1

Разместив Джадда в библиотеке, она совершила ошибку. Невзирая на отраду непрестанной благодарности (Кэй редко входила в комнату, не получив какого-нибудь нового выражения признательности), первые дни дома подтвердили справедливость озабоченности доктора Карра тем, что Джадд, возможно, вернется к тому же отшельническому образу жизни, к какому столь явно был склонен в последнюю неделю в больнице. Так оно и произошло, тут ошибиться невозможно. Она устроила в библиотеке новую пещеру, даже более уютную, чем больничная палата, и он забрался в нее со слишком уж нескрываемым удовольствием. В понедельник, видя, что происходит, она перестала приносить ему еду, заставив выбираться из комнаты, хотя бы на то время, чтобы поесть. Зато никак не удавалось удержать его от возвращения в нору, едва ему стоило покончить с застольем, причем всякий раз бегство оправдывалось неоспоримым замечанием, мол, сразу после приема пищи ему нужен отдых.

Главная ее трудность состояла в том, что он не делал ничего такого, с чем стоило бы побороться. Проявляй он заметную раздраженность, она вполне могла бы снять ее, но – не было раздраженности. Что бы она ни сказала, что бы ни сделала, он все принимал безропотно, редко когда высказывая легкие сомнения, но никогда не споря. При ее занятости по дому, когда вырываться удавалось только на торопливые походы по магазинам, плохо удавалось быть в курсе слухов о компании, те мелочи, которые ей удалось разыскать и донести до дома, не вызвали того интереса, который сподвиг бы ее на дальнейшие поиски. Чего бы слух ни касался, на него следовал один и тот же ответ, ставший уже привычным: «Вот и нечего из-за этого волноваться, пока не припрет», – тон же, каким Джадд произносил эту фразу день за днем, отодвигал время противоборства все дальше и дальше в будущее.

Она приложила все силы, чтобы осуществить совет доктора Карра и привлечь в дом гостей из числа сослуживцев Джадда, увы, в «Крауч карпет» у него было совсем немного таких друзей, которых можно было бы зазвать, попросив их сказать, будто они решили «зайти на огонек»: тут уж совершенно точно она больше потеряла бы, чем выиграла, если бы Джадд поймал ее на этом, – на тех же, кто приходил по своей охоте, надежда была слабая, вряд ли от них стоило ждать большого прока.

В понедельник вечером заходили Дафи и Рэй, Джадд принял их с предсказуемым радушием, даже с кушетки поднялся, чтобы приветствовать их, правда, удалился от двери библиотеки не более чем на шаг. «Как рыбалка прошла?» – спросил он Рэя, приглашая его к себе в пещеру. Кэй могла бы и за ними войти, только это выглядело бы неловким вторжением, особенно после слов Дафи: «Вот и хорошо, пусть себе поговорят, пока у нас время есть», – которая затем бочком прошла через прихожую, по сути, увлекая Кэй за собой в гостиную. Вести с Дафи какой-либо содержательный разговор было всегда трудным делом, а в тот вечер и того труднее из-за бесплодных попыток прислушаться к тому, о чем говорилось в библиотеке.

После ухода гостей Кэй, не в силах успокоиться, спросила Джадда говорил ли он с Рэем о том, что происходит в компании. К ее удивлению, муж рассказа ей все, о чем было сказано, полный устный отчет представил, поколебав ее веру в суждение доктора Карра, будто Джадд не желает открыто смотреть на творящееся в «Крауч карпет», ей представилось, будто дело обстоит так, что внушает большие опасения: ему все это стало безразлично.

Вывод такой, похоже, еще больше подтвердился на следующий день, когда днем к ним заявился Аллен Талботт. Увидев его в дверях, Кэй опешила, потом встревожилась: возможно, Джадду будет неприятно такое напоминание о конференции (о ней, кстати, ни словом не упоминалось с первого дня после выписки из больницы), – и она с большим волнением проведя Аллена через прихожую, опережая его, первой шмыгнула в библиотеку, чтобы хоть как-то подготовить мужа, а тот лишь воскликнул без малейшего колебания: «Ясное дело, скажи ему, пусть заходит». И когда Аллен появился в дверях, Джадд, приветствуя его, громко воскликнул: «Входите и расскажите, как у вас дела с конференцией продвигаются». Аллен выглядел куда больше не в своей тарелке, чем Джадд, казалось, его смущали собственные слова о том, что все идет так превосходно, он не стал засиживаться и как можно быстрее ушел. Это явно было посещение по обязанности: пришел в обеденное время, чтобы было оправдание быстрому уходу, – а уже в прихожей еще долго звучал его быстрый, нервно дрожавший озадаченный голос: «Я никогда не думал… никогда не видел его таким… он такой спокойный… что ж, благодарю вас, миссис Уайлдер, благодарю вас». По пути к машине он дважды оборачивался, словно бы не в силах поверить тому, что увидел и услышал. Кэй легко было понять, что он чувствует.

Когда она вернулась в библиотеку, Джадд читал один из романов Камю, которые Рольф привез домой из Колфакса: впервые за много лет она застала мужа за чтением того, что не было иллюстрированным журналом.

В среду днем позвонил Фрэнк Уиттейкер, сообщив, что хотел бы вечером завезти письмо. Кэй, рассчитывая, что это поможет встряхнуть Джадда, вырвать его из лап тотальной незаинтересованности, уговорила его согласиться. «Ясное дело, если хочет приехать – почему бы и нет?» – бросил тогда Джадд, едва отрывая глаза от книги, которую читал. Когда Фрэнк приехал, она решила остаться в библиотеке и уже готовила себя проявить ту дерзость, какая для этого потребуется, но проявлять ничего не пришлось: Джадд пригласил вошедших садиться, имея в виду и ее тоже. За время, прошедшее с воскресенья, Фрэнк обнаружил новое уязвимое место в боевых порядках противника. Откуда-то он узнал (откуда именно – нарочито скрыл), что мистер Крауч продал свой пакет по цене, которая более чем на восемь долларов превышала рыночную стоимость одной акции, и таким образом заполучил лишний миллион: недурной доходец, который вовсе не светил остальным акционерам. Джадд в конце концов взял письмо, которое беспрестанно предлагал ему Фрэнк, но уделил ему ровно столько времени, сколько потребовалось на беглое прочтение, и, вручая письмо обратно, как бы мимоходом заметил, что Фрэнк может оказаться в опасном положении, приписывая Гаррисону Хортеру мотивы, не подтвержденные никакими основательными доказательствами. Они поговорили еще несколько минут, Джадд поразил ее глубиной своих познаний в области корпоративного права и правил, введенных в торговлю на биржах Комиссией по ценным бумагам, однако то, что в ином случае могло бы вызвать удовлетворение, на сей раз лишь усилило ее тревогу: муж оставался таким же незаинтересованным, как и прежде. Лишь однажды заметила она проблеск внимания: Джадд сразу же вскинул голову, как только Фрэнк предложил нанести удар в очень подходящий момент, когда Роджер Старк со всеми своим сообщниками по заговору отправятся на круиз-конференцию, увы, искра в глазах Джадда быстро померкла, окончательно ее унес усталый вздох, ясно говоривший: с него хватит.

В ту ночь Кэй приняла вторую таблетку снотворного и наконец-то отключилась, проснувшись уже ближе к рассвету от острой боли по всей шее, расцарапанной ею до крови во сне, навеянном лекарством. Утром жжение унялось, зато осталось подобие ожерелья из красных пятен, своего рода предостережение: старайся получше держать свои нервы в узде.

Четверг выдался тяжким днем: погода серая и гнетущая, все ее попытки поднять Джадду настроение заканчивались провалом.

Вчерашний день прошел получше в какой-то мере потому, что Кэй, изнуренная нескончаемым волнением, выдохлась настолько, что, махнув рукой, решила терпеть все, однако и Джадд, казалось, понемногу выбирался из своей пещеры. Он задержался за завтраком, не спешил обратно в библиотеку, как делал каждое утро, а чуть позже удивил ее, неожиданно заявившись на кухню в поисках старого металлического ящичка, где хранился набор ручных инструментов, которыми он пользовался в Индии для ремонта своей камеры. Кэй уже много лет ящичек в глаза не видела, однако (ну, не доброе ли предзнаменование!) отыскала его в подвальном шкафу. Когда она принесла инструменты в библиотеку, Джадд уже снял заднюю стенку большого радиоприемника, а потом едва ли не полдня провозился с ним и с переносным проигрывателем Рольфа, пояснив, что пытается соединить их и добиться лучшего звучания пластинок, убрав маленький дребезжащий динамик из проигрывателя и пустив музыку через более качественную звуковую систему радиоприемника. Заявил, что сыт по горло рок-н-роллами радио и хочет послушать приличную музыку. У них же еще остались все его хорошие пластинки, верно?

Вновь поиски в подвале, на сей раз более уверенные, поскольку Кэй припомнила, где видела их во время переезда: коричневый фибровый чемодан, куда она уложила всю коллекцию записей классической музыки, которая, еще когда они в Коннектикуте жили, несколько недель занимала все внимание Джадда. О музыке он не знал почти ничего, этот недостаток крепко дал о себе знать, когда он стал режиссером на телевидении. Джадд тут же пустился лихорадочно исправлять его, глотал одну книжку за другой, проигрыватель включался, едва он заходил в дом, оглушительно ревел. Кэй была уже готова вопить при первых же тактах очередного проигрывания прелюдии к «Лоэнгрину». Казалось, единственным композитором, который его интересовал, был Вагнер. Ей хотелось предупредить, что он никогда не разовьет в себе понимания музыки и любви к ней таким безоглядным наскоком, но как-то около месяца спустя однажды вечером она услышала его телефонный разговор с композитором телешоу, услышала, как Джадд, объясняя, какую бы ему хотелось музыкальную связку, говорил: «Помните, как в «Музыке огня» вступают струнные…» И когда она встретила композитора на приеме по случаю окончания года, тот совершенно искренне уверял ее, что Джадд единственный режиссер из тех, с кем ему приходилось работать, кто по-настоящему понимает композиторские проблемы.

Разбор пластинок из чемодана и их протирание дали ей повод остаться в библиотеке. Когда Джадд все наладил и настроил, она вполне искренне призналась, что никогда не слышала такого прекрасного звучания прелюдии к «Лоэнгрину». В этот день она часто заходила в библиотеку: музыка служила пропуском, – и Джадду не раз приходилось выпроваживать ее утверждениями, будто он устал и находит, что ему следует отдохнуть.

После ужина, услышав «Ночь любви» из «Тристана и Изольды», она почувствовала, что ее зовут обратно. И Джадд встретил ее радушной улыбкой, даже потянулся помочь ей, когда она усаживалась в кресло возле постели. Прикосновение его руки, усиленное воздействием любовного томления то нарастающей, то стихающей музыки, навело ее на мысль, что устроить мужа в библиотеке было мудрой предосторожностью. Однако позже, когда она была уже наверху и одна, чувствуя себя как никогда одинокой, библиотека снова показалась ей ошибкой. Никакой действительной опасности не было: Джадд опасался за свое сердце ничуть не меньше ее, оберегая себя на каждом шагу, – зато если и суждено было вновь появиться между ними чему-то исполненному смысла, то каждую искорку приходилось бы холить и лелеять, беречь как источник теплоты для новой и лучшей будущей жизни.

Тогда она решила, что вечером переведет его наверх. Домой он приехал в воскресенье, сегодня суббота, вполне соответствует неопределенному сроку доктора Карра: «Подержите его там с недельку или около того». Она утром намеревалась это проделась, переезд отложился только потому, что день опять выдался серый, настроение у Джадда, понятное дело, испортилось из-за погоды, так что незачем было говорить о переезде, пока день не стал склоняться к вечеру. Все же Кэй принялась готовить все к переселению, сняла белье с двуспальной кровати Джадда, постелила чистые простыни – и тут услышала, как у входа остановилась машина. Любопытствуя, кто бы это мог быть (все, кто обычно доставлял что-то на дом, ставили машины на улице и к дому шли пешком), она подошла к окну и просто опешила, увидев, как из машины выходит Роджер Старк.

Внезапно она растерялась, стремительно сбежала вниз по ступенькам, желание предупредить Джадда взяло верх над заботой о собственной внешности. Остановилась на мгновение внизу лестницы, убеждая себя, что ей незачем тревожить мужа. И все же, как ни старалась, а не смогла справиться с голосом (воздуху не хватало!), сообщая ему о приезде гостя, в реакции же Джадда ошибиться было невозможно. Он произнес уже сказанное им в тот день, когда заезжал Аллен Талботт: «Ладно, пусть идет сюда», – только на сей раз тон его был резким, зубы стиснуты, а глаза прищурены в готовности к отпору.

 

2

Переливами, то вздымаясь к верхним нотам, то стихая, зазвучал дверной звонок, эхо которого неумолчно звенело в сознании Джадда Уайлдера колокольным звоном тревоги, требовавшим от него каких-то действий. И реакция последовала, только вряд ли она выходила за рамки рефлекторного напоминания, эдакой колючки, укол которой призывал к бдительности каждое нервное окончание, коль скоро доходило до того, чтобы сойтись лицом к лицу с Роджером Старком.

Сегодняшняя его реакция, положим, слабая, но и ее хватало, чтобы губы скривились, когда он представлял себе, как входит Старк. Вот открывается дверь, вот на пороге Старк, такой же, каким он так часто видел его в зале совещаний, всегда в те пару минут, на которые он неизменно задерживался, чтобы красиво обставить свое появление: неизменная рассчитанная пауза в дверях, дабы убедиться, что все взгляды устремлены на него, неизменное холодное безразличие, которое никак не располагало к спору с ним. Даже терпя поражение, Роджер Старк неизменно умел создавать впечатление, будто дело завершилось для него не хуже, чем победой, относился к полученной в споре взбучке не более чем к мелкой неурядице в кампании, которую в конечном итоге он все равно выиграет. И вот – выиграл.

Невзирая на уверения Фрэнка Уиттейкера, что захват Хортером и Старком «Крауч карпет Ко» дело еще не решенное, Джадд Уайлдер вовсе не был склонен сомневаться в победе Роджера Старка: если тот все еще не стал президентом, так вскорости станет, как только с формальностями будет улажено, – и сегодняшний его приход сюда – это дань долгу службы. Узурпатор проведывает больного, совершает один из тех поступков, благодаря которым мистер Крауч добился расположения рабочих с фабрик. Воистину форма без содержания. Ясное дело, Старк лишен подлинного сочувствия, и это не может не отразиться на его стальной улыбке, которая непременно будет мелькать у него на губах бликами холодного света в испорченной флуоресцентной лампе.

Прислушиваясь, Джадд расслышал, как открылась входная дверь, потом фальшивое – до наглости – удивленное приветствие Кэй, унизительную неспешность, с какой она пригласила гостя войти. Джадд насупился, но неудержимое любопытство привело его к двери библиотеки, он старался расслышать, что говорил Старк, но слышал лишь излишне пылкие уверения Кэй, что, конечно же, муж будет рад встрече с ним.

– По-моему, он уже встал, но не уверена, что успел одеться. Присядьте на минуту – я пойду взгляну.

Но не пришла. Они удалились в гостиную, голоса их звучали приглушенно, разговор шел о нем, но – осторожный, чтоб он не расслышал слов, какие они произносят. Расстроенный, Джадд вернулся к креслу, уселся, всем своим видом показывая, что ему это все, черт побери, до лампочки – привычное провозглашение независимости, всегда выручавшее, кто бы на него ни ополчался. Только не было на сей раз всегдашнего подъема боевого духа, в сознании понемногу приходило к обкатанному, как морская галька, признанию, что нет никакого смысла давать организму команду на обильную выработку адреналина по поводу, который больше ничего не значил.

Кэй наконец-то шла по коридору: суматоха приближающихся шагов, затем быстрое закрытие двери за собой, лицо напряженно взволнованное.

– Это Роджер, – выговорила она так, словно ждала, что он ответит руганью или криком, а то и вовсе бросится вон и спрячется.

– Ну и что? – пожал Джадд плечами. – Пусть заходит.

Кэй, не скрывая волнения, устремила взгляд на мужа.

– Ты уверен, что ты не…

– Что я не?..

– Я дам тебе халат, – сказала она, торопливо направляясь к шкафу, сняла с вешалки синий шерстяной халат и держала его на вытянутых руках, ожидая, когда он встанет. – Ты же не станешь слишком волноваться, верно?

Вставая, он бросил:

– С чего бы это?

– Ты и не должен, – сказала Кэй без тени шутки. – Просто мне нужно быть уверенной, что не ты волнуешься.

– С чего это ты так суетишься? Он что, сказал что-то, что…

– Нет-нет! – тут же воскликнула она и, вытянув руки, поправила воротник халата. – Вот только… да что там, я же знаю, как Роджер всегда вызывал у тебя…

Джадд рассмеялся, словно быстро в окопе укрылся:

– Ладно, он в безопасности. Можешь за него не беспокоиться. Я не…

– Ой, Джадд, я тебя умоляю! – шепнула она, хотя и приглушенно, но все же с ясно различимой мукой, такой же безотчетной, как и взмах ее рук, крепко обхвативших его, так что тело ее прижалось к нему, не отрываясь достаточно долго, чтоб он успел пробормотать:

– Меня ничто не волнует, кроме тебя.

Озадаченный этим всплеском чувств, Джадд все еще пытался свести его к какой-нибудь разумной причине, как вдруг она спросила в упор:

– Ты не будешь возражать, если я здесь посижу?

Не раздумывая, он ответил:

– Если хочешь, почему бы и нет? – И уже невозможно было взять слова обратно, видя, как мгновенно расцвела ее улыбка. Так и остался он сидеть в недоумении, глядя, как, радостно закружившись, она вышла за дверь. Джадд снова уселся в кресло и настолько погрузился в раздумья, что не услышал их приближающиеся шаги и очнулся лишь тогда, когда Роджер Старк стоял в дверях, вид его, привычно готовящегося войти, ошарашил, как залп, за которым последовал шрапнельный взрыв предостерегающих воспоминаний.

Однако что-то было до странности не так. Подобно актеру, утратившему чувство нужного момента, Старк, казалось, прирос к полу, растерялся, будто пропустил реплику, и теперь никак не мог сымпровизировать появление.

– Входите, – пригласил Джадд, которого вдруг охватил режиссерский зуд распорядительства, ощущаемый, впрочем, довольно смутно, но все же вполне достаточно, чтобы ни единым движением не выразить готовности встать, приветствуя гостя.

Старк вошел быстро, с такой поспешностью, которая могла восприниматься только насилием над характером действующего лица, а потому кое-как выдавленное им из себя: «Как вы себя чувствуете, Джадд?» – прозвучало едва ли не искренне, а застывшее выражение озабоченности на лице придало реплике живости. Не было и намека на ожидавшуюся псевдоулыбку, даже отсвета ее блика где-то внутри.

Кэй принялась придвигать кресло, но Старк остановил ее, нервно выговорив:

– Нет-нет, прошу вас не беспокоиться. Я не задержусь. Я только на минутку. – Он сделал движение, будто собирался присесть на краешек кровати, остановился в нерешительности, а потом, бормоча слова благодарности, все же сел в предложенное кресло.

Джадд следил за тем, как он усаживался, пристальное наблюдение становилось возможным из-за отрешенного, рассеянного взгляда Старка. Сев, он закинул ногу на ногу, однако привычный последующий церемониал уже не продолжил: никакого расправления складок на брюках, никакого стряхивания невидимой пушинки, никакого покачивания ногой для демонстрации своих туфель британского производства. Лишенный своей манерности, Старк казался настолько другим человеком, что его и узнать было трудно.

Джадд Уайлдер был начеку: что бы ни пришел сообщить ему Старк, новости иначе как плохими быть не могут, – и все же ощущение превосходства от собственного самообладания было противоядием от страха, вполне действенным, чтобы он мог себе позволить раскинуться в кресле с выражением бесстрастного любопытства, которое легко было выдерживать, пока они обменивались ничего не значащими фразами о том, как хорошо он выглядит и чувствует себя, да о том, как удачно вышло, что эта библиотека была спроектирована для двойного предназначения еще и в качестве нижней спальни.

Пустая болтовня выдохлась, погребенная под многозначительным молчанием. Джадд вступил первым:

– Как я понимаю, вас следует поздравить.

– По поводу?

– Вы же теперь руководить будете, разве нет? Или уже?

– Среди служащих компании изменений не произошло, – строго выговорил Старк и добавил резко: – Если вы это имели в виду.

– Но вы же станете президентом?

Старк потупился, сплел нервно подрагивавшие пальцы обеих рук в один кулак.

– Возможно, я, возможно, нет – я не знаю. – Похоже, он сказал, что думал.

До этого момента Джадд Уайлдер слабо верил в идею Фрэнка Уиттейкера, будто можно помешать Гаррисону Хортеру прибрать к рукам «Крауч карпет Ко», считая ее худоумной выдумкой без шансов на успех, но вот теперь она неожиданно обрела достоверность. Старк был напуган, и, похоже, логично предположить, что ему стало известно про заговор Фрэнка Уиттейкера, вот он и явился сюда, чтобы отговорить его от помощи в развитии заговора. Положим, у него никогда и не было намерения заниматься этим, все равно приятно вдохновляла мысль, что Старк настолько перепугался того, что могло бы произойти, прими он, Джадд, в этом участие. И он решил прощупать, задав вопрос, рассчитанный на подтверждение:

– Контроль-то теперь у вас?

Старк медленно поднял взгляд.

– А вы случайно не исходите из той неверной посылки, будто я причастен к захвату компании Хортером?

– Кое-какие слухи до меня доходили.

– Не сомневаюсь, что это так, – мрачно кивнул Старк и некоторое время сидел молча. – Вам хотелось бы услышать правду?

Джадд, не говоря ни слова, развел руками: понимай как хочешь.

– До того самого момента, когда вчера днем Гаррисон Хортер вошел ко мне в кабинет, я с этим человеком никогда не встречался. И связан с ним никогда не был, ни прямо, ни косвенно.

Джадд недоверчиво воззрился на гостя, однако повода сомневаться в его искренности не нашел.

Старк разнял руки, перебирая пальцами.

– Я знал, разумеется, что мистер Крауч продает свои акции. На деле, даже советовал ему именно так и поступить. Но я и понятия не имел, что они окажутся в руках Гаррисона Хортера. Я предполагал, что Тилден и Коу выставят эти акции на вторичное предложение, разбросав их достаточно широко, чтобы никакой проблемы с контролем не возникло. Сказать правду, то было не просто предположение: за несколько недель до этого я имел разговор с Элбертом Коу именно в таком плане, а потому и не беспокоился. Очевидно, беспокоиться следовало, однако в сложившихся обстоятельствах я почел за лучшее ни во что не вмешиваться. Во всяком случае, мне не известно ничего о том, что происходило до того, как сделка была решена. А к тому времени было уже слишком поздно. Акциями завладел Хортер.

– Но это не обеспечило ему контроль, так ведь?

– Само по себе – нет, – сказал Старк, почувствовавший себя уже более уверенно. – Однако такое впечатление, что у него и другие авуары имеются, не на его имя, а распиханные по каким-то находящимся в его распоряжении закромам. Он очень опытный делец, очень поднаторевший в сокрытии следов.

– Значит, контроль у него все-таки есть?

Старк помялся.

– В данный момент – возможно, есть, возможно, нет, уверенно сказать не могу. Но только я знаю, что вчера вечером он приобрел здесь довольно внушительный пакет, где-то свыше десяти тысяч акций.

Пораженный, Джадд едва сдержался, чтобы не выдать себя. Во всем Нью-Ольстере он знал всего одного владельца такого пакета акций «Крауч карпет», и вывод этот был настолько сногсшибательным, что он, не удержавшись, спросил:

– Уиттейкеровский?

– Да, меня это тоже удивило, – подтвердил Старк. – Когда прошлым вечером он говорил мне, что собирается навестить Эллу Уиттейкер: старые связи с семейством Кобурн, Фрэнк давно с компанией связан, – мне и в голову не приходило, что он возьмет да и подберет, что плохо лежит. – На губах у него появилась слабая улыбка, не холодный блик, а искреннее выражение циничного признания. – Он явился с заверенным чеком на полмиллиона долларов, вот и все – она взяла его.

Изумление Джадда было слишком велико, чтоб хоть что-то сказать, он отвел глаза, и взгляд его ненароком сошелся со взглядом Кэй. До этого он едва ли не позабыл, что она тоже тут, в комнате. Коротко обменялись они общим для обоих недоумением и снова воззрились на подавшего голос Старка:

– Не знаю, дает ли, нет ли ему это возможность преодолеть черту: на самом деле это значения не имеет, – если и нет у него сейчас большинства, то уже завтра в это же время оно у него будет. – Старк помолчал. – В вечерней газете напечатают рекламное объявление и заметку-разъяснение рядом, без сомнения, что он устраивает торги на сто тысяч акций. И при той цене, что он предлагает, он их получит, будьте уверены.

– А сколько он предлагает?

– Ту же цену, что заплатил мистеру Краучу и Элле Уиттейкер, – сказал Старк. – До Хортера дошли слухи о неких рассерженных акционерах (лично я не вижу, чтобы кто-то сумел доставить ему какие бы то ни было неприятности: его сделка с мистером Краучем абсолютно законна), но на всякий случай он решил упредить возможный нежелательный иск, предоставив каждому возможность продать свои акции по той же цене.

Не раздумывая, просто в попытке разрядить атмосферу, Джадд с улыбкой сказал:

– Может, и мне следовало бы продать ему свои.

Сдавленный протестующий вскрик заставил его глянуть на Кэй. Вид у нее был непонятно взволнованный, она явно вздохнула с облегчением, когда Старк заметил:

– Нет, на вашем месте я бы делать этого не стал. Во всяком случае, я свои продавать повременю. Основываясь на том, что Хортер проделал с большинством других компаний, какими он завладел, я полагаю, он подтянет рыночную цену намного выше этой цифры. – Старк умолк, лицо его снова напряглось. – Впрочем, есть еще кое-что, над чем вам, возможно, захочется поразмыслить.

– И что же это?

Старк, похоже, пришел в еще большее возбуждение, чем тогда, когда только-только зашел в комнату.

– Я не думаю, что вы предавались каким-либо мыслям о вашем собственном будущем: на то нет никаких оснований, и я понимаю, что это не самое лучшее время для… – Он обратил взгляд на Кэй, словно бы прося ее позволения продолжить.

– Продолжайте, – нетерпеливо потребовал Джадд. – Что у вас на уме?

Старк быстро перевел дыхание, сделав вид, что кашлем прочищает застрявший в горле комок.

– Вы ведь говорили с мистером Краучем, верно? Он рассказал вам о продаже своих акций?

– Да.

– И о сделке, которую он заключил с Хортером… о контракте, который вам должны предложить?

Джадд раскрыл было рот, чтобы спросить: «Что еще за контракт?» – но спохватился и замолк, смутно припоминая, какой-то разговор о том, что с Хортером в отношении него все улажено. Правда, воспоминание это никак не связывалось со словом «контракт», Джадд не помнил, чтобы оно вообще употреблялось, однако, будучи в неведении о том, что затеял Старк, он решил, что будет спокойнее обойтись более неопределенным:

– И что тут такого?

– Складывается впечатление, что есть некоторое непонимание того, на что дал согласие Хортер. Когда его юристы прислали мистеру Краучу копию контракта, который Хортер предполагал предложить вам, тот отказался утвердить его, причем на том основании, что приостанавливает свое заявление об уходе из правления и с поста президента. Хортер, что и говорить, огорчен донельзя. Он может обойти это: специальное собрание акционеров, выборы нового правления и все такое, – однако это маневр длительный и сложный, а ему, по вполне понятным причинам, нужно действовать быстро. Во всяком случае, не скажу, что я навестил вас исключительно по собственной воле. Я пытался было объяснить ему, что вы еще не в том состоянии, чтобы…

– Я в порядке, – перебил его Джадд. – Что на кону?

Старк достал из кармана листок из блокнота.

– В конце концов мне удалось добраться до мистера Крауча, переговорить с ним по телефону (он сейчас далеко отсюда) как раз перед тем, как я вышел из кабинета. – Он сверился с записями. – По-видимому, расхождения в условиях нет: не менее двух лет и при денежном содержании не менее нынешнего, – так что все сводится к вопросу о том, какая корпорация предлагает контракт. Как утверждает мистер Крауч, Хортер согласился, что у вас контракт с «Крауч карпет Ко». Хортер стоит на том, что он не мог пойти на такое соглашение, поскольку у него нет контроля над этой компанией и ни тогда, ни сейчас он не уполномочен действовать от ее имени. Он говорит, что согласился просто гарантировать вам место работы в течение двух лет, – именно поэтому поручил составить контракт с «Хортер энтерпрайсиз». В ответ мистер Крауч заявляет, что это всего лишь уловка, чтобы убрать вас из «Крауч карпет» и перевести в одну из других компаний Хортера. – Старк порвал бумажку на мелкие кусочки. – Вот так обстоят дела.

Джадд смотрел в сторону, удивление утонуло в мгновенно снизошедшем на него понимании того, как далеко зашел мистер Крауч, защищая его. Кэй не сводила с него глаз: лишенное выражения лицо никак не подсказывало ей, каким окажется следующий шаг мужа. Выход, похоже, всего один: «Ладно, что вам от меня нужно?» – спросить это у Старка с улыбкой, и этого, будем надеяться, хватит, пока он сообразит, как ему действовать.

– Я понимаю, что несправедливо просить вас принять решение сейчас, – донесся до Джадда голос Старка.

– А что мне решать? – спросил Джадд, все еще чувствуя легкое головокружение. – Не вижу, какое это отношение имеет ко мне.

Старк, заговорив, пристально глядел на Джадда:

– Мистер Крауч теперь говорит, что, если вас хортеровский контракт удовлетворяет, он возражать не станет. Единственное, что его интересует, – это убедиться, что о вас позаботились.

– Что ж, ценю его старания что-то сделать для меня, ясное дело, я ему признателен, но все равно не вижу… – Туман в мозгу стал рассеиваться. – Зачем мне контракт? Без него меня что – уволят? Вы это хотите сказать?

– Нет-нет, вовсе нет. Весь смысл в том, что, как полагает мистер Крауч, вас, возможно, беспокоит ваше будущее, а наличие контракта придало бы вам уверенности.

Внезапно кольнула тревога, вызвав вспышку необоснованного гнева.

– Почему? Потому что он не верит, что я и дальше смогу делать свое дело? Ладно, если не могу, то и черт с ним. Во всяком случае, я не хочу, чтобы меня держали только потому, что у меня контракт есть. Особенно такой, подписать который кого-то заставляли. Если мне нельзя скроить его по собственной мерке – забудьте думать.

Старк несколько раз пробовал вставить слово, а вот теперь, получив возможность высказаться, долго колебался и наконец тихо произнес:

– Вы не правы, Джадд. Хортер делает это не потому, что его к тому принуждают. Он ваш великий почитатель. Вчера вечером он рассказывал мне, как когда-то обедал с вами. Тогда он предлагал вам работу – и до сих пор вы ему нужны.

– Что было, то прошло, – заметил Джадд, чувствуя себя неловко и обходя стороной правду о том, что никакой работы предложено не было. И все же позже, правда, Хортер написал ему, хотел снова встретиться. – Что он собирается делать с компанией?

– Я не знаю, – ответил Старк и, словно убеждая в своей искренности, добавил: – Хотел бы знать, но – увы.

– Слияние с «Дженерал карпет»?

Старк медленно повел головой из стороны в сторону.

– Я тоже думал, что у него такое намерение. Теперь очевидно, что нет. Если бы так, то он полностью свои налоговые устои подорвал бы, скупая все эти акции. А он не такой глупец, чтобы это делать. Сам он только то и скажет, что не знает, какой ход сделает, до тех пор, пока все свои карты не соберет. Я точно знаю, что за последние месяцы он купил три мелкие мебельные фабрики и драпировочную фабрику. Несколько дней назад в «Уолл-стрит джорнел» была статья, судя по которой, он, возможно, намерен собрать под одну руку весь цикл производства предметов домашнего обихода. Возможно, он собирается включить в общий комплекс и «Крауч карпет», кто знает. С этим человеком будешь стараться угадать что-то раньше него, только сам в дураках останешься.

– Да, я знаю, что он за делец, – согласился Джадд, вовсе не желая выдавать своего удивления от того, что мистер Крауч сознательно пошел на то, чтобы компания попала в руки Хортера. А он, оказалось, знал. Вся эта кутерьма с контрактом тому подтверждение.

– Разумеется, не все им сделанное плохо, – продолжал Старк. – В ряде случаев он внес конструктивный вклад, подбирая слабые компании и оживляя их сбыт. Он великий поклонник активного продвижения товаров на ограниченный рынок. Более или менее тот же принцип, что и вы разработали для «Крауч карпет». Очень может быть, он подумывает испробовать что-нибудь в том же роде в мебельном бизнесе. Впрочем, это лишь предположение.

Джадд давал ему выговориться, будучи уверен, что Старк приехал пронюхать его отношение, и сильно подозревая, что тот подталкивает его к уходу из «Крауч карпет».

– По-вашему, мне следует согласиться работать с ним, ведь так?

– Что ж, это дело ваше, разумеется, – осторожно заметил Старк. – Я понимаю, вам, возможно, не хочется работать с тем же напряжением, что и прежде, только я уверен, что где-нибудь в компании будет такое место, где… – Он умолк, вымученно улыбаясь. – Я и в самом деле чувствую себя здесь в ужасном положении, Джадд. Будь я уверен, что останусь в качестве президента, все было бы по-другому, но по тому, как дела обстоят сейчас… – Он развел руками, выжидая, и наконец продолжил: – Я могу понять ваши чувства, когда вам не хочется, чтобы вам платили, если вы не в силах дело делать: я уважаю вас за это, но, с другой стороны, иметь гарантированную зарплату в течение двух лет – неплохой якорь при противном ветре. И я не думаю, что вас должно одолевать чувство, будто это что-то, вами не заработанное. Вы очень много сделали для «Крауч карпет». Премия за былые заслуги отнюдь не неуместна, вовсе нет.

– Может, и нет, – проговорил Джадд, ни к кому не обращаясь, избегая глаз Кэй и все же остро ощущая на себе их пристальный взгляд. Она так нервничала в последнее время. Может, и не волновалась бы так, если бы знала, что чек с зарплатой будет по-прежнему приходить каждый месяц.

– Впрочем, все зависит от того, чего вы хотите, – расслышал он слова Старка и удивился: совсем другой голос выговаривал их. «Если я дам вам бумагу и карандаш, смогли бы вы написать, прямо сейчас, в эту самую минуту».

– Я еще не знаю, – перебивая, сказал он резко, причем иллюзия того, что разговаривал он с доктором Карром была настолько полной, что он ощутил нечто близкое к шоку, когда, очнувшись, обнаружил, что сидит лицом к лицу с Роджером Старком. – Я только то знаю, что не хочу оказаться связанным. Пока, во всяком случае.

Лицо Старка, цветущее всего мгновение назад, посерело.

– Вы не хотите контракт?

– Нет.

Старк молча разглядывал его.

– Могу я сообщить об этом мистеру Краучу?

Джадд пожал плечами.

Лицо Старка снова ожило:

– Если вас это устраивает. Для него нет никакого резона цепляться за то, чего вы не хотите.

Джадд хотел было ответить, но не стал, подумав о разговоре, который поведет по телефону Старк с мистером Краучем.

– Мне не хочется, чтобы у него сложилось впечатление, будто я не ценю его усилий.

– О, это я понимаю, – сказал Старк, потихоньку двигаясь к краю кресла. – Уверен, что и мистер Крауч это тоже поймет. – Он встал. – Прошу простить за то, что я взвалил все это на вас, Джадд. Я пробовал уклониться от этого, но…

– Незачем было даже пробовать, – сказал Джадд, голос которого окреп от ощущения, что верх остался за ним. – Надеюсь, все у вас сложится хорошо.

Не произнося ни слова, Старк долго всматривался в него.

– И вам того же, – наконец сказал он, но таким пустым голосом, что в основном так и осталось непонятным, что имелось в виду на самом деле.

Кэй вышла со Старком, проводила его до выхода. Оставшись один, Джадд Уайлдер постоял некоторое время, чувствуя, словно его буря подхватила: радость буйствовала, что он не просто цел остался, а верх взял, но и неуверенность будоражила, уж не свалял ли он дурака. Сел на кровать и, повинуясь внезапно возникшему ощущению усталости, стряхнул с ног шлепанцы и откинулся на спину. Голова не достала до подушек, поза неудобная, и, двигая телом, чтобы сменить ее, он увидел, что Кэй уже вернулась.

Молча наблюдая за ним, пока взгляды их не встретились, она спросила:

– Тебя это утомило?

– С чего бы это? – отозвался он, и, доказывая свою силу, схватил подушку, туго свернул ее и подложил себе под голову.

Кэй подошла к кровати, осторожно опустилась на ее краешек.

– Надеюсь, мое присутствие тебя не беспокоило? Может быть, мне не надо было?

– Почему?

– Может быть, тебе было бы легче говорить, если бы меня не было в комнате.

– Это мне ничуть не мешало. Я сказал все, что должен был сказать.

В прихожей раздался какой-то звук, стукнула крышка над прорезью для почты на входной двери.

– Там почта пришла, – сказал Джадд, но Кэй не двинулась с места и, говоря, смотрела в сторону:

– Такое слегка разочаровывает, правда? То, что Уиттейкеры продались.

– Ты разве не помнишь, что я сказал, когда Фрэнк приезжал сюда в последний раз? Вся эта трепотня про то, как мистер Крауч продает остальных акционеров…

– Я помню, – подтвердила она. – Но ведь Фрэнк говорил так искренне, так беспокоился из-за того, что может случиться с компанией.

– За полмиллиона долларов можно купить немало искренности.

Кэй закивала, не скрывая сомнения.

– Возможно, мистер Хортер убедил их, что не собирался ничего делать в ущерб компании.

– Зачем им тогда было продавать?

– Думаю, что ты прав, – согласилась она и вновь замолкла, устремив взгляд в окно. – Ты знал про то, что сделал мистер Крауч… про контракт?

– Вот все, что я знал: старик сказал, что уладил все дела на мой счет с Хортером, но не сказал, как именно.

– Значит, он знал, что Хортер собирается завладеть компанией?

– Само собой. Я всю дорогу об этом говорил. И Фрэнку то же самое пытался втолковать.

– Все равно это было очень мило с его стороны, – проговорила Кэй каким-то странным голосом, почти так, словно признание далось ей неохотно. – Ты не можешь не быть признательным, даже если ты этого и не хочешь.

– Совесть облегчал, я полагаю.

– Ты действительно веришь этому?

– А почему он убрался из города в ту же минуту, как сделку оформил?

– О, Джадд, ты же знаешь, они всегда весной отправляются на Си-Айленд.

– И он понимал, что Старк первым делом попытается избавиться от меня, едва до власти дорвется, – рубанул он с солдатской прямотой.

– Ты никак не изменил своего мнения о Роджере, даже после…

– После чего?

– Мне показалось, что сегодня он был таким заботливым.

– Обо мне заботился? – Джадд язвительно расхохотался. – Разве ты не слышала, что он сказал про то, как расстроен Хортер из-за того, что мистер Крауч держит его? Ладно, вот была здесь у Роджера возможность пристроиться к новому боссу, вытащить для того каштаны из огня и, возможно, между делом и свою шкуру спасти.

– Ты же не думаешь…

– Про всю эту трепотню, что он-де не знает, соглашаться ли ему на пост президента? Разве ты не понимаешь, к чему это? К тому, что ему этот пост пока не предложили, вот к чему. И он перепуган до чертиков, что так и не предложат. Не заметила разве, как он нервничал?

Кэй кивнула, опять-таки с выражением сомнения, хотела было что-то сказать, но остановила себя, быстро прикусив губу.

– Давай-давай, – потребовал Джадд. – Выскажись.

– Мне кажется, ты прав: ты знаешь его гораздо лучше, чем я, – осторожно начала она. – И все же то, что он говорил про Хортера, да и вообще все его отношение к нему вполне ясно, что он никоим образом не давал понять, что Хортер именно тот человек, с кем ему хотелось бы вместе работать.

– А я и не говорю, что тот ему нравится. Да и с чего бы? Тут дело, над которым Роджер три года работал: в компанию встраивался, во всех направлениях действовал, путь себе к креслу расчищал, чтобы сесть в него, как только он мистера Крауча выпихнет. То была большая игра, в которую он вложил все. Ты разве не слышала, что он говорил по поводу советов Краучу продать акции? И вот представь: все удалось, он в одном шаге от вершины – и вдруг бах! – Хортер выбивает лестницу из-под его ног. Гада, который такое устраивает, любить не станешь.

– Конечно, с этим я согласна, – кивнула Кэй. – Но зачем же ему?

– Зачем ему – что?

– Если бы он действительно старался поладить с Хортером, зачем же ему тогда про него такие вещи говорить? Я еще понимаю, если бы ты был близким другом, таким, кому он мог бы довериться, тогда другое дело. Ой, полагаю, ты прав, наверное прав. И еще я уверена, что Роджер Старк считал, что ты к этому относишься так же, как и он.

– К чему? К приобретению Хортером компании?

Кэй кивнула, рассеянно глядя в сторону.

– Не могу отделаться от ощущения, наверное, это глупо, тебе не показалось, что Роджер разыгрывал огорчение по поводу уиттейкеровской продажи? Ведь он говорил едва ли не так, будто… в общем, если бы Фрэнк ринулся в бой, Роджер, может быть, на его стороне оказался бы. – Кэй помолчала. – И потом, только что у двери, когда он уходил, то сказал что-то насчет несправедливости, когда кто-то может прийти и купить контроль над компанией, насчет всех тех жизней, которых это коснется, ведь столько людей с таким упорством работали, создавая компанию, думая, что делу их рук суждена долгая…

– Глупцы вроде меня, – горьким смехом перебил ее Джадд.

– Я не считаю, что ты был глупцом, – сказала Кэй, придвигаясь к мужу, она вскинула руку, дотянувшись до его тела, и крепко уперлась кистью ему в бедро у основания талии. – Мне так плохо из-за всего этого, Джадд, ужасно плохо. Я знаю, как много компания значила для тебя, как ты огорчен. Раньше я никогда не сознавала… – Она резко подалась вперед поцеловать его, что было поразительно пылким выражением близости. Впрочем, в последний миг губы ее изменили направление и, избежав его губ, коснулись щеки. Касание это походило на разрядку так и не вспыхнувшей искры, ушедшей в никуда вместе с ее словами: – Только все уладится. Я знаю, что уладится.

– Ты хочешь, чтобы я вернулся в «Крауч карпет», верно?

– Только если ты действительно хочешь того же, – твердо выговорила она. – Если ты по-прежнему относишься к компании так же, как относился раньше, – все в порядке. Но тебе незачем браться за что-то.

– Жить-то нам надо.

– Это меня не беспокоит. На жизнь нам хватит, чем бы ты ни решил заняться. Всегда хватало и всегда будет хватать.

– Наверное, так, – сказал он неопределенно, не столько из-за пошатнувшейся уверенности, сколько из-за осторожной попытки понять, что происходит с Кэй. Такой он ее никогда не видел и едва верил, что сказанное ею говорилось искренне.

– Не считаешь, что теперь тебе надо немного отдохнуть?

У Джадда вскинулась рука: инстинктивная защита от опасения утраты, – скользнув по мягкой округлости ее груди, когда он тянулся к ее руке. Сжал ее руку повыше запястья, притянул к себе. На этот раз губы их нашли друг друга: стремительный напор и мягкая податливость слились на мгновение, вызвав волну возбуждения, первую волну, взмывшую до гребня и ушедшую в ничто, когда Кэй быстро подняла голову. Она, однако, все еще льнула к нему, губы ее стали полнее обычного и слегка разошлись, глаза расширились и увлажнились, все в ней говорило о том, что страху уже невмоготу сдерживать разгоравшееся внутри желание, еще, казалось, немного – и… Она поднялась, торопливо бросив:

– Я почту принесу.

Джадд расслабленно откинулся, ощущая все ту же пустоту, в какую часто погружался, когда Кэй вот так оставляла его ни с чем, либо не чувствуя, насколько он возбужден, либо просто не обращая на это внимания. И все же сейчас было что-то другое, непривычное, что наводило на мысли, не был ли охвативший его любовный порыв и в самом деле порожден его собственным желанием, как неизменно представляла раньше Кэй, которая всегда словно бы уступала, если он был достаточно настойчив. Она всегда предоставляла ему возбуждать в ней неохотное желание, время от времени давая возможность испытать удовольствие успеха, однако никогда прежде (во всяком случае, уже очень давно) не было такого, чтобы возбуждение возникало не просто в нем самом, а в ответ на что-то в ней, в Кэй, потребность, какую она редко обнаруживала, и того реже, позволяла ему удовлетворять.

Внезапно он почувствовал, как громко колотится сердце: барабанная дробь тревоги для слуха, пугающее напоминание о вынужденном воздержании. Но даже такое волнение было мимолетно и скрылось без следа, стоило ему расслышать шаги возвращающейся Кэй, которая, судя по звукам, на ходу читала письмо. Так оно и оказалось: проходя в дверь, она перевернула страницу.

– Рольф? – спросил он.

Она кивнула, не поднимая головы, все еще читая, подошла к кровати, отрешенно протянула ему конверт:

– Тебе письмо от отца.

Кэй ошиблась. Она увидела только «Хэйгуд геральд» на обратном адресе, не обратив внимание, что адрес на конверте не напечатан на разбитой машинке отца, а надписан от руки учительским подчерком Флоры, идеальной прописью, которую та старалась привить поколению за поколением хэйгудской молодежи. Именно такой она обычно и представлялась ему в мыслях, а не приемной матерью, которой она была уже более двадцати лет и которую он редко видел, к тому же она никогда не писала ему, если не считать благодарственных посланий раз в год – после Рождества. Он вскрыл конверт с тревожным чувством, вызванным не только необычностью самого послания, но еще и извлеченной из конверта солидной пачкой из многих страниц бумаги для писем.

«Дорогой Джадд!

Я знаю, что отец написал тебе, но подозреваю, что он не рассказал всего, и считаю своим долгом сообщить тебе, как в действительности обстоят дела. Думаю, тебе это следует знать, а потому и пишу.

В прошлый вторник прошло четыре недели с того утра, как твой отец отправился в ванную, пока я одевалась. Я уже готова была сойти вниз, а он все еще не возвращался, и я позвала его. Он не ответил, и я пошла выяснить, в чем дело, и нашла его лежащим на полу. Он был в полном сознании, но, судя по всему, не мог говорить. Нечего и говорить, как страшно я перепугалась, сразу же вызвала доктора Коллинза. К тому времени, когда он пришел, твоему отцу стало гораздо лучше, речь к нему вернулась настолько, что он смог рассказать мне, что произошло (помнил он только то, что все вдруг куда-то пропало), хотя говорил с трудом, а некоторые слова, похоже, вообще не мог выговорить. Доктор Коллинз сразу же сказал, что это удар, и мы, как сумели быстро, уложили отца в постель.

Ты знаешь, что для твоего отца газета, но я все же сумела продержать его три дня дома. Потом он, несмотря на все, что я делала, чтобы не пускать его, начал опять ходить в типографию, и, боюсь, из-за этого-то все и случилось. Последний удар был самым ужасным из всех. Дело было даже не столько в физических последствиях, сколько в моральных, от этого удар и оказался таким тяжелым. Твой отец всегда была таким добрым и внимательным, просто во всех смыслах был человеком замечательным, но вот теперь навязалась ему идея, будто все вокруг пытаются воспользоваться его положением, а когда я стараюсь его урезонить, он разражается бранью. Не таков твой отец, я знаю это и с Божьей помощью делаю все, что могу, вот есть только одно, что мне не под силу, и в этом ты должен мне помочь.

Оскар с твоим отцом уже столько лет вместе, что просто и не знаю, что стало бы с «Геральд» без него, но вот, боюсь, мы его лишимся, если чего-то не предпринять. Твой отец вбил себе в голову, что тот старается забрать у него газету. Слов нет, Оскар всегда думал, что в один прекрасный день ему представится возможность купить газету, и у него были все права так думать после всего того, что ему было сказано, но вот пришла твоему отцу в голову эта мысль, будто ты возвращаешься, чтобы взяться за газету. Я знаю, когда-то, много лет назад, он только на это и надеялся, а теперь, будучи в таком состоянии ума, вынудил себя в это поверить. То же самое и со многим другим. Так и кажется, будто умом он перенесся куда-то на много-много лет назад.

Я вот на что надеюсь, Джадд: что ты напишешь Оскару и скажешь ему, что вовсе не намерен возвращаться. Я знаю, это ободрит его и он останется, это поможет удержать его от полного разочарования из-за того, как твой отец обращается с ним. Я знаю, нет для твоего отца ничего важнее, чем газета (в ней ведь вся его жизнь), и, если бы только он был самим собой, то понимал бы, что без Оскара она выходить не станет. Если он уедет, единственное, что останется, это продать ее бракстонской газетной сети, а это будет последней каплей в том, что касается твоего отца.

Напиши, пожалуйста, Оскару сразу, как только сможешь. Я знаю: что бы ты ни сказал, это очень сильно поможет. Очень не хотелось бы беспокоить тебя, но вот я так извелась, что и не знаю, что еще сделать.

Надеюсь, вы с Кэй оба в добром здравии и ты в скором времени сможешь приехать навестить отца. Доктор Коллинз говорит, что физическое его состояние в настоящее время не слишком плохо, да только нам никогда не ведомо, какова будет воля Божья.

Любящая вас обоих

Флора.

P.S. Я твоему отцу не говорю, что пишу тебе, и, думаю, будет лучше, если бы и ты тоже об этом не проговорился».

Когда Джадд поднял голову, Кэй ждала момента, чтобы передать ему письмо Рольфа.

– Он до сентября не приедет, – подавленно сообщила она. – От него требуют, чтобы он поехал в Испанию еще до того, как он… – Выражение лица, должно быть, выдало его. – Что случилось, милый?

Он протянул ей письмо.

 

3

Кэй Уайлдер стояла на кухне и изучающе разглядывала две распластанные форели, которые оттаивали на разделочном столе. Утром их принесла Дафи: доказательство того, что Рэй и в самом деле поймал пару шестнадцатидюймовых у Кеттл-Крик. Вообще-то она хотела запечь рыбу более или менее по-деревенски (любимое блюдо Джадда), только притом, что он с утра весь день места себе не находит, спокойнее, видимо, обойтись жареной. С соусом она, скорее всего, как-нибудь выкрутится, поменьше сливок использует, да и то, может, слишком жирный получится, а у Джадда, стоит только нервам заиграть, желудок всегда очень чувствительным делается.

Она даже собиралась наведаться в библиотеку и спросить, чего бы ему хотелось, но от затеи этой отказалась: еще подумает, будто это очередная уловка, чтобы его в разговор втянуть. Днем она уже чересчур много таких попыток сделала, еще одна могла бы стать последней каплей. Мужу она сочувствовала от всей души и все же понимала: ее чувств не хватит, чтобы пробиться через панцирь, под который забился Джадд после того, как получил письмо Флоры. Загнало же его туда, скорее всего, чувство вины. Он тогда не заехал, как обещал, к отцу в Айову, возвращаясь домой из Калифорнии, – прегрешение тем более тяжкое, что в прошлом году он совершил его дважды. Отца он не видел уже более двух лет, да и то в последний раз всего лишь один вечер, когда Джадд, попав по делам компании в Де-Мойн, уговорил отца приехать поужинать с ним.

В Хэйгуде же Джадд уже четыре года не был и вообще, насколько Кэй запомнилось, со времени их свадьбы наведывался туда всего раз пять. Писал он отцу нечасто и никогда – без предварительных ежевечерних уговоров перед тем, как он собирался спать ложиться, а потом и напоминания, чтобы не забыл утром письмо отправить. Сегодня днем он безжалостно корил себя, что не ответил на полученное письмо, пока лежал в больнице. Кэй по его просьбе отыскала ему то письмо, выудив из кипы открыток, которые захватила с собой домой, и он раз за разом перечитывал его, бормоча про себя, каким дураком надо было быть, чтобы не заметить, насколько душевно страдает отец, если дошел уже до такой крайности, что заговорил о продаже «Геральд» газетной сети, предложившей ему заключить сделку. Джадд дал ей прочесть письмо, вынудил ее признать, что еще две недели назад его отец рассуждал совершенно здраво, уверял: вот, мол, он не ответил, не утешил, не успокоил, и это тоже как-то поспособствовало тому, что на отца обрушился страшный последний удар.

Есть, подумала Кэй, куда более здравая причина для беспокойства в том конфликте между тем, что Флора просила сделать Джадда и отсутствием в отцовом письме какого бы то ни было намека, что он вообще когда-либо собирался позволить Оскару купить газету. Ясно, что в голове Гарри Уайлдера прочно засела мысль: Джадд может вернуться домой и взять «Геральд» в свои руки. Кэй на это не обратила бы внимания, если бы поведение Джадда не создавало у нее впечатления, будто его возвращение в Хэйгуд не такое уж безумно немыслимое дело. Он ни единым словом не дал понять, будто раздумывает над этим, а все ж, хоть и вскользь, а говорил, какой наполненной, доставляющей удовольствие жизнью жил его отец. Это был откровенный разговор, который она имела глупость оборвать неосторожным замечанием, мол, отец его столкнулся, по сути, с той же двойственной проблемой, правда, более мелкого масштаба, что и Мэтт Крауч. Джадд, которого она перебила, больше к этой теме не возвращался, вновь принялся ругать себя за то, что не написал отцу, и слушать не желая в собственное оправдание, что не писал он потому, что не хотел волновать отца известием о своем сердечном приступе. Когда несколько минут назад Кэй уходила, Джадд все еще не пришел ни к какому решению: писать или не писать Оскару, как просила Флора, – оправдывая свою нерешительность тем, что не знает, каково положение на самом деле. «Я должен выбраться», – сказал он тогда. Кэй тогда же согласилась, что ему следует поехать, как только он сможет, но никоим образом не раньше чем, по крайней мере, через месяц. Вместе с тем она понимала: необходимо что-то сделать, чтобы освободить Джадда от свалившегося на него тяжкого груза. Придумать и предложить нечто конкретное ей было нелегко еще и потому, что любая задумка упиралась в то, как мало она знала об истинном отношении Джадда к своему отцу. Как понимала Кэй, ее собственное детство, прошедшее без отца, мешало ей избавиться от преувеличенного представления о силе, какой полагалось бы связывать родителей с детьми. Понимала она и то, как способствовали отчуждению смерть матери Джадда, а следом и женитьба его отца на женщине, в которой Джадд видел только старую деву – учительницу. Тем не менее она всегда подозревала (и сегодняшний день подтвердил, как она была права), что Джадд был куда сильнее привязан к отцу, чем признавался в этом, возможно, даже самому себе.

Единственное, что вызвало у Джадда хоть какой-то интерес, – это ее предложение связаться вечером с отцом по телефону. Он возразил, что ему этого сделать нельзя без того, чтобы объяснить, почему он не ответил отцу на письмо, однако отпирался он не очень-то упорно, и Кэй рассчитывала уломать мужа в разговоре за ужином. Представляя себе всю сцену, соображая, что она скажет, Кэй поняла, что разговор потребует времени. Джадд же так быстро ест, когда нервничает.

Решительным шагом направилась она к шкафчику, где хранились запасы консервов, и принялась подыскивать что-нибудь для готовки первого блюда, способного растянуть время ужина. Заметив банку порошка для крепкого бульона, потянулась за ней – и тут ее остановил звонок телефона. Обернувшись, Кэй взяла трубку (вид форели на столе подсказывал, что звонить могла Дафи) и удивилась, услышав, как бесцветный мужской голос произнес:

– Будьте любезны мистера Джадда Уайлдера. Беспокоит телеграфная компания «Вестерн юнион».

У нее внезапно пересохло во рту от догадки, что за сообщение последует, и дрожащим голосом она выговорила:

– Мистер Уайлдер болен и не может подойти к телефону. Я приму телеграмму.

– Это миссис Уайлдер?

– Да, – подтвердила она, уже впадая в жуткое состояние от того, что об этом придется рассказывать Джадду.

– О’кей, мэм, думаю, что все будет в порядке, – возвестил голос, вновь становясь уныло монотонным: – Телеграмма из Хэйгуда, штат Айова: «Ваш отец скоропостижно скончался сегодня утром похороны в понедельник днем» – подпись: Оскар.

– В понедельник, – тупо повторила она.

– Так здесь сказано, мэм: «похороны в понедельник днем». Ответ будет?

– Нет, – сказала она. – Мне придется вам перезвонить.

Машинально положила трубку на рычаг. Мелькнула безумная мысль: а что, если не говорить Джадду, Кэй ужасалась, представляя себе возможные последствия такого потрясения. Разум возобладал быстро, придется ему сказать, вот только как?

Кэй закрыла глаза, сдавила ладонями виски – естественная реакция на вихрь, взметнувшийся в голове, отчаянная попытка хоть как-то навести порядок в мыслях.

– Кто звонил?

Она и не услышала, как Джадд вышел из библиотеки, дошел до кухни и встал в дверях. Онемев, пыталась отыскать слова, какие ее губы могли бы выговорить. Не сумев, воззрилась на мужа в немыслимой надежде, что молчание поведает о том, чего не высказать. Не получилось.

– Передали телеграмму.

– От кого?

– От Оскара.

– Умер?

Кэй кивнула, глядя на него и с ужасом ожидая, что же будет.

Надо было что-то сказать.

– Как, по-твоему, почему он телеграмму послал, а не позвонил?

– Это же все-таки Хэйгуд, – пояснил он с выдержкой, которой она поверить не могла. – Когда похороны? Он сказал?

– В понедельник днем.

Джадд глянул на часы:

– Время еще есть, можем застать кого-нибудь в «Семи морях».

Кэй не сразу сообразила, что «Семь морей» – название турагентства.

– Джадд, ты же не собираешься ехать?

Он глянул на нее, сильно сощурившись, плотно сжатые губы разошлись ровно настолько, чтобы вытолкнуть:

– Почему нет?

– Джадд, тебе нельзя! Всего-то. Джадд, ведь всего неделя прошла, как ты из больницы.

У Джадда на скулах заходили желваки.

– Джадд, я прошу! Ты должен подумать о себе, о том, что может… – С ужасом смотрела она ему в лицо, на котором застыла твердая решимость, одолеть которую не могло ничто.

– Перестань дергаться, – повелительно произнес он. – Это ничуть мне не повредит. В самолете я могу сидеть точно так же, как сижу здесь.

– Но нагрузка!

– Нагрузка будет еще хуже, если не быть там, – бросил он. – Я должен ехать, Кэй. Я никогда себе этого не прощу, если не поеду.

Кэй понимала: решение его бесповоротно, – и все же не удержалась, спросила:

– Не считаешь, что следует посоветоваться с доктором Карром? – Выражение его лица заставило ее сжаться, вызвало отчаянную попытку оправдаться: – Может быть, есть что-нибудь, что он мог бы… лекарство какое-нибудь, что-то такое…

– Позвони ему, если хочешь, – холодно снизошел Джадд. – Я знаю, что он скажет. Только, скажет он или нет, я все равно еду.

Кэй сдалась.

– Один ты не поедешь.

Он взглянул на нее, вопрос в его взгляде только добавлял страха к бремени, и без того казавшегося непереносимым.

– Ладно, – выговорил он наконец, словно милостью одарил. Взял трубку телефона. – Узнаю, на какой самолет мы успеваем.

Кэй перехватила руку мужа:

– Нет, позволь, это я сделаю. – Она вцепилась в его руку, едва сдерживая страстное желание обхватить его руками, излить поток сочувствия, скопившегося в ней, держаться удавалось только потому, что интуитивно понимала: стоит ей пробить брешь в хрупком защитном слое стиснувшего зубы Джадда, как она сама, скорее всего, утратит всякое самообладание. – Пойди отдохни немного, пока время есть, – произнесла твердо. – Силы тебе понадобятся. Я узнаю про самолет.

– Наверное, придется на машине ехать до Харрисбурга.

– Я выясню, – сказала она. – А теперь иди приляг.

Джадд рассеянно кивнул, повернулся и направился обратно в библиотеку, его уныло осевшие плечи воскресили в ней первоначальные страхи во всей их силе. Телефонный справочник лежал на небольшой полке, где она держала свои поваренные книги. Достав его, она взглянула на часы и, увидев, что уже десять минут шестого, подумала, что турагентство уже, наверное, закрыто. Так и оказалось. Телефон звонил и звонил, но никто не брал трубку. Что теперь? Джадд сказал, что им придется ехать в Харрисбург. Позвонить туда в аэропорт. Кэй открыла было справочник, чтобы выяснить, как лучше навести справки по межгороду, и замерла, увидев на обложке номер, ею же записанный карандашом. Казалось бы, против воли (но все же вначале плотно прикрыв кухонную дверь) набрала этот номер и слегка вздрогнула, как от удивления, услышав:

– Окружная мемориальная.

– Мне бы хотелось, – робко начал она, но потом решительно спросила: – Доктор Карр сейчас в больнице? Это говорит жена Джадда Уайлдера.

– Ой, да, миссис Уайлдер! – воскликнула телефонистка (то, что ее узнали, подбодрило Кэй). – Да, он у себя в кабинете. Я вас соединю.

Кэй лихорадочно составляла первую фразу, готовясь к привычной требовательности, с какой доктор Карр отвечал по телефону. Но ответа не последовало. Одно только молчание, которое тянулось так долго, что Кэй едва не повесила трубку, когда вновь услышала голос телефонистки:

– Простите миссис Уайлдер. Всего несколько минут назад доктор Карр был у себя в кабинете, а сейчас почему-то не отвечает. Хотите ему что-нибудь передать? Или попросить его перезвонить вам?

– Нет, благодарю вас, – сказала она, вешая трубку и довольствуясь бессмысленным: все равно он ничего не смог бы сказать. Он уже сказал ей, что сделал все, что было в его силах: «Отныне, миссис Уайлдер, все будет зависеть от вас».