Лола съела все устрицы в половинках раковин, которые были в ее тарелке, оценила вкус телятины с жареными овощами и насладилась ягодным чизкейком. Бо выглядел довольным тем, как она себя вела в этом месте.

— Готова к нашей следующей остановке? — спросил он, когда она прикончила последний кусочек.

Она промокнула рот салфеткой. Отвечать не было никакого смысла, вопрос был чисто риторическим. Совершенно не имело никакого значения, готова она или нет. Бо стремительно отодвинул свой стул и встал. Его улыбка была фальшивой, но Лола сомневалась, что хоть кто-то обратил на это внимание. За исключением Черчиля, все остальные казались всерьез увлеченными собственной имитацией счастья и радости. Лола была единственной девушкой за столом, кто ни разу так и не достал компактное зеркальце из сумочки, чтобы поправить помаду.

Может быть, она должна была так сделать, но ее мир отличался от их мира. Мужчины были под стать своим дамам, не расстающиеся с сотовыми телефонами. Бо за весь вечер один раз мельком взглянул на дисплей, и сделал это так, что заметила лишь она одна. Это удивило Лолу, такой человек, как он, должен быть занят двадцать четыре часа в сутки.

— Спасибо за прекрасную компанию, — сказал Бо сидящим за столом, — вам придется нас извинить. У нас с Лолой есть еще парочка неотложных дел сегодня вечером.

Гленн обошел стол, чтобы пожать Бо руку.

— Оливер, почему мы не пересекались раньше?

— Вы важный человек, сэр.

Мер подразнил Бо, подмигнув Лоле:

— Предлагаю увидеться, — сказал он Бо. — Пусть ваш секретарь свяжется с моим.

— Считайте, что дело уже сделано.

Гленн улыбнулся и кивнул в сторону Лолы.

— Хочешь совет, Бо? Не ищи журавлей в небе, твоя синица уже в твоих руках. Мне она нравится. Очень хороша для тебя.

Лола поблагодарила мэра и позволила ему обнять себя перед уходом.

— С Черчилем все прошло просто замечательно, — сказал он, засунув руки в карманы,— Он — единственная моя цель на сегодняшней вечеринке. До остальных мне не было никакого дела.

— Я не знаю, говорил ли тебе это кто-либо, но ты можешь быть чертовски убедительным, — сказала Лола.

— Но тут дело не в бизнесе. Тут все дело в общении и отношении. Черчиль проникся к тебе симпатией. Это единственная причина, почему он согласился на встречу и выделил мне немного своего времени.

— Сочту это за комплимент, — сказала она, — Спасибо тебе.

Он повернулся к ней лицом:

— Нет, это не комплимент. Ты не просто красива, ты еще и умна. Черчиль это увидел. Я это вижу.

— Ты можешь перестать играть, — сказала она. — Не думаю, что швейцарам важно послушать, какая я замечательная.

Он взял ее за подбородок и приблизился к ее губам, оставляя буквально пара сантиметров расстояния.

— Я довольно значимая фигура в своей сфере. Никогда не открываю завесу своей личной жизни. Я не всегда бываю понимающим или добродетельным, но когда дело доходит до тебя — я не играю. — Он нежно и быстро поцеловал ее. — Не стоит недооценивать себя. Возможно, ты только что заработала мне кучу денег.

Лола отвернула лицо в сторону при упоминании о деньгах.

— Я рада.

— Ты и должна быть рада. Ничто не доставляет мне такого удовольствия и не поднимает настроение, чем процесс зарабатывания капитала.

Лола немного отступила назад. Она не могла попасть под его чары. Все-таки, чтобы достичь такого уровня успеха, нужно хорошенько пройтись по головам.

— Что случилось? — спросил он, заметив перемену в ее лице.

— Эта встреча, которой я поспособствовала, она... не будет чем-либо незаконным или криминальным, не так ли?

— Он мэр, Лола.

Она поджала губы:

— И, конечно же, чиновники у нас все как один — святые.

— Ты не должна об этом переживать. Все законно.

— И в чем же заключается это дело?

— Тебе действительно интересно?

Почему ей не все равно? Ведь бизнес Бо — это только его лично дело. Ничего общего с ней. Она убедила себя, пускаясь в эту авантюру, что пережить ночь с Бо будет проще, если он останется просто незнакомцем. Но сказать, что ей не интересно, значит соврать самой себе. Она кивнула:

— Конечно.

— Встреча ради налоговых льгот, стимуляции инвесторов. Для тех из нас, кто вложился в самом начале, на ранней стадии стартапов. Лос-Анджелес — это огромная бездна талантов, большой потенциал отраслей искусства и развлечений. Мы должны работать над тем, чтобы не давать всему этому уплыть отсюда. Но все решают деньги. И весь потенциал утекает в города, туда, где есть больше возможностей.

— Так почему же он не сделал этого раньше? Он не хочет этим заниматься?

— Это не значит, что не хочет. Просто он не смотрит так далеко вперед. Я уверен, что у него множество советников, которые обращают его внимание на самые разные аспекты жизни, но я хочу показать ему мою точку зрения, человека, который заинтересован в этом городе. К сожалению, он думает, что люди большого бизнеса всегда имеют корыстные намерения.

Лола подняла бровь:

— А у тебя есть корыстные намерения?

— Налоговые льготы, без сомнения, полезны для меня. Чем больше денег я экономлю, тем больше я могу инвестировать, а это — отличная возможность заработать. Местные самородки также помогут мне. Если запустить дело со штаб-квартирой в Лос-Анджелесе, или развернуть свое дело именно здесь, все будет у меня под контролем.

— Зачем?

— Потому что это хорошо для нашей экономики. Лос-Анджелес — мой дом, и я хочу, чтоб он мог составить конкуренцию таким местам, как Сан-Франциско и Нью-Йорк.

Лола могла легко его понять, ведь она тоже никогда не жила в других городах, поэтому особенно трепетно любила Лос-Анджелес. Тем не менее, Бо всегда будет человеком с самых низов.

— Я могу понять, почему Черчиль так скептически настроен, — сказала она. — Трудно поверить, что у тебя нет скрытых мотивов.

— Я буду честен в том, какие именно бонусы я получу в краткосрочной и долгосрочной перспективе. Я просто хочу, чтобы и я, и этот город смогли извлечь выгоду в равной степени.

Перед ними резко затормозил серебряный спортивный автомобиль.

— А куда делся твой лимузин?

— С этой частью вечера покончено, — сказал Бою — Я сам буду за рулем до нашего следующего пункта назначения.

— Твой отель?

— Пока нет.

Швейцар выскочил из машины, сияя.

— Вот почему я люблю работать на таких мероприятиях. Автомобиль Ламборджини, это не шутка, чувак. Я имею в виду, сэр. Это мой первый раз за рулем Авендатор Родстер.

— И как тебе? — спросил Бо.

— Офигенно. Я держался изо всех сил, чтобы не проверить, как быстро она разгоняется до сотни.

— Около трех секунд, — с улыбкой сказал Бо.

Швейцар посмотрел на Лолу, пробежавшись взглядом сверху вниз и обратно:

— Счастливчик.

Бо рассмеялся и вытащил бумажник:

— Не буду спорить.

Глаза мальчишки расширились, когда он взял в руки протянутую купюру:

— И я не буду с этим спорить! Спасибо, сэр!

Бо отмахнулся от него и повел Лолу к автомобилю. Двери были подняты, словно крылья. Только огни приборной панели светились внутри в темноте. После того, как Бо сел за руль, Лола сумела найти кнопку, опускающую окна.

— Просто великолепная ночь, — сказала она.

— Знаешь, я, правда, не из тех «растрепи-ветер-мои-волосы» парней.

— Сможешь им стать на одну ночь?

Он покачал головой в ответ на ее дразнящую улыбку:

— Полагаю, одна ночь меня не убьет.

Перед тем, как выехать на улицу, он потянулся и распустил волосы Лолы одной рукой.

— Они спутаются, — сказала она, когда они упали ей на плечи.

Он посмотрел на нее, подмигнул и нажал на газ:

— Они уже спутались.

Вскоре они понеслись по бульвару Сансет. Лола пыталась спасти прическу, удерживая волосы руками около шеи.

— Мы едем очень быстро.

— А разве может быть иначе? — спросил он, ухмыляясь от уха до уха. — Расслабься. Просто наслаждайся поездкой.

Она буквально заставила себя разжать пальцы. Дорога, казалось, была открыта только для них. Бо быстро лавировал сквозь поток машин, подсвечивая путь желтыми огнями, уверенно и безошибочно совершая свои маневры, и ее сердце мчалось вместе с ним. Неоновые огни превратились в размытые полосы, когда они пролетали мимо баров, сувенирных магазинов и клубов. Черные пальмы неярко мелькали на фоне рекламных щитов. Она, наконец, отпустила свои волосы, откинула голову назад и закрыла глаза.

— Ты такая красивая, Лола, — сказал Бо. — Невероятная.

Это было красиво. Она никогда не чувствовала себя так целостно со всем окружающим. Казалось, что даже телом она слилась с машиной. Лола открыла глаза. Природа за окном, роскошь машины и Бо — все это было единым целым вокруг нее. Она влюбилась в эту машину, и в эту возможность проехать по родному бульвару именно так. Она думала, что их видно отовсюду. Вдруг она резко подскочила, когда заметила, где именно они были.

— Бо, ты решил вернуть меня...

— «Хей Джой»? — перебил он. — Нет, конечно! Я не настолько жесток.

Они проехали мимо бара и остановились в нескольких кварталах ниже. Она знала, около какого здания они припарковались, так как часто прогуливалась здесь, когда ходила навещать Джонни в «Хей Джой».

— Что мы тут делаем? — спросила она, когда он закрыл окна.

— Пропустим по стаканчику на ночь.

— Обязательно здесь? Неужели мы не можем выпить в номере или в баре отеля?

— Мы будем пить именно тут.

Он вышел из машины, а затем помог выйти и Лоле. Своей уверенной рукой он обнял и направил ее вниз через переулок, пока они не прошли стоянку.

— Что это за место? — спросила Лола. — Я никогда раньше тут не была.

Бо постучал по большой боковой двери.

— Здесь, как правило, напиваются.

Высунулся вышибала, а затем отошел в сторону, чтобы пропустить их.

— Ты, должно быть, часто сюда приходишь, — сказала Лола через плечо.

— Мне нравятся их устрицы.

— Слово «устрицы» ты используешь как эвфемизм для чего-то еще?

Он засмеялся:

— Тебя это испугает?

— Нет, — сказала она, снова посмотрев через плечо. — Эвфемизмы меня не беспокоят.

Они прошли по коридору. Она раздвинула тяжелые золотые бархатные шторы, чтобы войти в тускло освещенную комнату. Справа от нее мужчина в костюме чокнулся вытянутым бокалом с женщиной, обряженной в жемчуга.

Несмотря на то, что они были всего в нескольких кварталах от «Хей Джой», Лола не беспокоилась о том, что встретит кого-то, кого она знала. Это было окружение Бо, не ее. Она только начала говорить, что ей не нравится, но резко остановилась. Внизу, позади всей этой вычурности показались песчаные кирпичные стены и кожаные кабинки цвета старого виски. На стенах светились бронзовые бра, рассеивая мягкий свет. В центре комнаты стоял рояль, и пианист играл Heart-Shaped Box.

— По твоему взгляду я предполагаю, что ты поклонница Нирваны, — сказал Бо.

— Я не думаю, что существует еще более неожиданная песня для подобного места.

Бо сделал заказ у бармена, в то время как она наблюдала за игрой пианиста.

— Впервые я услышала Нирвану по радио, на следующий день после того, как умер Курт Кобейн, — сказала она.

— Я помню тот день, — сказал Бо. — Я был подростком, так что и ты должна была быть...

— Довольно молода. Я влюбилась. Хотя Джонни ненавидит такую музыку. Он насквозь пропитан рок-н-роллом.

Она взяла бокал, протянутый Бо, не глядя.

— Что насчет тебя?

— Я солидарен с Джонни в этом вопросе.

— Действительно? — Она взглянула на него.

— Не смотри так удивленно. Pink Floyd спасал меня не одну ночь в офисе.

Лола мотнула головой и сделала глоток из своего бокала. Она посмотрела на его содержимое.

— Тебе понравилось? — спросил Бо. — Это бурбон.

— Бурбон, на самом деле, не мой алкогольный напиток, но именно этот довольно хорош, — она сделала еще один глоток. — Приятный вкус, бархатный, обволакивающий.

— Слегка фруктовый. — От него пахло как от бурбона. — Пеппи Ван Винкль, примерно двадцать три года бочковой выдержки. Очень редкий, отчасти потому, что настаивается так долго. Как правило, столько времени не выжидают. Не торопись, посмакуй его.

— Другими словами, очень дорого.

— Это зависит от того, что ты подразумеваешь под словом «дорого». Деньги не идут ни в какое сравнение с тем, что значит для меня выпить этот бокал в твоей компании.

В голове у Лолы зашумело, окатило волной признательности, и виной тут был не только алкоголь. Сладкий напиток обжигал, тяжелый запах бара щекотал нос, приглушенный свет, глубокий голос Бо — пьянящее сочетание.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Бо.

— Расслабленной.

Он улыбнулся:

— Я тоже.

— Ты расслабился? Могу поспорить, это бывает так же редко, как и бурбон, который мы пьем.

Два мартини, которые она выпила на вечере, абсолютно никак не отразились на ней, но бокал этого бурбона был словно падение в теплые объятия.

— Это было довольно самоуверенное высказывание, — сказал он.

— Сколько ты работаешь? Только честно.

— Прямо сейчас я очень много работаю. И всегда так работал, особенно когда только начинал создавать что-то из ничего. У меня тогда не было даже перерывов на перекусы.

— И как к этому относится твоя семья?

— Я стараюсь, чтобы они ни в чем не нуждались.

— А что насчет друзей? Девушки?

Бо поднял бровь:

— Я свободен, если ты еще не заметила.

— Даже сейчас?

Он колебался.

— Человек с деньгами доверяет своим врагам больше, чем друзьям.

Она попыталась представить свою жизнь без Джонни и Веро, и людей, которых она видела в баре почти каждый вечер. В то время как она жила своей размеренной жизнью, Бо вынужден был ходить по светским мероприятиям с алчными журналистами и меркантильными людьми, которым всегда было что-то от него нужно. Она положила руку ему на плечо:

— Должно быть, это очень нелегко.

Бо понадобилась минута, чтобы ответить:

— Когда ты так добра ко мне, я сразу хочу тебя поцеловать, — предупредил он.

— А если я именно этого и хочу? — она позволила себе игривую улыбку.

Он обнял ее чуть ниже спины и прижал к себе:

— Тогда во мне начинает просыпать дикое желание, — он скользнул рукой по ее ягодицам, но остановился.

— У тебя просто железная выдержка, — сказала она, надеясь, что он не заметит, как сбилось ее дыхание.

— У меня очень тонкая грань терпения.

— Эй, это ты катаешь меня с места на место.

Его глаза заблестели:

— Готова поехать в гостиницу?

Ее взгляд опустился к его губам, слегка задержался на них и вернулся наверх. Он слегка сжал пальцы у нее на спине.

— Я сочту твою неспособность ответить за согласие, — сказал он.

Он взял ее руку и повел из зала. Выйдя из переулка, она повернула налево, но он потянул ее в другую сторону:

— Сюда.

— Но машина...

— Этот бар не был запланирован на этот вечер, — сказал он, ведя ее в противоположном направлении. — Я сегодня услышал о поставке этого бурбона и хотел, чтобы ты его попробовала.

— Тогда куда мы идем?

Он отпустил ее руку и ничего не ответил. Ее сердце часто билось, пока они шли на запад. Он посмотрел на нее таким нетерпеливым взглядом, словно желание поцеловать ее было равносильно прогулке по красной ковровой дорожке.

— Здесь? — спросила она, когда он, наконец, остановился. — Ты думаешь, это смешно?

— Ничего смешного, — сказал он, слегка прикрыв глаза.

— Я не пойду туда. Я не могу.

— Ты можешь, — сказал он. — И ты пойдешь.

Она смотрела на Бо. На кирпичной стене висела розовая неоновая вывеска, на которой мелькало слово «Девочки» снова и снова. Она прижала вспотевшие ладони к платью. После прекрасного вечера в элитном обществе Лос-Анджелеса, «Шаловливые Кошечки» казались жестокой шуткой.

Но это была не шутка. Игривость, смешинки и очарование исчезли из глаз Бо:

— Ты слишком хороша для стриптиз-клуба?

Должно быть, они выглядели очень глупо со стороны, неуместно — она в вечернем платье, и он в костюме с галстуком-бабочкой.

Она не была слишком хороша для клуба. Когда-то она сама была его частью. Целую жизнь назад Лола ночами танцевала в «Шаловливой Кошечке», зарабатывала деньги, не брезгуя частными вечеринками, дружила с девочками. Она никогда не говорила об этом. Когда люди узнавали, что она была стриптизершей, всем хотелось знать, почему.

— Зачем ты это делаешь? — спросила мама через обеденный стол.

— Ради денег, конечно, — сказала Лола сухим тоном. — Разве могут быть еще причины?

Дина покачала головой:

— Тебе всего восемнадцать. Я не для того тебя растила.

Лола тонко улыбнулась.

— Ты думаешь, раз я жила под твоей крышей, ты ставила меня на ноги меня? Признай, мама, я сама сделала это. Никто никогда не вытягивал меня кроме меня самой.

Дина внезапно задрожала от гнева:

— Как ты смеешь так говорить? Я работаю днем и ночью, чтобы прокормить тебя, — она ударила кулаками по столу. — Я пожертвовала своей жизнью ради тебя, даже слышать такого не хочу!

Лола едва вздрогнула. Дина никогда не делала секрета из того, что Лола была нежеланным ребенком.

— Нравится тебе это или нет, — сказала Лола, вставая, — я не собираюсь это прекращать.

— Тогда не смей возвращаться домой, когда грохнешься лицом в самую грязь. Я не собираюсь смотреть, как ты своими руками уничтожаешь себя.

Лола развернулась и вышла, ни разу не обернувшись.

Она сказала, что занималась этим только ради денег, но это была не вся правда. Лола любила танцевать, ей нравилось то чувство, когда мужчины смотрели на нее, как платили деньги за ее внимание. Это дарило ощущение контроля, власти над людьми. То чувство, которое она, казалось, навсегда потеряла, когда отец вышел утром из дома и больше не возвращался.

Бо не сводил с нее пристального взгляда. Она не была готова разделить эту часть своей жизни с ним, не могла позволить ему насладиться своей реакцией. Лола смело двинулась к входу, оставляя Бо за спиной.

Музыка сразу же ударила прямо в уши. На главной сцене темного зала на шесте извивалась полуголая женщина. Ее руки грациозно, словно в танце, хватали протянутые доллары.

В другом конце зала Бо разговаривал с барменом. Несмотря на то, что прошло уже восемь лет с тех пор, как она работала здесь, Лола отвернулась на случай, если кто-то из тех, кого она знала, до сих пор тут. Несколько мгновений спустя рука Бо опустилась ей на плечо.

— Это, конечно, не эксклюзивный бурбон, — сказал он, протягивая бокал, — но тоже довольно не плохо.

Она посмотрела на напиток, но не взяла его:

— Что ты о ней думаешь? — спросил он о девушке на сцене, — она не в моем вкусе. Я бы не дал ей ни цента. Но у тебя, наверное, другое мнение.

Лола отвернулась от танцовщицы:

— Мне абсолютно все равно, — сказала Лола. — Я думаю, нам стоит уйти.

Бо взял ее за подбородок и заставил опять посмотреть на сцену.

— Мы никуда не пойдем. Разве тебя это не возбуждает?

Она снова отвернулась:

— Нет.

— Поверь мне, все изменится, — сказал он. — Пойдем со мной.