Где же она?

Кинан шагал по Бонд-стрит, не обращая внимания на дорогие магазины и выставленные в них роскошные товары, которые должны были приманивать светских модников. Он всматривался в лицо каждой идущей навстречу женщины, но тут же отворачивался, как только понимал, что это не та, кого он надеялся случайно встретить.

Прошло целых две недели с тех пор, как Кинан привозил Уинни в свой дом. Спасибо посредничеству тетушки Молли – у них с Уинни появилась возможность понять, что они чувствуют друг к другу. Кинан и представить себе не мог, что знатная дама с радостью подарит ему то, о чем он мог только тайно мечтать: свою любовь и соблазнительное тело.

Прошло уже две недели, а у него все еще кружилась голова от того, что произошло между ними. Уинни призналась, что любит его, но ему бы не хотелось, чтобы эти слова занозой засели в его сердце. И раньше женщины нашептывали ему нежные слова. Тогда Кинан был еще юн и искал любви, поэтому не знал силы подобных признаний.

Может быть, произнеся их вслух, Уинни нашла оправдание тому, что подарила себя человеку, который никогда не станет ей ровней. Любой даме, настоящей даме благородных кровей нужно чем-то оправдать свою смелость, когда в первую брачную ночь она разделит ложе с мужем-аристократом. Кинан нисколько не осуждал Уинни. Как и всё в его жизни, Уинни с ним временно. Либо она сама прекратит их отношения, либо это сделает ее семья.

– Милрой!

К Кинану неторопливо направлялся Голландец. Из-за его простой одежды некоторые прохожие бросали на него пренебрежительные взгляды.

– Где ты пропал? Вот уже несколько недель тебя не видно ни в «Корте», ни в других местах, которые ты раньше предпочитал. О тебе справлялась Бланш Шаббер. Жаловалась, что «Серебряный змей» ты тоже обходишь стороной.

Они свернули в безлюдный переулок подальше от спешащей толпы. Кинан прислонился к кирпичной стене, испытывая неловкость оттого, что позабыл старого друга. Казалось, с каждым шагом, который он делал в новую жизнь, о которой мечтал, он все больше отдалялся от своего боксерского прошлого.

– Я занимаюсь ремонтом своего нового дома, – ответил Кинан, нахмурившись.

Он надеялся, что его приятель поймет намек и больше эту тему поднимать не станет.

Голландец прищурил серо-голубые глаза, почуяв в его словах недосказанность, и без обиняков спросил:

– Ты развлекался с красоткой, за которой увивается твой братец, да? – Его вздох, в котором прозвучало откровенное отчаяние, эхом отозвался в переулке. Голландец взъерошил свои непокорные черные волосы. – Признайся: на самом деле причина несколько иная…

– По-моему, тебя это не касается, – холодно ответил Милрой.

Но Голландец, казалось, не понимал, что уже преступил грань дозволенного.

– Ну и дурак же ты! Безголовый от рождения! – проревел он. – Это тебе не дешевая девка, которой можно швырнуть пару монет!

Кинана захлестнула слепая ярость. Показной лоск слетел с него. Он бросился на Голландца, схватил его за грудки и, несмотря на то что приятель превосходил его в весе, сумел оторвать его от земли и отбросить к противоположной стене.

– Что ты несешь! Еще одно слово о ней – и я сломаю тебе другую руку!

Кинан еще разок встряхнул приятеля, давая понять, что не шутит, и отпустил его.

Голландец потер грудь, ухватившись за стену, чтобы не упасть.

– А еще, Милрой, вырви себе сердце и брось его в Темзу, если думаешь, что эта дама предпочтет тебя твоему братцу. И плевать на ее чувства: чувство долга у знатных особ всегда одерживает верх над любовью.

Кинан рукавом сюртука вытер пот со лба. Не хватало еще ему выслушивать рассуждения Голландца о любви, в то время как ему на ухо шепчут собственные демоны. Черт, он ведь разумный человек и понимает, что любовь – это мечта, к которой стремятся только идиоты и романтики. Но даже если то, что возникло между ним и Уинни, – лишь иллюзия, пусть она продолжается как можно дольше.

– Я искал ее не ради этого, Голландец, – произнес Кинан, пытаясь убедить в этом то ли приятеля, то ли себя самого.

Заслышав в голосе Милроя горечь, Голландец тут же перестал на него злиться. Он посмотрел на главную улицу; никто из прохожих не обратил на них внимания.

– Что ж… – Голландец скрестил руки на груди, не сводя с Кинана задумчивого взгляда. – Тогда я приношу этой даме свои соболезнования. Если ты ее обесчестишь, на нее не позарится не только твой братец, но и любой другой благородный кавалер, который мог бы сделать ее своей женой.

– О каком бесчестье ты говоришь? У ее семьи столько денег, что этой девушке не придется прозябать на улице! – прорычал Кинан, вспоминая о том, что его матери повезло в жизни гораздо меньше.

– И все же, – упрямо протянул Голландец, готовый провернуть свою мысль, словно нож, – надеюсь, ты обращался с ней любезно и был очень осторожен. Сколько бы денег у нее ни было, внебрачный ребенок ее погубит.

Милрой, устыдившись, отвернулся. Он вспомнил самые яркие моменты их близости. От страсти он забыл обо всем на свете.

Кинан обхватил лицо руками. О боже! Ребенок. Черт побери, об этом он совершенно не подумал! Все, о чем он тогда думал, – это ее соблазнительное тело и ее любовь. Любовь… Черт возьми! Если бы они были осторожнее, опасность зачать внебрачного ребенка была бы исключена. Кинан пытался отогнать эту мысль, но его сковал ужас. Одна-единственная проведенная вместе ночь не могла закончиться рождением ребенка! Кинан спал и с другими женщинами, но ни одна из них не заявляла, что беременна от него. Он ухватился за этот факт, как за талисман.

Молчание Милроя было красноречивее слов. Голландец чертыхнулся, с отвращением сплюнул на землю и пошел прочь.

* * *

– Уинни! Надо же, какая встреча! – радостно воскликнула Брук, когда они устроились в «Ферри-Хилл», небольшом уютном заведении, где богатые дамы могли отдохнуть после посещения магазинов. – Одна, без сопровождения… – Она неодобрительно фыркнула. – Дивлюсь твоей смелости! Мой муж немедленно отослал бы меня в деревню, если бы я решилась на что-либо подобное.

Уинни промолчала, вспомнив последний разговор с лордом А’Куром. Этот человек явно гордился своим собственническим отношением к жене. Женщина в его руках должна прогибаться и даже ломаться. К сожалению, Уинни частенько встречала таких мужчин.

– Смелость тут ни при чем, Брук! Со мной служанка и лакей…

Уинни никогда не осмелилась бы назвать подруге истинную причину своего дерзкого поступка. Где-то по улицам Лондона бродил Кинан Милрой. Он искал ее. К их обоюдному разочарованию, поддерживать тайную связь в городе оказалось намного сложнее, чем они предполагали. Чтобы устраивать случайные встречи, не вызывая при этом подозрений у семьи и избегая опасности стать объектом сплетен, необходимо было мыслить стратегически, но ни Милрой, ни Уинни этого не умели. Теперь девушка понимала, почему Типтону так не терпелось жениться на ее сестре. Кинану совершенно не нравилось, когда их планы рушились. Но что было делать? Только что из коляски ее заметила Брук, и Уинни никак не могла придумать предлог, чтобы поскорее распрощаться с ней.

– Все же, – продолжала Брук, – лорд Невин готов вот-вот сделать тебе предложение, и поэтому было бы благоразумнее сдержать свою жажду жизни и продемонстрировать женскую скромность, которую джентльмен ожидает видеть в своей жене.

– Что за вздор! – удивилась Уинни.

Они с Брук дружили уже много лет. Должно быть, ее подруга из-за своего более низкого социального положения вынуждена была внимательно прислушиваться к тому, что диктует ей общество. И все же до сих пор Брук никогда не осуждала тех, кто не был образчиком добродетели.

– Я дам от ворот поворот любому мужчине, который будет настаивать на том, чтобы я вела себя как кроткая овечка. Какая скукотища – и на супружеском ложе, и за его пределами!

Упоминания об интимной близости Брук не вынесла. Все ее личико пошло красными пятнами размером с вишню. Женщина прикрыла ладонью рот и пару раз всхлипнула, нарушив тем самым драгоценные правила. Ей на глаза навернулись слезы и заструились по щекам. Еще никогда Уинни не казалась себе такой бессердечной. Она встала, подошла к расстроенной подруге и присела рядом с ней, чтобы заслонить ее от любопытных глаз.

– Я не хотела тебя обидеть, Брук, – примирительно прошептала Уинни. – Отец с детства учил нас говорить прямо. Случается, что я забываю: иногда разумнее промолчать.

Брук энергично покачала головой. Она взяла протянутый Уинни носовой платок и промокнула слезы.

– Твоей вины здесь нет. Я расплакалась не из-за твоих слов… – Она вздрогнула всем телом и наконец-то взяла себя в руки. – Я часто ловлю себя на том, что плачу из-за пустяков. Меня уверяют, что это из-за ребенка.

– Из-за ребенка! – Уинни сжала ее руки в восторге от этой новости. – Как здорово! Лорд А’Кур, должно быть, на седьмом небе от счастья.

– Мы с ним женаты уже так давно, что он отнесся к этой новости как к должному.

Услышав это объяснение, Уинни едва заметно нахмурилась, но списала слова и слезы подруги на ее деликатное положение. У ее сестер тоже случались приступы меланхолии. Девушка сочувственно обняла Брук, но та внезапно поморщилась и вскрикнула от боли.

– Что случилось?

Не обращая внимания на протесты подруги, Уинни засучила рукав ее платья. На нежном теле багровели уродливые ссадины.

– Что произошло?

– Т-т-только Лайону не говори! – взмолилась Брук, опуская рукав. – Это случайность. Ч-ч-чистая случайность.

– Ты упала?

Брук энергично закивала головой и объяснила:

– Одна из служанок оставила стопку белья на лестнице…

– Брук!

Уинни не интересовали подробности, она и без них могла представить трагические последствия.

– Мне совсем не больно. Ребенок в безопасности. – Брук вцепилась в сумочку и подалась вперед, с мольбой глядя на подругу. – Прошу тебя, не говори ничего Лайону. Если он узнает… – Она оборвала себя на полуслове, оставив страхи при себе.

Вспомнив свою близость с Кинаном, Уинни сомневалась в том, что Брук удастся скрыть синяки от мужа. От пристального взгляда любовника не ускользает ни один миллиметр тела. Лорд А’Кур наверняка обнимал свою жену… Но Уинни не стала высказывать свои мысли, не желая еще больше расстраивать Брук.

– У меня нет ни малейшего желания становиться между тобой и твоим супругом.

Брук, заметно расслабившись, с облегчением откинулась на спинку стула.

– Но я настаиваю на том, чтобы проводить тебя домой. Тебе нужно лежать в постели, а не трястись в коляске.

Заметив в глазах подруги трогательную благодарность, Уинни почувствовала себя ужасно.

– Ты права, – сказала Брук. – Так мило с твоей стороны, что ты заботишься обо мне. Ты самая близкая, самая дорогая мне подруга, Уинни!

Пока девушки ждали экипаж А’Куров, Уинни приказала своему лакею Инчу и служанке Милли следовать за ними в ее коляске. Из-за ветра и проезжающих мимо экипажей юбки девушек развевались, и им приходилось придерживать подолы.

Когда Уинни подняла глаза, на противоположной стороне улицы она увидела Кинана. Он не стал махать ей рукой, а прислонился к кирпичной стене магазина и не сводил с девушки глаз. Уинни захотелось броситься к нему и объяснить, почему она уезжает. Однако, если сделать это у всех на глазах, проблем не оберешься. И к тому же ее помощь нужна Брук.

По улице навстречу друг другу проехали два экипажа, и Уинни потеряла Кинана из виду. Не успели экипажи разъехаться, как Милрой надел шляпу и двинулся прочь. Перед девушками остановилась коляска Брук.

Уинни забралась в экипаж вслед за подругой, прокручивая в уме безмолвный диалог с Кинаном. Она не смогла устоять перед соблазном и обернулась, но с сожалением заметила, что ее возлюбленный уже ушел. Покусывая шов перчатки на большом пальце, девушка устроилась на мягком сиденье. Ей не хватало опыта общения с мужчинами, поэтому любовь к этому самонадеянному, непростому человеку то дарила ей восторг, то повергала в отчаяние. Уинни вздохнула и стала успокаивать подругу. Оказалось, что не только Брук боролась сегодня с меланхолией.

* * *

Сэр Томас Бидгрейн как обычно по вечерам потягивал свой любимый коньяк. После смерти жены Анны он искал утешения в клубах. Там его всегда ждали горячий ужин и компания, если он не хотел есть один, да и к тому же в клубе всегда можно было чем-то занять свои мысли.

Когда дети выросли, на семью можно было тратить гораздо меньше времени. Его наследник, неугомонный Брок, уплыл в Индию. Айрин давным-давно вышла замуж за Саттона и подарила сэру Томасу внуков. Найл много лет назад уехал из Англии. Старик Бидгрейн всегда чувствовал тяжесть своих лет, когда вспоминал о том, как при расставании сказал своему второму сыну обидные слова. Сэр Томас задумчиво потягивал коньяк и сожалел о содеянном.

Стряхнув с себя печаль, он подумал о младшей дочери, Девоне. К счастью, теперь ее буйный нрав был заботой Типтона – старику-отцу уже не совладать с ее прытью. Сэр Томас усмехнулся, вспоминая выходки Девоны. Да, его девочка не даст скучать Типтону, которого совсем недавно приняли в обществе.

Нет, за младшую дочь сэр Томас больше не тревожился. Он волновался за ту, которую считал самой благоразумной и уравновешенной. И испытывал чувство вины. Смерть Анны потрясла его, и сэр Томас погрузился в собственное горе. Ему понадобились годы, чтобы заметить, что место матери в его доме без лишних слов заняла Уинни. Несмотря на свою юность, девушка разделяла боль братьев и сестер, всегда готова была их выслушать, наводила в доме порядок. Или, по крайней мере, пыталась поддерживать опечаленных сирот, пока отец не поймет, как ему жить дальше без любимой жены.

Теперь Уинни нуждалась в его поддержке, и не важно, приветствовала она его вмешательство в ее судьбу или нет. Сэр Томас почувствовал опасность в тот самый день, когда в его доме появился Милрой и нахально заявил, что отнимет у него дочь. Старик крепче сжал бокал с коньяком. «Похотливый самец! Богом клянусь, я вызову его на дуэль, если он хоть пальцем посмеет тронуть мою красавицу дочь!»

Самонадеянный, умный, упрямый, равнодушный к мнению высшего общества, этот синеглазый повеса обладал чертами характера, которые сэр Томас хотел бы видеть в муже Уинни. Но никакие деньги, никакая слава не смоют бесчестия. После их встречи сэр Томас решил покопаться в прошлом Милроя, и результат поразил его. Как ни крути, его девочке грозила опасность, и, если бы пришлось держать пари, все свое состояние до последнего пенса старик поставил бы на то, что с этим боксером нужно держать ухо востро.

– Бидгрейн, прошу простить меня за опоздание.

Кустистая бровь поползла вверх. Сэр Томас пригласил подошедшего присоединиться к нему.

– Я, герцог, человек добрый и прощаю всегда, когда надо, – вкрадчиво заметил старик, гадая, насколько глубоко его дорогая дочь увязла между двумя сыновьями Рекстера.

* * *

Рекстер плюхнулся на стул, сожалея о том, что не успел напиться. После того как он вернулся домой и признался жене в том, что опять проиграл, ему было не до выпивки, и теперь он вынужден был проявлять осмотрительность в разговоре с этим человеком.

Бидгрейн никогда не входил в число его близких друзей. Рекстер уставал от его резкой манеры общения. Прибавьте к этому глаза старого Бидгрейна. Как и его тон, эти сине-зеленые очи, которыми старик пронизывал собеседника, были холодны, как море зимой. Это был один из немногих людей, которых герцог побаивался. Впрочем, от неловкости можно было легко избавиться с помощью двух-трех бокалов любого спиртного напитка, который окажется под рукой.

– В вашей записке говорилось о том, что нам незамедлительно нужно встретиться, – произнес сэр Томас.

Вероятно, в такой прямолинейности были свои преимущества. Чем быстрее он выскажется, тем скорее сможет промочить горло.

– Я подумал, что нам пора поговорить, поскольку мой сын остановил свой выбор на вашей Уинни. Жена надеется, что их чувства взаимны. Между нами: мы могли бы кое-что обсудить и объявить о помолвке. Уверен, вы не забыли, как вам самому не терпелось побыстрее оказаться на супружеском ложе. – Сам он с нетерпением ждал лишь одного – когда сможет получить часть наследства Бидгрейнов.

– О котором из сыновей вы говорите?

Рекстер уже открыл было рот, чтобы ответить, когда до него дошел смысл короткого вопроса. Его старые грехи всплыли на поверхность раньше, чем ожидалось, однако все еще можно было исправить.

– У меня только один законный сын.

– Но за моей Уинни ухаживают сразу оба, Рекстер. – Бидгрейн подался вперед и пристально взглянул в глаза собеседнику. – Что за игру затеяли ваши сыновья?

– Ничего они не затевали! – выпалил герцог. Неожиданный поворот в разговоре несказанно его удивил. – Дрейк единственный сын, которого я признаю. За него я и сватаю вашу дочь.

– В Милрое тоже течет ваша кровь. Вы ведь не станете этого отрицать?

Рекстер вжался в кресло, нервно забарабанил пальцами по столу. Ему еще ни разу не пришлось пожалеть о том, что у него есть незаконнорожденный сын. Герцог не признавал Милроя из-за Рей, которую бесил сам факт его существования, но он не мог не гордиться успехами этого молодого человека. Несмотря на угрозы жены, Рекстер спокойно относился к тому, что его сын живет в одном с ним городе, пока это никоим образом не мешало его интересам. К сожалению, только что Милрой встал у него на пути.

– Кинан – печальная ошибка моей безрассудной юности, – поспешно произнес герцог. – Сомневаюсь, чтобы человек вашего положения выдал свою дочь за моего внебрачного сына, чья мать была обычной ирландской проституткой!

Молчание Бидгрейна Рекстер принял за согласие. Он злорадно усмехнулся, чувствуя, что вновь одержал верх.

– С Кинаном не будет проблем. Если вы заметили, что он волочится за вашей дочерью, то почему до сих пор не отвадили его?

– Я дал ему от ворот поворот.

Герцог улыбнулся еще шире, теперь уже одобрительно.

– Вот и отлично! Отлично! Значит, нам остается обсудить детали помолвки наших детей.

– Не совсем, – протянул Бидгрейн, сверкнув глазами, как безжалостный пират, который скорее убьет, чем отдаст свои запасы золота. – У вас слишком много внебрачных детей, Рекстер. Постоянно на кого-то натыкаешься!

* * *

Лотбери похлопал его по плечу. Извинившись перед джентльменами, которые вовлекли его в горячий спор о том, каким образом боксеру следует тренировать ловкость и мастерство, Кинан вышел с приятелем в холл.

– Она здесь?

Маркиз вздохнул. Его вид красноречиво говорил о том, что происходящее ему не нравится.

– Да. Сам я мисс Бидгрейн не видел, но мне сказали, что о ее прибытии возвестили еще час назад. Милрой, разве это благоразумно? Может, тебе стоит обратить внимание на других дам? – Оглядевшись вокруг, чтобы убедиться в том, что их никто не слышит, он добавил: – Как бы ты ни осторожничал, тебе не удалось скрыть интерес к белокурой мисс Бидгрейн. А эта дама пребывает под защитой вспыльчивых, хотя и находящихся нынче в отъезде братьев, вздорного отца и дерзкого зятя. Я уж не говорю о недругах, которые появятся у тебя, если ты растопишь ледяное сердце Снежной королевы… Ничего себе! – ахнул Лотбери.

Кинан так резко дернул его за галстук, что маркизу пришлось наклониться вперед, иначе его бы задушили. И тут же отпустил Лотбери, так что случайному свидетелю могло показаться, что он просто не дал другу упасть.

– Я тоже довольно вспыльчив и невероятно дерзок, когда слышу хоть слово о своих отношениях с мисс Бидгрейн. Или комментарии, которые могут запятнать ее репутацию, – произнес Кинан, еле сдерживая клокочущую внутри ярость. – Я ясно выразился?!

Скорее смущенный, нежели обиженный, Лотбери кашлянул. Пытаясь поправить свой помятый галстук, он пробормотал:

– Ты с ума сошел. Если дело не в женщине, значит, в дурной крови. Как ни крути, для тебя это плохо закончится, друг мой. – Витиевато выругавшись по-французски, маркиз опустил руки: сдаюсь, мол. – Эти чертовы галстуки второй раз не завяжешь.

– Стой смирно, – велел Лотбери Кинан. И вместо извинений ловко завязал ему галстук.

Может, он и впрямь немного сошел с ума? Кинан не мог объяснить себе, почему в его душе растет потребность быть рядом с Уинни. Чем дольше он ее не видел, тем мрачнее становился. Днем он придумывал, как бы избежать встречи с ней, а по ночам она мучила его во сне. Каждое утро Кинан просыпался в поту, со страстным желанием оказаться рядом с ней. Никогда еще чувства к женщине не доставляли ему такой радости – и не доводили до такого отчаяния. Кинан казался себе опустошенным, все его тело болело. Он боялся той власти, которую обрела над ним Уинни. И в то же время не мог от нее отказаться.

– Кажется, я все поправил, – пошутил Кинан.

Лотбери удовлетворенно причмокнул. Вдруг маркиз стал серьезным и произнес:

– Забудь о своей интрижке с мисс Бидгрейн. Мы могли бы заехать в какой-нибудь клуб или отправиться в пивную у пристани, если у тебя чешутся руки и ты хочешь не только подносить ко рту пивную кружку.

Кинан покачал головой. Его тело уже трепетало в предвкушении скорой встречи. Он украдет Уинни, даже если придется прибегнуть к хитрости или скандалу.

* * *

– На этой неделе мы получили письмо от Брока, – сообщила Уинни Эмаре.

Стояла невыносимая духота, несмотря на то что и окна, и двери были распахнуты, чтобы гостям было хоть немного легче дышать. Подруги отказались от танцев и уединились в гостиной в компании еще двух дам.

Из раскрытых дверей, ведущих в темный сад, едва заметно тянуло сквозняком, и девушки устроились поближе к желанной прохладе.

Этим вечером Уинни надела бледно-голубое шелковое платье. Она похвалила выбор Эмары: креповое платье янтарного цвета, с вышивкой. Девушки молча сидели вместе с другими дамами, слушая их болтовню. Издали до них долетала приятная веселая музыка, напоминая о том, что их ждет, если они решат присоединиться к танцующим.

Уинни раздумывала, как ей заговорить о брате, но Эмара облегчила ей задачу.

– Наверное, твой брат, когда ему надоест Индия, оправится в какое-нибудь другое экзотическое место. – Она неодобрительно поджала губы.

– Я так не думаю.

Уинни захотелось встать на защиту Брока, все объяснить, но она лишь натянуто улыбнулась. Решение ее брата покинуть Англию вызвало в их семье много споров. Отец считал поездку сына авантюрой, Девона объясняла ее жаждой приключений, а Айрин полагала, что ее братишка-транжира просто увиливает от ответственности. Только Уинни понимала, чем на самом деле руководствовался Брок, но тот взял с нее обещание ни слова не говорить об этом до тех пор, пока он не уедет.

– Подозреваю, что он очень тоскует по Англии и хотел бы вернуться.

В глазах Эмары неожиданно вспыхнула злость. Она взмахнула веером, чем еще больше выдала свою нервозность.

– Сэр Томас слишком терпелив. Твой братец вернется и будет просаживать жизнь, выпивая и играя в азартные игры.

«А тебе-то что?» – хотела спросить Уинни. Но она помнила о своем обещании и промолчала. Она не была уверена ни в глубине чувств своей подруги к Броку, ни в характере сложившихся между ними отношений. В конце концов, ее это не касалось. Какие бы разногласия между ними ни возникли, Уинни надеялась, что у молодых людей еще будет шанс их уладить.

– Дамы, – поприветствовал собравшихся лорд А’Кур, заботливо обнимая стоявшую рядом с ним Брук.

Бледно-розовое атласное платье подчеркивало румянец на ее щеках. Брук пробормотала приветствие. Она казалась усталой и обессиленной. Уинни несказанно удивилась тому, что Брук в своем деликатном положении решилась в такую духоту ехать на бал, и понадеялась, что граф позаботится о своей жене.

– Мисс Бидгрейн, примите мою благодарность за то участие, какое вы на днях проявили к моей жене.

Уинни молчала, не зная, что именно Брук рассказала мужу. Еще вчера она умоляла ничего не говорить о ее падении. Уинни пытливо вгляделась в лицо подруги, но ничего не смогла на нем прочесть.

– Не стоит благодарности. Мы же друзья, милорд!

– Ну что вы! С вашей стороны было очень благородно проводить Брук домой, когда она пожаловалась на головокружение. – Не спросив разрешения, он взял руку Уинни и легонько поцеловал ее. Его серые глаза благодарно блеснули в свете свечей. – Всегда к вашим услугам, мисс Бидгрейн. – Он кивнул Эмаре. – Мисс Клег. Прошу нас простить, дамы, но мы еще не видели хозяина дома. Идем, дорогая.

Лорд А’Кур еще крепче прижал к себе Брук. Его любовь к жене была настолько очевидной, что вызывала зависть. Уинни взглянула на Эмару и заметила, что подруга тоже задумчиво смотрит вслед этой супружеской паре.

Уже на пороге Брук обернулась, пристально посмотрела на Уинни – и чета А’Кур скрылась из виду.

– О чем это он?

Уинни пожала плечами, решив, что Эмару заинтересовала чрезмерная галантность графа.

– Просто он любит свою жену и благодарен мне.

– Да? – Видимо, слова подруги не убедили Эмару. Она глубоко вздохнула. – Вы коварная женщина, мисс Бидгрейн. Очаровываете женатых джентльменов своими благородными поступками.

– И если хочешь знать, все впустую. Что толку от женатого мужчины, если нельзя претендовать ни на его титул, ни на кошелек?

Эмара, в которую словно вселился бес, наклонилась к Уинни и прошептала, на что она может претендовать. Обе залились смехом, повалившись друг на друга.

Девушки продолжали смеяться, когда к ним подошел маркиз Лотбери. Он любезно поздоровался. В его взгляде читалось желание узнать, чем же вызвано такое веселье. Но признание в этом он мог бы вырвать лишь под пытками.

– Мисс Клег, не соблаговолите ли подарить мне танец?

Эмара вопросительно посмотрела на Уинни, и та одобрительно кивнула.

– Почту за честь, милорд.

Когда пара присоединилась к танцующим, Уинни встала и направилась в сад – насладиться прохладным воздухом. Неожиданно кто-то грубо схватил ее за руку и потащил в темноту. Рот Уинни зажали рукой, чтобы она не смогла закричать.

– Перестань брыкаться. Это я, – прошептал Кинан ей на ухо, развернул к себе лицом и крепко обнял.

Вне себя от ярости, Уинни ударила его в плечо.

– Сумасшедший осел! Я так испугалась, что едва не лишилась чувств.

– Только не ты, мой чернослив, – произнес он и засмеялся. – Твоей смелости позавидуют многие мужчины.

Он все дальше уводил ее в темноту. Уинни перестала негодовать и прошептала:

– Я не могу просто так уйти. Моя подруга…

– Мисс Клег находится под действием чар маркиза. Ближайшие два часа она о тебе и не вспомнит.

Уинни приостановилась, пораженная его холодным расчетом.

– Я не позволю морочить голову Эмаре только потому… что ты хочешь со мной уединиться.

Даже в темноте она увидела, что Кинан улыбается.

– Не волнуйся, Уинни. Лотбери искренне наслаждается компанией твоей подруги. Пусть пофлиртуют, пока ты будешь наслаждаться… уединением со мной.

Давясь от смеха, они взялись за руки и побежали подальше от дома.

– Ты, наверное, видишь в темноте как кошка, – сказала Уинни.

– Должен признаться, что всегда превращаюсь в зверя, когда ты рядом. – Милрой придержал ее. – Там ступеньки. Осторожно, не торопись. – И он повел ее вверх по трем каменным ступеням.

– Я слышала, как хозяйка, мисс Хейзел, рассказывала о новой постройке в саду. Что это? Храм?

– Храм целомудрия, – многозначительно произнес Кинан, и его низкий голос отозвался эхом в круглой беседке с мраморными колоннами.

– Прекрати паясничать! Будь серьезнее.

Он подтолкнул Уинни к арочному дверному проему.

– Я всегда серьезен, когда сжимаю тебя в своих объятиях. Хочешь, принесу тебя в жертву?

– Меня похитил сумасшедший, – со смехом пожаловалась Уинни и поморщилась, когда ее слова эхом отразились от каменных стен. – Нас могут заметить. Лучше вернемся в дом.

Она услышала, как зашуршали ее юбки, и уперлась ногами в каменную скамью, когда сделала шаг назад.

– Кинан, здесь как-то неуютно. Такое чувство, что я барахтаюсь в пруду, полном чернил.

– Не бойся.

Его рука безошибочно нашла ее талию, и Милрой крепко прижал Уинни к себе. Близость его сильной груди, плеч, ног успокаивала.

– Бог мой, как же я скучал по тебе!

Уинни почувствовала, как его пальцы скользнули по ее корсажу и легонько коснулись шеи. Он запрокинул девушке голову и прильнул к ее губам. Поцелуй оказался незабываемым. И полностью подтверждал его слова. Уинни стала дразнить Кинана языком и обрадовалась, когда он недовольно зарычал. Его рука скользнула ниже и легла ей на грудь. Он дрожал от напряжения, когда большим пальцем гладил ее нежную, вздымающуюся плоть, не скованную корсетом.

– Я так долго ждал этого, – глухо прошептал Кинан, вновь припав к губам Уинни.

Несмотря на кромешную тьму, перед ее глазами переливалась радуга. Девушка уже не владела собой. Радуга водоворотом устремилась вниз и закружилась. Уинни крепче прижалась к Милрою, вспомнив о том, что в прошлый раз ощущала то же самое.

– Нет, – стонала она, продолжая покрывать его поцелуями, – не здесь… Мы слишком рискуем.

Он уже сбросил сюртук. Не в силах устоять, Уинни расстегнула несколько пуговиц на его рубашке и просунула под нее руку. От ее нежных прикосновений сильная грудь Кинана напряглась.

– Мы тут одни, Уинни. – Кинан взял ее за руки. – Здесь нет танцующих. Нет никаких правил. Только благословенная ночь, окутывающая тайной двух влюбленных.

Они стали раскачиваться в медленном танце. Тело Уинни жаждало Милроя. Каждая ее клеточка молила о блаженстве, которое могли подарить его прикосновения. И тем не менее Уинни попыталась не поддаваться искушению.

– Мое платье… – слабо прошептала она.

Милрой догадался, что ее беспокоит.

– Есть много способов получить удовольствие, и для этого не всегда нужно снимать одежду. Даже если очень хочется раздеться…

– Кинан!

– Уинни, ты сводишь меня с ума. – Наткнувшись на скамью, он опустился на нее и притянул девушку к себе. – Видеть тебя все эти дни, но не иметь возможности прикоснуться…

В его голосе слышалось недовольство – он мучился от одиночества и неутоленной страсти. Кинан запутался в ее платье, пока пытался добраться до тела. Воздух приятно холодил разгоряченную плоть. Когда Кинан все-таки нашел то, что искал, Уинни едва не задохнулась, вновь оказавшись не готовой к волне желания, которая на нее накатила.

– Вижу, истосковался не я один, – прошептал Кинан.

Ее тело тут же ответило на его ласки, словно в нем была спрятана пружина.

– Ты само совершенство… Я больше не могу ждать. Не заставляй меня ждать.

От страха, что их кто-нибудь увидит, у Уинни кружилась голова. Ей следовало оттолкнуть Кинана и броситься назад в дом, пока никто не заметил ее отсутствия. Но он был рядом с ней, и его объятия заставляли Уинни забыть о правилах приличия, которыми должны руководствоваться девушки ее положения. Благодаря ему она испытала радость неизведанного. Их соединила какая-то высшая сила. Ее возлюбленный был так же уязвим, как и она, связан запутанными нитями желания, близости и любви. Если бы Милрой мог видеть ее лицо, он прочел бы все в ее глазах, которые были отражением его собственных…

Судорожно глотая воздух, Кинан уткнулся лбом ей в плечо. Теперь, когда в голове у него прояснилось, на свет вылез неприкрытый здравый смысл. Неумение сдержаться раздражало Кинана так же, как и струившийся по спине пот.

– Я опять потерял голову. Рядом с тобой я лишаюсь способности мыслить здраво, любимая. Нам ни к чему так рисковать.

Кинан чертыхнулся – Уинни рассмеялась.

– Ты уверял, что любишь повторения. Что ты всегда к моим услугам, – напомнила она.

– Будь моей хозяйкой, мой чернослив. Единственное мое желание – служить тебе верой и правдой.