Я ОСТАВИЛ Анну спать, поскольку она только мешала моему исследованию К.Л. Каллановской “69 мест, где надо побывать с мертвой принцессой”. Кроме того, меня сильно тянуло блевать от бесед, которые она вела со своим воображаемым другом по имени Аллан. Позвольте мне сказать вам, что не так-то просто быть чревовещательской куклой, и мое предназначение делать куннилингус каждой избалованной девушке из колледжа, испытывающей возбуждение от приставаний к неодушевленным объектам, действовало мне на нервы. В любом случае, я не смог бы заняться дома чем-то дельным. Небо было сплошь затянуто облаками, и даже электрическая лампочка в туалете перегорела. Я тщетно напрягал мои глаза, пытаясь читать без освещения.

Я залез в машину. Одна из подружек Анны по колледжу спала на заднем сиденье. Нэнси проснулась, когда я завел мотор. Она немедленно начала жаловаться, что ей надо написать эссе по “Отцу и сыну” Эдмунда Госсе. Я посочувствовал, книга была скучной. Много лет тому назад учитель английского, который на любительском поверхностном уровне занимался драмой, попытался заинтересовать этой работой класс толстых богатых детишек, заставив меня обсуждать ее с ним. Я всегда находил отчеты о детстве в автобиографиях чрезмерно депрессивными, поскольку дети имеют так мало контроля над своей жизнью. Я упомянул в качестве примера “Травяную арену” Джона Хили. Первые главы этой книги, где описывалось детство Хили и время, проведенное им в армии, совершенно утомительны. Затем повествование постепенно разрушалось. Вместо сюжета Хили предложил ряд схем, чье произвольное расположение напоминало нелинейную структуру, использованную Берроузом для “Голого ланча”. Нэнси не отвечала и даже не спрашивала меня, куда мы направляемся. Казалось, ей наплевать. Она не отреагировала и после того, как мы проехали через Калтс и Питеркалтер. Так что я просто продолжал говорить.

Когда издательство Faber & Faber подумало, что анти-нарративу Хили необходимо предисловие от Колина Маккэйба, это был настоящий позор. Введение было, очевидно, помещено туда ради читателей средней уровня, которым требовалось подтверждение, что автобиография этого пропойцы не угрожает их прекрасному вкусу. Построения Хили соответствовали им же описанным синдромам алкоголического помешательства. Сюжет с его спасением при помощи шахмат был в высшей степени дрянным (он использовал игру, чтобы избавиться от пристрастия к выпивке), а вот неожиданное перемещение в индийский ашрам было мастерским, не укладывающимся в привычные рамки, ходом. Во многом сюрреальным, напоминающим отчет Билла Драммонда о путешествии на поезде через Индию в “Ежегодном репортаже из Маверикса, с Фестиваля Литературы и Кино”, и развивающим железную логику сна. Драммонд вырывал каждую прочитанную им страницу из книги стихов Теда Хьюза, делал из этих стихов бумажные самолетики и пускал их из окна поезда.

Моя речь лилась, как вода из графина, мы промчались через Бэнчори к Эбойну. Я остановился за кладбищем, довольный тем, что дождь прекратился. Мы прошли вверх по лесной тропе и довольно легко нашли каменный круг Имидж Вуд. Он находился среди деревьев на краю поля. Очень близко от того места, где паслось стадо овец. Там было пять массивных камней. Трое стоят вплотную друг к другу. Два слегка разделены. Меня не слишком вдохновляло это место, хотя колебания по поводу того, считать ли этот круг оригиналом 3000-летней давности или же просто фальшивкой, установленной в 18 или 19 веках, вносили в моё восприятие элемент абсурда. Я сделал фотографию, на которой скрюченный ствол срубленного дерева напоминает ещё один камень. Мы ушли вскоре после этого, найдя Имидж Вуд в высшей степени лишенным амбиента.

Мы проехали на запад настолько далеко, насколько было только возможно, и я повернул с проселочной дороги на восток на А93. Вернулся по старому маршруту до Эйбона, вплоть до поворота на Глассел, припарковался напротив Глассел Хаус, и мы дошли по лесной тропинке до ручья. Круг был обозначен на моей туристической карте рядом с водой и находился где-то к югу от нас. Обнаружение камней на территории лесного массива может занять много времени, поскольку трудно ориентироваться по заметным объектам, и памятник скрыт среди деревьев. Мы двинулись вниз по тропе у ручья, но через несколько минут вернулись по собственным следам и стали пробираться среди деревьев. Дул довольно сильный ветер, опасно раскачивая некоторые стволы, словно стремился вырвать их с корнем. У нас ушло около пяти минут на то, чтобы найти круг. Он находился на прогалине на краю леса и озарялся вспышками солнечных бликов, игравшими на поверхности камней.

Нэнси предложила заняться сексом, и мне пришлось объяснить, что будучи чревовещательской куклой, я не имею необходимого для этого органа. Тогда она попросила меня не беспокоиться, легла посредине круга и занялась мастурбацией у меня на глазах. Приведя в порядок свою одежду, Нэнси заметила, что ее оргазм был чрезвычайно интенсивным, и поэтому она считает, что камни расположены на очень мощной энергетической линии. Я сказал ей, что то ли еще будет с этими оргазмами, так как в большинстве кругов, которые я желал посетить этим днем, имелись лежащие камни, а они возбудят ее еще сильнее. Узенькая тропинка, ведущая, как нам показалось, в сторону машины, вывела нас на тропу, по которой мы шли раньше, примерно в 100 ярдах от того места, где я припарковался. Когда мы ехали через Бэнчори и затем по нескольким проселочным дорогам к Страчану, я привел “Мемуары глотателя шпаг” Даниэля Мэнникса, как пример отличной, хотя и явно недостоверной, автобиографии.

Мы коротко поговорили о Троччи. Нэнси спросила меня, читал ли я когда-нибудь “Голубой костюм” Ричарда Райнера. Я находил как повествование, так и сам стиль прозы в высшей степени скучным. Претенциозная чепуха для обывателей. Романы о скинхэдах, которые писал под псевдонимом Ричард Аллен канадский хрен Джеймс Моффат, были упомянуты там дважды, и во втором случае Райнер перепутал имя автора и назвал его Мартином Алленом. Кроме того, Райнера выдавали даже его литературные вкусы. Хэмингуэй, Камю и Энтони Берджесс. То же самое происходило с философией, где Райнер рассыпался в панегериках Бертрану Расселу. Непростительный грех. Он также проявлял интерес к Джону Обри как к биографу, я же знал, что его “Краткие жизнеописания” могли быть гораздо лучше, если их ещё подкоротить. Разумеется, Обри невозможно игнорировать, но что требовало жесткой критики, так это его деятельность как собирателя древностей. Именно Обри был первым, кто запустил в мир абсурдную теорию, что каменные круги были храмами Друидов. Весьма прискорбно, что, сумев вовлечь Джеймса Гардена в переписку о кругах в Абердиншире, Обри уселся на своего друидического конька и заставил профессора теологии спорить с ним, вместо того, чтобы дать подробное описание этих мегалитических мест.

Моя речь была прервана нашим прибытием к Девяти Камням, также известным как Гэррол Вуд. Это место находилось на участке лесного массива, но, поскольку располагалось очень близко к обочине дороге, его легко было найти. Мы осторожно прошли по высокой траве к кругу и сели на лежащий камень. Я объяснил Нэнси, что ранние круги с лежащим камнем имели тенденцию состоять из двенадцати камней, тогда как позже такие круги, как этот, состояли только из девяти. Мы не задержались там надолго, потому что оставалось довольно много мест, которые надо было посетить в этот день. Проехав назад, но только до первого поворота, мы нашли на заболоченном поле Большой Эссли. Прямо вверх по дороге, на следующем поле, располагался Меньший Эссли, совершенно разрушенный и заросший травой. Нашей следующей остановкой стал Кэйрнфолд, где я припарковал машину в самом начале грязной дороги, ведущей к ферме. Мы прошли вниз по тропинке между изгородями, и, так как на первом поле зрел урожай, мы обогнули его по холму через второе, заросшее травой. С края холма мы проскользнули на залитое водой и перепаханное вдоль и поперек поле, где столкнулись лицом к лицу с камнями.

Я бросил один взгляд на развалины памятника и повернулся к ним спиной. По пути вниз с холма Нэнси спрашивала меня, как я заинтересовался каменными кругами. Я решил проявить немного осторожности и ни разу не упомянул “69 мест, где надо побывать с мертвой принцессой”. Вместо этого я мистифицировал мою спутницу, рассказав про мое продолжающееся исследование трилогии Льюиса Грассика Гиббона “Шотландская Загадка”. Когда мы добрались до машины, я вытащил из бардачка объемистое издание этой работы 1998 года, выпущенного “Пингвином” под видом Lomond Books, которое приобрел по дешевке в магазине, где распродавались остатки тиража. Я указал на абзацы, выделенные мною на страницах 23, 26, 43, 52, 54, 55, 89, 97, 104, 140, 158, 182, 191, 192, 193, 203, 275, 300 и 332, каждый из которых касался каменных кругов. Нэнси не была бы Нэнси, если бы не спросила, почему я также подчеркнул предложение на странице 55, описывавшее могильную плиту с выгравированными на ней изображениями черепа со скрещенными костями и песочных часов. Она дико возмутилась, когда я объяснил, что это была масонская могила, и заявила, что у меня нет доказательств!

Я тронулся с места и принялся смеяться над рекламной фразой на заднике “Шотландской загадки”. Согласно ей Грассика Гиббона можно было сравнить с Джойсом. И хотя сравнение превосходило все пределы благосклонности, оно казалось просто невероятным. Писатель из Абердиншира не был модернистом, и тогда как Джойс был первым и самым выдающимся мастером этого направления, его одержимость техникой заставляла перенимать точку зрения прогрессивного мира, даже когда он не пытался осознать скрытый смысл своих проектов. Работа Грассика Гиббона была анахронизмом, она вновь обращалась к наследию шотландских писателей, писавших на родном языке, таких как Уильям Александер. Камни, описанные Грассиком Гиббоном, как стоящие якобы рядом с Блауэри Лох, разумеется вымышлены, но они достаточно хорошо укладываются в систему всех каменных кругов Грэмпианского региона. По ходу “Песни заката”, первой книги трилогии Гиббона, камни первоначально ассоциировались с Друидами, затем использовались для проповедей, и в конце концов превратились в военный мемориал. Священник вымышленного Гиббоном Кинраддие даже проводит службу в одновременно старом и новом военном мемориале. Символический образ продолжающегося осквернения языческих святынь христианами.

Мы мчались на юго-запад по Слаг Роуд по направлению к Стоунхевену, когда я рассказывал всё это Нэнси. Я должен был признать, что “Песнь заката” почти убедительна как стилизация под Викторианский роман, но, поскольку трилогия была написана в начале 1930-х, невозможно отрицать того факта, что эстетически она столь же реакционна в каждом своём пассаже, как и Гиббонские сталинистские политические взгляды, достойные осуждения. “Облако Хауи” и “Серый гранит”, другие романы, составляющие трилогию “Шотландской загадки”, демонстрируют, что, подобно всем формам ностальгии литературный ревизионизм Гиббона действует в соответствии с законом убывающего плодородия. Таким же образом метафорическое использование этим клоуном мегалитических камней в “Песни заката” могло бы сработать гораздо лучше, если бы он избегал ошибочной идентификации их с Друидами. Гиббон желал документально доказать и обосновать конец старого сельскохозяйственного образа жизни, начавшегося с земледельцами Бронзового Века, которые установили первые стоящие камни, и преуспел бы, если бы не связывал эти памятники с религией, не существовавшей в те времена, когда они были воздвигнуты. Несмотря на избитость клише символического использования Беннахи как ориентировочного знака в конце “Серого гранита”, по крайней мере, это можно считать значительно более значительным достижением, чем использование автором каменных кругов.

Когда мы вышли из машины в самом начале узкой тропинки, ведущей вверх к ферме Уэст Редайкс, я подумал, что будет уместным упомянуть о Нэн Шепард — другом авторе из Абердиншира, активно работавшей в те же времена, что и Гиббон — открывшей свой первый роман “Лес у каменоломни” сценкой с Мартой Айронсайд, играющей на огромной груде камней. Там, где мы остановились, висел туман, он начал сгущаться, когда мы прошествовали к жилому дому на ферме. Дорожка была вся в грязи, а в одном месте, на углу, где земля вокруг была абсолютно пропитана влагой, забетонирована. В фермерском доме горели огни, но мы не озаботились постучаться, чтобы спросить разрешение подняться к кругам, находившимся за ним. Туман все сгущался, и едва можно было разглядеть фермерские постройки на полпути вверх к соседнему полю. Мы по-прежнему брели вверх по холму, повсюду вокруг нас были разбросаны валуны. Мы обследовали ряд кустов и камней, нам потребовалось 15 минут, чтобы определить границы кругов.

Туман стал настолько плотный, что было видно только на несколько футов вперед. У меня не было ощущения ландшафта, в котором находились камни. Я мог бы с таким же успехом смотреть на их археологическую реконструкцию в музее. Я сказал Нэнси, что мы должны пойти назад вниз с холма. Она ответила, что хочет посмотреть на римские укрепления, которые располагались немного в стороне от каменных кругов. Я заметил, что она вольна сделать так, как хочет, я же собираюсь вернуться к машине. Нэнси образумилась и последовала за мной. Хотя у меня была с собой туристическая карта, она принесла не слишком много пользы, потому что я не мог ничего видеть в тумане. Я хранил молчание по поводу того, что оставил свой компас в машине, и большими шагами двигался в том направлении, которое казалось мне правильным, Нэнси отчаянно пыталась держаться наравне со мной. Я было решил, что заблудился, но тут же сориентировался, заметив пару столбов справа от меня. Когда мы шли наверх, они были по другую руку. Мы спустились к фермерскому дому, после чего оставалось только следовать по тропинке, приведшей нас прямо к моей “Фиесте”.

Отдышавшись, я поехал к Слаг Роуд, затем направился на юго-запад по направлению к Стоунхевену, потом свернул на север вверх по А90. Прямо перед Портлефеном я повернул налево, поехал по проселочным дорогам и остановился у тропинки, которая вела вниз к племенной ферме. Мы торопливо пробежали по дорожке мимо фермы и пошли напрямик через поле. Там было два каменных круга — Оучкухортиз и Олд Боуртрибуш — стоявших близко друг от друга, в пяти милях к югу от Абердина. Один из них представлял собой два круга камней — внешний круг состоял из 13 огромных камней, помимо двух упавших, и широкого камня, лежащего по направлению к югу, около трех ярдов над землей. Вертикальные стояли на расстоянии семи-восьми шагов друга от друга. Диаметр составлял 24 больших шага, а внутренний круг был на расстоянии около восьми шагов от внешнего, и камни меньшего круга были высотой около трех футов. По направлению к востоку от этого памятника на расстоянии 26 шагов находился массивный камень, почти полностью вросший в землю и имевший частично естественную, частично искусственную выемку, которая могла содержать, как я полагаю, не меньше шотландского галлона воды. Возможно, она предназначалась для омовения жрецов, для жертвоприношений и других вещей, почитаемых священными среди язычников.

Каменный круг Олд Боуртрибуш, такой же огромный, лежит на расстоянии выстрела из лука от Оучкухортиз. Он состоит из трех кругов с обычным центром. Камни самого большого круга имеют около восьми футов в высоту, а камни меньших кругов — около трех футов. Самый отдаленный круг имеет около трех шагов в диаметре, его камни стоят вплотную друг к другу. Один из камней внешнего круга на западной стороне памятника имеет выемку на вершине, которая могла бы удержать в себе английскую пинту. Другой камень того же круга с восточной стороны имеет на своей верхушке узкую выемку около трех пальцев в глубину, в которую вставлен кювет толщиной в дюйм в шириной в два дюйма, а еще один такой же спускается вниз по поверхности камня. Нэнси предложила заняться сексом в круге, но как только я напомнил ей, что у меня нет хуя, она удрученно побрела назад к машине.

Мы срезали немного в сторону Ди и, оставаясь к югу от этой реки, посетили каменный круг Клюн Хилл, с еще одним прекрасным лежащим камнем. Мы припарковались у входа в лес, и парочка смазливых девушек, катавшихся на своих пони, приветствовали нас, когда мы стали взбираться на холм. Во время этого последующих визитов к другим местам вокруг Инсча и Элфорда не произошло ничего заслуживающего внимания. Мы осмотрели Кинеллар Кирк, и поглядели на камень у стены церковного кладбища, который был когда-то частью круга, впоследствии уничтоженного. На его месте построили церковь. Я говорил об Оксфорде и его развращающем влиянии. Чтобы осознать обречённость Оксфорда, достаточно посмотреть на такого писателя, как Саймон Мэйсон, который учился в Леди Маргарет Холл и устроился на работу в Varsity Press. Его отец, наверное, был профессиональным футболистом, но читатель никогда не догадается об этом по отвратительным описаниям Оксфорда в бездарном романе Мэйсона “Смерть фантазера”.

После посещения Тайрбэггер Хилл мы побродили вокруг аэропорта и деревни Дайс. Возвышенность Дайс расположена в пяти-восьми милях к северо-западу от Абердина. Происхождение этого названия неизвестно. Она граничит с Ньюхиллс на юге и юго-западе, Кинелларом на северо-западе, Финтрей на севере, Нью Махар и Олд Махар на востоке. Ее длина около шести миль, а ширина самое большее около трех миль. Возвышенность, пролегающая с северо-запада на юго-восток, имеет практически овальную форму, слегка искривленную в самой узкой оконечности. На северо-западе, в более широкой своей части, край овала образует низкий холм под названием Тайрбэггер, тянущийся вниз к юго-востоку почти три мили, то есть половину длины возвышенности, которая резко нисходит и сливается с примыкающими равнинами.

Предпочитая не говорить с Нэнси о геологии и зоологии, я заметил, что, несмотря на наличие плеяды блестящих английских писателей, таких как живущий в Лондоне валлиец Айен Синклер, в общем и целом американцы выказывают большую одаренность, облекая наш общий язык в свежие формы. Нэнси велела мне заткнуться, ей наскучили мои речи, она добавила, что, если я не смогу выебать ее, она убьет меня. Мне пришлось объяснить, что, будучи чревовещательской куклой, я — неодушевленный, и вследствие этого не могу быть убитым. Нэнси возразила, что, возможно она окажется не в состоянии умертвить меня, но сможет, по крайней мере, сделать свой лучший выстрел. Моя спутница вытащила из кармана пистолет и приказала мне вернуться к машине. Я был принужден открыть багажник и залезть туда. Я оказался в ловушке, окруженный темнотой, и подумал о Дженнифер Лопес в фильме “Вне поля зрения”. На самом деле, я думал не столько о Дженнифер Лопес, сколько об одной части ее анатомии. Чтобы быть более точным, я думал о ее заднице. Она была потрясающей, и мне весьма понравились кадры с Джорджем Клуни, который касается ее, обнаружив Лопес засунутой в багажник машины, а также сцена, когда Дженнифер ранена, и сцена, когда на ней спортивные шорты. Фильм сам по себе был довольно непримечательным, один из шаблонных криминальных триллеров, снятых по ширпотребным романам Элмора Леонарда. Но задница Дженнифер Лопес была чем-то особенным. Искусство и природа не могли соединиться, чтобы привести к таким потрясающим результатам, со времен сногсшибательной последовательности кадров в самом начале фильма “Колючая проволока” с Памелой Андерсон в главной роли. Когда торчишь в багажнике машины, делать особо нечего, наверное, поэтому мои мысли блуждали.

Наконец машина остановилась, и, когда Нэнси открыла багажник, я осознал, что мы в Санхани. Нэнси, приставив пистолет к моей спине, повела меня мимо фермерского дома к каменному кругу. Когда мы подошли к нему, она сказала мне спустить штаны. Наверное, подумал я, затаив дыхание, Нэнси не поверила мне, когда я сказал ей, что у меня нет мужских причиндалов, и все будет в порядке, как только она поймет, что я не лгал. Хотя я всего лишь чревовещательская кукла, но если бы я был мужчиной, я был бы энергичным, полным жизни, имел бы вкус к крупной ягодке с красными волосами, типа Нэнси. Дело было не в том, что я не находил Нэнси привлекательной, но, когда я поглядел туда, где предполагалась эрекция, там ничего не было. Кроме ног в нижней части моего тела любоваться было нечем. Нэнси кровожадно рассмеялась, и назвала меня никчемным мужчиной. Тогда же она приказала мне снять остальную одежду. Затем она приколотила меня гвоздями за руки к одному из многочисленных деревьев, окружавших каменный круг.

Каменный круг Санхани великолепно расположен на низком холмике, окаймленным кольцом деревьев. Он окружен со всех сторон более высокими холмами, вторящими его сферическим очертаниям. Большинство камней все еще стояли, но массивный, чашевидной формы лежащий камень был сдвинут с места и брошен прямо в круге. Нэнси легла спиной на этот огромный кусок гранита и, задрав свою юбку, работала пальчиками под белыми трусиками. Она смотрела на меня, прибитого к дереву, и доводила себя до исступления, метаясь из стороны в сторону на этой огромной каменной глыбе. Я не знал, куда глядеть. Я попытался сфокусироваться на некоторых из стоящих вертикально камней, но они имели настолько фаллические формы, что я перевел взгляд на кольцевую ритуальную пирамиду в центре круга. К несчастью, эта достопримечательность была довольно сильно разрушена и не подлежала восстановлению. Наконец, я поймал себя на том, что строю глазки Нэнси. Она на самом деле была великолепна. Крупная девушка с длинными красными волосами, ниспадающими на плечи, шурующая рукой у себя в трусах. В тот момент я глубоко сожалел о том факте, что у меня нет фаллоса. Хотя я был символическим эквивалентом лежащего камня, я поймал себя на ассоциации с фаллическими боковыми камнями.

Как только Нэнси закончила доставлять себе удовольствие и привела в порядок свою одежду, она сняла меня с дерева и заставила снова улечься в багажник машины. Там была кромешная темнота и, не имея возможности что-либо видеть или делать, я обнаружил, что мои мысли снова вернулись к заднице Дженнифер Лопес. Я мог бы нарисовать ее сейчас, изящную и обольстительную, с ягодицами, округляющими ее шорты до совершенства. Когда машина остановилась, и открылся багажник, снаружи было темно. Пока мы не спустились к озеру, я еще не осознавал, что Нэнси привезла меня к Лох Скину, самому большому сосредоточию пресной воды в Абердиншире. Из-за облака появилась луна, и озеро купалось в ее мрачном отблеске. Нэнси заставила меня встать на берегу и приставила пистолет к моей голове. Резкий хлопок, раздавшийся после того, как она нажала на спусковой крючок, был довольно глухим, и пуля безвредно упокоилась в набивке, которая была бы моими мозгами, если бы я не был неодушевленным.

Нэнси в гневе топнула ногой и я засмеялся. Я перестал смеяться, когда она приказала мне полезть в воду. Я протестовал, говоря, что я не умею плавать, но Нэнси сказала, что она уже это знает. Под дулом наведенного на меня пистолета я погружался все дальше и дальше в холодную воду. Я, должно быть, шел по отмели, потому что неожиданно под моими ногами не оказалось ничего, и я обнаружил, что опускаюсь вниз на бесконечную глубину. Наконец я ударился о какие-то подводные скалы, где увидел обломки судна, покоящегося на дне озера посреди водорослей. Все три мачты корабля оказались в целости и сохранности, его нижние палубы с протянутыми поперек реями также были неповрежденными. Однако больше, чем что- либо, мой взгляд привлекло огромное надпалубное сооружение, тянущееся вверх от поручней, почти на половину расстояния до мачтовых верхушек, и оно, как я был способен понять, поддерживалось канатами, протянутыми с нижних площадок. Из какого материала была сделана это надпалубная постройка, я не имел понятия, настолько она заросла водорослями — как и почти весь корпус, еще различимый между пышно растущими в пресной воде растениями — как бы укрываясь от моего внимания. И из-за этого изобилия растений до меня дошло, что корабль, должно быть, потерян для мира очень давно. Вслед за этим мне в голову пришло множество печальных мыслей, и я не единожды подумал о шикарной заднице Дженнифер Лопес, поскольку решил, что оказался на кладбище Лох Скин.

Так как я был слишком истощен переживаниями этого дня, чтобы пройти в сторону странного судна, то просто прилег отдохнуть здесь же, на дне озера, и погрузился вскоре в глубокий сон. Мне снилось, что я был женщиной, которой снилось, что я чревовещательская кукла. Я воспринимал мои сны как сны, и надеялся, что именно в качестве снов обретут их другие спящие. Галлюцинации внутри галлюцинации, что жила сама по себе.