Лондон, 1809 год

Внутренний голос.

Человек, который не прислушивается к собственному внутреннему голосу, сам роет себе могилу. Кинан Милрой взглянул на небо. Вдохнул полной грудью, отмечая про себя направление ветра, который щекотал его левую щеку. Поискал взглядом, остановился на виднеющемся вдалеке боксерском ринге.

Кинан учитывал погодные условия, выбирая тактику боя и наиболее подходящее положение для удара. Его намерения выдавал только блеск умных холодных глаз. Толпа болельщиков расступилась, когда Кинан уверенно зашагал к наспех сколоченной площадке. Сегодня ему придется драться на деревянных подмостках. Двойные канаты. Стойки. Никто не потрудился их даже обтесать. В голове у Кинана сложились кусочки мозаики: небо ясное, значит, доски не будут скользить, как бывает во время дождя. Он взглянул на четыре необтесанные стойки – из-за них бой может быть еще опаснее.

– Безрассудный Милрой!

Кинан почти не обращал внимания на дружеские похлопывания по спине. Вряд ли кто-нибудь из тех, кто пришел посмотреть на бой, искренне желал ему победы. Люди собрались лишь для того, чтобы поглазеть, как двое изобьют друг друга до полусмерти. Зрители хотели, чтобы выиграл именно тот, на кого они поставили. Кинан был настроен на победу.

Он кивнул своему секунданту, сорвал шляпу и высоко подбросил ее над головой. Когда шляпа приземлилась на середине ринга, раздался ликующий возглас. Таким образом боксер давал понять противнику и зрителям, что готов к бою. Кинан предпочитал считать такой жест вызовом, а не многолетней данью традициям. В свои двадцать восемь он был настоящим профессионалом, потому что с ранних лет занимался боксом.

Тучный Сэм Ольссон по прозвищу Голландец раздвинул канаты, протиснулся между ними, спрыгнул с высокого ринга и поспешил к Кинану. Голландец раньше и сам был неплохим боксером, но три года назад во время боя сломал правую руку.

– Ты в отличной форме, – произнес он, приветствуя Кинана одобрительным кивком, – и так любишь денежки, что тебе плевать на самого короля.

– Вивер уже здесь? – поинтересовался Кинан, имея в виду своего соперника, которого намерен был сегодня отправить в нокаут.

Если половина от входной платы – не слишком лакомый кусок, то ставка в триста фунтов стерлингов – весомый аргумент, сто́ящий и сбитых рук, и сломанного носа.

– Еще нет, но обязательно появится. Слишком большие деньги на кону. Ему не устоять.

– Такие денежки соблазнительнее любой красотки, – согласился Кинан. Он кивнул в сторону ландо. Там он собирался раздеться до пояса и ждать, когда его вызовут. – Ты знаешь, где меня найти.

– На коленях, с воздетыми в молитве руками? – засмеялся Голландец и услышал проклятья Кинана. – И за меня помолись, – крикнул он приятелю в спину.

– Я сотру колени в кровь, пока такого осла, как ты, пустят в рай.

Голландец фыркнул и отмахнулся.

Кинан оглянулся, но его приятель уже растворился в толпе. Ох уж этот Голландец! Наверняка побежал поднимать ставки, после того как разозлил боксера.

Кинан покачал головой и поспешил к ландо. «Помолись». Похоже, Голландец сказал глупость, чтобы вывести его из себя. Он же отлично знал, что Кинан давным-давно во всем разуверился, и это прозрение оказалось очень болезненным. Дешевый джин и житейская грязь пошатнули некогда жившую в нем веру, а страх, побои и голод развеяли ее без остатка. Кинан верил только в себя. В собственную ловкость и силу, заключенную в его крепком теле. Остальное – пустая болтовня.

У дверцы ландо Кинан замешкался. Обернулся, обвел взглядом растущую толпу. Бойцовские поединки были запрещены законом, поэтому всегда существовала опасность, что их усилия пойдут прахом из-за нежданных «гостей» из городского магистрата. Продолжая разглядывать собравшихся, Кинан стянул с шеи шелковый платок.

Каждый боец носил платок определенного цвета. Платок Кинана был черно-красным. Боксер лениво намотал его на левую руку, потом размотал. Через пару часов вместе с победой он получит платок Вивера.

Еще никому не удавалось завоевать шейный платок Кинана Милроя. Он дрался отчаянно, чтобы не уступить того, что ему принадлежало. Времена, когда он был более уязвим, сделали его одержимым. Это, в свою очередь, обострило его чутье, которое никогда не подводило Кинана и теперь о чем-то предостерегало. Сегодня ему предстоит встретиться с бойцом, который прошел огонь, воду и медные трубы.

* * *

– Вы, Бидгрейны, притягиваете несчастья, – пробормотала Эмара Клег, в третий раз завязывая ленты на шляпке. – Мне следует всерьез задуматься о том, в своем ли я уме, раз согласилась участвовать в этой авантюре.

В ответ Уинни лишь улыбнулась. За два года знакомства с мисс Клег она хорошо изучила приятельницу. Эмара считала себя отчаянной трусихой. Уинни же полагала, что любой, у кого была такая суровая мать, как леди Клег, шарахался бы от собственной тени.

Два года назад Эмара доказала, что на самом деле она гораздо сильнее, чем думала. Это произошло, когда она помогла младшей сестре Уинни, Девоне, воплотить в жизнь необычайно дерзкий план и спасти старшего брата Эмары, Дорана, от тюрьмы. При этом боязливая и впечатлительная юная леди предпочитала относиться к затеям Уинни как к очередной попытке Бидргейнов напугать беззащитную малышку Клег.

Уинни думала иначе. Разве трусиха смогла бы, облачившись в дурацкий костюм, выдавать себя в обществе за Девону? Разве смогла бы она перечить старшему брату Уинни, Броку, и разгневанному лорду Типтону, с которым тогда была помолвлена Девона, когда те стали угрожать, что опозорят ее, если она не признается, где их сестра и невеста?

Уинни повертела на плече зонтик от солнца. Нет, Эмара не трусиха. Но сама Эмара не признавала этого даже после пережитых приключений. Хотя и никогда не отказывалась помочь. Она ни разу не подвела тех, кого ее мать называла «эти ужасные Бидгрейны», – когда-то Эмара просто исполнила обещание, данное старшему брату, а потом ее знакомство с этим семейством переросло в крепкую дружбу.

– Клянусь, я терпеть не могу твою самонадеянность!

Язвительный тон подруги вернул Уинни в настоящее и напомнил о предстоящей авантюре. Она совершенно не обиделась на замечание; откровенно говоря, оно даже придало ей решимости.

– Почему, мисс Клег? Я, например, ею горжусь! – весело ответила девушка.

Эмаре осталось лишь прикусить язык. Уинни, не в силах скрыть хорошее настроение, наклонилась ближе к ней, продолжая ерничать.

– Говорят (и я нисколько не сомневаюсь, что даже твоя любимая мамочка с этим согласилась бы), что, когда ангелы раздавали красоту, нам, Бидгрейнам, досталось благородство черт. Сразу видна порода. Даже зубы у нас крепкие и ровные. – И в подтверждение своих слов она улыбнулась во весь рот.

Эмара подавила предательский смешок.

– Моя мама никогда бы не согласилась с подобным утверждением, мисс Бидгрейн, – вздохнула она и расправила плечи. – Если к созданию Бидгрейнов и приложили руку какие-то потусторонние силы, то это явно был дьявол со своими подручными, – добавила Эмара, подражая визгливому голосу леди Клег.

Уинни отвела взгляд и посмотрела на воды видневшегося вдалеке, позади толпы, канала.

– Стоит ли удивляться, что ты такая ворчунья? Если бы мне довелось изо дня в день наблюдать, как эта женщина исходит ядом, я бы из собственной комнаты даже носа не высунула.

Эмара виновато коснулась руки подруги.

– Ты обиделась, да? – В бездонных голубых глазах блеснула слезинка. – Ты права, я ворчунья и грубиянка. Я настолько очерствела, что уже не замечаю в ее словах ничего особенного. Я не заслуживаю твоей дружбы.

Уинни вздохнула. Они стоили одна другой, ничего не скажешь: устроили перепалку, тявкают друг на друга, как комнатные собачки, в то время как им нужно думать о спасении девочки, которую они пришли защитить.

– Эмара, возможно, ты ворчунья и грубиянка и раздражаешь меня больше, чем мои сестры. Но я выполняю свои обещания. Более того, я уже привыкла, что ты бываешь не в духе.

Лицо Эмары разгладилось. Она прищурилась, ухватившись за единственное слово, о котором Уинни тут же пришлось пожалеть.

– Обещания? Кому и что ты обещала?

– Я пообещала самой себе, – не моргнув глазом солгала Уинни, не зная, чьего гнева ей бояться больше – Брока или Эмары. – Обещание, которое и привело нас сюда.

– Ой, Уинни, только не говори мне, что мы здесь ради Союза милосердных сестер!

– Нет, конечно, мы здесь не ради него. Мы приехали ради тех, кто в нас нуждается. – Уинни предпочла не обращать внимания на тяжелый вздох подруги, которая забыла о том, что настоящей леди не подобает вздыхать.

Союз милосердных сестер был детищем Уинни. В его основу легла хитрая, но напрасная попытка помочь подруге детства. За годы существования Союза у него появились и другие цели. Благодаря скромным пожертвованиям его члены предоставляли кров и пищу несчастным заблудшим душам, пытаясь помочь тем, кого еще можно было спасти.

В высшем свете никто, за исключением Девоны и Эмары, не знал о том, что Уинни занималась благотворительностью, – она предпочитала выступать в роли анонимного доброго ангела. Уинни была единственной дочерью сэра Томаса Бидгрейна, которая еще не вышла замуж. Она прекрасно представляла себе, что сказал бы ее отец, узнай он о том, что она водит знакомство с людьми низшего сословия и подвергает себя опасности.

Эмара, легонько подталкивая подругу локтем, попыталась увести ее подальше от шумной толпы, состоявшей в основном из мужчин.

– Уинни, всему есть предел! – Она предостерегающе подняла затянутую в перчатку руку, чтобы пресечь возражения. – В обществе все любят тебя – самую прекрасную из Бидгрейнов, саму добродетель. Редчайший бриллиант в фамильной короне.

А еще Уинни считали бессердечной, но при этом – завидной невестой, которая могла предложить мужчине лишь красивую оболочку, за которой прячется ледяное сердце. И плевать на то, что среди людей, шептавшихся за ее спиной, было немало тех, кому она в свое время отказала. Сама Уинни опасалась, что эти предположения недалеки от истины.

– Да, я знаю, как меня называют.

– А раз знаешь, то задумайся! Что скажет сэр Томас, когда ему станет известно о том, что ты столько лет водишь за нос и его, и остальных членов вашей семьи?

Уинни подумала, что ее отец придет в такую ярость, что ей несдобровать.

– Похвалит меня за находчивость? – с невинным видом предположила она.

– Отец запрет тебя в комнате, и ты будешь сидеть там, пока он не выдаст тебя замуж за первого встречного! Сама я даже думать боюсь о том, что ждет меня, когда моя семья узнает о моей роли во всем этом деле!

Чувство вины, зародившееся в душе Уинни, уже готово было выплеснуться наружу. Родители Эмары – жалкие, ограниченные эгоисты. Ее наказание станет очередным семейным развлечением.

– Может быть, в другой раз насладимся прогулкой вдоль канала? – предложила Уинни.

Но Эмара, вместо того чтобы облегченно вздохнуть, разозлилась. От возмущения она не могла подобрать слов, ее щеки зарделись.

– Неужели ты думаешь, что я оставлю тебя одну в таком месте?

– Моя милая Эмара, может сложиться впечатление, что мне некому помочь. Однако уверяю тебя, это не так. Я приехала не одна, а с двумя лакеями и молодой служанкой, которую взяли на место Перл Браун. Как мне не хватает нашей мудрой Перл! – вздохнула Уинни, почувствовав укол зависти при воспоминании о том, что младшая сестра забрала ее любимую служанку с собой в поместье Типтонов.

– Что проку от слуг, которых нет рядом?

– Что проку от слуг, которые не выполняют твоих приказов? – беспечно отмахнулась Уинни, но тут же смягчилась, заметив, как расстроилась ее подруга. – Гар с Инчем где-то неподалеку, они не дадут меня в обиду.

– А как же Милли, та дура-девчонка, которой ты не хочешь ничего поручать?

– Тсс, в прошлый раз, когда она услышала, что ты ее так называешь, она безутешно прорыдала несколько часов.

– Если хочешь знать мое мнение, от нее нет абсолютно никакой пользы. Милли постоянно жалуется на больное сердце. Ну и где она? Спряталась и нежится в экипаже? Изображает из себя благородную даму?

В то время как сама Эмара, считавшая себя трусихой, стояла рядом с Уинни, готовая защитить ее от жестокого мира.

– Нет, мне удалось выманить ее из экипажа. Она приглядывает за нашей юной протеже.

Эмара промолчала. Они были на набережной. Если повернуться к собравшейся толпе спиной, можно было подумать, что здесь царит умиротворение. И подруги были не единственными, кто любовался видами. Мимо них прогуливались пары, и чуть дальше на берегу устроилась на пикник компания из шести человек. Внезапно издалека донесся низкий рев, развеяв обманчивую красоту этого тихого места.

Первой заговорила Эмара:

– Речь идет о ребенке?

– О девочке. Ей совсем недавно исполнилось двенадцать. – Уинни не скрывала отвращения. Блеск ее зеленых глаз давал понять, что у их обладательницы железный характер. – Ее мать связалась со мной через кухарку Девоны. Их семья едва сводит концы с концами. Отец – пьяница и лентяй. А может, и того хуже. Сегодня он хочет выставить девочку на торгах.

Эмара озадаченно переспросила:

– На торгах? – Она потянулась к Уинни, в ее глазах плескался растущий ужас. – Разве мы не должны сообщить об этом властям? Этот человек может быть опасен…

– Кто станет перечить отцовской воле? Насколько я знаю, судья сам будет участвовать в торгах.

– Уинни!

Эмара была вне себя от возмущения.

– Это всего лишь бедная, никому не нужная девочка. Неужели ты думаешь, что кому-то есть дело до очередной уличной проститутки?

В глазах Уинни вспыхнула бешеная ярость – и Эмара поняла, что ей не удастся отговорить подругу от задуманного.

– А почему именно здесь? – поинтересовалась она, смирившись со своей ролью в предстоящей авантюре.

– Нам поможет канал. – Взгляд Уинни скользнул по воде. Она еще раз мысленно прокручивала свой план.

Опять раздался ликующий возглас толпы, и Эмара обернулась. Нечто важное – и, скорее всего, незаконное – привлекло такую массу народа. Присутствие большого количества мужчин пугало ее.

– А как же они?

Уинни продолжала вертеть на плече зонтик, разглядывая толпу, которая так взволновала Эмару.

– Ты когда-нибудь видела боксерский поединок? – засмеялась мисс Бидгрейн, заметив испуг подруги. – Не бойся. Я не предполагала, что здесь будет бой, но суматоха может сыграть нам на руку. Поверь мне, эти мужчины настолько поглощены своими ставками, что сегодня им плевать на слабый пол.

* * *

Кинан закончил двадцать второй раунд, ударив кулаком прямо в незащищенный живот Вивера. Противник согнулся пополам и, повиснув на канатах в своем углу ринга, стал ловить воздух ртом.

– Готов биться об заклад: он еще несколько дней будет мочиться кровью, – произнес с долей сочувствия секундант Кинана и по совместительству его «колено», Том Гранди.

Как и Голландец, Том и сам когда-то выступал на ринге, но затем завязал с боями по настоянию молодой невесты. Однако полностью порвать с боксом он не смог, поэтому с готовностью выступал секундантом любого, кто к нему обращался. Том присел и подставил свое колено, чтобы Кинан смог передохнуть: у боксеров была тридцатисекундная пауза, прежде чем они снова сойдутся в центре ринга.

Голландец промокал губкой лицо и грудь Кинана.

– Ты собираешься драться, приятель? Или ты пригласил Вивера на танец? – Он никак не отреагировал на негромкий смешок Тома. – Вивер поплыл. Ты мог бы уложить его еще двадцать минут назад.

Кинан не стал спорить. Раунд длился до тех пор, пока оба соперника держались на ногах. Вивер не простоит и двух минут.

– Ставки слишком высоки, не стоит лишать удовольствия собравшихся. К тому же раньше Вивер был одним из лучших боксеров. Он заслужил, чтобы его последний бой стал достойным зрелищем. – Кинан убеждал не только своего собеседника, но и себя.

– Становишься сентиментальным, Милрой? – фыркнул Голландец, вероятнее всего вспоминая свой последний бой и его бесславный конец.

Кинан оскалился, по выражению лица приятеля догадавшись о его мыслях.

– Просто зарабатываю себе на кусок хлеба.

Никто не мог бы назвать его сентиментальным. Милрой ни разу не позволил чувствам взять верх над холодным расчетом.

– К бою! – крикнул судья. – Боксеры на середину!

– Прикончи его! – велел Кинану Голландец.

Бесстрастный взгляд Милроя скользнул по сопернику. Вивер выглядел жалко. Бывший чемпион Паддингтона, пошатываясь и припадая на левую ногу, вышел на средину ринга. Из носа у него с каждым выдохом капала кровь, от чего деревянный ринг становился скользким.

Готовые к бою соперники встали в стойку. Они были похожи на полуголодных псов, которые только и ждут, как бы вцепиться друг другу в глотку на потеху публике. Рефери объявил начало раунда. Кровь так громко шумела у Кинана в ушах, что он не слышал слов судьи, только видел, как шевелятся его губы. Милрой бросился в атаку.

Он боксировал, не прибегая к особой тактике: его намерения были абсолютно очевидны. Кинан шагнул вперед, готовый встретить удар выбившегося из сил Вивера. Его соперника шатало из стороны в сторону, усталость не позволяла ему как следует замахнуться. Кинан увернулся от увесистого кулака и нарочно наступил Виверу на ногу. Соперник потерял равновесие и постыдно растянулся на ринге.

– Запрещенный прием! – завопили секунданты Вивера, пытаясь перекричать ревущую толпу.

Дерущиеся не обращали на них внимания. Вивер вскочил на ноги с бо́льшим проворством, чем ожидал от него Кинан, и бросился на соперника. Фатальная ошибка – потерять самообладание. Кинан крепче сжал кулак. Один хороший удар не повредит его руке. Вивер пригнулся, намереваясь схватить его за ноги, но Кинан оказался проворнее. Его правый кулак впечатался противнику в висок. Меткий удар. Соперник Кинана закатил глаза и беззвучно рухнул на ринг. Да и разве можно было что-то расслышать, когда ликующая толпа скандировала прозвище Милроя:

– Без-рас-суд-ный! Без-рас-суд-ный!

Кинан ненавидел это прозвище, не любил, когда его так называли, считал насмешкой. Он поднял руки – бесспорная победа. Плевать ему на лесть. А на деньги и подавно – он и так достаточно богат. Не только Вивер сегодня последний раз был в ринге.

* * *

– Мисс Бидгрейн, я знаю, что вы спешите, – пытался перекричать гудящую толпу Инч. Этому молодому здоровяку с обветренным лицом пришлось нагнуться пониже, чтобы его было слышно. – Безрассудный Милрой устроил Виверу настоящую взбучку! Тот весь истекает кровью. Из-за его поражения эта пьяная толпа просто беснуется.

Сзади к ним подошел Гар. Почти двадцать лет из своих тридцати с небольшим он верой и правдой служил Бидгрейнам. Услышав последние слова лакея, Гар мрачно кивнул:

– Инч прав: промедление может дорого обойтись. Нам, мисс, нужно побыстрее убраться отсюда, пока не объявили имя победителя.

Уинни и Эмара осмелились приблизиться к толпе зевак. Поверх голов ликующих зрителей Уинни неодобрительно взглянула на возвышающийся ринг. На первый взгляд силы боксеров были неравными. Взъерошенный шатен был на добрых десять сантиметров выше и килограммов на двадцать тяжелее соперника. Другой боксер выглядел моложе. Его крепкое сложение с лихвой компенсировало проигрыш в весе. Уинни вздрогнула, когда он ударил здоровяка под дых, доказывая, что исход боя зависит от мастерства, с которым он владеет своими рельефными мышцами. Его соперник захрипел и согнулся пополам, из носа хлынула кровь.

– Меня сейчас стошнит, – прошептала Эмара, зажимая рот рукой, затянутой в перчатку.

Ее лицо стало таким же белым, как кружевной воротничок на ее платье.

При иных обстоятельствах с Уинни случилось бы то же самое. Она не могла бы сказать с уверенностью, что ее пугает больше: боксеры, которые жестоко избивают друг друга, или толпа, которая их подзадоривает. Девушке казалось, что и те, и другие просто звери.

– Не смей падать в обморок, Эмара Клег! – решительно предупредила Уинни свою спутницу, – я запрещу Гару подхватывать тебя – будешь лежать на земле. Жаль, если такое красивое платье испачкается.

Эмара оторвала взгляд от ринга. Она продолжала прерывисто дышать, но попыталась взять себя в руки. Уинни ободряюще обняла ее.

Они стали обходить собравшихся. Уинни произнесла:

– Успокойся, Эмара. Мы просто прогуливаемся по набережной. – Мисс Бидгрейн повернулась к Гару. – Проследи за мистером Иггером, – велела она, имея в виду человека, который намеревался продать собственную дочь. – Дай бог, чтобы мы с ним так и не встретились.

– Присмотри за нашей хозяйкой, – приказал Гар Инчу, натянул кепку пониже и исчез в толпе.

Эмара высвободилась из объятий Уинни.

– Мне уже лучше, спасибо.

– У любой сдали бы нервы при виде крови! – сказала Уинни, радуясь, что подруга пришла в себя.

– У тебя ни один мускул не дрогнул, когда этот ужасный человек ударил своего соперника, – с упреком заметила Эмара.

Продолжая следить за происходящим, Уинни произнесла легко и непринужденно:

– Знаешь, когда все закончится, я чудесным образом упаду в глубокий обморок, главное – правильно выбрать момент. Уверяю, тебе такое и не снилось.

Эмара представила, как ее подруга падает без чувств, и улыбнулась.

– Ты говоришь так просто для того, чтобы меня подбодрить. Клянусь, я никогда не видела тебя растерянной; ты всегда выглядишь, как истинная дама, леди до кончиков волос.

– Я всего лишь поддерживаю свою репутацию, – просто ответила Уинни. Она увидела свою служанку и крепче вцепилась в ручку зонтика. – Вот и Милли. Слава богу, ей удалось привести с собой Дженни Иггер.

– Девочка выглядит испуганной.

Очень маленькая для своего возраста, Дженни Иггер едва поспевала за встревоженной служанкой. Девочка намертво вцепилась в руку Милли, ее широко распахнутые карие глаза вглядывались в лица идущих навстречу людей. Страх и отчаяние, плескавшиеся в ее взгляде, поразили ее спасительниц до глубины души.

Уинни приветливо улыбнулась, подавив желание обнять девочку, – подобное проявление чувств могло напугать ее еще больше.

– Дженни, подойди ближе, познакомься с моей подругой мисс Клег.

Девочка робко улыбнулась Эмаре. Чтобы избежать неловкости, Уинни перевела разговор на другую тему.

– Вы с Милли нашли угощение?

– Да, имбирное печенье, мисс. Целую горсть! – ответила Дженни с таким чувством, как будто сладости были для нее такой же редкостью, как и кошелек с золотом.

– А я больше люблю лимонное, – произнесла Милли. – Когда приедем на место, съедим еще по тарелочке. Что скажешь?

При мысли о неожиданном угощении детское личико засияло от восторга. Но радость тут же сменилась настороженностью. Несмотря на юный возраст, Дженни была достаточно умна, чтобы понимать: бесплатный сыр бывает только в мышеловке.

– Я обожаю печенье, мисс…

– И ты обязательно его получишь. – Уинни повернулась к служанке. – Как думаешь, за вами не следили?

– Я старалась запутать следы, мисс Бидгрейн. Как вы и велели, мы затерялись в толпе. Если бы отец Дженни стал за нами наблюдать, он пропустил бы поединок. – Милли завизжала, когда на нее налетел какой-то мужчина. – Пьяница! Грубиян! – воскликнула она, вцепившись в Дженни.

– Боже милостивый! – воскликнул незнакомец. – Четыре райские птички среди воронья. – Он попытался обнять Эмару, но девушка отшатнулась от него. Ее испуг развеселил грубияна. – Любая умная дворняжка идет на запах, который щекочет ей ноздри.

Неожиданно он рванулся вперед, отчего женщины бросились врассыпную. Громко хохоча над своей выходкой, мужчина продолжил пробираться через толпу. Сейчас ему хотелось найти выпивку, а не пугать благовоспитанных дамочек.

– Негодяй! – крикнула Милли ему вслед.

Эмара презрительно сморщила носик.

– Кто-нибудь понял хоть слово из того, что он проблеял? Бездельник! Пропойца!

Уинни схватилась рукой за живот. Волнение, зародившееся у нее внутри, стало приближаться к горлу.

– Забудьте о нем. Что-то пошло не так. И дело не в этом пьянице. – Она оглянулась вокруг и крепче прижала Дженни к себе. – Поспешим, леди. Боюсь, нам нельзя здесь больше оставаться.

Шествие замыкала Милли.

– Что-то случилось, мисс? Почему мы так торопимся?

– Бой закончился, – важно ответила Дженни.

Дальнейшие разговоры были излишними.

Уинни шагала по тропинке вдоль канала. Суматоха, вызванная боксерским поединком, осталась позади. Однако многие, кто пришел на него поглазеть, работали неподалеку: вдоль всего канала высились верфи. А еще тут был рынок, где торговали сеном и соломой, загоны для скота, склады для хранения товаров, переправляемых вниз по каналу. Теперь мужчины, веселые и довольные – как же, они видели отличное кровавое зрелище! – возвращались на свои рабочие места.

Именно из-за большого количества людей Уинни и выбрала это место. Ее отцу принадлежало множество складов на северной стороне канала. Она много лет подряд приезжала сюда с ним, когда сэру Томасу нужно было проверить, как идут дела, поэтому местность знала преотлично.

Мистер Иггер опасался, что Дженни сбежит и он не успеет ее продать, поэтому не отпускал от себя дочь ни на секунду. Из-за пьянства он остался без работы, и устроить его на пристань грузчиком было очень легко. Таким образом, всегда было известно, где находится Дженни, которую Уинни намеревалась при удобном случае переправить через канал на почтовой лодке.

Все шло по плану, вот только бой в него не вписывался. Кто из организаторов незаконных поединков станет трубить о своих планах? Судьи (если только они не были в доле с организаторами) сурово наказывали участников подобных сборищ.

Этот непредвиденный бой оторвал мистера Иггера от работы. Уинни, разочарованная тем, что ее планы нарушились, решила сама сообщить об этом властям. Оба боксера, бесспорно, этого заслуживали. Однако, успокоившись, девушка поняла, что может воспользоваться ситуацией в своих целях. Боксерский поединок – великолепный отвлекающий фактор. Мистер Иггер настолько увлекся происходящим на ринге, что позабыл о своей дочери. Он рассчитывал, что она не посмеет ослушаться его из страха. Но этот человек не знал Уинни Бидгрейн!

– Мисс, далеко еще? У меня вот-вот сердце выскочит из груди! – пожаловалась Милли.

Они слишком спешили и вряд ли походили на светских дам, которые лениво прогуливаются по набережной. Тут уж не до благородных манер! Скоро мистер Иггер заметит исчезновение своей дочери, прикинет в уме, сколько денег он потерял, и тут же бросится на поиски.

– Мы почти на месте. Сейчас перейдем на ту сторону… – Уинни махнула рукой, указывая на мост, к которому они приближались. – Еще немного – и мы на судне.

– Вот вы где! – прорычал гневный голос.