В ювелирной лавке всегда царила полутьма. Хозяин лавки — почтённый мастер Абано — не переносил яркого света, поэтому всегда тщательно занавешивал окна, и только зажжённые по углам витрин светильники разгоняли темноту. Впрочем, товар, выложенный в этих витринах, только выигрывал от такого скудного освещения. Броши, кольца и кулоны исключительно тонкой работы были украшены россыпями мелких драгоценных камней и в неверном, трепещущем пламени свечей выглядели ещё изящнее, ещё более живыми.

Мастер Абано не был потомственным ювелиром — доводилось ему в молодости и побыть наёмником Храма, и постранствовать по селениям дикарей, сопровождая купцов, выменивающих одежду и инструменты на редкостные благовония и удивительных зверей. Но в жизни каждого солдата, если ему не повезло уйти на поле битвы, наступает момент, когда уже нет сил сражаться. Очень часто такие ветераны находят приют в трактирах, где работают вышибалами (если руки-ноги целы), или потихоньку топятся в чаше горькой настойки. Гореду Абано повезло — в храмовом прибежище для больных, куда он попал, потеряв ногу в сражении с дикарями Кера, на соседней койке лежал умирающий ювелир. У него не было родных, которым старик мог бы завещать своё дело, а служители Храма отказались принять такой щедрый дар. И тогда мастер в отчаянии завещал всё соседу, о котором он не знал ничего, ни имени, ни рода занятий. Сам Абано тогда находился во власти сонного отвара, которым целители поили больных, потерявших конечности. Считалось, что, пока сознание пребывает в руках милостивой Алы, тело приспосабливается к увечью или же умирает. Абано повезло дважды — его тело оказалось достаточно сильным, чтобы пережить потерю ноги без заражения, а пришёл в себя он уже хозяином небольшой ювелирной лавочки, необходимых инструментов и приличных запасов драгоценных камней и металлов.

Первые несколько лет новоявленный мастер учился работать с металлами, живя продажей готовых украшений, сделанных его предшественником. Предыдущий хозяин лавки предпочитал делать тяжёлые, солидные украшения, зримо подчёркивавшие статус и авторитет их хозяина. А вот Абано внезапно понял, что ему не хватает изящества редких цветов, растущих на землях дикарей, прихотливой элегантности тамошних птиц и зверей, нежности и лёгкости бабочек и стрекоз. И Горед начал учиться создавать их копии в золоте и серебре. На память бывший солдат никогда не жаловался, руки его к тонкой работе приспособились довольно быстро, так что спустя всего два года после смерти предыдущего хозяина, лавочка завоевала бешеную популярность у женщин со всей области Аллер.

Теперь, спустя десять лет после появления в лавочке нового хозяина, в витринах лежала только одна вещь, сделанная не Горедом. Изящная маленькая птичка, усыпанная разноцветными камнями и держащая в клюве ветку прихотливо изогнутых белых цветов, была предназначена особому покупателю. Все остальные просто не обращали на неё внимания.

* * *

— Тария, как здоровье твоей матушки?

Миниатюрная девочка лет семи на вид остановилась и вежливо поклонилась тётушке Барро, жене начальника храмовой стражи. Одетая в белое платье малышка с длинными тёмно-русыми волосами, придерживаемыми у лба белой же лентой, напоминала воплощение Алы Тейтолы, детской ипостаси богини.

— Спасибо, госпожа. Мама чувствует себя всё так же. У неё сегодня день рождения и я иду за подарком.

Девочка очаровательно улыбнулась и, поклонившись ещё раз, пошла дальше. Тётушка Барро с грустью смотрела ей вслед. За последние полтора года у постели Легойи, матери Тарии, побывали лучшие целители внутренней храмовой области Аллер и самые титулованные жрецы. Увы, ни тем, ни другим так и не удалось понять, что за загадочная болезнь обездвижила бывшую жрицу Алы.

Живи мать и дочь в какой-то другой области — им бы пришлось тяжело. Жизнь на колонизируемом материке Ретале не предоставляла возможностей для лишнего милосердия. Легойе уже выдали бы отвар цветов гледии, позволяющий быстро и безболезненно отправиться за Грань, а Тарию спешно отдали бы младшей женой кому-то из жрецов или отправили бы в школу, где готовили посланниц Храма. Но жизнь во внутренней храмовой области очень отличалась от жизни на остальном континенте. Во-первых, сюда доставляли множество товаров и добычи, приличная часть которых добровольно жертвовалась хозяевами на нужды Храма. Во-вторых, здесь всё было подчинено пяти ипостасям Алы: Тейтоле — девочке, Тейгере — невесте, Теймиале — матери, Хатейе — войне и Летейе — плодородию. И многим казалось, что болезнь Легойи — то ли благословение, то ли проклятие самой Алы. Поэтому мать и дочь получали небольшое содержание от Храма, тихо жили в своём маленьком домике и надеялись, что однажды свершится чудо.

Сегодня у Легойи был день рождения — ей исполнялось тридцать четыре года — и дочь решила купить матери не просто подарок, но талисман, который исцелил бы её. Обычный ребёнок отправился бы со своими накопленными за полгода карманными деньгами в храм Алы Теймиалы, но Тария почему-то захотела купить украшение. А лучшие украшения, по словам всех её знакомых женщин, продавались в лавке одноногого Абано. Именно туда девочка и поспешила сразу после того, как они с матерью позавтракали.

Ювелирная лавка Гореда Абано как всегда была погружена в полумрак. Ювелир, уже почти забывший о своей солдатской жизни, сидел за прилавком с книгой в руках. Сегодня он не ожидал наплыва покупателей в свою лавку и рассчитывал спокойно ознакомиться с новыми идеями обработки металлов, высказанными коллегией ювелиров. Абано ещё не знал, что в этот день произойдёт то, ради чего Храм на самом деле отказался от наследства бывшего хозяина этой лавочки. Когда дверь открылась, впуская внутрь немного нелюбимого мастером солнечного света, он инстинктивно прикрыл глаза рукой, а когда открыл их — не поверил собственным глазам. На пороге стояла и отчаянно трусила Тария, девочка, которую в Аллере знали все. Знали, уважали и любили, потому что ребёнок, в одиночку ухаживающий за тяжелобольной матерью без сомнения заслуживал и любви, и уважения, и посильной помощи.

— Да будет с тобой благословение Всемилостивой, малышка. Я могу тебе чем-то помочь?

— Да будет Она милостива к вам, уважаемый мастер. — Тария запнулась, восхищённо оглядывая витрины. В них мерцали и переливались настолько прекрасные вещи, что девочка засомневалась, хватит ли у неё денег купить хоть что-нибудь. Она, конечно, понимала, что любой житель Аллера с радостью снизит для неё цену или вовсе бесплатно отдаст приглянувшийся товар. Но Тария была гордой девочкой, такое отношение казалось ей безумно унизительным и ставящим её на один уровень с домашними животными. Нужно было придумать, что сказать ювелиру, чтобы он не догадался, насколько сильно она хочет купить украшение для матери.

— Вы знаете, сегодня у нас особенный день, мама сказала мне взять денег и пойти купить что-нибудь красивое. Но я никак не могу решить, чтобы это могло быть. Вот, захожу во все лавки, думаю, может что-то понравится. Вы не будете возражать, если я посмотрю, что у вас есть?

Горед сделал вид, что поверил неуклюжей лжи. Выразительное лицо девочки выдавало её намерения лучше, чем могли бы это сделать самые искренние слова. Да и о том, что сегодня день рождения одной из его бывших покупательниц, мастер ещё помнил.

— Конечно, походи, посмотри. Если что-то понравится — скажи, я достану. Цены указаны рядом с украшениями.

Мастер Абано сделал вид, что вновь погрузился в книгу, исподтишка наблюдая за Тарией. Девочка с очаровательно серьёзным видом ходила возле витрин. Иногда она замирала, разглядывая понравившееся украшение, затем шла дальше. Абано старательно запоминал все вещи, возле которых останавливалась девочка, чтобы потом попытаться ненавязчиво скинуть цену на какую-нибудь из них. Но внезапно Тария задала вопрос, услышав который, мастер решил, что ослышался.

— Скажите, а почему та изумительная птичка с цветами в клюве стоит всего одну серебряную монету?

Горед поднял голову от книги, внимательно вглядываясь в личико девочки. Неужели это она — та, о которой говорилось в древнем пророчестве? Неужели этой девочке суждена страшная и нелёгкая участь? О всемилостивая Ала, неужели ей мало досталось? Но вопрос был задан, птица увидена, и дальнейшее совсем не зависело от простого ювелира.

— Это необычное украшение. Уже десять лет оно ждёт того единственного человека, который сможет его заметить. А за такие вещи берут только символическую плату. Она нравится тебе, Тария?

— Да, мастер. Но, наверное, раз она ждёт одного единственного человека, это не могу быть я?

Девочка не выглядела удивлённой или испуганной, она считала себя самым обычным ребёнком и была уверена, что просто произошла ошибка. Гореду очень хотелось, чтобы так оно и было, но… Кто он такой, чтобы идти против воли Алы Хатейи?

— Нет, раз уж ты её увидела, значит, птичка твоя. — Абано осторожно достал изящную вещицу из самого тёмного угла витрины и протянул девочке. Крылья птицы на минуту вспыхнули так, словно в камнях, которыми они были усыпаны, отразилось солнце. Девочка смотрела на брошь безумно счастливыми глазами и не замечала грустной улыбки ювелира. Спешно расплатившись и скомкано поблагодарив Абано, она выбежала на улицу. Деньги остались, можно было отправиться в кондитерскую и выбрать самый вкусный торт. У них с матерью будет отличный праздник.

Верховная жрица Алы Хатейи, светлая Ада, напряжённо вглядывалась в священный огонь, день и ночь горящий у статуи богини. Эта ипостась, отражающая войну за выживание рода и ту воительницу, что оживает в любой сильной женщине, загнанной в угол, всегда изображалась с двумя обнажёнными клинками и растрёпанными распущенными волосами. Её одеяние развевалось, а на лице застыло самоотверженное и непреклонное выражение женщины, защищающей самое дорогое. Ада запрокинула голову, вглядываясь в лицо статуи. Работа жреца Хатейи, ставшего на склоне лет скульптором, поражала мастерством. Ему удалось передать даже отчаянный и непреклонный взгляд Алы. Богини? Или просто женщины, вынужденной взять на себя мужскую работу? Ада закуталась в белое одеяние и присела на мраморное подножье статуи, вспоминая. Она была единственной живой свидетельницей событий, после которых народу роев пришлось спешно переселяться на новый материк. Впрочем, слово «переселение» подходило не очень хорошо. Было бы правильнее назвать это бегством. Их прежнее место жительства теперь было занято безжалостными пришельцами, а рои были уверены, что нашли новый дом. Но священное пламя Хатейи горело всё ярче и Ада понимала, что это ещё не конец. Скоро, очень скоро, вестник богини встретится с достойной, и кто знает, чем всё закончится в этот раз? Пламя взметнулось до самого потолка, на мгновение приобретя очертания огненной птицы, и тяжёлые храмовые двери распахнулись. Ада спешно поднялась. Младшие жрицы и прихожане не должны видеть её слабость.

— Моя госпожа, птица обрела хозяйку! — Горед Абано запыхался, он всю дорогу передвигался так быстро, насколько мог.

— Присядь, мастер. Ты принёс мне важную весть. Кто же будет избранницей богини?

Горед устало опустился на жёсткую мраморную скамью. Он неотрывно смотрел на статую Хатейи, словно пытаясь найти сходство между ней и женщиной, пожелавшей брошь богини. Ада решила, что это кто-то, хорошо знакомый ювелиру. Но его ответ оказался неожиданностью даже для многое повидавшей жрицы.

— Тария, дочь Легойи. За что, светлая? За что это девчонке?

Ада уже не слушала ювелира. Она прекрасно помнила скандал в главном храме Тейгеры, разразившийся после того, как одна из младших жриц нарушила завет Невесты и допустила мужчину на своё ложе. Она так и не открыла имя преступника, но это не имело значения — главную ответственность за клятвопреступление несла Легойя, осознанно давшая обет целомудрия и также осознанно его нарушившая. По законам Храма её должны были казнить, но Ада, увидевшая в отчаявшейся женщине нечто очень похожее на статую Воительницы, настояла на отлучении от Храма. С авторитетом старейшей жрицы никто не осмелился спорить, и Легойя отправилась в родительский дом доживать отпущенное ей время. В положенный срок она родила малышку, названную Тарией, зарабатывала себе на жизнь, выращивая и продавая цветы, и была вполне довольна жизнью. До тех пор, пока на седьмом году жизни дочери, её не сковала непонятная слабость, не дающая ни самостоятельно передвигаться, ни делать что-либо руками. От красивой жизнерадостной женщины остались лишь пустая оболочка и острый ум, практически бессильный в сложившейся ситуации. Ада не могла себе представить, каково Легойе осознавать, что она приговорена и лишает своей болезнью нормального детства дочь, но от всей души сочувствовала бывшей жрице. Служительницы Тейгеры даже не пытались объяснить заболевание местью богини — для влюблённой в жизнь радостной Невесты это было попросту невозможно. Поэтому Храм оказывал необходимую помощь Легойе и Тарии, но особо ни во что не вмешивался. И вот теперь девочка получила брошь, артефакт Воительницы, который могло носить только её земное воплощение. Как причудливо иногда свиваются нити судьбы! Ада взглянула на изваяние Хатейи, словно надеясь на подсказку, но богиня как всегда промолчала.

— Горед! Посиди в Храме, сколько сочтёшь нужным, и отправляйся в лавку. Я приду к тебе позже. Сейчас у меня будет очень много дел.

Ада исчезла в незаметной дверке позади статуи. Забирать воплощение Воительницы из дома следовало с максимальными почестями.

* * *

Внутренняя храмовая область Аллер не имела стен и границ и была устроена так, чтобы походить на легендарное царство бессмертных — Алий. На огромном пространстве, ограниченном двумя величественными реками, росли практически все деревья и цветы, встречающиеся на Ретале. Прижились здесь и некоторые растения, привезённые первыми колонизаторами с прародины роев. На этом материке не знали зимы, и круглый год Аллер утопала в пышной зелени и цветочном благоухании. Храмовая область делилась на пять зон, сердцем которых являлись храмы, посвящённые одной из ипостасей Всемилостивой Алы. Вокруг Храмов селились учёные и ремесленники, чья деятельность благословлялась тем или иным именем богини. Так, садовники и фермеры жили поблизости от храма Летейи, школам покровительствовала Тейтола, служителям искусств, портным и ювелирам — Тейгера. Но не бывает правила без исключений — сад Легойи, равно как и мастерская Абано, находился на территории кузнецов и воителей, которым покровительствовала Ала Хатейя.

Торжественная процессия, состоящая из вооружённых церемониальными мечами служителей, возглавляемых светлой Адой, должна была торжественно пройти от Храма до домика Легойи и, объяснив всё Тарии и её матери, забрать девочку с собой. Но Ада предпочла поступить по-другому. Сообщив жрецам и жрицам о грядущем появлении земного воплощения Алы Хатейи и попросив их подготовить торжественное шествие, Ада незаметно выскользнула из Храма, сменив одежду жриц на повседневное платье жительниц Аллер. Интуиция упорно твердила, что ей лучше самой поговорить с Легойей и её дочерью до того, как начнётся праздник, и сделать это как можно быстрее. Это удивляло жрицу, но своим предчувствиям она верила и всё ускоряла шаг. К маленькому бежевому домику, увитому остро пахнущими алыми цветами, Ада почти подбежала.

На осторожный стук в дверь никто не ответил, и жрица толкнула дверь, тут же распахнувшуюся с едва слышным скрипом. Ледяная рука тревоги сжала сердце светлой Ады.

Тария вернулась домой примерно в то же время, когда в двери Храма вошёл мастер Абано. Девочка неторопливо прогулялась до кондитерской, расположенной на границе зоны Хатейи и зоны Теймиалы, выбрала и купила самый вкусный торт, обильно украшенный свежими фруктами, и, абсолютно счастливая, отправилась домой. В правой руке она изо всех сил сжимала брошь, боясь нечаянно потерять её. Тария забыла о том, что мастер сказал, что эта птица выбрала именно её, и воображала, как маме понравится эта брошка, как она пойдёт на поправку, любуясь на птичку. Войти в дом девочка постаралась как можно тише. Она не стала запирать дверь, так как засов двигался с неимоверным грохотом и сразу же сообщил бы о том, что девочка дома. К тому же, мама могла спать. Тария бесшумно проскользнула на кухню, аккуратно отрезала самый красивый кусочек торта, пристроила рядом брошку и пошла в комнату матери.

В последнее время казалось, что Легойя идёт на поправку. Она со смехом рассказывала дочери и гостям, что иногда ноги дёргаются сами по себе, что ей пару раз удалось даже пошевелить мизинцем… Тария была уверена, что мама скоро выздоровеет и всё будет хорошо. Поэтому, зайдя в комнату, она не сразу поняла, что происходит. Легойя странно и очень тоскливо смотрела на дочь, её грудь слишком резко и обречённо вздымалась, но женщина не могла сказать ни слова. Только в карих глазах ещё светилась жизнь, но и её хватило ненадолго. Тария навсегда запомнила последний взгляд матери и одинокую слезу, сбегающую по её щеке. А потом всё закончилось. Глаза плавно закрылись, грудь перестала подниматься и опускаться и девочка как-то сразу и остро осознала, что случилось.

Именно в этот момент в комнату тихо вошла Ада. Она, старейшая из жриц, ещё с порога почувствовала, что в доме кто-то умирает. Но, зная об утренних событиях, решила, что так происходит обретение Тарией божественных сил. Ада стала невольным свидетелем последнего безмолвного прощания матери и дочери и проявления жизни в вестнике богини. Потрясённая девочка, выглядевшая сейчас немногим живее матери, выронила из рук тарелку с тортом, просто забыв о ней. В этот момент птица взлетела и крепко вцепилась в кофточку девочки на плече. Впрочем, земное воплощение богини странное поведение брошки не заметила. Она загнанным зверьком метнулась в боковую дверь, откуда сразу же донеслись безудержные рыдания. Ада решила пока не беспокоить девочку. Она подошла к лежащей Легойе и ласково провела рукой по её лицу. Жрица видела множество смертей — на поле боя и в собственной постели, в окружении любящих родственников и будучи единственным живым человеком, находившимся рядом с умирающим. Видела, и никак не могла привыкнуть. Наверное, подобное мягкосердечие не очень подходило старейшей жрице Воительницы, но богиня, кажется, не возражала. Ада накрыла остывающее тело своим покрывалом и села рядом, ожидая, пока Тария придёт в себя.

Говорят, что скорбеть по ушедшим слишком долго и слишком отчаянно нельзя. Они не исчезают, а ненадолго отправляются в Аллий, где их судьбу определяют беспристрастные судьи, от чьего взгляда не укроется ни одна мысль, ни один поступок. Те, кто жил по чести и не творил осознанного зла, уходят в иные миры, где их Ро — та нематериальная часть, что делает материю живой, обретает новое тело и живёт дальше, изучая новые уроки. Те, кто не знал ни чести, ни благородства, и в жизни руководствовался лишь низменными побуждениями, возвращаются в свой мир, обязанные исправить причинённое ими зло. А те, чью жизнь невозможно измерить общей мерой, становятся бестелесными духами, хранящими вверенные им области материального и ждущими возможности совершить поступок, который окончательно решит их судьбу. Хуже всего приходится тем, чьи родственники слишком сильно горюют по ушедшим. Слёзы и боль живых удерживают Ро в материальном мире, не давая ей отправиться на суд Вечных.

Ада опасалась, что объяснить это всё девочке, только что потерявшей единственного близкого человека, будет невозможно. Но поведение Тарии было безупречным. Проплакав в своей комнате около часа, девочка вышла спокойной и сосредоточенной, словно и не было совсем недавно тяжёлого, безмолвного прощания. Она даже не очень удивилась, увидев в комнате Аду. Только спросила:

— Скажите, светлая, куда меня теперь отправят?

Ада решила, что инициация началась. Тем более, вестник богини надёжно устроился на плече девочки и даже немного уменьшился, чтобы не очень бросаться в глаза.

— Тария, я пришла к тебе, чтобы рассказать что-то очень важное. Но сейчас для этого нет времени. Да и обстоятельства неподходящие. Скажу только, что теперь ты будешь жить в храме Хатейи, но не как послушница. Ты же не против?

— Мне всё равно больше некуда идти. Я теперь одна, госпожа Ада, и рассчитывать мне не на кого. — Тария безразлично пожала плечами. — Вы расскажете мне, как организовать похороны? Я не знаю.

Глядя на девочку, жрица начала понимать, почему Хатейя выбрала именно её. Внезапное несчастье обычно или ломает или закаливает подобно тому, как кузнец закаливает клинок. Тария не сломалась. Понять бы ещё теперь, было ли совпадение случайным? Впрочем, нет. Ада отказывалась даже на минуту допустить возможность того, что Ала Хатейя целенаправленно протянула нить судьбы Легойи и её дочери именно так. Скорее, богиня предвидела ближайшее будущее и поняла, что Тария — та, кто сможет выдержать все испытания, что выпадут на долю воплощения Воительницы.

— Я сделаю всё необходимое. Но тебе лучше не оставаться здесь. Иди в храм Хатейи и скажи, что я просила срочно послать к служителям Лара. Скажи ещё, что я просила найти тебе комнату и что теперь ты живёшь в Храме.

— А если они спросят, почему?

— Они думают, что знают. Впрочем, лучше скажи им правду. Если сможешь.

— Я поняла, госпожа Ада.

Девочка коротко поклонилась и вышла.

Ада перенесла тело Легойи в соседнюю комнату, оказавшуюся детской, села на низенькую скамейку в бывшей комнате Легойи и сосредоточилась. Мало кто знал о том, что она может обмениваться мыслями с главным жрецом Лара, но жрица и не использовала своё знание зря.

— Ред, ты слышишь меня? — При мысленном общении следовало сосредоточиться, детально представив образ вызываемого, и очень чётко сформулировать мысль, направив её к образу. Обмениваться мыслями могли только люди, обладающие определённым духовным сродством и высокодисциплинированными разумами. Именно такой парой являлись Ред и Ада. Рождённые на старом материке и помнящие ещё времена расцвета империи роев, они точно знали, что боги существуют, будучи прокляты ими на очень долгую жизнь. Почти сто лет прошло с тех пор, как началась вынужденная колонизация Ретала, а в чёрных волосах Ады так и не появилось ни одной седой пряди, а кожа всё также нежна, как в тот день, когда жрица говорила с Алой Хатейей. Ред тоже совершенно не изменился. Только улыбка, изредка появляющаяся на его лице, никогда не касалась глаз.

— Да, Ада. Ты поговорить или случилось что?

— Мне нужно срочно тебя увидеть. Камень ещё настроен на моё кольцо?

— Жди. Скоро буду.

Ада улыбнулась. Как хорошо, когда есть с кем посоветоваться.

— Сестра-возлюбленная? — Ред как всегда стремительно вошёл в домик Легойи и сразу же подхватил Аду на руки, закружив её по комнате. Высокий и статный, он был одет как храмовый наёмник и, очевидно, сейчас странствовал по материку, охраняя какого-то купца.

— Вы так и не построили свой Храм, брат мой? — Ада отлично знала, что Лар требует от своих последователей служения не в Храмах, но не могла отказать себе в удовольствии поддразнить Реда. Он всегда так очаровательно злился.

— Храм Лара весь мир. Это вам, девочкам, нужны строгие обряды, красивые домики и всеобщее почитание. Мы, мужчины, предпочитаем делать своё дело незаметно и без лишнего пафоса.

Ред наконец опустил Аду на скамью и, быстро поцеловав жрицу в губы, сел напротив неё прямо на пол.

— Что стряслось, Ада? Ты сегодня сама не своя.

— Вестник Алы нашёл себе хозяйку. И как нашёл…

Ред слушал молча, не прерывая и практически не шевелясь. Только в карих глазах вспыхнули искры, когда жрица рассказала историю Абано и описала события, совсем недавно произошедшие в этом домике.

— Ты же понимаешь, что Тария решит, что Хатейя специально подстроила всё это?

— Да. — Ада медленно склонила голову, словно видела перед собой колоду и отточенное лезвие палаческого меча. — Но страшнее то, что я боюсь, что Ала могла это сделать. Понимаешь, Ред? Я привыкла считать, что служу справедливой и милосердной богине.

— Я уверен, что не сделала бы. Не верю в то, что ей понадобилось бы специально отправлять кого-то соблазнять Легойю, потом насылать на неё болезнь… Бред всё это. Не нужно быть богом, чтобы догадаться, что рано или поздно родится очень гордая девочка, которая пройдёт через что-то подобное. К тому же, это не единственный вариант, как можно закалить человека. Просто вестник почувствовал, что обстоятельства совпали. — Видя, что Ада всё ещё сомневается, Ред продолжил. — Если бы Хатейя лично контролировала пророчество, оно бы исполнилось не сейчас. Напомни мне текст.

— Теперь мы слабы, а народ роев бежит со своей Родины. Наши силы скованы борьбой с безжалостным противником, но есть то, что доступно только смертным. Когда мы будем готовы, вещая птица укажет ту, что сможет выдержать мои силы. И тогда из союза богов и смертных родится освобождение.

— А теперь, Ада, пойми очень важную вещь. Мы не готовы. — В глазах жрицы мелькнул ужас, но Ред безжалостно продолжил. — Народ роев не готов к новой битве. Я был пару лет назад у берегов Старого материка. Мощь захватчиков растёт, они уже практически полностью обустроились на руинах империи. А мы ещё и вполовину не так сильны, как были когда-то. Но и ту битву мы проиграли. А что будет теперь? Ты же не думаешь, что девочка, пусть даже с силами богини, в одиночку перебьёт захватчиков?

— Но неужели всё настолько плохо?

— Да, Ада. Более того, даже дикари Кера теперь представляют для нас серьёзную угрозу. В джунглях нашёлся сильный лидер, который сможет объединить разрозненные племена. А у них есть странная, непривычная нам магия. Как ты думаешь, кто победит при таком раскладе?

— То есть, мы обречены, с воплощением Хатейи ли без?

— Не знаю. Но я точно уверен: управляй богиня своим воплощением — оно появилось бы или намного раньше или в каких-то других условиях. Здесь и сейчас её появление бессмысленно. — Ред пожал плечами. — Другой вопрос, что Тария этого не поймёт. Зато легко придёт к мысли, что Хатейя специально не вылечила Легойю или даже сама наслала на неё болезнь, чтобы получить подходящий сосуд для своей силы. Так что рассчитывать на девочку не приходится. Единственное, что ты можешь сделать, это постараться обучить Тарию как можно лучше, чтобы, если она когда-нибудь передумает, справилась без наших подсказок. Насколько я понимаю, всеведение не входит в число способностей воплощения.

— Я так надеюсь, что ты ошибаешься.

— Дополнительные знания в любом случае не помешают. Показывай давай, где тело Легойи? Ты же меня ещё и ради погребения позвала?

— В соседней комнате. Я помогу тебе всё подготовить.

Погребальные обряды роев никогда не отличались особой сложностью. Тело умершего выносили на улицу и жрец Лара делал несколько ритуальных разрезов, призванных помочь Ро быстрее покинуть прежнее вместилище. Не произносилось никаких молитв — роям никогда не приходила в голову идея, что можно попросить что-то у своих богов, уподобившись тем самым дикарям. Да и зачем просить о чём-то Вечных, не знающих жалости и меряющих лишь мерой справедливости? Так что, после того, как присутствующие жрецы убеждались, что Ро покинула тело, разжигался костёр Лара, в котором и сгорал покойник и вся его одежда. Родственники и близкие друзья на церемонию не допускались.

Три жрицы, желавшие присутствовать на погребении Легойи, пришли вечером, когда в небесах взошла яркая зелёная звезда, называемая Цветок Ночи. К их приходу уже всё было готово — тело лежало в охапке благоухающих фиолетовых цветов, собранных в саду, за которым Легойя тщательно ухаживала пока была здорова, одежда усопшей была аккуратно связана в узел и уложена ей в ноги, у тела ждал старший жрец Лара — Ред Орел, последний выживший потомок императорской семьи старого материка. Облачённый в струящиеся тёмные одежды, он напоминал статую, высеченную из чёрного камня и оттенённую несколькими штрихами светлого. Так величественно жрец не выглядел даже во время коронации старшего брата. Когда Ада, наблюдавшая за переодеванием, спросила, к чему это, жрец только загадочно улыбнулся и коротко сказал: «Чувствую, что так надо».

Наконец Цветок Ночи заняла нужное положение на небосводе, и Ред взмахнул остро отточенным кинжалом, вырезанным в незапамятные времена из кости какого-то зверя. Первый разрез всегда проходил в середине лба, второй — по горлу, третий — под рёбрами. Окончательно отсечь лишнюю память, разрезать путы слов и обещаний, оставить эмоции с телом, в котором они был прожиты. Когда жрец выпрямился, сжимая в руках окровавленный кинжал, жрицы дружно склонили головы, ожидая его вердикта. Только служителям Лара было дано увидеть, куда отправится Ро.

— Легойя не уйдёт в вечность. Судьба её Ро не может быть решена сейчас. Клятвопреступление отягощает его. Не вижу, куда направился дух, но, мне кажется, куда-то в сторону старого материка.

Жрицы потрясённо переглянулись.