В ЗАЛЕ

И вот вы здесь. Ещё десять минут — и начнётся. Вы впервые пришли на концерт. Он должен стать памятным событием вашей жизни. Возможно, даже праздником. Внешне всё настраивает на особые ожидания: высокий, ярко освещённый прямоугольный зал, белые, украшенные позолотой стены, стеклянный потолок, тысячи откидных сидений, напоминающие своей обивкой море красного бархата — всё выглядит хоть и несколько старомодно, но импозантно. Концерт, судя по всему, вызвал большой интерес: в фойе, на лестницах и в проходах полно людей. Невнятный шум голосов прерывает первый звонок — сигнал о скором начале представления. Кто-то ещё ждёт своей очереди у гардероба, чтобы сдать пальто, другие проходят сквозь широко раскрытые двери зала к своим местам. Большей частью это пожилые дамы и господа, бывалые посетители концертов с абонементами в руках, они приходят сюда много лет подряд. Многие узнают и приветствуют друг друга и прежде чем занять привычное место, обмениваются парой слов о погоде и программе концерта.

Попадаются и новички, которых сразу узнаёшь по тому, как они растерянно стоят в боковых проходах, поглядывают на свои билеты и номера кресел и осведомляются у тех, кто уже сидит на своих местах, тот ли это ряд.

Время от времени кто-нибудь из середины ряда встаёт и пробирается навстречу потоку к выходу, чтобы купить программку, то тут то там люди освобождают места для вновь пришедших, так как ошибочно заняли чужое место. Раздаётся второй, а вскоре за ним и третий звонок. Двери зала закрываются снаружи, освещение затемняется. Постепенно зал затихает. Устанавливается тишина ожидания, нарушаемая лишь несколькими опоздавшими, которые пришли в последнюю минуту и со смущёнными улыбками пробираются к своим местам.

 

РАДОСТНОЕ ПРЕДВКУШЕНИЕ МУЗЫКИ

Кстати, о последней минуте: я рекомендовал Морицу и Лене ни в коем случае не отправляться на первый в их жизни концерт, не имея ни минуты в запасе, а если они поедут на автомобиле, учитывать и время, необходимое для поисков места для парковки. Лихорадочная спешка и панический страх опоздать портят предвкушение радостного события. Лучше, конечно, прийти заранее, успокоиться, может быть, пройтись по зданию, особенно если оказался в нём впервые, выпить в буфете бокал вина за удачу предстоящего вечера и спокойно ознакомиться с программкой.

Внутренняя разрядка — хорошая прелюдия к посещению концерта. Надо по возможности отключиться от повседневных забот и на предстоящие два часа забыть о стрессах, неприятностях и проблемах. Отбросить всё и надеяться на то, что музыка унесёт тебя на своих крыльях. Даже если это не всегда удаётся — попробовать всё же стоит. Музыка обладает такой способностью — утешать, успокаивать потрёпанные нервы, приглушать озабоченность и окрылять человека, вооружая смелостью духа, если он в этом нуждается. Важно только предоставить музыке шанс, о котором говорил Иегуди Менухин. А это возможно только в том случае, если сосредоточишься и будешь слушать её со всем вниманием, на какое способен.

Итак, Мориц и Лена сидят где-то в середине первых рядов партера и напряжённо ждут, действительно ли случится то, о чём я им рассказывал. На сцене не видно ещё ни одного музыканта, стоят лишь стулья с пультами, образуя широкий полукруг, задние ряды слегка возвышаются над передними. Мориц и Лена пытаются сосчитать стулья, но, несмотря на хорошее освещение, это сделать непросто. Досчитав до семидесяти, они сдаются, будучи уверенными, что их там значительно больше.

А что происходит там, за сценой, перед самым началом концерта, спрашивают они себя. Нервничают ли музыканты, возбуждены ли они, как скаковые лошади перед стартом? Или напротив, совершенно спокойны и невозмутимы, так как играть перед публикой — это их профессия, и они уже наверняка давали множество таких концертов. Как ты готовишься к своему сольному выступлению, спрашивали они меня во время нашей последней встречи, волнуешься ли перед выходом на сцену, и как строится твой день, когда ты знаешь, что вечером тебе выступать.

 

ЗА СЦЕНОЙ

За сценой царит особое настроение — смесь невозмутимого спокойствия и напряжённой нервозности. Приближение начала концерта музыканты чувствуют, даже не глядя на часы. Оркестранты, дамы и мужчины, явились ровно за два часа до начала, по требованию дирижёра состоялась короткая репетиция, так сказать, объяснение перед концертом. Потом перерыв, во время которого все облачаются в концертные костюмы, дамы надевают платья или брючные пары, мужчины — традиционные фраки, которые они, если бы это зависело от них, давно сменили бы на более удобную одежду. Но пока фраки обязательны.

Как ни прекрасны старинные концертные залы, оркестрантам милее новые здания, которые оснащены, как правило, значительно более комфортабельными гримёрными. Здесь же, в этом здании, в распоряжении оркестрантов только одно небольшое помещение для мужчин и женщин, с вешалками вдоль стен; переодеваясь, чувствуешь себя словно в спортивном зале или бассейне. Лучше всего приходится контрабасистам: огромные чехлы для своих инструментов они используют как кабинку для переодевания.

Но начало концерта приближается, и большинство музыкантов уже готово к выходу на сцену. Оркестранты собираются в маленькие группки или прогуливаются взад-вперёд по расположенным справа и слева узким проходам, ведущим на сцену. Одни разговаривают, другие берут несколько тонов на своих инструментах, дамы проверяют макияж и причёску, кое-кто торопится повязать пояс на фрачных брюках.

Программа начинается увертюрой, которую исполняет только оркестр. И лишь потом наступает моя очередь: я играю скрипичный концерт Бетховена. Значит, у меня есть ещё какое-то время. Как солисту мне положена отдельная гримёрная (таким же преимуществом пользуется и дирижёр), поэтому я почти не ощущаю царящего в общем помещении беспокойства. Не считая случаев, когда кто-нибудь постучит в дверь, чтобы поздороваться. Это немного мешает, так как мне хочется настроиться на игру, но тут уж ничего не поделаешь. Слегка мешают также и некоторые происшествия, например, когда тот или иной скрипач из оркестра, словно случайно, перед моей дверью проигрывает несколько пассажей из концерта Бетховена, чтобы показать, что он умеет это делать ничуть не хуже меня.

 

НЕРВОЗНОСТЬ И ВОЛНЕНИЕ ПЕРЕД ВЫХОДОМ НА СЦЕНУ

Если музыкант утверждает, что ему неведом этот зуд в животе перед выходом на сцену, то он, скорее всего, говорит неправду. Как бы опытен и профессионален ты ни был, полностью избавиться от нервозности не удаётся никому, хотя каждый справляется с ней по-своему. Сознание, что через несколько минут всё снова будет поставлено на карту, не так-то просто игнорировать. Для меня этот зуд — нечто позитивное, он меня воодушевляет. Но иных это может привести к катастрофе, усиленному сердцебиению, головокружению, даже рвоте. Музыканты рассказывают истории, в том числе о легендарных исполнителях классической музыки, которые внешне были само спокойствие, а сами дрожали от страха, опасаясь провала. Волнение перед выходом на сцену чувствуют все, даже самые прославленные представители нашей профессии. Даниэль Баренбойм, игравший на всех концертных сценах мира, честно признавался перед первым новогодним концертом в Венской филармонии, что волнуется перед выходом на сцену при мысли, что концерт в живом исполнении будет передаваться на более чем семьдесят стран. И какое же он предложил средство от этой болезни? «Думать не о публике, а только о музыке. Лучше всего мы играем, когда всю свою энергию направляем на игру».

Сам я заметил, что хорошим средством от нервозности может быть правильное дыхание. Когда иду на сцену, я стараюсь дышать глубоко, чувствуя, как воздух открывает мне все источники силы и энергии. К тому же в дни выступлений я приучил себя к особой дисциплине. Я стараюсь хорошо выспаться ночью, а если удаётся, поспать после обеда. Я не пью ни капли алкоголя, не ем тяжело усваиваемой пищи и никогда не играю на пустой желудок.

И всё же волнение меня не оставляет. Тысячи мыслей проносятся в моей голове. Смогу ли я сделать то, чего ждёт не только публика, но и я сам, верно ли возьму все ноты, поймаю ли нужный момент для вступления, справлюсь ли с трудными местами, доставляющими проблемы на репетициях? Можно составить огромный список крупных неприятностей, которые случаются во время концерта, именно в тот момент, когда всё идёт как надо. Но должен признать, опасения чаще всего оказываются напрасными, и выступление проходит удачно.

 

БЫВАЕТ ЛИ В МУЗЫКЕ ДОПИНГ

Многие полагают, что повышение трудоспособности с помощью пилюль и химических препаратов существует только в спорте, но и там подобная практика контролируется всё строже и не имеет шансов на будущее. Допинг у музыкантов, думают они, вещь абсурдная. Но факты говорят о другом: допинг стал широко распространённым явлением. Жажда успеха и боязнь конкуренции в пору экономического кризиса становятся всё сильнее, многих страшит перспектива потерять работу, и сотни тысяч работающих, например в Германии, регулярно употребляют психотропные средства. Хронический профессиональный стресс, согласно опубликованным в начале 2009 года исследованиям, становится всё более существенным фактором риска.

Употребление химических препаратов и наркотиков в среде музыкантов вряд ли кого удивит. Так же, как пристрастие к алкоголю, который многие считают единственным спасением от стресса, эффективным расслабляющим средством. Недавно в Америке опросили две тысячи оркестрантов, и почти тридцать процентов заявили, что регулярно принимают бета-блокаторы. Каждый пятый признался, что имеет проблемы с алкоголем. То же можно сказать о певцах: допинг путём приёма химических веществ (таких, как стероиды, чтобы изменить голос) на многих сценах стал повседневной практикой.

Но для общественности эта тема в значительной мере остаётся табу. Она, общественность, привыкла к тому, что поп-звёзды время от времени выходят на сцену поддатыми, но к Моцарту и Бетховену, по её мнению, это отношения не имеет. Вероятно, так думают потому, что классическая музыка овеяна аурой благородства, истины и чистоты, и в ней, по представлению её поклонников, не может быть места для пьянства, разного рода маний, психических проблем и страхов. О неприятных вещах предпочитали умалчивать и в прошлом. О жизненных бедах Франца Шуберта и психической катастрофе Роберта Шумана любители классической музыки знать ничего не хотят. Эти неприятные детали растворяются в стихии музыки.

 

КАК ДЕРЖАТЬ СЕБЯ В ФОРМЕ

Любителю музыки вряд ли стоит переполняться жалостью к несчастным музыкантам на сцене — но в то же время не следует думать, что им всё даётся без труда, и звуки сами вылетают из инструментов. Исполнять музыку — тяжёлый труд, не только в физическом, но и в психологическом смысле. Кто годами служит в оркестре или имеет сольную карьеру скрипача или пианиста, тот всегда должен быть в отличной физической форме и изо всех сил стараться её не потерять.

Когда я играю большой скрипичный концерт, к примеру, концерт Эдварда Эльгара, который длится ровно пятьдесят минут, это требует от меня напряжения всех сил. А если это происходит летом, в жару, да ещё в свете софитов телевидения, потом я не только весь мокрый от пота, но и чувствую себя разбитым. Усталость лишь усиливается, когда я гастролирую и должен играть каждый вечер целую неделю. Тогда я бываю изнурён. Правда, приятным побочным эффектом можно считать потерю нескольких килограммов.

Чтобы выдержать испытание сценой, нужно иметь не только ясную голову. Дело в том, что в игре принимает участие всё тело. Руки и пальцы, сухожилия и суставы, мускулатура, слух — всё должно функционировать безупречно. Ничто не может судорожно сжиматься или перенапрягаться. Следовательно, надо всегда быть в хорошей физической форме и немедленно реагировать на любой тревожный звонок, чтобы какой-нибудь недуг не стал хроническим. Подавляющее большинство тех, кто профессионально играет на каком-либо инструменте или поёт, именно так себя и ведут. Несмотря на это, многие лишь относительно готовы к выходу на сцену, а то и вовсе бывают вынуждены отказаться от профессиональной деятельности по состоянию здоровья. Медицине давно известны типичные заболевания музыкантов, и во многих случаях она может помочь. Но профилактика и индивидуальные оздоровительные тренировки остаются обязательными для каждого профессионального музыканта.

 

УПРАЖНЯТЬСЯ И РЕПЕТИРОВАТЬ

«Зачем вы, музыканты, целыми часами упражняетесь? — спросили меня Мориц и Лена, когда я за два дня до концерта отменил назначенную встречу, сославшись на репетицию. — Ты же играл это сочинение много раз, да и оркестр наверняка знает его вдоль и поперёк. Зачем же тогда упражняться?» Мне не хотелось впадать в менторский тон, но не указать на то, что упражнения и репетиции — разные вещи, я не мог. Упражнения — это индивидуальные тренировки на собственном инструменте, объяснил я, а репетиции — это совместное разучивание произведения под руководством дирижёра. Сначала каждый упражняется сам по себе, потом все участники собираются на репетиции. Упражняться нужно постоянно, репетиции бывают только перед концертом.

Разумеется, тут же возник вопрос, сколько времени я трачу на упражнения. Мои учителя говорили, что нужно не менее четырёх часов в день для того, чтобы оставаться в форме и поддерживать технику игры. Как правило, я стараюсь придерживаться этой нормы. Подозреваю, к великому прискорбию моих соседей.

Помню, как въехал в свою первую квартиру. Я решил постепенно приучать соседей к своим упражнениям, и начал осторожно наигрывать божественную композицию Иоганна Себастьяна Баха.

Не прошло и нескольких минут, как раздалась громкая трель дверного звонка. За дверью стоял мужчина в майке и штанах. Это был господин Хун, и он заорал: «Слушай, нельзя ли потише? По-ти-ше!» Вероятно, он решил, что я включил стереосистему.

Он знать ничего не хотел о Бахе и скрипке. А в следующий раз тут же вызвал полицию, которой — я это сразу заметил — было неприятно разбираться с этим делом. «Нам очень жаль, — сказали полицейские, — но мы обязаны реагировать на каждую жалобу».

В Амстердаме, где я жил позднее, мне довелось испытать нечто прямо противоположное: соседи спрашивали, когда же я, наконец, снова начну упражняться, им-де так нравится слушать музыку. Но это счастливое исключение. Обычно люди яростно стучат в стену или вызывают полицию, даже когда играешь под сурдинку. Эта проблема известна многим музыкантам, особенно страдают певцы и певицы, когда делают упражнения для голоса, отнюдь не услаждающие слух. Но труднее всего приходится пианистам, так как им, ко всем прочему, требуется много места для инструмента. Некоторые ставят рояль в специальную комнату, обитую звуконепроницаемым материалом, который хотя и не пропускает звуки наружу, делает помещение весьма неуютным для игры.

 

СКРУПУЛЁЗНАЯ РАБОТА НА РЕПЕТИЦИИ

А как обстоит дело с репетициями? Тут тоже возникают щекотливые ситуации, которые становятся причиной споров и довольно часто ведут к конфликтам. Проблемы начинаются уже тогда, когда иные дирижёры начинают требовать значительно больше времени для репетиций, чем им было отведено. Время, как известно, деньги, поэтому устроители и руководство оркестров обычно заранее рассчитывают всё до мелочей и назначают как можно меньше репетиций, ведь они означают одни расходы.

Нередки примеры, когда дирижёры предпочитают отказаться от ангажемента, чем согласиться на слишком малое число репетиций, особенно в тех случаях, когда впервые имеют дело с тем или иным оркестром и должны сначала познакомиться с музыкантами. Против их аргументов нечего возразить: чем больше времени они будут иметь для разучивания сочинения, совершенствования трудных пассажей и сыгранности всех инструментальных групп, тем больше уверенности в том, что концерт пройдёт на высоком уровне. Оркестры знают большинство произведений, из которых составляются программы, часто исполняли их и могли бы сыграть даже во сне. Но у каждого дирижёра есть собственное представление о композиции, и он хотел бы его по возможности реализовать. Для этого ему непременно нужны, наряду с силой художественного убеждения, психологическая гибкость и тонкое чутьё, ибо он имеет дело с яркими индивидуальностями, которых ему надо привлечь на свою сторону.

Это не простая задача, и от того, владеет ли дирижёр необходимым чутьём и найдёт ли нужную форму общения, зависит, будет ли атмосфера на репетициях благоприятной и конструктивной или же напряжённой и малопродуктивной. Но, разумеется, важнее всего профессиональное мастерство. Часто музыканты уже с самого начала репетиции знают, с кем имеют дело — с большим дарованием или посредственностью — и точно понимают, есть ли художественный смысл в красивых речах дирижёра, и знает ли он, что будет с ними делать. Когда они убеждаются, что за внешними проявлениями не скрывается ничего особенного, их реакция бывает безжалостной. И если дирижёр не понравился, он может быть уверен, что уже ничего не сможет с этим поделать. Свой приговор оркестр выносит после концерта: музыканты голосованием решают, будут ли они продолжать играть с приглашённым дирижёром или нет.

 

КТО ГЛАВНЫЙ

Солист, в свою очередь, сразу понимает, налажены ли отношения между дирижёром и оркестром или нет. Если между ними существует напряжённость, это затрудняет его собственную задачу, так как и у него есть определённые идеи, которые он хотел бы воплотить в жизнь. В этой связи всякий раз возникает вопрос, за кем в спорных случаях последнее слово, за дирижёром или солистом, и каким будет окончательное решение? Леонард Бернстайн сказал однажды в присущей ему шутливой манере: «Есть три пути решения вопроса: убеждение, шарм и угроза».

Хотя неписаный закон гласит, что солист главнее и дирижёр в спорных моментах должен ему подчиняться, на деле так бывает редко. Однако почти всегда удаётся прийти к единому мнению, порой благодаря силе характера дирижёра, делающего излишним любое сопротивление. Но чаще всего времени на то, чтобы углубляться в детали или затевать спор о тончайших нюансах, просто не остаётся.

Лучше всего с этим обстоят дела в Германии. Будучи солистом, наряду с генеральной репетицией, я имею, как правило, ещё два дня для двухчасовых репетиций с оркестром. В Англии, напротив, всё значительно хуже. Там чаще всего предоставляется одна-единственная репетиция, причём утром, в день концерта. Этого хватает только на то, чтобы проиграть сочинение от начала до конца и, возможно, подкорректировать в двух-трёх местах. На большее времени не остаётся. От солиста требуется не вносить в исполнение каких-либо «необычных» идей, чтобы не осложнять ход репетиции. Поэтому можно считать большой удачей, если концерт действительно проходит так, как хотелось.

Несколько иначе, хотя и не намного лучше, складывается ситуация, когда бываешь на гастролях и по многу раз играешь одну и ту же программу. Дирижёр, оркестр и солист встречаются непосредственно перед выступлением для получасовой репетиции, на которой исправляются отдельные места, которые не совсем получились или совсем не получились на предыдущем концерте.

С давних пор репетиции с оркестром поставляют материал для смешных историй и анекдотов; далеко не всегда их можно считать правдой, но они всё же дают представление о напряжённых взаимоотношениях между дирижёром и вынужденными ему подчиняться музыкантами. Кое-что в этом роде я рассказал Морицу и Лене.

 

ИЗРЕЧЕНИЯ, РОДИВШИЕСЯ ВО ВРЕМЯ РЕПЕТИЦИЙ ОРКЕСТРА

Когда молодой дирижёр во время репетиций с Венским филармоническим оркестром не понравился музыкантам, один скрипач шепнул другому: «Если он будет продолжать в том же духе, давай сегодня сыграем так, как он дирижирует».

Дирижёр Кнаппертсбуш, не любивший работать на репетициях, в самом начале репетиции Пятой симфонии Бетховена заявил: «Вы знаете сочинение, я знаю сочинение. До встречи вечером».

Молодая скрипачка оркестра телерадиокомпании NDR после напряжённой репетиции симфонии Брукнера сказала дирижёру Гюнтеру Ванду: «Большое спасибо, вы доставили нам огромное удовольствие». Ванд в ответ: «Удовольствие? А я-то думал вас озадачить!»

Карл Шурихт во время репетиции Восьмой симфонии Брукнера с цюрихским оркестром: «Прошу вас, дамы и господа, не шутить, это мешает работе. Помните, что дирижёр тоже, так сказать, всего лишь человек, хотя на этот счёт часто возникают сомнения».

Дирижёр во время репетиции трубачу: «Я, между прочим, слышал эту партию в гораздо лучшем исполнении». Ответ: «Но не в моём!»

Недовольный оркестром дирижёр Отто Клемперер, от отчаяния: «Чёрное — это ноты. Белое — бумага. Что ж тут непонятного?!»

Во время репетиции оркестру лондонского театра «Ковент-Гарден» сообщили, что их главный дирижёр Джордж Шолти, известный своей требовательностью, умер. На это один музыкант из группы медных духовых инструментов, заметил: «Так ему и надо!»