— Ты должна мне все рассказать, — прошептала Фанни, стоя рядом с подругой в зимнем саду своих родителей.

Со дня бала, который давали лорд и леди Харпер, прошло уже два дня, и мисс Фрэнсис не терпелось услышать подробности знакомства Софии с лордом Рейнекортом.

— Т-с-с-с. Твоя мама услышит, — прошептала мисс София, бросая настороженный взгляд на пожилую женщину, присевшую за мольбертом.

Сначала образ был довольно четким, но затем возникшие расплывчатые очертания тропических растений затмили ей зрение.

Леди Нотли как раз начала писать акварель и решила включить в композицию дочь и мисс Софию. Фанни вначале запротестовала, но затем смирилась, поняв, что все равно ничего не добьется. Мисс София, напротив, не возражала против того, чтобы немного попозировать. Ей нравился запах апельсиновой листвы, мирта, камелии, нескольких сортов пеларгонии, различных трав и сырой земли.

Шиферная крыша и застекленные мутными стеклами стены остались от построенной в 1724 году оранжереи, предназначенной для выращивания апельсиновых деревьев. Мама Фанни несколько лет настойчиво просила мужа снести старое строение, а на его месте возвести вполне современную оранжерею, где каждый квадратный дюйм будет согрет ярким солнечным светом. Вначале лорд Нотли отказывался, но потом, пойдя на компромисс, добавил к первоначальному сооружению пристройку из кованого железа и стекла. Графиня осталась недовольна, и зимний сад превратился в предмет бесконечных мелочных споров между супругами. Леди Нотли то и дело заявляла всем, кто соглашался ее слушать, что однажды она все-таки добьется своего и муж построит ей настоящую оранжерею.

— Не двигайтесь, девочки, — произнесла графиня, передвигая мольберт влево так, чтобы он не заслонял молодых леди. — Фанни, дорогуша, отряхни подол. Линиям твоего платья не хватает эстетизма.

— Да, мама, — ответила дочь, послушно поправляя складки на юбке.

Затем она слегка прикоснулась к локтю Софии и тихо спросила:

— О чем ты разговаривала с лордом Рейнекортом?

Та нахмурилась, обдумывая ответ.

— Ни о чем таком, что может покорить девичье сердце. Он сказал, что я очень неловкая.

— Как грубо! — воскликнула Фанни, шокированная невоспитанностью графа.

София нагнулась и сорвала побег цветущего лавра. Она полной грудью вдохнула аромат, напомнивший ей запах камфары.

— Он полная противоположность мистера Энрайта. Граф всячески старался запугать этого джентльмена.

— Возможно, лорд Рейнекорт просто ревновал?

— Как бы не так! Ссора между лордом Рейнекортом и мистером Энрайтом не имела ко мне никакого отношения. Воздух был прямо-таки пропитан враждебностью, и прежде, чем у тебя появятся какие-либо романтические фантазии на этот счет, я должна все разъяснить. Лорд Рейнекорт захотел потанцевать со мной лишь для того, чтобы лишить мистера Энрайта моего общества. Его интерес ко мне был мнимым.

— Ты уверена? — спросила Фанни. — Деррик придерживается иного мнения.

— Его там не было, поэтому наш друг вряд ли может судить об этом непредвзято, — беззаботно заявила мисс София.

При этом она понимала, что предсказание графа оказалось верным: их танец породил в обществе много слухов, на основе которых мистер Гриффин и сделал выводы.

Леди Нотли проворчала что-то нечленораздельное. Ее дочь и мисс София отвлеклись от беседы.

— Нет. Так не годится! — воскликнула графиня, осматривая зимний сад в поисках идеального фона. — Давайте возле фонтана. Девочки, если вам не трудно, идите вон туда и встаньте с другой стороны.

Женщина улыбнулась, когда ее натурщицы с неохотой подчинились ее требованию.

— Да… Так намного лучше… Симметрия создает гармонию. Не правда ли, София?

Фанни улыбнулась подруге, в глубине души надеясь, что та не согласится.

— Да, миледи, — смиренно ответила София, но внимание леди Нотли вновь было приковано к эскизу, стоящему перед ней на мольберте.

Обе подруги прекрасно знали свойства артистической натуры графини.

— Ты сказала ему, что приходишься сестрой графу Рейвеншоу?

София тихонько рассмеялась.

— Это было бы безрассудно. Мне тогда казалось, что куда благоразумнее будет помалкивать. Граф ничего не узнал бы, если бы на нас не наткнулся Стефан.

Фанни поколебалась, не вполне уверенная в том, стоит ли задавать следующий вопрос.

— Что увидел твой брат, когда наткнулся на тебя и на лорда Рейнекорта в парке?

Мечтательная улыбка тронула уголки губ Софии, когда она вспомнила поцелуй графа. Никто из мужчин не прикасался к ней прежде так нежно и требовательно.

— У меня закружилась голова после вальса, и лорд Рейнекорт подумал, что ночной воздух мне поможет, — солгала она подруге.

София не знала, что побудило ее поступить столь бесчестно. Фанни ни за что не разболтала бы ее секрет. Впрочем, мисс София была настолько озадачена своей реакцией на поцелуй графа, что хотела иметь чуть больше времени на обдумывание того, что произошло между ними, прежде чем довериться Фанни.

— Ничего больше?

Фанни была разочарована нерешительностью Рейнекорта. Она явно ожидала гораздо большего от одного из «лордов порока». Мисс София поднесла к носу стебелек мирта, желая скрыть от подруги улыбку.

Другую руку она завела за спину и скрестила пальцы.

— Нет… ничего…

— Ходят слухи, что своим появлением на балу Харперов ты огорчил лорда и леди Бурард, — произнес лорд Хью.

Когда Дэр и Фрост пригласили его на спарринг в одно из тренировочных помещений Джексона, расположенное в доме номер тринадцать по Бонд-стрит, Габриель заподозрил в этом какой-то подвох, но все же принял их приглашение. Слишком уж сильно он хотел хорошенько вздуть Фроста!

Однако тот, как всегда, был на высоте. Фрост был сильный противник — подвижный и выносливый. Он ни в чем не уступал Рейну. Когда они сходились в спарринге, это было скорее противостояние на выносливость, чем поединок грубой силы.

После третьего раунда все мышцы в теле лорда Габриеля ныли, а со лба градом катился пот. Он отклонил вызов на четвертый раунд, предоставив одному из наивных зрителей занять его место в спарринге с Фростом.

Даже уставший, его приятель мог выбить дух из любого желторотого щенка.

Лорд Габриель протянул руки служителю, который начал снимать с него боксерские перчатки, и бросил на приятеля сердитый взгляд.

— Ничего нового в этом нет, Дэр. Одно мое присутствие выводит из себя лорда Бурарда и его драгоценную супругу, черт ее побери.

Раздражаясь из-за неловкости служителя, лорд Габриель поднес запястье правой руки ко рту с намерением развязать с помощью зубов шнурок, стягивающий боксерскую перчатку. Попросту откусив кожаную завязку, он выплюнул ее на пол.

— Там был и Энрайт. По правде говоря, у меня не было особого желания огорчать этого джентльмена.

Габриель снял боксерскую перчатку и протянул ее служителю.

— И какого черта он делал на балу? — Лицо Дэра потемнело от гнева. — А я-то думал, что он за границей.

Со стороны ринга послышались крики. Лорд Габриель и Дэр, словно по команде, одновременно обернулись. Граф Чиллингсвортский обрушил на противника два сильнейших удара, которые молодой аристократ-спортсмен не смог заблокировать. Получив по физиономии, он пошатнулся, потерял равновесие и упал на руки двум стоящим позади него зрителям.

Лорд Габриель сочувственно вздохнул.

— Должно быть, его дела пошли в гору, по крайней мере, по сравнению с тем состоянием, в котором они были прежде, — пожав плечами, сказал он.

По правде говоря, его совсем не интересовали причины, позволившие Энрайту вернуться в Англию. Лорд Габриель потерял к нему всякий интерес, и, если у молодого человека есть хотя бы толика здравого смысла, он ничего не предпримет, чтобы изменить существующее положение вещей.

Дэр фыркнул.

— Сейчас ты — само великодушие.

— Отнюдь, — возразил Габриель. — Нет никакой славы в том, чтобы убить на дуэли труса.

Получив полную победу над противником, Фрост направился к товарищам, принимая поздравления праздных зрителей и выслушивая похвалы.

— Кто трус? — спросил он, поворачиваясь так, чтобы служитель смог вытереть катящийся по его лицу пот.

— Поздравляю со славной победой, — растягивая слова, произнес лорд Габриель, кивая в сторону побежденного, с окровавленным носом спарринг-партнера Фроста, который пошатывался на нетвердых ногах. — Разве ты не узнал младшего сына Хауланда?

Маркиз Хауландский всегда выходил из себя, когда кто-либо покушался на честь или благосостояние любого из членов его семьи. Один раз он чуть было не вызвал на дуэль человека, который чихнул возле него. Ходили слухи, что однажды он приказал повесить на дереве любимого спаниеля супруги только за то, что бедное животное имело несчастье помочиться на его обутые в сапоги ноги.

Фрост оглянулся на молодого аристократа и рассмеялся.

— Маркиз предпочитает вымещать свою врожденную злобу на слабых противниках, — без тени высокомерия заявил он. — Сомневаюсь, что он относит меня к этой категории людей. Впрочем, если он пожелает, то я всегда к его услугам.

Когда служитель снял с него кожаные боксерские перчатки, лорд Чиллингсвортский взял у него полотенце и хорошенько вытер вспотевшие торс и лицо.

— Так кто этот трус, которого не стоит убивать на дуэли?

Дэр бросил на Фроста красноречивый взгляд.

— Энрайт.

Лорд Чиллингсвортский отшвырнул в сторону использованное полотенце и презрительно фыркнул.

— Ну, не знаю, Рейн. Я бы на твоем месте не удержался от соблазна, по крайней мере, сломать этому прощелыге нос.

Лорд Габриель взял рубашку и надел ее через голову.

— Позже… думаю, чуть позже… К тому же Энрайт боится меня и держится на расстоянии. На балу у Харперов я получил истинное удовольствие, наблюдая за тем, как он дергается и заикается, стараясь не попасть мне под горячую руку. Если бы мне повезло, он мог бы споткнуться и сломать себе шею.

Фрост вопросительно поднял брови.

— Энрайт — моя забота… моя и только моя… Предоставь его мне.

— А как насчет лорда Рейвеншоу и его тупоголовой сестры?

Конечно, приятель желал ему только добра, но лорд Габриель вскипел, борясь с желанием хорошенько врезать ему прямо в челюсть за то, что он оскорбил мисс Софию.

Габриель подошел к Фросту вплотную и сказал:

— Мисс София совсем не глупа. Предоставь мне выносить суждения касательно ее или лорда Рейвеншоу.

Дэр бросил на Габриеля исполненный жалости взгляд. Что может быть красноречивее? Его приятель так пылко защищал едва знакомую ему девушку. Это было все равно, что кричать во весь голос о своих нежных чувствах к ней.