Вальпургиева ночь, Ведьмина ночь. Последняя ночь апреля. Время, когда зло преступает границу.
Он стоял в безлюдном, уединённом месте, подальше от посторонних глаз, где никто не мог бы ему помешать. В воздухе чувствовался металлический запах недавно пролитой крови, а рядом лежало обезглавленное тело невинного козлёнка. В правой руке он держал меч с узким лезвием — больше ничего стального у него при себе не было; рукав рубашки был закатан по бицепс. В кармане жилетки лежала завёрнутая в бумагу серебряная монета. Перед ним пылал костёр из еловых веток.
Его звали Йоханнес Кабал, и он призывал демона.
— Оариос! Алмоазин! Ариос! Мемброт!
Нараспев произносимые имена постепенно растворялись в необыкновенно тихой ночи. Лишь потрескивание костра аккомпанировало ему.
— Джанна! Этитнамус! Зариатнамикс!.. и так далее.
Он глубоко вздохнул. Ритуал наскучил ему.
— А. Е. А. Дж. А. Т. М. O…
В произносимых именах и буквах был скрытый смысл. Это вовсе не означало, что он одобрял такой подход к делу или с благоговением им внимал. Читая Великое Заклинание, он размышлял о том, что некоторые маги гораздо лучше послужили бы человечеству в качестве составителей кроссвордов.
Вдруг пространство исказилось, и он уже был не один.
Демона звали Люцифуг Рофокал. Он был немного выше Кабала, а росту в том шесть футов. Но из-за причудливого шутовского колпака — три болтающихся рога или щупальца, увенчанных наконечниками стрел — рост демона как будто бы постоянно менялся. В одной руке он держал мешок, по крайней мере символически, вмещающий все богатства мира. В другой — золотой обруч. На нём была юбка из кожаных полос, проклёпанных металлом, на манер римских солдат. Под ней, мохнатые ноги заканчивались копытами. Также имелся толстый хвост муравьеда и дурацкие усики Эркюля Пуаро. И как это часто бывает с демонами, Люцифуг выглядел как персонаж анатомической игры «Нарисуй монстра».
— Узри! — взревел демон. — Я здесь! Чего ты хочешь от меня? Почто нарушил мой покой? Не рази меня боле сим ужасным жезлом! — Он посмотрел на Кабала. — А где твой ужасный жезл?
— Оставил дома, — ответил Кабал. — Подумал, обойдусь.
— Меня нельзя призвать без какого-нибудь ужасного жезла! — сказал потрясённый Люцифуг.
— Я ведь призвал.
— Да, но обманным путём. Ты не раздобыл козлиную шкуру или два соцветия вербены, или две свечи из чистого воска, сделанные девственницей, и должным образом благословлённые. А есть у тебя камень под названием Эматиль?
— Я даже не знаю, что это за камень такой.
Демон тоже не знал. Он сменил тему и продолжил.
— Четыре гвоздя из гроба мёртвого младенца?
— Не будь дураком.
— Полбутылки бренди?
— Я не пью бренди.
— Это и не для тебя.
— У меня фляжка есть, — сказал Кабал и бросил её демону. Тот поймал и сделал большой глоток.
— Твоё здоровье, — сказал Люцифуг и бросил её обратно. Они долго друг на друга глядели.
— Это всё никуда не годится, — подытожил демон. — И всё же, зачем ты меня призвал?
* * *
Врата Ада — впечатляющее сооружение. Это огромная несокрушимая скала, в милю диаметром и две высотой, пронзившая иссохшую и потрескавшуюся поверхность пустынной равнины Лимба. С одной стороны этого неприступного строения находятся сами Врата: массивная железная конструкция шириной в сотни футов и высотой в тысячу. Их грубая, почти не обработанная поверхность усеяна огромного размера болтами, которые образуя извилистые линии, скрепляют неровные ряды громадных пересекающихся друг с другом полос латуни. Создаётся впечатление, что люди в Ад валят толпами.
Может и удивительно, но это так.
Снаружи все задаются вопросом, что же случится, если пройти через этот внушающий страх, ужасный портал. Одни верят — весь Ад каким-то образом втиснут в скалу — место, где размеры не имеют значения. Другие говорят, что сразу же за Вратами, внутри полой горы, находится огромная пропасть, которая ведёт в преисподнюю, и каждый, кто шагнёт туда, погрузится прямиком в вечные муки. Третьи полагают — скала скрывает верхушку очень большого эскалатора. Никто снаружи не знает наверняка, но все жаждут выяснить, потому как всё что угодно — ВСЁ — лучше, чем бланки.
Кипы бланков. Горы бланков. В среднем, для входа в Ад нужно было заполнить девять тысяч семьсот сорок семь разных форм. Самая большая из них содержала пятнадцать тысяч четыреста девяносто семь вопросов. Самая короткая — всего пять, но так хитро сформулированных, грамматически запутанных и преднамеренно двусмысленных, что выпусти такое в мир смертных, она определённо создала бы основу новой религии или, по крайней мере, курса менеджмента.
Такова, стало быть, первая адская пытка, разработанная душой банковского клерка.
Конечно, никто не обязан был заполнять эти бланки. Но, учитывая, что альтернативой была вечность, проведённая голышом в бескрайней пустыне, которая никогда не знала ночи, большинство людей рано или поздно оказывались в очереди к маленькой двери привратника, расположенной в одной из створок Врат Ада. Там они получали бланк, озаглавленный «Преисподняя (Местное отделение). Заявление о приёме в Царство Мёртвых — Предварительное (АААА/342)» и мягкий карандаш.
От будки привратника тянулась длинная вереница полных надежд заявителей, словно линия, проведённая, чтобы узнать, на сколько хватит коробки шариковых ручек. Некогда безмолвная пустыня наполнилась монотонным гулом: проклятые бубнили себе под нос и шуршали страницами. Новоприбывшие и старожилы терпеливо стояли в очереди к двери привратника, чтобы сдать и получить бланки. Самый быстрый маршрут сквозь бумажную волокиту требовал заполнить две тысячи семьсот восемьдесят пять форм, но никто ещё не выполнил всех чрезвычайно жёстких требований, которые позволили бы столь скоростной проход. У подавляющего числа грешников уходило в три или четыре раза больше бланков, не считая тех, что отклонили за ошибки; тщательно подобранная команда административных бесов, которая проверяла, правильно ли заполнены документы, не любила ошибок и ластиков не выдавала.
* * *
Переступая через заполнителей бланков и не останавливаясь, чтобы извиниться, сквозь толпы бормочущих пробирался бледный человек. В Ад направлялся Йоханнес Кабал.
Светловолосый, худой, в возрасте около тридцати, но утратив весь присущий молодости пыл, Кабал в целом ничем бы не выделялся, если бы не его решительный вид, уверенное продвижение к будке и одежда.
— Смотри, куда прёшь! — рявкнул Аль Капоне, ломая голову над написанием слова «венерический», когда Кабал перешагнул через него. — Почему бы тебе просто не… — протест замер на его губах. — Эй… Эй! Этот парень не голый! У него есть одежда!
У этого парня действительно была одежда. Короткий чёрный сюртук, чёрная шляпа из мягкого фетра с широкими опущенными полями, чёрные брюки, чёрные туфли, белая рубашка и аккуратный чёрный галстук. На нём были тёмно-синие тонированные очки с боковыми щитками, а в руках — чёрный кожаный саквояж. Одежда не ахти какая, но всё-таки одежда.
Такое пустыня видела впервые. Проклятые расступались перед Кабалом, а он, казалось, принимал это как должное. Некоторые с волнением перешёптывались, уж не посланник ли это с Небес, и не настал ли уже конец света. Другие отмечали, что в Откровении нигде не упоминается человек в чёрной шляпе и практичной обуви.
Кабал подошёл прямо к двери привратника и постучал в закрытое окошко. Ожидая, пока кто-нибудь откроет, он глядел по сторонам, и проклятые ёжились под его бездушным и бесстрастным взглядом.
Окошко распахнулось.
— Чего надо? — рявкнул с другой стороны скользкий тип в бухгалтерском козырьке, человек по имени Артур Трабшоу.
Сартр сказал: «Ад — это другие». Судя по всему, Трабшоу — один из этих других. Работая клерком в пыльном банке в пыльном городишке в пыли Старого Запада, он провёл всю свою по-канцелярски точную и аккуратную жизнь. Он расставлял все точки над i и перечёркивал все t. Затем он раскладывал свои дебеты и свои кредиты на дебеты и кредиты, отдельно выписывал перечёркнутые t, записывал в форме таблицы i с точками напротив j с точками, перечёркивал все нули во избежание неточностей и отмечал процентные соотношения на заведённой им круговой диаграмме.
Жизни Артура Трабшоу, полной безнравственного процедурализма, внезапно пришёл конец, когда его застрелили во время ограбления банка. Его смерть не была героической — если только вы не считаете, что требовать у бандитов квитанцию в каком-то смысле достойно похвалы.
Даже в Аду он продолжал демонстрировать непоколебимую преданность всему незначительному, мелочному, до ужаса пустяковому — всему тому, что в первую очередь отравило ему душу и обрекло на муки. Учитывая такую страсть к порядку, Ад — прибежище хаоса — стал бы идеальным наказанием. Трабшоу, однако, расценил это как вызов.
Сначала демоны, назначенные мучить его, дьявольски смеялись над его потугами и с жадностью и нетерпением ожидали сладких соков, вытекающих из разбитых надежд. Потом они обнаружили, что пока смеялись, Трабшоу рационализировал их расписание пыток для максимальной пыточной эффективности, оптимизировал расписание для бесов и мимоходом навёл порядок в ящиках с нижним бельём демонических принцев и принцесс. В частности, была унижена Лилит.
Сатана ни за что не дал бы такому на удивление раздражающему таланту, и назначил Трабшоу привратником. Ад обзавёлся новым неофициальным кругом.
— Я хочу встретиться с Сатаной. Сейчас же. — У Кабала был резкий, слегка тевтонский акцент. — Встреча не назначена.
Трабшоу уже заметил одежду и перебирал возможные объяснения.
— И кто же ты такой? Архангел Гавриил? — предложение он начал как шутку, но изменил тон на середине. В конце концов, может, так оно и было.
— Меня зовут Йоханнес Кабал. И Сатана со мной встретится.
— Стало быть, никакая ты не важная персона?
Кабал одарил его тяжёлым взглядом.
— Не мне судить. Сейчас же открой дверь.
В одежде грешник или нет — Трабшоу решил, что находится, в конце концов, на своей территории. Он достал копию бланка АААА/342 и подвинул его в сторону Кабала.
— Тебе придётся заполнить вот это, мистер! — сказал он и позволил себе хихикнуть — ужасный звук, будто у механической игрушки кончился завод. Кабал просмотрел бланк и вернул его.
— Ты неправильно понял. Я не останусь. У меня деловой разговор. После этого я уйду.
Прозвучал приглушённый вздох заинтересовавшихся зрителей.
Трабшоу сощурил глаза.
— Думаешь, уйдёшь? А я вот думаю, нет. Это Ад, сынок. Нельзя шататься туда-сюда, как по танцплощадке. Ты мёртв и ты останешься. Так было всегда и будет сейчас, ясно?
Кабал долго на него смотрел. Затем он улыбнулся: как сырость расползается по стенам дома, так на его лице появлялась холодная, зловещая гримаса. Толпа резко притихла. Кабал наклонился к Трабшоу:
— Послушай, ты, жалкий человечишка… жалкий мёртвый человечишка. Ты совершаешь фундаментальную ошибку. Я не мёртв. Я как-то попробовал и мне не понравилось. Прямо сейчас, в эту самую секунду, когда я смотрю в твои колючие слезливые мёртвые глазёнки — я жив. Мой приход сюда с целью встретиться с этим жалким падшим ангелом — твоим боссом, создаёт огромные неудобства и влечёт за собой значительный перебой в моей работе. Сейчас же открой дверь, пока тебе не пришлось об этом пожалеть.
Все переключили внимание на Трабшоу. Дело принимало интересный оборот.
— Нет, мистер Модные Штаны, хоть ты и живой, я не собираюсь открывать дверь и жалеть об этом тоже не собираюсь. А знаешь, почему? Потому что, как ты верно заметил, несмотря на свои дурацкие очки, я мёртв и даже лучше, мне здесь платят. Моя работа — следить, чтобы люди заполняли бумаги. Все бумаги. Иначе они не смогут войти, а прямо сейчас, в эту самую секунду, это значит, что и ты, долговязый сукин сын, не войдёшь. Что теперь будешь делать? А?
В ответ Кабал поднёс сумку к окошку. Потом он осторожно открыл её и эффектным жестом фокусника извлёк череп.
Трабшоу на мгновение отшатнулся, но любопытство взяло верх.
— Что там у тебя такое, урод?
Ужасающая улыбка Кабала стала шире.
— Это твой череп, Трабшоу.
Трабшоу побледнел и уставился на него широко раскрытыми глазами.
— Я «позаимствовал» его на старом городском кладбище. Твоя смерть до сих пор у всех на устах, знаешь ли. Ты прямо-таки вошёл в местный фольклор.
— Я выполнял свои обязанности при любых обстоятельствах, — сказал Трабшоу, не в силах оторвать взгляд от черепа.
— О, да. Твоё имя живёт и поныне.
— Правда?
— Конечно, — Кабал выждал, пока чёрствое сердце Трабшоу начало переполняться сладкой гордостью, и добавил, — оно стало синонимом тупости.
Трабшоу моргнул, чары рассеялись.
— Да-да. Ну, а чего ты ожидал, если тебя убили из-за квитанции? Дети говорят своим товарищам: «Ты тупой как Трабшоу». Если речь зайдёт о ком-нибудь недалёком, их родители скажут: «Самый настоящий Трабшоу». Можно приобрести сувениры и всё такое. Полностью ручная работа.
Он улыбнулся, и на его лице впервые проскользнуло что-то вроде доброжелательности. Но, скорее всего, это была просто игра света.
Трабшоу был вне себя от ярости:
— И как ты вообще теперь собираешься пройти мимо меня, проклятый фриц? Ты меня по-настоящему разозлил. Клянусь, скорее Ад замёрзнет, чем я тебя пропущу!
Кабал сделал вид, что зевает:
— Твоя репутация вполне заслужена, Артур Трабшоу. Думаешь, я украл этот череп на память? Ты вообще знаешь кто я?
— Плевать я хотел на то, кто ты такой, мистер! Можешь взять свою сумку с костями и засунуть её прямо себе…
— Я Йоханнес Кабал. Некромант.
Вот теперь по обе стороны двери стало по-настоящему тихо. Слова достигли даже самых тёмных уголков. Трупы обмениваются сплетнями и слухами, они знают всё о некромантах — колдунах, которые используют мертвецов. Призраки боялись их, как дети боятся чудовища из шкафа.
— Теперь, Артур, твой выбор прост. Ты можешь открыть дверь и позволить мне войти. Или я могу вернуться назад в мир живых в самом что ни на есть отвратительном настроении, поднять тебя из этого места, запихнуть твою загубленную душу во что-нибудь похожее на тело и заставить желать смерти снова и снова. И так до бесконечности.
Кабал сдвинул на нос тонированные очки, демонстрируя жёсткий бесчувственный взгляд серых с голубыми крапинками глаз, свидетельствующий о стальном характере, и о том, как несладко придётся каждому, кто перейдёт ему дорогу, и Трабшоу понимал, что он говорит абсолютно серьёзно.
— Ну так что?
* * *
Верховный демон Астрепаг Бельфохур уже был в курсе того, что в Ад вторглись. Не нужно ли было ему, как генералу адских орд, что-нибудь по этому поводу предпринять? Разведать вражескую силу послали летающих дьяволов, но те быстро вернулись и несколько удручённо сообщили, что захватчики состояли из одного весьма раздражительного человека в тёмных очках. Заинтригованный генерал решил взять ситуацию в свои руки, когти и извивающиеся колючие щупальца.
Астрепаг Бельфохур — нагромождение подвижных неевклидовых углов, увенчанное черепом лошади в стилизованном под древнегреческий шлеме — с высоты своего гигантского роста взирал на наглого человека.
— Это Ад, — в третий раз пытался объяснить он. — Не проходной двор. Ты не можешь появиться и сказать: «Ой, я был тут неподалёку и подумал, загляну-ка я к Владыке поболтать». Так просто не делают.
— Не делают, — сказал возмутительный смертный. — Я и не делал. Всё было не так. Могу я теперь пройти?
— Нет, не можешь. Сатана — очень занят… прямо сейчас он очень занят. Он не может прерывать работу ради каждого Тома, Дика и Йоханнеса… — он сделал паузу для эффекта, но человек лишь посмотрел на него с вялым подобием жалости на лице, — …то есть Гарри, который является сюда и требует аудиенции.
— Да ну? — сказал Кабал. — Я и понятия не имел. Я думал, это будет событие незаурядное, даже уникальное, но ты, похоже, хочешь сказать, что такое случается постоянно. Всё ясно.
Астрепаг уже думал, как ловко он всё уладил, когда внезапно, Кабал указал пальцем прямо на него.
— Я объявляю тебя лжецом! — сказал он со злостью. — Я заявляю, что ты обманщик и лицемер, да при этом полный дилетант в обеих областях.
— Что? — возопил демон-генерал. — ЧТО? Ты, простой смертный, смеешь называть меня такими словами? — Жуткие углы развернулись, тьма вокруг него сгустилась. Он навис над ним кошмарной хищной птицей. — Я отделю твою плоть от скелета, а на пустых костях твоих сыграю погребальную песнь! Ибо аз есмь Астрепаг Бельфохур! Тёмный Генерал Адских Орд! Отец Разрушения! Похититель Невинности! Воззри на меня, смертный, и познай свою гибель!
Кабал же, заметил он, продолжая бушевать, выглядел спокойным. Подозрительно спокойным.
— Астрепаг Бельфохур, да? — сказал Кабал. — А не ты ли начинал свою карьеру как Растрепай Бедокур, Похититель Молока и Запутыватель Шнурков?
Эффект был подобен удару молнии. Астрепаг Бельфохур, словно карточная колода, в мгновение ока сложился и стал ростом с Кабала.
— Как ты об этом узнал? — тут же спросил он.
— Я некромант. Ты бы удивился, какие источники мы откапываем. Итак, либо я получаю аудиенцию у Сатаны, либо всем станут известны некоторые факты из биографии одного дьявольского генерала. Ну так что?
* * *
— Йоханнес Кабал. Йоханнес Кабал. Уверен, что знаю это имя.
Сатана был вообще-то рад тому, что кто-то отвлёк его от управления навеки проклятыми во всём их массовом однообразии. Он приготовился развлечься, отмахнувшись от Астрепага Бельфохура, который, стоя позади трона, смущённо пытался оправдываться. Трон можно было назвать троном только из-за его громадного размера; иначе говоря, это был просто большой каменный стул на краю скалистого полуострова, который тянулся к центру озера с кипящей лавой. В целом, это была не столько аудиенция, сколько беседа у домашнего очага.
Сатана с комфортом восседал на жёстком базальтовом троне. У него был огромный рост и элегантный вид. В угоду людям он выглядел точно так, как вы его и представляли. Один в один. Он щёлкнул пальцами.
— Ах, ну конечно. Некромант. Теперь я припоминаю. Полагаю, у тебя со мной договор.
Он сделал знак, и в его громадной руке появился демон-секретарша.
— Пройдись, пожалуйста, по контрактам и достань всё, что у нас есть на Йоханнеса Кабала.
Демон сделала пометку в жёлтом блокноте и растворилась в серном воздухе.
— Да, — ответил Кабал. — У тебя моя душа. Я бы хотел вернуть её.
Астрепаг Бельфохур с трудом подавил смех. Кабал посмотрел на него взглядом, от которого молоко киснет, и продолжил.
— Несколько лет назад я продал тебе свою душу. Что было ошибкой — её отсутствие оказалось невыносимым бременем. Поэтому я хотел бы её вернуть.
Астрепаг Бельфохур, издавал идиотские звуки, сдерживая хохот. Сатана усмирил его взглядом, после чего обратился к Кабалу.
— Так вот, видишь ли, Йоханнес, у нас небольшая проблема.
Секретарша приземлилась на небрежно раскрытую ладонь Сатаны, передала ему свёрнутый пергамент и исчезла. Сатана развернул его и прочитал, продолжая говорить.
— Понимаешь, как правило, души я не возвращаю. Так ведь запросто можно прецедент создать. Это, — он указал на пергамент пальцем, который венчал хорошо ухоженный ноготь размером с надгробие — совершенно стандартный контракт за исключением оговорки, что ты отдаёшь свою душу немедленно, и мне не приходится ждать твоей смерти или установленного срока — пункт Фауста, все дела. Судя по моим записям, это была твоя идея.
— Я полагал, что душа иррелевантна в моих исследованиях, и решил проверить, в чём эмпирическая разница между наличием и отсутствием души. На себе, так сказать. Я ошибался, веря в эту иррелевантность. Я больше не могу мириться с помехами, вызванными её потерей.
Астрепаг Бельфохур заинтересованно наклонился вперёд.
— Помехи? — спросил он. — Что ещё за помехи?
— Не валяй дурака, это твоих рук дело, — ответил Кабал, указывая на Сатану.
Сатана удивлённо ткнул себя в грудь.
— Моих?
— Постоянные препятствия. Глупые игры. Помехи. Ты прекрасно понимаешь, о чём я.
На краткий миг показалось, что нет. Затем его лицо прояснилось, и он кивнул.
— Твоя бездушность должно быть привлекает моих аватаров. Занятно.
Кабал, судя по его виду, ничего занятного в этом не находил.
— Особенно раздражает старикашка с большой бородой. Но это ещё не всё. Отсутствие души, как ни странно, приводит к аномальным результатам в моих экспериментах. Я не могу выполнить одну и ту же процедуру дважды в полной уверенности, что получу одинаковые результаты. Я потратил годы, пытаясь выяснить, в чём дело. Выяснив, я отправился сюда, чтобы всё исправить.
Это была правда, но не вся.
Как учёный, Кабал по мере возможности предпочитал работать с постоянными величинами. Бездушие, однако, оказалось фактором переменным, так как из-за него колебался процент погрешности в результатах исследований, тем самым делая их на сто процентов бесполезными. Разумно было оправдать просьбу придирчивостью учёного. Кабал мог с лёгкостью признать и выразить это.
Но было кое-что ещё. Причина более глубокая и чрезвычайно хорошо спрятанная. Учитывая легендарную способность Сатаны выведывать тайны, Кабал не мог позволить ему учуять даже намёка на истинную причину, поскольку знал, что Сатана будет носиться с ней как с писаной торбой. Кабал не собирался этого допустить; это было его личное дело. Так что он сосредоточился на научном и измеримом, стараясь, чтобы его голос не выдал ни крупицы этой большей правды.
Сатана изучал договор.
— Начнём с того, что ты продал душу, дабы постичь суть некромантии. Если и возвращать её, то в обмен на эту информацию. Такой оборот дела, наверное, сведёт на нет всю твою схему.
— Знания мне необходимы, — сказал Кабал. — Это не обсуждается.
Сатана улыбнулся.
— То-то и оно. Нельзя и рыбку съесть, и косточкой не подавиться, Йоханнес. Уж извини.
С минуту Кабал пристально смотрел на Сатану. Сатана всё улыбался, перебирал большими пальцами и ждал развития событий. Он не был разочарован.
— Я… — Кабал сделал паузу. Он как будто имел дело с чуждым ему понятием. — Я… — Он закашлялся. — Я заключу с тобой… пари. — Он запнулся, сомневаясь правильный ли термин использовал. — Полагаю, ты обладаешь репутацией любителя… пари. И я бы хотел его заключить.
Сатана подождал, но дальнейшего разъяснения не последовало. Наконец он наклонился вперёд и сказал:
— По рукам. Пари — это хорошо. Это я люблю. Что за пари?
Кабал был явно озадачен.
— Такого ты ещё не делал, да? Не беда, мне предложить что-то своё?
Тишина затянулась, и Кабал почувствовал себя неловко. Сатана насладился этим сполна и расценил молчание как знак согласия.
— Сейчас, как я уже сказал, я не могу начать возвращать души направо и налево, иначе этому не будет конца. Очередь из хнычущих, скулящих, воздевающих руки бездельников выстроится отсюда до Тартара, а мне и так этого хватает даже в лучшие времена. Поэтому, ты должен понимать, что будет нелегко. Pour decourager les autres. Улавливаешь суть?
— Я понимаю.
— Чудесно. Так вот, я предлагаю следующее: ты просто должен заменить свою душу в моей небольшой коллекции.
— Хочешь другую душу?
— В сто раз больше.
— В сто раз? — Число поразило Кабала. — В сто раз? Ты за кого меня принимаешь? За серийного убийцу?
— Ты не слушаешь, Йоханнес. Я хочу души, а не туши. Не мёртвых. Проклятых. Документы должны быть оформлены и доставлены честь по чести. Я обеспечу тебя бланками, и даже подписываться кровью необязательно. Хотя было бы неплохо, если бы кто-то время от времени прилагал усилие.
Кабал смотрел на пол в глубокой задумчивости. После минутного размышления он неохотно сказал:
— Полагаю, это возможно…
— И у тебя на это год.
Глаза Кабала сузились за очками.
— Год? Ты с ума сошёл? Это нереально.
— Ой, да ладно тебе, Йоханнес. Немного твоего красноречия, и люди не будут успевать подписываться под проклятием. Блестящие навыки общения, которые ты так долго оттачивал до совершенства…
— Сарказм тебе не к лицу, — произнёс Кабал, — я прибыл сюда, в надежде иметь дело со зрелой личностью, а вместо этого получаю лишь мелкое пренебрежение и бессмысленную прихоть. Всего хорошего.
— Пожалуй, в последнее время я действительно немного привередлив. Извини, Йоханнес, я не хотел задеть твою гордость. Честно, — сказал Сатана с выражением, свидетельствующим о том, что до гордости Кабала ему не было никакого дела. — Ты мне нравишься. Нужно быть очень храбрым, чтобы спуститься сюда, когда тебе это не особо нужно. И всё же, не хочу, чтобы ты ушёл отсюда в гневе, думая, что я тебя не выслушал. На самом деле, я даже помогу тебе достать сотню душ.
Черепу лошади довольно сложно поднять бровь, но одна из зияющих глазниц Астрепага Бельфохура как будто бы стала немного больше.
— Бельфохур, — сказал Сатана, — коробка с хламом всё ещё у тебя? — Пока генерал судорожно рылся в своих многомерных карманах, Сатана наклонился вперёд и доверительным тоном сказал: — Мы тут с генералом недавно проводили уборку… Ты даже не представляешь, сколько барахла скапливается, не успеешь и глазом моргнуть, как пора опять разгребать завалы. Нет покоя грешникам.
Астрепаг Бельфохур откуда-то вытащил обшарпанную коробку из-под чая и передал её хозяину. Сатана копался в ней и вздыхал.
— Не то, не то, не то. Почему мы не выкинули половину этой ерунды? Не то. — Затем он вытащил пачку бумаг из коробки и изучил надпись на первой. — Ничего себе, я совсем забыл о них. Что-нибудь из этого идеально подойдёт.
— Что это? — невольно поинтересовался Кабал.
— Йоханнес, тебе нравится ходить на ярмарки?
— Нет.
— Тогда это идеально подойдёт — ярмарки, балаганы, луна-парки и тому подобное. Я ко многому приложил руку за эти годы. Они просто великолепны. Видишь ли, в поисках удовольствия люди становятся беспечными. Только души собирать успевай. Великолепно. Не так популярны в наши дни, к сожалению, но в стиле им не откажешь. — Он открыл первую папку и начал читать записи. — Ярмарка Дарка и Кугера. К сожалению, нет. Этот проект свернули. — Он бросил её обратно в коробку и взялся за следующую. — Ярмарка «Всемирно известный Доктор Браун». Что вообще с ней стало? А с ним? — Он прочитал немного дальше. — Ну надо же. Как неприятно.
— Что-то твои слова не прибавляют мне энтузиазма, — сказал Кабал.
Сатана не слушал, он уже перешёл к следующей папке.
— «Сад пыток доктора Диаболо». — Он гордо улыбнулся. — Потрясающий успех. Мы предоставили ему лицензию.
Кабалу это показалось удачным развитием дела.
— Итак… я буду?..
— Нет, не будешь, — сказал Сатана. — Это было бы слишком легко. Пари — это тебе не по парку гулять. Его должно быть трудно выполнить.
Он бросил папку обратно в коробку. У него осталась последняя пачка документов. Он взял верхний лист и прочитал вслух.
— График предварительной подготовки. Проект «Ярмарка Раздора». — Он посмотрел несколько других листов. — Предложен Левиафаном, поддержан Ваалберитом. Это что-то новенькое, да, Астрепаг? В первый раз он с чем-то соглашается. Ах, вот почему. Функция: склонять к соперничеству, богохульству, ссорам и душегубству. Неудивительно, только Ваалбериту могло прийти в голову, что люди ходят на ярмарки, чтобы ввязаться в хорошую потасовку, поплевать на Библию, а затем поубивать друг друга. Неудивительно, что проект свернули. К остальному приложил лапы Левиафан. И правда, сделано очень профессионально. Если этим займётся подходящий человек, она может стать очередной машиной для похищения душ. — Он посмотрел на Кабала. — Как тебе, Йоханнес? Подойдёшь, как думаешь?
— Я не особенно весёлый… — начал Кабал.
— Да ладно, правда что ли? — абсолютно невинно сказал Сатана.
— … я не знаком с «ярмарочным» бизнесом и я едва ли общителен. Откровенно говоря, считаю, что твоя задача поставлена не совсем справедливо.
Довольно долго было тихо. Периоды добродушия Сатаны — как и у многих управленцев — длились вплоть до момента, пока ему не возражали. Он чудовищно нахмурился, улыбка спала с его лица, словно смазанная жиром свинья с церковной крыши. Быстро, в течение нескольких секунд, озеро лавы охладилось. Пылающая красная скала поменяла цвет сначала на грязно-серый, потом на чёрный. Стало заметно холоднее. На каменных стенах начал появляться иней.
— Не совсем справедливо, — повторил Сатана. От весёлого и общительного парня не осталось и следа. — Не совсем справедливо? — Это уже был не его голос, а глас самой Преисподней: словно вендиго, дух зимы, вставший на коньки, по огромной пещере пронёсся гулкий вопль, преисполненный ледяной злобы. — Я Сатана, также именуемый Люцифером Носителем Света…
Кабал поморщился. И почему эти дьяволы всегда норовили выложить всю свою фамильную историю?
— Я был низвергнут самим Господом в эту тёмную, серную яму и осуждён провести здесь вечность…
— Ты пробовал просить прощения? — перебил его Кабал.
— Конечно нет! Меня отправили сюда из-за греха гордыни. Так что если бы я сказал «прости», это скорее подорвало бы мой авторитет.
— У меня тоже есть гордость. И всё же ты настаиваешь на том, чтобы отослать меня с этим жалким поручением, будто я циркач какой. Где тут справедливость?
Сатана откинулся на троне и понизил голос, словно беседа ему наскучила.
— Поищи как-нибудь слово «Сатана» в словаре, смертный. Ты найдёшь такие термины, как «первородное зло», «воплощённый порок» и «прародитель греха». Если ты найдёшь там «хороший мужик», «славный малый» и «олицетворение справедливости», то я бы посоветовал тебе купить другой словарь. Ты принимаешь сделку?
Кабал размышлял.
— Сто душ?
— Да.
— Один год? До полуночи следующей Вальпургиевой ночи?
Сатана тяжело вздохнул.
— А что, сегодня Вальпургиева ночь? Так и знал, что что-то забыл. Предполагается, я сейчас по ту сторону границы резвлюсь с ведьмами. — Он свирепо скривил губы. — В этом году меня и правда нельзя беспокоить; пусть мои аватары уладят дело. Так что ты там говорил? Ах, да. До следующей Вальпургиевой ночи, верно.
— И я получу ярмарку в помощь?
— Именно так.
— Что если я не справлюсь?
— Меня это не очень волнует. Думаю, я мог бы, — он огляделся в поисках вдохновения, — забрать твою жизнь. Мне кажется, что это вполне справедливо. По моим меркам.
Кабал сомневался.
— Другой сделки ты не получишь, Йоханнес Кабал, соглашайся или уходи.
Лёд на замёрзшем озере медленно таял по мере того, как оно вновь начало нагреваться. Кабал смотрел по сторонам, обдумывая решение. Если он не примет пари, его исследования будут бесполезны. Даже хуже, если по счастливой случайности, несмотря на отсутствие души, он всё же преуспеет, они потеряют всякий смысл. Если он примет пари и проиграет, всё закончится тем, что он веки вечные будет подвергаться мучениям, которые выдумал какой-то полоумный средневековый монах.
Он цокнул языком. Получается, и выбора никакого нет. Он кивнул.
— Я принимаю твоё предложение.
Он понятия не имел, с чего бы людям хотеть впустую тратить своё время и деньги на ярмарке, когда они могли бы заниматься чем-то важным, но он был уверен, что как только возьмётся за дело, у него получится мысленно опуститься до этого уровня.
— Хорошо. Великолепно.
Сатана бросил толстую папку Кабалу, который с трудом избежал сотрясения мозга.
— Вот тебе ярмарка, вот тебе бюджет.
Он сжал руку в кулак, его ногти впились в плоть. Капля чёрной крови упала на пол и приобрела форму блестящей холодной сферы размером с медицинский мяч.
— А вот тебе год.
Он щёлкнул пальцами другой руки, и появились песочные часы. Он перевернул их и поставил перед Кабалом.
— Пользуйся. Теперь кыш! Ты мне надоел.
— Подожди, — сказал Кабал. Подозрение, что не всё так гладко, переросло в уверенность. Он указал на сферу. — Что значит «бюджет»?
— Ярмарку Раздора так и не сдали в эксплуатацию. Все материалы были выделены, но персоналом она укомплектована не была. Всё в этой папке. Этот шар крови — моя дьявольская сила и власть. Каждый раз, когда ты будешь взывать к ним, шар будет уменьшаться. Используй его мудро, Йоханнес Кабал. А теперь — сказал он в заключение — приём окончен.
Он снова щёлкнул пальцами, и Кабал внезапно оказался в другом месте.