Тут в голове у меня раздался хохот Люселуна, и хотя Кишан быстро спрятал свои чувства, я знала, что он глубоко потрясен. Покраснев до корней волос, я отшатнулась от Рена и встала между братьями. Оба в упор разглядывали меня. Я поспешила отвернуться, чтобы спрятать от них пылающее лицо, но вскоре испугалась, что два взгляда прожгут мне дыры между лопатками. Ни один из братьев не произнес ни слова, зато хохот у меня в ушах вскоре сменился вполне реальным оглушительным хохотом в комнате. Зеленый дракон сидел на подоконнике и беспечно болтал ногами. На этот раз он был одет как принц.

– Спасибо, друзья, вы развлекли меня поистине увлекательной игрой, уверен, буду с удовольствием вспоминать ее на протяжении многих тысячелетий. Да, кстати, вы уверены, что не хотите погостить еще немного?

– Нет! – выпалила я. – Мы хотим вернуться на корабль.

Кишан шагнул к дракону:

– Мы победили. Отдавай нам наши призы, дракон.

Люселун нахмурился:

– Призы? Что-то я не помню, чтобы обещал вам награду во множественном числе!

– Ты сказал, что если мы согласимся сыграть с тобой, ты поможешь нам найти ожерелье Дурги. Что касается дополнительного приза, то ты сам ввел его в игру, – заметил Рен. – Я выиграл принцессу, а Кишан получит в награду обещанную помощь.

Кишан бросил на брата недобрый взгляд, но вслух подтвердил:

– Вот именно. Давай раскошеливайся, и покончим с этим.

– Пожалуй, мы сторгуемся! Если один из тигров останется на моем острове, я отдам вам принцессу и подскажу, где искать моего брата, золотого дракона.

– Нет! – возмущенно закричала я. – Ты жульничал на охоте, дракон! Нельзя менять правила по ходу игры, так нечестно!

– Ладно, ладно, не вопи! – Дракон фыркнул, выпустив два язычка оранжевого пламени из ноздрей. – Ты заберешь принцессу, – сказал он Рену, а ты, – тут он повернулся к Кишану, – возьми вот это.

Он выбросил вперед руку. Раскаленный огненный шар сорвался с его раскрытой ладони и ударил Кишана в лицо. Тот со страшным криком прижал руки к глазам.

Я завизжала.

– Что ты с ним сделал?! – Бросившись к согнувшемуся пополам Кишану, я обняла его.

Дракон придирчиво осмотрел свои ногти.

– Ничего особенного. Ослепнет на какое-то время, потом снова прозреет, было бы из-за чего крик поднимать. Нет, что за люди? Сначала клянчат, потом жалуются!

– Мы не просили, чтобы ты причинял ему боль! – прошипела я.

– Ой, да кто бы говорил! Если сегодня кто-то и причинил ему настоящую боль, то точно не я. А теперь все, вы мне надоели. Вам пора.

Дракон щелкнул пальцами, и мы очутились на золотом песке второго острова. Наша лодка стояла здесь же, вдали виднелась яхта. Пока Рен отвязывал моторку, я взяла лицо Кишана в свои ладони и прошептала:

– Ты можешь открыть глаза?

– Да. Но мне больно.

– Значит не открывай и ни о чем не беспокойся. – Я сняла с себя шелковый пояс и завязала ему глаза. – Вот так. Сейчас мы отвезем тебя на корабль, там ты отдохнешь, и все будет хорошо. Обопрись на меня, слышишь?

Он кивнул, положил руку мне на плечо. Я обвила его за талию и медленно повела к лодке. Рен помог Кишану забраться внутрь, а я села с ним рядом и всю дорогу держала за руки. По пути никто из нас не проронил ни слова.

Когда мы пришвартовались к яхте, Рен занялся моторкой, а Нилима и мистер Кадам помогли мне отвести Кишана в его каюту.

Только после того как мы усадили Кишана в кресло, мистер Кадам задал первый вопрос:

– Что случилось, мисс Келси?

К чести пожилого джентльмена следует отметить, что он ни единым словом не выразил удивления по поводу моего наряда или чудом отросших волос.

– Дракон ослепил его. Он сказал, что это временно, и дал понять, что мы получили то, за чем пришли.

– Очень хорошо, – кивнул мистер Кадам. Он потрепал Кишана по руке. – Ну-ка, сынок, дай мне взглянуть.

Он бережно развязал мою самодельную повязку и попросил Кишана медленно открыть глаза.

Кишан несколько раз моргнул, и из глаз у него хлынули слезы. Я невольно вскрикнула, увидев, что его красивые золотые глаза превратились в два провала сплошной тьмы, в которой танцевали языки пламени. Кишан снова моргнул, пламя погасло. Я зажала ладонью рот, чтобы подавить рыдание.

– Что? – Кишан обратил свой невидящий взгляд на меня. – Что там, Келси? Не плачь!

Я откашлялась, смахнула с лица слезы, присела рядом с ним на корточки и взяла его руки в свои.

– Ничего, Кишан. Просто стресс. Хочешь чего-нибудь? Ты голодный?

– Съел бы что-нибудь. – Он взял меня за руку. – Ты побудешь со мной?

– Конечно.

Нилима встала.

– Я принесу Золотой плод.

– Тебе больно? – спросил мистер Кадам.

Кишан покачал головой:

– Уже нет. Даже странно – ничего не вижу, но боли не чувствую.

– Сейчас Нилима поведет яхту, а я пока подумаю над тем, с чем мы имеем дело. Думаю, тебе лучше прилечь. Вы побудете с ним, мисс Келси?

– Да.

– Проследите, чтобы он поел, поспал и пил как можно больше жидкости. Мне кажется, он слегка горячий. – Мистер Кадам улыбнулся. – То есть горячее, чем обычно.

Я кивнула:

– Я о нем позабочусь.

– Не сомневаюсь. Непременно поставьте меня в известность, если заметите малейшие перемены в его состоянии.

Когда мистер Кадам ушел, в каюту вошла Нилима с Золотым плодом. Кишан сказал, что устал и поест позже, но я все-таки влила в него стакан апельсинового сока и стащила с него сапоги. Он сбросил камзол и стащил через голову тунику, но когда я попыталась укрыть его одеялом, сбросил его и стал шарить по кровати, ища мою руку.

Кишан не хотел ни на минуту отпускать меня от себя. В конце концов я забралась к нему на постель, уселась, прислонившись спиной к изголовью, и положила на колени подушку. Кишан положил на нее голову, я укрыла его и стала гладить по волосам. Тогда он обнял меня одной рукой за талию, прижался, а я стала напевать ему колыбельную, которую когда-то пела мне мама. Наконец он закрыл свои пылающие глаза и уснул.

Я долго сидела в тишине, глядя в его красивое лицо, гладя черные брови, прислушиваясь к мерному дыханию. Услышав шум, я подняла голову и увидела Рена, с мрачным видом глядевшего на меня от двери. Он не сказал ни слова. Кишан заворочался во сне, сбил подушку и положил голову мне на бедра. Я снова укрыла его, и он затих.

Когда я подняла глаза, Рена уже не было. Я просидела с Кишаном еще целый час, думая обо всем, что случилось на острове зеленого дракона. Когда я хотела уйти, Кишан выбросил из-под одеяла руку, привлек меня к себе и обнял. Я не заметила, как тоже уснула, измученная переживаниями этих нескольких дней.

Через несколько часов я проснулась от ноющей боли в затекшем теле и с большим трудом смогла выбраться из-под спящего Кишана. Как была, в розовом принцессином платье, я на негнущихся ногах перебралась в свою комнату, приняла душ и переоделась. На то, чтобы промыть гриву волос длиной ниже колен, ушла уйма времени, но расчесывалась я еще дольше, так что руки затекли. Переодевшись, я заглянула к спящему Кишану, взяла ножницы и отправилась на поиски Нилимы.

Она была в рубке вместе с мистером Кадамом. Пока Нилима укорачивала мои чересчур длинные волосы, мистер Кадам вкратце пересказал мне все, что ему удалось узнать о слепоте в мифологии:

– У одной из сестер Плеяд, которую звали Меропа, был слепой сын по имени Главк, или Глаукос. В переводе с древнегреческого «глаукос» означает «светло-голубой или серый», кстати, от этого слова образован медицинский термин «глаукома». А «меропия», раз уж мы заговорили о медицине, обозначает неполную, частичную слепоту. Греческий прорицатель Тересий был ослеплен богами, по одной версии за то, что подглядывал за ними, по другой – за неудачное вмешательство в разрешение спора между небожителями. У мойр, или прях судьбы, был на троих всего один глаз, так называемое всевидящее око.

– Это я помню! – вставила я. – Погоди-ка, Нилима! – Я перебросила через плечо прядь, уже ставшую длиной до талии. – Пожалуй, я хочу еще покороче.

– Прости, не могу. Мне дали особые инструкции ни в коем случае не обрезать вам волосы короче, чем до талии.

– Вот как?

– Именно. Рен пригрозил меня уволить, и если вам интересно мое мнение, в отношении длины твоих волос я с ним согласна.

– Не бойся, он тебя не уволит. Это блеф!

– Тем не менее я не стану этого делать. Он говорил очень серьезно.

– Отлично! Оставь так, потом я сама их обкорнаю.

– Нет, не обкорнаешь! – Я вздрогнула от неожиданности, услышав грозный мужской голос. Рен прислонился к косяку и смотрел на меня, скрестив на груди руки. – Я выброшу в океан все ножницы на корабле.

– Валяй, если делать нечего! Я все равно что-нибудь придумаю. Например, отрежу их чакрой, ее-то ты не посмеешь выкинуть в океан!

– Только попробуй, Келси. В этом случае тебе придется иметь дело с последствиями, и, поверь мне на слово, они тебе не понравятся.

Я хотела испепелить его взглядом, но Нилима повернула мою голову и снова взялась за работу.

– Я могу продолжать? – кашлянул мистер Кадам.

– Да, пожалуйста, – прошипела я, не разжимая губ.

– Также в мифологии упоминается Финей, ослепленный богами за то, что разбалтывал смертным их тайны. В наказание он был не только ослеплен, но отправлен на остров, где умирал от голода среди роскошных яств, которых не мог коснуться.

– Финея я тоже помню! – воскликнула я. – Его освободили Ясон и аргонавты. Они перебили гарпий, которые пожирали пищу Финея, а за это он рассказал им, как пройти между сближающимися и расходящимися скалами Симплегадами!

– Вы совершенно правы. Так, дальше у нас есть Полифем, циклоп-людоед, ослепленный Одиссеем. Честно говоря, не вижу никакого сходства с нашей историей, но без него наш список не будет полон. Разумеется, мы не можем не упомянуть Эдипа, который ослепил сам себя, узнав, что в точности исполнил слова оракула и не только убил своего отца, но и женился на собственной матери. Она совершила самоубийство, а обезумевший Эдип выколол себе глаза.

– Эта история учит нас тому, что нельзя без расплаты забрать женщину, принадлежащую другому, – ядовито заметил Рен от дверей.

Тут уж я не выдержала:

– Во-первых, мистер Проницательность, Кишан не брал у меня ничего сверх того, что я с радостью была готова ему дать! Во-вторых, я что-то не припомню, чтобы царь Лай когда-нибудь велел своей жене проваливать! А в-третьих, я не думаю, что миф об Эдипе имеет какое-то отношение к нашему случаю! – выпалила я. – Если бы ты мог хоть немного контролировать зеленоглазое чудовище по имени ревность, временно овладевшее твоим разумом, то без труда сообразил бы, что мы ведем речь о пророчествах и прорицателях!

Мистер Кадам смущенно откашлялся:

– Я совершенно с вами согласен, мисс Келси.

Я самодовольно обернулась к Рену, который терпеливо вздохнул и спросил:

– Вы полагаете, что Кишан временно превратился в оракула? Значит, теперь мы ждем от него прорицания, которое приведет нас к четвертому дракону?

– Время покажет, – уклончиво ответил мистер Кадам, вставая со своего места. – Пойду взгляну, как он там.

– Когда я уходила, он спал, – бросила я в спину удирающему мистеру Кадаму.

– Не удивительно! – хмыкнул Рен. – Ведь ты у нас лучшая сиделка! Предложила ему мягчайшую из подушек, чтобы бедняга смог преклонить усталую голову.

– Хм… пожалуй, я тоже пойду, – засобиралась Нилима. Она отложила ножницы, потом покосилась на меня и, передумав, забрала их с собой. Легкой тенью скользнув между Реном и дверью, она убежала.

Я вытащила из кармана ленту и принялась сердито плести косу.

– Тебе кто-нибудь говорил, что ты выглядишь жалко, когда ревнуешь?

– Ты думаешь, мне есть до этого дело?

– Думаю, что нет.

– Правильно думаешь. И потом я не скрываю того, что ревную. Я ревную к каждой минуте, которую ты проводишь с ним, с каждому твоему встревоженному взгляду, брошенному в его сторону, к каждой пролитой слезе, к каждому прикосновению и каждой мысли. В такие моменты мне хочется разорвать его в клочья и выжечь из твоего сердца и разума. Но я не могу.

Я отшвырнула стул, вскочила и перебросила косу через плечо:

– Сейчас я нужна Кишану, и мне жаль, что ты не хочешь этого принять!

Он сделал шаг в мою сторону:

– Но ведь Кишан не единственный, кому ты нужна, Келси.

Я со свистом втянула в себя воздух:

– Возможно. Но его потребности более насущны!

– В данный момент возможно. Но запал подожжен, Келси. Ты можешь убегать сколько угодно, но теперь ты повсюду оставляешь за собой след пороха. Поэтому тебя нетрудно выследить. – Он сделал еще один шаг, взял мое лицо в свои ладони и нежно приподнял, заставив посмотреть в свои глаза. – Хочу, чтобы ты знала, – я был в логове дракона вместе с тобой. Да-да, в том туманном мире сновидения ты была не одна, Келси. Ты была со мной. Я слышал все твои тайные признания. Я видел, чего больше всего на свете хочет твое сердце. Ты никогда не будешь принадлежать Кишану. Ты моя и принадлежишь мне, тебе нужно лишь время, чтобы смириться с этим.

Я закусила губу. Рен был прав во всем, но разве я могла это признать? Тем более теперь, когда я клокотала от бешенства.

– Не слишком ли много ты на себя берешь, заявляя, будто я принадлежу тебе? Я не рабыня и не невеста, которую можно купить у ее отца! Мои чувства не подчиняются договорам и соглашениям! Что хочу, то и делаю и сама принимаю все решения! Я своя собственная, и буду принадлежать только тому, кому захочу принадлежать, и столько, сколько захочу! Не смей даже воображать, будто у тебя есть на меня права! Думаешь, раз ты принц, тебе все можно? Я не твоя подданная! Так что слезьте со своего могучего скакуна, ваше высочество, и поищите себе другую девушку, которую сможете покорить!

Мы стояли нос к носу, сверкая глазами. Меня всю трясло, я тяжело дышала. Синие глаза Рена вопросительно сощурились, потом нагло опустились к моим губам. Он угрожающе улыбнулся.

– «Ты губы гневом не криви, они не для презрения – для поцелуев».

Я приготовилась огрызнуться, но Рен рванул меня к себе и закрыл мне рот поцелуем. Что мне оставалось делать? Какое-то время я слабо отпихивала его, пока он мял мои губы своими. Но разве я могла вырваться из этой мертвой хватки? Рен поймал мои руки и прижал к бокам, чтобы я перестала драться. Я попыталась его лягнуть, но он встал так, что у меня не получалось как следует размахнуться. Потом он легонько прикусил мою губу, и я, вместо того чтобы отдернуться, со стоном впилась в его губы. Он намотал мою косу себе на руку и рывком запрокинул мою голову, чтобы целовать меня еще глубже. Было больно… и так сладко…

Наконец он оторвался от меня и усмехнулся.

Я глотнула воздух, прищурилась:

– Посмей только заикнуться о просветлении, и я тебя молнией выброшу за борт!

Он нежно провел пальцем по моей распухшей нижней губе, улыбнулся и подтолкнул меня к двери.

– Иди. Позаботься о Кишане.

Ничего не понимая, я машинально переступила порог.

– И да, Келси…

Я вихрем обернулась:

– Что?

– По поводу волос – я серьезно.

Взвыв бешенства, и я бегом бросилась прочь, подгоняемая его довольным смехом. Скатываясь по ступенькам, я лихорадочно бормотала себе под нос. «Высокомерный, наглый, эгоистичный, зацикленный на самом себе огромный бродячий кот! Вечно он заставляет меня плясать под свою дудку и всегда добивается своего! – Я растерла ладонями предплечья, сладко нывшие от его хватки, провела пальцем по губам. – Громила! Да ведь он может запросто перебросить меня через плечо и унести, как пират, похищающий девицу!»

Я представила себе длинноволосого Рена в одежде морского разбойника – в высоких кожаных сапогах, белой рубашке с кружевными манжетами, распахнутой на загорелой шее, в красном плаще. Он неторопливо приближался ко мне, поигрывая мечом, а я пятилась, отступая… Разумеется, я была беспомощна, в разорванном платье, с бурно вздымающимся бюстом, а потом… «Черт, черт! Вот что бывает, когда читаешь мамины любовные романы!» Я затрясла головой, прогоняя нелепые видения, и хмуро вошла в комнату Кишана.

– Келлс! Это ты?

Я со вздохом растянула губы в фальшивой улыбке, которую он все равно не мог видеть.

– Да. Это я. Как ты себя чувствуешь?

– Лучше.

Нилима сидела рядом.

– Отказывается есть без тебя, – пожаловалась она.

– Да, он у нас упрямый кот. Ладно, теперь я здесь. Итак, что у нас в меню?

– Суп.

– Суп? – удивилась я. – Кишан, ты же никогда не ешь суп! Что за прихоть?

Кишан лукаво ухмыльнулся:

– Прихоть такая, чтобы ты покормила меня с ложечки. Я же без тебя как без рук.

– Ах ты хитрец! – рассмеялась я. – Мне кажется, ты решил выжать из своего положения все, что только можно!

Кишан сел, закинув руки за голову.

– Сама посуди, как часто хорошему парню выпадает счастье получить в сиделки красивую девушку, которая всем сердцем его жалеет и готова сделать почти все на свете, лишь бы ему стало легче.

– Ключевое слово – почти. Что до моей красоты, то ты явно необъективен.

Он нащупал мою ладонь, провел пальцами до плеча, коснулся моей щеки.

– Ты очень красивая.

– Не подлизывайся, это не спасет тебя от обеда! Ладно, я согласна покормить тебя с ложечки, но только не супом. Как насчет хорошего жаркого и жареного сыра?

– Сойдет.

Нилима подмигнула мне и ушла, а я с помощью Золотого плода приготовила Кишану обед. Пережевывая сочные кусочки картофеля с морковью и бараниной, он спросил:

– Мы уже в пути?

– Да, мы отошли от острова, но пока не выяснили, куда плыть.

Кишан хмыкнул и отпил глоток из подставленной мною чашки.

– Мистер Кадам заходил поговорить с тобой? – спросила я.

– Да. Он предполагает, что я стал чем-то вроде оракула или прорицателя. Только никакие откровения меня пока не посещали.

– Хм-м. Ладно, время покажет.

Я отставила опустошенную тарелку и вытерла Кишану рот салфеткой.

Он взял меня за руку.

– Я хотел сказать, что все нормально, Келлс.

– Что нормально? – прошептала я.

– Да у нас с тобой. Короче, я совсем не злюсь. Будь я на месте Рена, мне бы тоже захотелось тебя поцеловать. Ты здесь ни при чем, это не твоя вина.

– А… Ну, вообще-то… это не совсем…

– Ш-ш-ш. Неважно, Келлс. Не надо мне ничего говорить! Главное, что… ты со мной.

– Нет, Кишан, мне кажется, нам все-таки нужно об этом поговорить.

– Поговорим, но потом, после того, как найдем ожерелье Дурги. Все утрясется, вот увидишь. Я же знаю. – Он улыбнулся. – Возможно, во мне просыпается дар оракула!

– Неужели? – тихонько рассмеялась я. – Что ж, тебе это идет.

Он погладил меня по спине, сжал плечо. Я сдавленно охнула и позволила ему еще несколько секунд разминать мне плечи.

– Я тебе говорила, как прекрасно ты улучшаешь мое самочувствие?

Кишан расхохотался, поцеловал меня в лоб, а потом долго смотрел в стену пустыми черными глазами.

Остаток дня мы провели вместе. Мы гуляли по палубе, я читала Кишану и даже кормила его виноградом, он смеялся и называл меня жемчужиной своего гарема, но ни он, ни я, ни словом не обмолвились об острове зеленого дракона. Мы избегали даже заговаривать об этом. А я старалась не смотреть в пустые черные глаза, боясь, что он сможет заглянуть в мою душу и увидеть там предательство.

Меня терзало чувство вины. Рен так умело дергал меня за ниточки, что рядом с ним я забывала обо всем на свете, но Кишан был добр, нежен и честен со мной, и стыд и раскаяние не только вернулись, но затопили меня целиком, и мое сердце утонуло в их пучине, черной, как незрячие глаза нашего оракула. Этим вечером я пересказывала ему легенды о слепых провидцах и вдруг расплакалась, но Кишан молча обнял меня, вытер мои слезы и убаюкивал, пока я не уснула.

Я проснулась на руках у Рена, который нес меня в мою комнату.

В первый момент я прильнула к нему, подставила щеку его теплым губам, и все было замечательно. Но потом я проснулась и опомнилась.

– Что ты творишь? – прошипела я.

– Тебе совсем не обязательно спать в его комнате. Я посижу с ним эту ночь, а ты будешь спать в своей постели.

– Поставь меня сейчас же! – сердитым шепотом приказала я. – Ты мне не указчик! Без тебя разберусь! Кишан мой парень, и он болен. Если захочу остаться у него, я останусь, понял?

– Не останешься.

Он горячо и быстро поцеловал меня, прежде чем опустить на постель. Я тут же вскочила, но Рен обернулся, скрестил руки и посмотрел на меня таким взглядом, что я приросла к кровати.

– Келси. Если ты попробуешь вылезти из постели, мне придется прибегнуть к радикальным мерам, и они тебе точно не понравятся. Так что не искушай меня.

Он тихо закрыл за собой дверь, а я в бессильной ярости швырнула в нее подушкой. Примерно час я рвала и метала, но потом усталость взяла свое. Я задремала с улыбкой на лице, представляя, как при помощи Шарфа подвешу Рена прямо перед пастью кракена. Сначала все было просто замечательно, но потом мне приснилось, будто я сама стала кракеном и оплетаю свои гибкие щупальца вокруг беспомощного Рена, заключаю его в свои могучие пурпурные объятия и утаскиваю в черную пещеру на дне океана.

Наутро, стряхнув с себя остатки кошмара, я первым делом отправилась к Кишану. Заглянув в щелочку, я увидела, как Рен подает ему завтрак. Он подал Кишану тарелку и вилку, рассказал, где что лежит, после чего преспокойно уселся в кресло с томиком стихов. Я распахнула дверь, и оба брата повернулись ко мне.

Кишан сел и похлопал рукой по матрасу рядом с собой.

– Келси! Как хорошо, что ты пришла, ты покормишь меня!

– Ты отлично ел сам, пока она не вошла, – недовольно проворчал Рен. – Она не сиделка, а ты не инвалид.

– Как тебе не стыдно?! – взвилась я. – Если Кишан хочет, чтобы его покормили, я это сделаю.

– Нет. Если ему нужна помощь, я ему помогу.

Рен вырвал у Кишана тарелку и стал пихать ему вилку с едой в рот.

– Ой, полегче! – поперхнулся Кишан. – Нет, Келси гораздо нежнее тебя, и она не проливает мне на колени что-то мокрое и холодное! – Он нашарил что-то на простыне и смял в пальцах. – Что это за пакость?

Я фыркнула, несмотря на все свое раздражение.

– Это какой-то фрукт. Кажется, ананас.

– Ах так?! – Кишан собрал кусочки в горсть и швырнул их в брата, который от души отвесил ему подзатыльник. – Как спала, Келлс?

Я мстительно улыбнулась Рену и ответила:

– Прекрасно! Мне снилось, что я скармливаю Рена кракену.

Кишан улыбнулся до ушей:

– Это отлично!

В ответ Рен пихнул ему в рот полную вилку фруктов, так что Кишан поперхнулся.

– Видишь, что ты наделал?! – возмутилась я. Подсев к Кишану, я пригладила ладонью его всклокоченные волосы. Кишан мгновенно перестал надсадно кашлять, перехватил мою руку и поцеловал.

– Вот она, моя девочка! Я так скучал по тебе, билаута. Неужели в твоей постели лучше спиться?

– Ну, вообще-то…

– Вот! – рявкнул Рен, возвращая Кишану тарелку. – Сам доешь. Нам с Келси нужно кое-что обсудить. Мы скоро вернемся.

С этими словами он схватил меня за руку и, прежде чем я успела возразить, выволок из комнаты, протащил вниз по трапу и вывел на нижнюю палубу. Здесь он остановился и взял меня за плечи.

– Келси, если ты не скажешь ему, что все кончено, это сделаю я. Но я больше не могу смотреть, как ты увиваешься вокруг него!

– Алаган Дирен! Неужели у тебя нет ни капли сочувствия к брату? Неужели ты не можешь понять, как это сложно? Думаешь, если просто щелкнуть пальцами, можно стереть все прошлые месяцы? Нет, не получится. Я понимаю, что все пошло вразнос. Нам всем сейчас непросто, не только тебе. Но мне нужно время, чтобы разобраться в своих чувствах и принять решение.

– Что значит – принять решение? Ты говоришь об этом так, будто выбираешь туфли для вечеринки! Нельзя «принять решение» о том, кого ты любишь, любовь – она или есть, или ее нет!

– А если я люблю вас обоих? Тебе не приходила в голову такая мысль?

Рен скрестил руки на груди:

– Правда?

– Конечно, я люблю вас обоих!

– Нет, Келси, это заблуждение. Ты любишь нас по-разному, йадала. – Он печально вздохнул, отвернулся, пригладил рукой волосы. – Келси… Ты меня с ума сведешь. Зачем я только выбрал этот ключ!

– Что? Какой ключ? О чем ты говоришь?

Он с трудом оторвал взгляд от меня, подошел к обеденному столу для команды, сел. Потом облокотился на стол и уронил голову на руки.

– Дурга разрешила мне оставить ключ от памяти. Загадать нечто такое, что вернет мне воспоминание.

Я отодвинула стул, медленно села напротив.

– И что ты выбрал?

– Я забыл тебя ради твоей безопасности, поэтому ключом от моей памяти не могло быть что-то простое – например, увидеть тебя дома или даже встретиться с Пхетом. Я долго рылся в памяти, пока не вспомнил, как Кишан украл у тебя поцелуй на берегу океана. Я знал, что он попытается сделать это снова, поэтому загадал, что если увижу, как он целует тебя при мне, значит, скорее всего, тебе ничего не грозит. Поэтому я выбрал ключом поцелуй. Кто же знал, что Кишан будет так долго ждать!

Я сидела, разинув рот.

– То есть ты загадал, что как только Кишан меня поцелует, к тебе вернется память?

– Да.

– Но постой… Кишан целовал меня и раньше! В Шангри-ла. Почему же тогда ничего не сработало?

– Келси, во время вашего путешествия по Шангри-ла я был в плену. Чтобы все сработало, я должен был быть на свободе и все увидеть своими глазами. Но постой! С какой это стати он целовал тебя в Шангри-ла, и почему я об этом узнаю только сейчас?

Я только рукой махнула:

– Неважно. Важно то, что ты идиот. Ты идиот, потому что я взяла с Кишана обещание не целовать меня! Он дал слово, что не поцелует меня до тех пор, пока мы с тобой не расстанемся. Только из-за этого он несколько месяцев не приближался ко мне! – Я ахнула и разинула рот. – Ты мне не доверял!

– Я не доверял ему. Так, а теперь к делу. Сколько было поцелуев? И если хоть один из них был похож на тот, что я видел, я попрошу Шарф зашить моему брату рот.

– Раз уж ты так интересуешься, Кишан пару раз поцеловал меня в Шангри-ла, и еще раз в бассейне, сразу после твоего освобождения. Вот тогда-то я и взяла с него слово! Я ждала тебя, Рен. Даже когда ты не помнил меня и не мог ко мне прикоснуться, я тебя ждала. И я не подходила к Кишану до того, как ты начал крутить с безмозглыми красотками у меня на глазах! Я была тебе верна, Рен! Я тебя любила!

– Ты и сейчас меня любишь.

Я застонала:

– Почему, ну почему ты не мог выбрать ключом что-нибудь другое? Например, счастливое возвращение домой или мое шоколадные печенье?

– Я не мог предположить, что Кишан продержится так долго. Я был уверен, что он будет постоянно приставать к тебе с поцелуями.

– Он так и делал, пока я не взяла с него обещание. Это все ужасно глупо, Рен. Такое впечатление, будто мы попали в шекспировскую пьесу. Он любит ее, она любит его, он забыл ее, а она полюбила другого.

– Так это комедия или трагедия?

– Откуда я знаю?

– Я надеюсь, что комедия! – Рен взял меня за руку. – Я люблю тебя, Келси, и знаю, что ты тоже меня любишь. Мне жаль Кишана, но не настолько, чтобы отдать ему тебя. Не надейся, я не собираюсь уступать.

Я посмотрела в его красивое лицо:

– Мне нужно время.

Он печально вздохнул.

– Каждая минута в разлуке с тобой для меня длиннее жизни, Келси. Я не могу видеть тебя с ним. Это разбивает мне сердце.

Я тоже тяжело вздохнула:

– Ладно, давай договоримся. Ты оставишь меня в покое, Кишана я попрошу о том же. Это пойдет на пользу нам всем. Впереди у нас Семь пагод и два дракона, так что нам лучше не отвлекаться.

Несколько долгих секунд Рен внимательно всматривался в мое лицо:

– Хорошо. Я проявлю ангельскую кротость и буду терпим даже к Кишану. До тех пор, пока он не будет распускать руки.

– В таком случае держи и свои руки при себе.

Рен обжег меня взглядом.

– Отлично! – Он улыбнулся. – Но ты будешь скучать.

– Я уже говорила тебе, что у тебя самомнение в милю шириной?

Он встал, обошел вокруг стола, поднял меня на ноги, поцеловал нежным, волшебным, отнимающим разум и силы поцелуем и отошел.

– Маленький сувенир на память обо мне.

С этими словами он удалился, а я прислонилась к стене, чтобы не упасть. Нет, он определенно опасен! Я честно пыталась прогнать наваждение, но вскоре сдалась и всю дорогу наверх думала только о Рене.

Когда у меня перестали подгибаться ноги, я поплелась разыскивать Кишана. Он оказался на прогулочной палубе, на носу.

– Вот ты где!

Он не ответил.

– Кишан! – Я дотронулась до его плеча. – Кишан! Как ты добрался сюда? Тебя Рен привел?

Не отвечая, он невидящим взглядом смотрел прямо перед собой.

Испугавшись, я затрясла его за руку.

– Кишан! Ответь мне. Ты в порядке? Что с тобой?

Он медленно, как зомби из фильма ужасов, повернул ко мне голову. Его лицо было пустым, как маска. Оранжевое пламя плясало в черных глазах.

– Надвигается шторм, – чужим голосом проскрипел он. – Я укажу путь. Иди. Предупреди остальных.

Когда он снова отвернулся, я тоже посмотрела в океан и увидела, что небо на горизонте подернулось серым. Волны били о борт, темные тучи ползли над океаном. Стало холодно, запахло дождем.

– Я сейчас вернусь, – торопливо сказала я. – Никуда не уходи, слышишь?

Он остался безучастен. Я повернулась и бросилась бежать.

– Рен! Мистер Кадам! – Я ворвалась в рубку и врезалась головой в грудь Рену.

Он поймал меня за плечи:

– Что? Что случилось?

Задыхаясь от быстрого бега, я с трудом выдавила:

– Кишан. Он стал оракулом. Стоит на носу и говорит, что будет шторм. Кажется, он собирается как-то провести нас через него.

– Отлично, помоги Нилиме. Я пойду к нему.

Когда Рен ушел, в рубку вбежал мистер Кадам:

– Шторм, говорите?

Я как раз заканчивала пересказывать ему слова Кишана, когда Рен вернулся:

– Кишана нет. Он исчез. Я иду его искать. Оставайся здесь, Келси. Ты меня слышишь?

– Я поняла. Иди, ищи его!

Мистер Кадам склонился над приборами, его пальцы забегали по кнопкам. Я подошла к окну. Если несколько минут назад океан выглядел мрачным, то теперь он был поистине грозен. Серые тучи почернели и теперь громоздились, пихаясь пузатыми боками, как исполинские сумоисты. Тяжелые капли дождя застучали по стеклу, редкий перестук вскоре превратился в грохот тысяч барабанов. Волны сердито бросали корабль в разные стороны.

Рен просунул голову в дверь рубки. Он был насквозь мокрым, струи дождя стекали по его волосам на шею и потемневшую от воды рубашку.

– Он на мостике! – прокричал Рен, перекрикивая рев ветра. – Его срочно нужно привязать! Он ничего не хочет слушать!

– Я за Шарфом! Он у меня в комнате! – проорала я, бросаясь к двери. В борт ударила волна, я поскользнулась в луже и врезалась в Рена.

– Нет. Я сам. – Он оттолкнул меня и исчез.

Я закусила губу. Тревога за Кишана сводила меня с ума. Когда еще одна волна с грохотом положила яхту на бок, я не выдержала, выскочила за дверь и бросилась наверх. Мостик превратился в каток. Кишан, как столб, стоял посреди площадки. На разъезжающихся ногах я кое-как добралась до него, обвила одной рукой за пояс, а другой ухватилась за перила.

Он даже не глянул на меня. Корабль завалился на правый борт. Я уперлась ступнями в железяку, за которую цеплялись канаты, и изо всех сил вцепилась в Кишана. Его тело окоченело, сделалось неподатливым, я едва не рычала от натуги, пытаясь удержать нас обоих от падения. Наконец яхта снова выровнялась, и я смогла хотя бы на секунду перевести дух. Как оказалось, ненадолго. Железная рука Рена обхватила меня за пояс, а над самым ухом прогремел его рассерженный голос:

– Кажется, тебе было велено сидеть внизу! Почему ты все делаешь наперекор?

– Он мог упасть в океан! – прокричала я.

– Лучше он, чем ты!

Я возмущенно пихнула его локтем в живот, но он только крякнул, а через секунду прочные нити Волшебного шарфа крепко-накрепко примотали Кишана к перилам.

– Все. А теперь я провожу тебя.

– Нет! – Я была вся мокрая, с носа у меня капало, голые руки покрылись мурашками и тряслись от холода. – Кто-то должен за ним присмотреть! – проклацала зубами я.

– Я присмотрю. Но сначала отведу тебя.

– Может, просто привяжешь меня к перилам рядом с ним? – Я звонко чихнула и кротко посмотрела на Рена из-под мокрых ресниц, прекрасно зная, что ничего не добьюсь.

Рен зарычал:

– Нет, это не обсуждается! Марш в рубку, если не хочешь, чтобы я забросил тебя на спину, как мешок с картошкой, и не отнес туда! Шевелись!

Он схватил меня за руку, и мы вместе сошли по трапу, тесно прижимаясь друг к другу. Когда я вошла в рубку, Рен окинул меня мрачным взглядом, захлопнул дверь и ушел.

Тем временем шторм усиливался, увенчанные гребнями волны превратились в водяные валы. Теперь я умирала от страха за обоих тигров. Это было ужасно. Мистер Кадам и Нилима были заняты, а мне не оставалось ничего, кроме как молиться за тех, кто остался наверху.

Примерно через полчаса мокрый Рен заглянул в рубку. Убедившись, что я в безопасности, он довольно хмыкнул и сказал:

– Мы должны идти за молниями.

Почти сразу после его ухода багрово-синюю пелену над океаном прошили две ослепительные вспышки, и две молнии обрушились в океан справа по борту. Ударил гром, гулкое эхо прокатилось по рубке, а я с визгом зажала уши. Мистер Кадам повернул вправо – и мы начали взбираться на гребень чудовищной волны. Вода ударила в окна, пенные потоки захлестнули открытые палубы. Я никогда не слышала, чтобы яхты такого размера тонули в шторм, поэтому горячо надеялась, что все обойдется.

Снова полыхнула молния. На этот раз вспышка раскидистой веткой расцвела чуть левее. Нам оставалось только следовать по пути молний. Каждые пятнадцать-двадцать секунд новые всполохи слегка корректировали наш курс. Вскоре я почти привыкла и даже перестала выглядывать в окно при каждой вспышке. Волны становились все выше, тучи – все чернее, и мне было очень страшно. Не столько за себя – я полностью полагалась на мудрость и искусство мистера Кадама, – сколько за двух мужчин, стоявших на залитом водой мостике посреди бушующего шторма. Какими беспомощными должны были чувствовать себя мои тигры, какими маленькими и беззащитными, ведь любой неверный шаг мог закончиться для них мгновенной смертью.

Весь этот бесконечно долгий, темный и жуткий день я просидела в, молясь за Рена и Кишана, прося, чтобы шторм успокоился, чтобы снова выглянуло солнце и мы целыми и невредимыми пережили ярость стихий. И еще я думала о простых моряках далекого и недалекого прошлого. Что чувствовали они, когда свирепые шторма обрушивались на утлые суденышки? Может, заранее смирялись с мыслью, что могут упокоиться на дне океана? Возможно, они не обзаводились семьями, зная, что каждый выход в море может стать последним, и они больше никогда не увидят своих любимых? Или просто закрывали глаза, стискивали зубы и держались, как пыталась держаться я?

Дождь утих, корабль перестал раскачиваться из стороны в сторону.

– Что случилось? – спросила я у мистера Кадама. – Уже все?

Он посмотрел в окно, долго разглядывал тучи, прислушиваясь к свисту ветра.

– Боюсь, что нет. Мы вошли в око бури.

– В око? То есть в центр цунами?

– Нет. Цунами – это гигантская волна, чаще всего рожденная извержением вулкана или землетрясением. А мы вошли в око урагана или тайфуна, в зависимости от того, где находимся. Ураганы бушуют на северо-западе Атлантики, а в западной части Тихого океана и в Юго-Восточной Азии их называют тайфунами. Кстати, слово «тайфун» тоже пришло к нам из Древней Греции. Древний Тифон был стоглавым огнедышащим чудовищем, отцом ветров, который…

– Мистер Кадам!

– Да, мисс Келси?

– Можно, мы поговорим о тайфунах, ураганах, тропических ливнях, торнадо, цунами и прочих циклонах в другой раз?

– Разумеется.

Корабль снова затрясся, как в лихорадке. Мы вышли из ока и вновь очутились в сердце шторма. Мистер Кадам и Нилима снова встали к штурвалу и последовали курсом молний. Еще через несколько часов бешенство волн стихло, ливень сначала превратился в моросящий дождик, а вскоре и вовсе прекратился. Тучи начали нехотя расползаться, оставляя за собой рваные серые хвосты. Я услышала, как открылась дверь. За порогом стоял Рен, поддерживая обмякшее тело брата. Рен вошел, и оба обессиленно опустились на пол.

Нилима помогла мне усадить их и принялась яростно вытирать голову и руки Кишана полотенцем. Не оборачиваясь, она бросила мне еще одно полотенце, чтобы я могла заняться Реном. Оба брата дрожали, как в ознобе.

– Бесполезно! Сначала нужно снять с них мокрую одежду!

– Но они слишком тяжелые, – пожаловалась Нилима.

Волшебный шарф был обвязан вокруг руки Рена. Самое удивительное, что он оставался сухим, хотя остальная одежда промокла насквозь.

– Придумала! Шарф, будь добр, забери их мокрую одежду, а вместо нее одень их во все сухое и теплое, во что-нибудь типа фланели. Только с длинным рукавом. И не забудь теплые носки!

Шарф послушно отвязался от руки Рена и начал колдовать. Рукав рубашки Рена стал быстро распускаться, причем нити стремительно втягивались в Шарф. Через несколько секунд рубашка полностью исчезла, и Шарф приступил к джинсам. Нилима прыснула, поймав мой смущенный взгляд, обняла меня за плечи и повернула к окошку, чтобы не мешать Шарфу работать.

Несколько минут мы смотрели в океан, прислушиваясь к тихому шелесту нитей, потом рискнули украдкой посмотреть на ноги наших пациентов. Убедившись, что их пятки надежно скрылись под шерстяными носками, мы обернулись. Шарф переодел братьев в байковые рубашки, изготовив очень похожие имитации фабричных пуговиц. Я взяла холодную руку Рена и стала греть в своих ладонях. Кожа Кишана тоже была ледяной. Я попросила Шарф завернуть обоих в теплые одеяла и с помощью Золотого плода приготовила горячий сладкий сидр.

Приподняв голову Рена, я стала поить его сидром. Нилима занялась Кишаном. Тот бредил. Бормотал что-то невнятное про драконов и пророчества. Рен выглядел не лучше. Он пил горячий сидр, не открывая глаз. Его била дрожь.

– Как… холодно… – шептал он.

– Прости! Я не знаю, что еще сделать.

Я стала растирать ему руки, мысленно умоляя его поскорее согреться, и тогда что-то произошло. Кисти моих рук засветились, на коже проступили татуировки, и от ладоней пошли волны жара. На этот раз не было никаких молний, это тепло не жгло, а согревало, и вскоре руки Рена из ледышек превратились в нормальные человеческие руки. Я сконцентрировала все свои мысли и всю энергию на том, чтобы согреть его. Я чувствовала, как мое тепло проникает под его кожу, растекается по мышцам. Мои ладони скользили вверх по его рукам и вниз по ногам, пока он не перестал дрожать. Тогда я расстегнула ему рубашку и стала растирать грудь, ощущая, как тепло просачивается все глубже. Я гладила его мускулистый живот, потом перешла к шее.

Постепенно то, что родилось из желания согреть, сделалось чем-то большим. Чем-то гораздо более интимным. Раньше я никогда не гладила Рена так и очень быстро почувствовала, что отданное ему тепло возвращается ко мне сторицей. Я покраснела до корней волос, поймав прищуренный взгляд Нилимы, и поспешила перейти от шеи Рена к его лицу. От моих ладоней хлынул такой жар, что пар повалил от волос Рена. Прижав обе ладони к щекам Рена, я закрыла глаза и застыла, согревая его. Не знаю, сколько я так просидела, но из оцепенения меня вывело легкое прикосновение к щеке.

На меня смотрели ласковые синие глаза Рена. Он еще раз провел пальцами по моей щеке, погладил выбившуюся прядь волос.

– Как ты? – шепотом спросила я.

– Как будто умер и попал в рай, – ответил он со своей лукавой улыбкой. – Что это было?

– Всесторонний согревающий массаж. Тебе не больно? Не слишком горячо?

Он вскинул бровь, усмехнулся:

– Больно, но это сладкая боль. Хотя я бы предпочел погорячее.

Я выпучила глаза, пытаясь без слов попросить его прикусить свой болтливый язык. Рен в недоумении приподнял голову и впервые заметил, что мы не одни.

Смущенно покашляв, я сказала:

– Ну, раз ты чувствуешь себя лучше, я займусь Кишаном. Ты можешь сесть?

Он кивнул. Я подогрела в ладонях кружку с его недопитым сидром.

– Выпей все до капли!

Рен приподнялся и хмуро уставился на свою байковую рубашку. Я сухо хмыкнула:

– Да, я не великий дизайнер, зато тепло!

Я перешла к Кишану, который больше не бредил, зато посинел от холода. Он едва дышал, Нилиме никак не удавалось влить в него хотя бы глоток жидкости. Мы поменялись местами, я начала с рук. Он был весь ледяной, гораздо холоднее, чем Рен. Через какое-то время мне удалось слегка согреть его руки, но на ноги у меня уже не осталось сил. Рен молча наблюдал за моими усилиями, отхлебывая сидр. Увидев, что я выдохлась, он отставил чашку и присел на корточки рядом со мной. Он погладил мои плечи, взял мою руку в свои и потер ладонями.

– Попробуй еще разок.

Я скопила в себе тепло и выпустила его через ладонь в ногу Кишана. Этой порции хватило ненадолго, поэтому Рен придвинулся ближе и стал растирать мне спину и плечи. Постепенно золотой жар потек по моим рукам в тело Кишана, согревая не только его, но все вокруг. Я услышала, как ахнула Нилима. Тепло было не просто осязаемым, оно сделалось видимым, мои ладони сияли, словно под ними притаилось золотое солнце.

Мистер Кадам только крякнул, заглянув через плечо Рену.

– Невероятно! – прошептал он.

Рен сидел возле меня все время, пока я согревала ноги и верхнюю часть тела Кишана. Я прикладывала свои греющие ладони к его животу, к груди, ко лбу и щекам. Наконец грудь Кишана приподнялась, он глубоко вздохнул и погрузился в спокойный сон. Тогда Рен встал и поднял брата с пола. Мистер Кадам заверил нас, что опасность миновала и что они с Нилимой будут по очереди дежурить у руля. Нас отправили отсыпаться.

Я пожелала остающимся спокойной ночи и побрела следом за Реном. Мы уложили Кишана, и Рен проводил меня в мою комнату. Я одеревенела от усталости и вдобавок замерзла, будто из меня выжали все тепло. Когда я рухнула на кровать, Рен уложил меня поудобнее и укрыл так, как мне нравилось.

– Спасибо, что согрела меня, йадала, – прошептал он мне на ухо.

Я улыбнулась ему и уснула.

Следующее утро выдалось ясным и солнечным. Кишан с радостным воплем ворвался в мою каюту. К нему вернулось зрение, чернота исчезла, и пиратское золото вновь засверкало в его глазах. Он вытащил меня из постели, закружил по комнате и сказал, что умирает от голода. Мы позавтракали все вместе, за столом Кишан рассказал нам, какое это странное ощущение – полная утрата контроля над своим телом. Оказывается, он слышал меня и чувствовал, как я до него дотрагивалась, но не мог ответить. По всей видимости, молнии, указывавшие нам курс, били из его глаз. Кишан признался, что ему до сих пор больно смотреть.

Рен злился и многозначительно смотрел на меня всякий раз, когда Кишан хватал меня за руку, обнимал или целовал в щеку. Я готова была поклясться, что несколько раз ясно расслышала угрожающее «руки прочь», донесшееся со стороны кресла, где Рен сердито листал какую-то книгу. Кишан как будто ничего не замечал или же делал вид, будто не замечает.

Но когда Кишан переплел свои пальцы с моими и обнял меня, показывая что-то на приборной панели, Рен резко встал, подошел к нам и сунул мне в руки Шарф и Плод, попросив унести их куда-нибудь. Я хотела было сказать, что лучше оставить эти вещи в рубке, чтобы всегда были под рукой, но потом сообразила, что он просто хочет увести меня от Кишана.

Я вздохнула, послушно забрала волшебные вещи и ушла из рубки, но вместо того чтобы спуститься в свою каюту, поднялась на мостик, где накануне Рен и Кишан так храбро стояли во время шторма. Глядя на спокойные воды океана, я пыталась представить, каково им было. Легкий ветерок отбросил назад мои волосы, я облокотилась на перила и, вертя в руках Золотой плод, стала думать о том, что же мне сказать Кишану.

Я любила его. Любила их обоих. Кишан поймет, правда же? Если я скажу, что мне нужно время подумать, он ведь не возненавидит меня на всю жизнь?

Золотой плод сверкал на солнце и разбрасывал во все стороны веселые зайчики, будто был не волшебным манго, а зеркальным шаром на дискотеке. Я держала его за стебелек и задумчиво крутила в пальцах, вспоминая, как мистер Кадам рассказывал мне про бриллианты. Он говорил, что камни становятся драгоценными только после огранки и шлифовки.

– Хм, на моем сердце уже столько шрамов, что теперь оно должно сверкать совсем как ты, – сказала я Золотому плоду.

В воде вдруг что-то сверкнуло, какой-то золотой свет, разгоравшийся все ярче и ярче. Словно завороженная, я смотрела вниз и даже вскрикнула от неожиданности, когда из океана вынырнула огромная золотая голова. Белые зубы сверкнули на солнце, и в ушах у меня раздался голос, похожий на перезвон золотых монет.

Какая у тебя красивая игрушка, моя милая! Не хочешь поменяться?