Папа мой, Александр Васильевич, тоже там же работал. Только в другом отделе. Про папу можно отдельную книжку писать, он этого, несомненно, достоин. Но я не про папу сейчас, а про его друга Петрова. Казалось бы, папин друг какое имеет отношение ко мне? Разные ведь ареалы разведения? Ан нет. С папенькой в одном отделе мне работать не пришлось, а вот с Вовой пришлось.
Я уже давно хотела донести до народа эту историю, но все как-то сомневалась в том, что смогу описать по-человечески технические подробности. Однако не попробовать не могу.
Друг Петров — не просто такой себе приятель, а вовсе даже давний. Сколько лет они дружат, я точно не знаю, но началось это еще до моего рождения.
Вова до сих пор бодр и весел. Приходя в гости, он ласково, любя, спрашивает мою маму: «Ну, как живешь, гнида волосатая?», а в процессе проведения разнообразных рабочих экспериментов страшно матерится. В общем, весельчак.
Рабочее наше место находилось в подвале. Там и лазерные установки стояли. И только в некоторых комнатах были окна — такие, в виде горизонтальных бойниц, намертво законопаченные вековыми наслоениями пыли и грязи. Планировка — как у любого подвала — затейливая и странная. Потолки, опять же, низкие, два десять, не больше. А за углом, где стояли шкафы, вообще была ступенька, а расстояние от пола до потолка — два метра без хвоста. В этом же углу начинала свой путь узкая воздушная шахта, которая сначала поднималась сантиметров на семьдесят вертикально вверх, потом уходила метров на пять горизонтально, а потом опять устремлялась к небу и стремилась так аж до самой крыши. Над горизонтальной частью шахты (на первом этаже) и была расположена одна из комнат бухгалтерии, где работала тетечка, которую Вова незалюбил и над которой решил подшутить.
А шутку Вова придумал вот какую. Делается дымовуха, поджигается, Вова встает под шахтой, позиционируется, подпрыгивает так, чтобы рука вошла в шахту, и кладет дымовуху вбок, на горизонтальный шахтный рукав. Воздухоток, хоть и слабый, идет от нас наверх, дымовуха лежит себе, страшно дымит и воняет ровно у бухгалтерской дамы под ногами, дым просачивается через металлический в том месте пол — в общем, мы смеемся, она плачет.
Дымовуху он сделал сам. Взял кусок страшенной целлулоидной пленки, скрутил ее в трубку (это было непросто), сверху закрепил алюминиевой фольгой, и получилась эдакая конфетка. Предвкушая событие, Вова позвал товарищей смотреть. Поджег дымовуху, просунул руку в трубу и подпрыгнул. Но до горизонтали не достал. Тогда он подпрыгнул повыше — но до горизонтали опять не достал. А дымовуху и вниз бросить нельзя — у нас помещение непроветриваемое почти — и положить не получается.
В это время горящая дымовуха стала жечь Вове пальцы. И он подпрыгнул еще повыше, опять до горизонтали не достал, зато врезался головой в перекрытие. Следующую минуту он высоко подпрыгивал с увеличивающейся частотой, каждый раз впиливаясь башкой в потолок, но упорно не прекращая попыток. Глаза его стали безумными, изо рта вырывался мат вперемешку с шипением. И наконец он положил свой девайс.
В результате шутки у Вовы была шишка на темечке, обожженные пальцы и раненое самолюбие. Чего-то он не рассчитал, и тетка его происков даже не заметила.
На самом деле Вова очень хороший и добрый человек, просто, несмотря на то, что ему уже ближе к семидесяти, чем к шестидесяти, он до сих пор пацанье шкодное.
Что, думаете, раз я уже работала, так экзамены меня оставили?