Коллин Хоук. Пробужденный
Перевод: KuromiyaRen
Моему отцу, Биллу, что оставил нас так рано
ВИНО ЛЮБВИ
Древнее египетское стихотворение о любви
О! Как придет моя любовь,
И на нее взгляну я с нежностью,
Я в сердце бьющееся заберу ее,
И защищу объятиями верности;
И сердце будет полное отрады,
Ведь я буду ее, она будет моя.
О! Ее нежные объятия,
Останутся со мною навсегда,
И ароматами Арабии
Запомнится мне сладость их.
Когда губами крепко прижимаемся,
То без вина пьянею я.
В большом городе Ититави, где был тяжелый воздух, как и настроение его людей, как и спокойное лицо его правителя, которое скрывало тяжкий груз на его сердце. Когда
правитель Херу стоял за колонной и смотрел на собравшихся людей, он думал, станет ли
ответ, что дали ему советники и жрецы, их спасением или же приведет к полному
разрушению.
Даже если предложение принесет успех, люди все равно будут страдать из-за
ужасных потерь, и лично он не видел пути выбраться из этого.
Несмотря на жаркий день, он дрожал в тени храма, понимая, что это плохой знак. С
трудом он провел рукой по гладко обритой голове и позволил занавеске упасть. Чтобы
успокоиться, он начал путь по гладкому помосту храма, обдумывая свои шансы.
Король Херу знал, что даже если он проигнорирует предложенные требования, ему
необходимо будет сделать что-то радикальное, чтобы ублажить бесстрашного бога Сетха.
Был бы другой путь, думал он. Предложения людям не выдвигал еще ни один король.
Король ценил свое место, ведь это было его правом, его обязанностью, видеть нужды
своего народа, а король, что не принимает мудрые решения, попадал под угрозу
свержения. Херу понимал, что, предоставив людям право решать, он выставляет себя
слабаком, трусом, но он не видел другого выхода для себя и своей дальнейшей жизни без
последствий.
За двадцать лет до правления Херу все люди Египта страдали. Годы ужасной засухи, дополненные песчаными бурями и чумой, почти уничтожили народ. Разбойники и давние
враги получали выгоду от слабости Египта. Несколько старых поселений исчезли с лица
Земли.
В отчаянии король Херу пригласил выживших лидеров главных городов в свой дом.
Король Кхалфани из Асьюта и король Нассор из Васета согласились на однонедельное
собрание, и втроем, вместе с самыми могучими жрецами, они скрылись за закрытыми
дверями.
Результатом встречи было решение, что нарушило баланс между пантеоном богов.
Каждый город выбрал себе своего бога для поклонения – жители Асьюта, что стал
пристанищем для могущественных магов, доверились Анубису, те из Васета, что хорошо
ткали и строили корабли, поклонялись Хонсу, а люди короля Херу, умелые в гончарстве и
резке камня, выбрали Амон-Ра и его сына Хоруса. Короли решили со своими жрецами, что их боги-покровители бросили их, а значит, они должны объединиться в одну силу и
сделать подношения новому богу, известному, как темный бог Сетх, чтобы обеспечить
безопасность и благополучие своим людям.
Так они и сделали. В тот год дожди были в изобилии. Нил был переполнен и вышел
из берегов, насыщая поля рядом с собой. Скотоводство процветало, животных
становилось больше. Женщины рожали много здоровых детей, намного больше обычного.
Но куда удивительнее было, что королевы каждого города, что были откровенно против
смены богов, были рады, когда обнаружили, что они тоже беременны.
Когда три королевы подарили мужьям здоровых сыновей, они признали это
благословение, особенно жена Херу, что долгие годы не могла заиметь ребенка. Хотя в
сердцах их матери все еще благодарили старых богов, они согласились с этого момента не
говорить ничего плохого о темном боге. И люди их поддержали.
Люди процветали.
Трех королей благодарили.
За время мира и гармонии, сыновья королев росли как братья в надежде, что когда-
нибудь они объединят Египет одним правителем. Поклонение Сетху стало традиционным, старые храмы забрасывали.
Три сына признавали каждого короля отцом и каждую королеву матерью. Короли
любили их. Люди любили их. Они были надеждой на будущее, и ничто не могло их
разделить.
И теперь, даже теперь, в самые темные дни жизни их отцов, три юноши стояли
рядом, ожидая королей с удивительным объявлением.
И короли попросили неимоверное. Они не хотели от сыновей расположения к ним
как отцам, как к королям. Кровь короля Херу похолодела, и он перед глазами видел яркие
кошмары, что его сердце не признают ценным, взвешивая его против пера правды на
финальном суде. Трое королей вышли под палящее солнце, что отражалось от белого
камня храма. Король Херу стоял в центре, а двое других мужчин – по обе стороны от него.
Король Херу не был самым высоким, но лучше всех говорил. Подняв руки, он начал:
- Мой народ и гости из любимых нами городов вверх по реке, как вы знаете, мы, ваши короли, поговорили с нашими жрецами, чтобы понять, почему река, что последние
двадцать лет так нежно ласкала наши берега, больше не полноводна, хотя сейчас самое
время для этого. Наш главный жрец, Рунихура, что бог Сетх, которому мы всем сердцем
поклоняемся все эти годы, требует новую жертву.
Сын короля Херу сделал шаг вперед.
- Мы пожертвуем собой, если это необходимо, Отец, - сказал он.
Король поднял руку, чтобы призвать сына к молчанию и грустно улыбнулся ему,
перед тем как повернуться к толпе.
- То, что Сетх просит как жертву в этому году, не лучший бык, мешки зерна, хороши
ткани или даже лучшие фрукты, - Херу замолчал, ожидая тишины от народа. – Нет, Рунихура сказал, что Сетху этого уже хватило, и за то, что мы получили, нужно нечто
более ценное. Бог Сетх требует в жертву трех юношей королевской крови, которые будут
служить ему в загробной жизни, - Херу тяжело вздохнул. – Если этого не случится, то
волна разрушений накроет Египет.
Глава первая: Дом муз
- Пятнадцать пятьдесят, - потребовал водитель с явно выраженным акцентом.
- Вы берете кредиткой? – вежливо спросила я.
- Нет. Не карту. Устройство сломано.
Быстро улыбнувшись заросшим бровями глазам, смотревшим на меня в зеркало
заднего вида, я вытащила кошелек. Сколько бы раз я ни ездила в такси по Нью-Йорку, я
никак не могла привыкнуть к отношению водителей, это постоянно раздражало. Но все же
этот водитель был лучше, чем водитель нашей семьи, что докладывал родителям каждый
мой шаг. Независимость я любила больше других вещей.
Я дала водителю двадцатку и открыла дверь. Почти тут же он умчался прочь,
оставив меня продолжать путь пешком, кашляя от клубов дыма, что остались от водителя.
- Идиот, - пробормотала я, поправив обрезанные брюки и склонившись, чтобы
поправить ремешок на кожаных итальянских сандалиях.
- Вам помочь, мисс? – спросил юноша неподалеку.
Поднявшись, я бегло осмотрела его. Его обычные джинсы, футболка с надписью «Я
люблю Нью-Йорк» и неряшливый вид говорили о том, что он – не городской. Никто из
уважающих себя жителей этого города не нацепила бы на себя такую футболку. Он не
выглядел плохим, но когда я подумала о том, что придется пробыть в Нью-Йорке в паре с
тем, кого родители не одобрят, я решила, что продолжение диалога будет пустой тратой
времени. Не мой типаж.
Я еще не определилась, как выглядит мой типаж, но я думала, что пойму это, когда
увижу.
- Нет, спасибо, - улыбнулась я. – Все в порядке.
Быстрым шагом я добралась до ступеней Музея Искусств Метрополитен. Девочки из
моей школы посчитают меня глупой, раз я прошла мимо милого
мальчика/потенциального бойфренда или веселого развлечения.
Было проще не давать обещаний, которые я не собиралась сдерживать, особенно, юноше, что не отвечал требованиям идеального бойфренда. Список требований еще не
был закончен, но он пополнялся с того момента, как я стала достаточно взрослой, чтобы
интересоваться мальчиками. К тому же, я очень ответственно относилась к своему
выбору.
Даже хотя я была очень придирчивой, носила только дизайнерскую одежду, а в
месяц получала на расходы больше, чем молодые люди моего возраста зарабатывали за
год, я не была снобом. У моих родителей были большие ожидания на мой счет, и их
вложения должны были потом окупиться. Мне всегда говорили, что внешний вид, пусть и
не на сто процентов аккуратный, был показателем личности. И хотя я пыталась заставить
себя не думать о том, что внешность отражает человека, я убеждалась в этом в моей
школе.
Мой отец, успешный международный финансовый юрист, всегда говорил: «Банкиры
доверяют сначала костюму, а потом уже человеку», такой была его версия «по одежке
протягивай ножки». Он и моя мать, что проводила большую часть времени в своем офисе
в небоскребе одной из крупнейших медиакомпаний в городе, раздавали приказы
помощникам, что постоянно твердили мне, что внешность – это все.
В основном, меня не трогали, пока я делала то, что от меня ожидали, а сюда входило
много функций, показывающих меня послушной дочерью и хорошей ученицей в частной
школе для девочек. Среди требований было и не встречаться с плохими парнями, что я
превратила в отсутствие свиданий вообще. Зато мне предоставилась полная свобода в
исследовании Нью-Йорка. И этой свободой я наслаждалась, особенно, сегодня, когда о
себе напомнила весна.
Мет был моим любимым укрытием. Родители были спокойны, что я занята, - и в
этом был большой плюс – а я могла смотреть на людей. Я еще не была уверена в том, чего
хочу в будущем, но это должно было решиться на этой неделе. Я уже была зачислена в
кучу одобренных родителями университетов. Мать и Отец, ненавидящие, когда их
называли мама и папа, хотели, чтобы я стала кем-то, кем они могли бы гордиться, например, пойти в медицину, политику, бизнес, но все это меня не интересовало.
Мне нравилось изучать людей. Людей прошлого, о которых я читала в Мете, людей, что проходили по Нью-Йорку. Я даже хранила блокнот, в котором были описаны самые
интересные люди, каких я встречала.
Я не понимала, как превратить это странное хобби в карьеру. Родители никогда не
дадут мне стать консультантом, в основном, потому что они верили, что человек может
преодолеть любые мысленные затруднения, просто пожелав преодолеть все препятствия.
Стать кем-то ниже их статуса они точно не позволили бы, но мне такой вариант карьеры, как консультант, нравился.
Каждый раз, когда я думала о будущем, родители приходили мне на ум. Они всегда
играли на моей совести, и как только меня посещала идея хоть на йоту отойти от их
планов, меня наполняло чувство вины, подавляя любые ростки бунта.
Один из таких ростков был связан с колледжем. В принципе, в этом не было ничего
запрещенного, пока родители знали об этом. Мне можно было посещать интересные
места, пока я отправляла бумажную работу людям, что были одобрены родителями.
Конечно, их пугала моя позиция, но не было сомнений, что они направят меня в нужную
сторону.
Шли весенние каникулы выпускного года, многие подростки обожали это время,
меня же оно раздражало. Ничего так и не было решено. Мать и Отец дали мне времени до
конца недели, чтобы выбрать себе колледж и основной университет. И это нужно было
решать.
Остановившись у стойки, я показала свою пожизненную карточку членства и быстро
прошла через веревочный вход.
- Здравствуйте, мисс Янг, - улыбнулся старый охранник. – На весь день?
Я покачала головой.
- На половину дня, Барни. Встречаюсь с девочками за ланчем.
- Мне подождать их? – спросил он.
- Нет. Сегодня я буду одна.
- Хорошо, - сказал он, поднимая веревку и пропуская меня, а потом тут же возвращая
ее на место и обращая внимание на туристов. Были и свои привилегии в том, что твои
родители ежегодно денежно помогали Мету. С детства мне посчастливилось испытать на
себе их денежные вложения, мудрость и опыт. Они были и любящими, если любовь
можно представить жесткой верхней губой гордости и одобрения. Но я часто была
одинокой и страдала от этого.
Когда я почувствовала острую необходимость в такой маме, с которой можно что-
нибудь испечь, я решила навестить свою бабушку по линии отца, что жила на небольшой
ферме в Айове, и родители навещали ее каждые два месяца. Когда они приезжали к ней, то останавливались в ближайшей гостинице и работали в комнате, пока я ночевала на
ферме.
Кстати о бабушках, очень оригинальная старая женщина сидела на скамейке
впереди меня, глядя на мою любимую картину, «Она никогда не расскажет о своей
любви», Генри Пич Робинсона. Фотография была спорной. Критики говорили, что она
была неприличной и неправильной, ведь фотограф запечатлел умирающую женщину, но
мне фотография казалась драматичной и романтичной. Говорили, что фотограф пытался
изобразить сцену из «Двенадцатой ночи» Шекспира. Я знала цитату, описывающую
картину, наизусть:
Она молчала о своей любви,
Но тайна эта, словно червь в бутоне,
Румянец на ее щеках точила.
(Акт 2, сцена 4)
Угасание. От этого, видимо, умерла женщина на фотографии. И я поддерживала эту
версию. Смерть от разбитого сердца и есть угасание. Я представила ноющую боль, что
скручивается вокруг человека, как огромный удав, все крепче сжимаясь, разрушая тело, пока не останется лишь пустая оболочка.
И хоть я была заворожена фото, женщина, что смотрела на картину, меня впечатляла
не меньше. Ее щеки, как и тяжелое тело, обвисли. Пряди мягких серых волос торчали из-
под грязного берета. Она сжимала поношенную трость, которую уже давно использовали, и была одета в яркое платье с рисунком из бабочек, родом из 1970х. Ее ноги были в
кроссовках на толстой подошве. Женщина подалась вперед, выпуская трость и
поглаживая рукой подбородок, пока изучала фотографию.
Почти час я сидела в стороне, наблюдая за ней и набрасывая ее силуэт в блокноте.
По ее щеке сбежала слеза, и она сдвинулась с места, роясь в большой сумке в поисках
платка. Что вызвало ее слезы? Мне было интересно. Была и у нее потерянная любовь?
Кто-то не разделил ее чувства? Возможные ответы крутились в голове, пока я шла по
залу, стуча подошвой по мраморному полу. Заметив знакомого охранника, я остановилась:
- Привет, Тони.
- Как жизнь, мисс Янг?
- Все хорошо. Слушай. Мне нужно заняться серьезным делом. Есть здесь места, где
мало людей, чтобы я посидела там перед тем, как пойду с друзьями на ланч? Люди
отвлекают.
- Хммм, - Тони постучал по подбородку, и я услышала шорох, что означало, что этим
утром он не побрился. – Египетское крыло перегорожено веревкой, - сказал он. – Там
добавляют новые экспонаты. Но сегодня там ничего не будет. Босс на конференции, а без
нее ничего здесь не происходит.
- Так я могу пойти туда? Обещаю, что ничего не буду трогать. Мне просто нужна
тишина.
После долгих размышлений его лицо разгладилось, и он улыбнулся:
- Ладно. Но будь осторожна. Сядь так, чтобы тебя другие туристы не увидели, а то
захотят еще за тобой последовать.
- Спасибо, Тони.
- Обращайся. Еще увидимся как-нибудь.
- Обязательно, - сказала я и направилась к нужному входу, но остановилась и
обернулась. – Эй, Тони. Там у выставки фотографий пожилая женщина. Проверь, как она
там чуть позже? Она уже давно там.
- Хорошо, мисс Лиллиана.
- Пока.
Я прошла мимо стены с фотографиями и устремилась по ступенькам вниз к главному
залу. Средневековое искусство и Зал монастырей, полные гобеленов, статуй, мечей, крестов, образцов резьбы и драгоценных камней, вели в магазин при музее, а там и в
египетское крыло.
Пока никто не смотрел, я проскользнула через веревку. Несмотря на кондиционеры, древняя пыль была ощутима в воздухе. Перестановка в выставочном зале подняла тучи
пыли, придавая всем вещам эффект старины.
Свет здесь был выключен, но в окно заглядывало солнце, заливая экспонаты. Десять
тысяч артефактов были расположены в куче комнат, каждая из них была посвящена
определенной эре. Я словно погружалась в черный океан истории, окруженная песочными
часами, в которых истекало время.
Стенды с косметикой, статуи богов и богинь, погребальный папирус, одинокие
блоки из настоящих храмов – все это сверкало скрытыми историями, привлекая меня.
Артефакты словно ожидали кого-то, кто смахнет пески времени с их поверхностей.
Сверкающая птица обратила на себя мое внимание. Я ее раньше не видела и
задумалась, была ли она из новых экспонатов, или из переставленных. Изображение
красиво сделанного золотого сокола, представлявшего египетского бога Хоруса, называлось Золотой Хорус.
Отыскав уютный угол, где мне хватало света, я села, прислонившись спиной к стене, открыла чистую страницу блокнота и начала набрасывать всевозможные комбинации
предложений родителей. Я смогла выделить три лучших университета из всех, когда
услышала скрип.
Боясь, что за мной все же пошли туристы, я пару минут напряженно слушала.
Ничего. В этом крыле музея было тихо, как в гробнице. Усмехнувшись своему клише, я
вернулась к своему списку и обратилась к брошюре колледжа.
Перед тем, как я успела дочитать первую страницу, послышался стук, а потом тот же
скрип. Хотя я думала, что я рациональная личность, которую сложно испугать, я
почувствовала, как по шее и спине пробежал холодок, словно ледяные пальцы.
Я осторожно отложила карандаш и блокнот, стараясь не издавать звуки, и с
растущей тревогой прислушалась к скрипам, трению и нечеловеческим стонам,
исходящих по другую сторону стены. Здесь был кто-то или что-то. Призывая разум
подавить страх, я решила, что звуки могло издавать животное.
Жуткий стон заставил меня задрожать, вид моих трясущихся рук привел меня в
чувство. Это было глупо.
- Эй, - тихо попробовала я. – Есть тут кто-нибудь?
Я встала и сделала несколько шагов вперед. Звуки резко прекратились, и мое сердце
замерло. Может, кто-нибудь прячется? Охранники помогут мне найти ответ.
С дрожащим дыханием я повернула за угол и столкнулась со стеной пластика.
Видимо, здесь они работают, так подумалось мне. Было слишком темно, чтобы разглядеть
что-то в комнате, и я целую минуту собирала в кулак смелость.
Я пробежалась пальцами по толстому пластику, пока не нашла вход, выдохнув, когда
я увидела фигуру, смотрящую на меня и стоявшую так близко ко мне. Но испуганной
девушкой была я: ее немного волнистые, ухоженные, длинные каштановые волосы, бледная кожа, белая дизайнерская блузка были покрыты пылью. Ага, я. На табличке
рядом с огромным экспонатом значилось: Древнее медное зеркало. Я покачала головой, надеясь, что больше в комнате никого нет.
Полированный пол был защищен тяжелой тканью, покрытой опилками и
несколькими досками, разрезанными на разные куски. Одним таким куском я подперла
пластиковую дверь, получив хоть какой-то источник света, и двинулась вглубь.
Темные силуэты и статуи преграждали путь. Теперь, когда я увидела, какое все здесь
древнее, я была почти уверена, что шумела мышь или крыса, пытаясь поселиться в одной
из коробок. Это объясняло тишину теперь.
Я не видела ничего, что не принадлежало музею. Вот коробка с инструментами, вот
пила. На соломе лежали египетские сокровища. Я честно ничего не трогала, но
продолжала идти тихо и осторожно, пока не заметила золотой свет позади одной из
коробок. Выдохнув, я подошла к огромному саркофагу.
Крышка, лежавшая на нижней половине гроба, была поразительной. Я вглядывалась
в мелкие детали – прекрасно вырезанное лицо, полированные зеленые камни в глазах, посох и цеп, что он скрестил на груди, ценные золотые детали говорили о том, что он был
важной особой – мои пальцы потянулись к карандашу и блокноту.
И тут я заметила рисунок из трех – трех птиц, трех богов, трех пар крыльев, трех пар
ладоней. Я не понимала, почему так, и приблизилась, чтобы разглядеть объяснения.
Упаковочный лист рядом с саркофагом гласил:
Неизвестная мумия,
Обнаружена в 1989
В Долине Царей
Египет.
Несмотря на мои ожидания чего-то неожиданного, я ничего такого не увидела. Не
было крыс и следов от них. Пищащая мышь не пряталась в углу. Никаких грабителей или
проклятых мумий. Даже не работники музея.
Когда я собралась выходить, до меня дошли сразу две вещи: во-первых, в саркофаге
не было мумии, во-вторых, в пыли были еще одни следы, что принадлежали босым ногам, а не мне, и вели прочь от гроба.
Любопытство захватило меня, и я, не обращая внимания на тревогу, пошла по
следам. Они вели меня вдоль ящиков и кувшинов в тупик. Не было никакой устрашающей
музыки. Не было и запаха разложения или смерти. И страшные монстры не напали на
меня из темноты.
Поняв, что увлеклась воображением, я начала возвращаться к пластиковой
перегородке. Я проходила мимо медного зеркала, когда из тьмы появилась рука и
схватила меня за руку. Мой испуганный крик отразился эхом, визг покачнул реликвии.
Золотые боги и каменные статуи смотрели вперед ледяными глазами, оставаясь такими же
мертвыми.
Глава вторая:
Чужак в чужой стране
Рука, что была теплой и абсолютно без древних бинтов, тут же отдернулась, стоило
мне закричать. Я пробежала через пластиковую перегородку и промчалась к стене, где из
сумки вытащила баллончик перцового газа. Я стояла там, вооруженная, с пальцем на
кнопке, когда босые ноги прошлепали из-за пластиковой перегородки, выходя из темноты.
Послышался звук копания, странная личность рылась в открытых ящиках. Что-то, скорее всего коробка, рухнуло на пол, и металлическая табличка с надписью, что объект
внутри очень ценен, тоже сломалась.
- Предупреждаю тебя, я вооружена, - пригрозила я.
Кто-то за поворотом замер и сказал несколько слов на непонятном языке, а потом
шум возобновился.
- Что это значит? Что ты сказал? – спросила я. Ответа не было, и я попробовала еще
раз на других языках. Ответа не было, зато было слышно, как в сторону отлетел кувшин. –
Слушай, я не знаю, кто ты и что тут делаешь, - сказала я, возвращаясь к английскому, пока
я опустилась на колени и сложила свои бумаги в сумку, - но тебя здесь не должно быть.
Забросив сумку на плечо и, не теряя времени, застегнув ее, я не спускала глаз с
пластиковой перегородки, подползая к входу. Прячась за прилавками, я подобралась к
основному проходу, держа наготове баллончик, на случай, если чужак выпрыгнет оттуда
на меня. Увидев впереди пластик, я осмотрелась, но подозрительных следов не
обнаружила.
Он прятался? А я следила?
- Прошу, выйди и объяснись, - смело позвала я. Прижавшись спиной к стене, я ждала
ответ.
Вообще-то я должна была уйти и доложить о происходящем охране, но я не могла
этого сделать, гонимая любопытством. Если бы меня хотели атаковать, то давно это
сделали бы.
Он или она пропал. Может, это был бездомный, что хотел здесь пожить, пока
выставка не открылась? Может, это рабочие. Может, они ранены. Я опустила руку, которую уже свело, и медленно пошла к перегородке.
- Эй? Вам нужна помощь? – позвала я. Голос мой не звучал так надежно, как мне
хотелось.
Я слышала чей-то вздох впереди. Хотя я уже вряд ли смогла бы нажать на
баллончик, я продолжала держать его перед собой, дрожащий палец нервно рисовал круги
на кнопке.
- Кто ты? – спросила я еще раз, но тише, что скорее прозвучало как мысли вслух, чем
как вопрос.
Рука оттолкнула пластик, и объект моего страха и любопытства шагнул оттуда,
бормоча слова, что звучали как ругательства на непонятном языке. Остановившись прямо
за перегородкой, он – похоже, это все же был он – позволил пластику упасть и встретил
меня с раздраженным видом.
Хотя мы были в самой темной части выставки, я могла ясно видеть белую
плиссированную юбку, что заканчивалась на его коленях, и широкое пространство его
загорелой и голой груди. Его босые ноги были покрыты опилками. Он выглядел юным, может, на пару лет старше меня, а голова его была лысой.
Скрестив мускулистые руки на широкой груди, он нагло осмотрел меня с головы до
ног, и у меня сложилось впечатление, что он признал меня удивительной, но и
расстроившей его.
- Назад, - сказала я, вскидывая перцовый баллончик и чувствуя себя в такой
ситуации ужасно глупо. Он вскинул брови и фыркнул, насмехаясь.
Указав на меня пальцем, он сказал что-то, по тону напоминающее команду.
- Прости. Я тебя не понимаю, - ответила я.
Заметно растерявшись, он повторил свои слова, но гораздо медленнее, словно
общался с умственно отсталым.
Я тоже ответила медленно, но сначала жестами указав на себя:
- Я, - потом покачала головой, - не понимаю, - и показала на него, - тебя.
Раздраженно вскрикнув, он вскинул руки в воздух и так и остался. В этот момент
вспыхнул верхний свет. Короткий вскрик вырвался из моего рта, когда я смогла по-
настоящему рассмотреть юношу, который, как я думала, жил среди реликвий. Он точно не
был бездомным.
Кто же ты? Я думала над этим, разглядывая его, а он не был ни мужчиной, ни
подростком. Он был словно… вне времени. Орехового цвета глаза, сейчас больше
напоминавшие зеленые, чем карие, под густыми бровями пронзали меня взглядом, что
был и умным, и хищным. Я чувствовала себя мышью перед соколом, понимая, что передо
мной смерть, но не убегая, очарованная этой красотой.
Его физическая привлекательность была неоспорима: задумчивые глаза, гора
мускулов под гладкой бронзовой кожей и полные губы, что обязательно станут предметом
обожания многих девушек. Но было что-то за этой красотой, что-то другое в нем, что
заставило мои пальцы потянуться за карандашом и блокнотом. Я не была уверена, что
смогу запечатлеть то неуловимое ощущение, возникшее при взгляде на него, но я хотела
попытаться. Я легко делила людей на категории по своим критериям – их одежда, их
манера движения, их окружение или метод общения – и понимала, что для него придется
создавать новую систему. Он был вне тех групп. Он был уникален.
Я моргнула и поняла, что он снова усмехается. И хотя все остальное о нем было
загадкой, я смогла опознать это выражение. Я встречала кучу парней с таким выражением.
Иностранцы или нет, все они были одинаковыми. Они думали, что богатство и их
хорошая внешность дают им власть. И они упивались этой властью. Определенно не мой
тип.
- Кем же ты можешь быть? – обронила я, мои щеки заливал жар в ответ на его
взгляд. – Ты иностранная модель, что снималась здесь, а теперь не может найти свою
одежду? – я оглянулась в поисках его костюма. – Ладно, просто поверь мне, - сказала я, используя свой лучший успокаивающий тон голоса и выделяя каждое слово паузой и
жестами. – Никто не взглянет на тебя дважды, так что… просто уходи.
Вздохнув, Модель пробормотал несколько слов, крутя пальцами в воздухе. Вдруг во
рту я почувствовала странный вкус и шипение, словно на языке растворилась шипучая
конфета. Ощущение быстро исчезло, и я пыталась понять, что он будет делать дальше, когда он сказал первое слово, которое я поняла.
- Представься.
- Представься? – тупо повторила я. – Ты хочешь знать мое имя?
Он кивнул.
Выпрямившись, я коротко ответила:
- Лиллиана Янг. А как тебя зовут?
- Хорошо. Идем, юная Лили, мне нужна твоя помощь, - сказал он, кривя губами, словно у слов был плохой вкус, и игнорируя мой вопрос.
Решив, что я пойду за ним, он повернулся и ушел за пластиковую перегородку.
Немного поколебавшись, я сдалась любопытству и прошла за перегородку. Свет заполнял
каждый угол раньше темной комнаты, и я увидела юношу, копающегося среди вещей в
кувшине, отталкивая ненужные, как мусор.
- И что ты делаешь? Почему ты так одет? Как ты смог внезапно заговорить по-
английски?
- Слишком много вопросов, юная Лили. Прошу, выбери один.
Он снял тяжелую бочку с коробки. Закрыв глаза, он заговорил медленно и
мелодично на другом языке. Через мгновение он потряс головой, положил вещь обратно и
взял другую.
- Что ты делаешь? – спросила я, когда он повторил напев.
- Ищу свои сосуды смерти.
- Сосуды смерти? – я замерла. – Ты о канопах? И что значит «свои»?
- Больше никаких вопросов, юная Лили.
- Вот как, - проворчала я, все еще пытаясь понять, что происходит. – Ты ищешь
канопы, так называемые, сосуды смерти. Я читала о них недавно в “National Geographic”.
Они использовались для мумий. В них хранились их органы.
- Да.
- Ты их крадешь?
Он двинулся к следующему кувшину.
- Я не могу украсть то, что принадлежит мне.
Я вгляделась в его лицо. Я хорошо читала людей, так что могла заметить ложь. Он не
лгал. Он, видимо, верил, что имеет отношение к египетским реликвиям, или просто сошел
с ума. Я склонялась ко второму варианту.
- Видишь ли, - тихо сказала я. – Эти вещи принадлежат музею. Тебе нельзя их
трогать. Нельзя прийти сюда и забрать то, что захочется.
- Музей.
- Да, музей. Это дом, в котором собраны реликвии, старые документы и ценные
картины.
Сорвав крышку с очередного контейнера, он принялся изучать его содержимое.
- Эх, - сказал он. – Дом Муз.
- Что?
Он не ответил, копаясь в ящике, кипя от возмущения.
- Их тут нет.
- Сосудов смерти? – спросила я.
- Да. Это реплики. В них нет моей жизненной силы.
- Жизненной силы, ага.
«Точно чокнутый».
Пробормотав извинения, я начала уходить, но он пошел за мной.
- Без своей жизненной силы я только ходячая тень, чье время застыло, - печально
сообщил он.
Его глаза пересеклись взглядом с моими, пока я нервно пятилась назад.
- Мне нужна еда, юная Лили, - сказал он, приближаясь.
- Еда, ага.
«Прошу, не становись из модели Ганнибалом Лектором».
- Ну, есть много мест, где ты можешь перекусить. Рекомендую кафе с крытым садом
на пятом этаже, - я отходила назад, минуя гору контейнеров и показывая ему нужное
направление, но он не отступал.
- Не убегай, юная Лили.
- Бежать? – я нервно хихикнула. – Я не убегаю. Но, если говорить о беге, то кафе
далековато, куда ближе – кафе в американском крыле. Сразу после египетской выставки.
Не пропустишь. Что ж, мне нужно идти. У меня встреча.
- Ты не понимаешь. Без моих сосудов мне нужна твоя жизненная сила.
- Ты возьмешь мою… Ну, видишь ли, мне самой она нужна. Но я хотела бы тебе
помочь, если бы могла, - сказала я, понимая, что он поймал меня у стены контейнеров.
Моя спина наткнулась на преграду, и он улыбнулся. Я, не раздумывая, вскинула
баллончик и распылила на него перцовый газ. Взвыв, он отступил. Вокруг него
завихрился ветер, поднимая в воздух пыль и мелкие предметы. Испугавшись, я
развернулась и побежала к перегородке, но свет погас, и я споткнулась о золотой
саркофаг. Качаясь и восстанавливая равновесие, я слышала, что он идет за мной.
- Вернись, юная Лили, - ревел он. – Ты нужна мне.
«Ох, да ладно».
Не было времени оглядываться. Схватив в руку сумку, я прошла вдоль гроба, а
потом побежала так быстро, как могла. Он преследовал меня, вырвавшись из темноты
секундами позже меня.
Мой открытый рюкзак подпрыгивал при беге, и из него на пол высыпались ручки и
карандаши. Когда выпал мой блокнот, я остановилась в отчаянии, несмотря на опасность.
И осмелилась оглянуться, пока поднимала вещь.
Сумасшедший юноша модельной внешности стоял вдалеке, подняв руки в воздух и
закрыв глаза. Он напевно говорил, как и в тот раз, его голос эхом отражался по залу, пока
я бежала к входу. Загадочный ветер играл с моими волосами, дул в лицо и слепил меня.
Его слова пронзали мое сознание, словно на камне выбивали иероглифы. Он читал:
- Защити меня, бог Утреннего Солнца.
И отгони несущих зло.
Отверни от меня беду.
Силой своих слов,
Силой своего сердца,
Я произношу заклятье.
Мы связаны теперь в одно,
И жизни наши связаны.
Неутомимо она будет служить мне,
Как я служу Египту.
Пока я на этой земле,
Освети мои перья,
Расправь мои крылья,
Успокой мое сердце.
А, сделав это,
Проси о награде, о подарке.
Когда я потеряюсь, она придет.
Когда мне будет одиноко, она придет.
Когда я ослабею, она даст мне силы.
И даже в смерти,
Где рассеется тьма,
И все озарит вечное солнце.
Мое сердце прочное.
Моя душа ликует.
Мое служение вечное.
Я добежала до дверей, но когда он закончил, меня отбросило назад через весь этаж.
Я не понимала, что происходит. Я чувствовала лишь боль. Мое сердце бешено
билось, желудок сжимался, а легкие не могли вобрать в себя воздух.
«Он убил меня?» - я попыталась вдохнуть, пока проверяла спину. Крови не было.
Следа от пули тоже не было. Я осторожно поднялась. Мне нужно уйти. Сейчас же.
Добравшись до выхода, я взглянула на часы. Одиннадцать тридцать пять, всего на
пару минут опаздывала. Если я пропущу этот обязательный ланч, я буду долго
выслушивать ворчание папы. Он хотел, чтобы у меня были подруги среди дочерей
известных людей, с которыми он хотел «поработать» в будущем.
Пробравшись через толпу, я вошла в один из своих любимых ресторанов и
поспешила к столу у окон, выходивших на улицу. Опустившись в кресло, я перевела
дыхание, и три пары придирчивых глаз осмотрели меня. Мои одноклассницы. Их
блестящие напомаженные губы сложились в О, когда они отложили меню, изучая меня.
- Что с тобой случилось? – спросила рыжая.
- Выглядишь так, будто тебя кот терзал, - сказала блондинка.
- Царапал, терзал, скрутил в шарик шерсти и катал по полу, видимо, - добавила
девушка с еще более светлыми волосами.
Девушки рассмеялись.
- Даже лучше, - сказала блондинка. – Ты выглядишь как турист, которого долго
обдувал ветер на крыше автобуса. Оу, ты потеряла карту? – продолжила она сахарным
тоном.
Я показала им улыбку «я-рада-вас-видеть-но-я-вообще-то-хочу-вас-убить», но они не
успокаивались.
- Ну правда, кто укладывал тебе волосы утром? Альберт Эйнштейн?
- Ага, и вещи, - поморщилась более светловолосая. – Я видела такие складки на
шарпее.
Рыжая склонилась ко мне и схватилась за ткань одежды.
- Это опилки?
Скривившись, я ответила:
- Да.
- Так и знала! – блондинка притворно пораженно вздохнула. – Лиллиана завела
роман с наездником родео.
Она засмеялись.
- Это объясняет волосы, - сказала рыжая.
- Все, хватит. У меня было тяжелое утро, ладно? – я взяла меню и попыталась
пригладить волосы и стряхнуть опилки. – Пришлось побегать по музею, - пробормотала я.
- Вне музея? – с интересом спросила рыжая.
Мои губы робко приоткрылись.
- Нет, в музее.
Блондинка уже по-настоящему вздохнула и понизила голос.
- Тебя… ограбили?
Девушки тут же посерьезнели, разделяя страх. Они боялись быть жертвами.
Понимание, что кто-то может позариться на их деньги, а то и на них самих, пугало всех в
элитной частной школе.
- Бедняжка, - бросила блондинка, а рыжая похлопала меня по спине и поспешила
вытереть руку. – Расслабься. Мы позаботимся о тебе.
Пока блондинка разливалась соловьем о новом любимом дизайнере, я с
отсутствующим видом смотрела в окно. Внезапно я что-то почувствовала. Желудок
сжался, а дыхание без причины ускорилось. А потом краем глаза я увидела в окно
мужчину. Мужчину, остановившего движение на проезжей части. Лысого мужчину в
белой плиссированной юбке без обуви.
Хотя жители Нью-Йорка привыкли ко всему, мужчина вызвал ажиотаж. Толпа
окружила его, а он вскинул голову к небу, окидывая взглядом окрестные здания, которых
он никогда не видел. Он шагнул на проезжую часть, и я резко встала.
Машина сбила его.
- Кэсси, Кристи, Кортни. Жаль, но мне пора идти.
В панике схватив рюкзак, я выбежала на улицу. Что-то необъяснимое тянуло меня к
нему, пугающему и интересующему меня одновременно. Но я не была уверенна, что хочу
видеть его живым.
Глава третья:
Сердце Сфинкса
Я бежала в ужасной спешке, отталкивая людей с дороги, даже детей, только бы
добраться до мужчины.
«Да что со мной?» - словно кто-то владел моим телом, а я только смотрела со
стороны.
Прорвавшись к нему, я забыла о первой встрече, увидев случившееся. Столкновение
с такси отбросило его дальше на проезжую часть, потому ударили его не менее двух раз.
Кровь текла из его рта и из раны на голове. На ногах его были порезы от полета по дороге.
Одна из его рук была сломана, живот был в ранах, а правое плечо – расцарапано.
Зеваки не делали ничего, кроме фотографий на свои телефоны.
- Назад! – прокричала я, что было не в моем характере, толпе. Я надвигалась на них, и некоторые камеры направились на меня. Честно говоря, они не знали, что делать. Да и я
не знала, чем ему помочь. Он был в сознании, что удивило меня, и оглядывал себя.
Как только он увидел меня, его глаза, больше янтарные, чем зеленые, больше ни на
кого не смотрели. Он был растерян, испуган, ему было больно. Я волнами чувствовала его
эмоции. Такая эмпатия ощущалась внутри меня. Жар паники охватил меня. Казалось, что
и я испытывала его боль. Я должна была помочь ему.
Будучи раненым, он попытался сесть, когда я приблизилась.
- Я нашел тебя, юная Лили, - сказал он, и в словах его звучало больше смысла, веса, чем могло. Он выглядел как древний воин, умирающий на поле боя.
Опустившись перед ним на колени, я коснулась гладкой кожи его руки нежно и
осторожно.
- Так и есть. Но смотри, что ты с собой сделал.
То, то он был ранен, даже почти умирал, влияло на мой новый взгляд на его чувства, и мои мысли о страхе растворялись, как пузырьки в воде, испаряющиеся в никуда на
ярком солнце.
Он оставался сумасшедшим, в этом я не сомневалась, но теперь я верила, что его
безумие было другим, не желанием убить меня медленно. Такие мрачные качества, что я
приписала ему, теперь выставляли меня глупой. Он выглядел безвредным, когда лежал на
улице.
Он стонал, корчился и шипел от боли. Я подозревала, что его нога, а то и бедро, были сломаны. Выхватив телефон, я начала набирать 911, когда он поднял свою целую
руку и взмолился:
- Помоги мне.
Я указала на телефон.
- Я это и делаю.
- Нет, - он покачал головой, прикрыв глаза, и скрипнул зубами. Поморщившись пару
секунд, он снова сфокусировал взгляд на мне. Я смотрела в его глаза и чувствовала, словно меня гипнотизируют, но не могла этого объяснить. Шум Нью-Йорка исчез. Мир
сузился и существовал только для нас двоих. На мгновение я представила, как тону в
глубине его глаз и остаюсь там навеки.
Ой, куда же я вляпалась?
- Помоги мне, - повторил он. Его слова вырвали меня из странного сонного транса, и
звуки города снова ударили по моим ушам. Телефон упал на тротуар, я поняла, что
покрытию пришел конец, но дотянулась до его руки.
Пылающая дрожь прошла через мои пальцы и вены, и на мгновение подумала, что
это похоже на удар током. Я кричала сквозь стучащие зубы, а до моего носа донесся
странный запах, словно горел ладан. Почти сразу с этим запахом начала ослабевать боль, превращаясь в тепло, покалывая у корней волос, заставляя короткие пряди вставать дыбом
от напряжения. Казалось, что между нами и толпой есть невидимый барьер. Они делали
фотографии, но никто не приближался.
Мои мышцы дрожали. Я чувствовала себя выжатой, словно меня запихнули в
стиральную машинку, где кружили, пока я не стала сухой мятой кучей. Кто-то сжал мою
руку.
Мои глаза распахнулись, я вдруг вспомнила, где нахожусь, и вырвала руку из хватки
мужчины:
- Что это было? – потребовала ответ я. Эйфория, вызванная желанием помочь, резко
исчезла, сменившись шоком от того, что только что произошло. – Что ты сделал? – я
наполовину спрашивала, наполовину обвиняла. Я чувствовала, что что-то во мне было
нарушено, но не могла понять, почему, и неопределенность вызвала слезы.
Он разглядывал меня мгновение, и у меня сложилось стойкое впечатление, что он
жалеет о совершенном. Не удостоив меня ответом, он выдохнул, вытер с губы кровь и
осторожно встал, проверяя каждую ногу на способность выдержать его. Люди вокруг
застыли в удивлении, делая все больше фотографий таинственного мужчины.
То, что он выздоровел достаточно, чтобы идти, не так удивило толпу, как его
влияние на нее. Он был высоким, пока я сидела на коленях, мне нужно было задирать
голову, чтобы видеть его. Солнце было как раз над его головой, и с той точки, с которой
на него смотрела я, вокруг него создавался ореол света, такой яркий, что я могла с трудом
смотреть на него.
Он выглядел довольным реакцией толпы, он кивнул людям и улыбался, медленно
поворачиваясь по кругу, чтобы увидеть всех.
Когда он оказался удовлетворен, он величественно вскинул руку.
- Идем, юная Лили, - сказал он глубоким голосом. – У нас много дел.
Я уже собиралась сказать ему, куда ему деть свое высокомерное отношение и
чрезмерную сексуальность, но он снова пронзил меня взглядом. Мое зрение затуманилось, все вокруг меня стало похожим на сон, желание бороться покинуло меня так же быстро, как и появилось. Не чувствуя себя собой, я подняла телефон, не обращая внимания на мир
вокруг, сунула его в сумку и позволила мужчине помочь мне подняться на ноги.
Такой резкий подъем заставил меня покачнуться, но он удержал меня на ногах
рукой. Мне не понравилось его прикосновение, и я попыталась отстраниться и пойти
самостоятельно сквозь толпу, но он не дал мне этого сделать:
- Ты останешься со мной, юная Лили.
Он взял меня за руку и положил ее так, словно сопровождал меня на бал, а потом
сдвинулся с места. Люди расступались, как море. И он шел сквозь них, слепо и
величественно, как пророк. Одежда его только усугубляла такое сравнение.
Пока мы шли, я пыталась сфокусировать взгляд. Я понимала, что происходит что-то
неправильно, и я веду себя не так, как должна, но я не могла выбраться из тумана, в
котором оказалась. Его восстановление, клянусь, было чудесным, но он должен был
дважды подумать над тем, хочу ли я становиться верным последователем, ведь это шло
вопреки моим действиям.
Когда мы дошли до тротуара, мы минули трио одноклассниц с раскрытыми ртами,
чьи носы были прижаты к стеклу ресторана.
- Прошу прощения за то, что втянул тебя в это, юная Лили, но это было необходимо,
- сказал он, когда мы ушли достаточно далеко от места происшествия.
- Во что я втянута? – прошипела я, все еще чувствуя себя неудобно и разрываясь
между желанием остаться и сбежать.
Он накрыл мою руку исцеленной своей и вздохнул.
- Объяснять слишком много, и здесь не место для этого.
- И в каком же месте ты собираешься мне все объяснить?
Он сжал губы, скользя взглядом по окрестностям, восторженно задержавшись на
небоскребах.
- Я не знаю, - сказал он, покачав головой.
- И что это за ответ? Как ты смог исцелиться? Что ты там делал?
С разочарованным ворчанием он толкнул меня в тень здания с достаточной силой, чтобы я оказалась напротив него. Мое сердце ускоренно билось, отчасти от страха, отчасти от восторга, такого я еще не ощущала. Моя свободная рука уткнулась в его грудь, кожу покалывало от соприкосновения с ним. Мое тело чувствовало его тепло. Он был
горячим. По-настоящему. Словно у него была лихорадка.
И я начинала чувствовать его лихорадку, что тут же сбило меня. Я не искала опасных
парней, особенно – лысых и в юбках, которые ничего не могут объяснить. Он отличался
от всех парней, которых я когда-либо видела.
Он сжал мои плечи, чтобы удержать на ногах, и пробормотал:
- Слишком много вопросов, юная Лили. Твои мысли сильно перегружены. И это еще
одна неприятность для меня в этом мире, полном хаоса, - он нежно погладил мое плечо. –
Постарайся очистить разум. Я не причиню тебе вреда.
- Так все маньяки говорят, - процедила я, удивляясь своим саркастичным мыслям, сорвавшимся с губ.
- Мне нужно немного отдохнуть, - констатировал факт он и легко отпустил меня, когда я попыталась вырваться. Он шагнул назад, и его тело залило солнечным светом. Он
прислонился спиной к стене и прикрыл глаза, уверенный, что я не сбегу. Я улыбнулась, крепче схватившись за лямку сумки и приготовившись бежать, но тут я поняла, что не
могу двигать ногами.
«Что происходит?» - подумала я. Мне нужно было успокоиться. Когда я перестала
думать о побеге, я смогла делать шаг.
Несколько минут я проверяла способность двигаться. Я могла ходить по кругу,
сидеть на лавочке неподалеку, дойти до мусорного контейнера, но если я уходила
слишком далеко от него, мое тело напрягалось. Казалось, невидимая цепь привязывает
меня к нему.
«Со мной что-то совсем не то!»
Я попыталась позвать кого-то, чтобы объяснить, что я стала узницей, но слова не
получались. Вместо мольбы о помощи, я попросила ручку. Когда я попыталась рассказать
о мужчине проходящему копу, я сказала:
- Хороший день, да, офицер?
Мне нужно было уйти от него.
«Нет. Неправильно. Почему я ухожу от него?» - мое сознание шутило надо мной. И
мне пришлось признать, что придется остаться рядом с ним. Когда я сделала это, дышать
стало легче, мысли стали четче. Сидя на деревянной скамейке, я разглядывала его и
ждала, ежась от мысли о том, какую власть надо мной он имел.
Будь я как все девочки из моей школы, я была бы в слезах, но вместо этого я была
полна вопросов. Так случалось всегда в стрессовых ситуациях. Я спокойно размышляла
над ситуацией, пока не находила верное решение.
«Как парень с такими серьезными ранами смог легко исцелиться? Кто он? Какой
странной силой он управляет мной? Что он хочет от меня?» - я потерла плечо. Мне нужно
было болеутоляющее. Сильнейшая головная боль пронзала меня, отдаваясь в шее. – «И
почему я чувствую себя так, словно меня переехал грузовой поезд? Я даже не знаю его
имени».
После нескольких минут лицезрения его у стены я не смогла успокоиться. Вытащив
блокнот и ручку, я открыла чистый лист и замерла, не зная, с чего начать. Он не замечал, что я смотрю на него, и я могла внимательнее рассмотреть его лицо.
Он был красив, но его красота была… не из этого мира. Даже когда облако накинуло
на него тень, его тело сияло. Не так, как сияют неоновые огни, это было незаметно, пока
не присмотришься, но сияние было вокруг него, словно на него все время светило солнце.
Я опустила голову, чтобы начать рисовать его портрет, но обнаружила, что он
смотрит на меня холодными зелеными глазами.
- Пора идти, Лили, - сообщил он.
- Куда идти? – спросила я.
Расправив широкие плечи, он выпрямился во весь рост и огляделся. Он изучил обе
стороны улицы, расценивая наши возможности.
- Я не знаю. Я никогда не видел такие сооружения раньше, - понурив голову, он
спросил: - Как далеко отсюда до Фив?
- Фивы? – тихо вскрикнула я. – Хм, давай скажем так, что в этой обуви я так далеко
не пройду, - я закрыла руками рот, понимая, что сказала то, что думала. Такие
комментарии не одобряла мама, и я годами отрабатывала привычку сначала подумать, а
потом поговорить.
Я давно поняла, что мои истинные ответы были во многом шутливыми, но такого
поведения родители не позволяли.
Не обратив внимания на мои мысли, он разглядывал мою обувь.
- Ладно, мы найдем другой способ передвижения.
Отойдя от стены, он приблизился ко мне с кошачьей грацией, вытянув руки. Я вжала
голову в плечи, и это действие его задело.
- Стой спокойно, - мягко сказал он, проведя по моей щеке. Его пальцы были
теплыми, словно наполненные солнечным светом, а его прикосновение послало тепло
сквозь мою кожу. Мне казалось, что он оценивает мое тело, но не так, как это делают с
девушками парни.
- Ты ослабела, - наконец, сказал он. – Та ситуация выкачала твои силы. Нам обоим
нужна еда.
- Опять это слово.
Понурив голову, он спросил:
- А какое слово ты хочешь услышать?
- Нет, это тоже меня устраивает, лишь бы меня не было в меню, - сообщила я
неуверенно.
- Я не ем человеческую плоть. Или так делают в твоем городе?
- Оу, нет.
Он заметно просветлел.
- Это хорошо. Иначе я бы голодал.
- Что ж, хотя бы «каннибал» я смогу вычеркнуть. Я уж боялась, что ты порежешь
меня на кусочки и поджаришь на сковороде, - он нахмурился, думая, а потом уголки его
рта дернулись вверх, и он по-настоящему улыбнулся. Он был таким ярким и веселым, что
мне захотелось согреться этим светом. Все выглядело так, словно до этого он был затянут
тучами, сквозь которые пробилось солнце. Мне захотелось видеть его улыбку постоянно.
Я сильно ошибалась в своем суждении о нем. Он не был моделью с обложки,
лунатиком, убийцей, вообще никем из ярлыков, что я пыталась на него навесить. Сила, что расправляла его плечи, не зависела от денег или хорошего внешнего вида, хотя что-то
из этого у него тоже могло быть. Нет, уверенность его строилась не на превосходстве. Она
не была показной.
- Может, позже, - сказал он, подергивая губами. – Скажи, что за урожаи собирают в
этом железном городе? Я не вижу ферм, но едой пахнет отовсюду.
«Урожаи?»
Схватив меня за руки и подняв со скамейки, он спросил:
- Ты поможешь мне найти еду, Лили?
Я подозревала, что спрашивает он совсем не о направлении, в котором
располагались ларьки с фастфудом, но о чем-то другом. Во-первых, он не был местным, он был чужаком в чужой стране. Во-вторых, хотя он чувствовал себя удобно в этом виде, были у него и моменты сомнений, что делали его неуверенным в себе. В-третьих, похоже, я была ему нужна. Это особенно прозвучало громко и чисто.
Может, решение было простым. Впрочем, если я просто куплю ему бургер и покажу, куда ему идти, этот псевдо-гипноз прекратится, мы сможем разойтись, и я доберусь
домой, где буду пытаться осознать произошедшее. Я предполагала, что какая-то странная
сила свела нас вместе, но моя роль ангела-хранителя подходила к концу. Если же нет, то я
не понимала, что происходит.
Я часто обнаруживала, что самые очевидные решения становятся верными. Он хотел
есть, а значит, я накормлю его и попрощаюсь.
- Ладно, - я взглянула улицу на предмет наличия на ней места, где можно поесть. – В
Нью-Йорке ты сможешь найти всего понемножку.
- Твой город называется Нью-Йорк?
- Да, - медленно ответила я, наблюдая за его реакцией. Если он и играет, что не знает
о месте, где находится, то он потрясающий актер.
- Отлично, - сказал он. – Тогда покажи мне всего понемножку.
Я покосилась на его юбку:
- Хм, в таком виде тебя накормят только в вагончике с хот-догами.
Он скривился и возмутился:
- Ты ешь… собак? Это так же плохо, как есть людей!
- Нет! – я тихо хихикала. – Похоже, ты не из города. Хот-доги делают из свинины
или говядины.
- О, понятно. Тогда я буду этот хот…дог.
- Принято, Али Баба.
- Почему ты меня так называешь?
- Мне нужно как-то тебя называть. Ты так и не сказал мне свое имя.
Я заметила тележку с едой на другой стороне улицы и поманила его за собой к
переходу. Он спокойно последовал за мной, и пока мы ждали зеленый свет, сказал:
- Амон. Меня зовут Амон.
- Хорошо, Амон, - он не произносил имя как Аммон. Его версия была более
протяжной – Ах-моун – что доказывало, что он не из этих мест. – Что ж, приятно
познакомиться, Амон из Фив.
- Я не из Фив.
- Нет?
- Я родился в Идж-тави во времена правления Темного.
- Ладно. А в какой вообще стране Идж-тави?
- Ты должна знать, что мои земли зовутся Египтом.
Действительно, почему красивые и интересные парни всегда в конечном итоге быть
пропавшими без вести? Его тело достигло высоты полета, но пилот, видимо, был болен.
- Так я должна называть тебя Фараон Амон или Король Амон? – подшучивала я.
- Я был бы королем, но времена фараонов были после меня.
- Ух-ух, - все становилось проще. Мне начало казаться, что я возвращаю контроль. –
Ну, ладно. Не расстраивайся. Не титулы красят человека. Так ведь?
Амон скрестил руки на груди и взглянул на меня:
- Ты смеешься надо мной.
- Нет, конечно. Я не насмехаюсь над почти-королем-дефис-не-фараоном.
Его выражение лица было смущенным и немного хитрее, чем я ожидала, но он
отвлекся, наблюдая за движением на улице. Он был, похоже, зачарован потоком машин –
гудящим, шумным, визжащим шинами зрелищем. Казалось, он никогда не видел машин.
Но это было невозможно. В целом мире были, наверное, - наверное – только горсть
людей, что не знали ничего о машинах.
Загорелся зеленый свет, Амон ждал, пока движение остановится. Он не двигался, пока я не взяла его за руку.
- Вперед! – подгоняла его я. – Скоро снова переменится цвет, и водителям будет
плевать, что ты на пути.
Пока я представляла очередной инцидент, он двинулся вперед, хватая меня за руку и
прорываясь через пешеходов, чтобы поскорее обраться до безопасной стороны дороги.
- Я не верю тем золотым колесницам, - сообщил он, зло глядя на такси.
- Да уж, но поездки на золотых колесницах очень важны для Манхеттена.
- Ты же говорила, что мы в городе Нью-Йорк, - сказал он, пока я вела его к тележке с
хот-догами.
- Так и есть. Манхеттен – это название острова.
- Остров? – пробормотал он. – Мы точно далеко от Фив.
- Да-да, - я сказала, повысив голос, словно говорила ребенку. Осторожно я похлопала
его по руке, словно он был болен. – Так, идем, купим тебе хот-дог, соберем мой телефон, а
потом позвоним соцслужбам, чтобы подобрали тебя, - я не решила, как надо поступать, но
мне казалось, что я двигаюсь в правильном направлении. Я внезапно почувствовала
усталость. Ему нужно было больше помощи, чем я могла ему дать, и я хотела разобраться
с ситуацией поскорее.
- Зачем мне служба, подбирающая людей. Я могу идти. Ах… ты о носилках. Да, это
будет неплохо.
- Наверное, да, - я улыбнулась ему, смущенная поворотом разговора.
- Чё будете? – продавец хот-догов рявкнул это, оглядывая Амона.
- Два хот-дога и содовых, - ответила я.
Амон, если это было его настоящим именем, стоял сразу позади меня, словно
защищал меня от прохожих. Он с любопытством смотрел на продавца, делавшего мой
заказ. Когда тот закончил, я передала еду Амону, а потом отдала десять долларов
продавцу. Получив сдачу, я отвела Амона на пустую скамейку и положила между нами
сумку, а он начал разворачивать хот-дог.
Амон откусил кусок, и ему, похоже, понравилось, но когда я открыла бутылку с
содовой, произошло действительно интересное. Он набрал полный рот содовой, а
секундой позже его атаковал CO2, содовая полетела повсюду, а его глаза были мокрыми.
Я взяла у продавца пару салфеток и начала оттирать содовую с груди и рук Амона.
Он смотрел на меня со смущением:
- Я могу сам с этим справиться, юная Лили.
Схватив мою руку, он забрал стопку салфеток из моих пальцев, пока я краснела, и
извинился:
- Прости. Я не хотел так делать.
Он имел в виду и содовую, и наш разговор. Я заставила себя отвернуться, пока он
вытирал содовую, потому что мне слишком понравилось смотреть. Но я не хотела
влюбляться в мистера Почти-короля/Не-фараона, а потому задушила интерес на корню.
Когда он оттер грудь, Амон передал бутылку с содовой мне.
- Странный напиток. Здесь нет виноградного сока или воды?
- Жди здесь, - я ушла, а потом вернулась с бутылкой воды. – Вот. А теперь почему
бы тебе не рассказать о том, как ты попал в Нью-Йорк, если ты никогда не видел это
место? – вместо ответа он осушил бутылку.
Подняв пустую бутылку, он воскликнул:
- Эта вода намного вкуснее, чем нежные поцелуи дюжины прекрасных дев.
Я уже не помнила, о чем его спросила. Я выглядела так, словно забыла, как думать, пока смотрела на него, и он помахал рукой, привлекая мое внимание:
- Можно еще, Лили? Мое горло сухое, как песчаная буря в пустыне.
Какое совпадение. У меня в горле тоже пересохло.
- Угу… конечно.
Оставив сумку на скамейке рядом с ним, я взяла немного мелочи и подошла к
продавцу. Когда я обернулась с руками, полными бутылок с водой, я увидела человека в
капюшоне, что схватил мою сумку и побежал. Серьезно? Да что сегодня за день? Меня
точно прокляли!
- Эй! – прокричала я, выронив бутылки, две из которых разбились и вылили
содержимое мне на ноги. Без раздумий я побежала за вором. – Остановите его! – кричала
я, и несколько пешеходов попытались это сделать. Пока я догоняла его, вор внезапно
замер, словно потерял контроль над телом. Он повернулся ко мне лицом, и голос позади
меня сказал:
- Ты вернешь ее вещи.
Я проворчала:
- Не сейчас, Амон. Я могу справиться с этим.
А вору я сказала:
- Верни вещи, и я не позвоню копам.
Вор кивнул, его глаза шарили взглядом по округе, и он отдал мою сумку. После
этого он дернулся, словно резко проснулся, и принялся прорываться сквозь толпу, отчаянно пытаясь сбежать. Коротко взглянув на Амона, я покачала головой в неверии, а
потом расстегнула рюкзак, чтобы проверить содержимое.
Толпа снова собралась вокруг нас, и Амон развлекал народ. Некоторые даже весело
вопили, когда Амон поднял руки, наслаждаясь их реакцией.
Все было на месте, я зло застегнула сумку и перекинула через плечо.
- Невероятно, - пробормотала я себе под нос. – Ну правда. Не-черт возьми-вероятно!
Самый дикий день в жизни!
Я резко развернулась, сильно желая сбежать ото всех. Амон быстро среагировал.
- Куда мы идем, юная Лили?
- Не знаю, куда идешь ты, но я иду домой.
- К себе домой?
- Да.
Он преградил с легкостью мой путь, хотя я почти бежала. Я подняла руку, и такси
тут же подъехало к обочине.
Пока я открывала дверь, Амон тревожно сказал:
- Я не верю золотым колесницам.
Я вздохнула и вылезла обратно.
- Слушай, тебе лучше сейчас вернуться в музей. Это прямо, около шести районов.
Спроси Тони. Он мой друг. Скажи ему, что тебе нужно в Фивы, и они помогут тебе. Он
может дать тебе еще хот-догов за мой счет.
- Я не понимаю, юная лили. Ты хочешь, чтобы я оставил тебя?
- Да. Мне нужно домой, принять ванную и долго-долго спать.
- Тогда я пойду с тобой.
- Нет, ты…
- Эй, вы едете или нет? – потерял терпение водитель.
- Стой на месте! – крикнула ему я, добавляя вопли на водителей в свой репертуар.
Водитель замолчал и наслаждался тем, что окидывал меня мрачными взглядами.
Как и ожидал Амон, я растерялась. Мне и без этого парня было нелегко сегодня.
Пора было сойти с этого безумного поезда. Последняя остановка. Все на выход.
Потирая виски, я объяснила:
- Мне правда жаль, но я просто не могу больше ничего сделать. У меня болит голова.
Меня чуть не ограбили. Я обедала с тремя странными сестрами. Меня било током, и
теперь во рту словно жарили зефир. А тут еще я должна вести Капитана КрейзиТаун по
Нью-Йорку. Ты понимаешь, зачем мне нужно домой?
Амон провел пальцем по моей щеке, как он делал раньше, но намного нежнее, и
кивнул:
- Да. Я понимаю. Тебе нужно отдохнуть.
- С тобой все будет в порядке?
- Я могу не пораниться, юная Лили.
- Хорошо, - вес ответственности за него внезапно взвалился на мои плечи. Я
прикусила губу и позвала его, когда он зашагал прочь. – Стой!
Достав кошелек, я вытащила несколько двадцаток и сунула ему в руку.
- Если проголодаешься или захочешь пить, дашь одну такую человеку с хот-догами.
- Хейкнью, - сказал он, крепче сжимая кулак, сминая деньги. Заметив мой
вопросительный взгляд, он отозвался. – Мои благодарности.
- А. Ладно, спокойной ночи. И удачи.
- И пусть удача будет с тобой, - ответил он.
Сев в такси, я закрыла дверь, сказав водителю ехать до Центрального Парка. Пока он
ждал, чтобы движение ослабло, Амон заглянул в окно, где стекло было опущено, и
склонился ко мне.
- Юная Лили? – спросил он.
- Да?
Он улыбнулся мне свое солнечной улыбкой.
- У тебя сердце сфинкса.
Я уже хотела спросить его, что это значит, но водитель сорвался с места. Амон
смотрел мне вслед, расстояние между нами увеличивалось, и, несмотря на мою решимость
оставить его там, я чувствовала себя неуютно на сидении, глядя, как его поглощает толпа
людей, движущихся как темные джунгли Манхеттена.
Глава четвертая:
Связывающие узы
Когда водитель повернул за угол, а в поле зрения оказался Центральный Парк, я
попросила его отвезти меня к Отелю Гелиос, домой. Когда я была маленькой, мы жили в
пригороде, и родителям приходилось каждый день ездить на поезде в Манхеттен. Но как
только моя мама продвинулась вверх, а папа провернул крупную прибыльную сделку, они
продали наше жилье, дом в пригороде с кучей комнат, которые никто не использовал, и
купили дом еще больше, величественный пентхаус, что стоил раз в десять дороже, и в
котором было еще больше комнат, что не использовали.
Были и преимущества в жизни в Манхеттене, а особенно в жизни в отеле – работа
горничных, обслуживание номеров, швейцар, слуги, а еще бассейн, баня и спортзал. Но
мне все еще было сложно воспринимать это здание домом.
Улицы Нью-Йорка были постоянно полны шума. Звуки дрели и отбойного молотка,
гудение, свист полиции, кряхтение автобусов и вечная шипящая какофония, что никогда
не прекращалась. А еще дома в Нью-Йорке были пронумерованы и часто граничили с
разными столовыми и кафе, а, в моем случае, с обслуживанием номеров и лестничной
площадкой. Вдобавок, родители стремились держать жилище идеальным, как из картинок
журналов, но от этого все выглядело сухим и нежилым. Я никогда не хотела места, где
трава будет зеленее – мне просто хотелось траву. Так что я была немного разочарована.
Для меня дом был тихим местом с двориком, забором и собакой. И не с теми
собаками-неженками, что катаются в сумочках. Настоящему дому нужна была настоящая
собака, как, например, немецкая овчарка или доберман – большая собака, что будет
пускать слюни на хозяина, копать двор и терпеливо ждать у окна возвращения хозяина.
Теперь идеальным местом для собаки была ферма бабушки. Я помнила, как бегала
по высокой траве с разными ее питомцами, как их мокрые носы тыкались в мои ладони, запахи солнца, ветра, дерева и их шерсти, когда я целовала их в макушки и играла с их
ушами. У нее было несколько собак, но уже давно, ее последняя собака, Бильбо, умер
стариком, но она не смогла уже заменить его.
Как только водитель подъехал, Херб, швейцар, подошел к машине и открыл дверь.
- Хороший выдался день, мисс Янг? – вежливо спросил он.
Я позволила ему помочь мне выйти.
- Херб, это был худший день в жизни. Но ты все равно не поверишь, если я расскажу,
- сказала я, пожав его ладонь.
Посмеиваясь, Херь провел меня к золотым дверям отеля.
- Я поверю всему, что вы мне расскажете. Вы не из тех дамочек, которым не хватает
внимания.
Я рассмеялась.
- Ну, драма может и к тебе подкрасться, Херб. Я получила сегодня слишком много
внимания, больше, чем хотелось бы. А результат – убийственная мигрень и острое
желание шоколада. Хорошего вечера.
- И вам, мисс Янг. Надеюсь, вам станет лучше, - он окинул меня озадаченным
взглядом, прежде чем открыть дверь.
- Я тоже, - ответила я через плечо и вошла в отель.
«И зачем такой яркий свет?» Я прищурилась, чтобы уменьшить боль в глазах, и
прошла через лобби к личным лифтам, где стоял страж Стэн, и поднялась на пятьдесят
второй этаж.
В месте, где я жила, не было ничего скромного. Мои родители занимали целый этаж
и не скромничали с украшениями очень дорогими вещами – коврики были выбраны
известными декораторами, тщательно подобранные картины не только украшали
комнаты, но и показывали клиентам, как много у нас денег, а один только холодильник
был таким большим, что в нем можно было потеряться, и украшен как часть кабинета.
Исключением была только моя ванная. Только там я чувствовала себя уютно, сбросив
обувь и оставив ключи на столе.
Из дорогих покупок родителей я любила только одну вещь – подсвечник Чихули, что
стоял в столовой. Он был в каком-то плане хаотичным, что открывало другую сторону в
моей строгой жизни. Мягкий свет золотистых шаров, ленты с нарисованным
причудливым узором и крученые ракушки были диким, но красивым сочетанием, что
заставляло меня выходить за рамки себя, использовать тепло опыта, чтобы превращать
кучи песка в пустыне эмоций, какой была моя жизнь, в нечто ценное, как стекло Чихули.
Когда я вошла на кухню, то позвала:
- Марселла, ты здесь?
Но в ответ я слышала лишь затихающее эхо собственного голоса в этой пустой
гробнице дома. Выбрав прекрасно охлажденный диетический имбирный эль в
холодильнике, я направилась в свою комнату, свое убежище, что я называла ледяным
дворцом. Когда я вошла, я позволила сумке тяжело упасть на пол и склонилась, чтобы
расстегнуть ремешки сандалий.
Я любила свою комнату. Я украсила ее в кремовых, бежевых и бледно-розовых
цветах. Кровать и прикроватная тумбочка были в цвете желтоватого золота и выполнены в
стиле викторианской Англии. Столбики на каждом углу кровати были изогнуты в
красивые арки, и с них мягкими складками ниспадали шторы.
С одной стороны комнаты было окно во всю стену, которое вело на мою веранду с
прекрасным видом на Центральный Парк. Противоположная стена была выполнена в
геометрических узорах: замерзшие стеклянные круги и прямоугольники разных размеров
были подсвечены сзади приглушенными розовыми огнями.
Отражение в огромном зеркале убедило меня, что перед сном мне очень нужно
принять ванную. Я прошла через комнату, мои ноги тонули в пушистом ковре. Я шла в
ванную, массажируя на ходу шею сзади.
Мои плечи затекли, особенно, левое. Боль в голове усиливалась, а кожа, вдобавок, чуть припухла и зудела. Я пробежала языком по губам и почувствовала медный привкус, словно мои губы кровоточили.
«Наверное, это аллергия или что-то типа того, - подумала я. – Это из-за древней
пыли в музее».
Я проглотила четыре таблетки ибупрофена, а потом смотрела вблизи на свое
отражение с разных углов.
«Ну как так? Странные сестры были правы. Я выгляжу так, словно меня сбила
машина».
Надеясь, что ибупрофен подействует магически быстро, я погрузилась в роскошную
ванную и начала оттирать с себя пыль. Горячая вода с пузырьками открыла мне, как
сильно я устала. Я уснула с головой, обернутой полотенцем. Но спала я не долго, глаза
мой внезапно открылись.
Окна были матовыми, оберегая личное пространство, потому свет и тепло не могли
видеть снаружи. Душ в стиле спа был закрыт стеной гравированного стекла, которое легко
пропускало свет, но не давало четкой картинки человека внутри.
Я не включала свет, потому что мне хотелось насладиться теплом уходящего солнца, редким зрелищем в окружении небоскребов. Было в этом огромное преимущество жизни
в небоскребе в Центральном Парке. Гаснущий свет сыграл со мной злую шутку, и мне
показалось, что в тени кто-то есть.
Посмотрев с минуту на силуэт в тени, я решила, что это проделки облаков, что
отбрасывали странные тени, или проделки длинной тени от зданий. Я снова уложила
голову на полотенце.
«Паранойя уже, да?» - пробормотала себе под нос я.
Я попыталась расслабиться, но теплая вода холодила меня. Тьма высасывала
солнечный свет из комнаты, и мне начало казаться, что я погребена внутри саркофага, которым стала ванная. Запахи благовоний смешивались с медным привкусом крови. Я
слышала тихое всхлипывание и крик. Вскрикнув, я села, подняв волны на воде, и потоки
хлынули через край на мраморный пол.
Я быстро выкарабкалась из ванной и уставилась на нее в ужасе. Дрожа, пока мои
ноги стояли в воде, я убрала с глаз волосы и попыталась успокоиться, медленно дыша.
«Да что со мной такое?»
Я никогда не слышала, что головная боль может вызвать галлюцинации, но, видимо, такое могло произойти. Куда логичнее было то, что у меня был кошмар.
«Может, сахар в крови понизился, - перед походом в музей я только выпила чай. –
«Точно, у меня мало сахара в крови».
Я попыталась представить, что все произошедшее было вызвано голодом, но,
вспомнив события подробнее, пришла к выводу, что происходит что-то странное.
Вынув пробку, я решила поручить уборку нашей домработнице Марселле – такое
было ненормально для меня, и я знала, что она придумает мне секретное наказание позже
– и намотала на голову толстое полотенце, скользнув в пушистый халат, и направилась в
свою комнату, где устроилась за столом.
Сначала я разобралась с кипой бумаг, которые я беспорядочно пихнула в рюкзак, убегая из музея. Разделив их на стопочки и уложив в углу стола, я почувствовала себя
лучше. Было что-то в этих стопочках, листья на которых были отмечены черным
маркером, а дни календаря полностью заполнены, что успокоило меня, вернув контроль
над собой.
Наверное, я была даже больше дочерью своих родителей, чем хотела.
Организованная я, скрупулезная часть меня, хороший солдат, прекрасно вписавшийся в их
жизнь, находила комфорт в таких обычных вещах. Хотя в сердце я всегда хотела немного
хаоса и приключений, но, по правде говоря, я всегда зависела от приказа, разрешения.
Открыв блокнот, я нашла страничку, на которой начинала набросок Амона, и
попыталась дорисовать лицо, но тут же стерла его, понимая, что не могу правильно
изобразить черты его лица.
Почему я была так придирчива, не знаю. Я сдалась и просто обвела контур его
головы.
Я слышала звонок лифта, за которым последовало постукивание высоких каблуков, что означало, что домой вернулась мама. Я потратила на набросок Амона куда больше
времени, чем думала. Моя мама просунула голову в комнату, и до моего носа долетел
цветочный запах ее духов.
- Мать, - сказала я, поднимая голову и отрываясь от блокнота.
Она прошла в комнату и положила ладонь на мое обтянутое халатом плечо.
- Как день прошел? Херб сказал, что ты жаловалась.
Я вздрогнула в ответ и напомнила себе, что Херб просто беспокоился, а Мать тем
временем листала брошюру колледжа, остановившись на менее желаемом. Я почти
слышала укор в ее голосе, когда она просматривала лист:
- Я смотрю, ты размышляла над выбором.
- Да, хотя и не решила ничего пока что.
Сжав мое плечо, что было явно подавляющим жестом, а не успокаивающим, она
сказала:
- Уверена, ты выберешь правильно.
Она расстегнула ожерелье и сняла браслеты, пока ворчала:
- А как твоя встреча насчет школьного проекта?
- Резко оборвалась.
- Я слышала.
Повернувшись в кресле, чтобы видеть ее, я спросила:
- От кого?
- От матери Кэсси. Кэсси беспокоилась о тебе. Она сказала, что ты сбежала со
встречи, чтобы помочь парню на улице?
Будучи мягкой, мама говорила очень успокаивающе, но я чувствовала привкус
горечи ее недовольства и утихомирить ее:
- Все было совсем не так драматично.
- О? – таким был весь ответ. Единственная гласная, содержащая миллионы значений, осторожно прервала разговор. Так делали в старых телевизионных программах, когда
гостей заставляли чувствовать дискомфорт в затянувшейся тишине и терзаться мыслями.
И хотя я сомневалась, что мама знала такие трюки, я клюнула на удочку.
- Она говорила правду, на улице был парень, но она не рассказала о происшествии.
Он был сильно ранен.
- И ты попыталась помочь, - сказала она, вскинув бровь, и это не прозвучало
вопросительно.
- У меня не было выбора, - отметила я, говоря правду, пусть и не всю.
- Разве там не было полиции? Никто не вызвал скорую?
- Не знаю. Он успел уйти раньше.
- Я думала, он был серьезно ранен.
- Он и был. Но смог… уйти, - мой голос сорвался.
Ее острый взгляд замер на моем блокноте, и она придвинула его ближе, скользя по
странице пальцем.
- Это твой загадочный парень?
Я кивнула, закрывая рукой записи о нем внизу страницы и надеясь, что этот жест не
выглядит ненатурально.
- Хмм. Может, мне стоит сделать пару звонков и выяснить, оказали ли ему
медицинскую помощь.
Она собиралась заняться Амоном, и я не могла позволить ей этого. Не то чтобы она
могла ему навредить, но у моей матери были свои принципы насчет людей, которым
нужно было укрытие, которые были не на своем правильном месте.
По ее милости Амон скорее окажется в какой-нибудь организации. А я не была
уверена, что он принадлежал одной из них, но идея упечь его куда-нибудь была неверной.
Нуждаясь в том, чтобы сбить ее с пути, но не навлечь на себя подозрения, я сглотнула и
тихо ответила:
- Уверена, с ним уже все в порядке.
Я продолжала чувствовать панику, пока она изучала мой блокнот. Если она решит
забрать его, мне придется нелегко. Вместо этого она закрыла блокнот и оттолкнула в угол
стола.
- Ты знаешь, как я толерантна насчет твоих хобби, - начала она, - и я надеюсь, что ты
не попадешь в опасную ситуацию, пытаясь нарисовать кого-то… нового? – в ее словах
был и приказ, и предупреждение, и вопрос. Улыбнувшись, я покачала головой, словно
замечание было ошибочным.
Она долго смотрела на меня, вызывая во мне болезненные ощущения и словно читая
что-то в моем сознании, открывая мои секреты, но она закрыла тему и сдержанно
улыбнулась. Часть меня паниковала, что она все же станет искать следы инцидента с
Амоном.
Пока что я могла свободно проходить из мира родителей в свой мир, обустроенный
мной смой. Инцидент с Амоном был самой опасной, но и самой потрясающей, вещью, что
когда-либо случалась со мной, и потому я хотела, чтобы он отыскал свой дом, и он мог
сделать это своими силами, но события этого дня я хотела оставить только себе.
- Похоже, в нашей семье появился маленький гуманист?
Я быстро сменила гримасу на слабую улыбку и понадеялась, что разницы заметно не
было.
- Постарайся перенести встречу, - продолжила она. – Ты знаешь, как это важно для
твоего отца.
- Да. Я знаю. Я позвоню позже этим Странным сестр… девушкам.
Ее глаза сузились. Она уловила в моем голосе сарказм, но решила проигнорировать
его.
- Вот это моя дочь.
Она улыбнулась, потрепав меня за щеку, словно я была призовой лошадкой, а потом
покинула комнату.
Испустив глубокий выдох облегчения, я стояла и потирала затекшую спину,
постанывая. Я чувствовала себя старушкой. Даже хуже, старушкой, которой пришлось
убегать от машины. Иголки боли бегали по моей спине, посылая болезненную гусиную
кожу по всему телу, и меня это заставляло чувствовать себя вывернутым наизнанку
дикобразом – колючим, одурманенным и немного погрызенным
Решив пропустить ужин и лечь пораньше, чтобы убрать ошибку в моей системе, я
забралась в свою кровать с балдахином и устроилась, надеясь на долгий сон. Вместо этого
мне снились странные вещи. Огромные разноцветные жуки ползли по моим рукам, не
сдаваясь, когда я их сбрасывала. Я тонула в темной реке, полной крокодилов. А когда я
подумала, что больше кошмаров не перенесу, я попала в темное место, где невидимое зло
пыталось украсть что-то ценное и идеальное.
* * *
Я резко проснулась на рассвете от свиста воздуха у кровати и уловила движение
дверей. Занавески болтались на ветру, и я могла слышать успокаивающие звуки
транспорта.
«Наверное, я открыла дверь на балкон ночью» - подумала я.
Потянувшись, я нашарила ногами тапочки и прошлепала к двери. Рассветное солнце
отражалось на железных украшениях. Шагнув на балкон, я уловила запах распустившихся
растений в горшочках и посмотрела на парк.
Я потерла голову сокола, что была тут все время существования отеля. Я верила, хоть и не признавала это, что такое действие приносит мне удачу. Такая птица несла
стражу с каждой стороны отела – на юге, востоке, севере и западе. Мой личный сокол
присматривал за Центральным Парком, защищая, как гаргулья, и порой мне казалось, что
он присматривает и за мной.
Розовые лучи солнца добрались до моей кожи, и хотя мое тело еще болело, а голова
пульсировала, я заметила, что часть боли от пребывания на солнце ушла. Я услышала
хлопанье крыльев позади себя и тут же прогнала бы голубей, если бы мне не было так
хорошо на солнце.
Ухватившись за перила, я закрыла глаза, погружаясь в свои ощущения и забывая об
окружающем мире, пока не услышала слишком знакомый голос:
- Солнце придает нам сил, юная Лили. И как я связан с тобой, так и ты связана со
мной.
Глава пятая:
Пир в Новом Королевстве
Резко обернувшись, я прошептала недоверчивым голосом:
- Амон? Что ты тут делаешь? Стой. Нет. Куда важнее: как ты сюда попал? – я
говорила тихо, нервно оглядываясь на открытую дверь в мою комнату. Не хотелось бы, чтобы родители или Марселла проверили меня в такое время, ведь они любили приходить
внезапно, каждый раз выбирая разное время, чтобы проверить, здесь ли я.
- Ты нужна мне, Лили, - просто сказал он.
- Тебе нужно идти домой, - ответила я. – Слушай, я же и в полицию могу позвонить, а они уже найдут кого-то, кто тебя знает? – я повернулась к двери.
- Нет, - его тихий приказ остановил меня, и я почувствовала знакомое тепло, что
заполнило меня как тогда, когда я не могла бросить его на улице. Когда я пришла к
выводу не звонить полиции, я снова смогла владеть собой.
Мои глаза поднялись на него с вопросом, и я почувствовала его эмоции во мне.
- У тебя больше нет дома, да?
- Мой дом давным-давно обратился в пыль.
Я склонила голову и спросила:
- Ты управляешь мной гипнозом?
- Как это?
- Ну, знаешь, властвуешь над моими мыслями, делаешь меня своим Ренфилдом?
Он сосредоточился на моих глазах и вскинул брови, словно отыскал ответ.
- Оу, понимаю, - сказал он. Пройдя за диваном, он хлопнул в ладоши за спиной. –
Мой ответ – не совсем. Я не собирался делать тебя рабом своей воли, юная Лили.
Рассветное солнце ласкало тело Амона, и его кожа слабо сияла. Хотя было страшно
неправильно пересечься с ним в одном здании, но и на том же этаже и в той же комнате, где я жила, я была удивлена тому, что рада видеть его, пусть и такого сумасшедшего
преследователя.
Будь я умнее, я вызвала бы полицию или охрану, но это желание было таким слабым, и я не могла заставить себя чувствовать ничего, кроме облегчения. Амон был рад видеть
меня невредимой.
Конечно, я должна была помнить, что ответом было «не совсем», что означало, что я
как-то связана с ним, как Ренфилд с Дракулой. Может, и многие мысли он вкладывал в
мою голову. Верила ли я ему, или меня заставляли верить? Теперь я не могла опираться на
свои эмоции, чему теперь мне верить?
Я сделала несколько шагов вперед и остановилась, сознание боролось с чувствами.
Солнечный свет окружил Амона, и, клянусь, я видела жар, исходящий от его тела. Холод, сковавший меня в ванной, не отступил полностью, и я бы чувствовала себя лучше в
кровати, но Амон был теплым – как жаркий летний день, проведенный на пляже под
теплым дуновением тропического ветра.
Он уловил мои мысли и улыбнулся, сверкнув зубами на фоне золотистой кожи, и
вытянул руку. Мгновение я думала, достанет ли его тепло до меня, если я коснусь его
руки. Но я тут же сжала зубы, не собираясь поддаваться его манипуляциям, и осталась на
месте.
Скрестив руки на груди, я подавила дрожь и прошипела:
- Ответь мне. Как ты сюда пробрался?
Амон опустил руку и нахмурился:
- Человек, что охраняет золотой ящик, сказал мне.
- Стэн? – я покачала головой. – Нет. Это невозможно.
Он долго смотрел на меня и вздохнул:
- Возможно куда больше, чем ты себе представляешь, Лили.
«Несомненно».
И знакомое ощущение говорило мне убегать. Я попятилась и приблизилась к
открытой двери.
- Чего тебе вообще нужно от меня? Зачем ты меня преследуешь?
- Мы… связаны, Лили.
- Связаны, - сухо повторила я.
- Да. Мое заклинание привязало мое ка к твоему.
- Твое ка? Это что такое?
- Ка – это… - он положил ладонь на голову и отошел, его белая юбка обвивала
мускулистые ноги.
Пока он стоял ко мне спиной, я видела его широкие плечи и сильные руки, которые
были лишь чуть менее привлекательными, чем его широкая грудь и хороший пресс. Я
покачала головой, отвлекаясь. Был ли он самым привлекательным парнем, какого я только
видела, или меня заставляли так думать?
Он резко развернулся и, похоже, не заметил моего взгляда, мои щеки горели. В этот
раз его не беспокоило, привлекает ли он меня. Я нахмурилась, поняв, что мысли были
моими.
- Это как жизненная сила, - продолжил он. – Моя жизненная сила привязана к твоей.
- Я все еще не понимаю. Хочешь сказать, что мы – родственные души?
- Родственники? – в этот раз вспыхнули его щеки. – Нет. Мы связаны не так.
Амон внезапно занервничал и опустил глаза:
- Твои, - он указал на мое тело, - внутренние органы – желудок, легкие, печень, всё, даже сердце – подключены ко мне. Эта связь причиняет тебе боль. Прости, но у меня не
было выхода. Пойми, я не могу жить в этом мире без своих сосудов смерти, поэтому…
Я сжала руку.
- Погоди. Минутку, - сказала я, выделяя каждое слово. – Хочешь сказать, что мои
внутренности ты одолжил, так как не нашел сосуды?
- Да.
- Серьезно?
- Да.
Не было и тени сомнения на его лице.
«Ладно».
Я решила на мгновение допустить это безумие и перевести его слова. Я хотя бы
получила какие-то ответы.
- То есть мне плохо из-за твоего заклинания?
- Верно.
- Тогда… Что ты такое? Органический вампир? – это я хоть понимала, но все равно
не верила.
- Не понимаю «вампира».
