Глава 2. Ихэро
Этот день обещал выдаться прекрасным. Нежное голубое небо и облака на нём, похожие на пирожки, разложенные по противню. Миниатюрная девушка, лежащая на палубе небольшого корабля, тряхнула головой, отгоняя навязчивые мысли о еде. Уже третий день двухмачтовое судно, украшенное фигурой керского орла, дрейфовало где-то неподалёку от пролива Веры, отделявшего Ретал от старого материка. Дул лёгкий свежий ветерок, которого хватило бы, чтобы наполнить паруса и погнать «Орла» навстречу новым приключениям. Но те рваные тряпки, которые висели на мачтах корабля, были не способны поймать и удержать ветер, а новые сшить было не из чего. И некому. Мечтающая о еде юная девушка была единственным живым существом на борту корабля, и жить ей оставалось недолго. Небольшая рана на плече опухла, плоть вокруг неё начала чернеть, появился тонкий аромат гнили, сопровождающий раны, оставленные оружием Иных. Впрочем, даже не будь девушка ранена, она всё равно была бы обречена. Не умея управлять кораблём, не ориентируясь в навигации и астрономии, она просто не смогла бы добраться до обитаемого берега Ретала. А приплыть на старый материк было бы равносильно очень мучительному самоубийству. Девушка знала, как обходятся Иные с попавшими к ним в руки роями.
Самым плохим в происходящем было то, что в находящемся между жизнью и смертью сознании шла битва, превосходящая по ожесточённости ту, что разыгралась на море три дня назад. Два голоса, один — женский и величественный, звучащий подобно боевой трубе, и второй — безумный, тихий, похожий на шелест увядшей и начавшей разлагаться осенней листвы. И каждый из них куда-то звал, что-то хотел, обещал милости и награды или грозил страшными карами. Девушка же не хотела ничего. Только смерти.
Поначалу прозванная на корабле Дичкой за опасливость и недоверчивость, она пришла в море, надеясь спрятаться от себя и, в первую очередь, того, что называли её предназначением. Тария, дочь Легойи, не верила ни в каких богов. А уж если они существовали, особенно Ала Хатейя, им не стоило попадаться ей на пути. Целых десть лет она жила словно во сне, постигая тайны истории и целительства, обучаясь бою на мечах, стрельбе из лука и храмовой борьбе без оружия. Девочка, а затем девушка, безропотно училась правилам поведения среди дикарей Кера, умению выживать на ледяных равнинах старого материка и в южных топях Ретала, укрощать самых диких и опасных зверей, очаровывать мужчин и женщин… Её наставницы старались передать ученице всё, что знали сами, что, по их мнению, могло понадобиться сосуду, полному божественных сил, для выполнения своей нелёгкой миссии. Тария училась, не спрашивая для чего, не ставя под сомнение слова наставниц.
Ада попыталась сохранить от Тарии секрет её необычной судьбы. Любую другую сироту уже отдали бы в храмовую школу, или посвятили Але, к тому же, в их первую встречу жрица сказала слишком многое и старалась не давать повода для новых вопросов. Но об исполнении пророчества узнали многие. А девочка, не таясь, носила чудесную брошку, украшенную никому не известными камнями. Секрет удавалось хранить целых десять лет. О своём предназначении Тария узнала случайно, услышав разговор двух жриц в саду, неподалёку от того места, где поливала роскошную клумбу. Спустя год, Тария задала свой первый и последний вопрос, дождавшись момента, когда все служительницы Хатейи соберутся на вечернюю трапезу. Она говорила громко, так, чтобы слышали все.
— Скажи, светлая Ада, если я должна стать воплощением милостивой, — последнее слово Тария произнесла так, словно это было отборное ругательство, — Алы Хатейи, то почему моя мать умерла у меня на глазах? Или боги на самом деле — лишь выдумка для глупцов и слабаков?
Не дожидаясь ответа, девушка ушла из обеденной залы и заперлась в своей комнате. Утром в конюшне недосчитались коня, на кухне — мешочка с вяленым мясом и нескольких дорожных хлебов, а в оружейной лука и меча. Птицу богини, вопреки ожиданиям Ады, Тария тоже взяла с собой. Ей она напоминала о матери.
Сейчас, одиноко умирая от голода и яда на борту дрейфующего в открытом море корабля, Тария не жалела ни о чём.
Тххурмаас, отшельник и величайший волшебник племени Ихэро носился над волнами в образе гигантской белой птицы. Он был мастером трансформаций, и его искусство не ограничивалось превращением в уже существующих животных. Тххурмаас мог принять облик любого зверя или птицы, подкинутый его воображением. Чаще всего он превращался в морских птиц и часами летал над водой, благо на его звериные формы проклятие Ихэро не действовало. В этот день он с самого утра летал над морем. Крылья уже начали уставать, и мудрец собрался повернуть к берегу, где его ждала уютная пещера и приготовленный внучкой вкусный ужин. Но в его планы вмешалась случайность — увидев на воде странную тень, Тххурмаас заинтересовался, что же её отбрасывает. Изящный двухмачтовый корабль, чьи изодранные в клочья паруса свисали безжизненными тряпками, мерно покачивался на волнах. Волшебник, зрение человеческой оболочки которого было непоправимо испорчено годами изменений, не отказывал себе в удовольствии наделять птичьи тела действительно хорошим зрением. И сейчас он во всех подробностях видел разметавшиеся по палубе русые волосы, широко раскрытые карие глаза, чей взгляд был направлен куда-то далеко, изорванную мужскую одежду и болезненно бледную кожу, видимую в прорехах ткани. Девушка, бесспорно, умирала, к тому же принадлежала к роям, которых Ихэро ненавидели со всей страстью недолюбленного младшего ребёнка. Но мудрец потому и стал отшельником, что категорически не разделял некоторые убеждения своих соплеменников.
Огромная белая птица опустилась на палубу мёртвого корабля, схватила когтями Тарию, приближавшуюся всё ближе к миру духов, и, с видимым усилием взлетев, потащила свою добычу куда-то на север, к старому материку. Будь девушка в сознании, она попыталась бы вырваться или убить себя, лишь бы не попасть в руки Иных. Но сейчас ей казалось, что это очередная галлюцинация, или же её Ро освободилось и летит к Вечным судьям.
Пробуждение было довольно приятным и очень странным. Первым, что увидела Тария, был земляной потолок и которого торчал древесный корень. На корне висела лампада, горящая ровным зеленоватым пламенем, украшенная так, словно находилась в каком-то дворце. Стены тоже были земляными, но постель была безумно мягкой и удобной, а покрывало, которым была тщательно укутана девушка, переливалось всеми оттенками красного и оранжевого. Память услужливо подсказала, что это особый целительный материал, который давным-давно ткали на старом материке. С переселением на Ретал его секрет был утерян.
Тарии стало по-настоящему страшно. Она находилась в руках у самых страшных врагов роев, больная и беспомощная. Целительную ткань невозможно было скинуть с себя до того, как она выполнит своё предназначение. А, судя по жару в правом плече, покрывало совсем недавно принялось за работу. Девушка в панике ощупала себя. Иные, вытащившие её с корабля, раздели свою жертву до лёгкой нижней рубашки, расчесали и заплели её волосы и всё… Хотя наставницы в Храме рассказывали о нравах врагов поистине ужасные вещи. Даже её брошка аккуратно лежала на деревянном ящике, стоявшем у кровати. Но дотянуться до неё Тария не могла, находясь в целительном плену. Оставалось лежать и ждать, пока к ней не придут неизвестные спасители.
— Дедушка, а зачем ты притащил к нам эту ройку? Я вижу — она сильная, сильнее тебя. Она убьёт нас и не задумается.
Юная Тахиэро была не на шутку встревожена. Наделённая от природы способностью чувствовать силу, она опасалась этой странной незнакомки, которая, будучи обладательницей невероятной мощи, почему-то чуть не умерла от слабенького яда. Откуда дедушка может быть уверен, что это не ловушка Ожидающих? Тахиэро ещё помнила, как они пять лет назад с боем уходили на побережье. Тогда засады ждали их почти под каждым деревом, а текущие во множестве ручейки были отравлены или осквернены. Беглецам было негде взять воду и еду, да ещё и приходилось постоянно отбиваться от нападений. Несколько раз всё висело на волоске, но они выжили. А потом их оставили в покое, и это очень настораживало девушку.
— Таха, это не ловушка. Сила, которую ты чувствуешь в нашей гостье, дана их богиней.
— Тогда почему она ею не пользуется? Не знает о ней? Да быть такого не может!
Мысленный голос Тахи звенел от возмущения. Почему дедушка подвергает их опасности ради какой-то ройки? Особенно, ради той, которая отмечена этой их Алой. Да, ей тоже не нравилось то, что творили Ожидающие, окончательно подчинив себе землю. Но это не означает, что надо любить роев!
— Всё, внучка. — Успокаивающая волна мягко коснулась её разума. — Я уверен, она не станет врагом. К тому же, ты разве забыла, что я пообещал, уходя?
— Нет. Но как ты думаешь с ней договариваться? Их разумы молчат.
— Услышать нас она сможет. А отвечать. — Мысли Тххурмааса подёрнулись дымкой задумчивости. — Отвечать она сможет, я думаю. Или будем читать по губам. Заодно попрактикуешься в языке роев. Мне кажется, наша гостья проснулась. Пойду, поговорю с ней.
Тария лежала, стараясь ни о чём не думать. Её наставницы в Храме утверждали, что нельзя допускать в мысли слишком много тревоги — сознание затуманится, и она будет ошибаться, пытаясь принять решение. Поэтому сейчас девушка просто смотрела в потолок и вспоминала историю бегства роев на новый материк. В другое время она оплакивала бы погибших, ведь за полтора года плаваний, её связала тесная дружба с командой корабля. Был среди них и мужчина, ставший большим, чем просто друг… Но сейчас все моральные силы Тарии были отданы на борьбу с паническим страхом, пытавшимся захватить её разум.
— Здравствуй, девочка. Меня зовут Тххурмаас.
Нескладная фигура, появившаяся в проходе, заставила Тарию усомниться в том, что она у Иных. В самом деле, не могли же сильные, рослые рои бежать от этих созданий. Длинное худое тело, всё словно изломанное и бледное настолько, что светится в неверном свете лампады. Череп похож на человеческий, но лицо… Вытянутое к низу, лишённое растительности и — Тария не поверила своим глазам — носа и рта. Только огромные узкие глаза, прорезавшие череп почти посередине. Руки неведомого существа были тонкими и худыми, а пальцы, которых было по семь на каждой руке, короткими, состоящими из двух фаланг каждый. Девушка в ужасе смотрела за приближавшимся к ней кошмаром, очевидно, страдающим какой-то болезнью — при ходьбе он подволакивал одну ногу. Когда он почти подошёл, Тария наконец поняла, что напугало её больше всего. У него не было рта, но она отчётливо слышала чей-то голос. Впору было сойти с ума.
Она попыталась сбросить проклятое одеяло, но тщетно — живая ткань чувствовала, что человек ещё не здоров и не собиралась ослаблять объятия.
— Не бойся меня, девочка. Я клянусь знаниями, жизнью своей и единственного родного мне существа, что не причиню тебе зла.
Тххурмаас мысленно проклял себя за то, что не стал прибегать к превращениям и сразу показался в своём истинном обличье. Не приемлющий ложь в любом её проявлении, мудрец готов был сейчас согласиться, что иногда она оправдана. Во всяком случае, в глазах у гостьи царил такой ужас, что надеяться на разумную беседу с ней явно не стоило.
— Кто ты?! Как ты говоришь со мной?? — Тария кричала, бешено барахтаясь в одеяле. Внезапно она затихла и спокойно, как то обречённо спросила. — Или я сошла с ума?
А он-то полагал, что напугал её своей внешностью. Тххурмаас был готов дать самому себе подзатыльника. Ну что стоило объяснить всё сразу?
— Ты слышишь мой голос у себя в голове. Мы, Ихэро, или Иные, как нас прозвали твои соплеменники, можем общаться с себе подобными только так. Чтобы мне ответить, ты можешь просто говорить вслух — я тебя не услышу, но смогу уловить твою мысль. Ты могла бы пообщаться со мной и чистой мыслью, но твой разум пока не настолько дисциплинирован.
— То есть, я всё-таки у Иных… — она странно съежилась под одеялом, пытаясь защититься хоть так. Страху роев перед Иными было не так уж много лет, но они впитывали его ещё с детства. — Что ты со мной сделаешь?
— Расскажу сказку. — Тххурмаас задумался и честно добавил:- Страшную сказку.
«Изначально Универсум был пуст. Пуст и полон одновременно, словно кувшин с молоком, если счесть молоком некую субстанцию, больше всего напоминающую густой кисель. Так длилось до тех пор, пока не родился Абсолют — неосознанное творящее начало Универсума. Никто не знает, было ли его рождение инициировано какой-то более разумной и могучей силой, или же в какой-то момент концентрация силы в Универсуме достигла своего пика, но Абсолют родился и начал преобразовывать материю, лепя из неё звёзды и окружающие их планеты. Нет смысла утверждать, что это сверхсущество было наделено своеобразной фантазией, но тяга к разнообразию ему точно не была чужда. Чем ещё объяснить огромное количество миров и звёзд, абсолютно не похожих один на другой? Наконец, творение было завершено, Универсум оказался заполнен вместилищами для самых причудливых форм жизни, и вот тут-то произошло самое удивительное. Абсолют распался на мириады сознаний, оказавшихся намертво связанными с мирами, сотворёнными их «родителем». Сохранившие в себе часть стремления творить, но обладающие сознанием и фантазией, они радовались жизни, создавая причудливые, прекрасные и отвратительные формы. Ибо никто не мудр от рождения и те, кого принято называть богами, не исключение. Кто-то из них взрослел раньше и, преисполнившись любви к беззащитным свои созданиям, начинал заботиться о отданном ему мире, кто-то покидал своё владение и пускался в странствия… Ала и Лар, волею судьбы оказавшиеся привязаны к одному миру, где из богов были только они, довольно скоро поняли, что им интереснее всего создать какое-нибудь разумное существо и понаблюдать за его развитием. Так появились рои — высокая раса, имевшая голову, две руки и две ноги, красную кровь и нуждавшаяся в воздухе для поддержания жизни. Боги отдали своим творениям свойственное им самим стремление познавать новое и идти вперёд, Лар поделился стремлением к свободе, считавшейся им самым важным даром, а Ала наделила ответственностью и стремлением быть не в одиночестве. И божественная пара начала наблюдать за своими созданиями. О, как они были интересны! Вскоре даже Лар, до крайности разозлённый тем, что он привязан к одному миру, да ещё и играет роль бога смерти, смирился со своей участью. Ему же принадлежала идея обзавестись материальными телами и попробовать повторить процесс размножения, к которому питали такую привязанность рои. Так впервые Божественные брат и сестра стали ещё и любовниками.
А в положенное время, приняв снова облик ройки, Ала родила. И было их дитя горем для родителей. Боги, даже самые эгоистичные из них, всё же обладают определённой этикой, не дающей им творить самые чёрные поступки без нужды. Их жестокость — жестокость северной зимы, а гнев — гнев палящего солнца пустыни. Но они всё же справедливы. По-своему, иной раз так, что смертные предпочли бы не иметь никакого суда, чем такой, но справедливы. И у них есть цель. Рождённый же Алой, не бог и не смертный, был хаотичен и непредсказуем. Жестокое дитя, дёргающее кошку за хвост без нужды или отрывающее жукам лапки и поджаривающее их на костерке. Дети смертных имеют обыкновение взрослеть и Ала и Лар надеялись, что их дитя тоже рано или поздно повзрослеет, обретёт способность сопереживать или хотя бы действовать осознанно. Но шли годы, а ничего не менялось. Ала горевала, но ни ей, ни отцу ущербного бога не приходило в голову, что же можно сделать. И они решились отправиться в путешествие по другим мирам, в поисках совета других бессмертных. Дитя пришлось оставить в Аларе, надеясь, что он ничего не натворит. Но они вернулись слишком поздно…
Дитя, не имевшее до той поры имени, было просто счастливо отсутствию родителей. Он обрёл радость искажения и научился находить счастье в чужих муках. Его заперли на отдалённом материке, куда не заплывали корабли роев, но родители отсутствовали слишком долго. Однажды один отважный капитан рискнул прийти к землям, почитавшимся запретными. Он не нашёл там ни металлов, ни камней, ни диковинных животных — лишь бесконечную агонию для себя и экипажа. А потом Ущербному стало скучно и он заставил капитана написать и отправить письмо, призывавшее к нему всех, кто знал и любил его. Капитан не мог противиться богу, хоть и пытался. И ещё десятки кораблей отправились к запретным берегам, прямо в руки Ущербного. Долго он не терял интереса к своим новым игрушкам, но однажды вернулись Ала и Лар. Пришедшие в ужас от того, что они увидели, родители попытались наказать непослушное дитя, но не преуспели в этом. Он мастерски прятался, как и все дети, а почувствовать его боги не могли, так как его сила оказалась более схожей с силой живых существ, чем родительская. В суматохе все забыли о Ихэро, научившихся к тому моменту получать неестественное удовольствие от присутствия их бога. Горе изменённых было велико. Но однажды кто-то сказал, что, возможно, бога удастся умилостивить, если делать тоже, что иногда делал он. И запылали костры. И полилась кровь. А потом кто-то вспомнил о роях и решил, что это они украли бога. Эти слова были объявлены божественным откровением и Ихэро начали готовиться к войне. А Ала и Лар, тем временем, всё пытались поймать дитя, в страхе, что оно натворит ещё больших бед.»
— Так были созданы мы, и наше существование причиняет нам боли не меньше, чем тем, кто стал невинными жертвами моих соплеменников. — Мудрец замолчал, предоставив гостье обдумать рассказ. Он ждал её вопросов, по которым мог бы понять, чего от неё ожидать и поможет ли она ему исполнить обещание.
— Почтённый, мне непонятно, для чего вы всё это мне рассказали, но, очевидно, причина есть. Есть причина и у того, то вы спасли меня. Надеюсь, рано или поздно вы мне об этом расскажете. — Тария прервалась, обдумывая свои дальнейшие слова. — Тем не менее, я у вас в долгу. И я обещаю отдать этот долг в той форме, в которой вы этого захотите.
— Ну что ты. Если ты сможешь мне помочь, то в долгу у тебя будем мы все. Но сейчас не время для этого разговора. Я вижу, скоро ткань Ран тебя вылечит, тогда моя внучка принесёт тебе поесть. Да, твоё оружие я не смог унести, но здесь есть несколько мечей и луков. Я в них не разбираюсь, но думаю, что они неплохи. Выберешь себе подходящий. А попозже мы с тобой поговорим ещё раз, и я расскажу, какой помощи жду от тебя.
Тххурмаас вышел, оставив Тарию наедине с мыслями. История, рассказанная мудрецом, была настолько удивительна и непохожа на то, что говорили в Храме, что девушка была готова ей поверить. Девушка попыталась как можно подробнее вспомнить, о чём говорила наставница, обучавшая её истории Алары.
— Мир, дорогие мои девочки, был создан неким существом, обладавшим огромной мощью даже по божественным меркам. Он ушёл, оставив прекрасную, но безжизненную оболочку, полную растений и животных, но не имевшую существ, наделённых Мыслью. И тогда мир родил богов — милостивую Алу и Лара-Странника. Будучи братом и сестрой, так как мир, родивший их, стал им матерью, они стали и любовниками. От их союза родились все племена смертных кроме тех, о ком мы предпочитаем не говорить. Ибо был рождён ещё и третий бог, не уступающий в силе божественной паре. Но захотел он править единолично и создал Иных, которые должны были уничтожить роев, чтобы никто не вспомнил имён Алы и Лара. А сам тот бог, именуемый Безумцем, вероломно атаковал не ждавших подвоха богов. И не смогли те прийти на помощь своим детям, а рои были вынуждены отступить перед натиском Иных, владеющих смертной магией… — на это моменте наставница всегда скорбно качала головой так, что было понятно — магия Иных была чем-то действительно отвратительным.
Тария вздохнула. Она честно пыталась не верить в богов, но игнорировать доказательства их существования была не в силах. Она никогда и никому этого не говорила, но её брошь, называемая Адой вестником Хатейи, иногда оживала и летала по комнате. Сейчас девушка вспоминала, что чаще всего птица садилась на северную сторону. Было ли это знаком? Тария не думала об этом тогда, а за время, прошедшее с тех пор, как она узнала правду о своём предназначении, девушка вообще старалась поменьше думать о богах. Но теперь, услышав рассказ Тххурмааса, она почти поверила в их существование. Но если Ала существует, значит ей можно отомстить?
Дни сменялись днями. Тария выздоровела и начала выходить из пещеры, в которой жил приютивший её волшебник. Его внучка, Тахиэро, относилась к девушке настороженно, словно в любую минуту ожидала нападения. И Тария стала часто уходить на охоту или на прогулку, стремясь остаться наедине со своими мыслями. Лук, найденный в запасах отшельника, был действительно хорош, лучше всех, которые она когда-либо видела. Чёрный, сделанный из какого-то неведомого дерева, он бил далеко и точно, но был лёгок в натяжении. Его тетива казалось цельной, не сплетённой из конского волоса, не трепалась и отлично удерживала правильное расстояние между собой и рукоятью. Тххурмаас сказал, что это работа одного из оружейников старой империи, и девушка поняла, что рои действительно потеряли многое, панически убегая из дома. Ей было интересно, как такое могло получиться, но спросить было не у кого.
Дичи тут было много. По заснеженным просторам летали крупные яркие птицы с тонкими шеями и длинными острыми клювами. Их перья были покрыты слоем яда, убивавшего быстро и болезненно от одного прикосновения к нему, но под кожей скрывалось нежное сочное мясо, и Тария вскоре научилась добывать этих птиц к столу. Это было единственное, чем она могла отплатить хозяевам за гостеприимство. К готовке и уборке Тахиэро её не подпускала, видимо, считая, что гостья постарается навредить. Впрочем, Тария прекрасно её понимала. Она тоже не отличалась лишней доверчивостью. Часами просиживая в заснеженном лесу, девушка наконец-таки оплакала друзей, погибших в схватке с неведомым порождением магии Иных. Особенно часто она вспоминала Рердо — коренастого невысокого мужчину, ставшего ей больше, чем просто другом.
— Эй, малец, ты что тут забыл?
Красивый корабль, украшенный орлом, стоял в гавани совсем недолго. Ещё день, и вновь укомплектованная команда отправится в долгое плавание на поиски Потерянной земли, края легенд и преданий. Рассказывали, что там нет хищников, всегда царит ласковая весна, и сокровища просто выступают из земли. Тария точно знала, что никакой потерянной земли нет, но, глядя в серые глаза капитана, к которому её привели, готова была поверить в существование чего угодно. Во всяком случае, в то, что он способен туда доплыть. Капитанская каюта была обставлена очень просто — привинченная к полу кровать в углу, застеленная тёмным покрывалом, стол, заваленный картами, и пара грубых деревянных стульев. Сперва Тария засомневалась, точно ли это самый лучший корабль, стоящий сейчас в гавани, но, увидев капитана, убедилась — ей не соврали.
Рердо было лет тридцать пять — сорок на вид. Невысокий и коренастый, он двигался с грацией танцора и опытного бойца. Короткие тёмные волосы не прикрывали ушей, а черты лица были не то, чтобы очень красивыми, но излучали спокойную уверенность в себе и команде. Та же уверенность светилась и в глубоко посаженных серых глазах, окружённых длинными чёрными ресницами. Тария пожалела, что она сейчас одета в мужскую одежду, купленную за бесценок у трактирного мальчишки. Впрочем, она всё равно собиралась сказать правду.
— Я не мальчик. — Она отодвинула повязку, закрывающую нижнюю часть лица, и сняла надвинутую на лоб шапку. Теперь её за парня не принял бы никто. — Мне надо уплыть подальше от Аллер. Я заплачу.
— Преступница?
— Нет, капитан. Я была служительницей Невесты и нарушила обет. — Эта часть плана была самой рискованной. Все знали, что за сбежавшими девчонками, не выдержавшими обет невинности, Храм не охотится, Тария даже могла бы рассказать, почему мнение Храма на этот счёт внезапно изменилось. Но капитан мог оказаться суеверным и отказаться брать на борт клятвопреступницу. Но это была самая подходящая легенда и пришлось надеяться на удачу.
— И чем же ты собралась платить за проезд? Я надеюсь, не тем же способом, которым нарушила обет? — В глазах капитана мелькнули искорки смеха. — Впрочем, я понимаю того, кто сбил тебя с пути истинного.
— У меня есть деньги! Я хорошая целительница, а здесь, на дальнем побережье, очень мало лекарей. Я заработала, прежде чем прийти сюда!
Тария была оскорблена до глубины души, но честно признавалась себе, что с этим человеком, она была бы не прочь нарушить несуществующий обет. Жаль только, нельзя, иначе её ложь выплывет наружу.
— Ну что же. Иди к боцману, отдашь ему плату, и он покажет тебе каюту. Если что-то понадобится — я к твоим услугам.
Капитан подмигнул и улыбнулся открытой и тёплой улыбкой, сделавшей его почти красавцем. Тария поклонилась и спешно выскользнула из каюты. Она твёрдо решила держаться от Рердо подальше.
Естественно, не прошло и семи дней плаванья, как она оказалась в постели капитана. А потом стала его первой помощницей. Целых полтора года она была почти счастлива, но так и не рассказала Рердо свою историю. А потом на их корабль напали огромные, скользкие чёрные твари, вышедшие из моря. У каждой из них было по девять лап, четыре из которых сжимали изящные хрупкие клинки, светящиеся серым даже при свете дня, другие четыре держали громадный щит, прикрывавший всё тело твари, а девятая, росшая на голове, рука сама светилась серым светом. Бой был неравным, противопоставить этим тварям команда ничего не могла. Их всех убили и забрали с собой, а её, Тарию, зачем-то оставили на палубе, предварительно превратив все паруса в лохмотья.
— Ройка, возвращайся. Мой дед хочет поговорить с тобой.
Ощутив прикосновение к своему разуму, девушка подняла голову. Перед ней стояла Тахиэро, которую Тария впервые видела при свете дня. Иная выглядела странно. Её тело, обычно бывшее бледным, теперь светилось мягким жемчужно-серым светом. Это могло бы быть красиво, не напоминай её силуэт изломанную в трёх местах линию. Странно, вроде бы в пещере она выглядела более прямой.
— Быстрее. Я не могу долго находиться на свету. Ещё немного, и начнётся трансформация, тогда тебе не пережить сегодняшний день.
Тария пожала плечами и аккуратно встала. Оружия при ней не было, сегодня она не собиралась охотиться. А силами Хатейи она не станет пользоваться даже на пороге смерти. Так что, не стоит игнорировать предупреждение.
Тахиэро повернулась и пошла вперёд, даже не глядя под ноги и, очевидно, совершенно не боясь поскользнуться на покрытом льдом склоне холма. Засмотревшись на неё, Тария неосторожно наступила, потеряла равновесие и моментально скатилась вниз, пару раз чувствительно приложившись головой и рукой и о холодную и гладкую поверхность. Иная, увидев это, вернулась и протянула девушке руку. Слов не требовалось, она предлагала помощь, но Тария, закусив губу, упрямо поднялась самостоятельно и медленно зашагала в сторону пещеры. Тахиэро догнала девушку и пошла рядом, иногда поворачивая голову в её сторону.
— Сама дойду, не переживай. Не нужна мне помощь. Ни от кого. И деду твоему за спасение я отплачу, не люблю в долгу быть.
Наконец, они добрались до пещеры. Тария не стала тратить время на переодевание и тому подобные глупости, а сразу прошла в комнату, где жил Тххурмаас. Она никогда не была здесь и с любопытством разглядывала окружающую обстановку. Впрочем, осматривать было особо и нечего. На земляной стене висел гамак, сплетённый из чего-то, похожего на тонкую паутину. Мудрец сидел прямо на полу, вытянув ноги и задумчиво глядя куда-то сквозь стену. Тария подошла и присела на корточки напротив него. Ей удалось овладеть основами мысленной речи, и теперь девушка могла первой обращаться к собеседнику. Другое дело, что она ещё ни разу не пользовалась этой возможностью.
— Мудрейший, ты звал меня?
— Да, мне кажется, настало время поговорить о том, что мне нужно от тебя.
Тххурмаас не спрашивал её о последствиях падения, несмотря на то, что Тахиэро точно рассказала ему сразу же, как оказалась достаточно близко от пещеры. Что ж, возможно, хотя бы он понимает, что к Тарии не стоит лезть с навязчивой помощью.
— Я готова тебя выслушать, Мудрейший. И очень рада, что, наконец, смогу отдать тебе долг.
— Ты нравишься мне, девочка. Хотя, буду откровенен, я бы не хотел своей внучки такой судьбы, как у тебя.
Теперь Тария поняла, зачем Иным мысленная речь. На их жутких лицах не отражалось никаких эмоций, и только по оттенку мыслей можно было догадаться, что чувствует собеседник. Сейчас она ощущала грусть Тххурмааса и — Тария не поверила своим ощущениям — его страх.
— Будь ты обычной девушкой, я бы попросил тебя натаскать в мой дом запас пищи на год и сказал бы, что ты мне больше ничего не должна. Причём сделал бы это чтобы не ранить твою гордость. Но ты, Тария, ты духовная дочь богини и в твоих венах бежит достаточно силы, чтобы отомстить. И помочь мне выполнить мою клятву.
— Я не дочь ей. Мою мать звали Легойя. А Хатейя — её убийца, если всё так, как ты говорил. — Тария судорожно вздохнула и резко выпрямилась, не позволяя себе расплакаться. — Если во мне действительно есть какая-то сила, то однажды я найду Алу. И убью. Или умру сама.
— Девочка моя… — мысли Тххурмааса теперь были полны печали и сострадания. — Я знаю Алу достаточно, чтобы понимать, что она не стала бы калечить твою душу, стремясь получить подходящий сосуд. Но ты мне не поверишь и, возможно, будешь права. Твоя гордость и ненависть сейчас нужнее, чем боль и раскаяние.
Когда мы разговаривали в прошлый раз, я открыл тебе всё, что знал о истории Алары и о появлении в ней Ихэро. Но так и не сказал, откуда мне это известно. Помнишь ли ты о капитане корабля, отправившемся к запретной земле?
Это плавание с самого начала пошло наперекосяк. Сначала Родая, его третья жена, не захотела оставаться дома с сёстрами-возлюбленными и взошла на палубу, сообщив мужу о своём решении таким тоном, что бравому капитану захотелось спрятаться в самом тёмном трюме. Конечно, женщиной на борту никого не удивить, многие моряки брали с собой боевых подруг. Но они были именно боевыми подругами! Умевшими смирять свой язык и способными отбиваться от пиратов Ретала не хуже мужчин. Родая же, художница и музыкантша, могла разве что до смерти заговорить врага. А уж её острый язычок был притчей во языцех у половины столичных жителей. Тем не менее, капитану Гродару пришлось смириться с наличием на борту жены, особенно после того, как она сообщила, что поругалась со старшей их них, Мирой. От взбешённой воительницы, некогда взятой Гродаром в плен в Кере и обладавшей характером не змеи, но матёрой хатоты (огромное животное, похожее на льва, но более разумное и в два раза крупнее, известно своим буйным нравом и неумением жить в неволе), сбежишь хоть с мужем в плавание, хоть в Кер пешком. Собственно говоря, даже влюбилась в Гродара она потому, что тот имел неосторожность выбить у неё из рук меч, когда дикарка попыталась поживиться его припасами.
Едва корабль вышел из гавани — произошло второе несчастье, куда существенней первого. С носа корабля отвалилась и упала фигура, изображавшая суровое и в то же время насмешливое мужское лицо. Мало кот знал, что капитан Гродар был ещё и жрецом Лара и лицо на его корабле изображало бога таким, каким он являлся своим последователям. После такой подсказки Гродар с удовольствием повернул бы назад, но ему мешала третья проблема, которая и проблемой-то изначально не была.
Наследник империи Карро Орел выбрал море местом традиционного Испытания и Гродара своим Судьёй. Теперь вернуться на землю означает уничтожить честь и доброе имя принца, да и свои вместе с ним. И наплевать на это было никак нельзя. Сцепив зубы, капитан встал к штурвалу и отдал первую команду.
Через сто дней на горизонте показались странные, прихотливо изломанные очертания горных хребтов. Капитан знал, что ни одна земля, населённая людьми, так не выглядит, и с нетерпением ждал высадки и знакомства с аборигенами. Если они там, конечно, есть. От размышлений Гродара оторвала подошедшая сзади жена. Она опёрлась о поручни и мечтательно вгляделась вдаль.
— Как красиво! Я так рада, что побывала в море с тобой! А теперь ещё и эти горы. Мне набросков, которые я сделала здесь, хватит лет на десять. Мы же увидим их ближе?
— Да. Я думаю, это и есть та самая запретная земля. Во всяком случае, никто не рассказывал о таких горах.
— И это мне очень не нравится.
Принц, которого во время Испытания все звали просто Каро, незаметно подошёл справа и теперь тоже вглядывался в далёкие горы.
— Они неправильные, капитан. Всем слишком сильно хочется подплыть к ним поближе… Да и форма их настораживает. Я никогда не отлынивал от изучения землеописания и знаю законы, по которым образуются горы. Не может быть у них таких тонких и острых шпилей сверху. И большие они слишком, такое ощущение, что недавно появились. А ведь наш мир уже тысячи лет не знал никаких преобразований. Гродар, я прошу вас, давайте свернём в сторону! Я готов принять на себя клеймо труса, но приближаться к этим горам нельзя.
— Каро, ты не прав. Если наши учёные чего-то не знают, это не значит, что этого не существует. А горы так манят нас потому что прекрасны, а красота — сила, не уступающая мощью божественной. — Родая мечтательно улыбнулась. — Каждое сердце трепещет при виде такой мощи, и твоё не исключение. К тому же, ты привык прятать свои эмоции, сохраняя достойную наследника трона невозмутимость. Понятно, почему ты боишься своих чувств. Расслабься, дай своей душе взлететь.
Женщина мягко улыбнулась и ушла, предоставив дальнейшее решение мужчинам. Гродар не ожидал от жены такой вдохновенной речи, но был в глубине души согласен с ней. Пусть не красота, но мощь и тайна притягивают всех и всегда. А принц? Что ж, сейчас он не может приказывать, а, сойдя на берег, первым поймёт, как неправ был.
— Каро, там нет опасности. Я уже сорок лет болтаюсь по волнам и всегда чувствовал, когда приходила пора уносить ноги. Но здесь и сейчас я не чувствую опасности, только тайну. А неведомое пугает всегда, особенно, когда касаешься его впервые. Нет причин для беспокойства. Мы вернёмся со славой.
— Я надеюсь, вы правы, мой капитан.
Каро склонил в голову, но во взгляде читалось несогласие с Годаром. Принц развернулся и ушёл, а капитан остался стоять на палубе, вглядываясь в приближающиеся горы.
Через восемь дней Родая закончила первую картину. Внизу полотна клубился туман, казавшийся живым и бывший, почему-то, насыщенного фиолетового оттенка. Из него вырастали горы точь в точь такие, как стоявшие на горизонте. Из их массивных оснований вырастали тонкие острые шпили, кое-где раздваивавшиеся или увенчанные зубчатыми коронами. За горами угадывалось смутное изображение человека, полное тайны, зовущее к себе и обещающее множество загадок и ответов. Годар впервые счёл рисунок жены чем-то стоящим. А вот Каро провёл у картины всего минуту, затем развернулся и ушёл. Капитан втайне порадовался тому, что принц не оценил картину. В последнее время его всё сильнее мучали подозрения о том, что красавец, чьи волосы отливали серебром, а в глазах плескалась морская лазурь, однажды станет его молодой жене интереснее старого, успевшего поседеть мужа. Но Родая ни за что не будет с человеком, открыто презирающим её творчество. Очень, очень хорошо. Нужно поспешить поздравить жену, пока этого не сделал помощник. А то ведь Рабор тоже очень хорош собой.
Плаванье продолжалось. Родая продолжала писать картины. Гор больше повторялось, но каждый образ, оказавшийся на её полотнах, был наполнен тайной и мощью, ждущей только того, кто сможет подчинить её себе. А капитан замечал на картинах беспокоившие его мотивы — там всё раздваивалось. Жена часто говорила, что художником и поэтом руководит подсознание, часто заставляющее изливать на полотна и бумагу самые сокровенные мысли. Она явно знала, о чём говорила, и Гродар начал понимать, что в её сердце поселился другой. Но кто? Неужели всё-таки принц? Или помощник капитана Рабор? А может быть Гретра — бывшая подруга помощника, оставшаяся на корабле и сохранившая добрые отношения с бывшим любовником? Говорят же, что у этих творческих людей всё не так. Гродар бесился, но молчал, зная, что рано или поздно поймает любовников. И тогда… Тогда он покажет, что моряки не просто так считаются жестокими.
А потом внезапно, словно бы сдёрнув с себя покрывало, перед кораблём появилась земля. Узкая полоса побережья, покрытого странным красным песком, лиловые горы, оказавшиеся вблизи ещё выше и загадочней, уходящий от побережья к подножиям гор жёлтый лес. Словно безумный собрат этой беспутной твари выплеснул на палитру несколько красок разом. Родая сразу же вытащила деревянную раму, на которой писала свои, с позволения сказать, картины, и принялась сосредоточенно малевать всякую чушь, не имеющую никакого отношения к открывшейся им картине. Да и разве может жалкая смертная тварь запечатлеть истинное величие? Гродар теперь был уверен, что жена спит с принцем, с этим малолетним ничтожеством, готовым игнорировать законы богини и законы своего собственного государства. И вот теперь он захотел остаться на палубе, не участвуя в высадке, отговорившись тем, что Родайе нужна защита. Знает он таких защитничков. Но ничего, пойдёт на берег как все. А Родайю он сам защитит… Губы капитана, наблюдавшего за выгрузкой на берег вещей, необходимых для экспедиции в лес, искривила страшная улыбка. Гулящая девка, которую он по недоразумению считал верной женой, должна быть сейчас в каюте, отдыхая от непонятно чего. Быстро взяв в хозяйственной каюте иголку и нитку, капитан прошёл к жене. Вскоре из каюты раздался полный боли и непонимания женский вопль.
Покидая измученную женщину с окровавленными бёдрами, Гродар на всякий случай привязал одну её руку к кровати. А над дверью установил тяжёлую чугунную чушку, которая должна была поприветствовать каждого, кто рискнёт войти в каюту без разрешения капитана.
— И вот вы здесь. — Голос шёл словно бы из ниоткуда. Экспедиция, легко миновавшая редкий жёлтый лес, в котором росли причудливые деревья, некоторые из которых были закручены спиралью, вышла в долину, лучше всего которую можно было охарактеризовать словом «странная». Земля в ней спеклась до состояния застывшей лавы, а перед вышедшими из леса путниками высилась стена из скал, переливающихся всем оттенками голубого и оранжевого. Неба почему-то не было видно, казалось, что стена перекрывает собой всё сущее, словно она — единственное, что реально в этом мире. Карро в ужасе отшатнулся, глядя на неё, но Гродар схватил его за шиворот, не давая развернуться и уйти. Капитан уже не помнил о том, как два дня назад обошёлся со своей женой, не думал о том, что сейчас Родая умирает от голода и жажды на опустевшем корабле. Вся его неизвестно откуда взявшаяся ревность и жестокость выветрились, теперь он хотел одного — попасть за проклятую каменную стену, ибо там была сокрыта величайшая тайна. Откуда-то капитан знал, что ни один из его спутников не должен уйти. И он стальной хваткой держал рискнувшего оказать неповиновение капитану моряка. О том, что Каро был ещё и принцем, Гродар тоже забыл.
А из-за стены тем временем вырастал гигантский полупрозрачный силуэт. Если бы моряки находились в здравом уме трезвой памяти, они бы приняли его за гигантскую медузу. Но теперь им казалось, что этот жемчужно-серый купол, подсвеченный изнутри всеми красками, которые только мог получить безумный художник, смешав всю палитру, есть воплощение Божества прекрасного и ужасного. Единственного, заслуживающего поклонения. А потом принц Каро закричал, и этот крик стал сигналом, спустившим с поводков стаю разъярённых собак, некогда бывших людьми. Они рвали принца на мелкие части, пожирая его плоть и наслаждаясь льющейся по рукам тёплой кровью. Его предсмертный крик всё длился и длился, лишь раззадоривая двадцать пять мужчин, бывших ещё недавно верными друзьями Каро. А потом крик оборвался, и силуэт в небе принял очертания гигантской женщины, обнажённой, с изуродованной правой рукой и торчащими в промежности огромными нитями. И вся свора, внезапно осознав, что капитан сотворил с женой и что он оставил её на растерзание голоду и жажде, кинулась на Гродара, который не мог даже кричать и с ужасом смотрел на огромную фигуру, стремясь понять, зачем он сделал то, что сделал. А потом в накинувшейся на него толпе капитан увидел лицо Карро и реальность померкла перед ним…
Тххурмаас закашлялся и с усилием приподнялся. Как никогда сильно припадая на ногу, он вышел из кухни и вернулся с двумя кубками прозрачного напитка, отдававшего лёгкой кислинкой. Один он выпил залпом, второй протянул Тарии. Девушка слышала о воде памяти, заставлявшей отступать самые тяжёлые воспоминания, но никогда её не пила. Она пригубила напиток и отставила кубок в сторону, ожидая продолжения рассказа. Мудрец, выглядевший сейчас очень старым и слабым, опустился на прежнее место у стены и, невидяще глядя в стену, заговорил вновь.
— Тогда меня звали Гродар. Ущербный играл с нами, словно жестокое дитя со своими глиняными фигурками. Он силён, безумно силён, но ему чуждо само понимание этики. Любопытство Ущербного воплотилось в безудержную страсть к искажению, и он довольно быстро понял, что боль имеет тысячи оттенков и впечатывается в душу сильнее, чем счастье. Сначала он играл нашими душами. Родая не умерла на корабле, он перенёс её к нам и на какое-то время бог удовлетворился, разыгрывая самые безумные сценарии. А потом он начал менять наши тела. Я думаю, Ущербный хотел походить на родителей и одновременно ненавидел нас, существ, из-за которых мать и отец заточили его. Его игры с нами были похожи на то, как девочка судорожно красится утащенными у матери красками, пытаясь быть на неё похожей. Однажды он захотел новых игрушек, но перепрыгнуть через заложенную родителями систему размножения он не смог, а искажать уже сформированный организм ему то ли наскучило, то ли это давало меньший простор воображению. Единственное, то он смог сделать — исправить механизм, благодаря которому женщина может одновременно родить лишь от одного мужчины. Тогда для моей жены начались новые испытания. Иногда он отпускал её, тогда Родая молила не трогать её, иногда заставлял просить..
Тххурмаас снова поперхнулся, и Тария протянула ему свой кубок. Ихэро залпом осушил его и посмотрел на девушку.
— Думаю, основу истории ты поняла. Теперь спрашивай, ибо вспоминать абсолютно всё… — в его мыслях застыли такая мольба и тоска, что Тария еле сдержалась, чтобы не подойти и не обнять его. Но она никогда не умела выражать сочувствие, помня, какой безумно унизительной казалась ей жалость окружающих. Девушка кивнула и попыталась собраться с мыслями.
— О чём ты хотел попросить меня? Убить Ущербного?
— Нет. Когда я почувствовал, что свободен и могу жить без присутствия бога, я предложил моим родичам уничтожить муравейники. Я бы помог им пройти моей дорогой и забыть радость искажений, но они сначала не поняли меня, затем приговорили к смерти. Я хочу, чтобы ты уничтожила муравейники и освободила их узников.
— Мудрейший, возможно, я не очень хорошо понимаю тебя…
— Муравейники — места, где держат выживших после последней битвы роев. Ну и украденных с кораблей тоже. Я не знаю, как они выглядят сейчас, за несколько лет многое могло измениться. Запомни главное — если не сможешь освободить — убей. Их нынешнее существование много хуже смерти.
— И юная ройка скоро в этом убедится.
Слова, сказанные вслух, прозвучали настолько резко и неожиданно, что Тария вскочила, резко обернувшись и приняв боевую стойку Храма. Возле прохода, прислонившись к земляной стене, стоял некто, напоминающий улитку на двух ногах. Все семь его рук сжимали клинки, а огромный рот скалился в нехорошей ухмылке.
— Я наконец нашёл тебя, Гродар.
— Каро?
Мысленный шёпот старика прозвучал одновременно со свистом меча, пролетевшего сквозь комнатку и вонзившегося в грудь мудрецу. Тария бросилась было на Ихэро, но бывший принц легко подхватил её рукой и отправился к выходу из пещеры. Когда они проходили через кухню, Тария увидела разорванную напополам Тахиэро. Ещё никогда в жизни ей так не хотелось упасть в обморок, как сейчас.