Несмотря на это, сдала я оба вступительных экзамена — математику и физику — на пятерки и была отпущена на все четыре стороны аж до сентября месяца. Потому что в сентябре надлежало явиться в альма-матер, выслушать речь ректора с поздравлениями, взять рюкзачок и отбыть на картошку. Учить нас еще не начали, но вот помощь родной стране мы уже должны были оказать.

Ну и что? К тому моменту мы уже всякого навидались на грядках, еще в школе, а тут был такой прекрасный повод познакомиться.

Вывезли нас куда-то под Любань и бросили в нечеловеческих условиях. Вода там, конечно, была, но только холодная.

Такая холодная, что руки сводило, пока их помоешь. А нагреть негде. И из посуды у нас первую неделю были одна ложка и одна миска на троих. И еду готовили наши же девчонки; как вам, например, такое блюдо — макароны с бычками в томате. Гадость преизрядная, но, когда больше ничего нет — очень даже вкусно получается.

Брезгливость ампутировалась достаточно быстро. Нас не заставляли собирать картошку вручную, мы все работали на комбайнах. Стоишь, эдак, у ленты и выбираешь с нее камни. Периодически по этой ленте ехали небольшими коллективами семейства голых полевых мышат, это когда под копалку попадало гнездо. Восемь часов на комбайне в столбе пыли. Волосы и морду лица приходилось плотно заматывать платком, предварительно подняв на максимум воротник свитера. Глаза постоянно слезились и гноились.

Вечером, переодеваясь в тот свитер, в котором спишь, обнаруживаешь у себя на теле свитерный узор, намертво втатуированный пылью в кожу. А помыться негде.

Но вскорости народному хозяйству понадобилось другое. И нас бросили на сортировку.

В огромном ангаре была терриконом свалена картошка, которую мы и сортировали. Сентябрь стоял холодный, сидеть в ангаре на ящике целый день — тоже не сахар. Правда, перед тем, как послать нас на сортировку, нам выдали униформу — солдатское б/у — гимнастерку и галифе, кирзовые сапоги, портянки и ватники. Вот ватник — это, я вам скажу, вещь! Когда тепло, в нем не жарко, когда холодно — можно здорово согреться. А еще на него можно сесть. Или лечь в межу. И вообще.

Да, очень украшало наш быт следующее обстоятельство (это я опять возвращаюсь к брезгливости). Местность под Любанью не совсем ровная. А (это же подумайте, какая удача) чуть выше сортировки была построена ферма. И если бы это была молочная ферма, все бы было ничего. Буколическая такая картинка получилась бы. Но ферма была свинячья. И свинячье дерьмо то тонкими ручейками, то широкими быстрыми реками стекало как раз к сортировке.

Кстати сказать, когда нас первый раз привезли туда на работу, мы крякнули. И стали дышать ртом, чтобы от запаха только глаза щипало. Ну, это я для тех говорю, кто уж совсем родился и жил в мегаполисе и не знает, как оно пахнет, это свинячье дерьмо. Эксклюзивно оно пахнет. Просто ВОНЯЕТ!!!

Да-да-да, именно туда, на сортировку, нам и привозили обед. И мы его там же, в перерыве, и ели. Сначала шло тяжеловато, а потом ничего, привыкли.

Обедать мы выходили на «свежий воздух». Во двор, рядом с ангаром. Там была одна такая классная штука — эстакада для машин, на которую были положены доски. Вот там, а также вокруг на земле, подстелив ватники, мы и располагались с мисками в руках.

И вот однажды обедаем мы, а из голубой дали к нам приближается ярко-красный чистенький «Икарус». Пока мы промеж себя обсуждали, откуда же он тут взялся, начальство объявило нам, что это к нам едет студенческая агитбригада, которая нам спляшет и споет, и поэтому, сучьи дети, освободите сцену, на которой вы почему-то расположились с мисками и в грязных сапогах.

Конечно, мы обрадовались, празднично вытерли рукавами грязные морды и горящими глазами уставились на приближающееся чудо.

Автобус подъехал и эффектно развернулся. Двери открылись, и оттуда вышли два негра в костюмах, как для кубинского карнавала. За ними вышла негритянка и попыталась встать в красивую позу (как мы поняли потом, именно она и должна была танцевать).

Красивой позы не получилось, потому что она окинула взглядом нас, помоечных, с алюминиевыми мисками, в которых было недоеденное малоаппетитное что-то, потом вдохнула «свежий деревенский воздух» и упала в обморок. Хорошо еще, что ее товарищи были гораздо более стойкими и успели подхватить ее до того, как она упадет в свинячье дерьмо.

Так что песни нам были — бойцы оказались действительно бойцами, а девушка пришла, конечно, в себя, но затребовала, чтобы автобус вместе с ней отъехал от места нашей работы на безопасное расстояние, откуда она с жалостью взирала на своих товарищей, отдувающихся на импровизированной сцене по полной.

А мы что? Мы с удовольствием доели еду и послушали песен. И поработали в этот день поменьше, конечно. Жизнь удалась! А теперь про коменданта расскажу. Колхозного.