«Помни. Помни», — снова и снова повторяла бабушка, больно сжимая мою руку. Ее слова терялись в грохоте проходящего поезда. Это был казавшийся мне бесконечным состав с теплушками, в раскрытых дверях стояли и сидели люди в солдатской форме. Они нам что-то кричали, махали руками и пролетали мимо. Куда — я тогда уже знала: на фронт, на войну.

Потом мы шли с бабушкой домой вдоль путей. Наш дом находился совсем недалеко от станции, но мы шли долго. Часто останавливались, провожая проходящие поезда. Какой из них увез моего отца — я не знаю.

Не помню и того, как прощались с ним в этой сутолоке: очень много людей, детей, крик, шум, плач. Мне было тогда три года два месяца шестнадцать дней, а бабушке — сорок шесть лет.

Моя мать умерла, когда я родилась. Бабушка стала для меня и матерью, и другом. Вдова царского офицера, своего сына — моего отца — она воспитала одна, дала ему образование, пережила трагедию раскулачивания. Красивая, строгая, сдержанная, даже жесткая, она чем-то притягивала к себе людей. Особенно тянулись к ней женщины — со своими бедами и радостями, за советом и просто поделиться. Она умела понять всех. Ее любили и побаивались.

«Помни. Помни», — твердила бабушка, словно зная, что я больше никогда не увижу своего, отца и слова «круглая сирота» станут моими навсегда.

Это было 23 июня 1941 года. С этого дня бабушкины черные косы стали седыми.

Помню. Я все помню.