Джаггер грозно посмотрел на Габриеля. Взмахнул опасной бритвой и выкрикнул:
— Потрошитель вернулся в Лондон и жаждет крови!
Сидя в шезлонге у переносного обогревателя, Себастьян оторвался от Дантова «Ада»:
— Джаггер, хватит дурачиться. Кончай уже с этим.
— Все-все, заканчиваю. И если по правде, лучше у меня ни разу не получалось.
Выдавив себе на пальцы немного крема для бритья, Джаггер нанес пенку Габриелю на кожу рядом с ушами и сбрил бачки. Закончив, стер остатки крема рукавом рубашки.
— Ну, теперь ты новый человек, приятель, — сказал Джаггер.
Габриель встал и подошел к висевшему на стене треснутому зеркалу. Трещина проходила наискось через отражение, но было видно, что бегун подстриг его по-военному коротко. Это, конечно, не тот уровень, что Майины маскировочные контактные линзы или накладки на пальцы, но все же лучше, чем ничего.
— Разве Роланд не должен был уже вернуться? — спросил Габриель.
Джаггер проверил время по часам на дисплее мобильника.
— Сегодня его очередь покупать продукты. А вы что, ужин готовите вместе?
— Не думаю. Во всяком случае, не после того, как я вчера сжег соус для спагетти. Роланд только должен был кое-что для меня проверить.
— Не боись, проверит. Роланд — спец по выполнению простых заданий.
— Не может быть! Данте слажал. Снова! — Себастьян с отвращением отбросил книгу. — И почему Вергилий не взял в путешествие по аду Свободного бегуна?!
Оставив комнату, в которой некогда располагалась гостиная, Габриель взобрался по узкой деревянной лестнице к себе на чердак. Стены покрывал иней, дыхание вырывалось изо рта паром. Габриель уже десять дней жил с Джаггером, Себастьяном и Роландом в Винном доме — так бегуны называли свой сквот на южном берегу Темзы. Эта трехэтажная развалюха когда-то была фермерским домом посреди огородов и садов, плоды из которых поставлялись в Лондон.
Оказывается, в восемнадцатом веке англичане были куда ниже ростом. Чтобы войти к себе в каморку — пустую комнатку с оштукатуренными стенами, — Габриелю приходилось пригибаться.
Странник подошел к маленькому круглому окошку. Доски под ногами скрипели.
Кроватью Габриелю служил матрас, постеленный на четыре листа фанеры, принесенные из погрузочного дока. Скудные пожитки Странник держал в картонной коробке. Единственным украшением в комнате служила фотография в рамке — девушка-новозеландка, «Наша Труди». С инструментами на поясе и кувалдой в руке Труди нагло ухмылялась в объектив фотокамеры. Поколение назад она во главе небольшой армии сквоттеров захватила ничейные дома вокруг Боннингтон-сквер. То время прошло, Ламбетский совет отдал большую часть домов во владение собственникам. Но Труди по-прежнему ухмылялась с фотографии, и все тем же оставался Винный дом — разваливающимся и ничейным.
После победы в забеге Габриель и команда Джаггера подружились. Ребята сразу дали Страннику еду, кров и… новое имя.
— Как тебе удалось? — спросил Джаггер по пути домой.
— Когда спускался по водосточной трубе, понял, что есть шанс, и ухватился за него.
— Ты никогда этого прежде не делал? А ты решительный малый!
Габриель упомянул, что занимался парашютным спортом: совершал затяжные прыжки — это когда выпрыгиваешь из самолета на большой высоте, несешься вниз в свободном падении целую минуту и только потом дергаешь за кольцо.
Джаггер кивнул, как будто это все объясняло. — Слушаем сюда, — сказал он остальным. — У нас новенький. Приветствуем, теперь ты — Свободный бегун.
Когда Габриель на следующее утро проснулся в Винном доме, он сразу отправился к Тайбернскому монастырю. Нужно было во что бы то ни стало спуститься в подвал и отыскать подсказку. Иначе отца не найти.
Три часа Габриель сидел на скамейке через дорогу от монастыря. Двери редким туристам открывали сестра Энн — та, что отказалась отвечать на расспросы, — и сестра Бриджет — монахиня помоложе, испугавшаяся, едва Габриель упомянул своего отца. Странник приходил еще дважды, и оба раза дежурили сестры Энн и Бриджет. Оставалось ждать, когда сестру Бриджет сменит другая монахиня.
В остальное время Габриель бродил по Лондону в надежде встретить отца. В городе были сотни камер, но младший Корриган старался уменьшить риск — не пользовался общественным транспортом и держался подальше от набережных в северной части города.
То, что Габриель — Странник, постепенно меняло его восприятие. Достаточно было взглянуть на человека, и ему открывались едва заметные оттенки чувств. В мозгу сам по себе щелкал некий переключатель, контролировать который Габриель не мог. В одно утро он шел по парку Клэпем-Коммон, и вдруг словно бы включился панорамный обзор. Странник увидел одновременно весь мир вокруг: красоту желтого одуванчика, плавный изгиб кованой решетки… И липа, много лиц — лондонцы выходили из магазинов, шли вниз по улице, а в глазах у людей виделись боль, усталость, изредка — проблески радости. Новое ощущение захватило Габриеля, но не надолго, через час все прошло.
Со временем Габриель заметил, что втянут в подготовку к гигантской вечеринке, которая должна была состояться в Винном доме. К таким собраниям он относился настороженно, но сейчас Странник был не Габриель, а Гало — американский Свободный бегун без прошлого и будущего. Гало мог забыть о способностях Странника и запросто выйти из дому с Джаггером, чтобы купить пивка.
День праздника выдался морозный и солнечный. Первые гости подоспели сразу после обеда, остальные подтягивались до самого вечера. Комнаты Винного дома наполнились людьми, которые угощались едой и выпивкой. По коридорам сновали детишки; один из бегунов даже принес с собой грудничка в сумке — «кенгуру». В саду поддатые участники торжества хвастались, кто изящнее или оригинальнее преодолеет препятствие в виде мусорного бака.
Удивительно, как много людей знало о забеге в Смитфилдском рынке. Каждый Свободный бегун пришел на праздник сам по себе, но всех объединяло стремление жить вне Системы. Это было одно из тех движений, которое ни за что не заметили бы люди, вещающие с экранов телевизоров — бегуны не хотели известности. Их давно не вдохновляли устаревшие философии восстаний в промышленных странах. Для бегунов истинный бунт определялся тем, как человек относится к Большому Механизму.
Себастьян время от времени посещал школу, а Льдинка жила с родителями. Но большинство Свободных бегунов работали в подпольной индустрии: кто-то в ночных клубах, кто-то в пабах во время футбольных матчей. Они чинили мотоциклы, таскали мебель, продавали туристам и сувениры. У Джаггера был друг, который по поручению Ламбетского совета подбирал мертвых животных.
Свободные бегуны покупали одежду на уличных ярмарках, продукты — на фермерских рынках. По улицам ходили пешком или ездили на велосипедах, собранных вручную из выброшенных деталей. У каждого имелся сотовый, но звонили бегуны с заранее оплаченных номеров, которые не так-то легко отследить. Много времени проводили в интернете, но при этом не пользовались услугами провайдеров. Роланд собирал из жестяных кофейных банок антенны, с помощью которых удавалось подключиться к WiFi-интернету. Ребята называли это фишингом — рыскали по дешевым ресторанам, административным зданиям и вестибюлям отелей, где сигнал лучше.
К девяти часам все, кто планировал напиться, своей цели достигли. Мэллой — сегодняшний бармен — с возмущением рассказывал, что правительство собирается снять отпечатки пальцев у всех подростков, которые хотят получить паспорт. Потом создадут секретную базу данных, куда сольют собранные биометрические сведения.
— Министерство внутренних дел говорит: сняв отпечатки у одиннадцатилетней девочки сегодня, мы предотвратим террористическую атаку завтра, — вещал Мэллой. — Неужели люди не видят, что это все ради контроля!
— Неплохо бы тебе контролировать свои возлияния, — посоветовал Джаггер.
— Мы уже в тюрьме! — продолжал Мэллой. — Нас заперли, а ключ выбросили. Где же Странник? Вот что я хочу знать. Говорят: «Вся надежда на Странника». Но я не вижу его! Где он? Пусть покажется!
Габриелю вдруг почудилось, будто собравшиеся знают о его истинной сущности. Он огляделся, отыскал взглядом Себастьяна и Роланда — не укажут ли на него, не закричат ли, мол, вот он, ваш Странник, бесценный ублюдок! Это его вы ищете!
Но на пьяного не обращали внимания. Кто-то из команды Мэллоя подхватил его под руки и потащил прочь. Вечеринка продолжилась как ни в чем не бывало. Пиво и чипсы ходили по кругу.
В коридоре на первом этаже Габриель догнал Джагтера и спросил:
— О чем кричал Мэллой?
— Это вроде как тайна, приятель.
— Ладно тебе. Мне-то можешь верить.
Чуть помедлив, Джаггер кивнул.
— Ладно, скажу. — Он отвел Габриеля на пустую кухню и там начал складывать мусор в пакет из-под покупок. — Помнишь, когда мы только встретились в пабе, я упоминал Большой Механизм? Кое-кто из Свободных бегунов верит, что есть некая группа под названием Табула — она-то и стоит за всем этим наблюдением и контролем. Табула хочет превратить Британию в тюрьму без стен.
— А кто такой Странник?
Бросив пакет с мусором в угол, Джаггер открыл баночку пива.
— Ну, в этом месте история начинает смахивать на бред. Ходят слухи, что люди, которых называют Странниками, должны спасти нас от невидимой тюрьмы. Потому-то и пишут на стенах по всему Лондону: «Вся надежда на Странника». Даже я парочку надписей оставил.
Габриель постарался говорить как можно более спокойно и непринужденно:
— Джаггер, а что особенного в Страннике? Чем он поможет?
— Да провалиться мне, если знаю. Иногда кажется, что все эти слухи о Страннике — всего лишь слухи. Я только хожу по городу и вижу, как день ото дня камер становится больше. Полная безнадега, приятель, — вот что я вижу. Наша свобода утекает, словно песок сквозь пальцы, и всем на это начхать.
Вечеринка закончилась за полночь. Габриель помог подмести полы и собрать мусор. Наступил понедельник, и Странник с нетерпением ждал, когда вернется Роланд, ушедший к Тайбернскому монастырю. Наконец он услышал, как кто-то поднимается на чердак. В дверь тихонько постучали — вошел Роланд, как всегда торжественный и слегка грустный. Пастух, растерявший овец, как называл его Себастьян.
— Я сделал, как ты просил, Гало. Сходил к монастырю. — Роланд медленно покачал головой. — Никогда не бывал в женской обители. У меня в семье все пресвитериане.
— Что там, Роланд?
— Монахини, о которых ты говорил — сестра Энн и сестра Бриджет, — обеих нет. Вместо них новенькая, сестра Тереза. Говорит, на этой неделе «общественной монахиней» будет она. Как-то глупо звучит…
— «Общественная монахиня»? Это значит, ей дозволено общаться с чужаками.
— Верно, со мной она тоже пообщалась. Милая девушка. Я чуть было не предложил сходить вечерком в паб и пропустить по кружечке пива. Только вряд ли монахини ходят в пабы.
— Согласен, вряд ли.
Габриель надел куртку.
— Сходить с тобой, Гало? — предложил Себастьян. — Ты как?
— Это только мое дело. Не беспокойся, вернусь. Что на ужин?
— Лук-порей, — медленно ответил Роланд, — сосиски, картофельное пюре и… лук-порей.
Каждый велосипед в Винном доме носил имя и хранился под навесом в саду. Выбрав тот, который звали Синим монстром, Габриель покатил на север к реке. Руль у Синего монстра был от мотоцикла, зеркала заднего вида — от фургона доставки; рама — ржавая, в пятнах ярко-голубой краски. Заднее колесо постоянно скрипело.
Габриель проехал через Вестминстерский мост, и дальше — к Тайбернскому монастырю. Дверь открыла молодая монахиня — кареглазая смуглянка.
— Я хотел бы посмотреть склеп, — сказал Габриель.
— Сейчас никак не получится, — ответила монахиня. — Мы уже закрываемся.
— Но я завтра утром улетаю домой, в Америку. Может, покажете по-быстрому? Я несколько лет хотел сюда приехать.
— О, понимаю, проходите… — Она открыла дверь, пропустив Габриеля в клетку, служившую приемной. — Извините, но у вас на все про все несколько минут.
Достав из кармана связку ключей, монахиня отперла ворота. Габриель задал несколько вопросов и выяснил, что монахиня — испанка, а в орден вступила, когда ей было четырнадцать.
Снова Габриель спустился в крипту по металлической лестнице. Монахиня зажгла свет, и Странник принялся осматривать кости, окровавленную одежду и прочие останки мучеников. Габриель знал: возвращаться сюда опасно, но другого способа найти отца он не видел.
Сестра Тереза коротко рассказала об испанском после и английских виселицах. Габриель кивал головой, будто слушал очень внимательно. На самом деле он присматривался к экспонатам. Фрагменты костей. Окровавленный лоскут кружев. Еще кости. Габриель вдруг понял, что совсем ничего не знает ни о католической церкви, ни об истории Англии. Он словно пришел на экзамен по истории, не прочитав ни одного учебника по предмету.
— Когда началась Реставрация, — рассказывала сестра Тереза, — вскрыли несколько общих могил, и…
Деревянные стенки витрин потемнели от времени и прикосновений верующих. Если отец и оставил здесь какой-то знак, то искать нужно в чем-то недавнем. Обойдя комнату, Габриель заметил висящую на стене фотографию в новенькой сосновой рамке с блестящей латунной табличкой.
Подойдя ближе, Габриель присмотрелся к черно-белому изображению: маленький скалистый остров, который образовался, когда из моря поднялись два зазубренных пика. Где-то в двух третях на пути к самой высокой из вершин разместилось скопление домишек из серого камня — выстроенные в форме перевернутого конуса, они напоминали гигантские ульи. Надпись на латунной табличке, выполненная готическим шрифтом, гласила: «СКЕЛЛИГ-КОЛУМБА. ИРЛАНДИЯ».
— Что на этой фотографии?
Слегка ошеломленная, сестра Тереза остановилась на середине заученной речи.
— Это Скеллиг-Колумба, остров у западного побережья Ирландии. Там есть монастырь ордена бедных кларисс.
— Он тоже относится к вашему ордену?
— Нет, мы — бенедектинки.
— А я думал, здесь все посвящено либо вашему ордену, либо истории английских мучеников.
Опустив глаза, сестра Тереза поджала губы.
— Для Бога нет разницы, откуда мы. Главное — кто мы в душе.
— Я и не сомневаюсь, сестра. Просто странно видеть фотографию ирландского монастыря в этой гробнице.
— Полагаю, вы правы. Она не очень вписывается.
— Получается, ее повесил здесь кто-то, не принадлежащий к вашему ордену?
Достав из кармана увесистую связку ключей, монахиня сказала:
— Простите, сэр, но ваше время вышло.
Поднимаясь по лестнице вслед за сестрой Терезой, Габриель едва скрывал ликование. Когда он вышел на улицу, солнце уже спряталось за деревьями Гайд-парка. Похолодало. Габриель отпер замок на Синем монстре и поехал вверх по Бейсуотер-роуд к кольцевой дороге.
В зеркало заднего вида Габриель заметил, что ярдах в ста за ним следует человек на мотоцикле: черная кожанка, лицо скрыто затемненным забралом шлема. Мотоциклист мог два раза обогнать Габриеля и скрыться в городе, но держался позади, ближе к тротуару. Внешне он напоминал наемника Табулы — из тех, что гонялись за ним в Лос-Анджелесе.
Габриель резко свернул на Эджуэр-роуд. Мотоциклист не отставал. Был час пик, автобусы ехали почти впритирку друг к другу. Габриель вырулил на Блумфилд-роуд, въехал на тротуар и покатил зигзагами, лавируя между людьми, покидающими административные здания и спешащими к метро. Одна дама остановилась и крикнула вслед: «Для этого дороги есть!» Не обращая внимания, Габриель свернул за угол на Уорик-авеню.
Мясная лавка. Аптека. Ресторан курдской кухни. Резко затормозив у стоянки, Габриель слез с Синего монстра и закинул велосипед за кипу картонных коробок. Быстрым шагом вошел в супермаркет. Схватив корзину, поспешил вдоль рядов, чем привлек внимание продавца, расставлявшего товар на полке.
Что делать? Вернуться в Винный дом? Нет, нельзя, Табула убьет новых друзей Габриеля с той же легкостью, с какой уничтожила семьи в Новой Гармонии.
Дойдя до конца ряда, Габриель свернул за угол. Там его дожидался мотоциклист — широкоплечий, с крепкими руками, бритой головой и морщинами курильщика на лице. В одной руке он держал шлем, в другой — сотовый телефон.
— Не надо бежать, мсье Корриган. Лучше вот возьмите.
Мотоциклист протянул Габриелю мобильник.
— С вами хочет поговорить мой друг. Но помните, говорить следует «мягким» языком — не называя имен.
Приложив телефон к уху, Габриель услышал легкий шум статики.
— Слушаю, — сказал он.
— Я в Лондоне с одним своим другом, — ответила Майя. — А этот человек с телефоном — мой деловой партнер.
Мотоциклист едва заметно улыбнулся, и до Габриеля дошло: выследил и нашел его Линден, Арлекин из Франции.
— Ты слышишь меня? — переспросила Майя. — Все нормально?
— Да, хорошо, — ответил Габриель. — Рад тебя слышать. Я узнал, где мой отец. Надо искать дальше.