Трудовая деятельность моя в ГОИ длилась до того момента, пока не грянул девяносто первый год. И совсем мы было загрустили — зарплату не платят, на работу ходить не разрешают. Правда, и тут нам повезло.

В тяжелые времена наш начальник лаборатории очаровал некоего канадского профессора, который выбил денег, и мы всей лабораторией уволились из Оптического института. Стали самостоятельной единицей.

Начальником Сережа был хорошим. Талантливый администратор, харизматичная личность, он так строил свои огромные еврейские глаза, что руководство канадской компании тут же открыло филиал в Питере. Где мы все и работали.

Да, нельзя отказать Сереге и в научной мысли. Мысль была. Но вот появлялась она у него очень оригинально.

Легкое отступление — я выполняла в фирме множество разнообразных функций. И в том числе была секретарем и делопроизводителем. И еще кадровиком. И еще меня иногда в налоговую посылали, потому что главбухом у нас была Сережина жена.

Как секретарь я обещала любимому начальнику, что я на свои небольшие деньги куплю ванну, куда поставлю его стол, стул и компьютер.

Вот если вы кофе пьете, то куда вы гущу из чашки выливаете? На клавиатуру, правильно. А куда стряхиваете с ладошки крошки от пирожка? На кофейную гущу, правильно. А если вы еще после этого и курите, то я даже стесняюсь спросить, куда вы стряхиваете пепел.

А после всего вышеизложенного у вас возникнет вопрос, почему «ля» на клавиатуре западает?

У моего начальника этот вопрос возникал постоянно. С тех пор я виртуозно умею мыть клавиатуры любых конфигураций с помощью зубочисток и палочек для ушей. Даже не разбирая. Но это мелочи. Это так.

Как и все творческие личности, беспорядок вокруг себя мой начальник наводил не только в виде свинарника на рабочем месте. Его странно устроенный мозг определял любой вещи, откуда-то взятой, новое место. И это место было иногда настолько оригинально, что определить его логически было невозможно.

Например, теряет начальник чайную ложку. И только я знаю, что он ее, конечно же, поставил в органайзер вместе с ручками и карандашами. За несколько лет работы я выработала в себе очень полезную привычку — периферийным зрением я все время отслеживала его передвижения и телодвижения. И это было даже неким аттракционом — когда он уже как бешеный таракан носится по комнате с криком: «Где оригинал договора с нашими учредителями?!!!» (видно, что нервничает) — с невозмутимым лицом достать стоящие на книжной полке «Желтые страницы» и извлечь оттуда договор, использованный в качестве закладки.

А вот когда Серега заходил в соседнюю комнату — коллеги плакали. Там находился оптический стенд — святая святых любых лабораторных исследований. Для непосвященных рассказываю — мы занимались производством лазеров. Индивидуальные схемы, уникальные зеркала и волшебные характеристики. Для того чтобы это воплотить в жизнь, на стенде выстраивалась оптическая схема. Метров десять длиной и полтора шириной стальная плита, в которой по всей поверхности через каждые пять сантиметров насверлены дырки. В дырках — резьба. На конструкциях, называемых подвижками, установлены зеркала, линзы и тому подобная лабуда. И эти подвижки с помощью винтов крепятся к стенду в примерно нужном месте. А потом производится юстировка. И делаются замеры.

Хозяйство сложное, громоздкое. Когда великие умы задумывались о том, как же улучшить какую-нибудь характеристику, то частенько можно было лицезреть картину: стенд, лазер работает, луч мечется, а вокруг стенда, опершись о него локтями и периодически пуская струю дыма (тогда луч видно), стоит мужская часть нашего коллектива в полном составе. Часами так могли стоять и беседовать научно, пока нужная мысль не придет.

Постоят-постоят, а потом жалуются — у всех рукава драные. Мне, между прочим, жалуются и нитку с иголкой просят. Если не зашить. Я ума не могла приложить, за что там на стенде зацепиться можно, а потом выяснила.

Серега, когда стоял и научно общался, вкручивал в дырки стенда коварно припасенные заранее и вынутые из кармана винтики.

Мужики озлились и отлучили его от стенда. И это было их ошибкой. Он, продолжая вести научную дискуссию, начинал крутить верньеры приборов и щелкать всеми попадающими под руку тумблерочками. Пару раз загубил результаты недельной работы всего коллектива: только-только они нашли нужное все — и тут это все было моментально разрушено. Хоть Серега и начальник, а бежал от разъяренных сослуживцев, как тот практикант.

Научную мысль не убить, ИТР непобедим. Поэтому, когда Серега в следующий раз посетил гнездо науки, его отвели в уголок и там затеяли разговор. И разговаривают, разговаривают, а еще ни одного короткого замыкания нет. Вроде и эксперимент очередной не срывается, идет себе.

А эти орлы ему фальшпанель сделали. С тумблерочками, ручечками, огонечки мигают — на совесть, старались из последних сил. Серега винтик из кармана — а и тут подумали — разного размера дырочки, да резьба с разным шагом — буквально есть где поговорить о высоком.

А еще Сергей портфель свой терял. Я уж не говорю о том, что портфель с бумагами в холодильнике — это, по меньшей мере, оригинально. Но в холодильник несчастного портфеля можно было и не ставить. Самая любимая мной потеря портфеля была такой: прибежал начальник откуда-то из внешних сред, прямо посреди комнаты стал рассказывать коллегам что-то научно-познавательное, а портфель бросил там, где стоял, — вот посреди ее и бросил. А я коварно не стала переставлять портфель в его кабинет.

Несчастный яйцеголовый начальник с двух до семи прыгал через портфель, вернее, тщательно его перешагивал. К концу рабочего дня вызвал меня к себе в кабинет и говорит так интимно:

— Галка, у меня беда. Где-то оставил свой портфель — ищу-ищу, а найти никак не могу. Ты мне не поможешь?

И в глаза заглядывает. Как спаниель, прости господи.

Пришлось помочь.