Это было обычное будничное утро, ничем не отличавшееся от других. Вдруг зазвонил телефон, и подруга прокричала мне: «Включи новости». Я щелкнула пультом телевизора и наблюдала, открыв рот, как рассыпались два нью-йоркских небоскреба. Я тут же подумала о своих детях. Четырнадцатилетний Уайатт собирался в школу. Кейт и Оливер были в Лос-Анджелесе. И Курт тоже. Мы все были в безопасности.

Как близкие у смертного ложа, мы собрались у телевизора – наблюдали, ждали и рыдали. С каждым новым репортажем и с каждым повтором кадров в замедленном режиме мы оплакивали жизнь, которую мы знали и которая закончилась. Это было реально. Это изменило правила игры. Мир больше не будет прежним. События 11 сентября разделили людей всех стран, вероисповеданий, национальностей и убеждений.

Волна реакции прокатилась через океан, вызвав всплеск подозрения и страха. Я видела перспективу, которая открывалась перед нами, и она пугала меня. Я внезапно вспомнила одно событие – оно произошло, когда мне было одиннадцать лет. В школе, в День наглядных пособий, я радостно скакала по коридору в класс, где должны были показывать кино. Я думала, что мы будем смотреть фильм о сельском хозяйстве или об искусстве. К моему удивлению, фильм начался с изображения больших часов, отсчитывающих секунды в обратном порядке, от девяти до нуля. Затем рокочущий голос сообщил: «Вот что произойдет, если враги атакуют!» На экране появились сцены разрушения и смерти. Это был фильм гражданской обороны о том, что случится, если на Америку упадет атомная бомба. Мы, дети, должны тогда будем спрятаться под стол, закрыть головы и отвернуться от слепящего света. Надпись на экране гласила: «Спрятаться и Укрыться».

Мир, который я знала, изменился в одно мгновение. Мой юный мозг навсегда запечатлел ужасную картину, которую я не могла осмыслить. Меня начало трясти, и я заплакала. В панике выскочила из класса и бросилась домой. Я позвонила матери, она примчалась домой с работы и, в конце концов, успокоила меня.

Это детское переживание осталось со мной навсегда. Еще долго я не могла выйти из дома, если слышала завывание сирены. Семена страха, посеянные фильмом, выросли в глубоко укоренившийся ужас и затем – в панические атаки, тревожное расстройство, которое мучило меня всю молодость. Этот внутренний страх физически мучил меня, я боялась звука сирены и очень долго страдала от этого.

Когда сорок лет спустя я следила за событиями 11 сентября, я рыдала. Я знала, как сильно эта трагедия травмирует беззащитные детские умы. Как травмирует сознание детей вид Американского Флага, медленно опускающегося на дымящиеся руины. Как они смогут понять? Как эта картина и этот страх повлияют на их будущее? Я взяла свою корзинку для вязания и нашла несколько старых клубков красных, белых и синих ниток. Вязание всегда было для меня некоей медитацией, и поэтому я начала вязать Американский Флаг. Слезы заливали мое вязание, и я пришла к внутреннему решению. Я чувствовала, что должна что-то сделать, неважно что, пусть даже незначительное. Мне нужно нечто более выразительное, чем пара рядов шерсти.Мой патриотизм не был ни красным, ни синим; он вообще не имел этикетки. Необходимо действовать, если любишь свою страну, ее гигантские возможности и уважаешь ее жизнестойкость. Не имеет значения масштабность действия, я думаю, что все мы способны сделать мир лучше тем или иным способом.Если бы я могла помочь только одной маленькой девочке или одному маленькому мальчику пережить эти ужасные картины, которые будут преследовать всех нас, это был бы подарок для меня. Вспоминая мои собственные детские страхи, я хотела показать детям во всем мире, как снова обрести радость, как понять ценность своих эмоций, и научить их сопереживать эмоциям других людей. Я продолжала вязать Флаг. Не зная, с чего начать, я поняла, что должна это себе представить. Возможно, я не могла бы принести детям счастье, но я давала им надежду. В любом случае, я должна была попытаться.