от грязи, изодранная в нескольких местах юбка, но даже в этой пародии на килт он тянул как минимум на пророка.

По дороге я постаралась собраться с мыслями. Я понимала, что происходит нечто подозрительное, потому что такое поведение было мне абсолютно несвойственно, но я попросту не могла вырвать руку или отвести взгляда от этих зеленых глаз. Что ж, каким бы Копперфильдом он ни был, в следующий раз ему стоит подумать дважды, прежде чем подчинять меня своей воле – особенно когда я четко показала, что против!

Добравшись до тротуара, мы все так же величественно проплыли мимо стеклянной стены кафе, о которую расплющили носы три мои «подружки».

Парень нарушил молчание, только когда мы на несколько домов отошли от места аварии.

– Прости, что вовлек тебя, Юная Лилия, но у меня не было другого выхода.

– Вовлек во что? – прорычала я, закипая от невозможности развернуться и припустить в другую сторону.

В ответ он накрыл мою руку второй ладонью, которая еще несколько минут назад напоминала кровавое месиво, и тяжело вздохнул:

– Объяснение будет слишком долгим, а место неподходящее.

– Прекрасно. Какое же место ты считаешь подходящим для объяснений?

Парень поджал губы и покрутил головой по сторонам, с явным восхищением разглядывая высящиеся вокруг небоскребы.

– Не знаю, – наконец ответил он, покачав головой.

– И это ответ?! Как ты так быстро вылечился? Что ты со мной сделал?

Издав уже знакомый вопль отчаяния, он втолкнул меня в тень ближайшей стены – причем так резко, что я не удержала равновесие и упала ему на грудь. Сердце тут же пропустило пару ударов, а кончики пальцев начало покалывать в том месте, где они соприкасались с его кожей. Мое тело словно впитывало его тепло. Парень был горячим в буквальном смысле. Похоже, его лихорадило.

Я поняла, что меня тоже начинает лихорадить, и в который раз за день пришла в бешенство. Я не западаю на опасных парней! Тем более – на опасных парней в юбках! Нет, он определенно отличался от всех, кого я встречала раньше.

– Ты задаешь слишком много вопросов, Юная Лилия, – пробормотал он, в очередной раз удержав меня от полета на асфальт. – Твои мысли напоминают встревоженный улей. В этом мире и так много хаоса, а ты его еще усугубляешь, – и он мягко сжал мои плечи. – Постарайся успокоиться. Я не причиню тебе вреда.

– Надо полагать, именно так и говорят инопланетные похитители, – парировала я и тут же осеклась, поразившись, с какой легкостью обычно сдерживаемый сарказм сорвался с моих губ.

– Мне нужно немного отдохнуть, – буднично сообщил парень и наконец убрал руки. Я с облегчением вывернулась, почуяв свободу. Он отошел на пару метров, чтобы целиком оказаться на солнце, прислонился к стене и закрыл глаза – по-видимому, совершенно уверенный, что я никуда не денусь. Я улыбнулась, поправила лямку рюкзака и приготовилась бежать – как вдруг поняла, что не могу поднять ногу. Что за чертовщина?! Спокойствие, только спокойствие… Я несколько раз глубоко вдохнула и усилием воли запретила себе думать о побеге. Только тогда я смогла двинуться с места.

Следующие несколько минут я изучала длину поводка. Я могла ходить кругами. Сидеть на соседней скамейке. Даже дойти до ближайшей мусорной урны. Однако стоило мне направиться чуть дальше, как ноги становились ватными и я фактически прирастала к месту. Между мной и этим проклятым парнем словно натягивалась невидимая цепь. Ну ты и попала, Лилиана!

Я решила остановить кого-нибудь из прохожих и объяснить, что меня удерживают силой, но даже голос отказался мне подчиняться. Например, я хотела позвать на помощь, а вместо этого попросила ручку. Когда же мимо проходил полицейский, он услышал от меня только: «Отличный денек, офицер!»

Надо бежать. Сейчас же. Хотя нет. Это неправильно. С чего бы мне бежать?.. Я помотала головой, чувствуя, как путаются мысли. Может, мне и правда стоит остаться с ним еще ненадолго? Когда я приближалась к своему тюремщику, мне словно становилось легче дышать, а к рассуждениям возвращалась четкость. В итоге я села на деревянную скамейку и принялась сверлить парня взглядом, раздумывая, что же за таинственная связь между нами образовалась.

Любая моя одноклассница уже заливалась бы слезами, но мою голову наводняли только тучи вопросов. Так я обычно реагировала на стрессовые ситуации. Если в жизни творится что-то неладное, нужно сесть и хорошенько подумать, а решение наверняка найдется само собой.

Как вышло, что человек, попавший в аварию, так быстро излечился от ран? Кто он? Как мной управляет? Чего хочет?.. Я потерла плечо. Очень скоро мне понадобится обезболивающее. Я уже чувствовала, как надвигается из-за горизонта мигрень – затылок начало характерно покалывать. Да что там, все тело ломило, будто меня переехал каток. А ведь я даже не знала имени этого парня!

Несколько минут я молча смотрела, как он подпирает стену. Затем мне это надоело, я вытащила из рюкзака блокнот и занесла карандаш над чистой страницей, не представляя, с чего начать. Парень или не замечал, что его рисуют, или ему было все равно – так что я вдоволь изучила его лицо.

Он был симпатичным, но каким-то… нездешним. Даже когда проплывавшее мимо облако ненадолго накрыло его своей тенью, он продолжал лучиться собственным внутренним светом. Нет, не как неоновая вывеска. Это было скорее теплое сияние, почти незаметное, если не присматриваться. Его силуэт был обведен тонким золотым контуром, словно его подсвечивал скрытый прожектор.

Я прикинула первую линию, на всякий случай еще раз бросила взгляд на своего натурщика – и вздрогнула, потому что два зеленых глаза смотрели на меня в упор.

– Пора идти, Лилия, – спокойно объявил парень.

– Идти куда?

Тот передернул монументальными плечами, выпрямился в полный рост и задумчиво взглянул на окружавшие нас небоскребы. Затем он осмотрел обе стороны улицы, будто прикидывал возможный путь.

– Не знаю. Я никогда раньше не видел таких домов, – и он, склонив голову, поинтересовался: – Далеко ли до Фив?

– Фив? – я нервно хихикнула. – Ну, такой прогулки мои сандалии точно не выдержат.

Я чуть не зажала рукой рот, сообразив, что в точности озвучила свои мысли. Ирония у нас в семье не поощрялась, и я потратила немало времени, прежде чем приучила себя делать несколько вдохов и выдохов перед язвительным ответом, вертящимся на языке. Привычка шутить по любому поводу была моей второй, тайной натурой, только вот в родительском кругу остроумие отнюдь не считалось добродетелью.

Парень внимательно изучил мои сандалии и нахмурился.

– Очень хорошо. Мы найдем другой способ туда добраться.

С этими словами он наконец отклеился от стены, кошачьей походкой приблизился к скамейке и протянул мне руку. Я демонстративно отшатнулась, и этот жест, по-видимому, его обидел.

– Посиди тихо, – велел парень, легко касаясь моей щеки. Подушечки пальцев были теплыми, будто он обмакнул их в горячий мед или расплавленное золото. Когда он провел по моим скулам сверху вниз, их словно огладило закатное солнце. У меня возникло странное впечатление, будто он меня оценивает – но не так, как парни обычно оценивают девчонок.

– Ты ослаблена, – наконец постановил он. – То происшествие лишило нас сил. Нам обоим нужно питание.

– Опять это слово!

Парень склонил голову к плечу.

– Ты предпочла бы другое название?

– Нет, это вполне годится, если я не числюсь в меню, – усмехнулась я.

– Я не употребляю в пищу человеческую плоть. А в вашем городе это принято?

– Гм, нет.

На его лице отразилось облегчение.

– Это хорошо. Мне не хотелось бы голодать.

– Отлично, вычеркну «каннибализм» из списка своих опасений. А то, знаешь ли, я уже прямо видела, как ты нарезаешь меня ломтиками и обжариваешь с перцем.

Парень нахмурился, сосредоточенно о чем-то размышляя, – а потом его губы изогнулись в искренней улыбке, полной такого детского восторга и света, что мне захотелось попросить его улыбаться всегда. Словно небосвод весь день был затянут тучами, а под вечер из них выглянуло солнце – и одарило меня неожиданным, но оттого еще более ценным теплом.

Мое первое впечатление оказалось ошибочным. Он не был моделью, психом или маньяком с топором – и не соответствовал ни одному ярлыку, который я успела на него навесить. Власть, которой были облачены его плечи, проистекала не из состояния или модельной внешности – хотя как минимум в одном из двух ему нельзя было отказать. Нет, самоуверенность этого парня опиралась не на манию величия. Она коренилась гораздо глубже.

– Я об этом подумаю, – наконец произнес он, продолжая улыбаться. – А сейчас скажи мне, какой урожай собирают на полях этого железного города? Я не вижу крестьян, но обоняю повсюду запахи пищи.

На полях?

Не дождавшись ответа, он взял меня за руки и потянул прочь со скамейки.

– Ты поможешь мне их найти, Лилия?

Во мне начало крепнуть подозрение, что от меня потребуется больше, чем просто махнуть в сторону ближайшей забегаловки. Во-первых, парень, очевидно, не понимал, где находится. Во-вторых, несмотря на всю свою царственность, он временами испытывал сомнения и растерянность, которые, похоже, были ему непривычны и приводили в еще большее замешательство. В-третьих, он действительно нуждался в моей помощи. Все прочее в нем оставалось загадкой, но это я видела совершенно отчетливо.

Вероятно, решение лежит на поверхности. Может, когда я куплю ему бургер и карту, этот псевдогипноз спадет, мы мирно распрощаемся, и я наконец-то отправлюсь домой. За неимением более вразумительных вариантов я предположила, что сейчас нас удерживает вместе Провидение и мне нужно предпринять еще какие-то шаги, чтобы освободиться от навязанной роли ангела-хранителя. В противном случае я даже не представляла, куда это все меня заведет.

За свою недолгую жизнь я убедилась, что самое очевидное решение зачастую оказывается самым правильным. Он хочет есть? Хорошо, я его накормлю, а там посмотрим.

– Ну… – я покрутила головой, выглядывая вывески кафе. – В Нью-Йорке есть всего понемножку.

– Этот город называется Нью-Йорк?

– Именно, – подтвердила я, пристально наблюдая за его реакцией. Если он сейчас притворялся, что не понимает, где находится, на Бродвее его оторвали бы с руками.

– Хорошо, – кивнул парень. – Тогда покажи мне… всего понемножку.

Я смерила его «килт» многозначительным взглядом.

– Боюсь, единственное место, где тебя обслужат в таком виде, – это палатка с хот-догами.

– С чем?

– Ну, знаешь, с «жареными собаками».

Парень сморщил нос.

– Вы едите собак? Немногим лучше человеческой плоти!

– Нет! – рассмеялась я. – Слушай, ты и правда не от мира сего. Хот-доги делают из свинины или говядины.

– Гм, понимаю. Тогда я хотел бы попробовать… «жареную собаку».

– И ты ее получишь, Али-Баба.

– Почему ты так меня называешь?

– Ну надо же мне тебя как-то называть, раз ты до сих пор не представился.

Я наконец приметила палатку с сосисками и сделала парню знак не отставать. Тот послушно двинулся за мной к светофору.

– Амон, – сказал он, когда мы остановились на переходе. – Меня зовут Амон.

На самом деле он произнес имя иначе – этаким знойно-тягучим «Ах-моун», которое наверняка вскружило бы голову любой девчонке. Ну, если бы какая-то ненормальная запала на такого же ненормального.

– О’кей, приятно познакомиться, Амон из Фив.

– Я не из Фив.

– А откуда?

– Я родился в Итжтави во времена правления Темного бога.

– Точно. Напомни, а Итжтави у нас в какой стране?

– Я думал, ты знаешь, что я из Египта.

Интересно, почему все симпатичные, по-настоящему интересные парни в итоге оказываются без царя в голове? То есть по Амону и так было видно, что самолет потерпел крушение, но пилот, по-видимому, катапультировался еще раньше.

– Значит, мне следует называть тебя фараоном Амоном? – ехидно подыграла я, пока мы ждали зеленого света.

– Меня не успели короновать, а эпоха фараонов наступила намного позже моей.

Ну вот, что-то проясняется. Я наконец ощутила себя в своей тарелке.

– Ну и ладно. Не расстраивайся. Не титул красит человека, правда?

Амон скрестил руки на груди и сумрачно взглянул на меня сверху вниз.

– Ты надо мной смеешься.

– Ничуть. Нужно иметь каменное сердце, чтобы смеяться над фараоном, которого не успели короновать!

На лице Амона отразилась бурная гамма эмоций – причем среди них были и такие, которые заставили меня почувствовать себя неловко. Однако он быстро справился с собой, сосредоточив внимание на уличной толчее. Похоже, дорожное движение совершенно его захватило – вся эта суматоха, выхлопные газы, пронзительные гудки и кулаки, трясущиеся из водительских окон. В другой ситуации я решила бы, что он никогда прежде не видел автомобилей. Но в нашем мире такие люди остались только в первобытных племенах, а я сомневалась, что он вождь туземного племени.

Наконец на светофоре вспыхнуло зеленое окошко, но Амон терпеливо ждал, пока все машины не остановятся. Он пошевелился, только когда я взяла его за руку.

– Пойдем! – поторопила я. – Свет скоро сменится, а водители не будут разбираться, кто там на переходе.

Стоило мне намекнуть на повторение недавней аварии, как Амон на всех парах рванул вперед, таща меня на буксире и размахивая свободной рукой, чтобы другие пешеходы посторонились.

– Я бы не доверял этим золотым колесницам, – мрачно сказал он, когда мы перебрались на другую сторону улицы и я повела его к палатке с сосисками.

– Боюсь, на Манхэттене это самое популярное средство передвижения.

– Ты же сказала, что мы находимся в городе под названием Нью-Йорк?

– Ну да. А Манхэттен – название острова.

– Острова? – растерянно переспросил Амон. – Мы и в самом деле далеко от Фив…

– Да, далековато, – подтвердила я с нарочитым сочувствием, будто говорила с ребенком, и осторожно взяла его за руку. – Давай-ка купим хот-дог, я позвоню в социальную службу, и они тебя подберут.

Я еще не решила, что делать дальше, но такой порядок действий показался мне разумным. Я была совершенно без сил. Парню требовалась помощь, которую я не могла ему оказать, и сейчас мне хотелось лишь как можно скорее устраниться из этой ситуации.

– Зачем меня подбирать? Я прекрасно стою на ногах… А, я понял! Это иносказание. Как «жареная собака».

– Точно, – я натянуто улыбнулась, обескураженная абсурдностью нашей беседы.

– Чего хотите? – не слишком приветливо поинтересовался продавец хот-догов, быстро глянув на Амона и его юбку.

– Два хот-дога с соусом и содовую, пожалуйста, – ответила я.

Амон – если это было его настоящее имя – изваянием застыл у меня за спиной, словно собираясь защищать от прохожих. Впрочем, это не мешало ему с любопытством смотреть, как продавец собирает нам заказ. Когда хот-доги были готовы, я передала их парню и вытащила из бумажника десятидолларовую купюру. Затем ссыпала полученную мелочь в жестяную банку для пожертвований и увлекла спутника на пустую скамейку, на всякий случай водрузив между нами рюкзак.

Амон отвернул обертку хот-дога и осторожно откусил. Судя по выражению лица, «жареная собака» ему понравилась. Все шло хорошо, пока я не вручила парню бутылку содовой. Он доверчиво набрал полный рот лимонада, а через секунду выплюнул все обратно, задыхаясь, кашляя и утирая слезящиеся глаза.

Я метнулась к палатке, схватила пачку салфеток и принялась отчищать грудь и руки Амона от содовой, которая после случившегося была буквально повсюду. Парень глядел на эту суматоху со смесью смущения и веселого изумления.

– Я сам могу о себе позаботиться, Юная Лилия, – и он, перехватив мою ладонь, мягко вынул из пальцев подмоченные салфетки.

Я тут же залилась краской до самых ушей.

– Прости, я не имела в виду ничего такого…

Амон с равным спокойствием отнесся к коварной содовой и моим сбивчивым извинениям – просто продолжил вытирать блестящую от влаги грудь. Я поняла, что чересчур уж наслаждаюсь этим зрелищем, и поспешно отвела глаза. Физическое влечение к мистеру Уже не королю/Еще не фараону казалось мне недопустимым, более того, кощунственным, и я старательно искореняла всякие ростки этого интереса.

Закончив вытираться, Амон вернул мне содовую.

– Этот напиток ужасен. Здесь можно раздобыть виноградного сока? Или воды?

– Держи, – сказала я, вернувшись через минуту с бутылкой минералки. – Ну, и как вышло, что ты оказался в Нью-Йорке, ничего о нем не зная?

Вместо ответа Амон приник к горлышку и не отрывался, пока не осушил все до последней капли.

– Эта вода слаще дюжины поцелуев самых прелестных девственниц на обоих берегах Нила, – уверенно заявил он, возвращая мне пустую бутылку.

Я поняла, что забыла, о чем спрашивала. Похоже, самой частой моей реакцией в этот день было просто пялиться на него с таким видом, будто у меня вата вместо мозгов. К сожалению, это было недалеко от правды.

Заметив, что я не отвечаю, Амон помахал у меня перед лицом рукой.

– Ты не могла бы принести еще воды? У меня в горле сухо, как в пустыне.

Какое совпадение – у меня тоже вдруг пересохло горло.

– Гм… Да, конечно.

Я вынула из рюкзака еще пару купюр и, оставив рюкзак на скамейке, направилась за водой. Когда я возвращалась с бутылками в обеих руках, какой-то проныра в капюшоне цапнул мой рюкзак за лямку и что есть мочи припустил по улице. Да ладно?! Этот день может стать еще хуже?

– А ну стой! – завопила я и выронила бутылки, которые тут же разлились по асфальту двумя темными лужами. Через секунду я кинулась за воришкой. – Держите его!

К моему удивлению, несколько прохожих действительно попытались задержать парня, но прежде чем я до него добралась, случилось нечто странное: он словно примерз к асфальту, беспомощно подергивая ногами, а потом начал разворачиваться. В ту же секунду у меня за спиной раздался властный голос:

– Ты вернешь ей вещи.

– Не надо, Амон. Я вполне могу разобраться сама, – проворчала я, а затем в полный голос велела: – Верни рюкзак, и я не стану звать копов.

Воришка с остекленевшими глазами протянул мне сумку и, пошатываясь, начал проталкиваться через толпу. Складывалось впечатление, будто он не вполне владеет ногами. Я бросила на Амона неверящий взгляд, покачала головой и принялась проверять, все ли на месте.

Пока я рылась в карандашах и блокнотах, мой «телохранитель» снова вжился в роль кинозвезды, кивая и улыбаясь собравшимся зевакам. Когда кто-то из них разразился одобрительными возгласами, он даже поднял руки, наслаждаясь всеобщим вниманием.

Наконец я пересчитала карточки в бумажнике и со злостью закинула рюкзак на плечо.

– Невероятно, – пробормотала я себе под нос. – Просто мать-его-невероятно! Худший день в моей жизни!

И я размашисто направилась прочь. Амон поспешил следом.

– Куда мы идем, Юная Лилия?

– Не знаю, куда идешь ты, но лично я иду домой!

– К себе домой?

– Да.

Амон не отставал ни на шаг, хотя теперь я практически бежала. Добравшись до перекрестка, я вскинула руку, и возле нас немедленно затормозило такси.

– Я бы не доверял этим золотым колесницам, – с опаской сказал Амон, когда я рванула на себя дверцу.

Я глубоко вздохнула.

– Слушай, сейчас тебе лучше всего вернуться в музей. Это почти через дорогу, домах в шести. Спроси смотрителя по имени Тони. Он мой друг. Объясни, что тебе нужно в Фивы, он поможет. Пусть купит еще хот-дог и запишет на мой счет.

– Не понимаю, Юная Лилия. Ты хочешь, чтобы я тебя покинул?

– Именно. Мне нужно домой, принять ванну и как следует выспаться.

– Тогда я пойду с тобой.

– Нет, ты…

– Вы едете или как? – нетерпеливо спросил шофер.

– Придержи колесницу! – заорала я, внезапно пополнив свой репертуар обращений к таксистам.

Тот действительно заткнулся и отвернулся, злобно поглядывая на нас в зеркало заднего вида.

С лица Амона не сходило выражение доверчивого ожидания, и я снова растерялась. Этот день не задался с самого начала, а он еще подлил масла в огонь. Все, хватит, пора покинуть «Восточный экспресс». Последняя остановка. Пассажиров просят забрать вещи и пройти на выход.

Я ожесточенно потерла виски.

– Прости, но я больше ничем не могу тебе помочь. У меня болит голова. Меня чуть не ограбили. Я подарила трем ведьмам шикарный повод для сплетен. У меня в волосах столько электричества, что на макушке впору жарить яичницу. А теперь я вынуждена работать гидом для древнеегипетского фараона. Ах да, прости, я забыла, что ты не фараон. Мне продолжать объяснять, почему я хочу домой?

Амон провел подушечками пальцев по моей щеке и с озабоченным видом кивнул:

– Я понимаю. Тебе нужно как следует отдохнуть.

– Ты справишься сам?

– Зло надо мной не властно, Юная Лилия.

– Хорошо.

Только теперь, когда спектакль начал близиться к финалу, я осознала, какую тяжесть несла все это время на своих плечах. Амон сделал пару шагов по тротуару, и я неуверенно прикусила губу.

– Погоди! – я вытащила кошелек и быстро отсчитала несколько двадцаток. – Если захочешь есть или пить, дай продавцу «жареных собак» одну такую бумажку.

– Hakenew, – серьезно ответил парень, ударяя по стопке купюр сжатым кулаком. Видимо, у меня на лице отразилась весьма красноречивая гамма эмоций, потому что он счел нужным пояснить: – Так благодарят в моей земле.

– А, понятно. Тогда до свидания. И удачи.

– Пусть удача не покинет и тебя, – важно кивнул он.

Я забралась в такси, захлопнула за собой дверцу и велела водителю ехать к Центральному парку. Тот замешкался, пытаясь развернуться в гуще других машин, и Амон ухватился за полуопущенное стекло возле пассажирского сиденья.

– Юная Лилия!

– Да?

Он одарил меня еще одной солнечной улыбкой.

– У тебя сердце сфинкса.

Я хотела спросить, что это значит, но не успела: такси покатило прочь. Амон стоял и смотрел нам вслед, пока не скрылся из виду. Я знала, что поступаю правильно, но в животе все равно поселился неуютный холодок – как будто я бросила неразумного ребенка посреди каменных джунглей Манхэттена.

 

Глава 4. Нерушимые узы

Впереди замаячили зеленые кроны Центрального парка, и я попросила таксиста остановиться у отеля «Гелиос», который, как ни странно, служил мне домом. Когда я была маленькой, мы жили за городом, и родителям приходилось каждый день ездить в Манхэттен на поезде. Однако затем мать повысили по работе, отец выиграл крупное дело, и они сменили наш пафосный особняк, в котором можно было заблудиться, на гораздо более пафосный пентхаус, заблудиться в котором было еще проще.

У жизни на Манхэттене – и особенно жизни в отеле – были свои преимущества: горничные, швейцары, охрана, круглосуточное обслуживание комнат, доступ в гостиничный бассейн, сауну и тренажерный зал. Однако это ничуть не помогало мне почувствовать нашу «резиденцию» домом.

Улицы Нью-Йорка никогда не засыпали. Рабочие круглосуточно что-то сверлили, водители сигналили, полицейские свистели, автобусы тарахтели, и вся эта душераздирающая какофония с легкостью взмывала на десятки этажей вверх. Мне оказалось нелегко привыкнуть, что нью-йоркские «дома» – апартаменты – обязательно имеют общие стены с соседями или забегаловками, а в нашем случае – нижними этажами и гостиничным сервисом. И это уже не говоря о том, что родители потрудились превратить нашу квартиру в картинку из журнала – стильную, лощеную и столь же непригодную для жизни. Я не из тех, кто считает, что за оградой трава всегда зеленее. Но временами мне хотелось просто травы. Неудивительно, что после переезда я почувствовала себя разочарованной.

В моем понимании, к нормальному дому должны были прилагаться двор, забор и пес. И ни одна из этих карманных собачек, разъезжающих в дамских сумочках! Настоящему дому требовалась настоящая собака – немецкая овчарка или доберман. Такой пес, который при встрече будет слюнявить тебя с головы до ног, рыть ямы во дворе и печально ждать у окна, когда ты уезжаешь на работу.

На бабушкиной ферме всегда жили собаки. Я сохранила самые теплые воспоминания о ее многочисленных питомцах, с которыми мы бегали наперегонки по полю; их мокрые черные носы утыкались мне в ладони, я целовала лобастые головы, безнаказанно играя с висячими ушами, – а воздух вокруг полнился не выхлопными газами, а солнцем, ветром, горьковатым запахом трав и знойным ароматом смолы. Бабушка много лет разводила собак, но с тех пор как ее последний пес, Бильбо, умер от старости, она так и не нашла в себе мужества кем-то его заменить.

Такси затормозило у крыльца отеля, и привратник, проворно сбежав по ступеням, открыл дверцу автомобиля.

– Как прошел день, мисс Янг? – поинтересовался он.

Я ухватилась за предложенную руку в лайковой перчатке и выбралась на тротуар.

– Герб, это был один из худших дней в моей жизни! Если я расскажу, вы даже не поверите.

Тот засмеялся, препровождая меня к массивным золотым дверям.

– Клянусь поверить всему, что вы расскажете. Вы не из тех юных барышень, которые падают в обмороки, лишь бы привлечь внимание.

Я рассмеялась в ответ.

– Сегодня мне и падать в обморок было не надо. Слишком много внимания на меня одну! И что в итоге? У меня адски раскалывается голова, и я душу готова продать за шоколадку. Ладно, хорошего вечера.

– И вам, мисс Янг. Надеюсь, вам скоро полегчает, – и швейцар бросил на меня озабоченный взгляд, прежде чем распахнуть дверь.

– Я тоже надеюсь, – пробормотала я, углубляясь в вестибюль.

Здесь всегда были такие яркие лампы? Я прикрыла глаза, чтобы хоть немного утишить тупую боль, разгоравшуюся где-то за глазными яблоками, и чуть не на ощупь двинулась к частным лифтам. Завидев меня, швейцар по имени Стэн привычно нажал пятьдесят второй этаж.

Понятие скромности нашему пентхаусу было незнакомо. Родители приобрели целый этаж и не пожалели денег на отделку: ковры, выбранные самыми именитыми дизайнерами интерьеров; картины, призванные не столько украшать стены, сколько демонстрировать потенциальным клиентам отца наш доход; даже холодильник, который хотелось почтительно именовать «морозильным кабинетом», – все это было таким же безликим, как и комнаты. Моя спальня составляла единственное исключение. Я выбирала дизайн сама и постаралась превратить ее в по-настоящему комфортное место, где можно спокойно разуться и бросить на стол ключи.

Единственным приобретением родителей, которое я полностью одобряла, была стеклянная люстра Чихули в обеденном зале. Отлитая по собственным, несколько хаотическим законам, она разительно контрастировала с нашим упорядоченным домом. В приглушенно сияющих золотых шарах, застывших между ними лентах и закрученных ракушках читалась дикая, свободная красота. Порой я запрокидывала голову и подолгу стояла так, мечтая, чтобы чья-нибудь искусная рука взяла пригоршню песка из пустыни, в которую превратилась моя эмоциональная жизнь, и переплавила ее во что-нибудь столь же драгоценное и удивительное.

Переступив порог, я первым делом отправилась на кухню.

– Марселла, ты здесь?

Единственным ответом мне было эхо, прокатившееся по бесконечным коридорам и утонувшее где-то в утробе дома. Я достала из холодильника диетический, идеально охлажденный имбирный эль и направилась в свою комнату, которая служила мне единственным убежищем в этом «ледяном дворце». Там я наконец скинула рюкзак и расстегнула ремешки сандалий.

Мне нравилась эта комната. Я выбрала для нее кремовые тона, цвет слоновой кости и нежнейшие оттенки розового. Темно-золотую кровать и тумбочку украшала тонкая резьба, вызывающая ассоциации с викторианской Англией. Четыре столбика, венчавшие углы кровати, были соединены плавными арками, с которых мягкими складками ниспадали полупрозрачные занавеси.

Роль одной из стен исполняло огромное окно, ведущее на мою личную веранду, с потрясающим видом на Центральный парк. Противоположную стену украшали геометрические фигуры: разнокалиберные квадраты и треугольники, отлитые из сахарного, будто заиндевевшего стекла, были подсвечены снизу приглушенным розовым светом.

Быстрый взгляд в позолоченное зеркало подтвердил, что ванна мне не помешает. Я пересекла комнату, утопая в длинном ворсе ковра и на ходу разминая затекшую шею. Плечи задеревенели и ныли – особенно левое. Головная боль усиливалась с каждой секундой, а кожу – будто мало мне других проблем! – начало саднить и покалывать, как если бы я содрала ее, упав с велосипеда. Я нервно облизнула губы и неожиданно ощутила медный привкус крови. Может, это запоздалая аллергия на музейную пыль?

Я вскрыла упаковку ибупрофена и принялась крутиться перед зеркалом, пока не убедилась, что выгляжу отвратительно со всех мыслимых ракурсов.

– Три ведьмы были правы. Ну и видок у тебя, Лилиана! Будто подралась с кошкой.

Взмолившись, чтобы ибупрофен как можно скорее оказал свое волшебное действие, я нырнула в огромную ванну и принялась яростно тереть кожу мочалкой. Только погрузившись в горячую пенную воду, я поняла, как же устала. Замотанная в полотенце голова сама откинулась на мраморный бортик ванны, и я не заметила, как уснула. Впрочем, мое забытье вряд ли длилось дольше нескольких минут: вскоре я проснулась, будто от толчка.

Окна в комнате были затонированы таким образом, чтобы в комнату свободно проникали свет и тепло, но никто не мог увидеть меня снаружи. Инистое стекло, окружавшее ванную, так же пропускало свет, но надежно скрывало того, кто принимал душ. Придя домой, я не стала включать люстру, чтобы насладиться теплотой закатного солнца – дорогое удовольствие в городе, застроенном высотками. Пожалуй, в этом заключалось одно из немногих достоинств жизни на пятьдесят втором этаже. Даже сидя в ванной, я могла любоваться тягучими медовыми лучами, которые медленно стекали по стенам и полу, пока не гасли совсем. На какую-то секунду я уловила движение в тенях веранды – но, присмотревшись, решила, что в этой иллюзии виновны облака или растущие тени зданий по другую сторону парка.

– Только паранойи мне и не хватало, – пробурчала я, снова пристраивая затылок на бортике ванной.

Я постаралась успокоиться и расслабиться, но горячая вода, вопреки чаяниям, взбодрила меня. К этому времени сумерки окончательно захватили комнату, слизнув последние крохи солнечного света, и я неожиданно почувствовала себя в ванне, как в саркофаге. В нос ударил сильный аромат благовоний, смешанный с медным запахом крови. Сознание на мгновение рассеялось, и я услышала отдаленные рыдания, а затем вопль.

Я распахнула глаза, судорожно втянула воздух и выпрямилась так резко, что вода плеснулась через бортик, залив мраморную платформу.

Я в ужасе выбралась из ванны и замерла посреди лужи, тяжело дыша и пытаясь успокоить отчаянно бьющееся сердце. Да что со мной такое?! Я никогда не слышала, чтобы мигрень вызывала галлюцинации, – но именно это, надо понимать, со мной и произошло. Если, конечно, я снова не заснула и не увидела кошмар.

Должно быть, во всем виноват низкий уровень сахара в крови. Перед выходом из дома я выпила только чашку чая. Да-да. Дело именно в этом. Мне просто нужно съесть немного шоколада… Но даже найдя своему наваждению более-менее рациональное объяснение, я не могла отрицать, что происходит нечто очень странное.

Наскоро высушив волосы и предоставив горничной Марселле прибирать затопленную ванну – совершенно немыслимый для меня поступок, за который, как я знала, мне еще предстоит поплатиться, – я натянула махровый халат и отправилась к письменному столу.

Первым делом я достала кучу брошюр и проспектов, безнадежно помятых при бегстве из музея. После того как я их разгладила и аккуратными стопками разложила на краю стола, мне стало намного лучше. Вычеркнув из календаря прошедший день, заполнив ежедневник на завтра и разобрав испещренные маркером рекламки университетов, я наконец-то снова почувствовала, что контролирую собственную жизнь.

Возможно, я походила на родителей сильнее, чем мне хотелось бы. Они исподволь меня выдрессировали, дисциплинировали, сделали настоящим маленьким солдатом, который так удачно вписывался в их организованную жизнь. Постепенно я тоже начала понимать прелесть рутины – повседневности, в которой нет места хаосу и беспорядку. И даже если душа моя страстно желала свободы и приключений, поведение никогда не выходило за рамки ежедневника с золотым обрезом.

В конце концов я вытащила из рюкзака блокнот и открыла на той странице, где начала рисовать Амона – не более чем смутный контур, прообраз будущего профиля. Я попыталась закончить набросок по памяти, но после нескольких неудачных попыток расстроилась и все стерла.

Когда это он успел завладеть моими мыслями? Я покрутила в пальцах карандаш, сосредоточилась и все-таки обозначила абрис его головы.

В прихожей, возвещая о возвращении матери, звякнул лифт. Следом по коридору процокали каблуки – четкое, уверенное стаккато. Должно быть, я увлеклась рисунком и потеряла счет времени. Мать заглянула в комнату, и моего обоняния коснулся знакомый цветочный аромат.

– Привет, – сказала я, не поднимая головы от блокнота.

Стаккато прервалось, утонув в густом ворсе ковра.

– Как дела? Герб сказал, у тебя выдался непростой день.

Я неопределенно пожала плечами, стараясь скрыть разочарование. Что ж, это работа Герба. Не стоит на него обижаться.

Мать пересекла комнату и, приблизившись к столу, подцепила брошюру одного из колледжей – по несчастью, именно того, который вызывал у нее наибольшее недовольство. Когда она снова заговорила, ее голос неуловимо изменился.

– Я вижу, ты обдумываешь колледж.

– Ага. Пока ничего не выбрала.

Она мягко сжала мое плечо – скорее повелительный, чем утешающий жест.

– Не сомневаюсь, ты сделаешь правильный выбор, – и она принялась расстегивать ожерелье. – Как прошло собрание по поводу выпускного проекта?

– Закончилось, не начавшись.

– Да, мне сказали.

Я развернулась в крутящемся кресле.

– Правда? Кто?

– Мама Кэсси. Та о тебе волнуется. Сказала, что ты убежала к какому-то парню на улице.

Для родителя, выступающего за максимальную самостоятельность ребенка, она была чересчур уж хорошо осведомлена о моих делах. Я безошибочно расслышала в ее голосе нотку неодобрения и поспешила успокоить мать:

– Боюсь, Кэсси несколько сгустила краски.

– Да? – вот и весь ответ. Этот единственный слог вместил в себя мириады смыслов, десятки русел, по которым могла направиться беседа. Старая телевизионная уловка, чтобы гость почувствовал себя неуютно, начал заполнять молчание первым попавшимся бредом и, возможно, выболтал что-нибудь ценное. Я прекрасно знала об этом трюке, но все равно заглотила наживку.

– Ну, про парня на улице – это правда. Только вот Кэсси, наверное, не сказала, что его сбила машина. Он был в ужасном состоянии.

– И ты решила помочь, – мать приподняла брови, предоставив мне самостоятельно добавить к этой фразе точку или знак вопроса.

– У меня не было выбора, – честно ответила я.

– А как же полиция? Кто-нибудь вызвал «Скорую»?

– Не знаю. Он ушел прежде, чем приехали медики.

– Я думала, он был в ужасном состоянии.

– Да, но он… уковылял, – мой голос предательски дрогнул.

Мать склонилась над столом и провела пальцем по странице блокнота.

– Это он? Тот загадочный юноша?

Я кивнула и будто невзначай дернула локтем, прикрыв несколько строк внизу листа. Оставалось надеяться, что этот жест не вызовет особых подозрений.

– Гм. Возможно, мне стоит сделать несколько звонков. Его найдут и окажут необходимую медицинскую помощь.

Похоже, она собиралась сделать Амона своим делом. Я не могла этого допустить. Вряд ли она стала бы ему вредить, но моя мать жила с убеждением, что каждый человек должен находиться на своем месте. Даже если это место окружено ватными стенами.

Может быть, Амон действительно сбежал из психушки. Но идея вернуть его туда почему-то вызывала у меня чувство сопротивления. Я знала, что открытый спор сделает только хуже, поэтому с трудом сглотнула и неожиданно пискляво выдавила:

– Я уверена, ее уже оказали.

Я в панике наблюдала, как мать колеблется, разглядывая рисунок. Что, если она заберет блокнот? Однако вместо этого она закрыла обложку и отодвинула его на край стола.

– Ты знаешь, как снисходительно я отношусь к твоим маленьким увлечениям, – начала она. – Я просто не хочу, чтобы ты подвергала себя опасности в погоне за… удачным ракурсом. Понятно?

Последнее слово прозвучало отчасти приказом, отчасти предупреждением, отчасти просьбой. Я улыбнулась и покачала головой, показывая, что нотации излишни.

Несколько секунд она рассматривала меня в упор, словно пытаясь вскрыть черепную коробку и вытащить оттуда все секреты до единого. Я уже успела вообразить худшее – что мать запросит у музея запись аварии, – когда она ощутимо расслабилась и одарила меня своей фирменной телеулыбкой.

До тех пор пока я не переходила некие границы, я могла успешно совмещать мир родителей и свой. Происшествие с Амоном было самым опасным и одновременно волнующим, что случалось со мной за всю жизнь. Я искренне желала ему вернуться домой – и подозревала, что с помощью матери это получится быстрее, – но при этом хотела оставить события сегодняшнего дня своим и только своим секретом.

– Что ж, в семье не без гуманиста, верно?

Я кивнула и поспешно преобразовала невольную гримасу в улыбку, надеясь, что мать не заметит разницы.

– Не забудь переназначить встречу, – продолжила она. – Ты знаешь, как это важно для отца.

– Конечно. Разумеется. Я сегодня же позвоню всем ведьм… девочкам.

Глаза матери опасно сузились, но она предпочла великодушно проигнорировать колкость, едва не сорвавшуюся с моих губ.

– Умница, – и она похлопала меня по щеке, будто призового пони, после чего наконец растворилась в темноте.

Убедившись, что допрос окончен, я медленно выдохнула, поднялась из-за стола – и тут же застонала, схватившись за поясницу. Я чувствовала себя старухой. Хуже того – старухой, которая три часа гналась за автомобилем. В спину то и дело вонзались горячие иглы боли, отчего по всему телу разбегались неуютные мурашки. Я что, упала в музее на дикобраза?

К этому времени чувство голода загадочным образом притупилось, так что я решила пропустить ужин и лечь пораньше. Какой бы камушек ни застрял в шестеренках у меня в голове, я надеялась, что он выскочит во время сна. Так что я откинула шелковый полог, забралась в постель и закрыла глаза, предвкушая долгожданный отдых.

Не тут-то было. Вместо сладких сновидений сознание наводнили на редкость странные кошмары. Большие разноцветные жуки взбирались по моим рукам, сколько бы я их ни стряхивала. Затем я обнаружила, что тону в мутной реке, полной крокодилов. Когда я уже решила, что лимит кошмаров на сегодня исчерпан, мне привиделась тьма, в которой таилось неведомое зло. Оно собиралось отравить нечто прекрасное и драгоценное, и я ничего, совсем ничего не могла с этим поделать.

* * *

Я рывком села в кровати – и тут же заметила смутное движение за витражными дверями. Начинался рассвет. Занавески слегка колыхались на свежем ветру, далеко внизу раздавались успокаивающие гудки автомобилей. Должно быть, я вчера открыла дверь на веранду и потом забыла ее запереть.

Я сунула ноги в мягкие тапочки, накинула халат и отправилась приветствовать солнце. Кованую мебель дворика усеивала роса. Я вдохнула аромат цветов в длинных керамических горшках вдоль перил и потерла голову огромного сокола, которого владельцы отеля установили здесь задолго до нас.

Я верила – хотя никогда бы не призналась в этом родителям, – что такой нехитрый жест приносит удачу. Четыре каменные птицы охраняли отель с юга, востока, запада и севера. Мой личный сокол смотрел на Центральный парк, и мне нравилось думать, что вместе с гостиницей он защищает и меня тоже.

Первые лучи солнца покрыли мои руки хрупкой позолотой. Тело по-прежнему ломило, а в черепе затягивался узел мигрени, но солнечный свет будто вымывал из меня боль. Я услышала за спиной хлопанье крыльев и немедленно прогнала бы голубей, если бы нашла в себе силы отказаться от этих ощущений.

Я глубоко вздохнула, положила руки на перила и закрыла глаза, отдаваясь теплым волнам света, – как вдруг у меня над ухом раздался слишком хорошо знакомый голос:

– Солнце придает нам сил, Юная Лилия. Как я связан с тобой, так и ты связана со мной.

 

Глава 5. Пир в Новом царстве

Я резко обернулась.

– Амон? – неверяще прошептала я. – Что ты тут делаешь? Хотя нет, постой. Как ты сюда вообще попал?!

И я с беспокойством оглянулась на дверь в комнату. Вряд ли родители или Марселла стали бы шпионить за мной в такой час, но кто знает…

– Ты нужна мне, Лилия, – ответил он просто.

– Нет, тебе нужно домой, – прошипела я. – Слушай, давай я позвоню в полицию, и они найдут кого-нибудь из твоих знакомых.

Я уже направлялась к выходу с веранды, как вдруг меня остановило тихое:

– Нет.

В ту же секунду сознание затопил парализующий туман – как вчера, на улице, когда я попыталась от него сбежать. Я усилием воли запретила себе думать о полиции и мгновенно обнаружила, что ноги снова мне повинуются.

Я обратила на Амона вопросительный взгляд и без слов ощутила его эмоции.

– Тебе некуда идти, да?

– Мой дом давно обратился в пыль.

Я помотала головой.

– Ты управляешь мной при помощи гипноза?

– Что это такое?

– Ну, контролируешь мой разум, как Дракула – Ренфилда.

Он несколько секунд неотрывно смотрел мне в глаза, после чего вскинул брови, как будто обнаружил ответ в глубине зрачков.

– Понимаю, – наконец сказал он и, заложив руки за голову, уселся на кушетку. – Верный ответ – нет, не совсем. У меня никогда не было намерения делать тебя рабом своей воли, Лилия.

Рассветные лучи невесомым коконом окутывали тело Амона, заставляя его светиться собственным теплым сиянием. Все происходящее было странным, нелогичным, неправильным. Как он попал на веранду пятьдесят второго этажа, миновав швейцаров и охрану? И все же я с удивлением поняла, что рада его видеть – маньяк он или нет.

Будь я чуть благоразумней, непременно вызвала бы полицию или службу безопасности отеля. Но сейчас мне меньше всего хотелось это делать. Все, что я испытывала, – невероятное облегчение от того, что Амон жив и здоров. Кажется, он тоже обрадовался, найдя меня невредимой.

Впрочем, тревожный колокольчик в глубинах подсознания настойчиво напоминал, что Амон сказал «не совсем». Он не совсем меня контролирует. Значит, мы все же связаны? Что, если он внушил мне и симпатию к себе? Я правда ему доверяла – или мне было приказано ему доверять? Если полагаться на собственные эмоции нельзя, на что вообще я могу положиться?

Я сделала пару шагов и замерла, ощущая себя в совершенном раздрае. Восходящее солнце омывало Амона, плескалось вокруг него, словно золотой прибой. Странно, но я могла поклясться, что он поглощает тепло. Холод, пропитавший меня еще в ванне, так и не ушел – хотя, ложась спать, я старательно закуталась в пуховое одеяло. Амон притягивал меня, словно живое солнце. Он казался воплощением жаркого летнего дня, горячего песка, тропического моря и бриза. Наверное, коснуться его было все равно что завернуться в три одеяла.

Словно почувствовав мои мысли, он повернул голову, улыбнулся – белые зубы ослепительно блеснули на фоне загорелой кожи – и протянул руку. Искушение принять ее было почти неодолимым, но я все же сцепила зубы, напомнила себе, что это манипуляция, и осталась на месте.

– Я жду ответа на свой вопрос. Как ты сюда попал?

Амон опустил руку и нахмурился.

– Стражник золотого ящика указал мне дорогу.

– Стэн? – я недоверчиво покачала головой. – Нет. Это невозможно.

Амон смерил меня долгим взглядом и тяжело вздохнул:

– Ты даже не представляешь, сколь многое возможно.

Да уж. Тревожный колокольчик в голове превратился в набат. Надо бежать.

Я сделала несколько осторожных шагов к стеклянной двери.

– И чего ты от меня хочешь? Зачем преследуешь?

– Мы… связаны, Лилия.

– Связаны, – повторила я безо всякого выражения.

– Да. Я сотворил заклятие, привязавшее мою Ка к твоей.

– Твою Ка? Это что еще за чертовщина?

– Ка – это…

Подыскивая объяснение, Амон поднялся с кушетки и направился к перилам, отчего юбка слегка взметнулась вокруг его мускулистых бедер.

Когда он отвернулся, выяснилась еще одна любопытная вещь: широкая спина и фигурные бицепсы отдельно взятых психов воздействуют на меня ничуть не хуже, чем их же грудь. Я в который раз потрясла головой, словно надеясь вытряхнуть из нее проклятый гипноз. Неужели Амон и правда был самым симпатичным парнем, которого я встречала? Или это очередные манипуляции с моим сознанием?

Амон обернулся – и, видимо, заметил, как мой взгляд панически переметнулся с его груди на лицо. Я тут же залилась краской. На этот раз у меня не было ощущения, будто он читает мои мысли или вкладывает в голову чужие. Я вдруг подумала, что моя симпатия к этому сталкеру может быть вполне искренней, и нахмурилась.

– Ка – это жизненная сила, – продолжил он. – Моя жизненная сила связана с твоей.

– Все равно не понимаю. Ты имеешь в виду, что мы… духовная пара?

– Пара? – на этот раз краской залился он. – Нет! Не в этом смысле.

Я не удержалась и, хихикнув, быстро прикусила губу. Я и сама не понимала, радоваться или огорчаться тому обстоятельству, что он даже не рассматривал меня в таком качестве.

Амон внезапно занервничал и опустил глаза.

– Твои… – он указал на мое туловище, – внутренности – желудок, легкие, печень, кишки, даже сердце – привязаны к моим. Вчера эта связь причинила тебе боль. Прости. Я был в отчаянии. Видишь ли, мне не выжить в этом мире без своих каноп, поэтому…

Я вскинула голову.

– Подожди. Минутку. Пожалуйста, – сказала я, подчеркивая паузой каждое слово. – Ты говоришь, что позаимствовал мои внутренности, потому что не можешь найти свои погребальные сосуды?

– Да.

– Ты серьезно?

– Да.

Я пристально всмотрелась в лицо Амона, но в нем не читалось и следа лжи. Хорошо. Раз уж мы выяснили, что он сумасшедший, можно ненадолго отложить этот факт в сторонку и попытаться выяснить, что потерялось при переводе. По крайней мере, теперь у меня были зацепки.

– И ты говоришь, что вчера мне стало плохо из-за твоего заклятия?

– Именно.

– Значит, ты у нас… охотник за органами? Вроде вампира?

Такую версию я хотя бы могла понять – если и не поверить.

– Я не знаю, что такое «вампир».

– Да ладно! Такие стремные чуваки из склепов. Пьют кровь. Превращаются в летучих мышей. Ненавидят чеснок. Избегают солнечного света, потому что начинают на нем искриться… А нет, это уже из другой оперы. Так, забудь все, что после чеснока!

– Я не избегаю солнечного света. Напротив, он придает мне сил. И я не пью кровь.

– Ага. Значит, ты… – я воспользовалась уловкой матери и выжидающе замолчала, но Амон только недоуменно вскинул брови.

– Ладно, зайдем с другой стороны, – вздохнула я, решив, что сарказм в любом случае лучше паники. – Продолжи фразу. Ты: а) сумасшедший; б) мигрант из Каира; в) убийца, занимающийся продажей органов на опыты; г) порождение фантазии Лили. Итак, время пошло, ваш ответ?

Амон нахмурился.

– Я не сумасшедший, Лилия. Кто такой «мигрант», мне неизвестно. И я отнимал жизнь только у порождений зла, противных всем людям.

Я уже открыла рот, чтобы поподробнее расспросить об этих «порождениях зла», как вдруг парень сделал шаг вперед, и я снова обнаружила, что не могу двинуться – хотя набат в голове почти сменился аварийной сиреной. В следующую секунду Амон коснулся моей щеки и взглянул на меня глазами зелеными, словно ирландские холмы.

Я ощутила уже знакомый аромат его кожи – горячая смола с нотками шерсти и пропитанной солнцем мирры. Мне нравился этот запах. Очень. Хоть я и сопротивлялась. Щека пылала в том месте, где ее касалась ладонь Амона, но я не могла отвернуть голову, не могла даже отвести взгляда.

– Теперь ты веришь, что я настоящий человек, а не образ из твоих снов? – очень серьезно спросил он.

В горле пересохло. Я попыталась сглотнуть комок и ответить, но тут мой взгляд упал на пухлые губы Амона – так что я лишь неопределенно кивнула. Впрочем, как я осознала секундой позже, у меня все равно не было ответа на этот вопрос.

Ладонь Амона соскользнула со щеки к подбородку. Слегка приподняв его кончиками пальцев, он еще несколько секунд вглядывался в мое лицо.

– Не нужно бояться, Лилия. Ты пострадала из-за меня. Позволь мне помочь.

Эти слова послужили своеобразным спусковым крючком: горячая пульсация в затылке, ноющая боль в руках и ногах, тошнотворный узел в желудке, о которых я старалась не думать, в одночасье затопили сознание, заслонив свет и лицо Амона. Я смущенно кивнула, не зная, что он собирается делать, но почему-то доверяя ему.

Амон шагнул еще ближе, так что теперь я видела в основном бесконечную обнаженную грудь. Ему не было нужды меня обнимать: оставшиеся между нами сантиметры и так были наэлектризованы горячими искрами – будто я, решив повторить подвиг Икара, поднялась к самому солнцу, и теперь меня пронизывали его тонкие сияющие стрелы.

Амон закрыл глаза и взял мою шею в ладони. Где-то на задворках сознания промелькнула паническая мысль, что сейчас он меня задушит, но движения парня были бережными, словно он держал бабочку. Затем он начал что-то бормотать себе под нос, и я почувствовала, как ладони нагреваются, словно он смазал их гелем от растяжений. Не прошло и минуты, как по телу прокатилась волна жара – вымывая из конечностей боль и даря им блаженное оцепенение.

Стоило Амону поднять глаза, как мне стало ясно, какую цену он заплатил за это чудо. Еще недавно золотистая кожа приобрела болезненный серый оттенок, а зеленые глаза потемнели, будто лесной родник наводнили бурые водоросли. Амон пошатнулся и рухнул на ближайшую скамейку. Грудь парня тяжело вздымалась и опускалась, воздух выходил из легких с присвистом, будто он только что бежал марафон.

– Что ты сделал? – спросила я, пытаясь как-то уложить в голове эту картину.

– Вернул часть украденной силы. Увы, это лишь временное облегчение.

– Временное?

– Да. Боль вернется, но в следующий раз я разделю ее с тобой. И буду делить так долго, как смогу. Поверь, я никогда не желал, чтобы ты познала мою судьбу.

– Слушай, фаталист, я чего-то не понимаю. Пока мне очевидно только то, что ты применил… гипнотерапию? И теперь мне гораздо лучше. Так что спасибо.

И я, поколебавшись, присела на подушку рядом. Воздух вокруг Амона был напоен горечью. Если на минутку отставить здравый смысл и предположить, что он сказал правду и мы паранормально связаны, эта горечь – теоретически – могла исходить от него. Боль. Усталость… И что-то еще. Что-то, спрятанное под сияющими покровами. До меня наконец дошло: одиночество. Впрочем, стоило мне ухватить эту эмоцию, как она тут же пропала – будто Амон задернул ширму на своей душе.

– Не стоит всматриваться слишком пристально, Юная Лилия, – Амон откинул голову на подушки и добавил уже мягче: – То, что ты увидишь, может тебе не понравиться.

Он закрыл глаза, и длинные ресницы отбросили едва заметные тени на смуглые скулы. Я не сдержалась и положила ладонь ему на лоб. Кожа парня, еще секунду назад лучившаяся теплом и светом, была холодна, как лед.

– Ты замерз, – констатировала я, бросилась в спальню и стащила с кровати пуховое одеяло. Затем на всякий случай заперла комнату изнутри и вернулась на веранду. Как следует укутав Амона, я скептически уточнила: – Ты серьезно веришь, что солнце придает тебе сил?

– Да, Лилия, – еле слышно прошептал он.

– Отлично. Тогда давай-ка пододвинем тебя на солнышко.

Я все еще не понимала, что сделал со мной Амон, но его неожиданная слабость парадоксальным образом усилила нашу связь. Она была мягкой, но теперь я ни на секунду не переставала ее ощущать. На меня словно накатывали маленькие волны – не болезненные, но потихоньку выпивающие силы.

– Ты рассуждаешь верно, – сказал Амон, когда я подтолкнула его к дальнему концу скамейки, залитому солнечным светом. – Но я постараюсь заимствовать у тебя как можно меньше сил.

– Ты читаешь мои мысли?

– Я читаю тебя так же, как ты читаешь меня, – ответил он уклончиво, а затем, помедлив, добавил: – Спасибо тебе, Лилия.

Солнце и в самом деле его оживило. Разница была заметна даже на глаз. Связывающая нас нить тоже начала истончаться, пока я почти ее не потеряла.

– Ладно, – решила я после нескольких минут молчания. – Думаю, это какая-то индивидуальная реакция. Вроде аллергии на солнце, только наоборот. Ты не выносишь тень.

Но если это и правда была индивидуальная реакция, как Амон смог поделиться со мной своим теплом?

– Ты сказал, что заимствуешь мою энергию.

– Да.

– И вчера, когда тебя сбил автомобиль, ты забрал часть моих сил, чтобы излечить свои раны. Это так?

– Отчасти. Ты – пуповина, связывающая меня с этим миром. Якорь для лодки. Чтобы полностью восстановить силы, мне нужно собрать себя воедино. До тех пор я останусь привязан к твоей Ка.

Этот разговор становился бредовее с каждой секундой.

– Ммм… Хорошо. Итак, твое тело – вроде солнечной панели, ты исцеляешься за счет энергии солнца, но чтобы полностью выздороветь, тебе нужна пересадка органов, а до тех пор я работаю твоим персональным «энерджайзером».

Я не замечала, как отчаянно жестикулирую, пока Амон не поймал мои ладони в воздухе.

– Лилия, твои слова приводят меня в смятение. Я и правда получаю силы от солнца, но их недостаточно, чтобы выполнить предначертанное в отпущенное для этого время. Если мне не удастся найти канопы с остатками своей сущности, я скоро умру.

– Ты умираешь?

Он кивнул.

– Слишком рано. Мне нужно продержаться в этом мире, пока я не исполню то, что должен.

Ох.

Мои неосознанные попытки намеками и шутками вернуть его в рассудок тут же потеряли всякий смысл. Я и не подозревала, насколько серьезно его состояние. Что ж, пора выводить на сцену практичную и здравомыслящую Лили.

Я сжала его ладонь.

– Конечно. Ты слишком молод, чтобы умирать.

Все внезапно встало на свои места. Я по-прежнему считала Амона психом, но теперь, по крайней мере, знала, что он неизлечимо болен. Если парню предстояла пересадка органов, его наверняка накачивали лекарствами. От такого у любого поехала бы крыша.

Должно быть, врачи испытывали на нем какие-то нетрадиционные методы. Это объясняло его одержимость солнечным светом и идеями чудесного исцеления. Надо понимать, кто-то из персонала не уследил за пациентом, и он отправился бродить по Нью-Йорку в килте, сооруженном из простыни или больничной пижамы. Это объясняло и босые ноги, и бритую голову. Возможно, добраться до музея было его предсмертным желанием, которое он и сам уже не сознавал?

– Лилия?

Простой звук моего имени тут же остановил шестеренки, бешено крутящиеся в голове.

– Да, Амон? – ответила я с извиняющейся улыбкой.

– Я чувствую твои мысли. Ты права, мое тело ослаблено, но разум свободен от недуга. Мне отпущено мало времени в этом мире. И пока оно не истекло, я должен найти свои канопы и совершить то, что предначертано. Если бы мне удалось пробудить братьев… Они помогли бы довести начатое до конца. Но я не сумею найти их без твоей помощи.

– Ты хочешь, чтобы я помогла тебе найти братьев?

– Да.

Меня затопило облегчение.

– Конечно. Я сделаю все, что смогу. Они были с тобой в музее?

Амон покачал головой.

– Они потеряны, как и я.

Значит, он хочет напоследок встретиться с братьями. Что ж, хоть какая-то определенность.

Я на минуту оставила Амона на солнцепеке, сходила в спальню и вернулась с блокнотом и верным механическим карандашом.

– Давай начнем с имен.

Он кивнул.

– Одного зовут Астен.

Я записала: Астен.

– Он сын Халфани.

– Отлично. Значит, его фамилия – Халфани.

– Нет, это его отца зовут Халфани.

– Хорошо, хорошо, – я ободряюще улыбнулась и медленно повторила: – Так как его фамилия?

Глаза Амона сузились, но он все же ответил на мой вопрос.

– Он известен только как Астен. Хотя иногда его называют Небесным магом или Космическим сноходцем.

– Гм… ладно.

Я приписала под именем: «м.б., фокусник; проверить Вегас», после чего сосредоточилась на втором брате.

– Его имя – Амоз, и когда-то он был принцем Васета.

– Васет… Это страна?

– Раньше это был великий город.

– Понятно. Продолжай, – попросила я, быстро записывая: «м.б., политик».

– Еще он известен как Великий целитель и Повелитель зверей и бурь.

– Ясно, – я перечитала написанное, зачеркнула «м.б., политик» и дописала: «м.б., ветеринар или метеоролог». – Когда ты видел их в последний раз?

– Тысячу лет назад.

– Ага…

Некоторое время тишину нарушал только скрип карандаша по бумаге.

Дописав, я захлопнула блокнот и преувеличенно бодро заявила:

– Отлично, теперь нам есть, с чего начать! – я мягко сжала плечо Амона. – Обещаю, я сделаю все, чтобы помочь тебе разыскать братьев и выполнить… предначертанное.

– Спасибо, Юная Лилия.

– Всегда пожалуйста. А пока… Как ты смотришь на утреннее питание? – и я, запнувшись, быстро добавила: – Тебе можно твердую пищу?

Скормить хот-дог больному раком! О чем я только думала?

– У тебя есть хот-дог? – оживился Амон, будто прочитав мои мысли.

– Честно говоря, хот-доги не очень… питательны. Здесь их нет, но я закажу тебе что-нибудь получше. Что-нибудь мягкое, для твоего желудка.

– Мои зубы в порядке. Каша мне не нужна. Обычно мое прибытие приветствовали пиром и песнями, но ты можешь спеть мне в другой раз. Клянусь, сейчас я голоднее изгнанного из стаи шакала – и не променяю пир на любые увеселения, как бы хороши они ни были.

– Отлично, тогда песни отложим. Думаю, пир я тебе смогу устроить. Посиди тут на солнышке, я скоро вернусь.

Амон молча кивнул. На лице у него читалась неподдельная усталость.

Я осторожно закрыла дверь на веранду, задернула занавески и отправилась на кухню. По пути я задержалась перед зеркалом. Волосы падали на плечи густой спутанной массой, но взгляд голубых глаз был живым и пронзительным, а щеки казались слегка загорелыми.

Двойник, улыбнувшийся мне из зазеркалья, был совсем не той элегантной, собранной, дисциплинированной Лили, к которой я привыкла. Сейчас он выглядел диким, взбудораженным… пожалуй, даже немного безумным. Я глубоко вздохнула, по мере сил пригладила волосы и направилась на кухню. Там было пусто – видимо, родители уже уехали на работу. Секундой позже до меня дошло, что у Марселлы сегодня тоже выходной. Идеально.

Я позвонила в обслуживание номеров, продиктовала заказ и вернулась на веранду.

– Ну как, напитался солнцем?

– Насколько это возможно.

– Отлично. Тогда пойдем внутрь.

Амон проследовал за мной в комнату, с любопытством глядя, как я хватаю висящий на кресле черный кружевной бюстгальтер и вместе с одеялом бросаю их бесформенной кучей на кровать.

– Гм… Завтрак будет через полчаса или около того. Думаю, я присмотрю тебе какую-нибудь одежду в отцовском гардеробе. Не хочешь пока принять душ?

– Душ?

– Или ты предпочитаешь ванну?

– А, понятно. После долгой дороги я бы не отказался от омовения.

– Хорошо. Ванна – вон там.

Амон бросил на меня озадаченный взгляд, но я решила, что уж с этим он как-нибудь разберется сам, и отправилась в спальню родителей.

Она была еще больше моей, а за дверью гардероба скрывался вход в настоящую Нарнию. Я знала, что в дальних шкафах хранятся старые джинсы и футболки, которые отец больше не носит, и направилась прямиком туда. Хорошенько покопавшись на полках, я на глаз выбрала пару кед, носки, рубашку для гольфа, брюки вроде спортивных и легкую ветровку. Я уже выходила с этим богатством из спальни родителей, когда вдруг сообразила, что Амону еще понадобится нижнее белье.

Если бы вчера кто-нибудь сказал мне, что я буду рыться в ящике с отцовскими трусами, я бы рассмеялась ему в лицо. Однако я почувствовала себя еще более неловко, когда начала прикидывать, какая пара подойдет Амону. Чуть не сгорев от стыда в процессе, я наконец остановила свой выбор на эластичных боксерах среднего размера.

Стоило мне перешагнуть порог своей спальни, как в уши ударил рев Ниагарского водопада. Я бросилась в ванную и обнаружила, что Амон выкрутил все краны до упора и теперь с восторгом любуется на свое отражение в раковине.

– Эта ванная… – он запнулся, подбирая слово, – невероятна.

Я поспешно завинтила кран над раковиной.

– Полностью согласна. Вот твоя новая одежда. Ты уже решил, будешь принимать ванну или душ?

– Что такое душ?

Я указала на кабину с массажным душем, который сейчас изрыгал струи из всех возможных отверстий. Амон с интересом на него взглянул, но потом развернулся к ванне и начал возиться с узлом на боку юбки.

Я торопливо отвернулась – и тут же невольно вскрикнула, лицом к лицу столкнувшись с его отражением в зеркале. Это отражение продолжало разоблачаться, ничуть не смущаясь моим присутствием. Я крепко зажмурилась.

– Эй, притормози! Ты можешь хотя бы дождаться, пока я уйду?

– Зачем тебе уходить?

– Надо понимать, о приличиях ты тоже не слышал.

– При… личиях?

– Угу. Египетские боги явно забыли тебя ими укомплектовать.

– Не понимаю. Кто же тогда будет меня мыть?

Я не удержалась от нервного смешка.

– Гм… Ты сам?

Я так и не рискнула открыть глаза, поэтому вслепую нащупала раковину и по стенке добралась до двери.

– Амон, я понимаю, что в больнице тебе помогали нянечки, но эту роль я на себя взять не готова. О’кей?

Я безошибочно услышала шелест, с которым падает ткань на мраморный пол, а потом глухой всплеск – Амон забрался в ванну.

– Хорошо, Лилия. Не будем нарушать при… личия.

– Спасибо.

Я отошла на расстояние, с которого, как я знала, мне будет видна лишь его голова, и только тогда открыла глаза.

– Держи, – я бросила Амону мочалку и кусок мыла. – Для массажа вдави кнопку слева. Прямо рядом с твоей рукой.

Выражение лица, с которым Амон следил за забурлившей водой, сполна возместило мои недавние мучения.

– Полотенца – на сушилке слева от раковины. Завтрак будет минут через двадцать, – я захлопнула за собой дверь и, повысив голос, строго добавила: – И не вздумай выходить, пока не оденешься!

Не успела я прибрать комнату, как телефон разразился трелью, возвещая, что еда готова. Я встретила горничную у лифта, расписалась в получении заказа и покатила тележку на кухню.

– Я позвоню, когда можно будет забрать посуду, о’кей?

– Конечно, мисс.

На кухне я сервировала два места, достала из холодильника молоко и несколько фруктовых соков и нашла в шкафу пару чашек для горячего шоколада.

– Амон! – крикнула я, переставив все блюда с тележки на стол. – Завтрак готов! Ты оделся?

Я чуть не подпрыгнула, когда ответ раздался прямо у меня за спиной:

– Я в затруднении.

– Господи, как ты меня напугал! – я обернулась и тихо ойкнула. В одной руке Амон сжимал кеды, а другой придерживал кое-как натянутые штаны. – Гм… Сидят слишком свободно, да?

Вместо ответа Амон разжал пальцы, и штаны тут же сползли ему на бедра. Белых боксеров я под ними не обнаружила.

– А где остальная одежда, которую я тебе дала?

– Я счел эту самой подходящей. Она прикрывает больше всего.

– Гм, да. С этой точки зрения ты сделал идеальный выбор. Но я надеялась, что ты наденешь все вещи.

– Все? – Амон озадаченно оглядел мою фигуру, по-прежнему затянутую в махровый халат. – Но ты столько не носишь.

– Когда сплю. А когда я собираюсь на улицу, то надеваю такую же одежду, как та, которую я тебе дала.

– Хорошо. Можно сперва поесть?

– Конечно. Присаживайся.

Я дождалась, пока он займет предложенный стул, и принялась театрально снимать крышки с блюд. Кухня наполнилась дразнящими ароматами еды.

– Вот. Завтракай, а я пока оденусь. И я принесу тебе остальную одежду, ладно?

Амон, который потрясенно созерцал стол, едва кивнул.

Я оделась в стиле «изящная повседневность» и по пути на кухню не удержалась от искушения покрутиться перед зеркалом. Глаза моего двойника по-прежнему горели живым блеском, но теперь я выглядела куда более собранной и подтянутой, похожей на обычную себя.

Вернувшись на кухню, я бросила одежду Амона на соседний с ним стул – и чуть не сложилась пополам от смеха. Родители наверняка вытаращат глаза, когда будут просматривать историю заказов, но выражение лица моего гостя заранее окупило возможные неудобства. Он хотел пира – и он получил пир, достойный «списка предсмертных желаний».

Амона окружали яйца, приготовленные восемью разными способами, картофельные оладьи, домашняя ветчина, жареный картофель, сосиски, запеченные с яблоками, колбасная нарезка, блинчики с карамелью и взбитыми сливками, французские тосты с крем-брюле, бельгийские вафли, две отдельные корзинки с фруктами и круассанами и ежевичные кексы с сахарной присыпкой. Если бы он не нашел среди них что-то себе по вкусу, мне пришлось бы признать, что он безнадежен.

– Ну, что тебе понравилось больше всего?

– Всё, – ответил Амон с набитым ртом. – Садись, Лилия. Поешь.

И он, выдвинув стул, чуть не силком заставил меня сесть рядом. Я взяла из корзинки несколько фруктов и принялась меланхолично грызть яблоко, пока Амон то ли во второй, то ли уже в третий раз наполнял свою тарелку.

Внезапно он замер и скосил на меня глаза.

– Почему ты не ешь?

– Слишком много углеводов.

– Что такое углеводы?

– Ну… От них толстеют.

– Но ты не толстая. – И Амон придирчиво оглядел меня с головы до ног, отчего я почувствовала себя немного неловко. – Наоборот, слишком худая. Поешь.

И он, схватив столовую ложку, с горкой наполнил мою тарелку.

– Ладно-ладно! – я примирительно подняла ладони. – Хватит уже!

Амон что-то неразборчиво проворчал и вернулся к трапезе. Впрочем, это не мешало ему бросать в мою сторону неодобрительные взгляды и подкладывать еды в тарелку, стоило ей опустеть хоть на сантиметр.

– Я больше не могу, – простонала я, когда он снова взял на себя роль заботливой бабушки. – Обычно я только пью чай на завтрак!

– Чай – это не еда.

– Но мне больше ничего не надо!

– Неправда. Женщинам нужен не только чай, – возразил Амон, глядя мне прямо в глаза. На секунду мне показалось, что наш разговор странным образом отошел от темы завтрака, и я снова почувствовала себя неуютно. Амон будто разглядывал меня изнутри. Похоже, мы вкладывали в слова «голод» и «питание» разный смысл.

– Гм… Может, ты и прав, – ответила я, отводя взгляд.

Насытившись, парень откинулся на спинку стула и заявил, что готов приступить к поискам братьев. За этим последовала довольно сумбурная попытка одеться. Амон сразу же запутался в рукавах футболки, так что мне пришлось ему помочь. Стоило моим пальцам пару раз коснуться его груди, как щеки снова залила краска. Наконец футболка заняла надлежащее место.

Помогая Амону просунуть руки в ветровку, я заметила, что штаны по-прежнему болтаются у него на бедрах, и выразительно прокашлялась. Парень был совершенно заворожен капюшоном куртки, но все-таки опустил на меня взгляд.

– Гм… Твои штаны… Здесь резинка, видишь? На поясе. Ее нужно затянуть.

С третьей попытки уяснив назначение резинки, Амон схватил ее и потянул сначала в одну сторону, потом в другую. Я решила, что с носками он как-нибудь справится сам, и вернулась в спальню собрать все необходимое для экспедиции.

Первым делом я сунула в рюкзак ноутбук, мобильный телефон, зарядку, блокнот и бумажник. Потом вернулась на кухню и прибавила к ним пару бутылок минералки. Амон выудил из порядком опустевшей корзинки несколько яблок и апельсинов, и сверху как раз осталось место для пачки печенья. Я закинула рюкзак за спину и присела на корточки, помогая Амону зашнуровать кеды.

Ну, и куда теперь? Конечно, самым логичным было бы отвести его в больницу рядом с музеем и расспросить медсестер, не пропадали ли у них недавно пациенты. Но тогда у Амона не останется шансов найти братьев – санитары просто скрутят его и накачают лекарствами. Эта мысль почему-то вызывала у меня отторжение.

– Ты готова, Юная Лилия? – парень протянул мне руку, помогая подняться.

– Спасибо. Да, готова, если ты готов.

– Прекрасно.

И Амон, не выпуская моей ладони, сделал шаг навстречу. В следующую секунду он притянул меня за талию и очень серьезно попросил:

– Прижмись покрепче.

– Амон! Что ты…

Вопрос оборвался криком, когда вокруг нас взметнулся песчаный вихрь. В кожу словно впилась сотня булавок. Я с ужасом смотрела, как погружаюсь в пол, теряя себя в завывании ветра. Очередной крик умер, не родившись: у меня больше не было горла.

Я в ужасе принялась размахивать руками, надеясь ухватиться за стол, стул, хоть что-нибудь… И в ту же секунду почувствовала, что не одна. Я не видела Амона, но всем телом ощущала его близость. Он держал меня крепко, но бережно, как недавно на веранде. Я не успела решить, что чувствовать по этому поводу, – перед глазами сомкнулась удушливая темнота, и я с головой провалилась в зыбучий песок.

 

Глава 6. Обнажая правду

Сквозь темноту пробился солнечный луч. Еще мгновение назад меня не существовало на свете, а теперь я чувствовала теплое объятие Амона и его ладонь вокруг моей. Песчаный вихрь замедлился и начал сгущаться, заново вылепляя мне ноги, руки и туловище. Я не особо надеялась, что найду себя в том же виде, но, приоткрыв один глаз, с облегчением обнаружила кожу на месте. Причем она не только не была иссечена острым песком, но даже казалась более гладкой и сияющей, чем обычно. В голове промелькнула тошнотворная мысль, что меня разобрали и собрали заново, как детский конструктор.

Мы стояли посреди Центрального парка, на прогулочной дорожке, которую я топтала кедами минимум несколько раз в год. Вокруг не было ни души. Похоже, нашего чудесного перемещения никто не заметил – и я никак не могла решить, хорошо это или плохо. Сейчас я была уверена только в одном: Амон – не тот человек, за кого я его принимала все это время.

В отдалении я разглядела эмблему «Гелиоса». Моя рука по-прежнему покоилась на груди Амона. Тот стоял, смежив веки, и солнце окружало его голову сияющим нимбом.

– Амон?..

Он открыл глаза и быстро оглядел меня и наше окружение. В ту же секунду смущение, проступившее было на его лице, сменилось каким-то другим выражением.

– Mehsehhah efyibehu hawb! – прорычал парень, воздевая руки в уже знакомом мне жесте отчаяния. Затем он принялся медленно поворачиваться по кругу, что-то бормоча себе под нос на незнакомом языке. Когда он увидел отель, с его губ сорвались еще несколько слов, подозрительно напоминавших отборные ругательства.

Я почувствовала, как закипает внутри ярость. Моя организованная, отлаженная, как часы, жизнь стремительно летела к чертям.

Я была умной. Образованной и воспитанной. Прекрасно чувствовала себя в обществе взрослых.

Я представляла собой воплощение выдержки, такта и благоразумия. Я всегда себя контролировала. Я была Лилианой Джейлин Янг, дочерью своих родителей, и только что едва не потеряла голову от первого встречного – а также сумасшедшего, восхитительного и абсолютно необъяснимого парня.

Амон закончил ревизию окружавших нас елок и, повернувшись ко мне, мрачно заявил:

– Мои силы иссякают, а братья далеко. Нам потребуется помощь.

– Помощь? – то ли вздохнула, то ли всхлипнула я. В следующую секунду гнев, который я так старательно сдерживала, наконец прорвался наружу, и я заорала ему в лицо: – Да ну?! Может, еще Супермена позовем? Хватит с меня этого дерьма!

Я никогда в жизни так не кричала. Если быть совсем честной, до появления в моей жизни Амона я вообще ни на кого не кричала, – но возможность вот так взять и на него наорать неожиданно принесла мне удовлетворение.

Амон уставился на меня точно на душевнобольную.

– Юная Лилия, возьми себя в руки.

– Ну уж нет!

– Нам нужно…

– Ничего нам не нужно! Не знаю, кто ты на самом деле – и какой наркотой меня накачал, – но с меня хватит! Понял? Понял?! Больше никакой помощи!

Я развернулась и зашагала к дому. Этот простой жест странным образом помог мне восстановить самообладание. С каждым разделявшим нас шагом мысли приходили в порядок, а растрепанные нервы успокаивались. Я поправила лямку рюкзака и мысленно взмолилась, чтобы Амону не пришло в голову за мной увязаться.

Завидев меня, несколько прохожих описали широкий круг. Их можно было понять: кому захочется столкнуться с девушкой, которая на всех парах несется мимо, что-то бормоча про умирающих психов-гипнотизеров? Разумеется, я могла найти объяснение произошедшему. Разумеется. Вот только для этого мне пришлось бы позаимствовать парочку терминов из «Звездного пути».

Я пыталась разобраться в случившемся, сложить все части мозаики и с облегчением спрятать ее в коробку. Но то, что сотворил Амон, просто не укладывалось в рамки здравого смысла. Он словно засунул мне в череп бомбу, тревожно тикающий часовой механизм, который грозил разрушить все, что я знала о себе и о мире. Пожалуй, самым разумным было бы забыть об этом происшествии денька на два и потом обдумать его на свежую голову – потому что сейчас с моей головой явно творилось что-то неладное.

Мне страшно хотелось проверить, преследует ли меня Амон, но я не решалась обернуться. Если он все-таки за мной увязался, я просто начну кричать. В парке всегда толпа народу, кто-нибудь да откликнется.

– Лилия!

Вспомнишь бревно – вот и оно.

– Юная Лилия, немедленно вернись! – позвал Амон, будто я была непослушным щенком.

– Отстань, или я позову на помощь! – крикнула я через плечо, припуская рысцой.

Я услышала, как парень тоже перешел на бег, и уже открыла рот для вопля, когда он звучно приказал:

– Лилия, ты остановишься!

Я будто запнулась о невидимую леску. Рюкзак с размаху ударил меня по спине, и я полетела в траву без малейшего представления, а что, собственно, случилось. Проклятая застежка опять щелкнула, и карандаши с яблоками веером рассыпались по земле. Пока я заталкивала их обратно, Амон меня догнал и покровительственно протянул руку. Я демонстративно отвернулась – и тут же услышала знакомый властный голос:

– Лилия, возьми мою руку.

На этот раз я решила сопротивляться до конца – и была наказана приступом боли такой мучительной, будто мне в живот воткнули зазубренный нож. Я судорожно всхлипнула. Теперь у меня не было и тени сомнения, что Амон как-то к этому причастен. Не слушаться его было больно. Решимость бороться испарилась, как снег на апрельском солнце. Агония затопила меня с головой, и я из последних сил вскинула дрожащую руку. Амон ухватил меня за ладонь и рывком вздернул на ноги. Я бы сказала, что не могла слова вымолвить от возмущения, но в действительности мои чувства описывались несколько иначе.

– Ты сядешь, и мы поговорим, – не терпящим возражения тоном продолжил парень.

Я сцепила зубы, дерзко сделала шаг в сторону – и почти сложилась пополам. Однако теперь меня переполняла не только боль, но и ненависть. Меня буквально колотило от ярости. В ту секунду на всей земле не было человека или вещи, которых я ненавидела бы сильнее, чем Амона. Я никогда прежде такого не испытывала. Никогда в жизни.

– Отпусти меня! – прошипела я сквозь зубы, когда он под руку довел меня до скамейки, будто немощную старушку.

– Нет. И ты не будешь убегать или кричать.

Из глаз брызнули слезы злости, и на этот раз я не стала их сдерживать – хоть и не собиралась давать своему мучителю еще один повод для торжества.

– Чего ты от меня хочешь? Похитить? Изнасиловать?

Амон наклонился и осторожно стер слезу с моей щеки. На лице парня читалось сожаление, которое я почти готова была признать искренним.

– Сядь, – повторил он, а затем добавил изменившимся голосом: – Пожалуйста.

Я безвольно опустилась на скамейку. Амон снял у меня с плеча рюкзак и поставил рядом. Следующие несколько секунд он вышагивал передо мной, по-видимому, не зная, как начать.

– Прости, что мне пришлось применить силу. Я знаю, ты не терпишь принуждения, но…

– Ты ничего обо мне не знаешь, – отрезала я.

Он вздохнул.

– Я узнаю о тебе больше с каждой прошедшей минутой, Юная Лилия. И даже без нашей связи могу сказать, что тебе противна сама мысль о подчинении кому бы то ни было. Но ты должна понять, что я просто не могу тебя отпустить. Не нужно меня бояться. Я не собираюсь причинять тебе вред.

– Не знаю, как ты меня контролируешь, но я буду бороться. Я… я буду ненавидеть тебя всю жизнь.

Я никогда прежде не произносила таких слов, да и сейчас не была уверена, что смогу исполнить свою угрозу. Раньше у меня просто не находилось повода кого-то ненавидеть.

Конечно, были люди, которые мне не нравились, – но я спокойно навешивала на них ярлыки «Хронический нищеброд», «Агрессор», «Без чувства собственного достоинства» и убирала на дальнюю полку. Они не затрагивали меня эмоционально. Мне всегда удавалось сохранить надлежащую дистанцию и удержать чувства в узде – но Амон был другим. Парень, которого я так неосмотрительно взяла под крыло, отплатил мне самой черной неблагодарностью. Эта мысль задевала сильнее, чем можно было предположить.

Услышав мою угрозу, Амон словно окаменел.

– Хорошо. Ненавидь меня. Борись. Сопротивляйся при всякой возможности – только ничего хорошего из этого не выйдет. Ты просто причинишь себе еще больше боли. Я уже сказал, Лилия: мы с тобой связаны, и ты будешь оставаться рядом, пока я этого хочу.

Я почувствовала, как гнев и негодование переплавляются во что-то другое, и, задрожав всем телом, опустила голову. По правде говоря, сейчас я ощущала себя собачонкой, которую отшлепал хозяин.

– Вот как ты отблагодарил меня за помощь.

Амон пожал плечами, будто ему не было дела до моих слов – но я видела, что они его здорово задели, и это привело меня в еще большее смятение.

– Это необходимо, – наконец ответил он.

– Кому необходимо? Почему ты меня просто не отпустишь? Чего ты хочешь? – И я, громко шмыгнув носом, принялась копаться в рюкзаке в поисках салфеток.

– Я уже сказал. Мне нужно найти братьев.

– И ради этого ты меня так мучаешь? Да у тебя нет сердца!

Ресницы слиплись от слез, и теперь я видела Амона словно в дымке. Почему я плачу? Я же никогда не плакала. Это некрасиво и недостойно. Когда я успела превратиться в такую размазню?

Я шумно высморкалась и, стараясь вернуть самообладание, сердито протерла глаза кулаком.

– Может, у тебя и рака нет?

Амон присел передо мной на корточки, взял свежую салфетку и принялся вытирать мои липкие от слез щеки.

– В прошлые века от моего сердца было не много толку…

Его палец очертил мягкую дугу по моей щеке, и я снова почувствовала странное тепло – как тогда, на веранде. Один долгий миг я позволила себе бездумно наслаждаться этим ощущением, как вдруг спохватилась и напряглась. Амон поспешно отдернул руку, и я поняла, что для него этот жест оказался таким же неожиданным, как и для меня.

Он был проблемой. Нет, не просто проблемой. Врагом. Разве нет? Но было и кое-что еще: он заставлял меня чувствовать. И я до сих пор не знала, хорошо это или плохо.

Конечно, я не могла отрицать его привлекательность – но мои чувства к этому парню не исчерпывались физическим влечением. Я никогда не испытывала к мальчикам ничего подобного, и новый опыт оказался пугающим. Не страшным, как в фильмах ужасов, а скорее неуютным. Всю предыдущую жизнь я ощущала себя лодкой, которая стоит в порту на прочном якоре. Амону хватило пары дней, чтобы вытащить этот якорь. Более того, корабельный канат – моя последняя связь с берегом – сейчас тоже лежал у него в ладонях.

Вглядевшись в его лицо, я поняла, что какая-то часть меня – часть, которую я не желала называть и даже признавать ее существование, – отчаянно жаждет нового прикосновения этих солнечных пальцев. Эмоции, которые он во мне пробуждал, вызывали тревогу, но я еще никогда не чувствовала себя такой живой. Настоящей девушкой, а не фарфоровой куклой, в которую меня пытались превратить родители.

Похоже, Амон обладал странным свойством поселять в моей душе смятение – и одновременно избавлять от него. Его компания воодушевляла и пугала, наделяла пьянящим чувством всемогущества и заставляла чувствовать себя бесконечно слабой. И это не говоря о том, что рядом с ним я поминутно боялась сойти с ума – и к тому же испытывала мучительное чувство вины непонятно перед кем.

– Мне не нравятся твои фокусы, – сказала я тихо, но твердо. – Когда ты говоришь таким голосом, тело будто перестает мне подчиняться.

– Прости. Будь моя воля, я никогда бы не прибегнул к своей власти. Но мне нужно, чтобы ты оставалась рядом. Мне нужна ты. Ты даже не представляешь, насколько, – и он, взяв меня за руки, принялся осторожно массировать мои запястья. – Поверь, я никогда не хотел причинять тебе боль или доставлять неудобства. Хотя бы в это ты можешь поверить?

Одно долгое мгновение я молча вглядывалась в ореховые колодцы его глаз. Амон был для меня головоломкой, сложносочиненным пазлом, в котором я не понимала добрую половину деталей. Но я каким-то шестым чувством знала, что он не лжет.

– Ладно, – нехотя ответила я. – Я тебе верю.

– Хорошо, – кивнул парень. – Что такое рак?

– Заболевание клеток. Как ты мог о нем не слышать?

Он вздохнул.

– Слишком много вопросов.

Я откинулась на спинку скамейки и с нарочитым равнодушием пожала плечами.

– Зачем ты так делаешь? – спросил Амон.

– Делаю что?

– Прячешься так глубоко… внутри себя.

– Не понимаю, о чем ты.

Несколько секунд Амон внимательно изучал мое лицо.

– У меня не было намерения тебя обидеть, – сказал он наконец. – Если хочешь, задавай вопросы. Может, я отвечу на твои, а потом кое о чем расспрошу тебя сам?

Я заколебалась, но в итоге кивнула.

– Для начала, я многого не понимаю в твоем мире, но одно знаю наверняка: мое тело и разум не поражены никакими болезнями.

Я истерически рассмеялась – и вдруг расплакалась до икоты. Это было уже слишком. Голова кружилась, будто я не спала неделю. Я схватила из пачки одну салфетку, потом другую, третью… И тут же услышала над ухом настойчивое:

– Лилия, возьми меня за руку.

Я с подозрением покосилась на раскрытую ладонь Амона и громко шмыгнула носом.

– Пожалуйста, Лилия. Я могу принести твоей душе мир.

Почувствовав, что это не приказ и непослушание не обернется очередным приступом агонии, я неожиданно смирилась и взяла его за руку.

– Прими мою силу, – предложил Амон. – И постарайся найти равновесие.

Пытаясь сосредоточиться, я глубоко вздохнула – и почти сразу ощутила, как незримая нить между нами натянулась струной. Но сейчас не Амон забирал мои силы, а наоборот. Я почувствовала, как в меня медленно перетекает солнечный свет. Он успокаивал нервы и разглаживал спутанные мысли. Смятение, гнев, обида – все это внезапно стало неважным. Еще несколько секунд назад я захлебывалась слезами злости, а теперь будто опустилась на самое дно своего внутреннего моря, где царили тишина и бесконечный покой.

– Кто ты? – прошептала я. Сомкнутые ресницы Амона затрепетали, и темно-зеленые глаза с золотым ободком заглянули мне прямо в душу. – Ты так на меня смотришь… Будто хорошо знаешь.

– Да.

– Нет, я имею в виду… Будто знаешь обо мне все.

– Не все.

– Но ты можешь как-то… Меня читать?

Амон кивнул.

– Такова наша связь, Лилия.

– Ты не тот, за кого я тебя принимаю, да?

– Я больше. А может быть, меньше.

Я вздохнула. Час от часу не легче.

– Ладно. Тогда вернемся к началу и сделаем все как положено, – я протянула ему руку, и он с улыбкой пожал ее. – Меня зовут Лилиана, а тебя, надо понимать, Амон. Итак, Амон, откуда ты приехал?

Тот взглянул на меня с удивлением, но потом пожал плечами.

– Я из Египта.

– Ты там родился?

– Да. Много лет назад.

– А как ты оказался здесь?

Амон пересел в траву у моих ног.

– Я не уверен. Но раз мой саркофаг стоял в Обители Муз, наверное, меня привезли туда в нем. С какой целью, мне неизвестно.

– Твой саркофаг?

– Да.

– Не понимаю. У тебя есть саркофаг? Ты музейный куратор? Что это за музеи, где учат гипнозу?

Амон рассмеялся.

– Надеюсь, если я отвечу на все эти вопросы, то буду вознагражден хоть толикой твоего доверия, – и он, растопырив пятерню, принялся загибать пальцы. – Я не знаю, кто такой «куратор». Моя сила – дар солнечного бога Амона-Ра и его сына Гора. И я считаю этот саркофаг своим, потому что спал в нем много веков.

Следующие несколько секунд мы играли в гляделки. Наконец я задала мучивший меня вопрос, сама не веря, что произношу эти слова:

– Ты хочешь сказать, что ты… мумия?

– Мумия, – он повторил слово, старательно артикулируя, будто пробовал его на вкус. – Каждое тысячелетие, когда я пробуждаюсь в этом мире, мое тело освобождается от покровов Анубиса. Ты говоришь об этом?

Я выпрямилась, внезапно почувствовав себя очень неуютно.

– Мумификация означает, что труп с головы до ног обертывают лентами, кладут в саркофаг и прячут в пирамиде или храме.

– Тогда да. Я мумия.

– Но ты не кажешься мертвым, – заметила я, когда ко мне вернулся дар речи.

– Я не мертв, – ответил Амон и после секундного колебания добавил: – По крайней мере, сейчас.

Я тут же вспомнила, как забрела в египетское крыло и обнаружила крышку саркофага сдвинутой.

– Клянешься, что не врешь?

– Клянусь сердцем своей возлюбленной матери, что ты не услышала из моих уст ни слова лжи.

Когда Амон недавно спросил, верю ли я ему, я кивнула совершенно искренне. Он не был похож на лжеца. Во всяком случае, он явно верил в то, что говорил – даже если его слова и не были абсолютной правдой.

Решив проверить его «легенду», я прибегла к методике киношных копов – подалась вперед, грозно сузила глаза и принялась бомбардировать парня вопросами:

– Как звали твоих родителей?

– Царь Геру и царица Омороза.

– Любимая игрушка в детстве?

– Деревянная лошадка.

– Любимая еда?

– Мед и финики из моей страны и круглые сладкие лепешки из твоей.

– Хм… – Что ж, по крайней мере, ему понравились блинчики. – Любимая музыка?

– Систра, арфа и лютня.

– Если ты и в самом деле мумия, где твои покровы?

– Сейчас мое тело в них не нуждается. Я восстал, как делаю каждую тысячу лет.

Я заморгала, обдумывая это утверждение.

– Но я не видела обрывков на выставке. Куда они пропали?

– Когда настает время пробудиться, я уничтожаю их своей силой. Иначе мне было бы трудно двигаться.

Я фыркнула.

– Надо думать… О’кей, как ты так быстро выучил английский?

– Чары.

Я недоуменно уставилась на Амона, и он добавил:

– Сперва я не понимал твоего языка. Помнишь, как мы объяснялись жестами в Обители Муз?

Я кивнула.

– Я прочел заклинание из Книги Мертвых и связал наши сознания так, чтобы мы понимали друг друга.

– Значит, ты сможешь понять любого человека из любой страны?

– Если понадобится, да.

– Почему ты выбрал меня?

Несколько мгновений он молчал. Затем сорвал пригоршню травы и медленно ссыпал между пальцами.

– Потому что ты была там, – наконец ответил он, не поднимая глаз.

Я откинулась на спинку скамейки и скрестила руки на груди. С каждым его ответом мой скептицизм рос и ширился.

– Ты можешь мне что-нибудь показать? – и я описала ладонью замысловатую дугу. – Ну, что-нибудь волшебное?

– А то, что я перенес тебя из дома сюда, не доказывает мои способности?

– Ну, может, ты меня загипнотизировал, и я дошла своими ногами, просто не помню. Покажи что-нибудь, что меня убедит.

– И что тебя убедит?

– Не знаю. Десять казней египетских? Восстание армии мертвецов? Воскрешение твоей давно усопшей любви?

Амон нахмурился.

– Зачем мне это делать?

Я пожала плечами.

– Мумии в кино обычно так и делают.

– Что такое «кино»?

– Ну, представление. Вроде спектакля.

– Гм. Мне бы не хотелось насылать на твой город… казни. Чтобы поднять армию мертвецов, мне понадобится источник бесконечной силы, которого у меня сейчас нет. И я никогда не любил ни одну женщину.

– Серьезно? Значит, тебя нигде не ждет подружка-мумия?

Амон склонил голову набок.

– Меня ожидают братья, но больше никто. У меня нет друзей женского пола.

– Хм. Интересно. – Я мысленно пометила эту информацию ярлыком и до поры до времени убрала на полку. – Ладно, тогда давай что-нибудь другое.

– Мне нужно беречь силы, – ответил Амон после краткого размышления. – Так что я сделаю что-нибудь маленькое.

– Идет.

И я, подавшись вперед, хищно уставилась на Амона, который поднял руки и сложил их в молитвенном жесте. Ничего не произошло. Парень закрыл глаза, наморщил лоб и медленно развел руки в стороны.

Между ними горел огонек.

Не успела я удивиться этому чуду, как в ладонях Амона начал закручиваться миниатюрный песчаный вихрь. Я инстинктивно прищурилась: отдельные песчинки, долетая до меня, кололи лицо и запутывались в волосах. Затем песок начал сгущаться, приобретая очертания сфинкса со сложенными крыльями.

В следующую секунду на холме появился бегун. Я пулей слетела со скамейки и схватила Амона за руки. Чудесный свет погас, и сфинкс осыпался на землю безжизненной серой струйкой.

– Я тебе верю, – прошептала я.

Наши лица внезапно оказались ближе, чем когда бы то ни было, а притяжение стало почти невыносимым. Мой взгляд предательски соскользнул с глаз Амона на его губы, и я снова залилась краской. Парень не отстранился и даже не шевельнулся, но я знала, что он тоже чувствует тепло, внезапно разлившееся в воздухе между нами.

Еще пара сантиметров, и мы бы поцеловались. Я осознала, что и правда хочу ощутить вкус и упругость его губ, и с запоздалой тревогой задумалась, мое ли это желание – или снова внушенное извне.

Рациональная часть меня недоумевала, как я с такой легкостью смогла перейти от абсолютной ненависти – или, по крайней мере, чего-то очень на нее похожего – к почти флирту. И с кем? С древней мумией, обладающей паранормальными способностями!

Нет, я точно сбрендила.

Я медленно отстранилась, и прохладный ветер наконец остудил мои щеки.

– Амон, – очень серьезно начала я, прокашлявшись. – Какой бы силой ты ни обладал – пожалуйста, пообещай, что не будешь показывать ее никому, кроме меня и своих братьев.

– Почему? – удивился он, потирая мои запястья. Наверное, это должно было меня успокоить, но по венам будто побежали разряды тока. Я мягко высвободила руки, боясь обидеть Амона этим жестом, однако он ничуть не расстроился – просто с любопытством на меня взглянул.

Я дождалась, пока бегун скроется за деревьями, и только тогда ответила:

– Потому что это опасно. Помнишь, как ты чудесно исцелился после аварии и потом разве что не раскланивался на публику? Надо быть осторожнее. Постарайся не выделяться. Иначе люди подумают, что ты псих или наркоман, и отправят за решетку. Или вообще сдадут на опыты в Зону 51, – на лице Амона отразилась растерянность, и я быстро добавила: – Потом объясню. Если честно, у меня еще миллион вопросов, но это неважно. Главное, что я тебе верю. Верю, что ты тот, за кого себя выдаешь.

Амон медленно кивнул.

– Хорошо.

– А теперь объясни, зачем я тебе понадобилась.

– Как я уже сказал, мне пришлось позаимствовать твою жизненную силу. Без нее я погибну, не успев выполнить задачу.

– Какую задачу?

– Пробудить братьев и провести церемонию. Прежде чем солнце, луна и звезды выстроятся в ряд, нам нужно заточить темного бога Сета еще на тысячу лет.

– Гм. Это надо обдумать, – я вытащила из рюкзака блокнот и принялась скрипеть карандашом. – Тысяч лет… солнце… луна… звезды… Темный бог Сет. Ладно, про него ты мне расскажешь позже. Выходит, твои братья – тоже мумии?

– Да.

– Ты понимаешь, что сейчас мы очень далеко от Фив?

– Насколько далеко?

– Сейчас скажу, – я достала смартфон и принялась щелкать кнопками. – До Египта отсюда… Пять тысяч шестьсот миль. Даже больше.

– Что такое миля? – поинтересовался Амон, с любопытством следя за экраном.

– Парень, да ты с луны свалился. Какие единицы измерения были у вас в Египте?

Амон взял меня за руку, и сердце тут же пропустило удар.

– Что ты делаешь?

– Показываю наши единицы измерения, – он с улыбкой провел пальцем по моей линии жизни. – Это – теб, ширина пальца. Это – шесп, ширина ладони. Семь ладоней составляют царский локоть…

Амон приставил ребро своей ладони к моему, и я почувствовала, как снова запылали щеки. Не дожидаясь, пока он решит продемонстрировать следующую меру длины еще на какой-нибудь части моего тела, я быстро защелкала кнопками калькулятора.

– Если в миле три тысячи пятьсот двадцать локтей… То до Фив их примерно девятнадцать миллионов и семьсот двенадцать тысяч.

Амон раскрыл рот от удивления.

– Это же почти тысяча атуров!

– И ты еще учитывай, что нас разделяет не только земля, но и океан. Ты знаешь, что такое океан?

Амон кивнул.

– Я видел великие моря, питающие Нил.

– Поверь, все они покажутся тебе лужами по сравнению с океаном.

– У меня не было возможности как следует изучить мир, – тихо ответил парень, понурившись.

Искренняя печаль, проступившая на лице Амона, тронула меня до глубины души. Внезапно я поняла, что скучаю по его обычной солнечной улыбке.

– Амон? – я коснулась его руки и подсунула телефон парню почти под нос. – Смотри, это наша Земля, – на экране появился парящий в космосе бело-голубой шарик. – Сейчас мы находимся на материке под названием Северная Америка. А Египет… – я покрутила глобус пальцем и увеличила картинку, чтобы ему стали видны очертания страны, – в Африке. Далеко же тебя занесло от Канзаса, Дороти!

– Что это за волшебная шкатулка?

– Ну… Это называется «телефон». Если установить на него специальные приложения, он может не только звонить и писать эсэмэски, но и работать компьютером.

– Не понимаю.

– При помощи этой штуки я могу узнать ответ почти на любой вопрос.

– Как у оракула?

– Вроде того.

– Чем ты заслужила такой подарок богов? Ты поразила чудовище в битве?

– Э-э, не совсем. По правде говоря, здесь у каждого есть телефон.

– Можно взглянуть? – Я вручила ему мобильный, и парень принялся водить пальцем по карте, восхищенно наблюдая, как меняется масштаб. – Мы и в самом деле на другом конце света…

– Точно. И не забывай, что твои братья могут оказаться далеко не в Египте. Египетские выставки популярны в Китае, Франции, Великобритании… Да по всему миру!

Амон растерянно провел ладонью по бритой голове.

– Вот почему мое заклинание не сработало, – он поднял на меня задумчивый взгляд. – Чары не могут перенести нас через большую воду. При встрече с ней песок тяжелеет. Мы могли бы оказаться в бездонном океане.

Я судорожно сглотнула.

– Ну, чисто технически океан не бездонный, но суть я уловила.

Закончив крутить глобус, Амон начал нажимать все кнопки подряд, изучая различные приложения. Я поразилась, с какой легкостью доисторическая мумия освоила технологию двадцать первого века.

– Ты права, – заявил он наконец. – Океан слишком большой. Но если мы доберемся до Египта, я смогу попросить о помощи Анубиса.

– А ты не можешь попросить его отсюда?

– Нет. Ритуал должен быть проведен в определенном месте.

– Ясно.

Я испытала облегчение при мысли, что в скором времени лишусь общества этого потрясающего, невозможного во всех отношениях парня, – но одновременно почувствовала странную печаль. В конце концов, не каждой девчонке выпадает шанс замутить с египетским принцем.

Я так увлеклась своими размышлениями, что не сразу заметила, с каким ожиданием смотрит на меня Амон. Я закусила губу – и вдруг поняла, чего он хочет. Свидание еще не окончено.

– Гм… Слушай, я не рассчитывала на такое дальнее путешествие. Мне не разрешат родители. Я и сейчас гуляю с тобой только потому, что каникулы. Но в следующий понедельник мне нужно будет вернуться в школу. Может, ты найдешь в аэропорту какого-нибудь парня, который тоже летит в Египет, и ненадолго позаимствуешь его жизненную силу? А там быстренько метнешься к братьям, воскресишь их, проведешь церемонию – и умоешь руки. То есть отряхнешь от песка.

– Что такое аэропорт? – только и спросил он.

– Место, где стоят крылатые колесницы, летающие по небу. Они могут перелететь даже через океан.

Амон вскочил на ноги.

– Прекрасно. Тогда мы полетим на такой в Египет.

– Эй, подожди секундочку! – запротестовала я, когда он вздернул меня на ноги. – Что случится с нашей связью, когда ты уедешь?

Амон закинул мой рюкзак на плечо и решительно взял меня за руку.

– Я могу установить такую связь только с одним человеком, Лилия. – Должно быть, у меня на лице отразилась чрезвычайно бурная гамма эмоций, потому что он быстро добавил: – Но не волнуйся. Как только я завершу церемонию, нужда в ней исчезнет. К тому моменту я войду в полную силу и смогу обратить время вспять, так что ты вернешься домой в эту же самую минуту. Твоего исчезновения никто не заметит. Родители даже не узнают, что ты выходила из комнаты.

И Амон с энтузиазмом потащил меня по тропинке. Я почему-то не разделяла его восторгов.

– Погоди-ка! А что, если этого места – ну, где нужно взывать к Анубису – больше не существует? Видишь ли, Египет весьма популярен у археологов. Особенно последнюю тысячу лет. И могилы они, гм, тоже раскапывали, – добавила я на тот случай, если Амон не поймет слово «археолог». – Слишком рискованно! К тому же останки твоих братьев могут быть где угодно. И раз уж мы о них заговорили, почему воскрешать их надо именно тебе? Почему они не могут проснуться сами? Ты же…

– Лилия, – и Амон, резко затормозив, сжал мои плечи. По телу тут же разлилась блаженная немота, словно я забралась в горячую ванну, а все сомнения показались мелкими и незначительными. Интересно, Амон сделал так специально? Или это было естественное свойство нашей связи? – Я обязательно отвечу на все твои вопросы, но мне нужно завершить церемонию, прежде чем над храмами Гизы поднимется полная луна. Надеюсь, они еще стоят?

– Ты имеешь в виду пирамиды? Да, но…

– Тогда нам нужно добраться до них как можно скорее.

– Но до полнолуния максимум месяц!

– Боюсь, времени еще меньше. – Амон бросил быстрый взгляд на небо. – По моим подсчетам, у нас около недели.

И он, снова схватив меня за руку, на всех парах направился к воротам парка.

Не прошло и минуты, как мы оказались в кольце людей, оглушенные гудками и фырканьем машин. Если я собиралась сбежать, сейчас было самое время. Вот только мне почему-то расхотелось это делать.

Да, я с трудом себя контролировала. Да, Амон использовал меня вместо батарейки. Да, он был древнеегипетской мумией. Вот только последние двадцать четыре часа я чувствовала себя настолько живой, какой не была все предыдущие семнадцать лет.

Заметив у ворот запряженную лошадьми карету, Амон улыбнулся и вскинул брови.

– Прости, Спартак, они ездят только по парку, – задыхаясь, объяснила я.

– Это к лучшему. В жизни не видел таких жирных лошадей. Думаю, я и на своих двоих их обгоню.

– Эй! – возмутился извозчик, до которого долетели последние слова парня.

Не обратив на него никакого внимания, Амон выскочил за ворота и решительно направился к ближайшему такси, хотя плашка на крыше не горела.

– Остановись, золотая колесница! – приказал он, властно вскинув руку.

Затем он наклонился к окошку со стороны водительского сиденья и принялся о чем-то беседовать с таксистом, хотя ему со всех сторон сигналили и показывали непристойные жесты. Наконец Амон выпрямился и жестом показал, что вопрос улажен.

Таксист, как оглашенный, выскочил из машины и распахнул передо мной пассажирскую дверцу.

– Прошу вас, мисс. Домчу в аэропорт в два счета!

Я замешкалась на тротуаре, и Амон протянул мне руку. Парень вглядывался в меня с таким напряжением, что я невольно задалась вопросом, а не читает ли он мои мысли.

– Ты со мной поедешь?

Не «ты поедешь со мной», не «садись и поехали». Ты со мной поедешь?

Амон предлагал мне выбор. Возможно, иллюзорный – но я оценила сам жест. Теперь у меня были если и не все факты, то хотя бы достаточно сведений, чтобы принять осознанное решение. Я не сомневалась, что у Амона хватит сил заткнуть мне рот и просто запихнуть в машину, но я была благодарна ему за вопрос. За драгоценный вкус свободного выбора.

Я всегда знала, что я трусиха – обласканная судьбой бесхребетная трусиха, которая пряталась от мира сперва в загородном особняке, а потом в пентхаусе роскошного отеля. Я целыми днями подстраивалась под людей, которые мне не нравились, и при этом воображала себя такой же свободной, как карандашные персонажи моих набросков.

И теперь, глядя в глаза Амона, я была в ужасе. Не потому что услуга, о которой он просил, выходила далеко за границы моей зоны комфорта. А потому что это приключение казалось моим первым и последним шансом вырваться из замкнутого круга. Выбрать другой путь. Стать другим человеком. Я слишком отчетливо представляла свою жизнь на добрые пять лет вперед.

Внезапно меня охватила отчаянная решимость. Я не знала, постарался ли для этого Амон – или в голове наконец щелкнул нужный тумблер, – но теперь я и в самом деле хотела поехать в Египет. Шагнуть в бездну. Ухватить шанс за хвост, каким бы сумасшедшим он ни казался, и выжать из него все возможное.

Я накрыла руку Амона своей дрожащей ладонью.

– Ладно.

В ту же секунду меня наполнило чувство гордости, что я все-таки нашла в себе мужество сказать «да», – и я торопливо нырнула в машину, пока не успела передумать.

Амон одарил меня лучезарной улыбкой и, склонившись к самому уху, еле слышно прошептал:

– Ты храбрее, чем думаешь. И у тебя в самом деле сердце сфинкса.

– Что ты хочешь сказать? – удивилась я, освобождая место для парня.

– В моей стране сфинкса обычно изображали мужчиной, но греки считали, что это наполовину женщина, наполовину львица. Думаю, правы были греки. Видишь ли, львица умна и храбра. На охоте она рискует жизнью, чтобы добыть пропитание для своих детенышей. Каждый зверь, которого она выслеживает, может стать для нее смертельным врагом – но она не оставляет охоту, помня о тех, кто от нее зависит. Обладать сердцем сфинкса значит обладать сердцем львицы. Но сфинкс – еще и защитница. Расправляя крылья, она вздымает великий ветер, который отгоняет зло.

– Значит, сфинксы тоже существуют? Я хочу сказать, если Анубис и мумии реальны, почему бы не быть и сфинксам?

Амон в задумчивости потер подбородок.

– Я не встречал ни одного. Но среди воинов ходят легенды, что храбрая женщина, отличившаяся в битве, может быть удостоена духа сфинкса.

– Ясненько. Ну, думаю, мне это не грозит – с драками у меня всегда было плохо. Да и хвост мне не пойдет.

Амон смерил меня оценивающим взглядом, будто всерьез рассматривал такую возможность.

– Что? – смутилась я.

– Ничего, – ответил он, сверкнув белозубой ухмылкой.

Я не удержалась и пихнула его локтем.

– Прекрати. И прекрати читать мои мысли!

– Поверь, я стараюсь изо всех сил, но твои чувства подобны огромной приливной волне. Я хотел бы от них укрыться, да не могу.

Я покосилась на зеркало заднего вида, гадая, какими психами считает нас водитель. Однако не похоже было, что он подслушивает. Честно говоря, на лице у него читалась… эйфория?

– Что ты с ним сделал? – шепнула я Амону. – Заколдовал?

– Всего лишь изменил для него наши образы, – прошептал Амон в ответ.

– В каком смысле?

– Ему кажется, что сейчас он везет двух самых уважаемых им людей.

* * *

Когда мы прибыли в аэропорт имени Кеннеди, я вытащила бумажник, чтобы расплатиться, но шофер ответил бурей негодования. Подавая мне рюкзак, он чуть ли его не облобызал, а потом долго тряс руку Амону. В итоге он не успокоился, пока не всучил нам визитку, заверил Амона в своей вечной преданности и взял с него обещание непременно позвонить, когда снова будет в Нью-Йорке.

Я дождалась, пока такси выедет со стоянки, и только тогда дала волю смеху.

– За кого он нас принял?!

– Я не уверен в имени, но, кажется, это какой-то молодой певец с волосами до пояса.

Мысль, что суровый нью-йоркский таксист – тайный поклонник бойзбенда, веселила меня всю дорогу до терминала.

 

Глава 7. Крылатые колесницы

Стоило нам оказаться в аэропорту, как Амон принялся безостановочно крутить головой – причем на лице у него застыло выражение почти детского восторга. Я могла его понять, хоть и не представляла до конца, каково впервые увидеть огромное здание из стекла и стали, окна в три этажа и орды людей, снующих туда-сюда с чемоданами и тележками.

– Не высовывайся, ладно? – тихо попросила я. – Я понимаю, что у тебя просто талант привлекать внимание, но держи себя в руках. Здесь повсюду камеры.

Амон недоуменно вскинул бровь, и мне пришлось пояснить:

– Такие штуки, которые рисуют мгновенные картинки с натуры. Примерно как резьба на стенах пирамид, только гораздо точнее. Видишь?

Я быстро сделала селфи и показала ему фотографию. Амон в восхищении провел пальцем по экрану.

Я развернула телефон горизонтально, отошла на пару шагов и сфотографировала Амона – но снимок оказался засвечен.

– Постой на месте, я попробую снова.

Я выключила вспышку и несколько раз вдавила кнопку спуска, но все фотографии постигла та же участь: задник аэропорта был на месте, а вот вместо Амона на переднем плане красовалась неровная вспышка света.

– Твоя шкатулка не может запечатлеть мой образ. В этом мире я всего лишь ожившая тень.

– Скорее уж ожившая сверхновая, – пробормотала я, листая испорченные снимки.

Тем временем Амон напряженно вглядывался в других путешественников.

– Каким я тебе кажусь, Юная Лилия? – неожиданно спросил он.

– Не знаю. В смысле, мне трудно подобрать тебе определение. Египетский бог? Мумия? Человек? Призрак? То есть я подозреваю, что ты бессмертен, но для полноценного досье этого маловато.

– Нет. Я хотел спросить, что не так с моей внешностью?

– Гм… Да вроде все так.

По крайней мере, моих одноклассниц все точно устроило бы.

Амон нахмурился.

– А в этом… аэропорту есть покои для омовения?

– Ты хочешь принять ванну? – растерялась я.

– Нет.

– О, – до меня наконец дошло. – Да, конечно, здесь есть уборные.

– Но мне не нужно ничего убрать…

– Нет-нет, это просто название, – я огляделась и заметила неподалеку нужный значок. – Видишь того парня? Он как раз идет в мужскую уборную.

– Ты подождешь меня здесь?

– Конечно.

Проводив Амона взглядом, я пару секунд бесцельно топталась на месте. Затем мне в голову пришла новая идея. Поддавшись порыву, я направилась к киоску, в котором торговали всякой мелочовкой, и приобрела пару берушей. Амона наверняка повеселит это изобретение двадцать первого века.

Мне как раз пробивали чек, когда в желудке завязался уже знакомый узел – будто там скрывался невидимый якорь, и теперь за него настойчиво дергали. Я поспешно вернулась в зал ожидания, но наши места уже заняли, а Амона нигде не было видно. Я нервно завела за ухо прядь и принялась оглядываться по сторонам.

Внезапно тянущее ощущение пропало. Я знала, что оно как-то вызвано Амоном, и его резкое исчезновение меня насторожило. Однако не успела я разволноваться, как кто-то тихо окликнул меня по имени.

– Амон?! Что… что ты сделал?

От мешковатых штанов и ветровки не осталось и следа. Я быстро оглянулась по сторонам и поняла, где он взял новую одежду. Из мужской уборной друг за другом вышли трое парней, на которых красовалась какая-либо деталь отцовского гардероба. Все трое пошатывались и обводили зал ожидания пустыми взглядами, а один меланхолично теребил бывшую папину футболку.

Однако тот факт, что Амон каким-то чудом уговорил их поменяться одеждой, совершенно мерк перед его новой прической. Точнее, ее принципиальным наличием. К ослепительной улыбке и сияющим глазам теперь прилагалась густая шевелюра.

– Это что, парик? – я привстала на цыпочки и с подозрением подергала его за выбившуюся прядь, но та сидела крепко.

– Это мои собственные волосы. Они выглядят правильно?

Правильно? Если до этого Амон выбивал сто баллов из ста, то теперь для оценки его привлекательности мне пришлось бы перейти в другую систему измерения. Может быть, древнеегипетскую? После похода в уборную голову парня украшали темно-каштановые волосы, коротко подстриженные с боков и более длинные на макушке. По правде говоря, их уместнее было бы назвать «гривой» – такой гривой, в которую удобно зарываться пальцами, привстав на носки и покрывая его губы быстрыми жадными поце… Так, Лили, притормози!

– Выглядят неплохо, – наконец кивнула я. – Когда ты успел обзавестись такой шевелюрой?

– Просто ускорил естественный рост.

– А я думала, что ты, гм, лысый.

– Нет. Египетские принцы обривали голову.

– Точно. И зачем ты так… принарядился?

Амон пожал плечами.

– Я заметил, что отличаюсь от других мужчин моего возраста. Я стараюсь во всем следовать твоему примеру, но ты просила не выделяться, а для этого мне нужно стать менее заметным. Кажется, среди юношей этого мира не принято брить головы?

– Да, но…

– Теперь я выгляжу лучше?

– Ты выглядишь потрясающе, – искренне ответила я. Пара прямых темных джинсов, стильно приталенный пуловер, белая рубашка и серые «конверсы» смотрелись на Амоне так, будто он в них и родился.

– А еще у меня новый ремень. Видишь?

Он задрал рубашку, чтобы продемонстрировать свое новое приобретение, но я так и не смогла оторвать взгляд от смуглого рельефного живота.

– Я не соответствую твоим ожиданиям? – растерянно уточнил Амон, опуская рубашку.

Я только отмахнулась.

– Поверь, ты намного превосходишь все мои ожидания, – и я поспешно прокашлялась, осознав, что сейчас сказала. Однако парень не выглядел ни смущенным, ни удивленным. – Гм, ладно. Если этот вопрос улажен, может, пойдем поищем ближайшую колесницу до Каира?

Покупка билетов стала отдельным испытанием – правда, не для Амона, а для меня: работница за стойкой чуть не сожрала его взглядом. Ни денег, ни документов с нас почему-то не спросили. Пока мы таким же загадочным образом проходили паспортный контроль и таможню, нам вслед развернулась минимум дюжина дамских голов. Похоже, Амон оказывал подобный эффект не только на стюардесс, но и на всех представительниц прекрасного пола в радиусе километра.

Он был силен, красив и буквально лучился властью – а в моих глазах еще светом и теплом. Я мимолетно задумалась, был ли он таким с рождения, или это дар египетских богов. Рядом с ним мы казались подсолнухами, которые безвольно поворачиваются вслед солнцу. Эта мысль вызвала у меня раздражение. Как следует покопавшись в своих чувствах, я поняла, что в корне их лежит банальный эгоизм. Мне хотелось, чтобы сияние Амона принадлежало мне одной.

Поднявшись по трапу, парень снова оказался в центре внимания. За первый час полета каждая из четырех бортпроводниц подошла к нам минимум дважды. Наконец я не выдержала и, дождавшись очередного нашествия поклонниц, холодно отчеканила:

– Спасибо, нам ничего не надо, – а затем наклонилась к Амону и прошипела ему на ухо: – Лучше бы ты оставался с бритой головой!

Парень отреагировал так, будто в жизни не слышал шутки смешнее. В ответ я сердито вытащила из-под кресла подушку, засунула ее себе за голову и, скрестив руки, закрыла глаза, чтобы хоть так избавиться от нескончаемого зрелища его фанаток.

Все еще хихикая, Амон попросил одеяло у стюардессы, чьи духи, по его недавнему признанию, чрезвычайно напоминали любимые благовония царицы Оморозы, укутал меня им чуть не до носа и мягко сказал:

– Негоже царской лилии ревновать к простым фиалкам.

Я из принципа решила ничего не отвечать – и постепенно задремала, убаюканная мерным гулом турбин.

 

Глава 8. Отрада глаз

Разбудило меня звяканье чайных ложечек и нестройный хор голосов. Открыв глаза, я увидела через проход грузного мужчину, который с энтузиазмом поглощал самолетный обед. Эта картина наконец вернула меня в реальность. Я потерла глаза ладонями и задумалась, а не могли ли приключения двух последних дней тоже быть сном.

– Прошу прощения, – пропела стюардесса, чуть не впечатав свой необъятный бюст мне в лицо при попытке добраться до Амона. А нет, это не сон.

Амон принялся подробно излагать бортпроводнице, что хочет на обед, и я, закатив глаза, постучала ее по плечу.

– Извините, мне надо выйти.

– О конечно!

Оказавшись в уборной, я намочила бумажное полотенце и как следует умыла лицо. Из зеркала на меня взглянула почти незнакомая девушка – дальняя родственница обычной Лилианы Янг. Куда делась царственная осанка, гордо расправленные плечи? Меня словно надломили изнутри. Кожа приобрела болезненный серый оттенок, и, что еще хуже, ее покрывала масляная пленка пота. Обычно глянцевые каштановые пряди свисали безвольными сосульками, будто я неделю пренебрегала душем; макияж безнадежно размазался, а круги под глазами могли поспорить по цвету со вчерашними чайными пакетиками.

Я вытащила из рюкзака косметичку, которую, по счастью, догадалась с собой прихватить, быстро изобразила на лице нечто приличное и собрала волосы в свободный «конский хвост». Во что ты ввязалась, Лили? На секунду я осознала весь абсурд своего положения – лететь в Египет в компании ожившей мумии! – и поддалась панике. Помогла фраза «что сделано, то сделано», которую я на разные лады повторила своему отражению не менее десятка раз.

Немного успокоившись, я вернулась в салон – и с удивлением обнаружила, что мое место уже занято какой-то дамой средних лет. Она доверительно наклонилась к Амону и забрасывала его вопросами о Египте. Заметив меня, Амон мягко, но твердо сказал ей:

– Моя Лилия вернулась, и нам пора обедать. Мы могли бы побеседовать позже.

– С удовольствием! – пылко ответила женщина и, одарив его лучезарной улыбкой, вернулась на свое место через проход.

Я нахмурилась и, плюхнувшись в кресло, кое-как затолкала рюкзак под сиденье. Амон тут же принялся застегивать на мне ремень безопасности.

– Капитан сказал, что мы должны быть привязаны все время, пока он не разрешит прогуливаться по колеснице.

Я отвела его руки.

– Да-да. Кстати, с чего ты взял, будто я твоя Лилия?

Амон любезно сделал вид, что не расслышал вопроса.

– Ты знаешь, как опустить столик?

– Вообще-то я родилась в этом веке.

Казалось, мой сарказм его одновременно развеселил и смутил. Я и сама не знала, отчего вдруг стала такой злючкой. Неужели мои эмоции опять вышли из-под контроля?

Стоило мне закрепить столик, как возле наших кресел нарисовалась стюардесса с тележкой. Удивительно, как она не споткнулась по дороге – учитывая, что смотрела она только на Амона, причем на лице ее застыла блаженно-глуповатая улыбка. Я сузила глаза – и тут же вздрогнула, осознав свои эмоции. Я испытывала к Амону… собственнические чувства.

Я выразительно прочистила горло, и стюардесса, с трудом оторвав взгляд от моего спутника, принялась выгружать тяжелые подносы. Затем она спросила Амона, не желает ли он чего-нибудь еще; он не желал, и она наконец оставила нас в покое.

Перед нами стояло не одно, не два, а целых три блюда.

– Что это? – удивилась я.

– Пир. Наилучший, какой Глория сумела устроить – учитывая обстоятельства.

Развернув фольгу, я обнаружила на подносах вегетарианскую лазанью, жареного цыпленка и мясной салат – и это не считая тарелок с сырной нарезкой и фруктами.

– Десерт она принесет позже, – объяснил Амон и, подняв виноградную гроздь, принялся откусывать ягоды прямо с ветви, словно Дионис на полотне эпохи Возрождения.

Я покачала головой и постаралась сохранить серьезный вид – однако наивное обращение Амона с фруктами просто не могло не вызвать улыбку.

– Это делается не так, – прошептала я и, отщипнув от грозди несколько ягод, положила их себе в рот. Несколько секунд парень сосредоточенно следил за моими губами, так что я последовательно испытала растерянность, замешательство, смущение – и наконец облегчение, когда он переключил внимание на лазанью.

Амон оказался способным учеником. Он старательно копировал все мои движения, когда я орудовала ножом и вилкой, открывала маленькие контейнеры с солью и перцем и поливала салат соусом. Стоило мне накрыть поднос салфеткой, как он отложил приборы и с тревогой провел пальцем по моей щеке – древнеегипетская разновидность рентгена:

– Тебе нездоровится?

– Нет, – я с усилием отвела взгляд от его ореховых глаз. – Просто устала.

– Тогда почему ты не ешь?

Я пожала плечами.

– Мне не нужно столько еды. Я же говорила, помнишь?

– Да.

Амон вернулся было к обеду, но вскоре тоже отодвинул поднос – оставив добрую половину еды на тарелках.

– В одиночку не пируют, – пояснил он в ответ на мое удивление. – Это время празднования и возрождения. Если ты не хочешь разделить со мной трапезу, я тоже к ней не притронусь.

– И что же, позволь спросить, мы празднуем?

– Жизнь, – ответил он просто.

– Не понимаю.

Стюардесса забрала наши не сильно полегчавшие подносы и заново наполнила стаканы. Перепробовав все имеющиеся на борту негазированные напитки, Амон остановил выбор на апельсиновом соке – что вполне вписывалось в его образ солнечного бога. Парень с подозрением наблюдал, как я потягиваю диетический имбирный эль.

– Так что именно ты празднуешь? – напомнила я, отставив стакан.

– Когда я… пробуждаюсь, то испытываю невероятный голод по жизни. Все дни перед церемонией я пирую. Танцую. Окружаю себя… – и он пропустил через пальцы мой «хвостик», – красотой. Наслаждаюсь каждым моментом жизни. Коплю воспоминания, которые смогут согреть меня в последующие годы темноты.

– А куда ты уходишь после церемонии?

Улыбка парня мгновенно погасла.

– Неважно.

– Как скажешь, – нахмурилась я. Было странно смотреть на Амона и не чувствовать его обычного тепла. – Как насчет кино?

– Что такое кино?

– Хочешь узнать, как в нашем веке представляют мумий?

– Давай.

Остаток вечера я провела, знакомя Амона с классикой кинематографа – по крайней мере, той ее частью, которая касалась Древнего Египта. Я начала со старой школы – «Мумии» с Борисом Карлоффом. Единственной реакцией Амона было: «Еще». Тогда я поставила ремейк 1999 года и его продолжение, «Мумия возвращается», 2001-го. Во время просмотра я поймала себя на том, что больше слежу за выражением лица Амона, чем за происходящим на экране.

Вопреки ожиданиям, парень хмурился на юмористических сценах и явно потешался над остальными. Особенно его увлекли костюмы и декорации. В какой-то момент он наклонился ко мне и прошептал: «Я не узнаю этих мест».

Я начала было объяснять, что многие из них смоделированы на компьютере, но Амон только шикнул на меня и снова сосредоточился на сюжете. На третьем фильме я задремала и проснулась, уже когда пошли титры.

– Ну как тебе? – поинтересовалась я, зевая.

Вместо ответа парень сам принялся забрасывать меня вопросами:

– Почему твой народ представляет Египет таким? Я защищаю человечество от тьмы, а меня превратили в какое-то чудовище! Я не демон, Лилия!

Я мягко взяла его за руку.

– Я знаю.

– Так вот почему ты испугалась меня в Обители Муз? Ты решила, что я сожгу твою плоть, высосу душу и нашлю на твой город чуму?

– Гм… Не совсем. Но испугалась я здорово, это правда.

– Раньше нас не боялись, – пробормотал Амон, откидываясь на спинку кресла. – Наше пробуждение приветствовали песнями, надевали венки и вели к пиршественному столу. Нас почитали как богов. Повсюду мы встречали лишь радость и обожание. А теперь нас боятся и считают ожившими трупами. В лучшем случае забвение, в худшем – ненависть. Нас больше не знают. Не ценят. Не любят. Может, нам и в самом деле настала пора обратиться в прах, раствориться во тьме и исчезнуть из людской памяти?

Отчаяние и одиночество Амона накатывали на меня, подобно холодным волнам.

– Амон, – тихо начала я, сжав его руку. – Я знаю, что на этот раз ты проснулся не в лучших условиях, и мой народ не почитает вас с братьями за героев, как следовало бы. Но это не обесценивает того, кто ты есть и что делаешь для мира. Ну да, современные люди о тебе не слышали – зато посмотри, как ты вскружил голову стюардессам! Может, они и не признают в тебе принца, но обращаются, как с отпрыском королевской крови. Ты притягиваешь к себе людей. И знаешь почему? Потому что даже сейчас ты излучаешь свет, которому невозможно противиться.

Слова попали в цель. Я видела, с каким вниманием Амон меня слушает – и как постепенно рассеиваются тягостные мысли, нависшие над ним, точно холодные мокрые тучи. Наконец парень покачал головой и одарил меня немного печальной, но искренней улыбкой.

– Признайся, ты земное воплощение какой-нибудь богини? Человеческая мудрость не сравнится с твоей.

Я фыркнула.

– Еще чего не хватало! Просто я люблю наблюдать за окружающими.

– Но не вмешиваться?

– Как правило, нет. Я стараюсь не становиться частью чужих жизней.

– Почему?

– Это разрушает загадку, которую таят в себе люди.

– А для меня люди – открытая книга. Непросто очароваться человеком, когда все его мысли для тебя как на ладони.

– То есть ты можешь залезть в голову кому угодно? Не только мне?

– Это дар богов. Око Гора.

– Про Гора я знаю, – ответила я, нервно оглядываясь по сторонам. – А вот про его глаз тебе придется меня просветить.

– Не тревожься, Лилия. Почти все вокруг спят, и я могу сделать так, чтобы нас все равно никто не услышал.

– Как тогда с фото?

– Да. Они услышат, что мы говорим, но не смогут понять, о чем, – Амон на секунду закрыл глаза и тут же уставился на меня сияющим взглядом. – Ну вот, готово.

Темный самолет и то обстоятельство, что сейчас мы с Амоном находились в непроницаемом для чужих ушей пузыре, поселили в моей душе тревожное и при этом приятное ощущение.

– Ладно, рассказывай про Гора.

Белозубая улыбка Амона сверкнула в полумраке.

– Разве ты не устала?

– Устала, но хочу послушать про Гора.

– Хорошо, – и Амон на секунду умолк, собираясь с мыслями. – Гор – сын бога Амона-Ра. Иногда его называют Золотым солнцем: в отличие от отца, Солнца полдневного, Гор освещает холмы в самом начале дня. Когда ты видишь, что черта, соединяющая небеса и землю, наливается золотом, это значит, что Гор идет.

– Горизонт, – сообразила я. – Гор-изонт!

Амон склонил голову, обдумывая мою догадку.

– Полагаю, в твоем мире он известен под таким именем.

– Расскажи о нем, – попросила я и потянулась к рюкзаку за блокнотом. – Можешь его описать?

– На фресках его часто изображают с головой сокола, но, как и в твоих «кино», это неверное понимание божественной сути. На самом деле у него нет соколиной головы, как у Анубиса нет собачьей. Эти животные – их духи-спутники, – Амон покосился на мой набросок. – Египетских богов обычно рисовали с головами тотемных животных, чтобы их легче было отличить друг от друга.

– Ну да, это логично. Какие у него волосы?

– Не знаю, я его никогда не встречал.

– Гм, ладно. Тогда просто расскажи про глаз. – И я, перелистнув страницу, взяла карандаш на изготовку.

– Гор был сыном Исиды и Осириса…

– Погоди. Ты же сказал, что он сын Амона-Ра?

– Верно.

– У них что, была шведская семья?

– Это долгая история. Возможно, мне лучше начать с Осириса. Когда он взял в жены свою сестру Исиду…

– Сестру?

– Да.

– То есть египетские боги не гнушались инцестом?

– Многие фараоны тоже брали в жены своих сестер.

– Э-э… Ладно, продолжай.

– Осирис был добрым и мудрым царем. Когда ему настала пора жениться, он увидел, что ни одна дева не может сравниться в уме и красоте с его сестрой, богиней Исидой. Она владела магией луны и сама была нежна и тонка, как лунный луч. Их союз оказался счастливым и вызвал радость у всех, кроме их брата, темного бога Сета.

– Это тот самый парень, которому тебе надо надрать задницу?

– Можно и так сказать.

– Любопытно. – Я исписала страницу и перевернула ее.

– Сердце Сета не всегда было отравлено злобой, но он издавна завидовал старшему брату. Сет хотел занять его трон – но еще больше заполучить его жену Исиду. У него самого было множество жен, но ни одна из них не могла поспорить в красоте с богиней луны. Тогда Сет решил во что бы то ни стало завладеть сестрой. Гнев спалил в его сердце мельчайшие ростки доброты – и вместо них посеял черные зерна злобы, ревности и алчности.

Исида пожаловалась мужу, что Сет зашел слишком далеко и его домогательства стали совершенно непристойными. К счастью, она ускользнула от него с помощью своих чар, но была глубоко оскорблена. Осирис допросил Сета, но тот оказался искусным лжецом. Он заявил, что Исида неверно истолковала его жесты, и у него и в мыслях не было соперничать с братом за его жену. «Зачем мне чужая супруга, если у меня самого сотня прелестных жен?» – сказал он.

– Вот скотина, – пробормотала я, переворачивая очередную страницу.

– Осирис был известен своей добротой и всегда верил в лучшее в людях – даже таких низких, как его брат. Так что он успокоил Исиду и забыл об этом. Но Исида была умна. Она догадалась, что Сет замышляет недоброе, и вскоре ее опасения подтвердились.

– Что он натворил? – нетерпеливо спросила я, захваченная историей.

– Он приказал изготовить прекрасный деревянный ларец в человеческий рост. Самые искусные резчики покрыли его чудесными узорами и позолотой. Только вот сделан он был точно под Осириса.

– Ларец в человеческий рост? Ты имеешь в виду гроб? – я запнулась. – То есть саркофаг?

– Именно. Затем Сет устроил пышный пир в честь Осириса и объявил, что подарит этот ларец тому, кому он окажется не велик и не мал. Несколько гостей залезли внутрь, надеясь заполучить себе все золото, но, конечно, ларец не подошел никому.

– Кроме Осириса.

– Точно. Все гости ложились в ларец один за другим, но никто не преуспел в соревновании. Тогда Сет начал льстить брату, говоря, что такой подарок подойдет лишь истинному царю. Исида почувствовала обман и попыталась удержать мужа, но тот беспечно посмеялся над ее страхами. Стоило ему лечь в ларец, как слуги Сета опустили крышку и залили ее расплавленным свинцом.

Затем они вытащили Осириса из дворца, и Сет направился к Исиде, собираясь завладеть не только троном брата, но и его женой. Однако ей снова удалось ускользнуть при помощи лунных чар. Убитая горем, она бросилась разыскивать ларец и увидела, что слуги Сета сбросили его в Нил. Увы, когда ей удалось вытащить его на берег, крокодилы уже разломали доски и разорвали тело Осириса на куски.

– Какой ужас!

– Да.

– Все равно не понимаю. Если Осирис погиб, как родился Гор? Или он был ребенком, когда все это случилось?

– Видишь ли, Исида была очень решительной женщиной. Она не стала мириться со смертью Осириса, призвала все свои силы и, выпотрошив крокодилов, заново собрала тело мужа.

Я сморщила нос.

– Фу. Зачем?

– Чтобы воскресить.

Амон заметил, как я скептически вскинула бровь, и поспешно пояснил:

– Когда все части Осириса были собраны воедино, Исида призвала Анубиса, чтобы он помог ей вернуть мужа.

– И как, сработало?

– Отчасти. Анубис разложил все конечности по местам: приставил ступни к ногам, ладони к запястьям. Если они были чересчур погрызены – или, скажем, пальца недоставало, – Исида заменяла их плотью убитых крокодилов. Затем она начала колдовские песнопения, а Анубис принялся соединять пять компонентов человеческой сущности: пересобрал тело Осириса, одолжил ему свою ба – силу, связал с шуит – тенью, вернул из подземного царства ка и запечатал их рен, сокровенным именем.

После этого Анубис и Исида вызвали колдовской ветер, который спеленал Осириса и срастил его разорванные части. Можно сказать, Осирис был первой египетской мумией. Исида с плачем сняла с него покровы и нашла мужа целым и невредимым – хотя кожа его стала зеленой, как шкура крокодилов. Однако ее ликование оказалось недолгим: Анубис с печалью сказал, что магия, вернувшая Осириса к жизни, имеет свою цену.

Теперь он был привязан к загробному царству. Им с Исидой позволили провести вместе лишь одну ночь. Затем Осирис присоединился к Анубису в подземном мире, чтобы вместе с ним вершить судьбы мертвых.

– Значит, в эту ночь они и зачали Гора?

– Точно. Тем временем Сет, уязвленный бегством Исиды, захватил трон брата. Никто не посмел ему возразить, ведь у Осириса не было прямых наследников.

– И тут родился Гор.

Амон кивнул.

– Гор стал великой отрадой матери и унаследовал часть ее лунной силы. Он родился с сияющими глазами, пронзающими тьму. Говорили, что они излучают свет. Ничто не могло укрыться от их взгляда – даже самая крохотная былинка, растущая за тысячу шагов. Более того, он обладал даром прозревать правду в хитросплетениях лжи.

Исида взрастила Гора в тайне, чтобы его не коснулась злоба дяди. Когда он достиг совершеннолетия, мать отвела его к верховному богу Амону-Ра и попросила помочь ее сыну воцариться на отцовском троне. Но Амон-Ра не решился открыто выступить против Сета, потому что тот обладал немалой силой, а Гор был еще слишком юн.

Тогда Исида, отчаявшись, прибегла к магии – призвала из пустыни змея и скормила ему заколдованную мышь. Ее чары не навредили змее, а, напротив, усилили ее яд, так что теперь перед ним не устоял бы даже Амон-Ра.

Исида знала, где тот любит прогуливаться, и положила змею прямо у него на пути. До того времени ни одна живая тварь не могла причинить Амону-Ра ни малейшего вреда, так что когда змея зашипела и его укусила, он лишь рассмеялся и пошел дальше.

Однако за закате, когда он уже готовился сесть в ладью и отправиться в подземное царство, яд наконец подействовал. Сердце Амона-Ра сковал холод, и он послал гонцов во все стороны света, чтобы они нашли самого искусного лекаря. Исида не заставила себя ждать. Она пообещала Амону-Ра, что излечит его, если он назовет ей свое истинное имя. Ему ничего не оставалось, кроме как подчиниться.

– Хм. И как его зовут на самом деле?

– Не знаю. Молчание Исиды было частью сделки. Исцелив Амона-Ра, она воспользовалась его слабостью и принудила помочь Гору. Видишь ли, знание истинного имени – бога, человека или животного – дает тебе над ним неслыханную власть.

– Ну не знаю. Меня подруги по сто раз в день называют…

– Потому что Лилия – не твое истинное имя.

– Я даже не уверена, что оно у меня есть.

– Оно есть у всех и записано на сердце. Истинное имя отражает твою истинную суть, тот образ, которым ты можешь стать в идеале.

– Значит, у тебя такое имя тоже есть?

– Конечно.

– И это не Амон?

Он покачал головой.

– Имя Амон было даровано мне при посвящении, когда нас с братьями избрали для этой службы.

– Тогда, может, это и есть твое настоящее имя?

Амон взял мою ладонь и приложил к своей груди.

– Нет. Мое сердце на него не откликается.

Пальцы Амона слегка сжали мои, и я снова почувствовала струящееся от них тепло. Впрочем, оно не могло сравниться с жаром, который излучало его сердце.

Я мягко высвободила руку; парень отпустил ее с заметной неохотой. Я прокашлялась и демонстративно углубилась в свои заметки.

– Что-то глаза Гора по описанию не очень похожи на твои.

– И да, и нет. Мне продолжать?

Я кивнула и, переместив раскрытый блокнот на колени, занесла карандаш над чистым листом.

– Исида вплела истинное имя Амона-Ра в заклятие, которое должно было рассеяться, если он выполнит три ее желания. Во-первых, она попросила помочь Гору воцариться на троне отца. Во-вторых, теперь Амон-Ра обязан был каждую ночь брать ее в путешествие по загробному миру, чтобы она могла видеться с мужем.

– А в-третьих?

– А о третьем желании вряд ли бы осмелился попросить кто-нибудь, кроме нее. Исида заявила, что ее сын должен не только унаследовать трон Осириса, но и стать законным наследником самого Амона-Ра.

– И он его усыновил?

– Именно. Ради своей свободы Амон-Ра поклялся, что исполнит все желания Исиды – в том числе назовет Гора сыном.

– Бьюсь об заклад, Сет не очень обрадовался.

– И это мягко сказано. Он немедленно вызвал племянника на бой и положил начало долгой и кровопролитной борьбе.

– А Амон-Ра не пытался их остановить?

– Нет. Он счел, что битва с Сетом послужит отличной возможностью для Гора проявить свою силу и доказать, что он достоин милостей небесного бога. Амон-Ра придумал для соперников три задания, чтобы испытать их силу, мастерство и колдовской дар. Сперва они три месяца бились в облике гиппопотамов, но ни один не смог одержать над другим верх. Тогда им было велено высечь из камня по кораблю и пустить их по Нилу, но Гор схитрил и построил свой корабль из дерева, умело раскрасив его под камень. Когда ладья Сета затонула, Гор выиграл соревнование, но затем его трюк раскрылся, и Амон-Ра отнял у него победу.

Решающим испытанием должна была стать охота. Амон-Ра объявил, что признает царем того, кто сумеет найти и укротить золотого жеребца Небу, блуждающего в пустыне. Однако Сет прослышал про зоркие глаза Гора и испугался, что тот отыщет жеребца раньше него. Мучимый завистью и отчаянием, он прокрался в покои племянника, вырезал его глаза и зашвырнул далеко в дюны. Затем он отправился на поиски Небу, оставив ослепленного Гора истекать кровью.

Вместе с чудесными глазами Гор потерял и бессмертие. Целыми днями он скитался по пустыне в обществе одного лишь сокола, который стал ему верным товарищем. Птица приносила ему мясо, и Гор ел его сырым, потому что не мог развести огонь. Со временем он осознал, что сила и жажда власти сделали его высокомерным. Каждый день он обращал слепое лицо к солнцу и клялся своему новому отцу, Амону-Ра, что усвоил урок и станет таким царем, в котором нуждается его народ.

Шли недели. Наконец Амон-Ра решил, что Гор наказан достаточно. Приняв облик старухи, он сошел в пустыню и стал плакать, взывая о помощи. Гор послал сокола на звук и сам пошел следом. Клекот птицы служил ему путеводной нитью. Добравшись до старухи, он с участием спросил, чем может помочь, – как вдруг ощутил нестерпимый жар. Поняв, что перед ним Амон-Ра, Гор упал на колени в песок и стал молить о прощении. Он уже не желал трона, а хотел лишь вернуться к матери, чтобы в последний раз обнять ее перед смертью. Его искреннее раскаяние тронуло небесного бога, и тот объявил, что Гор не только узрит мать собственными глазами, но и обретет новую, небывалую силу.

Амон-Ра даровал ему новые глаза, причем левый сохранил свою лунную силу, а правый уподобился полдневному солнцу. Так Гор стал настоящим наследником своего названого отца. Уаджет, око Гора, изображали в качестве амулета по всему Египту. Считалось, что он отгоняет зло и защищает своего владельца от вреда. Это символ покровительства Амона-Ра и напоминание о том, что порой нам нужно лишиться всего, чтобы наконец узреть истину.

– Значит, ты поэтому можешь читать мысли людей?

– Да, хотя это не главный дар Амона-Ра. Еще я могу подпитываться силой от солнца, видеть в темноте и находить сокрытое.

– Так ты меня и нашел в Нью-Йорке?

– Да, и благодаря нашей связи. Думаю, я нашел бы тебя и без нее, но потратил больше времени. Твой город – величайший из всех, которые видели мои глаза.

Я фыркнула.

– Это ты еще в Китае не был. Думаю, там найдутся и побольше.

– Мне сложно это представить.

– Почти всем сложно – даже тем, кто родился в двадцать первом веке. И что, Сет нашел золотого жеребца?

– Да, но не сумел его укротить. Исцелив Гора, Амон-Ра наслал на Сета песчаную бурю, которая его поглотила. Он пропал из Египта и не объявлялся там снова до самого моего рождения. Жеребец Небу остался легендой. Многие погибли, пытаясь его выследить. Они думали, что, выполнив задание Амона-Ра, тоже станут его наследниками и смогут претендовать на египетский престол. Но никому это так и не удалось.

– Расскажешь мне еще про этого чудесного коня?

– Может быть, позже…

– А я думала, что солнечным богам отдых не нужен.

– Твои вопросы утомят и бога, – пробормотал Амон, смежив веки.

– Ну конечно, ты же у нас старичок. Сколько тебе тысячелетий? Шесть? Семь?

Амон недовольно приоткрыл один глаз.

– И все же я не настолько стар, чтобы не укротить одну прекрасную мучительницу, которая со скорпионьим упорством жалит меня вопросами и находит удовольствие в самых изысканных искушениях.

Я открыла было рот, чтобы спросить, какие искушения он имеет в виду, как вдруг Амон вздохнул и с детской непосредственностью пристроил голову у меня на плече. Я не сдержалась и зарылась носом в его шелковистые волосы. Макушка Амона пахла чем-то сладким, как у новорожденного, а еще – горячей смолой и миррой. Парень поерзал, устраиваясь поудобнее, натянул на нас обоих одеяло и почти мгновенно уснул.

По телу тут же начало растекаться ленивое солнечное тепло – как и всегда при физическом контакте с Амоном. В голове гудела сотня вопросов, но я обуздала любопытство, выключила верхний свет и осталась, похоже, единственной неспящей в темном самолете. Наконец я закрыла глаза, надеясь, что усталость рано или поздно возьмет свое, и вскоре действительно провалилась в тягучий жаркий бред, в котором ослепленный Гор бесконечно брел по знойной пустыне.

Внезапно над головой раздался крик сокола, я встрепенулась – и услышала, как капитан объявляет о нашем прибытии в Каир.

 

Глава 9. Ступай, как египтянин

Прежде чем сойти по трапу, Амон сердечно распрощался со всеми членами экипажа и одарил каждого лучезарной улыбкой. В результате он не только легко сориентировался в каирском аэропорту – что лично для меня стало бы непосильной задачей, – но и раздобыл нам доступ в зону отдыха для вип-персон.

Я умылась, прополоскала рот и по мере сил вернула волосам приличный вид. Стоило мне вернуться в зал ожидания, как Амон молча протянул мне бутылку воды. Я чувствовала себя совершенно опустошенной – и не только потому, что полночи смотрела кошмары про Гора. Такая усталость была мне не свойственна, и я догадывалась, что это побочный эффект связи с Амоном. Мое состояние не укрылось от его глаз.

– Ты утомлена, Юная Лилия.

Я отхлебнула минералки и кивнула.

– Иди сюда, – парень усадил меня в кресло у стеклянной стены, а сам встал рядом. На солнце мне и вправду полегчало, но веки все равно казались налитыми свинцом, а сухое горло саднило, будто я вместо воды набрала полный рот песка.

Амон приложил кончики пальцев к моей щеке, закрыл глаза и на несколько секунд замер.

– Что скажете, доктор? Каков диагноз? Я выживу? – с нервным смешком спросила я, в глубине души опасаясь услышать ответ.

Парень нахмурился и сжал мою ладонь.

– Тебе нужен отдых.

– Ну спасибо, Авиценна.

На лице Амона читалась озабоченность – хоть он и попытался ее скрыть.

– Тогда не будем медлить.

Я вздохнула и поднялась на ноги. Парень в ту же секунду обвил руками мою талию.

– Эй, погоди! – запротестовала я. – Аладдин, притормози ковер! Может, прибережем твою песочную магию на крайний случай?

Амон заколебался, оглядывая зал ожидания.

– Ты права. Наймем лучше золотую колесницу.

И он решительно направился к выходу из терминала. Я поспешила следом.

– В Египте они могут быть и не золотыми!

– Разумеется. Каир – столица половины света и должен во всем превосходить твой город на Манхэттене. Думаю, мы найдем здесь хороших лошадей.

– Гм… Боюсь, тебя ждет культурный шок. За тысячу лет Египет здорово изменился.

– Это мой народ. Я знаю его – и уверен, что город остался прежним.

– О’кей. Только потом не говори, что я не предупреждала.

Стоило нам миновать турникеты и шагнуть на яркий солнечный свет, как по лицу парня пробежала тень. Перед нами расстилался Каир – город двадцать первого века, который явно не походил на воспоминания Амона.

– Видишь? – хмыкнула я. – Ни одного верблюда.

Амон ничего не ответил – просто перевесил мой рюкзак к себе на плечо и направился к охраннику неподалеку от входа. Пара негромких слов, и тот принялся отдавать какие-то распоряжения по рации.

– Что такое? – насторожилась я, когда парень вернулся.

– Он вызовет нам колесницу побольше, – и Амон презрительно указал на шеренгу маленьких черно-белых такси. – Я туда не втиснусь. Мой саркофаг и то был просторнее.

Я рассмеялась и потянула Амона в сторону: из дверей как раз высыпала толпа туристов всех возрастов и национальностей. Парень склонил голову к плечу, напряженно прислушиваясь к их разговорам.

– Как много языков, – наконец сказал он.

– Ну да, Египет очень популярное туристическое направление.

– Что такое «туристическое направление»?

– Это значит, что люди со всех концов света едут сюда, чтобы взглянуть на пирамиды и другие памятники старины.

– Какие памятники?

Возле нас затормозила машина без опознавательных знаков, и водитель выскочил на тротуар, чтобы забрать у меня рюкзак.

– Ну, керамика, фрески, старинные украшения, папирусы… Мумии, опять же.

Амон, открывавший передо мной дверь, оцепенел.

– Они приезжают в Египет, чтобы посмотреть на мертвых? На тела тех, кто давно покинул этот мир?

Я вдруг сообразила, как неуважительно это должно выглядеть с его точки зрения.

– Гм, да. Хотя самые старые и хрупкие мумии вряд ли выставляются на публику. Можешь считать, что люди нового времени приезжают засвидетельствовать свое почтение царям древности. Конечно, их не разрешается трогать, а большинство вообще убраны под стекло.

Амон ничего не ответил, но я видела, как напряженно он обдумывает эту мысль.

– Мы знатные путешественники, утомленные долгим полетом по небу, – невозмутимо заявил он шоферу, усевшись в такси. – Нам нужно пристанище, новые одежды и слуги.

Водитель вскинул бровь и перевел на меня взгляд в зеркале заднего вида.

– Куда вас отвезти? – уточнил он по-английски.

– В какой-нибудь хороший отель, пожалуйста, – быстро ответила я.

– «Дешево и сердито» или «дорого и с лепниной»?

Амон наклонился к шоферу.

– Деньги не имеют значения.

– Очень дорого и с лепниной, – перевела я.

– Как пожелаете.

Водитель заложил лихой вираж, сворачивая на боковую улочку, и я заподозрила, что везти до отеля нас будут долго. Впрочем, сейчас это было даже на руку: мне хотелось увидеть реакцию Амона на новый Каир.

– А пирамиды Гизы далеко? – поинтересовалась я у водителя.

– Не очень. Километров тридцать пять, может, сорок. Хотите съездить туда сегодня?

– Нет, спасибо. Сегодня мы лучше отдохнем.

– Как скажете.

– А тут прохладнее, чем я думала. Так и должно быть?

– В Каире сейчас весна. Прекрасное время!

Я пощелкала кнопками телефона и выяснила, что пирамиды примерно в тридцати двух километрах от аэропорта.

– Шестьдесят семь тысяч пятьсот локтей, – прошептала я Амону.

Тот ответил невнятным бормотанием, всецело поглощенный видом за окном. Современный Каир напоминал фешенебельный муравейник. Как и Нью-Йорк, он представлял собой смешение новых и старых зданий – только вот здесь понятие «старый» было несколько иным, чем на Манхэттене.

За окном мелькали мечети и базары, кладбища и музеи, театры и магазины, средневековые башни и современные жилые дома – но, в отличие от Нью-Йорка, каждый метр этого города был пропитан древностью. Мне даже показалось, что если беспечные горожане решат разом выехать на пикник, пустыня моментально воспользуется их отсутствием и занесет все следы цивилизации бесконечным и бесстрастным песком – как делала множество раз до этого.

Наконец такси въехало в ворота огромного отеля с круглым бассейном, из центра которого бил фонтан. Подъездную дорожку окаймляли стройные ряды пальм, а вход в отель венчали две гигантские колонны, напоминавшие доисторические обелиски.

Амон вышел из машины и принялся осматриваться. Я потянулась было за кредиткой, но он заметил мое движение и через лобовое стекло вперил в водителя неподвижный взгляд. Пара беззвучных движений губами – и шофер, мигом потеряв интерес к оплате своего труда, послушно выкатил со двора. Я нахмурилась, раздумывая, сколько еще мы сможем безнаказанно пользоваться этим трюком.

Отель полностью отвечал определению «очень дорого и с лепниной». Если бы не интерьер в арабском стиле, я вполне могла бы перепутать его с нью-йоркским. В вестибюле размещался пятизвездочный ресторан, а вдоль внешней стены тянулись бары и магазины с женской одеждой, дизайнерскими сумочками и сувенирами. Я даже приметила парфюмерный бутик.

Еще один пристальный взгляд на портье за стойкой – и мы вместе со своими скудными пожитками оказались в двухместном номере на верхнем этаже. Швейцар вручил Амону ключи от мини-бара и вип-зала, чтобы мы могли поужинать наедине, если не захотим спускаться в ресторан. Я объяснила парню, как заказать еду в номер, и скрылась в душе.

После ванны мне отчаянно не хотелось залезать в свои мятые тряпки, поэтому я накинула банный халат и в таком виде отправилась в гостиную. Амон дожидался меня в кресле у окна, в окружении подносов с разнообразными блюдами. Полдневное солнце обвело его фигуру золотым контуром, заставив светиться кожу и волосы. И все же я не могла не заметить, насколько он опечален.

Приблизившись, я увидела, что он даже не притронулся к еде.

– Ого, целый пир. А ты не голоден?

– Нет.

– Что-то на тебя не похоже.

– Возможно. Видишь, Лилия? – и Амон указал на Нил, потрясающий вид на который открывался из нашего окна. Солнечные лучи скользили по толще воды и золотили пенные гребешки волн. – Я плавал по этой реке множество раз, но больше не узнаю этих мест.

– Наверное, за столько лет берега размыло…

– Я говорю не о них. А о людях и самой земле. Мой народ исчез. Сейчас он не более чем тень, готовая растаять от первого рассветного луча.

– Амон… – я наклонилась и мягко сжала его руку. – Они… мы… по-прежнему твой народ. Да, мы изобрели новые технологии, путешествуем другими способами, делаем вещи, которых ты даже не можешь представить. Но в глубине души мы все те же. Наши желания остались прежними. Мы пьем, едим, заводим друзей и возлюбленных. Тревожимся за тех, кто нам дорог. Умираем на войне. Страдаем, болеем и умираем.

– Возможно, этому миру больше не нужны такие… памятники древности. Возможно, мне тоже настала пора уснуть под стеклом и никогда больше не просыпаться.

Я невольно задумалась, что делал бы Амон, не случись меня в тот день в Метрополитен-музее. За время его тысячелетнего сна мир изменился безвозвратно. Как бы он добрался до Египта? Как бы вообще выжил – без семьи и друзей? Насколько ему сейчас одиноко? Мы различались, как только могут различаться два человека, и все же я прекрасно знала, что творит одиночество с людьми.

Я приблизилась к окну и взглянула на синеющую далеко внизу реку.

– Нил питал бесчисленные поколения египтян – и даже в наши дни продолжает кормить их. Люди ходят по его берегам, не задумываясь, сколь многим ему обязаны. Они могут не помнить царей, бороздивших его волны в древности, и людей, которые до сих пор зависят от его вод. Но это не умаляет ценности Нила. Не делает его роль менее важной. Да, твой народ о тебе забыл. Возможно, на улице они пройдут мимо, даже не заподозрив в тебе принца, – но это не значит, что они в тебе не нуждаются.

Я умолкла, не зная, что еще сказать. Я понимала, насколько нынешнее пробуждение Амона отличается от предыдущих. Тогда его приветствовали песнями и дарами – а теперь забыли самое его имя.

– Ты права, Лилия, – вдруг сказал Амон.

– Что? Почему?

А я-то успела пожалеть о своих бесполезных сравнениях!

– Неважно, приветствуем ли мы солнце – оно восходит, невзирая на наши почести. Если мои усилия никогда не будут оценены, так тому и быть. Я клялся служить Египту – и продолжу делать это до тех пор, пока нужда во мне не отпадет.

– И когда это случится?

– Когда исчезнет угроза тьмы.

– Мне кажется, такое время никогда не наступит.

– Значит, мое служение никогда не прекратится.

Я заглянула в глаза Амона, сейчас напоминавшие два пустых колодца.

– Как ты все это выдерживаешь? Я хочу сказать, мир так изменился…

– Благодаря тебе, Лилия.

– В смысле?

– Это трудно объяснить.

– И все же попробуй.

– Наши сознания связаны, так что я смотрю на мир твоими глазами. Взять хотя бы «телефон». Если я сосредоточусь, то могу представить, как ты им пользуешься. И хотя я до конца не понимаю, что за чудодейственные силы его оживляют, он меня не пугает.

– А как насчет самолетов, машин и небоскребов?

Амон остановил на мне немигающий взгляд.

– Погоди-ка! Ты сейчас копаешься у меня в голове? Ищешь значение слова «небоскреб»?

– Да.

– Это такие высокие здания, ты видел их в Нью-Йорке.

– Понятно. Я могу уловить мысли и чувства любого человека, но связь с тобой самая сильная. Это не просто Око Гора. Ты не только питаешь, но и учишь меня. Без тебя я уподоблюсь лодке, оказавшейся посреди бури без рулевого и ветрил.

– А ты уже устанавливал с кем-нибудь такую связь? Ну, когда просыпался раньше?

– Нет. Ты первая.

– Почему? Разве тебе не требовалась помощь?

– Наша связь предполагает слияние всех пяти частей души. Границы между двумя людьми размываются. Это… слишком сокровенное.

– Вот почему я несу всякую чепуху? Когда ты рядом, у меня изо рта так и сыплются лягушки. Не в буквальном смысле, конечно.

Амон медленно кивнул.

– Наша связь обнажает твои потаенные мысли и переживания. В прошлые разы я точно знал, где проснусь и что мне делать. Погребальные сосуды всегда были рядом, а братья пробуждались одновременно со мной. Вместе мы могли завершить церемонию, не вовлекая простых смертных. Мы не устанавливали с людьми подобную связь, потому что в ней не было нужды. Я никогда себе не прощу, что взвалил на твои плечи такую ношу.

– Мне кажется, ты о чем-то умалчиваешь, – ответила я после секундного колебания.

Амон отвел взгляд.

– Тебе не о чем волноваться. Я буду осторожен и возьму так мало, как смогу. Ты вернешься домой целой и невредимой. А сейчас не пора ли тебе отдохнуть, Юная Лилия?

– А тебе? – тихо спросила я. – Разве ты не хочешь спать?

Амон помог мне подняться на ноги и рассеянно накрутил на палец выбившуюся из-под полотенца прядь. Затем завел ее мне за ухо и, нагнувшись, легко поцеловал в лоб – чем удивил нас обоих.

– Ты нуждается во сне больше меня, Нехабет, – ответил он, отступая на шаг.

– Как ты меня назвал?..

– На моем языке «нехабет» означает «драгоценная водяная лилия, цветущая в оазисе посреди пустыни», – он положил руку мне на плечо. – И этой водяной лилии нужно отдохнуть.

Я начала было возражать, но Амон приложил палец к моим губам.

– Здесь только одна кровать. Ее займешь ты.

И он мягко, но решительно выпроводил меня в соседнюю спальню. Я обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как он возвращается к окну и запускает в волосы дрожащую руку.

* * *

Когда я засыпала, день только вступал в свои права, а когда проснулась, за окном уже совсем стемнело. Ночной бриз слегка колыхал занавески, донося в комнату запахи реки, южных цветов и экзотических пряностей. Я заглянула в гостиную и увидела, что Амон тоже спит, с трудом уместив длинное тело на гостиничном диване. Обед так и стоял нетронутым.

Я выкатила тележку с остывшей едой в коридор, тихо сделала по телефону новый заказ и, прокравшись обратно, примостилась на полу перед Амоном. Длинная челка падала ему на глаза, и после секундной борьбы с собой я осторожно отвела ее в сторону. Кожа юноши излучала тепло, и я рассеянно подумала, что могла бы просидеть перед диваном целую вечность, просто любуясь Амоном и греясь в его невидимом сиянии.

Сон смягчил полные губы парня; сейчас передо мной лежал не солнечный бог, а обычный мужчина. Его личность словно состояла из двух ипостасей. Каждая из них была физически привлекательной, сильной и властной, но Амон-человек – уязвимый, сомневающийся, тянущийся за теплом к другим людям – нравился мне больше.

Я без труда могла представить, как он просыпается от моего неосторожного движения – разгоряченный сном, уютный, улыбчивый, – притягивает к себе и приникает губами к губам, пока мои пальцы тонут в его темно-каштановой шевелюре… Я осознала, как далеко зашла, и, быстро отдернув руку, мысленно обругала себя последними словами. Я не понимала, что на меня нашло, – но после секундного раздумья решила это и не выяснять. Да, я впервые в жизни нарушила собственные правила и преступила четко очерченные границы. И что с того? Я могла сколько угодно предаваться дурацким фантазиям, сидя на полу перед диваном, – об этом никто и никогда не узнал бы.

Однако постепенно моими мыслями завладела прежняя Лилиана. Даже если я дам волю чувствам – к чему это приведет? У нас с Амоном нет общего будущего.

Он был красив, причем не только в моих глазах. Излучал тепло, словно сошедшее на землю солнце. Заставлял меня чувствовать себя счастливой, не прикладывая к этому никаких видимых усилий. А еще жертвовал собой ради народа, который даже не помнил его имени. Я хочу сказать – какая девушка устояла бы?..

Эти черты – в сочетании со многими другими – наделили алмазным сиянием ту бледную тень, с которой я столкнулась в закрытой секции египетского крыла. Мрак рассеялся, и теперь передо мной остался только Амон – невероятный, сумасшедший парень, в которого я уже была готова влюбиться. Однако я не могла вообразить ни одного сценария, при котором эта связь закончилась бы чем-нибудь, кроме разбитого сердца. И уж конечно, отец с матерью не приняли бы бойфренда без высшего образования или политических амбиций.

Ирония заключалась в том, что если бы я жила в Древнем Египте, родители не могли бы и мечтать о лучшей партии. В конце концов, Амон был принцем. Даже без силы солнечного бога он оставался завидным женихом. Хотя… Что, если бы его заставили жениться на сестре, как фараонов древности? Я нахмурилась. Надо расспросить его о семье.

В любом случае он подарил мне драгоценную отсрочку от необходимости раз и навсегда выбирать свой жизненный путь – и я знала, что еще долго буду ему за это благодарна. Я даже не представляла, какую тяжесть несу на своих плечах, пока вдруг от нее не освободилась. Рядом с Амоном все казалось возможным. Сейчас я не чувствовала себя мисс Лилианой Янг – только Юной Лилией. И быть Лилией мне нравилось больше.

От размышлений меня отвлек тихий стук в дверь. Я расписалась в получении заказа, забрала у горничной тележку с ужином и отправилась обратно в гостиную. Амон проснулся, когда я начала переставлять подносы на стол.

– Проснулся? – с улыбкой спросила я. – Честно говоря, я готова съесть слона.

Амон уже привычным жестом склонил голову к плечу и одарил меня сияющим взглядом зеленых глаз.

– И что же мы празднуем?

Я подняла бокал апельсинового сока.

– Возможности. Давай праздновать неопределенность будущего!

Амон тоже налил себе сока и охотно со мной чокнулся.

– Тогда за неопределенность.

Я с предвкушением наполнила тарелку – и решительно запретила себе думать о жирах, углеводах и калориях. Если какое-то блюдо нравилось мне особенно, я заставляла Амона попробовать его тоже. Парень издал восторженный возглас, по моему совету отведав шоколадного торта, а я по достоинству оценила рекомендованные им египетские блюда. Мы смеялись, ели пальцами, вымакивали суп ломтями душистого хлеба, кормили друг друга с рук – а когда перепробовали абсолютно все, позвонили горничной и заказали те позиции меню, которые пропустили в прошлый раз.

Настал черед пиццы. Откусив от каждого вида, Амон признал своим фаворитом «Маргариту». Я объяснила ему прелесть омаров и лингуине, итальянских фрикаделек и мяса по-татарски, китайских рулетиков и мороженого – а он познакомил меня со всем многообразием местных блюд. Некоторые из них были ему знакомы, а некоторые даже он пробовал впервые.

Дегустация египетской кухни в компании Амона оказалась восхитительным опытом. Во всем этом было что-то безрассудное, интимное и даже порочное. Но самое главное – это было весело. Я поняла, что никогда в жизни не получала такого удовольствия от еды.

Меня поразило, как самозабвенно Амон наслаждается вкусами, запахами, тактильными ощущениями. Интересно, что мне мешало жить так раньше?

Наконец я застонала и откинулась на спинку дивана, чувствуя, что не могу больше проглотить ни кусочка. Я в жизни столько не ела. Было глубоко за полночь, и я лениво задумалась, смогу ли снова уснуть – или лучше посмотреть какое-нибудь кино. Так ничего и не решив, я принялась переставлять опустевшие тарелки обратно на тележку – как вдруг Амон перехватил мое запястье одной рукой, а другую прижал к моей щеке.

– Hakenew, Лилия.

– Это значит «спасибо», верно?

– Это больше, чем просто спасибо. Hakenew значит глубокое чувство благодарности другому человеку. Это признательность за тепло и уют, которые мы ощущаем в присутствии кого-то особенного. Я благодарен не тебе, Лилия. Я благодарен за тебя.

– Ох.

Пару секунд в комнате царило неловкое молчание.

– Я пировал множество раз, – продолжил Амон, – но никогда не испытывал такого наслаждения. Рядом с тобой мое сердце обрело небывалую радость.

– Мне тоже очень понравилось, – пробормотала я, залившись краской.

Взгляд Амона задержался на моих глазах – а затем опустился к губам. В ту же секунду он шагнул ближе. Я решила, что он собирается меня поцеловать, но парень лишь прижался своим лбом к моему. Наши носы соприкоснулись, но между губами так и осталось непреодолимое расстояние.

Спустя мгновение он отстранился снова – причем от меня не укрылось переполнявшее его сожаление.

– Постарайся отдохнуть еще, Юная Лилия. Я скоро вернусь.

Не успела я сказать и слова, как он вылетел за дверь.

Что я сделала не так? Может, я не привлекала его в том смысле, в каком он привлекал меня? Может, ему нужна была только энергия – и, завершив церемонию, он без колебаний отошлет меня назад…

Неуверенность в себе была в моем доме редкой гостьей. Чего уж там, я ее презирала. Однако сейчас я не была уверена ни в чем – включая всю эту ситуацию, превратившую меня в легкомысленного подростка с розовой ватой вместо мозгов. Я сердито напомнила себе, что Лилиана Янг выше подобных глупостей, и отправилась в ванную. Может, у меня что-то с зубами? Но с зубами все было в порядке. Я оперлась о раковину и провела несколько секунд в мучительной борьбе с самой собой. Одна моя часть терялась в догадках, что могло оттолкнуть Амона, а другая над ней открыто насмехалась.

Я со вздохом взяла расческу – и тут же заметила, что мои волосы преобразились. Две пряди слева загадочным образом сменили свой цвет на платиновый блонд, будто я сделала мелирование. Я отделила их от остальной шевелюры и проследила пальцами до самых корней – пока не сообразила, что именно в этом месте моих волос касался Амон.

Мысль, что своим новым имиджем я обязана прикосновению солнечного бога, привела меня в странный восторг. Это была его метка, знак, отличавший меня от всех. Две светлые пряди – как две пограничные черты, окончательно отделившие Лили Янг от прежней Лилианы, которая пряталась от целого мира в роскошном пентхаусе.

Эта новая Лили была авантюристкой. Она сбежала из дома фактически с первым встречным. Перепробовала кучу блюд, которые были хороши на вкус, а не для талии. Творила черт-те что – и не испытывала по этому поводу ни малейших угрызений совести.

Я расправила плечи и наконец поняла одну вещь. Это была Лили, которая спокойно могла отложить колледж на год или два – и отправиться путешествовать по миру. И это была Лили, которая вполне заслуживала в бойфренды знойного древнеегипетского бога.

Я снова намочила волосы, обработала их бальзамом, сполоснула, вытерла – и взялась за плойку. Теперь по сторонам лица у меня вились две крупные спирали, придававшие всему облику легкий богемный вид. Я покрутилась перед зеркалом и решила, что он прекрасно соответствует моему новому самоощущению.

Я как раз заканчивала наносить макияж, когда входная дверь скрипнула.

– Амон, это ты?

– Я вернулся, Лилия.

Парень вошел в номер в компании мужчины в деловом костюме, который явно находился под его чарами. У обоих в руках были пластиковые сумки. Сгрузив их на кровать, Амон поблагодарил сотрудника отеля, пробормотал несколько слов – и тот удалился с абсолютно счастливым выражением на лице, хотя я была уверена, что он не получил платы ни за одну из «покупок» Амона. Когда мужчина разворачивался, я уловила отблеск золотого бейджика на лацкане его пиджака, и ткнула пальцем ему вслед.

– Ты заставил вице-президента отеля работать носильщиком?

Амон пожал плечами.

– Хранилище с женской одеждой было закрыто, а ключи оказались только у него.

Я скрестила руки на груди и смерила парня выразительным взглядом. Не обратив на это никакого внимания, он принялся вынимать вещи из сумок.

– Я не знал, какую одежду ты любишь, так что взял разных размеров и фасонов, – объяснил он.

– Даже если камеры наблюдения тебя не засекли, вице-президент засветился на них, как миленький. Ты представляешь, какие у него будут проблемы? Он может даже попасть в тюрьму!

Амон только отмахнулся.

– Когда ты объяснила мне устройство камеры на своем телефоне, я понял, как отключать их все. Очень простой механизм.

– Все равно. Думаю, тебе стоит на пару дней залечь на дно.

Амон резко обернулся и округлил глаза.

– Ты хочешь, чтобы я искупался в Ниле?

– Нет, – вздохнула я. – Неважно.

Покопавшись в одной из сумок, я извлекла на свет рубашку и пару джинсов, которые были мне явно велики. Я приложила их к бедрам и фыркнула.

– М-да, с глазомером у тебя не очень.

Амон поднял взгляд.

– Это не для тебя. Они мои.

– О, – я протянула ему джинсы.

Парень продолжил было разбирать сумки, как вдруг застыл, вглядываясь мне в лицо.

– Твои волосы… Они изменились.

– Да, я заметила. Кстати, спасибо за мелирование.

Амон с глухим стуком бросил сумки и, приблизившись ко мне, протянул руку – но в последний момент замер, будто спрашивая разрешения.

– Все в порядке, – быстро ответила я. – Можешь потрогать, если хочешь.

Амон осторожно намотал на палец одну из «мелированных» прядей и слегка ее потянул. В ту же секунду кончик его пальца засветился золотом, и по волосам снизу вверх побежали едва заметные глазу искры.

– Похоже, они меняют цвет от твоих прикосновений.

– Да, – Амон с любопытством проследил за солнечными искрами. – Но я не заставлял их завиваться.

– Нет. Их завила я.

Парень отдернул руку и отступил на шаг.

– Прости.

– Я же сказала, все в порядке! Мне нравится цвет.

Амон продолжал молча на меня смотреть, поэтому я не выдержала:

– А тебе не нравится? Что-то не так?

– Нет, они… прекрасны.

– Тогда в чем проблема?

– Ни в чем, – и Амон, покачав головой, отвернулся к сумкам. – Оденься удобно. Нам предстоит путешествие в «песчаной буре», как ты ее называешь.

– А мы еще вернемся в отель?

– Да.

– Отлично. Тогда много брать не буду.

Парень кивнул и, выйдя из спальни, тихо прикрыл за собой дверь.

Я не понимала, что с ним происходит, и это меня тревожило. Я чувствовала, что Амона что-то печалит, но источник этой печали был скрыт слишком глубоко.

Он не сказал, куда мы отправимся, поэтому после недолгих размышлений я выбрала пару узких джинсов, ботинки и черную футболку. На случай, если мы окажемся в месте поприятнее пустыни, я еще положила в рюкзак черную струящуюся юбку с асимметричным подолом. Туда же отправились блокнот, пара сандалий, бутылка минералки и бумажник. Я знала, что при необходимости Амон позаботится о наших расходах, но с кредиткой все-таки чувствовала себя спокойнее.

Выйдя из спальни, я обнаружила, что Амон оделся в том же стиле: зачесал каштановые волосы назад, отчего в свете люстры они начали казаться почти черными, и выбрал темные джинсы с толстым ремнем и серую рубашку. Несколько верхних пуговиц он не застегнул, и теперь снизу выглядывала облегающая белая майка. Все это скорее подчеркивало, чем скрывало его впечатляющее телосложение.

Я медленно выдохнула. Неплохо, Лили, неплохо.

– Ну, что у нас дальше по расписанию? – поинтересовалась я, прочистив горло. – Песчаная буря?

– Именно.

Хищный взгляд Амона наделил меня странным ощущением уязвимости и всемогущества одновременно. Я подошла к нему с бешено колотящимся сердцем, смущенная тем, как цепко он следит за каждым моим движением. Мне казалось, что парень слышит не только мой пульс, но и то, как резко я втянула воздух, когда он взял мои ладони в свои. Волоски на руках мгновенно встали дыбом.

– Готова? – шепнул он мне на ухо.

Я кивнула, даже не догадавшись спросить, куда мы направляемся, и Амон обвил руками мою талию. Когда вокруг нас начал закручиваться песок, я закрыла глаза и уткнулась лицом парню в грудь. В ту же секунду до меня докатилось удивление Амона – но я не смогла бы сказать, обрадовался он или нет.

В уши впился уже знакомый гул ветра, смешанный с шипением песчаных струй; голые руки обожгло россыпью крохотных иголок. В какой-то момент я перестала чувствовать конечности и запаниковала, но тут же ощутила в своем сознании присутствие Амона: он нашептывал что-то успокаивающее на незнакомом мне языке. Затем его рука приобняла меня за шею – и я даже успела насладиться этой близостью, прежде чем рассыпалась в пыль и потеряла себя в темноте.

* * *

Когда ко мне вернулись руки, ноги и способность думать, мы оказались в узком переулке между двумя зданиями.

– Где это мы? – озадаченно спросила я, поворачиваясь по кругу.

– Итжтави, – тихо ответил Амон.

– Но ведь Итжтави – это…

– Мой дом.

– Ох.

Теперь «дом» Амона представлял собой промышленный район на задворках Каира. Парень пошел вперед, и я рысцой припустила следом, раздумывая, насколько безопасно бродить здесь в такое время суток. Через несколько шагов стена повернула, и мы увидели Нил. Амон пошел было вдоль берега, разглядывая район, но затем остановился у кромки воды и провел ладонью по верхушкам странного на вид тростника.

– Папирус, – прокомментировал он, хотя я ни о чем не спрашивала.

Впрочем, объяснение было не лишним: сама я ни за что бы не признала прародителя древнеегипетской письменности в этих высоких зеленых стеблях со смешной макушкой, похожей на метелку для стирания пыли.

Пройдя немного дальше, Амон помедлил и начал возвращаться назад, считая шаги.

– Должно быть здесь, – объявил он наконец, найдя только ему известную примету.

– Кто? Твой дом? Как ты узнал?

– Не дом. Он стоял на холме. Видишь?

– Тот холм? Вижу. А здесь что было?

– Храм Анубиса. Я всегда его узнаю, потому что умер здесь впервые. Такое не забывается. Но даже если я забуду, Око Гора укажет мне место.

– Вот оно что… – на языке вертелся десяток вопросов, но я видела, как напряжен Амон, и не хотела его отвлекать. – И что мы тут будем делать?

– Ты помолчишь, а я постараюсь сосредоточиться.

Амон опустился на колени, закрыл глаза и воздел руки ладонями вверх. Я не знала, что от меня требуется, кроме как молчать, поэтому на всякий случай опустилась на колени рядом. Затем парень принялся напевать себе под нос. Не прошло и пары секунд, как земля вздрогнула и начала мелко сотрясаться у нас под ногами.

– Лилия! – выкрикнул Амон, протягивая мне руку.

Он едва успел прижать меня к себе, когда земля в том месте, где я только что стояла, вздыбилась бугром, и что-то – или кто-то, хотя я старалась в это не верить – начало прокладывать себе путь наружу. Еще через секунду в грязи проклюнулся рог. Я заволновалась было, что вслед за ним появится голова и прочие части подземного монстра, но тряска внезапно прекратилась, а рог остался торчать, где был – на вершине небольшого холмика.

Амон разомкнул наши объятия и, приблизившись к предмету, осторожно взял его в руки. Размером и формой он напоминал рожок мороженого, только вот сделан был из глины. Сам конус казался гладким, если не считать налипших комьев земли, а выпуклую верхушку украшал ряд древнеегипетских символов.

– Что это? – удивилась я, подходя ближе.

– Погребальный рог.

– В смысле? Он удерживал крышку саркофага? Что-то маленький…

Амон покачал головой.

– Нет. Они отмечали вход в гробницу. Эти знаки – молитва об усопшем. Здесь есть и его имя.

– И кто же тут похоронен?

Амон благоговейно отчистил рог от грязи и пробежал пальцами по крышке, одновременно читая по-египетски выбитые на ней знаки. Закончив молитву, он секунду помедлил, прежде чем перевести:

– Я. Это погребальный рог из места моего последнего пристанища. Послание, что я найду искомое там.

– А твое последние пристанище было в…

– Фивах. Не в самом городе, конечно – скорее в курганах возле Фивских холмов.

– Погоди-ка. На коробке, в которой тебя привезли, говорилось, что мумия… – я внезапно почувствовала себя неловко. – Что тебя обнаружили в Долине Царей.

Я вытащила смартфон.

– Фивы раньше располагались неподалеку оттуда, – объяснила я, сверившись с картой. – Теперь город называется Луксор. Амон, мне очень неприятно тебе это говорить, но Долина Царей – археологическая столица мира. Гм, да, «археологи» – это люди, которые раскапывают памятники старины.

Амон нахмурился.

– Вроде меня.

Я поморщилась, но все-таки кивнула.

– Проблема в том, что многие гробницы до сих пор не обнаружены. Археологи копают там уже много лет и все время находят что-то новое. Это как искать иголку в песчаной дюне. Не говоря уже о том, что тебе придется зачаровать толпу народа, чтобы просто туда проникнуть.

Все время моего монолога Амон методично очищал погребальный рог. Когда я договорила, он поднял на меня взгляд и очень спокойно произнес:

– Я должен попробовать. Если у нас не получится, все пропало. Ты поедешь со мной, Лилия?

Я положила руку ему на плечо.

– Конечно. А теперь давай сюда свое мороженое – в рюкзаке оно будет сохраннее.

Я ожидала, что, спрятав реликвию, мы немедленно перенесемся в Долину Царей, но Амон решил отложить путешествие до завтра, чтобы подпитаться от солнца на рассвете. Освободившееся время он предложил потратить на прогулку по своему прежнему дому. Парень взял меня за руку, и мы вместе двинулись вдоль берега, который когда-то должен был достаться ему в наследство.

По дороге Амон рассказывал, как выглядели его дом, базар, храмы, – и у меня перед глазами словно наяву вставали золотые дворцы, тучные поля и стада. Однотипные серые здания растворились в ночи. Теперь я отчетливо могла представить, как Амон сплавляется на лодке по полноводному Нилу, гордо шествует среди своего народа или пирует в окружении братьев и прекрасных дев.

Вскоре мы дошли до какого-то завода, перестроенного в клуб. Ко входу тянулся ручеек нарядных молодых людей, а из-за двери доносилась ритмичная пульсация техно-бита.

– Что это? – спросил Амон.

– Похоже на дискотеку. Знаешь, такое место, где люди собираются потанцевать.

– Мой народ по-прежнему танцует?

– Конечно! Как и люди по всему миру.

– Тогда войдем, Лилия. Я хочу отпраздновать с ними.

– Честно говоря, я не в настроении.

– В каком настроении?

– Ни в каком. Извини, это сложно объяснить…

Парень склонил голову набок, и его глаза ярко блеснули в темноте.

– Ты не получаешь удовольствия от танцев.

– Как правило, нет.

Амон продолжал сверлить меня взглядом – по всей видимости, вытаскивая из тайников подсознания такие комплексы, которые я хотела бы показать ему в последнюю очередь.

– Ты считаешь это пустой тратой времени и… смущаешься.

С таким же успехом он мог сделать мне лоботомию. Я в очередной раз поразилась мысли, что практически незнакомый парень знает обо мне больше меня самой.

– Завязывайте с диагнозами, мистер Фрейд. У вас нет диплома психотерапевта.

Как я и думала, последнюю реплику Амон пропустил мимо ушей.

– Во-первых, твои очаровательные руки и ноги просто не могут двигаться неизящно. Во-вторых, во всем должно быть равновесие, Нехабет. Что толку в работе, если ты не можешь насладиться ее плодами? Даже царям следует время от времени отрешаться от забот. Если они не будут отдыхать и пировать, как простые люди, где же они возьмут сил для мудрого правления своим народом? Иногда нужно позволять себе радость, Юная Лилия. Нужно получать удовольствие… – и Амон поочередно коснулся губами моей левой, а затем правой руки. – От того, что ты просто жив.

По иронии судьбы, я никогда не чувствовала себя более живой, чем в этот конкретный момент, когда Амон склонился к моим рукам для поцелуя. Прежде он целовал меня только в лоб, что ощущалось совсем иначе. Теперь же мне показалось, будто через меня пропустили разряд тока. Я понимала, что жажда Амона направлена не на меня, а на жизнь, которую я для него олицетворяла, – но все бы отдала, чтобы хоть чуточку стать причастной к этой страсти.

– Ладно, – сдалась я наконец. – Давай потанцуем.

Мы нырнули внутрь. Жаркую темноту клуба пронизывали низкие вибрации техно-фанка, переплетенные с непривычными южными мотивами. Я тут же почувствовала себя не в своей тарелке, потому что нас со всех сторон окружали густо накрашенные девушки в коктейльных платьицах и на километровых шпильках. Амон направился к бару, и я крикнула ему в спину:

– Я в уборную! Скоро вернусь!

Жаркая пульсация клуба составляла разительный контраст с белоснежной, почти стерильной дамской комнатой. Там было пусто – если не считать единственной девушки, которая стояла перед настенным зеркалом со встроенным кондиционером. Я задумалась, есть ли такой и в мужской уборной – или дизайнеры нарочно польстили дамам, заставив их волосы развеваться, как на обложке модного журнала.

Я стащила тяжелые ботинки, переобулась в принесенные с собой сандалии и, быстро сменив джинсы на юбку, скептически оттянула низ черной футболки. Вердикт был неутешительный: даже после всех этих манипуляций я выглядела так, будто собралась не в клуб, а на деревенскую ярмарку. Я все еще сверлила взглядом свое отражение, когда девушка закончила красить губы и задала мне какой-то вопрос на незнакомом языке. Я беспомощно пожала плечами и, подергав себя за подол, показала опущенный большой палец.

Девушка вскинула брови и, поджав ярко-красные губы, указала на себя. Стоило мне нерешительно кивнуть, как она вытащила из косметички пару маникюрных ножниц. Я заколебалась еще сильнее, однако она не сдвинулась с места, пока я снова не кивнула.

Девушка ловко разрезала ворот моей футболки, так что он превратился в широкое декольте, а один рукав провокационно сполз с плеча. Затем она развернула меня и завязала футболку на спине узлом, оголив живот на добрый десяток сантиметров.

Когда она взялась за юбку, я запротестовала было, но она отложила ножницы и лишь подвязала подол в стиле «саронг», так что с одной стороны он теперь заканчивался на уровне колена, а с другой – обнажал ногу до середины бедра. Я еще никогда в жизни не чувствовала себя такой раздетой.

В качестве финального подарка девушка одолжила мне свою помаду и побрызгала духами на шею и запястья. Аромат тоже был экзотическим – сильный цветочный запах с ноткой мускуса. Я по мере сил распушила волосы, поблагодарила своего нечаянного стилиста и отправилась на поиски Амона.

Сдав рюкзак в гардероб и получив номерок, я первым делом заглянула в бар. Амона там не было – как и на диванчиках вокруг танцпола. Я решила, что он пошел проветриться, и уже начала проталкиваться к дверям, как вдруг услышала со стороны танцпола одобрительный ропот, перекрывавший даже музыку.

Я протолкалась обратно и застыла с открытым ртом. Причина моего шока заключалась даже не в том, что свет софитов освещал одного Амона – разгоряченного, покрытого мерцающими бусинами пота, – а в том, как он танцевал. Я думала, что его стиль окажется странным и ничуть не похожим на современные танцы, и уж точно не ожидала увидеть мужскую версию трайбла.

Амон снял рубашку и остался в одной белой майке, которая так туго обтягивала его рельефный торс, что вот-вот грозила порваться.

Парень медленно двигался по кругу, ритмично напрягая мышцы живота и вращая тазом с чувственностью на грани порочности. В целом его стиль напоминал смесь Элвиса и мужского стриптиза. Передо мной разворачивалось жаркое, волнующее, будящее самые грязные фантазии шоу, и я была окружена женщинами, которым не терпелось приобрести билет на закрытый показ.

Поворачиваясь, Амон умудрялся одарить каждую поклонницу знойной улыбкой. Однако стоило ему заметить меня, как парень остановился, расплылся в улыбке еще более широкой и громогласно объявил:

– Благодарю вас, дамы, но моя Лилия пришла. Теперь я буду танцевать с ней.

Амон протянул мне руку, и я шагнула в луч света, стараясь не обращать внимания на несущиеся в спину возгласы. Некоторые из них были одобрительными, но большинство – откровенно завистливыми.

Парень взял мои ладони в свои и снова начал двигаться всем телом. Я пару раз неуклюже дернулась в такт музыке и, привстав на цыпочки, проворчала ему на ухо:

– Если ты думаешь, что я смогу это повторить, ты точно псих!

Амон ничего не ответил – лишь притянул меня к себе и начал разворачивать по кругу, каждым шагом отмечая удар музыкальной пульсации. Затем он выпустил одну мою руку и, взяв за плечо, ловко повернул вокруг оси. Я смущенно рассмеялась, удивленная, что не выбилась из ритма, – однако мне понадобилось еще несколько песен, чтобы окончательно расслабиться и начать получать удовольствие от процесса. Амон снова и снова кружил меня в такт музыке, и я раз за разом падала ему на грудь, задыхаясь от смеха и восторга.

Внезапно техно-бит стих, сменившись романтичной композицией. Амон заметно растерялся, глядя, как окружающие нас танцоры разбиваются на пары. Одна из женщин, которая наблюдала за ним с самого начала, вернулась и пригласила парня на белый танец.

– Я не тот, кто вам нужен, – ответил он, покачав головой. – Я танцую с Лилией.

Когда дама ушла, я скользнула руками по запястьям, предплечьям и плечам Амона и наконец мягко обвила его шею. Несколько секунд он держался скованно, но затем понял, что от него требуется, и расслабился. Мы начали медленно двигаться в такт. Ладони Амона, лежавшие у меня на спине, сантиметр за сантиметром опускались к талии, пока не достигли полоски обнаженной кожи. Парень еще крепче прижал меня к себе, и мы осторожно соприкоснулись лбами. Теперь уголок его рта касался моей щеки.

Один микроскопический поворот головы, и мы бы поцеловались. Но я всегда была трусихой и даже сейчас не решалась сделать первый шаг. Руки Амона переместились мне на бедра, но почти сразу вернулись на пояс. Там, где они касались голой кожи, ее пронзали крохотные электрические разряды, – хотя я не смогла бы с уверенностью сказать, виноваты в этом мои разыгравшиеся нервы или загадочная древнеегипетская магия. Мне казалось, я схожу с ума.

Пытаясь как-то снизить это безумное напряжение, я привстала на цыпочки и прошептала парню на ухо:

– Что ты прочел в ее мыслях?

– Чьих мыслях? – хрипло откликнулся Амон. В знойном полумраке клуба его глаза казались темнее обычного. – А, ты про ту женщину. Она искала человека, который скрасил бы ее одинокие ночи.

– Полагаю, большинство за этим сюда и приходят.

– Да, но она искала пустышку. Она уже отчаялась найти любовь.

Я склонила голову к плечу, чтобы лучше видеть его лицо.

– А ты?

– Что я, Нехабет?

– Ты уже отчаялся найти любовь?

Амон замер так резко, что теперь никто бы не признал в этой деревянной фигуре человека, полчаса назад едва не расплавившего танцпол.

– Идем, Лилия, – отрывисто сказал он, хватая меня за руку. – Нам пора.

Еще недавно в нашем распоряжении было все время мира, а теперь Амон не мог дождаться, пока медлительная гардеробщица отыщет на полке мой рюкзак. Когда мы вышли на улицу, он даже не позволил прохладному ночному воздуху остудить нашу разгоряченную кожу, а сразу потащил меня за угол. Не успела я поинтересоваться, что происходит, как Амон прижал меня к себе, пробормотал несколько слов на древнеегипетском – и вокруг нас начал закручиваться песчаный вихрь.

* * *

Очнулась я уже в номере отеля. Амон сухо пожелал мне спокойной ночи и, не дожидаясь ответа, вышел в гостиную.

Несколько секунд я беспомощно прислушивалась к тишине за дверью, не решаясь ни уйти, ни ворваться следом и потребовать объяснений его грубости. Амон не причинил мне физической боли, но заставил чувствовать себя уязвленной и отвергнутой. Я терялась в догадках, что сказала или сделала не так – и чем вызвала столь резкую перемену его настроения. Неужели я все неправильно поняла, и на самом деле Амон не питал ко мне ни капли ответного интереса?

Я сползла по косяку и прижалась лбом к лакированному дереву. Глаза обожгло жгучими слезами. Я никогда раньше не плакала из-за мальчиков, но это путешествие опровергло все мои представления о себе. Меня трясло от усталости и перенапряжения, и я больше не контролировала свои эмоции. Сегодня Амон потратил слишком много энергии.

Наконец я добралась до кровати и провалилась в мутный прерывистый сон, – но даже в нем моими слезами можно было наполнить Нил.

 

Глава 10. Долина Царей

На следующее утро меня разбудил стук в дверь. Когда я ее открыла – сонная, зевающая, с припухшими веками, – Амон не только стоял на пороге полностью одетый и собранный, но даже выглядел так, будто всю прошлую ночь спал сном младенца, а не отплясывал на дискотеке. Я плотнее запахнула халат, наспех накинутый поверх новой пижамы, и неловко пригладила волосы.

– Когда ты будешь готова? – спросил Амон, скользнув по мне холодным взглядом.

– Через пятнадцать минут.

Парень вскинул брови, молча кивнул и удалился.

Десять минут спустя я вытерла с зеркала испарину и вычесала колтуны из мокрых волос. На этот раз светлые пряди не придали мне воодушевления; напротив, теперь они живо напоминали о том, как далеко может завести девушку легкомыслие. Конечности казались ватными – закономерная расплата за недостаток сна и неумеренность в еде накануне.

Я зачесала волосы назад и собрала их в тугой пучок на затылке. Среди принесенных Амоном обновок нашелся набор шпилек, и я с ожесточением воткнула их в шевелюру, восприняв легкую боль в качестве заслуженного наказания. Надоело в зоне комфорта? Так мне и надо. Не зря мать говорила: «Во всем должна быть умеренность».

Переела жирной еды – наутро будешь вялой и обрюзгшей. Не выспалась как следует – готовься весь день ползать, как квелая муха. Запала не на того парня… Что ж, не забудь купить совочек – пригодится собирать сердце из осколков.

Сейчас я страдала похмельем от всего сразу. Впрочем, я выучила урок и больше не собиралась вляпываться в ту же лужу. Пора возвращаться к своей распланированной, идеальной и идеально скучной жизни. Прогулка в трущобы чуть не обернулась для меня бедой, но я еще могла вернуться на привычные рельсы благоразумия.

Точно через пятнадцать минут я распахнула дверь в гостиную.

– Мы еще вернемся в отель?

Амон бросил взгляд на мою новую прическу и сморщил нос, будто она пришлась ему не по вкусу.

– Нет. Нам больше нечего делать в Каире.

– Отлично. Тогда дай мне еще минуту, – и я, оставив дверь открытой, направилась к его вчерашним «покупкам». Порывшись в пакетах, я выбрала пару практичных нарядов, которые должны были подойти мне по размеру, забрала из ванны гостиничное мыло, шампунь, зубную щетку и пасту, прихватила с тумбочки дорожный швейный набор, – и затолкала все это в рюкзак. Сверху нашлось место для пары бутылок минералки.

Амон следил за моими действиями, прислонившись к дверному косяку и скрестив руки на груди.

– Ты сердишься, – вдруг сказал он. – Я это чувствую.

– Не твое дело, – отрезала я и, закинув на плечо потяжелевший рюкзак, одарила его натянутой улыбкой. – Ну что, в путь?

Амон наконец отклеился от косяка.

– Лилия, мне очень жаль, если я причинил тебе боль. Но я не могу дать тебе того, что ты…

Я вскинула руку.

– А вот этого не надо. Я по горло сыта банальностями – и как-нибудь обойдусь без очередного диагноза. Мне лучше знать, чего я хочу, ага? Так что больше об этом ни слова.

Ореховые глаза Амона сузились.

– Если таково твое желание.

– Именно. Теперь мы можем отправляться?

Я встала посередине комнаты, где было больше места, и вытянула руки, готовясь рассыпаться кучкой песка. Однако Амон прошел мимо меня к тележке с завтраком и приподнял крышку с одного блюда. Комната тут же наполнилась дразнящими запахами.

– Может быть, ты сперва поешь?

– Нет. Но спасибо, что спросил, а не привязал к стулу.

– Лилия, твое тело питает нас обоих. Можешь признавать это или нет, но сейчас ты истощена.

– Просто не выспалась.

– Нет, не просто.

Амон подошел ближе. Слишком близко. Мое сердце пропустило удар, и я попыталась отстраниться – но он ухватил меня за предплечье.

– Постой смирно, – тихо приказал парень и положил обе ладони мне на щеки, так что кончики его пальцев коснулись волос на висках. В ту же секунду от скул начал растекаться жар – сперва по шее, потом плечам и наконец рукам и туловищу. Однако щеки продолжили пылать, даже когда Амон убрал ладони, – и я поняла, что дело далеко не только в его солнечном лечении.

Я сморгнула слезы. Парень продолжал испытующе смотреть мне в глаза.

– Что ты со мной сделал? – жалобно сказала я, сама не до конца уверенная, о чем именно спрашиваю.

Амон тяжело вздохнул и отступил на шаг.

– Больше чем должен был, – туманно ответил он и, взяв с тележки пару яблок, сунул их мне под нос. – Ты съешь это позже. А еще, надеюсь, сделаешь это по доброй воле, потому что я не захватил веревки для стула.

– Да ты и без веревок справишься, – пробормотала я, запихивая яблоки в порядком набитый рюкзак. Когда я закончила возиться с застежкой, Амон молча его забрал, повесил себе на плечо и приглашающе развел руки. Я опустила голову и со смешанными чувствами шагнула в его объятия. Несколько слов на древнеегипетском – и вокруг нас уже привычно зашелестел песок.

* * *

В сомкнутые веки ударил яркий свет – но я решила не открывать глаза, пока песок не уляжется. По моим ощущениям, на этот раз процесс занял больше времени, чем обычно. Когда я наконец рискнула отстраниться от Амона, стало понятно, что шелест издавала настоящая песчаная дюна, на гребне которой мы материализовались.

– Мы на месте, Юная Лилия, – объявил Амон.

В глубине души я ожидала увидеть величественные храмы из декораций к «Индиане Джонсу», но Долина Царей оказалась скорее похожей на открытый карьер или заброшенную каменоломню. Тут и там валялись груды булыжников, в воздухе стояла пыльная дымка, а стоило мне сделать шаг, как в ботинки набился горячий песок.

Амон начал спускаться с холма. Я следовала за ним, поминутно оскальзываясь на гальке и по икры проваливаясь в барханы. Постепенно впереди показалось сердце Долины Царей – археологический лагерь, окруженный невысокими скалами. Уже выкопанные валуны отбрасывали на него тени, подобно могильным курганам.

День был в самом разгаре, и я оттянула низ футболки, надеясь проветриться хотя бы таким образом. В горле моментально пересохло, так что я вытащила из рюкзака одну бутылку и, осушив ее до половины, предложила оставшееся Амону. Однако он покачал головой, сказав, что мне вода нужна больше. Я решила не спорить и допила ее как раз к тому моменту, когда мы добрались до туристической части Долины.

Вход в нее отмечал маленький восточный базар. Торговцы вкопали свои палатки и столики прямо в песок и предлагали восторженным гостям различные сувениры. Амон тут же растворился в толпе, сказав, что хочет вспомнить окрестности. Оставшись в одиночестве, я не придумала ничего лучше, кроме как примкнуть к ближайшей группе англоязычных туристов. Гид как раз объяснял, где приобрести билеты.

Туристы нетерпеливой цепочкой потянулись за ограждение, и я отошла к информационной стойке, чтобы купить карту.

– Разве здесь не чудесно? – прощебетал у меня за спиной полный энтузиазма голос. Обернувшись, я увидела женщину средних лет и сочла за лучшее кивнуть. – Всю жизнь мечтала попасть в Египет! И вот наконец-то уговорила мужа сделать мне подарок на тридцатую годовщину.

– Поздравляю, – пробормотала я, украдкой изучая ее профиль. В других обстоятельствах я бы наверняка достала блокнот и попросила их с мужем попозировать. Вместе они представляли чрезвычайно колоритную пару. У женщины были вьющиеся рыжие волосы, собранные на затылке в свободный «конский хвост»; на носу красовались дешевые солнечные очки. У ее супруга оказались обгоревшая на солнце лысина, извинительная в отпуске щетина и пивной животик, который выпирал над бесформенными шортами цвета хаки. Однако меня поразила даже не их внешность, а манера общаться друг с другом.

Пока женщина подробно делилась со мной восторгами, ее супруг молча высился рядом, изредка посмеиваясь над шутками своей спутницы – хотя я была уверена, что он слышал их добрую сотню раз. Когда же он спохватился, что потерял очки, и принялся похлопывать себя по карманам, она не глядя бросила:

– Посмотри на голове, дорогой.

Разумеется, именно там они и нашлись.

– Что бы ты без меня делал? – вздохнула женщина.

– Надеюсь, мне никогда не придется этого узнать, – с улыбкой ответил муж. – Ну что, пойдем?

После этого они наконец удалились в сторону гробниц, выложив неприличную даже по моим меркам сумму за налобные фонарики и пачку открыток.

Не успела я насладиться тишиной, как Амон вернулся с обхода и снова потянул меня на окраину Долины.

– Я достала карту, – гордо заявила я, помахав буклетом.

– Карта, которая мне нужна, спрятана в гробницах.

– Как это?

– Все могилы связаны между собой, и каждая указывает на остальные.

– Точно? По-моему, археологи раскопали всего несколько десятков. Не похоже, чтобы здесь было загробное метро или типа того.

– Точно. Я нашел гробницу, которую редко посещают. С нее мы и начнем.

– О’кей, показывай дорогу.

Пока Амон шагал прочь от туристического центра, я крутила карту, пытаясь понять, куда мы идем.

– Здесь сказано, что все места захоронения обозначены датами, когда их нашли. Например, гробница царя Тута имеет номер KV62. Самая новая – KV63. Сперва археологи думали, что в ней похоронена мать Тута, царица Кийа, но потом оказалось, что это вроде сокровищницы, где хранилось посмертное имущество мумий… А ты знал царя Тута? Я имею в виду, лично?

– Это имя мне не знакомо.

– Ну, полностью его звали Тутанхамон. Может, ты слышал – фараон-мальчик.

– Его звали не Тутанхамон, а Тут-Анкх-А-Мун. «Тут» значит «изображение» или «подобие», «анкх» – «жизнь», а Амун отсылает к богу солнца Амуну. Поэтому «Тутанкхамун» переводится как «живое подобие солнечного бога Амуна», и – отвечая на твой вопрос – нет, я его не знал. Видимо, его правление пришлось на время моего сна.

– Не понимаю. Разве живое подобие солнечного бога – это не ты?

– Когда я приступил к своему служению, то был наделен частью его силы, но это не делает меня его подобием. А вот правители Египта часто объявляли себя воплощением того или иного бога. Во-первых, так они надеялись заслужить его небесное покровительство, а во-вторых, люди не осмелились бы поднять бунт против живого подобия бога на земле. Это помогало держать народ в узде.

– А он про тебя знал?

– Кто?

– Царь Тут.

– С течением лет мы решили, что фараонам, в эпоху которых мы пробуждаемся, будет безопаснее во мраке неведения. Мы не хотели, чтобы нас сочли угрозой – или чтобы люди, недовольные своим царем, использовали нас как повод для мятежа. Наша задача в том, чтобы защищать эту землю от тьмы, а не править ею.

– Как же вас тогда приветствовали песнями и плясками?

– Во все времена сохранялась группа жрецов, которые из поколения в поколение передавали знание о нашем приходе. Они следили, чтобы после пробуждения мы нашли все необходимое и ритуал был исполнен по правилам. А чествовала нас беднота, оказавшаяся рядом. Они почитали нас как защитников и освободителей. Когда бы мы ни пробудились, именно они, а не цари приходили к нам с дарами и словами благодарности.

– Но в этот раз твой саркофаг умыкнули и с дарами вышла заминка.

Амон пожал плечами, будто это для него ничего не значило, но я видела, что мои слова попали в точку.

– Сейчас другие времена, – ответил он наконец. – Возможно, в этом мире обычаи забыты.

Через пару минут мы остановились у входа в пещеру, почти целиком заколоченную досками. Я сверилась с картой.

– Это гробница KV29. Тут сказано, что ее еще не раскапывали, она скорее представляет собой шахту, и внутри одни обломки.

– То, что нужно.

И Амон с поистине богоподобной силой принялся отдирать доски. Я заглянула в дыру и немедленно занервничала.

– Гм… Если честно, у меня легкая форма клаустрофобии. Это так, к слову. И у меня нет фонарика. И веревки. И альпинистского снаряжения. И склонности к суициду! – в отчаянии добавила я, когда Амон отодрал последнюю доску и скрылся в темноте.

Парень немедленно вынырнул обратно и протянул мне руку.

– Ты не умрешь, Юная Лилия. Я все время буду рядом.

Я осторожно забралась внутрь, стараясь не напороться на какой-нибудь ржавый гвоздь. Будь я поумнее, перед путешествием сделала бы прививку от столбняка и еще десяток других. Если бы девчонки из школы меня сейчас увидели! Да они бы попадали со своих каблуков от одной идеи топать через раскаленную пустыню, а потом лезть в чью-то могилу. Я уже чувствовала, как начинает ныть обгоревшая кожа. Из волос на каждом шагу сыпался песок. Что ж, если прическа окажется самой большой потерей сегодняшнего дня, меня можно будет счесть везунчиком.

Мы едва ли углубились в гробницу на пятнадцать шагов, когда перед нами вырос каменный завал до потолка.

– А ты чего ждал? – фыркнула я, косясь на Амона. – Ограждения с ленточкой?

И я, закашлявшись, жадно приникла к минералке.

– Мне придется использовать свою силу. Приготовься.

– Приготовиться к чему?

Вопрос запоздал: Амон уже вскинул руки и закрыл глаза. В ту же секунду пол пошел ходуном, так что я чудом устояла на ногах.

– Держись, Лилия! – крикнул Амон, протягивая ко мне руки.

Я послушно обхватила его за пояс и спрятала лицо на груди – хотя в последний момент все-таки повернула голову, чтобы видеть происходящее.

Камни задрожали и начали подниматься в воздух. Сперва взлетела каменная крошка, затем щебенка – и наконец самые тяжелые булыжники. Амон продолжал бормотать себе под нос, направляя полет бывшей стены. Острая крошка просвистела у меня над ухом, точно стая разъяренных ос; за ней последовало облако камушков-пуль, которые окончательно разнесли доски на входе, и неповоротливые снаряды-булыжники, грузно выплывшие из пещеры и со стуком свалившиеся горкой неподалеку.

Амон ощутимо напрягся, сосредоточившись на лежащих в основании валунах. Они взлетали не так охотно, как камни поменьше, и он принялся двигать их по одному. Когда два огромных булыжника наконец поднялись в воздух, Амон из последних сил прижал меня к шершавой стене. Я видела, какой ценой дается ему магия: парня буквально колотило. Наконец эти камни тоже пролетели мимо – и с глухим «чпоком» впечатались в дыру, заслонив весь свет и погрузив пещеру в кромешную тьму.

– Я так понимаю, выбираться мы будем другим путем, – пробормотала я, слушая прерывистое дыхание Амона. В тишине гробницы оно казалось оглушительным.

– Прости, Лилия, но ты мне нужна.

– Все в порядке, я здесь. Что ты-ы-ы!.. – фраза оборвалась криком, когда Амон резко вытянул из меня энергию.

На этот раз все было иначе. Прежде он забирал силу постепенно, будто высасывал ее через соломинку, – а теперь сделал мощный болезненный рывок, как если бы орудовал гигантским насосом.

Когда агония миновала, я поняла, что Амон по-прежнему стоит, прислонившись к стене и задыхаясь.

– Лилия? – слабо позвал он. – Как ты?

Кости ломило, будто по мне проехался самосвал. Почти абсолютная слепота тоже не добавляла приятных ощущений – я уже чувствовала приближение клаустрофобии.

– Плохо, – простонала я, стараясь удержать содержимое желудка на месте. – В следующий раз предупреждай.

– Но я преду…

– Ладно, проехали. Ох черт, это реально больно! Так и должно быть?

– Чем дольше мы связаны, тем острее будет боль, когда я забираю энергию.

– Хрен-та-стич-но.

В затылке уже набухала горячая пульсация.

– Я постараюсь забирать так мало, как смогу.

– Спасибо, – сухо пробормотала я и, обшарив рюкзак, извлекла из бокового кармана пачку ибупрофена. Закинув несколько таблеток в рот, я быстро запила их водой.

От стены послышался долгий стон.

– А тебе-то почему больно? – удивилась я.

Несколько секунд Амон молча пыхтел в темноте, восстанавливая дыхание.

– Без своих каноп я чувствую боль, даже когда забираю чужую силу. Наша связь такова, что все твои ощущения передаются мне.

– Какое-то двойное проклятие. Вытяни руку.

Я на ощупь пошла вперед, пока не уперлась Амону в грудь. Нашарив плечо парня, я пробежалась пальцами к его запястью, разогнула сведенные судорогой пальцы и выпрямила ладонь горизонтально. Затем высыпала на нее горсть таблеток, вслепую пересчитала, забрала три лишние и сунула ему в свободную руку бутылку минералки.

– Что это?

– Лекарство будущего. Помогает от головной боли.

Амон закинул таблетки в рот и с хрустом принялся их разжевывать.

– Омерзительно, – в конце концов постановил он.

– Их не надо жевать! Глотай целиком, – я убрала ибупрофен в рюкзак и снова нашарила руку парня. – Итак, что мы собираемся делать теперь, без света?

– Спустимся в гробницу.

– Как? Я носа своего не вижу.

– Зато я могу видеть в темноте.

В следующую секунду на меня уставились две сияющие точки, расположенные примерно там, где полагалось бы находиться глазным яблокам.

– Выглядит жутковато, – призналась я. – Так у тебя есть режим ночного видения?

– Я называю его солнечным зрением.

– О’кей, но у меня-то его нет. Или ты всю дорогу будешь нести меня на руках?

Амон повернул голову, и горящие точки на мгновение исчезли – но затем снова обратились на меня. Я вздрогнула от неожиданности. Фильм ужасов, да и только.

– Пожалуй, это не самый удобный способ, – признал Амон с неохотой.

– А спуск будет крутой?

– Вероятно. Зависит от того, для чего использовался этот тоннель, – и парень, медленно отвернувшись, взял меня за руку.

– Думаю, для воздуха.

Я опасливо двинулась за своим Вергилием, привыкая идти в темноте по неровному полу.

– Может быть. Иногда их еще строили для жрецов, которые спускались в наши гробницы, запаляли там лампы и оставляли еду, чтобы мы могли насытиться при пробуждении.

– Разве они не знали, что вы просыпаетесь раз в тысячу лет?

– Знали, но записи с точными датами были утрачены, и тогда они ошибались на век-другой.

Миновав еще десяток метров, Амон остановился и сжал мои руки.

– Как ты, Лилия? Все еще больно?

– Почти нет. Просто устала.

– Боюсь, так мы далеко не продвинемся.

– Есть другие предложения?

Амон не ответил, а сразу принялся напевать себе под нос. Его звучный голос гулко отражался от каменных стен, наполняя пещеру бархатным эхом. Постепенно я начала различать щебенку под ногами – и судорожно втянула воздух, поняв, что свет исходит не от фонаря или хотя бы волшебного посоха, а самого Амона. Все его тело излучало теплое маслянистое сияние, которое озаряло пещеру на несколько шагов вперед, но при этом было достаточно мягким, чтобы не резать глаза.

– Ничего себе, – благоговейно пробормотала я.

Амон был прекрасен. Нет, блистателен. Он напоминал спустившегося на землю ангела. Парень поднял взгляд, и в глубине ярко-изумрудных глаз вспыхнули золотые искры. Я помнила, что он лишь посланник Гора и Амона-Ра – и когда-то был смертным человеком, как и я, – но сейчас я не могла вообразить существа более божественного и достойного поклонения. От Амона и без того можно было потерять голову, а если бы он предстал перед своими соплеменниками в таком виде, египетская цивилизация наверняка пала бы к его ногам.

Похоже, мое потрясение прошло для парня незамеченным: он лишь склонил голову к плечу, предлагая мне руку. Я неуверенно накрыла ее своей ладонью и подумала, что, должно быть, именно так чувствовала себя Лоис Лейн, когда Супермен впервые взял ее в полет. Вся боль, риск и неуверенность, которые я испытала во время путешествия, вдруг показались смешной ценой за возможность вот так запросто идти под руку с человеком вроде Амона.

Даже если я его не интересовала. Даже если я была беспомощной смертной девочкой, которая изо всех сил хорохорилась и пыталась не ударить в грязь лицом перед солнечным богом. Даже если он терпел меня только потому, что нуждался в моей силе. Я мысленно поклялась, что буду наслаждаться каждой минутой нашего общения – сколько бы оно ни продлилось. Прямо сейчас мои сны воплощались в явь, и я знала, что такая удача выпадает лишь раз в жизни. Что бы ни произошло дальше, я не забуду этого опыта до конца своих дней.

Я послушно пропустила Амона вперед. Несколько минут мы шли молча. С каждым шагом воздух становился все более горячим и душным, и хотя сияющая фигура Амона несколько отвлекала меня от печальных мыслей, я начала осознавать, что мы спускаемся в самое сердце пустыни. По шее и спине заструились ручейки пота. Я помахала перед лицом подолом футболки, надеясь разогнать спертый воздух шахты, но это не сильно помогло. В конце концов я попросила Амона сделать привал и приникла к минералке.

– Ты вообще не потеешь, что ли? – спросила я парня, утолив жажду.

– Я привык к египетскому зною. По сравнению с загробным миром воздух здесь чист и свеж, как в весенних садах по берегам Нила.

– Что-то твой загробный мир подозрительно напоминает ад.

– Он полон… своих испытаний, – туманно ответил Амон, вглядываясь мне в лицо. – Я могу помочь, – и он быстро отвел глаза, – если хочешь.

– А больно будет?

– Нет. Может, появится легкое ощущение сухости.

– Тогда давай.

Больше ничего не объясняя, Амон притянул меня за талию и хищно наклонился к шее.

– Т-ты что творишь? – запаниковала я, чувствуя, как по коже – совсем рядом с тем местом, где маячили губы Амона, – ползет капля пота. – Ты же вроде мумия, а не вампир!

Парень слегка отстранился и подул мне на шею – жест, от которого я с головы до ног покрылась мурашками.

– Просто постой минуту спокойно, – прошептал он, щекоча мне кожу дыханием.

– Гм… Ладно.

Амон снова что-то прошептал и приник губами к моей пылающей шее. Я невольно пискнула, но честно исполнила его просьбу и даже не шелохнулась. Я знала, что поступок Амона – в чем бы ни заключался его смысл – не имеет никакого отношения к романтическому влечению, но многое бы отдала, чтобы в нем все же оказался такой подтекст. Чем глубже мы спускались в гробницу, тем горячее становилось вокруг, но жар, который создавал между нами Амон, оставался неизменным с первого шага. И на этом жаре уже можно было печь блинчики.

Внезапно я почувствовала, как пот на лице и руках начинает остывать, а воздух вокруг становится сырым и вязким, словно в лесах Орегона, – благословенная перемена после жара пустыни. В следующую секунду я услышала шепот Амона, который так и стоял, наклонившись к моей шее:

– На вкус ты словно расплавленный мед.

Обещание стоять смирно было мгновенно забыто. Я обвила руками плечи Амона – но он уже выпрямился, вновь оказавшись на недосягаемой высоте. Мне страшно хотелось притянуть его обратно и продолжить начатый было разговор на языке тела, однако я смирила свои порывы и лишь хрипло поинтересовалась:

– Что ты сделал?

– Забрал из твоего тела лишний жар. Мне он не повредит – я привык к близости солнца.

– А я-то и не знала, – пробормотала я, когда мы двинулись дальше.

Теперь, когда он отстранился, мне даже стало зябко: то ли Амон забрал чересчур много тепла, то ли мое тело просто жаждало вновь ощутить его рядом.

– Спасибо, – наконец сказала я. Резкость, с которой парень отреагировал на мое прикосновение, здорово меня задела, и все же я не могла согнать с лица глуповатую улыбку. – Мне намного лучше.

Видимо, Амон заметил противоречие в моем настроении.

– Рад услужить, – ответил он холодно. – Идем, Юная Лилия, у нас мало времени.

Через несколько десятков метров туннель раздвоился, и Амон остановился у стены, чтобы свериться с иероглифами. Я с любопытством следила, как он водит пальцем по картинкам.

– Это карта. Те, кому известно лишь прямое значение символов, прочтут здесь очередную историю о фараонах и их битвах. Но тот, кто наделен знанием, поймет спрятанный под ними смысл. Видишь этот полумесяц?

– Ага.

– Это знак моего брата. Он говорит, что его могила спрятана в гробнице египетского правителя, который здесь упомянут.

– И как его зовут?

– Моего брата или правителя?

– Правителя.

– Не знаю. Но мы найдем его по этому символу. Рога полумесяца указывают вправо – значит, мой брат спит по правую руку от этого человека.

– Если его гробницу раскопали, мумии там может и не быть. Как мы тогда узнаем, в каком направлении он лежал?

– В его покоях должна быть потайная дверь, отмеченная тем же символом. Если мумии правителя уже нет, мы просто внимательно осмотрим стены и найдем дальнейшие указания.

– О’кей. И куда теперь – направо или налево? Анубис послал погребальный рог из твоей могилы, верно? Может, логичнее будет сперва разыскать ее и твои канопы?

Амон закусил губу.

– Давай все же начнем со старой гробницы моего брата. Если он там, мы быстро его разбудим, и он поможет найти третьего из нас. К тому же на этой карте ничего не говорится о месте моего захоронения.

Я пожала плечами и последовала за Амоном направо. Впрочем, наш путь продлился недолго: тоннель ухнул вниз под углом таким резким, что нечего было и думать о спуске на своих двоих.

– Прекрасно, – с сарказмом сказала я. – Что дальше? Скейтборд? Горка? Вагонетки?

– Что это за вещи? – нахмурился Амон.

– Ну, скейтборд – деревянная доска на колесиках. Вагонетки – маленькие колесницы, которые ездят по рельсам. А горка… Детская забава, вроде плавного спуска из гладкого металла. Внизу у нее обычно насыпан снег или песок, так что дети не ушибаются, когда доезжают до конца.

– Тогда я выбираю горку.

– Эй-эй, погоди! Там внизу щебенка, или камни, или булыжники… Или даже целые скалы! Нас сразу покрошит в капусту.

– Ты не могла бы передать мне воду, Лилия?

Я с готовностью вытащила из рюкзака бутылку – но Амон, к моему разочарованию, не стал ее пить, а просто вылил в шахту.

– А такая хорошая вода была, – расстроенно пробормотала я.

– Боюсь, мне снова понадобится твоя сила. Но на этот раз я тебя предупреждаю.

– О’кей. Хоть буду знать, к чему морально готовиться.

– Да, – сказал Амон, отводя взгляд.

Я мельком почувствовала поднявшиеся в нем эмоции. Теперь в них сквозила горечь, смешанная с сожалением и какой-то мрачной решимостью.

Амон отвернулся к провалу и снова принялся напевать себе под нос. Через пару секунд ему начал аккомпанировать шелест песка, к которому присоединился глухой стук камней. Постепенно шипение усилилось, и я, не сдержав любопытства, подкралась к краю шахты.

Внутри бушевало торнадо. Каждый валун, камушек и мельчайшая песчинка взмыли со своих мест и теперь кружились в безумной пляске, с грохотом ударяясь о стены туннеля – все быстрее и быстрее, пока не превратились в размытую черно-коричневую воронку. Недавний шелест и стук сменились визгом, какой мог бы издавать гигантский промышленный бур. Когда звук стал невыносимым, Амон оттащил меня в сторону и с видимым напряжением махнул рукой назад, направляя полет камней. Они темным роем вынырнули из шахты и, просвистев мимо нас, безвредно застучали по стенам и полу позади.

Амон, тяжело дыша, упал на колени возле провала. Глаза парня были закрыты; я присела рядом и приложила ладонь к его щеке. Амон накрыл ее своей рукой, и на меня обратился взгляд двух мерцающих глаз.

– Возьми, сколько нужно, – предложила я.

– Я постараюсь тебе не навредить, – кивнул Амон.

На этот раз его вторжение было менее жестоким, но я все равно почувствовала себя высосанной досуха. Схлынув, боль оставила меня с ощущением невосполнимой пустоты, голодом, который невозможно было насытить. Неудивительно, что Амон питал такую страсть к пирам! Если бы передо мной сейчас оказалась жареная туша, я бы обглодала ее вместе с косточками.

Я осторожно перевела взгляд на шахту. Еще недавно квадратное отверстие стало почти круглым, а стенки – отполированными до зеркальной гладкости. Я не вполне понимала, какую роль сыграла в этом вода: в бутылке ее оставалось всего ничего, но Амон, по-видимому, сумел использовать для своих целей даже это мизерное количество.

Я нагнулась и провела ладонью по внутренней поверхности шахты. Камни были подогнаны друг к другу так плотно, что мне с трудом удалось нащупать зазор. Амон склонился рядом.

– Я не уверен, что весь спуск стал таким же гладким, поэтому ты поедешь у меня на ногах.

Я тут же занервничала.

– Может, я просто спущусь следом?

– Я не допущу, чтобы ты пострадала.

– Нет, правда! Со мной все будет в порядке. Я могу съехать сама.

– Лилия, не заставляй принуждать тебя силой, – и Амон, свесив ноги в шахту, приглашающе протянул руки. – Иди сюда.

– Боже мой, да ты любому пикаперу дашь фору, – проворчала я.

– Я не бог. Я просто…

– Да-да, я в курсе. Ты просто наделен его силами в рамках своего великого служения. Ладно, давай скорее с этим покончим.

Я неуклюже уселась на колени к Амону, и он без малейших колебаний подвинул меня так, чтобы моя спина оказалась откинута ему на грудь, а ноги – вытянуты вдоль его бедер. Затем парень одной рукой прижал меня к себе, а вторую положил на бортик шахты, готовясь оттолкнуться.

– Готова? – выдохнул он мне на ухо.

– Всегда готова, – мрачно ответила я.

В следующую секунду неловкость сменилась ледяной паникой с легкой примесью возбуждения. Амон издал что-то, напоминающее боевой клич, и обхватил мою грудь и второй рукой. В ушах засвистел ветер, и я ощутила всю ужасающую прелесть свободного падения. Затем я поняла, что остановиться мы уже не сможем, и завопила – в то время как Амон демонически хохотал у меня над ухом. В голове промелькнула безумная мысль, что, если мы выберемся из этой заварушки живыми, надо будет сводить его на американские горки.

Постепенно наклон стал еще круче, а потолок – ниже. Амон осторожно откинулся на спину, и я почувствовала, как перекатываются у меня под лопатками мышцы его пресса. Теперь я упиралась макушкой ему в подбородок и могла вдоволь налюбоваться надвигающимся на нас потолком. Если мы сейчас же не замедлимся, то с размаху закупорим туннель, как пробка – бутылку. Впрочем, нет: на такой скорости нас просто разорвет на куски.

Едва я прониклась осознанием, что потолок вот-вот отрежет мне нос, как спуск снова расширился, стал более плавным – и неожиданно закончился, буквально выплюнув нас в какое-то просторное помещение. Я заорала, и Амон, который наконец перестал смеяться, еще крепче прижал меня к груди.

Мы с громким шлепком приземлились в кучу песка. Основной удар парень принял на себя – но все же не расцепил рук, даже когда мы кубарем покатились вниз. Пол несколько раз поменялся местами с потолком, и когда я уже совсем потеряла ориентацию в пространстве, Амон вдруг замер, вжимая меня в каменные плиты.

 

Глава 11. Ушебти

Амон поднял голову.

– Лилия, ты ранена?

– Да вроде нет… – протянула я, наблюдая, как озабоченность на его лице сменяется каким-то другим выражением.

Я с мрачным торжеством ощутила волну затопивших его эмоций – страсть и искушение, которому почти невозможно было противиться. Взгляд Амона остановился на моих губах, и у меня перехватило дыхание. Я лежала в затхлой, темной гробнице, в волосах запуталась паутина, в ботинки набился песок, обгоревшую кожу покрывала испарина, – но все это казалось сущими мелочами по сравнению с тем, что надо мной навис солнечный бог – и по совместительству самый потрясающий парень, которого я когда-либо встречала.

Я не была уверена, действительно ли уловила его эмоции – или это был побочный эффект нашей связи, – но точно знала, что он хочет меня поцеловать. И да видят все египетские боги, я бы ответила ему взаимностью. Я уже почти ощущала тяжесть его губ – и он наверняка был в курсе фантазий, будораживших мое сознание, – как вдруг Амон закрыл глаза, пробормотал несколько слов на своем родном языке и быстро поднялся на ноги.

По какой-то причине он держал меня на расстоянии. Меня нельзя было упрекнуть в недостатке уверенности в себе, и все же поведение Амона заставляло усомниться в моих девичьих чарах. Возможно, он не все рассказал о нашей «связи»?..

Я не собиралась позволять сомнениям подтачивать себя, но Амон отверг меня уже во второй раз, и это вызывало серьезные вопросы.

Парень отвернулся и принялся разглядывать знаки на стенах. Лежать в красивой позе и дальше было нелепо, поэтому я вздохнула и тоже встала, пробурчав под нос:

– Забираю свои слова обратно. Моему самомнению точно нужны костыли.

Амон смерил меня долгим взглядом, нахмурился и без единого слова вернулся к изучению иероглифов. Это оказалось лучшим способом прикончить и без того чахнущий разговор.

Я снова вздохнула и подошла к соседнему участку стены – так далеко от Амона, насколько позволяло излучаемое его телом сияние.

– Кажется, тут что-то нарисовано!

– Что? – откликнулся Амон. – Опиши, что ты видишь.

Я прищурилась, вглядываясь в полустертые линии.

– Тут солнце, луна и звезды – как ты и говорил. Потом человек с какой-то странной головой. Я даже и не видела таких животных… Может, у резчика были проблемы с изображением лошадей? Ладно, в любом случае он толкает камень. И на камне еще какие-то мелкие символы.

Я провела по ним подушечками пальцев, но вековая пыль надежно скрывала свои сокровища. Тогда я сдула ее – в воздух взметнулось серое облако – и для надежности еще потерла кулаком.

– Погоди-ка минуту… – растерянно пробормотала я.

Посетившее меня чувство дежавю вскоре нашло объяснение: выпирающий из стены камень, мимо которого я проходила минутой ранее, украшали точно такие же рисунки. Чтобы удостовериться, что это не плод моего воображения, я отряхнула его от пыли, отыскала в рюкзаке ручку и перерисовала символы на ладонь:

– Что ты нашла, Лилия?

Голос Амона гулко раскатился по сумрачной клети.

– Пока не знаю. Но обязательно расскажу, если ты подождешь еще минуту! – ответила я через плечо, сравнивая резьбу на камне с иероглифами на стене. Полное совпадение.

Чрезвычайно довольная своим открытием, я вернулась к булыжнику и принялась пихать его, для надежности упершись в пол ботинками. Попутно я объясняла Амону, почему вдруг решила заняться тяжелой атлетикой.

– Бог на картинке толкает камень с такими же иероглифами. Это наверняка инструкция!

– И что там за иероглифы? – поинтересовался Амон из своего угла, по-видимому, не очень впечатленный моей логикой.

Я, тяжело отдуваясь, попыталась сдвинуть камень влево, потом вправо – безрезультатно. Тогда я принялась давить на него спиной, используя собственное тело вместо рычага, но уходить в стену булыжник тоже не пожелал.

– Там четыре картинки. Первая – полная луна с горизонтальными полосками внутри. Вторая – прямоугольник. Третья – половинка солнца. Ну, будто оно поднимается над горизонтом. И четвертая… – я фыркнула и с облегчением рассмеялась, почувствовав, как поддается камень, – пара шагающих ног.

– Ног?

– Ну да. Пара ног со ступнями, развернутыми в одну сторону.

Камень сдвинулся еще на несколько сантиметров. Я закусила губу и принялась толкать сильнее, уже почти готовясь торжествовать победу.

– Лилия, стой! – вдруг заорал Амон, бросаясь ко мне. – Остановись!

– Что? Почему? – удивилась я, но в этот момент камень наконец поддался и провалился в глубь стены. Через секунду пол у меня под ногами начал дрожать, словно запускающийся эскалатор, и несколько каменных плит – включая и ту, на которой я стояла, – отъехали к противоположной стене. Я судорожно взмахнула руками, надеясь за что-нибудь ухватиться – и распахнувшийся под ногами провал поглотил меня вместе с криком.

Мне показалось, что я лечу вниз, в жадную горячую темноту, уже целую вечность, как вдруг что-то сжало мое запястье, и я снова вскрикнула – на этот раз от боли в плече, которое чуть не вылетело из сустава.

– Лилия! – заорал откуда-то сверху Амон. – Дай мне вторую руку!

– Не могууу! – простонала я, по широкой дуге раскачиваясь над бездной. Теперь, когда над ней склонился Амон, я видела, что яма подо мной не бездонна, а просто очень глубока – и дно ее украшают пики и зазубренные камни. Если я сорвусь, меня нанижет на них, как шашлык, – и Долина Царей пополнится новым обитателем.

Интересно, мне присвоят собственный номер – например, KV64? Через несколько сотен лет, когда археологи наконец докопаются до этого уровня, мой скелет их немало озадачит. Или отдельное захоронение мне не полагается, и в каталоге я буду значиться, скажем, KV63(2)?

Яростное бормотание Амона, которое доносилось до меня сквозь собственное жалобное хныканье, ничуть не придавало спокойствия. Более того, от его чар грязная стена, за которую я пыталась цепляться, тоже стала дрожать и трястись. Вокруг взметнулись клубы пыли.

– Зачем мне песчаная буря?! – завопила я и тут же зашлась в приступе кашля.

Замысел Амона стал понятен секундой позже: песок начал стремительно затвердевать, прирастая к стене кирпичиками наподобие ступенек.

– Забирайся! – крикнул Амон, изо всех сил подтягивая меня вверх.

Я наконец нащупала нижнюю ступень и, водрузив на нее ботинок, почувствовала себя немного увереннее – настолько, что предложила Амону отпустить мою руку.

– Ну уж нет, – прошипел он, яростно сверкая глазами. – Сначала вылези!

Я осторожно преодолела ступеньки – одну за одной. Стоило моей голове показаться над краем ямы, как Амон перехватил меня за подмышки и дернул на себя так резко, что мы не удержались на ногах и вместе повалились на пол. Я попыталась отстраниться, но парень и не думал размыкать тесное объятие.

– Я чуть было тебя не потерял, – прошептал он у меня над плечом.

Я решила не сопротивляться и обвила руками его шею, сложив губы то ли в улыбку, то ли в гримасу. Почти вывихнутое плечо наливалось пульсирующей болью, и это несколько мешало насладиться моментом.

– Спасибо, что спас мне жизнь.

Амон вскинул голову.

– Как же иначе?

– Гм, действительно. Вряд ли в этих пещерах переизбыток кандидатов в доноры органов.

Амон нахмурился.

– Я спасал тебя не ради органов, Юная Лилия.

– Разве нет? – я вызывающе вскинула подбородок. – У тебя есть другие причины не хотеть моей безвременной смерти?

– Сотни.

– Назови хоть одну.

Амон отстранился, явно раздумывая над наиболее дипломатичным ответом.

– Например, ты… – нерешительно начал он, пальцем стирая пыль у меня с щеки.

– Ну? – подбодрила я.

– Ты… прекрасный писец.

– Серьезно? Нет, серьезно?! Какое счастье, что тебя устраивает мое чистописание! – последнее слово я почти выплюнула.

Я попыталась обиженно скрестить руки на груди, но жест получился не слишком эффектным, потому что меня снова перекосило в гримасе. Амон тут же сжал мое плечо. Я зашипела от неожиданности – но спустя мгновение по руке начал растекаться знакомый солнечный свет, и боль отступила перед его теплом. Амон тихонько напевал под нос, пока к плечу не вернулась полная подвижность, – но даже завершив лечение, так и не поднял на меня глаза.

– Лилия, я не хочу об этом говорить.

– Не понимаю. Я для тебя недостаточно красива?

Амон наградил меня озадаченным взглядом.

– С чего ты взяла?

– Не знаю. Ты меня все время отталкиваешь. Что еще я должна думать?

Амон положил вторую руку мне на здоровое плечо.

– Лилия, я могу искренне сказать, что за все свои жизни не встречал создания более прелестного, чем ты. Твоя красота и свежесть могут сравниться лишь с драгоценным цветком, увенчанным жемчужной росой в лучах рассветного солнца. Аромат твоей кожи – это аромат жизни и надежды. Ты не просто красива. Ты… воплощенное искушение.

Похоже, вырвавшиеся у Амона слова удивили его не меньше меня.

– Прости, – быстро добавил он с изменившимся лицом. – Забудь все, что я сказал.

– Почему? Это была ложь?

Амон застонал.

– Некоторые из даров солнечного бога становятся тяжкой ношей. Приступив к своему служению, я потерял способность лгать.

– Тогда я и правда не понимаю. Если я тебе так сильно нравлюсь, почему ты меня до сих пор не поцеловал?

Амон вздохнул и, положив ладонь на сдвинутый мной камень, разразился горьким смешком.

– Вот почему.

Я подошла ближе, вглядываясь в иероглифы на рычаге.

– И что тут написано? – спросила я тихо.

Амон не ответил – лишь протянул мне руку, помогая обойти разверзшийся в полу провал. Затем еще раз сверился с обнаруженными мной рисунками и углубился в коридор в дальнем конце комнаты. Когда мы свернули за угол, он не оборачиваясь бросил:

– Смерть. Символы на том камне означали смерть.

– Если кто-то хотел нас убить, зачем об этом предупреждать?

– Резьба в виде солнца, луны и звезд очень старая, а вот изображения на камне появились позже.

– Значит, кто-то тебя поджидал.

– Кто-то предупредил нас о ловушке. А кто-то ее устроил. Сложно сказать, когда были добавлены те рисунки. Может, совсем недавно. А может, пару веков назад.

Я молча обдумывала его слова, пока хитросплетения коридоров уводили нас все дальше к сердцу подземного лабиринта. Стоило мне попытаться вернуть разговор к теме красоты и смерти (а также их взаимосвязи), как из темноты выныривал новый проход или гробница – и я сосредотачивалась на том, чтобы ни во что не врезаться.

Я спросила Амона, стоит ли нам ждать других ловушек, и он ответил, что строители египетских гробниц обычно пользовалась проклятиями, а не капканами. Это известие не очень меня успокоило, но парень считал, что мы идем верным путем, и в конце концов я решила ему довериться.

Амон шел первым – поэтому когда он внезапно остановился, я чуть в него не врезалась.

– Не двигайся, Лилия, – прошептал он.

– Что такое? – настороженно откликнулась я.

Амон вытянул руку – и кончик его указательного пальца тут же окрасился пурпуром.

– Нити смерти. Натянуты на уровне шеи, чтобы отрезать головы непрошеным гостям. И на этот раз предупреждения не было.

Мы медленно подались назад. Амон пробормотал несколько слов, и вокруг его ладоней начали закручиваться тонкие струйки песка. Постепенно они собирались воедино и затвердевали, пока не обрели форму смертоносного оружия – ножа с длинным изогнутым лезвием. В исходящем от Амона сиянии он казался почти белоснежным.

– Держись позади, – предупредил он и с размаху ударил по невидимой нити.

Та лопнула с протяжным звоном, словно оборванная струна, и, отскочив, прочертила на щеке парня алую дорожку. Амон нанес второй удар, третий, четвертый… Я видела, как он мрачнеет с каждым новым открытием. Парень расслабился, только когда мы добрались до конца коридора и, сверившись с очередной иероглифической картой, свернули за угол.

Я решила, что главная опасность миновала, начала с любопытством крутить головой по сторонам – и тут же за это поплатилась, запнувшись о какой-то камень. Не прошло и секунды, как стены принялись дрожать, будто при землетрясении.

– Амон? – испуганно позвала я. – Это ты?

– К этим волнениям я не причастен, – ответил парень.

Больше он ничего сказать не успел: стены начали стремительно сдвигаться, и через какое-то мгновение мы оказались замурованы в тесной каменной коробке. Воцарилась поистине гробовая тишина.

Придя в себя, Амон попытался всунуть лезвие ножа между стенами, но так и не нашел ни малейшего зазора. Тогда он вызвал несколько миниатюрных смерчей, надеясь отыскать хоть узкую щель – но песок бессильно опал к его ногам. Наша камера была абсолютно герметичной.

Я уселась на пол и принялась вытирать руки о джинсы.

– Извини, конечно, но твоя теория о капканах не выдерживает никакой критики.

Амон нахмурился.

– Это не имеет смысла. Гробницы никогда не защищали таким образом.

– Может, за последнюю тысячу лет твои защитники заскучали от безделья и решили для пущей надежности нагородить ловушек?

– Может быть.

– Тогда им стоило лучше стараться, потому что тебя все равно откопали и увезли, – я вздохнула. – Не пора ли вызвать песчаную бурю?

Амон покачал головой.

– Если песок не смог найти пути наружу, мы тем более его не отыщем. Придется выбираться другим способом.

Парень опустился рядом и, воздев руки в воздух, принялся пробовать различные заклинания. Когда одно не срабатывало, он переходил к следующему. На третьем или четвертом я заметила, что свет, исходящий от его кожи, начал блекнуть. По правде говоря, теперь он едва мерцал.

– Что с твоим сиянием? – удивилась я.

– Не знаю, – ответил Амон, поднося руку к глазам. – Сейчас…

При этих словах у него на ладони появился шар огня – но тут же фыркнул и исчез.

– Не понимаю, – сдался парень. – Такого не должно быть.

– Погоди-ка. Ты можешь зажигать руками огонь?!

Амон кивнул.

– Да ты полон сюрпризов, – протянула я благоговейно.

Пару секунд – и несколько вдохов – спустя я почувствовала в груди легкую ноющую боль.

– Кажется… у нас заканчивается кислород, – поняла я, когда боль усилилась, затопив всю грудную клетку. – Он нужен… чтобы поддерживать огонь. И свет твоего тела.

Амон схватил меня за руку и резко погасил сияние. На нас обрушилась кромешная тьма. Меня решительно не устраивала идея сидеть и дожидаться, пока у нас кончится воздух, так что я перебралась на четвереньки и начала ощупывать стену перед собой.

– Ищи какую-нибудь выемку. Или рычаг, – объяснила я невидимому теперь Амону. – В кино про мумий из любой ловушки есть выход, надо только как следует поискать.

Парень принялся ощупывать противоположную стену. Закончив с ними, мы обшарили две оставшиеся и взялись за пол. Признаться, я ни на что особо не надеялась – и страшно удивилась, действительно наткнувшись на углубление в камне.

– Я что-то нашла! Как думаешь, для чего это?

Амон подполз поближе и нашарил мою руку, прикрывающую выемку.

– Не уверен, – наконец сказал он.

Углубление было сферическим, словно в него предполагалось класть шар. Однако, как бы мы ни давили и стучали по нему, ничего не происходило.

Я тяжело привалилась к стене. Амон сел рядом.

– И что теперь? – громко спросила я, обращаясь скорее не к парню, а самой ситуации. – Мы просто задохнемся? Или нас расплющат стены?

Не прошло и минуты, как откуда-то сверху послышался угрожающий скрежет. Амон поднялся, чтобы выяснить, в чем дело.

– Да они издеваются! – взвизгнула я.

– Потолок опускается, Лилия, – сказал парень. – Лучше не вставай.

– Что ты делаешь? – спросила я дрожащим голосом. До меня только сейчас в полной мере дошло, что он уже перепробовал всю свою магию – и не нашел способа вытащить нас отсюда.

– Стараюсь удержать потолок, – ответил Амон, тяжело дыша.

– Он тебя раздавит!

– Больше я ничего сделать не могу.

Я слышала, как мало-помалу опускается гигантская каменная плита, иронией судьбы оказавшаяся крышкой нашего парного гроба.

Пока я сидела, съежившись в углу и пытаясь примириться с идеей неизбежности смерти, мне на ум пришла одна мысль. По сути, вся моя предшествующая жизнь была сидением в тесной, обитой бархатом коробочке. Разве не логично будет умереть в ней же?

В глубине души я всегда считала себя обычной девчонкой, мечтающей о приключениях в компании загадочного незнакомца. Но правда заключалась в том, что обычной девчонкой меня можно было назвать только с большой натяжкой. На самом деле я была избалованным пуделем, который отходил от хозяев ровно на столько, на сколько позволял его бархатный поводок. Если мир начинал рушиться, я пряталась за спины родителей и отсиживалась там, пока все не возвращалось на круги своя. Я была трусихой.

Это маленькое путешествие с Амоном буквально вышвырнуло меня за пределы зоны комфорта. Внешняя скорлупа треснула, а внутри оказалась просто маленькая испуганная девочка. Моя уверенность в себе, с детства служившая фундаментом личности, разлетелась на куски вместе со старой картиной мира, в которой я четко знала, что возможно, а что – нет. Все, что составляло прежнюю Лилиану Янг, рассыпалось в пыль, и на пепелище осталась одна Лили – беспомощная и растерянная.

Ирония заключалась в том, что только теперь, на пороге смерти, я ощутила себя по-настоящему живой. Я пересекла половину земного шара. Сбежала из дома. Едва не потеряла голову от первого встречного – который, похоже, был ко мне совершенно равнодушен, – и спустилась в самое сердце пустыни. Мне отчаянно требовался душ, я больше не сдерживала саркастичные замечания, годами вертевшиеся у меня на кончике языка, и совершенно не думала о последствиях своих поступков.

Нам оставалось жить от силы несколько минут, а я чувствовала… радость.

Амон был самым невероятным, что случалось со мной в жизни, и если ей суждено было закончиться здесь, в душной каменной клетке, в нескольких десятках метров под египетской пустыней – что ж, так тому и быть. Я собиралась встретить смерть потная, лохматая, испуганная, с обгоревшими щеками и разбитым сердцем, – но при этом несомненно и безоговорочно живая. С улыбкой на лице – и твердой решимостью считать свой последний вздох достойным финалом этой короткой, но увлекательной истории.

– Учитывая обстоятельства, я бы предпочла задохнуться, а не расплющиться, – прохрипела я. – А ты?

Откуда-то сверху донеслось прерывистое дыхание Амона.

– Как ты можешь так говорить?

– Не знаю. Стараюсь смириться с неизбежным и все такое. Слушай, хватит уже себя мучить, все равно от этого никакого толку!

Амон зарычал и, бросив изображать атланта, плюхнулся на пол рядом со мной. Я с каждым вдохом чувствовала, как заканчивается в нашей клетушке драгоценный кислород.

– Ты тоже погибнешь? – тихо спросила я.

– Возможно, не сразу. Но без тебя я ослабну настолько, что смерть станет вопросом времени. Впервые за тысячи лет я не исполню своего предназначения.

– Прости. Мне очень жаль.

Амон притянул меня к себе.

– Нет. Это я должен просить у тебя прощения. У меня и в мыслях не было подвергать твою жизнь опасности.

– Ну, я подозревала, что отправиться с мумией в пустыню – не самый спокойный способ провести выходные.

Теперь мне достаточно было вытянуть руку над головой, чтобы коснуться потолка. Мы с Амоном сползли на пол, надеясь отвоевать у ловушки еще несколько сантиметров воздуха. Я повернулась туда, где, по моим предположениям, скрывалось в темноте лицо Амона, и буднично поинтересовалась:

– Кстати, учитывая всю тяжесть нашего положения – ты не пересмотрел свое решение насчет поцелуев? Я хочу сказать, нам осталось жить пару минут. Обидно будет умереть, так ни разу ни с кем и не поцеловавшись!

Повисло долгое молчание.

– Учитывая тяжесть нашего положения… – задумчиво повторил Амон. – Тяжесть. Ну конечно! Неужели все так просто?

И он, извиваясь в нашем импровизированном гробу, пополз мимо меня обратно к выемке. Затем я услышала шорох песка – Амон снова призвал свою магию.

– Что ты делаешь? – прошептала я в темноту.

Парень не удостоил меня ответом, продолжая бормотать на древнеегипетском. Еще секунда – и он разразился торжествующим кличем, а меня почти оглушили доносящиеся из стен щелчки и стрекотание. Несколько каменных плит поменялись местами, и потолок плавно взмыл вверх. Я пошатнулась и точно упала бы, если бы Амон в последний момент не ухватил меня за руку.

В клетушку, теперь гораздо больше напоминающую прежний коридор, ворвался свежий ветер. Амон вернул своей коже золотистое сияние, и я машинально зажмурилась, почти ослепленная им после кромешной тьмы нашей гробницы. Когда я снова смогла открыть глаза, Амон показал мне сотворенный им предмет – идеально круглую каменную сферу, до половины вложенную в выемку на полу.

– Что это? – удивилась я.

– Мой народ использовал при строительстве пирамид шары-балансиры. Их секрет в сочетании формы и веса. Если те верны, такой шар открывает двери и проходы. Мы шли правильным путем, но у нас не было противовеса.

– Значит, отверстие в полу было замком, а шар – ключом?

– Именно.

Смертельная ловушка обернулась воротами в новый коридор. Когда мы собирались уходить, Амон нагнулся, быстро вытащил из выемки балансир – размером он напоминал грейпфрут, но в весе мог сравниться с шаром для боулинга – и, спрятав его в рюкзак, перевесил тот себе на грудь.

Итак, казнь откладывалась. Меня затопила благодарность – и странная уверенность, что впредь при любых обстоятельствах лучше жить на полную катушку и исследовать мир со всеми его опасностями, чем запереться за семью замками и так провести свои дни среди зеркал и пыльного бархата. Возможно, пора поменять имя в соцсетях на «Лилиана [Безбашенная] Янг»?..

– Предлагаю допустить вероятность, что впереди нас ждут еще более коварные ловушки, – радостно заявила я.

– Пожалуй. Будем двигаться осторожно, – согласился Амон, озадаченно косясь на мою улыбку от уха до уха.

На этот раз нам повезло больше – или строители гробницы самонадеянно решили, что злоумышленники задохнулись еще в том склепе. Как бы там ни было, мы безнаказанно миновали следующие несколько коридоров, поднялись по лестнице и очутились перед новой плитой, испещренной иероглифами. Она содержала четкие указания, что последнее пристанище солнечного бога находится где-то поблизости. Амон тут же изменил свое решение и объявил, что поиски его брата откладываются. Если у нас был хоть один шанс немедленно найти его канопы, им следовало воспользоваться.

Еще немного поплутав по коридорам, мы нашли каменную плиту с изображением солнца. Амон потянул рычаг, и стена с грохотом пришла в движение, обдав нас облаком серой пыли.

Впереди показалась щель, сквозь которую пробивалась полоска теплого сияния. Амон давил на щель плечом, пока не расширил проход достаточно для нас двоих.

Мы вошли в тихую гробницу, залитую искусственным светом. Следующая комната оказалась так же пуста. Амон принялся изучать знаки на стенах, а я вытащила из рюкзака порядком измятую карту.

– Амон, ты в курсе, где мы?

– Возле моей могилы.

– Да, но не только. Это KV62! Гробница царя Тута.

Парень уставился на меня, будто ожидал продолжения.

– Я хочу сказать, это самое известное место Долины Царей. Через пару минут сюда набегут туристы, так что лучше бы нам поторопиться.

Амон кивнул и вернулся к изучению иероглифов. Я задумчиво покрутила карту.

– Мы вошли через бывшую сокровищницу, значит, саркофаг раньше располагался здесь… Слева вестибюль, впереди флигель. А коридор ведет отсюда туда, – и я неопределенно махнула рукой в сторону выхода.

– Если мое последнее пристанище и в самом деле здесь, – прошептал Амон, – меня не стали бы хоронить рядом с фараоном или в вестибюле. Могила должна быть за сокровищницей. Нас всегда прятали за величайшими драгоценностями, чтобы воры, ослепленные их блеском, насытили свою алчность и не пошли дальше.

– Ну, видимо, кто-то все-таки пошел.

– Да. Но где я покоился? Не похоже, чтобы здесь нашли еще одну мумию.

– Возможно, к моменту раскопок тебя уже перепрятали?

– Возможно.

– Но канопы все равно стоит поискать. Вдруг они остались на месте?

– Не исключено.

Мы сантиметр за сантиметром осмотрели все рисунки, но так и не нашли ни малейшего указания на гробницу или канопы Амона.

Наконец я совсем обессилела и полезла в рюкзак за яблоками, мысленно поблагодарив Амона, который заставил меня их взять. Когда я доставала со дна еще одну бутылку с минералкой, глянцевый плод выскользнул у меня из рук и, несколько раз подпрыгнув на полу, закатился в угол. Я нагнулась за ним и вдруг увидела, что яблоко уютно лежит в круглой выемке – точно такой же, какую мы нашли в склепе.

– Амон! Скорее иди сюда!

Разглядев найденное мной отверстие, парень расплылся в широкой улыбке.

– То, что надо.

На дне выемки красовалось маленькое изображение солнца. Амон вытащил из рюкзака недавно сотворенный шар-балансир и, прошептав несколько слов, приделал к его боку выпуклую гравировку такой же формы. Затем он вложил шар в отверстие и медленно повернул вокруг оси, чтобы рисунки совпали. В ту же секунду стена зашипела, и комната пришла в движение.

Вертикальная плита в дальнем ее углу опустилась, отрезав нас от сокровищницы и любопытных глаз. Одновременно плиты пола, на которых мы стояли, дрогнули и плавно поехали вниз, создавая полное впечатление лифта. Когда они наконец остановились, мы оказались на десяток метров ниже гробницы Тута. Амон сошел с платформы, дождался, пока я тоже спущусь, и вытащил балансир из отверстия. Плита неторопливо взмыла вверх, возвращая сокровищнице прежний вид. С ней нас покинули и последние крохи света – однако Амон снова запалил свою кожу вместо фонаря.

Перед нами простирался огромный зал, поддерживаемый каменными колоннами. Насколько хватало глаз, его стены были испещрены замысловатыми рисунками, не похожими на все, которые я видела раньше. Подойдя ближе, я разобрала солнце, луну, звезды, огромные пирамиды, странного бога с головой жирафа и даже Анубиса, который руководил мумификацией трех человек.

– Что это? – удивилась я.

– Моя история. Моя могила, – тихо ответил Амон, направляясь к огромному деревянному саркофагу в центре зала. Крышку покрывала искусная резьба – и я не удержалась от вздоха, когда узнала в посмертной маске черты Амона. Я осторожно провела кончиками пальцев по деревянной щеке.

– Это ты, – прошептала я.

– Да.

– А как же золотой саркофаг, в котором ты проснулся в музее? Он тоже на тебя похож.

– Я не знаю, кто и зачем меня туда перенес. Возможно, это сделали жрецы, чтобы надежнее укрыть нас с братьями. Но мой настоящий саркофаг, сотворенный для меня Анубисом, – этот.

– А почему он не из золота, как у царя Тута?

– Нам с братьями нет нужды подчеркивать свою власть сокровищами. Мы служим египетскому народу, и этого довольно. Если бы мародеры прослышали, что в наших гробницах спрятано золото, они бы не удержались от искушения.

– Этот мне нравится больше, – задумчиво сказала я, пробегая пальцами по тонкой, даже не тронутой дыханием времени резьбе. Амон улыбнулся, и я поняла, что ему польстил этот странный комплимент. Впрочем, через мгновение на его мысли снова набежала тень. – Амон?

– Да?

– Почему он выглядит как новый? Такое ощущение, будто его недавно полировали.

Парень обошел саркофаг с другой стороны.

– Не знаю. Возможно, здесь были наши жрецы. Надо его открыть. Отойди, Лилия.

И Амон, воздев руки к потолку, принялся негромко напевать себе под нос. Верх огромной крышки задрожал и сдвинулся на несколько сантиметров. Похоже, она была тяжелее, чем казалась, – я видела, как дрожат пальцы Амона. Наконец крышка грузно взмыла в воздух и, подчиняясь повелительному жесту парня, с глухим стуком опустилась в кучу песка. Я бросилась к Амону, собираясь одолжить ему немного энергии, но он лишь отмахнулся, опираясь на край саркофага и тяжело дыша.

Я не знала, что ожидала найти внутри, но там ничего не оказалось. Массивный гроб был совершенно пуст.

– Не понимаю, – пробормотал Амон. – Я должен был проснуться здесь. Как меня перевезли в твой город?

– Видимо, кто-то постарался.

– Но кто? И зачем?

– Может, кто-то не хотел, чтобы ты проснулся в Египте. У тебя есть враги?

– Большинство людей даже не подозревают о нашем существовании.

– Большинство, но не все. Кому может быть невыгодна ваша церемония?

– Церемония служит на благо всего человечества. Неугодна она только темному богу Сету, но он давно лишен своих сил и не может причинить нам вреда.

– Ты в этом уверен?

– Насколько можно быть уверенным в таких вопросах.

– Хм… Ладно, подумаем об этом позже. Ты видишь где-нибудь свои канопы?

Мы провели несколько минут, обшаривая все углы, но не нашли ничего, кроме пыли. Я уже почти готова была признать поражение, как вдруг бросила взгляд на каменные ворота, украшающие вход в гробницу Амона, – и заметила прибитую над ними полку. Она была заставлена пыльными, почти неразличимыми в темноте кувшинами. Крайний в ряду отсутствовал, но остальные были на месте. Я позвала Амона, и он подсадил меня к себе на плечи, чтобы я взглянула поближе.

Левого сосуда действительно недоставало, но в углублении, где ему полагалось находиться, что-то было. Я преодолела отвращение и вытащила из ямки грязный предмет, который при ближайшем рассмотрении оказался статуэткой. Хотя нет, даже двумя статуэтками – каждая примерно с ладонь. Я показала их Амону, и он помог мне вернуться на твердую землю.

– Что это такое? – с любопытством спросила я, когда парень принялся отчищать фигурки от паутины.

Первая напоминала древнего фараона. Все его туловище было покрыто загадочными символами, а руки скрещены поперек груди. Избавленная от пыли, статуэтка оказалась насыщенного нефритового цвета. Должно быть, она стоила целое состояние.

Вторая была почти вдвое короче первой и сделана из какого-то темного камня. Этот человек держал длинный, до половины развернутый пергамент. На уродливом лице застыло выражение неподдельного восторга, будто он прочел там нечто очень приятное.

– Они называются ушебти. В древние времена слуг хоронили вместе с фараонами, чтобы они последовали за ними в загробное царство и даже там продолжили служить своим хозяевам.

– Какое варварство! – Амон озадаченно на меня взглянул, и я быстро пояснила: – Жестокость. Кощунство.

– Да. К счастью, потом слуг стали хоронить только символически. Эти статуэтки воплощают души людей, которые должны были прислуживать мне в посмертии.

– Значит, это твои лакеи?

– Теоретически.

– А ты встретил их после смерти в загробном мире?

– Нет. Но если я верно понимаю…

– Понимаешь что?

Амон поднял на меня взгляд.

– Это чары.

– Мне уже не нравится. Твои чары вечно срабатывают не так, как надо.

– Но если я их подниму, они смогут нам помочь! – Парень заметно разволновался. – Анубис наверняка оставил их здесь не просто так. Они помогут найти канопы, и мне больше не придется заимствовать твою силу. Нашу связь можно будет разорвать без риска…

Фраза повисла в воздухе, и я многозначительно сузила глаза.

– Без какого еще риска?

Амон только отмахнулся.

– Неважно. Он оправдан. Я их пробужу.

– Ну давай, Гудини. Хотя я все равно считаю, что эту идею стоит обдумать еще разок. Я хочу сказать, точно ли нам нужна сверхъестественная помощь? По-моему, мы и сами неплохо справляемся.

Амон сжал мою руку. В ту же секунду я ощутила ледяное прикосновение страха – тонкую холодную иглу, пронзающую сердце и останавливающую кровь в жилах. Сознание парня наводнял ужас, который он старательно от меня скрывал; я лишь мельком уловила его тень, прежде чем Амон снова задернул плотную ширму на своем разуме. Я не понимала причину этого страха, но чувствовала, что она отчаянно реальна.

– Ты должна мне довериться, – умоляюще произнес Амон. Хватка его пальцев стала почти болезненной.

– Ладно. Ладно, – быстро ответила я.

Парень вздохнул, поставил статуэтки на пол и, отступив на шаг, принялся плести заклинание.

Когда Амон только приступил к заклинанию, статуэтки мелко задрожали, а когда пропел финальные строки – начали подпрыгивать в клубах дыма, словно ожившие шутихи. Их судорожные движения становились все резче и осмысленнее, пока они не взмыли в воздух, яростно кружась друг возле друга.

Амон сделал знак, чтобы я приблизилась, и я осторожно подошла к нему со спины, по широкой дуге обогнув сбрендившие фигурки. Подземный зал тоже начал дрожать, и я отстраненно подумала, чувствуют ли сейчас тряску посетители гробницы Тутанхамона.

Теперь статуэтки почти скрылась в клубах черного дыма, пронизанного алмазными электрическими разрядами. Еще секунда, и их совершенно поглотила удушливая тьма. Клубы дыма все пухли и разрастались, пока не начали складываться в очертания двух человеческих фигур. Затем они принялись затвердевать и светлеть, словно песок от чар Амона.

Через пару минут перед нами уже стояли двое человек, одетых точно так же, как Амон в нашу первую встречу. За исключением белых набедренных повязок, они были совершенно наги. Глаза мужчин соткались из дыма последними, но тот так и продолжил клубиться в глубине их чернильных зрачков. Едва клочья тумана рассеялись, ушебти вздрогнули и сделали свой первый вздох в этом мире.

У высокого были волнистые седые волосы, простое открытое лицо и выразительные брови. Завидев Амона, он тут же принял выражение полной покорности. У коротышки оказалась кучерявая, черная, как смоль, шевелюра и такая же борода в мелких завитках. Стоило ему очнуться, как он принялся шнырять глазами по нам и залу. Я моментально прониклась к нему недоверием. Не потому, что он походил на пирата, а из-за взгляда – колючего и оценивающего.

Амон сделал шаг вперед, и ушебти дружно упали ниц, вытянув к нему ладони.

Парень поднял руку и слегка пошевелил пальцами – как тогда, в музее, когда пытался понять мой язык.

– Готовы ли вы служить мне, ушебти? – спросил он наконец.

– В мире нет такой силы, которая удержала бы нас от служения тебе, – прошелестели духи.

– Тогда у меня для вас поручение, – ответил Амон с довольной улыбкой.

 

Глава 12. Погребальные сосуды

Ушебти вскочили на ноги. Тот, что повыше, держал взгляд опущенным, зато коротышка открыто на меня пялился, растянув губы в плотоядной улыбке. Я тут же почувствовала себя неуютно и, шагнув к Амону, взяла его под руку. Как ни странно, от этого улыбка коротышки стала только шире.

– Чем мы можем услужить тебе, господин? – спросил высокий.

– Ты найдешь могилу моего брата, воплощения лунного бога, – велел Амон и повернулся ко второму ушебти, который тут же принял выражение столь покорное, что я усомнилась в своем первом впечатлении. – А ты отыщешь мои канопы. И не забудь проложить след, чтобы мы могли последовать за тобой.

Слуги отвесили Амону поклон, выпрямились и скрестили руки на груди.

– Мы живем, чтобы тебе служить, – хором произнесли они, прежде чем обернуться вихрями черного дыма и умчаться по коридорам в двух противоположных направлениях.

Амон дождался, пока они скроются из виду, и одарил меня детской улыбкой.

– Видишь? Теперь все станет гораздо проще.

– Я не доверяю коротышке, – я покачала головой. – Он себе на уме. Мне кажется, он всадит нам нож между лопаток, едва мы повернемся к нему спиной.

– Прогони эти страхи. Ушебти не могут ослушаться моего приказа. Пойти против воли человека, вернувшего их к жизни, считается худшим из преступлений. Поступив так, они обрекут себя на вечные скитания в Болотах Отчаяния или заблудятся в Пещерах Смерти, где будут лишены даже краткого проблеска счастья. Их Ка никогда не воссоединится с телом, и они до скончания века утратят надежду увидеться с любимыми. Это наказание много хуже смерти.

– И все равно я ему не доверяю.

В следующую секунду в зал просочился тусклый алый свет, похожий на туман. Когда я коснулась его рукой, он ненадолго рассеялся, но потом снова собрался в широкий луч, уводящий в один из проходов.

Амон улыбнулся.

– Ну вот. Я же говорил, что ему можно доверять. Идем, Лилия.

Я приняла предложенную руку и последовала за парнем из гробницы.

Через несколько коридоров стало понятно, что мы ходим кругами. Помрачневший Амон попытался призвать ушебти, но тот даже не откликнулся на его зов. В голове у меня все сильнее звенели тревожные колокольчики, однако парень упорно отказывался верить в предательство слуги, утверждая, что того что-то задерживает. У меня было другое мнение на этот счет, но я предпочла оставить его при себе.

– Амон?

– Да, Лилия? – откликнулся парень, помогая мне преодолеть крутые ступеньки.

– Как так вышло, что ушебти могут рассеяться дымом и найти твои канопы, а ты – нет?

Он смерил меня долгим взглядом.

– Такая магия отняла бы все мои силы, и мне пришлось бы занимать их у тебя. Но сегодня я и так взял слишком много.

– Разве ушебти действуют не на твоей энергии?

Амон покачал головой.

– У них есть собственные запасы. Когда ушебти их израсходуют, они вернутся в изначальное состояние.

– Значит, они работают на батарейках?

– Что такое «батарейка»?

– Неважно. Просто это выглядит довольно жестоко – призвать их, нагрузить разными заданиями, а потом выбросить. Даже если они мне и не нравятся.

– Никто не собирается их выбрасывать. Завершив свою службу, они вернутся к прежнему виду. Таков порядок вещей.

– Иногда неплохо интересоваться, кто его установил.

Амон что-то уклончиво пробормотал, а затем вдруг вскинул голову и глубоко вздохнул.

– Что-то не так, – быстро сказал он. Глаза парня расширились. – Лилия, беги.

– Что?!

– Беги! – заорал он, напряженно глядя на лестницу.

Верхние пролеты терялись в темноте, но Амон не стал ничего объяснять – просто до боли сжал мою руку и потащил вниз, перепрыгивая через три ступеньки. Я по-прежнему не слышала ничего подозрительного, но парень, по-видимому, чувствовал опасность, и я предпочла ему довериться. Я в жизни так не бегала: под ногами мелькали размытые от скорости ступени, а я поминутно оскальзывалась на гладких камнях, усыпанных песком.

Амон обернулся, не выпуская моей руки, и в этот момент я тоже услышала напугавший его звук – журчание, будто от текущей воды.

Я рискнула бросить взгляд наверх и едва не споткнулась от ужаса. Нас преследовал какой-то вязкий поток. Обрушиваясь со ступеней, он не только булькал, но и шипел, а его цвет не имел ничего общего с водой. Тягучие волны были окрашены в алый – как и «путеводная нить», созданная младшим ушебти. Когда они почти принялись плескать нам на пятки, Амон взвыл и на бегу подхватил меня на руки.

Я из последних сил вцепилась ему в шею, каким-то непостижимым образом чувствуя, что стоит нам вляпаться в эту гадость, и мы уже не выберемся. Впереди и чуть сбоку из стены выступала небольшая платформа, добраться до которой с лестницы было не в человеческих силах. К счастью, Амон и не был человеком. Я почувствовала, как под ногами у нас разверзлась пустота, и мысленно приготовилась к последнему полету, – как вдруг порыв сверхъестественного ветра ударил нам в спины и буквально втолкнул на площадку.

Сила его оказалась такова, что мы не сумели вовремя затормозить и с размаху врезались в скалу. Амон в последний момент повернулся боком и принял удар на себя, поэтому меня лишь как следует тряхнуло.

Так и не разомкнув судорожного объятия, Амон медленно сполз по стене и застонал. Я в ужасе протянула руку к его окровавленному плечу.

– Очень больно?

Парень покачал головой.

– Терпимо.

Предложение одолжить у меня энергии осталось невысказанным – но парень, по-видимому, прочел мои мысли и с благодарностью коснулся завитка волос у щеки. Я краем глаза заметила, как светлеет от его прикосновения локон. На долю секунды он озарился густым медовым сиянием, точно кожа Амона, а затем побледнел и приобрел цвет рассветного луча. Парень убрал руку, и позолоченная прядь мягко упала мне обратно на плечо.

Словно не удовлетворившись магической «диагностикой», он принялся расспрашивать, не пострадала ли я при прыжке. Я заверила его, что чувствую себя отлично, но он продолжал недоверчиво вглядываться мне в лицо, будто подозревал во лжи. Жар, обычно наполняющий воздух между нами, стал невыносимым. Я сидела у Амона на коленях, обвив его шею руками и всем телом прижавшись к груди. Я знала, что парень ранен и мои домогательства сейчас неуместны – но черт возьми, никакая сила не смогла бы сдвинуть меня с места.

Лилиана так не поступила бы. Лилиана не теряла голову от мальчиков – особенно таких, которых интересовало только ее тело, причем не в общепринятом смысле. Лилиана всегда могла отличить реальность от самых правдоподобных фантазий. Лилиана никогда бы не спрыгнула с лестницы, не взглянув предварительно, а куда собирается приземляться. Складывалось впечатление, будто моим телом завладела другая девушка – назовем ее просто Лили, – с совершенно другим характером и куда более захватывающей жизнью. Мне оставалось лишь безвольно смотреть на мир ее глазами – причем не только с восхищением, но и испугом. Это была Лили, которая спустилась в древнеегипетскую гробницу и нашла выход из смертельной ловушки. Лили, которая лишь пожимала плечами, когда вокруг нее творились непостижимые чудеса. Лили, которая пыталась завоевать сердце неприступного парня. И ладно бы просто парня – так еще и ожившей мумии!

Что я рассчитывала получить в итоге? Комфортабельный саркофаг на двоих?

Но главная проблема с этой новой Лили заключалась в том, что она мне чертовски нравилась. Эта Лили была намного, намного храбрее прежней Лилианы. И у нее хватило бы мужества послать всех советчиков глухими каирскими дюнами и самой распорядиться своей судьбой.

Амон слегка расслабил объятие и теперь с любопытством вглядывался мне в лицо, явно пытаясь понять, что творится в этих мозгах. Я тут же смутилась и потеряла нить рассуждений, чем наверняка осложнила ему задачу.

Пауза затягивалась.

Внезапно мне пришло в голову, что если эта новая Лилиана Янг – нет, для краткости просто Лили – не испугалась путешествия в Египет и десятка затхлых гробниц, не стыдно ли бояться сделать сейчас первый шаг? Несмотря на все неотвеченные вопросы и неопределенное будущее этих отношений.

Я запустила пальцы в темную шевелюру Амона и решительно склонилась к его губам. Но они так и не встретились с моими. Открыв глаза, я увидела, что парень отпрянул прочь, а на лице его читается неподдельный ужас.

– Лилия, что ты делаешь? – спросил он, как будто мои намерения были недостаточно прозрачны.

– П-первый шаг, – пробормотала я, заикаясь. – Раз уж ты стесняешься…

Амон ссадил меня с коленей и отскочил к другому краю площадки. Все произошло так быстро, что я даже заподозрила его в использовании магии.

Отвернувшись ко мне спиной, Амон глубоко вздохнул и наконец произнес:

– Ты должна немедленно оставить эти… устремления.

– Почему? Ты ведь тоже хотел меня поцеловать! Я это чувствую!

Спина парня окаменела.

– Ты ошиблась, – пробормотал он и тут же скорчился, баюкая раненое плечо.

– Не думаю.

– Я не намерен вовлекать тебя в подобные отношения. Сама эта идея… – и Амон, холодно на меня посмотрев, быстро перевел взгляд на лестницу. – Боже, какая вонь.

– Что?! Хочешь сказать, я плохо пахну?

Он вздохнул.

– Я не о тебе. Ты что, не чувствуешь?

Я приблизилась к краю выступа, резко втянула воздух – и отчаянно закашлялась.

– Что это такое?

– Отравляющий газ. Надо понимать, с лестницы.

Вскоре мы оба не только кашляли, но и утирали слезы. Я была почти уверена, что покрывшая лестницу вязкая гадость – чем бы она ни была на самом деле, – еще и вытягивала из воздуха кислород, потому что я снова начала задыхаться. Либо у меня была аллергия на это вещество. Либо то и другое сразу.

К счастью, Амон вызвал ветер, который немного отогнал ядовитые пары. Когда я восстановила дыхание, мы заметили другую беду: ботинки Амона, задетые при бегстве потопом, исходили густым дымом. Парень уселся на площадку и попытался их стащить – но тут же с криком отдернул руку. Поперек ладони алел ожог, а подошва начала светиться уже знакомым рубиновым сиянием.

Я перехватила его руку, с тревогой разглядывая рану, а потом вытащила из рюкзака оставшуюся бутылку с водой. Хорошенько промыв ожог, я перевязала ее лоскутом, который оторвала от подола футболки. Все эти судорожные движения заняли нас еще на несколько минут – хотя я знала, что Амон тоже чувствует возникшую неловкость.

– Hakenew, – наконец сказал он, приподнимая мою голову здоровой рукой за подбородок. Наши глаза встретились.

– Пожалуйста, – прошептала я.

– Мне жаль разочаровывать тебя, Нехабет. Дело не в том, что я… – он замялся и решил начать сначала: – Если бы я мог…

Эта попытка тоже не увенчалась успехом, поэтому следующие слова парня стали для меня полной неожиданностью.

– Ты не… нежеланна.

Это неуклюжее признание воодушевило меня сильнее, чем можно было бы предположить. Не успел Амон произнести ни слова, как я прижалась губами к его ожогу, скрытому импровизированным бинтом из футболки.

– Вот. Теперь точно заживет.

Ореховые глаза Амона снова застыли на моих губах. Я пододвинулась ближе, и на этот раз он не отстранился. Теперь я ощущала его дыхание на своей коже.

– Слишком жарко для человека, который не испытывает ко мне никакого интереса. Объясни.

Амон моргнул и отвел глаза.

– Hehsy wehnsesh efsah!

– Что это такое?

– «Сын вшивого шакала» будет наиболее точным переводом.

– О. Когда мы отсюда выберемся, преподашь мне урок древнеегипетских ругательств. В последнее время я прямо-таки ощущаю в них насущную потребность.

Амон щелкнул пальцами, вызывая миниатюрный песочный смерч. Тот шипящей наждачкой отчищал алый туман с его ботинок, пока подошвы не приняли прежний вид и парень не смог коснуться их без страха обжечься.

– Эта тема закрыта, – наконец сказал он.

Я поднялась и уперлась ладонями в бедра.

– Прекрасно. Довольно и того, что ты признал очевидный факт, который был мне уже известен.

Амон легко вскочил на ноги.

– Только ведьмы искусны в речах столь пышных снаружи и пустых внутри!

– На этот раз я сделаю вид, что не поняла намека. Но знай, тебе не всегда будут подворачиваться ужасные ловушки и смертельные раны, которыми так удобно отвлекать мое внимание.

Парень сузил глаза.

– Ты и в самом деле ведьма.

Я одарила его улыбкой Чеширского кота.

– Раз уж мы заговорили о магии – что ты собираешься делать с этой пародией на Санчо Пансу?

– Верну его туда, откуда пришел, – пожал плечами Амон. – Но сперва его нужно поймать.

– Точно.

Амон остановился на краю площадки, глядя на колышущийся внизу красный океан. Теперь он был абсолютно везде. Затем парень повернулся ко мне, по-видимому, приняв какое-то решение.

– Лилия, продолжать идти этим путем слишком опасно. Впереди нас наверняка ждут новые ловушки.

– Согласна.

– Самым разумным будет перенестись сразу к ушебти.

Я отряхнула ладони и протянула руки к Амону.

– Без проблем.

– Но для этого мне придется снова позаимствовать твою энергию. Это тебя ослабит.

– Ну, я же восстановлюсь?

– Не совсем. Сегодня я уже несколько раз одалживал твои силы. Ты не замечаешь убытка, пока я не беру сразу много – но твои запасы изрядно истощены.

– А «не совсем» значит «не сегодня»?

Амон состроил гримасу.

– Чем дольше мы связаны…

– Тем толще крокодилы. Да-да, я в курсе – прогрессирующий вред и все такое. Просто давай с этим покончим и отправимся в место, где можно как следует перекусить и выспаться. Вот увидишь, завтра утром буду как новенькая.

Амон нахмурился, явно не одобряя моего легкомысленного отношения к вопросу, – но мы оба знали, что другого выхода нет. Наконец парень притянул меня к себе и накрыл ладонями щеки. Зеленые глаза малахитово сверкнули в сумраке пещеры.

– Клянусь, Лилия, я все возмещу.

– Что возместишь? – поинтересовалась я, чувствуя, как скулы наполняет привычное солнечное тепло.

Амон не ответил – лишь вскинул голову и издал резкий клич на древнеегипетском. В ту же секунду меня согнуло от боли, и вокруг нас начал закручиваться песчаный вихрь.

Меня пронзили тысячи игл. На этот раз магия не разбирала мое тело по кусочку, а разрывала его в клочья, так что я отстраненно подумала, что это мое последнее путешествие.

Однако не прошло и минуты, как меня сотворили заново. Хотя нет, не сотворили, а сшили из лохмотьев тупыми ржавыми иглами. Каждый сантиметр кожи горел огнем.

Мы материализовались в темной пещере. Сияние Амона погасло, и единственным источником света остались его жуткие фосфорные глаза.

– Можешь стоять? – прошептал парень.

Я сомневалась, что при ответе не сорвусь на слезы, поэтому молча кивнула и отступила на шаг. Рука Амона, придерживавшая меня за талию, заметно дрожала, и я вспомнила, что ему тоже больно.

– Побудь здесь, – велел парень, убедившись, что я не собираюсь падать в обморок. – Неверный ушебти в той пещере, – и он, взяв мою руку, указал направо. – Видишь?

Глаза постепенно привыкли к темноте, и я различила вход в следующую пещеру, окаймленную алым свечением.

– Да.

– Спрячься за этим камнем. Я вернусь, как только отправлю его обратно в подземное царство.

– Ладно. – Парень направился прочь, но я перехватила его руку. – Амон?

– Что, Лилия?

Я привстала на носки и обвила руками его шею.

– Будь осторожен.

В ответ он крепко обнял меня за талию. Я почувствовала, как возвращается в тело тонкая струйка силы – делая тверже походку и избавляя от мучительной тошноты. Затем Амон отстранился. Я беспомощно наблюдала, как его поглощает темный абрис пещеры. По телу пробежала дрожь – словно, лишенное солнечных объятий, оно вдруг замерзло.

При этом в гробнице становилось все жарче. По виску скользнула капля пота, и я подумала, не пора ли попросить парня забрать излишек тепла. Меня так захватили фантазии, как он снова приникает губами к моей шее, что я с трудом вернулась в реальность, когда из пещеры донесся звук бьющейся керамики – и крик Амона.

Я не была уверена, смогу ли ему помочь, но знала, что должна хотя бы попытаться. Я на дрожащих ногах пересекла коридор и нырнула в пещеру. Оттуда явственно доносились звуки борьбы – двое мужчин сражались в кромешной темноте. Неожиданно воздух наполнил звон мечей. Я разглядела алое сияние, обволакивающее черную фигуру, – а потом две изумрудные точки, отмечающие глаза Амона. Только тогда я решилась покинуть укрытие арки.

Парируя очередной удар, Амон вполоборота повернулся и заметил меня.

– Лилия, спасай канопы!

– Где они? – крикнула я.

– На стене справа!

Я осторожно двинулась туда, ведя рукой по грязной стене. Внезапно моего лица коснулся свежий воздух, и я поняла, что пещера гораздо больше, чем мне представлялось. Если канопы Амона оказались тут, вероятно, отсюда же забрали его тело – а значит, мы довольно близко к поверхности. К сожалению, темнота мешала проверить догадку.

За моей спиной Амон сплетал какие-то заклятия – видимо, не оказывающие на ушебти особого эффекта. Судя по звуку, слуга постепенно брал верх. Это было очень странно: Амон обладал атлетическим телосложением, и пузатый коротышка не мог составить ему конкуренцию, даже несмотря на магию.

Что-то шло не по плану.

Продвигаясь вдоль стены, я наконец наткнулась на прямоугольную нишу – наполовину раскопанное углубление примерно тридцати сантиметров в ширину и вдвое больше в высоту. Я принялась отбрасывать комья земли, неловко переступила с ноги на ногу и услышала, как под ботинком хрустнул черепок.

– Надеюсь, археологи не выставят мне счет, – пробормотала я, продолжая раскопки.

Усилием воли прогнав образы мохнатых пауков и клацающих жвалами скорпионов, я выгребла из ниши последние куски грязи и нащупала гладкую керамическую поверхность. Страсть, с которой я за нее ухватилась, могла бы сравниться только с одержимостью студента-палеонтолога, откопавшего своего первого мамонта. Больше всего мне хотелось вцепиться в бока кувшина и просто его выдернуть, но я напомнила себе, что должна быть бережной. Несколько секунд и судорожных движений спустя канопа наконец оказалась в моих руках.

В пещере по-прежнему стояла непроглядная тьма, так что я просто ощупала сосуд. Основание было круглым, словно бильярдный шар, и вполне подходило для того, чтобы хранить чьи-нибудь – я сморщила нос – сушеные органы. К горлышку сосуд сужался. Сверху его венчала грубая деревянная крышка с острым колышком посередине.

– Одну нашла! – крикнула я Амону. – Что дальше?

Звук борьбы стал ожесточеннее.

– Открой ее!

Я сунула канопу под мышку и что есть силы потянула деревянную нашлепку. Та даже не дрогнула.

– А можно ее разбить?

– Нет! – слова Амона были едва различимы за звуками ударов. – Ни в коем случае!

Кружа друг возле друга, соперники подняли облако пыли, и я несколько раз чихнула. Последний чих совпал с моментом, когда я снова потянула крышку, и неожиданно придал мне усиление. Нашлепка издала сухой скрип и поддалась.

Я торжествующе вскрикнула и принялась свинчивать ее с кувшина. Наконец она оторвалась с громким хлопком, точно вылетевшая из бутылки пробка. Сосуд наполняло мягкое сияние, и хотя мне меньше всего хотелось любоваться органами Амона, я не удержалась и заглянула внутрь.

На дне канопы парил рой крохотных золотых точек. Постепенно они начали собираться воедино, отчего сияние усилилось. Затем свет стал подниматься по горлышку, выплыл из кувшина и расправил нечто, подозрительно напоминающее крылья.

Теперь я видела, что это птица. Когда голова и клюв окончательно оформились, она издала пронзительный крик – точно такой же, какой я слышала во сне. Это был сокол, прекрасное золотое создание, будто сотканное из солнечных лучей.

Сияющие крылья затрепетали, и сокол, описав круг у меня над головой, начал подниматься к потолку пещеры. Я потрясенно выдохнула, поняв, что на самом деле это колонный зал. Теперь, когда его освещала чудесная птица, мне стали видны и борющиеся соперники.

Амон создал из песка очередное оружие – меч – и пытался поразить им слугу. В какой-то момент ему удалось ранить ушебти в предплечье, но оно сразу же налилось алым сиянием, и рана затянулась, словно и не бывало.

Затем красный свет окутал руки ушебти, и я поняла, что он тоже создает оружие. Пару секунд спустя в каждой его ладони появилось по длинному клинку. Яростно вращая лезвиями, слуга двинулся на своего бывшего хозяина. Тот едва успевал отражать удары. Каждый из них ослаблял силы Амона, хотя я не могла понять почему.

Внезапно золотой сокол спикировал вниз – и я догадалась, что он откликается на заклинание Амона. Голос парня гулким эхом метался между колоннами:

Птица с криком спланировала к Амону, и ушебти, воспользовавшись его заминкой, выбил у парня песочный меч. У Амона не было времени сотворить ему замену: он уже запрокинул голову, воздел руки, и все его тело озарилось изнутри нестерпимым сиянием. В зале стало светло, точно днем, и до меня тут же дошли три вещи.

Во-первых, чуть дальше в стене были еще три ниши – грубо раскопанные и усеянные осколками разбитых каноп. Керамические черепки тускло поблескивали на грязном полу. Во-вторых, пыль, которая заставила меня расчихаться, имела пугающий алый оттенок и слегка светилась. В-третьих, теперь Амон был у ушебти как на ладони, а еще – без меча, с раскинутыми в стороны руками – представлял собой легкую добычу.

Я закричала, и ушебти, бросившись вперед, всадил оба меча в Амона: один в живот, другой в грудь. Парень покачнулся и отступил на шаг.

В ту же секунду золотой сокол рассыпался миллионами светящихся точек, они двумя пылающими потоками втянулись в глаза Амона и исчезли. Парень повалился на землю. Алые лезвия уродливыми пиками торчали у него из спины.

Мы с ушебти одновременно издали два вопля: он – ликования, я – ужаса. Слуга обернулся ко мне, и на лице у него проступила уже знакомая масляная улыбка. Однако теперь он не видел того, что видела я.

Амон поднялся с пола. Нет, не так: его безвольное тело словно вздернула огромная невидимая рука. Затем парень равнодушно выдернул застрявшие в туловище мечи, распахнул глаза, и у меня перехватило дыхание. Там, где я привыкла видеть два ореховых – или ярко-изумрудных – колодца, теперь полыхало золотое пламя. Амон сделал вдох, и его тело начало преображаться.

Я моргнула, и знакомый мне силуэт пропал. На его месте распростер крылья гигантский, сотканный из огня и света сокол. Ударив крыльями по воздуху, он издал оглушительный клекот, и я почувствовала, как бегут по спине мурашки.

Это было самое прекрасное и смертоносное создание, которое я когда-либо видела. Я словно приросла к полу. Сокол взмыл в воздух и принялся описывать круг за кругом, не сводя глаз с растерянного ушебти, – а затем, прежде чем я разгадала его замысел, сложил искрящиеся крылья и камнем бросился вниз.

Ушебти завизжал и бросился бежать, но было слишком поздно. Сокол в последнюю секунду распростер крылья и, сомкнув на слуге острые когти, безжалостно вжал его в пол. Золотой клюв взметнулся в воздух, готовясь с размаху обрушиться на неверного слугу, но прежде чем тот попрощался с головой, его окутало алое сияние, и мужчина с криком исчез в облаке дыма.

Я сжалась в углу зала – испуганная, беспомощная, мучимая одновременно тошнотой и головокружением. Сокол скосил на меня взгляд и издал тихий клекот. Я знала, что он не причинит мне вреда, но все равно невольно вскрикнула и отступила на несколько шагов.

Птица вскинула голову, и ее тело начало рассыпаться золотыми искрами – пока не собралось в так хорошо знакомый мне силуэт египетского принца. Он по-прежнему излучал слепящий свет, но периферийное зрение почему-то начало заволакивать темнотой. Я упала на колени, взметнув новое облако алой пыли. Она мягкой пуховкой коснулась моего лица, и я, не сдержавшись, вдохнула. Пыль не имела вкуса и запаха, но по легким тут же потек жидкий огонь.

Я попыталась встать – безуспешно. С трудом сфокусировав взгляд на руках, я поняла, что их до локтей покрывает алый порошок. Грудь жгло изнутри, будто между ребер развели костер, но у меня даже не осталось сил на кашель.

– Амон? – прохрипела я. – Ты…

Позвоночник надломился, будто по нему с размаху ударили тростью, и я непременно упала бы лицом в песок, если бы Амон в последний момент не подхватил меня на руки.

Но я этого уже не почувствовала.

И не услышала.

И не увидела.

 

Глава 13. Великий визирь

Темнота перед глазами наконец рассеялась, и на краю зрения мелькнуло несколько размытых цветовых пятен. Однако они пропали, прежде чем я успела сфокусировать на них взгляд. Сознание дрейфовало между сном и явью, словно лодка без якоря. Постепенно оно наполнилось голосами, цветные пятна обрели четкость, и я догадалась, что бело-голубая клякса слева – на самом деле рубашка Амона.

Вокруг было темно. Я лежала на чем-то жестком – столе или кровати. Над головой зеленел брезент, и я, с усилием обведя взглядом нехитрую обстановку, догадалась, что мы в палатке. Стояла ночь.

К своему ужасу, вскоре я обнаружила, что не могу двинуть ни рукой, ни ногой. Все тело парализовало. Меня словно похоронили заживо. Сердце сжало ледяными когтями страха, и я принялась учащенно дышать, мимоходом отметив, что способна хотя бы на это.

Быстро проведя ревизию своих весьма скромных возможностей, я выяснила, что как минимум могу слышать – с улицы доносился приглушенный разговор, – и видеть. Я попыталась моргнуть, и с третьего раза мне это действительно удалось, хотя тела я по-прежнему не чувствовала. Складывалось впечатление, что его просто отключили за ненадобностью, как монитор от компьютера. Такое положение дел меня не устроило, поэтому следующие несколько минут я провела, пытаясь сморщить нос и шевельнуть пальцами сперва на одной, а потом другой руке.

По моим ощущениям, прошел не один час, прежде чем я совладала с онемевшей шеей. Ватные мускулы не желали слушаться приказов мозга, однако в конце концов мне все-таки удалось повернуть голову. Открывшийся вид вполне вознаградил эти мучения в духе «Убить Билла». Амон дремал рядом со мной, подложив под щеку ладонь. Теперь я видела, что мы лежим на узкой походной кровати, причем парень притулился с краю и только чудом еще не свалился на земляной пол.

Говорить я все еще не могла, но теперь у меня появился отличный стимул как можно скорее восстановить подвижность рук и ног. Я принялась судорожно напрягать мышцы, не сводя глаз со спящего Амона. На нем была та же одежда, что и утром; кажется, парень успел где-то умыться, но в каштановых волосах темнела засохшая грязь.

Длинные ресницы отбрасывали тень на бронзовые щеки, и я вдруг поняла, что хотя Амон в первую очередь был воплощением солнечного бога, гораздо больше он мне нравился таким – перепачканным в песке, уставшим после долгого напряженного дня и отчаянно человечным.

Залюбовавшись им, я даже не заметила, как вытянула руку и зарылась кончиками пальцев в припорошенную пылью шевелюру. Амон мгновенно распахнул глаза.

– Лилия? – взволнованно прошептал он, придвигаясь ближе. – Ты меня слышишь?

И он сжал мою руку, уже отмытую от алого порошка. Я едва заметно кивнула.

– Хорошо. Доктор Хассан сказал, что ты скоро проснешься. Я его приведу.

Я попыталась возразить, но из онемевшего горла не вырвалось ни звука. Сейчас мне больше всего хотелось остаться наедине с Амоном и забросать его вопросами, но я понимала, что в ближайшее время не смогу выдавить из себя даже слово – не говоря уж об осмысленном предложении.

Вскоре брезентовый полог палатки хлопнул, и Амон вернулся в сопровождении двух мужчин. Старший из них водрузил на столик фонарь, снял белую фетровую шляпу, пододвинул к койке раскладной стул и уселся, не сводя с меня напряженного взгляда.

– Вот умница, – произнес он с сильным акцентом, приподнимая мне веки. – Я же говорил, что она скоро к нам вернется.

Успокаивающие интонации мужчины мне понравились. На вид он приближался к пенсионному возрасту – густые волосы были совершенно седыми. С ними контрастировали молодые сияющие глаза цвета горячего шоколада и смуглая кожа, явно привычная к жару египетского солнца. Стоило ему улыбнуться, как на бронзовых щеках обозначились две ямочки. Услышав слова старика, Амон опустился рядом на колени и с обеспокоенным видом принялся расспрашивать о моем самочувствии. Мужчина терпеливо удовлетворил его любопытство, после чего повернулся ко мне.

– Мое имя – доктор Осаар Хассан, но большинство американских друзей зовут меня просто Оскар, – и он похлопал меня по руке в знак приветствия. – Признаться, это прозвище нравится мне гораздо больше – особенно когда его произносят такие очаровательные юные леди. Увы, сейчас я лишен удовольствия слышать ваш голос, но это ненадолго, правда? Сможете сжать мою руку?

Я честно попыталась исполнить его просьбу, но ладонь казалась резиновой. Тем не менее доктор Хассан пришел в такой восторг, будто я не шевельнула рукой, а как минимум вскочила и сплясала сальсу.

– Отлично! Просто превосходно! Феноменальный прогресс – учитывая, сколько токсина вы вдохнули.

Пока мой мозг переваривал слово «токсин», Амон снова встрял с вопросом:

– Когда она полностью поправится?

Доктор Хассан в задумчивости поскреб щетину на подбородке. Жест получился машинальным, и я догадалась, что когда-то он носил бороду.

– Я бы предположил, что к завтрашнему утру. Палатка в вашем полном распоряжении.

Амон взволнованно принялся трясти его руку.

– Поверьте, ваше гостеприимство будет щедро вознаграждено!

Доктор Хассан ответил ему ласковой, но немного лукавой улыбкой.

– Ночь впереди длинная. Возможно, вы поделитесь с нами еще какими-нибудь наблюдениями? Они весьма любопытны!

– Почту за честь, – торжественно ответил Амон.

В голове тут же зазвенели тревожные звоночки – но в таком состоянии я не могла предупредить парня, чтобы он держал рот на замке. Из беглого наблюдения за палаткой и нашими хозяевами я сделала вывод, что мы в лагере археологов.

Очевидно, доктор Хассан был не медиком, а обладателем ученой степени в области египтологии. Если Амон распустит язык, тот наверняка догадается, что как минимум один из его гостей родился в другом веке. А парализованная, я ничем не смогу помочь парню, если его отправят в психушку или, не дай Анубис, сдадут на опыты.

Похоже, Амон почувствовал мою тревогу, потому что быстро пожал онемевшее плечо и шепнул на ухо:

– Мы все еще в Долине Царей, в палатке неподалеку от храма Хатшепсут.

Я ответила ему самым сильным мысленным протестом, на который только была способна.

– Тише, Нехабет, – продолжил парень. – Все будет хорошо.

Хорошо? Все уже не хорошо! Наш план пошел коту под хвост, а теперь мы столкнулись с учеными – заклятыми врагами всех, кто чем-либо выделяется из толпы. И прямо сейчас перед нами сидел самый опасный человек на свете – человек, у которого хватило бы эрудиции понять, кто такой на самом деле Амон.

Мои догадки о специализации доктора Хассана убедительно подтвердились, когда он представил нам своего помощника – доктора Себака Дагера. Это был молодой человек с тщательно выбритыми щеками и пестрым шарфом на голове вместо шляпы. На первый взгляд он показался мне безобидным – несмотря на странный голод в глазах. Я предположила, что это связано с его возрастом: в молодости вечно чувствуешь потребность отстаивать свое место под солнцем.

Когда я увидела их с доктором Хассаном вместе, последние сомнения рассеялись. Это определенно были археологи. Стоило догадаться уже по белой шляпе. Правда, у Индианы Джонса была коричневая, но где это вы видели порядочного археолога без коллекции шляп?

Мужчины принялись оживленно беседовать с Амоном. Я поняла, что они так и не вызвали полицию – или службу безопасности Долины Царей, которая выпроводила бы нас из лагеря как нарушителей порядка, – и это возбудило во мне еще большее подозрение. И почему они не пригласили ко мне настоящего врача? В таком популярном туристическом месте наверняка должна быть станция «Скорой помощи».

Даже если нет, им по всем правилам полагалось отправить меня в ближайшую больницу. Однако вместо этого они перенесли меня в палатку и уложили в позе покойной жены фараона: ноги по швам, руки скрещены на груди, нос смотрит в брезентовый потолок.

Сперва археологи говорили на английском, но потом переключились на какое-то местное наречие. Теперь я могла догадаться о содержании разговора только по интонациям. Ясное дело, это не добавило мне душевного покоя.

Похоже, Амон совершенно их очаровал. Я несколько минут прислушивалась к его ответам, но так и не уловила в голосе парня страха или смущения. Наконец я бросила это бесполезное занятие и снова принялась разрабатывать конечности. Амон время от времени наклонялся к моему лицу и мягко сжимал руку, отчего по телу растекались волны медового тепла.

Такой стремительный прогресс не укрылся от глаз наших хозяев. Доктор Дагер – чья фамилия напоминала мне преимущественно о диггерах – пересел поближе к моей койке и рассказал свою версию событий. По его мнению, я отравилась токсином, который использовали строители пирамид, чтобы отвадить мародеров.

Мне очень хотелось спросить, что это за страшный яд и почему от него до сих пор не очистили давно обнаруженную гробницу. Однако еще больше меня интересовало, кто и почему так шустро перевез саркофаг Амона в Нью-Йорк. Если его действительно обнаружили археологи, почему канопы остались на месте? Зачем Амона вообще перенесли в тот зал из потайной комнаты за сокровищницей Тутанхамона?.. Однако я понимала, что в присутствии археологов такие вопросы лучше не задавать.

По бегающим глазам доктора Дагера я точно могла сказать, что он себе на уме. То, как напряженно он вслушивался в ответы Амона, наводило на мысль, что в палатке его удерживает отнюдь не тревога о парализованной американской туристке.

Вскоре археологи ушли примерно на час – а вернувшись, наконец переключились на английский. По всей видимости, от них не укрылся панический взгляд, с которым я следила за беседой на незнакомом языке.

– Как вы оказались в закрытой секции храма? – спросил доктор Хассан Амона. – И где обнаружили токсин?

Я внутренне похолодела, но Амон и бровью не повел – лишь стиснул мою руку с такой силой, что я даже сквозь онемение ощутила этот жест.

– Мы хотели осмотреть гробницы рядом с храмом, но заблудились. Лилия прислонилась к стене, в ней что-то щелкнуло, и нас осыпало красной пылью. Мы не знали, что это яд, и сперва просто пошли дальше. Потом Лилии стало хуже, мы начали искать выход из гробниц и внезапно оказались в храме.

– Ну-ну, – многозначительно протянул доктор Хассан, почесывая белоснежную голову. – Надо понимать, вы вышли из святилища Анубиса.

– Скорее всего.

– А потом отнесли эту юную леди на нижнюю террасу. Ту, что с колонными портиками.

– Так и было, – ответил Амон с видимым облегчением.

Доктор Хассан остановил на нем задумчивый взгляд, и я поняла, что ложь Амона шита для нашего хозяина белыми нитками.

– Вы мне не верите, – тихо сказал парень.

– Нет, – ответил доктор Хассан с неизменной улыбкой. – Я работал на верхней террасе, когда заметил цепочку красных следов, ведущих из святилища царской семьи. Сейчас эта секция закрыта, других проходов в нее нет. Так что я все-таки надеюсь на более правдивый рассказ.

– Я рассказал все, что вам надлежит знать.

Я мысленно застонала, представив реакцию доктора Хассана. Наша скрытность его наверняка разозлит, он вызовет полицию, и остаток ночи мы проведем в каирской тюрьме – или куда там отправляют наглых туристов, не проявивших достаточно почтительности к памятникам старины. Однако вместо этого доктор Хассан откинулся на спинку стула и сменил тему разговора.

– Храм, в который вы забрели, считается одной из главных достопримечательностей Египта. Он был возведен по приказу царицы Хатшепсут. Вы о ней слышали?

Амон покачал головой.

– Боюсь, женщины-фараоны мне неизвестны.

– Их можно пересчитать по пальцам. Тем удивительнее срок правления Хатшепсут. Она успешно продержалась на троне двадцать два года. Поощряла развитие искусств, строила прекрасные дворцы и храмы… Однако после ее смерти преемники постарались стереть все следы ее правления. Статуи царицы были разбиты, фрески стерты. Некоторые ученые считают, что фараонам была нестерпима сама мысль о женщине на египетском престоле. Но я полагаю, что ее память была осквернена служителями культа Сета.

Я тут же почувствовала, как напрягся Амон.

– У вас есть доказательства?

– И да, и нет. Большинство египтологов отвергают идею, что бог хаоса мог обладать собственным культом. Однако они согласны, что Хатшепсут ассоциировалась со львицей. По легенде, девочку даже выкормили львы.

– А какое отношение они имеют к богу хаоса?

– Да-да, очень любопытно, – туманно ответил египтолог, проигнорировав вопрос Амона. – Мои исследования подтверждают, что во время поездки к царю Пунта Хатшепсут присоединилась к некой тайной группировке. Конечно, она вернулась с прекрасными дарами – золотом, слоновой костью, миррой, сандалом и эбонитом. Но я думаю, что настоящая цель ее путешествия выходила за рамки простого политического визита. Видите ли, перед отъездом царь Пунта подарил ей пару юных львиц, которых она воспитала в качестве домашних животных.

– В таком случае она была очень храброй женщиной, – ответил Амон, – но я все еще не понимаю, что необычного в этой истории.

– В других обстоятельствах я бы всецело с вами согласился. Хатшепсут была далеко не первым египетским фараоном, который питал страсть к опасным созданиям. Однако, на мой взгляд, история этим не исчерпывается.

– Вот как? – сухо поинтересовался Амон.

– Конечно, это можно счесть спорным, но я нашел подтверждения, что Хатшепсут была особым образом связана со сфинксами. Например, мы знаем, что аллея к ее заупокойному храму была окаймлена сфинксами из песчаника. В африканских записях четко говорится, что царь Пунта преподнес Хатшепсут пару львят, однако они же содержат указания, что в Египет из Африки уехала «Львица» – скорее титул, чем реальное животное. Это намек на главу тайного общества под названием Орден Сфинкса – в высшей степени засекреченной секты, которую многие египтологи считают сказкой. Но я уверен не только в том, что Орден существовал на самом деле, но и в том, что во время поездки в Пунт Хатшепсут была провозглашена его лидером.

Амон нахмурился.

– Любопытно. Почему вы думаете, что она была именно лидером, а не рядовым членом ордена?

– Во-первых, сфинксы, во множестве украшающие аллею к ее храму, наглядно доказывают, какое почтение Хатшепсут питала к этим созданиям. Во-вторых, храм был обсажен привезенными из Пунта мирровыми деревьями. Вряд ли царица избрала их для места своего последнего упокоения, если бы та поездка не была наделена для нее особой значимостью. А в-третьих… – и доктор Хассан бросил на меня быстрый взгляд. – В нью-йоркском Метрополитен-музее есть статуя Хатшепсут в образе сфинкса.

Сердце пропустило удар. Если бы я могла, я бы немедленно отвесила Амону подзатыльник и в красках объяснила, почему нам следует убраться из этой палатки. Но конечности по-прежнему не слушались, поэтому я лишь слегка повернула голову и застонала. Амон мгновенно сжал мою ладонь и обеспокоенно спросил, не больно ли мне. Я качнула головой и обрушила на него настоящий мысленный вопль. Но если парень и услышал предупреждение об опасности, то предпочел его проигнорировать.

Рациональная часть моего сознания твердила, что доктор Хассан понятия не имеет, откуда я приехала. То, что он упомянул Метрополитен, не могло быть ничем, кроме удивительного совпадения. И все же меня переполняли подозрения. Доктор Хассан явно знал о нас больше, чем мы о нем, и это внушало тревогу.

– Пожалуйста, продолжайте, – попросил Амон.

– Статуя в нью-йоркском музее изображает Хатшепсут как сфинкса – с телом львицы и лицом прекрасной девы. По законам Египта, женщина не могла править страной, поэтому на ней церемониальная накладная бородка и пышный головной убор, который свидетельствует о могуществе фараона. Хатшепсут была не только прелестной, но и влиятельной женщиной. Одна из надписей в храме гласит, что «выше нее не было услады для человеческих глаз, блеск ее лица и тела происходил из божественного источника, а красота могла сравниться лишь с редким цветком, растущим в пустыне».

– А сейчас она… – Амон запнулся. – Под стеклом?

– Вы интересуетесь, можно ли на нее взглянуть?

Амон кивнул, и я почувствовала, что он одновременно и хочет, и не хочет услышать ответ.

– Разные специалисты дадут вам разные ответы, – пожал плечами доктор Хассан. – Долгое время считалось, что Хатшепсут была похоронена рядом с отцом, фараоном Тутмосом I. Однако затем ее, по-видимому, перевезли. Сейчас большинство египтологов полагают, что царица была обнаружена в гробнице своей кормилицы, но я не разделяю эту точку зрения. И хотя ту мумию считают истинной Хатшепсут, я нашел свидетельства, указывающие, что ее настоящая могила находится в другом месте.

– Какие свидетельства? – напрягся Амон.

– Например… – и доктор Хассан подался вперед. – Кольцо-печатка, фигурка ушебти с именем Хатшепсут и настольная игра сенет, фигурки в которой увенчаны львиными головами. Но, что важнее всего, я нашел «львиный трон» – золотое сиденье с подлокотниками, вырезанными в форме львиц. И сокровища эти были обнаружены мной отнюдь не в гробнице кормилицы Сат-Ра. Более того, мне известно, что заупокойный храм Хатшепсут был посвящен Амону-Ра. И хотя царица выражала равное почтение ко всем богам, эта грандиозная постройка как нельзя лучше отражает ее истинную веру. Что любопытно, наибольшей известностью пользуется ее дальнее святилище – через которое, как я полагаю, вы и проникли в храм, хоть и не признаетесь…

– Святилище царской семьи, – вставил доктор Дагер.

– Именно. Но это не полное его название. В древних рукописях оно обозначалось как «святилище Солнца и царской семьи».

Амон резко выпрямился.

– Значит, святилище было общим? Оно было посвящено семье царицы…

– И солнечному богу Амону.

Египтолог пустился в дальнейшие объяснения, и его ассистент выразительно закатил глаза. По всей видимости, он не разделял увлечения теориями доктора Хассана. Однако тот не заметил скепсиса своего коллеги – или сознательно не обращал на него внимания.

– Я уже упомянул, что Хатшепсут с большой долей вероятности была лидером Ордена Сфинкса. Тот представлял собой закрытую секту, объединившую самых верных жрецов солнечного бога. Орден делился на две клики: первой, исключительно женской, руководила Хатшепсут, а вторую, мужскую, возглавлял Великий визирь. Таким образом, если в Африке Хатшепсут действительно провозгласили верховной жрицей Ордена Сфинкса, это делало ее очень опасным врагом…

– Культа Сета, – закончил за него Амон.

– Это объясняет, почему само ее имя было стерто со страниц истории, – вздохнул доктор Хассан. – Орден должен был уничтожить все упоминания о Хатшепсут как правительнице Египта, чтобы она и в посмертии могла продолжить свое великое служение.

– Какое служение? – заинтересовался Амон.

– Служение солнечному богу, – даже не моргнув, ответил доктор Хассан. – Хатшепсут потратила немало времени, чтобы внушить жрецам ордена одну мысль: рано или поздно бог солнца вернется на землю, чтобы исполнить свою миссию, и встретить его должна очень особенная женщина – жрица, облаченная силой сфинкса. Вещи, принадлежащие Хатшепсут, всегда находили рядом с глифом в виде солнца – знаком Амона-Ра. По моей теории, она распорядилась устроить свою могилу в тайном месте, которое позволило бы ей первой встретить солнечного бога, когда тот пробудится. Я посвятил всю жизнь изучению тайных орденов и связи Хатшепсут с Амоном-Ра – и теперь могу с уверенностью заявить, что она куда теснее, чем мы предполагаем.

Мой воспаленный мозг принялся судорожно обдумывать новую информацию. Значит, последнее пристанище Хатшепсут – рядом с настоящей могилой Амона? Или речь о колонном зале, где мы нашли его канопы? Я не видела там выхода в погребальную камеру или вестибюль, но ведь мы толком и не искали…

Возможно, царица нашла могилу Амона еще сотни лет назад – хотя, опять-таки, все зависело от того, когда она жила. Я напрягла память, пытаясь вызвать из экзаменационных опросников даты правления различных фараонов, но перед глазами вставала лишь сине-золотая маска Тутанхамона. Тринадцатый век до нашей эры, угу.

Я не знала, правила Хатшепсут до или после царя Тута – однако время ее царствования даже приблизительно не совпадало с датой пробуждения Амона. В прошлый раз он должен был проснуться около 1000 года нашей эры – и тогда, надо понимать, все прошло благополучно. Если Амона начали таскать с места на место уже после этого, Хатшепсут вполне могла знать о его последнем пристанище.

– Должен признать, далеко не все египтологи придерживаются подобной трактовки моих находок, – добавил доктор Хассан. – Однако неожиданный ракурс порой приводит к потрясающим открытиям. Верно, Амун?

У меня сердце ушло в пятки. Он произнес имя Амона правильно!

Каким-то непостижимым образом доктор Хассан знал об Амоне. Я хотела бы списать все на обострившуюся паранойю, но комок в желудке подсказывал, что это не только мои фантазии. Увы, обездвиженная, я могла лишь беспомощно наблюдать, как хищно наш хозяин следит за каждым движением Амона. Без сомнения, он намеревался вывести нас на чистую воду. И добиться… чего?

– Меня зовут Амон, – спокойно поправило его живое подобие солнечного бога.

– Прошу прощения, оговорился, – невинно склонил голову археолог, однако по улыбке его было понятно, что он не испытывает ни малейшего раскаяния.

Я молча сходила с ума, что не могу взять Амона за шиворот и подробно объяснить, в какой мы сейчас опасности. Похоже, он считал себя неуязвимым. Ну почему все мужчины такие самоуверенные – вплоть до потери здравого смысла?

Амон снова взял меня за руку.

– Любопытная теория.

– И к тому же весьма правдоподобная. Хатшепсут была редкой красавицей. А в Орден Сфинкса принимали только самых прекрасных женщин, – и доктор Хассан бросил на меня загадочный взгляд, как будто я могла подтвердить его теорию. Однако я по-прежнему изображала бревно и лишь едва заметно пожала плечами в ответ, надеясь, что он не заметит панику в моих глазах.

– Женщина, чью мумию обнаружили в гробнице кормилицы Хатшепсут, страдала от диабета, – многозначительно продолжил доктор Хассан, словно бы расстроенный нашей непонятливостью. – Она умерла от рака печени и опухоли костей, к тому же у нее были плохие зубы. Эта мумия не может быть Хатшепсут. Не может!

Последние слова он почти выкрикнул. Доктор Дагер тут же шагнул вперед и положил руку ему на плечо.

– Осаар, успокойтесь, пожалуйста. Этой теорией вы и так настроили против себя большую часть археологического сообщества. Если вы намерены восстановить доброе имя в науке, хотя бы попытайтесь признать, что ваши коллеги могут быть правы.

Доктор Хассан одарил ассистента слабой улыбкой.

– Благодарю вас, Себак, – и он глубоко вздохнул. – Что бы я без вас делал? А?

Молодой человек улыбнулся в ответ.

– Даже представить боюсь.

Слова доктора Дагера прозвучали по-дружески, но когда он возвращался за спину доктора Хассану, я заметила, что в его улыбке нет и следа теплоты.

– Простите, что утомил вас своими идеями, – пробормотал старший археолог.

– Если бы не смелые идеи, многие открытия так никогда бы и не произошли, – быстро ответил Амон. – Лично я нахожу вашу теорию вполне правдивой.

Тень, набежавшая было на лицо археолога, мгновенно сменилась улыбкой.

– Благодарю вас. И подумайте еще вот о чем: женщина вроде Хатшепсут заслуживала особой гробницы. С ней должны были захоронить ее любимых львиц, огромные сундуки с драгоценностями, резную мебель, холсты, цветы и книги. Их еще предстоит найти, – и он пожал плечами. – Это дело всей моей жизни. Я чувствую, она взывает ко мне сквозь века. Я не могу оставить поиски.

Больше в палатке не было произнесено ни слова. Немного посидев в задумчивости, доктор Хассан откланялся и наконец оставил нас в одиночестве.

Я снова попыталась воззвать к здравому смыслу Амона, но тело меня подвело: вместо слов с губ сорвался лишь слабый стон.

– Не думаю, что он причинит нам зло, – прошептал парень, сжимая мое плечо.

Мне хотелось заорать, что человек, почуявший близость долгожданных ответов, пойдет на все, лишь бы их заполучить. Мне как минимум нужно было обсудить с Амоном его канопы! Что будет теперь, когда три из них утрачены безвозвратно? Однако парень молча склонился ко мне и прижался губами к разгоряченному лбу.

По телу тут же начала растекаться солнечная магия. Но если в катакомбах Долины Царей поцелуй Амона забрал у меня излишек тепла, теперь его губы оказали другой эффект: мои веки и конечности, и без того не отличавшиеся особой легкостью, начали стремительно тяжелеть, а все тревоги вдруг показались пустыми и мелочными.

Уже проваливаясь в сон, я услышала над ухом голос Амона:

– Отдохни как следует. Завтра утром все будет в порядке.

* * *

Мне показалось, что прошла всего секунда – однако когда я в следующий раз открыла глаза, в них ударила теплая волна света. Брезентовый полог палатки хлопал на ветру, и по койке рассеянно скользили лучи восходящего солнца.

Я с наслаждением втянула еще прохладный воздух, к которому примешивались сочные ароматы жарящегося мяса. В горле тут же пересохло, а в желудок острыми когтями впился голод. Я села, с недоверием прислушиваясь к ощущениям в каждом суставе и мышце, и задумалась, справится ли мой желудок с этим неведомым завтраком.

По всей видимости, борьба с непослушными конечностями проходила громче, чем я думала. Амон тут же появился у входа в палатку и протянул мне руку. Я с благодарностью приняла ее и позволила парню отвести себя во двор, где нас уже дожидались огромные тарелки с яичницей и беконом.

Когда с едой было покончено, Амон внимательно меня осмотрел, по-видимому, счел состояние удовлетворительным – и принялся раскланиваться с доктором Хассаном. Заслышав, что мы уезжаем, тот немедленно повернулся к помощнику:

– Себак, вас не затруднит найти группу, у которой мы сегодня ведем экскурсию, и попросить их немного подождать?

– Конечно, Осаар.

И доктор Дагер, проворно вскарабкавшись на дюну, скрылся из глаз. Амон перевесил мой рюкзак себе на плечо и приобнял за талию, готовясь показывать дорогу.

В груди заворочались тревожные предчувствия. Когда мы сидели у костра, сумка стояла в опасной близости к доктору Дагеру – и я не могла поклясться, что при осмотре найду все вещи на своих местах. Однако проверить это прямо сейчас было невозможно, так что мы с Амоном сердечно распрощались со старшим археологом и направились прочь.

По дороге я раздумывала, как далеко нам нужно отойти, чтобы вызвать песчаный вихрь, – и сможет ли Амон вообще его вызвать, учитывая приключения предыдущего дня. В голове гудели десятки вопросов, не предназначавшихся для чужих ушей, – поэтому пока я терпеливо раскладывала их по категориям, стараясь не упустить ничего важного.

Мы отошли уже на добрый десяток метров, когда доктор Хассан настиг нас еще одним вопросом – вопросом, от которого мы застыли как вкопанные.

– Давно ли ты пробудился, Великий?

 

Едва царь Геру закончил говорить, толпу всколыхнул испуганный ропот. Одни восклицали, что принцев нужно спасти любой ценой, другие возражали, что их следует принести в жертву. Одна из цариц, сидевшая на троне в глубине помоста, зарыдала и упала на колени; две другие с плачем склонились к подруге.

Толпа начала теснить цепочку солдат. Люди размахивали руками и из последних сил напрягали голос, пытаясь перекрыть всеобщий гвалт, – но трое царей оставались безучастны к их возмущению. Исполненные скорби, они неотрывно смотрели на плачущих жен – а затем перевели взгляд на сыновей, которые тихо совещались между собой.

Наконец побратимы шагнули к помосту, где стояли их отцы, и сын Геру громко обратился к толпе:

– Мы согласны умереть, чтобы жила наша родина. Если отцы нас благословят, мы исполним просьбу грозного бога Сета.

На площади воцарилась мертвая тишина. Несколько долгих мгновений никто не мог проронить ни слова – а потом люди вновь разразились криками протеста и слезами.

Геру положил руку на плечо сыну.

– Я не могу просить тебя о такой жертве. Лучше самому пережить тысячу смертей, чем похоронить единственного сына. Нет, – и царь, повернувшись к толпе, возвысил голос: – Я спрашиваю вас, мой народ! Должны ли мы покориться этим безумным требованиям? Позволим ли богу Сету лишить нас будущего?

И хотя несколько перепуганных человек продолжали настаивать, что жертва должна быть принесена, большинство ответили возмущенными возгласами. Египетский народ не желал расставаться со своими принцами.

– Решение принято, – веско объявил Геру, когда шум стих. Царица Омороза на подгибающихся ногах подошла к мужу, и тот мягко отер ее слезы. – Мы найдем другой выход.

Три царицы заключили сыновей в объятия, и семьи принялись совещаться. За беседой никто не заметил, как из-за храмовых занавесей показался верховный жрец Рунигура. С каждым шагом его зловещее песнопение становилось все громче. За ним тянулась толпа жрецов, но это были не привычные народу священнослужители. В пустых глазницах клубилась непроглядная тьма, и даже шаги их были выдержаны в едином ритме. В руках каждый держал острый нож – и эти ножи поднялись, как один, стоило им приблизиться к царским семьям.

Какая-то женщина в толпе разразилась истошным криком, когда Рунигура вскинул руки, и вокруг него начало сгущаться облако черного дыма. Лицо жреца исказилось в гримасе, и ярко-голубое небо скрылось за неестественно темными тучами, в одночасье поглотившими солнце.

– Дурачье! – проревел Рунигура голосом, который перекрыл бы грохот тысячи барабанов, – и поселил трепет в каждом сердце. В храмовую плиту у его ног ударила алмазная молния, и сквозь черты жреца проступило чье-то чужое лицо. – Теперь вам не избежать моего гнева! Я дал вам шанс доказать свою верность, и вы меня предали. Знайте, что я все равно заберу жизни ваших юношей, а вы втридорога заплатите за нанесенное мне оскорбление!

И Рунигура, вцепившись скрюченными пальцами себе в глаза, с диким хохотом вырвал их из глазниц. Затем он яростно сжал кулаки, а когда снова раскрыл ладони – с них сорвались две алые молнии, напоминающие змей с распахнутыми пастями. Не успел никто сделать и шага, как они огненными зигзагами бросились к стоявшим поодаль царевичам – сыновьям Нассора и Халфани.

Побратимы не удержались от крика, когда молнии впились в их тела и, вздернув в воздух, с нечеловеческой силой швырнули о стену храма. Онемевшие от ужаса родители бросились к принцам, а сын царя Геру выхватил меч и одним прыжком настиг нечестивого жреца. Когда-то мирный храм, знавший только молитвы и песнопения, наполнился звоном оружия, предсмертными стонами и запахом крови.

– Почему? – в отчаянии закричал сын Геру, прежде чем поразить жреца своим клинком. – Мы столько лет чтили Сета! Мы были готовы принести жертву! Зачем ты так?

В пустых глазницах Рунигуры металось багровое пламя.

– Хаос, – ответил он со змеиной улыбкой. – Когда-то египтяне были диким, могущественным племенем, но я приручил вас, словно домашний скот, и развратил сытостью и покоем. Двадцать лет изобилия превратили вас в изнеженных слабаков. Настало время возложить Египет на алтарь. Я брошу в огонь ваше бесполезное мясо, и эта жертва станет достойным концом некогда достойного народа!

Сын царя Геру больше не мог выносить эти речи и всадил меч в грудь предателя – но тот лишь обхватил лезвие голыми руками и зашелся в приступе булькающего смеха.

– Рунигура был просто сосудом, – прохрипел одержимый, падая на колени. – Он сослужил мне верную службу, но его место займут другие, – и жрец сделал знак, чтобы сын Геру склонился к нему поближе. – Возрадуйся, юный принц, ибо ты своими глазами увидишь закат известного тебе мира. Вы трое – ключи, что рано или поздно придут в мои ладони и склонят головы перед моей мощью.

На лице царевича отразился ужас, и Рунигура, оскалившись в улыбке, повалился на пол. Солдаты наконец расправились с одержимыми жрецами и бросились на помощь сыну Геру, но в том уже не было нужды. Рунигура доживал свои последние мгновения, и принц опустился рядом с ним на колени, чтобы лучше расслышать предсмертные слова жреца.

– Что ты хочешь сказать? – спросил он, хватая Рунигуру за тунику. – Зачем тебе мы с братьями?

– Думаю, ты скоро узнаешь это сам, – просипел жрец, касаясь окровавленными пальцами лба принца. В этот миг к ним подошел Геру, и покрытые пеной губы Рунигуры снова изогнулись в улыбке. – Ты не уйдешь от моей мести, царь. Теперь я заберу жизни не только принцев, но и всех юношей Египта!

И жрец, собрав последние силы, плюнул в лицо бывшему господину. Смешанная с кровью слюна растеклась по щеке царя и забрызгала пурпуром его белоснежные одежды.

Охваченный гневом, Геру вытащил кинжал и до рукояти погрузил его в горло жреца, чье зловонное дыхание наконец прервалось. Потрясенный царевич опустил тело Рунигуры на храмовые плиты и уже собирался встать, как вдруг на лбу служителя Сета – там, где мог бы находиться третий глаз, – начало разгораться нестерпимое сияние. Не успел Геру сделать и вздоха, как сияние обратилось алой коброй и хищно впилось в лоб принца. Тот зашелся в крике агонии и безвольно упал на руки отцу.

Проклятый жрец был повержен – но какой ценой? Трое принцев, радость и надежда всего египетского народа, последовали за ним в загробный мир. Однако Геру был достойным царем и не позволил скорби лишить себя разума в час, когда над страной нависла новая угроза. Не приходилось сомневаться, что Сет выполнит обещание и заберет жизни и остальных юношей.

Каждый египтянин – царь и солдат, царица и служанка, писец и крестьянин пали на колени и принялись молиться. Но их молитвы были обращены не к повелителю хаоса, отнявшему жизни трех принцев. Нет, теперь они взывали к старым богам, чьи имена не звучали в Египте почти два десятка лет.

И на рассвете следующего дня их молитвы были услышаны.

 

Глава 14. Песчаная буря

Амон оцепенел. Я стиснула его руку, боясь представить, что теперь будет.

– А вы проницательны… Великий визирь.

Я нервно сглотнула. Конечно, я подозревала, что доктор Осаар Хассан не так прост, как кажется, но многозначительная пауза, повисшая за нашими спинами, потрясла даже меня. Старый археолог играл гораздо более важную роль в этой истории.

Я бросила взгляд на Амона и поняла, что он напряжен, как струна. Услышав вопрос доктора Хассана, он так и не сдвинулся с места – и я тоже замерла, не зная, что делать дальше.

– Идем, – наконец коротко велел Амон.

Позади раздалось судорожное шарканье, и доктор Хассан распластался на песке у наших ног. Когда он поднял голову, на лице его читался почти религиозный трепет.

– Я знал! – воскликнул археолог и, словно устыдившись своей несдержанности, тут же уткнулся взглядом в землю. – Никто больше не верит в легенды. Но я не сомневался! То, что вы пробудились в мое поколение, – это… Воистину, я счастливейший из смертных!

– Ваш помощник, Себак, тоже состоит в ордене?

– Да, да, но он вступил недавно. Он будет так рад! Мне не терпится всем рассказать!

– Вы уже сказали ему, кто я?

– Нет, господин. Я хотел сперва проверить свою догадку.

Амон склонился к доктору Хассану и помог ему подняться на ноги.

– Я хотел бы, чтобы моя личность и далее оставалась тайной. Вы сможете исполнить эту просьбу?

– Конечно, Великий!

– И перестаньте ко мне так обращаться. Это привлекает ненужное внимание. Просто «Амон», хорошо?

– Конечно, госпо… То есть Амон.

– Вот и отлично, – парень одарил доктора Хассана улыбкой, и я снова поразилась тому, какой экстаз отразился на лице старика.

Я украдкой взглянула на Амона. Конечно, он был привычен к роли живого подобия бога на земле, но фанатизм археолога смутил даже его. Я задумалась, естественное ли это для него чувство – или в последние дни что-то действительно изменилось.

Не успели мы продолжить разговор, как на вершине дюны показался Себак. Амон быстро взял доктора Хассана за руку и прошептал:

– Мы можем побеседовать где-нибудь наедине?

Археолог пошарил в одном из карманов своего необъятного жилета и вытащил визитку, на обороте которой нацарапал несколько слов.

– Вот, – и он протянул Амону бумажку вместе со связкой ключей. – Это мой адрес в городе. Я присоединюсь к вам, как только смогу. Умоляю, считайте этот дом своим! Берите все, что понравится. Семьи у меня нет, так что вас никто не потревожит.

Амон кивнул, быстро спрятал ключи и помахал Себаку, как будто у палатки не произошло ничего необычного. Затем он взял меня под руку и настойчиво увлек прочь, пока ассистент доктора Хассана не успел до нас добраться. Когда мы спустились с дюны, я тихо поинтересовалась:

– Как ты узнал?

– Что он Великий визирь? Я понял это в ту же секунду, когда мы столкнулись в храме.

– Но как?

– Я не смог подчинить его разум.

– Я и не знала, что ты пытался.

– Сперва я с благодарностью принял его помощь, но потом выяснил, что ты идешь на поправку, и решил устроить нам побег. Однако он и слышать об этом не пожелал – хотя я настаивал так упорно, как мог.

– Получается, ты уже знал все, что он рассказывал? Про Хатшепсут и ее орден?

– Помнишь, я говорил, что наше пробуждение приветствовали пиром и песнями?

– Ну да… Погоди-ка! Ты хочешь сказать, что пели и плясали эти парни? – и я ткнула пальцем назад – туда, где за дюной остались доктор Хассан и его помощник.

Амон кивнул.

– Насколько мне известно, сам Орден Сфинкса довольно молодой, но общество верховных жрецов во главе с Великим визирем существовало многие века – в том или ином виде. Когда я был принцем, нашей семье тоже служил визирь, который подчинялся непосредственно царю. Потом, когда Анубис призвал нас с братьями для служения, отец поручил визирю присматривать за нами – точнее, за тем, что от нас осталось. Сколько бы ни прошло тысячелетий, он неукоснительно исполнял свою работу. А еще разум Великого визиря неподвластен моей воле. Таково благословение, дарованное ему Анубисом – но с какой целью, я не знаю.

– Если их роль в том, чтобы тебе помогать, почему ты не хочешь им открыться?

Вопрос утонул в гуле толпы: мы наконец добрались до туристической секции. По какой-то причине Амон решил не прибегать к гипнозу и лишь вежливо осведомился у проходившего мимо мужчины:

– Вы не подскажете, где мы можем найти такси?

Не золотую колесницу. Такси! Амон все увереннее ориентировался в двадцать первом веке.

Мужчина махнул в сторону маленькой площади.

– Наблюдая за тобой, я уяснил цену осторожности, – ответил Амон, когда мы выбрались из толпы. – Титул человека еще не доказывает его честность. Я был уверен, что ушебти не посмеет ослушаться моего приказа, – и посмотри, чем это обернулось. Нет, отныне я буду осмотрительнее. По крайней мере, пока мы с тобой связаны.

– В каком смысле? И зачем нам такси?

– Собственная жизнь давно потеряла для меня цену, но твоей я рисковать не позволю. Может, ты и думаешь, что восстановилась, – но я чувствую, какой вред тебе причинил. Чтобы ты окончательно исцелилась, нужно гораздо больше времени. Зачаровать шофера проще, чем вызвать песчаный вихрь. То, что ты отравилась токсином, – моя вина, и больше я такой ошибки не допущу.

– Твоя вина? Почему?

– Когда мы боролись с ушебти, он рассеял алую пыль, чтобы меня покалечить, – но не учел, что тело, дарованное Анубисом, невозможно отравить.

– Зато мое отравляй, сколько влезет.

– Да. Прости, Нехабет. Я решил, что раз мы связаны, ты точно так же можешь сопротивляться яду. То, что я ошибся в ушебти, непростительно, – но то, что сразу после этого я еще неверно оценил возможности твоего тела, говорит скорее о помраченном рассудке. Твоя близость меня… отвлекает. Клянусь, такого промаха я больше не допущу.

– Амон, но человеку свойственно ошибаться. И то, что ты пару раз ошибся, свидетельствует лишь о том, что ты человечен больше, чем думаешь!

Парень отвел взгляд.

– Мое сердце страстно желает, чтобы это было правдой, но это, увы, не так. Я уже не человек, Лилия, и с этим ничего не поделаешь, – Амон рассеянно провел пальцем по моей щеке. – Поверь, если бы я знал, что затея с ушебти обернется такими потерями, я бы никогда не стал их вызывать.

– Все в порядке. Я тебе верю.

Амон глубоко вздохнул и сжал мою руку. До меня докатилось переполнявшее его чувство вины, и я поспешила отвлечь парня.

– Кстати, спасибо, что спас мне жизнь! Это ведь ты вынес меня из храма? Я-то спала, как Дороти на маковом поле.

– Тот порошок – не просто сонное зелье, – серьезно поправил меня Амон. – Малая доза погружает человека в сон, напоминающий смерть. Если же вдохнуть его слишком глубоко, находиться под воздействием токсина дольше нескольких минут или позволить ему проникнуть через поры, смерть неминуема.

– Серьезно?

– Да. Мне пришлось отсосать из твоего тела часть яда. Думаю, так доктор Хассан и заподозрил, что я не смертный. Он знал, что представляет собой этот токсин, и был с ним очень осторожен – например, стирал его с твоей кожи в перчатках, которые потом выкинул. Я решил, что он не заметит, как я украдкой вычищаю остатки порошка из твоих волос.

– Но он же сказал…

– Что ты скоро проснешься.

– Откуда он мог знать, что я не вдохнула смертельную дозу? Или он был так уверен в твоих силах?

– Полагаю, и то и другое.

– То есть он решил не отправлять меня в больницу, чтобы проверить теорию насчет твоего божественного происхождения?!

– Похоже на то.

– Да он просто фанатик, – пробормотала я, усаживаясь в такси. – Хвала всем богам, что его теория подтвердилась.

Амон вручил шоферу визитку доктора Хассана и перекинулся с ним парой слов, прежде чем снова вернуться к нашему разговору.

– Что такое?

– Собрал кое-какие полезные сведения. – И Амон посмотрел мне прямо в глаза. – Я настаиваю, чтобы ты до конца дня отдыхала и восстанавливала силы.

– Гм, ладно. А к чему такой задумчивый вид?

Парень нахмурился.

– Полагаю, нам следует нанять пару женщин, чтобы они служили тебе при омовении.

Я тут же сделала лицо, на котором читалась вся скорбь арабского народа.

– Какая жалость! А я-то надеялась, что с омовениями мне будет помогать мой личный солнечный бог.

Амон сузил глаза и высвободил руку.

– Я не солнечный бог, а…

– Да знаю я! Уж и пошутить нельзя? – Я вздохнула. – Ванна мне и правда не помешает, но смею тебя заверить – с омовениями я прекрасно справлюсь сама. Прости, что подвергаю твои божественные ноздри пытке своими флюидами.

На пару минут в машине воцарилась тишина. Я уже решила, что Амон забыл о разговоре, как вдруг он негромко произнес:

– Правда в том, что если бы я заточил в фиал твой аромат водяной лилии, а потом оказался в дюнах, изнывая от нестерпимой жажды под палящим солнцем, и шейх пустыни предложил бы спасти мою жизнь в обмен на эту величайшую драгоценность, я не поделился бы с ним даже каплей – соблазняй он меня хоть всеми сокровищами, шелками и редчайшими диковинами Египта и окрестных земель. Сказать, что твой запах для меня приятен, значит оскорбить его преступным преуменьшением.

Чувства Амона, которые волнами докатывались до меня при этом монологе, сбивали с толку. Я четко ощущала его сожаление, глубоко затаенную жажду и поверх всего – отчаяние. В такси снова повисла пауза: я не знала, как полагается отвечать на признания столь пышные и при этом трогательные. Мужчины так не говорят. Настоящие мужчины, я имею в виду, – из плоти и крови.

Монолог, который он только что на меня обрушил, скорее подошел бы герою Болливуда – перед тем как увезти героиню в закат на слоне. Я ни на секунду не допустила мысли, что Амон действительно имел в виду то, что сказал.

– Где это ты выучился таким речам? У тебя в саркофаге был вай-фай?

Амон пожал плечами, но глаз на меня так и не поднял.

– Мои чувства правдивы.

Я несколько секунд вглядывалась в его лицо, пока не поняла, что он не шутит.

– О, – ответила я извиняющимся тоном. – Тогда… Гм, спасибо.

Амон фыркнул, откинулся на спинку сиденья и прикрыл глаза. Вскоре такси замедлило ход, и шофер указал нам на симпатичный оштукатуренный домик. Мы выбрались на тротуар, и Амон сжал мою руку, прежде чем склониться к водительскому окну. На этот раз беседа заняла больше времени, и я, высвободив ладонь, отыскала у парня в кармане связку ключей. Он быстро выпрямился, наградил меня строгим взглядом «ни-шагу-от-хозяина» и снова вернулся к разговору.

Я пересекла короткую подъездную дорожку, удачно обсаженную деревьями. Тенистые сикоморы защищали хозяина не только от жара солнца, но и его слепящих лучей. Дом Осаара Хассана представлял собой аккуратный двухэтажный особняк, каждый этаж которого был покрыт красной черепицей; ее чешуйки по-драконьи наползали друг на друга.

Перебрав все ключи, я наконец нашла нужный и шагнула в дом. Несмотря на обилие окон, солнце здесь ощущалось менее злым, а воздух – довольно свежим. Подойдя к ставням, я поняла, что стекла покрыты тонкой защитной пленкой, которая, по-видимому, отражала прямые лучи.

Если двор дома казался чистым, исполненным глянцевого блеска и геометрического изящества, внутреннее убранство составляло полную его противоположность. Все доступные поверхности были завалены египетскими сокровищами – от рассохшихся пергаментов в подтеках цветной краски до огромных резных орнаментов. Безделушки и предметы старины были разбросаны как попало, без намека на замысел дизайнера, и явно нуждались в метелке для пыли. Я не знала, копии это или настоящие артефакты, но полагала, что человек, облаченный властью Великого визиря в тысячелетнем тайном ордене, может иметь доступ к таким вещам, о которых другие и не догадываются.

Я сидела на корточках, разглядывая искусную статуэтку кошки, когда в особняк зашел Амон. Шаги его были совершенно бесшумны, но благодаря нашей связи я каким-то шестым чувством ощущала присутствие парня – словно спину вдруг начинало греть закатное солнце. И действительно, вскоре Амон присел рядом со мной и положил ладонь на голову статуэтки.

– В Египте кошки пользовались огромным уважением, – сказал он. – Некоторых даже натаскивали для охоты, чтобы они приносили хозяевам птиц или рыбу. Когда у египтянина умирала любимая кошка, он сбривал брови в знак траура.

– Интересно, – пробормотала я, захваченная скорее не фигуркой, а человеком, чьи пальцы ласкали ее керамические уши.

– Да. Когда брови отрастали снова, траур считался оконченным.

– И как ты относишься к кошкам – учитывая, что оборачиваешься соколом? Любишь их или ненавидишь?

– Полагаю, ни то ни другое.

Я поддалась порыву и проследила пальцем густую дорожку его брови.

– А ты когда-нибудь любил кого-то так, чтобы сбрить брови в знак траура по нему?

Амон мягко перехватил мое запястье.

– Полюбить кого-нибудь столь сильно стало бы жестоким испытанием для существа, которое проводит большую часть своих дней в Земле мертвых.

– Пожалуй.

Я вдруг почувствовала себя неловко и направилась вдоль длинной полки с безделушками – якобы разглядывая коллекцию доктора Хассана, а на самом деле раздумывая над загадочной судьбой Амона.

– Куда ты уходишь? – спросила я тихо. – Когда твоя миссия здесь завершена?

Парень вздохнул.

– Мне не хотелось бы это обсуждать, Лилия.

– Но мне нужно понять. Понять, почему ты приносишь все эти жертвы. Понять, правда ли ты…

– Правда ли я что?

– Счастлив там.

Амон запустил пальцы в волосы – да так и застыл.

– Я не… несчастлив, – произнес он наконец.

– Очень туманный ответ.

– Это сложно объяснить.

– И все же попробуй.

– Когда мое вечное тело снова становится мумией, – начал Амон, подумав секунду, – моя Ка, или душа, отделяется от земной оболочки и отправляется странствовать тропами загробного мира. Мое сердце не взвешивают на весах правосудия, потому что такое пребывание в загробном мире не окончательно… Пока не окончательно. Поэтому, хоть мне и бывает одиноко, я провожу века между пробуждениями с относительным удобством.

– В каком смысле «относительным»?

– Мне позволено общаться с братьями, но поскольку наши жизни обещаны Египту, мы не можем вернуть себе смертные тела и воссоединиться с любимыми. Вместо этого мы коротаем года, охраняя врата в загробный мир.

– Значит, это ваше египетское посмертие совсем не похоже на Эдем?

– Что такое Эдем?

– Ну, рай. Если ты жил праведно, то после смерти попадаешь на небеса, где круглосуточно ешь апельсины, гладишь львов и слушаешь пение ангелов.

– Нет. По крайней мере, не для нас с братьями. Возможно, когда потребность в нашей службе исчезнет, нам тоже позволят отдохнуть от трудов.

– Ясно. В общем, когда распределяли божественные обязанности, ты вытащил короткую зубочистку. А для любви в египетском посмертии есть место?

– Я люблю своих братьев.

– Я имею в виду не это.

Добрую минуту Амон хранил молчание. Я уже решила, что он вовсе не собирается отвечать, когда парень взял с полки маленькую картину, вырезанную из дерева.

– Ты слышала историю о Гебе и Нут?

– Нет.

– Геб был богом земли, а Нут – богиней неба. Грубый и мускулистый Геб казался тяжелым и неповоротливым, как сама земля, а Нут была легка и подвижна, словно дуновение ветра. Кожу ее украшали мириады алмазных созвездий, а волосы струились вокруг гибкого стана, точно Млечный Путь.

Стоило богам увидеть друг друга, как между ними вспыхнула любовь, и Геб поклялся, что они будут вместе. Нут прошептала свои клятвы и послала их Гебу на хвостах комет. В ответ Геб тянул руки ввысь, пока не смог переплести с ней пальцы. Призвав на помощь свои божественные силы, он преодолел земное притяжение, и двое возлюбленных начали двигаться навстречу друг другу, хотя знали, что их любовь запрещена.

– Почему запрещена?

– Как раз об этом я и собирался рассказать. Я знаю, что твои вопросы превосходят числом звезды на небе, но все же постарайся умерить любопытство и дослушать до конца.

Я сморщила нос.

– Ты преступно хорошо меня знаешь.

– О да.

– Ладно-ладно, постараюсь молчать. Но обещать не буду!

Амон кивнул, и ореховые глаза лукаво блеснули.

– Едва им удалось коснуться друг друга, как они переплелись в объятии столь тесном, что простой смертный и помыслить бы не мог о такой близости. Геб обвил руками тонкий стан своей возлюбленной и притянул ее к себе. Когда он поднял колени, на земле выросли горы, и Нут укрыла их туманными складками своих одежд.

Затем Геб приподнялся на локте, и Нут устроила голову на его широкой груди. Так на земле появились росистые холмы и долины. Когда же они вместе засмеялись, недра гор содрогнулись, а небо разразилось громом. Забыв об осторожности, боги прижались друг к другу так тесно, что для людей в мире попросту не осталось места. Их судьба встревожила Шу – бога воздуха и отца Нут. Тогда он решил разделить возлюбленных.

– И что произошло?

– Хаос. Геб и Нут почти слились воедино, но Шу был могущественным богом и сотворил между ними жестокие ураганы и смерчи. Земля вздрогнула, небеса застонали – и Шу наконец удалось вырвать дочь из объятий Геба. Теперь Нут парила в недосягаемой высоте над мужем, и он больше не мог ее коснуться.

Поняв, что случилось, Нут горько закричала, и ее слезы, обернувшись штормами и тропическими ливнями, щедро оросили плоть Геба. Постепенно они заполнили каждую выемку на его теле и превратились в моря, реки и озера. Геба захлестнули соленые волны, но он был рад воссоединиться с женой хотя бы в такой малости – и охотно позволил части земли навечно скрыться под ее водами.

Вот почему вода в Египте считается одновременно источником хаоса и созидания. Это напоминание о хаосе, что приносит разрушенная любовь, и творении, которое ознаменовало рассвет человеческой цивилизации. Вода разрушает, и она же создает вновь.

– Неужели они так никогда и не смогли быть вместе?

– Сердце Шу, который пребывал в покоях вечности, смягчилось при взгляде на их страдания. Тогда он позволил Гебу и Нут дотронуться друг до друга в четырех концах света. Им разрешили соприкоснуться ступнями на юге и западе – и переплести пальцы на севере и востоке. Но кроме этой малости, они остались навечно разлучены, потому что их воссоединение означало бы гибель всего человечества.

– Поверить не могу.

Амон пожал плечами.

– Это легенда, которую рассказывает мой народ.

– Нет, я не об этом. Поверить не могу, что нести твою службу, выполнять твою миссию – значит отказаться от надежды на личное счастье. Никто, даже бог, не может быть так жесток.

Амон вернул картину на место. Теперь я узнала на ней Геба, который в отчаянии тянет руки к далекой Нут. Бездна между их телами казалась ледяной и непреодолимой.

– Жертвы приносятся ради того, чтобы другие могли обрести счастье, – тихо ответил Амон.

Я шагнула ближе.

– Разве ты тоже не заслуживаешь радости в жизни?

Амон переплел свои пальцы с моими и запечатлел на запястье теплый поцелуй.

– Загробный мир полнится людьми, которые не получили в жизни того, чего заслуживали. Кто я такой, чтобы считать свои желания важнее их? Если я обрету счастье, о котором ты говоришь, сколько людей заплатят за это страданиями? Сколько погибнут? Я не могу думать только о себе, Лилия, – как бы мне того ни хотелось.

Глаза Амона – сейчас скорее обжигающе-янтарные, чем зеленые, – пытливо вглядывались мне в лицо, словно умоляя понять. Он хотел, чтобы я приняла его древние принципы и представления о долге – но я была современной девушкой и не собиралась изображать сказочную принцессу, которая сидит в башне посреди глухого леса и покорно ждет, когда какой-нибудь принц решит ее проблемы. Если я что-то и знала о любви, так только то, что за нее стоит бороться – даже если для этого придется взять в руки меч. Найти свою любовь, единственную и настоящую, было в моем представлении таким чудом, что по сравнению с ним меркли все принципы и обязательства.

Огорченная, я высвободила руку из ладони Амона.

– Извини, но я не согласна. Хорошо, Геб и Нут – другое дело. Если они будут вместе, мир погибнет. Допустим. Но ты? Что они с тобой сделают? Уволят? Может, это будет и к лучшему. Пусть кто-нибудь другой займется спасением человечества. Ты служишь Египту уже целую вечность! Возможно, мумии пора спрыгнуть с «Восточного экспресса»?

– Лилия, я…

– Просто подумай об этом. Сейчас мне нужно принять душ, а потом я не отказалась бы от обеда. Устроишь нам пир?

– Конечно, – только и ответил Амон.

Поднимаясь по лестнице, я ощутила, как наваливается на плечи вся усталость прошедших дней. Я была выпита досуха. Идеологические споры с Амоном отняли у меня последние силы, и я снова подумала, как далека сейчас от прежней Лилианы Янг, которая отправилась в понедельник утром в Метрополитен-музей. С самой первой встречи с Амоном моя жизнь неслась под откос, словно сошедший с рельсов товарный состав, но так плохо я себя еще не чувствовала.

К счастью, в ванной нашлось ароматизированное масло. Когда я втерла его в кожу, ноздрей коснулся мягкий запах цветов и сладкого мускуса. Аромат был экзотическим и нежным, но при этом в меру бодрящим благодаря нотке цитруса – то, что нужно человеку, с головы до ног покрытому потом и пылью. Наконец я вылезла из душа, стерла с зеркала испарину и снова задумалась об Амоне.

Незаметно он стал для меня важен. Сперва меня влекло к нему простое любопытство и его несомненное обаяние – но чем дальше заводило нас это безумное путешествие, тем отчетливее я понимала, что дело совсем не в привлекательности. Я не стала бы подвергать свою жизнь такому риску ради просто симпатичного парня. Нет, теперь я о нем заботилась.

Ну разве не смешно влюбиться в мужчину, древнего, как пустыня? Мужчину, который может по своей воле превращаться в сокола? Мужчину, который может создать из песка что угодно? И который тысячи лет назад поставил крест на личной жизни, принеся себя в жертву своему народу?

Я попыталась взглянуть на себя с этой точки зрения. Сколько раз я шла на поводу у родителей, даже не интересуясь, чем они занимаются? Сколько пустых отношений поддерживала – лишь бы не разочаровать людей, которым не было до меня никакого дела? Сколько еще я смогу отрицать, что у меня есть собственные желания?..

* * *

Спустившись, я увидела, что Амон сидит за кухонным столом с выражением полнейшей апатии на лице. Вокруг громоздились контейнеры с едой навынос. Стоило мне подойти ближе, как в нос ударил острый аромат мяса с овощами, – однако сейчас меня интересовал только мужчина, который безразлично взирал на все это роскошество, опустив голову на скрещенные руки.

Я осторожно тронула его за плечо.

– Что такое? Ты не голоден?

Амон накрыл мою руку своей и потянул на соседний стул.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он вместо ответа. – Тебе лучше?

– Да, – соврала я, одарив его своей самой голливудской улыбкой.

Амон приподнял мою голову за подбородок и несколько секунд напряженно вглядывался в лицо.

– Кожа бледная. Температура выше обычного. И ты продолжаешь худеть.

– Когда я вернусь в школу, девчонки душу продадут, чтобы выведать у меня секрет диеты. «Наймитесь донором органов к древнеегипетскому богу – и можете безнаказанно лопать что попало!»

Я неловко рассмеялась собственной шутке, но Амон даже не улыбнулся. Вместо этого он опять скрестил руки на столе и опустил на них голову.

– Что такое? – расстроилась я. – Битва с ушебти так сильно тебя вымотала? Хочешь одолжить энергии?

– Золотой сокол сделал меня сильнее, Лилия. Тебе следовало бы волноваться не о моем здоровье.

– Все дело в канопах, да? В том, что их разбили?

– Да.

– Ладно. И каков наш следующий шаг?

– Никаков.

– Ну, мы все еще можем разыскать твоих братьев, верно? Вот увидишь, все наладится. Я уверена, ты исполнишь свою миссию даже без божественных сил.

– Лилия, ты не понимаешь. Без каноп мне придется и дальше заимствовать твою энергию.

– Значит, нам стоит двигаться пошустрее. Одну канопу ты все-таки раздобыл, это уже что-то. Осталось найти твоих братьев, и дело в шляпе. Ну же, нельзя терять надежду!

– Надежда, – фыркнул Амон. – На кого? На что?

– На то, что завтрашний день окажется лучше. Ты же не знаешь, что он готовит? Не говори, что все потеряно. Давай делать один шаг за раз. Канопы уже не вернуть, так что сейчас разумнее сосредоточиться на поиске братьев.

– Может, они и помогут, – пробормотал Амон. – Один из них – целитель.

– Вот и славно. Видишь, ты уже начинаешь думать о других возможностях!

– Самая вероятная возможность – то, что я принесу тебе смерть, Юная Лилия. Лучше бы нам никогда не встречаться.

– Эй, – я пододвинула свой стул ближе к Амону. – Коренного ньюйоркца так просто не прикончить. Неужели тебе никто не говорил? К тому же, если бы мы не встретились, я бы засохла от скуки.

– Лучше засохнуть от скуки, чем упокоиться вечным сном.

– Тебе надо писать стихи. Хотя прямо сейчас я бы и правда не отказалась упокоиться сном.

– Тебе нужен отдых. Поспи, Лилия. Я тебя разбужу, когда вернется доктор Хассан.

– При одном условии. Я отправлюсь спать, если ты в это время будешь есть. Ты же ни к чему тут не притронулся, да?

– Когда ты нездорова, у меня нет охоты пировать.

– Даже полубогам нужно питание. Поэтому ешь. Когда я вернусь, минимум половина этих блюд должна перекочевать к тебе в желудок.

– Хорошо, Лилия. Я поем, пока ты будешь спать.

– Вот и славно. Возможно, потом ты захочешь ко мне присоединиться?

Амон вскинул бровь, показывая, что не считает такой вариант даже достойным рассмотрения.

– Ну, девушка имеет право на попытку, – вздохнула я.

– Добрых снов, Нехабет.

– Приятного аппетита, Амон.

* * *

Я проснулась оттого, что кто-то отвел волосы с моего лица.

– Амон?

– Я здесь, Лилия. Доктор Хассан приехал.

Спальню заливал густой сумрак.

– Я что, так долго спала?

– Твоему телу требовался отдых.

Я села в кровати и тут же уловила слабый запах мыла. Волосы Амона были влажными, а еще он переоделся. Мне страшно хотелось притянуть его к себе и прижаться губами к горячей шее, чувствуя, как щекочет кожу мокрая прядь, – но я знала, что Амон никогда этого не допустит. И хотя теперь я понимала его мотивы, такое положение дел меня совершенно не устраивало.

Я выбралась из-под одеяла и протянула ему руку.

– Тогда пойдем поприветствуем хозяина дома.

Амон проводил меня на крышу, где доктор Хассан потягивал ледяной шербет в свете фонаря. Заметив меня, он немедленно отставил напиток.

– Вот и вы, дорогая! – и он широким жестом обвел крышу. – Как вам мой маленький личный храм?

– Потолок забыли, – сухо ответила я.

– Напротив! Никакие купола не должны мешать нам взывать к покровительству богов. Где еще чтить создателей мира, как не в храме под открытым небом, откуда так удобно наблюдать за солнцем, луной и звездами? Взгляните – разве здесь не прекрасно?

Я вынуждена была согласиться, что ночное небо Египта потрясает воображение. Сейчас, стоя на крыше, мне было особенно легко представить, как древние люди ориентировались по светилам и черпали вдохновение в бесчисленных мерцающих созвездиях.

– Полагаю, вы уже поправились, мисс? – прервал мои размышления доктор Хассан.

– По большей части. Правда, мне вряд ли следует благодарить за это вас, – язвительно ответила я, желая наказать археолога за то, что он пренебрег здравым смыслом в угоду своему фанатизму.

Он честно попытался изобразить раскаяние.

– Конечно. Вы правы. Я был преступно эгоистичен.

– Вы были готовы пожертвовать моей жизнью, лишь бы проверить свою теорию!

– Но ведь она оказалась верна.

– Я могла умереть!

– Вы бы все равно умерли, – больше не лукавя, ответил доктор Хассан.

– Что? – у меня язык едва не отнялся от потрясения. – Что вы хотите сказать?

Археолог чуть подался вперед, сложил ладони и указал ими на ближайшее кресло.

– Присядьте. Пожалуйста.

Пока мы с Амоном усаживались за столик, а доктор Хассан ходил за прохладительными напитками, я повторно обдумала свое отношение к этому человеку – и твердо решила ему не доверять. Я знала, что Амон еще плохо ориентируется в нашем мире и считает меня своим проводником в джунглях двадцать первого века. Я не могла его подвести.

На крыше было тепло, но легкий бриз, несущий ароматы ночных цветов и пустынных дождей, невольно заставил меня вздрогнуть. Амон тут же обвил мои плечи теплой рукой. Я не знала, вкладывает ли он в это романтический подтекст, хочет меня успокоить или просто следит за моим здоровьем, – но все равно с благодарностью приняла жест заботы. Если бы не присутствие доктора Хассана и тревожный повод, по которому мы собрались, я бы наверняка насладилась этим нечаянным свиданием на крыше. Однако сейчас я не могла позволить себе такой роскоши.

– Для начала расскажите, как вы нас нашли, – предложила я доктору Хассану.

– Когда мы с доктором Дагером на вас наткнулись… Сказать, что мы были в шоке, – не сказать ничего. Великий…

Амон смерил археолога многозначительным взглядом.

– Амон, – быстро исправился археолог, хотя ему было явно неловко от такого фамильярного обращения. – Амон был с головы до ног покрыт алой пылью, но не выказывал никаких признаков недомогания. Когда мы вошли, он прижимал губы к вашей шее, мисс, – пустая трата времени, учитывая, что токсин успел пропитать большую часть вашей кожи. Я немедленно узнал этот яд. Он не встречался на протяжении многих веков, хотя в древних рукописях еще можно найти упоминания о его смертельном воздействии. То, что вы столкнулись с ним в Долине Царей, попросту немыслимо.

– Похоже, токсин заинтересовал вас больше, чем наше спасение, – мрачно заметила я.

– Конечно, он меня заинтересовал! В конце концов, я археолог и сразу понял, что как бы отчаянно вы ни нуждались в помощи, оказывать ее вам бесполезно. Я знал, какой силой обладает этот яд – и что если вы каким-то чудом еще живы, то непременно погибнете в ближайшие секунды. Однако затем вы, юная леди, начали дышать, и Амон сделал вид, что заметил наше присутствие. Полагаю, он знал о нем с самого начала, но был чересчур занят вашим спасением.

Когда я направился к вам и освободил проход для доктора Дагера, тот сперва не разобрался в происходящем и бросился на Амона, обвиняя его в осквернении храма. Полагаю, он счел вас наркоманами. Но у меня был доступ к архивам, преданиям, информации, которой он не располагал, – и я сразу догадался, с чем вы столкнулись.

Признаюсь, я эгоистично удерживал вас в своей палатке. Но я не мог допустить, чтобы Амон вот так просто покинул Долину Царей! Только не тогда, когда я абсолютно точно понял, что… кто он такой, – и доктор Хассан бросил на парня быстрый взгляд. – Другие мне не верили. Но еще юношей мне было видение, что я лично поприветствую живое воплощение солнечного бога. Воистину, я счастливейший из людей! – воскликнул он, и я снова заметила в глазах старого археолога фанатичный блеск.

– Мы очень за вас рады, – примирительно произнесла я, чтобы его успокоить. – Но давайте отложим восхваления до более удачного момента. Сейчас важно другое. Если я правильно поняла, вы хотели помочь Амону. Это так?

– Да, хотел. То есть хочу. Хочу и помогу.

– Уж надеюсь, – ответила я, сузив глаза.

– Разумеется! Вся моя жизнь, вся работа и исследования посвящены одной этой цели.

Я несколько секунд сверлила археолога взглядом – однако его лицо оставалось открытым, а взгляд безмятежным.

– Ладно, – наконец решила я. – Если вы нам поможете, я вас, так и быть, прощаю.

– Просите что угодно.

– Но помните, что с этого момента мы ждем от вас абсолютной честности. Больше никаких хитростей для подтверждения ваших теорий. Миссия Амона важнее всего.

– Да-да, разумеется.

– Тогда расскажите все, что знаете. Начиная с того, как Амон попал в Нью-Йорк.

– Как пожелаете. Но вы должны понимать, что я клялся не разглашать эту информацию никому, кроме членов ордена.

– Поверьте, после всего случившегося меня приняли бы туда без экзаменов.

Доктор Хассан взглянул на Амона, ища поддержки моим словам, и я неожиданно разозлилась. Однако с губ не успела сорваться никакая колкость – Амон накрыл мою руку своей и тихо, но весомо сказал:

– Лилия сделала для меня больше, чем все жрецы, вместе взятые. Наша связь нерушима. Рука в руке, мы вместе рискуем, вместе живем – и если понадобится, умрем тоже вместе. Какими бы тайнами вы ни решили с ней поделиться, у Лилии они будут в безопасности.

Я подняла на парня удивленный взгляд – но он неотрывно смотрел на старого археолога, который тут же стянул шляпу и упал к моим ногам.

– Клянусь следовать каждому вашему слову, госпожа!

– Просто Лили, – попросила я, смущенная тем, что передо мной на коленях стоит такой человек. – Пожалуйста, просто… – и я вздохнула. – Помогите нам.

– Сделаю все, что от меня зависит, леди Лили, – доктор Хассан вернулся в кресло и взволнованно расправил мятые поля шляпы, прежде чем нахлобучить ее на голову. Когда он снова заговорил, голос его был предельно серьезен. – Признаться, мне неизвестно, как Амон оказался в Нью-Йорке. Я знал, что его перевезли, но не знал куда.

– Вы говорите о старой могиле, под сокровищницей Тутанхамона?

Доктор Хассан моргнул, явно удивленный нашей осведомленностью.

– Вы ее нашли?

– Да. Там Амон и пробудил ушебти.

– Как интересно! Вы должны мне о них рассказать.

– Обязательно… Только позже. Значит, вы заметили, что Амон пропал?

– Да. Я знал, где он покоится, и последние годы присматривал за могилой. Однажды я зашел в гробницу и не ощутил его обычного тепла.

– Любопытно. У него даже мумия излучает тепло?

– Не все люди способны это почувствовать. Разумеется, вы относитесь к исключениям.

– Как и вы. Продолжайте.

– Итак, я зашел в гробницу – это было примерно полгода назад – и сразу заметил перемену. Могилу осквернили. Тогда я рискнул вскрыть саркофаг ломом, хоть это и было строго запрещено. Увы, мои догадки подтвердились.

Амон подался вперед.

– Но почему они не забрали и саркофаг?

– Вероятно, хотели замести следы, – и доктор Хассан повернулся ко мне. – Вы должны понять. В гробницу мог проникнуть только человек, владеющий чернейшими видами магии. Она была надежно защищена, а саркофаг запечатан. Я наложил на вход особое заклятие, чтобы войти в гробницу мог только я. Если бы к ней приблизился другой археолог, я бы немедленно узнал. Заклятие было составлено таким образом, чтобы отпугивать простых зевак и уничтожать тех, чьи помыслы нечисты.

– То есть вы прокляли его могилу, – подытожила я.

– Можно сказать и так.

– Тогда как мы с Амоном беспрепятственно туда проникли?

– Чары утратили силу, когда тот, кого они были призваны охранять, исчез, – пояснил Амон.

– Не понимаю, как они смогли попасть внутрь, – покачал головой доктор Хассан. – Я использовал все традиционные проклятия, включая чуму и болезнь! Само имя мародера должно было исчезнуть со страниц истории. Разумеется, это распространялось и на всех его потомков до седьмого колена.

– Мне кажется, – задумчиво начал Амон, – что ваше проклятие мог обойти тот, кто не боялся уничтожения.

– И не имел детей, – добавила я.

– И физического тела, которому можно было бы навредить.

– Да, в этом случае он смог бы войти в гробницу без особого вреда для себя, – с неохотой признал доктор Хассан.

– Отправить меня в Нью-Йорк – значило сделать выполнение моей задачи весьма затруднительным, если не невозможным, – сказал Амон. – Уничтожать тело было бессмысленно. Тот, кто вторгся в гробницу, знал, что я могу восстановить физическую оболочку даже из пепла.

Доктор Хассан выпрямился.

– Но у кого нашлись не только силы, но и причины вам мешать?

– Самый вероятный ответ – тот, помешать кому пытаемся мы.

– Вы же не хотите сказать…

– Бог хаоса. Сет.

– Вы имеете в виду парня, с которого и началась эта заварушка? – на всякий случай уточнила я.

– Да. Возможно, он снова хочет установить власть над миром, – ответил Амон. – Раньше он уже прибегал к помощи жрецов. Что мешает ему сделать так снова?

– Жрецов? – скептически переспросил доктор Хассан. – Сомневаюсь. Наш орден вне подозрений. Мы очень тщательно отбираем новичков.

– Возможно, вы не единственные. Что слышно об Ордене Сфинкса?

Археолог помотал головой.

– Нет. Он давно угас. Там не было матриархата со времен Хатшепсут.

– Понятно… – Амон потер подбородок. – Тогда остаются ушебти.

– Точно.

Доктор Хассан недоуменно вскинул брови, и я поспешила объяснить:

– Над входом в гробницу Амона мы нашли фигурки двух ушебти. Амон пробудил их и отправил с поручениями – но оба пропали бесследно, а один еще и попытался нас убить.

– Как таковое возможно? – неверяще спросил доктор Хассан.

– Он-то и осыпал нас токсином, – мрачно ответила я.

– Теоретически они не могут ослушаться приказов того, кто их пробудил, – сказал Амон. – И должны были беспрекословно мне подчиняться.

– За одним исключением, – нахмурился доктор Хассан.

– Каким еще исключением? – спросила я.

– Если их пробудили не вы.

Я округлила глаза.

– А жрецы вашей секты смогли бы поднять ушебти?

– Нет. Это не в наших силах.

– Значит, это сделал кто-то другой, гораздо более могущественный.

– Похоже на то, – вздохнул археолог.

– Не понимаю, зачем Анубис направил нас по ложному следу, – сказал Амон. – Если ушебти были ловушкой, для чего было присылать тот погребальный рог?

На этот вопрос ни у кого из нас не нашлось ответа.

Некоторое время мы просидели в молчании. Пока я допивала свой шербет, Амон повернулся к доктору Хассану:

– Кстати, это вы перепрятали мои канопы?

– Да. Простите за эту дерзость, Амон, но когда ваша мумия пропала, я убедился в правильности такого решения. Сейчас они в пустой гробнице. Я отведу вас туда, как только вы отдохнете.

– Поздно, – печально ответил парень. – Нам удалось спасти только одну. Остальные разбил ушебти.

– Но он не смог бы найти их, если…

– Если бы я ему не приказал, – кивнул Амон.

– Ох… Как неудачно получилось.

– Это не имеет смысла, – встряла я. – Почему они отправили Амона в Штаты, но не забрали канопы? И как на музейном саркофаге оказалась его маска?

– Здесь у меня есть пара предположений, – ответил доктор Хассан. – Каждый раз, когда Амон засыпает тысячелетним сном, для него изготавливается новый саркофаг. Возможно, его решили спрятать там, где мне никогда бы не пришло в голову искать – в одном из прежних саркофагов.

– Они наверняка знали, что без каноп мои силы быстро иссякнут, – добавил Амон. – И оказавшись через океан от Египта, я не смогу вовремя завершить церемонию.

– Допустим. Но все равно, почему они оставили канопы? Разве не логично было бы их разбить или перепрятать куда-нибудь еще?

– Нет-нет, вы не поняли, – поспешно сказал доктор Хассан. – Я перенес их в пустую гробницу много лет назад, задолго до похищения Амона. Сперва я усмотрел в этом некое предвидение, но теперь начинаю думать, что мои действия кто-то направлял.

– Где мои братья? – тихо спросил Амон.

– Сразу после того, как вы пропали, я счел за лучшее тоже их перепрятать. Воплощение бога звезд спит в подземном гроте в Оазисе священных камней. Вы слышали об этом месте?

Амон кивнул.

– Отлично. Что до воплощения бога луны, сейчас он…

Резкий порыв ветра сорвал шляпу с головы доктора Хассана. Археолог извинился, отошел ее поднять – да так и застыл, глядя куда-то нам за спину. Порывы ветра с каждой секундой становились все злее, и Амон заботливо приобнял меня за плечи.

– Что это, доктор? – крикнул он, силясь перекрыть гул у нас над головами.

Теперь мы тоже обернулись, вглядываясь в горизонт. Звезды в отдалении гасли одна за другой – будто огромная рука задергивала черную занавесь. И оттуда явно надвигалось что-то зловещее.

Диванные подушки принялись летать по всей крыше; несколько из них вывалились за ограждение и исчезли внизу, в темноте двора. Амон стиснул мою руку.

– Что происходит? – крикнула я, почти отчаявшись удержаться на ногах.

– Песчаная буря! – закричал в ответ доктор Хассан. – Немедленно в дом!

Я уже собиралась последовать его совету, как вдруг заметила, что Амон застыл, точно каменное изваяние.

– Это не песчаная буря, – произнес он безо всякого выражения. – Нас нашел Темный.

 

Глава 15. Оазис священных камней

Ветер набирал силу, и вскоре мою кожу начали сечь острые крупицы песка.

– Иди с доктором Хассаном! – крикнул Амон. – Я остановлю бурю.

Я отчаянно замотала головой.

– Слишком опасно!

– Я за тобой вернусь. В доме вам ничего не грозит!

Глаза Амона вспыхнули. Он сложил ладони, вытянул руки над головой, и все его тело омыла волна света. Там, где только что стоял египетский принц, распахнул крылья огромный золотой сокол. Он на секунду склонил ко мне точеную голову, прежде чем взмыть в чернильное небо. Я хотела проследить взглядом, куда он направится, но он тут же затерялся в черных тучах.

Несмотря на предупреждение Амона, я решила остаться снаружи – надеясь, что он вскоре вернется, или наша связь хотя бы подскажет, в безопасности ли он. Однако идея оказалась не блестящей: дом в считаные мгновения поглотила темнота. Теперь ветер швырял мне в лицо целые пригоршни песка. Я прикрыла глаза и твердо решила бороться, хотя не видела уже и на расстоянии нескольких сантиметров, – как вдруг мою руку что-то сдавило.

Я закричала от боли и скосила глаза, пытаясь разглядеть обидчика. Чудовищная сила впилась мне в предплечье, разрывая мышцы, царапая кости, прогрызая меня насквозь, – но на крыше никого не было. Затем давление исчезло, но с обеих сторон левой руки появился полумесяц из глубоких дырочек. Складывалось впечатление, будто в меня запустила зубы какая-то большая голодная тварь.

Кровь и слезы хлынули одновременно. Я держала раненую руку на весу, поэтому сперва кровь стекала к локтю, а уже оттуда тонкой струйкой сбегала на крышу. Я все еще стояла, в потрясении глядя на рану, когда неведомый зверь укусил меня снова – на этот раз за ногу.

Мягкие брюки порвались у колена, и их обрывок захлопал на ветру. Не прошло и пары секунд, как на икре проступили новые багровые точки. Я вскрикнула, пошатнулась и непременно упала бы, если бы доктор Хассан, вынырнув из свистопляски бури, внезапно не потащил меня в дом. Он едва успел втолкнуть меня в чердачную комнату, выступавшую из крыши, как капитанская рубка из палубы. Дверь захлопнулась, и я упала в ближайшее кресло, пока доктор Хассан метался от окна к окну, запирая засовы, опуская занавески и гася лампы. Эта судорожная возня вызвала у меня невеселую улыбку: он правда надеется защититься шторами от бури – и чудовища, которое меня укусило?

Затем археолог ненадолго исчез внизу и вернулся с какой-то мазью и парой кухонных полотенец. Опустившись рядом со мной на колени, он торопливо принялся обрабатывать раны. Мазь нещадно жглась, но я только стиснула зубы.

– Что это? – спросила я. – Вы видели, кто меня укусил?

– Это знак, – сумрачно прошептал доктор Хассан. – Очень, очень дурной.

– Какой еще знак?

– Темный возвращается.

– Плохой парень? Сет?

– Нет. Если бы бог хаоса восстал, мир уже пал бы к его ногам. Это лишь предвестник его прихода.

Я со свистом втянула воздух, обматывая полотенце вокруг кровоточащей руки.

– Что-то не тянет на «лишь».

– Пожалуй…

Не успела я сказать и слова, как за окном раздался визг когтей, и по деревянному полу застучали какие-то тяжелые предметы. Чудовище зашипело. Следующий удар пришелся о дверь – монстр, кем бы он ни был, явно вознамерился попасть внутрь. Я рискнула выглянуть из-за шторы, но если не считать разбросанной повсюду мебели, крыша была пуста. Доктор Хассан дрожащими руками отыскал на полке аптечку и попросил меня присесть.

– У вас при каждом пробуждении Амона такое веселье?

– Нет. Этот раз… исключительный. Во всех отношениях.

В дверь впечаталось кованое кресло. Я вскрикнула, но доктор Хассан даже не обернулся.

– Да что это за тварь? – закричала я. – Вам что, не страшно?

– Они не смогут проникнуть в дом. Он благословен, – ответил археолог таким тоном, будто пытался убедить в этом себя, а не меня.

– Благословен, проклят… Да этим парням до лампочки! Великие визири чересчур полагаются на заклятия, вам не кажется? На мой взгляд, нам следует немедленно драпать с этого «Титаника». И желательно – на быстрой машине.

– Нет! – доктор Хассан побледнел. – Нас разорвут в клочья, едва мы выйдем за порог. Внутри мы в безопасности.

– Хорошо. А как насчет соседей? Они-то в чем провинились?

– Буря направлена на нас. Остальные могут заметить дурную погоду, но удар нацелен на вас с Амоном.

– Ясно, – и я с сомнением поерзала в кресле, прислушиваясь к треску ломающегося дерева. Не сумев продолжить дегустацию моей сочной плоти, чудовища явно разозлились и теперь вымещали гнев на дворовой мебели. Доктор Хассан осторожно перебинтовал мне ногу и перешел к руке.

– А что, этот Темный любит девушек? – спросила я, разглядывая рану. – Вас-то не покусали.

– Если бы меня покусали, я узнал бы, кто контролирует этих тварей. Поэтому меня они обходили стороной.

– Контролирует?.. – растерянно переспросила я.

– Да.

– Я думала, это бог хаоса, Сет.

– Не совсем. Если бы он вернулся, мы бы столкнулись с проблемами куда серьезнее, чем парочка демонов. До полнолуния его силы весьма скудны. До сих пор я не верил, что это возможно, но теперь вынужден признать: мы столкнулись с очень опасным противником. Поверьте, Лилия, мне самому хотелось бы считать это старческим бредом – но твари, которые на вас напали, не оставляют сомнений. Нас нашел его слуга. Самый древний приспешник. Мой темный двойник.

– Еще один жрец?

– Похоже на то. Его сила… потрясает.

– Но вы не знаете, кто он.

– Я знаю, что он такое, но его нынешняя личность мне неизвестна.

– Так он человек?

– Когда-то был им.

– Что вы хотите сказать? – неуверенно спросила я.

Доктор Хассан вздохнул.

– Когда-то давно в городе под названием Шедит существовал культ Сета. Секту возглавлял некромант Апофиз. Современные египтологи считают его мифологическим противником Гора и Амона-Ра, но древние рукописи, которые передаются в нашем ордене из поколения в поколение, содержат другую версию событий.

– Что он был реальным человеком.

– Именно. Апофиз славился своим низким и распутным нравом. Он презирал все и всех, посмевших проявить мягкость или слабость. Обычно его ассоциировали с нильским крокодилом. Известно, что он даже держал парочку этих тварей в качестве домашних питомцев и ради забавы скармливал им живых существ. Еще он полагал себя великим соблазнителем и упорно отыскивал во всех слоях общества самых прекрасных, чистых и непорочных дев, прельщая их всевозможными сокровищами и иллюзией власти. Чего бы они ни пожелали – денег или покровительства, – им обещалось что угодно.

Однако все это было частью его игры. Он лгал, выжидая удобного момента, как крокодил терпеливо выжидает в тростниках свою жертву. Стоило девушке потерять бдительность… Цап! Она попадала в зубы чудовищу – без малейшего шанса на спасение. – Рассказ доктора Хассана сопровождался яростными ударами о стены и дверь. Внезапно за окном взвизгнули невидимые когти, и на стекле проступили длинные царапины – однако оно не разбилось. Археолог фыркнул. – Видите, защитные чары все-таки работают.

– Надеюсь, у них неограниченный срок годности, – вздохнула я. – Так что там с Апофизом?

– Он соблазнял девушек лживыми обещаниями и, усыпив их бдительность, наносил решающий удар. Апофиз вел несчастную в храм Сета – якобы показать его несметные сокровища – и там приносил в жертву огромному крокодилу, которого украшал золотыми браслетами и воротником с драгоценными камнями.

Все его боялись. Многие боготворили. А Сет… Сет ему покровительствовал. Со временем город переименовали в Крокодилополис в честь Апофиза и его чудовищного храма, а Сет за верную службу наградил его новой силой.

– Какой?

– Способностью к гипнотическому контролю. Стоило жертве встретиться с ним взглядом, как она больше не могла противиться его воле. После этого он взял новое прозвище – Пожиратель душ. Не только потому, что скармливал девушек крокодилам, но и потому, что получил силу поднимать мертвецов.

– Звучит жутко.

– Да. Сперва Апофиз наслаждался могуществом и вседозволенностью, но потом ему стало недостаточно простой власти над смертными. Тогда он заключил договор с Сетом, который пообещал сделать его бессмертным, если Апофиз найдет способ свергнуть с небесного трона его заядлых врагов – Амона-Ра и Гора. Чтобы не утомлять вас ненужными подробностями, скажу лишь, что Апофиз не преуспел.

– И что случилось?

– Разумеется, Сет даже не собирался исполнять обещание – поэтому некромант решил продлить срок своей жизни разными отвратительными способами. Пытаясь обмануть смерть, он окончательно утратил человеческий облик и превратился в чудовище.

– Как те, что разносят вашу крышу?

Доктор Хассан поднял голову и прислушался, прежде чем дать ответ.

– Давайте ограничимся тем, что существа, которые разносят мою крышу, показались бы милыми шаловливыми щенками по сравнению с Апофизом.

– И теперь вы думаете, что он вернулся, – печально подытожила я. От мысли, что нас преследует древний некромант, еще более чудовищный, чем закусившие моей плотью демоны, мне стало нехорошо. Я нервно потерла руки, гадая, где сейчас Амон.

– Не сам Апофиз, – поправил меня доктор Хассан, – а его современное воплощение. Кто-то, кто занял его место и точно так же служит Сету. Темный некромант с властью призывать и направлять демонических существ, которые вас покусали.

– Почему вы так в этом уверены?

– Что это еще один некромант?

Я кивнула.

– Первой подсказкой было то, что ему удалось пробудить ушебти. На такое способен только бог – или могущественный маг, обладающий силой поднимать мертвых.

– А вторая подсказка?

– Стая билоко прямо за дверью.

– Билоко?

– Невидимые демоны с повадками крокодилов, которые, как и Апофиз, питают слабость к юным девам. Хотя в нашем случае их интересует не вся дева, а ее глаза, кишки, печень и сердце.

Я вздрогнула.

– Тогда вы подоспели вовремя.

Рука наливалась пульсирующей болью. Я осторожно тронула повязку, наложенную доктором Хассаном.

– Я не… – и я бросила испуганный взгляд на темное окно. – Я же теперь не превращусь в одного из этих крокодемонов?

– К счастью, нет. По легенде, билоко женского пола не существует. И они не создают себе подобных, как вампиры или оборотни. Их единственное желание…

– Закусить мной с чесноком.

– Да. Мне очень жаль.

– Мне тоже.

Внезапно нас оглушил страшный грохот – в дверь врезался дворовый столик. Я вскрикнула и, вскочив на ноги, сжала руку доктора Хассана. Ветер свирепел, песочная шрапнель безжалостно бомбардировала стены, словно вознамерившись разобрать дом по кусочку…

И вдруг все стихло. Наступившая тишина потрясла нас не меньше, чем недавний шум. Теперь, когда ветер улегся, звук нашего дыхания казался ненормально громким.

Доктор Хассан осторожно отдернул штору, и мы выглянули наружу. Там царил хаос. Мебель выглядела так, будто ее пропустили через дереводробилку. Подушки были разорваны в клочья; выпотрошенная набивка летала по крыше, словно тополиный пух. Однако сама буря унеслась бесследно, и на очистившемся небе снова засияли звезды.

– Уже можно выходить? – шепотом поинтересовалась я.

– Похоже на то. Постойте тут, я проверю.

Я с тревогой наблюдала в окно, как доктор Хассан выбирается на крышу. Когда он оперся на перила ограждения, они надломились и со стуком полетели во двор. Старый археолог застыл, оценивая погром, и через пару секунд я рискнула к нему присоединиться.

Дверь покосилась от многочисленных ударов, повсюду валялись щепки и обломки. Каждый сантиметр пола украшали глубокие борозды от когтей. Я нагнулась поднять растерзанную диванную подушку. Из нее тотчас же полетел пух, и я невольно представила на месте подушки собственный живот, а вместо набивки – кишки.

Следом пришла мысль об Амоне. Что с ним стало бы, если бы крокодемоны превратили меня в бифштекс? Смог бы он по-прежнему черпать силу из моих органов – или ему понадобился бы новый донор?

– Как вы думаете, с Амоном все в порядке? – тихо спросила я.

– Если бы Апофиз взял верх, мир уже погрузился бы в хаос.

– Как по мне, здесь и так хаос.

Доктор Хассан вздохнул.

– Не думаю, что у Темного хватило бы сил одолеть Амона. По крайней мере, сейчас. Но вы должны понимать, что даже если Амон победил, есть вероятность, что эту битву мы уже проиграли.

– Какая ирония! Великий визирь, призванный служить солнечному богу, первым распространяет упаднические настроения. Лично я намерена бороться до конца. Мы найдем братьев Амона и завершим церемонию. Я считаю, мы просто не имеем права думать по-другому.

Доктор Хассан бросил на меня быстрый взгляд и положил ладонь на сломанные перила.

– Боюсь, эта новость вас не порадует, Лили, но вы с Амоном должны знать все варианты. В легендах говорится, что наступят времена, когда небесные тела встанут в ряд, но не сумеют снова заточить Темного бога. И по всем признакам, этот момент настал.

– Погодите-ка. Вы хотите сказать, что эта ваша космическая церемония может не сработать, даже если Амон принесет себя в жертву?

Доктор Хассан кивнул.

– Так предсказывают легенды.

– Но мы не можем знать, что они говорят именно об этом разе.

– Никто в мире не может знать такого наверняка.

– Допустим. Так этот дурной знак, крокодемоны…

– Свидетельствует, что Темный собирает силы, вербует новых приспешников и уже достаточно укрепил свое присутствие в мире…

– Чтобы помешать Амону и его братьям исполнить задуманное.

– Похоже на то.

Я уперлась ладонями в колени и мрачно пробормотала:

– Фан-мать-его-тастично!

Я помогала доктору Хассану собрать обломки мебели в кучу, когда заметила в ночном небе яркую комету. Сперва она стремительно приближалась к нам, но потом замедлилась и скорректировала курс. Теперь я отчетливо различала золотые крылья.

– А ваши соседи могут его увидеть? – спросила я доктора Хассана.

Тот покачал головой.

– Дух великой птицы открывается только тем, кто в него верит.

Сокол завис над домом, и его сияющее тело, вспыхнув еще ярче, начало расплываться – пока не сменилось привычным силуэтом юноши. Тень крыльев мерцала в воздухе еще несколько секунд, пока Амон опускался на крышу. Едва его ступни коснулись исцарапанного дерева, как золотые перья рассыпались миллионом светящихся точек.

Ладони юноши были воздеты, как и при первом превращении. Однако вместо того, чтобы их опустить, он протянул ко мне руки и выдохнул:

– Лилия.

Я бросилась ему в объятия.

Амон коснулся губами моего лба и лишь тогда перевел взгляд на доктора Хассана.

– Что случилось?

– На нее напали демоны билоко.

Амон сжал мое запястье, и в основании шеи неуютно кольнуло.

– Они пришли вместе с бурей.

– Тогда они знают. – Амон мягко помассировал мне шею, и я почувствовала, как тело наполняется тягучим теплом.

– Этого я и боялся, – мрачно сказал доктор Хассан.

– Кто знает что? – пробормотала я.

– Темный знает, что Амон ослаблен и зависит от ваших сил, – пояснил археолог.

– И теперь они за мной вернутся? – спросила я, уткнувшись Амону в грудь.

– Я не допущу, чтобы тебе причинили вред, – ответил парень.

– Значит, вернутся, – я подняла голову и безошибочно угадала на его лице тревогу.

Амон не ответил – лишь молча продолжил потирать мне шею. От его прикосновений кровь обращалась в солнечный свет, который растекался по телу, вымывая боль и усталость.

– Лилия, – прошептал парень, снова соприкоснувшись со мной лбом. – Что я с тобой сделал?

– Эй, я в порядке. – ответила я, для привлечения внимания легко похлопав его по груди.

– Ты не в порядке, – Амон коснулся перебинтованной руки, и его глаза сузились.

– Просто маленький укус. Невеликое дело.

– Неправда. Твои ткани разорваны, а кости треснули в нескольких местах.

– Но-но! Я давала разрешение на использование рентгена? Послушай, Амон, это правда неважно. А что важно, так это…

Парень яростно встряхнул меня за плечи.

– Ты – важна! – И Амон, проигнорировав мои дальнейшие возражения, обернулся к доктору Хассану: – Надо немедленно найти братьев.

Археолог натянул шляпу.

– Бог звезд ближе. Следуйте за мной.

– Ей нужен целитель. Лучше сперва пробудить Амоза.

Доктор Хассан покачал головой и сделал нам знак следовать за ним. В доме он немедленно залез под кровать и вытащил большую походную сумку, в которую принялся заталкивать самые невообразимые вещи – какие-то археологические приспособления, спички, отрезы ткани и другие предметы, назначения которых я даже не могла представить.

– Воплощение лунного бога спит слишком далеко, – сказал доктор Хассан. – Поиски его последнего пристанища займут немало времени. Если мы сперва отправимся туда, нам придется потом вернуться и потерять целый день. А в случае повторного нападения твой брат сможет вернее защитить Лили.

Амон секунду обдумывал это предположение. Я видела, что на самом деле ему не нравится ни один из вариантов.

– Хорошо, – наконец ответил он. – Сначала разбудим Астена. Но прошу вас, доктор, поторопитесь.

– Разумеется.

Через считаные минуты мы уже неслись по шоссе в маленькой машине доктора Хассана – почти такой же пыльной, как и артефакты в его гостиной. Впереди нас ждал Оазис священных камней – загадочное место, попасть в которое можно было, только миновав стражей.

Я опустила окно, чтобы ветер остудил мои щеки, которые все еще пылали после встречи с крокодемонами. Доктор Хассан утверждал, что их укусы не ядовиты, но в ранах неуклонно нарастала горячая пульсация, и хотя я выпила обезболивающее, все тело начинало ломить.

Мне не было нужды заговаривать с Амоном, чтобы ощутить его эмоции. Сперва он упрекал себя в случившемся, потом проклинал коварных ушебти и того, кто их подослал. В конце концов его чувство вины начало меня беспокоить. Я знала, что он ни на секунду не сводит с меня глаз – только вот в них читалось совсем не то выражение, на которое я надеялась.

– Хватит смотреть на меня так, будто я при смерти, – не выдержав, буркнула я.

– Я за тебя волнуюсь.

– Ты выносишь мне мозг!

– Что я делаю с твоим мозгом?..

– Заставляешь меня нервничать. И может, прикрутишь уже свой обогреватель? Я скоро поджарюсь изнутри.

Амон тут же снял руку с моего плеча и отодвинулся на самый край сиденья. Пространство между нами начало стремительно остывать, хотя голова и плечи у меня все равно пылали, будто я долго загорала на солнцепеке без крема. Я нерешительно взяла парня за руку.

– Прости. Вообще-то я рада, когда ты меня обнимаешь, но сейчас…

– Не извиняйся, Юная Лилия. Рядом с тобой я то и дело забываю о своей сути. И становлюсь небрежным.

– Неправда. Если уж на то пошло, ты один из самых бережных людей, которых я встречала.

Немного успокоенный этим признанием, Амон сжал мою ладонь, откинулся на сиденье и закрыл глаза. Я втайне обрадовалась: после сражения с бурей парень выглядел совсем измотанным.

Следующие несколько часов мы ехали на запад. Пока Амон спал, я вполголоса расспрашивала доктора Хассана о предстоящей церемонии, но оказалось, что он знает о ней не намного больше. Впрочем, меня не покидало ощущение, что какую-то информацию старый археолог утаил.

Незадолго до рассвета он съехал с шоссе и припарковал автомобиль за пыльными метелками кустов.

– Дальше придется идти пешком, – объявил он.

– А далеко?

– Несколько километров через пустыню.

– Не думаю, что Лилия сможет пройти несколько миль, – нахмурился Амон.

– Тогда пусть подождет в машине, – предложил доктор Хассан.

– Нет. Одну я ее больше не оставлю.

– Почему бы не вызвать песчаный вихрь? – спросила я.

– Чтобы перенести сразу троих, понадобится слишком много энергии, – Амон задумчиво взглянул на ближайшую дюну, а потом вдруг сказал: – У меня есть идея.

Парень вытянул руки, что-то пробормотал – и бархан перед нами вздрогнул. По охристому склону покатились струйки песка. Я не удержалась от изумленного возгласа, когда дюна словно взорвалась изнутри – и из нее вынырнули трое коней. Они неторопливо направились к нам, склонив головы и раздувая точеные ноздри.

– Они… прекрасны! – выдохнула я, так и не найдя нужных слов, чтобы выразить свое восхищение этими созданиями. Амон сделал мне знак подойти поближе.

Все лошади были одинаковой песочной масти. Рассвет еще не наступил, но глянцевые шкуры слегка мерцали в темноте, точно инкрустированные крохотными кварцами. Длинные шелковые хвосты и гривы имели нежный кремовый цвет – на несколько оттенков светлее шкуры. Огромные глаза напоминали полированные янтари, а копыта выглядели так, будто их обмакнули в расплавленное золото.

– Кто они? – зачарованно спросила я. – Откуда взялись?

Амон погладил шею ближайшей лошади.

– Помнишь, я рассказывал про Небу, золотого жеребца пустыни?

– Да.

– Они из его табуна.

– Значит, Гор его все-таки нашел?

– Не совсем. Вернее будет сказать, что это Небу нашел Гора. Они образовали связь, и теперь, когда бы Гор – или один из сыновей Египта – ни оказался в беде, Небу присылает ему своих детей на помощь, – Амон протянул мне руку. – Ты поедешь на этой кобыле. Давай помогу взобраться.

Я неуверенно подошла к чудесному коню. Амон обхватил меня за пояс и поднял высоко в воздух, так что я без труда перекинула забинтованную ногу через песочную спину. Оказавшись на лошади, я немедленно запаниковала.

– Я никогда раньше не ездила верхом! То есть ездила, но всего пару раз, с седлом и инструктором. Что, если я свалюсь?

– Держись за гриву, – посоветовал Амон. – Она не позволит тебе упасть.

Я глубоко вздохнула и, запустив пальцы в льняные пряди, шепнула кобыле на ухо:

– Я не буду вцепляться слишком сильно. А ты уж постарайся меня не уронить, пожалуйста. Наездник из меня неважнецкий.

Кобыла ответила кивком головы, очень похожим на человеческий, и тихим музыкальным ржанием. Затем она переступила ближе к коню Амона – могучему жеребцу на несколько ладоней выше ее.

– Готова? – спросил Амон.

Я кивнула, и он повернулся к старому археологу.

– Вы готовы, доктор?

– Да, да, – и тот, наконец взгромоздившись на своего коня, успокаивающе помахал нам рукой.

– Тогда показывайте дорогу, – предложил Амон.

Доктор Хассан издал лихое «Но!», и его жеребец направился прямо в пустыню. Наши лошади следовали за ним по пятам. Сперва они двигались быстрым шагом, но потом перешли на рысцу. Моя филейная часть тут же возмутилась таким обращением, но если не считать этого маленького неудобства, ехали мы с королевским комфортом. Я даже ни разу не сделала попытки упасть.

Вскоре я заметила, что из дюн на горизонте выступают несколько высоких силуэтов. Они отбрасывали черные тени на медленно сереющее небо.

– Мы едем туда? – спросила я доктора Хассана, когда наши лошади поравнялись.

– Да. Нам нужно попасть в оазис у подножия тех гор. Причем до рассвета.

– А что случится на рассвете?

– Камни укажут нам дорогу – но лишь в строго определенное время.

Словно почуяв тревогу археолога, лошади припустили быстрее. Горизонт светлел на глазах, и я не могла не заметить, какие озабоченные взгляды бросает на него доктор Хассан. Вскоре впереди выросли высокие пальмы, и ветер донес до нашего слуха сухой шелест листьев. Я вздрогнула, когда воздух разрезал пронзительный крик какого-то животного. Ему ответил второй, затем третий – и вскоре вся пустыня наполнилась их яростной перекличкой.

– Кто это? – удивилась я.

– Бабуины! – крикнул Амон, силясь перекрыть шум. – Так они приветствуют восход солнца.

Я скорчила гримасу.

– Я бы предпочла пение птиц. Они опасны?

– Для нарушителей – весьма, – ответил доктор Хассан.

– Хм. А как они поймут, нарушитель я или нет?

– Это не обычные обезьяны, – покачал головой археолог, – а стая самого Баби – легендарного царя бабуинов. Он один из стражей загробного мира. Видите ли, все бабуины агрессивны, всеядны и чрезвычайно бдительно следят за границами своей территории – но к воинам Баби это относится вдвойне. Они призваны защищать место, где покоится брат Амона, и скорее умрут, чем пропустят туда злого человека. Я решил прибегнуть к этой предосторожности, когда мумию Амона похитили. По легенде, Баби пожирает кишки нечестивцев, и эти бабуины не менее опасны. Конечно, нам ничего не грозит, но все же мы должны будем предстать перед их судом.

– А я-то боялась собеседования в колледже, – пробормотала я.

Лошади Небу остановились у края оазиса, и крики бабуинов, которые все это время разрывали нам уши, немедленно стихли. Стволы пальм затряслись, когда на землю начали проворно скатываться большие мохнатые шары. Вскоре нас окружили несколько десятков бабуинов. Я невольно вздрогнула, разглядев блестящие острые зубы. В предрассветных сумерках их маленькие глазки пылали, точно сигнальные огни.

– Нужно спешить, – сказал доктор Хассан. – Я пойду первым.

Амон помог мне спешиться и отпустил лошадей низким благодарственным поклоном. Один мощный прыжок в сторону пустыни – и их поглотил разверзшийся песок. Через секунду только три цепочки следов напоминали о нашем необычном транспорте.

Доктор Хассан подошел к границе оазиса, где его поджидала стая Баби. Большой самец вышел вперед и тихо заворчал. Соплеменники откликнулись на зов вожака, и, когда археолог вступил в тень под пальмами, обезьяны окружили его плотным кольцом. Некоторые из них принялись обнюхивать его ботинки, другие – похлопывать по ногам и дергать за штаны. Один детеныш вскарабкался по руке, забрался на голову и от души покопался в серебристых прядях – после чего спрыгнул на землю и спрятался за спиной у матери.

Внезапно шум стих, ознаменовав конец этого странного суда. Кольцо бабуинов разомкнулось, и доктор Хассан беспрепятственно прошел в глубь оазиса.

– Теперь вы, леди Лили, – позвал он из-за спин обезьян, которые немедленно уставились на меня пытливыми глазками.

– С тобой ничего не случится, – шепнул Амон, сжав мою руку. – Не бойся.

Я шагнула в круг, чувствуя себя последним трусом, нарушителем, нечестивцем и бог знает кем еще. Стая снова завыла, и я закрыла глаза, – но даже так продолжала ощущать, как двигаются вокруг грузные тела. Одна из обезьян дотронулась до повязки на ноге, и я заранее сморщилась в ожидании боли – но прикосновение было легким, почти нежным. Я открыла глаза, и когда бабуин протянул мне лапу, неуверенно ее пожала. В ту же секунду вопли стихли, и обезьяна-проводник, смешно ковыляя на трех лапах, препроводила меня к доктору Хассану.

Настал черед Амона. Едва он вступил под сень пальм, бабуины замерли – а потом бросились к нему со всех сторон, чтобы похлопать по рукам и ногам. Каждому примату хотелось дотронуться до солнечного бога. Когда все удовлетворили свое любопытство, первый самец разразился истошным криком – и обезьяны бесшумно взлетели на деревья. Все произошло так быстро, что я даже усомнилась, а не почудились ли они мне.

Суд был окончен, и мы поспешно углубились в оазис, пробираясь на звук журчащей воды. Едва бабуины пропустили Амона, доктор Хассан припустил бегом – но я не могла похвастать такой прытью, и Амон взял меня под руку, чтобы я совсем не отстала. Я уже собиралась просить о привале, когда археолог неожиданно замер – и я поняла, что мы стоим перед большим бассейном, в который с вершины горы обрушивается белопенный водопад.

Бассейн окаймляли камни всевозможных форм и размеров. Само по себе это было бы неудивительно – если бы в каждом из них не была проделана аккуратная дыра. Не успела я озадачиться, кто и зачем их просверлил, как вдруг доктор Хассан поразил меня еще больше. Ничего не объясняя, археолог набрал полные пригоршни камней и принялся бросать их в воду.

– Быстро! Помогите мне! – закричал он.

Амон наклонился и тоже начал швырять камни в бассейн.

– Что мы делаем? – спросила я, подбирая ближайший булыжник.

– Смотрим, какой всплывет, – ответил доктор Хассан, не отрываясь от своего занятия. – Настоящий гадючий камень не тонет в воде!

– Гадючий камень?

– В древности их использовали для защиты от злых чар и кошмаров, – пояснил Амон. – Гадючьи камни вырастают из яда гадюк, поэтому они еще охраняют от змеиных укусов.

– Есть! – вдруг завопил доктор Хассан. – Нам нужно три камня, так что смотрите внимательно, – добавил он, когда Амон выудил дрейфующий по поверхности бассейна голыш.

Несколько пригоршней спустя мы раздобыли второй камень, который археолог велел положить мне в карман. Солнце могло появиться в любой момент, и доктор Хассан принялся ожесточенно бросать в воду целые пригоршни. Когда третий камень наконец всплыл из глубин, египтолог набросился на него, как голодная кошка – на жирную рыбу.

Затем он повел нас на открытую поляну между пальмами и положил голыш на только ему известное место. Едва на горизонте вспыхнул первый луч, свет прошел в отверстие камня, и на воде задрожала тонкая белая дорожка. По мере того как солнце взбиралось по небосводу, луч скользил все дальше и дальше – пока не уперся в гору.

Я вопросительно взглянула на доктора Хассана, но тот неотрывно смотрел на скалистую стену.

– Теперь идем, – наконец прошептал он. – Надо найти вход.

Однако солнце, по-видимому, сделало это за него, потому что через несколько секунд египтолог торжествующе завопил:

– Вот он! Прямо перед нами!

Я и в самом деле уловила отблеск по ту сторону бассейна – как будто в гору было встроено зеркало, которое отразило пропущенный гадючьим камнем луч. Видимо, свет запустил какой-то загадочный механизм, потому что гора тут же вздрогнула. Я ожидала чего угодно – армии скелетов, стаи плотоядных скарабеев, еще какого-нибудь признака египетского апокалипсиса, – но каменная стена затихла, так и не выдав нам своих секретов. Я взглянула на воду: солнечная дорожка уже растаяла. Доктор Хассан поднял голыш, вернулся к бассейну и принялся огибать его по кругу.

– И зачем мы ловили три камня, если для вашего фокуса хватило бы одного? – поинтересовалась я, стараясь не поскользнуться на мокрых булыжниках.

– Скоро увидите, – уклончиво ответил египтолог.

Вскоре мы уперлись в подножие горы. Водопад срывался со скалистых ступеней, обдавая нас радужными брызгами. Доктор Хассан остановился и приложил к глазу гадючий камень.

– Вот и дверь!

– Где? – удивилась я.

– Смотрите через отверстие, – посоветовал археолог.

Я достала камень, заглянула через дырочку в нем и не удержалась от изумленного возгласа, когда обнаружила перед собой расщелину. Если я смотрела на гору без гадючьего камня, она выглядела совершенно обыкновенной. Я похлопала по ней ладонью, но она была твердой и неприступной, как и полагается горе. Не успела я спросить, что это за оптическая иллюзия, как доктор Хассан, по-прежнему прижимая к глазу гадючий камень, сделал шаг вперед и растворился в каменной стене.

Я глубоко вздохнула, подняла свой голыш, чтобы четко видеть расщелину, и с сарказмом пробормотала:

– Да что может пойти не так?

Затем я шагнула в гору.

 

Глава 16. Бог звезд

Меня обступила могильная тишина. Со всех сторон надвигался камень – твердый и холодный, как надгробная плита. Скалистый потолок словно опускался с каждым шагом. Но хуже всего был даже не страх оказаться погребенной заживо. Нет, по-настоящему меня пугало то, что, шагнув в гору, я не оказалась в хитро спрятанном гроте, как предполагала, а вошла непосредственно в камень.

По сторонам плыли мерцающие пласты породы. По мере того как я погружалась в гору, увеличивалось сопротивление среды – будто я шагала против сильного течения. Мозг требовал немедленно объяснить происходящее, и я предположила, что двигаюсь в другой фазе – или на другом слое реальности, чем тот, в котором существует гора. Пальцы, которыми я держала гадючий камень, отчаянно тряслись, и я на всякий случай зажмурила другой глаз, чтобы не видеть надвигающуюся скалу. Дыхание сбилось, сердце стучало как безумное.

На языке сгустился привкус меди и соли. Я старалась держать рот закрытым, но то и дело забывалась и облизывала губы. Увы, это не принесло облегчения: дело кончилось лишь тем, что язык покрыла гадкая пленка каменной пыли.

Как бы я ни крутила головой, Амона и доктора Хассана нигде не было видно, поэтому я решила двигаться строго вперед. Меня направляли редкие вспышки света, которые возникали внезапно и безо всякого видимого источника, а затем так же бесследно исчезали. В отличие от маяков, которые направляют корабли и предостерегают рыбаков о коварных рифах, это сияние словно делало из меня приманку. Я не могла избавиться от ощущения, что из-за угла вот-вот вывернет какой-нибудь монстр, привлеченный светом.

Стоило этим вспышкам заплясать чуть в отдалении, я останавливалась и испуганно оглядывалась по сторонам, пока не убеждалась, что никакой опасности нет. Когда же они гасли, дрожь, едва заметно сотрясавшая гору, становилась отчетливее, и это тоже не добавляло мне душевного равновесия.

Я шла и шла, пока мой проводник-светлячок совсем не исчез. Я осталась в душной темноте, заживо замурованная в горе, без надежды на спасение. Я слепо сделала шаг вперед, потом другой. Дыхание выходило из груди судорожными всхлипами, и я уже подумала, что у этого пути вовсе не будет конца, – как вдруг гора расступилась, и я буквально вывалилась из стены.

Меня по-прежнему окружала темнота, но изменившаяся атмосфера не оставляла сомнений. Вес, все это время давивший мне на плечи, тоже пропал. Я ощутила легкое движение воздуха и, опустив гадючий камень, обернулась. Позади возвышалась сплошная стена. Я похлопала ее рукой и нашла камень безукоризненно твердым. Воздух колыхнулся снова, и моих ушей достиг неразборчивый шум. Затем я услышала доктора Хассана.

– Лилия! – звал он. – Идите сюда!

Я вытянула руку и сделала несколько осторожных шагов.

– Где вы? – жалобно спросила я.

Шум тут же возобновился. Но на этот раз он шел у меня из-за спины: кто-то или что-то тоже проламывалось через гору. Когда я обернулась, на меня уставились две ярко-зеленые точки.

– Лилия, – выдохнул Амон, опуская гадючий камень. – Ты в порядке?

– Я… да, в порядке. Кажется.

Амон поспешно положил руку мне на плечо, и меня осыпало светлой пылью, похожей на тальк. Я сразу раскашлялась и принялась стряхивать ее с одежды. Похоже, этап «Чистая Лили в чистой футболке» в очередной раз закончился раньше срока.

Впрочем, Амона это не беспокоило. Взяв меня за руку, парень снова «включил» внутреннее свечение, и я наконец увидела, что мы в огромном подземном гроте.

– Доктор Хассан? – окликнула я, заметив движение поодаль.

Археолог ползал по полу, методично охлопывая его ладонями.

– Еще немного, еще чуть-чуть…

– Что вы ищете? – поинтересовалась я, подойдя ближе.

– Вот это. – Доктор Хассан поднял толстую почерневшую палку и начал возиться с одним ее концом.

– Факел?

– Да. – Тут он наконец заметил исходящее от Амона сияние и на секунду лишился дара речи. – Увы, простые смертные не одарены таким внутренним огнем! – Он поднял факел и наконец выпрямился. – Не возражаете?..

– Ну что вы, – ответил Амон.

– Где мы? – прошептала я, нервно оглядываясь по сторонам.

– По-прежнему в Оазисе священных камней, просто глубоко в горе, – ответил доктор Хассан. – Если вы прислушаетесь, то даже уловите шум водопада. Я спрятал брата Амона за ним.

Археолог запалил факел, и Амон тут же погасил собственный свет – видимо, чтобы сберечь энергию.

– А ты тоже видел странный свет в горе? – спросила я Амона, пока он помогал мне обойти большое скопление сталагмитов.

– Он виден лишь через истинный гадючий камень, – ответил вместо парня доктор Хассан. – Это отблески солнца, незримо проходящего через отверстие.

– Дорога, проложенная солнечным богом, – кивнул Амон.

– В каком-то смысле. Великие визири передавали этот трюк из поколения в поколение. Но чтобы вызвать такой свет, нужно оказаться в правильном месте в правильное время.

– Это что-то вроде киношного египетского трюка с зеркалами? – полюбопытствовала я, гадая, сколько в этом фокусе от науки – и чистой магии.

– Не совсем. Солнечная дорога – куда больше, чем игра света. Видите ли, ученые полагают, что дыры в гадючьих камнях естественным образом вымываются водой. Древние люди верили, что это застывшая змеиная слюна, и приписывали ей разные чудодейственные свойства. Но жрецы знают истинную природу этих камней. А вы, Великий… – и доктор испуганно запнулся на полуслове. – То есть Амон?

– Признаться, нет.

– Тогда, если позволите, я развлеку вас небольшим рассказом, пока мы ищем вашего брата.

– Продолжайте, визирь, – великодушно предложил Амон.

– Видите ли, богиня Исида…

– Жена Осириса? – уточнила я.

– Верно. Когда ее муж отправился в загробный мир, она не сумела смириться с разлукой.

– О, эту историю я знаю! Она отравила Амона-Ра и обманом выпытала у него истинное имя.

– А вы помните, как именно она его отравила? – спросил археолог.

Я на секунду задумалась – а потом торжествующе щелкнула пальцами.

– Змеиный укус!

Доктор Хассан вскинул брови, явно впечатленный познаниями американской школьницы в древнеегипетской мифологии, и я рассеянно махнула в сторону Амона.

– Это все он. По мере сил занимается моим образованием.

– Я вижу.

– Я помню, что Исида добилась свиданий с мужем, но какое отношение это имеет к гадючьим камням?

– Змее, напавшей на Амона-Ра, удалось скрыться от его гнева. Но, укусив бога, она нечаянно впитала часть его солнечных сил. В итоге потомство этой конкретной змеи обрело способность светиться в темноте. Долгие годы они прятались в самых потаенных местах, чтобы солнечный бог не вспомнил о нанесенной обиде. Истинный гадючий камень – это окаменелые остатки их голов. И когда вы смотрите через ее глаз, то обретаете способность не только видеть в темноте, но и просачиваться в самые узкие щели, куда не смог бы проникнуть даже взгляд солнечного бога.

Камень у меня в руке неожиданно налился холодом. Я с трудом сглотнула – и чуть не вскрикнула, когда он выскользнул из моих ослабевших пальцев. Шлепнувшись в пыль, он так и остался лежать на земле, скалясь на меня снизу змеиной улыбкой и словно подмигивая. Я не сдержалась и принялась вытирать руки о футболку, потрясенная мыслью, что моим проводником в горе был змеиный череп.

В свете факела камень чуть дрожал и извивался, как будто собираясь обрасти плотью. Через пару секунд я осознала, что это лишь игра света на древних костях, но первое гнетущее впечатление не исчезло.

Амон наклонился поднять голыш, но песок под его пальцами вдруг шевельнулся и образовал в земле неприметную впадину, в которую и провалился мой гадючий камень. При ближайшем рассмотрении она оказалась глубже вытянутой руки. Амон решил было прибегнуть к магии, но потом передумал и обратил ко мне успокаивающую улыбку.

– Если понадобится, мы достанем его на обратном пути. Не волнуйся.

– Ой, – сказал доктор Хассан, явно смущенный какой-то мыслью. – Если мы собираемся возвращаться вчетвером, надо было захватить камень и для вашего брата.

– Все будет в порядке, – заверил его Амон.

На самом деле до того момента я особо не волновалась – но когда теплая улыбка парня внезапно погасла, это тут же вызвало у меня тревогу. Пока мы плутали темными коридорами вслед за Великим визирем, я пыталась понять, что омрачило мысли моего мумий-тролля. Не похоже было, чтобы потеря гадючьего камня его серьезно обеспокоила – а уж рассчитывать, что полубога напугал змеиный череп, казалось и вовсе смешным. Причина его грусти коренилась гораздо глубже – там, куда не могла проникнуть моя мысль.

Через каждые несколько шагов Амон оборачивался, чтобы бросить на меня встревоженный взгляд. Неужели его огорчила я? Разгадав эту загадку, я задумалась, действительно ли мои дела так плохи. Конечно, я чертовски устала, а предплечье и икра ныли в местах укуса – но этого было явно маловато, чтобы прописать мне больничный режим. Я сжала руку Амона и уже собиралась сказать ему что-нибудь ободряющее, как вдруг тоннель вильнул, и на нас из темноты выплыл саркофаг.

Доктор Хассан забрал у парня огонь и бегом бросился зажигать факелы на стенах. Когда пещера озарилась их теплым сиянием, я наконец разглядела последнее пристанище брата Амона. Округлый деревянный гроб формой напоминал саркофаг Тутанхамона – но если могилу мальчика-царя усыпало золото, ложе истинного полубога было подчеркнуто скромным, и даже резьба не произвела на меня большого впечатления.

Как и стены туннелей, бока саркофага были украшены символами братьев – солнцем, луной и звездами, – причем звезды были вырезаны чуть крупнее и четче. Я обходила гроб по кругу, пока не наткнулась на изображение трех юношей, которые стояли перед богом с собачьей головой.

– Кто это? – спросила я.

Амон склонился к моей находке.

– Анубис. Здесь изображено, как Анубис наделяет нас божественными силами – после того как снова вдохнул жизнь в тела. Это момент нашего первого пробуждения.

– А здесь что? – я направилась к изножью саркофага.

– Тут мы повергаем нашего врага, Сета.

– Значит, у него лошадиная голова?

– Это не лошадь. Это Зверь.

– Какой зверь?

– Любой – и никакой.

– Не понимаю.

Доктор Хассан подошел к саркофагу с другой стороны.

– Бог Сет славится умением менять обличья.

– Серьезно?

Амон кивнул.

– Он может принять любую форму, какую пожелает, что делает его еще более опасным противником.

– Например, он может стать бегемотом или крокодилом, – подхватил доктор Хассан. – Или черной свиньей. Или коброй.

– А Сет всегда хотел разрушить Египет?

– Он воплощал хаос еще до своего рождения, – принялся объяснять Амон. – Его матерью была богиня Нут. Но Сет был так нетерпелив, что не мог дождаться, когда она разрешится от бремени естественным образом, зубами прогрыз себе путь наружу и выбрался через ее бок.

– Его единственной целью всегда была власть и исполнение своих темных прихотей, – кивнул доктор Хассан. – Приспешники Сета, как и он, не ценят жизни других людей. Их похоть, кровожадность и ненасытная алчность – напоминание о Звере, которому они присягнули. Сет – воплощенное чудовище и изображается таким же. Избрать для него звериный тотем значило бы оскорбить это животное. Даже самые опасные твари – крокодилы, змеи, скорпионы – причиняют вред, следуя природным инстинктам, а не по злому умыслу. Вот почему древние изображали Сета просто Зверем. Это напоминание о его истинной сути и предостережение всем, кто мог бы соблазниться его покровительством.

– Ладно, – протянула я. – Что у нас дальше по плану?

– Боюсь, я не подготовился как следует к пробуждению звездного бога, – расстроился доктор Хассан. – Собирались в спешке, поэтому я прихватил лишь немного еды и простую воду.

– Для его пробуждения не нужно и этого, – мягко ответил Амон. – Моего заклинания будет вполне достаточно.

– Но традиционный пир, песни и празднование…

– Добрые намерения как нельзя лучше доказывают вашу верность. Довольно и этих подношений.

Доктор Хассан снял с плеча сумку и, как следует покопавшись на дне, извлек оттуда бутылку минералки и пакет с выпечкой. Затем он благоговейно отряхнул землю в изножье саркофага, расстелил красный носовой платок и водрузил сверху свои дары. Глядя, как он в волнении перекладывает их с места на места, я тоже порылась в рюкзаке и выудила яблоко, которое дал мне Амон еще перед выходом из отеля. Фрукт был далеко не первой свежести, но археолог обрадовался и ему.

Удовлетворившись составленным натюрмортом, он снова приложил к глазу гадючий камень и запустил руку в стену. Через секунду мы увидели деревянный ящик, из которого торчали четыре глиняных кувшина.

– Это его канопы? – спросила я, осторожно касаясь деревянной крышки с вырезанной на ней длинноклювой птицей.

Доктор Хассан кивнул.

– Когда Амон пропал, я решил, что их тоже лучше перепрятать.

Он благоговейно выставил перед нами кувшины, и даже я почувствовала легкий трепет, дотронувшись до этих тысячелетних артефактов. Помимо странной птицы, на крышках были вырезаны еще собачья голова, человеческая – и голова барана. Я уже хотела спросить археолога, что они означают, когда Амон подал голос:

– Вы готовы, доктор?

– Думаю, да.

– Распечатайте канопы, как только почувствуете дыхание жизни, – велел Амон.

– Конечно, господин.

Амон остановился примерно в метре от гроба, и я присела на корточки рядом с доктором Хассаном, который смотрел на парня с откровенным обожанием.

Живое подобие солнечного бога воздело руки к потолку и принялось негромко напевать. По мере того как сплетались строки заклинания, тяжелая крышка саркофага вздрогнула и мало-помалу начала сдвигаться.

Амон пел:

Глаза Амона вспыхнули изумрудами, и пещеру затопил жуткий зеленоватый свет. Парень повернул голову, ища что-то взглядом, и лучи его глаз повернулись следом. По-видимому, вскоре он нашел искомое – хотя для меня темнота так и осталась пустой, – потому что возобновил песнопение:

Амон вскинул правую руку, и по гроту прокатился страшный звук – точно пробуждающийся монстр втянул воздух. Моя кожа тут же покрылась мурашками, и я испуганно завертела головой в поисках источника шума. Доктор Хассан начал вскрывать канопы. Едва крышки отлетели в сторону, из кувшинов вырвались четыре потока белоснежного света, которые принялись кружить над саркофагом. Я никак не могла отделаться от ассоциации со стервятниками.

Волосы взметнул порыв горячего воздуха. Амон поднял левую руку, и по гроту пронесся второй ветер. Парень повторил этот жест еще дважды – пока мы не оказались посреди настоящего смерча. Вой и свист все нарастал, так что нам с доктором Хассаном пришлось уцепиться за крышку гроба, – но тут ветры словно потеряли к нам интерес и переметнулись к Амону.

Тот широко раскинул руки. При этом парень дрожал всем телом, будто пытался поднять штангу на кончиках пальцев. Когда я уже решила, что он вот-вот сломается, ветры оставили его в покое – и дружно нырнули в саркофаг, из которого медленно поднялась обмотанная бинтами фигура.

Ветхие желтые ленты трепетали в воздухе, то и дело обнажая тело – точнее, ту малость, которая от него сохранилась. Мне на ум тут же пришли все виденные фильмы про мумий, и я невольно отступила на шаг – но доктор Хассан так и остался на коленях перед саркофагом, исполненный благоговения.

Мало-помалу ветры сорвали все бинты, и те бешено заплясали вокруг мумии, словно маленькое торнадо. Несколько лент пристали к черепу – похоже, они были закреплены лучше. Наконец обрывки ткани, скрывавшие руки и ноги трупа, взорвались зловонным фонтаном праха, и я от неожиданности повалилась на спину, в последний момент успев выставить локти. В горле запершило, и я шумно раскашлялась, надеясь, что не вдохну какую-нибудь часть брата Амона.

Внезапно вызванная им буря стихла, и мумия так же медленно опустилась обратно в саркофаг. Я повернула голову и увидела, что Амон смотрит прямо на меня. То, что он обеспокоен, было очевидно, но под этой эмоцией скрывалось что-то еще, что-то более глубокое… Печаль? Я моргнула и поняла, что ритуал прервался по моей вине. Мое поведение каким-то образом отвлекло Амона.

Я упрямо выдержала его взгляд, стараясь обуздать эмоции. Подумаешь, воскрешение мумии, пролежавшей в гробу без малого тысячу лет! Нужно просто представить, что это очередной фильм с Борисом Карлоффом. Или еще одно волшебное представление, замысловатый трюк со светом и зеркалами – будто мало я их уже видела…

Амон сжал челюсти и повернулся к саркофагу. По гроту пронесся новый смерч – на этот раз еще более жестокий.

Мумия опять восстала из гроба. Ветер взметнул ленты на черепе, и теперь я отчетливо разглядела пустые глазницы и рот, усеянный кривыми черными зубами. Тело было иссохшим и сморщенным – по сути, даже не труп, а пустая оболочка, печальное воспоминание о человеке. Оставшаяся кожа обтягивала кости так туго, что грозила вот-вот порваться. В некоторых местах ее не было вовсе, и оттуда торчали сероватые кости с ошметками гниющей плоти. Я отвернулась и прижала руку ко рту, стараясь обуздать рвотные позывы.

Я скорее почувствовала, чем увидела, что Амон снова на меня смотрит. И я еще хотела его поцеловать?! Конечно, он был самым горячим парнем на планете – в прямом и переносном смысле. Какая девчонка отказалась бы от бессмертного, владеющего магией бойфренда, который к тому же делает потрясающие тепловые массажи? Но я была не обычной девушкой. Я была реалисткой. И сейчас передо мной парила весьма реалистичная версия полусгнившего трупа, который выглядел так, будто его запихивали в саркофаг силой, а он при этом сопротивлялся и безостановочно орал.

Как я могла не обращать внимания на сгустки пыли, когда-то бывшие плотью, вонючие бинты, торчащие желтые кости? Я с усилием сглотнула, повернулась и сразу же поймала взгляд Амона. Поняв, что он копается у меня в сознании – и все мои мысли для него как на ладони, – я одновременно смутилась и разозлилась. Смутилась – потому что оказалась сделана из жидкого теста. Как можно метить в девушки настоящей мумии, если не способна выдержать вида гнили и разложения? А разозлилась – потому что Амон не имел права без спросу лезть ко мне в голову. У девушки должно быть личное пространство. До сих пор я отлично справлялась – учитывая все обстоятельства. И теперь мне просто требовалось немного времени на принятие того факта, что парень, от которого у меня подгибались коленки и руки покрывались мурашками, в негастрольное время выглядел, как кошмар Ганса Гигера.

Теперь Амона попросту трясло, и я испугалась, что ему не хватит сил для завершения ритуала. В голове промелькнуло кошмарное видение, как его брат пробуждается в наполовину собранном виде. Решив одолжить Амону немного энергии, я бочком протиснулась к саркофагу и осторожно коснулась его дрожащей руки. Однако не успела я сказать и слова, как он рявкнул:

– Лилия, назад!

– Я подумала, что тебе не помешает…

– Ты ошиблась, – прошипел он. – Ты мне не нужна. Вернись к доктору Хассану.

Я безропотно вернулась на место, гадая, чем так разозлила парня. Тем временем он продолжил заклинание:

Стоило ему упомянуть ибиса, как из темноты соткался тонкий белый луч. Он медленно полз по гроту, пока не достиг зеленоватого свечения, созданного глазами Амона. Окунувшись в него, белый луч окреп и начал разрастаться, пока не обрел форму птицы, похожей на знакомого мне золотого сокола. Но у этой птицы был мощный, изогнутый книзу клюв, который выглядел даже длиннее тонкой шеи. Ударив крыльями, птица зависла в воздухе возле Амона. Тот кивнул и просто сказал:

– Здравствуй, брат.

Четыре белоснежных вихря, кружащих над мумией, один за другим покинули ее и слились с птицей. Та издала пронзительный крик и, сделав круг у нас над головами, нырнула прямо в сердце урагана. В ту же секунду она рассыпалась мириадами белых искр, которые стремительно втянулись в пустые глазницы мумии. Оставшиеся покровы слетели с трупа, на мгновение замерли в воздухе, будто надеясь удержаться там без ветра, а потом медленно спланировали на землю, точно крохотные воздушные змеи с перерезанными тросами.

На миг все замерло – а потом из мумии хлынул ослепительный снежный свет. Кости пришли в движение, с треском вставая на места, и труп неторопливо повернул череп сперва к Амону, а потом к нам с доктором Хассаном. Челюсть клацнула, будто силясь что-то сказать, и мумия подняла длинные тонкие руки. Теперь она выглядела, как Витрувианский человек, сотканный из звездного сияния. Я с трудом подавила крик.

Амон запел снова:

Свет, струящийся из мумии, стал ярче, и обрывки лент взметнулись с пола, подхваченные новым порывом ветра. Я потрясенно наблюдала, как лучи сгущаются, вылепляя кровеносную систему и ритмично пульсирующее сердце. Затем свет растекся по костям, и на них появились сияющие мышцы. Теперь передо мной парил не труп, а настоящая сверхновая – прекрасная и пугающая.

Не выдержав ее нестерпимого блеска, я прикрыла глаза рукой – и ощутила, как мое сердце откликается на оглушительное биение сердца мумии. Эта мысль стала для меня последней, потому что в затылок впилась грызущая боль, я вскрикнула, и перед глазами сомкнулась пыльная темнота.

* * *

Когда я пришла в себя, сияние уже погасло. Виски ломило; я спрятала лицо в ладонях и попыталась сдержать подступающую тошноту. Затем я услышала, как рядом пошевелился доктор Хассан. Он повалился на грязный пол и закричал:

– Приветствую твое пробуждение, о Великий!

Каждый звук жалил уши, точно разозленная гадюка. Я разобрала хруст песка, тихий разговор на древнеегипетском – который быстро сменился английским, – и затем приближающиеся шаги. Я по-прежнему закрывала лицо руками, но разглядела через щелку в пальцах пару босых ступней, которые прошлепали по земле и остановились точно передо мной. Амон уже освоил ботинки, так что, если он вдруг не решил разуться, ноги принадлежали явно не ему.

– Не нужно бояться, жрица, – усмехнулся кто-то высоко над головой. – Я не кусаюсь. Если, конечно, на то не будет твоего желания.

Боль в голове наконец сменилась тупой пульсацией, и я рискнула перевести взгляд с загорелых ступней на гладкие икры – и затем мускулистые бедра. Брат Амона не утруждал себя одеждой: на нем тоже была лишь белая складчатая юбка. Я быстро села и нашла глазами Амона, который, тяжело дыша, опирался на пустой саркофаг. Руки у него все еще дрожали.

Незнакомец рассмеялся и протянул мне ладонь. Я с благодарностью приняла помощь, однако стоило мне направиться к Амону, как эта же рука удержала меня на месте.

– Дай ему восстановиться. Наше пробуждение требует немало сил, поэтому сейчас он опустошен, – и юноша, бросив взгляд через плечо, ехидно добавил: – Я уж испугался, что ты поднимешь меня без каких-нибудь важных частей!

И он, улыбнувшись брату, склонился к самому моему лицу. Я вздрогнула, когда парень приобнял меня за талию, но была все еще слишком слаба, чтобы его оттолкнуть.

– Между нами говоря, я чересчур хорош собой, чтобы идти на такие жертвы даже ради спасения мира, – прошептал он, подмигивая. – Ты не находишь?

Поскольку в этот момент мой нос был фактически прижат к его груди, мне не оставалось ничего, кроме как молчаливо согласиться. Существо, недавно испугавшее меня до икоты, теперь несомненно являло собой образец мужской красоты. Длинные мускулистые руки выглядели сильными, как ветви дуба, но при этом удерживали меня с безукоризненной нежностью. Клацающая челюсть превратилась в волевой подбородок и чувственные губы, сейчас изогнутые в плутовской улыбке. Там же, где недавно были пустые глазницы, теперь сияли насыщенно-карие, с теплым янтарным отблеском глаза.

Как и Амон, второй принц явился в наш мир с обритой головой и в нелепой юбке, но все остальное в нем было безупречно. Кожа его имела тот же медовый оттенок, что и у брата – надо понимать, наследие жизни в тропическом поясе, – но на этом их сходство заканчивалось.

Хотя оба были прекрасно сложены, Амон казался крупнее и более крепко сбитым. Если его лицо имело открытое, прямое выражение, мой новый знакомец явно был себе на уме – и прятал за любезными манерами не одну шальную мысль.

Я все еще стояла, хмуро разглядывая лукавую ямочку у него на подбородке – черта, которой Амон тоже был лишен, – когда парень обратился к доктору Хассану:

– Что за прелестный дар ты приготовил мне, старик! Он почти возмещает скудный пир.

– Молю меня простить, – и археолог снова упал на колени. – Видите ли, у нас особые обстоятельства…

Договорить ему не дал Амон. Под глазами парня залегли глубокие круги, а кожа приобрела мертвенно-бледный оттенок – но он все равно доковылял до нашей троицы, взял меня за предплечье и почти выдрал из объятий брата.

– Лилия – не жрица. И она не твоя игрушка!

Глаза звездного бога сузились, хотя губы продолжали улыбаться. Его усмешка стала только шире, когда он заметил наши переплетенные руки.

– О, понимаю. Она твоя.

Амон нахмурился.

– Она не моя и не твоя, а своя собственная. И никому не обещана!

– Да ну? – Астен сложил руки на груди. – Что ж, дева, которая никому не обещана, сама может выбрать, кого пожелает.

С этими словами он взял мою свободную руку и запечатлел на запястье долгий поцелуй.

– Дай мне пару часов, и я докажу, кто искуснее выполнит твои самые потаенные желания…

Амон вздохнул.

– Лилия, это Астен. Астен, это Лилия и наш визирь, доктор Хассан.

– Для меня честь лицезреть вас, – в волнении проговорил археолог, приподнимая убеленную сединами голову.

– Да-да, – нетерпеливо ответил юноша. – Вы сможете воспеть меня потом. Брат сказал, у нас мало времени?

– Не то слово, – мрачно ответил Амон.

– Что ж, – и воплощение звездного бога, обойдя коленопреклоненного визиря, наклонилось за яблоком. – Сколько дней осталось до церемонии?

Протерев фрукт о белую юбку, которая при этом скандально задралась, Астен с наслаждением всадил зубы в хрустящую мякоть. Одна капля сока сорвалась с нижней губы и заскользила к подбородку. Парень перехватил ее большим пальцем и хитро улыбнулся, прежде чем протянуть мне надкушенное яблоко.

Флирт был таким откровенным, что я не сдержалась и захихикала. И это его я испугалась пять минут назад?!

– Нет, спасибо, – ответила я сквозь смех.

– Этого плода вполне хватит на двоих. Может, ты подумаешь еще раз?

– Спасибо, но я не голодна. Угощайся сам.

– Какая жалость! Соприкоснувшись с твоими губами, это яблоко стало бы вдвое слаще.

– Ну все, хватит, – вмешался Амон. – Ты немедленно прекратишь эти безвкусные домогательства.

Астен примирительно похлопал брата по плечу.

– Ладно-ладно. У нас есть время хотя бы на маленький пир?

– Боюсь, нет, – ответил Амон, помрачнев. – Темный собирает приспешников и становится сильнее с каждой минутой.

Доев яблоко, Астен легкомысленно швырнул огрызок в темноту, и доктор Хассан тут же бросился его поднимать.

– Что ты хочешь сказать? – спросил он, разглядывая наши с Амоном наряды. – Когда ты пробудился, брат?

Вместо ответа Амон обратился к доктору Хассану:

– Осаар, соберите вещи. Мы немедленно уходим.

– Слушаюсь, Вели… Амон.

– Спасибо.

Астен с напряжением смотрел на брата.

– Что происходит?

– Я пробудился несколько дней назад. Прости за спешку, но нам нужно найти Амоза, прежде чем Темный вернет себе силы и вступит в борьбу.

– Найти Амоза? Ты не знаешь, где он? Где ты вообще пробудился?

Амон поднял ладонь, и поток вопросов Астена иссяк.

– Мне нужно многое тебе рассказать, но время на исходе. Поговорим по дороге, – и парень мягко провел подушечкой пальца по моей скуле. – Надо как можно скорее поднять Амоза.

Похоже, печаль брата наконец отрезвила Астена. Он сжал плечо Амона.

– Я сделаю все, что смогу. Мы его найдем. Едины в жизни, едины в смерти.

– Истинно, брат.

Я уже направлялась за рюкзаком, когда пещера вздрогнула. Я пошатнулась и упала на грудь Амону. Не успела я спросить доктора Хассана, часто ли в этих местах бывают землетрясения, как тряска на мгновение стихла, а потом возобновилась с еще большей силой.

– Это твои проделки? – заворчала я на Амона, когда по гроту промчался зловонный горячий ветер.

Парень покачал головой, но ответа так и не последовало: грот наполнился шипением, и весь воздух вымыло прочь, будто огромным насосом. Легкие сдавило, как недавно в гробнице-ловушке, и я испуганно схватила Амона за руку. Факелы с треском гасли один за другим, пока мы не остались в кромешной темноте. Амон и Астен тут же затеплили свои тела, и я ощутила дуновение свежего воздуха. Белое сияние Астена намного превосходило в яркости золотой свет брата, и я только сейчас поняла, как истощен Амон. В сумраке его глаза сверкали тусклыми изумрудами, в то время как со стороны Астена на меня смотрели два ослепительных янтаря.

Потолок пещеры снова содрогнулся, и нас осыпало пылью: что-то двигалось сквозь гору. Я сразу представила гигантского змея, который, сжимаясь и извиваясь, прокладывает себе путь сквозь слои породы.

– Что это?!

– Понятия не имею, – ответил Амон.

В ту же секунду по стене пробежала сеть трещин, и в них вспыхнули нити чистого света. Вся пещера озарилась ярким сиянием.

– Как красиво, – прошептала я.

– Не думаю, что это слово тут уместно, – мрачно откликнулся Амон, глядя, как нити начинают извиваться. Тонкие мерцающие шнурки сотнями просачивались сквозь трещины в камне и падали на пол.

– Это же не…

– Именно, – кивнул Амон. – Черви.

– Тогда беру свои слова обратно, – и я ткнула пальцем в Астена. – Когда вы его будите, всегда такие спецэффекты?

Звездный бог вскинул брови над сияющими глазницами.

– Тысячи прекрасных женщин? Да. Тысячи плотоядных червей? Определенно нет.

– Э-э, парни? – я попятилась к дальней стене. – Мне кажется, или их становится больше?

Теперь черви извивались на полу, словно опрокинутая тарелка флуоресцентных спагетти – только вот эти спагетти сами собирались кого-нибудь сожрать. Не приходилось сомневаться, что через несколько минут нас с головой накроет этим месивом.

– Мы можем отсюда убраться? – прохныкала я. – Ну, пока нас не обглодали до недавнего состояния Астена?

– Что-то для жрицы ты не очень почтительна, – заметил звездный бог.

– Тебе уже сказали, что я не жрица!

– Думаю, эти черви – не самая большая наша проблема, – вдруг сказал доктор Хассан.

– Нет? – удивился Амон. – А какая самая большая?

Гора вздрогнула, и потолок пещеры расколола огромная трещина. Сверху посыпались булыжники и тучи каменной крошки, которые мгновенно разломали саркофаг Астена и разбили вскрытые канопы. Но времени оплакивать их не было: из трещины в потолке появилось создание, более уместное на страницах Лавкрафта – червь размером с Годзиллу.

Серая кожа была покрыта густой слизью. Всю переднюю половину чудовища занимала гигантская пасть с бесконечными рядами острых зубов, которые кончались где-то в глубине глотки. Словно почуяв свежую кровь, червь изогнулся и пополз к нам по стене пещеры. При этом он ритмично разевал и захлопывал пасть, отчего зазубренные клыки щелкали, будто садовые ножницы.

Доктор Хассан шумно сглотнул.

– Вот наша самая большая проблема.

 

Глава 17. В тихой заводи черви заводятся

– Беги! – закричал Амон, хватая меня за руку и со всех ног припуская к дальнему концу пещеры. Доктор Хассан и Астен следовали за нами по пятам.

Вокруг застучали камни, и чудовище, испустив разочарованный визг, клацнуло зубами точно в том месте, где мы стояли еще секунду назад. При этом оно яростно извивалось, но не могло продвинуться ни на сантиметр дальше. Я поняла, что дыра оказалась чересчур узкой: задняя часть монстра попросту застряла в потолке.

Хотя все четверо благополучно укрылись за большой скалой, червь снова дернулся и безошибочно пополз в нашем направлении. Амон шепнул, что он реагирует на звук, и точно – стоило нам остановиться и затаить дыхание, как чудовище тоже замерло. Мы начали на цыпочках отступать глубже в пещеру, но когда я уже решила, что опасность миновала, доктор Хассан врезался спиной в ломкий сталагмит, и червь, взревев, ринулся в нашу сторону.

По потолку пещеры побежали новые трещины, и на нас обрушилась туча каменной крошки. К счастью, отверстие все еще надежно удерживало червя – но он продолжал неистово извиваться, расширяя дыру, да к тому же высунул длинный пурпурный язык, у которого были все шансы нас достать.

– Сюда! – заорал Амон, когда червь начал протискиваться в трещину, жертвуя своей шкурой. Гигантская челюсть клацала у нас прямо за спинами, пока мы перебегали к следующей груде булыжников и прятались уже за ней. От этого короткого спринта дыхание у меня сбилось, а перед глазами заплясали цветные пятна: видимо, пробуждение Астена отняло у Амона больше сил, чем я предполагала. По гроту пронесся рев боли и голода: червь понял, что так ему нас не достать, и снова принялся ввинчиваться в потолок в поисках лазейки поудобнее.

– Мы в западне, – тихо сказал Астен.

– И что теперь? – прошипела я, красочно воображая, как зубы червя перекусывают меня пополам. – У нас только два гадючьих камня!

– Поздно бежать, – покачал головой Астен, и я вдруг расслышала в его голосе что-то, подозрительно напоминающее энтузиазм. – Возможно, настала пора сразиться?

Парень вытянул руку, и облако песка, взметнувшись с грязного пола, превратилось в белоснежный лук и колчан стрел с алмазными наконечниками.

– Ты со мной? – спросил Астен брата. Казалось, бог звезд был ничуть не испуган и даже рад возможности испытать свое преображенное тело. Однако Амон колебался.

– Мои силы слабы, Астен. Я должен позаботиться о безопасности Лилии. Сейчас это важнее всего.

Астен отвлекся от любования новым оружием и, обернувшись к брату, несколько секунд вглядывался ему в лицо.

– Понимаю, – ответил он наконец. – Думаю, с ней все будет в порядке. Это порождение тьмы хочет нас, а не смертных.

– Нет. Они пришли за ней. Темный уже насылал на нас демонов, которые успели вкусить ее плоти и теперь жаждут большего.

Астен вскинул бровь и лукаво улыбнулся.

– Что ж, их сложно за это винить, – и он перевел на меня озадаченный взгляд. – Но, признаться, я не понимаю почему…

– Я все объясню, когда у нас будет больше времени, – перебил его Амон, напряженно оглядывая стены – из них в любую минуту мог появиться червь.

Кожа парня едва теплилась в темноте, и я даже без нашей связи могла сказать, что пробуждение брата совершенно его обескровило. Признаться, я не была уверена, переживет ли он второй такой ритуал и церемонию – не говоря уж о схватке с гигантским монстром.

Я почти открыла рот, чтобы предложить Амону немного энергии, когда Астен сказал:

– Если не можешь биться как бог, бейся как человек. Остальное предоставь мне.

Амон оглянулся на меня и, прерывисто вздохнув, сжал руку брата.

– Хорошо, когда есть такой тыл, – ответил он тихо.

Астен ухмыльнулся и закинул лук на плечо.

– Ну, за тыл я должен сказать спасибо тебе – впрочем, как и за перед. Боюсь, без него я бы чувствовал себя неполноценным, – и парень снова бросил на меня хитрый взгляд. – Идем?

В ответ Амон сделал неуловимое движение пальцами, и миллионы песчинок, взмыв с пола, собрались в пару изогнутых клинков. Судя по звуку за спиной, доктор Хассан чуть не упал в обморок, пораженный очередным приступом благоговения.

– Золотые ятаганы Амона-Ра! – Я шикнула на старого археолога, чтобы он сидел тихо, но его было не остановить. – Воистину я счастливейший из смертных, что удостоен чести видеть их своими глазами!

Едва он договорил, гора снова содрогнулась. Доктор Хассан поспешно зажал рот ладонью.

– Простите, – прошептал он чуть слышно.

Туннель скрылся за завесой пыли – червь яростно бурил камень, но так и не смог отыскать трещину достаточно широкую. Видимо, порода в этом месте была прочнее, чем свод грота над саркофагом. Тем не менее Амон взял мечи на изготовку, а Астен положил стрелу на тетиву. Никто не произнес ни слова, и шум над головой постепенно затих.

Когда все успокоилось, Астен опустил лук и обвел круг ладонями. У ступней парня тут же начал сгущаться черный туман, который поднялся по его ногам, разросся в ширину и вскоре окутал нас четверых, будто шерстяным пледом. Внутри него, похожие на серебряных светлячков, мигали крохотные огоньки. Мы словно оказались в миниатюрном космосе, окруженные мириадами звезд. Я попыталась поймать одну из них – и тут же ойкнула, когда по пальцу щелкнуло слабым разрядом тока.

– Мама не учила тебя не совать пальцы в угли? – насмешливо спросил Астен.

– Вроде того, – пробормотала я. – Теперь он нас не найдет?

– Не сразу. Увы, даже такой могущественный и привлекательный бог, как я, не сможет удерживать эту завесу вечно.

– Приятно видеть, что ты не потерял хватку в магии, – заметил Амон, передавая свои мечи доктору Хассану. Тот принял их с трепетом, словно новорожденного ребенка. Звездный бог смерил брата взглядом, в котором ясно читалось «Да как ты мог усомниться!» – однако посерьезнел, рассмотрев его лицо.

– У меня есть план побега, – начал Амон. – Но это будет опасно.

– Что может быть лучше опасности после тысячелетий скуки? – фыркнул Астен.

– И он потребует предельного сосредоточения.

– Просто скажи, что делать.

– Во-первых, нам нужно разделиться. Отвлечь эту тварь от Лилии и доктора Хассана.

– Э-э, я не уверена, что это хорошая…

– Идет, – перебил меня Астен. – Что дальше?

– Мы вернемся в пещеру, к месту, где ты пробудился, и уведем за собой чудовище. Грот находится сразу за водопадом, так что порода там более рыхлая.

– А ты хочешь, чтобы он все-таки проломил потолок?

– Парни, теперь я точно уверена, что эта идея никуда не…

– Если он обрушит достаточно большую часть стены, мы сможем выбраться через пролом, – закончил свою мысль Амон, будто я ничего и не говорила.

Астен сжал плечо брата.

– Тебе хватит сил?

– Думаю, да.

– Тогда вперед.

Амон повернулся ко мне.

– Когда услышишь, что потолок обрушился – со всех ног беги к саркофагу.

– Но…

– Возьми, – и Астен протянул мне бледно мерцающий камень. – Вам понадобится свет.

Парень накрыл его ладонью, прошептал несколько слов – и камень засиял изнутри. Затем звездный бог взял на изготовку лук, стрелу и двинулся обратно в грот, стараясь производить по дороге как можно больше шума.

Амон мимолетно улыбнулся, уже привычно провел по моей щеке большим пальцем и забрал у доктора Хассана свои золотые ятаганы. Следуя за братом, он что есть мочи вопил и стучал о стены, пытаясь привлечь внимание червя. Тот не заставил себя ждать: потолок коридора содрогнулся, и монстр, извиваясь, пополз за братьями.

– Самоубийцы, – пробурчала я, обхватив себя руками в попытке согреться. Стоило Амону покинуть укрытие звездного тумана, как я начала мерзнуть.

– Не стану спорить, – флегматично откликнулся доктор Хассан.

– Не похоже, чтобы вас это волновало, – проворчала я. – Вам вообще ни до чего нет дела? Даже до собственной жизни?

Археолог лишь отмахнулся и забрал у меня камень-светильник.

– О моей жизни печалиться не стоит. Я воспринимаю каждый день как подарок – а последние дни принесли мне дары столь удивительные, что если мне случится погибнуть сейчас же, я отправлюсь в загробный мир счастливейшим человеком.

– Гм, понимаю. Но у меня, так сказать, были еще кое-какие планы на эту жизнь.

– Разумеется, разумеется! Вы молоды – и не успели даже осознать свои мечты, не говоря уж о том, чтобы их исполнить.

Окружавший нас туман начал рассеиваться. Теперь из грота отчетливо доносились крики и звуки борьбы.

– Как думаете, у нас получится? – прошептала я, гадая, как братья сражаются сейчас с гигантским червем.

– Без сомнения. Свет всегда разгоняет тьму.

– Раньше вы рассуждали по-другому! А теперь считаете, что стакан наполовину полон?

Доктор Хассан поднял взгляд от камня, обдумывая мои слова.

– Видите ли, дорогая, во мне всю жизнь боролись две личности – ученый и верующий. Но в последние дни, под влиянием тех чудесных событий, свидетелем которых мне довелось стать, я решительно перешел в лагерь верующих. Разумеется, я всегда верил в древние легенды и свою миссию. Но когда окружающие твердят, что боги – лишь плод примитивной народной фантазии, поневоле начинаешь сомневаться. Полагаю, именно вера поддерживала меня все эти годы, хоть я о ней и не подозревал. И теперь… – он рассмеялся. – Что ж, теперь я получил самое наглядное доказательство.

– Боюсь, я не могу похвастать тем же.

– Во многом вера – это простое желание верить. В какой-то момент оно становится так сильно, что разрушает сомнения с остротой солнечного ятагана.

Я фыркнула, но доктор Хассан словно не заметил моего скепсиса.

– Я верю, что Амон и его брат – не простые смертные, надевшие маски богов, как это делали фараоны. Нет, они – истинные боги, сошедшие на землю. Более того, они божественные воины, защитники, которые исполняют свое небесное предназначение. Не говорите, что их сила и отвага не поселяют в вашей душе хотя бы крохотного ростка веры!

– Наверное, вы правы. Невозможно не верить, глядя на все чудеса, которые они творят. Но при этом я вижу, что сделала с Амоном его сила. Такая ответственность – не всегда благословение. Поэтому да, я сомневаюсь. Сомневаюсь, что у Амона хватит сил исполнить свою задачу. Сомневаюсь, что он будет счастлив в этом древнеегипетском лимбе, даже если церемонию удастся завершить. А больше всего сомневаюсь, что такая жизнь – с ее бесконечными однообразными жертвами – того стоит. Амон заслуживает большего.

Некоторое время доктор Хассан пристально изучал мое лицо. Казалось, пытливые глаза археолога смотрят мне прямо в душу. Однако я спокойно выдержала его взгляд, уверенная в своих чувствах и мыслях.

– Полагаю, ваши слова справедливы. Левая рука Амона так же точна, как и его клинки.

Я уже собиралась спросить, что он имеет в виду под «левой рукой», как вдруг до нас донесся грохот такой чудовищный, что означать он мог только одно: дьявольский червь наконец проломил потолок.

– Пора! – крикнула я, хватая доктора Хассана за руку, и мы бросились обратно в пещеру под нескончаемым градом камней. Я на бегу прикрывала макушку ладонью, хоть и понимала всю бесполезность этого жеста.

На сей раз добраться до грота оказалось куда сложнее. Меня не покидало ощущение, что туннель вот-вот обрушится нам на головы, – так что я здорово удивилась, когда мы все-таки достигли цели, отделавшись несколькими царапинами и порезами. Мы с доктором Хассаном бок о бок влетели в пещеру – да так и застыли, пораженные открывшейся картиной.

Гигантский червь почти вывалился из дыры. Его жирное склизкое тело усеивали многочисленные раны, из которых сочилась густая кровь. Весь потолок покрывала паутина трещин; они стремительно расширялись, обрушивая вниз все новые груды камней. Из той части стены, что была ближе к водопаду, хлестали темные струи, и Амон с Астеном сражались уже по колено в воде. Я прикинула, что если она продолжит прибывать с такой скоростью, через несколько минут мы попросту утонем. Что до червя, потоп его ничуть не смутил – монстр продолжал раскачиваться в воде, будто огромная, непомерно раздутая змея.

Я увидела, как Амон занес клинок и полоснул чудовище по боку. В ту же секунду Астен сотворил какие-то чары, и в воздухе вспыхнуло несколько звезд таких ярких, что я чуть не ослепла. В ответ монстр распахнул пасть, и из нее во все стороны полетели сгустки зеленоватой слюны. Стоило им попасть на камни, как те зашипели и начали лопаться изнутри, будто воздушные шарики. К счастью, Амон и Астен успели броситься в разные стороны, и ядовитая желчь их не задела.

Испустив пронзительный визг, монстр наконец выпростал свое жирное туловище из дыры и с оглушительным грохотом обрушился на пол. Казалось, падение прошло для него незамеченным: червь тут же подобрался и развернулся вокруг оси, едва не задев Астена жирным хвостом. Теперь его усеянная клыками пасть смотрела прямо в лицо Амону. Похоже, я первая заметила, как на конце хвоста открывается еще одна пасть – поменьше размером, но такая же смертоносная.

– Астен! – завопила я. – Осторожно!

Тварь тут же вздрогнула от морды до хвоста, резко повернулась, чуть не сбив Амона с ног, и поползла ко мне. Чувствительные усики, которые во множестве торчали из боков червя, лихорадочно вращались в воздухе, напоминая вросших паразитов. Зловонная пасть распахнулась, обнажив бесконечные ряды зазубренных клыков, и я примерзла к месту. Амон с криком всадил оба ятагана в бок чудовища, но оно лишь нетерпеливо дернуло хвостом – и парень, не ожидавший удара, впечатался в стену.

– Амон! – снова закричала я.

– Ничего, он крепкий, – пробормотал чей-то голос у меня над ухом.

Я обернулась, но увидела перед собой лишь клубящийся мрак. Затем мне на нос опустилась крохотная серебристая звездочка.

– Астен?!

– К вашим услугам, прекрасная госпожа. Не пора ли нам уединиться?

Чудовище испустило визг голода и предвкушения – но тут невидимая рука быстро втянула меня в темноту, и я с головы до ног оказалась окутана черным туманом в алмазных проблесках. Рядом неожиданно появился Астен – зато червь, похоже, потерял меня из виду. Монстр застыл в каком-то метре от наших лиц. Мясистые вибриссы яростно хлестали по воздуху, но так и не смогли ничего почуять.

В противоположном конце пещеры раздался вопль – это Амон отвлекал на себя внимание червя. Едва тот развернулся, Астен до боли сжал мою руку и, не слушая никаких протестов, потащил к затопленной части грота.

Теперь я видела, что доктор Хассан, о котором в пылу битвы все позабыли, с ногами забрался на большой камень. Если бы он остался на полу, вода доставала бы ему уже до пояса. Сейчас мы с Астеном стояли на сухом возвышении, но стену размывало с такой скоростью, что нечего было и сомневаться: через считаные минуты подземный грот превратится в подводный.

– А теперь, будь добра, постой тихо, – попросил Астен.

– Надо вернуться и помочь Амону!

– Амон вполне способен позаботиться о себе сам.

– Но…

– Доверься мне, – и Астен обратил на меня взгляд, в котором не было ни тени флирта или насмешки. Напротив, теперь в нем сквозила отчаянная мольба, и я почувствовала, что для парня такое поведение непривычно.

– Ладно, – прошептала я.

Астен быстро пробормотал несколько слов, и его силуэт озарился бриллиантовым, звездно-снежным сиянием такой силы, что мне пришлось отступить на шаг и прикрыть глаза. Теперь вода доходила мне до колен, а доктору Хассану уже облизывала ботинки.

В следующую секунду я услышала пронзительный крик. Там, где еще недавно стоял египетский принц, теперь танцевала на тонких ногах ослепительно-белая птица. Размером она была с небольшой дом и при случае наверняка смогла бы отделать даже гигантского червя. Точеная голова опустилась к самому моему лицу, и конец изогнутого клюва осторожно коснулся плеча.

«Залезай мне на спину».

– Астен?!

«Да. Только давай побыстрее. Амон устает».

Птица пригнулась, почти распластавшись по воде, и я неуверенно ухватилась за пушистую шею. По сравнению с остальным телом она казалась тонкой, почти тощей, но я чувствовала, как ходят под пальцами стальные мышцы.

– А что, если я упаду? Или меня укачает? – спросила, я перекидывая ногу через белоснежную спину.

«Я не позволю тебе упасть. Но если тебя стошнит на мои прекрасные перья, я, так и быть, тебя скину!» – и у меня в голове эхом раскатился смех Астена.

Не успела я придумать остроумный ответ, как птица хищно опустила голову к воде, в которой по-прежнему извивались тонкие светящиеся черви, и ухватила клювом добрые две пригоршни.

«Не тот пир, на который я рассчитывал, но они подкрепят меня в пути».

Я скорчила гримасу и представила, что было бы, доберись они до меня первыми.

Астен расправил крылья и величественно ударил ими по воздуху, прежде чем одним прыжком преодолеть несколько метров. Я судорожно ухватилась ему за шею, когда птица взлетела на выступающий из воды булыжник. Доктор Хассан, сидевший на камне неподалеку, помахал нам рукой. Астен едва заметно ему кивнул, снова распростер крылья и взмыл в воздух.

В лицо ударил порыв ветра, и мы пулей вылетели в отверстие, проделанное червем. Кончики крыльев коснулись радужной завесы водопада, но мгновение спустя и он остался далеко внизу. Вокруг раскинулось рассветное небо, в котором золотой звездой сияло египетское солнце. Я зажмурилась, стараясь удержать желудок на месте, – и когда Астен немного снизился, заложив круг над Оазисом священных камней, мне это все-таки удалось.

«Тебя там не тошнит?» – спросил он, словно прочитав мои мысли – и я тут же испугалась, что он и правда на это способен.

Я попробовала ответить мысленно:

Ты меня слышишь?

«Да. Хотя это требует усилий».

– Тогда продолжу кричать тебе в ухо.

«Так намного легче. Спасибо».

– Всегда пожалуйста. Нам не пора вернуться за Амоном?

«Ты помнишь, что обещала мне доверять?»

– Да, но…

Договорить я не успела: небеса прочертил сгусток живого пламени, и из трещины в горе вырвался золотой сокол с совершенно мокрым доктором Хассаном на спине. Сокол яростно бил крыльями и метался из стороны в сторону. Сперва я решила, что он помогает археологу устроиться поудобнее – но потом из дыры показался гигантский червь с окровавленным, изрезанным телом, и я с ужасом поняла, что он цепляется зубами за хвост Амона.

Сокол издал пронзительный крик, пытаясь скинуть паразита. В конце концов тот не удержался и разомкнул пасть, получив в утешение лишь одно сверкающее перо. Червь с громким визгом провалился обратно в гору, а перо медленно кружилось в воздухе, пока не легло на мокрые камни возле бывшего водопада.

Выровняв полет, золотой сокол приблизился к нам с Астеном и обратил на меня вопросительный взгляд.

– Амон, ты цел? – позвала я, но, как ни силилась, так и не смогла разобрать ответ.

«Если ты хочешь что-то ему сказать, я передам твои слова, – снова раздался в голове голос Астена. – Я связан и с Амоном, и с Амозом».

– Серьезно? То есть ты можешь слышать Амоза, даже если он не пробужден?

«Подожди секунду, – и Астен чуть изогнул шею, прислушиваясь. – Амон просит справиться о твоем самочувствии».

– Скажи ему, что все отлично, – и я для убедительности помахала соколу рукой. – Куда мы теперь?

«Великий визирь укажет дорогу к Амозу. Амон предупредил, чтобы я готовился к беспощадной атаке вопросами, поскольку моя всадница обладает чересчур пытливым умом, а еще – что ты не падешь так просто в мои объятия».

– Он прав по обоим пунктам.

«Тогда можешь приступать к вопросам. Хоть я еще не встречал женщины, которая не искала бы моего внимания».

Я легкомысленно хихикнула – и тут же зажала рот рукой. Обычно такое поведение было мне не свойственно, но от ворчания Астена меня то и дело пробивало на смех. М-да, самоуверенности этому парню точно было не занимать.

«И каков твой первый вопрос?»

– Каким Амон был в детстве?

«Ах. А я-то надеялся усладить твой слух увлекательными историями о своей особе. Признаться, я уязвлен до глубины души, но тебя немного извиняет то обстоятельство, что мы с Амоном росли вместе – и рассказ о нем неизбежно будет рассказом и обо мне».

Астен принялся плавно взмахивать крыльями, подолгу зависая на воздушных потоках, и я поерзала у него на спине, устраиваясь поудобнее.

«Как и мы с Амозом, Амон был храбрым, уверенным в себе и исключительно привлекательным – хоть и не таким привлекательным, как я, конечно. Его главное отличие состояло в том, что Амон всегда питал величайшее сочувствие к людям, которым повезло в жизни меньше. Для него не было неважного и неважных. Однажды он увидел старого попрошайку, спящего на краю поля, и оставил ему корзину с рыбой, которую мы ловили все утро. А в другой раз Амон встретил в толпе маленькую оборванку, торговавшую сорняками, и заплатил ей так, словно это были настоящие цветы.

Однажды мы втроем сбежали от своего школьного учителя. Мы были мальчишками; в голове у нас гулял ветер, а душа жаждала свободы и приключений. Поэтому вместо того, чтобы изнывать взаперти над книгами, мы решили повеселиться на природе. Мы гонялись за пустынными жеребцами, играли в сенет, глазели на красочные ладьи, которые сплавлялись по Нилу, искали спрятанные сокровища и воровали лакомства с прилавков, стоило торговцам на секунду отвернуться.

На закате мы решили поохотиться – я с луком, Амон с парой клинков, Амоз с боевым топором и дубиной. Мы упорно выслеживали свою жертву, горного козла, однако стая шакалов нас опередила. На него накинулось больше двух дюжин тварей – но нас переполняла мальчишеская самоуверенность, и мы решили его отбить. Когда шакалы наконец убрались восвояси, козел был обглодан до костей. Но мы все равно сочли это победой, развели в ближайшей рощице костер и наловили зайцев, чтобы набить пустые животы.

Возвращаясь домой на следующее утро, мы твердили друг другу, что это успех. Конечно, мы понимали, что отец непременно выдумает нам какое-нибудь наказание, но любая кара казалась ничтожной ценой за глоток долгожданной свободы и самостоятельности.

Однако наш учитель, безмерно любивший нас всех – и особенно Амона, – не хотел, чтобы мы попали в беду. Поняв, что мы сбежали, он решил последовать за нами по пятам и вернуть домой, прежде чем родители заметят наше исчезновение.

Следы привели его к обглоданному козлу. Испугавшись, что мы могли пострадать на охоте, учитель пошел дальше – и уже почти добрался до рощи, когда путь ему преградила стая шакалов. Он погиб там же. Когда его изуродованное тело принесли во дворец, отец почтил нашего возлюбленного наставника, как героя.

С того дня Амон переменился. Он прилюдно поклялся, что никогда больше не забудет об ответственности. И действительно, с тех пор во всем городе не нашлось бы более прилежного ученика, а его поведение было выше всяческих похвал».

– Это многое объясняет… А как насчет тебя?

«Что насчет меня?»

– Твое поведение тоже стало выше всяческих похвал?

Астен рассмеялся.

«Я никогда не считал нужным соответствовать чьим-то ожиданиям. Конечно, я был глубоко опечален смертью нашего наставника, но не винил в ней себя, как Амон».

– Тогда почему ты продолжаешь служить Египту? Мне показалось, ты слишком любишь жизнь, чтобы тысячелетиями блуждать по загробному миру. Что мешает тебе бросить?

Астен надолго замолчал. Я уже собиралась повторить вопрос, когда у меня в голове снова раздался его голос:

«Понимаю твое удивление. На самом деле все эти века меня удерживает лишь одна мысль. Она – и фантазии о толпах прекрасных женщин, которые встретят меня после пробуждения, конечно. Я мог бы назвать сотни причин давно оставить эту службу, но все их перевешивает один-единственный аргумент».

– И какой же?

Белоснежная птица скосила глаза на сокола, летящего чуть поодаль, и принялась взмахивать крыльями медленнее – пока они не поравнялись.

«Я люблю своих братьев».

Признание Астена прозвучало совсем тихо, но было пронизано такими пылом и решимостью, что я вдруг подумала, что совершенно не знаю этого человека.

«Вот и все. Я не оставлю их даже ради самых прекрасных женщин мира. За исключением тебя, разумеется! Если бы ты согласилась улететь со мной в закат, я забыл бы о братьях быстрее, чем звезда падает с небосклона».

Я улыбнулась.

– Нет. Не забыл бы, – я легко похлопала его по пушистой шее и снова задумалась, что никогда не видела таких странных птиц.

«К твоему сведению, я звездный ибис – редкое и прекрасное создание, – обиженно откликнулся Астен в ответ на мои мысли. – Так что дай мне шанс, принцесса».

– Он тебе не нужен. Кстати, раз уж мы о них заговорили – где эти толпы прекрасных женщин?

«Тебя интересует, свободен ли я для ухаживаний?»

Я закатила глаза.

– Просто любопытно, как сложилась бы ваша жизнь, если бы вы не стали полубогами. Амон – старший, значит, он должен был жениться первым, верно?

«Почему ты решила, что он старший?»

– Не знаю. Наверное, потому что он пробудился первым.

«Он не старший. Амоз опередил его на несколько минут, а я опоздал почти на час».

– Погоди-ка. Хочешь сказать, вы тройняшки?

«Что такое тройняшки?»

– Ну, когда у одной матери рождаются сразу трое детей.

«Понимаю твое замешательство. Нет, у нас разные матери».

– Значит… У вашего отца было несколько жен? Наложниц?

«Нет. Мой отец любил мою мать и только ее одну».

– Тогда я запуталась. Как вы можете быть братьями при разных матерях?

«Родители зачали нас, когда в Египте воцарился культ Сета. Мы появились на свет в один день, хотя каждый в своем городе. Жрецы объявили это знаком богов, поэтому родители воспитали нас вместе, словно братьев – надеясь, что в будущем мы объединим под своей властью весь Египет.

Мы поочередно жили в трех царствах. Кровь не смогла бы связать нас крепче, и даже между единоутробными братьями не могло быть дружбы нежнее. Каждый из нас наследовал собственное царство, а потому нас не тревожила зависть или ревность».

– Похоже, у вас было отличное детство.

«Ни один смертный не мог бы желать детства более счастливого, чем то, которое выпало нам. Что ж, я достаточно усладил твой слух историями нашего возмужания – не пора ли и тебе рассказать о себе?»

– Вряд ли мое детство покажется тебе интересным.

«Напротив, ты мне весьма интересна».

– Как девушка или как личность?

«Разве я не могу быть очарован обеими?»

– Гм, ладно. И о чем ты хочешь услышать?

«Почему бы тебе для начала не открыть мне свое самое сокровенное желание?»

Я рассмеялась.

– Зачем? Ты в свободное время подрабатываешь джинном на полставки и выполнишь полтора моих желания?

«Зря смеешься, принцесса. Мне доступна магия, рассеянная среди звезд, а это не пустяк. Ну же! Открой мне свои мечты, и я добуду все, чего бы ты ни пожелала».

Даже если бы я верила, что он может выполнить свое обещание, – чего бы я хотела на самом деле? Любви. Эта мысль пронеслась у меня в голове, подобно комете. Я испугалась, что Астен ее услышит, и сказала первое пришедшее на ум:

– Я хочу, чтобы Амон снова был здоров. Такое ты можешь исполнить?

Астен несколько секунд помолчал.

«Среди нас целитель – Амоз. Он сделает все, что сможет, едва пробудится».

– А у Амона вообще хватит сил его пробудить?

«Если нет, я ему помогу».

– Спасибо.

«Ты заботишься об Амоне».

– Да.

«Даже зная о его предназначении?»

– Конечно.

«Тогда он счастливец, что тебя встретил».

Я облизнула обветренные губы.

– А чего хочешь ты? Наверняка же какая-нибудь мечта греет тебя все эти тысячелетия в загробном мире?

«Я не осмелюсь выдать желание своего сердца, – ответил Астен после паузы. – Высказать его – пусть даже человеку такому понимающему, как ты, – значит отдать свою судьбу на волю космических ветров. Дерево, растущее у меня в груди, ветвится мириадами возможностей, но стоит выставить его на холод, как я осиротею и останусь опустошенным».

– Мне очень жаль, что вас постигла такая судьба. Должно быть, в посмертии ужасно одиноко.

«Мы есть друг у друга. И я благодарен уже за это».

Я почувствовала, что Астен впадает в тоску – состояние, в котором его было очень странно видеть, – поэтому решила переменить тему.

– Что ты любишь делать, когда просыпаешься? Ну, кроме как флиртовать с дамами. Амон сказал, что больше всего наслаждается пирами.

Астен рассмеялся.

«Да, у него вечно еда на уме. Мне же кажется самым захватывающим исследовать мир – то, каким он стал за время нашего сна. Я всегда любил отправляться в неизвестные места и находить там приключения на свою голову».

– Что ж, в последнюю тысячу лет мир изменился особенно.

«Расскажи мне».

– Я даже не знаю, с чего начать.

«Начни со своего города. Откуда ты родом? У тебя светлая кожа, но ты не похожа на гречанку или римлянку».

– Нет, я из Нью-Йорка. Это город в Соединенных Штатах Америки. Там пробудился Амон.

«Это далеко?»

– Ох… Через океан.

Я запустила пальцы в мягкие перья на шее Астена и принялась рассказывать все по порядку – начиная с того момента, как повстречала Амона в Метрополитен-музее. За беседой часы текли незаметно. Астен прерывал меня, только чтобы прояснить незнакомые слова, поэтому когда он внезапно начал снижаться над грядой невысоких холмов, я искренне удивилась.

«Амон говорит, мы на месте. Держись крепче».

Астен сложил крылья, и мы камнем спикировали в долину посреди пустыни.

 

Глава 18. Храм Крокодила

Сердце ушло в пятки, я крепче вцепилась в шею Астена и закрыла глаза. Посередине выжженной солнцем долины виднелась маленькая коричневая точка, которую невозможно было разглядеть с такой высоты, и я задумалась, что это: потемневший от времени звериный скелет? Самонадеянное деревце, пустившее корни в самом сердце египетского никогде?..

Гигантский ибис раскинул крылья, чтобы замедлить падение, несколько раз подпрыгнул на песке и наконец остановился. Затем он припал к земле, помогая мне спешиться. Едва я захромала прочь, птица вспыхнула ярким бриллиантовым светом и рассыпалась миллионом искр, которые собрались в изящный юношеский силуэт. Через мгновение рядом опустился золотой сокол.

– Лилия, – выдохнул Амон, приняв человеческий облик. – Спасибо, что позаботился о ней, брат.

– Это было честью для меня, – и Астен, хитро мне подмигнув, направился к доктору Хассану.

Амон обнял меня за плечи и провел подушечками пальцев по слегка ослабшему бинту.

– Все еще болит?

– Угу. Но меньше, чем если бы мной закусил гигантский червь.

– Такими вещами не шутят, – посерьезнел Амон. – Он мог тебя убить. И на этот раз моих сил не хватило бы.

– Эй, все в порядке! Астен со своей звездной магией подоспел как раз вовремя.

Амон ничего не ответил – лишь положил ладонь мне на затылок, и я догадалась, что он опять использует древнеегипетский «рентген». Я мягко, но настойчиво отвела его руку.

– Слушай, хватит уже за меня трястись. Честное слово, если бы я была на пороге смерти, то знала бы об этом. Сейчас у нас есть проблемы поважнее, тебе не кажется? До полнолуния осталось всего ничего. Подумай лучше о церемонии!

Амон дернул челюстью – будто промолчать в ответ стоило ему титанических усилий – и неохотно кивнул. Мы направились к Астену и доктору Хассану, но через пару шагов ногу под бинтами пронзила колющая боль, я ойкнула и споткнулась. Амон, не слушая никаких возражений, тут же подхватил меня на руки, и остаток пути я проделала по воздуху. По телу начали растекаться знакомые струйки медового тепла. Я хотела возмутиться, что в таком состоянии Амон не имеет права тратить энергию еще и на других, – но он опередил меня, шепнув на ухо:

– Не отнимай у меня хотя бы этого, Нехабет. Это единственная малость, которую я могу для тебя сделать.

Я сразу припомнила рассказ Астена – а также вечную склонность Амона винить себя в бедах окружающих – и расслабилась, решив вернуть «должок» потом.

Видимо, палящее солнце укрепило Амона: его кожа на глазах обретала густой золотистый оттенок. Я украдкой взглянула на уставшее лицо парня и задумалась, какой радости могла бы себя лишить, испугавшись пробуждения Астена.

Амон был тем, кем он был. Он не вызывался в спасители Египта – и не мог победить законы физики, которые раз за разом покрывали трупными пятнами его ныне совершенное тело. Он был всего лишь человеком, вовлеченным в игры богов, – могущественной пешкой, которую еще более могущественные гроссмейстеры двигали по доске в угоду своим целям.

В голове промелькнула безумная идея – освободить Амона и его братьев от этого нескончаемого кошмара. Должен же быть способ?.. Но сперва нам следовало пробудить третьего брата. Я так глубоко погрузилась в мысли, что не заметила, как Амон остановился рядом с Астеном и доктором Хассаном – такими же неподвижными и безмолвными.

– Что такое? – Я попыталась высвободиться и посмотреть, на что они глазеют, – но Амон просто развернулся вместе со мной.

Открывшаяся картина заставила меня судорожно сглотнуть. Коричневая точка, которую я приметила сверху, оказалась человеком – избитым, обугленным, окровавленным, с одной пустой глазницей, переломанными конечностями и торчащими из кожи костями. Каким-то чудом он еще дышал.

– Господин? – просипел человек, и с его разбитых губ на песок потекла струйка крови.

Амон хотел было передать меня Астену, но я принялась выворачиваться так яростно, что он изменил свое решение и осторожно опустил меня на песок. Затем он склонился над калекой.

– Я здесь. Тебя прислал Анубис, – последняя фраза прозвучала не вопросом, а утверждением. Человек слабо кивнул. – Что с тобой случилось?

В этот момент я наконец его узнала. Это был высокий старый ушебти, которого Амон послал на поиски лунного бога.

Что ж, хотя бы он оказался верным. Я присела на песок возле Амона, неуклюже подогнув под себя раненую ногу.

– Это… – старик с усилием сглотнул, и у меня остановилось сердце. Половина зубов тоже была выбита. – Сделал Темный.

– Он тебя пытал? Ради сведений?

Ушебти попытался качнуть головой – и тут же застонал от боли.

– Он не хотел све… дений.

– Тогда чего он хотел? – тихо спросил Амон. Каждое его слово было пронизано бесконечной печалью.

– Остановить церемонию и передать со… общение.

Тело мужчины начало содрогаться, как при конвульсиях, и Амон вопросительно обернулся к брату. Тот кивнул и, протянув руки к умирающему ушебти, прошептал несколько слов. Что бы ни сделал Астен, его магия помогла: судороги прекратились, и единственный глаз старика словно прояснился.

– Какое сообщение? – мягко спросил Амон.

В ту же секунду лицо слуги озарилось странной решимостью, а тело наполнила невидимая сила. Сломанные руки вытянулись по бокам, а глаз закатывался, пока рядом с пустой глазницей не осталась одна белоснежная сфера.

Шипение, сорвавшееся следом с его губ, было ничуть не похоже на обычный голос ушебти – и мне пришлось приложить некоторые усилия, чтобы вникнуть в смысл слов:

Договорив, ушебти обмяк. Голова старика безвольно свесилась набок, и его тело начало стремительно погружаться в песок, который будто вознамерился похоронить его заживо. Вскоре на поверхности осталась одна голова; туловище и ноги ушебти стали костяком для песочного замка – хотя нет, не замка, а скорее древнего дворца или храма.

Я в ужасе прижала руку ко рту.

– Он же не хочет… Он серьезно собирается обменять Амоза на глаз Амона?! – последние слова никак не шли на язык.

Глядя в пустую глазницу изувеченного ушебти, я не могла отделаться от мысли, какую нестерпимую боль он пережил. Амон не мог повторить его судьбу. Не должен был.

Братья оглядели песочный храм, выросший на костях старика, и обменялись многозначительными взглядами. Затем Амон опустился на колени рядом с головой ушебти и накрыл ладонью его окровавленное лицо.

– Ты хорошо мне послужил, – сказал парень. – И теперь свободен от своей службы. Пусть за твою верность боги наградят тебя счастливым посмертием.

Ушебти испустил глубокий вздох – и я почти увидела, как покидает его жизненная сила. Изо рта старика вырвалось едва заметное облачко света; все его тело, погребенное под песком, содрогнулось, и вокруг начали закручиваться крохотные золотые смерчи. После этого ушебти пропал бесследно, напоследок обрушив и странный дворец. Амон запустил руку в песок и извлек оттуда каменную фигурку, которую мы нашли в его старой гробнице. Смерив ее долгим взглядом, он передал статуэтку доктору Хассану.

– Теперь в храм? – спросил археолог, благоговейно отирая подарок от пыли.

Астен кивнул.

– Он еще стоит?

– Да, хотя время его не пощадило.

– Как и всех нас, – сумрачно ответил Амон.

С этими словами он поднялся на ноги и быстро отвел Астена и доктора Хассана в сторону, чтобы я не могла подслушать их разговор. Предосторожность была излишней: беседа велась на египетском. Я злилась, что от меня опять что-то скрывают, но ничего не могла поделать. Закончив совещание, Амон нарочито громко спросил археолога по-английски:

– Вы не сочтете за труд составить Лилии компанию? Мы с братом хотели бы поговорить наедине.

– Конечно.

Амон вернулся ко мне и, взяв за талию, плавным движением поднял на ноги.

– Может быть, вы осмотрите и ее раны? – добавил он, когда доктор Хассан поспешил меня поддержать.

– Эй, погоди-ка! – я возмущенно обернулась к Амону. – О чем вы шептались? Что это был за песочный замок? Опять задумали самоубийство?

Амон обратил на меня долгий печальный взгляд, но ответа так и не последовало. Вместо этого он направился к брату, а доктор Хассан довел меня до ближайшего валуна и присел на корточки, осматривая посеревшие бинты.

– Нужно сменить повязки.

Я решила прибегнуть к другой тактике и, пока археолог откапывал в сумке пачку бинтов, принялась бомбардировать его вопросами. Однако тот лишь качал головой и встревоженно косился на двух братьев, которые переговаривались чуть поодаль.

– Похоже, мы собираемся в Ком-Омбо, Храм Крокодила, – вот и все, чего мне удалось добиться.

– Это туда увезли Амоза?

– Если вестник сказал правду – в чем лично я не сомневаюсь.

– Почему?

– Потому что пустырь, который вы видите вокруг, еще недавно был цветущим оазисом – как тот, где я спрятал Астена. Амоз покоился в корнях высокого дерева под защитой бессмертных существ, призванных моей магией. Но дыхание Темного…

Я округлила глаза.

– Принесло всему смерть?

– Нет, – и доктор Хассан покачал головой, заново перебинтовывая мне ногу. – Он приносит нечто гораздо хуже.

– Что может быть хуже смерти?

Археолог не мигая уставился мне за плечо, и его глаза на мгновение остекленели – будто кто-то невидимый надиктовывал ему ответ. Не успела я задуматься, что это значит, как наваждение пропало, и доктор Хассан снова сфокусировал на мне взгляд.

– Видите ли, даже умерев, мы сохраняем память о прожитой жизни. Разлагаясь, тела людей и животных продолжают питать землю, а след их деяний влияет на поколения потомков. Сет добивается не просто разрушения. Он… стирает.

– Стирает?

– Развоплощает. Словно отматывает пленку назад. Уничтожает каждое свидетельство бытия человека, пока… – и доктор Хассан, зачерпнув пригоршню песка, тонкой струйкой ссыпал его между пальцами. – Не остается голая земля. Исчезают даже следы ног. Именно это Сет хотел проделать с Амозом, Амоном и Астеном сотни лет назад. Он жаждал не просто принести их в жертву, а развоплотить до основ – сделать так, будто они вовсе никогда не жили. Тогда все жизни, которых они коснулись, тоже оказались бы изменены. В итоге пострадали бы не только люди. Даже боги ослабли бы настолько, что Сет смог бы поколебать небесное равновесие и взять над ними верх.

– Он правда на это способен?

– О да. Видите ли, победить зло можно единственным способом – распространяя свет. Именно это дает богам могущество. Сея добро, они укрепляют людей в вере и сами укрепляются в силе – как делал Сет, двадцать лет благословляя земли и народ Египта.

– Потому что люди его почитали?

– Да, но не только. Поклоняясь Сету, они возвели его в ранг величайших богов. Он одурачил всех – и смертных, и бессмертных. Якобы служа человечеству, он выжидал удобного момента, чтобы нанести решающий удар. Вера людей принесла бы ему лишь малую часть силы, полученной от развоплощения, – но оно требует времени, к тому же развоплотить легче того, кто уже мертв. Вот почему Сет потребовал у жрецов принести братьев в жертву.

– Значит, когда он пытался убить Осириса, то хотел стереть со страниц истории и его память?

– Верно, Лили. Но Сет не успел завершить задуманное: Исида раньше отыскала тело мужа и при помощи Анубиса собрала его по кусочкам. Увы, некоторые части оказались утрачены безвозвратно, так что Осирис не мог больше жить на земле.

– И теперь царит в загробном мире.

– Именно. К счастью, коварные замыслы Сета по поводу Амона и его братьев были вовремя раскрыты – и он снова не сумел завершить свое черное дело. Анубис знал, что Сет не оставит попыток развоплотить принцев, поскольку вложил в них слишком много сил – а потому нарочно вывел их из игры, сделав защитниками Египта и наделив божественными силами. Теперь Сет не мог уничтожить их и исполнить задуманное.

– А почему Сет не захотел развоплотить кого-нибудь другого? Вроде нас с вами или отца Амона, например? Разве это не принесло бы ему массу энергии?

– Теоретически – да, но боги – прародители человечества сразу узнали бы об этом и вмешались. В случае с Амоном, Астеном и Амозом Сет был единственной предтечей их рождения, а потому мог стереть их без опасений, что об этом узнают другие боги. Уничтожение собственного творения вызывает всплеск небывалой силы, которая делает своего обладателя непобедимым – хоть и дается ужасной ценой.

– Как же Анубис пришел им на помощь, если ни о чем не знал?

– Он услышал призывы египетского народа, который в едином порыве оплакивал своих принцев, – особенно их безутешные матери. Боги не могли не ответить на молитвы столь чистосердечные.

Наша беседа была прервана появлением Астена и Амона. Астен хмурился и метал в доктора Хассана многозначительные взгляды. Тот сразу вздрогнул, будто его отчитали за непослушание – хотя не было произнесено ни слова, – и покаянно кивнул. Я задумалась, чем вызвано недовольство звездного бога. Может, доктор Хассан рассказал мне чересчур много? Однако я считала, что имею право на полную картину событий – а потому ободряюще похлопала археолога по руке.

– Мы сейчас же отправляемся на поиски храма, – объявил Астен. – Нужно как можно скорее найти Амоза.

Амон стоял с низко опущенной головой, словно ему трудно было сосредоточиться. Я прикрыла глаза и попробовала дотянуться до его эмоций – но уткнулась в глухую каменную стену без конца и просвета. Сколько бы я ни обходила ее кругом, двери не было.

– Амон?

– Все будет хорошо, Юная Лилия, – прошептал он голосом, лишенным всякого выражения. – Ты должна довериться Астену.

– Ну уж нет! – выплюнула я, резко поднимаясь с камня. Попытка удержать неустойчивое равновесие отчасти смазала эффектный жест, но я все равно доковыляла до Амона и совершенно непочтительно пихнула его в грудь. – Я уже смирилась, – продолжила я, методично тыкая его пальцем, – что ты не принимаешь мое мнение в расчет и все время пытаешься самоубиться, наплевав на мои чувства по этому поводу. Однако я заинтересована в исходе этой экспедиции ничуть не меньше тебя, а потому имею полное право знать, что. Тут. Творится! – последние слова я выделила тремя особенно мощными тычками.

Я за всю жизнь столько раз не повышала голос и не делала столько самостоятельных выборов, сколько за последнюю неделю. Эта мысль наполнила меня легкой гордостью. Правда, я сомневалась, что рискну повторить такое с родителями, но заявить о себе в присутствии доктора наук и пары древнеегипетских богов уже было большим шагом.

Амон сжал мои плечи.

– Прости, Лилия. Я не собирался пренебрегать твоим мнением. Я просто хочу тебя защитить.

Парень выглядел уставшим до смерти. Бледные руки были холодны как лед – ни следа солнечной силы, которая напитала его перед встречей с умирающим ушебти.

– Я верю, – ответила я, смягчившись. – Серьезно. Но я крепче, чем ты думаешь. И смогу выдержать правду, какой бы она ни была.

Астен глазел на нас с неприкрытым изумлением, а доктор Хассан явно чувствовал себя не в своей тарелке. Я на мгновение задумалась, собирается ли Амон вообще мне отвечать – когда он наконец поднял взгляд и завел одну из «солнечных» прядей мне за ухо.

– Хорошо, – вздохнул он. – Но знай: то, что должно быть исполнено, будет исполнено. Астен тебе все объяснит.

Амон в последний раз сжал мою руку и, шагнув к доктору Хассану, перешел на египетский. На этот раз беседа была краткой: вскоре парень прошептал заклинание, и на песке развернул крылья золотой сокол. Он неподвижно наблюдал, как Астен наставляет нас перед путешествием.

– Вы оба полетите со мной, – сказал звездный бог. – Амон слишком слаб, чтобы поднять такую ношу. В подробности плана я вас посвящу по дороге.

Я бросила взгляд на сокола. Всю его позу пронизывали усталость и апатия, и я задумалась, а сможет ли он вообще взлететь. Отказываясь заимствовать энергию ради моего спасения, Амон медленно убивал себя – и это перед встречей с могущественным некромантом, если не самим богом хаоса! Я не готова была принять такую жертву.

Затем Астен обернулся звездным ибисом, и мы с доктором Хассаном по очереди вскарабкались ему на спину: я впереди, археолог позади. Убедившись, что мы держимся крепко, Астен ударил крыльями по воздуху – и через несколько секунд долина осталась далеко внизу. Сокол следовал прямо за нами.

Теперь колись, – мрачно велела я.

«Что колоть?» – послышался недоуменный ответ.

– Рассказывай, что вы задумали, – повторила я в полный голос.

– Может быть, мне начать? – любезно предложил доктор Хассан.

«Пожалуй, – ответил ибис сразу нам обоим. – Но на этот раз помни о границах».

– Да, Великий.

– Каких границах? – насторожилась я.

– Братья лишь хотели напомнить, чтобы я делился информацией осмотрительнее. Некоторые вещи, которые… мне открылись… должен рассказывать не я, – неловко ответил археолог. – Сейчас вам нужно знать следующее: по пути сюда Амон поделился со мной некоторыми соображениями, и мы вместе пришли к выводу, что время еще есть. На возвращение Темного указывают не все знаки.

– Что вы хотите сказать?

– Мы полагаем, что проявления хаоса, с которыми мы столкнулись, исходят не от самого Сета. Если мы сможем поднять Амоза и завершить церемонию, Темный не успеет пробудиться – и его силы, как бы велики они ни были, останутся запечатаны еще на тысячу лет.

– Так мы будем или не будем обменивать глаз Амона на Амоза?

Доктор Хассан заколебался.

– Мы… Не будем.

– И на том спасибо. Итак, каков план?

– В-видите ли… – внезапно принялся заикаться археолог. – Мы д-думаем…

«Амон отвлечет жреца Сета, пока мы трое будем искать Амоза», – перебил его Астен.

– А что, если он пострадает?

Последовала долгая пауза.

«Пока Амон владеет Оком Гора, он непобедим», – наконец ответил ибис таким тоном, будто это было нечто само собой разумеющееся.

Я помедлила с ответом.

– Тогда обещай, что сделаешь все возможное, чтобы скорее его оттуда вытащить.

«Это обещание легко сдержать. Поверь, мне самому ничуть не по нраву, если брат попадет в руки демонического жреца».

– Хорошо. Я рада, что мы на одной волне.

– Она имеет в виду… – встрял доктор Хассан.

«Я уловил общий смысл. Амону повезло, что у него такая преданная жрица».

Остаток полета прошел за беседой Астена и доктора Хассана о Древнем Египте. Убаюканная их разговором, я постепенно пригрелась в лучах полдневного солнца и улеглась на шею ибиса. На тело пыльным мешком навалилась усталость. Хотя я больше суток ничего не ела, чувства голода, как ни странно, не было.

Глаза нещадно щипало от ветра, так что я предпочла их закрыть. То, что на этот раз с нами летел доктор Хассан, оказалось благословением, потому что вскоре я погрузилась в сон такой глубокий, что рано или поздно непременно свалилась бы с ибиса. По всей видимости, проспала я много часов: когда я открыла глаза в следующий раз, на горизонте пылал оранжево-золотой закат.

Доктор Хассан бережно придерживал меня за талию. Должно быть, он испугался, что мне напечет голову, потому что на макушке я обнаружила белую шляпу. Я вернула археологу его сокровище и смущенно поблагодарила, что он не дал мне упасть.

«Дальше мы с Амоном полетим раздельно, – послышался в голове голос Астена. – Мне ему что-нибудь передать?»

Я проводила взглядом золотого сокола, который медленно направлялся к веренице дюн по ту сторону Нила. Мы тем временем продолжали двигаться на юг.

– Скажи, что… – начала я и тут же оборвала себя, не дав воли словам, которые крутились у меня на языке последние несколько дней. – Скажи Амону, что я надеюсь увидеть его снова. И как можно скорее.

Через несколько секунд Астен передал мне ответ: «Амон говорит, что вновь увидеть тебя – самое страстное желание его сердца, и он приложит все усилия, чтобы оно скорее осуществилось».

После этого золотой сокол окончательно пропал из виду, а звездное сияние перьев Астена померкло: мы пролетали небольшой городок.

– Как думаете, радары нас не засекут? – взволнованно обернулась я к доктору Хассану.

– Полагаю, нет. В противном случае по нам бы уже выпустили ракету.

«Что такое ракета?» – спросил Астен. Доктор Хассан откашлялся.

– Огромное оружие, начиненное огнем и металлом, которое взрывается при столкновении с целью и уничтожает все на много метров вокруг. Но в нашем случае современные технологии бессильны.

– Почему? – удивилась я.

– Техника не видит Амона и Астена. А мы слишком маленькие, чтобы нас можно было заметить с земли.

Астен все равно окутал нас звездной дымкой. Это оказалось очень кстати, потому что теперь мы летели прямо над главной улицей. Слева тянулся длинный жилой дом, справа мелькали разномастные магазины и офисы.

Астен приземлился на углу, где было поменьше народа, подождал, пока мы спешимся, и снова принял человеческий облик. Доктор Хассан тут же принялся крутить головой по сторонам.

– Храм примерно в полутора километрах к северу. Видите свечение?

– Да, – кивнул Астен. – Нам нужно пробраться внутрь, не привлекая внимания. Амон свяжется со мной, как только выяснит местоположение Амоза. Идем, Лилия. Доктор Хассан будет показывать дорогу, а я останусь с тобой.

Я наградила его полным сомнения взглядом, и парень поспешил добавить:

– Так пожелал Амон.

Едва мы двинулись к храму, я за считаные секунды отстала от мужчин. В конце концов Астен остановился и обнял меня за плечи.

– Я не целитель, как Амоз, и не могу облегчить твою боль. Может, ты хотя бы позволишь тебя нести?

– Все в порядке. Помощь мне не нужна, – упрямо буркнула я, продолжая ковылять вперед. При каждом шаге в ногу впивались иглы боли. Возможно, доктор Хассан читал маловато диссертаций по демонам билоко – и их укус все-таки ядовит? Конечности казались ватными, будто кости выдолбили изнутри. Загустевшая кровь уже не текла, а по капле переливалась по венам, глухим набатом стуча в онемевшие виски. В довершение всего у меня кружилась голова – хотя я была склонна винить в этом скорее многочасовой полет, чем демонических крокодилов.

Наконец Астен не выдержал.

– Время на исходе, – жестко сказал он, глядя, как я ковыляю следом. – Я вынужден настаивать на своем предложении.

– Ладно, – вздохнула я. – Но только на закорках!

Астен нахмурился.

– Прости, но это не в моих силах. Я превращаюсь только в ибиса и не знаю, о каких «закорках» ты говоришь. Это ездовые животные?

Мы с подоспевшим доктором Хассаном прыснули в кулак. Наконец я с помощью археолога забралась на теплую, по-прежнему совершенно обнаженную спину Астена, обвила ногами его талию и ухватилась за плечи.

– Так будет намного быстрее, – сказал звездный бог, во весь дух припуская вперед. – За мной, Хассан!

Со времени нашего знакомства Астену так и не выпало возможности приобуться, однако он с такой легкостью бежал по камням и песку, асфальту и колкому гравию, будто это был гладкий пол. Доктор Хассан молча пыхтел следом. Вскоре мы достигли окраины города, и задыхающийся археолог помог мне слезть на землю под тенистыми пальмами.

– И что теперь? – прошептала я.

– Будем ждать, – ответил Астен, напряженно вглядываясь в темноту – как будто вечерний ветер мог донести до него голос Амона.

Меня не покидали тревожные предчувствия, поэтому я отыскала в рюкзаке блокнот и, чтобы скоротать время, принялась набрасывать вид храма.

Ком-Омбо сохранился не так хорошо, как другие египетские памятники. Он стоял на высокой дюне, к востоку от которой извивался темный Нил. В целом Ком-Омбо скорее напоминал древнегреческий, чем египетский храм.

Несколько мощных колонн поддерживали осыпающуюся крышу, которая, возможно, некогда служила открытой террасой. От традиционных ворот-«пилонов» осталось одно воспоминание. Сейчас стоял вечер, последние туристы вернулись в город, и каждая колонна была озарена мягким желтым светом, придававшим зданию несколько призрачный вид. Когда в трещинах и дырах завывал ветер, складывалось впечатление, что это перешептываются души древних жрецов, не обретшие покоя даже в посмертии.

– Правая часть называется Домом Крокодила, – сказал доктор Хассан, указывая на мой рисунок. – А левая – Дворцом Сокола.

– Я думала, это храм Апофиза, крокодильего бога?

– Верно. Но видите ту разделительную черту? Если храм разрезать посередине, обе части окажутся полностью симметричны. На юге и севере располагаются зеркальные входы, два внутренних двора с алтарями, двойные гипостильные залы, пара одинаковых колоннад и по одному святилищу. Каждой половиной храма в древности руководил свой верховный жрец. В те времена Нил протекал гораздо ближе к воротам, и крокодилы, которые почитались здесь священными созданиями, нередко выбирались погреться на солнцепеке. Позже русло реки изменилось, и крокодилы тоже ушли. Однако на храмовых территориях до сих пор находят сотни их мумий.

– Интересно. А кому посвящена вторая половина храма? – спросила я. – Она как-то связана с Амоном? Он ведь превращается в сокола.

– Связана. Хотя не с самим Амоном, конечно, а с его богом-покровителем – Гором.

– Но почему…

Договорить я не успела: из-за спины донесся судорожный вздох. Я резко обернулась к Астену.

– Что? – заволновалась я. – Что случилось?

Астен несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул – видимо, пытаясь совладать с эмоциями.

– Не более ожидаемого. Собирайтесь. Надо немедленно найти Амоза, – и он едва слышно добавил: – Будем надеяться, что эти жертвы не напрасны.

Астен снова сотворил вокруг нас звездный туман, и мы незамеченными прокрались в храм. По дороге мы заглядывали в тень каждой колонны и за все каменные тумбы, достаточно большие, чтобы за ними мог скрываться саркофаг Амоза.

– Сейчас Амон и прислужник Сета в другой половине храма. Амоз спрятан здесь. По крайней мере, так сказал Амон.

– А ты можешь его как-нибудь почувствовать?

– Я не услышу голос Амоза, пока не призову его из долины смерти. Сейчас его тело не отличается от этих трупов, – и Астен указал на застекленную витрину, из-за которой на нас скалились пыльные мумии крокодилов.

– Это о них я говорил, – заметил доктор Хассан.

– Спасибо, я догадалась, – прошептала я.

Постепенно мы обшарили каждый зал, коридор и плиту «крокодильей» части храма, но так и не нашли никаких признаков Амоза или его саркофага.

– Нас обманули, – пробормотал Астен.

– Похоже на то. Разве ты не знал, что злодеи блефуют до последнего? Ладно, пошли вызволять Амона, – и я уже сделала шаг к центру храма, как вдруг Астен схватил меня за запястье.

– Слишком поздно, – прошептал он с изменившимся лицом.

– Что ты… – я захлебнулась порывом ветра, который смерчем пронесся по двору, взметнув тучу песка, – …имеешь в виду?

Ответа не последовало: Астен подхватил меня на руки и бросился бежать.

Доктор Хассан обогнул огромную колонну и нырнул в полуразрушенный проход.

– Сюда, Великий! Надо спрятаться!

Мы завернули в темную комнату и распластались по стене, пережидая песчаную бурю. Наконец во дворе все стихло. Я бросила на Астена вопросительный взгляд, и он ответил мне слабой улыбкой. Однако мы рано решили, что опасность миновала: храм от пола до потолка сотрясла дрожь, и грязные плиты опустились на добрый десяток сантиметров. Я пошатнулась и непременно упала бы, если бы Астен в последний момент не протянул мне руку.

В проломе наверху противоположной стены виднелось звездное небо, но теперь оно казалось гораздо выше, чем минуту назад. Я указала на дыру доктору Хассану и шепнула: «Очень странно». Не успел он ответить, как что-то сжало мне лодыжки – будто их обвили тугие змеиные кольца. Я опустила взгляд и с ужасом поняла, что стою по икры в песке. Откуда его здесь столько?

Я точно помнила, что когда мы забежали в комнату, ее покрывали твердые плиты. Я принялась крутить головой по сторонам – и вдруг осознала несколько вещей. Большой камень, стоявший посередине залы, на треть погрузился в песок. Резная панель в основании стены совершенно скрылась из виду. А мой рюкзак, который я опрометчиво бросила на пол, увяз уже наполовину.

Этого не могло быть. Я попыталась высвободить ноги, но только глубже провалилась в песок. Теперь он доходил мне до середины голени.

– Астен?! – закричала я в панике.

– Знаю, Лилия. Это была ловушка.

– Доктор Хассан? – я рывком повернулась к археологу и увидела, что он увяз уже по бедра.

– Я здесь, – ответил он беспомощно.

Я извернулась и принялась скрести стену в попытке хоть немного замедлить процесс – но этим только его усугубила.

– Прекрати, Лилия, – тихо велел Астен.

– Ты можешь что-нибудь сделать?! Вытащить нас отсюда своей магией?

– Я пытался. С тех самых пор, как храм задрожал, я пробовал одно заклинание за другим. Все бесполезно. Темный проклял этот песок. Однажды увязнув в нем, жертве уже не выбраться.

– Но мы же задохнемся! Погибнем прямо тут!

– Вы – да. А мне предстоит провести вечность замурованным заживо.

– Нет! Я отказываюсь так умирать! Почему ты не борешься? Амон нас спасет! – Я заметалась вперед-назад и мгновенно провалилась по грудь.

– Лилия! – заорал Астен. – Так ты делаешь только хуже! Стой на месте!

Я вытянула руку и, преодолевая сопротивление песка, переплела с ним пальцы. Я надеялась, что Астен поможет мне удержаться на поверхности, но вместо этого лишь утянула его за собой. Теперь я даже не могла повернуть голову, чтобы посмотреть, как там доктор Хассан. Глаза обожгло горячими слезами, я начала задыхаться. Песок добрался до шеи, и я наконец опустила налитые свинцовой тяжестью руки. Вот и все. Я погибну мучительной смертью – худшей из возможных.

Учитывая все обстоятельства, лучше бы меня раздавило еще в Долине Царей. По крайней мере, тогда со мной был Амон.

Тугой узел на затылке слегка оттягивал голову назад, даря мне еще несколько драгоценных секунд. Но затем истекли и они. Песок шершавыми пальцами обхватил мою голову, сдавив уши и рот. Я попыталась глубоко вдохнуть напоследок – и тут же провалилась по скулы. Спасение не пришло.

Я закрыла глаза и с головой погрузилась в зыбучий песок.

 

Глава 19. Бог луны

Тонуть в зыбучем песке – немного лучше, чем в воде. Тебя не болтает, не переворачивает вверх ногами по прихоти волн. Никаких отчаянных поползновений к поверхности. Никаких издевательских отблесков солнца над головой, которые словно призывают тебя побороться еще немного. Просто тихое погружение. Неотвратимое сжатие, как будто твое тело заворачивают в теплый кокон.

Должно быть, это похоже на рождение. Песок медленно скользит вверх, слегка царапая кожу, пока тебе не начинает казаться, что он воспаряет против закона притяжения. Нарастающее давление стискивает туловище и конечности. Легкие наполняются жидким огнем, но ты ждешь, ждешь, ждешь, надеясь, что мучения вот-вот закончатся, и молясь о благословенном моменте, когда глоток холодного воздуха наконец позволит тебе закричать.

Но потом ты понимаешь, что не спишь. Это не рождение и не сон. Нет. Напротив, это конец. В конце туннеля не будет света. Струящийся песок никуда не ведет. Ждать и задерживать дыхание бесполезно. Тебя так и поглотит с головой.

Постепенно разум отказывается от бесплодных надежд и, признав неизбежное, начинает готовиться к смерти. Что будет, если вдохнуть песок? Больно ли? Ты раскашляешься? Что ты ощутишь, когда он попадет в легкие? Через сколько времени задохнешься? И что случится с телом после смерти? Ты опустишься на дно и ударишься о твердую землю – или продолжишь падать, бесконечно скользя сквозь шелестящее небытие, пока песок не срежет с костей все кусочки плоти до единого и ты наконец не удобришь собой трясину?

Примерно так я размышляла, пока тонула. Ослепшая, оглохшая, я превратилась в комок нервов и с мучительной ясностью подмечала каждое новое ощущение – будь то камушек или особенно острая песчинка. Сила, сдавливающая мое тело со всех сторон, причиняла новый, абсолютно незнакомый мне вид боли.

Каждая перемена в окружении казалась громадной и значительной. Возможно, поэтому, когда мои ноги замерзли, а набившийся в брюки песок начал вываливаться влажными комьями, я мгновенно поняла: что-то изменилось. Подо мной находилось хотя бы небольшое открытое пространство.

Хотя легкие были готовы взорваться, я задержала дыхание еще на несколько ударов сердца и принялась судорожно извиваться. Теперь моя нижняя половина болталась в пустоте, но верхнюю, которая как раз и нуждалась воздухе, по-прежнему сжимали тиски. Казалось, трясина нарочно удерживает мои плечи, не желая отпускать лакомую жертву.

Я прокопала пальцами путь вниз, и ладоней действительно коснулся воздух. Я мысленно возликовала и начала дергаться назад и вперед, пока песок не поддался и с мокрым чавкающим звуком не выплюнул меня в темную яму.

Я сделала краткий сипящий вдох – и ухнула вниз, не зная, разобьюсь ли о землю или упаду в очередную трясину, которая заставит меня заново переживать весь этот ужас. Уши были забиты песком, но мне показалось, что я слышу призрачный голос, окликающий меня по имени. Я судорожно замолотила руками по воздуху, но ухватиться было не за что, и я несколько раз перевернулась вверх ногами.

Внезапно я прониклась глубокой симпатией к Алисе, которая упала в кроличью нору. Сейчас я уже не знала, чего хочу больше – прекратить падать (неважно, с каким исходом), опустошить желудок (хорошо бы не на лету) или хоть на секунду замедлиться и протереть глаза. В тот момент любая из этих возможностей казалась бесценным подарком.

Потянулись долгие мучительные минуты. Постепенно я смирилась со своей судьбой. Если бы мне было суждено отсюда выбраться, это уже случилось бы. Но я все падала в этой издевательской кэрролловской пародии на лимб. Возможно, так и выглядит чистилище? Нелепое место без выхода, призванное поминутно напоминать обо всех тайных страхах, слабостях и сожалениях. Может, я вообще уже умерла. Глаза наполнились слезами, и я прошептала единственное имя. Но это было имя не кого-то из родителей или бабушки; даже не имя бога.

– Амон? – позвала я дрожащим голосом. – Прости.

После моей гибели его дни на земле будут сочтены. Хотя, возможно, он еще успеет установить связь с кем-то другим. Я представила наше счастливое воссоединение в облике бесплотных духов и уже задумалась, граничит ли египетский загробный мир с англосаксонским, – как вдруг во что-то врезалась. Удар оказался таким яростным, что с силой ружейного выстрела вышиб у меня из легких весь песок. Я раскашлялась до слез, искренне не понимая, почему еще жива. Пыльная серая фигура, прервавшая мой полет, сжимала меня с такой силой, будто вознамерилась удушить. Затем она заговорила.

– Лилия, хватит вертеться. Ты в безопасности.

Я вытянула руку и нерешительно коснулась покрытой песком груди.

– Астен?..

Темноту рассеяли две янтарно-золотые точки.

– А ты ждала кого-то другого?

– Нет. Совсем нет. Честно говоря, я ждала смерти, – и я снова раскашлялась.

– Не сегодня, – фыркнул Астен. – Ты цела?

– Цела? – эхом откликнулась я.

– Можешь стоять? – пояснил он медленно, будто говорил с контуженным.

Я моргнула.

– А. Думаю, да.

– Хорошо, – и Астен опустил меня на землю. – А теперь, будь добра, помоги мне с доктором Хассаном.

– Он тоже здесь?!

– Разумеется. Он тяжелее тебя, так что провалился первым.

Астен шагнул в сторону, и я неуверенно заковыляла следом, выставив вперед руки.

– Прости, я забыл, что ты не видишь в темноте.

Астен «зажег» кожу, и нас окружил пузырь мягкого белого света. Теперь я видела, что, кроме грязного песка и нескольких камешков, рядом ничего нет.

– Где мы? – удивилась я.

– Не знаю.

Мы направились к распростертому на земле доктору Хассану. Я приложила палец к шее археолога и немедленно почувствовала ток крови.

– Пульс устойчивый, – постановила я. – И не похоже, чтобы он что-то сломал.

– Его конечности должны быть невредимы. Я поймал его, как и тебя.

Я с тревогой оглянулась на Астена.

– А ты не пострадал при падении?

– Я не привязан к земной стихии, как ты. Сила звездного ибиса позволяет мне самому выбирать скорость, с которой я взмываю и опускаюсь.

– Минутку. Ты говоришь, что умеешь летать?

– Ты же сама видела.

– Нет. Не в облике птицы. Ты можешь летать, не превращаясь?

Вместо ответа Астен медленно развел руки в стороны – и его тело поднялось в воздух на несколько десятков сантиметров. Повисев так пару секунд, он опустил ладони и плавно приземлился.

Я в восхищении покачала головой и склонилась к доктору Хассану.

– Если ты его поймал, в чем может быть проблема?

– Не знаю. Полагаю, он просто без сознания.

Я легонько похлопала археолога по щекам.

– Осаар? Вы меня слышите? Вернитесь к нам! – Я потрясла доктора за плечи, но он остался безучастен к моим призывам. – Сможешь его нести? – спросила я Астена, подбирая шляпу египтолога.

– Конечно.

– Долго?

– Сколько понадобится.

– О’кей. Тогда давай поищем выход.

Астен нагнулся к доктору Хассану и забросил его на плечо с такой легкостью, будто это было пальто.

– Веди, Лилия. Куда мы направимся?

– Хм… Давай начнем отсюда, – и я наугад ткнула пальцем вперед.

По моим ощущениям, мы блуждали по катакомбам добрые несколько часов – хотя я утратила чувство времени. Единственной радостью было найти мой рюкзак, который оказался легче всего и опоздал к общему сбору. Увидев раздавленный банан, Астен только сморщил нос – поэтому я пожала плечами и с удовольствием умяла его сама. По дороге я слабовольно расчесывала зудящие царапины и пыталась вытряхнуть из волос остатки песка.

Постепенно я начала впадать в отчаяние. Каждый валун казался в точности похож на соседний. Когда же я выложила из камней косоватую стрелу, которая должна была указывать направление нашего движения, она бесследно исчезла, стоило нам отойти на несколько шагов.

Доктор Хассан наконец пришел в сознание. Услышав за спиной тихий стон, Астен бережно уложил его на землю. Я влила ему в рот немного оставшейся минералки и, как могла, отряхнула от грязи волосы и лицо.

– Что? Что случилось? – слабым голосом спросил археолог. – Где мы?

– Хотелось бы знать, – я смочила полоску ткани, оторванную от мини-юбки Астена, и принялась протирать лицо старика. – Мы провалились сюда сквозь зыбучий песок. И здесь нет никого, кроме нас.

Я протянула доктору Хассану некогда белую, а теперь грязную и нещадно измятую шляпу, и он ответил мне благодарной улыбкой.

– Это был подарок коллег в честь моей первой настоящей находки – прекрасной каменной статуэтки Баст. – Доктор Хассан попытался вернуть шляпе изначальную форму, но лента на тулье распалась у него под пальцами. – Что ж, возможно, пора оставить прошлое позади и сосредоточиться на будущем.

– Простите, Осаар.

– Ну что вы. Мы должны благодарить небеса, что выбрались живыми.

– Строго говоря, мы еще не выбрались.

– Лилия права, – вставил Астен. – Эти подземелья кажутся бесконечными. Но, вероятно, вы сможете увидеть выход, сокрытый от наших глаз? Как думаете, Хассан?

И мужчины обменялись многозначительными взглядами. Я не поняла их смысла, но слишком устала, чтобы допытываться. Доктор Хассан закряхтел, пытаясь подняться, и Астен предложил ему руку.

– Посмотрим, что я смогу увидеть, – туманно ответил археолог.

Затем он принялся поворачиваться по кругу, что-то бормоча себе под нос. Я уже задумалась, не стукнулся ли он головой, когда доктор Хассан снова обернулся к нам и печально произнес:

– Боюсь, мы в каменном мешке.

– Каком еще мешке?

– Это исторический термин, означающий темницу без выхода. Точнее, единственный выход служит и входом. На французском такая тюрьма называется oubliette – «место забвения».

– В смысле, тебя туда бросают и забывают – или это место такое пустое и темное, что ты сходишь там с ума и забываешь собственное имя?

– Думаю, справедливы оба варианта.

– Но если мы попали сюда через зыбучий песок, значит, единственный способ выбраться…

– Подняться наверх через него же.

Я обернулась к Астену.

– Это возможно?

– Я могу доставить вас к нижнему краю, но сам песок пропитан магией настолько, что даже мне не одолеть эту преграду.

– Тогда мы обречены.

– Пока еще нет, – тихо возразил доктор Хассан.

– Хотите сказать, что вы знаете выход?

– Отсутствие очевидного выхода не означает, что его нет в принципе. Нужно просто хорошенько поискать.

– Тогда вперед!

Должно быть, проступившее у меня на лице воодушевление было заметно даже в темноте. За время путешествия с Амоном я столько раз оказывалась в разнообразных рассадниках клаустрофобии, что теперь не собиралась оставаться в этом «каменном мешке» ни на секунду дольше необходимого. Честно говоря, единственное, что мешало мне удариться в панику, – тревога за Амона.

Я схватила доктора Хассана за руку и уже протащила несколько шагов вперед, когда он торопливо похлопал меня по плечу.

– Думаю, сперва нам стоит освободить Амоза.

– Ам-моза? – произнесла я с запинкой.

– Мой брат здесь? – напрягся Астен.

– Да. По крайней мере, его саркофаг.

– Но где? – удивилась я. – Мы тут все обшарили! Как вы узнали?

Доктор Хассан неловко закашлялся.

– Это недалеко, – сказал он наконец. – Идемте.

Несколько минут мы в нетерпении следовали за археологом – как вдруг он буквально растворился в воздухе. Я примерзла к месту.

– Доктор Хассан? – позвала я испуганно.

– Я здесь, Лили.

– Где?

– Прямо перед вами. Возьмитесь за мою руку.

Через мгновение доктор Хассан действительно появился рядом. Затем отступил на шаг, бесследно исчез – и снова вернулся. На лице археолога играла лукавая улыбка.

– Доверьтесь мне.

Я протянула доктору Хассану одну руку, Астену – другую, и мы втроем нырнули в темноту.

Место, в котором мы оказались, ничуть не походило на недавние катакомбы. Нас по-прежнему окружал мрак, но здесь из земли торчали большие неровные булыжники. Призрачный свет, созданный кожей Амона, отбрасывал на них зловещие тени. Тишина подземелья шутила шутки с моим подсознанием, и мне поминутно мерещилось, что никакие это не камни, а огромные черепа, которые насмешливо скалят на нас щербатые зубы.

Доктор Хассан нагнулся, чтобы поднять измятую сумку.

– Вот она где!

– Как мы сюда попали? – спросила я, пока археолог проверял содержимое.

– Мы по-прежнему в каменном мешке, но другой его части. Вы двое блуждали внутри оптической иллюзии.

– Как это?

– Вы слышали о бесконечной лестнице?

– Конечно. Я даже рисовала ее в школе. Погодите-ка… Хотите сказать, мы все это время ходили по – кругу?!

– И потенциально занимались бы этим бесконечно.

– И много таких лестниц было в Древнем Египте? Вы поэтому о ней догадались?

– Не совсем, – доктор Хассан ощутимо занервничал. – О! Кажется, я чувствую тепло Амона. Он совсем рядом.

– А канопы?

Археолог улыбнулся.

– Если их не открывали, все должно быть в порядке.

– Но…

– Постой в сторонке, – и Астен мягко оттолкнул меня от доктора Хассана, прежде чем я успела закончить вопрос. Затем он воздел руки, и в дальнем конце комнаты что-то шевельнулось. Подойдя ближе, я поняла, что это взмыла в воздух крышка огромного саркофага.

Как и мы, гроб был пыльным и имел совершенно непрезентабельный вид. Тем не менее из-под грязи тут и там посверкивали кусочки полированного дерева. Когда крышка рухнула на пол, а Астен убедился, что тело в гробу в действительности принадлежит его возлюбленному брату, он отступил на шаг и принялся напевать.

Доктор Хассан опустился на колени в изножье саркофага и опустил на голый пол наполовину осушенную бутылку минералки и остатки печенья. Заметив мой взгляд, он одарил меня застенчивой улыбкой.

– Я знаю, что это необязательно, но традиции…

– Думаю, он оценит ваши старания, – шепотом заверила я археолога.

Мы тихо присели в сторонке, глядя, как Астен сплетает заклинание. Теперь я знала, чего ожидать, и идея воскрешения мумии уже не пугала меня так сильно, как в первый раз.

Астен бормотал:

Астен сделал паузу и мимолетно оглянулся на меня и доктора Хассана.

Я ждала, что глаза Астена исторгнут зеленые лучи, как у Амона, но вместо этого нас окутал белесый туман, в котором потрескивали крохотные разряды электричества. Он жужжал и пощелкивал, будто неисправная лампочка, а потом и вовсе погас, оставив нас в темноте. Доктор Хассан глухо застонал.

– Что такое? – взволнованно спросила я.

Археолог лишь отмахнулся, хотя рука его при этом тряслась, как в лихорадке. Низко опустив голову, он принялся раскачиваться вперед и назад.

– Астен! – крикнула я. – Что-то не так!

– Мне нужно сосредоточиться, Лилия. С Хассаном все будет в порядке.

По подземелью пронесся тяжкий вздох. Доктор Хассан поднял голову.

– Лили, откройте канопы! Они спрятаны в стенках саркофага. Внутри, внизу каждого угла, есть потайная кнопка. Нажмите ее и достаньте сосуды. Скорее!

Первый ветер ударил меня прямо в лицо. Я заслонилась рукой и заглянула в саркофаг, ознакомившись с разбросанными останками Амоза чуть ближе, чем хотелось бы. Как и у Астена, дряхлые обрывки лент покрывали сухую скорлупу, лишь отдаленно напоминающую человеческое тело, но мумия Амоза была тронута гнилью и разрушением гораздо сильнее.

Второй ветер швырнул меня на саркофаг. Кости внутри явно лежали не в том порядке, в каком было задумано природой – по-видимому, следствие падения гроба сквозь зыбучий песок. Сам же саркофаг видал и лучшие дни. Осколки и комья грязи густо покрывали его как внутри, так и снаружи.

Я взмолилась, чтобы канопы не пострадали. Сейчас это казалось почти чудом, но нам нужна была хотя бы одна. Связь с Амоном выпивала из меня все силы. К тому же процесс оказался довольно интимным, и я была морально не готова вступать в такие отношения сразу с двумя полубогами.

Я вскинула руки, силясь защититься от третьего ветра. Теперь вокруг меня бушевал настоящий ураган. Я уцепилась за гроб и попыталась убрать волосы, облепившие лицо. Кружащие в воздухе песчинки жалили кожу, точно крохотные осы.

Я знала, что мумия может восстать в любую секунду, а потому не глядя сунула руку в саркофаг и довольно быстро нащупала рычажок. Стоило его нажать, в стенке гроба откинулась боковая панель. За ней, надежно укрытая в деревянной нище, скрывалась первая канопа. Она была сделана из камня, и я немного воодушевилась.

– На ней лицо фараона! – крикнула я через плечо доктору Хассану. – Все равно, в каком порядке их открывать?

– Просто откройте! И побыстрее, – процедил археолог сквозь зубы. Сжатые кулаки мужчины тряслись.

Что-то шло не по плану, и я понимала, что причина отнюдь не в ветре. Доктор Хассан выглядел так, будто его вот-вот хватит удар, но когда я нерешительно сделала шаг ему на помощь, он лишь яростно замахал на меня руками.

Я стянула с канопы крышку, держа древний артефакт чуть менее почтительно, чем он того заслуживал. Увы, у меня не было времени полюбоваться полетом белого луча: отбросив опустевший сосуд, я сразу же кинулась на поиски второй канопы.

Путь к ней преграждала берцовая кость, которая лежала под игривым углом к остальному скелету. Я осторожно сдвинула ее в сторону, вдавила кнопку и достала вторую канопу. Теперь надо мной кружились два сияющих вихря.

С третьим сосудом все оказалось не в пример сложнее. Я поскребла пальцами в углу, но так и не нашла рычага. Это расходилось с инструкциями доктора Хассана, и я принялась в отчаянии шарить по всему периметру саркофага, как вдруг заметила, что в груди скелета – там, где недоставало нескольких ребер, – что-то сереет.

Я с трудом сглотнула и кончиками пальцев раздвинула ветхие ленты. Третья канопа обнаружилась точно посередине грудной клетки.

Однако наибольшие испытания выпали на мою долю с четвертым сосудом. Последний угол гроба скрывала большая груда костей, на которых царственно возлежал череп.

Я дрожащими руками разгребла завалы грязи, бинтов и осколков. Затем принялась как можно быстрее передвигать кости, оставив череп – как самое неприятное – напоследок.

Пока я работала, пустые глазницы Амоза пристально следили за мной из угла. Наконец я кончиками пальцев приподняла его за виски, быстро извинившись, переложила к остальным костям и отыскала последнюю кнопку. Скользкие от грязи пальцы никак не желали цепляться за крышку, поэтому я свинтила ее далеко не с первой попытки. Отчаянный рывок – и четвертый луч слился в безумной пляске со своими собратьями.

Я богохульственно вытерла руки о стенку саркофага, в который раз мечтая о чемодане с влажными салфетками, и присоединилась к доктору Хассану, который сидел в углу в полуобморочном состоянии.

Медленно, словно преодолевая чудовищное сопротивление, самые крохотные останки Амоза поднялись из гроба и начали вращаться по кругу. За ними последовали более крупные кости. Большинство были голыми и легко выскальзывали из обрывков лент. Казалось, все тело лунного бога взбивается в огромном блендере.

Электрический туман сгустился и посерел. Крохотные разряды молний пронизывали его все яростнее, пока облако не превратилось в грозовую тучу, заискрилось – а потом с громким хлопком взорвалось, оставив после себя один лучик белого света. Он бесцельно заметался в темноте – там, куда не доставало сияние Астена.

– Нет, брат! – взмолился звездный бог. – Вернись ко мне!

Парень вскинул руки, и его кожа вспыхнула еще ярче. Доктора Хассана продолжала колотить дрожь, и я на всякий случай пододвинулась к нему поближе, готовая в любой момент предложить помощь, – однако археолог, похоже, даже не заметил моего присутствия. Через несколько секунд Астен испустил вздох облегчения: крохотный белый росток наконец вернулся в круг света и начал увеличиваться в размерах, пока не принял форму серебристой птицы. На вид она больше напоминала ибиса Астена, чем сокола Амона.

– Приди, брат, – тихо сказал звездный бог. – Пора просыпаться.

Птица с трубным криком нырнула в саркофаг, где уже бушевали освобожденные из каноп вихри. Смерч полыхнул серебряным огнем, и пустые глазницы черепа озарились изнутри ярким светом.

Скелет начал приходить в порядок – будто невидимые руки собирали мозаику. Руки присоединились к плечам. Ноги – к тазу. Позвонки улеглись в нужной последовательности. Правая рука затряслась, и два сустава, застрявшие в щели разбитого гроба, взлетели в воздух и со щелчком встали на место.

По конечностям парящего в воздухе скелета пробежали искры, и создание, более уместное на Хэллоуине или в анатомическом театре, начало превращаться в человека. Заново сотворенные вены наполнила серебряная кровь. На белоснежных костях появились сверкающие мышцы. В грудной клетке драгоценным плодом забилось сердце. Сияние, струящееся из глазниц, становилось все ярче и осмысленнее, пока на нас с доктором Хассаном не обратились два луча – и я задумалась, способен ли Амоз уже видеть.

Тем временем Астен закончил заклинание:

Я сидела, зажмурившись и очень стараясь не отключиться, пока нестерпимое сияние не погасло. Я осторожно приоткрыла один глаз. Перед нами парил брат Астена – обновленный и безусловно живой. Белая юбка, прикрывавшая его бедра, казалась только что сшитой, а тело сверкало чистотой, будто у новорожденного. Я тут же почувствовала неловкость за свои перепачканные щеки и растрепанный вид.

Амоз опустил руки и медленно приземлился возле саркофага. Перебросившись с Астеном несколькими словами, он приблизился к нам с доктором Хассаном. Я ожидала, что археолог снова падет ниц, приветствуя лунного бога, но, присмотревшись, поняла, что он без сознания.

Амоз с озабоченным видом опустился рядом с доктором и осторожно перевернул его на спину. Затем он задал мне какой-то вопрос, но тот оказался на египетском. Я принялась было объяснять, что не понимаю, однако Амоз прервал меня мягкой улыбкой и молча склонился к археологу. Как и Астен с Амоном, третий брат пробудился в одной юбке до колен и был весьма привлекателен внешне – хотя казался крупнее и грузнее. Я видела, как тяжело перекатываются мышцы под смуглой кожей.

Амоз принялся напевать заклинание над доктором Хассаном. Я взяла того за обмякшую руку, украдкой продолжая рассматривать лунного бога.

Теперь было понятно, почему луку и стрелам он предпочитал боевой топор. В то же время он обращался с доктором Хассаном с величайшей бережностью; мощные пальцы едва сжимали плечи египтолога. Не самое обычное дело для человека подобного телосложения.

Завершив заклинание, Амоз снова поднял на меня взгляд – и я поняла, что не могу оторваться от этих серебристо-серых глаз. Доктор Хассан застонал, и я торопливо сунула ему бутылку с водой. Поднимаясь на ноги, я собиралась обменяться с Амозом торжественным рукопожатием – но потом вспомнила, как выгляжу, и отказалась от этой затеи.

– Гм… Добро пожаловать в наш мир, – сказала я. – Меня зовут Лили.

Амоз склонил голову к плечу и прищурился, после чего перевел вопросительный взгляд на брата. Тот что-то пояснил ему на египетском, и Амоз, кивнув, пробормотал короткое заклинание.

– Меня зовут Амоз, и я воплощение бога луны, – наконец ответил он по-английски с теплой улыбкой.

– Рада познакомиться, Амоз. Человек, которого ты исцелил, – ваш визирь доктор Хассан.

– И я рад с вами познакомиться. С вами обоими, – вежливо уточнил парень.

– Гм… Астен, у нас тут еще есть дела? Я беспокоюсь за Амона, – добавила я, заметив удивленный взгляд Амоза.

Тот оглянулся по сторонам.

– Кстати, а где он?

– Во власти прислужника Темного бога, – мрачно ответил Астен. – И лучше бы нам поторопиться с его поисками.

– Мы освободим его, брат, – взволнованно ответил Амоз.

Доктор Хассан принялся было излагать свой план спасения из «каменного мешка», как вдруг Амоз и Астен закричали и рухнули на колени. Последнее, что я увидела, прежде чем свет лунного бога померк, – оба брата прижимают ладони к глазам и между пальцев у них сочится кровь.

 

Анубис пришел, когда над горизонтом затеплились первые солнечные лучи. Не в том облике, которого они ожидали – не божеством с головой шакала, – а обычным человеком, хоть и наделенным нечеловеческой красотой и статью. Лицо его казалось исполненным сочувствия, но в мысли невозможно было проникнуть. За ним следовал верный спутник – огромный черный пес в коричневых пятнах. Пес был высоким, поджарым и выделялся среди обычных собак в той же степени, в какой его хозяин выделялся среди простых смертных. Усевшись у ног бога, он навострил уши и тихо заскулил – будто почуял скорбь, переполнявшую людей у храма.

Анубис жестом велел царям встать и заговорил с ними, словно обращаясь ко всему египетскому народу:

– Люди Египта! Ваша утрата – наша утрата. Сегодня Сет сотворил великое зло, и хотя мы не можем вернуть сделанного, ваша скорбь будет утешена, – его глаза быстро пробежались по толпе. – Мы защитим юношей Египта, заточив Темного бога с помощью церемонии, которая будет проводиться раз в тысячу лет. Ваши сыновья были готовы пожертвовать собой ради родины – и удостоятся великой награды. Вместо того чтобы провести вечность в услужении у Сета, они будут защищать тех, кого любят – благородная судьба, способная возрадовать сердце любого смертного. Хотя они мертвы, каждую тысячу лет они будут на краткий срок возвращаться из загробного мира, чтобы выполнить обет, наложенный на них богами. Такой порядок продлится до тех пор, пока боги, – он сделал замысловатый жест рукой, – и люди Египта будут нуждаться в их службе.

Царские семьи пали к ногам Анубиса, исполненные благодарности. Тела трех юношей были немедленно доставлены к порогу храма. Склонившись над первым из них, Анубис звучно произнес:

– Принц Асьюта, сын Халфани! Я бог звезд, услышал мольбы египетского народа и наделяю тебя частью своей силы. Теперь ты знаток слов, примиритель, небесный маг и космический сноходец. Отныне ты будешь зваться Астеном, что значит «новорожденная звезда».

Анубис медленно свел ладони, а когда раскрыл их снова, между пальцами мерцала россыпь белоснежных звездочек. Бог подул на руки, и звезды перелетели на поверженного принца, укрыв его тело, словно пухом одуванчиков. Затем они погрузились в кожу юноши и бесследно истаяли.

Анубис перешел ко второму принцу.

– Принц Васета, сын Нассора! Хонсу, бог луны, наделяет тебя частью своей силы. Теперь ты целитель, следопыт, повелитель бурь и укротитель зверей. Отныне ты будешь зваться Амозом, что значит «растущая луна».

Договорив, Анубис вытянул руку ладонью вверх, и на ней засиял полумесяц из мягкого серебряного света. Постепенно он обрел вес и твердую форму, словно в самом деле был отлит из серебра. Анубис щелкнул по нему пальцами, и полумесяц перелетел на лоб сына Нассора. Там он вспыхнул ярким лунным светом и, рассыпавшись мириадами искр, впитался в кожу принца.

Наконец Анубис остановился перед сыном Геру. Заметив встревоженный взгляд царя, бог помедлил и опустил ладонь ему на плечо.

– Великий Амон-Ра и Гор оба хотят наделить дарами твоего сына, – затем Анубис перевел взгляд на жену царя Геру. – Твоя особая молитва тоже была услышана. Но мы исполним ее в свой срок и в другом месте. Ты согласна на такие условия?

Женщина кивнула, и ее щеки оросили свежие слезы.

– Да, Великий.

– Да будет так. Принц Итжтави, сын Геру! Амон-Ра, бог солнца, наделяет тебя частью своей силы. Теперь ты – обнажающий тайны, защитник угнетенных, податель света, искатель правды и хранитель Ока Гора. Ты удостоишься имени самого солнечного бога и отныне будешь зваться Амоном.

Анубис поднял руки к утреннему солнцу и собрал в ладони пригоршню лучей, которые ненадолго стали видимыми. Когда из его рук во все стороны брызнуло небесное золото, бог перевернул ладони над телом принца, и солнечный свет пропитал его грудь. Не успел никто сказать и слова, как юноша распахнул глаза и сделал первый вдох своей новой жизни.

От него свет распространился на тела других двух принцев, чьи сердца тоже забились в мерном ритме. Стоило последним лучам солнца скрыться у них под кожей, как все юноши поднялись на ноги и заключили родителей в объятия.

– Сегодня вы можете пировать, – сказал Анубис. – Проведите это драгоценное время со своими любимыми. Вечером солнце, луна и звезды встанут в ряд, и мы должны будем провести церемонию, чтобы защитить сынов Египта от Темного бога.

Люди возликовали, но пир продлился недолго. Хотя Анубис вернул жизнь падшим принцам, их пребывание среди смертных оказалось кратким. В тот же вечер бог вернулся на землю, чтобы завершить церемонию, после чего забрал юношей с собой, оставив их семьям великую скорбь, легенду, передающуюся из поколения в поколение, и три мумии, которым было суждено восстать через тысячу лет.

 

Глава 20. Красота в глазах смотрящего

– Что такое? – закричала я. – Мы что-то сделали не так, когда поднимали Амоза?

Я слепо пошарила рукой в темноте и поймала рукав доктора Хассана. Тяжелое дыхание братьев то и дело прерывалось стонами агонии. Я припала к полу и поползла вперед, пока не наткнулась на чью-то мощную руку. Коснувшись лица ее обладателя, я поняла, что это Амоз.

Его щеки покрывала липкая кровь. Я беспомощно попыталась вытереть ее пальцами.

– Что случилось? – умоляюще спросила я. – Тебе очень больно?

– Это… не мы.

– Что значит «не мы»?

Астен ухватился за мое плечо.

– Он хочет сказать, что мы двое в порядке. На нас напали, но мы исцеляемся благодаря…

– Я хотел сказать вовсе не это, – перебил брата Амоз. – На самом деле наши раны…

– Не та тема, которую стоит сейчас обсуждать, – настойчиво продолжил Астен. – Это только вызовет ненужное беспокойство. Поверь мне, брат.

Амоз помедлил.

– Хорошо. Я доверюсь твоему суждению.

– Кто-нибудь из вас может объяснить нормально, что происходит? – спросила я.

– Пожалуй. Брат, ты исцелишь меня?

Амоз фыркнул.

– Как же иначе. Давай руку.

Я подвинулась, освобождая место для Астена, и «каменный мешок» наполнился гулким звучанием заклинания. Что бы ни делал Амоз, его магия подействовала быстро: кожа Астена снова начала светиться. Сперва она едва теплилась, будто разгорающаяся лампочка, но потом вспыхнула в полную силу.

– У тебя осталась вода, чтобы смочить тряпку? – глухо спросил Астен, не поворачиваясь ко мне.

– Конечно. Подожди минуту.

Доктор Хассан протянул мне платок, и я вылила на него оставшуюся минералку.

– Вот, – сказала я, протягивая тряпку Астену.

Тот взял ее, так и не обернувшись. Затем я услышала звук рвущейся ткани, и оба брата принялись вытирать лица. Щеки Астена до сих пор покрывала грязь, так что на них дорожки крови были не так заметны – а вот сияющая, как у младенца, кожа Амоза неприкрыто багровела кровоподтеками. Серые глаза блестели от слез, но я не заметила никаких видимых повреждений.

– Ну? Кто-нибудь может пролить свет ясности на эти загадки багдадского двора?

Амоз взглянул на Астена, и тот ответил таким тоном, будто кровоточащие глаза были для него обычным делом:

– Это просто еще один знак, что мы приближаемся к полнолунию и времени церемонии.

Я одарила его язвительным взглядом «ну-да-рассказывай-больше» и обернулась за поддержкой к доктору Хассану, но тот почему-то избегал смотреть мне в лицо. Прекрасно! Значит, они в сговоре.

– Если вы думаете, что я куплюсь на это дерьмо, то глубоко ошибаетесь, – процедила я. – Или, по-вашему, я наивная дурочка из Древнего Египта, которая верит каждому слову мужчин?

Амоз склонил голову и улыбнулся.

– За все века я не встречал ни одной женщины, которая безоговорочно верила бы мужчинам. Мой опыт, наоборот, подтверждает, что женщины более проницательны, и убедить их куда труднее.

– Видишь? – я наставила палец на Амоза. – Ты быстро становишься моим любимым братом. И чтобы не лишиться моей симпатии, немедленно расскажешь правду.

Амоз пожал плечами.

– Я доверяю суждению Астена. Он пробыл в этом мире дольше меня.

– Ну да, меньше чем на сутки!

Амоз повернулся к брату, чьи губы были сжаты в упрямую линию.

– Думаю, она имеет право знать.

Астен скрестил руки на груди и глубоко вздохнул.

– Она вскоре увидит все сама. Боюсь, преждевременный удар ее сломит.

– Я не слабая.

– Слабее, чем думаешь.

– Доктор Хассан, скажите им, что я в порядке!

Археолог наконец выступил из тени и взял меня за руку.

– Так, так. Все будет хорошо. Но сейчас мы зря теряем время. Не разумнее ли будет продолжить беседу после того, как мы найдем Амона?

Доктор знал, на какую мозоль давить. Если что-то и могло отвлечь меня от перепалки с братьями, так только тревога за судьбу Амона.

– Хорошо, – кивнула я. – Сперва его освободим. Но потом вы трое объяснитесь!

Я вскинула на плечо рюкзак, взяла доктора Хассана за руку и замерла, ожидая его указаний. Когда мы двинулись по коридору, я услышала за спиной шепот Амоза:

– О, она мне нравится!

– Мне тоже, – ответил Астен. Затем он продолжил уже громче: – Хотя она не слишком усердная жрица и отказывается падать к моим ногам, что сделала бы любая женщина в трезвом уме и памяти.

– Тогда она нравится мне даже больше, – хмыкнул Амоз и вдруг сказал: – Стойте.

– Что? – заволновалась я. – Ты что-то увидел?

– Ты ранена.

– Гм, да. Мной закусили демоны билоко.

– Билоко? – Амоз бросил недоуменный взгляд на брата и присел рядом с моей перебинтованной ногой. – Это я могу исцелить прямо сейчас, но с остальным придется подождать, пока мы трое не воссоединимся. И даже тогда…

– С каким еще «остальным»?

– Амоз, просто сделай что можешь, – перебил Астен.

– Хорошо, – кивнул лунный бог. – Лилия, возьми меня за руку, пожалуйста.

У него был очень приятный голос – глубокий и успокаивающий. Пожалуй, таким мог бы говорить добрый дядя-педиатр. Я взяла его за руку, и он накрыл ее свободной ладонью. По венам тут же заструилось тепло, а кожу Амоза озарили крохотные серебристые искры.

По руке распространилась теплая щекотка, которая быстро проникла в туловище и ноги. Покалывание в местах укуса начало стихать и наконец исчезло совсем, сменившись приятным пощипыванием – будто я только что вернулась с сеанса шиацу.

Амоз открыл глаза.

– Ну вот. Теперь лучше?

– Потрясающе! Спасибо большое!

– Это меньшее, чем мы можем отблагодарить тебя за твои жертвы.

– Да, она немало потрудилась. – И Астен потащил меня прочь от брата, который, ничуть не обидевшись, с добродушной улыбкой потопал следом.

Петляя между зловещими булыжниками, я оглянулась на Амоза и задумалась, почему Астен не дает нам перекинуться и словом. Его маневр был совершенно очевиден – даже если бы я не считала себя знатоком человеческих душ.

Внезапно доктор Хассан, шедший первым, остановился и начал пристально вглядываться в пустоту. Затем он вытянул руки и пробежался пальцами по каким-то невидимым линиям, пока стена не издала тихий щелчок.

– Нашел! – объявил он с торжествующей улыбкой и потянул за рычаг, по-прежнему скрытый от моих глаз. Часть стены отъехала в сторону, и перед нами появился длинный коридор с лестницей в дальнем конце. – Вот и выход.

– Как вы это сделали? – изумилась я.

– О, – археолог кашлянул и описал замысловатый жест рукой. – Это трудно объяснить.

– У нас нет времени, доктор, – напомнил Астен. – Амон ждет.

– Конечно, конечно. После вас, дорогая.

Я осторожно ступила через невидимую дверь в туннель. Теперь единственным источником света было сияние, излучаемое кожей Амоза и Астена. С металлических крюков свешивались почерневшие цепи с кандалами. Я подняла голову и увидела впереди разрушенную каменную кладку, которая, надо понимать, некогда была арочным сводом. Ниши в стенах скрывали резные статуэтки египетских богов, чьи позы и выражения лиц были исполнены нестерпимого страдания.

– Что это за место? – спросила я, и мой надломившийся голос эхом заметался по туннелю.

– Полагаю, здесь собирались приспешники культа Сета, – прошептал доктор Хассан.

Лестница закончилась, выведя нас в просторный зал. Дальнюю стену украшала огромная статуя бога с лошадиной головой. В трещинах на каменном полу поблескивало что-то жидкое и липкое.

– Это… кровь? – спросила я неуверенно.

Доктор Хассан приобнял меня за плечи и быстро повел через зал.

– Лучше об этом не задумываться, – сказал он, дойдя до противоположной двери. – Но я почти уверен, что жертвоприношения богу хаоса совершались здесь.

Мы вскарабкались еще по одной лестнице и оказались перед рядом дверей и туннелей.

– И куда теперь?

– Следуйте за мной, – ответил археолог.

Ни Астен, ни Амоз не возражали, чтобы Осаар возглавлял процессию, – и я мысленно добавила этот факт к длинному списку странностей в отношениях принцев и их визиря. Больше я не задала ни одного вопроса – хотя на языке, как обычно, их крутились тысячи. Между Астеном и доктором Хассаном явно происходило что-то странное, и от моих глаз не укрылось, что Амоз, пробужденный позже всех, тоже озадачен их поведением. Какие бы секреты ни скрывали эти двое, они сводили меня с ума.

Когда доктор Хассан отыскал нужную дверь, его лицо озарилось такой радостью, будто он обнаружил как минимум Атлантиду. Наконец мы миновали последний пролет, и он провозгласил:

– Мы свободны.

Лестница окончилась тяжелой дубовой дверью, запертой снаружи. Мы вчетвером толкали и тянули ее как могли, но она даже не шелохнулась.

– Великий визирь, если вы позаботитесь о даме Амона, я попробую справиться сам, – сказал Амоз.

– Эй! С чего ты взял, что я…

Я обернулась к Астену, но тот лишь одарил меня любезной улыбкой и пожал плечами.

– Вы ошибаетесь. Оба! Амон мне просто друг.

Амоз положил ладони на дверь и обратил на меня смеющийся взгляд серых глаз.

– Вы с ним связаны. Как его брат, я чувствую это. Даже без девчачьих сплетен, которыми услаждает мой слух Астен.

Тот нахмурился.

– Ничего подобного. Почему я должен веками выслушивать твои несносные насмешки? Только потому, что красивее тебя? Если мое тело не покрыто шерстью шакала, это еще не повод упрекать меня в женоподобном поведении. Твоя зависть попросту смехотворна.

– Разумеется, из нас троих ты самый красивый. В обычном состоянии. Боюсь, сейчас тебе не помешало бы помыться. Жаль, что в этих подземельях не водится зеркал, чтобы ты мог как следует оплакать потерянную красоту! Хотя нет, тогда бы нас затопило…

– Ба! Возможно, нам следовало оставить тебя поспать подольше. Куда делся мой возлюбленный брат? Что это за сварливая торговка рыбой? До сих пор дуешься из-за того, что случилось со жрицами при нашем прошлом пробуждении? Если помнишь, это была не целиком моя вина.

– Астен, Астен… Вечно тебе надо перетянуть одеяло на себя.

Пока Амоз препирался с братом, его пальцы чутко пробегали по трещинам на двери. Я не знала, что именно он ищет, но чувствовала, что с нами он только половиной сознания.

– Чтобы завоевать расположение женщины, нужно просто ее слушать, – пафосно заявил Астен.

– Я и слушаю. Хотя, конечно, не одарен умением сплетать слова так пышно. Прибавь сюда свой прекрасный лик, и ни одна девушка даже не заметит моего присутствия.

– Я бы заметила, – сказала я чистосердечно. – По-моему, вы оба очень симпатичные. Любая девушка была бы рада вашему вниманию.

Астен осклабился в улыбке.

– Воистину, твоя красота может сравниться только с твоей мудростью.

Амоз покачал головой.

– Видишь, как он использует язык, чтобы бесстыдно льстить женщинам? Успокой мое сердце, скажи, что не попадешься на его банальные уловки! – Пальцы Амоза переместились на другую половину двери и принялись ощупывать каждый крохотный выступ. – Хотя нет. Пожалуй, я вообще не буду обсуждать, как он работает языком.

Астен хитро мне подмигнул, и Амоз застыл, пунцовый до ушей.

– Прошу прощения. Я не подумал, как это может прозвучать.

– Ничего страшного.

Смущение Амоза было очаровательно. Оказалось непривычно видеть столь детскую непосредственность в таком большом, уверенном в себе человеке. Он застенчиво на меня взглянул, и я ответила широкой улыбкой. Немного успокоившись, Амоз вернулся к изучению двери.

– Я нашел путь, – вдруг сказал он. – Лилия, доктор Хассан – пожалуйста, отойдите подальше. Астен, а вот твоя помощь мне понадобится. Если, конечно, тебя не испугает перспектива растрепать волосы!

Астен скрестил руки на груди.

– Нет у меня никаких волос. И у тебя тоже. Твой череп гол, как гусиное яйцо. Впрочем, тебе вряд ли стоит об этом беспокоиться, потому что наши шевелюры никогда не шли ни в какое сравнение, – насмешливо добавил он, явно не желая прекращать игру.

Амоз с притворной жалостью вздохнул – хотя с губ его не сходила улыбка.

– Это правда, – сказал он, обернувшись ко мне. – Астен у нас первый красавец. Что удивительно – учитывая, сколько раз я плющил ему нос, – и он бросил взгляд на брата. – Надеюсь, ты не забыл о нашем традиционном бое на кулаках? Подеремся, как только освободим Амона.

– Я ждал этого тысячу лет, – пропел Астен. – Открывай уже!

Амоз прошептал что-то по-египетски и надавил большим пальцем на узловатый бугорок посередине двери. От него тут же разбежались серебристые линии – будто светящиеся дороги на деревянной карте.

Добравшись до краев двери, линии не погасли, а, напротив, вспыхнули еще ярче, и весь косяк сотрясла жестокая дрожь. Амоз отступил на шаг и обхватил меня рукой, наполовину отвернув от двери.

– Прикрой глаза, – велел он.

Я послушно вскинула руки к лицу, но все равно подглядывала в щелку между пальцами.

Дверь заходила ходуном, как при землетрясении, – а потом вдруг взорвалась фонтаном обломков, щепы и древесной пыли.

– Как ты это сделал? – изумленно спросила я, когда воцарилась тишина.

Амоз склонил голову к плечу.

– Я следопыт, – ответил он просто.

– Но это не путь, а дверь!

– Да. И я нашел в ней слабые точки.

– Потрясающе! – выдохнул доктор Хассан.

Мы осторожно перешагнули разбитый проем и вышли из заброшенного здания в нескольких домах от храма. У меня вдруг закружилась голова – от недосыпания, голода, запоздалого осознания, что мы едва не погибли, – или всего сразу. Я запнулась о кусок бывшей двери, и Астен бережно подхватил меня под руку.

– Амоз, – взволнованно сказал он. – Мы можем хоть как-то ей помочь?

Братья обменялись выразительными взглядами.

– Не раньше, чем найдем Амона, – ответил лунный бог.

– Я в порядке, – возразила я заплетающимся языком. – Просто низкий уровень сахара в крови. Как только освободим Амона, сразу пойдем в закусочную.

Больше не было произнесено ни слова – но я видела, какими взглядами окидывают меня мужчины, и то, что идут они строго по бокам, готовые в любой момент подхватить свою незадачливую жрицу.

Вскоре мы достигли храма. На этот раз мы вошли через заднюю дверь святилища Гора. Близился рассвет, но небеса были темны.

Погруженная в свои тревоги, я едва смотрела по сторонам – и сперва даже не поняла, что громкий треск стекла под ногами исходит от меня. Я единственная не догадалась обойти разбитую витрину.

– Простите, – прошептала я, примерзнув к месту.

– Какое варварство, – пробормотал доктор Хассан. – Кто-то разграбил выставку с древними медицинскими инструментами! А ведь мои предки проводили ими сложнейшие операции, спасшие множество жизней!

– Гм… Да.

Я задумалась, какие именно операции проводили предки доктора Хассана, – как вдруг до нас донесся вопль агонии.

– Амон! – закричала я, бросаясь через битое стекло, но Амоз недрогнувшей рукой преградил мне путь.

– Пойдем вместе, – веско сказал он, положив ладони мне на плечи и заглядывая в глаза.

Я кивнула, переминаясь с ноги на ногу, и братья принялись творить оружие. Стоило им вытянуть руки и прошептать короткое заклятие, как со всех углов зала начали стекаться шелестящие струйки песка. Когда его оказалось недостаточно, боги призвали песок из соседних комнат – пока перед обоими не зависло по крупному серому шару.

Песок Амона привычно вытянулся в форме лука и колчана с алмазными стрелами, а вот шар Амоза разделился на два поменьше. Один из них сгустился в серебряный топор. На вид его обоюдоострые края могли разрезать даже камень, а блестящее лезвие было испещрено иероглифами.

Второе оружие напоминало молот, хотя его рукоятка была на десяток сантиметров длиннее положенного и оканчивалась острой пикой. Широкое молотовище усеивали дюжины шипов, и по центру их еще венчал большой игольчатый зубец. «Дубина» Амоза, как окрестил ее однажды доктор Хассан, оказалась поистине смертоносным оружием.

– Держитесь позади, – велел Амоз, проверяя баланс сотворенного топора. – Если проход свободен, ваша задача – освободить Амона. Понятно?

– Да, – прошептала я.

Доктор Хассан покопался в сумке и протянул мне покрытую грязью лопатку, а себе оставил пару надфилей. Я перехватила ее поудобнее, проверила лямки рюкзака и кивнула египетским воинам, которые застыли перед нами наготове. В ушах шумно стучала кровь, в венах бурлил адреналин.

Астен одарил меня мимолетной улыбкой.

– Тогда вперед.

Братья крадучись двинулись на звук криков. Выглянув за угол, они сделали нам знак, что все чисто, и мы лишь тогда к ним присоединились. Таким образом мы миновали три зала, после чего наткнулись на стражей.

Они выглядели… неестественно. Мне хватило краткого взгляда, чтобы заметить искривленные, непропорциональные тела и белесые глаза. Доктор Хассан вжался в стену рядом со мной. Он ощутимо нервничал – и это напугало меня даже больше призраков, преградивших нам путь к Амону.

– Это Масау Хапут – порождения смерти, – прошептал археолог. – Вы бы назвали их зомби.

– Вы серьезно?!

– Еще одно доказательство, что мы имеем дело с очень одаренным некромантом.

– И что теперь? Как убить того, кто уже мертв?

– Их не надо… убивать, – вмешался Амоз. – Просто держись от них подальше. Как только Темный, призвавший их к жизни, падет, они тоже вернутся в обычное состояние.

– Отлично. И что нам делать? – спросила я доктора Хассана.

– Оставаться тут, я полагаю.

Я украдкой взглянула на зомби, которые, словно изваяния, высились по сторонам дальней двери. Запавшую серую плоть и местами обнаженные кости перетягивали полосы из черной кожи. Некоторые кости больше не были соединены суставами, и их скрепляло какое-то подобие металлических скоб. Полусгнившая плоть удерживалась на них только благодаря доспеху – который, учитывая все обстоятельства, я сочла несколько излишним.

За дверью снова раздался крик Амона – на этот раз громче.

– Надо его спасать! – прошипела я.

Внезапно дверь сотряс взрыв явно магического происхождения, и стены задрожали, осыпав нас градом камней и пыли.

– Лили! – закричал доктор Хассан. – Пригнитесь!

Я без вопросов нырнула на пол – как раз вовремя, потому что археолог всадил оба надфиля в грудь третьего зомби, невесть как оказавшегося у нас за спиной. Тот словно не заметил нападения – лишь слепо на нас уставился, медленно вскинул зазубренный меч и испустил истошный визг. Челюсть скелета откинулась, и я увидела, что она тоже держится на металлической скобе.

Я уже мысленно попрощалась с жизнью – когда меч зомби наткнулся на серебряный топор Амоза. Тот отшвырнул ржавый клинок, будто игрушечный, и описал топором в воздухе сверкающую восьмерку.

– Вставай, Лилия, – велел Амоз, расправившись со скелетом.

Астен, вскинув лук, припал к земле в дальнем конце зала. Стоило ему поразить двух стражей у двери, как из-за угла высыпала добрая дюжина скелетов. Они громыхали костями, клацали зубами и шипели, точно голодные звери, наконец почуявшие свежее мясо. Алмазная стрела поразила первого зомби точно между глаз, и он с грохотом повалился на пол. Астен молниеносно положил на тетиву новую стрелу.

– Лилия! Ко мне! – крикнул он между выстрелами.

Я метнулась через зал. Доктор Хассан следовал за мной по пятам. Когда все зомби в коридоре были повержены, к нам присоединился Амоз. Мы уже приготовились штурмовать дверь, как вдруг она распахнулась, и из комнаты хлынули новые потоки мертвецов.

Астен и Амоз вскинули оружие, и я беспомощно оглянулась. Поверженные скелеты снова поднимались на ноги. Первый зомби, которому Амоз снес голову топором, нашарил ее на полу и теперь приставлял обратно к плечам – хоть и под неверным углом. Не стоило сомневаться, что очень скоро он справится с этой задачей и пойдет мстить.

– Мы не можем сплести заклятие, пока Амон в плену! – крикнул Астен.

Дверной проем по-прежнему загораживали толпы мертвецов, но я разглядела за ним красный туман и смутную человеческую фигуру. Некромант.

Я схватила доктора Хассана за руку.

– Надо прорываться внутрь и спасать Амона!

– Но они сказали, что надо подождать возможности…

– Надо самим создавать возможности!

Мы ринулись через груду иссеченных тел, чудом не попавшись никому из них в лапы. Один безголовый мертвец ухватил меня за ногу, но я лягнула его так отчаянно, что желтые пальцы разжались. Одна рука Амоза свисала плетью, у Астена на бедре багровела длинная колотая рана, и обоих покрывали следы зубов. Учитывая, что зубы принадлежали зомби, дело казалось совсем худо.

Я не стала оглядываться, следует ли за мной доктор Хассан, а сразу бросилась к Амону. Тот был привязан к креслу – лицом к красному туману, посреди которого возвышалась зловещая фигура в плаще. Я решила не обращать на нее внимания и сразу принялась пилить веревки. От археологической лопатки было немного проку, но я только поудобнее перехватила рукоятку.

– О, Лили, – произнесла фигура в тумане. – Мы так тебя ждали…

– Рада, что не разочаровала, – процедила я, ни на секунду не отвлекаясь от пиления веревок.

Голова Амона низко свешивалась на грудь, но, услышав мой голос, он едва заметно пошевелился.

– Юная Лилия? – простонал парень чуть слышно.

– Это я. Держись, мы пришли тебя спасти.

– Боюсь, ваша спасательная операция бессмысленна. Видишь ли, я хотел, чтобы ты пришла.

Я не видела лица некроманта, но была готова поклясться, что он ухмыляется.

– Серьезно? И поэтому вы забросили нас в зыбучий песок?

– Ну что ты. В песок вы провалились вполне самостоятельно. Кстати, как вам удалось выбраться? Я сгораю от любопытства.

– Гм-гм. Первое правило разговоров с плохими парнями – не трепли языком. Так что нет, спасибо.

Одна веревка наконец лопнула, и я немедленно занялась второй.

– Но если вы решите поделиться со мной какой-нибудь информацией, я ничуть не буду возражать! Например, почему бы вам не выйти из тумана и представиться нормально? Или вы предпочитаете обращение «Темный прислужник Сета, порождение сил зла»?

По комнате раскатился смех.

– Мне уже не терпится узнать тебя поближе, Лилиана Янг.

Я перерезала вторую веревку.

– Ладно, а вот это было реально жутко. Не знала, что на мою страничку в Фейсбуке подписаны египетские некроманты.

Я рискнула оглянуться на дверь – туда, где Амоз с Астеном добивали последних зомби. Некромант дернул рукой, и проем завесил густой темно-красный туман.

– Лилия! Где ты? – закричали парни.

– Я здесь! – откликнулась я, но их светящиеся глаза бесцельно блуждали в тумане, будто прожекторы по ночному небу.

– Они тебя не видят и не слышат. Разве я мог отказать себе в удовольствии сделать нашу беседу чуть более личной? Амон не в счет – вряд ли он сейчас способен составить нам компанию. Это будоражит, не правда ли?

Из-за двери донеслось эхо колдовского песнопения. Некромант шагнул вперед и схватил меня за руку. Низко надвинутый капюшон скрывал почти все лицо, но я даже так видела, что его губы изогнуты в змеиной ухмылке.

Последняя веревка повисла на нескольких нитях. В других обстоятельствах Амону было бы достаточно шевельнуть рукой, – но парень обмяк в кресле, будто тряпичная кукла. Некромант рывком подтянул меня к себе и провел по щеке холодными длинными пальцами.

– С тех пор, как демоны билоко вкусили твоей плоти, мне не терпелось последовать их примеру.

Я сузила глаза и одарила его выразительным взглядом «я светская львица, а ты жалкий смерд».

– Тогда, пожалуй, я выбираю демонов билоко.

Некромант яростно меня встряхнул.

– Ты не осмелилась бы так сказать, если бы знала, кто я! Кем я стал!

– Да ну? Я из Нью-Йорка. Меня трудно удивить.

– Возможно, общество сынов Египта тебя… пресытило. И все же я смогу тебя впечатлить, – он скользко улыбнулся, – так или иначе. Видишь ли, теперь я гораздо больше, чем простой смертный. Я унаследовал великую, давно спавшую силу. Я – и он выдержал паузу для драматического эффекта, – Апофиз!

Конец имени утонул в змеином шипении.

– Ну, догадаться было нетрудно, – я сморщила нос, будто учуяла что-то протухшее. – И это объясняет запах. Пожалуй, я все-таки больше впечатлена сынами Египта. А вы – лишь дешевая подделка под озабоченного некроманта с задвигом на крокодилах. Извините, но попытка впечатления не засчитана.

– Я гораздо большее! – заорал мужчина, швыряя меня через комнату.

Я катилась по полу, пока с глухим стуком не врезалась в стену. И без того измученное тело отказалось подниматься. Я заставила себя хотя бы перевернуться – и тут же увидела, как некромант направляется ко мне, взметнув полы плаща. По счастью, на полпути его отвлекло доносившееся из тумана песнопение. Теперь оно звучало гораздо отчетливее.

– Нет! – закричал он, разворачиваясь кругом.

Возле Амона стоял дрожащий доктор Хассан – с обрывком последней веревки в одной руке и чем-то блестящим в другой.

– Глупец! Знаешь ли ты, что натворил?!

По комнате рассыпались яркие искры, напомнившие мне звездный туман Астена. Некоторые из них были золотыми, другие серебристыми или белыми. Слившись в безумной пляске, они образовали вокруг некроманта плотное кольцо. Тот взревел, принялся метаться из стороны в сторону – и капюшон наконец упал ему на спину.

Я судорожно втянула воздух, а доктор Хассан недоверчиво сделал шаг вперед.

– Себак?! Ты предал меня! Почему? – лицо археолога начало наливаться краской. – Ты же клялся в верности ордену!

Пойманный в ловушку доктор Себак Дагер, а ныне инкарнация темного жреца Апофиза, смерил своего коллегу ядовитым взглядом.

– Ты древняя развалина, не достойная и десятой части своей силы. Я бы давно тебя прикончил, если бы ты открыл мне местоположение каноп Амона! – Кольцо искр сжималось все туже. Дагер запрокинул голову и закричал то ли в отчаянии, то ли в религиозном экстазе: – Темный восстает, и вы не сможете ему помешать! Ваши кости усеют подножие его трона! Хаос непобедим. Решайте, на чьей вы стороне!

– Себак, одумайся! – закричал в ответ доктор Хассан. – Сету никогда не проснуться!

Но тот даже не обратил внимания на бывшего наставника. Вместо этого он повернулся ко мне.

– Я не упущу ни малейшей возможности снова заглянуть в твои прелестные глаза.

Некромант вскинул руки, и красный туман, до того преграждавший дверной проем, заструился к нему, точно собака на зов хозяина. Затем мужчина соединил ладони – и исчез под грохот, похожий на раскат грома.

Остатки тумана рассеялись, и Астен с Амозом принялись оттаскивать тела зомби, грудой свалившиеся в проходе. Я оперлась на руку доктора Хассана, который был совершенно оглушен предательством помощника, и заковыляла к Амону.

Теперь я видела, что у его ног лежит поднос с древними хирургическими инструментами – видимо, их-то и украли с выставки. По полу растекалась лужа липкой крови. Я с ожесточением пнула поднос и опустилась на колени перед Амоном.

Руки парня до плеч покрывала кровавая короста. На пальцах и бедрах зияли глубокие порезы, а сквозь лохмотья, некогда бывшие рубашкой, проглядывала уродливая колотая рана.

Я осторожно дотронулась до его руки.

– Амон? Ты меня слышишь? Мы пришли! Все закончилось.

– Лилия? – начал парень, но его голос надломился.

– Я здесь! Со мной твои братья. Теперь ты свободен.

Руки Амона, цеплявшиеся за подлокотники кресла, затряслись. Дрожь все нарастала, как будто он боролся с огромной невидимой силой. Наконец парень со свистом втянул воздух и поднял голову.

Увиденное наполнило меня ужасом.

По комнате прокатился вопль, оборвавшийся плачем, но я не сразу поняла, что исходит он от меня.

Прекрасный золотой бог солнца – и парень, в которого я так нелепо и опрометчиво влюбилась, – больше меня не видел.

Вместо теплых ореховых глаз на меня уставились две темные, окровавленные, совершенно пустые глазницы.

 

Глава 21. Крокодильи слезы

– Амон? – Я осторожно отвела волосы с его лба, вздрогнув от прикосновения к ледяной коже. Смеющиеся ореховые глаза исчезли безвозвратно, и мое сердце было так же пусто и изуродовано, как глазницы человека, сидевшего сейчас передо мной.

Губы Амона покрывала корка засохшей крови, дыхание выходило из груди с мучительными присвистами, будто он был древним стариком. Из моих глаз брызнули горькие слезы. Я больше не могла на него смотреть, а потому опустилась на пол и прижалась щекой к коленям.

Ирония заключалась в том, что даже теперь, до смерти изувеченный, Амон считал своим долгом меня утешить.

– Тише, Нехабет, – просипел парень, гладя мои волосы. – Все будет хорошо.

Голос Амона сорвался, и парень раскашлялся так яростно, что я не выдержала и вскочила на ноги. Обхватив его шею ладонями, я шептала какую-то успокаивающую ерунду до тех пор, пока сотрясавший его приступ не утих. Однако затем Амон опустил руку, которую прижимал ко рту, и я увидела, что она покрыта свежей кровью.

Я судорожно вздохнула и пошатнулась – но меня поддержал стоявший рядом Амоз. Я в отчаянии обернулась к лунному богу.

– Моя энергия поможет его исцелить?

– Нет!

Похоже, этот вопль отнял у Амона последние силы. Внутри парня словно что-то надломилась, и он обмяк в кресле, лишившись сознания.

– Ваша связь позволяет передавать энергию, – тихо сказал Амоз. – Но я сомневаюсь, что оставшихся у тебя сил хватит для его исцеления.

– К тому же он не хотел бы подвергать тебя такому риску, – добавил Астен. – Довольно вспомнить, как он все это время запирал боль в своей душе, не поделившись с тобой даже малой частью.

– Что ты хочешь сказать? Он сознательно блокировал нашу связь? Отказывался брать у меня силы?

– Помнишь, как ты внезапно спотыкалась или слабела? В эти моменты он утрачивал контроль, но все равно не позволял себе заимствовать у тебя энергию.

– Было глупостью с его стороны довести себя до такого состояния, – проворчал Амоз.

– Хочешь сказать, на его месте ты поступил бы иначе? – возразил Астен.

Амоз фыркнул и скрестил руки на могучей груди.

– Следуя таким курсом, он отсекает себе все будущие пути.

– Возможно, единственный оставшийся путь и есть его судьба.

– Без трех каноп силы Амона близятся к нулю, – объяснил мне Амоз, проигнорировав реплику брата. – Сейчас он почти так же смертен, как ты. Если бы не сила сокола, инкарнация Апофиза наверняка бы его убила. Я не могу вернуться в прошлое, чтобы предотвратить это зло, но одолжу ему столько своих сил, сколько смогу. Остается молиться, чтобы их оказалось достаточно. Ты смертная, Лилия, и твоя жизненная суть уже под угрозой. Я больше не позволю тебе рисковать собой.

– Мне все равно. Просто скажи, что мы можем для него сделать?

Амоз вздохнул и потер подбородок, бросая на меня косые взгляды.

– Я могу исцелить его настолько, чтобы он продолжил существование в этом мире. Глаза – другое дело.

– А я могу что-нибудь пожертвовать? – встрял доктор Хассан.

Амоз покачал головой.

– Для передачи энергии нужно быть с ним связанным. Но даже если Астен объединит со мной усилия и мы опустошим Лилию досуха, этого все равно будет недостаточно, чтобы вернуть Амону глаза. Я могу починить сломанное, но не возвратить отрезанное.

– Церемония важнее всего, – сказал Астен. – У Амона все еще остается третий глаз. Он поддержит его, пока Сет не будет заточен снова.

– Третий глаз? Ты имеешь в виду Око Гора?

– Да, – кивнул Астен, бросая краткий взгляд на доктора Хассана. – Вероятно, Себак поэтому так хотел завладеть глазами Амона.

– Он надеялся заполучить его волшебную силу, – сообразила я.

– Да, но Амон принял меры предосторожности, – ответил Астен. – Увы, они привели к прямо обратному результату.

– Что за меры предосторожности?

Звездный бог вздохнул и провел рукой по бритому черепу.

– Мы знали, что темный жрец попытается завладеть Оком, поэтому Амон отдал его на хранение другому человеку.

– Что? Оно у тебя?

– Нет. Боюсь, прямо сейчас оно у меня, – доктор Хассан выступил вперед. – Амон удостоил меня чести быть временным хранителем этой реликвии. Именно поэтому я смог отыскать саркофаг Амоза и выход из «каменного мешка».

– Но смертный не может долго выносить сияние Ока, – сказал Амоз. – Если мы не сумеем вскоре вернуть его Амону, ваш доктор окажется в плену иллюзий и рано или поздно сойдет с ума. Моя душа чуть не заблудилась, потому что Око не могло сфокусироваться.

– Ты имеешь в виду, когда мы тебя пробуждали?

– Да. Когда нас призывают из долины смерти, мы идем на свет Ока. Если бы Хассан не сумел меня направить, я бы остался навеки скитаться во тьме.

Я обдумала эту информацию.

– Значит, если мы быстро вернем Око Амону, все будет в порядке? В чем подвох?

– Спрятав Око, мы не позволили Себаку увеличить за счет него свою силу. Но теперь он знает, что Оком владеет кто-то другой, – объяснил Астен.

– И будет гоняться за доктором Хассаном?

– Нет, – ответил Амоз. – Он считает, что Око у тебя.

Доктор Хассан сделал замысловатый жест руками.

– Себак… страдает навязчивыми идеями.

Я скрестила руки на груди.

– Это еще мягко сказано.

– Пожалуй, – вздохнул археолог. – Боюсь, он с самого начала избрал вас своей целью, зная, что вы – главная слабость Амона. А теперь, думая, что вы храните Око Гора…

– Он начнет преследовать меня с удвоенным энтузиазмом.

– Учитывая, что в него сошел дух Апофиза, – добавил Амоз, – навязчивая идея превратится в одержимость.

– Он не успокоится, пока не получит тебя, Лилия, – на обычно невозмутимом лице Астена читалась тревога, и я поняла, что дело правда плохо.

– Ох.

Отлично, теперь у озабоченной инкарнации крокодильего бога не один, а целых два повода меня преследовать. Не таким я представляла финал нашей египетской экспедиции.

– Что ж, теперь мы хотя бы знаем, как темный жрец получил свои силы, – сказал Амоз.

– Серьезно? Я что-то пропустила?

– Он присвоил себе магию, заточенную в трех канопах Амона, – объяснил Астен.

– Но эта сила не предназначена для смертного, – кивнул Амоз. – Даже такого, которому покровительствует Сет. Вместо того чтобы сделать его непобедимым, магия окончательно разрушила его разум.

– Видишь ли, боги наделили каждого из нас четырьмя дарами, – сказал Астен. – За исключением Амона, который получил еще пятый – Око Гора. Во время нашего сна эти дары заключены в канопах, и мы возвращаем их, когда пробуждаемся.

– А какие дары украл Себак?

– Амона называют Обнажающим тайны, Защитником угнетенных, Подателем света и Искателем правды, – ответил Амоз.

– И как это все работает? – уточнила я.

– Податель света означает, что Амон может призывать солнечного сокола.

– Да, эту канопу мы спасли. А для чего другие три?

Братья обменялись взглядами.

– Даже мы не знаем всех своих сил, – ответил Астен. – Нам редко приходилось взывать к ним, чтобы завершить церемонию.

– Мы прибегаем к ним инстинктивно. И можем почувствовать, когда кто-то из нас использует магию, – сказал Амоз. – Себак завладел силами Амона – но их темной, искаженной версией. Поэтому теперь они работают строго противоположно задуманному.

– Значит… Вместо того чтобы стать защитником угнетенных, Себак стал тем, кто угнетает?

– Точно.

– И вы можете почуять его магию?

– Да, – кивнул Астен. – Сила Амона открыла Себаку древние заклинания – вроде того, которое нас пробудило. Но темный жрец исказил его, чтобы поднять армию мертвецов – воинов без единого проблеска сознания, которые лишь претерпевают нескончаемые муки в полусгнивших телах. Отправив их обратно в долину смерти, мы сделали благое дело.

Я прочистила горло.

– А теперь безумный вопрос. Мы можем как-то вернуть силы Амона?

– Теоретически, – ответил Амоз. – Но для этого нужно убедить Себака отречься от них.

– Забудьте, – фыркнул Астен. – Для передачи пробужденных сил они должны быть отданы добровольно. Глупо ожидать, что темный жрец сделает нам такой подарок.

– Возможно, я смог бы его убедить, – нерешительно произнес доктор Хассан.

Астен и Амоз обменялись взглядами, исполненными глубочайшего сомнения.

– Цель Себака – сорвать церемонию, – сказал Астен. – Если мы не сможем завершить ритуал, у него будут все возможности для пробуждения бога хаоса. Сет войдет в полную силу как раз перед полнолунием.

– Когда оно? – спросила я.

– Завтра вечером, – ответил Амоз. – Звезды выстроятся в ряд, и ворота, преграждающие Темному дорогу на землю, ненадолго откроются. Наша задача – создать барьер достаточно мощный, чтобы он не смог вырваться из заточения за это время.

– Сейчас раннее утро, – сказал доктор Хассан. – В нашем распоряжении примерно сорок часов. Но сможем ли мы вообще его остановить?

– Вместе с Амоном – да, – сказал Астен.

Во время этой беседы я ни на шаг не отходила от Амона. Он был без сознания, но я все равно крепко держала его за руку, надеясь, что парню передастся хоть кроха моей энергии. Однако наша связь безмолвствовала, и лишь слабое дыхание Амона убеждало меня, что не все еще потеряно.

– Тогда давайте его лечить, – сказала я, готовая принести для этого любую жертву.

– Не здесь, – Амоз шагнул вперед и, легко подняв Амона, перекинул его через плечо. – Нам нужно место, где мы сможем отдохнуть и устроить пир. К завтрашнему вечеру мы должны быть так сильны, насколько это возможно.

– Можем поехать ко мне домой, – предложил доктор Хассан.

Астен покачал головой.

– Ваш помощник наверняка знает, где вы живете.

– Боюсь, вы правы, – печально ответил археолог.

– Нужно что-то другое, – сказал Астен.

Я потерла липкие от грязи и крови ладони. Пир, душ, мягкая постель… Звучало заманчиво.

– А почему бы нам не заехать в отель по дороге к…

Меня прервали отдаленный скрежет и глухое шипение. Сваленные за дверью зомби лежали неподвижно, но к ним приближалось что-то еще – что-то явно нехорошее. Я тут же вспомнила разряд магии, сотрясший зал перед исчезновением некроманта. Теперь я отчетливо слышала визг когтей и клацанье бронированных конечностей.

– Похоже, демоны вернулись, – я оглядела комнату, но других выходов из нее не было. – Сможете вызвать песчаный вихрь? Или спрячемся в волшебный туман Астена?

– Нам нужно беречь силы для исцеления Амона, – покачал головой звездный бог. – А учитывая, в каком он состоянии, я предпочел бы лишний раз не прибегать к магии. Конечно, если другого выхода не будет, мы ее призовем – но сейчас проще пробиться самим. Лилия, – продолжил он, беря лук на изготовку, – оставайся возле Амоза. Доктор Хассан, держитесь позади. Мы с вами пойдем первыми, Лилия с Амозом и Амоном – за нами. Все поняли?

Я кивнула и схватила единственное оружие, которое смогла найти – один из скальпелей, которым, вероятно, Амону и вырезали глаза. Я старалась не смотреть на покрывавшие его пятна крови.

Астен вытащил стрелу с алмазным наконечником и взял на прицел закрытую дверь, которая уже сотрясалась под напором атакующих. Доктор Хассан одолжил серебряный топор Амоза, и тот одной рукой поднял боевой молот, другой придерживая Амона. Мы приготовились бежать.

Дверь открылась, и в комнату хлынула орда свежепробужденных мертвецов.

Астен молниеносно поразил троих подряд, а Амоз рубанул по двоим так яростно, что они отлетели в сторону мешаниной разрозненных конечностей. Затем Астен схватил доктора Хассана за руку и потащил его прочь. Мне самой не терпелось выбраться из этой операционной, так что я ни на шаг не отставала от Амоза.

Мы прорвались сквозь толпу неповоротливых зомби, и Амоз, захлопнув дверь, торопливо прижал к ней большой палец. По трещинам тут же побежали серебристые искры.

– Теперь не выберутся, – тяжело дыша, сказал лунный бог.

Я кивнула, повернулась к выходу – да так и застыла на месте.

Признаться, я ожидала толпы невидимых билоко. Конечно, они дьявольски кусались, зато я была избавлена от лицезрения их гадких морд. Однако из-за угла неторопливо выползали совсем не они – и даже не новая армия зомби.

Нет, к нам угрожающе подбиралась целая стая крокодилов. Более того, половина из них были не первой свежести, а некоторые еще и обернуты лентами.

– Серьезно? – воскликнула я. – Крокомумии?

– Не думаю, что все из них мумии, – ответил доктор Хассан, неуверенно тыча топором в морду ближайшей твари. Та лишь щелкнула зубами и облизнулась.

Он был прав. Некоторые из крокодилов выглядели вполне живыми, в то время как другие явно покинули этот мир много лет назад.

– Их слишком много! – закричала я и попятилась. – Как мы выберемся?

Алмазная стрела Астена отскочила от чешуйчатого черепа, не причинив ему особого вреда.

– Хассан! – закричал звездный бог. – Полезайте мне на спину!

Археолог, не задавая лишних вопросов, уцепился одной рукой за шею Астена, другой по-прежнему сжимая топор.

– Лилия, дай мне руку! Амоз, возьми ее за другую.

Я оказалась зажата между братьями, которые тут же плавно взмыли в воздух. Один крокодил подпрыгнул в надежде оттяпать от меня кусочек, но Амоз вовремя заметил, что я в опасности, и вздернул повыше.

К сожалению, это привело к обратному результату. Наши с Астеном руки разомкнулись, Амоз не удержал внезапно свалившийся на него вес, и я рухнула вниз, приземлившись прямо на крокомумию. Смерть явно не улучшила ее характер, а наполовину проломленная спина окончательно испортила настроение. Быстро извернувшись, мумия цапнула меня за футболку и принялась ожесточенно тянуть, стараясь скинуть со спины.

Увы, с другой стороны меня поджидал еще один крокодил. За время, проведенное в витрине, он лишился последних зубов, но все равно разинул пасть, нагнул серую голову и пошел в атаку. Тем временем третий крокодил вцепился мне в рюкзак, а челюсти четвертого с треском разорвали штанину. Я в отчаянии попыталась от них уползти, но первая мумия вцепилась в футболку слишком крепко.

– Лилия! Держись!

Амоз опустился почти к самым крокодилам и обхватил меня за талию. Я тут же в него вцепилась, одной рукой обвив мускулистую спину, а другой придерживая бесчувственного Амона. Затем Амоз взмыл в воздух – подняв вместе с нами и упрямого крокодила.

Астен, у которого теперь были свободны обе руки, моментально выхватил стрелу и всадил ее в мумию. Та вздрогнула и рассыпалась фонтаном зловонной пыли.

Пока я каталась на крокодиле, Амоз перехватил Амона поудобнее и теперь спокойно выдерживал двойной вес. Мы проплыли над морем клацающих зубами тварей и выбрались наружу через широкий пролом в стене.

Амоз с Астеном направились к небольшой рощице по ту сторону дюны, и я в который раз возблагодарила богов, что камеры не могут их засечь. Когда братья опустили нас с доктором Хассаном на землю, оба задыхались. Оглядевшись, я поняла, что мы недалеко от шоссе.

– Не будем терять времени, – решительно сказала я. – Я сейчас вернусь.

Как всякая уважающая себя американка, я умела делать хорошую мину при плохой игре – поэтому подвязала разорванную футболку, закатала джинсы, закрутила грязные волосы так, чтобы они хоть отдаленно напоминали дреды, и направилась к повороту. Мне предстояло изобразить богемного подростка, путешествующего автостопом.

Через пятнадцать минут я поймала машину достаточно большую, чтобы в ней поместились пять человек, и соблазнила водителя обещанием очень щедрых чаевых.

Когда он увидел наряды Астена и Амоза, брови его поползли вверх. Однако по-настоящему его потряс Амон. Доктор Хассан обвязал голову парня платком, чтобы скрыть пустые глазницы, но спрятать кровь было не так просто.

– Все в порядке, – быстро сказала я, когда водитель начал возмущаться. – Кровь не настоящая. Это задание от театрального колледжа – мы снимали документальный фильм о жертвоприношениях крокодильему богу. Главный актер так наклюкался, что до сих пор не может выйти из роли, ха-ха.

На самом деле я не была уверена, что в Ком-Омбо есть театральный колледж – и уж тем более сомневалась, что нам позволили бы вести ночные съемки на территории древнего храма. Видимо, шофера посетили те же мысли, потому что он всю дорогу с подозрением косился на нас в зеркало заднего вида. Наконец мы затормозили у ворот отеля, и водитель потребовал обещанной платы.

– Подождите минутку, – сказала я и высунула голову в окно, чтобы переговорить с Астеном. – Можешь его загипнотизировать?

– Что я должен с ним сделать?!

– Ну, убедить, что мы уже заплатили.

Водитель, который знал английский достаточно хорошо, чтобы уловить общий смысл сказанного, ощутимо занервничал, – но Астен быстро вскинул руку и погрузил его в транс. Несколько тихих слов на древнеегипетском, и водитель с блаженной улыбкой оставил нас в покое.

Тот же маневр обеспечил нас прекрасным номером с балконом. Амоз осторожно сгрузил брата на ковер в спальне.

– Ладно, теперь давайте его лечить, – сказала я, опускаясь на колени рядом с Амоном. Я страшно переживала, что больше не чувствую нашей связи. Рука парня была холодна как лед. Ни тепла, ни эмоций – лишь слабое дыхание, едва приподнимающее искалеченную грудь.

Амоз склонился над братом, внимательно вглядываясь ему в лицо.

– Еще рано, Лилия. Я исцелил его настолько, что прямо сейчас его жизни ничто не угрожает, но передача энергии – очень трудоемкий процесс. Если я допущу ошибку, ты можешь погибнуть. Поэтому мне нужно, чтобы ты была на пике сил.

Я медленно выдохнула.

– Ладно. И что мне делать?

– Поешь, – ответил он просто. – Отдохни. Соверши омовение. Что угодно, чтобы успокоить разум, укрепить тело и подготовить душу.

– Ты так говоришь, словно это будет мой последний завтрак.

– Я сделаю все, чтобы этого не допустить.

Я закусила губу и дотронулась до волос Амона.

– С ним точно ничего не случится, пока я отдыхаю?

– Можешь нам довериться, – ответил Астен. – Мы всю жизнь присматривали друг за другом и продолжаем делать это и после ее окончания.

– Ладно, – я прижалась губами ко лбу Амона, быстро вытерла слезы и встала. – Тогда я в душ. Доктор Хассан, закажете нам чего-нибудь поесть?

– Конечно.

В номере были две комнаты, так что я оставила мужчин в одной спальне, пересекла просторный коридор и направилась во вторую. Прошло добрых полчаса, прежде чем я вымыла из волос всю грязь и песок. Закончив «омовение», я почувствовала такую усталость, что дала бы фору любому зомби. Тем не менее я упрямо вытерла с зеркала испарину, щедро нанесла на кожу лосьон и расчесала волосы.

Переодеться мне было не во что, так что я завернулась в гостиничный халат и отправилась к мужчинам сказать, что ванная свободна. Но когда я зашла в комнату, там были только Амоз и Амон. Лунный бог сидел на полу рядом с братом, устроив локти на коленях и подперев щеку ладонью.

– Решил вздремнуть? – спросила я.

– Нет, я…

Амоз поднял голову – и едва заметно сглотнул. В серых глазах промелькнуло какое-то странное выражение, но он быстро спрятал его и отвернулся.

– Астен с доктором пошли раздобыть тебе новую одежду.

– О. Это очень кстати. Я хотела сказать, что душ свободен.

– Я омоюсь после возвращения Астена. – Амоз по-прежнему избегал на меня смотреть.

– Тебе со мной… неловко? Наверное, в загробном мире нечасто увидишь девушку в халате.

– Я уважаю вашу связь.

– Что ты хочешь сказать?

– Неправильно смотреть на женщину брата, когда он не может этого сделать. Особенно на женщину столь прекрасную, как ты.

Я улыбнулась.

– А я-то еще считала Астена подхалимом! – и я уперлась ладонями в колени. – Спасибо, но я не уверена, что Амон питает ко мне особые чувства. В любом случае оставлю тебя в покое.

Я уже направлялась к двери, когда до меня долетел голос Амоза:

– Если Амон не питает к тебе особых чувств, он просто дурак.

В словах парня звучала такая искренность, что по спине у меня побежали мурашки.

– Спасибо, Амоз, – тихо ответила я через плечо, прежде чем закрыть дверь.

Я не могла спать, когда Амон в таком состоянии, поэтому уселась в кресло, надеясь, что тишина меня немного успокоит. В кои-то веки мне не нужно было бежать, сражаться за выживание или препираться с темными жрецами. Поэтому я закрыла глаза и задумалась о своем самочувствии. Правда заключалась в том, что я еще никогда в жизни не чувствовала себя так плохо. Амоз назвал меня прекрасной, но зеркало отражало лишь уродство.

Обычно мягкая кожа казалась сухой, как пергамент, и была покрыта багровыми, желтыми и зелеными синяками, которые принимались ныть от легчайшего прикосновения. Хотя я несколько раз вымыла голову с кондиционером, пряди больше напоминали темные сосульки – а когда я тщательно их расчесала, на гребне осталось столько волос, что ими можно было бы набить подушку.

Никакой бальзам не мог спасти мои потрескавшиеся губы. Ребра торчали, как у скелета, – за время путешествия я потеряла несколько килограммов. Увидев меня, любой врач выписал бы направление в больницу. Пытаясь справиться хотя бы с обезвоживанием, я опрокидывала в себя один стакан за другим – но у воды был такой привкус, будто ее набирали прямиком из Нила.

Внезапно в дверь постучали. За ней обнаружился доктор Хассан с сумкой из магазина.

– Мы старались как могли. Надеюсь, там найдется что-нибудь подходящее.

– Спасибо, – сказала я, прижимая сумку к груди.

– Завтрак будет через пару минут. Надеюсь, я еще успею принять душ.

– Мне освободить спальню?

Археолог покачал головой.

– Я разделю комнату с принцами, – и он, кратко улыбнувшись мне напоследок, закрыл за собой дверь.

Разобрав сумки, я убедилась, что у Астена больше опыта в выборе женской одежды, чем у брата. Эта мысль вызвала у меня улыбку – однако она погасла, стоило мне вспомнить об Амоне.

В итоге я взяла брюки цвета хаки. Правда, они сидели немного свободно, но эта проблема решилась при помощи резинки на поясе. Затем я просунула голову в просторную тунику и отыскала пару сандалий, которые пришлись мне точно впору. Наконец я обмотала шарфом свою жалкую шевелюру и направилась в соседнюю комнату, чтобы посмотреть, что поделывают остальные.

В коридоре я столкнулась с Астеном, который таскал из прихожей только что доставленные яства.

– Вот это я называю пиром! – он кивнул на большое блюдо с жареным мясом и скрылся в спальне. Вернувшись, парень недоуменно нахмурился. – Почему ты до сих пор тут стоишь? Набивай живот, Лилия. Незачем ждать разрешения.

Я устроилась за столом и по привычке положила в тарелку несколько веточек салата и горстку тушеных овощей. Астен наблюдал за мной с неприкрытым изумлением.

– И это все? Тебе нужно больше! Вот, держи, – и он плюхнул мне огромный кусок баранины.

Я задумалась, все ли египетские мужчины кормили своих женщин на убой – или это привычка исключительно бывших принцев. Сидя напротив, Астен хищно следил за каждой картофелиной, которая отправлялась ко мне в рот. Я не могла отделаться от ощущения, что он их считает.

Однако мне кусок не лез в горло. Немного погоняв еду по тарелке, я скорчила жалобную гримасу.

– Я не могу пировать без Амона, – объяснила я. – Это он научил меня наслаждаться едой.

Суровое выражение Астена смягчилось.

– Я понимаю. Но ты должна питать свое тело, чтобы оно могло питать Амона.

– Хочешь сказать, мне полагается лопать за двоих? – съязвила я.

– Не понимаю…

– Неважно. О’кей, я постараюсь съесть побольше.

В этот момент в комнату вернулся посвежевший доктор Хассан. На археологе были новые штаны, жилет и даже шляпа – правда, сейчас коричневая взамен белой.

– Хорошо, – сказал Астен. – Теперь моя очередь. Когда я вернусь, на столе должна остаться только половина еды!

Я честно жевала, пока не поняла, что не могу больше проглотить ни кусочка. Затем Амоз тоже отправился в душ, а я взяла тазик с водой, подогретое полотенце и принялась бережно промывать раны на груди и руках Амона. Вода мгновенно окрасилась алым. Я успела сменить ее уже шесть раз, когда братья наконец вернулись из ванной.

Сперва я их не узнала. Оба переоделись в современную одежду и, как и Амон, отрастили волосы. У Амоза оказался короткий темный ежик, а вот шевелюра Астена была немного длиннее, чем у Амона, и щеголевато зачесана назад. Я никак не могла понять, куда они собираются – на церемонию заточения бога хаоса или вручение «Грэмми».

– Неплохо, неплохо, – кивнула я. – Но вы же вроде собирались экономить магию?

– Чтобы ускорить рост волос, ее требуется мизерное количество, – ответил Амоз.

– К тому же, – подхватил Астен, – мы сбережем силы, если отправимся к месту церемонии как простые смертные.

– К пирамидам?

Братья обменялись удивленными взглядами, и я махнула рукой.

– Амон рассказал.

– О, – ответили они в голос.

После этого в комнате повисла неловкая пауза.

– Ты готова, Лилия? – спросил Амоз.

– Да.

– Тебе стоило бы отдохнуть получше, – заметил он, опускаясь возле меня на колени.

Я беспомощно пожала плечами, и Астен, тоже присев рядом, одарил меня легкой улыбкой.

– Не волнуйся. Амоз – искусный лекарь. Если кто-то и может вернуть Амона, так только он.

Я кивнула и вложила руку в медвежью ладонь Амоза.

– Передай столько энергии, сколько сможешь, брат, – велел тот Астену. Затем он закрыл глаза, положил свободную руку на лоб Амона и принялся напевать по-египетски.

Я судорожно втянула воздух, когда у меня под кожей заплясали серебристые искры. Постепенно свет окреп, перетек по предплечью в пальцы и оттуда перескочил к Амозу. Совершив такое же путешествие по его телу, свет выплеснулся на лоб Амону, ненадолго задержался там мерцающим озерцом – и наконец впитался в кожу.

Грудь Амона поднялась, и я услышала глубокий вздох. Но у меня не было времени на радость: руки затряслись, и я поняла, что не могу сглотнуть. Я без сил повалилась на плечо Амозу. Астен стоял над Амоном с другой стороны. Глаза звездного бога были закрыты, а руки вытянуты ладонями вверх. Не прошло и пары секунд, как из кончиков его пальцев заструился белый туман. Сгустившись, он разделился на два потока, и один из них потек ко мне, а другой ударил Амоза прямо в грудь. Я непроизвольно вдохнула дым – и вдруг поняла, что знаю братьев так хорошо, как и мечтать не смела.

Образовавшийся между нами треугольник посвятил меня в самые сокровенные их желания. Астен страстно хотел отправиться в путешествие и как следует изучить мир, так сильно переменившийся за время его сна. Амозу не терпелось смастерить что-нибудь руками, а еще… Да, в глубине души он еще хотел семью. Затем я почувствовала в нашем кругу четвертую душу, которую не смогла бы не узнать. Амон.

Я уловила радость, с которой он ощутил присутствие братьев. Однако она немедленно померкла, стоило ему заметить меня.

«Лилия?.. – услышала я в голове голос Амона. – Нет! Зачем вы ее втянули? Это скрепит связь!»

«Связь и так нерушима», – ответил Амоз.

«Нет! Я этого не допущу!»

Я почувствовала, как борется Амон с братьями – не желая их помощи, но отчаянно нуждаясь в ней. Его гнев и тоска заставили меня сжаться. Неужели я ему так отвратительна? Теперь стало ясно, что Амон не снизойдет до меня, даже если от этого будет зависеть его жизнь.

– Он противится передаче, – словно сквозь ватную стену, донесся до меня голос Амоза.

– Тогда ему не хватит сил завершить церемонию, – предупредил Астен.

Мою вечную сущность рывком втянуло в тело, и я растерянно заморгала. Туман, соединявший меня, Астена и Амоза, рассеялся. Оба брата выглядели так, будто только что пробежали марафон.

– Что случилось?

– Он отказался забирать у тебя силы.

– Почему?!

Из глаз хлынули слезы. Я была истощена, избита, выпита досуха – и больше не заботилась о том, что подумают обо мне окружающие.

– Ну почему он такой упрямый? – закричала я. – Неужели он так меня презирает, что готов подвергнуть опасности весь мир?!

– Он тебя… не презирает, – ответил Астен с запинкой.

– Слушайте, – сердито сказала я, вытирая слезы. – Не надо его защищать. Он большой мальчик и сам отвечает за свои решения.

Я попыталась подняться на ноги, но обнаружила, что они мне не подчиняются.

– Ты пожертвовала слишком много энергии, – объяснил Амоз.

– Но я думала…

– Мне все-таки удалось ему кое-что передать. Но я не знаю, будет ли этого достаточно, – и Амоз, встав, легко подхватил меня на руки. – В любом случае сейчас тебе нужно вздремнуть.

Я была так оглушена неприятием Амона, что даже не вздумала сопротивляться. Амоз отнес меня в спальню, опустил на кровать и закрыл за собой дверь. Я думала, что не смогу сомкнуть глаз, но мгновенно провалилась в сон.

Я не шевелилась шестнадцать часов. Когда я проснулась, меня сразу же встревожили две вещи. Во-первых, кровать заливал свет почти полной луны – а это означало, что у нас меньше суток на спасение мира. Во-вторых, на меня кто-то смотрел.

Я испуганно вскочила – и увидела, что в кресле в углу комнаты, в свежей одежде и солнечных очках, скрестив в лодыжках длинные вытянутые ноги, сидит Амон.

 

Глава 22. Пирамиды

– Амон? – прошептала я. – Как ты себя чувствуешь?

– Неплохо, учитывая обстоятельства.

– Твои братья…

– Отдыхают. Как и доктор Хассан.

– О.

Я не знала, что еще сказать. Боль, через которую мы прошли и которая нам только предстояла, – казалась слишком огромной. Но хуже всего была неизвестность. Будущее выглядело пугающе неопределенным.

– Как твои глаза? – неловко спросила я наконец.

Амон то ли усмехнулся, то ли скорчил гримасу.

– Не знаю. Прямо сейчас они не со мной.

– Прости, – пробормотала я. – Дурацкий вопрос.

– Не извиняйся. Это я должен просить прощения. Мои братья за тебя беспокоятся.

– Да?

– Да. Похоже, они неверно истолковали природу нашей связи.

Сердце пропустило удар. Я облизнула губы. Что бы он ни произнес дальше, это или разобьет, или исцелит мое сердце.

– И что ты им сказал?

– Правду. Что у меня нет никакого желания скреплять эту связь – и я больше не возьму ни капли твоих жизненных сил. Я сам виноват, что позволил тебе зайти так далеко.

– Понятно.

– Братья считают, что без тебя мне не хватит сил завершить церемонию.

– Это правда?

Амон дернул челюстью.

– Нет. У доктора Хассана появилась мысль, как можно обезвредить Себака на то время, пока мы будем проводить ритуал. Братья согласились с его планом, полагая, что ты останешься со мной до самого возвращения в загробный мир.

– Я не против.

Амон подался вперед и сложил ладони.

– Юная Лилия… Я хочу, чтобы ты отправилась домой. Немедленно. До того как все это случится.

– Но твои братья думают, что я тебе нужна…

Амон испустил короткий горький смешок.

– Не в том смысле, в котором они полагают. Чтобы исполнить предначертанное, мне вполне хватит собственных сил.

– А что, если нет?

– Значит, так тому и быть.

И Амон снова откинулся в кресле, будто наша беседа утомила его не меньше битвы. Я нахмурилась. Раненый мужчина, сидевший напротив, был лишь тенью человека, которого я знала. Он даже не заговорил о любви, не сказал, что будет по мне скучать или что благодарен за проведенное вместе время – а не только одолженную энергию. Но еще более пугающим было то, что он, похоже, разуверился в своей миссии.

Бог солнца был сломлен. Предан собственным телом. Вечная сущность, лишившаяся надежды, – что может быть печальней? Амон по-прежнему блокировал нашу связь, но я и так ощущала чувство потери и отчаяние, которые его переполняли. Бесследно исчезла его солнечная улыбка, радость узнавания мира – и вера, что он должен преодолеть любые препятствия, чтобы исполнить свой долг. Другими словами, это был совершенно не тот человек, с которым я познакомилась неделю назад и в которого по уши влюбилась.

– Амон? Из этого замкнутого круга должен быть выход.

– Нет, Лилия. Его нет.

– Расскажи мне все. Дело не только в глазах, я же чувствую. От меня тебе не нужно таиться. Я могу помочь!

Амон сделал глубокий вдох. Когда он поднял голову, его лицо словно превратилось в восковую маску.

– Ты слаба, Лилиана. Ты смертная. Если я пожелаю, то раскрошу тебя в пыль, даже не вставая с места. Тебе нет места рядом со мной. И хорошо бы тебе наконец это уяснить.

Мне в грудь словно въехал грузовик. Смысл его слов ранил хуже ножа – хотя я понимала, что это правда. Я была слабой и смертной. А еще, как сказал Астен, никудышной жрицей. Но хуже всего было даже не обвинение в слабости или заявление, что он не желает со мной быть, – с этим я могла смириться. Я не питала иллюзий по поводу собственной силы.

Нет, хуже всего было то, что он назвал меня полным именем – Лилиана. Он никогда не называл меня так официально, и это имя мгновенно напомнило, кем я была на самом деле. Лилианой. Так называл меня отец – строго, но покровительственно. Так называла меня мать, желая убедиться, что я слушаю ее указания, или представляя друзьям на вечеринках.

Но только не Амон.

Лили – вот было имя девочки, которая с головой бросилась в потрясающие приключения. Но теперь ей настала пора превратиться в Лилиану – опрятную и чопорную девушку, удобный аксессуар к вечернему туалету матери. Казалось, Амон своими руками захлопнул дверцу золотой клетки, из которой я осмелилась ненадолго высунуть нос.

С Амоном я забыла об осторожности. Надо было думать раньше. Лилиане стоило думать раньше.

Я гневно откинула край одеяла, больше не заботясь присутствием Амона. Перед тем как уснуть, я все-таки разделась до нижнего белья, и теперь одежда бесформенной кучей валялась на прикроватном столике. Хотя какая разница? Он все равно не мог меня увидеть – и это было очень кстати, потому что из глаз у меня хлынули горячие злые слезы.

Я уже просовывала голову в ворот туники, когда Амон прочистил горло.

– Наверное, тебе следует знать, что я тебя вижу.

– Что? – я резко обернулась, и рукава блузы взметнулись следом. – Как такое возможно?

– Хассан вернул мне Око Гора.

– Но я думала, оно лишь позволяет читать мысли… И отыскивать тайные тропы…

– Око может служить множеством способов – включая такие, о которых мы и не догадываемся.

– Тогда выключи его, пока я не оденусь.

– Картинка уже пропала. Можешь одеваться спокойно.

Хотя Амон заверил меня, что не подглядывает, уголки его губ все равно были изогнуты в легкой улыбке. Я решила, что приличия – наименьшая из моих нынешних проблем, быстро натянула брюки и полезла под кровать за сандалиями.

– И как же тебе удалось его настроить?

– Ты не поняла. Я не могу видеть. Око лишь показало мне картинку вроде тех, которые делает твой… телефон.

– Тогда поздравляю с приобретением. А теперь, если не возражаешь, я пойду поищу еду.

– Лилия.

Услышав это имя, я невольно примерзла к месту. Амон встал и пошарил рукой в воздухе, пока не уперся в стену. Затем он медленно двинулся ко мне. Когда между нами оставалось с полметра, его ноздри затрепетали, и парень остановился. Очень осторожно он вытянул ладонь и коснулся моих волос.

– У меня не было намерения тебя смутить или доставить неудобство, – пробормотал он. – Око откликается на желания владельца. Доктор Хассан хотел получить ответы на свои вопросы, и Око открыло их ему.

– Значит, ты хотел…

Амон провел пальцами по моим волосам, и еще несколько прядей, вспыхнув золотыми искрами, окрасились в светлый медовый оттенок.

Парень вздохнул и отступил на шаг.

– Еще раз увидеть тебя, прежде чем я покину этот мир.

Я выждала пару ударов сердца, надеясь на продолжение, но Амон молчал. Внутри у меня яростно боролись Лили и Лилиана. Не знаю, кто победил в итоге. Та часть меня, которая желала понять и простить, была слабой или сильной? Это Лилии не давала покоя незавершенность истории с Амоном – или Лилиана в глубине души надеялась значить что-то большее для человека вроде него?

В любом случае я решила отпустить его с миром. В конце концов, этот самый мир был обязан своим выживанием именно ему. Не хватало только навязываться, как типичная девочка-подросток.

– Можно взглянуть? Ну, на твои глаза?

После секундного колебания Амон покачал головой.

– Я не хочу, чтобы ты запомнила меня таким.

– Думаешь, я испугаюсь?

– Тебя чуть не стошнило при пробуждении Астена.

– Гм, да. Но ведь это было мое первое воскрешение мумии! Видел бы ты меня у Амоза. Там я держалась молодцом.

Амон улыбнулся, и я поняла, что он тоже не хочет расставаться на грустной ноте.

– Ты должна мне об этом рассказать.

– Ты уже поел?

– Я надеялся разделить последний пир с тобой.

– Тогда я рада, что могу сделать для тебя хотя бы это. Позвоним в обслуживание номеров и закажем грандиозный пир. Надеюсь, они сервируют завтраки в такой час.

– Как думаешь, у них есть те круглые лепешки с медом и фруктами?

– Блинчики? Я спрошу.

Внешне мы вернулись к привычному дружескому общению, хотя между нами все равно сквозило невысказанное напряжение. Я вслушивалась в каждое слово в поисках второго смысла. Каждое прикосновение обжигало кожу, будто к ней приложили кочергу. Эмоции бурлили и захлестывали меня с головой, готовясь вот-вот прорваться наружу.

Когда нам привезли еду, Амон немного воспрянул духом. Мы позавтракали в моей спальне, причем Амон подталкивал ко мне тарелку за тарелкой, склонив голову к плечу и чутко вслушиваясь, правда ли я жую или только делаю вид. Попутно я рассказывала, как мы провалились в зыбучий песок и нашли саркофаг Амоза. Наконец я поняла, что сейчас лопну, отложила вилку и застонала.

– Кажется, я съела носорога.

– Не может быть, – Амон добрался до последнего блинчика и разрезал его пополам, чтобы со мной поделиться. – Тогда из тебя торчал бы рог.

Я рассмеялась – хотя и не слишком весело. Мне не давало покоя ощущение, как с каждой секундой утекает наше время вдвоем.

– Откуда ты знаешь, что он не торчит?

Я тут же пожалела о своих словах. Не самый удачный вопрос слепому человеку.

Однако Амон ничуть не обиделся.

– Я не знаю. Но знаю, как это проверить.

– Да ну, – ответила я с сомнением. – И как же?

Амон взял меня за руку и, подняв на ноги, мягко повел пальцами от запястья выше, к плечу. Добравшись до локтя, он слегка помедлил.

– Чешуйчатый, как кожа носорога, но рог должен быть острее.

Я улыбнулась и мысленно сделала пометку в следующий раз купить лосьон подороже. Амон пробежался пальцами по моим плечам, шее и с уморительной серьезностью ощупал щеки и нос. Мы не выдержали и оба рассмеялись. Затем теплые ладони переместились мне на спину и, опустившись к талии, коснулись полоски кожи между туникой и поясом штанов. Амон легко помассировал мне поясницу подушечками пальцев, а затем скользнул на живот, к пупку. Я почувствовала, как по коже растекаются искры солнечного света, и невольно задержала дыхание.

– Такая мягкая, – прошептал Амон, и его руки, снова вернувшись на спину, притянули меня ближе.

Я с готовностью обняла его за шею и заглянула в лицо. Так странно было видеть вместо теплых ореховых глаз непроницаемые черные очки с собственным отражением. Я затаила дыхание, предчувствуя долгожданный поцелуй, но парень лишь коснулся губами моего лба.

– Я буду скучать.

Во мне что-то надломилось. Эти тихие слова поразили меня сильнее, чем все невозможные чудеса, сотворенные Амоном. Пять драгоценных слогов были исполнены доброты, в которой я так нуждалась – но до нынешнего момента даже не представляла, как отчаянно.

– И я буду скучать, – мои глаза снова наполнились слезами. Кажется, я в жизни столько не плакала, сколько за прошедшую неделю. Неудивительно, что почти все песни сложены о любви. Моих чувств к Амону хватило бы на эпическую балладу.

Должно быть, он услышал, как я шмыгаю носом, потому что накрыл мои щеки ладонями и осушил слезы своим солнечным теплом.

– Лилия?

– Да? – ответила я, часто моргая.

– Я должен с сожалением сообщить, что внимательно тебя осмотрел и не обнаружил ни малейших признаков съеденного носорога.

Я рассмеялась – и сразу расплакалась еще сильнее. Амон виновато улыбнулся.

– Пора будить братьев. Доктор Хассан посадит тебя в самолет, а потом присоединится к нам у пирамид. Прости, что не смогу отправить тебя песчаным вихрем, как обещал. Если бы у меня было больше сил, я бы обязательно обратил время вспять, чтобы твои родители ни о чем не узнали.

– Все в порядке, – кивнула я. – Я понимаю.

– Доктор Хассан сказал, что тебе понадобятся какие-то… письмена?

– Не волнуйся. Я позвоню родителям, и они все уладят.

– Они будут в гневе?

– Скажем так, эта ситуация – крайняя степень бунта, на которую может отважиться переполненный гормонами подросток. – Амон склонил голову к плечу, и я вздохнула: – Да, они будут в гневе. Но я выживу.

– Хорошо. Главное, чтобы ты была в безопасности. Прости за все. Я не хотел вовлекать тебя в свои проблемы.

– Не извиняйся, – и я легко сжала его плечо, желая продлить эти последние мгновения вместе. – Как бы я ни плакала, это была самая чудесная неделя в моей жизни.

Амон взял мою руку и запечатлел на запястье долгий поцелуй. Я прокашлялась.

– Ну что ж, пойдем растолкаем твоих братьев.

Я повела его в другую половину номера. Проснувшиеся и уже полностью одетые Астен и доктор Хассан стояли в коридоре, о чем-то серьезно беседуя. Я препоручила им Амона и отправилась будить Амоза.

Воплощение лунного бога сладко спало на боку, подложив под щеку ладонь. Вторая спальня располагалась параллельно с моей, так что лучи почти полной луны скользили по лицу парня, придавая его коже серебристый оттенок.

– Амоз? – позвала я негромко. – Пора вставать.

Он вздохнул, заворочался, и на меня уставились два сияющих глаза цвета расплавленного серебра. Амоз улыбнулся.

– Ну вот, ты выглядишь гораздо лучше.

Я подергала край туники.

– Спасибо твоим чарам и долгому, долгому сну.

Амоз приподнялся на локте, и одеяло соскользнуло ему до самого пояса. Хотя он ходил полуголым весь предыдущий день, я вдруг почувствовала себя неловко.

– Мы подождем тебя снаружи, – сказала я, отводя взгляд.

Я быстро вышла из комнаты и присела в соседнее с Астеном кресло. Тот смерил меня долгим взглядом.

– Как ты себя чувствуешь?

– Лучше, спасибо. На самом деле я больше беспокоюсь за вас троих.

– Да? Почему?

– Ну, во-первых, Амон отправил меня паковать вещи, в то время как вы будете спасать мир. Думаю, я узнаю, если вы провалите задание – разверзнутся хляби небесные, на землю обрушится тьма египетская и все такое, – но мне все же хотелось бы убедиться, что вы пережили сегодняшнюю ночь. Не то чтобы я надеялась встретиться с вами через тысячу лет, но так на душе у меня будет немного спокойнее.

Слушая меня, Астен хмурился, будто не все в моей речи было ему понятно. Затем он перевел взгляд на Амона, который по-прежнему сидел в кресле, уставившись в пустоту и сжав челюсти.

– Вот оно что, – медленно сказал Астен. – А я-то думал, мы все обсудили.

– Лилия под моей защитой, – резко ответил Амон. – Риск для нее стал непомерным. Она немедленно возвращается в Нью-Йорк, и больше тут обсуждать нечего.

– Где обсуждать нечего? – поинтересовался Амоз, выходя из спальни. По дороге он натягивал чересчур тесную для него футболку с надпись «Я ♥ Египет». Я хихикнула, и все трое братьев тут же в недоумении ко мне обернулись. Я опустила голову и сделала серьезный вид, ожидая, что ответит Амон.

– Я сказал Астену, что намерен отправить Лилию домой.

Амоз вздохнул.

– Ты же знаешь, что обстоятельства складываются не в нашу пользу.

– Неважно. Я отказываюсь и дальше рисковать ее жизнью.

– Разве она не способна сама принять решение?

– Использовать ее в наших целях нечестно. Лилия уезжает.

– Поверь, брат, мы тоже не желаем ей зла, – вступил Астен. – Напротив, мы хотели бы защитить ее от всех опасностей мира. Но обстоятельства таковы…

– Обстоятельства таковы? – в ярости выплюнул Амон. – Мы служили богам тысячи лет, снова и снова принося себя в жертву! Может, увидев, что мы не справились, они наконец снизойдут до решения собственных проблем? Я отказываюсь класть на алтарь эту невинную смертную девушку, только чтобы существа, которым нет до нас никакого дела, могли и дальше восседать на своем облаке!

– Боги нас благословили… – неуверенно начал Амоз.

– Боги нас прокляли! – заорал Амон. – Предали! Использовали! И ради чего? Чтобы остановить бедствие, которое сами допустили. Сколько еще они будут нами играть?

Я закусила губу. Похоже, знание о тайных мотивах богов, которые стремились защитить принцев от развоплощения, было еще более сокровенным, чем я полагала. Око и вправду открыло доктору Хассану очень многое. Я ощутила укол ревности, что мне не выпала такая удача.

Как хорошо было бы задать любой вопрос и сразу получить на него ответ! Я украдкой взглянула на археолога, и тот едва заметно качнул головой. По какой-то причине он не хотел делиться с братьями этими сведениями. Я решила не спорить и расспросить его позже.

– Братья, – продолжил Амон, – мы согласились на эту службу, чтобы почтить родителей, которые давно мертвы. Мы тысячелетиями защищаем мир – но теперь мир боится нас или, что еще хуже, даже не помнит. Мы существуем – но разве это жизнь? Мы исполняем свой долг, но в нем больше нет радости – по крайней мере, для меня. Я не отберу у Лилии драгоценную возможность жить и быть смертной. Она заслуживает большего. Я не позволю лишить ее того, чего лишили нас.

В комнате воцарилась тишина. Амоз встал и положил руку Амону на плечо.

– Да будет так. Мы уважаем твое решение.

– Но… – начал было Астен, однако запнулся, когда Амон поднял голову. – Мы уважаем твое решение, – наконец повторил он печально.

– Хорошо, – ответил Амон. – Пора с этим заканчивать. Доктор Хассан?

Визирь торопливо подскочил к принцу.

– Отвезите нас в аэропорт.

– Да, господин.

На этот раз Амон не воспротивился такому обращению.

Мы в считаные минуты собрали свои скудные пожитки и сели в такси. На горизонте занимался рассвет. Когда мы прибыли, доктор Хассан купил для братьев три билета на автобус до пирамид Гизы и сказал, что присоединится к ним при первой возможности.

Амоз и Астен крепко обняли меня на прощание и с теплотой пожелали удачи в жизни. Амон лишь сжал мои плечи и запечатлел на щеке братский поцелуй.

– В добрый путь, Лилия, – сказал он сухо.

– И это все, на что ты способен? – съязвила я, несмотря на подступающие слезы.

Парень не понял моего вопроса – или не захотел понять.

– Я сделаю все возможное, чтобы в тебе не нуждаться, – ответил он.

Я молча кивнула. Пока я раздумывала, как задержать его еще хоть на секунду, Амон поднялся в автобус. Амоз с Астеном помахали мне рукой из окна, но Амон, сидевший между ними, смотрел строго перед собой. На лице его застыло непонятное выражение. Я больше не чувствовала его эмоций и решила, что он, должно быть, окончательно разорвал нашу связь – с такой же легкостью, с какой вышвырнул меня из своей жизни.

Наконец автобус тронулся с места и исчез за углом. Я глубоко вздохнула и повернулась к доктору Хассану.

– Ладно. Думаю, сперва надо позвонить моим родителям.

– В этом нет необходимости.

– Нет? – растерялась я. – Но они должны знать, что я в порядке. И без документов мне отсюда не выбраться.

– Да-да. Мы обязательно им позвоним, только не сегодня.

– Почему?

В глазах доктора Хассана вспыхнули искры.

– Потому что пока вы нужны нам здесь, мисс Лилиана Янг. Следуйте за мной, – и он принялся оглядываться по сторонам, пока не заметил над головой какой-то указатель. – Ага. То, что надо.

Археолог торопливо протолкался через поток туристов и направился к стойке экскурсионного бюро.

– Куда мы направляемся? – спросила я, когда он закончил говорить с агентом на египетском.

– К пирамидам.

– Что?!

Осаар прекратил копаться в кошельке и обернулся ко мне.

– Амон может сколько угодно твердить, что ваше присутствие на церемонии необязательно, но мы с Астеном уверены, что судьба Египта – если не всего мира – в ваших руках. И теперь я должен задать один вопрос: чем вы готовы пожертвовать ради спасения Амона?

На свете было не так много людей, ради которых я бы все бросила.

Люди, которых я рисовала в своих блокнотах, были отчаянно, безрассудно влюблены. Это читалось в их глазах. Они бы, не раздумывая, умерли друг за друга – и прошли через самую сокрушительную боль, лишь бы не допустить страданий любимого.

В моей жизни недоставало глубоких привязанностей. Если не считать бабушку, в мире вряд ли нашелся бы хоть один человек, готовый пожертвовать ради меня жизнью. Любящий меня настолько. Больше всего на свете я хотела испытать такую любовь.

Мне показалось, что я нашла ее в Амоне. По крайней мере, он был готов пожертвовать собой ради спасения мира. И хотя он отослал меня прочь, я знала, что он сделал бы все для моей безопасности. Может, его холодность объяснялась чувством долга. Может, он сам хотел погибнуть и наконец освободиться от своего служения. А может, просто не питал ко мне такого интереса, как я к нему.

Что ж, даже если мои чувства к Амону безответны, он все равно заслуживал моей поддержки. Это был мужчина, несомненно достойный любви, и если я рассчитывала в будущем завоевать внимание человека столь же благородного – хоть я и сомневалась, что когда-нибудь найду кого-то, подобного ему, – мне следовало тоже поставить долг выше страстей и желаний.

Довериться судьбе и посмотреть, куда она меня приведет.

– Всем, – ответила я после паузы. – Я пожертвую ради него всем.

– Отлично. Это все, что мне требовалось знать. Теперь поспешим – нам нужно обогнать автобус.

– Как?

Археолог улыбнулся и забрал у агента ключи.

– Поедем на машине.

Обычно дорога от Ком-Омбо до Каира занимала десять часов, но доктор Хассан уложился в восемь, сделав единственную остановку после моей настойчивой просьбы. В Каире мы не направились сразу к пирамидам, а заехали на местный базарчик. Археолог попросил меня подождать в машине и вернулся через двадцать минут, груженный тяжелыми пакетами, которые небрежно забросил в багажник.

– А это зачем? – удивилась я.

– Увидите.

За всю дорогу он так и не посвятил меня в свою стратегию, ловко уклоняясь от множества вопросов. Я лишь поняла, что являюсь важной частью плана – и что Осаар согласовал все с Астеном.

Когда я напомнила, что Амон не желал моего присутствия на церемонии, археолог ответил, что тот даже не узнает. Это меня совершенно устроило. Возможно, мое разбитое сердце немного исцелится, если я помогу Амону спасти мир. Мне не хотелось снова чувствовать себя отвергнутой, а потому я твердо решила не попадаться ему на глаза.

Вскоре впереди показались пирамиды. Одолев пробку, доктор Хассан припарковался на краю комплекса – там, где стояли в ряд экскурсионные автобусы. Полицейские в белых рубашках и шляпах усердно патрулировали периметр на верблюдах. Я искренне удивилась, увидев, как особенно наглые туристы залезают на пирамиды ради удачного кадра.

– Разве достопримечательности не под охраной?

Доктор Хассан махнул рукой.

– Не заговаривайте с археологом об охране достопримечательностей. Иначе я не слезу с трибуны до следующей недели, а у нас нет столько времени.

– Ладно. Но как вы собираетесь проводить церемонию в такой толпе?

– Поверьте, в нужный момент всех зевак как ветром сдует.

– Да ну?

Египтолог ухмыльнулся, и я торопливо добавила:

– Нет, лучше не рассказывайте. Я все увижу сама, да?

– Точно.

Доктор Хассан вытащил из багажника пакеты, и мы направились к Сфинксу. Что ж, хотя бы он был защищен от любопытных. Археолог протолкался через толпу, показал охраннику рабочее удостоверение, и тот пропустил нас на огороженную территорию.

Я следовала за ним по пятам, стараясь не отставать ни на шаг – но все же замерла, когда мы приблизились вплотную к Сфинксу. Вот уж не думала, что когда-нибудь здесь окажусь! Величественный памятник так меня захватил, что я чуть не подпрыгнула, когда доктор Хассан коснулся моей руки.

– Сюда.

Мы нырнули в древнюю каменную постройку и миновали анфиладу пустых залов. Они окончились глухой стеной, из которой чуть выдавался один кирпич. Археолог быстро оглянулся, надавил на него – и стена, взметнув тучу песка, отъехала в сторону. За ней обнаружился ряд уводящих в темноту ступеней.

– А для этого требуется удостоверение археолога – или великого визиря? – поддразнила я, указывая на лестницу.

– Второе, – пробормотал доктор Хассан, собирая сумки. – Идемте.

Мы спускались под землю, пока дверь с тихим щелчком не вернулась на место, и мы оказались в кромешной темноте.

– Доктор Хассан? – взволнованно позвала я.

– Подождите минутку.

Постепенно глаза привыкли к мраку, и я разглядела ряд больших камней, лежащих в нишах вдоль стен. Они слабо мерцали, как тот камень, который дал мне Астен в оазисе.

– Их сделал Астен? – спросила я.

Археолог покачал головой.

– Разве что очень, очень давно. Мне известно только, что они заряжаются после каждой церемонии. За прошедшую тысячу лет сияние померкло, но когда наша миссия будет завершена, здесь станет так светло, будто солнце спустилось под землю. Полагаю, пирамиды каким-то образом генерируют энергию.

– Интересно. – Тяжелая сумка стучала меня по ноге. – Так вы расскажете, для чего это добро?

– Нам нужно сделать… подобие.

– Вроде куклы вуду?

– Да, только намного больше.

– И зачем?

– Я попробую сплести заклинание, которое ослабит, если не остановит Апофиза.

– Вы думаете, оно сработает на Себаке?

– Да. И вот здесь мне понадобится ваша помощь.

Лестница закончилась тяжелой дверью. Осаар снял с шеи ключ на цепочке и вставил его в старый замок. Тот выглядел таким ветхим, что я испугалась, как бы он не сломался – однако ключ повернулся без малейшего скрипа, и мы оказались в огромной комнате, похожей на мастерскую.

Посередине ее мерцал огромный валун. Приложив к нему ладонь, я ощутила слабое тепло и гул циркулирующей внутри энергии. Рядом стоял большой рабочий стол; стены окаймляли самодельные полки с книгами и пергаментами, а между ними с крюков свисали разнообразные инструменты – как древние, так и современные.

– Это вы тут все устроили?

Доктор Хассан покачал головой.

– Я лишь добавил кое-что к обстановке, но это место существует со времен рождения Амона, – и он указал на пару туннелей, уводящих в разные стороны из углов комнаты. – Эти подземные пути соединяют пирамиды и проходят даже под Сфинксом. Так визири и забирают тела братьев, когда их время на земле истекает.

– О.

Разумеется, я понимала, что Амону нужно погибнуть, чтобы воскреснуть снова – но все равно нахмурилась при мысли, как его бесчувственное тело поволокут по туннелю, а потом замотают в бинты и положат в гроб. На долю секунды мне захотелось броситься ему в ноги у ступеней автобуса и заклинать всеми святыми, чтобы он отказался от этой самоубийственной затеи. Однако затем я напомнила себе, что я лишь смертная девушка, которой выпала удача недолго путешествовать с богами. Кто я такая, чтобы их судить – и оценивать, достойна ли их миссия подобной жертвы?

Я не знала, что задумал Осаар, но если я могла хоть немного облегчить ношу Амона, мне следовало это сделать.

– Что от меня требуется? – спросила я наконец.

– Разберите сумки и сделайте человеческую фигуру.

– Вроде пугала?

– Точно.

Покопавшись в пакетах, я вытащила пару штанов, веревку, нож и набор разномастных подушек. Затем я принялась заталкивать маленькие думки в штаны, а доктор Хассан разрезал самую большую подушку и зашил в нее какой-то археологический инструмент и гребень.

– Это вещи Себака, – объяснил он в ответ на мое удивление.

Когда я уже заканчивала наряжать чучело, Осаар протянул мне совершенно безвкусный жилет из крокодильей кожи.

– Она… настоящая?

– Теперь Себак отчасти крокодил. Чтобы ослабить его силы, мы должны разрушить каждую частицу его сущности.

– Так что это за заклинание?

– Не заклинание, скорее ритуал. Ну что, подобие готово?

– Думаю, да. Там в пакетах еще остались одежда и шляпа. Надеть их сверху?

– Нет, они пригодятся нам позже. Возьмите сумку. Я понесу чучело.

Доктор Хассан снял со стены деревянную колотушку, угрожающего вида металлический штырь и, сунув пугало под мышку, направился к одному из туннелей. Тот нырнул во второй, затем в третий. Основательно поплутав в катакомбах, мы оказались на крыше древнего, как мир, здания. Солнце только что село, и оранжевые небеса медленно окрашивались пурпуром.

– Куда все подевались? – изумилась я.

Еще недавно переполненная долина ныне была пуста, как церковь в понедельник.

– Несутся к Каиру, – ответил доктор Хассан. – Когда сыны Египта вступают на землю пирамид, люди удаляются в благоговении. Ну, или резко вспоминают, что у них дома не выключен утюг. Полагаю, это как-то связано с энергией, которую излучают братья, – и он вздохнул. – Столько вопросов! Если бы у нас было больше времени… Ученый во мне скорбит, что наше общение было столь кратким – но великий визирь благодарен и за эту малость.

Я вполне разделяла его чувства.

Прищурившись на меркнущем свету, я разглядела перед Сфинксом три черные точки.

– Я их вижу!

Один из братьев как раз шагнул вперед, когда воздух наполнил странный шелестящий звук – будто в небе перевернулись гигантские песочные часы. Шипение стремительно нарастало, пока не стало невыносимым.

– Что это? – закричала я, зажимая руками уши.

– Темный жрец Сета, – ответил доктор Хассан.

Затем он установил металлический штырь вертикально и несколькими мощными ударами колотушки забил его в крышу. Я помогла насадить на него пугало. Едва мы закончили, шипение тоже смолкло, и на пирамиды опустилась зловещая тишина.

Внезапно мои волосы взметнул порыв ветра. Когда я отвела их с лица, долина изменилась до неузнаваемости. Амон, Астен и Амоз стояли на том же месте, но теперь между ними и пирамидами колыхалось бескрайнее темное море.

– А это что? – выдохнула я.

– А это, моя дорогая, армия мертвецов.

 

Глава 23. Око за око

Меня прошиб холодный пот. От пирамид принцев отделяли тысячи зомби – зловонная, клацающая зубами стая плотоядной саранчи, которой не терпелось попробовать братьев на вкус. Амоз и Астен отдали Амону столько энергии, что сейчас были ненамного сильнее его. Даже если они решат вступить в битву, Амону придется сражаться буквально вслепую.

– Надо им помочь! – закричала я.

– Мы и поможем. Но сперва на арену должны выйти все игроки.

Не успел доктор Хассан договорить, как землю сотрясла дрожь, и посередине толпы зомби открылась огромная щель, пульсирующая алмазным светом. Я даже с такого расстояния могла разглядеть чешуйчатую лапу, которая ухватилась за край разлома, глубоко впившись когтями в песок. Из-под земли начало выбираться дьявольское создание: наполовину человек, наполовину Годзилла с длинным крокодильим хвостом.

– Это… Себак? – выдохнула я недоверчиво.

– Боюсь, что да, – ответил доктор Хассан.

Краешек полной луны всплыл над горизонтом, залив долину ярким серебристым сиянием. Трое братьев, не дрогнув, сомкнули плечи перед монстром, который в полный рост оказался даже выше Сфинкса. Принцы, как один, вскинули руки в воздух и начали напевать на египетском. Благодаря магии – или невероятной акустике места – до меня долетало каждое слово, хоть я и не понимала их значения.

Силуэты братьев озарились нестерпимым блеском. Серебряный, золотой и белый ореолы разгорались все ярче, пока не слились воедино и полыхнули сверхновой. Свет прокатился по долине и наконец взял ее в полупрозрачное кольцо. Не прошло и минуты, как нас окружили высокие золотые стены, а над головой раскинулся радужный купол. Мы словно оказались в мыльном пузыре, сотканном из лунного и солнечного света.

Доктор Хассан удовлетворенно хмыкнул.

– Ну вот, теперь нас точно не увидят. По мнению всех жителей и гостей Каира, над пирамидами сейчас бушует песчаная буря, а радары и камеры странным образом шалят. Даже если кто-то и хотел полюбоваться пирамидами в сиянии полной луны, теперь он лихорадочно подыскивает себе другое занятие на вечер.

Я не была уверена, хорошо это или плохо. Если бы народ Египта узнал, что их принцы сражаются с силами зла, чтобы предотвратить возвращение бога хаоса, это, возможно, заставило бы людей задуматься.

В комиксах простые смертные нередко оказывались втянуты в битвы супергероев. Обычно они только путались под ногами и взывали о спасении, но сейчас толпа туристов пригодилась бы для отвлечения зомби. Хотя с нашей удачливостью?.. Их наверняка сразу покусают, и они лишь пополнят ряды злобных мертвецов.

Я обернулась к доктору Хассану.

– Пора?

– Да. – Археолог раскрыл принесенную с собой книгу и заскользил пальцем по странице, пока не нашел то, что искал.

Голос Астена донесся до нас так отчетливо, словно он стоял рядом:

Звезды шепчутся о воле космоса.

Нас, словно приливной волной, окатило миллионноголосым шипением – и я уловила какое-то движение над головой. Звезды за радужным куполом горели ярче неоновых ламп – что было почти невозможным, учитывая соседство мегаполиса.

Сейчас созвездия пылали так близко, что их, казалось, можно было коснуться рукой. Космос обнажился до самых глубин. Я с изумлением различила кольца Сатурна, двойную звезду и отдаленную галактику. Затем мир дрогнул.

Звезды начали падать.

Хотя нет – не падать, а перемещаться вместе со звездным куполом, как если бы чья-то гигантская рука небрежно вращала мировой глобус. К горлу подкатила дурнота, и я уцепилась за рукав доктора Хассана. В ту же секунду вращение небес замедлилось, но я больше не узнавала привычных созвездий. Теперь я будто смотрела на них из другой точки галактики.

Голос Амоза гулким эхом отдался у меня в сознании:

Луна наполняет воздух дрожащей силой.

Огромный лунный диск, уже наполовину показавшийся над горизонтом, становился ярче с каждой секундой. Его ровный свет заливал долину, превращая каждый камень в слиток раскаленного серебра и омывая памятники старины призрачным сиянием. Луна стремительно поднималась над пирамидами, пока не достигла почти самой их вершины. Там она вдруг замедлила ход, словно ожидая сигнала братьев.

Я затаила дыхание, когда до меня донеслось заклинание Амона. Несмотря на переполняющую его мощь, голос парня слегка дрожал и был исполнен затаенной печали. Я задумалась, не жалеет ли он, что отослал меня прочь. Скучает ли по мне так, как я по нему?

Солнце обнажает скрытые тропы,

Проникает в тайны и прогоняет тени.

Стоило ему произнести последнее слово, как под ногами у братьев словно взорвалась бомба, и по долине покатилась волна нестерпимого света. Она лишила мир всех оттенков, выкрасив его в чистый белый цвет. Я несколько секунд стояла ослепленная, пока не начала различать смутные тени предметов. Ближайшая тень шевельнулась и обеспокоенно спросила:

– Лили, вы меня видите? Я забыл предупредить, что надо закрыть глаза.

Я моргнула, и тень предательски расплылась.

– Нет. Все как в тумане.

Однако я не успела запаниковать: Амон продолжил заклинание, и его слова странным образом придали мне мужества.

Доктор Хассан коснулся моей руки.

– Битва началась. Я должен сплести заклятие. Внимательно слушайте и подавайте нужные предметы.

И он протянул мне до половины заполненную коробку. Пошарив внутри, я нашла маленький нож, зажигалку, металлический штырь, несколько цепей, закупоренную бутылку с темной жидкостью и загадочный инструмент, запакованный в пластик. Доктор Хассан задал еще какой-то вопрос, но я была слишком захвачена звуками битвы. Мне не давало покоя, что Амон вынужден сражаться вслепую. Сейчас я понимала его как нельзя лучше – и была в ужасе от перспективы оказаться посреди армии мертвецов, которых ты даже не видишь.

Археолог откашлялся.

– Лили, я начинаю.

Я повернулась к нему, вспотевшими пальцами сжимая коробку.

Прежде Осаар никогда не упоминал треугольник невероятности. Я задумалась было, что это такое, – но после краткого размышления добавила его к длинному списку вопросов, на которые, скорее всего, уже не получу ответа. Возможно, это некий магический артефакт? Он сейчас в коробке? Почему доктор Хассан просил силы у загробного мира?

Тем временем он продолжил:

Археолог обернулся на звуки битвы и вскинул руки. Теперь я видела его отчетливее, хотя фигура мужчины все равно дрожала и расплывалась.

Я сочла это подсказкой и торопливо намотала на запястье одну из цепей, опустив другую руку в ящик.

Твой яд превосходит яд сотни гадюк…

Я услышала шипение и с ужасом поняла, что оно исходит от сделанного нами чучела. По коже побежали мурашки, и я быстро отступила на шаг назад. Я не знала, угрожают ли нам настоящие змеи или это было обманом разума, – но на всякий случай пятилась, пока не испугалась свалиться с крыши. Зрение по-прежнему заволакивала радужная пелена.

Твои зубы остры и точны, как ножи…

Я услышала новый демонический звук и на этот раз безошибочно его узнала. Клацанье крокодильих зубов! Я принялась нервно оглядываться, но вокруг не было ни длинных тел, ни темных теней – лишь чучело, которое принялось подергиваться на вбитом в крышу штыре.

Ты наш враг, и мы презираем тебя!

Доктор Хассан подошел к кукле и смачно плюнул ей в лицо. Подобие начало яростно извиваться. Даже наполовину ослепленная, я видела, что теперь это совсем не то безобидное пугало, которое мы собрали из диванных подушек.

Ты наш враг, и мы побиваем тебя!

– Лили, давайте! – закричал доктор Хассан, и я, судорожно пошарив в коробке, протянула ему металлический штырь.

Издав крик, визирь трижды ударил чучело – и я услышала страшный звук ломающихся костей. В ту же секунду по долине прокатился исполненный ярости вопль, только вот исходил он не от нашего подобия, а гигантского чудища возле пирамид. Я скосила взгляд, пытаясь разобраться в мельтешении цветных пятен внизу.

Первым делом я увидела Себака – точнее, жуткого монстра, в которого он превратился. Он уже до половины взобрался на самую большую пирамиду, когда левая передняя лапа крокодила безвольно обвисла, а одна из задних ног словно подломилась. Чудовище заревело и принялось царапать памятник когтями. На землю полетели осколки и тучи каменного крошева.

Амоз, чье тело полыхало ярким серебряным огнем, тут же подскочил к пирамиде и с размаху обрушил топор на другую заднюю лапу крокодила. Я снова услышала хруст ломающихся костей, а затем рев боли и ярости. Не дожидаясь, пока монстр обратит на него свой гнев, Амоз обернулся серебристым журавлем. Я впервые видела его в птичьей форме. Журавль легко взмыл над пирамидой и заложил над долиной широкий круг, выглядывая братьев. Море зомби разделилось на два потока; посередине каждого из них поминутно вспыхивали золотые и белые молнии. Следовало торопиться.

Ты наш враг, и мы поселяем страх в твоем сердце!

Я быстро протянула доктору Хассану перочинный нож. Словно поняв его намерения, чучело принялось шипеть и извиваться – точно как его демонический прототип внизу. Теперь вместо размалеванной подушки на нас смотрело человеческое лицо Себака, хотя и покрытое зеленой крокодильей кожей. Когда оно оскалилось в улыбке, я увидела клыки и длинный пурпурный язык, раздвоенный наподобие змеиного.

Доктор Хассан подскочил к чучелу, с ожесточением всадил нож ему в сердце и оставил там. Подобие издало оглушительный вопль, от которого у меня кровь застыла в жилах. Затем оно принялось раскачиваться вперед и назад, пока веревка, перетягивающая туловище, не лопнула. Пугало протянуло ко мне когтистые лапы – и непременно схватило бы, если бы доктор Хассан в последнюю секунду не отдернул меня в сторону.

Теперь подобие удерживала на месте единственная веревка, обвивавшая его лодыжки.

– Лилиана, – прошипело чудище, жаля воздух раздвоенным языком, – ты вернулась! Подойди же, чтобы я мог заглянуть в твои прекрасные глаза!

– Не вижу смысла, – ответила я, призвав на помощь всю свою храбрость. – У меня все равно нет того, что ты ищешь.

– Напротив, – ухмыльнулось подобие.

– Амон не давал мне Око Гора. У меня никогда его не было.

Чудовище разразилось свистящим смехом – звук, от которого я примерзла к месту.

– Я не дурак. Конечно, у тебя не было Ока. Ты представляешь ценность сама по себе. Воплощение солнечного бога сделает все для твоего спасения. В том числе отдаст свою силу…

– Ошибаетесь, – с деланым равнодушием ответила я. – Он меня прогнал. Он вообще не знает, что я здесь.

Подобие в притворном сочувствии качнуло головой.

– Тогда, возможно, ему следует рассказать, – заявил монстр с угрожающей улыбкой.

В следующую секунду его глаза закатились, а все тело окутал красный туман.

– Нет! – завопил доктор Хассан. – Нет!

Рукотворный двойник Себака затрясся в конвульсиях, будто через него пропустили электрический ток, а потом вдруг обмяк и затих. Когда туман рассеялся, это было все то же пугало – только вот одежду и подушки словно искромсали садовыми ножницами.

– Что случилось? – закричала я.

– Лили, цепь! Скорее!

Я бросила доктору Хассану один конец цепи, и он несколько раз поспешно обмотал ее вокруг чучела. Затем он пропел:

Ты наш враг, и мы сковываем тебя!

Ничего не произошло. Археолог оглянулся на пирамиду, по которой продолжал карабкаться гигантский крокодил, и в отчаянии выкрикнул:

Ты наш враг, и мы сковываем тебя!

– Почему заклинание не работает? – спросила я.

– Слишком поздно. Он слился со своей демонической сущностью.

– А нельзя призвать его обратно?

Доктор Хассан покачал головой.

– Важнее завершить церемонию. Боюсь, теперь нам придется иметь дело с самим чудовищем.

– Да вы шутите! Там еще толпа зомби!

– Нет времени спорить. Одевайтесь!

Доктор Хассан перевернул последний пакет, и по крыше рассыпались предметы одежды, которые, как я сперва решила, предназначались для пугала. У меня не было времени расспрашивать, зачем мне надевать штаны цвета хаки и необъятный жилет вроде тех, которые носят археологи. Одежда была велика на несколько размеров, и я легко натянула ее поверх футболки и джинсов. Затем доктор Хассан намотал на запястье цепь, распихал по карманам зажигалку, канистру и давешний загадочный инструмент, в котором я теперь узнала маленький топорик, и нахлобучил мне на голову свою шляпу.

После этого визирь положил руки мне на плечи и, заглянув в глаза, срывающимся голосом произнес:

– Лили, это очень важно! Если он вас узнает, все пропало. Бог хаоса не должен вернуться. Я знаю, что не имею права вас об этом просить – но когда Амону потребуется энергия, откройтесь ему полностью. Разрешите взять сколько нужно. Вы меня поняли? Скажите, что поняли!

Я тупо кивнула. В голове гудела тысяча вопросов, но я не могла сосредоточиться ни на одном. Доктор Хассан подскочил к краю крыши и издал пронзительный крик на египетском. Море зомби тут же дрогнуло, и из середины его к нам метнулась алмазная молния. Звездный ибис несколько раз ударил по воздуху крыльями, в считаные секунды преодолел разделявшее нас расстояние и, опустившись на крышу, принял человеческий облик.

– Астен?

Я в тревоге шагнула к парню. Он тяжело дышал и с головы до ног был покрыт кровью. Грудь и руки усеивали бесчисленные раны, рубашка была изодрана в клочья. Темные волосы – предмет его недавней гордости – слиплись от пота и упали на лицо, отчасти скрывая лихорадочный блеск глаз.

Астен бросил на меня быстрый взгляд.

– Она знает, что делать?

– Да. Она готова.

– Лилия, залезай мне на спину, – велел звездный бог и, обернувшись к визирю, горько произнес: – Эта битва далась нам нелегко, Хассан.

Тот осторожно сжал истерзанное плечо парня.

– Ничего, ничего. Ритуал почти завершен. Осталось разобраться с одним маленьким затруднением.

Я уже хотела съязвить, что у него плоховато с глазомером, но потом посмотрела на Астена и решила придержать колкость до лучших времен.

– Будь осторожен, – только и сказала я звездному богу.

Он одарил меня слабой улыбкой.

– Должен признать, мое первое впечатление о тебе оказалось ошибочным.

– Серьезно?

– Да. Я еще никогда не встречал такой преданной жрицы, – он мягко коснулся моей щеки, и я почувствовала, как кожу щекочут искры звездного света. – Прощай, Лилия.

Затем парень отдернул руку и превратился в ибиса. Мы с доктором Хассаном поспешно вскарабкались ему на спину, и Астен взмыл в воздух. Я поняла, что мы направляемся к самой большой пирамиде, с которой доктор Себак Дагер – а ныне воплощение темного жреца Апофиза – следил за битвой своей армии с сынами Египта.

Стоявшая над долиной луна выглядела такой огромной и близкой, что мне показалось, будто мы сейчас влетим прямо в нее. Бледно-золотой диск стоял точно над пирамидами – хотя я догадывалась, что это впечатление обманчиво, потому что в таком случае ритуал был бы уже провален и на землю обрушились силы тьмы.

Ибис испустил громкий крик, и Себак повернул в нашу сторону чешуйчатую морду. Не успел никто сделать и вздоха, как монстр полоснул по птице когтистой лапой, и я услышала, как с хрустом переломилось белое крыло. Мир накренился, и мы начали стремительно падать. Ибис в последнюю секунду распластал крылья и принял удар на себя. Едва мы с доктором Хассаном скатились на землю, как птичий силуэт рассыпался звездными искрами, и рядом остался только окровавленный парень, который теперь еще и баюкал раненую руку.

– Идите! Ну же! – велел Астен.

Археолог схватил меня за рукав и потащил вокруг пирамиды. Прежде чем скрыться за углом, я бросила через плечо обеспокоенный взгляд – и увидела, как Астен львиным прыжком бросается в гущу мертвецов, сжимая в каждой руке по стреле. Алмазные наконечники воткнулись в глазницы двух ближайших зомби, и они бесшумно осыпались горстками праха.

Я едва поспевала за доктором Хассаном; ноги то и дело скользили на отколотых от пирамиды камнях. Мы проделали лишь половину пути, когда дорогу нам преградила уродливая когтистая лапа, и из-за угла показался Себак – в своем демоническом, крокодильем облике. Одной его зубастой ухмылки было достаточно, чтобы обратиться в камень, а затем ринуться в противоположную сторону – но доктор Хассан лишь секунду помедлил, прежде чем снова потащить меня вперед.

– Подождите! Не надо! – взмолилась я, с трудом переставляя ватные ноги.

– Ах, Лилиана, – прошипело чудовище, высовывая язык между огромными, точно сталагмиты, клыками. – А я-то думал, что тебя придется искать. Как мило, что ты пришла по собственному желанию.

Неожиданно моя рука опустела. Доктор Хассан словно сквозь землю провалился, и я осталась наедине с гигантским крокодилом. Без оружия. Без плана. Без малейших сил.

Затем я сообразила, что именно одержимость Себака, которая заставляла его видеть только меня, позволила визирю сбежать. Возможно, если я отвлеку чудовище еще немного, братья успеют завершить церемонию?

– Наверное, для вас было невыносимо работать помощником доктора Хассана, – язвительно начала я, собрав волю в кулак. – Каково человеку ваших амбиций ползать на коленях перед старым дураком? Позор, да и только!

Чудовище нагнуло огромную голову и щелкнуло пастью всего в метре от моего лица.

– Как легко тебя напугать, – ответило оно с шипящим смехом.

– Я не боюсь, – соврала я. – Честно говоря, мне вас просто жаль.

– Жаль? – выплюнул монстр. – Ты жалеешь меня? Я самое могущественное создание в этом мире! Даже твой солнечный бог – пыль под моими ногами.

– Может быть, – я склонила голову к плечу. – Но разве вы не видите, что просто променяли одного хозяина на другого? Все ваши желания внушены Апофизом, а сила вам не принадлежит.

– Кстати о желаниях… – Теперь раздвоенный язык Себака извивался в воздухе у самого моего лица. – Не пора ли выполнить одно из них? Честно говоря, мне давно не терпится попробовать тебя на вкус.

Мясистое щупальце прошлось по моей руке – которая, по счастью, была завернута во множество слоев одежды, – а потом коснулось щеки.

На ощупь язык крокодила оказался ничуть не похож на язык собаки – разве что собака эта была Цербером, и слюна ее жглась, как тысяча раскаленных ножей. Щеку обдало болью, будто по ней провели зазубренным лезвием. Я торопливо вытерла ее перчаткой, и ткань тут же обагрилась кровью.

– О да, ты и вправду восхитительна. Не могу дождаться, когда расправлюсь с остальными и мы сможем уединиться.

– Даже эти мысли принадлежат не вам. Это говорит Апофиз. Он вложил вам в голову чужие желания!

Крокодилья морда придвинулась ближе.

– Апофиз ничего мне не давал! Я сам взял его силу.

– Даже если так, врата скоро откроются, и Сет вернется в мир.

– И что?

– А то, что вы окажетесь под пятой у другого старика, облаченного властью. Разве вы этого хотели? Роли мелкого приспешника, мальчика на побегушках?

– Сет наградит и возвысит меня. Вместе мы погасим сияние солнца, сбросим с небес звезды и исторгнем из луны кровавые слезы! Когда же все боги склонятся перед нами, я превзойду его силой. Останусь только я!

– Вот уж сомневаюсь. Какой Цезарь просто так откажется от трона?

– Тогда я его низвергну.

– Сколько трудов! Не проще ли позволить братьям завершить церемонию? Зачем вообще пробуждать Сета? Когда ритуал закончится, они все равно уйдут, и здесь останетесь только вы.

Чудовище моргнуло, обдумывая мои слова.

– Это неважно. Когда я завладею всемогущим Оком, даже Сет меня не остановит. Кстати говоря…

Себак на секунду накрыл меня чудовищной тенью – и впечатал когти в камень за моей спиной. Я оказалась в ловушке, отрезанная от принцев и доктора Хассана огромной чешуйчатой лапой.

– Воплощение солнца! – заорал монстр, и его голос эхом прокатился над долиной. – Если ты хочешь снова увидеть свою женщину, то отдашь мне дар Амона-Ра!

Сердце пропустило один бесконечный удар. Затем я услышала крик Амона:

– Тебе не обмануть меня, подлая тварь! Лилия в безопасности и на пути домой. Приди и сражайся, как подобает мужчине!

Я наконец увидела доктора Хассана. Пока я отвлекала Себака разговорами, археолог взобрался на пирамиду и осторожно обмотал цепью заднюю лапу монстра. Убедившись, что та держится крепко, Осаар ухватился за ее свободный конец и с кличем спрыгнул на землю, затянув узел. Крокодил взвыл и развернулся, чтобы посмотреть, что происходит. Доктор Хассан тут же выкрикнул:

Ты наш враг, и мы сковываем тебя!

Себак заметался, круша пирамиду, – и вдруг примерз к месту. В ту же секунду армия зомби застыла, будто у них перегорели батарейки. Над долиной прокатилась вспышка, и мертвецы начали безвольно валиться во все стороны. Серебристый журавль взмыл в воздух и направился к вершине второй пирамиды, а Астен в человеческой форме побежал к третьей. Доктор Хассан наконец отпустил цепь и бросился мне на помощь. Я по-прежнему была зажата в чешуйчатой клешне, которая окаменела вместе с остальным монстром.

Себак скосил безумные желтые глаза, глядя, как археолог взбирается на пирамиду и пытается вытащить меня сверху – безуспешно. Тогда доктор Хассан залез еще выше, пока не поравнялся с мордой крокодила.

– Себак, – начал он, задыхаясь. – Ну зачем тебе это? Ты самый талантливый археолог, которого я встречал. Откажись от наследия Апофиза и возвращайся к нормальной жизни!

– Если бы ты понимал природу моей силы, то знал, что я лучше тысячу раз умру, чем откажусь от нее, – прошелестело скованное чудовище. – Ваш солнечный бог слаб. Он не сумеет завершить церемонию. Сет сойдет в этот мир, исцелит мое тело, и я вернусь, чтобы сполна отплатить тебе, – он помедлил и одарил меня змеиной улыбкой, – и ей.

– Как жаль, что жажда власти помрачила такой блистательный ум, – с печалью сказал доктор Хассан. – Я вижу, что твои заблуждения уже не рассеять. Прощай, Себак.

Археолог сделал глубокий вдох и закричал:

Ты наш враг, и мы разрушаем твое тело!

С этими словами он вытащил из кармана походный топорик и уже занес его над головой, готовясь всадить лезвие в демонический глаз, как вдруг я услышала знакомый голос:

– Стойте!

Амон слепо пробирался к пирамиде. Я судорожно вздохнула и зажала рот ладонью, чтобы не выдать себя рыданиями. Кожа парня была серой и обильно кровоточила, солнечные очки потерялись в пылу битвы. Я взглянула в пустые глазницы и почувствовала, как сжимается в стальных тисках сердце. На одной руке Амона недоставало пальцев, а лицо, плечи и шея были покрыты угрожающего вида укусами.

– Хассан? – позвал он.

– Я здесь, господин! – откликнулся археолог. – Почему вы меня остановили?

– Он… сказал правду? Лилия здесь? Она в плену?

– Разумеется, она здесь, – усмехнулся Себак. – И даже не ранена… особо.

Над долиной воцарилась тишина.

– Вы должны мне поверить, – наконец сказал доктор Хассан. – Лили в безопасности. Себак потерял остатки разума.

Амон склонил голову. Я краем глаза видела, как буграми ходят мышцы у него на руках.

– Хорошо, – он вытянул ладонь, и визирь помог ему забраться на пирамиду. – Вы позволите мне убить эту тварь?

– Конечно, – ответил археолог и вложил в руку парня свой топорик. – Мне вас направить?

Амон покачал головой.

– Нет. Мой удар направит Око.

Увидев приближающегося принца, Себак начал задыхаться.

– Она здесь! Клянусь!

– Ты отобрал у меня силу Искателя правды, – тихо сказал Амон, – и теперь я не могу измерить вес твоих слов. А раз так, я скорее доверюсь своему визирю, чем некроманту с душой лживой змеи.

Доктор Хассан с сожалением опустил взгляд, и Себак рассмеялся.

– Вижу, ты предпочел закрыть глаза на правду. Какая ирония!

Амон только крепче сжал топор.

– Хотя неважно, поверишь ты мне или нет. Ты скоро погибнешь, а я снова восстану. Я служил своему господину тысячи лет и буду щедро вознагражден за труды!

Амон склонил голову, словно заглядывая монстру в глаза, а потом жестко сказал:

– Спасибо за напоминание. Давно пора вернуть должок.

Не успела я сделать и вздоха, как парень с опасной улыбкой вскинул топор и глубоко погрузил лезвие сперва в один, а потом другой желтый глаз крокодила. Тот едва слышно захрипел, и сжимавшая меня клешня обмякла.

Амон опустил обагренный топор.

– Скорей бы это пробуждение закончилось.

– Конечно, – торопливо сказал доктор Хассан. – Я вернусь сию же секунду.

Амон нашарил стену пирамиды и устало опустился на ступень всего в паре метров от меня. Когда он уронил голову на руки, они тряслись.

Будь моя воля, я бы немедленно бросилась к нему. Сейчас мной руководило единственное желание – утешить его, положить изувеченную голову себе на колени, пробежаться пальцами по волосам и заставить хоть ненадолго забыть о пережитых страданиях. Если бы я только могла освободить Амона от этого мучительного долга, ужасной ответственности, лишившей его даже надежды на счастье! Но мне нельзя было обнаружить свое присутствие.

Доктор Хассан облил тело Себака бензином, щелкнул зажигалкой и наконец завершил ритуал:

Ты наш враг, и мы сжигаем твое тело.

Вопль тысячи смертей сотряс воздух, когда громадная крокодилья туша запылала в очистительном пламени.

При последних словах тело Себака затряслось, отчего вся долина наполнилась дрожью, и скрылось в клубах дыма. Огонь пылал все жарче, пока зеленая чешуя не сморщилась и не почернела, обнажив плоть и кости. Потом и они обратились в пепел, который унес ночной ветер.

Я стояла поодаль, наблюдая за бешеной пляской огня, и мысленно благодарила всех богов, что осталась с полным набором конечностей. Когда погребальный костер догорел, я оглянулась на долину и увидела блекнущий красный туман – единственное напоминание о недавно бушевавшей тут битве.

– Идемте, Хассан, – сказал Амон, словно очнувшись от глубокого сна. – Пора с этим покончить.

– Да, господин. Если не возражаете, я провожу вас на вершину пирамиды, а когда церемония будет завершена, заберу тела.

Амон ответил не сразу. Его пустые глаза были обращены вдаль, словно он всматривался в невидимую точку за горизонтом.

– Делайте, как сочтете нужным, – сказал он тихо.

Визирь жестом подозвал меня к Амону и прижал палец к губам, напоминая о нашем уговоре.

– Положите ладонь мне на плечо, – предложил он, когда я застыла перед парнем. – Так вам будет удобнее идти.

Амон вытянул руку, чуть не сбив с меня шляпу, и вслепую нашарил плечо.

– Я готов.

Доктор Хассан торопливо сделал выпроваживающий жест. Я не была уверена, что смогу выдержать восхождение – и уж тем более сомневалась, что Амон не заметит подмены, однако он не произнес ни слова. Парень спокойно следовал за мной до самой площадки наверху пирамиды.

Я шла как можно медленнее, боясь, что он споткнется и упадет. С раненой руки на плечо жилета безостановочно капала кровь. Стоило мне ее увидеть, как глаза обожгло новыми слезами. Когда мы добрались до вершины, я взяла ладонь парня и переложила ее на плоский камень, жалея, что толстая ткань перчаток не позволит мне в последний раз ощутить тепло его кожи.

– Подождите здесь, – сказал Амон, выпрямляясь.

Затем он воздел к небу дрожащие руки и начал напевать. Кожа парня вспыхнула бледным золотом, хотя я видела, насколько он истощен. Теперь луна стояла точно над пирамидой, и мне на секунду показалось, будто он держит ее в руках.

Силуэты Астена и Амоза, мерцающие на вершинах двух других пирамид, вспыхнули яркими кострами – однако сияние Амона едва теплилось. Когда братья тоже принялись напевать, луну и тело Амоза соединил серебристый луч, а вокруг Астена закружился вихрь белоснежных звезд, словно спустившихся прямиком с неба.

Пирамиды двух братьев нестерпимо полыхали на фоне ночного бархата, однако там, где стояли мы с Амоном, по-прежнему было темно. Я подняла голову и увидела, как пульсируют в небесах потоки силы, похожие на северное сияние. Затем в грудь Амону ударили два каскада искр – белоснежных и серебряных, – и его руки перестали дрожать, а тело немного окрепло.

Братья возобновили песнопение, и я увидела, как к нашей пирамиде плывет облако звездного тумана. К моему удивлению, оно предназначалось не для Амона: приблизившись, туман окутал меня с головы до ног, вокруг заплясали белые искры, и я неожиданно почувствовала рывок – будто мне в грудную клетку забросили якорь. Я догадалась, что Астен устанавливает между мной и Амоном канал для передачи энергии. Моим первым естественным порывом было отшатнуться и закрыться, но потом я перевела взгляд на окружающее Амона сияние и вспомнила, что сила должна быть отдана добровольно.

Я глубоко вздохнула и представила, как предлагаю ему каждую частицу себя – сердце, разум, душу, тело. Тяга стала сильнее, и я сцепила зубы, чтобы не закричать от боли. В следующую секунду во мне что-то переломилось, и я упала на вершину пирамиды – легкая, бездумная, лишенная земной оболочки.

Я лежала на спине, глядя в бескрайний космос. Разряды энергии накатывали на меня, словно морские волны, начиная с головы и сбегая вниз до самых пяток – снова и снова, в бесконечном неторопливом ритме… В голове не осталось ни одной мысли – лишь тихий гул космических ветров.

Я отстраненно наблюдала, как солнечный свет покидает меня, впитываясь в кожу Амона. Результат не заставил себя ждать: тело парня вспыхнуло ярче, и я вдруг подумала, что если мне суждено умереть здесь и сейчас, это наилучшая из возможных смертей. Я больше не ощущала жестких камней, впивающихся в спину, и не чувствовала сожалений, что расстаюсь с жизнью. В душе осталось лишь потрясение огромностью вселенной – и мимолетная мысль, какая же я крохотная по сравнению с ней.

Внезапно мешанина звезд надо мной упорядочилась, и из глубины ее вынырнули три яркие точки – золотая, белая и серебряная. Я проследила их полет по небу, наблюдая, как они образуют треугольник с равными сторонами. Это было прекрасно. Однако не прошло и минуты, как в небе над ними сгустился мрак – непроницаемо-черная щель, за которой, я знала, скрывается немыслимое зло. Со стороны оно походило на смерч, но я чувствовала, что открывшаяся нам сила куда больше и древнее.

Меня затопил страх, и я жалобно захныкала, больше не опасаясь выдать себя. Из щели на нас надвигалось нечеловеческое лицо – злобное, дьявольское, грозящее самыми мучительными карами, и я вдруг поняла, что его приход – лишь вопрос времени.

По площадке застучал град, но у меня не было сил от него заслониться, а потому я осталась лежать на месте, беззащитная под ударами неба. Соприкасаясь с теплой аурой Амона, градины таяли на лету – но я была вне его золотого круга. Один ледяной шарик с размаху ударил меня по лбу, и я почувствовала, как заструилась по лицу кровь. Какой холодный… Нет. Это я холодная. Вздрогнув, я попыталась поднять руку, хотя бы пошевелиться, – но конечности парализовало.

По лицу покатились молчаливые слезы. Покой и ощущение бестелесности, наполнявшие меня несколько минут назад, исчезли бесследно. Я поняла, что мы опоздали. Сет уже здесь и вот-вот прорвет заслон. Я не просто погибну – меня развоплотят, сотрут со страниц истории. Родители никогда не вспомнят, что я вообще существовала. Но, что еще хуже, меня забудет Амон. Почему-то эта мысль мучила меня больше всего.

Три сияющие точки повернулись вокруг оси и по широкой дуге ринулись вниз – однако не погасли при столкновении с землей, а снова подскочили в воздух, сделали оборот и прочертили в небе новые дуги. Вскоре вся долина скрылась под куполом, составленным из множества мерцающих треугольников. В изумлении глядя на них, я наконец поняла слова доктора Хассана. Надо мной горел Треугольник невероятности – вероятности, которая не должна и не может сбыться.

Сеть наливалась светом, пока в самой ее сердцевине не возник огромный электрический столб. Он с треском рванулся ввысь и ударил точно в щель, зияющую в центре вселенной. Луч насквозь пронзил бушующий за ней смерч, и щель, в последний раз вспыхнув, растаяла. Врата закрылись, запечатанные трехцветным треугольником.

На долину опустилась мертвая тишина. Свет начал стремительно блекнуть, пока не распался на три маленьких шара – золотой, белый и серебряный. Повисев в небе, они неторопливо опустились к братьям. Первый шар ударил Астена в грудь, второй опустился Амозу на плечи, а третий парил у Амона над головой, пока тот не взял его в руки, словно миниатюрную луну. Затем свет впитался в его тело, и Амон едва заметно пошатнулся.

– Все кончено, – сказал он. – Идемте, Хассан. Я заберу вас с собой.

Я не могла пошевелиться. Не могла сказать ни слова.

– Хассан? Что такое? Где вы?

Амон сделал пару шагов и чуть не споткнулся о мое плечо.

– Хассан?

Присев рядом, парень поднял мою ватную руку, снял шляпу – и вдруг застыл, коснувшись волос. Пальцы Амона торопливо пробежались по моему лицу.

– Лилия? – судорожно выдохнул он. – Нет.

Он принялся стаскивать с меня тяжелый жилет, а потом сжал в объятиях и уткнулся носом в шею.

– Нет! – взвыл он.

Я поняла, что он считает меня мертвой. Но я была жива! По крайней мере, пока. Однако у меня не было ни малейшего шанса сказать ему об этом. Я даже не знала, дышу ли еще. Может, я и правда погибла и теперь переживаю внетелесный опыт?

Амон покрыл поцелуями мои щеки и лоб. Руки парня тряслись, дыхание выходило из груди с присвистами. Наверное, если бы у него были глаза, он бы плакал. Как грустно, когда не можешь никого оплакать, вдруг подумала я.

По-прежнему прижимая меня к себе, Амон дрожащим голосом пропел заклинание. Вершина пирамиды разомкнулась, и мы, словно на дно глубокого моря, погрузились в темноту.

 

Глава 24. Скарабей сердца

Мы опускались в камень, точно в воду, пока не достигли самого низа пирамиды. Ее основание было озарено большими валунами вроде того, что освещал мастерскую доктора Хассана. Когда ноги Амона коснулись усыпанного песком пола, он пошатнулся, но все-таки меня удержал. Моя голова безвольно свесилась ему на плечо, и Амон вытянул свободную руку, пытаясь понять, где находится. Через пару секунд он наткнулся на горизонтальную плиту, подозрительно напоминающую алтарь, и бережно уложил меня на нее.

Затем парень отвел волосы с моего лба и скрестил руки на груди, точно Клеопатре на смертном ложе. Мне хотелось закричать, что я жива, – но я была заперта в собственном теле. Амон опустился передо мной на колени и уткнулся лбом в живот. Принца сотрясали беззвучные рыдания, но я ничего, совсем ничего не могла сделать, чтобы его утешить.

– Прости, Лилия, – бормотал парень. – Я не хотел для тебя такой судьбы. Как самонадеянно было полагать, что мне хватит собственных сил! Следовало догадаться, что братья меня обманут. Они так и не поняли, почему я решил отослать тебя домой, даже рискуя погрузить весь мир во тьму. И теперь то, чего я боялся, сбылось. Как я не почувствовал, что свежие силы, напоившие мои вены, на самом деле принадлежали тебе?

Амон приподнял мою голову и осторожно ее сжал. Виски тут же опалило солнечным жаром; добрый знак – или, по крайней мере, свидетельство, что я пока протянула ноги только в прямом, а не в переносном смысле.

– Разлучившись с тобой, я утешался мыслью, что ты в безопасности и сможешь воспользоваться тем шансом, который дарован каждому человеку по праву рождения – шансом найти свое счастье. А теперь ты покинула этот мир в поисках новой жизни. Величайшее желание моего сердца – немедленно последовать за тобой, но мой путь не схож с твоим, и судьба призывает меня к иному.

Несколько секунд в пирамиде царила тишина. Затем Амон беспомощно опустил лоб на мою руку.

– Прости меня, Лилия. За то, что увез из дома, что взвалил на твои хрупкие плечи такую ношу, что стал причиной этой трагедии. А больше всего прости за слова, которые я так и не посмел тебе сказать.

Позади Амона вспыхнул яркий свет, и я краем глаза увидела прекрасного мужчину, у ног которого сидел огромный черный пес. Если бы я не была при смерти, то непременно схватилась бы за карандаш. Как и у принцев, его мускулистый торс был совершенно обнажен, а ноги прикрывала лишь складчатая юбка – однако, в отличие от братьев, не белая, а черная. Когда он слегка склонил голову, я увидела блестящие смоляные волосы. На вид он был ровесником моего отца, но безвременная красота, которой были отмечены его черты, намекала, что это впечатление обманчиво.

– Амон? – позвал он. – Кто это?

Парень поднял голову.

– Здравствуй, Анубис. Это Лилия, смертная. Я был вынужден забрать ее жизненную силу, чтобы завершить церемонию, и невольно стал причиной ее смерти.

– Как… любопытно.

Анубис шагнул ближе и склонился над алтарем, глядя в мои широко распахнутые глаза. Разумеется, от него не укрылось потрясение, с которым я рассматривала настоящего египетского бога. Внезапно он мне подмигнул, и я подумала, что он мне, конечно, нравится, только вот доверять я бы ему не стала.

– Расскажи, как это случилось, – велел он Амону, выпрямляясь.

Тот поднялся на ноги, по-прежнему сжимая в руке мою ладонь, и повернулся туда, где предположительно находился бог. При этом глазницы парня уставились в пустоту у него за спиной.

– Апофиз и Сет наделили частью своей силы алчного смертного – того же, который вырезал мои глаза и украл погребальные сосуды. Вот почему мне понадобилась Лилия.

– Понятно. Этот смертный был повержен?

– Да. А Сет заточен еще на тысячелетие.

– Тогда ты прекрасно справился со своей задачей. Теперь ты готов расстаться со своими силами, чтобы возвратить их при следующем пробуждении?

– Да, хотя из них осталась только одна.

– Я не был бы в этом так уверен…

Амон склонил голову.

– Не понимаю. Темный ушебти Себака вскрыл три мои канопы, и его господин присвоил заключенные в них силы.

– Да, но в этом случае нужно сделать некоторые допущения.

– Какие допущения?

– Не стоит недооценивать мощь добровольной жертвы. Помнишь, как Сет потребовал привести вас на алтарь? Ты первым сказал людям, что взойдешь на него по собственной воле.

– Я помню.

– Человек, готовый отказаться от жизни ради тех, кого любит, служит вместилищем великой силы. Вот почему боги одарили тебя щедрее других.

– Но какое это имеет отношение к Лилии?

– Так охотно пожертвовав собой, эта юная девушка возместила все, что было у тебя украдено.

– Ты хочешь сказать, что смерть Лилии возвратила мне силы?

– Нет, не смерть. Любовь. Жертва Лилии была столь же совершенна, как и та, которую ты принес ради своего народа. Боги не могли не заметить такого мужества и наградили тебя частью собственной силы. Теперь же ее любовь вернула украденное. Разумеется, тебе все равно нужно будет заключить эти силы в канопы, но при следующем пробуждении в твоем распоряжении окажутся все четыре.

Амон отвернулся и сделал несколько неверных шагов прочь.

Анубис прищурился ему вслед.

– Ты не благодарен за этот дар?

– Я… опечален его ценой.

– Понимаю.

– А ты можешь… – начал Амон и умолк. – Я знаю, что она не одна из нас. Но ты можешь облегчить ее путь в посмертие, как делаешь это для меня и братьев?

Анубис бросил на меня быстрый веселый взгляд и поскреб подбородок.

– Мог бы. Если бы она была мертва.

– Что?! – Амон развернулся и, спотыкаясь, бросился к алтарю. Там он схватил мою руку, но она была все так же холодна и безвольна. – Она жива? Тогда почему не может двигаться и говорить? Почему я ее не чувствую?

– Отдав всю энергию, она остановилась на самом пороге смерти.

– Я могу ее спасти? Вернуть обратно?

– Можешь. И в глубине души сам знаешь, что нужно для этого сделать.

Амон застыл, напряженно обдумывая слова Анубиса.

– Неужели другого пути нет?

– Мне он неизвестен. Разумеется, по окончании тебе нужно будет разорвать связь. В противном случае…

– Я предупрежден о последствиях. – Амон сжал мою ладонь, но я едва ощутила его прикосновение. – А что, если она не сможет?

– Я буду здесь и направлю ее, если потребуется. – Видимо, Анубис заметил сомнение на лице парня, потому что добавил: – Или ты можешь оставить ее здесь на волю судьбы.

Амон глубоко вздохнул и выпрямился.

– Нет. Я все сделаю.

– Ты должен понимать, что это простая формальность. Чем дольше ты ее избегал, тем неизбежней она становилась. Теперь это всего лишь слова.

– Я надеялся обойтись без них.

– Правда? – улыбнулся Анубис, скрещивая руки на груди. – На твоем месте я бы не откладывал желанное до того момента, когда оно стало… неотвратимым.

– Я собирался разделить с ней боль.

– Боль смертных живет недолго.

«Тебе-то откуда знать», – хмуро подумала я.

– В то время как твои страдания длятся куда больший срок. Приятные воспоминания могли бы их скрасить.

– Я надеялся уберечь от боли нас обоих, – тихо ответил Амон.

– Что ж, у тебя будет время поразмыслить об этом до следующего пробуждения.

Я сомневалась, что поняла хоть половину из их беседы, но видела, что та поселила в душе Амона глубокую тоску. К тому же я сбилась со счета, сколько раз они упомянули слово «боль». Чего бы ни добивался Анубис от Амона, это было не к добру.

Затем бог отступил в тень, и Амон начал сплетать заклинание. На этот раз я его узнала – это были те же слова, которыми он связал нас в музее, но теперь они звучали немного иначе. Хотя мы были заперты в пирамиде, мои волосы тут же взметнул знойный ветер.

Когда Амон допевал заклинание, ему пришлось почти накрыть мое тело своим – иначе ветер, бушующий в подземном зале, непременно сдул бы меня с алтаря. Наша прежняя связь опустошила меня досуха, приведя на порог смерти, однако новая оказалась полной ее противоположностью.

Я судорожно вздохнула, чувствуя, как по венам растекается солнечное пламя. Оно было горячим, но не обжигающим. Скосив глаза, я поняла, что все мое тело лучится золотым сиянием. Внезапно мне открылись и чувства Амона – будто его эмоции стали моими. Я ощутила боль, жалящую его пустые глазницы, тяжесть, сминающую его сердце, – и едва не расплакалась от жалости.

– Амон? – позвала я едва слышно.

Парень тотчас же сгреб меня в охапку и уткнулся лицом в шею.

– Лилия, – выдохнул он.

– Что… Что случилось?

Амон отступил на шаг и низко опустил голову, чтобы я не видела его глаза.

– Я скрепил нашу связь, – ответил он мягко.

– В каком смысле? Разве мы уже не были связаны?

– Это было временное решение. Связь, которая скрепляет нас теперь, нерушима. Да видят боги, я старался этого не допустить.

– Но почему? – я быстро вытерла слезы, раздосадованная своей слабостью. – Почему ты меня избегаешь?

– Лилия, – вздохнул Амон. – Я не подпускал тебя к себе не по той причине, о которой ты думаешь. Открой сознание – и поймешь.

Я сморгнула слезы, шмыгнула носом и попыталась сделать то, о чем он просил, – но не смогла продвинуться дальше мысли, что он собирается вновь меня оттолкнуть. Амон крепко сжал мои плечи.

– Просто закрой глаза и попытайся почувствовать то, что чувствую я.

Я честно зажмурилась и мысленно потянулась к Амону. Через пару мгновений я и вправду различила его сердцебиение и мягкое чередование вдохов и выдохов. Я попробовала проникнуть глубже… и неожиданно увидела мир его глазами. Не физическими, разумеется, – но теперь я знала то, что знал он. Я смотрела Оком Гора.

В одну секунду я поняла всё.

– Амон? – я коснулась его щеки. – Прости. Я даже не представляла. Я думала, что просто тебе не нравлюсь.

– Я не мог позволить себе такую связь. Хотя бесконечно ее желал. Клянусь, я еще ничего в жизни не хотел так страстно.

Анубис прочистил горло, и Амон выпрямился над алтарем – прямой и напряженный, как струна.

– Возможно, годы сделали меня мягкосердечным, – заявил бог, – но я ненадолго оставлю вас наедине. И да, Амон, ты будешь мне должен.

Анубис снова мне подмигнул и сделал неуловимое движение пальцами. Вокруг его рук тут же заклубился серый дым, который проплыл по воздуху к Амону и непроницаемым коконом окутал его голову и тело. Парень вскрикнул и прижал ладони к пустым глазницам.

Когда туман с шипением растаял, на руках Амона красовались новые пальцы, а раны, укусы и кровоподтеки исчезли бесследно. Но самый главный подарок ожидал меня, когда он опустил ладони и растерянно моргнул. Теплые ореховые глаза Амона вернулись.

Пес Анубиса довольно заурчал, и его хозяин, усмехнувшись, исчез во вспышке света.

Глаза Амона тут же наполнились слезами, и он недоверчиво протянул руку к моему лицу. Скул и подбородка словно коснулись солнечные лучи – немыслимые ночью и тем более в глубине пирамиды.

– Ты… меня видишь?

– Да.

– Тебе очень больно?

Парень улыбнулся уголками губ.

– Почти невыносимо.

– Ты точно решил уйти? – с замиранием сердца спросила я, не уверенная, что хочу услышать ответ.

– У меня нет выбора.

– Ты уверен?

– Если бы для нас был хоть один общий путь, я бы его нашел. Разве ты не знаешь?

– Знаю, – я зарылась пальцами в его волосы, и парень прикрыл глаза. Теперь я собственным сердцем чувствовала, как он тосковал по этому ощущению. – Сколько у нас времени?

– Анубис даст нам всего несколько минут, – и Амон, отвернувшись, с неохотой направился к дальнему концу зала.

Подойдя ближе, я увидела темный провал шахты.

– Мне надо будет выбираться через нее?

– Нет. Во время церемонии пирамиды были охвачены таким жаром, что туннели почти расплавились. Спустившись в них сейчас, ты подвергнешь свою жизнь ненужной опасности.

– О.

Я не знала, что еще сказать. Все слова казались неуместными. Я еще никогда никого не теряла – даже домашних животных. И теперь, глядя на мрачное лицо Амона, понимала, что он все равно сделает то, чего от него ждут – даже если в глубине души считает это нечестным и неправильным.

По-видимому, парень действительно принял решение, потому что стиснул челюсти и резко ко мне обернулся.

– Не беспокойся о возвращении в Нью-Йорк. Теперь у меня достаточно сил, чтобы отправить тебя в ту точку пространства и времени, где мы впервые увиделись.

– Значит… У меня ничего не останется? Будто мы никогда и не встречались? – спросила я растерянно.

Амон сделал шаг и обвил меня руками. Теперь я прижималась спиной к каменной стене пирамиды.

– Со временем даже воспоминания обратятся в пепел, – ответил он тихо, заглядывая мне в глаза.

– Нет, – я покачала головой. – Я тебя никогда не забуду.

– Не стану спорить, – и парень грустно улыбнулся, играя с одной из моих позолоченных прядей. – Знаешь, в одном Анубис все-таки был прав.

– Да? В чем?

Амон вжал ладони в стену по сторонам моего лица.

– Вечность – невыносимо долгий срок, если нечего вспомнить.

В следующую секунду он накрыл мои губы своими.

Я так долго ждала этого поцелуя – и он оказался гораздо лучше и дал мне неизмеримо больше, чем в самых смелых фантазиях. Под закрытыми веками вспыхнуло золотое сияние, будто я слилась в объятии с самим солнцем.

Амон рывком притянул меня к груди, и я почувствовала, как немеют руки и ноги. Губы Амона не торопились, смакуя каждое крохотное ощущение, и я подумала, что не отказалась бы сделать наш первый поцелуй – вечным.

По телу стремительно растекалось жидкое золото. Я почувствовала себя редким цветком, который раскрывается лишь раз в жизни, чтобы сразу же сгореть от божественной ласки солнца. Стоило Амону коснуться губами моих щек, как на них расцвел румянец. Затем он скользнул пальцами по позвоночнику, остановившись на талии, – и спину окатило теплой нежной волной.

Амон.

Я не была уверена, произнесла или только подумала его имя, потому что использовать рот для чего-то, кроме поцелуев, сейчас казалось кощунственным. Вены горели и плавились изнутри; весь мир дрожал в знойном мареве, возложенный на костер наконец нашедших выход чувств. Искрящего между нами электричества хватило бы на дюжину городов. Будь моя воля, я бы навеки растворилась в этом жаре и сиянии. Амон затягивал меня, словно зыбучий песок – горячий, текучий, неостановимый.

Когда мы наконец оторвались друг от друга, оба задыхались. Мои губы припухли и пылали, ноги подкашивались. Кожа светилась собственным светом, и я вдруг подумала, что сейчас служу точным отражением Амона при нашей первой встрече. Он поймал пальцами одну из моих осветленных прядей и улыбнулся, когда она окрасилась в еще более густое золото.

– Прекрасна, – выдохнул он. – Ты божественно, немыслимо прекрасна. Самые горькие страдания покажутся мне слаще меда, как только я вспомню вкус твоих губ.

– Тебе обязательно уходить? – снова беспомощно спросила я, спрятав лицо у него на груди.

Он обвил меня руками и нежно поцеловал в макушку.

– Я хочу тебе кое-что подарить, – вдруг сказал он, так и не ответив на мой вопрос.

С этими словами он отступил на шаг и сделал повелительный жест рукой. На смуглой ладони тут же выросла горка песка. Амон накрыл ее другой рукой и прошептал короткое заклинание. Между пальцами хлынул свет, и парень, улыбнувшись, сделал мне знак подойти поближе.

На ладони лежал драгоценный скарабей. Панцирь его был инкрустирован изумрудами того же сочного оттенка, который принимали глаза Амона на солнце, а голову и крылья окаймляли маленькие золотые пластинки с россыпями крохотных алмазов.

Амон вложил его мне в руку.

– Какой тяжелый, – растерянно сказала я.

– Это Амсет. Мое сердце.

– В каком смысле – сердце?

– Что ты знаешь о мумификации?

– Гм, немного. Тело обертывают лентами и кладут в саркофаг, а внутренние органы вырезают и сохраняют в погребальных сосудах.

– Обычно так и есть. Но из тела вырезаются не все органы. Сердце остается.

– Правда? Почему?

– Сердце – вместилище разума и та сила, что заставляет двигаться язык, – прошептал Амон. – Когда человек отправляется в загробный мир, его сердце взвешивают на весах правосудия. Если оно оказывается достойным, его хозяина приветствуют почестями. Если же оно не может уравновесить перо Маат, человека скармливают демонам.

– Разве оно не пригодится тебе в посмертии?

– За все тысячелетия я ни разу не видел весов правосудия. И вряд ли увижу. По крайней мере, пока не умру по-настоящему. К тому же разве честно будет оставить его у себя? Ведь оно мне больше не принадлежит, – Амон секунду помедлил. – Наверное, я не имею права просить тебя о таком одолжении. Но во мне теплится надежда, что ты иногда будешь смотреть на него и меня вспоминать.

– И ты называешь это одолжением? Конечно, я буду тебя вспоминать! Ты никогда не покинешь моего сердца.

В глазах защипало, но я не дала воли слезам. Мне не хотелось отравлять печалью эти последние мгновения с Амоном. Если нам суждено расстаться навеки, я должна отпустить его с улыбкой – и храбростью, которой на самом деле не ощущала.

Амон улыбнулся.

– Когда наша связь будет разрушена, твои чувства могут измениться. Возможно, ты захочешь меня забыть. Но даже тогда я буду вечно благодарен тебе за время вместе.

– Подожди, – я упрямо вскинула голову. – Наша связь будет разрушена?

– Да. Ее нужно разорвать, прежде чем я покину этот мир.

– Но я не хочу! Ты слишком много для меня значишь.

– Если мы не разорвем связь, твоя жизнь будет лишена даже краткого проблеска счастья. Ты больше не сможешь никого полюбить. Во снах твой разум будет путешествовать со мной тропами смерти. Это сведет тебя с ума, Лилия.

Я скрестила руки на груди.

– Так Анубис говорил об этом? Когда упомянул боль?

– Да. Потому я и не допускал нашего сближения.

– И потому же не хотел меня целовать?

Амон кивнул.

– Поцелуй сразу скрепил бы связь. Чем дольше она существует, тем труднее ее разорвать. Даже теперь, хотя мы были соединены всего неделю, тебя могут преследовать призраки нашей близости – будто души перекликаются через бездну жизни и посмертия. Чем раньше мы с этим покончим, тем будет лучше для тебя.

– На одну крохотную секунду допустим, что я соглашусь. Что я должна для этого сделать?

– Убить меня.

Амон стоял, сжав руки в кулаки и пытливо вглядываясь мне в лицо – будто просил понять и набраться смелости. Я рывком отвернулась и опустилась на землю.

– Смеешься, да? – Из груди вырвался предательский всхлип. – Ты же не всерьез просишь принести тебя в жертву?

– Это единственный способ разорвать связь, – ответил он тихо. – Когда узы между смертным и бессмертным скреплены, единственный способ разрезать их – это…

– В буквальном смысле вырезать тебя из моей жизни.

Амон присел рядом и обнял меня за плечи.

– Ты должна принести смерть тому, кто сотворил заклятие. Я всеми силами пытался уберечь тебя от этого испытания, но иначе не смог бы исцелить твое тело.

Я вскинула голову.

– Анубис сказал, что заклинание – простая формальность. Что он имел в виду?

– Он имел в виду… – Амон помедлил. – Что мое сердце сделало выбор задолго до того, как я с ним смирился.

– Слушай, я не могу. Просто не могу. Я не буду тебя убивать! Если Анубису нужно, чтобы ты отправился к праотцам, пусть сам это и делает. А мы о таком не договаривались!

– Придется, Лилия. Иначе последствия будут для тебя разрушительны.

– Нет, – я покачала головой. – Нет!

Амон вздохнул, баюкая меня в руках. Я больше не сдерживала рыдания, и вскоре его изодранная рубашка порядком промокла от моих слез.

– Тише, Нехабет, – прошептал парень, гладя меня по спине. По позвоночнику снова начало растекаться умиротворяющее тепло. Я хотела в гневе отстраниться – но вместо этого невольно прижалась ближе, жадно впитывая последний свет своего земного солнца. Однако каким бы жаром он ни наполнял мое тело, в душе по-прежнему царил холод – холод смирения с неизбежным.

– Ты же знаешь, что я бы все равно погиб, – прошептал Амон, словно отвечая на мои невысказанные мысли.

Я кивнула, не отнимая голову от его груди.

– Даже когда наша связь разорвется, все мои мысли будут о тебе, – пообещал он. – Моя любовь не потускнеет. Каждую ночь я буду вызывать в памяти твой образ. Ты моя – моя Нехабет, – редкий цветок, что растет лишь в оазисе посреди пустыни. Каждый день, месяц и год твоей жизни я буду присматривать за тобой из теней, пока водяной лилии не настанет время закрыть лепестки. Тогда я встречу тебя на пороге ночи, чтобы препроводить к рассвету новой жизни.

Я шмыгнула носом.

– Разве наши посмертия совпадают?

– Неважно. Я найду тебя везде. Ты мне веришь?

– Верю, – тихо ответила я.

Амон снова запечатлел на моих губах нежный поцелуй, и я ощутила вкус собственных слез. В следующую секунду моего слуха коснулось жалобное собачье скуление.

Амон вскинул голову.

– Анубис.

– Прошу прощения, если помешал, но я уже закончил с твоими братьями, и промедление больше неуместно, – бог нахмурился, глядя на мое заплаканное лицо. – Ты объяснил ей, что нужно сделать?

– Да, – ответил Амон. – Но о таком трудно просить.

Анубис лишь отмахнулся.

– Я буду здесь и ее направлю.

– Когда все будет кончено, она должна вернуться домой в ту секунду, когда мы впервые встретились.

– Да-да. Поторопись, Амон, время на исходе.

Парень помог мне подняться на ноги и, обнимая в последний раз, поглубже затолкал скарабея в карман штанов. Затем отстранился и едва заметно качнул головой. Я поняла: он хочет, чтобы это осталось нашим секретом. Наконец он отпустил мою руку и направился к алтарю.

Я на ватных ногах пошла следом. Более не смущаясь случайными зрителями, Амон одарил меня последним жгучим поцелуем, от которого моя кровь превратилась в жидкий огонь, и лег на алтарь. Я затаила дыхание, в то время как сердце пустилось вскачь. Я не могла, просто не могла этого сделать.

Анубис взмахнул рукой, и на ближайшем камне появились четыре канопы.

– Амон, – начал он величественно, – отдаешь ли ты по собственной воле силы, дарованные тебе великим Амоном-Ра?

– Отдаю, – глухо ответил парень.

Я закусила губу, уже почти вообразив, как Анубис достает ржавые инструменты и под вопли Амона вырезает из его тела органы. Однако вместо этого бог лишь сделал повелительный жест, и из груди парня всплыл маленький золотой шар. Он на секунду завис в воздухе, а потом, повинуясь еще одному взмаху руки Анубиса, нырнул в открытый сосуд. В ту же секунду над ним появилась крышка с отпечатком в виде головы сфинкса, которая плавно опустилась на канопу и запечатала ее вспышкой света.

Это повторилось трижды. На второй канопе оказалось изображение головы бабуина, на третьей – морда шакала. Последний сгусток света покинул тело Амона в виде не шара, а небесного крылатого существа. Это был солнечный сокол. Он сделал круг у нас над головами, кося на меня пламенным глазом, и легко коснулся моей щеки кончиком крыла. Затем он спикировал в четвертую канопу, и на крышке проступили очертания птичьей головы.

– А как же Око? – спросила я, вспомнив о пятом даре. – Вы тоже его заберете?

– Око Гора останется с Амоном на время его посмертного служения, – терпеливо объяснил Анубис. – А теперь… – и он создал из песка богато украшенный кинжал, чье изогнутое лезвие несло смерть уже в своих хищных очертаниях. – Твоя очередь.

Он вложил ненавистное оружие мне в руку и спокойно загнул пальцы в кулак.

– Я не смогу, – прорыдала я. – Пожалуйста, не заставляйте меня!

Анубис вздохнул.

– Какая ошибка. Похоже, она не обладает силой духа, которую я в ней предположил.

– Она сможет, – ответил Амон. – Она сильнее, чем ты думаешь.

Парень взял меня за свободную руку и подтянул к алтарю. Лишенная чудесных даров Амона-Ра, его кожа потеряла золотой блеск и стала просто медовой.

– Не думай о том, что мы потеряем, – сказал он. – Думай о том, что мы выиграли.

– Ничего мы не выиграли, – всхлипнула я.

– Мы победили Себака. Заточили Сета. Разве это не победа?

– Не для меня.

– Тогда знай, что ты завоевала мое сердце.

Амон мягко расправил пальцы моей свободной руки и приложил к своей груди справа. Затем взял кулак с ножом и спокойно приставил его блестящее острие к коже точно над сердцем. Когда мои трясущиеся руки оказались в нужном положении, он еще раз погладил меня по щеке и улыбнулся прекрасной, невыносимой солнечной улыбкой.

– Я тебя люблю.

Я вскрикнула в знак протеста, когда он приподнялся поцеловать меня в последний раз, но наши губы уже соприкоснулись. Поцелуй оказался кратким: широко распахнув глаза, Амон повалился обратно на алтарь, и из уголка рта у него побежала красная струйка. Я в ужасе отшатнулась – и увидела, что лезвие по рукоять погружено в смуглую грудь.

– Нет, – прошептала я. – Амон?.. Нет!

Я закричала и с рыданиями принялась вытаскивать нож. Из раны, щедро орошая каменную плиту, тут же хлынула кровь.

– Нет! Что случилось?

Анубис наклонился, чтобы заглянуть Амону в лицо.

– Ничего особенного. Я всего лишь придал тебе немного твердости.

– Вы… что?!

Бог выпрямился и спокойно ответил на мой потрясенный взгляд.

– Помог. Как и обещал. Гм, если ты хочешь попрощаться, сейчас самое время. У него осталось несколько секунд.

– Амон? – я, задыхаясь, склонилась над парнем. – Прости меня!

Я ничего не видела от слез. Сердито смахнув их, я покрыла быстрыми поцелуями губы, щеки и лоб Амона. Кровь била из раны, словно вода из родника, и как бы я ни пыталась ее остановить, ничего не помогало.

– Я не хотела, – беспомощно прошептала я.

Амон попытался вздохнуть – но легкие его уже наполнились жидкостью, и с губ сорвался лишь жуткий булькающий звук. Затем все его тело содрогнулось, и прекрасные ореховые глаза, обращенные на меня в последней невысказанной мольбе, застыли. Грудь парня опустилась, и я поняла, что он ушел.

Я взяла его лицо в ладони и дрожащим голосом прошептала:

– И я тебя люблю.

Теперь мне оставалось лишь надеяться, что его дух все еще рядом – и услышит это запоздалое признание.

Анубис хмыкнул, явно довольный финалом трагедии. Я фурией метнулась к нему и ткнула пальцем в грудь, даже не успев задуматься, какие кары полагаются за подобное богохульство.

– Мы были не готовы! – закричала я.

Анубис ответил мне умиротворяющей улыбкой.

– Приятно видеть, что в твоем сердце снова разгорелся огонь, но будем честны: вы никогда бы не были готовы.

– Откуда вам знать?!

– Я знаю это, юная дева, потому что имею дело с человеческими душами. Судить их – моя работа, если угодно.

– А мне плевать, кем вы работаете. Могли бы проявить чуть больше терпения. Больше сочувствия!

– А смысл? Вы бы все равно остались с разбитыми сердцами – причем он еще и в буквальном смысле. Подарив вам больше времени вместе, я бы не облегчил вашу боль, а лишь сделал расставание еще тяжелее.

Я сжала кулаки, чувствуя, как вскипает внутри пламя – но не солнечное, а земное, черное и яростное.

– Знаете что? – выплюнула я. – Вы не заслуживаете, чтобы он вам служил. Вы… вы недостойны его жертвы!

Улыбка Анубиса погасла, а глаза сузились.

– К счастью для тебя, мое божественное милосердие не знает границ – а потому я снизойду к твоим обстоятельствам и сделаю вид, что не слышал этих оскорблений. Но на будущее советую тщательнее обдумывать слова и следить за тем, с кем разговариваешь. А теперь, если обещаешь стоять тихо, я позволю тебе взглянуть, как я буду готовить тело твоего возлюбленного принца к путешествию в загробный мир.

Анубис сотворил из воздуха стопку тряпиц и принялся протирать залитую кровью грудь Амона.

– Ты знаешь об истинном назначении пирамид? – спросил он, не отрываясь от дела.

Я подняла на бога омертвелый взгляд, зная, что он просто пытается отвлечь меня от случившегося. Черный пес ткнулся мне носом в ладонь и сочувственно заскулил. Анубису пришлось еще раз повторить вопрос, прежде чем я вышла из оцепенения.

– Что? Нет. Наверное, нет.

– Это место восхождения. Также пирамиды называются домом природы, домом силы или домом души.

Анубис поднял ладонь, и очищенное тело Амона взмыло с алтаря. Затем он скрестил руки парня на груди, как делают обычно с мумиями, и, призвав из углов зала несколько струек песка, превратил их в длинные полосы ткани. Те мгновенно обмотали ступни Амона и принялись обертывать его дальше, постепенно скрывая в наслоениях тугих лент.

– Видишь ли, – продолжил бог, – человеческое тело подобно пирамиде. Оно может проводить огромные потоки энергии. Также оно вмещает душу – и, поскольку состоит из естественных материалов, постепенно возвращается в прах, из которого и было сотворено. Однако сделать мумию – значит создать вечное тело – такое, чтобы покинувшая его душа, или ка, при необходимости могла вернуться обратно. Процесс этот сложен и требует обязательного соблюдения трех условий. Во-первых, нужно надлежащим образом подготовить тело – что я сейчас и делаю.

Змеящиеся в воздухе ленты уже добрались до шеи Амона, и я не смогла сдержать слез, глядя, как они проворно обертывают его голову. Анубис придирчиво осмотрел парящее в воздухе тело и, не оглядываясь, бросил:

– Я пытаюсь тебя развлечь. Хотя бы слушай внимательно.

Я уставилась на бога, но тот даже не повернулся. Казалось, погребальный ритуал доставляет ему искреннее удовольствие. Следующим делом он создал саркофаг – богато украшенный ларец из полированного дерева. Приблизившись, я разглядела искусную резьбу, изображающую недавнюю битву Амона с Себаком и его армией мертвецов. Затем из моей груди вырвался краткий вздох: на одном из рисунков я узнала себя, стоящую возле парня на вершине пирамиды.

– Он… прекрасен, – тихо сказала я, проводя ладонью по блестящей крышке. Пальцы остановились на изображении девушки и мужчины, рука в руке любующихся восходом огромного солнца.

– Нравится? Украшение саркофагов – один из моих талантов.

Анубис предупреждающе откашлялся, и я отступила на шаг. Обмотанное лентами тело Амона проплыло по воздуху и плавно опустилось в гроб.

– Как я уже сказал, для правильной мумификации необходимо выполнить три условия.

– Подготовить тело, – прошептала я, неотрывно следя за действиями Анубиса. Тот склонился над саркофагом, и, создав из песка несколько драгоценных брошей, одну за другой опустил их в гроб.

– Верно, – кивнул бог. – Ты все-таки слушала.

– Что это?

– Защитные амулеты. Они отпугнут нечестивцев, замысливших нарушить сон Амона. Хотя нынешний великий визирь уже торопится к нам по туннелям, чтобы забрать тела братьев в потайные гробницы, я решил принять некоторые меры предосторожности. Раньше они не казались необходимыми, но после того, как воплощение солнечного бога похитили прямо из-под носа визиря, стало ясно, что никакая защита не будет лишней. А теперь…

Анубис властно вскинул руку, призывая песок для еще одного амулета, но ладонь его осталась пуста.

– Странно, – пробормотал бог.

– Что-то не так?

– Последний амулет творится из сердца. Он должен быть в форме скарабея.

– Скарабей сердца? – выдохнула я.

– Да, – Анубис обратил на меня внимательный взгляд. – Ты знаешь, где он?

Грудь сдавило, и вместо того, чтобы сказать правду, я ответила вопросом на вопрос:

– А что будет, если он не найдется?

– Ничего, я полагаю. Скарабей сердца лишь помогает привязать ка к телу, но уж с этим у Амона не должно возникнуть затруднений.

– Хорошо.

Поразмыслив, я решила сохранить свой подарок в тайне. Если сердце необязательно класть в гроб, я бы хотела оставить его у себя. В конце концов, это было единственное мое напоминание об Амоне.

– Ну вот, тело готово.

– А какое третье условие?

– Третье? Мы даже не перешли ко второму.

– Я думала, вторым были защитные амулеты.

– Нет. Второе условие – обеспечить тело необходимым питанием.

– Разве еда не сгниет через несколько дней?

– Сгниет, но я говорю не о еде. Если ты заметила, я сказал «питание».

Я нахмурилась и скрестила руки на груди.

– Спасибо, слово мне известно.

– К сожалению, многие люди неверно его толкуют, – продолжил Анубис, пропустив мою ремарку мимо ушей. – Под питанием я понимаю насыщение таким количеством энергии, чтобы тело продержалось в целости тысячу лет – или дольше. Сила, необходимая для питания Амона, заключена в его погребальных сосудах.

– Поэтому, когда он их не нашел, ему понадобилась я.

– Верно.

– А вам не вредит, что вы отдаете такое количество энергии?

– К твоему сведению, я бог. А потому моих запасов вполне достаточно, чтобы без ущерба питать трех сынов Египта во время их сна.

Анубис склонился к Амону, и я увидела, как в его плечах стремительно скапливается энергия, похожая на стайку золотистых искр. Затем она двумя сияющими потоками перетекла ему в ладони и принялась волнами выплескиваться на тело принца. Закончив с «питанием», бог отступил на шаг назад.

– Готово. И последнее, – он прошествовал к изголовью саркофага и нетерпеливо взмахнул рукой, приказывая мне подойти. – Здесь ты тоже можешь поучаствовать.

– Что мне делать? – прошептала я.

– Мы должны прочесть заклинание из Книги мертвых и вплести туда имя Амона. Так мы соединим его тело с ка, душой, ба, силой, и шуит, тенью. Имя – пятый элемент, который связывает остальные четыре воедино.

Дочитав заклинание, Анубис повернул руки ладонями вверх, и поднявшийся песчаный вихрь образовал искусно вырезанную крышку. Она с глухим стуком опустилась на саркофаг, и я почувствовала, что вместе с телом Амона она запечатала и мое сердце.

На плечи обрушилась невыносимая тяжесть. Я поняла, что не могу вздохнуть, и дрожащими пальцами прикоснулась к деревянной маске. В следующую секунду края зрения заткались мраком, и я потеряла сознание.

* * *

Когда я пришла в себя, зной пирамид сменился благословенной прохладой. Меня по-прежнему окружали египетские сокровища, но что-то было не так. Я открыла глаза и поняла, что прижимаюсь щекой к белому кафельному полу.

Я рывком села – и тут же обернулась на тихий звук. В тенях, прислонившись к стене, стоял высокий красивый мужчина в деловом костюме. У его ног, навострив точеные уши, сидела собака – но не настоящая, а каменное изваяние.

– Анубис? – выдохнула я. Увидев египетского бога в ботинках и галстуке, я сперва решила, что у меня галлюцинации.

Он шагнул вперед.

– Оставляю тебя там, где ты впервые встретила Амона. Прощай, Лилиана.

Анубис подмигнул, и они со статуей собаки растаяли бесследно.

– Подождите! – закричала я, но в тенях уже никого не было.

Я поднялась на ноги, с раздражением отметив, что на мне все та же дизайнерская блуза, подвернутые брюки и итальянские кожаные сандалии. Расстегнутый рюкзак был прислонен к стене, а вокруг аккуратным полукругом лежали брошюры колледжей.

– Амон! – закричала я, бросаясь в секцию с готовящейся выставкой.

За полиэтиленовой занавеской обнаружилось знакомое медное зеркало, ящики с инструментами, экспонаты и опилки – но никаких следов босых ног, саркофагов или огромных коробок с надписью «Мумия неизвестного, Долина Царей». Амон исчез, как будто его никогда и не было.

Внезапно мое внимание привлек какой-то отблеск, и я в надежде бросилась к нему – только чтобы увидеть золотую статуэтку сокола. Гор Золотой. Я прижала пальцы к витрине, и по щекам покатились слезы. С минуту я простояла, отчаянно надеясь услышать знакомый голос или звук шагов – но все было тихо. Амон пропал.

Я судорожно вздохнула, вытерла щеки тыльной стороной ладони и, подхватив рюкзак, направилась к выходу. Я так погрузилась в собственные мысли, что чуть не подпрыгнула, когда на плечо мне опустилась чья-то рука.

– Мисс Янг? Вы в порядке?

Я попыталась улыбнуться – хотя не была уверена, что смогу сейчас изобразить на лице что-то, помимо жалкой гримасы.

– Привет, Тони, – ответила я. – Да, все хорошо. Просто выдался нелегкий день.

– Тогда надеюсь, что ваш вечер окажется лучше.

– И я надеюсь. Кстати, Тони…

Смотритель обернулся.

– Пожалуйста, зовите меня просто Лили.

Он одарил меня теплой улыбкой.

– Хорошо, мисс Лили.

Едва я перешагнула порог музея, как на меня обрушились кричащие краски, звуки и запахи Нью-Йорка. Они казались родными, но больше не вызывали радости.

Как могла я забыть бескрайние дюны до горизонта, оазисы посреди пустыни, древние пирамиды – и вернуться к прежней жизни? Неделя с Амоном изменила меня безвозвратно. А теперь в целом мире не осталось даже могилы, на которую я могла бы принести цветы.

Но все же я была рада, что Амон где-то существовал – и продолжит существовать, когда я умру. Его обещание присматривать за мной успокаивало. В глубине души я знала, что он пойдет на все, лишь бы сдержать данное слово.

Амон сказал, что связь может порождать долгое эхо. Вдруг нам удастся видеться во сне? Мое невольное преступление должно было быстро и резко разрушить наши узы – и все же мне казалось, что любимый где-то рядом.

Я закрыла глаза и подставила лицо солнцу, представив, что это Амон ласкает меня теплыми ладонями. Жар наполнил плечи, туловище – и наконец поселился уютным клубком в груди. Я улыбнулась, ощутив биение сердца. Однако затем в кармане блузы что-то шевельнулось, и я с изумлением вытащила скарабея Амона.

Это было не мое сердцебиение. Драгоценный камень пульсировал в собственном медленном ритме, согревая ладонь живым теплом. Какой бы невыносимой ни казалась разлука, это маленькое чудо наполнило меня надеждой.

Я улыбнулась, покрепче сжала скарабея и вскинула руку, ловя такси.